стантиновна и та не сразу узнала бы. Поздним вечером оставили шалаш у Разлива и отправились в путь, через лес, к железной дороге. Вели Владимира Ильича Емельянов да двое финских товарищей. Вначале шли благополучно, только уж очень было темно, по-осеннему. Шли гуськом узкой тропкой. Ветви бьют по лицу. Вдруг стали спотыкаться о кочки. Тропка исчезла. Деревья поредели. А кустарник разросся чаще, непроходимее. И что это? Что это?.. Потянуло дымом. Костер или где-то пожар? С каждым шагом дым ядовитее. Трудно стало дышать. Слепли глаза. Владимир Ильич остановился, взялся за грудь. Грудь разрывалась от кашля. Идти невозможно. - Свернем, - сказал Емельянов. - Горит торф на болоте. Ничего нет страшнее и коварнее торфяного пожара! Огонь тлеет под землей, раскаляется, ползет дальше. И вдруг взовьется ввысь бушующий столб, все сжигая и уничтожая кругом. "Что наделал! На пожар завел Ленина. Неужто погубим?" - думал Емельянов. - Владимир Ильич, за мной! Товарищи... Они задыхались. Брели в клубах белого дыма. Как слепые. На ощупь. Спотыкались. Падали. Поднимались, снова брели. Но вот дым стал редеть. Дым оставался в стороне, позади. Под ногами не шатались больше зыбкие болотные кочки. Вырвались из горящего торфяного болота! Вырвались наконец. Убежали от пожара. Спаслись. Измученные, они сели на землю отдохнуть. Дрожали ноги от слабости. Емельянов мучительно себя корил. Страшно подумать, что могло быть... А назавтра ночью, в час пятнадцать минут, к станции Удельной из Петрограда подошел дачный поезд. Поезд направлялся в Финляндию. Машинистом был финн Гуго Ялава. Он был большевиком, жил в Петрограде. Он любил свой испытанный паровоз Э 293, с черной, расширенной кверху трубой и круглыми горячими боками. На Удельной Гуго Ялава остановил паровоз у переезда. Выглянул на волю. Так и есть. Возле переезда стоял человек, курил; вспыхивал светляком в темноте огонек папиросы. Другой читал у фонаря газету. Так было условлено. Провожающие - один курит, другой читает. Значит, все в порядке. Сейчас покажется Ленин. "Где же он?" - забеспокоился Гуго Ялава. В эту секунду к паровозу быстрой походкой подошел невысокий коренастый рабочий. В кепке. Каштановая прядь упала из-под кепки на лоб. Взялся за поручни, подтянулся, залез на паровоз: - Здравствуйте. Я Константин Петрович Иванов. К вам в кочегары. - Здравствуйте, товарищ кочегар, - приветствовал Гуго Ялава. Владимир Ильич, а это был он, сбросил пальто и, как заправский кочегар, принялся укладывать возле топки в клетку дрова. Паровоз коротко свистнул, заработали шатуны. Побежал мимо лес. До станции Белоостров доехали без забот. Станция Белоостров была пограничной. Едва поезд остановился, по вагонам началась проверка у пассажиров документов. Заверещали свистки. Вдоль поезда торопился кондуктор, раскачивая в темноте фонарем. Слышались крики, брань. - Как бы к нам на паровоз не пожаловали, - с опаской сказал Гуго Ялава. - Хоть и с пропуском, а все от сыщиков лучше подальше. - Какой же выход? - спросил Ленин. - Найдем, - сказал машинист. Спрыгнул на рельсы, живо отцепил паровоз и погнал на всех парах к водоразборной колонке. Будто надо воды набирать. Первый звонок. Сыщики из пограничной охраны все шныряли по вагонам. Кого-то искали. Кого-то куда-то вели. Вся станция была в возбуждении. Второй звонок. Паровоз у колонки не тронулся. Только за минуту до отправления Гуго Ялава подвел свой 293-й к вагонам. Прицепил. Третий звонок. Паровоз озорно засвистел. "Остались с носом, голубчики!" - дразнил сыщиков машинист Гуго Ялава. И поезд помчался дальше. Ночь летела навстречу. Летело звездное августовское небо. Владимир Ильич высунулся из паровозной будки. Свежий ветер ударил в лицо. Скоро они были в Финляндии. СТРАННЫЙ ПРИЮТ Финские товарищи устроили Владимира Ильича в глухой деревеньке Ялкале. В стороне от деревни у самого леса стоял небольшой финский дом. Из окон виднелись темные сосны на взгорьях. Да огромные серые валуны на лужайке обступили незатейливое жилище, где поселился Владимир Ильич. Хозяин, бывший рабочий, заботился, чтобы Ленину у него спокойно жилось и работалось. Но остановка в Ялкале получилась недолгой. Деревенька была от станции верстах в десяти, газеты прибывали с большим запозданием, а то и вовсе нет. А Владимиру Ильичу без газет все равно что без воздуха. И товарищи нашли для него новый приют. В главном финском городе Гельсингфорсе начальником полиции был в то время молодой еще человек по имени Густав Семенович Ровио. Однажды Ровио вызвали к генерал-губернатору. Генерал-губернатор был русский. Петроградские власти назначили его наблюдать за финскими порядками. У финнов было свое управление, но приходилось петроградского начальника слушать, поскольку Финляндия входила тогда в состав Русского государства. - Господин полицмейстер, все ли спокойно в городе Гельсингфорсе? - строго спросил генерал-губернатор. Густаву Ровио было едва тридцать лет, но, несмотря на молодость, он, как все финны, был нетороплив и рассудителен. - Господин генерал-губернатор, в таком большом городе иной раз без происшествия не обойдется, - рассудительно отвечал Густав Ровио. - Что-нибудь политическое? - Нет, всего лишь мелкая кража, господин генерал-губернатор. Генерал-губернатор, прямой как доска, еще прямее расправил плечи и устрашающе тихо сказал: - Из Петрограда получен секретный приказ. - Слушаю, - ответил Густав Ровио. - Знаете, кто такой Ленин? - спросил генерал-губернатор. Ровио немного помешкал, пощупал бритый подбородок, потом ответил, что знает, да, знает, конечно! Ведь во всех газетах напечатано, что Временное правительство хочет Ленина арестовать, но никак не разыщет. - Есть подозрение... - начал генерал-губернатор и с опаской огляделся, хотя в кабинете они были вдвоем, - ...есть подозрение, что Ленин может скрываться здесь, в Гельсингфорсе. Ровио молчал и в упор, со вниманием глядел на генерал-губернатора, ожидая, что последует дальше. - Вы должны принять самые срочные меры. - Непременно, господин генерал-губернатор! - Если Ленин попадется вам в руки... - Если Ленин ко мне попадет, будет сделано все необходимое, господин генерал-губернатор! - Имейте в виду: за поимку Ленина назначена большая награда, - милостиво поощрил генерал-губернатор. - Поняли? Можете идти. И старайтесь. Густав Ровио поклонился и оставил губернаторский кабинет. Капли пота крупно выступили у него на висках. Большим клетчатым платком Ровио вытер виски. Затем потрогал карман и как бы с облегчением вздохнул. От генерал-губернатора он пошел не на службу, а на вокзал. Почтовый поезд Гельсингфорс - Петроград отходил не скоро, но состав был готов, и на перроне Густава Ровио дожидался поездной почтальон, безразличный и сонный на вид. Казалось, ничто на свете не может его удивить. Они не спеша прошлись вдоль перрона. Улучив минуту, Ровио вынул из кармана пакет и передал почтальону. Почтальон с неожиданной быстротой в мгновение ока сунул его за пазуху. - От того человека в прежний адрес, - сказал Ровио. - Ясно, - ответил почтальон и передал Густаву другой пакет, который тот так же живо спрятал. После этого они разошлись. Но и теперь начальник полиции направился не на службу. - Имею я право использовать обеденный час? - спросил себя Ровио. - Имею. И пошагал в бакалейную лавочку. Купил десяток яиц, четверть фунта масла и булку. "Теперь курс на дом", - мысленно скомандовал Ровио. Он избегал центральных улиц, шагал переулками и делал довольно порядочный крюк. Вообще, если бы внимательно за ним понаблюдать, непонятными показались бы его некоторые действия. Но кто станет наблюдать за начальником полиции? Это его дело смотреть, чтобы в городе все шло по порядку. "Секретный приказ, а? Скажите пожалуйста!" - вспомнил он недавний разговор, поднимаясь на пятый этаж большого дома на Хагнесской площади, где была его однокомнатная, с кухней, квартира и где сейчас сидел за столом - если бы знал генерал-губернатор! - Владимир Ильич и писал книгу "Государство и революция" - о том, как строить первую в мире страну рабочих и крестьян. И синяя тетрадь с цюрихскими выписками перекочевала сюда из шалаша. Лежала перед Владимиром Ильичом на столе. Он так был занят работой, что не сразу услышал приход Ровио. Ровио осторожно кашлянул. Владимир Ильич вскочил: - Почта есть? - Почта-то есть, да сначала пообедать надо бы, Владимир Ильич. - Нет, сначала посмотрим почту. Давайте, давайте. Владимир Ильич потирал от нетерпения руки, пока Ровио доставал из нагрудного кармана пакет. - В обмен на ваш получайте, Владимир Ильич. В пакете было несколько писем. Владимир Ильич одно пробежал. Другое. А это химическое. Зажгли лампу. Исписанную страницу нагрел над лампой. Выступили между строчками буквы. Владимир Ильич читал, приговаривая: - Так. Так. Так. Интересные новости. Новости были о том, что в Петрограде и Москве большевики все сильнее оказывают влияние на Советы. Советы стали большевистскими, нашими. Народ потерял веру в буржуазную власть. Народ все больше верит нам, писали из Питера. Вот какие были новости, и Владимир Ильич, то хмуря брови, то светлея лицом, прохаживался по комнате, где у стен благопристойно выстроилась обитая зеленым бархатом мебель, высокое зеркало украшало пузатый комод, а в углу ютился небольшой книжный шкафик. Полицмейстер снял визитку, в которую обычно наряжался, идя к генерал-губернатору, засучил рукава и принялся готовить на кухне яичницу. Странно все же: почему этот полицмейстер был в компании не с генерал-губернатором, а с Лениным? Потому он был с Лениным, что происходил из потомственной пролетарской семьи, работал токарем и с восемнадцати лет стал участвовать в революционном движении. Это только после свержения царя рабочие выбрали Ровио начальником гельсингфорсской милиции. По-старому должность его называлась: полицмейстер. Так именовал Густава Ровио генерал-губернатор да и многие другие, туго привыкавшие к новому. Состряпав яичницу, Ровио снова облачился в визитку с манишкой и черным, вместо галстука, бантиком и пригласил Владимира Ильича пообедать. У Владимира Ильича от полученных новостей было отличное настроение. Скоро вернется в Россию! Партия большевиков поднимет рабочий класс на восстание. Рабочие свергнут Временное правительство. Будет рабочая власть. Об этом Ленин писал в статьях, которые секретно посылал в, Петроград. Писал в своей книге. А Ровио уплетал яичницу и рассказывал о генерал-губернаторе. Ленин выслушал, лукаво сощурился: - Бывают несуразности в жизни: хозяин к генерал-губернатору ходит с докладами, а кого у себя принимает? - Как - кого? - хладнокровно возразил хозяин. - Почтенного финского пастора. Ах и расхохотался же Владимир Ильич! Верно, он приехал в Гельсингфорс под видом пастора. В деревеньку, где Владимир Ильич жил после шалаша, финские товарищи прислали любителей-актеров. Актеры были рабочими, социал-демократами. Ловко они его загримировали. Привезли из города длинный пасторский сюртук, высокую шляпу, как полагается. Приклеили пышные брови, надели парик, нарядили и... хоть сейчас в кирку обедню служить! Богобоязненные финки при встрече с Владимиром Ильичом смиренно отвешивали низкие, в пояс, поклоны. Так прибыл он в Гельсингфорс. А теперь скоро о новом парике надо заботиться. Да, скоро. В один прекрасный день Густав Ровио повел Владимира Ильича к парикмахеру. Парикмахер родом был петербуржец, маленький, шустрый, как обезьянка. Он был старым театральным парикмахером и знал в столице множество графов и князей. Графам и князьям хотелось быть изящными кавалерами, он их всех подмолаживал, красил бороды, мастерил парики. - А вы и без парика довольно еще молодой, - успокаивающе сказал Владимиру Ильичу парикмахер. - Вот хочу постареть, - ответил Владимир Ильич. - Да зачем? Для чего? - изумился парикмахер, всплеснув коротенькими морщинистыми ручками. - Солиднее как-то, внушительнее, - с улыбкой сказал Владимир