Собрались под  вечер
с Марией Ильиничной, взяли для  Надежды  Константиновны  бидончик  молока  и
поехали.
     Машину, как всегда, вел шофер Гиль. Да еще поехал  товарищ  из  охраны,
Чебанов.
     Был воскресный день, народу на улицах множество.  Заваленные  сугробами
улицы были узки, словно траншеи, в иных местах не проедешь.  Но  шофер  Гиль
ловко маневрировал между людьми и горами снега, машина шла без задержки.
     Вдруг, при въезде в Сокольники, у железнодорожного моста, где не  видно
было людей, трое человек загородили дорогу:
     - Стой. Будем стрелять!
     Гиль хотел проскочить, но Владимир Ильич велел  остановиться.  Владимир
Ильич подумал, что  это  милиционеры.  Время  военное,  милиционеры  обязаны
следить, кто выезжает на машине за город. А  что  не  по  форме  одеты,  так
тогда милицейской формы еще не водилось.
     Автомобиль стал. Трое здоровенных мужчин  окружили  машину.  Распахнули
дверцы. Нацелили револьверные дула:
     - Вылезайте!
     Все вышли.
     - Я Ленин, - сказал Владимир Ильич.
     Он все еще думал, что это милиционеры. Но что  такое?  В  одну  секунду
двое приставили к вискам  Владимира  Ильича  револьверы.  Он  чувствовал  их
холодную сталь. Третий, в папахе, с  наглым  лицом,  живо  обшарил  карманы.
Забрал кремлевский пропуск и маленький ленинский браунинг.
     - Какое вы имеете право? - возмущенно воскликнула  Мария  Ильинична.  -
Показывайте ваши мандаты.
     - Нам мандаты не требуются. У нас на все право есть.
     И бандиты  вскочили  в  автомобиль  и  погнали  прочь,  издали  грозясь
револьверами. Автомобиль скрылся из виду.  Все  это  случилось  так  быстро,
никто не успел и опомниться.
     Несколько мгновений  Владимир  Ильич  в  негодовании  молчал.  Потом  с
упреком:
     - Позор! Сколько нас народу, дали машину угнать.
     - Владимир Ильич! Я в них оттого не стрелял, что боялся, вас  не  убили
бы? - горячо сказал Гиль.
     - Да,  пожалуй,  бессмысленно  было  лезть  в  драку,  силы  уж   очень
неравные, - согласился Владимир Ильич.
     Кинул  на  товарища   Чебанова   взгляд   и   расхохотался.   Да   как!
Заразительно, как только он умел хохотать.  Невольно  и  Мария  Ильинична  с
Гилем рассмеялись. Один Чебанов без смеха стоял... держал  в  руке  бидон  с
молоком.
     - Единственно, что спасли от грабителей! - смеясь, воскликнул  Владимир
Ильич.
     Чебанов прямо-таки онемел от стыда. А Владимир Ильич не унимался:
     - Спасибо, хоть молоко сберегли. И  бидон  как-никак  тоже  необходимая
вещь.
     И, подшучивая над чекистом Чебановым, который  с  каким-то  ошарашенным
видом одной рукой щупал в кармане оружие, а в другой нес злополучный  бидон,
все пошли в Сокольнический райсовет, недалеко от железнодорожного  моста.  В
райсовете  Владимиру  Ильичу  раздобыли  машину  и  повезли  его  с   Марией
Ильиничной в Лесную школу. И  тут  же  сообщили  о  нападении  Дзержинскому.
Получив приказ, чекисты рассыпались по Москве в  погоне  за  грабителями.  И
скоро поймали.


     Надежда Константиновна бродила как тень от окна к окну. Вглядывалась  в
зимний сад, утонувший в глубоком снегу. Отчего  опаздывает  Владимир  Ильич?
Неужто снова беда?
     Тревога  передалась  ребятам.  Охватила  всю  школу.  Медленно-медленно
двигалась стрелка часов.
     Наконец чей-то счастливый голос разнесся по дому:
     - Приехали!
     И Владимир Ильич вбежал со двора. Пальто  нараспашку,  борода  и  брови
заиндевели, щеки разрумянились.
     - Дед Мороз! - закричали ребята. Облепили, повисли.
     - Здравствуй, милый, хороший Дед Мороз, ты нам праздник привез!
     Насилу  Владимир  Ильич  сквозь  ребячью  толпу  добрался  до   Надежды
Константиновны.  Сначала  не  хотел  о   бандитах   рассказывать,   но   она
вглядывалась в него с таким беспокойством, сердцем чуяла что-то неладное.
     - Пустяки, Надюша, сущие пустяки.
     Она побледнела, услышав  про  грабителей.  Ничего  не  сказала.  Только
тихо:
     - Спасибо, обошлось.


     И началось веселье. Красавица  елка,  убранная  самодельными  флажками,
золоченой звездой и игрушками, высилась до потолка в школьном зале.  Чудесно
пахло зимним лесом и хвоей. Ребята повели хоровод вокруг  елки.  И  Владимир
Ильич пошел в хороводе. Ребята пели, и Владимир Ильич пел.  Затеяли  игру  в
кошки-мышки. В жмурки играли. В прятки играли. Веселились до упаду. Вот  был
праздник так праздник!
     А Надежда Константиновна,  которая  одна  знала,  что  два  часа  назад
Владимир Ильич стоял под дулами бандитских револьверов, от  смерти  на  шаг,
глядела на него, любовалась и думала с гордостью: "Ты  бесстрашный  человек.
Оттого и веселый".


