) Мне думается, что после этого у иностранцев могло даже создаться впечатление, что на Дону настроение монархическое, но я бы сказал, это не совсем отвечало действительности.

326

же и на море осуществилось единое командование под победным вымпелом английского флота. И мы уверены, что все русские, любящие Родину, последуют за союзниками по этой дороге и что скоро мы увидим, как против врага встанет единый русский фронт. Это две победоносные сестры: благородная и блестящая Донская армия и бесстрашная - Добровольческая, которые проливали и продолжают лить кровь за спасение общей родины и одержавшие уже столько блестящих побед, станут непобедимыми, когда тесно объединенные, образуя гранитный блок, они кинутся на врага. Вот в этой-то надежде я и поднимаю стакан: за доблестную армию Донских казаков, за ближайшее возрождение России" 252).

Затем следовали тосты за английского короля Георга V, французского президента Раймонда Пуанкарэ, Добровольческую армию, Кубанцев, Астраханское войско и ответные речи присутствующих здесь их представителей. А старейший в Донском войске ген. А. Жеребков поднял бокал за доблестного Донского Атамана ген. П. Н. Краснова. Крики "ура" и буря долго несмолкаемой овации сопровождали этот тост.

По окончании обеда гостям было предложено кофе, а Войсковой хор исполнил казачьи песни. И только поздно ночью гости разъехались, унося с собой чувство благодарности за радушное казачье гостеприимство.

26 ноября в здании Областного Правления приехавших офицеров чествовала комиссия Законодательных предположений Большого Войскового Круга во главе с председателем Круга В. Харламовым. Обед этот не был так торжественно и блестяще обставлен, как Атаманский. Скорее он был демократичен. Наряду с блестящими мундирами, фраками и смокингами пестрели простые рубашки-косоворотки представителей черноземной части Круга. Однако оживление было общее.

От имени Войскового Круга гостей поздравил председатель Круга В. Харламов, пригласивший всех присутствующих почтить прежде всего память тех, кто отдал свою жизнь за честь и защиту Родины, в частности -- донских казаков. Все встали, а хор исполнил "Вечную память". Затем В. Харламов пространно изложил все этапы тяжелых испытаний, пережитых казачеством, особенно подчеркнув, что оно оказалось подготовленным к восприятию свободы и не уподобилось рабу сорвавшемуся с цепи, что казачество сумело сочетать блага свободы с порядком и законностью. Далее оратор отметил демократичность казачества, его внутреннюю дисциплину, патриотичность и тесную спайку, указав, что казачество подлинно государственный элемент -- краеугольный камень новой свободной России, и подчеркнул, что казаки желают жить свободными в свободном государстве Российском. Свою речь В. Харламов закончил здравицей в честь гостей и заявлением, что казачество уверено в помощи, которую ему окажут наши доблестные союзники.

232) Донские Ведомости, от 27 ноября (10 декабря) 1918 года. При оценке речей Французских и английских офицеров надо иметь в виду, что главы союзных военных миссий находились тогда в Екатеринодаре при ставке ген. Деникина и прибывшие в Новочеркасск иностранные офицеры уже получили от них соответствующие инструкции, как они должны себя держать и что говорить.

327

После председателя Круга гостей приветствовал Донской Атаман, а затем ряд ораторов -- членов Войскового Круга, представителей Кубани, Добровольческой армии и другие.

На эти многочисленные приветствия отвечали капитаны Бонд и Ошэн. Они подчеркивали заслуги России и обещали немедленно сообщить своим правительствам о высоком патриотизме казаков, о блестящей Молодой Донской армии, о нуждах Войска и заверяли в скорой помощи союзников.

Думаю, что никогда телеграф не работал так напряженно, как в этот день. Депутаты Круга день и ночь висели на аппаратах, спеша передать в станицы и на фронт свои впечатления от встречи с представителями союзников и каждое слово, сказанное ими.

Ввиду праздника Св. Георгия Победоносца 26 ноября, в этот день в Новочеркасск съехалось на традиционный парад и обед большое количество Георгиевских кавалеров. Многие из них на другой же день отправились по своим местам, часть прямо на боевые позиции. В свою очередь и они понесли с собой радостную весть -- о близкой помощи союзников.

27 ноября иностранные гости осмотрели офицерскую школу, военное училище, Донской кадетский корпус, Мариинский институт и 1-ое Реальное училище. Всюду их торжественно встречали и всюду они поражались образцовым порядком, продуманностью и налаженностью всего дела. Официальная часть Новочеркасского церемониала в честь союзных представителей закончилась роскошным раутом, после которого в 12 часов ночи они, вместе с Атаманом, поехали на позиции.

По пути, на ст. Кантемировка, Атаман представил их командующему Южной армией ген. Н. Иванову. Они осмотрели его войска, а затем поехали на северный фронт в Воронежскую губернию, где в станицах, слободах и селах их радостно и сердечно встречали казачьи и крестьянские депутации. То что они увидели в тылу и на фронте произвело на них глубокое впечатление. Они воочию убедились, что борьба Дона с большевиками приобрела чрезвычайно страшный и суровый характер и что напряжение казачества дошло до предела.

Вернувшись с фронта, гости побывали еще на Русско-Балтийском заводе в Таганроге, работавшем на оборону. После этого они оставили Новочеркасск и отправились на свои миноносцы. Только капитаны Бонд и Ошэн, снабженные необходимыми материалами, сводками, схемами и подробными сведения о том, что нужно Войску и что оно взамен этого может дать, поехали в Екатеринодар для личного доклада главам военных миссий, английскому генералу Пуль и французскому капитану Фукэ, о положении на Дону.

На основании личных наблюдений и разговоров с союзными офицерами, посетившими Войско, могу сказать, что уезжая с Дона они увозили с собой не только светлые воспоминания о широком казачьем радушии, но и твердое убеждение в неправдоподобности слухов, распускаемых противниками Донского Атамана о Войске. Во всем, даже в мелочах, они видели порядок, стройную систему, продуманность и, главное, жизненные и прочные основы, на которых покоилось Донское Войско, как временное самостоятельное государственное образование.

328

Посещение союзными офицерами Войска имело огромное моральное значение. Возможность получить помощь стала как-то ближе. Крепла вера и надежда в них и это вдохнуло в души усталых и измученных донцов новую силу, бодрость и новую веру в конечную победу над большевиками. Но время шло, а помощи не было.

Главы иностранных военных миссий продолжали оставаться в Екатеринодаре. Под влиянием кругов Добровольческой армии, они заочно составили о Войске мнение далеко не в пользу последнего, а к докладам капитанов Бонда и Ошэна отнеслись весьма скептически.

Между тем, военная обстановка на Донском фронте осложнилась. На севере Области завязались ожесточенные бои. Пользуясь громадным превосходствам в силах, противник повел концентрическое наступление против войск Хоперского округа, а также и на фронте всей западной границы. По-видимому большевики намеревались отрезать весь север Области, прервав одновременно и железнодорожную магистраль Новочеркасск -- Лиски. Особенно стремителен был натиск красных с севера. Удачным маневром донцов, усиленных частями Усть-Медведицкого района, большевистская группа изменника Миронова, докатившаяся до ст. Филоново на железнодорожной линии Поворино -- Царицын, была охвачена полукольцом и к концу ноября отброшена к границе Области.

Для восстановления положения во всем Хоперском районе и овладения г. Борисоглебском и ст. Поворино, Донское командование использовало сосредоточенный у г. Новохоперска отряд ген. Гусельщикова из войск, оперировавших в Воронежской губернии. С помощью названного отряда удалось овладеть г. Борисоглебском, ст. Поворино и восстановить равновесие на севере. Эта операция дала нам большое количество пленных и огромные трофеи. Однако ослабление войск, находившихся в Воронежской губернии, во имя спасения родного Хоперского округа, привело к потере Лисок и части Воронежской губернии.

Одновременно красные, сосредоточив большие силы в Харьковской и Екатеринославской губерниях, перешли в наступление с целью овладеть железнодорожными узлами Миллерово, Лихая, Зверево и Дебальцево. Для противника условия борьбы на этом фронте были крайне благоприятны. Район, густо покрытый железными дорогами, подходившими к границе Области, изобиловал рабочими-шахтерами. Встревоженные широкими обещаниями большевиков и не изжив первоначальной стадии революционных вожделений, они враждебно относились к казакам и явно содействовали большевикам. Шахтеры скрывали большевиков у себя, помогали им, сообщая в стан красных о расположении и всех передвижениях казачьих отрядов. Порча железнодорожных линий и крушения поездов сделались явлением обыденным. Часто отряд большевиков, окруженный казаками, распылялся, находя приют у населения и пряча оружие в глубоких тайниках подземных шахт. Пои продвижении донцов вперед красные быстро вооружались вновь, нападали с тыла, взрывали пути, грабили наши транспорты, нарушали подвоз, т. е. действовали по-партизански и были неуловимы. Казачьи отряды, выдвинувшиеся за границу Области, очутились окруженными со всех сторон видимым, а чаще скрытым и мало уязвимым противником. Тем не менее, несмотря на все эти неблагоприятные обстоятельства, напряженными и упорными боями в

329

приграничной полосе нового (западного) фронта, наступление красных повсюду было отбито. Все попытки противника проникнуть частично на Дон были безуспешны и пределы Области остались неприкосновенными. Войска Молодой (Постоянной) армии блестяще сдали свой первый экзамен.

Не так благоприятно разрешились события в Воронежской губернии. Здесь Советское правительство, ведя операции, одновременно подготовляло себе победу на фронте и усиленной агитацией в тылу Донских войск. К сожалению, не все Донские части смогли противодействовать большевистскому яду. Соблазнительные обещания "социалистического рая" нашли малодушных и доверчивых. Преступное семя, искусно брошенное советскими агитаторами, взошло и скоро дало ужасные плоды в виде войсковых митингов и отказа от исполнения боевых приказаний.

Расположение частей Донской армии вне пределов Области, их малочисленность, крестьянское население района, в значительной части сочувствовавшее большевизму, весьма заманчивые заверения советских агентов не переходить границу Области и прекратить войну, как только казаки разойдутся по домам, страшное переутомление казачества, огромный некомплект командного состава, недостаток технических средств и теплой одежды и, наконец, постепенное разочарование казачества в помощи союзников, -- вот те обстоятельства, которые способствовали расстройству войск северного Донского фронта, начавшемуся в декабре месяце в пределах Воронежской губернии.

А между тем народная молва несла слухи, будто бы союзные войска высаживаются в Одессе, Севастополе, Батуме... что часть их уже прибыла в Новороссийск и что цветные дивизии союзников идут на помощь Дону... Но на Донском фронте все оставалось без перемен. Шли те же упорные бои, так же храбро отбивались от красных казаки и так же были одиноки. А за пределами Тихого Дона висела мрачная туча человеческой злобы и одичания. Медленно приближалась она к широким, вольным степям, неся с собой страшную месть разорения, голода и насилия. И то, что не могли сделать большевики силой оружия -- победить, они сделали тем, что потрясли усталый дух донских казаков и влили в него яд сомнения и недоверия. Сначала тихим шепотом, потом открыто в прокламациях и листовках, стали писать казакам, что они обмануты, что никаких союзников нет, что союзники идут не с казаками, а против них, поддерживая большевиков... И стал падать дух измученных бойцов и началась измена... Вначале были колебания в отдельных частях, причем одна часть перешла на сторону красных 253). Произошел прорыв фронта, соседние части смутились и отступили. В конце декабря несчастная мысль пришла в голову Вешенцам 254), Мигулинцам и Казанцам бросить позиции, пойти к красным и сговориться с ними заключить самовольный мир. Мир на основании самоопределения народностей, мир без аннексий и контрибуций, о чем так много говорили большевики, постоянно повторяя, что они -- друзья народа. Все шло гладко. Все обещали юркие молодые люди с драгоценными перстнями на холеных пальцах, выдававшие себя

253) Офицеров не тронули, но принудили разойтись по домам.

254) Верхне-Донской полк.

