льше  никогда
не придется посылать его.
     Филлипс посмеялся над этой шуткой и сменил сигнал. Часы  в  радиорубке
показывали 0 часов 45 минут, когда с "Титаника" был послан первый в истории
SOS.
     Ни одно из судов, с которыми у Филлипса состоялся радиообмен, не таило
больших надежд, чем судно, мерцающие огни которого виднелись в десяти милях
от "Титаника" слева по носу. Четвертый помощник капитана  Боксхолл  в  свой
бинокль ясно видел, что это пароход. Когда он  попытался  снестись  с  этим
судном с помощью сигнальной лампы,  ему  один  раз  показалось,  что  видны
ответные сигналы, но, не сумев разобрать их, он в конце концов  решил,  что
это никакие не сигналы, а просто мигание топового огня.
     Необходимо было подать более заметный сигнал. Как только  рулевой  Роу
прибыл на мостик, капитан Смит поинтересовался, с собой ли у  него  ракеты.
Роу показал принесенную коробку, и капитан отдал распоряжение:
     - Выпускайте по ракете через каждые пять или шесть минут.
     В 0 часов 45 минут ночная тьма была рассеяна ослепительной вспышкой. С
правой  стороны  мостика  ввысь  полетела  первая  сигнальная  ракета.  Она
взвивалась все выше и выше над кружевами мачт и такелажа, пока  наконец  не
разорвалась, издав глухой отдаленный хлопок, и к поверхности моря  медленно
поплыли яркие белые  звезды.  Пятому  помощнику  Лоу  запомнилось,  как  он
мельком увидел испуганное лицо  Брюса  Исмея,  освещенное  голубовато-белым
светом ракеты.
     В десяти милях от "Титаника", на мостике парохода "Калифорниэн", стоял
практикант Джеймс Гибсон. Появившийся с  востока  странный  пароход  уже  в
течение часа оставался неподвижным, и Гибсон с интересом рассматривал  его.
В бинокль он различил свет в бортовых иллюминаторах этого  судна  и  зарево
огней на кормовой части его палубы. Один раз ему даже показалось, будто  на
том пароходе пытаются связаться с их судном с помощью сигнальной лампы.  Он
попробовал сигналить в ответ, но вскоре оставил это  занятие,  решив,  что,
должно быть, принял за сигналы мерцание топового огня.
     Второй помощник капитана Херберт  Стоун,  шагая  по  мостику  парохода
"Калифорниэн", тоже наблюдал за странным пароходом. В 0 часов 45  минут  он
увидел над ним яркую вспышку белого света. Ну и чудеса,  подумал  он,  кому
это ночью вздумалось пускать на судне ракеты?



        Глава четвертая
     "ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ В ШЛЮПКЕ, А Я ЕЩЕ НЕМНОГО ПОБУДУ ЗДЕСЬ"

     Пассажир второго класса Лоренс Бизли считал себя самым что ни на  есть
невежественным в морских делах сухопутным жителем, но даже и он понял,  что
означают  ракеты.  "Титаник"  нуждался  в  помощи,  и  нужда   была   столь
безотлагательной, что об этом спешили сообщить любому судну  поблизости,  с
которого могли быть замечены сигнальные ракеты.
     Это понимали многие из тех, кто находился на  шлюпочной  палубе.  Люди
перестали шутить и старались не терять времени, которого и так едва хватало
на то, чтобы проститься с родными или знакомыми.
     - Ну вот и славно, моя девочка, - наконец  уговорил  Дэн  Марвин  свою
молодую жену, - ты отправишься в шлюпке, а я еще немного побуду здесь. - Он
послал ей воздушный поцелуй, когда она вошла в шлюпку.
     - До скорой встречи, -  с  улыбкой  произнес  Адольф  Дейкер,  помогая
миссис Дейкер перешагнуть через фальшборт.
     - Мужайся; что бы ни  случилось,  Мужайся!  -  наказывал  доктор  У.Т.
Минахан своей жене, миссис Минахан, отходя вместе  с  другими  мужчинам  от
шлюпки.
     Мистер Таррелл Кавендиш ничего не говорил, прощаясь с миссис Кавендиш.
Он лишь поцеловал ее, посмотрел на нее долгим взглядом, еще раз поцеловал и
присоединился к толпе.
     Когда Марк Форчун с сыном Чарлзом провожал миссис Форчун и трех  своих
дочерей, он забрал у жены ее драгоценности.
     - Они будут в сохранности, - объяснил он,  -  мы  с  Чарлзом  сядем  в
следующую шлюпку.
     - Береги отца, Чарлз! - крикнула одна из девочек своему брату.
     - Уолтер, ты должен отправиться вместе со мной,  -  упрашивала  своего
мужа миссис Уолтер Д. Даглас.
     - Нет, - отвечал мистер Даглас, отворачиваясь, - я  должен  оставаться
джентльменом.
     - Тогда хоть попытайся сесть  в  шлюпку  вместе  с  майором  Баттом  и
мистером Муром, - последовало подобающее жене напутствие.  -  Они  крупные,
сильные мужчины и, несомненно, им это удастся.
     Некоторые жены все еще отказывались, идти в шлюпки.  Мистер  и  миссис
Эдгар Мейер из Нью-Йорка сочли неловким спорить и обсуждать этот вопрос  на
людях и сошли к себе в каюту. Там  они  решили,  что  ради  их  ребенка  им
придется расстаться.
     Артур Райерсон был вынужден заговорить с  миссис  Райерсон  тоном,  не
допускающим возражений.
     - Ты должна подчиняться приказаниям. Если объявят команду "Женщинам  и
детям садиться в шлюпки", ты обязана идти, когда придет твоя очередь, а я с
Джеком Тэйером останусь здесь. Мы будем в полной безопасности.
     Аналогичную твердость проявил Александер Т. Комптон-младший, когда его
мать заявила, что скорее сама останется на "Титанике", чем  оставит  своего
сына здесь одного.
     - Не говори глупостей, мама. Ступай лучше с сестричкой в шлюпку,  а  я
уж постараюсь позаботиться о себе сам.
     Между мистером и миссис Л. Смитами тоже произошел спор  на  эту  тему.
При виде стоявшего поблизости капитана Смита с  мегафоном  в  руках  миссис
Смит вдруг осенила вдохновенная мысль. Она подошла  к  капитану,  объяснила
ему, что осталась на белом свете совсем одна-одинешенька,  и  спросила,  не
может ли ее муж сесть вместе с ней в шлюпку. Старый  капитан,  сделав  вид,
что не замечает ее, поднес мегафон к губам и прокричал:
     - Женщины и дети идут в первую очередь!
     Тут подошел мистер Смит:
     - Не обращайте, капитан, внимания на ее слова. Я постараюсь, чтобы она
села в шлюпку.
     Повернувшись к жене, он медленно заговорил:
     - Я никогда не думал, что мне придется просить тебя о  послушании,  но
вот настал момент, когда ты должна повиноваться. Женщин и детей  пропускают
сейчас вперед только потому, что так положено. Наш  корабль  оснащен  очень
хорошо, и все люди будут спасены.
     В ответ миссис Смит спросила мужа, истинную ли правду он  ей  говорит.
Мистер  Смит  твердо  и  решительно  сказал:   "Да!".   На   прощанье   они
поцеловались; когда шлюпка стала спускаться к поверхности моря, он  крикнул
с палубы:
     - Засунь руки в карманы, очень холодно!
     Иногда приходилось прибегать к  более  действенным  мерам,  чем  ложь.
Миссис Эмиль Тауссиг крепко уцепилась за своего мужа, когда  шлюпка  Э8,  в
которой  находилась  ее  дочь,  начала  спускаться  на  воду.  На  секунду,
вскрикнув "Руфь!", она обернулась к шлюпке. Воспользовавшись этим моментом,
двое мужчин оторвали миссис Тауссиг от  мужа  и  водворили  в  спускающуюся
шлюпку.
     Миссис Шарлотт Коллиер  один  матрос  схватил  за  руку,  а  другой  -
обхватил за талию, и вместе  они  оттащили  ее  от  мужа,  Харви  Коллиера.
Вырываясь из их рук и протестуя, она слышала, как муж кричал ей:
     - Не упирайся, Лотти, ради бога, крепись и ступай в шлюпку! Я  сяду  в
следующую!
     Когда Селини Ясбек поняла, что ей придется отправиться  в  шлюпке  без
мужа, она принялась кричать и плакать, даже пыталась выбраться на палубу, к
мистеру Ясбеку, но шлюпка быстро спустилась на воду.
     Ни силой, ни убеждениями нельзя было сдвинуть с  места  миссис  Хадсон
Дж. Эллисон. Она стояла несколько в стороне от остальных, крепко прижавшись
к мистеру Эллисону, а их маленькая дочурка Лоррейн дергала ее за юбку.
     Миссис Изидор Страус тоже отказалась идти:
     - Я всегда была вместе  со  своим  мужем,  так  зачем  же  мне  теперь
покидать его?
     Действительно, вместе они прошли большой путь: пепелища мятежных южных
штатов,  небольшой  магазинчик  фарфоро-фаянсовых  изделий  в  Филадельфии,
превращение "Мейси" в  крупнейшую  в  мире  сеть  универсальных  магазинов,
избрание в конгресс США, а теперь  счастливые  сумерки,  венчающие  удачную
жизнь - консультативные комитеты, благотворительная  деятельность,  любимые
занятия, путешествия. Этой зимой они ездили во Францию, жили в  Кап-Мартене
и решили, что будет  приятно  свое  путешествие  завершить  на  "Титанике".
Сегодня ночью супруги Страусы вышли на палубу вместе с другими пассажирами,
и поначалу миссис Страус не знала, как ей  поступить.  Сперва  она  вручила
свои немногочисленные драгоценности служанке Эллен Бэрд, потом забрала их у
нее. Позже она пересекла шлюпочную палубу и совсем было вошла в шлюпку  Э8,
но затем повернула обратно и присоединилась к мистеру Страусу. Наконец  она
приняла решение:
     - Мы прожили вместе много лет. Куда пойдешь ты, пойду и я.
     Тщетно  Арчибальд  Грейси,  Хью  Вулнер  и  другие  знакомые  пытались
заставить ее сесть в шлюпку. В конце  концов  Вулнер  обратился  к  мистеру
Страусу:
     - Уверен, что никто не станет возражать, если такой пожилой,  как  вы,
джентльмен сядет в шлюпку ...
     - Я не войду в шлюпку раньше других мужчин, - ответил мистер Страус  и
поставил на этом точку. Затем он и его супруга уселись в палубные кресла.
     Большинство женщин все же садились  в  шлюпки.  Жен  к  месту  посадки
сопровождали мужья, одиноких женщин-мужчины, вызвавшиеся  охранять  их.  То
была эпоха,  когда  в  начале  трансатлантического  путешествия  мужчины  в
соответствии  с  принятым  этикетом  предлагали  "беззащитным  дамам"  свои
услуги. В эту ночь такая галантность оказалась как нельзя более кстати.
     Миссис Уильям Т. Грэм, девятнадцатилетней Маргарет  и  ее  гувернантке
мисс Шют помогли сесть в шлюпку Э8 управляющий  лондонской  конторой  фирмы
"Вэкьюэм ойл"  Хауэрд  Кейс  и  Уошингтон  Огастес  Роублинг,  единственный
наследник сталепромышленника, без всякой протекции дослужившийся  до  поста
директора завода "Мерсер отомобил уоркс" в г.  Трентоне,  штат  Нью-Джерси.
Когда шлюпка Э8 стала спускаться на воду, миссис Грэм  увидала,  как  Кейс,
прислонившись к  леерному  ограждению,  закурил  сигару  и  помахал  ей  на
прощание рукой.
     Миссис Эпплтон, миссис Р.К. Корнелл, миссис Дж.  Марри  Браун  и  мисс
Эдит Эванс, возвращаясь из Англии, куда они ездили на  похороны  одного  из
членов семьи, попали под крылышко полковника Грейси, но он каким-то образом
потерял этих дам в толпе и лишь гораздо позже снова их отыскал.
     Полковник, вероятно, растерялся так из-за того,  что  он  одновременно
пытался опекать еще и миссис Черчилл Кэнди, соседку  по  обеденному  столу,
которая  возвращалась  из  Парижа,  куда  ездила  проведать  своего   сына,
попавшего в неслыханную по тому времени катастрофу  -  авиационную.  Миссис
Кэнди, должно быть, обладала незаурядной привлекательностью, поскольку чуть
ли не всем мужчинам хотелось ее опекать.
     Когда сразу после столкновения с айсбергом ее отыскал Эдвард А.  Кент,
еще один сосед по обеденному столу, она отдала ему на хранение  выполненный
на слоновой кости миниатюрный портрет своей  матери.  Затем  появились  Хью
Вулнер и Бьернстром Стеффансон и помогли  ей  сесть  в  шлюпку  Э6.  Вулнер
помахал на прощанье рукой и заверил, что они помогут ей подняться  на  борт
лайнера после того, как  "Титаник"  "будет  исправлен".  Немного  позже  на
палубу выскочили полковник Грейси и Клинч  Смит  в  поисках  миссис  Кэнди,
также желая оказать ей содействие, но Вулнер охладил их  рвение,  сказав  с
некоторым, может быть, самодовольством, что о ней уже  позаботились  и  она
благополучно покинула "Титаник".
     Она хорошо сделала, что покинула его, так как наклон палубы стал круче
и даже самые беззаботные люди почувствовали тревогу. Те,  кто  оставил  все
свое имущество в  каютах,  одумались  и  рискнули  спуститься  вниз,  чтобы
забрать ценности.  Внизу  их  ожидали  неприятные  сюрпризы.  Селини  Ясбек
обнаружила, например, что ее каюта уже затоплена. Точно такое  же  открытие
сделал Гэс Коэн. Викторин, служанка-француженка  Райерсонов,  пережила  еще
более неприятное приключение. Ее каюта не была затоплена, но когда Викторин
рылась в своих вещах, она услыхала звук поворачиваемого  в  замке  ключа  и
поняла,  что  это  стюард  запирает  дверь  каюты,   чтобы   не   допустить
мародерства. Она завизжала - и вовремя, иначе бы стюард запер ее  в  каюте.
Не желая искушать свою  судьбу  дольше,  Викторин  опрометью  бросилась  на
палубу, так ничего и не взяв из своих вещей.
     Становилось ясно, что время, отведенное  "Титанику",  иссякает.  Томас
Эндрюс переходил от шлюпки к шлюпке, убеждая женщин поторапливаться.