        ГОРЬКИЕ ПОТЕРИ

     Снова поезд шел из Петрограда в Москву. Снова в поезде Владимир  Ильич.
И сестра Анна Ильинична. Был март 1919 года.  Ночь.  Тусклым  светом  горела
керосиновая лампочка. Вагон шатало. Тоскливо стучали колеса.
     Анна Ильинична съежилась в уголке, сгорбила плечи. Они ездили  хоронить
Марка Тимофеевича, мужа Анны Ильиничны.
     Новая напасть навалилась на нашу страну.  Смертоносная  болезнь  ходила
по городам и селам, железным дорогам и  станциям  -  всюду,  куда  заползала
сыпнотифозная вошь.  Люди  умирали  от  сыпного  тифа.  Больниц  было  мало,
докторов мало, лекарств мало.
     Марк Тимофеевич Елизаров приехал в Петроград в командировку и  умер  от
тифа-сыпняка в  несколько  дней.  К  двум  родным  могилам  под  белостволой
березой на Волковом кладбище  прибавилась  третья.  Анна  Ильинична  горбила
плечи, куталась  в  шаль.  Владимир  Ильич  ласково  провел  ладонью  по  ее
седеющим уже волосам.
     ...Много светлых и горестных лет связано с Марком. В  юности  Марк  был
товарищем Саши. Сашу казнили. Марк вошел в их  семью.  Умный,  душевный,  он
стал близок и нужен всем в доме, родной человек!
     - Он и революции очень был нужен, настоящий  был  коммунист!  -  сказал
Владимир Ильич.
     Анна Ильинична оцепенела от горя, но повторила с любовью и гордостью:
     - Марк настоящий был коммунист.
     Поезд мчался сквозь темную ночь. Черным забором тянулся  вдоль  полотна
железной  дороги  неодетый  мартовский  лес.   Соломенные   деревни   летели
навстречу. Глухо и немо  высились  фабричные  трубы.  Не  дымя.  Все  меньше
работало  заводов  и  фабрик.  Сырья  не  хватало.  Топлива   нет.   Фабрики
останавливались. Разруха.
     "Тяжко, особенно тяжко в такое суровое время терять верных  друзей",  -
думал Владимир Ильич.
     А в Москве  ждало  новое  горе.  Председателя  ВЦИК  Якова  Михайловича
Свердлова свалила  испанка.  Откуда-то,  из  Испании,  принеслась  небывалая
болезнь, налетела как вихрь. Без  пощады  сжигала,  тысячами  косила  людей.
Тысячами косил сыпной тиф. Голод, гражданская война. Бедствия,  бедствия.  В
заграничных газетах злорадно писали: Советской власти скоро конец.
     Владимир Ильич стиснул ладонями голову. Трудно.
     Выжил бы только Свердлов! Как они работали вместе!
     "Надо, Яков Михайлович, сделать..."  -  скажет  о  чем-нибудь  Владимир
Ильич.
     В ответ спокойно:
     "Уже".
     "Что уже?"
     "Сделано, Владимир Ильич".
     "Когда вы успели, Яков Михайлович? Мы с вами почти  и  не  говорили  об
этом".
     "Почти..." - смеется Свердлов.
     Он  понимал   с   полуслова.   Ленин   любил   деловитость   Свердлова,
революционность, государственный ум.
     Врачи  не  пускали  Владимира  Ильича  навестить  больного.  Испанка  -
прилипчивая болезнь.
     Владимир Ильич не послушал. Пришел к товарищу. И ужаснулся.
     Неужели  это  Свердлов?  Этот  истаявший  человек  на  белых  подушках,
недвижимый, с заострившимся носом. Борода  отросла,  лицо  казалось  старым,
чужим. Глаза провалились. Он был без памяти.
     Владимир Ильич сел  у  кровати.  "Товарищ,  надежный,  талантливый,  не
уходи!" - думал Владимир Ильич.
     Образ его, молодого и здорового - ведь всего  тридцать  три  года  было
Свердлову! - стоял в памяти Ленина. Всегда энергичный, находчивый.  Владимир
Ильич представить  даже  не  мог,  чтобы  Свердлов  убоялся  самой  страшной
опасности. А как хорошо умел он говорить  с  народом,  вдохновенно  звать  к
революционной работе!
     Ресницы дрогнули,  Свердлов  открыл  глаза.  Издалека,  в  полусознании
глядел он на Ленина. Узнавал. Улыбка, какая-то  жалобная  и  страдальческая,
тронула губы. Владимир Ильич взял его плоскую, как щепка, руку. Пожал.
     И, низко опустив голову, вышел.  Через  несколько  минут  Свердлова  не
стало. Очнулся на  миг  из  забытья  перед  кончиной,  словно  затем,  чтобы
увидеть Ленина.  Сказал  взглядом:  прощай.  И  ушел  навсегда.  Никогда  не
забудет Владимир Ильич о своем неутомимом помощнике  самых  первых,  тяжелых
месяцев жизни и строительства советского общества.
     ...Жизнь продолжалась. Надо оборонять, укреплять советское общество.
     На  место  Свердлова  Ленин  предложил   Председателем   ВЦИК   Михаила
Ивановича Калинина.
     Калинин - крестьянский сын  из  Тверской  губернии,  рабочий  питерских
заводов. Ленин знал, кого выдвигать. Михаил  Иванович  Калинин  был  хороший
коммунист и человек хороший и умный: люди любили его.


        "Я, СЫН ТРУДОВОГО НАРОДА..."

     Больше  миллиона  отлично  вооруженных  белогвардейцев  и   интервентов
подступали к сердцу  России  -  Москве.  Шесть  вражеских  фронтов  железным
кольцом окружали нашу Советскую  Родину.  Никогда  не  было  так  зловеще  и
грозно.
     В один майский день  Москва  охвачена  была  необычайным  движением.  С
рассвета  тревожно  толпились  женщины  у  ворот  заводов  и  фабрик.  Ждали
чего-то. Ребятишки цеплялись за материнские юбки.  Московские  дети  рабочих
окраин, с бумажно-белыми личиками, голодным блеском в глазах.  Распахивались
заводские ворота. Рабочие, кто в шинелях, кто в ватных куртках, кто  в  чем,
с вещевыми мешками и винтовками на плечах, выходили из заводского двора.
     - Равняйсь! - летела команда.
     Красноармейцы   равнялись.   Совсем   недавно   они   прошли    наскоро
красноармейскую науку. Равнение не очень  складно  у  них  получалось.  Зато
научились стрелять.
     - На Красную площадь шагом марш! - слышно было команду.
     Из всех районов и заводов Москвы шагали, шагали  к  кремлевским  стенам
отряды. Женщины, в белых и  красных  косынках,  с  узелками  шли  по  бокам.
Спотыкались, спешили, заглядывали в лица бойцов, совали узелки.
     Черная от горя, старая мать криком кричала:
     - Ва-а-ся,  сыночек!  Господи,  сохрани  сыночка   родимого   от   пули
буржуйской...
     Красноармеец хмурился, не знал, куда деться от стыда.
     - Позоришь  меня  перед  народом,  мамаша.  Бога  вспомнила!  Где  твое
пролетарское сознание?
     И, словно в  поддержку,  озорно  взвилась  лихая  комсомольская  песня,
сложенная рабочим поэтом:

                          Долой, долой монахов!
                          Долой, долой попов!
                          Мы на небо залезем,
                          Разгоним всех богов.

     Босоногие ребятишки шныряли между  красноармейскими  отрядами,  взахлеб
хвалились друг перед дружкой:
     - У нашего тятеньки во винтовка!
     - Эка невидаль, винтовка! У моего-то лента пулеметная. Как из  пулемета
по буржуям пальнет!
     - А мой папанька, гляньте, гранатами весь  пояс  увешал.  Погодь,  наши
заводские белым гадам покажут...


     "Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики,  принимаю  на
себя звание воина рабочей и крестьянской армии..."
     Какие гордые, большие слова! Сердце бьется сильнее от  этих  слов.  Так
гулко  и  жарко  билось  сердце  у  Ленина,  когда  год  назад  Председатель
Совнаркома сам принимал присягу на  верную  службу  Советскому  государству.
Это  было  на  заводе  Михельсона.  Вместе  с  молодыми  рабочими,   бойцами
красногвардейских отрядов, говорил Ленин  клятву:  "Я  обязуюсь  по  первому
зову Рабочего и Крестьянского Правительства выступить  на  защиту  Советской
Республики".
     Владимир Ильич шел с товарищами на Красную площадь.
     Красная  площадь  была  запружена  людьми.  Качалась,  шумела  строгим,
сдержанным шумом. Владимир Ильич увидел лес вскинутых кверху штыков.  Жестко
и остро сверкала на солнце сталь. Женщины не отходили от сыновей и мужей.
     Владимир Ильич видел: многие  красноармейцы  обнимали  жен,  прощались.
Целовали детишек.
     На  Красной  площади  собрались   красноармейские   отряды   и   отряды
всевобуча.
     Что такое всевобуч? Ленин подписал в прошлом году декрет  Совнаркома  о
том, что все рабочие и трудящиеся должны обучаться военному делу.  Родина  в
опасности.  Рабочие,  все-все,  учитесь   стрелять,   готовьтесь   оборонять
Советскую Родину!
     Трибуны не было. Стоял старенький грузовик, забрызганный  грязью.  Один
борт обтянули кумачом. Укрепили у борта доску на шесте.  На  доске  крупными
буквами лозунг: "Разобьем злодейскую банду помещиков и капиталистов!"
     Владимир  Ильич  с  командирами  Красной  Армии  обошел  войска  и   по
приставленной лесенке поднялся на грузовик.
     Перед глазами раскинулось море людей. Тысячи рабочих с винтовками.
     У каждого печали и радости, надежды, любовь.  Каждый  по  первому  зову
Рабочего и Крестьянского Правительства оставил все и уходил  на  гражданскую
войну против белых.
     Владимир Ильич заговорил.
     Стало тихо на площади.
     Ленин говорил о том, что раньше солдат учили защищать царя  и  буржуев.
А теперь красноармейцы себя защищают, свои дома  и  детей.  От  помещиков  и
буржуев защищают свое государство. Ленин говорил душевно и просто.  Как  раз
о том, о чем думали тысячи красноармейцев возле  кремлевской  стены.  Думали
красноармейские  жены.  Жены  не  плакали.  Лишь  туже  стягивали   ситцевые
кофтенки у горла. Да  бледнели  лицом.  И  старая  Васина  мать  не  кричала
больше.
     После митинга красноармейские отряды прямо с Красной площади  пошли  на
вокзалы. И поезда повезли красноармейцев на фронт.
     Ленин стоял на грузовике. Смотрел вслед уходящим.  Сверкали  на  солнце
штыки.
     "Я,  сын  трудового  народа..."  -  торжественно  повторялась  в   душе
Владимира Ильича красноармейская клятва.