330

за трудовой народ. Обещали границу не переходить, казаков не трогать, приглашали жить в мире, перековав винтовки на плуги. Поверили этим обещаниям казаки названных станиц и разошлись по домам. Позорный пример частей, забывших свой долг перед Родиной, нашел себе подражателей... А через два-три дня в станицах появились красные и начали свою дикую расправу. Стали вывозить хлеб, угонять скот из станиц, убивать непокорных стариков, насиловать женщин. В том месте, откуда ушли казаки с фронта, осталась пустота и в нее стали спокойно вливаться полки и батареи красных. Верные долгу и казачьей присяге Войску, группы отдельных казаков пытались противодействовать, но дезорганизованные событиями, быстро рассеивались противником. Почти без боя, пало несколько казачьих станиц. К концу декабря, была очищена не только вся Воронежская губерния, но и на Донском фронте образовался значительный прорыв, что поставило мужественных Хоперцев, храбро отстаивавших свой округ, в тяжелое положение, ибо противник грозил выйти в глубокий их тыл.

Учитывая создавшееся положение на фронте и полагая, что от глав иностранных миссий, сидевших в Екатеринодаре и не желавших приезжать в Новочеркасск, зависит помощь Войску, Атаман написал английскому ген. Пуль письмо. Он просил его не верить ложным слухам, а приехать на Дон и лично проверить положение. В этом же письме Атаман откровенно высказывал свое мнение о ген. Деникине. Он подчеркивал желательность объединения антибольшевистских сил, действующих на юге России, кем-либо из популярных русских генералов, но только не ген. Деникиным.

На следующий день 7-го декабря 1918 г. ген. Пуль ответил Атаману следующим письмом:

Ваше письмо от 6/19 декабря лично передано мне есаулом Кульгавовым. Я должен поблагодарить Вас за то, что Вы так полно и откровенно высказали Ваши взгляды, хотя я очень сожалею, что они не гармонируют с моими собственными по вопросу о назначении генералиссимуса, долженствующего командовать всеми русским армиями, действующими против большевиков. Я постараюсь ответить одинаково откровенно. Я осмелюсь указать Вашему Превосходительству, что я считаю вопрос назначения главнокомандующего пунктом, о котором следовало бы сперва посоветоваться с союзниками, так как я вынес впечатление из Вашего письма, что Вы считаете, что только с союзной помощью и союзным снабжением Вы сможете наступать, или даже удержать занятое Вами. Инструкции от моего правительства указали мне войти в связь с ген. Деникиным, представителем в Британском мнении Русских армий, действующих против большевиков. Поэтому я сожалею, что для меня невозможно обдумывать признание какого-либо другого офицера таковым представителем. Я вполне отдаю себе отчет в той великолепной работе, которую Ваше Превосходительство так искусно выполнило с донскими казаками и я осмелюсь поздравить Ваше Превосходительство по случаю Ваших блистательных побед. Я надеюсь, что Ваше Превосходительство теперь покажете себя не только великим солдатом, но и великим патриотом. Если я буду вынужден вернуться и доложить моему Правительству, что между русскими генералами существует взаимная зависть и недоверие, это произведет самое болезненное впечатление и безусловно

331

уменьшит шансы того, что союзники окажут какую-либо помощь. Я предпочел бы донести, что, Ваше Превосходительство, показали себя настолько великим патриотом, что согласились даже подчинить Ваши собственные желания общему благу России и согласились служить под командой ген. Деникина. Как я уже устно уведомил князя Тундутова, я буду рад встретиться с Вашим Превосходительством неофициально и обсудить весь вопрос, в случае, если Вы этого пожелаете и я не думаю, что мы не придем к удовлетворительному разрешению этого вопроса. На это свидание, я привез бы с собой ген. Драгомирова из штаба ген. Деникина. Имею честь быть Вашего Превосходительства покорным слугой Ф. С. Пуль, генерал-майор. К-ий Британской миссии на Кавказе".

Ответ ген. Пуля, как видит читатель, далеко не пропитан чувством дружеского расположения к ген. Краснову, скорее в нем сквозит неприязнь, смешанная с иронией. В чем же искать разгадку такого отношения? Надо знать, что прибыв в Россию, ген. Пуль засел в Екатеринодаре, откуда события на юге и взаимоотношения между Доном и Добровольческой армией, расценивались через призму ставки Добровольческой армии. Оппозиция Донскому Правительству тогда уже прочно обосновалась в Екатеринодаре, т. е. в том месте, где плелись политические интриги против главы Дона, где культивировались и процветали тыловая спекуляция, взяточничество, где вся атмосфера была заражена эпидемией морального распада, расплывавшегося во все стороны, захлестнувшего Добровольческую армию и угрожавшего уже Дону. Под флагом ставки Добровольческой армии, внутренние враги Дона, делали все, чтобы унизить Донского Атамана и очернить его перед союзниками. Особенно усердствовала Екатеринодарская пресса. Мне постоянно приходилось выслушивать недоумения и даже жалобы на строгость нашей цензуры на Дону, не допускавшей никогда и ничего против Добровольческой армии, в то время, как Екатеринодарская печать пестрела выпадами против Донского командования вообще и в частности Атамана. Еще на совещании в г. Екатеринодаре 13-го ноября, я настойчиво просил генералов Романовского и А. Драгомирова прекратить газетную травлю Войска. В противном случае, я угрожал им, дать такую же свободу и Донской печати. В результате будет взаимное обливание грязью, но кому это нужно -- спросил я. Ген. Романовский обещал принять меры. Что же касается ген. А. Драгомирова, то он сначала все отрицал и даже возмущался, утверждая, что я клевещу на Екатеринодарскую прессу. Но когда я привел ему несколько конкретных примеров, подтвердив их документальными данными, он наивно заявил, что в Екатеринодаре -- свобода печати (весьма однобокая, в таком случае -- заметил я) и он не в силах на нее повлиять.

В общем, яростные нападки на Дон продолжались, роняя Войско в глазах иностранцев и подрывая авторитет власти. Верхи Добровольческой армии, как и надо было ожидать, больше всего кичились кристальной чистотой их армии в отношении союзников, а Дон упрекали в соглашательстве с немцами, называя нашу ориентацию "германской". Это был тот главный козырь, лейтмотив, с которым носились по Гоголевски, как дурак с писаной торбой. О том, что Дон помогал Добровольческой армии, конечно, упорно замалчивали, старательно же-

332

лая скрыть, что боевые припасы, бравшиеся ими от Войска Донского, зачастую были немецкие. Дон, державший на своих плечах глазную тяжесть борьбы с Советской властью, ставился теперь в положение великого грешника, пятнался самостийничеством, заливался грязью и в строгом покаянии должен был искать искупления в содеянных прегрешениях. А тягчайший его грех был лишь тот, что когда вся Россия жила под пятой большевизма, он этой власти не признал, восстал, сбросил ненавистные советские оковы и начал кровавую борьбу с насильниками. Как на острове, окруженные со всех сторон озверелыми бандами красных, безоружные Донские казаки, отстаивая свои права, брали оружие и боевые припасы там, где могли их найти и, доставая их, братски делились ими со всеми.

И дезертиры с Дона, и генералы "не у дел", и общественные деятели, мечтавшие о министерских портфелях на Дону, и другие обиженные и обойденные по мотивам личного порядка, -- все тогда яростно ополчились против Донской власти. И если их поведению можно было дать хоть какое-либо объяснение, то никак нельзя было подыскать таковое поведению высших кругов Добровольческой армии. Ведь руководители последней отлично знали, что и возникновением и существованием своей армии, они были обязаны исключительно Дону и Атаману, сумевшему очистить Дон от большевиков и во всем богато помогавшему Добровольческой армии. В своем злобном порыве унизить Дон и поставить Донскую власть в зависимое положение от ген. Деникина, ставка Добровольческой армии настойчиво отговаривала ген. Пуля от посещения Войска Донского. Однако, настояния Донского Атамана, в конце концов, все же увенчались успехом Свидание его с ген. Пуль состоялось на ст. Кущевка 13 декабря 1918 года. Поведение английского представителя в начале этого свидания ярко подтвердило насколько он был настроен против Дона и Атамана.

Помню холодное, неприветливое декабрьское утро, когда наш поезд, почти одновременно с добровольческим, прибыл на ст. Кущевка. Через несколько минут к Атаману пришел ген. А. Драгомиров. После обычного приветствия, он заявил, что разговор ген. Краснова с ген. Пуль может состояться лишь в поезде Добровольческой армии, ибо Донской Атаман находится на территории последней "за границей" Войска Донского 255). Это заявление ген. Краснову не понравилось. Однако, не желая вступать в дебаты по этому вопросу с ген. Драгомировым, но соблюдая форму, Атаман, после ухода ген. Драгомирова, тотчас отдал ему ответный визит. Вернулся ген. Краснов видимо не в духе. А в это время, ген. Пуль сидел в своем вагоне, упорно не желая сделать визит Атаману. Разговор у нас не клеился, а ожидание становилось все более и более тягостным. Мы не знали что предпринять, как поступить, если бы в этот момент не появился английский полк Кис, помощник ген. Пуля. Атаман принял его, я бы сказал, не только холодно, официально, но даже сурово. В повышенном тоне через переводчика он резко указал полк. Кису, что он прибыл на ст. Кущевку, как Донской Атаман - глава пятимиллионного свободного

255) Так говорил и устанавливал "границы" помощник главнокомандующего той армии, которая на своих знаменах имела: "Единую, Великую, Неделимую" и который обычно восставал против "самостийности".

333

населения, вести переговоры с ген. Пуль, а не с ним -- полк. Кис, почему и требует к себе должного уважения, считая, что ген. Пуль обязан к нему явиться, а он немедленно ответит ему визитом. Редко когда Краснов был в таком раздраженном состоянии, как было тогда, когда он стуча по столу, говорил с Кисом. Последний ушел крайне обиженным. Обратившись к нам (командующему армиями и ко мне) Атаман сказал, примерно следующее: "Вот вы сами видите, Пуль разговаривать не желает, посылает вместо себя Киса, рассуждающего как гимназист. И вас я оторвал от дела и сам теряю время, а толку, думаю, никакого не будет". Затем обратясь ко мне добавил: "Иван Алексеевич, прикажите прицепить паровоз к поезду, -- надо ехать домой".

Я ответил -- хорошо -- и вышел на перрон. Подозвав к себе коменданта поезда, я приказал ему подготовить поезд к отправке на Новочеркасск, но без моего разрешения ни в коем случае его не отправлять, меня искать, но "не находить", до тех пор, пока я сам не явлюсь. Отдавая такое распоряжение, я стремился выиграть время, имея смутную надежду, что быть может страсти утихнут и мы найдем какой-либо способ выйти из создавшегося положения. Около поезда на перроне я встретил ген. М. Свечина, приехавшего с нами, и ему рассказал все, чему был лично свидетель. Из разговора с ним я узнал, что переводчиком при ген. Пуль состоит полковник Звегинцев -- его личный приятель, почему у нас возникла мысль попробовать в порядке частном через полк. Звегинцева уломать ген. Пуль пойти на уступки и явиться к Атаману. Начатые в этом направлении переговоры с полк. Звегинцевым, вскоре увенчались успехом. Возможно и то, что на Пуля подействовала угроза ген. Краснова немедленно уехать, почему он и стал несколько податливее. Во всяком случае, важно то, что цель была достигнута. Нам сообщили, что ген. Пуль ничего не имеет против делового свидания у Атамана, но ставит условием, чтобы обед состоялся в поезде Добровольческой армии. Против этого, конечно, возражений быть не могло. Я был крайне обрадован, когда, наконец, увидел ген. Пуля, входящим в вагон Атамана. Только примерно через час, как начался разговор его с Атаманом, в вагон вошел я и был Красновым представлен ген. Пуль. Последний произвел на меня на редкость хорошее впечатление. Никакой неприязни у него к Атаману я не заметил. Наоборот, казалось, что он поддерживает ген. Краснова, всецело разделяя наши планы на борьбу с большевиками и оспаривая мнение уже присутствовавшего здесь и ген. С. Драгомирова. Трезвой оценкой событий, логикой и обоснованным изложением настоящего военного момента, а также целесообразностью способов дальнейшей борьбы с Советской властью, -- Атаман сумел расположить к себе ген. Пуля.