     - Дамы, вы должны немедленно  садиться  в  шлюпки.  Нельзя  терять  ни
минуты. Не будьте привередливыми в выборе шлюпки.  Не  мешкайте!  Садитесь,
садитесь!
     Эндрюс имел все основания  для  того,  чтобы  испытывать  раздражение.
Никогда еще женщины не вели себя  столь  непредсказуемо.  Одна  из  молодых
женщин, дожидавшаяся своей очереди сесть в шлюпку Э8, внезапно вскрикнула:
     - Я забыла фотографию Джека и обязательно должна пойти взять ее!
     Окружающие запротестовали, но она стрелой помчалась вниз, очень  скоро
вернулась с фотографией в руках и была втащена в шлюпку.
     Несмотря на суету, все было настолько мирно, что когда  старпом  Уайлд
попросил  Лайтоллера  помочь  найти  пистолеты,  второй  помощник  капитана
посчитал эту затею за пустую трату  времени.  Он  быстро  подвел  капитана,
Уайлда и первого помощника Мэрдока к запирающемуся шкафчику, где  хранилось
оружие. Уайлд сунул один пистолет в руку Лайтоллера, заметив при этом:
     - Он может вам понадобиться.
     Лайтоллер засунул пистолет в карман и поспешил обратно к шлюпке.
     Одна за другой шлюпки быстро спускались на воду: Э6 -  в  0  часов  55
минут, Э3 - в час ровно, Э8 - в 1 час 10 минут ночи. Наблюдая за  тем,  как
они спускаются, пассажир первого класса Уильям Картер порекомендовал  Гарри
Уайднеру постараться сесть в шлюпку. Уайднер отрицательно покачал головой:
     - Я считаю, Билли, что если уж испытывать  свою  судьбу,  то  на  этом
большом судне.
     Некоторые члены  экипажа  не  разделяли  такой  оптимистической  точки
зрения. Когда помощник второго  стюарда  Уит  заметил,  что  первый  стюард
Лэтимер надел спасательный нагрудник  поверх  пальто,  он  посоветовал  ему
надеть нагрудник под пальто - так будет легче плыть.
     На мостике четвертый помощник капитана Боксхолл, вместе с рулевым  Роу
пускавший ракеты, все еще не мог поверить в то, что происходит с лайнером.
     - Капитан, - спросил он, - неужели это действительно серьезно?
     - Мистер Эндрюс говорит, - тихо отвечал капитан, - что судну  осталось
жить всего час-полтора.
     У Лайтоллера для измерения оставшегося  времени  был  более  наглядный
эталон: крутой и узкий аварийный трап, спускающийся со шлюпочной палубы  до
самой палубы E. Вода медленно  ползла  вверх  по  ступенькам,  и  время  от
времени Лайтоллер приближался к  входу  в  шахту  трапа,  чтобы  посчитать,
сколько ступенек скрылось под водой. Ступени были ему хорошо видны,  потому
что под светло-зеленой водой все еще светились огни.
     Этот  своеобразный  индикатор  показывал,  что  время   бежит.   Темпы
эвакуации пассажиров ускорились, но проходила она теперь более  суетливо  и
сумбурно, чем прежде. Споткнулась и  упала,  пытаясь  сесть  в  шлюпку  Э9,
хорошенькая молодая француженка. Более  пожилая  женщина  в  черном  платье
вообще ступила мимо шлюпки Э10. Она упала вниз между носом  этой  шлюпки  и
бортом судна. Толпа в ужасе ахнула, но кто-то изловчился и - удивительно! -
поймал эту  женщину  за  лодыжку.  Другие  втащили  эту  неловкую  даму  на
прогулочную палубу, находящуюся под шлюпочной, и женщина снова поднялась  к
месту посадки, чтобы сделать новую попытку. На этот раз ей удалось сесть  в
шлюпку.
     Некоторые из них теряли самообладание. Одна пожилая дама у  шлюпки  Э9
разразилась раздраженными воплями и, в конце концов растолкав всех, убежала
прочь от места посадки. Какая-то истерическая  особа  беспомощно  металась,
тщетно стараясь взобраться в шлюпку Э11. Чтобы  помочь  ей,  стюард  Уиттер
встал на поручень, но  она  все  равно  оступилась  и  вместе  со  стюардом
свалилась в шлюпку. Возле шлюпки  Э13  стояла  крупная,  тучная  женщина  и
кричала:
     - Не сажайте меня в лодку! Я не хочу плыть в лодке! Я никогда в  жизни
не плавала в лодке!
     Стюард Рей оборвал поток ее возражений:
     - Вы должны сесть в шлюпку и вдобавок вести себя потише.
     План произвести  посадку  в  некоторые  шлюпки  с  расположенных  ниже
шлюпочной палубы сходных  трапов  закончился  полной  неразберихой.  Двери,
которые предполагалось открыть, так и остались запертыми.  Шлюпки,  которые
должны были стоять внизу под сходными трапами, отходили  от  борта  лайнера
прочь. Люди,  которые  должны  были  садиться  в  шлюпки  с  нижних  палуб,
оказывались запертыми в межпалубных пространствах. Когда Колдуэллы и с ними
еще несколько человек прошли весь путь вниз до запертого лацпорта на палубе
С, кто-то, не знавший о предполагаемой посадке с этой палубы, запер за ними
дверь. Позже какие-то мужчины, находившиеся палубой  выше,  обнаружили  эту
изолированную от окружающего мира группу  людей  и  спустили  им  трап,  по
которому жертвы неразберихи смогли выбраться наверх.
     Нехватка опытных моряков усугубила неразбериху. Некоторыми из наиболее
квалифицированных  членов  экипажа  были  укомплектованы  команды   шлюпок,
спущенных с "Титаника" в числе первых. Другие опытные моряки были разосланы
со специальными заданиями - собирать в одно место фонари, открывать окна на
палубе  А,  пускать  сигнальные  ракеты.  Шестеро   моряков,   спустившихся
открывать один из нижних  лацпортов,  пропали  без  вести;  они  так  и  не
вернулись наверх. Возможно, прибывающая вода отрезала им путь к отступлению
с одной из нижних палуб.  Теперь  Лайтоллер  строго  нормировал  количество
оставшихся в его распоряжении моряков: каждой шлюпке он  выделял  всего  по
два члена экипажа.
     Шлюпка Э6 находилась уже почти на полпути к  поверхности  моря,  когда
одна из сидевших в ней женщин крикнула на шлюпочную палубу:
     - У нас в лодке всего один моряк!
     - Есть среди вас моряки? - обратился Лайтоллер к  стоявшим  на  палубе
людям.
     - Если хотите, я могу пойти в эту шлюпку, - послышался из толпы голос.
     - Вы моряк?
     - Яхтсмен.
     - Если вы настолько моряк, что сможете спуститься вон по тому  лопарю,
то полезайте в шлюпку.
     И майор Артур Годфри Пошан  -  вице-коммодор  королевского  канадского
яхт-клуба, - повиснув за  бортом  "Титаника"  на  переднем  лопаре,  плавно
спустился по нему в шлюпку Э6. Это был единственный  из  пассажиров-мужчин,
которому в ту ночь Лайтоллер позволил войти в шлюпку.
     На правом борту лайнера мужчины оказались удачливее. Мэрдок  продолжал
пускать их в шлюпки,  если  там  оставались  свободные  места.  Французский
авиатор Пьер Мишель и скульптор Поль Шевре  забрались  в  шлюпку  Э7.  Двое
коммивояжеров компании Гимбелов добились себе  места  в  шлюпке  Э5.  Когда
пришла пора спускать шлюпку Э3, Хенри Слипер Харпер не только присоединился
к своей  жене,  но  и  взял  с  собой  своего  китайского  мопса,  а  также
египтянина-драгомана [12] по имени  Хамад  Хасса,  которого  ради  какой-то
причуды вывез из Каира.
     В тени, отбрасываемой шлюпкой  Э13,  стоял  в  нерешительности  доктор
Уошингтон Додж. Его заметил стюард столовой Рейн и спросил, оставили ли уже
"Титаник" жена и сын  доктора,  на  что  Додж  ответил  утвердительно.  Рей
воспринял это известие с облегчением, поскольку принимал судьбу этой  семьи
близко  к  сердцу.  Когда  Доджи  плыли  в  Англию,  он  обслуживал  их  на
"Олимпике", и это он, Рей, уговорил  их  совершить  путешествие  обратно  в
Америку на "Титанике". Стало быть, и он виноват в том, что Доджи  оказались
на борту тонущего лайнера... Но времени на философские размышления не было.
     - Будет лучше, если вы сядете сюда, - настоятельно посоветовал  Рей  и
втолкнул доктора в шлюпку.
     Возле шлюпки Э1 произошла почти что церемонная сцена. Сэр  Космо  Дафф
Гордон и его супруга со своей секретаршей мисс  Франкателли,  которую  леди
Дафф Гордон любила называть мисс Фрэнке, спросила  Мэрдока,  могут  ли  они
войти в шлюпку.
     - О, разумеется, сделайте милость! Я буду весьма польщен, - будто  бы,
как помнится сэру Космо, ответил Мэрдок.
     Однако  впередсмотрящему  Джорджу  Саймонсу,  который   стоял   рядом,
показалось, будто Мэрдок просто сказал: "Хорошо, "полезайте".  Подошли  еще
двое американцев - Абрам Соломон и К. Э. X. Стенгель,  их  тоже  пригласили
сесть в шлюпку. Стенгель с большими трудностями преодолевал барьер леерного
ограждения; в конце концов он лег на поручни  и  перевалился  через  них  в
шлюпку. Проворный, как терьер, Мэрдок весело смеялся:
     - Это самое смешное из того, что я видал за всю ночь.
     Казалось,  что  вокруг  больше  никого  не  было;   все   находившиеся
поблизости шлюпки были уже спущены, и толпа  сместилась  к  кормовой  части
палубы. Когда пять указанных  пассажиров  благополучно  уселись  в  шлюпку,
Мэрдок усадил туда еще шестерых кочегаров  и  назначил  старшим  по  шлюпке
впередсмотрящего Саймонса, наказав ему:
     - Держись не очень далеко от  борта  судна  и  возвращайся,  когда  мы
позовем вас.
     Затем он махнул людям у шлюпбалок, и они спустили на  воду  шлюпку  Э1
вместимостью 40 человек, в которой находилась ровно дюжина людей.
     Когда эта шлюпка спускалась, за ней с носовой палубы наблюдал  смазчик
Уолтер Хэрст. Ему помнится, что он тогда заметил саркастически:
     - Уж если они отправляют шлюпки, то  могли  бы  посадить  в  них  хоть
немного народа.
     Внизу, в помещениях третьего класса, находились люди, которые не имели
возможности даже попасть на шлюпочную палубу. Целый  рой  мужчин  и  женщин
толпился у подножья главной лестницы  третьего  класса  в  самой  корме  на
палубе E. Они находились там с тех самых пор, когда их  разбудили  стюарды.
Сначала  это  были  только  женщины  и  супружеские  пары,  потом   к   ним
присоединились мужчины, прибывшие сюда с багажом из носовой части судна  по
"большой шотландской дороге". Теперь все эти  люди  были  стиснуты  вместе,
шумливые и беспокойные, похожие больше на заключенных,  чем  на  пассажиров
под этими низкими  потолками  с  голыми  электрическими  лампочками,  между
неказистыми, пустыми, по-казенному белыми стенами.
     Стюард  третьего  класса  Джон  Эдвард  Харт  изо  всех  сил  старался
заставить их надеть спасательные нагрудники. Его  успех  в  этом  деле  был
невелик, частично оттого, что одновременно он уверял людей,  будто  никакой
опасности не существует, а частично потому, что многие из  этих  пассажиров
ни слова не понимали по-английски. Переводчик Муллер делал все, что  в  его
силах, стараясь растолковать про спасательные нагрудники десяткам финнов  и
шведов, но это ему плохо удавалось.
     В 12.30 сверху поступило распоряжение  отправить  женщин  и  детей  на
шлюпочную палубу. Нечего было и надеяться, что они  сами  найдут  дорогу  в
лабиринте проходов, обычно запертых для пассажиров третьего класса. Поэтому
Харт решил лично сопровождать небольшие группы людей наверх.  На  это  тоже
потребовалось время, но вот наконец "конвой" организован и тронулся в путь.
Его странствие было долгим: по широким ступеням наверх,  к  комнате  отдыха
для пассажиров третьего  класса  на  палубе  С,  по  верхней  палубе,  мимо
библиотеки для  пассажиров  второго  класса,  в  помещения  для  пассажиров
первого класса. Затем по длинному коридору  мимо  кабинета  врача,  особого
салона для горничных и камердинеров пассажиров  первого  класса  и  наконец
вверх по парадной лестнице, на шлюпочную палубу.
     Харт подвел свою группу  к  шлюпке  Э8,  но  на  этом  его  миссия  не
заканчивалась. Как только  он  усаживал  своих  подопечных  в  шлюпку,  они
выскакивали оттуда и спешили укрыться от холода в теплых помещениях.
     Уже после часа ночи Харт вернулся на палубу E,  чтобы  организовать  и
провести наверх еще одну группу, и это оказалось ничуть  не  легче,  чем  в
первый раз. Многие женщины все еще отказывались  идти.  С  другой  стороны,
теперь и некоторые из мужчин настаивали на включении их в эту  группу,  но,
согласно полученным Хартом распоряжениям, об этом не могло быть и речи.
     И вот он снова пускается в долгое странствие  по  палубам  "Титаника".
Когда он достиг шлюпочной палубы и подвел эту группу  к  шлюпке  Э15,  часы
показывали  двадцать  минут  второго.  Возможности  возвратиться  за  новой
партией пассажиров у него уже  не  было.  Мэрдок  велел  Харту  садиться  в
шлюпку, и примерно в половине  второго  шлюпка  вместе  со  второй  партией
пассажиров третьего класса была спущена на воду.
     Для  эвакуации  пассажиров  третьего  класса  не  было   предусмотрено
какой-либо четкой процедуры. Многие  из  них  сумели  тем  или  иным  путем
избежать глухого тупика на палубе E, попали наверх и стояли там, не  находя
никого, кто бы мог показать им дорогу или помочь.  Некоторые  из  барьеров,
ограждавших помещения третьего класса, были убраны. Те из  пассажиров,  что
воспользовались этими проходами в заграждениях,  забрели  в  другие  районы
судна, и кое-кто из них в конце концов нашел дорогу на шлюпочную палубу. Но
большинство барьеров оставалось на месте, и те пассажиры  третьего  класса,
которые сознавали опасность и  стремились  к  шлюпкам,  были  предоставлены
исключительно собственной находчивости.