        КАЗПННОЕ ИМУЩЕСТВО

     Сотрудников в Совнаркоме было немного. Вдоволь каждому хватало  работы.
Но дело свое каждый любил, работали с радостью.
     Владимир Ильич уважал небольшой коллектив совнаркомовских работников.
     - Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан, - шутил Владимир Ильич.
     Служащим нравилась его пословица.
     - Мы маленькая рыбка, - смеялись они.
     - Да удаленькая, - хвалил Владимир Ильич.
     На заседание Совнаркома Ленин  пришел  за  пять  минут  до  начала.  Он
всегда приходил заранее. Кипа разных  сообщений  и  телеграмм  ожидала  его.
Пока собирались наркомы,  усаживались  за  длинный  стол,  покрытый  зеленым
сукном, Ленин  кое-что  прочитал.  Часть  бумаг  отложил.  Другие  подписал.
Некоторые вернул секретарю. И объявил заседание Совнаркома открытым.
     Опоздавших не было. Все  точно  пришли  к  началу.  Никому  не  хочется
попадать в протокол. Или, хуже того, схватить выговор.  Ленин  за  опоздания
не миловал.
     - Начинаем, - сказал Владимир Ильич.
     Один товарищ стал сообщать, как обстоят дела с продовольствием. Он  был
членом  продовольственной  комиссии.  У   продовольственной   комиссии   все
продуктовые запасы  были  безошибочно  подсчитаны,  до  фунтика  учтены,  до
полуфунта!  Товарищ  сообщил,  по  скольку  можно  в  этом  месяце  выдавать
трудящимся хлеба, соли и масла.
     Скупо получалось. Детям побольше. Но все равно скупо.
     - Стариков одиноких не забудьте, - вставил Владимир Ильич.
     Докладчик продолжал сообщение. Владимир  Ильич,  чуть  склонив  голову,
слушал, чертил на листе квадратики и косые линейки.
     Видно, туго, очень туго у нас с продуктовыми запасами,  если  докладчик
на предложение Председателя Совнаркома ничего не ответил.
     - Одиноких стариков нельзя забывать, - снова вставил Владимир Ильич.  -
Кто о них позаботится, если не  Советская  власть?  Да,  да!  Мы  бедны,  но
извольте  найти  выход,  -  и  вопросительно  взглянул  в  сторону   наркома
продовольствия: что скажет Александр Дмитриевич?
     Александра Дмитриевича Цюрупу Ленин  знал  давно,  с  той  поры,  когда
вернулся из ссылки. Владимиру Ильичу тогда Цюрупа  сразу  очень  понравился.
Веселый. Голубоглазый, с копной вьющихся светлых волос.
     Но, конечно, не во внешности  дело:  Александр  Дмитриевич  Цюрупа  был
замечательным революционером - вот в чем суть. И самоотверженным  работником
был, превосходным наркомом! С такими наркомами хорошо Ленину было работать.
     Но что с ним? Ленин сдвинул брови, внимательно вгляделся в Цюрупу.  Как
исхудал! Ни кровинки в лице. Под глазами черные ямы.
     "От голода. Изголодался Цюрупа!" - понял Владимир Ильич.
     Вырвал из блокнота листок  и,  продолжая  слушать  докладчика,  написал
строгую записку Цюрупе, что  надо  заботиться  о  казенном  имуществе,  надо
беречь, нельзя так запускать, неразумно.
     Цюрупа прочитал, улыбнулся. Казенным имуществом Владимир Ильич  называл
здоровье особенно много  работающих  для  государства  людей.  Цюрупа  хотел
ответить Владимиру Ильичу, что не один  он  голоден,  все  не  досыта  едят,
как-нибудь дотянем до хороших времен, тогда уж наедимся.
     Но товарищ из продовольственной комиссии кончил докладывать,  и  Цюрупа
не стал писать ответную записку Владимиру Ильичу,  а  протянул  руку,  прося
слово. Слишком  важный  обсуждался  вопрос.  Цюрупа  должен  высказать  свои
советы и мысли. Встал. И вдруг пошатнулся и  рухнул  без  сознания  на  пол.
Ленин вскочил, подбежал:
     - Александр Дмитриевич, голубчик, что с вами?
     Цюрупа лежал на спине, раскинув  руки,  с  мертвенно-серым  лицом.  Его
окружили. Кто-то вызвал по телефону врача.
     - Воды, скорее воды!
     Кто-то обрызгал из графина Цюрупе лицо. Он пошевелился. Глубокий  вздох
поднял грудь. Он приходил в себя. Его посадили на  стул.  Он  вытер  платком
лицо, вид у него был виноватый, смущенный.
     - Наделал хлопот, сорвал заседание!
     - Нарком продовольствия падает от голода в обморок, -  покачал  головой
Владимир Ильич. - Тяжело мы живем. А все-таки казенное имущество  необходимо
беречь, - сказал он Цюрупе. - Товарищи, сие казенное имущество  уж  очень  в
плохое  пришло  состояние.  Предлагаю  немедленно  отправить  в  капитальный
ремонт.


        "ДЕНЬ НАСТАЛ ВЕСПЛЫЙ МАЯ..."