Ильич. - Сделайте меня с сединой, лет эдак под шестьдесят. - Под шестьдесят? С сединой? Никогда! - Почему? - Чтобы я довольно молодого еще человека раньше времени превращал в старика?! Ни за что! - кипятился маленький парикмахер, размахивая ручками. - Мое призвание - возвращать людям молодость. - Благородное призвание, но сделайте для меня исключение, - с улыбкой настаивал Владимир Ильич. Парикмахер ахал и охал. Владимир Ильич сквозь смех его убеждал, а Густав Ровио думал: "Долго ли еще Владимир Ильич будет менять парики и одежду? Долго ли будет скитаться?" ЕЩЕ ОДНО ПОДПОЛЬЕ Студеный осенний ветер насквозь продувал старинные выборгские улицы. В один такой холодный день осени из Питера в Выборг приехал Эйно Рахья. Когда в конце лета сестрорецкий оружейник Емельянов и двое финнов выводили Владимира Ильича от озера Разлив через лес, один из тех финнов и был Эйно Рахья. Высокий, большелобый, весь веселый какой-то, он бесстрашным был человеком. В опасные случалось попадать ему переделки! Летом 1917 года однажды стало известно: тюремные надзиратели собираются выпустить арестованных генералов, жандармов и всякую, как тогда называли в народе, "старорежимную контру". Эйно Рахья командовал в это время петроградским отрядом финнов-красногвардейцев. Собрал отряд, нагрянул в тюрьму. - Если хоть одного жандарма отпустите!.. - револьвером пригрозил надзирателям. Временное правительство в ответ приказало разогнать отряд финнов-красногвардейцев, арестовать Эйно Рахью. Не тут-то было! Эйно Рахьи и след простыл. А работал он на аэропланном заводе. И большевиком стал в 1903 году, когда II съезд утвердил Устав и Программу партии. Вот этого смельчака, никогда не унывающего Эйно Рахью, ЦК партии прикрепил теперь связным к Ленину. Рахья прибыл в Выборг за Лениным. Владимир Ильич перебрался сюда из Гельсингфорса, поближе к России. Он стремился в Россию. И вот настал этот день. Владимир Ильич был неспокоен. А Рахья хоть бы что! - На вокзал двинем, Владимир Ильич? И знай себе отмеривает по аршину, благо длинные ноги. Впрочем, нет, Эйно волновался. Только не показывал виду. Владимир Ильич тоже, конечно, скрывал беспокойство. Они сели в поезд и молча доехали до одной финской станции. В вагоне были все финны, а Владимир Ильич не знал финский язык, так что уж лучше помалкивать, чтобы не привлекать внимания. Время от времени Владимир Ильич проверял, цел ли в кармане ключ. Цел, куда ему деться! Этот ключ Надежда Константиновна привезла Владимиру Ильичу еще в Гельсингфорс. Емельянов достал Надежде Константиновне пропуск в Финляндию. Оделась работницей, нахлобучила на брови темный платок, навела под глазами морщины. А глаза молодые. Умные, внимательные Надюшины глаза! Ключ был от конспиративной квартиры на рабочей окраине Питера, на Сердобольской улице, недалеко от Финляндской железной дороги. И план, как квартиру найти, Надежда Константиновна привезла. Владимир Ильич план заучил и порвал. А ключ спрятал и теперь ехал с ним в Петроград. Поезд приближался к станции. Рахья быстро встал, пошел из вагона. Владимир Ильич за ним. На станции слезли, и у Владимира Ильича сердце так и подпрыгнуло. На путях стоял дачный питерский поезд, а у поезда паровоз Э 293. "Здравствуй, старый приятель! Выручил меня раз. Еще выручай". Из паровозного окошка выглядывал машинист Гуго Ялава. Серьезный-пресерьезный, но при виде Рахьи и знакомого кочегара заулыбался: "Что-то поседел наш кочегар!". Словом, Владимир Ильич возвращался из Финляндии в Петроград на том же паровозе, на ту же станцию Удельная. Эйно Рахья доехал пассажиром в вагоне. От станции Удельная до Сердобольской улицы верст пять пустырем. В тот студеный октябрьский вечер и вовсе было на улицах пусто. Только ветер гулял да свистел. Но Надежда Константиновна дожидалась в условленном месте. В драповом полупальто, круглой фетровой шапочке. Владимир Ильич взял ее иззябшую руку. Без перчатки. Никогда не умела она о себе позаботиться! Работа, работа, работа для революции. Где велит партия, куда пошлет партия. На углу Сердобольской улицы и Большого Сампсоньевского проспекта высился кирпичный некрашеный дом, мрачноватый на вид. Четырехэтажный, он казался громадным посреди ветхих деревянных домишек. Владимир Ильич решительно направился к подъезду, будто всю жизнь здесь ходил. Эйно Рахья свернул на Сампсоньевский (сегодняшняя его задача исполнена), а Владимир Ильич впереди Надежды Константиновны поднялся на четвертый этаж. Открыл дверь ключом. От двери пойдет коридорчик. Его комната в конце коридорчика. Налево последняя. Владимир Ильич твердо все это усвоил из плана. В квартире не должно быть никого, кроме хозяйки, Надюшиной подруги, Маргариты Васильевны Фофановой. Но что такое? Владимир Ильич отпер дверь: голоса. Из одной двери в коридор широко падал свет. Ярко горела над обеденным столом висячая лампа. За столом несколько женщин - по всему видно, учительницы. - Наша педагогическая цель, дорогие друзья... - услышал Владимир Ильич. Невероятно, но в квартире собрание! В конспиративной квартире. Именно в этот вечер приезда! Ни на миг не смешавшись, Владимир Ильич торопливо прошел в конец коридора. Немного ссутулился. Он был в седом парике. Он был старичком, быстрым и легким. - Батюшки мои! - охнула Надежда Константиновна, когда они очутились одни в чистой, поразительно аккуратной комнате, где теперь Владимир Ильич будет жить. - Батюшки мои, как мы с Маргаритой опростоволосились-то! - Да, - сказал Владимир Ильич. Он не стал успокаивать Надежду Константиновну, что, мол, ничего, обойдется. Наверное, обойдется, но нельзя так рисковать в такое опасное время! - Почти три недели ждали тебя! - сокрушалась Надежда Константиновна. - Все не едешь... А сегодня как раз я и не предупредила Маргариту. - Последнее подполье, надеюсь, - сказал Владимир Ильич. Открыл окно. Внизу шумел ветер в деревьях. "Должно быть, там сад". - И птичий питомник, - сказала Надежда Константиновна, как всегда угадывая его мысли. - Смешное соседство! - улыбнулся Владимир Ильич. Из коридора донеслись обрывки фраз. - До свидания! - слышен был голос Фофановой: она выпроваживала учительниц. - Последнее подполье, надеюсь, - повторил Владимир Ильич. - Очень опасное, очень! - вырвалось у Надежды Константиновны. Владимир Ильич увидел нескрытую тревогу у нее в глазах. Да, здесь, на Сердобольской улице, было опаснее, чем в шалаше или в Гельсингфорсе. Сыщики Временного правительства за каждым углом, на каждом шагу. Здесь так было опасно, что никто, даже члены ЦК партии не знали, где поселился вернувшийся из Финляндии Ленин. Знали только Надежда Константиновна и связной Эйно Рахья. НАКАНУНЕ Через несколько дней Эйно Рахья пришел проводить Владимира Ильича на одно тайное собрание. Был поздний вечер. Магазины закрылись. Неподалеку от дома вывеска с позолоченным кренделем указывала булочную. Дверь на замке. Ставни на запоре. Но длинный хвост, главным образом женщин, протянулся у булочной с запертыми наглухо ставнями. Кутаясь в платки, женщины терпеливо стояли, ежась от холода. У другой булочной тоже. И у третьей. Вечерний Петроград был полон унылыми, безмолвными очередями. Давно уже хлеб продавали по карточкам. Полфунта, а то и четверть фунта в день. Надо успеть захватить. Опоздал - и ни за какие деньги куска хлеба не купишь. Женщины становились в хвост у булочных на ночь. Тяжко им было! Мужья на фронте. Война с немцами все тянулась. Мужья и сыновья мучились на фронтах, ни за что пропадали. - И дома хорошего мало, - сказал Эйно Рахья. - Хозяева закрывают заводы. Заводы стоят. Безработица. Положение в стране было бедственное. Поезда ходили кое-как. Расписание сломалось. Поезда не везли уголь и сырье на заводы. Не везли хлеб в города. - Чего ждать? - сказал Эйно Рахья. - Большевик должен знать чего, - резко ответил Владимир Ильич. - Надо не ждать, а делать рабочую революцию. С самого начала Февральской революции Ленин убеждал: необходимо добиваться, чтобы Советы стали большевистскими. Тогда рабочий класс сможет взять власть мирным путем. Но меньшевики не соглашались, мешали. Теперь все изменилось. Мирным путем победы не добьешься. Пришло время брать власть вооруженным восстанием. Не медлить! В тот октябрьский вечер на тайное собрание пришли члены Центрального Комитета партии. Все знали, что будет Ленин. Они давно не видели его и теперь ожидали с надеждой. Он был неузнаваем в своем седом парике. Но голос, но мысли, но призывы и воля были ленинские. Готовить вооруженное восстание! Привлекать на сторону рабочих войска. Направить сильнейших большевиков в различные области и по другим городам. Крепче вооружить отряды Красной гвардии на заводах и фабриках. Назначить умных командиров в отряды. Распределить точно, куда двинутся отряды Красной гвардии, когда час пробьет. Руководить восстанием должен Военно-революционный комитет. Вот какой план намечен был Лениным. ЦК обсудил. Хороший план. Все правильно, ясно. Все согласились. Но нашлись двое членов ЦК. Напрасно называли они себя большевиками. Яростно спорили против восстания пролетариата, не соглашались с великим замыслом Ленина, партии. Кто же они, эти предатели? Зиновьев и Каменев. Зиновьев и Каменев умели рассуждать. Ораторами были отличными. А когда дело дошло до восстания, струсили. - Разве способен рабочий класс управлять государством? - не верили Зиновьев и Каменев. И вот теперь, в решающее время, они выступили против восстания. Мало того, в одной меньшевистской газете рассказали о том, что большевики готовят восстание. Где, как, когда - все выболтали Зиновьев и Каменев. Все выложили Временному правительству. А о себе: мы против восстания. Выдали капиталистам товарищей. Нет, они не товарищи! "Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю... - гневно писал Владимир Ильич. - ...Трудное время. Тяжелая задача. Тяжелая измена". Но Ленин не дрогнул. Восстание будет. ЦК вплотную приступил к подготовке восстания. В СМОЛЬНЫЙ На берегу реки Невы, где, круто повернув течение, она устремляет путь к Ладожскому озеру, в давние времена был в Петербурге Смоляной двор. В огромных чанах варили смолу. Тут и хранили ее для судостроения. А судостроительные верфи расположились через Неву на той стороне. Потом на месте Смоляного двора построили монастырь, а затем институт для благородных девиц, то есть дворянских дочерей. Вытянутое почти на четверть версты, трехэтажное строгое здание, с колоннами, мраморной лестницей и просторным входом под арками. От Смоляного двора институту пошло название Смольный. В семнадцатом году после свержения царя институток распустили по домам, а в Смольном разместился Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. И Военно-революционный комитет тоже был в Смольном. Военно-революционный комитет держал связи со всеми заводами. Организовал на заводах красногвардейские боевые отряды. Двадцать тысяч петроградских рабочих были вооружены и только ждали призыва начинать восстание! Военно-революционный комитет посылал большевистских комиссаров к матросам Балтийского флота агитировать против буржуазного правительства и господ морских офицеров. Матросы рвались в бой. Целые полки солдат переходили на сторону большевиков и Военно-революционного комитета. А Временное правительство что? Временное правительство боялось большевиков и рабочих. "Запрещается рабочим носить оружие! - издало Временное правительство строгий приказ. - Арестовать всех членов Комитета! Найти Ленина, заточить в каземат". И конечно, Временное правительство не сидело сложа руки, а всячески старалось собрать силы против большевиков и рабочих, стягивало свои войска к Петрограду, окружало кольцом. Ленин написал товарищам в ЦК, что нельзя откладывать дальше восстание! Настал час! Двадцать четвертого октября Владимир Ильич снова послал записку в ЦК. Фофанова сходила в ЦК, принесла ответ. Ленину пока не разрешали выходить из подполья. Любой офицер мог