     Редкой, похожей на муравьиную, цепочкой  люди  поднимались  по  стреле
крана на кормовой палубе и ползли по ней в район помещения первого  класса,
перелезали через леерные  ограждения  и  добирались  до  шлюпочной  палубы.
Некоторые пробирались под канатом,  натянутым  поперек  кормовой  палубы  и
прижимавшим их еще ближе к корме, чем это делали барьеры.  Но,  пройдя  под
канатом, они могли легко добраться до трапа для пассажиров второго класса и
идти дальше, к шлюпкам.
     Другие, каким-то образом добравшись до прогулочной части палубы В,  не
могли потом найти выход оттуда.  В  отчаянии  они  повернули  к  аварийному
трапу, предназначенному для членов команды. Этот трап находился  поблизости
от ярко освещенных окон ресторана для пассажиров первого класса. Собравшись
лезть по трапу наверх, Анна Сьоблом и еще одна  девушка  заглянули  в  окно
ресторана.  Они  восхищенно  разглядывали  столы,   красиво   сервированные
приборами  из  фарфора  и  серебра,  готовые  к   завтрашней   трапезе.   У
сопровождавшей  Анну  девушки  возникло  желание  разбить  ногой  стекло  и
проникнуть в  ресторан,  но  Анна  удержала  ее  от  этого  шага,  высказав
опасение, что пароходная компания может заставить их  возместить  стоимость
разбитого окна.
     Кое-кому из пассажиров третьего класса удалось  подняться  по  другому
аварийному трапу - на носовой палубе, а  затем  по  обычному  переходу  для
пассажиров первого класса пройти к шлюпкам.
     Остальные пассажиры колотили руками  по  барьерам,  требуя,  чтобы  их
пропустили. Когда пассажир третьего класса Дэниэл Бакли  начал  подниматься
по ступенькам к проходу в зону первого класса, идущий впереди него  мужчина
был сброшен вниз  матросом,  который  охранял  проход.  Взбешенный  мужчина
вскочил на ноги и снова взбежал по  ступенькам.  Матрос  с  одного  взгляда
оценил обстановку, запер дверь на  замок  и  убежал.  Разъяренный  пассажир
сломал замок, прорвался в проход и помчался дальше, громко, во  весь  голос
предупреждая матроса о том, что он с  ним  сделает,  если  только  поймает.
Бакли и десятки других пассажиров гурьбой хлынули через проход в  помещение
первого класса.
     Кэйти Гилнаф,  Кэйт  Маллинз  и  Кэйт  Мэрфи  (на  "Титанике"  что  ни
ирландка, то почти непременно Кэтрин) были  задержаны  матросом  у  другого
барьера, но тут вдруг подал голос еще один пассажир третьего  класса,  Джим
Фарелл - здоровенный ирландец родом из одного с девушками графства.
     - Послушай, милейший, -  громогласно  попросил  он  моряка,  -  открой
проход и пропусти девушек! - Это была даже не просьба,  а  настоящая  проба
силы голоса. К удивлению девушек, матрос кротко подчинился.
     Однако на  каждого  пассажира  третьего  класса,  нашедшего  дорогу  к
спасательным шлюпкам, приходились  сотни  людей,  бесцельно  толпившихся  в
районе носовой и кормовой палуб или у подножья трапа на палубе E. Некоторые
спрятались в своих каютах - именно здесь  юный  Мартин  Галлахер  обнаружил
Мэри Агату Глинн и  ее  четырех  впавших  в  уныние  подруг  по  каюте.  Он
быстренько отвел девушек наверх, посадил их  в  шлюпку  Э13  и  остался  на
палубе. Другие обратились к молитве. Когда  Гэс  Коэн  примерно  через  час
после столкновения проходил мимо обеденного салона для таких же, как и  он,
пассажиров третьего класса, он  заметил,  что  там  собралось  внушительное
количество людей, у многих из которых в руках были четки.
     Хуже всех пришлось обслуживающему персоналу ресторана порционных  блюд
для пассажиров первого класса. Эти люди были, что называется,  ни  рыба  ни
мясо. Совершенно очевидно, что к пассажирам их отнести невозможно, но, если
рассуждать формально, они  не  являлись  и  членами  экипажа.  Ресторан  не
принадлежал компании "Уайт Стар Лайн", им владел мосье Гатти, получивший  у
этой компании концессию на размещение своего заведения на борту "Титаника".
     Таким образом, подчиненные  мосье  Гатти  не  обладали  на  "Титанике"
никакими правами и, что еще хуже, они были французами и  итальянцами,  а  в
1912 году англосаксы с большим подозрением относились к представителям этих
национальностей.
     С самого начала они были  обречены.  Стюард  Джонсон  видел,  как  они
сбились в одну кучку внизу возле своих кают в кормовой части палубы  E.  Их
патрон Гатти, его шеф-повар и помощник шеф-повара Поль Може - вот и все  из
персонала ресторана, кому вообще удалось подняться на шлюпочную палубу,  да
и то лишь потому, что они были одеты в обычные, а не форменные  костюмы,  и
члены экипажа принимали их за пассажиров.
     А внизу, в машинном отделении, никто даже и не думал  уходить.  Моряки
прилагали отчаянные усилия, чтобы не упало давление пара, чтобы не  погасло
электрическое освещение, чтобы насосы продолжали работать. Старший  механик
Белл велел поднять все водонепроницаемые двери, расположенные  в  корму  от
котельного отделения Э4; когда вода  дойдет  сюда,  их  можно  будет  снова
закрыть, а пока с открытыми дверями легче переходить из отсека в отсек.
     Смазчик Фред Скотт старался освободить своего товарища, застрявшего  в
туннеле, который находился за одной из дверей,  ведущих  в  корму.  Смазчик
Томас Рейнджер  выключил  последние  из  45  вентиляторов:  они  потребляли
слишком много электроэнергии. Штивщик Томас Патрик Диллон  помогал  таскать
длинные отрезки труб из кормовых отсеков - с их  помощью  хотели  увеличить
производительность  водоотливного  насоса,   установленного   в   котельном
отделении Э4.
     В котельном отделении  Э4  штивщик  Джордж  Кэвелл  тушил  топки.  Это
означало, что электроэнергии будет вырабатываться еще меньше, но нужно было
предотвратить возможность взрыва котлов, когда вода подступит  к  котельной
Э4. Было около двадцати минут второго,  и  Кэвелл  почти  закончил  работу,
когда вдруг увидел, как через металлические листы настила  выступила  вода.
Он стал действовать еще быстрее Но вот вода дошла ему до колен, и он решил,
что с него довольно. В тот момент, когда он уже находился  почти  на  самых
верхних ступеньках аварийного трапа,  ему  вдруг  стало  совестно,  что  он
бросил своих товарищей. Он снова спустился вниз, но товарищи,  оказывается,
тоже покинули отсек. С чистой совестью он  опять  вскарабкался  наверх,  на
этот раз окончательно.
     К этому времени почти все шлюпки были спущены на воду. Одна за  другой
по гладкой поверхности  океана  они  отходили  от  "Титаника"  под  стук  и
хлюпанье весел.
     - Я никогда не держал весла в руках, но думаю,  что  сумею  грести,  -
говорил какой-то стюард, обращаясь к миссис Дж. Стьюарт Уайт в отходящей от
лайнера шлюпке Э8.
     Взоры всех находившихся в шлюпках были  прикованы  к  "Титанику".  Его
высокие мачты и четыре большие трубы четким черным силуэтом  вырисовывались
на фоне ночного безоблачного неба. От его  прогулочных  палуб,  от  длинных
верениц иллюминаторов исходил яркий, слепящий свет. Из  шлюпок  можно  было
видеть людей,  облепивших  поручни  леерного  ограждения:  в  тихом  ночном
воздухе слушалась  мелодия  рэгтайма.  Казалось  невероятным,  что  с  этим
огромным судном могло случиться что-то  неладное,  но  от  действительности
никуда не денешься: вот тут они, люди, эвакуировавшиеся в  шлюпках,  а  вон
там стоит  их  судно  с  уже  весьма  заметным  дифферентом  на  нос.  Ярко
освещенное, оно было похоже на оседающий под бременем  собственной  тяжести
праздничный пирог.
     Неуклюжие  шлюпки  отходили  от  него  все  дальше.  Те,  кому  велели
держаться поблизости от "Титаника", теперь налегли на весла.  Другие,  кому
было приказано дойти до того парохода,  огни  которого  виднелись  вдалеке,
начали свое трудное странствие.
     Этот пароход казался издевательски  близким.  Настолько  близким,  что
капитан Смит велел людям в шлюпке Э8 грести  туда,  пересадить  на  пароход
пассажиров и возвращаться к "Титанику" за новой партией. Примерно тогда  же
он спросил у рулевого Роу, стоявшего  возле  устройства  для  пуска  ракет,
знает ли он азбуку Морзе. Роу ответил, что немножко знает, и капитан  велел
ему:
     - Вызови вон то судно; когда с него  ответят,  просигналь  им:  "Мы  -
тонущий "Титаник"; пожалуйста, приведите в готовность все свои шлюпки".
     Роу жаждал попытать своего счастья там, где Боксхолл потерпел неудачу,
и в интервалах между вспышками ракет он  снова  и  снова  сигналил  лампой.
Ответа все не было. Но вот Роу доложил капитану Смиту, что видит  огонь  на
правой раковине. Старый  капитан  взглянул  в  бинокль  и  вежливо  ответил
рулевому, что это какая-то планета. Ему, однако, понравилось рвение Роу,  и
он дал ему возможность посмотреть в бинокль и самому убедиться в  том,  что
это не сигнал.
     Тем временем Боксхолл продолжал пускать ракеты. Рано  или  поздно  они
должны были обратить на себя внимание этого странного  парохода,  разбудить
его.
     На мостике парохода "Калифорниэн" второй  помощник  капитана  Стоун  и
практикант Гибсон считали ракеты - с ноля часов пятидесяти  пяти  минут  их
было выпущено пять. Гибсон снова попытался сигналить лампой  и  около  часа
ночи, желая еще раз посмотреть, нет ли ответа, поднес к глазам бинокль  как
раз в тот момент, когда взлетала шестая ракета.
     В час десять ночи он по переговорной  трубе  связался  со  штурманской
рубкой и сообщил о ракетах капитану Лорду.
     - Это сигналы  какой-нибудь  пароходной  компании?  -  поинтересовался
капитан.
     - Не знаю, - отвечал Стоун, - но мне кажется, что это белые ракеты.
     Капитан посоветовал ему продолжать сигналить лампой.  Несколько  позже
Стоун передал бинокль Гибсону, заметив при этом:
     - Взгляни-ка на этот пароход теперь. Он как-то странно сидит  в  воде,
да и огни у него выглядят странно.
     Гибсон  внимательно  рассматривал  судно.  Ему  показалось,  что   оно
кренится. У него, как он сказал тогда, "борт здорово вылез из воды".  Стоун
заметил, что красный бортовой отличительный огонь парохода вдруг исчез.



        Глава пятая
     "Я ДУМАЮ, ЧТО НАШЕМУ СУДНУ ПРИШЕЛ КОНЕЦ"

     На других судах, казалось, не понимали, что происходит с  "Титаником".
В час двадцать пять ночи "Олимпик" телеграфировал:
     - Идете ли вы на юг навстречу нам?
     Филлипс терпеливо ответил:
     - Мы эвакуируем женщин в шлюпках.
     Потом поступила телеграмма с "Франкфурта":
     - Находятся ли уже поблизости от вас другие суда?
     Филлипс игнорировал этот  вопрос.  Снова  телеграмма  с  "Франкфурта":
просят сообщить подробности. Это переполнило  чашу  терпения  Филлипса.  Он
вскочил, чуть не плача от злости:
     - Проклятый болван! Спрашивает:  "Что  случилось,  старина?"  -  и  он
гневно застучал в ответ:
     - Дурак, слушай и не мешай работать.
     Время от времени к ним в рубку  забегал  капитан  Смит.  Один  раз  он
заскочил предупредить, что выработка электроэнергии  падает,  потом  пришел
сказать, что судну недолго оставаться на плаву, несколько позже он сообщил,
что вода дошла до машинного отделения.
     В час сорок пять Филлипс передал просьбу радисту "Карпатии":
     - Приходите как можно скорее, старина; вода в машинном отделении дошла
до котлов.
     Тем временем Брайд накинул на плечи Филлипса  пальто,  затем  он  даже
умудрился надеть  на  него  спасательный  нагрудник.  Натянуть  на  первого
радиста сапоги оказалось гораздо сложнее. Филлипс спросил, остались ли  еще
шлюпки, а то, может быть, и сапоги уже не нужны.
     Один  раз  он  передал  радиотелеграфный  аппарат   Брайду   и   вышел
посмотреть, что происходит снаружи. Вернулся, качая головой:
     - Все это кажется странным.
     Все, действительно, выглядело странно. Забортная вода теперь покрывала
верхнюю палубу в носу,  морщилась  рябью  вокруг  крана,  люков,  основания
мачты, плескалась у основания белой палубной надстройки.  Рев  пара  затих,
перестали взлетать и раздражающе действовать на  нервы  ракеты,  но  наклон
палубы стал круче, и лайнер безобразно накренился на левый борт.
     Примерно  в  час  сорок  старший  помощник   капитана   Уайлд   громко
скомандовал:
     - Всем перейти на правый борт, надо спрямить судно!
     Пассажиры и члены экипажа толпой двинулись на правый борт, и "Титаник"
медленно нехотя выпрямился. Работа на шлюпках возобновилась.
     Примерно в час сорок пять нужно было  отдавать  концы  со  шлюпки  Э2.
Находившийся  в  ней  стюард  Джонсон,  у  которого  из  карманов  выпирали
апельсины, крикнул на шлюпочную палубу, чтобы оттуда передали бритву -  ему
понадобилось перерезать трос. Матрос Маколифф бросил ему бритву со словами:
     - Не забудь ее вернуть, когда встретимся в Саутгемптоне!
     Маколифф был, наверное, последним на "Титанике" человеком, у  которого
оставалась еще радужная надежда на возвращение в Саутгемптон.
     Первый помощник капитана Мэрдок не питал подобных  иллюзий.  Шагая  по
палубе вместе со старшим стюардом  второго  класса  Харди,  он  со  вздохом
сказал ему:
     - Я, Харди, думаю, что нашему судну пришел конец.