Когда был поднят вопрос о подчинении ген. Деникину не только армии, но и Войска с его населением и средствами, ген. Краснов ответил на это категорическим отказом. Он заявил, что Донская армия может подчиниться ген. Деникину, но только как самостоятельная и через Атамана. Идти на большее подчинение Краснов противился. И не только оттого, что условия на Дону и психология казачьей массы не допускали этого, или, что мелочность характера ген. Деникина, его высокомерность и резкая прямолинейность, переходившая за-

334

частую в неуместную властность 256), оттолкнули от него Донское командование, но еще и потому, что ни Донской Атаман, ни Донское командование не считали ген. Деникина талантливым организатором, способным улучшить положение, а скорее его ухудшить. Передать всецело в руки ген. Деникина хрупкий Донской организм, по мнению ген. Краснова, было равносильно развалить все то, что с такими нечеловеческими усилиями было сделано. Свои опасения он основывал на сравнении организации Донской и Добровольческой армий и методов борьбы, применяемых каждой. Действительно, за короткий, сравнительно срок, Дон был очищен от большевиков, армия, реорганизованная на основе точных штатов в стройную систему, успешно выдерживала натиск нескольких многотысячных советских армий. Уничтожена была партизанщина, а взамен создана образцовая Молодая армия и введены уставы. Несмотря на тяготу военной службы. Дон процветал. Использованы были все производительные силы Края и борьба с большевиками приобрела народный характер. Между тем, за тот же период, Добровольческая армия не смогла еще отрешиться от партизанщины, имела по-прежнему чрезвычайно пестрые полки, как по количеству, так и по составу, включительно до чисто офицерских, что борьбе с большевиками в известной степени придавало характер классовый. Все еще не было определенной системы и во многом проглядывала импровизация. В некоторых частях (Шкуро, Покровский) бывали грабежи, причем ставка Добровольческой армии на это явление закрывала глаза. Но особенно пышно процветал тыл Добровольцев. Там нашла приют целая армия каких-то таинственных личностей, подвизавшихся на почве чудовищной спекуляции, шантажа, политической игры и личной наживы.

Каждому кто был в Новочеркасске и Екатеринодаре бросался в глаза резкий контраст существовавший между этими городами. Хотя ген. Деникин и Новочеркасску приписывает все отрицательные стороны тылового города 257), но это, надо полагать, происходит лишь потому, что сам он в этот период ни разу не был в Новочеркасске и пишет о том, чего сам не видел 258).

Столь же ошибочно характеризует ген. Деникин (стр. 65) и внутреннее состояние Дона, наделяя казачью массу качествами, каковыми она никогда не обладала и выставляя в искаженном виде всю систему управления и весь административный аппарат, в короткий срок установивиший на Дону спокойную жизнь.

"По всему краю, как отклик перенесенных бедствий -- пишет он --вспыхнуло ярко чувство мести к большевикам 259), которыми казаки искренно считали всех иногородних -- крестьян и рабочих. Оно проявилось не только в некультурной массе казачества -- произволом и дикими самосудами, но и в политике управления внутренних дел, в практике администрации, в работе полиции, значительных ка-

256) О "величии" ген. Деникина мне много приходилось слышать от лиц, умудренных житейским опытом и убеленных сединами (ген. Н. Мартос, А. Кельчевский).

257) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 65.

258) Первый раз он прибыл в столицу Дона в начале февраля месяца, после отставки ген. Краснова.

259) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 65.

335

рательных отрядов Исаева, Судиковского, "наводивших ужас и панику на население", в деятельности "Суда защиты Дона" и полевых судов".

Бросив такое тяжкое обвинение, ген. Деникин спешит скрыться под звездочку выноски -- "из доклада комиссии Круга", но какой и когда не указывает.

Кто хотя немного знаком с жизнью любого парламента, не станет отрицать, что, как общее правило, оппозиция с трибуны нередко громит Правительство и для пущего эффекта не стесняется ни красными словечками, ни бросанием порой и чудовищных обвинений. Возможно, что последнее с Донского Круга, в сильно извращенном виде, докатилось до ген. Деникина, а он все воспринял, как непреложную истину.

Тысячи живых свидетелей могут подтвердить, что произвола на Дону, как явления общего порядка, не было, ни а самом начале восстания, ни в Красновский период.

В отличие от Добровольческой армии, даже самые младшие начальники 260) самосудами не занимались и самовольно пленных не расстреливали; не истязали и не убивали арестованных и органы разведки, ибо таковых, в сущности, Донская армия почти не имела, ну, а о похождениях Добровольческой контрразведки, худая слава гремела по всему югу России и даже ее деятельность нашла отражение и в современной печати 261).

"Суд Защиты Дона" именно и был учрежден с целью не дать места произволу. Если бы ген. Деникин ознакомился с его архивом, то он убедился бы, что большая половина дел касалась казаков, а не иногородних, значит о какой-либо мести крестьянам не могло быть и речи. Быть может, суд был строг (большую часть его составляли простые казаки), но важно то, что он руководился в своих решениях не местью, а велениями совести и, главное, был неподкупен -- обстоятельство, которому можно было позавидовать. Достаточно вспомнить приговор суда над Подтелковьм -- и Подтелков и 73 человека его конвоя -- все казаки (См. "Воспоминания", часть II) были присуждены к смертной казни.

Отряд Исаева, которому ген. Деникин приписывает наведение "ужаса и паники" -- стоял в Ростове, составляя личный конвой градоначальника полк. Грекова. Об отряде Судиковского тем более говорить не приходится, ибо он существовал очень короткое время.

Наконец, неоспоримо то, что произвол, жестокость органов административной власти, отсутствие определенной системы и вообще несоответствие методов управления чаяниям масс, обычно вызывают

260) В эмиграции мне неоднократно пришлось встречать офицеров-добровольцев, искренне рассказывавших мне о порядках, существовавших в Добровольческой армии.

261) Что представляла контрразведка Добровольческой армии, испытал лично и я, проживая весной 1919 года в Гелинджике, как частное лицо, находясь, как начальник штаба Всевеликого Войска Донского в 4-х месячном отпуску. Произвол ее чинов дошел до того, что я был вынужден пригласить к себе начальника пункта и решительно ему заявить, что при повторении некорректностей его чинов, я протелеграфирую ген. Романовскому и попрошу его оградить меня от издевательств. Мое заявление подействовало и меня оставили в покое. Легко себе представить, что же они проделывали с теми, кто не был в состоянии себя защитить.

336

в населении недовольство, злобу и ненависть, выливающуюся, чаще всего, в восстании, как наиболее резкую форму протеста. То обстоятельство, что за целый год на Дону произошло только одно крайне ограниченное крестьянское восстание и то в Воронежской губернии в непосредственном тылу войск (село Филлиповки) -- показатель чрезвычайно характерный. А сколько, спрошу я, таковых было в районе, занятом Добровольческой армией, иногда под боком ставки? (Махно и другие).

Частые недоразумения Добровольческой армии с Кубанской Радой и попрание ген. Деникиным проявления Кубанской самостоятельности, в свою очередь, уменьшали на Дону симпатии к ген. Деникину.

Наконец, в самом плане борьбы были диаметрально противоположные расхождения: у ген. Деникина на первом месте доминировало стремление подчинить себе окраины, претендовавшие на самостоятельность и не признававшие большевиков, ни его, а затем, поход на Москву; наш план был иной -- с окраинами жить в мире, не посягая на их самостоятельность, но, под тем или иным предлогом, вовлечь их в борьбу с большевиками, вытянув на главное Московское направление, рядом с казаками. Суммируя все изложенное, мы приходили к выводу, что полное подчинение ген. Деникину не сулило Дону никаких выгод и скорее могло иметь гибельные последствия.

Ген. А. Драгомиров продолжал настаивать на полном подчинении. Атаман горячо протестовал. Его поддерживал ген. Пуль, признавший форму объединения, предложенную ген. Красновым, вполне удовлетворительной и приемлемой. Чем больше дебатировался этот вопрос, тем все больше и больше ген. Пуль становился нашим сторонником. Он даже пообещал в ближайшие дни посетить войско и лично, на месте, ознакомиться куда лучше направить союзные части в помощь Дону.

Совещание кончилось к обоюдному удовольствию Краснова и Пуля. Последний был в отличном расположении духа и много шутил. Зато ген. А. Драгомиров оставался надутым. Видимо ему очень не нравилась дружба, начавшаяся между Атаманом и Пулем.

На обеде в поезде Добровольческой армии Атаман произнес, как всегда, блестящую речь, красочно оттенив необходимость во что бы то ни стало, скорой, немедленной помощи России.

Между прочим, он сказал: -- "Я помню о союзе. Я знал, что будет день и час когда придут нам на помощь союзники. Я знал, что им нужно иметь прочный плацдарм, откуда они могли бы начать свое освободительное триумфальное шествие. И в эту грозную минуту, я оперся на единственную руку помощи, которая была мне протянута, руку бывшего врага -- германца и с его помощью я получил патроны и снаряды, я выравнял фронт и дал Войску Донскому свободу. Пускай близорукие политики осуждают и клеймят меня, я чувствую себя правым, потому что, если бы я этого не сделал, тогда я не имел бы удовольствия видеть вас, а Добровольческой армией пришлось бы вести войну на все фронты...262) Не донской народ и не донские казаки сделали это, а сделал я один, потому что

262) Думаю, что армия совсем бы не существовала и с этим согласится каждый, кто знал обстановку на юге России весной 1918 года.

337

вся полнота власти была у меня и, если я сделал спасением Дона преступление, я один и виноват, потому что я ни у кого не искал совета ..." И далее: "... Промедление времени, смерти безвозвратной подобно. Сейчас Россия ждет вас. Сейчас она падет к вам, как падает зрелый плод. Сейчас поход к сердцу России -- Москве -- обратится в триумфальное шествие. Все будет сдаваться вам, отдавать оружие и идти с вами, воодушевленное, опьяненное тем запахом великой победы, который вы несете с собой ..."

Атаману ответил ген. Пуль. Он восторженно отозвался о боевых действиях Донской армии и подчеркнул свое восхищение доблестью казачества. Свою речь ген. Пуль закончил словами: "Все эти удачные бои, организация и тот блестящий порядок, который царит сейчас на Дону, я приписываю исключительно Вам, Ваше Превосходительство. История оценит Вас и отведет Вам почетное место на своих страницах за то, что Вы один из первых повели упорную борьбу с большевиками, за то, что вы создали порядок, дали возможность людям жить и открыли широкие пути для создания Великой Единой России".

Уже было темно, когда мы, заручившись обещанием Пуля побывать в Новочеркасске, дружески с ним распрощались и поехали домой, глубоко уверенные в прибытие в ближайшие же дни союзных войск, как для занятия Украины, так и для непосредственного выдвижения на Донском фронте.

Прошло несколько дней, а ген. Пуль все еще оставался в Екатеринодаре. Между тем, события на Дону развивались довольно быстро не в нашу пользу.

На северном фронте к противнику безостановочно подходили все новые и новые подкрепления и он проявлял чрезвычайную активность, в то время, как наши части, поколебленные самовольным оставлением некоторыми полками своих позиций, не оказывая должного сопротивления, постепенно катились назад.

Только 21-го декабря, вместо ген. Пуля, в Новочеркасск приехал ген от инфантерии Щербачев. Он имел задачу окончательно примирить Донского Атамана с ген. Деникиным и осуществить на юге России единое командование. По его словам, без выполнения этого, союзники не хотели ничем помогать. Атаман откровенно высказал ген. Щербачеву свой взгляд на ген. Деникина и указал ему ту форму, в каковой Доном может быть приемлемо единое командование. Ген. Краснов всесторонне ознакомил ген. Щербачева с организацией Донкой армии и огромной работой, выполненной Войсковым штабом, а также представил ему один из полков Молодой армии, вызванный по тревоге. Всем виденным ген. Щербачев остался чрезвычайно доволен. Не задерживаясь дальше в Новочеркасске, он немедленно выехал в Екатеринодар, предварительно заручившись согласием Атамана встретиться с ген. Деникиным, чтобы установить соглашение и оформить отношения между Доном и Добровольческой армией.