застрелить или зарубить его шашкой, если увидит на улице. Центральный Комитет партии под руководством Владимира Ильича вел последнее приготовление к решительной схватке. Но точный срок восстания еще не был назначен. Завтра, 25 октября, в Смольном открывается II съезд Советов. Делегаты съехались в Петроград из разных городов и сел. "Необходимо начать восстание сегодня, до открытия съезда, - думал Владимир Ильич. - Свергнуть Временное правительство и завтра передать власть Советам". Так Ленин думал. Но шли часы. Послал еще записку в ЦК. Беспокойно было у Владимира Ильича на душе. В этой беленькой квартирке на Сердобольской улице сейчас особенно было ему тяжело. Даже пошагать свободно нельзя: через стену услышат. Скажут: кто там у Фофановой ходит? К вечеру Фофанова вернулась со службы. Владимир Ильич взволнованно встретил ее. - Пожалуйста, отнесите еще письмо. Сейчас же, сразу, не раздевайтесь, пожалуйста. Я сейчас... И он быстро ушел к себе. И написал членам ЦК: "Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно". И дальше он писал, что надо выступить нынче же, свергнуть Временное правительство, взять власть. История не простит нам, если мы не решимся сегодня. Завтра может быть уже поздно. Сегодня последний и окончательный срок. - Скорее несите письмо! - торопил Ленин Фофанову. И остался один. Как неспокойно! Сел, к чему-то прислушиваясь. Чего-то будто ждал. И вдруг и верно у входной двери раздался звонок. Пришел связной Эйно Рахья: - Что в городе делается, Владимир Ильич! Вот что было в городе. Был сырой, неприютный вечер. Резкий ветер рывками налетал с Невы. Тяжелый туман окутывал улицы. Падал мокрыми хлопьями снег. Или принимался сеять меленький дождь. И сеял, и сеял... Но люди группками собирались то здесь, то там под воротами. Пронесется грузовик, полный солдат или рабочих с ружьями. Где-то трахнет выстрел. Застрочит пулемет. Снова тихо, тревожно. Возле мостов горели костры, красногвардейцы несли караул. Днем Временное правительство распорядилось разводить мосты над Невой. Прискакали юнкера, согнали пешеходов, остановили движение. Но только один Николаевский мост развели. Подоспели наши. Прогнали юнкеров. Если бы юнкерам удалось развести мосты, была бы беда: все районы оказались бы друг от друга отрезанными. Тут поодиночке юнкера и разбили бы революционных рабочих. Вот что рассказал Владимиру Ильичу связной Эйно Рахья. Владимир Ильич выслушал. Помолчал и стремительно поднялся со стула. Не говоря ни слова, вытащил из комода свой старый парик. "Что это он?" - встревожился Рахья. Партия поручила ему охранять Ленина, ему, рабочему-большевику Эйно Рахье. - Куда вы, Владимир Ильич? - Немедленно в Смольный! - твердо ответил Владимир Ильич. - Да ведь убьют вас. На юнкеров нарвемся - застрелят! Владимир Ильич не спорил. Знай себе налаживал перед зеркалом парик. Надел старый пиджачишко, пальто. И Рахья понял, что напрасно отговаривать, и стал сам собираться. Придумали они еще завязать Владимиру Ильичу щеку, будто болят зубы, тогда уж и вовсе трудно будет узнать. И вышли из дому. Владимир Ильич пошел в Смольный. НАЧАЛОСЬ Легко сказать - пошел. Десять верст от Сердобольской до Смольного! Трамваев не видать, не слыхать. Люди попрятались. Темь непроглядная. Под ногами чавкала грязь и растаявший снег. Ветер резал лицо. Владимир Ильич шел, слегка нагнув голову, выставив грудь навстречу ветру. Эйно Рахья на своих длинных ногах едва за ним поспевал. - Стой, стой! - во все горло закричал Эйно Рахья, увидев приближающийся к остановке трамвай. Трамвай и сам стал. Вскочили на подножку. Трамвай, почти пустой, следовал в парк. Повезло. Хоть полдороги доехать. Владимир Ильич зорко вглядывался в темноту, в глухую осеннюю ночь. Грузовик, полный вооруженных солдат, поравнялся с трамваем и умчался вперед. Еще грузовик обогнал. - Лихо нынче буржуям придется, - сказал кто-то. - Сворачиваем в парк, вылезайте, - объявила кондукторша. Снова Владимир Ильич и Эйно Рахья шагали ночными пустынными улицами. На юнкеров не нарваться бы! И вот как раз послышался цокот копыт по булыжнику. Два юнкера верхами: - Пропуск! Один туго натянул поводья. Конь, заломив шею, вздыбился. - Пропуск! - требовал юнкер, тесня конем Эйно Рахью. На старика юнкера не обратили внимания. Чего с деда взять? Держась за подвязанную щеку, дед просеменил мимо вздыбленной лошади. - Какой такой пропуск? - притворяясь простачком, отговаривался Эйно Рахья, стараясь выиграть время, пока Ленин уйдет. - Знать не знаю, где и добывать-то его. Да зачем? Без пропуска человека рабочего видно. Юнкер с ругательством занес над головой Рахьи нагайку. - Брось ты его, - крикнул другой. Они ускакали. Эйно Рахья бегом поспешил догонять Владимира Ильича. Он уже револьвер в кармане нащупывал. Не снес бы нагайки. - Спасибо, - коротко сказал Владимир Ильич. Огромное поле перед Смольным, перерезанное мостовой, поросшее тощими деревцами и редким кустарником, было людно и шумно. Горели костры. Стреляли в небо пучками огненных искр. Солдаты топтались у костров, грелись. Один за другим подъезжали грузовики. Соскакивали с грузовиков вооруженные матросы и рабочие. Валом валили в Смольный. Господских пальто и фетровых котелков было не видно. Все простой люд. Доносилась с поля команда: - Отряд, стро-ойсь! Слышались зовы: - Путиловцы где? Откликнитесь, путиловцы! - Братцы, семянниковцев не видели? Толпа гудела. Все поле было в движении. Возле Смольного стояли орудия. Часовые караулили входы. Окна всех трех этажей длинного здания Смольного ярко светились. Величественно было это зрелище освещенного Смольного и возбужденных, с горящими глазами, людей. За спинами щетинились дула винтовок. У Владимира Ильича сильно билось сердце. Настал день, ради которого он жил. Их пропустили в Смольный. Для входа в Смольный у Эйно Рахьи нашлись пропуска. Владимир Ильич, в распахнутом пальто, руки в карманы, забыв о дедовском парике, стремительно прошел коридором, людным и тесным от ящиков с патронами и штабелей винтовок. Взбежал на третий этаж, в комнату Военно-революционного комитета. Члены комитета все были в сборе. Шло заседание. Кто стоял, кто сидел. Секретарь писал протокол. Вот уже полсуток шло заседание. Обсуждали план выступления. Непрерывно вбегали связные Красной гвардии, воинских частей и заводов. Ленин вошел. Снял кепку. Вместе с кепкой снялся парик. Навсегда. Отслужил службу. - Ленив! - узнали все. Председатель Военно-революционного комитета Николай Ильич Подвойский, исхудалый, с воспаленными от недосыпаний глазами, кинулся к Ленину: - Владимир Ильич! Как он обрадовался приходу Владимира Ильича! Будто силы и смелости прибыло с Лениным. Подвойский нетерпеливо ждал, что он скажет. - Промедление смерти подобно! - быстро, решительно сказал Владимир Ильич. - Надо захватить телеграф, телефонную станцию, вокзалы, мосты. Без промедления. Сейчас. В эту ночь. Связные вбегали в комнату, где помещался Военно-революционный комитет, штаб революции, куда пришел Ленин. - Ленин пришел! Ленин! - полетело по Смольному. Связные входили и получали приказы. Военно-революционный комитет приказывает: занять телеграф, телефонную станцию, вокзалы, мосты. Занять все правительственные учреждения. - Красная гвардия, строить-ся! - гремело на поле перед Смольным. Горели костры. Грузовики, полные вооруженных рабочих, уезжали в мрак и ненастье октябрьской ночи. Уходили солдаты и матросы. В ночь с 24 на 25 октября вооруженной пролетариат и революционные войска взяли в свои руки Петроград, столицу России. Великая Октябрьская социалистическая революция совершилась. ЗИМНИЙ ВЗЯТ А Временное правительство со своими защитниками засело в Зимнем дворце. Зимний дворец одним фасадом выходит на Неву. Другой фасад смотрит на громаднейшую Дворцовую площадь. Белые колонны и статуи украшают дворец. По карнизам высятся колоссальные фигуры и вазы. Золоченый орел распахнул крылья над башней, а раньше еще развевался на мачте императорский штандарт. Раньше в Зимнем дворце жили цари. Ленин сказал председателю Военно-революционного комитета Подвойскому: - Весь Петроград в наших руках, а Зимний не взят. Немедленно надо захватить Зимний и арестовать Временное правительство. - К штурму готовы! - ответил Подвойский. 25 октября, в первое утро Октябрьской революции, люди читали обращение Ленина "К гражданам России!". Ленин писал, что Временное правительство свергнуто, власть перешла в руки Советов. Революция победила. Верно, все так и было. Никакой у Временного правительства власти не оставалось, но министры его заперлись и сидели в Зимнем дворце. - Что же это получается? - строго сказал Ленин Подвойскому. - Сегодня Зимний будет наш! - ответил председатель Военно-революционного комитета. Выбежал из Смольного и поехал на автомобиле проверять, как выполняется план взятия Зимнего. Красногвардейским отрядам и революционным полкам отдан приказ: окружить Зимний дворец! Рабочие и солдаты захватили возле Зимнего все проспекты и улицы. Брали Зимний в кольцо. Громыхали колесами пушки, занимая позиции. Медленно входили в Неву миноносцы. Двигались к Зимнему. Развернувшись, вставали на якорь. И трехтрубный крейсер "Аврора", с белыми бортами, обшитыми медью, целил на Зимний жерло орудия. Зимний в осаде. Было это в ночь на 26 октября 1917 года. А люди помнили Кровавое воскресенье 1905 года. Здесь, перед этим дворцом, на Дворцовой, обширной и праздничной, площади сошлись толпы рабочих. Со всех питерских заводов и фабрик. Мирно шли к царю. С иконами. "Батюшка-царь, помоги, сил не стало терпеть, с голоду пухнем". Тысячи рабочих были убиты и ранены в то воскресенье на Дворцовой площади перед Зимним дворцом. Настал октябрь 1917 года. Теперь рабочие пришли сюда не с иконами. Страшись, Зимний дворец! - Долго ли будем тянуть? - волновались и ругались солдаты. - Кто нами командует? Комиссары и члены Военно-революционного комитета на машинах и горячих конях объезжали солдатские цепи. - Товарищи, потерпите, вот сил побольше подтянем, чтоб наверняка бить буржуев, без промаха. Товарищ Ленин восстанием командует. - Ленин! - летело по солдатским и рабочим цепям. - Братцы, товарищ Ленин восстанием командует. Ленину в Смольный непрерывно слали донесения, как идет окружение Зимнего. Ленин с карандашом наклонялся над планом. В этих улицах размещены такие-то части. Такой-то полк здесь... Сюда надо добавить людей. Прибыли матросы из Кронштадта. Крейсер "Аврора" в готовности. - Товарищи, время. Начинайте штурм! - сказал Ленин. Холодный ветреный вечер опустился на город. Дома притаились с запертыми подъездами. Чуждо глядели темные окна домов. На улицах зажигали костры. Ветер нес едкий дым. Гнал тяжелые тучи над Питером. А Зимний тоже не спал. Тоже готовился к схватке. Юнкера и офицеры сложили из дров баррикады. Загородили дворцовые входы и выходы. Расставили между баррикад пулеметы. Зловещая тишина была вокруг Зимнего. Из Смольного прикатил самокатчик на мотоцикле. Снова Военно-революционному комитету посыльный от Ленина. - Немедля идите на штурм. Кончайте с Зимним. Пора. И вот во мраке, в ночной тишине ухнуло над Невой, разорвалось, прокатилось, сотрясая воздух от земли до небес. И долго эхо повторяло тра-ах, тра-ах... Это дала сигнальный выстрел "Аврора". Условный знак к штурму. Словно подхваченные волной, солдаты и красногвардейцы поднялись, кинулись к Зимнему. Цепь за цепью катились лавины бойцов. Из ближних улиц открыла стрельбу артиллерия. Трещали пулеметы. С ревом выехал на Дворцовую площадь броневик, поливая огнем дровяные баррикады, заградившие Зимний. И юнкера побросали оружие и побежали во дворец. - Ура! - кричали, преследуя юнкеров и офицеров, красногвардейцы и солдаты. - Ура! - Они расшвыривали поленья, карабкались на баррикады, соскакивали на ту сторону. - Ура! Да здравствует рабочая революция! Красные отряды ворвались во дворец. И... зарябило в глазах. Роскошь-то, богатство-то, золото, блеск! Коридоры, коридоры, комнаты. Сотни