     Людей больше не уговаривали садиться в шлюпки и покидать лайнер.  Поль
Може, помощник шеф-повара, прыгнул с высоты  трех  метров  в  спускающуюся,
раскачивающуюся на талях шлюпку.  На  одной  из  расположенных  ниже  палуб
кто-то пытался вытащить его обратно, но Може удалось увернуться и  остаться
в шлюпке и вне опасности.
     Пассажир третьего класса Дэниэл  Бакли,  благополучно  выбравшийся  на
шлюпочную палубу, решился на отчаянный шаг. Вместе с несколькими  мужчинами
он прыгнул в шлюпку  и,  плача,  забился  в  гущу  пассажиров.  Большинство
прыгнувших с ним мужчин были вытащены на палубу, но  Дэниэл  достал  где-то
женскую шаль. Он потом говорил, что это  миссис  Астор  надела  ее  ему  на
голову. Так или иначе, этот маскарад спас ему жизнь.
     Другой молодой человек - совсем еще мальчик  -  потерпел  неудачу  при
такой же попытке. Когда пятый помощник  Лоу  обнаружил  его  под  банкой  в
шлюпке Э14, молодой человек стал умолять оставить его в шлюпке, уверяя, что
займет совсем немного места.  Лоу  вытащил  пистолет,  но  юноша  еще  пуще
взмолился. Тогда
     Лоу переменил тактику. Он призвал юношу быть мужчиной и кое-как  вывел
на палубу. Наблюдавшая эту сцену миссис Шарлотт  Коллиер  рыдала  вместе  с
другими женщинами, ее восьмилетняя дочка Марджори, тоже присоединившаяся  к
плачу, тянула Лоу за рукав и кричала:
     - О, мистер Мужчина, не стреляйте, пожалуйста, не  стреляйте  в  этого
бедного человека!
     Лоу ненадолго задержался,  чтобы  улыбнуться  и  успокаивающе  кивнуть
девочке. Выведенный из шлюпки юноша лежал теперь на палубе рядом  с  бухтой
каната.
     Но волнения у шлюпки Э14 на этом не закончились. На нее нахлынула  еще
одна волна мужчин,  желающих  сесть  в  шлюпку.  Матрос  Скэррот,  действуя
румпелем, отбил их атаку. Лоу выхватил пистолет и громко объявил:
     - Если кто-нибудь еще сделает такую попытку, он получит вот это!
     Когда шлюпка стала быстро спускаться на  воду,  Лоу  трижды  выстрелил
вдоль борта судна.
     Мэрдок тоже едва сдерживал мужчин, пытавшихся прорваться в шлюпку Э15.
Он кричал обступившей его толпе:
     - Назад! Назад! Сначала сядут женщины!
     Еще больше хлопот и волнений доставила складная шлюпка C,  подвешенная
в носовой части палубы к шлюпбалке,  с  которой  была  спущена  шлюпка  Э1.
Поблизости сгрудилась большая толпа людей, пытавшихся прорваться в  шлюпку.
Двум  мужчинам  удалось  это  сделать.  Казначей  Херберт  Макэлрой  дважды
выстрелил в воздух. Мэрдок крикнул:
     - Убирайтесь вон! Очистить шлюпку!
     На помощь бросились Хью Вулнер  и  Бьернстром  Стеффансон,  услыхавшие
пистолетные выстрелы. Хватая виновников беспорядка за руки, за ноги, за что
попало, они вытащили их из шлюпки, и посадка в нее возобновилась.
     Джек Тэйер стоял в сторонке с Милтоном Лонгом, своим новым знакомым из
Спрингфилда, штат Массачусетс. Они встретились  впервые  в  тот  воскресный
вечер  за  чашкой  послеобеденного  кофе.  После  столкновения  лайнера   с
айсбергом Лонг присоединился к семейству  Тэйеров,  но  потом  в  толпе  на
палубе A они с Джеком потеряли старших Тэйеров, и теперь они  стояли  одни,
обсуждая план дальнейших  действий.  Они  исходили  из  предположения,  что
миссис и мистер Тэйеры уже покинули "Титаник" в  шлюпках.  В  конце  концов
молодые люди сошлись на том, что садиться в шлюпку C не следует. Вокруг нее
стояла  такая  суматоха,  что  они  были  уверены:   эта   шлюпка   вот-вот
опрокинется.
     Однако они ошиблись. Понемногу обстановка нормализовалась, и  вот  уже
шлюпка C готова к спуску на воду. Старший помощник Уайлд громко осведомился
кто в ней пойдет старшим. Услышав этот вопрос, капитан  Смит  повернулся  к
рулевому Роу, все еще манипулировавшему сигнальной лампой, и  назначил  его
старшим этой шлюпки. Роу прыгнул в нее и приготовился к спуску.
     Рядом  стоял  владелец  пароходной  компании  Брюс  Исмей,  помогавший
готовить шлюпку к отправке. Теперь он был спокойнее, чем раньше, когда  Лоу
накричал  на  него;  он  даже  мог  показаться  настоящим  членом   экипажа
"Титаника".
     Исмей часто играл эту роль, но она не была у него единственной. Иногда
он предпочитал быть пассажиром. Во всяком случае, на  протяжении  рейса  он
несколько раз менял свои роли. Во время стоянки в Квинстауне он был  своего
рода суперкапитаном: проинструктировал старшего механика Белла относительно
желательной  для   него   скорости   "Титаника"   на   различных   участках
трансатлантического перехода, перенес  планируемое  прибытие  "Титаника"  в
Нью-Йорк с вечера вторника на утро  среды.  С  капитаном  Смитом  по  этому
вопросу он не консультировался. Потом, когда "Титаник" вышел в океан, Исмей
большей частью был пассажиром,  наслаждаясь  французской  кухней,  играя  в
шафлборд, в бридж, попивая чай с печеньем в своем шезлонге на левом  берегу
палубы A.
     В  то  воскресенье  он  уже  немного  побыл  членом   экипажа,   чтобы
ознакомиться с поступившим с другого судна сообщением  о  наличии  льда.  В
ярко освещенном солнцем "пальмовом дворике", когда горнист играл  сигнал  к
ленчу, капитан Смит  вручил  Исмею  ледовое  предупреждение,  полученное  с
лайнера "Болтик". Позже Исмей (который любил напоминать людям о том,  какой
пост он занимает) вытащил это  предупреждение  из  кармана  и  показал  его
миссис Райерсон и миссис  Тэйер.  Перед  обедом,  когда  свет  сумерек  еще
проникал через  цветные  стекла  окон  курительного  салона,  капитан  Смит
разыскал Исмея и забрал у  него  это  предупреждение.  Затем  Исмей,  надев
безупречный смокинг, отправился в ресторан как  типичный  пассажир  первого
класса.
     После столкновения с айсбергом он опять вернулся к роли члена экипажа:
побывал на мостике у капитана, получил консультацию у старшего  механика  и
теперь, оправившись от словесной трепки, заданной ему пятым помощником Лоу,
отдавал громкие распоряжения, касающиеся подготовки шлюпок к спуску.
     Затем Исмей снова переключился  на  другую  роль.  В  самый  последний
моментом вдруг вскочил в шлюпку C, которая быстро спустилась на воду,  имея
на борту 42 человека, в том числе Брюса Исмея - ни дать ни  взять  обычного
пассажира.
     Большинство других пассажиров вели  себя  по-иному.  Уильям  Т.  Стид,
такой же, как всегда, независимый, читал, одиноко сидя в курительном салоне
первого класса. Проходившему мимо кочегару Кемишу Стид показался человеком,
решившим остаться в этом салоне во что бы то ни стало.
     Преподобный Роберт  Дж.  Бейтман  из  Джексонвилла  стоял  на  палубе,
наблюдая за тем, как миссис Эйда Боллз, его невестка, садится в шлюпку.
     - Если мы больше не увидимся с вами на этом свете, - крикнул он ей,  -
то обязательно увидимся на том! - Когда шлюпка резко пошла вниз, он снял  с
себя галстук и бросил его невестке на память.
     Джон Уайднер и  Джон  Б.Тэйер,  прислонившись  к  леерному  ограждению
шлюпочной палубы, тихо обсуждали  ситуацию.  Вопреки  предположениям  юного
Джека, Тэйер-отец не только не покинул "Титаник" в шлюпке,  но  даже  и  не
думал этого делать. Несколько поодаль от них молчаливой группой стояли Арчи
Батт, Кларенс Мур, Артур Райерсон и Уолтер Даглас.  Майор  Батт  был  очень
спокоен, безоружен и, вопреки ходившим впоследствии рассказам о том что  он
чуть ли не взял на  себя  командование  лайнером,  ни  в  чем  не  принимал
активного участия.
     Ближе к корме в одиночестве стоял Джей Йейтс, о котором говорили,  что
он карточный игрок, собиравшийся в ходе первого рейса "Титаника" сорвать на
его борту хороший куш. Женщине, входившей в шлюпку, он передал вырванную из
блокнота страничку. В записке, подписанной одним из его  вымышленных  имен,
он просил: "Если спасетесь, известите мою сестру миссис  Ф.  Дж.  Адамс  из
города Финдли, штат Огайо, о моей гибели. Дж. X. Роджерс".
     Бенджамин Гуггейхейм передал несколько менее скупое послание: "Если со
мной что-нибудь случится, передайте моей жене,  что  я  до  конца  старался
исполнить свой долг".
     Гуггенхейм был воистину  неподражаем.  Исчез  свитер,  который  стюард
Этчес заставил его надеть, исчез также  и  спасательный  нагрудник.  Теперь
миллионер и его камердинер стояли в великолепных вечерних костюмах.
     - Мы облачились в наши лучшие  одежды,  -  объяснял  Гуггенхейм,  -  и
приготовились умереть, как подобает джентльменам.
     На "Титанике" оставалось несколько супружеских пар.  Эллисоны  стояли,
улыбаясь, на прогулочной палубе; миссис Эллисон обняла маленькую Лоррейн  с
одной стороны, ее  супруг  -  с  другой.  Супруги  Страусы  прислонились  к
леерному ограждению шлюпочной палубы, обняв друг друга за талию. Неподалеку
ожидала чего-то молодая супружеская чета с Запада США; Лайтоллер спросил  у
молодой женщины, не посадить ли ее в шлюпку, на что она бодро ответила:
     - Ни за что на свете! Мы отправились  вместе  и,  если  нужно,  вместе
завершим свой путь.
     Арчибальд Грейси, Клинч  Смит  и  десяток  других  пассажиров  первого
класса работали вместе с экипажем, готовя к отправлению  последние  шлюпки.
Когда эти мужчины помогали садиться  в  шлюпку  миссис  Уиллард  из  города
Дулут, штат Миннесота, они улыбались ей и советовали не падать  духом.  Она
заметила на их лицах крупные капли пота.
     Лайтоллер тоже трудился в поте лица.  Он  скинул  свое  пальто;  но  и
оставшись в пижаме и свитере, он был весь мокрый от физического напряжения.
Вид у Лайтоллера в эту холодную ночь был настолько странным,  что  помощник
судового врача Симпсон, который всегда слыл шутником, крикнул, обращаясь  к
нему:
     - Хелло, Лайте, тебе не жарко?
     Помощник  врача  находился  в  компании  пожилого  доктора  О'Локлина,
казначея  Макэлроя  и  помощника  казначея   Баркера.   К   ним   ненадолго
присоединился Лайтоллер. Мужчины пожали ему руки, сказали:
     - До свидания.
     На  большее  времени  не  оставалось.  Снова  бросив  взгляд  в  шахту
аварийного трапа, Лайтоллер увидел, что вода дошла до  палубы  C  и  быстро
поднимается выше. Однако электрическое освещение еще ярко  горело,  оркестр
по-прежнему играл рэгтайм, не замедляя темпа.
     Оставались две последние шлюпки. Одна из них, шлюпка Э4, всю ночь была
источником досадных хлопот. Более часа тому назад Лайтоллер велел  спустить
ее на уровень палубы A, намереваясь оттуда произвести  посадку  пассажиров,
но там оказались закрытыми все окна. Потом кто-то заметил,  что  прямо  под
шлюпкой торчит выстрел механического лота "Титаника". Срубить этот  выстрел
отправились матрос Сэм Парке и баталер Джек Фоули, но они  никак  не  могли
разыскать  топор.  Время  уходило  впустую.  Лайтоллер  поспешил  к  другим
шлюпкам, решив эту оставить напоследок.
     Тем временем пассажиры, которые должны  были  садиться  в  шлюпку  Э4,
настолько заждались, что у них, как говорится, озябли пятки. А это не  были
рядовые пятки. Асторы,  Уайднеры,  Тэйеры,  Картеры  и  Райерсоны  проявили
корпоративность и держались вместе обособленной группой. Когда Лайтоллер  в
первый раз объявил посадку в эту шлюпку, жены,  дети,  служанки,  няньки  и
кормилицы единой когортой двинулись вниз на прогулочную палубу. После  того
как обнаружилось, что сесть в шлюпку не представляется возможным, они стали
ждать. В конце концов большинство мужей тоже оказались там,  и  свыше  часа
сливки нью-йоркского и филадельфийского общества дожидались, когда  откроют
окна и срубят мешающий выстрел. Один раз им велели подняться  на  шлюпочную
палубу, но тут же появился второй стюард  "Титаника"  Додд  и  отправил  их
опять вниз. Раздраженная этим, миссис Тэйер воскликнула:
     - Скажите наконец, где нам нужно находиться, и мы пойдем  туда!  А  то
сначала вы послали нас сюда, а потом вдруг отправляете обратно!
     Когда Лайтоллер вернулся к шлюпке Э4, часы показывали час  сорок  пять
ночи. Одной ногой он стал в шлюпку, другой - на подоконник открытого  окна.
Кто-то приставил к леерному  ограждению  шезлонги,  которые  могли  служить
ступеньками. Мужчины стояли рядом, помогая женщинам  и  детям  пролезать  в
окна.
     Джон Джекоб Астор помог своей  жене  перебраться  через  подоконник  в
шлюпку и затем спросил, не может ли он присоединиться к ней. Она была,  как
он выразился, "в деликатном положении".
     - Нет, сэр, - ответил Лайтоллер, - ни один мужчина не сядет в  шлюпку,
пока не будут посажены все женщины.
     Астор спросил, какая это шлюпка.
     - Номер четыре, - сказал  Лайтоллер.  Полковник  Грейси  подумал,  что
Астор хочет узнать номер шлюпки  для  того,  чтобы  ему  легче  было  потом
разыскать свою  жену.  Лайтоллер  же  был  уверен,  что  Астор  намеревался
жаловаться на него.