     Владимир Ильич поднялся рано и тихонько,  чтобы  не  разбудить  Надежду
Константиновну с Марией Ильиничной, прошел в кухню. Костюм  сегодня  на  нем
был надет затрапезный, штиблеты поношенные. И галстук не повязан.
     На  кухне  вовсю  кипел  чайник,  в  кастрюльке  дышала  горячим  паром
картошка. Хозяйство Ульяновых в кремлевской квартире вела  Саня,  двоюродная
сестра рабочего  Ивана  Васильевича  Бабушкина,  которого  царские  жандармы
расстреляли в 1906 году.
     - Владимир Ильич, неужто и вправду собрались? - удивилась Саня.
     - А это что? - спросил Владимир Ильич с лукавыми  огоньками  в  глазах.
Показал чайник на плите и кастрюлю. - Это  что?  Кто  завтрак  мне  пораньше
приготовил сегодня? Спасибо, Саня. Садитесь, вместе позавтракаем.
     И с аппетитом  принялся  завтракать,  а  Саня,  наливая  в  стакан  ему
крепкого чаю, все дивилась:
     - Вроде  дело-то  не  по  вас,  Владимир  Ильич.   Ваша   забота   умом
раскидывать.
     - А  если  Советскому  государству   надо,   чтобы   и   руками   денек
поработать? - весело улыбнулся Владимир Ильич.
     Живо покончил с завтраком и вышел из дому. Утро  было  свежее,  чистое.
Легкий ветерок шевелил ярко-зеленые листья деревьев. Белые  облачка  бродили
в голубом небе.
     В  Кремле  было  не  по-обычному  оживленно  и   людно.   На   обширной
кремлевской площади строились отряды  курсантов  -  они  жили  и  учились  в
Кремле. Были тут и сотрудники Совнаркома и ВЦИКа.
     Было Первое мая.
     Партия обратилась к  народу  с  призывом  организовать  сегодня  вместо
праздничных демонстраций субботник.
     Год назад рабочие Московско-Казанской железной дороги в субботу,  после
рабочего дня, не ушли домой. Остались в мастерских.  Отремонтировали  четыре
паровоза и шестнадцать вагонов бесплатно. Ленин  написал  о  первом  рабочем
субботнике   статью   под   названием   "Великий   почин".   Ленин    назвал
коммунистической эту бесплатную, по доброй воле, работу.
     И  вот  в  праздничный  день  Первого  мая  1920  года   был   объявлен
Всероссийский  субботник.  Во  всех  уголках  нашей  огромной  России   люди
выходили на улицы или в цеха на заводах и сообща  делали  для  общей  пользы
что-нибудь важное.
     Кремлевские  курсанты  выстроились  недалеко  от  казармы,  у   древней
Царь-пушки. Бронзовая Царь-пушка стоит на  чугунном  лафете.  Возле  сложены
чугунные   ядра.   Из   Царь-пушки   никогда    не    стреляли,    старинные
мастера-оружейники отлили ее  всем  на  удивление,  а  врагам  на  страх.  И
поставили навечно в Кремле.
     Курсанты выстроились, и начальник курсов  объяснил,  что  надо  делать.
Очистить кремлевскую площадь от бревен,  досок  и  всякого  хлама.  Привести
Кремль в образцовый порядок.
     - Есть привести Кремль в  образцовый  порядок!  -  согласно  отозвались
курсанты.
     В это время подошел Владимир Ильич. Подошел своей быстрой  походкой,  в
стареньком  пиджаке  и  кепке,  серьезный  и  весь  в  каком-то  подъеме,  с
радостным блеском в глазах.
     - Поступаю   в   ваше   распоряжение,   -   вытянувшись    по-военному,
отрапортовал Владимир Ильич командиру. - Прошу принять  меня  в  расчет  для
участия в субботнике.
     - Займите место на правом фланге, - сказал командир.
     Часы на кремлевской башне отзвонили время  серебряным  звоном.  Грянули
медные трубы оркестра.
     - Приступить к работе! - раздалась команда. Повторилась по отрядам.
     Весело приступили люди к работе. Музыка  веселила,  солнечный  день.  И
что Ленин вместе с ними работает, очень было курсантам приятно.
     Бревна были тяжелые. Таскали  одно  бревно  вшестером.  Скоро  курсанты
заметили: Владимир Ильич все старается с толстого конца бревно захватить.
     - Не годится так, - решили курсанты. - Надорвется Владимир Ильич.
     - Товарищ Ленин, - сказал один, - не можем мы, товарищ Ленин, чтобы  вы
тяжести такие таскали!
     - Вы же таскаете. А мне отчего нельзя? - возразил Владимир Ильич.
     И спокойно к следующему бревну пошагал.
     - Ступайте лучше,  Владимир  Ильич.  Мы  без  вас  здесь  управимся,  -
поспевая за ним, уговаривал курсант.
     - Нет уж, нет уж, не выпроваживайте. Все равно не уйду.
     - Да ведь вам пятьдесят годиков стукнуло, Владимир Ильич!
     Выпалил такое курсант и смутился. Уж  очень  попросту  они  держатся  с
Лениным, будто с ровесником, своим братом, рабочим парнем.
     Владимир Ильич обернулся, погрозил пальцем, смеясь:
     - Если я вас старше, молодой человек, так извольте со мной не спорить.
     Вспомнился  Владимиру  Ильичу  другой  май,  когда   они   с   Надеждой
Константиновной были в Шушенской ссылке. Еще были там ссыльные - финн  Оскар
Энгберг и поляк Ян Проминский. Втайне от  урядников  соорудили  они  красный
флажок и Первого мая собрались на лугу. Пели:

                         День настал веселый мая,
                         Прочь с дороги, горя тень!
                         Песнь раздайся удалая!
                         Забастуем в этот день!

     И мечтали там, в ссылке, о будущем...
     Вот оно, будущее. Народ свободный, трудится для себя. Красная Армия  на
фронтах перешла в наступление. Скоро разобьем интервентов и  контрреволюцию,
вышвырнем вон навсегда.
     ...Владимир Ильич вернулся с субботника в мокрой  от  пота  рубашке.  У
одного штиблета оторвалась подошва.
     - На тебя обуви не напасешься, - сказала Надежда Константиновна.
     И пошла доставать Владимиру  Ильичу  свежее  белье.  А  он,  усталый  и
довольный, мылся в кухне под краном,  отфыркивался,  мотал  головой,  брызги
летели в стороны.
     Потом Надежда  Константиновна  приколола  Владимиру  Ильичу  к  пиджаку
красную ленточку, и он поехал на Театральную площадь на  закладку  памятника
Карлу Марксу и сказал там революционную речь. И еще в этот день  закладывали
памятник "Освобожденному труду", Владимир Ильич и там речь говорил.
     А вечером выступил на митингах  в  одном,  втором,  третьем  районе.  И
поехал в рабочий дворец.  В  этот  день  Первого  мая  1920  года  в  Москве
открывался рабочий дворец.
     Владимир Ильич радовался сегодняшней согласной работе на  Всероссийском
субботнике. Новым памятникам радовался. Новой культуре.
     Руки  и  ноги  гудели  у  Владимира  Ильича  от   усталости.   И   было
хорошо-хорошо.


        КОМСОМОЛИЯ

     Всем известно, что комсомольцы - смелые ребята, передовые ребята.  Надо
партии для пользы народа послать на опасное дело  бесстрашных  людей  -  кто
впереди? Всегда комсомольцы.
     Небывалые дороги надо прокладывать - кто откликнется по  первому  зову?
Комсомольцы. Война - комсомольцы не дрогнут.
     Тысячи подвигов совершили  комсомольцы  на  гражданской  войне.  Тысячи
поросших травой  и  цветами  комсомольских  могил  в  сибирских  землях,  на
Украине, в Крыму и Поволжье, под Курском  и  Питером.  Тысячи  комсомольских
героев...
     Владимир Ильич отложил карандаш. Листок бумаги на столе исписан  тонким
высоким почерком. Ленин набрасывал план выступления.
     Сегодня он выступает на  III  съезде  комсомола.  А  всего  Российскому
комсомолу от роду  два  года.  Интересно  было  Владимиру  Ильичу  думать  о
комсомольцах. Задиристые, упорные! Дети рабочего класса и  бедных  крестьян.
Мы сделали революцию, думал Владимир  Ильич,  а  достроить  коммунистическое
общество как надо едва ли успеем. Молодое поколение будет  достраивать.  Вы,
комсомольцы, в первую очередь!
     Тем временем  комсомольские  делегаты  собирались  на  съезд.  Прямо  с
субботника. Все утро разгружали на вокзалах товарные  платформы,  складывали
в поленницы на складах дрова,  наводили  порядок  на  улицах.  Прихорашивали
Москву.
     Был холодный день 2  октября  1920  года.  Небо  серое.  Вдруг  налетит
ветер, и туча желтых листьев взовьется с  ветвей  на  бульваре,  покружит  в
воздухе и опадет на землю шуршащим дождем.
     Комсомольцы радовались свежести утра, и сухому шороху листьев, и  общей
работе, от которой горели ладони.  А  главное,  сейчас  на  съезде  выступит
Ленин!
     Понятно, комсомольские делегаты со  всех  ног  спешили  к  назначенному
часу в дом Э 6 на Малой Дмитровке.  Теперь  в  этом  доме  Театр  Ленинского
комсомола. Тогда театра не было. Сцены  не  было.  Вместо  сцены  некрашеные
подмостки без занавеса. Длинный стол на подмостках и кафедра. Да  плакаты  и
лозунги на красных полотнищах.
     "Ты записался добровольцем? - спрашивал с одного  плаката  красноармеец
в буденовке и властно указывал пальцем: - Ты?"
     А многие комсомольцы как раз приехали с фронта. Ведь эти  комсомольские
делегаты из разных городов и деревень были не школьники. Кто  грамоту  знал,
а кто и нет, кто и книжки ни разу в руках не  держал.  Зато  они  беспощадно
громили на  фронтах  белогвардейские  банды.  Зато  без  страха  отбирали  у
кулаков припрятанный хлеб. Зато готовы были в огонь и в  воду  за  Советскую
власть.
     И сердца комсомольские с волнением  выстукивали:  сейчас  будет  Ленин.
Услышим Ленина!
     В ожидании они тесно сидели на скамьях, плечом к  плечу,  в  шинелях  и
кожанках. Комсомольцам двадцатых годов особенно  нравились  черные  кожанки,
как у Свердлова. Шинель - тоже неплохая одежда, пропахшая  потом  и  порохом
боевая шинель. И папаха или буденовка с красной звездой.
     "Что Ленин скажет?" - гадали делегаты. И ждали: скажет о войне.  В  бой
позовет, к геройству и подвигам. Красная Армия  гнала  беляков.  Но  еще  не
кончилась гражданская война.