комнат и залов. Хрустальные люстры, бархат и шелк, картины и статуи, драгоценная мебель, зеркала. Какой-то красногвардеец пырнул штыком зеркало в золоченой оправе. С хрустом брызнули осколки стекла. - Сдурел?! - закричали на красногвардейца. - Нынче это не царское добро. Наше, народное. - Товарищи, соблюдайте революционный порядок! - забравшись на бархатный стул, агитировал командир отряда. Красногвардейцы и солдаты катились дальше, дальше, из комнаты в комнату, из зала в зал. Винтовка наперевес, рука на затворе. Самые смелые и руководители впереди: Антонов-Овсеенко, Еремеев, Подвойский... Дворцовые служители, в синих ливреях с позументами, в ужасе пятились. Министры Временного правительства сбились в одном зале. Юнкера защищали их. - Юнкера, офицеры, сдать оружие. Господа министры, вы арестованы. Была глубокая ночь, но в Смольном ярко сверкали огнями все окна. Люди толпились на лестницах, и в коридорах, и в комнатах. Все были возбуждены. Нетерпеливо ждали вестей. Что на Дворцовой площади? Как идет бой? И Ленин, полный ожиданий, был в Смольном. По виду спокойный, проводил совещание. Громко стуча каблуками, вошел председатель Военно-революционного комитета Подвойский. Лицо залубенело от октябрьской стужи и ветра. Откозырял по-военному. - Товарищ Ленин! Докладываю, Зимний взят. Ленин вскочил. Подошел. Обнял Подвойского крепко-крепко. ПЕРВЫЙ ДЕКРЕТ Вторые сутки члены Военно-революционного комитета работали без отдыха, Антонов-Овсеенко, Бубнов, Дзержинский, Подвойский, Свердлов, Сталин и много других большевиков. Вторую ночь Владимир Ильич не сомкнул глаз. Надежда Константиновна поглядела на его радостное и живое, но такое осунувшееся лицо и вздохнула. - Отдохнуть Владимиру Ильичу надо бы, а дома-то у нас нет. К нашим далеко. Ума не приложу, где его устроить, - сказала она Бонч-Бруевичу. Бонч-Бруевич был товарищем и помощником Ильича с женевских времен. Писал в газету "Искра". Переправлял из-за границы партийную литературу русским рабочим, а в 1905 году - оружие. - А моя квартира на что? - воскликнул Бонч-Бруевич. - И недалеко, и спокойно. И сейчас же потащил Владимира Ильича с Надеждой Константиновной к машине, которая стояла у Смольного. Владимир Ильич как сел на заднее сиденье, так и уснул. А когда приехали через четверть часа, проснулся будто ни в чем не бывало. - Поужинаем чем бог послал, - сказал Бонч-Бруевич. Тихонько, чтобы никого в квартире не разбудить, они собрали на стол. Хлеба нашлось, кусочек сыра да молоко. - Великолепный ужин! - похвалил Владимир Ильич. - А есть как хочется! И они стали ужинать и все вспоминали, что произошло за эти дни, какие события. Рабочая социалистическая революция свершилась. Теперь навеки ей будет наименование: Великая Октябрьская социалистическая революция! Они размечтались о будущей жизни и опять забыли про сон. Хозяин наконец воспротивился: - Ложитесь, а то ведь свалитесь, Владимир Ильич! А вам сейчас болеть воспрещается. И он проводил Владимира Ильича в свою комнату, где у окошка стоял письменный стол. Владимиру Ильичу без письменного стола да без пера невозможно. Надежду Константиновну положили спать у хозяйки на диване. Владимир Ильич погасил электричество. Но уснуть не мог. Совершенно не мог! Мысли толпились в голове. С завтрашнего дня надо строить новое государство. Будет первое в мире рабоче-крестьянское государство. Не бывавшее никогда, во всем свете, нигде. Планы один за другим, один другого значительнее являлись Владимиру Ильичу. Он знал учение Маркса. Идеи Маркса вели Ленина в революционной борьбе. Маркс всегда приходил на помощь. А создавать рабоче-крестьянское Советское государство надо самим, своим трудом, своим разумением. Владимир Ильич прислушался. Тишина в доме. Всех сморил сон. И неугомонный Бонч-Бруевич угомонился, должно быть. Владимир Ильич зажег свет и сел за письменный стол. В окно глядела черная ночь. Минуту Владимир Ильич сидел без движения, слегка склонив голову, словно вслушиваясь в свои мысли. Он был очень серьезен и задумчив в эту глухую, темную ночь. Взял перо и быстро начал писать. Ленин писал, что помещичьи, церковные, монастырские земли и земли всех богатеев переходят бесплатно крестьянам. Кто не работает на земле, тому земли нет. Кто работает на земле, тому землей и владеть. Ленин писал о том, что было вековечной мечтой и надеждой народа. Новая жизнь в Советском государстве начиналась с мечты, которая становится былью. Как легко дышалось Владимиру Ильичу, как хорошо! А над Петроградом, после волнений, залпов и штурмов, бесшумно шла ночь. В темной улице одно светилось окно. Так и в Шушенском было. Все село спит. Только у ссыльного Ульянова горит зеленая лампа. Владимир Ильич положил перо. В небе чуть заяснело. Близилось утро. "Часа два успею соснуть", - подумал Владимир Ильич и лег. И только опустил голову на подушку, в ту же секунду уснул крепким сном. На столе лежал исписанный лист. За окном набирало силу утро. Небо белело. Вот из мутных облаков вырвалось солнце, забежало в комнату, где спал Владимир Ильич. Скользнуло по листу. И осветило торжественный на листе заголовок: "ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ". БЕЛЫЙ ЗАЛ С КОЛОННАМИ Раньше здесь устраивались празднества. Бывали балы. Играла музыка. Скользили по навощенному паркету атласные башмачки институток. Сама государыня императрица, в сопровождении фрейлин, приезжала иной раз на бал. Обмахиваясь веером, милостиво наблюдала за танцами. Да разве снилось солдату, бедняку с Орловщины, что когда-нибудь приведется вступить в этот белый с колоннами зал? Его и близко-то не подпустили бы к Смольному: "Ступай прочь, деревенщина, неумытое рыло!" А сейчас... делегатом на II съезд Советов приехал солдат. Белый зал Смольного был полон народом. И делегаты тут собрались и неделегаты. Матросы в тельняшках и бушлатах, с ручными гранатами за поясом. Красногвардейцы с винтовками, и вчера бравшие штурмом Зимний дворец. Бородатые мужики - эти из дальних мест, делегаты сельских Советов. А то рабочие с заводов и фабрик - по косовороткам узнаешь. Стулья и скамейки были сплошь заняты. Люди сидели на подоконниках, на полу. Стояли. У всех приколоты красные ленточки. Цветисто от красного. Дымно от табаку, шумно. - Наша взяла. Долой буржуев! Вся власть Советам! Солдат с Орловщины озирался по сторонам и все примечал. И высокие потолки этого важного зала. И мраморные колонны. И на передней стене золоченую раму в человеческий рост. Портрет царя скинули, а пустая рама осталась. Всю эту необычайную обстановку солдат удивленно оглядывал, а сам с нетерпением ждал, когда выйдет Ленин и станет говорить народу речь. Все ждали. Немало здесь было делегатов I съезда. Тогда в июне, на I съезде, товарищ Ленин тоже говорил речь и призывал Советы брать власть. "Башковитый, как ладно удумал, - рассуждал про себя орловский солдат. - Добились, стряхнули буржуйскую власть, а дальше как станем жить?" Тут вокруг зашумели: - Ленин! Ленин! Многие повставали с мест, чтобы лучше увидеть, как выходят члены президиума. И солдат вскочил и глядел во все глаза. Вышли члены президиума. Сели за стол. Один в черной кожаной куртке, стеклышки со шнурком на глазах. Вроде военный, а вроде и нет. По виду решительный. - Свердлов, - объяснили солдату. И Феликса Эдмундовича Дзержинского, боевого большевика, показали - высокий, худощавый. И председателя Военно-революционного комитета Николая Ильича Подвойского - лицо приятно, взгляд открытый, прямой. Но вот председатель объявил, что заседание съезда открыто, и дал слово товарищу Ленину. Солдат в нитку вытянулся, чтоб хорошенько разглядеть, какой такой Ленин. А он коренастый, роста не больно высокого. Брови, чуть будто надломленные, разбежались к вискам. А глаза так в душу и смотрят... Ленин быстро поднялся на трибуну. И весь зал поднялся. Встал как один человек. - Да здравствует Ленин! - кричали люди. Не хотели умолкнуть. Летели вверх матросские бескозырки и шапки. - Да здравствует Ленин! Ленин стоял на трибуне. И видел в зале, перед собой, счастливые лица. Видел людей в простой, бедной одежде. Тут не было господ в сюртуках и белых манишках и дам в модных костюмах. Тут были рабочие, крестьянские и солдатские делегаты. Трудовой народ. Перед этим народом Ленин чувствовал себя в ответе за его долю и счастье. Он поднял руку. Он просил слова. И зал постепенно утих. Но люди не садились, слушали Ленина стоя. И орловский солдат, крепко сжимая винтовку, весь обратился в слух, ловил каждое слово. Ленин сказал речь о мире. Рабочим и крестьянам война не нужна. Советскому государству война не нужна. Кончать надо с войной. Рабочие люди хотят мирной жизни. И Ленин прочитал Декрет о мире. Он написал этот декрет нынче утром, когда пришел от Бонч-Бруевича в Смольный. С каким вниманием и волнением делегаты слушали Ленина! Четвертый год шла война с немцами. Народ замучился от этой войны, исстрадался. "Так вот какая она, наша Советская власть, справедливая власть, о народе заботится!" - думал орловский солдат. Загремело "ура!". Мраморные колонны Белого вала не слыхивали такого громового "ура!". Такого могучего и грозного пения. Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов, - воодушевленно пели сотни людей. Мы наш, мы новый мир построим, Кто был ничем, тот станет всем! Потом Ленин прочитал Декрет о земле, который написал ночью в квартире Бонч-Бруевича. И снова делегаты, особенно крестьянские, одобрили ленинский декрет. II съезд Советов, собиравшийся 25 и 26 октября 1917 года в Белом зале Смольного, был знаменитый, замечательный съезд. На этом съезде Ленин объявил Советскую власть. На этом съезде Ленин прочитал делегатам декреты о мире и земле, и съезд их утвердил. Еще съезд утвердил народных комиссаров. И назначил Председателем Совета Народных Комиссаров Владимира Ильича Ленина. Так составилось первое Советское правительство. Съезд работал всю ночь, только под утро закрылся. Делегаты сразу начали разъезжаться по домам - в Орловскую, Казанскую, Ярославскую и все другие губернии. В города. В воинские части и флот. - Скорее, товарищи, поезжайте домой, - торопил делегатов Владимир Ильич. - Рассказывайте о нашей победе. Рабочая революция победила. У нас теперь Советская власть. Укрепляйте повсюду, по всей России Советскую власть. ТАК ОНИ ЖИЛИ Надежда Константиновна шла длинным, широким коридором Смольного. Был вечер. Надежда Константиновна возвращалась с работы. Денек выпал нелегкий. С учителями провела совещание. С рабочими. Надо организовать школы, библиотеки, детские дома, рабочие клубы. По-новому надо налаживать просвещение, для пользы трудящихся. Она устала и с удовольствием после трудового дня возвращалась домой. Дом их был в Смольном. Поселились Ильичи в комнате, где раньше жила классная дама. Высоченная, длинная комната с одним окошком во двор. Низкой перегородкой отгорожена спаленка. Там две железные кровати поставлены, покрытые одеялами из солдатского, грубой шерсти, сукна. Печка еще была в спаленке. "Догадался бы Желтышев печь истопить, - подумала Надежда Константиновна. - Вот было бы здорово". Желтышев был пулеметчиком. Со своим полком боролся в Октябре за Советскую власть. Теперь этот пулеметный полк нес в Смольном охрану. А Желтышева к Председателю Совета Народных Комиссаров приставили. Только Надежда Константиновна о нем вспомнила, а он тут как тут. - В столовку откомандировался за ужином, - объявил Желтышев. Махнул свободной рукой: - Гляньте, Надежда Константиновна, затихает помаленьку. По обеим сторонам в коридор выходили двери, двери. Из некоторых еще доносились голоса, телефонные звонки и стук машинок. Но больше в такой поздний час было комнат за дверями утихших. - А Владимир Ильич все не идет, - вздохнул Желтышев. И как бы самому себе разъяснил: - Обо всем народе заботиться надо. А народ-то разбуженный, бо-ольшущего ума требует. Он заметил