     Потом подошла очередь Райерсонов. Артур Райерсон заметил,  что  на  их
служанке-француженке Викторин не надет спасательный  нагрудник;  он  быстро
снял свой и застегнул его на ней. Когда миссис Райерсон подвела своего сына
Джека к окну, Лайтоллер громко возразил:
     - Этот мальчик не должен садиться в шлюпку!
     Мистер Райерсон негодующе выступил вперед:
     - Этот мальчик непременно сядет в шлюпку вместе со своей матерью,  ему
всего тринадцать лет. - Джеку было позволено пройти в шлюпку, но  Лайтоллер
проворчал:
     - Больше никаких мальчиков.
     В час пятьдесят пять шлюпка Э4 стала быстро  спускаться  на  воду,  от
которой ее отделяли всего  пять  метров.  Миссис  Райерсон  была  поражена,
увидев, насколько глубоко судно погрузилось в море. Она  видела,  как  вода
вливается  в  большие  квадратные  иллюминаторы  на  уровне  палубы   С   и
поднимается среди  стильной  мебели  в  роскошных  каютах-люкс.  Потом  она
посмотрела на прогулочную палубу. Мистер Райерсон все еще стоял у  леерного
ограждения с мистером Уайднером, глядя вниз на  шлюпку.  Оба  они  казались
очень спокойными.
     Осталась лишь одна шлюпка. К шлюпбалке, с которой спустили шлюпку  Э2,
теперь подвесили и готовили к спуску складную шлюпку D. Лишнего времени  не
оставалось ни минуты.  Накал  электрических  лампочек  начинал  ослабевать.
Где-то внизу слышался звон бьющейся посуды. Джек Тэйер увидел приютившегося
поблизости человека с полной бутылкой джина "Гордонз" в руке. Этот  человек
поднес бутылку к губам и до дна осушил ее.
     - Если я когда-нибудь и выберусь отсюда, - сказал Тэйер самому себе, -
то уж этого человека никогда не увижу среди живых.
     Потом случилось так, что одним из первых спасшихся с  "Титаника"  Джек
Тэйер увидал как раз этого любителя джина.
     Лайтоллер решил соблюдать крайнюю осторожность. Большинство пассажиров
перешли к корме, и все же... Одна шлюпка... 47  мест...  1600  человек.  Он
велел членам экипажа крепко взяться за руки, окружить шлюпку D и пропускать
только женщин.
     К этой живой стене один отец принес двух своих  малолетних  сыновей  и
передал их в шлюпку, сам отступив в толпу. Он назвался "мистером Хоффманом"
и сказал, что вез мальчиков в гости к американским родственникам. На  самом
деле его фамилия была Навратил, а детей он похитил у своей жены, с  которой
жил врозь.
     Хенри Б. Хэррис, театральный продюсер, довел жену до стоящих у  шлюпки
моряков, где ему сказали, что дальше он пройти не сможет. Он вздохнул:
     - Да, знаю. Я останусь здесь.
     Примчался полковник Грейси, таща за собой миссис Джон  Марри  Браун  и
мисс Эдит Эванс, двух из пяти "беззащитных дам", которым он во время  рейса
предложил свои услуги. Цепь моряков  преградила  ему  путь,  но  женщин  он
все-таки провел. Они подошли к шлюпке D  в  тот  самый  момент,  когда  она
должна была начать спускаться вниз. Мисс Эванс обернулась к миссис Браун:
     - Ступайте первой. У вас дети, которые ждут вас дома.
     Она быстро помогла миссис Браун преодолеть леерное ограждение.  Кто-то
громко крикнул, что пора спускать, и в два часа пять минут складная  шлюпка
D - последняя из всех - пошла вниз к поверхности моря без Эдит Эванс.
     Палубой ниже Хью Вулнер и Бьернстром Стеффансон стояли в  уединении  у
леерного  ограждения.  Им  выдалась  сегодня  тяжелая  ночь:  они  помогали
садиться  в  шлюпку  миссис  Кэнди,  пытались  спасти  супругов   Страусов,
выдворяли трусов из шлюпки C. Теперь, стоя на палубе  A,  они  готовы  были
помочь еще кому-нибудь, но палуба была совершенно безлюдной.  Электрические
лампочки светились красноватым светом.
     - Это место становится довольно опасным, -  заметил  Вулнер,-  давайте
пройдем в ту дверь, что в конце.
     Они прошли в нос к открытому концу прогулочной палубы. Когда они вышли
из двери, вода хлынула на палубу, залила их  бальные  туфли,  добралась  до
колен. Они вскочили на перила. Метрах в трех от себя они увидели, как  вниз
по борту судна скользит шлюпка D. Теперь или никогда...
     - Давайте прыгнем в нее, - воскликнул  Вулнер,  -  в  носу  достаточно
свободного места.
     Стеффансон прыгнул и кубарем скатился на дно шлюпки. Последовавший  за
ним Вулнер чуть не упал в воду, повиснув на борту "парусинки". В  следующее
мгновение складная шлюпка D коснулась поверхности моря и с нее были  отданы
шлюптали. Когда она отваливала от борта  "Титаника",  матрос  Уильям  Лукас
окликнул стоявшую на палубе мисс Эванс:
     - Для вас спустят другую шлюпку!



        Глава шестая
     "ТАК УЖ ПОЛУЧИЛОСЬ, НИЧЕГО НЕ ПОДЕЛАЕШЬ"

     Когда все шлюпки  были  спущены  на  воду,  странная  тишина  охватила
"Титаник". Кончились волнения и неразбериха, сотни  оставшихся  на  лайнере
людей тихо стояли на верхних  палубах.  Заметно  было,  что  они  жмутся  к
середине, стараясь держаться подальше от леерного ограждения.
     Джек Тэйер вместе  с  Милтоном  Лонгом  оставался  на  правой  стороне
шлюпочной палубы. Молодые люди внимательно следили  за  пустой  шлюпбалкой,
хорошо видной на  фоне  неба;  она  служила  им  своеобразным  индикатором,
показывающим, насколько быстро судно погружается в воду. У  них  на  глазах
предпринимались безуспешные попытки  снять  с  крыши  кают  для  командного
состава принайтованные складные шлюпки. Молодые люди обменялись  записками,
адресованными семьям. Временами они просто молчали.
     Тэйер вспоминал все свои радостные дни и представлял себе те  радости,
которые, как он был уверен, ему уже не суждено испытать в будущем. Он думал
об отце с матерью, о своих сестрах и  брате.  Ему  представлялось,  что  он
находится  где-то  далеко-далеко  и  из  этого  удаления  смотрит  на   все
происходящее здесь, на палубе "Титаника". Ему было бесконечно жаль себя.
     Полковник  Грейси,  стоявший  неподалеку,  ощутил  какое-то   странное
затруднение при дыхании. Позже он довольно старомодно и напыщенно объяснил,
что у него "vox faucibus haesit" [13], как это часто  случалось  с  древним
троянским героем из школьного учебника. Тогда,  на  "Титанике",  он  просто
сказал самому себе:
     - Прощайте, родной дом и все, кто в нем.
     Людям  в  радиорубке  некогда  было  испытывать  к  себе  жалость  или
замечать, что у них "vox faucibus haesit". Филлипс не  переставал  работать
на ключе, хотя  напряжение  было  уже  очень  низким.  Брайд  стоял  рядом,
наблюдая, как люди роются в каютах помощников капитана и  в  гимнастическом
зале в поисках лишних спасательных нагрудников.
     В два часа пять минут капитан Смит в последний раз зашел в радиорубку:
     - Вы до конца исполнили свой долг. Больше вы ничего не можете сделать.
Покидайте рубку. Теперь каждый за себя, спасайтесь, если сможете.
     Филлипс, на секунду оторвавшись от  работы,  взглянул  на  капитана  и
снова склонился над аппаратом. Капитан Смит опять попробовал уговорить его:
     - Побеспокойтесь о себе. Я освобождаю вас. - Он сделал небольшую паузу
и тихо добавил: - Так уж получилось, ничего не поделаешь.
     Филлипс продолжал работать. Брайд  стал  собирать  документы.  Капитан
Смит вернулся на шлюпочную палубу и зашагал по ней, то тут, то там попросту
заговаривал с членами команды. Обращаясь к кочегару  Джеймсу  Макганну,  он
сказал:
     - Ну что же, братцы, теперь каждый сам за себя.
     Почти то же самое было сказано в присутствии смазчика Алфреда Уайта:
     - Я думаю, ребята, теперь вам надо спасаться, если сможете.
     Стюарду Эдварду Брауну запомнились такие слова капитана:
     - Ну, ребята, сделайте все, что в ваших силах, для женщин и  детей,  а
потом позаботьтесь о себе.
     Обратился он и к людям, находившимся  на  крыше  кают  для  командного
состава:
     - Вы исполнили свой долг, братцы. Теперь спасайтесь, кто как может.  -
После этого капитан ушел на мостик.
     Некоторые  из  членов  команды  тут  же  воспользовались   разрешением
капитана и попрыгали за борт. Ночной пекарь Уолтер Белфорд прыгнул как  мог
дальше от судна и шлепнулся в воду в сидячем положении. Потом у него всегда
перехватывало дыхание и возникала дрожь в теле, когда он вспоминал о жгучем
холоде океанской воды в ту ночь. Смазчик Фред Скотт, только что поднявшийся
из котельного отделения Э4, пытался спуститься в море по лопарю, свисавшему
с пустой шлюпбалки, но сорвался и  упал  на  воду  животом.  Его  подобрала
шлюпка  Э4,  еще   находившаяся   поблизости   от   "Титаника"   и   теперь
направлявшаяся подальше от  падающих  в  море  бочек  и  шезлонгов.  Стюард
Каннингэм, прыгнув за борт, очутился на  изрядном  расстоянии  от  тонущего
лайнера и тоже умудрился добраться до шлюпки Э4.
     Большинство же членов экипажа предпочитали пока оставаться  на  судне.
Среди людей, пытавшихся отвязать одну из принайтовленных на крыше  складных
шлюпок,  Лайтоллер  заметил  фонарщика  Хемминга,  хотя  тот   должен   был
давным-давно покинуть "Титаник" в составе команды шлюпки Э6.
     - Ты почему еще здесь, Хемминг?
     - О, еще масса времени, сэр.
     Неподалеку  стояли  двое  молодых  стюардов,  праздно  наблюдавших  за
Лайтоллером, Хеммингом и другими  занятыми  работой  людьми.  В  постепенно
меркнущем  электрическом  освещении   шлюпочной   палубы   белыми   пятнами
выделялись их накрахмаленные белые куртки; стюарды,  прислонясь  к  перилам
леерного ограждения, спорили о том, сколько еще времени лайнер  продержится
на воде. Столь  же  непринужденно  чувствовали  себя  на  шлюпочной  палубе
несколько коридорных из первого класса; они, казалось, были  довольны  тем,
что наконец никто не мешает им  спокойно  покурить.  Поблизости  инструктор
гимнастического зала Т.У. Маккоули - юркий  человечек  в  белом  фланелевом
костюме - объяснял  кому-то,  отчего  он  не  захотел  надеть  спасательный
нагрудник: хотя он и поддерживает человека на воде, но  замедляет  скорость
плавания; инструктор полагал, что без спасательного  нагрудника  он  скорее
удалится от тонущего "Титаника".
     У носового входа на парадную лестницу, между первой и второй  дымовыми
трубами  "Титаника",  оркестранты,  которые  поверх  пальто  надели  теперь
спасательные нагрудники, играли рэгтайм во всю мощь своих инструментов.
     Столь же спокойными были и пассажиры,  хотя  среди  них  тоже  нашлись
любители прыжков в воду. Фредерик Хойт увидав свою жену в  складной  шлюпке
D, прыгнул за борт и поплыл к, тому месту, где, по его мнению, должна  была
пройти эта шлюпка. Он не ошибся в своих  расчетах:  через  несколько  минут
послышался плеск весел шлюпки D, и  Хойта  втащили  в  нее.  Вымокший,  что
называется, до костей, он всю  оставшуюся  часть  ночи  сидел  в  шлюпке  и
интенсивно греб, чтобы не окоченеть от холода.
     Остальные пассажиры большей частью  стояли  в  ожидании  или  спокойно
расхаживали  по   шлюпочной   палубе.   Члены   высшего   нью-йоркского   и
филадельфийского общества продолжали держаться вместе  -  небольшой  кучкой
стояли Джон Б. Тэйер, Джордж и Гарри Уайднеры, Дуэйн Уильяме; рядом бродили
светила меньшей величины, такие как Клинч Смит и  полковник  Грейси.  Астор
почти все время  оставался  в  одиночестве,  а  супруги  Страусы  сидели  в
палубных креслах.
     Джек Тэйер и Милтон Лонг обсуждали вопрос:  прыгать  или  не  прыгать.
Шлюпбалка, которую они избрали своим индикатором, показывала, что "Титаник"
стал гораздо быстрее погружаться в море. Тэйер хотел, не  мешкая,  покинуть
тонущий лайнер. Он предлагал спуститься по свисающему со шлюпбалки лопарю в
воду и доплыть до шлюпок, которые неясно виднелись примерно в полукилометре
от "Титаника". Тэйер был хорошим пловцом. Лонг же, который плавал  неважно,
возражал ему и уговаривал Джека не делать такой попытки.
     Находившийся ближе  к  носу  лайнера  полковник  Грейси  одолжил  свой
перочинный ножик людям, в поте лица трудившимся над высвобождением складных
шлюпок, принайтовленных к крыше кают для командного состава; работа  у  них
не ладилась, и Грейси не мог понять, почему.
     Некоторые из пассажиров  третьего  класса  уже  кое-как  добрались  да
шлюпочной палубы, другие брели по  направлению  к  понемногу  поднимающейся
корме. Кормовая часть палубы юта, всегда относившаяся к зоне для пассажиров
третьего класса, вдруг стала  притягательным  местом  для  пассажиров  всех
классов.
     Среди тех,  кто  добрался  до  шлюпочной  палубы,  находился  и  Олаус
Абельсет. Большую часть ночи он провел вместе со своим  двоюродным  братом,
зятем и двумя норвежскими девушками в кормовой части  судна.  Он  и  другие
мужчины и  женщины  из  третьего  класса  безрезультатно  ждали  дальнейших
распоряжений.
     Примерно в половине второго ночи один из  помощников  капитана  открыл
проход, ведущий в зону  первого  класса,  и  велел  женщинам  подняться  на
шлюпочную палубу. В два часа ночи мужчинам тоже разрешили выйти  наверх.  К
этому времени многие предпочли остаться там,  где  они  находились:  теперь
стало очевидным, что корма последней уйдет под воду. Все же  Абельсет,  его
двоюродный брат и зять поднялись наверх в надежде,  что  там  для  них  еще
осталась спасательная шлюпка. Но как  раз  в  это  время  последняя  шлюпка
отваливала от борта "Титаника".