26-го декабря в жизни Войска Донского произошло важное событие. На станции Торговой, при личном свидании Донского Атамана и командующего Добровольческой армией, было достигнуто соглашение,

338

в силу которого ген. Деникин принял на себя командование сухопутными и морскими силами, действовавшими на юге России.

С целью показать читателю, как произошло это свидание, как велись дебаты на нем, как страстно каждая сторона отстаивала свою точку зрения, я целиком без сокращений или изменений, привожу здесь стенографически записанный протокол этого совещания 263).

ПРОТОКОЛ

1918 года 26-го декабря в 10 часов 30 минут, по приходе поезда Главнокомандующего Добровольческой армии на станцию Торговую, в поезд Донского Атамана прибыл начальник штаба Главнокомандующего генерал Романовский. Непосредственно за его прибытием ген. Краснов прошел в поезд ген. Деникина.

Главнокомандующий, после этого, принял почетный караул от Астраханского корпуса и затем, в сопровождении свиты, вернулся в вагон-салон, где оставался ген. Краснов в обществе ген Щербачева.

В 12 часов 10 минут началось совещание, в котором принимали участие со стороны Всевеликого Войска Донского: Донской Атаман генерал от кавалерии П. Н. Краснов, командующий Донской армией генерал-лейт. С. В. Денисов, начальник штаба армии генерал-майор И. А. Поляков, генерал от кавалерии А. А. Смагин и помощник главного начальника военных снабжении генерал-майор А. В. Пономарев; со стороны Добровольческой армии: главнокомандующий А. И. Деникин, его помощник генерал А. М. Драгомиров, начальник штаба главнокомандующего генерал-лейтенант А. П. Романовский, помощник главного начальника снабжении Добровольческой армии генерал-майор Энгельке, генерал от инфантерии Д. Г. Щербачев 264).

Ген. Деникин. -- Прежде, чем приступить к обсуждению вопросов, я считаю необходимым обратиться с просьбой к присутствующим, забыть личные обиды и оскорбления, забыть так основательно, чтобы не делать их предпосылками в своих суждениях. Только при таких условиях, возможно ожидать каких-либо результатов. Жизнь повелительно толкает нас на путь военного единства. Военные события ближайшего будущего будут развертываться в такой последовательности:

Две союзных дивизии высадились в Севастополе и Одессе. Затем будут прибывать предметы снабжения через Новороссийск для Добровольческой и Донской армий. Одновременно, будет продолжаться перевозка союзных войск и снабжения для армий будущего, которые предположены к развертыванию на юге России от Петровска до Либавы. Мы вошли в соглашение с командующим русскими силами в

263) Протокол составлен стенографически есаулом А. Агеевым, убитым в 1921 году в Болгарии, и является редким и единственным, весьма важным историческим документом. По моему указанию, он стоял вне вагона, в котором находились только лица, принимавшие участие в совещании, приоткрыв немного дверь, слышал все разговоры и, прекрасно зная стенографию, записывал их. Прибыв в Новочеркасск, он был изолирован и всю ночь в штабе переписывал протокол, который в готовом виде утром следующего дня получили: Донской Атаман ген. П. Н. Краснов, командующий армиями ген. С. В. Денисов и я.

264) Больше в вагоне-салоне никого не было. Все адъютанты и офицеры для поручений оставили вагон.

339

Закавказьи и тем обеспечили сбор и сохранение русского военного имущества Закавказской армии. Создан план перевозки русских Салоникских дивизий. Мьг получили от союзников весь Черноморский тоннаж и распределили его между всеми образованиями, идущими по пути защиты русской государственности. Мы выработали военно-политический наказ послам на Версальскую конференцию и добьемся представительства России на мирном конгрессе. У нас работает особое Совещание, которое ведает закреплением территорий, занятых Добровольческой армией и введением в них нормального управления. Но кроме единства военного, нам необходимо единство общегосударственное. К созданию его подходим на следующих основаниях: 1) полное признание автономии новых государственных образований: в частности мы признаем огромную созидательную работу Донского Атамана. 2) во внешних сношениях мы достигли уже единства отчасти посылкой Сазонова. 3) необходимо объединить деятельность железных дорог, почт и телеграфов, банковской и денежной систем, таможенных сборов и пошлин; последних не в смысле поступления в единую государственную казну, а в смысле единства ставок. 4) Желателен общий суд, что почти уже достигнуто. Для нас безразлично, где он будет и как он будет осуществляться. Но мы желаем, чтобы Сенат был отделением Всероссийского Сената и действовал на основании Всероссийских законов. Работы по этим пунктам требует жизнь. И сама работа будет продуктивной, если мы не будем играть в прятки, поэтому необходимо прямое и гласное признание единого командования; необходимо объединение в тех отраслях государственной жизни, о которых я говорил, не, затрагивая, однако, автономий и прав новых государственных образований.

Переходя к вопросу определения взаимоотношений органов единого командования в Донской армии, ген. Деникин заявил, что: 1) должны быть Донская армия и Донской фронт. 2) все вооруженные силы Дона должны быть подчинены в оперативном отношении Главнокомандующему, но ни одна Донская часть не будет уведена, если Дону угрожает опасность; операционные линии Дона соответствуют идее его обороны. 3) возможны уводы конницы, которой богат Дон, но в таких случаях это будет компенсировано пехотой. 4) свободные резервы Дона будут применяться там, где это необходимо на соседних участках фронта. 5) желательно признать смешанное командование. В прошлом мы видели пользу от этого в операциях южнее Маныча, в будущем то же будет у Царицына, если донцам потребуется наша помощь. В области организации, мы признаем полное невмешательство в бытовые казачьи особенности. Корпуса Воронежский и Саратовский и неказачьи части Астраханского, формируемые в Донской армии, при продвижении вперед будут управляться на общих основаниях. Желательно, чтобы было не только единство в управлении войсками, но и единство в войсковой жизни -- единство уставов. В этом не будет ломки: уставы разработаны на Дону и мы их вероятно примем; те же, которые не разработаны -- будут составлены совместно. Необходимо урегулировать чинопроизводство, выработкой общих правил; в этом отношении мы можем придти на помощь Дону специалистами. В отношении назначений мы признаем исключительное право за Донским Атаманом до должности командира корпуса исключительно; коман-

340

диры же корпусов и выше должны назначаться Донским Атаманом по соглашению с Главнокомандующим. Должно быть полное единство назначений по генеральному штабу. Необходимо выработать общие нормы содержания и пенсий. В отношении мобилизации -- казачье население Донской области мобилизуется на пополнение своих частей;

иногороднее же население по мобилизации должно подлежать общей разверстке, причем мобилизационные органы должны быть в распоряжении Донских властей с подчинением их Главнокомандующему. Снабжение необходимо объединить при Главнокомандующем, так как иностранцы за каждый прибывающий пароход требуют уголь и хлеб, а удовлетворение этих требований для одной Добровольческой армии является затруднительным. Объединение должно быть проведено без вмешательства в Донское снабжение и должно касаться только свободных средств Дона. Излишки его могут быть применены для нужд других армий и наоборот. В снабжении должно быть соблюдено единство норм, кроме специального довольствия Донских казаков.

Ген Краснов. -- Большая часть перечисленных мероприятий относится к будущему, а не к настоящему. Во внешних сношениях Дон пошел Вам навстречу и поручил представительство С. Д. Сазонову. Делегации, которая будет его сопровождать, даны инструкции ничем не заявлять себя до тех пор, пока речь будет идти по вопросам общегосударственного строительства и заявить о себе, когда будет необходимо просить о признании Донской автономии; я лично, думаю, что к объединению железных дорог особых препятствий нет. Против объединения финансов и банков есть возражения частного характера, ибо то, положение, которое прислано, не может быть признано Доном, так как в нем Дону отведено последнее место, в то самое время, когда он является почти единственным и во всяком случае главным плательщиком. Когда будет много плательщиков -- тогда иное дело: теперь же предоставляется уместным отвести в положении большее место для Дона. Относительно почт и телеграфов и суда - соглашение можно считать состоявшимся. В частности Донской Сенат составлен из одних сенаторов Всероссийского Сената. Всевеликое Войско Донское склонно и называть его Российским Сенатом и не настаивает на том чтобы он был обязательно на Дону.

Гласное признание единого командования невозможно теперь, ибо вслед за этим казаки уйдут по станицам. Донская армия должна быть автономной: Атаман может быть подчинен Главнокомандующему и по уговору с ним перебрасывать войска. Но резервов нет - мы работаем за счет маневрирования. И говорить об излишках не приходится. А когда нам обеспечат левый и правый фланги, тогда, может быть, можно будет говорить. У меня есть корпус в 20-30 тысяч молодых казаков за которых я могу поручиться. Потом, к этому можно будет добавить некоторое количество добровольцев. Что касается настоящего положения то должен признаться, что заставить казаков - вне моих сил. Это приведет к катастрофе., так как казак распропагандирован и научен и социалистами и кадетами не любить Россию, боится снова попасть под палку генеральскую и солдатскую. Большевизм на Дону еще не искоренен. Принять предлагаемые Вами меры -- это значит разрушить то, что создано: это значит больному тифом дать бифштекс -- сытную пищу, которая убьет его. Обмен конницей и пехотой

341

-- возможен, но в очень осторожной форме и только на соседних фронтах. Кроме корпуса молодых казаков, я ничего не смогу дать. Свободных резервов нет и я их не вижу. У нас все от 18-ти до 48 лет на фронте. Весна и лето потребуют люден в станицы, надо будет демобилизовать часть армии. Благодаря войне в этом году не засеяно и одного процента озимых полей. Если же и весной поля останутся невозделанными -- будет голод.

Смешанное командование допустимо, но в исключительных случаях, например, на стыках. Неказачьему командованию казаки не верят. Опыт Воронежского корпуса привел их сознание к тому, что неказаки теряют все то, что казаками занято. В этом вопросе надо быть очень осторожным. Воронежский, Саратовский и Астраханский корпуса могу передать, когда угодно. Они создавались мною лишь для увлечения казаков за границу.

Единые уставы могу приветствовать. Но оговорюсь, что они у нас все кончены и только часть из них не может быть снабжена рисунками из-за технических трудностей. Эта задержка временная. Наши уставы точный сколок с имперских уставов. Изменения произошли только в замене названий в казачьем стиле. Кроме того, добавлен подробный отдел владения ручным оружием. Дальнейшая переделка их вполне возможна, если этого будет требовать польза дела.

Общие правила чинопроизводства возможны, когда создается русская армия.

Назначения в Донскую армию со стороны не допустимы. Это закроет дорогу казакам и вызовет тропот. У нас не хватает офицеров генерального штаба и мы стоим перед вопросом об открытии собственной школы колонновожатых. Имеющимися офицерами генерального штаба мы дорожим -- они нужны для нас в высшие штабы и как преподаватели и профессора. Курсистов мы не можем считать за офицеров генерального штаба -- это суррогат.

По вопросу о нормах содержания и пенсий -- мы хотим быть хозяевами Мы являемся плательщиками и нормы определяются Войсковым Кругом. Наш бюджет ограничен.

Мобилизация иногороднего населения на общих основаниях возможна при уверенности, что она не ударит по казачьему тылу -- они почти все большевики. Мы поэтому, в этом вопросе, действуем очень осторожно -- мобилизовали молодых и спешим закрепить их за собой переводим в казаки. Крестьян у нас 53%, а казаков 47%. Мобилизация иногороднего населения может повторить на Дону создание солдатских полков -- виновников гибели Атамана Каледина и Ростова.