утомленность Надежды Константиновны: - Иззябли, чай? Холодюга на дворе, зима заступила. Погрейтесь ступайте. Значит, вытопил печь. Умница Желтышев, молодец! Вправду на дворе холодно. Надежда Константиновна поспешила к себе. Вход в комнату вел через умывальную. Кранов, наверное, двадцать насчитаешь по стенам. Раньше здесь умывались институтки. "Теперь все двадцать для нас", - подшучивала Надежда Константиновна. Другого богатства, кроме казенных умывальников, у них с Владимиром Ильичом не было. Мебель в комнате стояла самая простецкая. Шкаф, да буфетик, да маленький письменный стол. Да напротив диван и два кресла в полотняных чехлах и круглый столик. За ним и обедали, а иногда и серьезные государственные вопросы обсуждали. Надежда Константиновна сняла шубу и стала у печки. У печки тепло. А Владимира Ильича нет и нет. Он потому и выбрал в Смольном жилье, что от работы близко. На лифтике поднялся на третий этаж, и сразу Предсовнаркома рабочий кабинет и приемная. В кабинете Предсовнаркома решалось все строительство новой, социалистической жизни. Отсюда выходили декреты о том, что больше навеки нет в России дворянских и купеческих званий, что железные дороги, морской и речной флот, банки - все принадлежит государству. И заводы и фабрики перейдут государству, и рабочий класс сам будет управлять производством. Все было ново, необыкновенно. Все создавалось впервые, только в нашей, Советской стране. А в приемную к Ленину с утра до ночи шли рабочие, крестьяне, солдаты, матросы. Советоваться, как строить эту новую рабоче-крестьянскую жизнь. "Должно быть, не выберет время поужинать", - подумала Надежда Константиновна об Ильиче. Шаги. Не он ли? Так и есть! Его шаги, быстрые, легкие. Дверь из умывальной открылась, и появился Владимир Ильич. - Перерыв решил сделать, - с веселым блеском в глазах заговорил Владимир Ильич. - Взглянул в окно - зима на дворе. Прогуляемся, Надюша, по молодому снежку, а? Как ты смотришь? - Я так смотрю, что в девять вечера пора бы работу до завтра вовсе кончать, - резонно ответила Надежда Константиновна. - Вот к товарищу Желтышеву это прямо относится! - сказал Владимир Ильич, видя входящего в эту минуту Желтышева. - Товарищ Желтышев, извольте тотчас отправляться на отдых. Извольте, извольте, - решительно повторил Владимир Ильич. Желтышеву ничуть не хотелось отправляться на отдых. Ему нравилось заботиться о Владимире Ильиче. Приносить на ужин пшенную кашу. Ходить в киоск за газетами. Протапливать печь. А сегодня у Желтышева была особая причина не спешить уходить. У него был для Надежды Константиновны сюрприз. Вытащил из кармана малюсенькое круглое зеркальце. - Институтская ученица оставила. А я подобрал. Надежда Константиновна, может, когда промеж работы причесаться или что другое занадобится, для такой причины в самый раз подходяще. - И он протянул подарок и оглянулся: одобряет ли Владимир Ильич? Должно быть, Владимир Ильич ото всей души одобрял, потому что раскатился своим заразительным смехом. Потом потер лысину и сказал: - Эх я, недогадливый! Ни разу не догадался, Надюша, купить тебе зеркальце. - Где уж тебе догадаться! - посмеялась Надежда Константиновна. А Желтышев весь расцвел и отправился, довольный, на отдых. - Что за люди, чистое золото! - бормотал он, покачивая головой и широко улыбаясь. А Надежда Константиновна с Владимиром Ильичом поужинали пшенной кашей, скупо политой подсолнечным маслом. И Владимир Ильич снова позвал Надежду Константиновну подышать выпавшим снегом. Уж очень любил он первые зимние дни! Чистоту, белизну пушистого снега. Надежда Константиновна надела меховую шапку, погляделась в подаренное зеркальце. - Постарела я, Володя, - вдруг сказала она. - Нет, нисколько! - живо ответил Владимир Ильич. Ее прямые чудесные волосы начинали седеть. Тонкие морщинки прочертили лоб. Но Владимиру Ильичу она казалась прежней, какой он ее помнил. Он помнил ее в шушенский вечер, когда она приехала в ссылку и привезла ему зеленую лампу. Почти всю дорогу держала лампу в руках. - Ты очень устаешь на работе? - тревожно спросил Владимир Ильич. - Не очень, - ответила она. Она никогда не жаловалась. - Сердце только иной раз примется бежать вскачь, - сказала Надежда Константиновна. И заторопила Владимира Ильича на прогулку. Она ведь знала, что это лишь перерыв. Что после прогулки Владимир Ильич поднимется на лифте на третий этаж и до глубокой ночи в кабинете Предсовнаркома не будет работе конца. Работе и мыслям. О том, как строить государство, первое в мире. Государство крестьян и рабочих. НЕ УМЕЕМ - НАУЧИМСЯ На посту у входа в Смольный стоял солдат: - Пропуск! И загородил винтовкой троим рабочим дорогу. Двое постарше, с бородами. Третий довольно еще молодой. Молодого звали Романом. - Где у вас тут пропуска-то дают? - поинтересовался один, спокойно отстраняя винтовку. - Но-но... не балуй! - прикрикнул солдат. - Комендатура пропусками заведует. В это время как раз сам комендант Смольного, бывший матрос товарищ Мальков, появился в подъезде. Бушлат распахнут, под бушлатом тельняшка. - Кого вам, ребята? - Ленина надобно. Причина есть важная, - ответил Роман. - Безотлагательно, - добавил другой. - Ишь какие, - протянул, оглядывая рабочих, Мальков. - А в Октябрьские дни где были? - Зимний брали. Где же еще? Через четверть часа все трое входили в приемную Совнаркома. Большая комната. Обставлена бедно. Два деревянных дивана перегородили на две половины приемную. И там стол, и здесь стол да несколько стульев - вот и вся обстановка. Рабочие перекинулись взглядом: просто, по-нашенски. Намотали на ус. Секретарша проверила пропуска, пропустила. Дальше шла канцелярия. Там тоже столы. На одном - пишущая машинка. Два шкафа, телефоны с деревянными ручками. И еще вешалка у двери. Дверь вела в рабочий кабинет Ленина. Рабочие сняли ватные куртки, повесили. Ушанки втиснули в рукава. Одернули косоворотки. Секретарша отворила дверь в кабинет: - Проходите, пожалуйста. Товарищ Ленин вас ждет. - Не осерчал бы? - шепнул Роман спутникам. Но было уже поздно - они перешагнули порог в рабочий кабинет Предсовнаркома. И он сам, товарищ Ленин, поднявшись из-за стола, встречал их, невысокий, подвижный, с искрой в живых коричневатых глазах: - Здравствуйте, товарищи. Садитесь, пожалуйста! Усадил. И сам сел. Не через стол от рабочих, а рядом. В руке карандаш, он им помахивал и быстро-быстро кидал вопросы: - С какого завода? Какой специальности? Как дела на заводе? Есть ли сырье? Действует ли рабочий контроль? Владимир Ильич заметил, рабочие мнутся, медлят с ответами. Владимир Ильич положил карандаш, всунул пальцы за проймы жилета, откинулся на спинку стула и ждал. - Докладывай ты, - подтолкнул пожилой молодого. И другой локтем в бок: - Роман, излагай. У Романа горло осипло. В Октябрьские дни, с винтовкой наперевес, перемахивая через три ступеньки, вбегал роскошной мраморной лестницей в Зимний дворец. Юнкера отстреливались из-за углов. Но Роману было не страшно. Будто крылья несли его. Товарищ Роман, что же сейчас-то ты заробел? Ведь Ленин с тобой говорит. Ленин все понимает. Он наш. - Владимир Ильич, с поклоном мы к вам... - Нет, нет! Поклонов не надо, - строго отрезал Владимир Ильич. - Что за дело у вас? Давайте откровенно, по-дружески. И улыбнулся. Так хорошо улыбнулся. И от ленинской улыбки Роман осмелел и без утайки рассказал, какая важная причина привела их к Председателю Совета Народных Комиссаров. Хотелось бы Роману с товарищами рассказать Владимиру Ильичу про завод, да не работают больше они на заводе. Из рабочего класса откомандировали их в народный комиссариат, или, короче сказать, наркомат. Царские чиновники разбежались, не пожелали с Советской властью сотрудничать. Кто не убежал, волынку вместо работы волынит. Прислали рабочих... - Советской власти на подмогу прислали? - живо перебил Владимир Ильич. - Вроде так. - И что же? Владимир Ильич сощурился и не сводил с Романа испытующих глаз. Роман в замешательстве пригладил русые волосы. Как на горячих углях сидел. - Не получается, Владимир Ильич. Стыдно признаваться. А зачем и пришел? Затем, чтобы прямо сказать: "Не выходит. Не умеем. Не можем". - Товарищ Ленин, Владимир Ильич, - вставил рабочий постарше, - прикажите обратно в рабочий класс нас вернуть. Трудно нам. Третий подхватил: - На заводе с пользой работали. А в наркомате тычемся, ровно слепые. Они просили так убедительно! Наверно, Владимир Ильич согласится, и рабочие с чистой совестью вернутся к станкам. Он все молчал. И они замолчали. - Вы думаете, мне легко управлять государством? - вместо ответа спросил Владимир Ильич. - Вы думаете, у меня опыт есть? Ведь я никогда не был Председателем Совнаркома. И другие наши наркомы никогда не были прежде наркомами. Один рабочий нерешительно покачал головой: - Больно уж внове все. - Так старое-то мы с вами сломали! Кто вместо нас станет устраивать новое? И Ленин повеселел, ближе придвинулся со стулом к рабочим и стал уговаривать, объяснять. Конечно, трудно рабочим в наркоматах без знаний. Зато есть пролетарское чутье. Надо нашу, партийную, советскую линию проводить в наркоматах. Кроме рабочих, кто будет ее проводить? Всюду рабочий глаз нужен, рабочий контроль. - А ну как ошибемся, Владимир Ильич? - Ошибемся - поправимся. Не умеем - научимся. Итак, товарищи рабочие, - вставая, твердо сказал Владимир Ильич, - партия послала вас, выполняйте долг. - И с одобряющей и доброй улыбкой повторил: - Не умеем - научимся. После такого разговора с Лениным у рабочих робость пропала. Владимир Ильич заразил их уверенностью: силы будто втрое прибавилось. Теперь с утра до ночи не будут вылезать из наркомата, пока не поймут всю механику. - Обещаем, товарищ Ленин, долг выполним, - сказали рабочие. И все трое вышли из кабинета Председателя Совнаркома уверенные. И говорили между собой, что правильно Владимир Ильич рассудил наше рабоче-крестьянское государство, нам и в ответе быть за него. ТЯЖПЛЫЙ УРОК Четырехлетняя война разорила страну. В Петрограде все лютее был голод. По карточкам давали четверть фунта хлеба, и все. А это кусочек величиной с пол-ладони. Будешь ли сыт таким кусочком? На завтрак не хватит, не то что на целый день. Да варили на обед селедочный суп. Так в рабочих семьях, так в Совнаркоме. И Владимир Ильич так же жил и получал такой же скудный паек. Ленин собирал Совнарком ежедневно - уж очень дел было много. Все неотложные. Как бороться с голодом - первое неотложное дело. Не один Питер, все города голодали. А хлеб был в России. В Сибири был и в Поволжье. Надо из деревень раздобыть хлеб и по голодающим городам развезти - кажется, просто? Ох, не просто! Железнодорожный транспорт расстроен. Значит, надо в первую очередь налаживать транспорт. Ведь и топиться городам нечем: дров нет, угля нет. Так давайте скорее налаживать транспорт! Не тут-то было! Всюду полно саботажников, спекулянтов. Спекулянты на народном бедствии хотели нажиться, саботажники - подорвать революцию. За ними буржуазия стояла. Буржуазия ненавидела Советскую власть. Буржуи, царские чиновники, спекулянты портили, вредили, мешали. Буржуи надеялись: вот придут немцы, свергнут Советы, тогда заживем. Только и мечтали о немецкой победе. Было о чем задуматься Ленину! У немцев сохранилась еще сильная армия. А у нас старая, царская, разваливалась. Офицеры бросали позиции, уходили. Солдаты рвались домой. Страшная опасность нависла над родиной. "Что делать?" - думал Ленин. Днем и ночью собирались члены ЦК партии, народные комиссары. Обсуждали, решали, как быть. - Товарищи! Мы подписали Декрет о мире, надо кончать войну с немцами, - говорил Ленин. И Совнарком послал немецкому командованию предложение о мире. Немецкие власти согласились. Условие немецкое было: все земли, которые немцы захватили у нас во время войны, переходят к ним. - Примем условия, другого выхода нет, - сказал Владимир Ильич. Другого выхода не было. Народ был измучен