     И вот они остались стоять на шлюпочной  палубе,  смущенные  не  только
тем, что попали в зону первого класса, но и обстоятельствами, приведшими их
сюда. Абельсет видел,  как  члены  экипажа  пытаются  высвободить  складные
шлюпки. Один из помощников капитана  в  поисках  лишней  пары  рабочих  рук
спросил:
     - Нет ли среди вас моряков?
     Из двадцати семи лет своей жизни шестнадцать Абельсет провел в море  и
подумал, что должен откликнуться на этот призыв, но двоюродный брат с зятем
просили его:
     - Нет, лучше оставайся с нами.
     И он остался. Испытываемая ими  неловкость  мешала  им  разговаривать.
Смущение усилилось еще больше, когда мистер и миссис  Страусы  придвинулись
ближе к ним.
     - Пожалуйста, - говорил своей жене  пожилой  джентльмен,  -  садись  в
шлюпку и спасайся.
     - Нет, - отвечала ему супруга, -  позволь  мне  остаться  с  тобой.  -
Абельсет отвернулся и стал смотреть в другую сторону.
     Внутри  помещений  лайнера  тягостная  тишина  сама   по   себе   была
драматична. Хрустальные люстры во французском ресторане свисали  с  потолка
под невероятным углом, но все еще ярко горели, освещая желтовато-коричневые
ореховые панели и розовый ковер. Некоторые из настольных ламп с их розовыми
шелковыми абажурами поопрокидывались, кто-то рылся в буфете в поисках, надо
полагать, чего-нибудь подкрепляющего.
     Салон Людовика XV с его большим камином был тих и безлюден. "Пальмовый
дворик" был также покинут всеми; просто не верилось, что всего четыре  часа
назад это помещение было заполнено изысканно одетыми леди и  джентльменами,
неторопливо  пьющими  послеобеденный  кофе,  слушающими  камерную   музыку,
исполняемую теми же самыми леди, которые на шлюпочной палубе сейчас  играли
веселые песенки.
     Курительный салон нельзя было назвать совсем безлюдным. Когда в 2 часа
10 минут туда заглянул один из стюардов, то с удивлением увидел стоявшего в
одиночестве  Томаса  Эндрюса.  Спасательный  нагрудник  судостроителя   был
небрежно брошен на зеленое сукно ломберного столика, руки были скрещены  на
груди; он имел вид потрясенного человека, от его живости, энергии ничего не
осталось. После минуты благоговейного молчания стюард осмелился заговорить:
     - А вы разве не собираетесь попробовать спастись, мистер Эндрюс?
     Ответа не последовало, Эндрюс и вида не  подал,  что  этот  вопрос  им
услышан. Строитель "Титаника" продолжал стоять, направив свой взор  куда-то
в сторону кормы. Прямо перед ним на стене, покрытой  панелями  из  красного
дерева, висела большая картина под названием "На подходе к Новому свету".
     А снаружи, на палубах толпы людей все еще ждали чего-то,  оркестр  все
еще продолжал играть. Некоторые пассажиры  молились  вместе  с  преподобным
Томасом Р. Байлзом, пассажиром  второго  класса.  Другие  казались  глубоко
погруженными в думы.
     Подумать было о чем.  Капитан  Смит  мог  размышлять  о  полученных  в
течение дня пяти ледовых предупреждениях, в последнем из которых  сообщался
конкретный район возможной встречи с айсбергом. Можно было думать также и о
термометре, который в 19.00 показывал 43<sup>o</sup> по Фаренгейту (6 <sup>o</sup>С), а в 22.00 -
всего 32<sup>o</sup> (0 <sup>o</sup>С), и о температуре забортной воды, которая в 22.30 упала  до
31<sup>o</sup> по Фаренгейту (- 0,5 <sup>o</sup>С).
     Оператор беспроволочного телеграфа Джек Филлипс мог бы поразмышлять  о
шестом  ледовом  предупреждении,  полученном  в  11  вечера,  когда  радист
парохода "Калифорниэн" вклинился в его  радиообмен,  а  Филлипс  велел  ему
отстать. Это предупреждение так и не попало на мостик.
     Джордж Клиффорд из Бостона мог  испытывать  печальное  удовлетворение,
вспомнив, что непосредственно перед отъездом он  дополнительно  застраховал
свою жизнь на 50 тыс. долларов.
     Для Изидора Страуса поводом для раздумий могла  послужить  ирония  его
собственного завещания, особый параграф  в  котором  был  адресован  миссис
Страус: "Будь немного эгоистичной, не думай всегда  только  о  других".  На
протяжении многих лет она проявляла  так  много  самопожертвования,  и  ему
особенно хотелось, чтобы  она  после  его  смерти  немного  пожила  в  свое
удовольствие. И вот теперь те самые качества, которыми он так восхищался  в
ней, делают его пожелание несбыточным.
     В такие минуты человеку могут прийти на ум и превратиться в навязчивые
воспоминания какие-нибудь мелочи. Эдит  Эванс  вспомнила  гадалку,  которая
однажды  посоветовала  ей  "опасаться  воды".  Уильяма  Стида  преследовало
воспоминание о виденном им сне, в  котором  кто-то  бросал  кошек  из  окон
верхнего этажа. Чарлз Хейс всего  несколько  часов  тому  назад  пророчески
предсказал, что скоро придет время для "величайшей в мире и  самой  ужасной
из всех катастроф на море".
     Двое мужчин, возможно, раздумывали о том, почему они вообще  очутились
на "Титанике". Арчи Батт не хотел  ехать  за  границу,  но  он  нуждался  в
отдыхе, а  его  друг  Фрэнк  Миллет  своими  просьбами  добился  того,  что
президент США Тафт отправил Батта с  особым  поручением  к  папе  римскому;
миссия эта хотя и была официальной, но давала Батту возможность насладиться
весенними днями в Риме. Старший помощник капитана Уайлд тоже не  думал,  не
гадал оказаться на борту "Титаника". Все время он плавал на "Олимпике",  но
пароходная компания "Уайт Стар Лайн" в последний  момент  перевела  его  на
"Титаник" - всего на один рейс. Руководство сочло, что богатый опыт  Уайлда
окажется полезным в первом рейсе "Титаника", и Уайлд решил, что ему повезло
и что для разнообразия будет неплохо сходить в этот рейс.
     В радиорубке Филлипс прилагал все усилия, чтобы его аппарат не заглох.
В  два  часа  ночи,  пытаясь  отрегулировать  искроразрядник   так,   чтобы
продолжать работу в условиях низкого напряжения, он отстукал две буквы V, и
этот слабый сигнал был с трудом принят на пароходе  "Вирджиниэн".  Брайд  в
последний раз вышел из рубки, чтобы посмотреть обстановку на лайнере. Когда
он вернулся, то увидел принесенную сюда в обморочном состоянии даму.  Брайд
подал для нее стул и стакан воды. Стоявший тут же муж чем-то обмахивал  ее,
и она стала дышать глубже. Когда дама окончательно пришла в себя, муж  увел
ее.
     Брайд ушел за занавеску в ту часть рубки, где они с  Филлипсом  спали.
Он собрал лежавшие в разных местах деньги, бросил последний взгляд на  свою
смятую постель и снова  вышел  из-за  занавески.  Филлипс  все  еще  сидел,
склонившись над аппаратом, полностью поглощенный работой. Но теперь в рубке
находился еще и какой-то кочегар; он тихо отстегивал  надетый  на  Филлипса
спасательный нагрудник.
     Брайд прыгнул на кочегара,  Филлипс  вскочил  с  места,  и  все  трое,
сцепившись, закружились по рубке. В конце концов Брайду  удалось  обхватить
кочегара за пояс, а Филлипс стал наносить непрошеному  гостю  все  новые  и
новые удары до тех пор, пока тот не обмяк в объятиях Брайда.
     Через минуту радисты услышали плеск и бульканье воды,  поднявшейся  до
сходного люка на палубе A и перекатывающейся через мостик. Филлипс крикнул:
     - Пошли, пора уносить ноги!
     Брайд выпустил кочегара  из  рук,  и  радисты  выбежали  на  шлюпочную
палубу. Кочегар остался недвижимо лежать там, где его бросил Брайд.
     Филлипс  удалился  в  сторону  кормы  судна,  Брайд  пошел  на  нос  и
присоединился к людям на крыше кают для командного  состава,  где  все  еще
пытались высвободить складные шлюпки A и B. Место для хранения этих  шлюпок
было выбрано очень неудачно, особенно если учесть, что в  указанных  каютах
жили всего 20 из 2207 человек. При таком, как сейчас у "Титаника",  наклоне
палубы оказалось весьма трудным спускать  на  воду  шлюпки  C  и  D  -  две
"парусинки", которые были размещены совсем рядом с носовыми шлюпбалками,  а
что-либо сделать со шлюпками A и B представлялось и вовсе невозможным.
     Но моряки не желали  отступать  перед  трудностями.  Если  эти  шлюпки
нельзя спустить на поверхность моря, то, возможно, их удастся столкнуть  на
воду. Словом, моряки продолжали  работать  -  Лайтоллер,  Мэрдок,  фонарщик
Хемминг, стюард Браун, смазчик Хэрст и еще с десяток других людей.
     На левом борту Хемминг потел  над  талями  для  спуска  шлюпки  B.  Он
считал, что если удастся как-нибудь ограничить раскачивание  шлюпталей,  то
шлюпку можно будет спустить на воду. В конце концов он отрегулировал тали и
передал блок на крышу шестому помощнику Муди, но тот крикнул ему:
     - Нам не понадобятся тали, мы просто оставим шлюпку на палубе.
     Хемминг не верил в успех такого способа спуска шлюпки на воду, поэтому
он прыгнул за борт, решив спасаться вплавь. Тем временем шлюпку подтолкнули
к краю крыши и, используя весла в качестве направляющих, стали спускать  ее
на палубу. Она свалилась, перевернувшись кверху днищем.
     Не меньше трудностей испытали  моряки,  пытавшиеся  спустить  на  воду
шлюпку A. Кто-то к переборке кают для командного состава  приставил  доски,
по которым шлюпку опустили на палубу кормой вперед. Но это еще не означало,
что шлюпка будет спущена на воду.  "Титаник"  очень  сильно  накренился  на
левый борт, и люди не смогли подтолкнуть шлюпку "в гору", к краю палубы.
     В 2 часа 15 минут, когда моряки все  еще  тянули  и  толкали  складные
шлюпки, мостик ушел  под  воду  и  носовая  часть  шлюпочной  палубы  стала
погружаться в море. Полковник Грейси и Клинч Смит бросились в корму. Сделав
несколько шагов, они были остановлены  толпой  мужчин  и  женщин  с  нижних
палуб. Это, надо полагать, были пассажиры третьего класса.
     Настал момент, когда руководитель оркестра Хартли постучал смычком  по
своей скрипке. Звуки рэгтайма замолкли, а затем зазвучала мелодия  "Осени",
одного из гимнов англиканской церкви, и поплыла над поверхностью  океана  в
тихом ночном воздухе.
     Находившиеся в шлюпках женщины  с  удивлением  прислушивались  к  этим
звукам. Издали  этот  момент  мог  показаться  преисполненным  трагического
величия. Совсем иные чувства испытывали  люди  на  палубе  "Титаника".  Они
могли слышать музыку, но обращали  на  нее  мало  внимания.  Слишком  бурно
развивались события.
     - О, спасите меня, спасите!  -  кричала  какая-то  дама,  обращаясь  к
Питеру Дейли, представителю  лондонской  фирмы  "Хейз  энд  сонз"  в  Лиме,
следившему за тем, как вода по палубе подбирается  к  тому  месту,  где  он
стоит.
     - Спасайтесь сами, милая леди,  -  отвечал  он  ей.  -  Сейчас  только
господь бог может спасти вас.
     Но она продолжала его упрашивать, чтобы он помог ей прыгнуть за  борт,
и, подумав немного, Дейли решил, что от этой проблемы отделаться не  так-то
просто. Быстро взяв даму за руку, он помог ей прыгнуть  в  воду.  Когда  он
прыгнул сам, по шлюпочной палубе прокатилась большая волна, отнесшая его от
тонущего судна.
     Стюард Браун, стоя по колено в бурлящей и пенящейся воде  и  обливаясь
потом, пытался подтолкнуть складную шлюпку a к краю палубы. Вдруг  до  него
дошло, что никаких усилий больше прилагать  не  нужно:  шлюпка  и  так  уже
плавала в воде. Он вскочил в нее, обрезал кормовой фалинь, крикнул кому-то,
чтобы отдали носовой, и в следующее мгновение шлюпка была подхвачена той же
самой волной, которая унесла в океан Питера Дейли.
     Все глубже и глубже нос "Титаника" уходил в воду, а его корма медленно
поднималась над поверхностью океана. Похоже было, что "Титаник" к  тому  же
еще движется вперед. Это его движение и вызвало волну, которую  ощутили  на
себе Дейли, Браун и десятки других людей, когда она подкатывалась  к  корме
судна.
     Стоя на крыше кают командного состава, Лайтоллер видел эту  волну.  Он
наблюдал за тем, как гонимые ею толпы людей отступали по палубе наверх, как
более проворным  удавалось  избежать  соприкосновения  с  ней,  а  наиболее
неповоротливые не успевали отступать достаточно быстро и поглощались водой.
Лайтоллер понимал, что отступление людей к корме  -  всего  лишь  продление
агонии. Он повернулся лицом к  носу  судна  и  прыгнул  в  воду.  Когда  он
вынырнул, то увидел впереди "воронье  гнездо",  которое  теперь  находилось
вровень  с  поверхностью  моря.  Слепой  инстинкт  самосохранения  заставил
Лайтоллера в течение  нескольких  секунд  плыть  к  "гнезду"  как  к  месту
спасения.
     Но вскоре он опомнился  и  начал  отплывать  от  судна.  Однако  вода,
вливавшаяся внутрь "Титаника" через расположенные перед его носовой дымовой
трубой вентиляторы, засосала Лайтоллера и прижала  к  проволочной  решетке,
расположенной в верхней части вентиляционной шахты. Лайтоллер молился богу,
чтобы эта решетка выдержала, не провалилась,  и  стал  гадать,  сколько  он
сможет продержаться, оставаясь припертым к ней.