В снабжении желательно единство. Но для нас необходимы гарантии, что все предметы снабжения в наш адрес доходили бы на Дон. В настоящий момент Донское снабжение не может работать нормально, так как заставы Добровольческой армии не пропускают того, что закуплено Доном. Например, в Севастополе задержаны тяжелые орудия и в Славянске 50 санитарных вагонов, закупленных Доном. На единство снабжения мы согласны, если казаки не будут его пасынками. Хлеба на Дону нет. Угля мы можем дать сколько угодно -- дайте подвижной состав. Общий учет необходим.

Ген. Деникин. -- По специальным вопросам мною будет предоставлено высказаться генералу Драгомирову. Я же остановлюсь на неко-

342

торых местах ответа Донского Атамана и в частности должен отметить, что он весь проникнут недоверием. Может быть, многое здесь объясняется недоразумением. Так, например, вопрос об использовании излишков Донской конницы на других участках фронта является вопросом будущего. Я знаю, что на Дону возможны такие условия, когда брать части будет нельзя, неправильного применения взятых частей не будет. Что касается уставов, то мы ими воспользуемся, если они окончены составлением.

В вопросе о назначениях, я не говорил, что единое комадование лишает Донского Атамана права на это. Я говорил только, что назначения на высшие командные должности должны делаться Донским Атаманом по соглашению с Главнокомандующим и из тех кандидатов, которые будут названы Донским Атаманом; за Главнокомандующим я разумел только право отвода этих кандидатов. Генеральный штаб у нас есть: в нем даже избыток. Вопрос об офицерах генерального штаба у нас централизован у генерал-квартирмейстера. Использование генерального штаба есть вопрос доверия между Главнокомандующим и Донским Атаманом.

В отношении содержания, я не говорил об его увеличении, а только считал необходимым урегулировать этот вопрос. Нельзя считать нормальным, что офицеры Астраханского корпуса получают содержание на сто процентов больше наших. Мы увеличили оклад в армии на 50%, но равнозначущих ставок не достигли.

В отношении мобилизации мы желаем воспользоваться живой неказачьей силой с Дона. Если условия жизни на Дону таковы, что нежелательно загромождать территорию Дона, дайте нам, -- мы этот материал используем. Мы мобилизовали иногороднее население на Кубани и Ставропольских крестьян и крупного случая измены у нас не было. У нас был только случай, когда две роты крестьян Ставропольской губернии, перебили своих офицеров и передались на сторону красных. Вы возьмите себе сколько вам нужно, а избыток поступит нам.

Задержки тяжелых орудий не было. Мы телеграфировали адмиралу Конину разобрать этот вопрос и когда выяснили, что эти орудия береговые, предписали не чинить препятствий к вывозу их на Дон. В дальнейшем единственной причиной задержки было отсутствие тоннажа 265). Относительно инцидента в Славянске, я считаю странным разговаривать. Славянск Добровольческой армией занят не был, застав мы там не имели и поэтому брать на себя ответственность за задержку грузов кем-то не можем.

Однако, все перечисленные вопросы, я считаю вопросами второстепенными. Главное расхождение у нас с Донским Атаманом в вопросе об едином командовании. Донской Атаман не согласен на гласное признание единого командования и в этом я вижу его недоверие.

Ген. Краснов. -- Недоверие не у меня, а у казаков. Читает выдержки из разговоров по аппарату с генералом Ситниковым 24-го декабря о разложении в Мигулинском и Казанском полках и его причинах.

265) В действительности же специальный пароход, посланный Донским командованием для перевозки орудий, долгие недели стоял в Севастополе, ожидая разрешения на вывоз орудий.

343

-- Если теперь поставить во главе Донской армии русского генерала, то скажут, что казаков хотят вести на Москву. Всяким политическим шагом, пользуются партии, чтобы вести борьбу против меня, но, ведя борьбу против меня, они разрушают то, что создано Донским правительством. В этом отношении особую роль играет Екатеринодар. Оттуда идет литература, оттуда плывут деньги. Так например, на днях в войсках Восточного фронта вместе с праздничными подарками от г. Парамонова было прислано 1 000 номеров газеты "Истина", издающейся в Екатеринодаре и роздано казакам 500 000 рублей деньгами. Трудно поэтому ожидать окончательного политического оздоровления. Однородную деятельность проявляет Миронов 266), ведя широкую пропаганду прокламациями. Раньше он писал: "Краснов продал Дон немцам"; теперь он напишет: "Краснов продал Дон русским генералам" 267).

Я единое командование признаю, мой штаб признает, но я же должен сказать Вам правду: верьте мне, я стремлюсь к Единой России, но принятием той меры, на которую Вы меня толкаете, мы развалим все то, что на Дону создано.

Ген. Драгомиров. -- Деятельность, направленная к воссозданию России в недалеком будущем проявится от Петровска на правом фланге до Либавы на левом; эта идея объединит Дагестан, Кубань, Крым, Малороссию и Новороссию. Кто может отрицать, что на этом пространстве необходимо единое распоряжение. Но где же практический выход, как мы могли бы о нем сговориться.

Его указали нам союзники. Антон Иванович не искал главнокомандования, на него указали союзники. Только одного его они признают на юге России. Фактически мы работаем, но мы же должны и оформить свое сотрудничество. Каким образом?

Ген. Краснов. -- Отдайте приказ. Я его не опубликую в Войске, но обязуюсь выполнять. Я буду подчиняться, я буду помогать. Подчинить приказом армии нельзя. К сожалению, почва для этого готовилась в Екатеринодаре. Прокламации и пасквили пишут в Добровольческой армии.

Ген. Драгомиров. -- Нет. В Добровольческой армии ничего не пишут.

Ген. Деникин. -- Это несерьезно.

Ген. Краснов. -- Нет, это очень важно. Казаки очень хорошо разбираются: это пишут большевики, а это -- в Добровольческой армии.

Ген. Деникин. -- И сам ничего не писал и никаких директив никому в этом смысле не отдавал. Я знал, что около работы политических партий на сегодняшнем заседании сплетутся страсти. Я просил поэтому, при открытии, забыть старые обиды и оскорбления. Надо забыть обиды, иначе мы совещаемся бесцельно.

Ген. Краснов. -- В Старобельском уезде у меня сейчас 20 тыс. мобилизованных крестьян, нужны офицеры. Если бы добровольцы стали рядом, то этим облегчили бы казакам положение, которые тогда бы поняли идею единого командования.

266) Казачий офицер, перешедший к большевикам.

267) Прокламации Миронова.

344

Ген. Драгомиров. -- В ближайшем будущем единое командование ничего от Дона не потребует.

Ген. Деникин. -- говорит о том, что если трехтысячный состав Харьковского корпуса увеличится, то единое командование сможет придти на помощь.

Ген. Краснов. -- предлагает взять Старобельских крестьян и Воронежский корпус.

Ген. Драгомиров. -- Единое командование, снабжение, обмен офицерами, живая сила, все это даст лучшие результаты. Как сделать это безболезненно?

Ген. Краснов. -- Общее командование сейчас невозможно по тем причинам, о которых я говорил.

Ген. Драгомиров. -- А чем же объяснить переход целого полка из Южной армии?

Ген. Денисов. -- Такого случая не было.

Ген. Романовский. -- Переход целого полка к генералу Май-Маевскому.

Ген. Поляков. -- Уверяю, такого случая не было.

Ген. Краснов. -- Донская армия разрушается из района Добровольческой армии. Агитаторы вербуют добровольцев в тылу Восточного фронта и на севере. Конечно, из боевой линии пойдет масса в тыл и на хорошее жалованье.

Ген. Деникин. -- Мы обращаемся к взаимным обвинениям. Если обвиняют меня, то и я заявлю, что самое создание Южной армии противопоставлялось росту значения армии Добровольческой. Применялись многочисленные неблаговидные предлоги, чтобы сделать нашу вербовку безуспешной.

Ген. Краснов. -- Нет, это неверно. Южная армия создавалась для выдвижения вперед. Надо было, чтобы крестьяне перешли границу и увлекли за собой казаков.

Ген. Драгомиров. -- призывает к единению, утверждая, что права Атамана не будут урезаны. -- Вы будете назначать.

Ген. Краснов. -- Кого назначать. Если мне пришлют Семилетова и Сидорина 268) я их не могу признать.

Ген. Романовский. -- В этих вопросах нельзя останавливаться на полумерах. Мы должны ясно видеть перед собой наши цели, но мы не боимся действительности. Надо стать лицом к лицу к ней. Поход на Москву -- это вопрос будущего, а сейчас вопрос об общей обороне. Здесь из русского генерала пытаются сделать пугало для казаков. Это несущественно. Ведь есть же свой Атаман и свое правительство. Кто может быть против единого командования? В этом источник взаимопомощи. Масса недоразумений в настоящем -- результаты его отсутствия.

На предложение принять Старобельский уезд генерал Романовский указывает, что добровольцы в тяжелом положении, как донцы, но тем не менее они обеспечивают уже западную и восточную границы войска Донского. В Торговой имеются кадры двух пехотных полков без дела, а при едином командовании могла бы быть произведена перегруппировка.

268) Донские генералы, дезертировавшие с Дона в ставку Добр. армии.

345

Ген. Краснов. -- Горе в том, что единое командование относится не к будущему, а к настоящему. Настоящая же обстановка в Донской армии характеризуется читанной телеграммой из которой видно, что казаки неказачьему командованию не верят.

Ген. Романовский. -- Появятся наши части под Царицыном и появится и доверие.

Ген. Краснов. -- Сначала появитесь.

Ген. Деникин. -- Так разговаривать невозможно; надо кончать.

Ген. Щербачев. -- Я лицо нейтральное и думаю, что поэтому мне будут верить одинаково все. Хотя мне странно, что в нашей среде есть недоверие. Позвольте спросить вас -- кто здесь собрались? Русские люди... Мы будем правдивы... Отдельные государственные образования не могут быть длительными. Это может быть мечтою только тех, кто желает гибели России. Наши союзники также идут навстречу созданию Единой России. Поэтому -- у кого русское сердце, тот должен быть с нами. Я считаю, что те мотивы, о которых здесь с такой искренностью говорил Главнокомандующий -- частности, иллюстрации. Эти примеры могут быть побеждены более глубокими причинами и их надо предвидеть. Два года назад мое положение было гораздо более тяжелым. Я командовал румынскими войсками, относившимся ко мне враждебно. У меня не было формальных оснований. Русское правительство на заключило никаких конвенций. Мог ли я, при таких условиях, рассчитывать, что мои приказы будут выполняться румынами. И тем не менее, я добился этого. Король по секретной конвенции не имел никаких прав, я имел право. Я доказал королю, что он не может нести ответственности. Будучи его помощником, я подчинил себе румынские армии и заставил их проводить мои оперативные планы. Там было труднее, там были румыны и русские. Здесь две армии -- Добровольческая и Донская. Обе армии русские. Там мы достигли соглашения -- неужели здесь оно невозможно?

Единственный важный вопрос -- единство командования, а асе остальное частности. Не будет единого командования, никогда ни о чем не сговоримся, так как все остальное рушится само собой.

Предположим, что единое командование по нашему невозможно. Но союзники его требуют и развал Дона им не страшен. Надо пойти им теперь же навстречу. Если этого не будет -- они могут сказать: мы уйдем.

Что тогда получится? Мы должны отдать дань глубокого уважения Донскому Атаману за его труд и энергию. Я был на Дону и вынес убеждение, что Дон своим настоящим положением обязан всецело ему. Назовите мне лицо, которое его заменит. Мне более страшен уход Атамана, а не брожение казаков. Это пропаганда -- она сделана не казаками и не офицерами. Надо их убедить. Если Вы этого пожелаете. Вы этого достигнете. Откладывать объединение нельзя. Нельзя допустить, чтобы весь Дон был против этого. Частности не есть доказательство, Добровольческая и Донская армии -- русские армии, их можно создать при едином командовании.