                        Смело мы в бой пойдем, -

поднялось в одном конце зала. И загремело мощно и гулко:

                        За власть Советов.
                        И как один умрем
                        В борьбе за это!

     Но вот  все  примолкло.  Начались  выборы  президиума,  как  всегда  на
собраниях. Стол для президиума был покрыт красным  сукном.  Товарищи  заняли
места. Два портрета висели  на  стене.  Маркс  и  Энгельс  внимательно  и  с
приязнью глядели на комсомолию.
     Вдруг раздалось восторженно:
     - Ленин!
     Комсомольцы вскочили, захлопали в ладоши.  Ленина  комсомольцы  любили,
гордились им.
     Ленин снял пальто с черным бархатным воротничком  и  аккуратно  положил
на стул. Поздоровался за руку с товарищами, которые сидели в  президиуме.  И
все его жесты, улыбка и все, что он делал и как делал, - все  его  поведение
до того комсомольцам понравилось, так был он дорог и мил, что у многих  этих
боевых комсомольских ребят слезы  стояли  в  глазах  от  любви  и  какого-то
необыкновенного счастья.
     Ленин подошел к краю подмостков, вынул из жилетного  кармашка  часы  на
цепочке, без крышки. Показал: кончайте, мол, хлопать, будем работать.
     И еще больше комсомольцам понравился.
     И если бы он сказал: "Ребята! Все  до  единого,  не  медля  минуты,  на
фронт!" - все, как один человек, ушли бы на фронт.
     Но Ленин сказал другое. Сначала комсомольцев  взяло  смущение.  Сначала
не поняли.
     Ленин не стоя говорил, а прохаживался по краю подмостков.  Было  тесно.
Кто постарше из президиума, заняли места  за  столом.  Стульев  не  хватало,
члены президиума комсомольцы  недолго  думая  уселись  прямо  на  подмостки.
Ленин осторожно шагал мимо них. И говорил.
     О чем же? О том, что сейчас задача комсомольцев - учиться.
     Поразились комсомольцы. Владимир Ильич видел  удивление,  растерянность
на молодых, жадно внимающих лицах и старался как  можно  понятнее  объяснить
свою мысль. Скоро мы кончим гражданскую войну.  Прогоним  врага.  А  дальше?
Начинать  надо  строить.  Заводы,  фабрики,  тракторы,   самолеты,   машины.
Электрифицировать  надо  страну.  А  что   такое   электричество,   товарищи
комсомольцы, вы знаете?
     Надо знать, много знать!
     Владимир Ильич толково и просто доказал комсомольцам,  что  без  знаний
невозможно построить коммунистическое общество.
     Надо  знать  и  трудиться.  "Только  в  труде  вместе  с   рабочими   и
крестьянами можно стать настоящими коммунистами".  Владимир  Ильич  говорил,
что учиться коммунизму - это значит  каждый  шаг  своей  жизни  связывать  с
борьбой   пролетариев   против   старого   общества.   И   строить    новое,
коммунистическое.


        МЕЧТЫ И ДЕЛА

     В  кабинете  Владимира  Ильича  сидел  знаменитый  английский  писатель
Герберт Уэллс. Наверное, нет ни одного школьника,  кто  не  читал  бы  книги
Уэллса "Борьба миров", "Машина времени", "Человек-невидимка". Во  всем  мире
прославились полные удивительной фантазии книги Уэллса!
     Уэллс критиковал недостатки капиталистической жизни,  увлекался  наукой
и  техникой,  и  Владимиру  Ильичу  интересно  было  с  ним   познакомиться.
Смеющимся  взглядом  Владимир  Ильич  поглядывал  на  довольно  крупного   и
плечистого английского джентльмена с ровным пробором  и  короткими  усиками.
На нем был прекрасный костюм. Тугой воротничок  ослепительно  белой  сорочки
подпирал круглый бритый подбородок. Видно было,  прославленный  писатель  не
знавал, что такое нужда.
     А советские люди жили голодно, холодно. Рубашки негде купить.  Магазины
пустые.
     Герберт Уэллс рассказывал Владимиру Ильичу  о  своих  впечатлениях.  Он
приехал из Англии две недели назад  и  без  устали  ходил  петроградскими  и
московскими улицами. Приезжал на заводы.  Больше  половины  заводов  стояло.
Молчали станки. Уэллс ехал в школы. Школьникам выдавали по ломтику хлеба  на
завтрак. А учебников не хватало. Учились по одной книжке втроем, вчетвером.
     Уэллс наблюдал, расспрашивал, слушал. И был потрясен. Невыносимо  тяжко
Советской стране! Разруха, голод. Нет  топлива.  Нет  освещения.  Россия  во
мгле.
     Так говорил Ленину Герберт Уэллс.
     На лице Ленина постепенно  угасала  улыбка.  Нет,  он  не  сердился  на
знаменитого английского писателя.  Ленин  любил  откровенный  разговор.  Что
думаешь - выкладывай прямо. Уэллс говорил правду: в  России  разруха.  Уэллс
справедливо рассуждал: не большевики довели страну  до  разрухи,  а  царское
правительство, капиталисты, свои и чужие. Это они обрушили на Россию  войну.
Но Уэллс не верил, что большевики  возродят  Россию,  вытянут  из  нищеты  и
войны.
     Тут Ленин нагнулся через стол ближе к Уэллсу и с вспыхнувшим  в  глазах
смешком задал вопрос:
     - А вы представляете, что делают  большевики  для  возрождения  России?
Хотите узнать?
     Уэллс был фантаст и ученый. Оттого  Ленин  и  решил  поделиться  с  ним
планом. План был великий, громадный! Ленин давно его задумал.
     С  молодых  лет  был  у   Владимира   Ильича   близкий   товарищ   Глеб
Максимилианович Кржижановский, коммунист и талантливый  инженер.  Он  был  и
поэт. Еще в царское время перевел на  русский  язык  революционные  польские
песни. И раньше их пели, а теперь вся страна распевала:

                           Но мы подымем
                           Гордо и смело
                           Знамя борьбы
                           За рабочее дело...

     Много вечеров Ленин  обсуждал  с  инженером  Кржижановским  свой  план.
Двести ученых, самых крупных и  опытных,  позвал  Ленин  для  составления  и
рассмотрения плана.
     И вот теперь делился с Уэллсом. Уэллс по-русски не  знал.  Но  Владимир
Ильич как заправский англичанин говорил  по-английски.  Уэллс  восхитился  -
так свободно, богато лилась его английская речь! А мысли! Мысли  были  ярки,
как молнии. Смелее самой смелой фантазии. Уэллса  ошеломил  ленинский  план.
Электрифицировать  Россию!  Бескрайние  равнины,  леса.  Деревни  при  свете
жалкой  лучины.  Запущенные  города.  Заводы  умолкли.  Торговля   заглохла.
Железные дороги разбиты...
     - И в таких ужасных условиях вы мечтаете по всей вашей огромной  стране
зажечь электричество?
     - Да.  Мы  построим  электростанции.  Дадим  заводам  энергию.   Пустим
электрические поезда.
     "Изумительный  человек!  -  слушая  Ленина,  думал   Уэллс.   -   Но...
кремлевский мечтатель". Писателю-фантасту план  Ленина  казался  несбыточной
сказкой.


     Через два месяца в Большом театре  открылся  VIII  Всероссийский  съезд
Советов. Это было в декабре 1920 года.
     На  бархатных  креслах  сидели  люди  в  косоворотках  и  гимнастерках,
изношенных пиджаках и валенках, сидели люди  с  решительными,  непреклонными
лицами - сидела Советская  власть.  Они  собрались  здесь  утверждать  новые
законы и план жизни и хозяйства на будущее.
     На  сцене  установили  огромную  карту  электрификации  нашей   страны.
Владимир  Ильич  много  раз  звонил  Кржижановскому,  торопил  художника   и
монтеров  изготовить  карту  к  сроку.  Хотелось  Владимиру  Ильичу,   чтобы
депутаты Советов наглядно увидели: вот наш план электрификации, вот  так  мы
преобразим Россию. Через десять лет приезжайте, Уэллс, поглядеть...
     Невысокий черноглазый инженер Кржижановский стоял на сцене.  Энергичный
и быстрый, сейчас он был тих. Волновался.
     Вчера здесь, на  этой  сцене,  Ленин  сказал:  "Коммунизм  -  это  есть
Советская власть  плюс  электрификация  всей  страны".  А  сегодня  инженеру
Кржижановскому  надо  рассказать,  как  все  это   будет.   Он   волновался.
Деревянная указка в  его  руке  чуть  подрагивала.  Вот  он  поднял  указку,
притронулся к карте. Свет в зале погас. А на карте от  прикосновения  указки
зажегся огонек. Один огонек. Второй, третий. Кржижановский говорил,  где  мы
будем  строить  электростанции,  как  будем  строить,  как  поднимется  наша
промышленность, оживут наши поля. И огоньки все зажигались, обозначая  места
электростанций, и карта расцветала чудесно, волшебно.  И  окрепшим,  сильным
голосом говорил Кржижановский.
     Владимир Ильич видел вдохновенное лицо  друга,  глубокое,  безграничное
внимание зала, огни карты  -  зарю  будущего.  И  знал:  теперь  этот  план,
которому он отдал душу, станет мечтой  и  делом  всех  депутатов.  Мечтой  и
делом народа. Он не один. С ним советский народ и товарищи.


        ЖЕСТОКИЙ ТЫСЯЧА
                         ДЕВЯТЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

     В  декабре  двадцатого  года  в  газете  "Правда"   появилась   наконец
последняя сводка Революционного  военного  совета:  "На  фронтах  спокойно".
Красная Армия выгнала интервентов. Разбила белые банды. Только  до  Дальнего
Востока не дошла пока Советская власть. Погодите, дойдет.
     Почти во всей стране война  кончилась.  Военный  коммунизм  не  годился
больше для жизни. Ленин обдумывал новую  политику,  подходящую  для  мирного
времени.
     Но подкрадывалось ужасное бедствие к Советской стране.
     Зима стояла без снега. Не  выли  вьюги,  не  наметали  сугробы.  Морозы
вымораживали голую землю. Были чахлы весенние всходы. Тощие  росточки  жадно
ждали дождей. Напрасно. Всю весну и все лето раскаленный шар солнца  вставал
с востока в душном небе без  облачка.  Вечерами  зловеще  пламенел  багровый
закат. Жаркий  ветер  высушивал  в  бедных  всходах  последние  соки.  Земля
каменела от зноя. В Поволжье погибли поля.  Засуха  настигла  Крым  и  Южный
Урал.
     Голодная смерть поглядела в глаза миллионам людей.
     Владимир  Ильич  приходил   в   Совнарком.   Заседание   начиналось   в
назначенный час. На повестке дня вопрос о помощи голодающим. Владимир  Ильич
направлял, руководил, требовал действий,  неотложных,  решительных.  Как  во
время войны.
     Советское правительство обратилось к народу. Во все  области  и  города
полетели телефонограммы: "Товарищи, делитесь чем можете!"
     Председатель  ЧК  Дзержинский  поехал  в  Сибирь  собирать   хлеб   для
Поволжья.
     На Украине был хороший урожай. Ленин написал письмо украинцам.
     "Помощь нужна быстрая. Помощь нужна обильная", - писал Владимир Ильич.
     Послал обращение заграничным рабочим. Помогите!
     Советское правительство образовало  Помгол,  то  есть  Комиссию  помощи
голодающим. Помголом ведал Калинин. На Михаила Ивановича Ленин надеялся.  На
его крестьянскую смекалку и пролетарское чутье.
     В специальном поезде, под  названием  "Октябрьская  революция",  Михаил
Иванович поехал в Поволжье.
     - О детях позаботиться  надо.  О  детях  особенно,  -  сказал  Владимир
Ильич. И добавил: - Пожалуйста!
     И такую заботу, такое горе  услышал  Калинин  в  голосе  Ленина!  Будто
миллионы  ребятишек  на  Волге  с  усохшими   личиками   были   Председателю
Совнаркома родными детьми. Михаил Иванович кашлянул, пряча смятение.  Тронул
бородку:
     - Все силы приложим. Все возможное сделаем.
     - Выше возможного! - сказал Владимир Ильич.