     Угадать он не успел. Волна горячего  воздуха  вырвалась  откуда-то  из
внутренностей  "Титаника"  через  вентилятор  и  выбросила  Лайтоллера   на
поверхность моря. Хватая ртом воздух и выплевывая воду, он  наконец  отплыл
от судна на безопасное расстояние.
     Хэролд Брайд тоже сохранял хладнокровие.  Когда  волна  пронеслась  по
шлюпочной палубе, он ухватился за  уключину  складной  шлюпки  B,  все  еще
лежащей кверху днищем на  шлюпочной  палубе  возле  первой  дымовой  трубы.
Шлюпка, Брайд  и  с  десяток  других  людей  были  смыты  волной  за  борт.
"Парусинка" плавала на  поверхности  моря  в  перевернутом  виде,  и  Брайд
оказался барахтающимся под ней.
     Полковник Грейси не спешил расставаться с судном. Он оставался в толпе
и, когда волна настигла его, прыгнул - почти совсем так, как это  делал  на
пляже в Ньюпорте. Поднявшись на  гребень  волны,  он  сумел  ухватиться  за
нижнюю железную перекладину леерного ограждения на  крыше  кают  командного
состава, подтянулся на руках и лег ничком у самого основания второй дымовой
трубы.
     Прежде чем он смог подняться на ноги, крыша, на которой он лежал, тоже
ушла под воду. Грейси  очутился  в  водовороте,  который  затянул  его.  Он
пытался цепляться за поручни леерного ограждения, но в конце концов  понял,
что так его затянет еще глубже под воду. Сильным толчком ног  он  оторвался
от крыши и, не всплывая на поверхность, отплыл от тонущего судна.
     Старший кок Коллинз не мог предпринять  никаких  действий,  когда  его
настигла волна. Его руки были заняты младенцем. Вот уже пять минут, как  он
вместе с одним палубным стюардом  пытался  помочь  пассажирке  из  третьего
класса с двумя детьми. Сначала они услышали о том, что на левом борту  есть
спасательная шлюпка. Они побежали туда, но там им сказали,  что  шлюпка  на
правом борту. Когда они перешли на правый борт,  кто-то  объяснил  им,  что
единственный шанс спастись - это идти на корму. Растерявшись, они стояли  в
нерешительности (Коллинз при этом держал на  руках  одного  из  младенцев),
когда нахлынувшая волна смыла их всех за борт. Никого  из  своих  последних
попутчиков он больше так и не увидел, а ребенка волной вырвало  у  него  из
рук.
     Джек Тэйер и Милтон Лонг тоже видели, как набегает волна. Они стояли у
поручней правого борта напротив второй дымовой  трубы,  стараясь  держаться
подальше от полчищ людей, устремившихся к  корме.  Они  не  пытались  найти
более возвышенное над поверхностью моря место, поскольку считали, что  пора
прыгать в море и спасаться вплавь. Молодые люди обменялись  рукопожатием  и
пожелали друг другу удачи. Лонг перекинул ноги через леерное ограждение,  а
Тэйер оседлал поручни и начал расстегивать пальто. Лонг, держась руками  за
перекладину, повис за бортом, посмотрел на Тэйера и спросил:
     - Ты идешь?
     - Ступай, я тебя сейчас догоню, - заверил его Тэйер.
     Лонг по борту соскользнул в воду. Десять секунд спустя Тэйер перекинул
через леера другую ногу и сел  на  поручень,  обратясь  лицом  к  морю.  Он
находился примерно в трех метрах от поверхности воды. Сильно оттолкнувшись,
он прыгнул в море как можно дальше от судна.
     Из двух этих способов оставления тонущего судна способ Тэйера оказался
более удачным - Джек спасся.
     До Олауса Абельсета волна не дошла -  он  стоял  достаточно  близко  к
корме, у четвертой  дымовой  трубы.  Эта  часть  судна  не  погружалась,  а
напротив, все выше и выше вздымалась над поверхностью моря.
     До Абельсета доносились звуки хлопков,  треска,  приглушенных  ударов,
звон бьющейся посуды, стук скользящих по наклоняющейся палубе кресел.
     Наклон палубы сделался таким крутым, что люди больше не  могли  стоять
на ногах, они падали, и Абельсету было видно, как они соскальзывали вниз, в
воду, которая находилась тут же, на палубе. Абельсета и  его  родственников
от падения удерживало то, что они уцепились за трос, свисавший с  одной  из
шлюпбалок.
     - Давай прыгнем, а то нас засосет под  воду,  -  настойчиво  предлагал
зять.
     - Нет, - возражал Абельсет, - пока не будем прыгать. У нас мало шансов
на спасение, так уж лучше нам оставаться здесь как можно дольше.
     - Надо прыгать! - снова крикнул зять,  но  Абельсет  упорно  стоял  на
своем:
     - Нет, еще рано.
     Через несколько минут, когда вода находилась всего в  полутора  метрах
от них, трое мужчин, взявшись за руки, наконец прыгнули. Когда они,  фыркая
и отплевываясь, вынырнули на поверхность,  Абельсет  запутался  в  какой-то
веревке, неизвестно откуда взявшейся; чтобы распутать ее, он  был  вынужден
высвободить обе свои руки, и в это  время  его  двоюродного  брата  и  зятя
волной  отнесло  от  него.  Каким-то  образом  ему  удалось  выбраться   из
веревочных пут, тем не менее он сказал самому себе:
     - Я пропал.
     В  начавшемся  затем  страшном  водовороте,  закружившем  мешанину  из
канатов, палубных кресел и досок, никто не  мог  видеть,  что  случилось  с
большинством оставшихся на лайнере людей. Находившиеся в шлюпках наблюдали,
как люди маленькими роями лепились  к  рубкам,  лебедкам  и  вентиляционным
шахтам, а корма задиралась все выше и выше.  Находящимся  же  в  гуще  этих
событий трудно было  наблюдать  за  тем,  что  происходит  вокруг,  хотя  -
удивительно! - электрические лампочки все еще горели, освещая  происходящее
мрачным потускневшим светом.
     В циркулировавших впоследствии рассказах сообщалось примерно о  дюжине
вариантов последних минут жизни Арчи Батта. Во всех вариантах он ведет себя
героически, но ни одна из этих версий не подкреплена свидетельствами  живых
людей. Согласно одной из газетных заметок, мисс Янг, учительница  музыки  у
детей бывшего президента США Теодора Рузвельта, будто  бы  вспоминала,  как
Арчи Батт крикнул ей:
     - Прощайте, мисс Янг, передайте мои приветы знакомым на родине!
     Однако в газете сообщалось также, что мисс Янг видела айсберг  за  час
до столкновения с ним "Титаника".
     В одном интервью, якобы данном репортерам миссис Хенри Б. Хэррис, Арчи
Батт описывался как столп мужества, успокаивающий малодушных то  с  помощью
кулака, то братской укоризной. Но Лайтоллер, Грейси и другие  работавшие  у
шлюпок люди вовсе не видали Батта. Миссис Уолтер Даглас, видевшая его  в  1
час 45 минут ночи у шлюпки Э2, запомнила только, что он  спокойно  стоял  в
стороне от всех.
     То же самое можно сказать и в  отношении  рассказов  о  Джоне  Джекобе
Асторе. Судовой цирюльник Огаст Х. Вейкман рассказал о  последних  минутах,
проведенных им на "Титанике" в обществе знаменитого миллионера.  Переданный
Вейкманом  диалог  представляет  собой  болтовню,  которая  если  и   могла
происходить, то лишь в парикмахерском кресле. ("Я спросил его, не желает ли
он обменяться со мной рукопожатием. "С удовольствием", -  ответил  Астор").
Но цирюльник Вейкман, помимо всего прочего, сообщил также, что  он  покинул
"Титаник" на добрые  полчаса  раньше,  чем  мог  происходить  описанный  им
разговор.
     О последних секундах жизни  Батта  и  Астора  рассказывалось  в  одном
очерке,  приписываемом   перу   Уошингтона   Доджа,   видного   юриста   из
Сан-Франциско: "Они пошли ко дну, стоя бок о бок на  мостике  лайнера.  Это
несомненно были они, я не мог обознаться", - напечатано в этом  очерке.  Но
доктор Додж находился в это  время  в  шлюпке  Э13,  на  расстоянии  доброй
полумили от "Титаника".
     Нельзя также ничего с уверенностью сказать и о том,  что  случилось  с
капитаном Смитом.  Впоследствии  говорили,  будто  бы  он  застрелился,  но
никаких оснований для такого утверждения нет. Перед самым концом "Титаника"
стюард Эдвард Браун видел, как капитан Смит ушел на мостик, все еще  сжимая
в руке мегафон. Минутой позже на мостик забрел фонарщик Хемминг, но там уже
никого не было. После того как  "Титаник"  затонул,  кочегар  Хэрри  Синиор
видел капитана в воде с  ребенком  в  руках.  Все  перечисленные  свидетели
рисуют картину, которая гораздо лучше, нежели  самоубийство,  совместима  с
мужественным, бойцовским характером капитана Смита, однажды заявившего:
     - Можно сказать, что меня никогда не оставляет некоторое удивление,  в
особенности  когда  я  со  своего  мостика  наблюдаю  за  тем,  как  судно,
поднимаясь на волны и опускаясь во впадины между ними, пробивает себе  путь
сквозь огромные водяные валы. Даже с возрастом нельзя избавиться  от  этого
чувства.
     Запомнившиеся и оставшиеся незамеченными, знаменитые  и  безвестные  -
все они вместе скатывались в одну шевелящуюся массу по мере того,  как  нос
все глубже уходил под воду, а корма все  круче  задиралась  к  небу.  Мотив
"Осени" заглох  в  беспорядочной  мешанине  из  падающих  музыкантов  и  их
инструментов. Огни потухли, опять вспыхнули и погасли  навсегда.  Продолжал
мерцать лишь керосиновый фонарь на кормовой мачте.
     Приглушенные удары и звон  бьющейся  посуды  становились  все  громче.
Когда все, что  могло  быть  сдвинуто,  сорвалось  с  места,  над  океаном,
казалось, загремел непрерывный гром.
     Какая несусветная мешанина! 29 паровых котлов, украшенный драгоценными
камнями манускрипт "Рубайат", 800 ящиков очищенных от скорлупы  орехов,  15
тыс. бутылок эля и портера, огромные якорные цепи (каждое звено массой в 80
кг), 30 ящиков гольфовых клюшек для магазина Сполдинга,  приданое  Элеоноры
Уайднер, тысячи тонн каменного угля, шкатулка майора Пошана, 30 тыс. свежих
яиц, десятки кадок с пальмами, 5 роялей, небольшие каминные  часы  в  каюте
A-38, массивное серебряное пресс-папье в форме утки.
     А грохот все не утихал:  кувыркались  декоративные  решетки,  кадки  с
плющом, плетеные кресла из "Кафе паризьен", палочки для  игры  в  шафлборд,
коммутатор на 50 телефонов, две  паровые  машины  и  революционная  по  тем
временам турбина низкого давления, 8 дюжин теннисных  мячей  для  торгового
дома "Р. Ф.  Дауни  энд  K<sup>o</sup>",  контейнер  с  фарфором  для  торговой  фирмы
"Тиффани",  ящик   перчаток   для   магазина   "Маршалл   Филд",   чудесная
ледоделательная машина  с  палубы  G,  новый  английский  автомобиль  Билли
Картера, 16 сундуков семейства Райерсонов с  вещами,  прекрасно  уложенными
француженкой Викторин.
     Когда наклон, палубы стал еще круче, упала носовая  труба  "Титаника".
Разбрасывая искры, она ударилась о поверхность  воды  возле  правого  борта
лайнера  с  грохотом,  который  заглушил  все  звуки  на   тонущем   судне.
Барахтающийся в бурлящем воронками море смазчик Хэрст  был  почти  ослеплен
вылетевшей из трубы сажей. И все же он дешево  отделался  -  другие  пловцы
были раздавлены этой  многотонной  стальной  конструкцией.  Лайтоллеру  же,
Брайду и другим людям, цеплявшимся за перевернутую складную шлюпку B, труба
сослужила добрую службу. Она упала совсем  рядом  с  шлюпкой  и  метров  на
тридцать   отбросила   ее   от   погружавшегося   в   море   и   при   этом
разворачивавшегося  лайнера.  Корпус   "Титаника"   с   задравшейся   почти
перпендикулярно к поверхности моря  кормой  погрузился  в  воду  по  третью
дымовую трубу; три гребных винта лайнера, с которых стекала вода,  блестели
даже в темноте. Леди Дафф Гордон тонущий "Титаник" казался черным  перстом,
указующим в небо. Хэролду Брайду "Титаник"  напоминал  собравшуюся  нырнуть
утку.
     Находившиеся в шлюпках люди с трудом верили своим глазам.  Свыше  двух
часов, надеясь  на  невозможное,  на  какое-то  чудо,  они  наблюдали,  как
"Титаник" все глубже и глубже погружается в море. Когда вода  подступила  к
зеленым и красным  отличительным  огням  лайнера,  стало  ясно,  что  конец
близок. Но ни в каком бреду  не  могло  привидеться  то,  что  последовало:
ужасающий грохот и вставший на дыбы под прямым  углом  к  поверхности  моря
черный корпус "Титаника" на фоне достойного рождественской открытки ночного
неба, усыпанного сияющими звездами.
     Не все нашли в себе силы смотреть на эту картину. В складной шлюпке  C
директор-распорядитель пароходной компании Брюс Исмей низко  склонился  над
веслом, чтобы не видеть, как  тонет  "Титаник".  В  шлюпке  Э1  К.Е.  Генри
Стенгел повернулся спиной к лайнеру:
     - Я больше не могу этого видеть.
     В шлюпке Э4 Элизабет Юстис спрятала лицо в ладони.
     Прошло две минуты... Грохот наконец стих, и корпус  "Титаника"  слегка
откинулся назад. Затем он начал медленно скользить вниз,  входя  в  воду  с
крутым наклоном. Скорость погружения постепенно возрастала. Под  конец  она
была достаточно стремительной, и когда над флагштоком "Титаника" сомкнулась
вода, послышался своеобразный булькающий звук.
     - Утонул, все кончилось, - сказал кто-то впередсмотрящему Ли в  шлюпке
Э13.
     - Погиб, - словно сквозь сон услышала миссис Эйда Кларк чей-то голос в
шлюпке Э4; она так замерзла, что не обратила на это  внимания.  Большинство
женщин находились в таком же, как и она, состоянии; они сидели  в  шлюпках,
потрясенные, ошеломленные, не  проявляющие  никаких  эмоций.  В  шлюпке  Э5
третий помощник капитана Питман взглянул на свои часы и громко объявил:
     - Сейчас 2 часа 20 минут.