войной. Измучен разрухой. Народ хотел мирно жить, трудиться, накапливать силы. На заседаниях Центрального Комитета партии много раз обсуждался вопрос о заключении мира с Германией. Ленин доказывал: надо непременно закончить войну. И скорее, скорее. Пусть на тяжелых условиях. На всякие жертвы надо пойти во имя спасения Советской Республики. Надо укреплять Советскую власть, создавать новую рабоче-крестьянскую армию, восстанавливать хозяйство. Если бы все поддержали Владимира Ильича! Нет. Острые разногласия начались. Нетвердые, нестойкие люди спорили с Лениным, высказывались против заключения мира. "Грабительский мир. Не хотим подписывать грабительский мир", - говорили они. Не понимали, какая страшная беда подкрадывается к Советской России. А Ленин понимал. Тяжело ему было. - Товарищи! У нас разруха и голод. Нет у нас сил. Хоть на время надо получить передышку, чтобы сохранить Республику Советов. Так убеждал Владимир Ильич. Он был твердо уверен в своей правоте. И потому так непоколебимо, горячо убеждал товарищей. И убедил. Советское правительство вновь направило к немецким генералам делегацию. Главой делегации был Троцкий. Он был наркомом. Что же он сделал? Предательски нарушил указания Ленина. Центральный Комитет партии и Советское правительство вынесли решение подписать с германским командованием мир. Империалисты рвутся задушить Советскую страну. Необходимо сорвать вражеские планы. Любой ценой - мир! А Троцкий? Мира не подписал, а войну объявил прекращенной. Солдаты наши хлынули по домам, бросили фронт. Фронта не стало. И немецкие генералы без препятствий двинули свои армии по русским дорогам. Глубже, глубже в Россию. Ближе, ближе к столице. Совсем близко. Петроград под угрозой. Неужели немецкие генералы захватят столицу? Неужели конец революции? Буржуи, спекулянты, торговцы притаились и ждали. И уже готовили черные списки, с кем расправляться. Готовили списки большевиков и рабочих. На руку немецким империалистам и буржуазии было поведение Троцкого. Троцкий и раньше не раз мешал создавать в России боевую партию коммунистов. Не раз сколачивал всякие группировки против Коммунистической партии, против Ленина. Снова непрестанно собирался ЦК, Совнарком. В Смольном не было дров. Печи не топились. Холодно. Члены ЦК и наркомы сидели за длинным столом в пальто и шубах, подняв воротники. Лица были суровы. Февральская метель свистела и кружила за окнами. - Горький, обидный, тяжелый урок! - сказал Ленин. Теперь все знали и видели, как Ленин был прав. Зачем сразу не послушали Ленина? "Социалистическое Отечество в опасности!" - выпустил воззвание Совет Народных Комиссаров. Рабочие, крестьяне, товарищи! Вставайте на защиту Отечества! - призывало воззвание. Тысячи добровольцев в городах, деревнях и рабочих поселках откликнулись на воззвание Совнаркома и Ленина. И создалась новая армия. Красная Армия. Советская Армия. Вступила против немецких захватчиков в бой. Не пустила их дальше. Это было в феврале 1918 года. С тех пор каждый год мы празднуем 23 февраля день рождения нашей Советской Армии. Она не раз защищала нас от врагов. И всегда защитит. Немецкие генералы, когда Красная Армия против них выступила, решили согласиться на мир. Теперь это был договор еще более грабительский. Еще больше земель отхватили у нас немецкие генералы. Контрибуцию наложили на нас. Контрибуция - значит: платите победителям деньги. А еще и хлеб, мясо и другие продукты давайте. Советское правительство вынуждено было на это пойти. "Этот зверь прыгает хорошо... Он прыгнет еще раз... Поэтому надо быть готовым... брать даже один день передышки", - так Ленин сказал на VII экстренном съезде партии. VII съезд выслушал доклад Председателя Совнаркома о войне и мире и признал политику Ленина верной. А через несколько месяцев в Германии произошла революция. И грабительский договор стал недействителен. - Далеко наш Ильич смотрит! - одобрительно говорили рабочие. МОСКВА, МОСКВА... Был поздний мартовский вечер. На платформе под названием Цветочная площадка по Николаевской железной дороге на окраине Питера стоял состав с темными окнами. Платформу охранял караул. Вдоль всего поезда виднелись винтовки латышских стрелков. Пулемет глядел черным дулом в сумрак ночи с паровозного тендера. Какие-то люди перебегали по платформе, прикрывая тусклый свет ручных фонарей. Кого-то пропускали в вагоны. Паровоз разводил пары. Поезд с темными окнами ждал отправления. Куда? Не очень высокий человек, в пенсне, в кожаной куртке, тихо разговаривал у вагона с другим, худощавым, прямым, в длинной шинели. - Вы уверены, что контрреволюция не знает о сегодняшнем поезде? - спрашивал Дзержинского Яков Михайлович Свердлов. - Возможно, знает, скорее всего - да. Но откуда отправление, не знает. - Ловко придумано, что не с главного вокзала, а с тихонькой Цветочной площадки, - сказал Свердлов. - Контрреволюция готовила взрыв. Каждый день открываем диверсии, - ответил Дзержинский. Дзержинский, как и Свердлов, много раз при царской власти бывал в тюрьмах, в ссылках, на каторге. А в 1917 году вместе с Лениным и другими членами ЦК партии руководил Октябрьским восстанием. После революции Владимир Ильич предложил назначить Дзержинского Председателем Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. Все знали нежное сердце Дзержинского. Но к врагам революции он был беспощаден. И заботлив и ласков с детьми. И верил пламенно, что Советская власть построит для народа счастливую жизнь. Дзержинский работал без отдыха, дни и ночи, иногда круглые сутки, работал, работал. Для революции. Для народа. Для партии. Между тем на платформе показалась группа людей. Владимир Ильич быстро шагал впереди. Надежда Константиновна поспевала за ним, перевесив через руку клетчатый плед. Кто-то хотел взять у Надежды Константиновны плед. - Спасибо, я сама, - отказалась она. Все поднялись в вагон. Зажгли свечку в купе. Плотно завесили окно. Послышался свисток. Латышские стрелки вспрыгнули на подножки вагонов. Паровоз тронулся. Поезд с погашенными огнями отошел от платформы. Владимир Ильич пристроился к откидному столику у окна, вытащил из портфеля бумаги. - Побойтесь бога, Владимир Ильич, хоть в дороге отдохните! - воскликнул Свердлов. - Если бы мы бога боялись, не бывать бы на матушке-Руси революции, - усмехнулся Владимир Ильич. И принялся перечитывать и править только что написанную статью. Владимир Ильич писал, что мы сделаем нашу революционную Русь могучей, обильной. Россию окружали враги. Контрреволюция готовила заговоры. А Ленин верил: мы сделаем великой нашу социалистическую Родину. Силы революции растут. И победят. Весь поезд спал. Только машинист, зорко вглядываясь в ночную весеннюю темень, осторожно вел паровоз. Только красные латышские стрелки на площадках вагонов несли караул. Да Владимир Ильич при неровном свете свечи дописывал для завтрашней газеты статью. Напротив, на нижней полке, неслышно спала Надежда Константиновна, подложив под щеку ладонь. Владимир Ильич осторожно накрыл ее клетчатым пледом. Этот плед подарила мама, когда приезжала с Маняшей в Стокгольм. Мамина память, клетчатый плед... Вечером 11 марта 1918 года специальный поезд с Советским правительством благополучно прибыл в Москву. Не удалось контрреволюционерам устроить диверсию. Ленин, ВЦИК, Совнарком переехали из Петрограда. Теперь столицей нашей Родины будет Москва. Москва - центр страны. И от границ дальше. Сначала Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной поселились в гостинице "Националь", против Кремля. Скоро весь Совнарком будет жить и работать в Кремле. На другой день после приезда Владимир Ильич с Надеждой Константиновной решили прогуляться по Москве, поглядеть Кремль. Поехал с ними старый друг Бонч-Бруевич. Он был управляющим делами Совнаркома, заботился, как в Кремле разместить Совнарком. В Октябрьские дни в Кремле засели юнкера, забаррикадировались, стреляли из пушек. Завязались сильные бои, но революционные отряды вышибли белогвардейцев и царских прислужников из древних кремлевских стен. Запущенным был Кремль весной 1918 года. Многие здания стояли разбитые, черные от пожарищ. Кучи битого кирпича и стекла навалены всюду. Площади залиты грязными лужами талой воды. Раскиданы бревна - тут возводили юнкера баррикады. Всюду мусор и хлам... Владимир Ильич и Надежда Константиновна пересекли площадь. Вот знаменитый Царь-колокол, стоит как гора. В давние-давние времена рабочие умелые руки отлили эту красу, медный колокол. И Царь-пушку отлили рабочие мастеровитые руки! А древние зубчатые кремлевские стены! А кремлевские башни! Каждая на свой лад, своя кладка, свой рисунок у каждой. Отовсюду веет стариной и историей. Владимир Ильич задумчиво глядел вдаль. Широко, вольно виделась Москва с кремлевского холма. Как часто в горестной разлуке, В моей блуждающей судьбе, Москва, я думал о тебе! - прочитала Пушкина Надежда Константиновна. Владимир Ильич улыбнулся: - Ну вот и здравствуй, Москва. ШАГИ РЕВОЛЮЦИИ VII съезд партии большевиков принял решение о мире с Германией. Тогда, на VII съезде, Ленин поставил еще вопрос: предложил назвать партию большевиков Коммунистической. Наша цель - строить коммунизм. Значит, и название дадим нашей партии: Коммунистическая. Все большевики согласились. На многих встречах с рабочими и в своем кремлевском кабинете Ленин решал и обдумывал, как строить новое общество. Первые шаги труднее всего! Самые начальные, первые, важные. Ленин думал, думал об этом. Советовался, обсуждал с членами правительства. Часто Владимир Ильич встречался с Яковом Михайловичем Свердловым. Свердлов был председателем ВЦИК - Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов. Ленин советовался с ним, они дружно решали государственные дела и вопросы. Ленин хотел за то время, пока Советская власть добилась передышки в войне, прочнее наладить новую жизнь. В первую очередь он искал помощи у рабочего класса. "Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата", - написал Владимир Ильич в знаменитой статье "Очередные задачи Советской власти". ЦК партии одобрил мысли и планы Ленина. Статью напечатали в газетах "Правда", "Известия". Огромные цели открывались народу. Коммунисты, рабочие, крестьяне шли за Лениным, верили Ленину. В ленинском кабинете в Кремле у письменного стола стояло кресло с плетеным сиденьем и спинкой. Владимир Ильич любил это простое кресло. Может быть, потому, что в давние детские годы в симбирском доме Ульяновых были похожие плетеные стулья. Владимир Ильич помнил зимние вечера в уютной столовой под висячей лампой с белым абажуром. И чудесные книги. Счастливое детство! Ленин хотел, чтобы у всех рабочих и крестьянских детей в Советской стране было тоже счастливое и доброе детство. При царе детям рабочих и крестьян трудно было учиться. Редко кому удавалось кончить гимназию. А институт и того реже. Теперь для детей трудящихся были открыты все школы, все институты. Учитесь! Читайте книги - библиотеки для вас! Война разорила Россию - голодно, холодно! - но лучшие пайки, лучшее питание, дети, для вас! Никогда, ни в одном буржуазном государстве не было такой любовной заботы о детях трудящихся. Такой заботы о людях труда. При царе и буржуях рабочие работали двенадцать часов в сутки, а то и пятнадцать! Пришла Советская власть. Председатель Совнаркома Ленин подписал декрет: рабочий день для всех восемь часов. Раньше лучшая земля была у кулаков и помещиков. Заводы и фабрики, железные дороги, шахты и копи, нефтяные промыслы, банки - все переходит государству. Все народное, все советское, все государственное. А помещиков и буржуев долой! - Хотите - работайте. Кто не работает, тот не ест. Вот какой небывалый переворот произошел в нашей стране! Смело шагала революция дальше и дальше. И во главе всего нового, небывалого стоял Владимир Ильич, стояла партия коммунистов. ПО ДЕРЕВНЯМ И СПЛАМ Когда задолго до революции Владимир