     Был  поздний  вечер.  В  кабинете  Предсовнаркома   светилась   неяркая
лампочка. Владимир Ильич отложил кипу подписанных и решенных бумаг.
     Болела голова. Невыносимо болела. Владимир  Ильич  перемогался.  Нельзя
хворать, некогда. Но сейчас никто его не видел, и он устало оперся  лбом  на
ладонь. Мысль о голоде сверлила мозг.
     "Выше возможного!" - думал Владимир Ильич.
     Советское  правительство  делало  выше  возможного.   Мало   золота   в
советских банках. Но Ленин подписал приказ  о  выдаче  двенадцати  миллионов
золотых рублей на закупку за границей семян  для  сожженных  полей.  Рабочие
писали в Совнарком:
     "Товарищ Ленин! На нашей матушке-Руси  тысячи  тысяч  церквей.  Золотые
кресты в церквах, ценная утварь. Отобрать бы да пустить голодным на хлеб".
     Молодцы  рабочие!  Ленин   ухватился   за   подсказку   рабочих.   Надо
подготовить декрет об изъятии церковных ценностей. Что еще?
     Зазвонил телефон. Говорил из Поволжья Калинин,  Ленин  тревожно  приник
ухом к трубке:
     - Как, Михаил Иванович?
     - Плохо, Владимир Ильич.
     Мертвые поля. Мглистым  маревом  окутаны  деревни  и  села.  Не  слышно
мычания коров. Скотину прирезали или от бескормицы пала. Даже грибов и  ягод
не родила земля в это окаянное лето.  Люди  варили  похлебку  из  листьев  и
трав. Валились с ног от слабости. Целые семьи вымирали, будто в чуму.  Волки
хищно рыскали из деревни в деревню...
     Долго после  звонка  сидел  Ленин,  откинувшись  на  спинку  стула,  не
двигаясь. Непривычно это для Ленина.
     Очень  правильно,  что  Помгол  организовал  вывоз  детей  из  голодных
губерний. И жутко было: так тихи полные ребятишек вагоны, так тихи...
     В разные города  из  голодных  губерний  шли  поезда.  А  Москва  взяла
чувашских детей. В бывших барских и буржуйских хоромах  пооткрывали  детские
дома для маленьких осиротевших чувашей.
     Была совсем уже ночь. Владимир Ильич бесшумно вошел в дом.  Все  спали.
Но нет, Маняша не спала, дожидалась. Позвала на кухню.
     - Не  жалеешь  ты  себя,  Володя.  Хоть  чаю  горячего  выпей.  А  Надя
вернулась с работы без ног, прилегла.
     Владимир Ильич увидел на столе зашитую в мешковину  посылку.  Крестьяне
из Тамбовщины писали, что  посылают  окорок  да  сальца:  "Отведайте  нашего
деревенского продукта, Владимир Ильич, подкрепите силы".
     - Володя,  ты  никогда  не  принимаешь  посылок,  -  заговорила   Мария
Ильинична, - и мы с Надей совершенно согласны. Но, Володя...  У  тебя  такой
утомленный вид...
     Владимир Ильич улыбнулся. Милая Маняша! Он любил ее. Она была  малышом,
когда в 1887 году казнили брата Александра. Весь город  отвернулся  от  дома
Ульяновых. А чуваш  Иван  Яковлевич  Яковлев,  товарищ  отца,  не  ушел,  не
оставил. И чуваш Охотников не бросил в беде. Спасибо им.
     - Знаешь, что мы с этой штуковиной сделаем? -  сказал  Владимир  Ильич,
похлопывая по зашитой в  мешковину  посылке.  -  К  нам  в  Москву  привезли
чувашскую ребятню. Отошлем в детский дом, в чувашский. Согласна, Маняша?
     Мария  Ильинична  пристально  поглядела  на  брата.  Истомленный,   под
глазами тени. Устал. У нее сердце тоскливо сжималось.
     - Попросим, чтобы самым слабым  раздали,  самым  слабеньким,  -  сказал
Владимир Ильич.
     Она кивнула.
     У Владимира Ильича по-прежнему болела голова. Но он повеселел. Капля  в
море тамбовская посылка. А приятно все же, что  завтра  каким-то  маленьким,
изголодавшимся  детишкам  отрежут  к  обеду  по  куску   вкусного   розового
тамбовского окорока.


        ЧТО ТАКОЕ НЭП

     И  рабочие  приходили  в  кабинет  Ленина  рассказывать,  как  живут  и
работают. И командиры Красной Армии приходили обсуждать военные действия.  И
ученые. Со всеми Ленин советовался, каждого внимательно слушал.
     А потом на  Совнаркоме  обсуждались  подсказанные  народом  вопросы,  и
правительство принимало законы, нужные для Советской страны.
     Приходили крестьяне. В первые месяцы у  крестьян  основной  вопрос  был
насчет помещичьих и кулацких земель. Как их между  бедняками  и  середняками
распределить, как полезней использовать?
     Потом началась гражданская война.
     Тогда Советское правительство установило для  крестьян  продразверстку.
Это значит: убрали  рожь  -  на  семена  отложи,  на  еду  себе  отложи,  да
небогато, а  в  самый  обрез.  Остальное  подчистую  отдай  государству.  Не
отдашь - кто накормит Красную Армию? Кто рабочих накормит?
     Тяжелы для крестьян были те времена. А что делать? Всем тяжело.
     Но вот кончилась война. И к Ленину стали приходить из деревень  ходоки.
С Тамбовщины, из Владимирской и Орловской губерний, из Сибири. Идут и  идут.
Бородатые, не верхогляды, с  опытом  жизни.  Ленин  был  рад.  Расспрашивал:
какое у вас о будущем мнение?
     Крестьяне  говорили:  надо  отменить   продразверстку.   Устанавливайте
вместо разверстки налог.
     А это что значит? Значит, не всю рожь, что  посеял  да  сжал,  отдавай.
Кто больше нажал, тому больше осталось. Интерес  у  крестьянина.  И  засеять
побольше хочется.  И  поглубже  вспахать.  Потому  что  отвезет  государству
налог, сколько положено, а все в амбаре для себя кое-что  осталось.  Остаток
продаст. Что для  дома  и  хозяйства  понадобится,  в  городе  купит.  Мыла,
керосину, материи. Косы и плуги, жнейки - рожь жать. Плуги и жнейки  в  поле
не вырастишь. Значит, надо  в  городах  на  полный  ход  пускать  фабрики  и
заводы. Чтобы всего было вдоволь.
     Неужели не сумеет трудящийся народ  своими  руками  добиться  безбедной
жизни? Капиталистов прогнали, белые армии выгнали -  сами  свою  долю  будем
устраивать.
     Из  таких  разговоров  с  крестьянами,  из  советов  с   товарищами   и
собственных мыслей родился у  Ленина  план.  Новой  экономической  политикой
назвал Ленин этот план.
     После революции вошло у нас в моду длинные названия  сокращать.  Так  и
здесь сократили, и получилось название - нэп.
     Советская власть позволила открыть частную торговлю. Но очень  немного.
Не опасно  для  Советской  страны.  Ведь  власть  была  рабоче-крестьянская.
Рабоче-крестьянская власть зорко следила за  главным:  крепила  и  развивала
промышленность, железные дороги, морской и речной транспорт - все  это  было
народное, собственность государства.
     Во время гражданской войны  Советское  правительство  ввело  суровые  и
крутые порядки. Так было нужно. В мирное время порядки надо было менять.
     Все, что Ленин  делал,  чего  добивался,  -  все  для  пользы,  выгоды,
счастья народа. Теперь, после войны,  Ленин  добивался  развития  хозяйства,
торговли, промышленности, электрификации, машиностроения  и  крепкой  дружбы
между деревней и городом.
     Вот для этого строительства и нужен был нэп. X  съезд  партии  утвердил
ленинский план нэпа.
     Нелегко добивался Ленин перестройки  жизни  по-новому.  Были  преграды.
Были споры, нападки. Казалось, о чем спорить?  А  вот  Троцкий  спорил.  Как
всегда, выдвигал неверное, вредное мнение. Он был  против  Брестского  мира.
Много он принес зла советскому народу.
     И сейчас выступил против Ленина. По разным  вопросам  он  с  Лениным  и
партией спорил. Не согласен был с планами Ленина. Привлекал на свою  сторону
нестойких партийцев. Сколачивал против Ленина группы.  И  другие  противники
были у Ленина.
     Надо бы вместе, дружно, согласно налаживать мирную  жизнь.  Так  мечтал
Ленин, - чтобы партия всегда шла согласно!
     Но находились люди, мешали строить новую жизнь.
     Ленин беспощадно против них боролся.
     Большинство коммунистов стояло  за  Ленина.  И  они  побеждали  и  вели
партию и советский народ к коммунизму.