     На борту парохода "Калифорниэн" второй  помощник  Стоун  и  практикант
Гибсон наблюдали  за  тем,  как  медленно  исчезает  странный  лайнер.  Они
интересовались им на протяжении почти всей своей вахты -  замечали,  как  с
него пускали ракеты, как он странно сидел в воде. Гибсон сказал,  что  вряд
ли ракеты пускают ради забавы. Стоун согласился с ним:
     - Конечно, судно не станет пускать ракеты просто так.
     К двум часам ночи огни странного парохода, казалось, находились совсем
близко к линии горизонта, и оба моряка  решили,  что  судно,  должно  быть,
удаляется от них.
     - Ступай, - велел  Гибсону  Стоун,  -  и  скажи  капитану,  что  судно
удаляется в юго-западном направлении, выпустив  в  общей  сложности  восемь
ракет.
     Гибсон отправился в штурманскую рубку и  обо  всем  доложил  капитану.
Лорд сонно взглянул на него со своей кушетки:
     - Все ракеты были белые?
     Гибсон ответил утвердительно, и Лорд  спросил  у  него,  который  час.
Гибсон сообщил, что часы в ходовой рубке показывали 2 часа  5  минут.  Лорд
повернулся на другой бок, а Гибсон пошел на мостик.
     В 2 часа 20 минут Стоун подумал, что странный пароход несомненно ушел,
и в 2 часа 40 минут решил, что он обязан доложить об этом капитану. Сообщив
свои наблюдения по переговорной трубе, он  вернулся  к  созерцанию  пустого
ночного моря.



        Глава седьмая
     "УТОНУЛ ВАШ МИЛЕНЬКИЙ ПЕНЬЮАРЧИК"

     Когда море сомкнулось над "Титаником", леди Космо Дафф Гордон в шлюпке
Э1 заметила, обращаясь к своей секретарше мисс Франкателли:
     - Утонул ваш миленький пеньюарчик.
     В  ту  апрельскую  ночь  многое  утонуло  вместе  с   пеньюаром   мисс
Франкателли. Кануло в небытие нечто  большее,  чем  самый  большой  в  мире
лайнер с его грузом и 1502 человеческими жизнями.
     Никогда больше не станут люди направлять свои суда в ледяные поля,  не
прислушиваясь к предупреждениям,  уповая  только  на  прочность  нескольких
тысяч  тонн  склепанных  стальных  листов.  С  той  достопамятной  ночи  на
трансатлантических   лайнерах   будут   серьезно   относиться   к   ледовым
предупреждениям, стараться обойти опасные места или идти  умеренным  ходом.
Никто больше не будет верить в "непотопляемые" суда.
     И айсберги не будут  больше  безнадзорно  болтаться  по  морям.  После
гибели "Титаника"  американское  и  английское  правительства  организовали
международный ледовый патруль, и сегодня корабли береговой охраны следят за
блуждающими  айсбергами,  которые  дрейфуют  в  сторону  морских  путей.  В
качестве дополнительной меры предосторожности на зиму морские пути сдвигают
к югу.
     И нет больше лайнеров, на которых радиовахты несли бы неполные  сутки.
На  каждом  пассажирском  судне  обязательно  предусмотрена  круглосуточная
радиовахта. Люди больше не будут гибнуть из-за того, что какой-нибудь Сирил
Эванс в десяти милях от них закончил вахту и улегся спать.
     "Титаник" был последним лайнером, вышедшим  в  море  без  достаточного
количества спасательных шлюпок. Имевший валовую регистровую вместимость 46.
328 т., он был оборудован в соответствии с безнадежно устаревшими правилами
обеспечения безопасности.  Согласно  этим  правилам,  потребность  судна  в
спасательных шлюпках определялась по нелепой формуле: все  британские  суда
валовой регистровой вместимостью свыше 10.000 т. должны были иметь на борту
16 спасательных шлюпок общим объемом свыше 155,7 м^3 плюс такое  количество
плотов и плавучих приборов, которое соответствует 75%  объема  спасательных
шлюпок.
     Для "Титаника" объем спасательных средств должен был составлять  таким
образом 273,5 м^3. Это означало, что лайнер должен был иметь на своем борту
шлюпки, в которых могли бы разместиться лишь 962 человека. Фактически общая
вместимость шлюпок на "Титанике" была достаточной для размещения в них 1178
человек; компания "Уайт Стар Лайн" тогда еще сетовала, что никто  не  ценит
ее заботливости. Но даже и в этом случае спасательные шлюпки могли вместить
лишь половину из 2207 человек, находившихся на борту  "Титаника",  и  всего
30% общего количества людей, на которое был рассчитан лайнер.
     Гибель "Титаника" положила конец практике, в  соответствии  с  которой
пассажиры первого класса подлежали эвакуации  с  тонущего  судна  в  первую
очередь. Компания "Уайт Стар  Лайн"  всегда  отрицала  существование  такой
практики, и обе комиссии по расследованию обстоятельств  гибели  "Титаника"
стали  на   сторону   пароходной   компании,   однако   имеется   множество
неопровержимых свидетельств того, что пассажиры третьего  класса  сплошь  и
рядом становились жертвами этой практики: Дэниэла Бакли не пускали  в  зону
первого класса, Олауса Абельсета выпустили из района палубы юта лишь  после
того, как от "Титаника" отошла последняя  шлюпка.  Стюард  Харт  сопроводил
наверх две небольшие группы женщин, в то время как  сотни  пассажиров  были
оставлены внизу, некоторым пассажирам третьего класса пришлось  карабкаться
по грузовому крану с кормовой  палубы,  другим  -  взбираться  по  отвесным
трапам с носовой.
     Кроме того, были еще люди, которые, как это видели  полковник  Грейси,
Лайтоллер и другие, толпой хлынули снизу перед самым концом "Титаника".  До
этого момента Грейси был абсолютно уверен, что все женщины покинули  лайнер
- их было так трудно найти, когда производилась посадка в последние шлюпки.
Но тут он ужаснулся,  увидев,  как  на  палубе  вдруг  появилось  несколько
десятков женщин.
     Статистика позволяет выяснить, пассажирами  какого  класса  они  были.
Список жертв "Титаника" содержит имена четырех из  143  пассажирок  первого
класса (три из них остались на тонущем лайнере добровольно), пятнадцати  из
93 пассажирок  второго  класса  и  восьмидесяти  одной  из  179  пассажирок
третьего класса.
     Что же касается детей, то, за исключением  Лоррейн  Эллисон,  спаслись
все 29 детей пассажиров первого и второго классов, из  третьего  класса  же
были спасены всего 23 ребенка из 76.
     Билет третьего класса, как видно, не давал  пассажиру  ни  возможности
самому проявить благородство, ни возможности испытать на себе  благородство
других.
     Пассажиры второго класса находились в лучшем положении,  хотя  назвать
идеальным его  нельзя.  Лоренс  Бизли  запомнил,  как  один  из  помощников
капитана остановил двух  дам,  желавших  через  проход  проникнуть  в  зону
первого класса.
     - Можем ли мы пройти к шлюпкам? - поинтересовалась одна из них.
     - Нет, мадам, ваши шлюпки будут поданы к вашей палубе.
     Справедливости ради следует сказать, что указанная дискриминация  была
обусловлена не раз навсегда сформулированной политикой компании "Уайт  Стар
Лайн" по отношению к пассажирам различных  классов,  а  скорее  отсутствием
какой бы то ни было четкой политики в этом отношении.  В  некоторых  местах
члены экипажа закрывали  дорогу  на  шлюпочную  палубу,  в  других  они  ее
открывали, но никому ничего об этом не говорили; в двух-трех случаях  имели
место вызванные благими побуждениями попытки  вывести  пассажиров  третьего
класса  наверх.  Но  в  основном  третий  класс  был   предоставлен   своей
собственной  инициативе,  которую   проявляли   лишь   немногие,   наиболее
предприимчивые люди, а большинство пассажиров беспомощно томились  в  своих
зонах - брошенные, забытые всеми.
     Проявленное компанией "Уайт Стар Лайн" безразличие к судьбе пассажиров
третьего класса разделялось остальными. Казалось, никому нет дела до  людей
из третьего класса - ни прессе, ни официальным  комиссиям,  ни  даже  самим
пассажирам третьего класса.
     Мало кто  из  газетных  репортеров,  готовя  материалы  о  "Титанике",
побеспокоился спросить о чем-нибудь пассажиров третьего  класса.  "Нью-Йорк
таймс"  справедливо  гордилась  опубликованными  ею  материалами  об   этой
катастрофе, однако  ставший  знаменитым  выпуск  этой  газеты,  посвященный
прибытию "Карпатии" в  Нью-Йорк,  содержит  всего-навсего  три  интервью  с
пассажирами третьего класса. Другие газеты, очевидно,  последовали  примеру
"Нью-Йорк таймс" - из 43  интервью  с  пассажирами  "Титаника",  помещенных
газетой  "Нью-Йорк  геральд",  всего  два   рассказывали   о   впечатлениях
пассажиров третьего класса.
     Разумеется, их впечатления как газетный материал не  шли  ни  в  какое
сравнение  с  впечатлениями,  например,  леди  Космо  Дафф   Гордон   (одна
нью-йоркская газета вложила в ее уста слова: "Последним  я  услышала  голос
мужчины, кричавшего: "Боже мой, боже мой!"), но все же писать было  о  чем.
Несмотря на то что на "Титанике" соблюдался принцип "женщины и дети садятся
в шлюпки первыми",  коэффициент  смертности  среди  детей  третьего  класса
почему-то оказался более  высоким,  чем  среди  мужчин  из  первого.  Такой
контраст не  ускользнул  бы  от  внимания  сегодняшней  прессы,  падкой  на
разговоры о социальной справедливости (или на сенсации).
     И конгрессу США не было дела до  того,  что  случилось  с  пассажирами
третьего класса. Сенатор Смит, например,  расследуя  обстоятельства  гибели
"Титаника", интересовался буквально всем, вплоть до того, что  спросил,  из
чего сделан айсберг ("Изо льда", - объяснил ему  пятый  помощник  Лоу),  но
пассажиров  третьего  класса  не   удостоил   сколько-нибудь   значительным
вниманием. Лишь трое из выслушанных свидетелей  были  пассажирами  третьего
класса. Двое из них сообщили о том, что их не пускали на шлюпочную  палубу,
но  американским  законодателям  не  захотелось  вникать   в   подробности.
Опять-таки, протоколы не дают оснований говорить о намеренном  замалчивании
этого вопроса - к нему просто-напросто никто не проявил интереса.
     Британская следственная комиссия  еще  более  равнодушно  отнеслась  к
вопросу о пассажирах третьего класса. Мистер У.  Д.  Харбинсон,  официально
представлявший их интересы, заявил, что не может найти никакого  намека  на
дискриминацию, и в отчете лорда Мерсея о фактах дискриминации не говорилось
ни слова, хотя  ни  у  одного  пассажира  третьего  класса  не  были  взяты
свидетельские показания, а единственный оставшийся  в  живых  из  стюардов,
обслуживавших третий класс,  откровенно  признал,  что  людей  из  третьего
класса до часа пятнадцати минут почти не выпускали на верхние палубы.
     Даже  самих  пассажиров  третьего  класса  дискриминация  не  особенно
волновала.  Классовые  различия  они принимали, как принимают правила игры.
Один из них, Олаус Абельсет, считал доступ на шлюпочную палубу привилегией,
которая  дается  вместе  с  билетом  на  право  проезда  первым  или вторым
классом...  даже  если  судно  тонет.  Он  был  удовлетворен  тем,  что ему
позволили остаться наверху.
     Занималась заря новой эры, и с  той  ночи  пассажиры  третьего  класса
никогда больше не исповедовали такой житейской философии.
     Что  касается  людей,  находившихся  на  диаметрально  противоположном
полюсе  общества,   то   их   привилегированное   положение   безоговорочно
принималось как само собой разумеющееся в последний раз. Когда в 1908  году
тонул  принадлежащий  компании  "Уайт  Стар   Лайн"   пассажирский   лайнер
"Рипаблик", капитан Силби объявил пассажирам при посадке в шлюпки:
     - Запомните! Сначала садятся женщины и дети, потом пассажиры  из  кают
первого класса, затем все остальные!
     На "Титанике" не объявлялось о таком правиле посадки, но его концепция
все  еще  коренилась  в  умах  публики,  и   пресса   поначалу   попыталась
предупредить возможную критику  действий  и  поступков  пассажиров  первого
класса. Когда стало известно, что Исмею удалось  спастись,  "Нью-Йорк  сан"
поспешила объявить:
     "Исмей вел себя с исключительным благородством... никто не знает,  как
мистер Исмей сам попал в спасательную шлюпку; предполагается, что он  лично
захотел объяснить своей пароходной компании обстоятельства катастрофы".
     Позже первому  классу  никогда  не  сходило  все  с  рук  так  гладко.
Фактически положение стало резко меняться сразу же после гибели "Титаника".
Уже через считанные дни Исмей оказался у  позорного  столба.  Не  прошло  и
года, как одна - спасшаяся с "Титаника" видная в обществе  особа  развелась
со  своим  мужем  только  из-за  того,  что   ему,   как   гласила   молва,
"посчастливилось" спастись. Самым неудобным из доставшегося в наследство от
тех, кто был на "Титанике",  оказался  новый  стандарт  поведения,  ставший
эталоном для оценки действий и поступков известных или выдающихся  людей  в
чрезвычайных ситуациях.
     До этого было проще, ибо  "Титаник",  помимо  всего  прочего,  являлся
последним выставочным стендом богатства и высшего общества, еще вызывавшего
восхищение рядовой публики. В 1912 году не существовало звезд кино, радио и
телеэкрана; выдающиеся спортсмены еще очень  низко  котировались  в  глазах
общественного мнения, а мир богемы пока прозябал В полнейшей  безвестности.
Поэтому весь блеск  и  сияние  чужого  великолепия  для  скрашивания  своей
беспросветной  жизни  рядовая  публика  могла  получать  только  от  людей,
занимавших высокое положение в обществе.
     Подобного рода интерес публики к высшему свету  хорошо  понимала  и  в
полной мере  использовала  пресса.  Когда  "Титаник"  отплывал  в  Америку,
"Нью-Йорк таймс" поместила на первой полосе список  его  высокопоставленных
пассажиров. После того как "Титаник" затонул, "Нью-Йорк америкэн"  сообщила
об этом 16 апр