Ильич вместе с другими товарищами жил эмигрантом в Женеве, однажды приехала из России молодая революционерка Лидия Александровна Фотиева. И сразу стала горячей помощницей Ленина. Всю душу отдавала революционной работе, все время. Только одна была у нее страсть, кроме революционного дела: она была музыкантша. Иногда свободным вечером большевики собирались в столовой Лепешинских, где был у них вроде клуб. Лидия Александровна садилась за пианино. Если приходил Владимир Ильич, Лидия Александровна играла "Патетическую сонату" Бетховена. Владимир Ильич любил эту сонату. Как необыкновенно он слушал, с какой нежностью и глубокой задумчивостью! После революции Лидия Александровна Фотиева стала секретарем Совнаркома. Работа заполнила все. Она и жила в Кремле, чтобы поближе быть к Совнаркому. Утром, перед тем как идти в Совнарком, Лидия Александровна непременно присаживалась к пианино. Веснами и летом, когда окна открыты, в кремлевском, еще пустом и безлюдном дворе лились звуки "Патетической сонаты" Бетховена, полные могучей силы, могучего чувства. Потом Лидия Александровна Фотиева шла в Совнарком. Она знала все дневное расписание Ленина, все, что требовалось ему для работы. К Председателю Совнаркома постоянно шли посетители. Она знала, кого сразу к Ленину надо пустить, а кто и повременить может. - Владимир Ильич, ходоки из дальней деревни, - сказала в этот день Фотиева. - Зовите, зовите! - ответил Владимир Ильич. Он слышал утреннюю музыку. Ему нравилось, как начинала свой день секретарь Совнаркома Лидия Александровна Фотиева. - Зовите, пожалуйста, - повторил Владимир Ильич. Бородатые, до черноты обожженные солнцем и ветром крестьяне садились за длинный стол под зеленым сукном. Сначала смущались. Но Ленин был прост, и ходоки незаметно смелели. От ленинской простоты мужикам будто смекалки и ума прибывало. А Ленину это и надо. Ленину важно, чтобы каждый свои мысли и мнения без страха, напрямик говорил. - Товарищ Владимир Ильич, ты над нами боль-шой, - говорили ходоки, - знаний у тебя хошь отбавляй... - Отбавлять, пожалуй, ни к чему, - возразил с улыбкой Владимир Ильич. - А насчет деревни так и вовсе знаний нехватка. - Мы тебе про деревню всю как есть правду доложим. - Ну-ка, ну-ка, давайте! - Перво-наперво Советская власть по сердцу пришлась крестьянскому миру, что помещиков с земли согнала, - начал самый старый ходок, у которого борода закрыла полгруди и над выцветшими глазами нависли дремучие брови. - Дальше, - говорит Владимир Ильич, - давайте выкладывайте. - Дальше о кулаке речь пойдет. Задушит кулак новую жизнь. Не даст ходу. На бедноту надейся, Владимир Ильич. А кулак Советской власти не друг. Кулак супротивник... Это Ленин знал. Но слушал. Внимательно слушал ходоков-бедняков. Проверял свои знания. Выводы делал. И появлялся потом новый декрет, новый советский закон. Так, летом 1918 года Ленин подписал декрет Совнаркома о комитетах бедноты в деревнях. Стали они называться комбедами. Комбеды - опора Советской власти в борьбе против кулачества. Кто же такие были кулаки? Сейчас в нашей Советской стране кулаков давным-давно нет. И слыхом про них не слыхать. Кулаки были крестьяне. Да только зажиточные, иной раз очень даже богатые. В старые времена правдой богатство мужику не нажить. Кулаки богатели неправдами, спекуляцией, чужим трудом богатели. Разживутся, земель накупят. Нагонят пахать батраков из бедноты деревенской. До весны хлеба у бедняка не хватало. Просит бедняк в долг у кулака ржи пудишко. За этот пудишко кулаку поле вспаши. Да осенью вместо одного два пуда отдай. Выхода нет. Идет бедняк в кабалу. Голодный. От ветерочка, словно пустой колос, качается. А кулацкие амбары, полные пшеницы и ржи, стоят под замками, как крепость. Рассчитывает кулак: вот еще вздорожает хлеб, вот еще... Кулак из-за прибыли горло соседу готов перегрызть. А голод в городах все страшней, все безысходней! Что делать? Чем кормить рабочих и служащих, ребятишек, Красную Армию? Как хлеб раздобыть? Ведь есть же, есть хлеб в деревнях! От ходоков знал Владимир Ильич, что есть. Только кулаки отдавать не хотят, прячут, в землю закапывают. Несправедливо! Нельзя допустить, чтобы люди в городах погибали от голода, а у кулаков амбары хлебом набиты. Батраки кулацкий хлеб вырастили. Не кулацкий он, а народный. Ленин так рассудил и позвал рабочих. - Товарищи рабочие, - сказал Владимир Ильич, - составляйте на заводах и фабриках продовольственные отряды и разъезжайтесь по деревням. Там комбеды. Комбеды за нас. И середняк на нашу сторону клонится. Вы им подскажете, как укреплять в деревнях Советскую власть. А они вам подскажут, где кулаки прячут хлеб от голодных. И Ленин подготовил декрет о том, что кулаки обязаны весь лишний хлеб сдавать комбедам и продовольственным рабочим отрядам. Совнарком декрет утвердил. Так в первые годы революции Ленин и Советская власть спасали от голода рабочий народ. НАШЕСТВИЕ На берегу Баренцева моря, за Полярным кругом, в 1915 году поднялся город Мурманск. Самый молодой в те времена. Небольшой, а важный наш порт на Северном морском пути. Однажды, весной 1918 года, на рассвете, когда серый туман клубился над морем, бесшумно возникли из тумана черные очертания военного судна. Чужой флаг, обвисший от сырости, надвигался на Мурманск. Целились дула орудий. Английский крейсер вошел в Мурманский порт. Вскоре, так же внезапно, появился еще крейсер, стал рядом. Французский. За ним американский. На советский берег высадились чужие войска. Их прислала Антанта. Антантой назывался тогда военный союз Англии, Франции и Америки. Союз капиталистов, буржуазных правительств. Антанта хотела свергнуть в России революционную Советскую власть. Антанта боялась, как бы рабочие других государств не задумали по примеру русских сделать у себя революцию. Грозная весна 1918 года! Грозное лето! В разгаре лета целая эскадра Антанты вступила в Белое море. Спешит, торопится к Белому морю суровая Северная Двина. Верстах в полсотне от устья, вдоль забитой плотами и судами многоводной реки, вытянулся узкий город с деревянными тротуарами, верфями, лесопильными заводами, складами леса. Бескрайняя мшистая тундра подошла к городу с другой стороны. Наш военный и торговый порт, наша северная крепость - Архангельск. Антанта захватила Архангельск. Белогвардейцы с ликованием встретили наступление Антанты. Одна мечта была у белогвардейцев: свалить Советскую власть. В Архангельске поднялся белогвардейский мятеж. Сотни рабочих, красноармейцев, советских матросов пали в неравном бою. И ожили притаившиеся торговцы, буржуи. Царские офицеры снова нацепили золотые погоны. Затрезвонили колокола: в церквах кадили ладаном, служили молебны попы. Контрреволюция наступала на Севере. Контрреволюция бушевала на Дальнем Востоке. В Сибири. На Урале. Подступала к Поволжью. Вражеские крейсеры высадили войска во Владивостокском порту. В сибирских деревнях бунтовали кулаки. Громили комитеты бедноты, нещадно казнили коммунистов. Рекой лилась кровь. Кровь лилась в донских и кубанских городах и станицах. Белые генералы захватили Дон и Кубань. На Украине хозяйничали немцы. Все теснее сжималось вражеское кольцо вокруг Советской России. Было раннее утро. Солнце еще не взошло, только слабо желтела полоска зари. Владимир Ильич вышел из своей квартиры в Кремле. Всего несколько шагов отделяло квартиру от рабочего кабинета Предсовнаркома. Ближе, чем в Смольном. В конце коридора, у входа в кабинет, стоял часовой. - Здравствуйте! - приветливо сказал Владимир Ильич. Возможно, это было не совсем по уставу, но Владимир Ильич всегда приветствовал часовых. Часовой вытянулся при виде Ленина и с удивлением подумал: "Когда же он спит?" Совсем недавно, почти на рассвете, Председатель Совнаркома ушел с работы домой. Солнце не поднялось, Ленин опять на работу. Часового даже не успели сменить. "Ведь эдак и с ног, того гляди, свалится", - в беспокойстве подумал о Владимире Ильиче часовой. Большая карта России висела в кабинете, в простенке между окнами. Владимир Ильич долго стоял у карты, заложив руки за спину, вглядываясь в линии фронта. Владимир Ильич знал все города и пункты, где сейчас шли бои. Знал командиров и комиссаров. Многих по именам и в лицо. Старался узнать характеры, подготовку, способности. От характеров и способностей командиров зависело, как пойдут наши дела на фронтах. Много талантливых полководцев поднялось из народа, когда на советские земли ворвались враги. Василий Иванович Чапаев! Настоящий народный герой. Об отваге и военной смекалке Чапаева уже ходили легенды. И Клима Ворошилова имя славным становилось в народе. Скоро запоется по всей стране боевая, зовущая песня: Ведь с нами Ворошилов, первый красный офицер, Сумеем кровь пролить за СССР... И с великим уважением, с великим доверием Ленин подумал о Фрунзе. В декабре 1905 года большевик Михаил Васильевич Фрунзе привел отряд иваново-вознесенских рабочих на помощь восставшей Пресне в Москве, а теперь командовал армией на очень тяжелом участке. Владимир Ильич мысленно обошел все фронты. Ворошилов, Буденный, Блюхер, Лазо, Котовский, Щорс, Тухачевский... Северный фронт. Южный. Восточный. На востоке Сибирь, Урал, Волга. На востоке хлеб. С помощью Антанты белогвардейцы и кулачье захватили восточные хлебные области. Задушить голодом рабоче-крестьянское государство - вот к чему стремилась Антанта. "На Восточный фронт и надо направить главный удар Красной Армии, - обдумывал Владимир Ильич. - Прогнать из Поволжья и Сибири белогвардейцев, сломить кулачье". Владимир Ильич сел за стол и снова внимательно прочитал вчерашние донесения с фронтов. Вчера с Дзержинским, Свердловым, Чичериным и другими товарищами до поздней ночи обсуждали положение на фронтах. Решения приняты. Теперь нужно было написать ответы командирам, распоряжения и приказы на фронт. Владимир Ильич работал, пока желтизна зари посветлела и рассеялась в небе, выкатилось из-за крыш домов летнее солнце и Лидия Александровна Фотиева, постучав в дверь, сообщила, что явились посетители. Владимир Ильич взглянул на часы. Посетители явились, как назначено, в срок. "Сразу видно, военные", - заметил Владимир Ильич. Вложил в папку бумаги и письма. Передал Фотиевой. - Прошу вас, срочно! И провел рукой по лицу, чтоб не видели, как встревожен. Вошли военные. Это были красные командиры, хорошо известные Ленину. И один бывший генерал царской армии. - Ну, докладывайте наш план наступления, - обратился к нему Владимир Ильич. Удивительно: Владимир Ильич советовался с царским генералом! Ведь Ленин подписал декрет о том, что служба в Красной Армии - честь. Что эта честь дается беднякам, рабочим, всем трудящимся и их сыновьям. Что кулацких и дворянских сынков нельзя пускать в Красную Армию. Что командирами и военкомами в Красную Армию нужно посылать коммунистов. И вдруг царский генерал! Может ли быть? Но это был опытный, образованный генерал, превосходно знающий военное дело. Он был честный. Душа его оскорбилась нашествием на Россию Антанты. И он поверил делу Ленина. Таких знающих и честных военных специалистов, которые верили нашему делу, Ленин звал помогать Красной Армии. Генерал водил длинной указкой по карте и докладывал Владимиру Ильичу план наступления. - Да, да, - кивал Владимир Ильич. Владимир Ильич соглашался. Владимир Ильич одобрял суждения генерала, потому что вчера, позавчера, один и с товарищами, и сегодня на заре обдумывал и взвешивал такой именно план. И сейчас себя проверял. - Красивая должна получиться операция, - заключил генерал, удовлетворенно опуская указку. - Красивая или нет, не имеет значения, - сказал Владимир Ильич. - Важно победить... Ваше мнение, товарищи! - обратился он к красным командирам. Они долго и тщательно обсуждали все подробности наступления. И решение было общим и твердым. - Трудное положение, - сказал Владимир Ильич. - Но Красная Армия должна победить. ТРИ ПОДЛЫЕ ПУЛИ Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной завтракали в кухне. У них была и столовая, в их небольшой кремлевской квартирке. Но там они собирались, когда кто-нибудь зайдет выпить чаю и поговорить о делах. А одни, когда чужих нет, обходились незатейливым столиком в кухне. Просто. Рядом плита. Протяни руку - чайник горячий. Была пятница. В Москве был заведен порядок, что по пятницам члены ЦК и народные комиссары выступали на рабочих собраниях. Владимиру Ильичу Московский комитет партии прислал заранее путевку. Вдруг из Петрограда телеграмма. Правительственный телеграф в коридоре Совнаркома работал круглые сутки, так что телеграмму Владимиру Ильичу доставили в ту же минуту. Из Петрограда сообщали, что убит председатель Петроградской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией товарищ Урицкий. Через некоторое время из Московского комитета телефонный звонок: - Товарищ Владимир Ильич, ЦК не советует сегодня вам выступать. - Что еще за новости? - нахмурился Владимир Ильич. - Опасно, товарищ Ленин. Обнаглела контрреволюция. - Э, батеньки мои, волков бояться - в лес не ходить. И повесил телефонную трубку. Надежда Константиновна переглянулась с Марией Ильиничной. - Володя, не езди сегодня. Поберегись, пожалуйста! - Там поглядим, - уклончиво ответил Владимир Ильич и заторопился в свой рабочий кабинет. Урицкий убит. Еще раньше был убит другой видный большевик, Володарский. Контрреволюция выслеживала членов Центрального Комитета и правительства. Но разве мог Владимир Ильич не ехать к рабочим? Рабочие ждут. В назначенный час пришла машина. Шофер Степан Казимирович Гиль всегда возил Ленина и сегодня повез. Сегодня у Владимира Ильича было два выступления в разных районах. А вечером заседание Совнаркома. - Перед рабочими выступлю, успею и на Совнарком, - сказал Владимир Ильич. Гиль только головой покачал: - И откуда у вас силушки берутся, Владимир Ильич? Он привез Ленина на Большую Серпуховскую улицу, на бывший завод Михельсона. Владимир Ильич бывал здесь и раньше. Рабочие собрались в гранатном цехе, большом деревянном, недавно построенном здании. Люди сидели, стояли у станков и в проходах. Лица были строгие. Строгое внимание в глазах. Ленин говорил о гражданской войне. О борьбе с белогвардейскими бандами. А рабочие этого цеха готовили против белогвардейцев гранаты. Надо будет, и воевать пойдут. Ленин видел: нет, ни за что рабочие не уступят свои заводы, свою власть буржуям. Вот откуда, товарищ Гиль, силушки наши берутся. Рабочий класс, как аккумулятор, заряжает энергией. ...Митинг окончился. Окруженный рабочими, Ленин вышел из цеха. Гиль мигом завел машину, поставил на скорость. Шофер Гиль был осторожен. Вон какая уймища народу! Неспокойное время. Шофер Гиль знал про убийство Урицкого. Уж садился бы скорее в машину Владимир Ильич... Его не отпускали. Вопросы сыпались со всех сторон... Помолодевший, живой, Владимир Ильич говорил, говорил с рабочими. Вдруг... Что это? Выстрел? Владимир Ильич не сразу понял. Толкнуло в левую руку. Он покачнулся. Еще выстрел. Резкая боль рванула шею. Владимир Ильич начал валиться на бок. Третья пуля чиркнула по пальто на спине. Ленин упал. - Ленина убили! - отчаянно закричали в толпе. Узколицая женщина, с темным взглядом, бросила на землю браунинг, кинулась со двора. Люди побежали ловить контрреволюционерку-убийцу. - Владимир Ильич! - звал Гиль. - Товарищ Ленин! - Домой, - белыми губами выговорил Владимир Ильич. Рабочие подняли его, помогли сесть в машину. Мертвая тишина наступила в толпе. Кажется, всем слышно было прерывистое дыхание Ленина. Гиль на полной скорости мчал машину к Кремлю. - Владимир Ильич, мы вас внесем, - просил Гиль, когда подъехали к дому. Владимир Ильич не хотел. Мучила боль, рубашка взмокла от крови. Но пошел сам, опираясь на Гиля и провожавших рабочих. Медленно, медленно, молча. На третий этаж. Какая длинная трудная лестница! Крутые ступени... В ужасе бежала навстречу Мария Ильинична: - Володя! Володя! - Немного ранен... пройдет, - с трудом сказал Владимир Ильич. - Успокойся, Маняша. Не пугайте Надю. Надежды Константиновны не было дома. Она была на работе. А в Совнаркоме все собрались. Ведь Владимир Ильич назначил заседание на девять часов. Все знали - Ленин требовал точности. Первый раз, единственный раз Председатель Совнаркома опаздывал... Осторожно подвели Ленина к постели, покрытой клетчатым пледом. Надежда Константиновна берегла этот плед... Владимира Ильича положили. Он слабел. Желтизна поползла по лицу. Двери в квартиру были распахнуты. В смятении и страхе толпились товарищи. Приехали врачи. - Что? - спрашивали с надеждой товарищи. - Не тяжело ранен Владимир Ильич? Не очень опасно? Тяжело ранен. Очень опасно... Томительно тянулись минуты. Вот вернулась с работы Надежда Константиновна. Отчего открыты двери? Отчего так много в доме людей? Кто-то бережно погладил ее по плечу. Она поняла. Спросила: - Жив? Стон донесся из комнаты Ленина. Она выпрямилась, подтянулась и с сухими глазами, без слез, вошла к Владимиру Ильичу. Он увидел ее, улыбнулся через силу: - Ничего, Надя, с революционером это всегда может случиться. Пустяковая рана, поправлюсь... И закрыл глаза. У него падал пульс. Ему было хуже и хуже. Неужели Ленин умрет? В ЭТИ ТРУДНЫЕ ГОДЫ В коридоре Совнаркома стрекотали телеграфные аппараты: та-та, та-та, та-та... Передача - прием, передача - прием... Один телеграфист в солдатской шинели принял бегущую ленту. Вчитался. С какой-то особой поспешностью расшифровал и бегом понес в конец коридора, на квартиру Ленина. Дверь открыла Надежда Константиновна. Он протянул телеграмму. - Скорей передайте Владимиру Ильичу, - сказала она. "Володе будет приятно, что именно этот солдат принес такое известие", - подумала Надежда Константиновна. Они его знали со Смольного. В Октябрьские дни Советскому правительству понадобились свои верные телеграфисты. Солдат выучился телеграфному делу. Из Петрограда с правительством переехал в Москву. - Несите, - торопила Надежда Константиновна, и телеграфист, обрадованный таким поручением, вошел в маленькую комнату. Там стояла узкая кровать, покрытая клетчатым пледом. Рядом с кроватью у окна письменный стол. Владимир Ильич читал за столом. Левая рука его висела на перевязи. Он похудел и осунулся, а в остальном был прежним. Так же остры глаза, так же быстры движения. Телеграмму прислали бойцы Красной Армии. "Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города - это ответ на Вашу одну рану, а за вторую - будет Самара!" - Ну молодцы! - воскликнул Владимир Ильич. - Ну, спасибо, спасибо! - растроганно повторял он. И снова перечитывал вслух телеграмму: - "Взятие Вашего родного города..." Наши взяли Симбирск, слышите, товарищ телеграфист? Замечательная победа, слышишь, Надюша? Владимир Ильич тут же написал ответную телеграмму. Поздравлял красноармейцев с победой, благодарил. Писал, что взятие Симбирска - самая целебная на его раны повязка. - Нет лучше для меня лекарства, чем эта весть! Теперь живо пойдет на поправку, - сказал Владимир Ильич. И верно, через несколько дней в "Правде" был напечатан врачебный бюллетень о том, что здоровье Владимира Ильича поправилось. Врачи позволили Ленину вернуться к работе. Времена наступали тяжелые. Антанта поняла, что с Красной Армией шутки плохи, и двинула на нас еще больше сил. Четырнадцать государств вторглись на советские земли. Белогвардейцы и кулаки хлебом-солью встречали чужие войска. Вступали под чужое командование. Белогвардейские составляли полки. И шли на Советскую власть. Страна наша стала осажденной крепостью. - В осажденной крепости вся жизнь должна идти по-военному, - сказал Ленин. Постоянно к Ленину приезжали военные специалисты и красные командиры докладывать о положении на фронтах и советоваться. Ленин сказал: - Во время гражданской войны нужны особенные порядки. И предложил ввести всеобщую трудовую повинность. Советские люди все-все-все должны работать на заводах и фабриках, в учреждениях, на полях, на железных дорогах. Помогайте Красной Армии, советские люди! Красной Армии нужно оружие. Товарищи рабочие, изготовляйте оружие. Больше оружия! Красную Армию нужно обувать, одевать. Товарищи рабочие, больше шейте сапог, гимнастерок, шинелей. Фабрики не успевали шить сколько надо. Не хватало кожи для сапог. Не хватало материи. Как быть? Как одеть народ и Красную Армию? Правительство и партия объявили сбор у населения теплых вещей. Люди несли на сборные пункты полушубки, фуфайки, шерстяные шарфы и носки. А буржуи не хотели расставаться со своими богатствами. Красная Армия была буржуям чужой. Им не жалко красноармейцев, не жалко детишек. Пусть мерзнут. - Надо отобрать у буржуазии лишние теплые вещи. Хватит им по одному пальто, - сказал Ленин Дзержинскому. - Трудящиеся последнее отдают. И богатые пусть поделятся. Дзержинский был председателем Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, или, как тогда называли, ЧК. Дзержинский послал чекистов в дома богачей. Собирали чекисты одежду и обувь. Потом раздетым, разутым рабочим по ордерам раздавали без денег. И Красной Армии посылали на фронт. Но голод был самой страшной бедой. Давно продукты в городах выдавали по карточкам. Помалу, впроголодь. Советское правительство издало новый строжайший закон. Назывался новый закон продразверсткой. Это значит, крестьяне обязаны были весь лишний хлеб и продукты сдавать государству. Муку, крупу, мясо, масло, картофель - все отдавали для Красной Армии, для рабочих и служащих. Тяжело крестьянам, но другого выхода не было. Такой порядок, когда в Советской стране была продразверстка и всеобщая трудовая повинность, когда весь народ работал для фронта, когда продукты распределялись по карточкам, а одежду выдавали по ордерам, потому что продуктов и одежды было так мало, когда полуразрушенный транспорт был занят перевозкой орудий и войск для защиты страны и ехать в поезде можно было только по пропуску, - такой порядок Ленин называл военным коммунизмом. Трудные годы! Счастье, что в эти трудные годы был у нас Ленин. СЛУЧАЙ В СОКОЛЬНИКАХ Во время болезни Владимира Ильича, когда несколько дней он был при смерти, Надежда Константиновна скрывала страх и тоску, держалась как каменная, стойкости ее все удивлялись. А когда Владимир Ильич поднялся, сама заболела. Да сильно! От душевного потрясения вспыхнула старая болезнь. Ныло сердце, не могла ходить, не спала, задыхалась. Врачи сказали, только чистый воздух может помочь. Санаториев в ту тяжелую пору было у нас очень мало. Но для слабых детей в Сокольниках под Москвой открыли Лесную школу. Стояла школа посреди парка, воздуха чистого - океан! Надежду Константиновну уговорили здесь пожить. Когда Ленин приехал поглядеть Лесную школу, где придется Надежде Константиновне жить, навстречу выбежала ватага ребят. Впереди, задрав хвост крючком, неслась собачонка. - А позвольте познакомиться, как вас зовут? - спросил Владимир Ильич. - Ее Бобкой зовут! - в восторге закричали ребята. - Господин Бобчинский, - сказал Владимир Ильич. И протянул Бобке руку, а она лапку дала. Ну уж тут ребята вовсе пришли в восхищение. Не знали, чем еще Владимира Ильича удивить. Другую свою любимицу, кошку Муську, притащили показывать. И Ленин решил, что Надежде Константиновне хорошо будет среди этой веселой и живой ребятни. Проводил Надежду Константиновну в Лесную школу. Страшно занят был Ленин. Каждый день до поздней ночи занят был решением государственных дел. Все в государстве строилось заново, а ведь Ленин был главой государства. А вечером все-таки выберет час, скажет Гилю: - Поедем навестим Надежду Константиновну, а? Настала зима. Навалило снегу. Москву замело, занесло. Ломовики не успевали вывозить из города снег, так и стояли сугробы по улицам, вышиной чуть не в два этажа. В один такой снежный январский день 1919 года в Лесной школе была назначена елка. Владимир Ильич обещал приехать на елку.