Что мы видим в Сибири? Там был большевизм, а потом разрозненная деятельность и только единая воля адмирала Колчака, привела Сибирь к ее настоящему положению. Так должно быть и здесь. Если люди этому мешают -- надо их преследовать. Главнокомандующий го-

346

ворил искренно. При энергии генерала Краснова он все победит. Помощь союзников за нами. Затягивая соглашение мы рискуем ею.

Ген. Краснов. -- Здесь недоразумение. Я, Донское правительство за единое командование, войско также не против него. Но надо к вопросу его осуществления подходить осторожнее, чем это здесь предлагается. Надо сочетать события по времени. Пришлите хоть одну роту французов. Я не оптимист. Можно пережить еще многое -- помощь медлит. Пусть придут -- тогда будет отдан и приказ.

Мы к автономии не стремились. Мы сейчас самостоятельны потому, что раньше мы были одиноки. Дон вкусил благо свободы и казак не поймет теперь почему его подчиняют единому командованию. Единое командование необходимо. Давайте создадим его секретным обязательством. Гласное признание только послужит средством широкой пропаганды против идеи единой России. Парамонов уже развалил Дон и Войсковое Правительство. Дону нужна моральная помощь, а между тем факт назначения единого командования истолкуется газетами, как учреждение военной диктатуры. Приказ нужно зафиксировать секретным образом, подобно тому, как это было в Румынии. Дону для себя помощи не нужно. Мы стучимся в открытые двери: подпишем секретное обязательство и приказ, которые я не опубликую.

Ген. Деникин. -- Вы говорите, что корпуса Вы создавали для движения вперед. Движение на Москву должно быть планомерным. Мы должны занимать города гарнизонами. Как Дон сможет это выполнить?

Ген. Драгомиров. -- Я одного не могу понять -- ведь казаки народ разумный. В едином командовании, кроме пользы нет ничего и казаки это поймут. Поход Дона на Москву -- это звучит гордо, но ведь это же на два, три перехода.

На Кубани казаки стоят за регулярное командование и при формировании своей армии задерживают русских офицеров.

Ген. Краснов. -- Вы говорите, что казаки народ разумный. Они понимают, что есть Кубанская и Донская армии. Пришлите отряд под Царицын -- казаки поймут и в настоящее время единство командования. Я отлично представляю себе его выгоды, но по казачьим настроениям, я не властен всюду преследовать только пользу дела. Так, например, на Царицынском фронте командует генерал Мамантов -- в военном отношении посредственный человек. Начальник штаба у него генерал Келчевский -- несомненно талантливый человек. Во имя пользы дела хотелось бы, чтобы Келчевский заменил на посту Мамантова, но этой замены не поддержат казаки 2-го Донского округа, где Мамантов пользуется особенной популярностью, хотя он и непригодный казак. Уйдет Мамантов, -- уйдут и все казаки 2-го Донского округа.

Ген. Деникин. -- У себя в армии мы не наблюдали особой остроты в этом вопросе. У нас есть третий корпус -- чисто казачий: там на всех командных должностях -- одни казаки. Есть и смешанные отряды. Кубанцы не могут претендовать на крупные штабы, так как у них нет офицеров генерального штаба. Из пяти корпусов тремя командуют неказаки, двумя казаки. Теперь на очереди стоит выделение особой Кубанской армии и Кубанцы с удовольствием оставили у себя многих неказаков, например, барона Врангеля. В Кубанской армии, понятно командующий или Походный Атаман будет казак.

347

Ген. Драгомиров. -- Речь идет об едином русском командовании, а не о подчинении Добровольческой армии. Она выделяется.

Ген. Краснов. -- Казаки в этом не разберутся. Партии используют. Парамонов получит лишний козырь агитации.

Ген. Щербачев. -- Кто такой Парамонов?

Ген. Краснов. -- Ваше Превосходительство, Антон Иванович. Акту объединения командования должно предшествовать появление Добровольческих частей на Донском фронте.

Ген. Романовский. -- У нас уже стоят части на Донском фронте. Ген. Денисов. -- В тылу у нас стоят, а не на фронте. Ген. Романовский. -- Это можно оспаривать. Что Вы называете фронтом и тылом. Вы не признаете до сих пор единства фронта, а мы притягиваем противника на себя. Мы могли бы уйти ...

Ген. Поляков. -- Это увеличило бы наш фронт на одну армию. Мы теперь сдерживаем пять, имея фронт свыше 1 000 верст.

Ген. Краснов. -- Заключим секретное соглашение. А то 1-го февраля соберется Круг и спросит на каких основаниях?

Ген. Романовский. -- Но если и не будет объявлено, то Круг все равно спросит. Из этого секрета не сделаешь.

Ген. Драгомиров. -- Секрета из этого делать нельзя. Надо сообща выработать текст приказа и его опубликовать.

Ген. Краснов. -- Текст такой: "... за исключением Донской армии, которая остается в подчинении Донского Атамана".

Ген. Драгомиров. -- Этот текст не годится. У Антона Ивановича были оговорки красной нитью. Как огласить? Ведь работа у нас уже идет. Придут союзники, а у нас разрозненность.

Ген. Краснов. -- Когда придут, тогда и будем разговаривать. Ген. Драгомиров. -- Единое командование должно уже теперь начать разговаривать с союзниками о снабжении.

Ген. Краснов. -- Мы на это снабжение не рассчитываем. Оно поступает в Добровольческую армию и потому она может одна вести переговоры с союзниками. Для этого единое командование не требуется.

Ген. Денисов. -- Вам нужно единое командование, нам нужны ружья. Вы получили 18 тысяч винтовок и не дали нам ни одной . ..

Ген. Деникин. -- Откуда эти сведения? Они из газетного фельетона.

Ген. Поляков. -- Если считать таковым заявление Вашего помощника ген. Лукомского на совещании 13-го ноября в Екатеринодаре о прибытии в адрес Добровольческой армии около 18 тыс. винтовок и нескольких миллионов патронов.

Ген. Деникин. -- Не может быть. Это из "Приазовского Края". Вы ссылаетесь на отсутствующее лицо. Мы получили от союзников только 8 тысяч винтовок, переделанных под турецкий патрон. Союзники были очень смущены. Эти винтовки нам не нужны. Если у Вас есть в них надобность -- мы их Вам уступим, но к ним нет ни одного патрона.

Ген. Краснов. -- Вы хотите приказ -- пишите: все армии подчиняются Вам, кроме Донской, которая остается у Донского Атамана.

Ген. Романовский. -- Генерал Щербачев говорил здесь о Вашей энергии. Мы были на Дону больше генерала Щербачева и имеем возможность ценить Вас еще больше. Многое останется в Ваших руках и в руках Вашего штаба.

348

Ген. Краснов. -- Нам очень трудно. Мы стоим перед развалом в Хоперском и Усть-Медведицком округах. Союзники казаков только манят. Их неприход фронт разлагает. Единое командование будет только повод для лишних разговоров. А по существу это -- все же "мы".

Ген. Драгомиров. -- Да все те же "мы", но объединенные.

Ген. Деникин. -- Я еще до свидания просил у союзников одну дивизию для Дона.

Ген. Краснов. -- Помощь необходима, хотя бы минимальная, хотя бы была хоть видимость помощи.

Ген. Денисов. -- Вот теперь мы вынуждены снять свои части из района южнее Маныча.

Ген. Романовский. -- Вы уводите свои части в период наших операций у Минеральных вод, а мы в период угрозы Торговой пожертвовали Ставрополем и помогли все-таки Вам.

Ген. Денисов. -- Вам это неприятно, а нам надо.

Ген. Романовский. -- Потому что нет единого командования -- нет предвидения. Вы сами не знаете, как у Вас сложится завтрашний день.

Ген. Поляков. -- Ваше Превосходительство, ведь Донские части южнее Маныча в районе Торговой появились по просьбе Добровольческой армии и были выделены не из резерва, а сняты с боевой линии.

Ген. Романовский. -- Отлично. А для кого нужна то Торговая, для кого ее оборона имела смысл? Ведь нам она не нужна.

Ген. Поляков. -- Ваш тыл и коммуникация ...

Ген. Деникин. -- Ваша коммуникация, а не моя. Для Добровольческой армии потеря Торговой имела бы психологическое значение: ну потеряли бы часть хлеба -- вот и все. У Вас же была бы нарушена вся коммуникация.

Ген. Денисов. -- При едином командовании Вы Донской армии не используете. У нас народ. У Вас интеллигенция. Как их объединить?

Ген. Краснов. -- А при едином командовании Семилетов будет продолжать формирование своей дивизии?

Ген. Денисов. -- Его агенты ездят по фронту и указывают пути для дезертирования в Добровольческую армию. Дело доходит даже до инструкций о разборке пулеметов и вывозе их в тыл.

Ген. Драгомиров. -- Об этом нам ничего неизвестно. Но приказ то должен же быть.

Ген. Краснов. -- Он истолкуется как поход на Москву. Сказать казаку о походе на Москву -- это губить дело.

Ген. Драгомиров. -- А Вы уже говорили... В своих приказах говорили.

Ген. Деникин. -- И не один раз. Да еще нас за собой тянули, словно мы уперлись и не желаем идти.

Ген. Краснов. -- Я подготовлял общественное мнение.

Ген. Деникин. -- Если объявление приказа психологически невозможно, то вопрос придется снять.

Ген. Краснов. -- Либо осторожный приказ, либо не обязывайте меня отдавать приказ.

Ген. Драгомиров. -- Единое командование признали все, кроме Вас. Вы не хотите.

Ген. Краснов. -- Соглашение может быть -- либо особым приказом, либо оговоркою, что Дона не тронут на Москву.

349

Ген. Деникин. -- Надо кончать .. .

Ген. Щербачев. -- Председатель Круга сказал, что Круг единое командование признает.

Ген. Краснов. -- Г. Харламов не несет ответственности за фронт, ее несу я. Я знаю, что скажет фронт. Для себя нам от союзников помощь не нужна. Вы нас толкаете на Москву -- что мы получим от Вас для этого? Если до первого февраля нам не помогут, мы потеряем весь север области. Избежать это можно либо секретным приказом, либо деликатным изложением.

Ген. Щербачев. -- Может быть здесь особый вопрос. Янов в Яссах мне говорил, что Дон признает главнокомандующим меня, а генерала Деникина не признает. Генерал Сазонов это подтвердил.

Ген. Краснов. -- Это отчасти правда. И Вы, и Колчак -- люди посторонние. Раньше мы просили у добровольцев помощи -- нам в ней отказали.

Ген. Драгомиров. -- Если бы было единое командование, были бы посланы и полки.

Ген. Краснов. -- Когда придут полки -- тогда последует приказ об едином командовании.

Ген. Денисов. --Третья дивизия стоит в тылу у Вас.

Ген. Драгомиров. -- Дайте время, она продвинется.

Ген. Романовский. -- Третья дивизия заняла узлы. Не трудно понять, что это важнее обладания Старобельским уездом, который не представляет никакой важности.

Ген. Деникин. -- Это борьба за власть. Я ее никогда не вел. Буду работать так, как могу. Психологически соглашение невозможно.

Ген. Драгомиров. -- Принцип единства власти -- священный принцип. Начало всех начал -- многовластие. Соглашение нам необходимо. Если Вы захотите -- Вы его достигнете.

Ген. Щербачев. -- Завтра приедут к Вам союзники, что Вы им скажете?

Ген. Краснов. -- То же самое, что сказал Вам и Пулю. Они меня поймут.

Ген. Романовский. -- Будем помогать друг другу.

Ген. Краснов. -- Чем? У меня помогать нечем.

Ген. Драгомиров. -- Нет, есть чем помогать. Вы многим помогали и еще Бог даст поможете. Надо выработать приказ.

Ген. Краснов. -- Его можно распубликовать, но отдать его я не могу. Это зальет Дон кровью и превратит его в Советскую Россию.

Ген. Щербачев. -- Если соглашения не будет -- что будет тогда?

Ген. Краснов. -- Казаки укрепятся.

Ген. Щербачев. -- Это точка зрения самостийников.

Ген. Деникин. -- Значит нечего говорить. Если несогласие укрепить фронт -- надо его признать, надо идти на него.

Ген. Краснов. -- Без Круга нельзя говорить.

Ген. Щербачев. -- Соберите Круг.

Ген. Краснов. -- В настоящий момент собрать нельзя.

Ген. Денисов. -- Весь фронт будет дома.

Ген. Драгомиров. -- Чтобы преодолеть большевиков надо перейти к формированиям и единому командованию.

Ген. Романовский. -- Может быть выработать редакцию.

350

Ген. Краснов. -- В приказе необходимо упомянуть об автономии Дона.

Ген. Щербачев. -- Приемлемо (его никто не поддерживает).

Ген. Денисов. -- На фронте Добровольческой армии противник без связи с Москвой.

Ген. Драгомиров. -- А откуда же боевые припасы?

Ген. Денисов. -- Средства местных большевиков и Кавказской армии.

Ген. Деникин. -- Я слышу только оскорбления, Ваше Превосходительство. Вы ничего не представляете.

Ген. Поляков. -- Да вот 13-го ноября ген. Лукомский заявил, что с точки зрения единого командования можно временно пожертвовать частью территории Дона, перейти там к обороне, использовав казачьи полки на другом направлении, с тем, чтобы через некоторое время восстановить положение и на Донском фронте. Теоретически -- он прав, но зная обстановку на фронте и психологию казачества, я утверждаю, что это приведет к катастрофе . . .

Ген. Драгомиров. -- А по Вашему как же? Кардонная стратегия?

Ген. Поляков. -- К сожалению -- да, лучше кардонная стратегия, чем крах.

Ген. Денисов. -- У нас враг Москва и Воронеж. У Вас местные большевики.

Ген. Деникин. -- Господь с Вами. В этом Ваше злобное отношение к Добровольческой армии. Конечно, соглашение невозможно.

Ген. Драгомиров. -- В то время, когда мы учились, мы стыдились говорить о таких вещах. Не знаю являются ли с точки зрения новой науки приобретением Ваши слова?

Ген. Денисов. -- На это ничего не могу возразить.

Ген. Драгомиров. -- Поэтому, лучше бы было молчать.

Ген. Деникин. -- Разговор принимает страшный характер. Я дезертировать не могу. Я буду работать, но в других рамках. От работы меня удалит только сила событий или пуля врага.

Ген. Смагин. -- Димитрий Егорович, ведь казалось бы, как близко подошли и вдруг такие резкости. Соглашение ведь есть. Нужно только его оформить (Все пишут, молчание).

Генерал Драгомиров предлагает проект приказа с перечислением подчиненных главнокомандующему местностей включительно до Одесского градоначальства. Генерал Деникин отклоняет этот проект, говоря, что всякое новое приобретение территории потребует его изменения.

Ген. Романовский. -- Территорию, на которой будет действовать власть главнокомандующего можно обобщить в названии на юге России.

Ген. Краснов. -- Этот приказ я должен буду опубликовать с дополнениями, что Донская армия подчиняется в пределах операций, предначертанных Войсковым Кругом.

Ген. Романовский. -- Надо, чтобы войсками ни Круг, ни Рада не распоряжались. В Кубанской конституции указано, что право вывода войск за границу есть привилегия Атамана.

Ген. Краснов. -- У нас на Круге было три кардинальных вопроса:

351

земля, недра и задачи армии. У нас ведь армии нет -- у нас вооруженный народ и он сам себе ставит задачи.

Ген. Щербачев. -- Таким образом интересы России отошли на второй план.

Ген. Краснов. -- Соглашение достигнуто, надо провести его в жизнь, учитывая силы и настроения.

Ген. Деникин. -- Приказ с указанием о невыводе войск моей властью с Дона невозможен. Он не только обеспечивает Вашу автономию, но он указывает и другим образованиям аналогичные пути. Пожелают не выходить Кубанцы с Кубани, татары из Крыма.

Ген. Краснов. -- Менять приказы Круга я не властен. Я выборный Атаман, я присягал на службу Всевеликому Войску Донскому и нарушить этой присяги не могу. Если Вам нужно выводить войска, отдайте секретный приказ. Я доложу его в закрытом заседании Круга. Тогда последуют его решения и я должен буду их исполнить.

Ген. Деникин. -- Из единого командования нельзя делать секретов.

Ген. Краснов. -- Тогда есть другой выход: я не отдам по Войску Ваш приказ.

Ген. Романовский. -- Но у Вас же спросят -- подчиняетесь ли Вы?

Ген. Краснов. -- Я отвечу вопросом: объявлял ли я этот приказ по Войску?

Ген. Романовский. -- Значит, он не будет иметь для Вас обязательной силы.

Ген. Краснов. -- Нет будет. Я его выполню в возможной мере. Если бы в настоящий момент была бы союзная помощь, условия для опубликования приказа были бы другими... хотя бы одна рота...

Ген. Драгомиров. -- Одну роту, пожалуй, можно будет доставить. Надо поговорить с Пулем.

Ген. Деникин. -- Это не будет помощь. Нельзя из такого серьезного вопроса делать буффонады.

Ген. Краснов. -- Конечно, это не будет помощь живой силой. Но в моральном отношении это имело бы значение.

Ген. Поляков. -- До сих пор мы несем жертвы.

Ген. Романовский. -- А за нами Вы их отрицаете. По Вашему имена Корнилова, Маркова, Алексеева ничего не значут.

Ген. Поляков. -- Нет значут, но это другое.

Ген. Денисов. -- А где же государственность? Это Кубань и Дон.

Ген. Драгомиров. -- Но кроме Кубани и Дона есть Ставропольская губерния, Черноморье и Крым. Наконец и Дон и Кубань возникновением своей государственности в значительной степени обязаны Добровольческой армии.

Ген. Поляков. -- Еще в большей степени последняя обязана Дону.

Ген. Щербачев. -- Корень не в усталости казаков. У Вас причины другие.

Ген. Драгомиров. -- На Дону много демагогии.

(пропуск).

Ген. Деникин. -- С Вами, Ваше Превосходительство, невозможно разговаривать. Вы все время говорите резкости и совершенно нас отрицаете.

Ген. Драгомиров. -- Необходимо подчинение армии общему командованию. Краснов персонально нам не нужен. Мы олицетворяем его с

352

могуществом Дона и потому считаем необходимым сотрудничестве именно с ним. Подчинение главнокомандующему его в наших глазах равносильно подчинению армии. Если Петр Николаевич найдет нужным подчиниться -- соглашение будет состоявшимся.

Ген. Денисов. -- Этого приказа желают кадеты для того, чтобы пользоваться им в борьбе за свержение Атамана.

Ген. Драгомиров -- По моим сведениям уход Атамана был бы для них нежелателен. Они его поддерживают.

Ген. Романовский. -- Может быть, выражение о невыводе войск с Дона можно будет смягчить.

Ген. Краснов. -- Посмотрим. Я могу предложить такую редакцию: конституция Войска не будет нарушена.

Ген. Драгомиров. -- Это значительно мягче. Это может быть приемлемо.

Ген. Щербачев. -- Против этого нельзя возражать.

Ген. Романовский. -- Согласен.

(Готовится приказ).

Ген. Краснов. -- Надо принять меры против злостной агитации из Екатеринодара. Оттуда расходуют частные средства на политическую борьбу Я лишен возможности делать это. За два дня праздников я получил один миллион двести пятьдесят тысяч рублей и передал их в казначейство.

Ген. Щербачев. -- Это яркий показатель того доверия, которым Вы пользуетесь на Дону.

Ген Краснов. -- Но тем не менее, я должен сплошь и рядом уговаривать. В этом отношении я совершенно уверен только в одном корпусе, который у меня воспитывается на идеях Петрограда и Москвы.

(Читается приказ).

Приказ

Главнокомандующего вооруженными силами Юга России По соглашению с Атаманами Всевеликого Войска Донского и Кубанского 269) сего числа я вступаю в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на юге России.

Генерал-лейтенант Деникин.

Атаман читает свое добавление:

Объявляя этот приказ Российским армиям на земле Всевеликого войска Донского находящимся, подтверждаю, что по соглашению моему с Главнокомандующим вооруженными силами юга России Генерал-Лейтенантом Деникиным, конституция Всевеликого войска Донского, Большим Войсковым Кругом 15-го сентября сего года утвержденная, нарушена не будет. Достояние Донских казаков их земли, недра земельные, условия быта и службы Донских армии затронуты не будут. Единое командование -- современная и неизбежная ныне мера для достижения полной и быстрой победы в борьбе с большевиками.

Донской Атаман Генерал от кавалерии Краснов.

Соглашение было достигнуто в 15 часов 5 минут. Обмен приказами состоялся в 15 часов 20 минут. В 17 часов 10 минут, после обеда в поез-

269) От Кубанцев никто не присутствовал.

353

де Главнокомандующего, поезд Донского Аатамана с генералом Красновым и свитой отбыл на Новочеркасск".

Выработанный приказ в тот же день был опубликован армиям на земле Всевеликого войска Донского находящимся 270).

Итак, объединение осуществилось. Но скажу откровенно, невеселыми мы ехали домой. Нас беспокоила мысль, как и в какой форме начнет генерал Деникин проводить в жизнь "единое командование". Особенно мрачен был командующий армиями ген. Денисов. Он всю дорогу ворчал, говоря, что подписав соглашение Атаман этим, подписал смертный приговор и себе и Войску. Я держался иного мнения. Мне казалось, что, наконец, лопнул тот нарыв, вокруг которого разгорались страсти, сплетались интриги, рождались небылицы и распускалась злостная клевета о Донской власти. Хотелось верить, что с этого момента все пойдет гладко и начнется дружная работа обеих армий. К сожалению, этим моим надеждам не суждено было сбыться. Достигнутая форма объединения видимо не вполне удовлетворяла ген. Деникина. Хотя на совещании он и призывал "забыть личные обиды и оскорбления", но сам, однако, не смог стать выше этих чувств, не смог основательно и навсегда побороть свою неприязнь к ген Краснову и Донскому командованию. Последующие его действия, о чем я укажу ниже, воочию убедят читателя в правоте высказанного.

Ни в положении Донской армии, ни в работе Донского штаба "единое командование" вначале ничем не отразилось. Прибыв в Новочеркасск, я пригласил к себе начальников отделов моего штаба, а затем и всех офицеров, которым и разъяснил смысл состоявшегося объединения. -- "Отныне" -- закончил я --"наш штаб является подчиненным штабу Добровольческой армии, а потому каждое требование, поступающее оттуда в соответствующие отделы, должно быть выполнено незамедлительно и безоговорочно. Я требую забыть прежние недоразумения и обиды, начать дружескую работу и во всем идти навстречу штабу Добровольческой армии". Не скажу, чтобы это мое заявление вызвало у офицеров штаба какой-либо подъем или радость. Скорее, казалось, многие приняли эту новость как-то печально, мрачно и во всяком случае без всякого одушевления.

Логическим следствием состоявшегося соглашения с ген. Деникиным явился приезд в Новочеркасск 28 декабря 1918 года ген. Пуля. С ним прибыл его начальник штаба полк. Кис и три английских офицера, а также представитель генерала Франше д'Эсперэ -- кап. Фукэ, представитель генерала Бертелло -- кап. Бертелло и два лейтенанта: Эглон и Эрлиш.

По установившемуся уже обычаю, в тот же день вечером в Атаманском дворце в честь гостей состоялся парадный обед. В приветственной речи ген. Краснов дал полную картину трагедии России и Дона и рельефно подчеркнул настоятельную необходимость незамедлительной помощи Войску.

-- "Ровно месяц тому назад в этом самом зале --сказал он -- я имел счастье приветствовать первых из союзных офицеров, прибывших к нам -- капитана Бонда и капитана Ошэн. Я говорил тогда о

270) Приказ Российским армиям на земле Всев. войска Донского находящимся от 26 декабря 1918 года, No 9.

354

том громадном значении, которое имеет теперь время. Я говорил, что не неделями и месяцами измеряется оно, но только часами. Я говорил о тех потоках крови невинных жертв, стариков, священников, женщин и детей, которые льются каждый день там, где была когда-то наша общая родина -- Россия. Я умолял от имени этой России придти и помочь. Страшный кровавый туман замутил мозги темного народа и только вы, от которых брызжет счастьем величайшей победы, можете рассеять этот туман. Вы не послушались тогда меня, старика, искушенного в борьбе с большевиками и знающего, что такое яд их ужасной пропаганды. Медленно и осторожно, с большими разговорами и совещаниями приближаетесь Вы к этому гаду, на которого надо смело броситься и раздавить его. И наши враги в вашей осторожности видят ваше бессилие. А изнемогшие в борьбе братья наши теряют последние силы. За этот месяц пала под ударами вся Украина, богатая и пышная с обильной жатвой недавнего урожая. Усталые полки Южной армии и истомленные непосильной борьбой на многоверстовом фронте казаки, сдали большую часть Воронежской губернии. Богатый хлебом плодородный край превращается в пустыню. Идут кровавые расстрелы и тысячи невинных гибнут в вихре безумия. Вас ждут, господа, осужденные на смерть. В ваших руках жизнь и смерть. Ужели же Вы оттолкнете протянутые руки и холодно будете смотреть, как избивают женщин, как бьют детей на глазах у матерей и ждать чего-то. Ждать тогда, когда надо действовать. Ваш приезд тогда вдохнул силы. Явился порыв. Полки пошли вперед. Уже недалеко было до Воронежа... Но порыв не терпит перерыва и не видя помощи сейчас -- изнемогли бойцы, истратили силы и молча отступают. Вы, господа, военные люди. И Вы знаете, что такое бой, и Вы знаете, что значит подача резерва вовремя, и как мало значит приход резерва тогда, когда разъяренный враг уже победил и уничтожил первую линию... Россия взывает о помощи... Франция, -- говорит она -- вспомни о наших могилах в Восточной Пруссии в дни Вашей славной битвы на Марне, Франция, не забудь наших галицийских покойников в тяжелые дни Вердена. Пока Россия была здорова, -- она была верной союзницей. Но чем виновата Россия, что она заболела этой страшной болезнью побежденных. Помогите ей. Исцелите ее. О, какой ужас творится в Москве, в Рязани, в Воронеже, в Харькове, повсюду в России. Темнота, голод, холод. Плач женщин и детей и пьяные оргии дикарей, сопровождаемые расстрелами... Во всем мире праздник Христов. Во всем мире тишина и радость покоя и только в России не прекращаясь -- вот уже пятый год гремят выстрелы, льется кровь и сироты, без дома и крова, умирают от голода ... Несите нам свободу, пока не поздно. Несите теперь, пока еще есть живые люди в Русской земле ... Идите туда, где Вас ждет триумфальное шествие среди ликующего народа. Пройдут недели и, если не пойдете Вы, там будут пепелища сожженных деревень и плач и трупы, и вместо богатого края -- пустыня. Время не ждет. Силы бойцов тают. Их становится все меньше и меньше ..." 271).

В гробовой тишине говорил Атаман Краснов. Каждое его слово глубоко западало в души присутствующих. Все взоры устремились на Пуля, с нетерпением ожидая, что он скажет в ответ, когда ген. Краснов

271) Газета "Донские Ведомости" от 29 декабря 1918 года.

355

закончил свою речь провозглашением тоста за здоровье Короля Англии и за всю страну.

-- "Ваше Высокопревосходительство и господа" -- начал свою речь представитель Англии. "От своего имени и от имени моих товарищей благодарю Вас за честь, которую Вы нам оказали, провозглашением тоста за здоровье Его Величества короля Англии и за нашу страну. Всякий, кто слышал трогательные слова Донского Атамана, не мог не обратить на них внимания, не мог не принять близко к сердцу того, о чем он говорил. Наше присутствие здесь доказывает, что мы не забыли своего долга и, что мы хотим оказать Вам помощь. Мы будем Вас поддерживать и окажем содействие. Но надо помнить, что при теперешних перевозочных средствах трудно оказать немедленно большую помощь. Однако, за те три недели, как я и французы находимся на русской территории, нами уже доставлено 50 тысяч винтовок, несколько миллионов патронов, большое количество медицинского и всякого другого снаряжения. Перед моим отъездом сюда я получил телеграмму из Лондона, в которой говорится, что приняты меры к доставке тяжелой и легкой артиллерии, винтовок, 500 тонн медикаментов, аэропланов и танков. И я надеюсь, Вы сознаете, что за короткое время той передышки, какую мы сами имеем, после войны с Германией, мы оказали всю возможную помощь. Я надеюсь также, что когда, по возвращении с Дона, я поеду к себе в Англию и расскажу там про героическую борьбу Дона и Добровольческой армии, то мой рассказ вызовет общее сочувствие. Мы восхищаемся и преклоняемся перед тем, что сделали казаки, Атаман ген. Краснов и генералы Денисов и Поляков. Мы чтим вместе с Вами память тех жертв, что страна принесла, чтобы избавиться от большевиков. И ничто не заставит нас забыть про Россию. Что касается до настоящего положения, то мне представляется, что оно не так плохо, как это может казаться. На востоке дела улучшились и мы возлагаем большие надежды на адмирала Колчака, от которого в ближайшем будущем можно ожидать многого. Прежде чем кончить мою речь и провозгласить тост за здоровье нашего хозяина, я бросаю взгляд свой на развешенные в этом зале портреты атаманов, выдающихся людей, служивших своей родине. Я позволю себе заглянуть в будущее и, мне кажется, что будет в этом зале висеть и еще один портрет. Это будет портрет замечательного государственного деятеля, великого и достойного сына своей Родины, одним из первых, положившего труд на спасение России. И когда в этой зале будут посетители, они спросят: а где портрет Краснова. И им покажут на этот портрет. За здоровье Донских казаков и их доблестного Атамана".

Громовое и долго несмолкавшее ура покрыло последние слова ген. Пуля. Как только смолкли аплодисменты, встал капитан Фукэ.

-- "От имени командования союзными войсками" -- начал он -- "и от имени победоносной французской армии, я рад приветствовать на Донской земле Атамана Краснова, который не только как большой военный человек, но и как дипломат, открыл широкие двери победы для своей страны. Победа теперь близка. И я приветствую героическую Донскую армию и все казачество, которое все время сопротивлялось большевикам. И теперь, когда Вы стали под одни зна-

356

мена с вашими союзниками, я уверен, Вам предстоит блестящая будущность. Рука об руку с нами, Вы пойдете спасать Россию и недалек тот час, когда Вы, как добрые патриоты, поклонитесь святыням Московского Кремля. Гордо и победоносно Вы войдете в Москву и восстановите вашу великую и прекрасную Родину. Мы Ваши собратья по оружию, мы не забудем великой клятвы дружбы нас соединяющей. Позвольте мне напомнить Вам слова нашего гимна: "настал день Победы". Эти слова относятся не только к нам, но и к Вам, к Дону и России. И поднимая свой бокал за генерала Краснова, за офицеров и казаков Донских, я, вместе с тем, подымаю бокал за Вашу будущую победу и за Великую Россию" 272).

Затем на чистом русском языке, с приемами митингового оратора, зажигательную речь произнес французский лейтенант Эрлиш. Его речь особенно понравилась рядовым казакам -- членам Круга. Лейтенант Эрлиш, в общем, еще раз подтвердил, что союзники с казаками и, что союзная помощь Войску уже идет и в ближайшие дни будет на Дону.

После многократных официальных заверений полномочных представителей союзных армий, можно ли было, спрошу я, сомневаться или не верить их обещаниям? Верили все и все радовались и ликовали в предчувствии скорой победы и скорого мира. И события на Донском фронте, и колебания казачьих частей, и наши временные неуспехи на севере, -- уже не казались столь грозными - ведь помощь союзников была не за горами.

Уверенность в скорую помощь союзников была настолько сильна, что вносила известный корректив и в наши оперативные соображения. Я тогда считал главной задачей Донских армий -- удержать лишь завоеванное до прибытия армий союзников, а затем, получив материальную и моральную поддержку, перейти к решительным активным действиям. Еще большую надежду на эту помощь возлагали войсковые начальники. В тяжелые, самые критические моменты они поддерживали угасший дух бойцов, обещая им близкую помощь союзников и требуя от войск напрячь последние силы и ни шагу не уступать противнику. Все жили, я бы сказал, иллюзиями. И эти иллюзии внедрили в казачество сами представители союзников своими официальными заверениями о близкой помощи, быть может, не сознавая что за неисполнение ими своих обещаний, казачеству придется расплачиваться потоками человеческой крови. Донские армии были тогда до крайности переутомлены. Мало того, они были уже больны последними событиями на северном Донском фронте, а союзные представители ежедневными категорическими заявлениями о скорой помощи, давали им морфий, забывая, что долго держать больного в та ком состоянии нельзя.

Болея душой за Донские армии, я в те дни, невольно с особо теплым чувством вспоминал представителей немецкого командования наших недавних врагов. Не было случая, чтобы они не исполнили своих обещаний и тем самым нарушили бы наши оперативные предположения.

272) Газета "Донские Ведомости" от 30 декабря 1918 года.

357

Около 10 часов вечера, прямо с обеда, иностранные офицеры в сопровождении Атамана, командующего армией, меня и нескольких офицеров штаба, отправились на вокзал для следования на восточный фронт.

Утром 29 декабря атаманский поезд медленно подошел к станции Чир -- где находился штаб ген. Мамантова, командующего восточным фронтом. На станции нас ожидали начальствующие лица, депутации от станиц и громадная толпа народа. На перроне, взявши "на караул", стоял почетный караул с хором трубачей. Что Донское казачество поголовно ополчилось против большевиков, дав максимум напряжения, лучше всего свидетельствует этот караул, подробное описание которому дает П. Н. Краснов в статье "Всевеликое Войско Донское" 273), говоря: "На правом фланге стоял взвод "дедов". Седые бороды по грудь, старые темные лица в глубоких морщинах, точно лики святых угодников на старообрядческих иконах, смотрели остро и сурово из-под надвинутых на брови папах. Особенная стариковская выправка, отзывающая временами прежней муштры, была в их старых фигурах, одетых в чистые шинели и увешанных золотыми и серебряными крестами на георгиевских лентах: -- за Лавгу, за Плевну, за Геок--Тепэ, за Ляоян и Лидиатунъ ... Три войны и тени трех императоров стояли за ними . .. Рядом с ними был бравый, коренастый и кряжистый взвод "отцов". Это были те самые "фронтовики", которые еще так недавно бунтовали, не зная куда пристать, сбитые с толка революцией и целым рядом свобод, объять которые не мог их ум. В своей строго форменной одежде, они производили впечатление старых русских дореволюционных войск. И, наконец, еще левее был взвод "внуков" -- от Постоянной армии, от химического ее взвода. Это уже была юная молодежь -- парни 19 и 20 лет. Долго любовался караулом Пул. Он медленно шел с Атаманом по фронту, внимательно вглядываясь в лицо каждого казака и новые мысли зарождались в его уме. Он понимал теперь то, чего упорно не хотели понять на западе, он понимал то, чего он не мог понять в Екатеринодаре. что это народная, а не классовая война. Он видел грубые, мозолистые руки хлебопашцев, сжимавших эфес шашек и он понимал, что эти люди действительно отстаивают свои дома, борются за право жизни..."

Осмотрев затем расположенный недалеко от станции авиационный отряд и выслушав от начальника штаба восточного фронта ген. А Келчевского оперативный доклад о положении на фронте, мы двинулись дальше. У разъезда Рычкова союзникам были показаны маневры одного из наших ударных батальонов. Узнав, что наши полки нормально имеют 3 500 челочек, батальоны 1 000. конные сотни по 140 шашек, он был чрезвычайно поражен таким большим составом.

На станции Карловской мы осмотрели тяжелые орудия, бронированный поезд и их команды, причем, узнав о недостатке тяжелых снарядов, ген. Пуль здесь же отдал распоряжение послать телеграмму союзному командов