        КОГДА ПОПТ ЛПД

     - Едем! - сказала Надежда Константиновна.
     - Непременно, Володя! - подхватила Мария Ильинична,  в  душе  опасаясь,
что он будет противиться.
     Но Владимир Ильич не противился, хотя и  соблазнительно  было  посидеть
над статьей в уединенном  по  случаю  воскресного  дня  кабинете.  И  письма
важные написать было надо...
     Но октябрьское ясное утро манило на волю. Хорошо в такой погожий  денек
прокатиться за город, позабыть до завтра дела!  В  календаре  красное  число
как-никак.  И  они  уселись  в  большую  черную  машину   английской   марки
"роллс-ройс",  и  товарищ   Гиль   повез   Владимира   Ильича   с   Надеждой
Константиновной и Марией Ильиничной в Горки.
     Выехали из Москвы. Владимир Ильич полной грудью вдыхал  свежий  воздух.
Утренняя розовая зорька была так мила!  Солнце  медленно  всплывало,  озаряя
тихим светом  блекло-голубой  небосвод.  Дорогу  подморозило,  на  кочках  и
колдобинах машину трясло. Гиль вел не спеша,  осторожно.  А  Владимир  Ильич
любил быструю езду. Чтобы ветром резало щеки, кружилось весело сердце!
     - Вы,  товарищ  Гиль,  машину  ведете,  будто  каждой  курице  реверанс
делаете, - сказал Владимир Ильич.
     Шутки Владимира Ильича  веселили  товарища  Гиля.  Но  скорости  он  не
прибавил. Нет уж, будем лучше реверансы курицам делать, проезжая деревни,  а
растрясти Владимира Ильича по избитой дороге шофер Гиль себе не позволит.
     Горки - старинная усадьба. Прекрасный парк  окружил  особняк  с  белыми
колоннами и два флигеля. Тенисты аллеи из раскидистых лип и  могучих  дубов.
Привольны  лужайки.  Есть   там   удивительные   уголки   -   видно   оттуда
далеко-далеко, видно даже Подольск.
     Владимир Ильич любил вглядываться в зеленоватую даль и угадывать  город
за лесами и  резвой  речкой  Пахрой.  Владимир  Ильич  приезжал  в  Подольск
молодым, когда вернулся из ссылки. В 1900 году  это  было,  вот  когда.  Там
жила в это время Мария Александровна с высланным из Москвы  сыном  Митей.  И
сестры Владимира Ильича там жили, когда Владимир Ильич приехал повидаться  с
родными перед отъездом  в  Швейцарию.  Владимир  Ильич  подготавливал  тогда
выпуск за границей "Искры" - рабочей революционной газеты...
     Машина въехала в парк и  мягко,  без  толчков,  подкатила  к  северному
флигелю. У Владимира Ильича не лежала  душа  к  большому  дому.  Предпочитал
северный флигель,  где  маленькие  комнатки,  невысокие  потолки,  небольшие
окошки. При господах здесь, должно быть, были помещения для служащих.  После
Октябрьской революции господа удрали за границу, а  Советское  правительство
позднее открыло в Горках дом отдыха. И  Председателю  Совнаркома  определили
здесь  место  для  отдыха,  когда  после   ранения   врачи   строго-настрого
предписали ему чистый воздух.
     Верно. Едва Владимир Ильич вырывался из духоты заседаний и  московского
шума в горкинский парк - голова почти переставала болеть.
     - Деревенского воздуха глоток  глотнул,  сразу  щеки  и  порозовели,  -
довольно заметила Надежда Константиновна.
     - Милостивые  государыни,  следуем  в  дальнее  странствие,  -   заявил
Владимир Ильич.
     Было сухо и  холодно.  Каменно  стучала  под  ногами  земля.  Листья  с
деревьев опали. Весь парк гляделся насквозь, и только сирень  скучно  стояла
в сумрачной зелени пожухлой листвы. Да встретится рябина с  отяжелевшими  от
красных гроздьев ветвями.
     Стая желтогрудых синиц шумно перепархивала с куста на куст.
     - Эй вы, жилетники! - крикнул Владимир Ильич.
     - Что это? - не поняла Надежда Константиновна.
     - Погляди, будто жилетики желтые  надеты  на  них,  -  сказал  Владимир
Ильич.
     Как любила Надежда Константиновна его любовь, его восхищение  природой!
В эмиграции в свободные часы они лазали по горам. Или укатят на  велосипедах
бог знает  куда.  Чем  глуше  лес,  круче,  нелюдимей  тропки,  тем  сильней
Владимира Ильича брал задор.
     - Махнем, Надюша, туда, там скала нависла над озером...
     Величавы, роскошны  швейцарские  озера  и  горы.  А  русская,  скромная
природа ближе. Роднее.
     - Смотрите, Малый пруд! - сказал Владимир Ильич.
     - Вон в какое мы  славное  местечко  притопали!  -  обрадовалась  Мария
Ильинична.
     Пруд застыл. Синевато-сизый, прозрачный ледок сковал  Малый  пруд.  Как
бы стеклом его затянуло, и сквозь  стекло  отражались  в  пруду  опрокинутые
стволы и голые сучья  деревьев,  путаница  кустарника  на  плоских  берегах.
Темные водоросли видны были под крышей ледка.
     Вдруг звенящий мелодический звук разнесся по пруду. Словно на  каком-то
странном инструменте тронули струну, и она прозвучала нежно и длинно.
     Брошенный кем-то комок смерзшейся земли проскользнул по льду от  берега
до середины. Лед отозвался.
     - Чудеса! - тихонько ахнул Владимир Ильич.
     Тут они увидали отделенных от них  кустарником  мальчишку  и  девчонку,
лет по восьми. Это мальчишка запустил на лед комок.
     - Как поет! По всему пруду звон, - сказала девочка.
     - Поймать надо день,  когда  его  впервой  ледком  схватит,  -  ответил
мальчишка. - А то покрепчает или снегом закроет, тут он петь перестанет.
     - Давай еще, - попросила девочка.
     Снова заскользил по пруду комок, лед зазвенел.
     - Ой! - вскрикнула девочка.
     Ребята увидели взрослых. Мальчишка снял шапку:
     - Здравствуйте.
     - Здравствуйте, - ответил Владимир Ильич, приближаясь. - Откуда вы?
     - Мы местные. Недалече, из Горок. - Мальчишка махнул  рукой  в  сторону
деревни Горки, видной от пруда. - А вы, чай, московские?
     - Угадал, - засмеялся Владимир Ильич. - Хорошо у вас лед поет.
     - А как же!  В  самый  раз  надо  его  уловить,  не  всякий  сумеет,  -
хвастливо ответил мальчишка. - А вы начальство небось?
     - У нас "лампочка Ильича" загорелась, - сказала девочка.
     - Электричество.  Не  хуже  Москвы.  Как  вечер,  деревня  вся  так   и
засветится, - хвастал мальчишка.
     - Значит, довольны? - спросил Владимир Ильич полушутя, полувсерьез.
     - А что? Дальше-то лучше, чай, будет!
     И они переглянулись, и мальчишка стащил с головы шапчонку, сказал:  "До
свидания",  -  и  они  побежали  куда-то,  может,  домой,   а   может,   еще
подсматривать чудеса и загадки осеннего леса.
     А Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Марией  Ильиничной  пошли
глубже, глубже в парк, потому что Малый пруд от дома не так далеко,  а  ведь
Владимир Ильич позвал их сегодня в дальнее странствие.


        МАЯК

                      Вставай, проклятьем заклейменный,
                      Весь мир голодных и рабов:
                      Кипит ваш разум возмущенный
                      И в смертный бой вести готов.

     Гимн гремел. Бился  в  окна  двусветного  зала  в  Большом  Кремлевском
дворце. Летел к лепным потолкам.

                      Мы наш, мы новый мир построим:
                      Кто был ничем, тот станет всем.

     Несколько сот человек стояли в кремлевском зале и на пятидесяти  языках
пели  гимн.  На  французском,  немецком,  итальянском,  турецком,  японском,
английском, норвежском, финском, эстонском, латышском... русском, конечно.
     Ленин тоже пел. Владимира Ильича всегда волновал международный  рабочий
гимн. А сейчас,  когда  сотни  коммунистов  разных  стран  собрались  на  IV
конгресс Коминтерна у нас, в Советской стране, и  в  бывшем  царском  дворце
пели вольно, свободно, - сейчас душа его полна была счастьем.

                      Это есть наш последний
                      И решительный бой;
                      С Интернационалом
                      Воспрянет род людской.

     Много иностранных революционеров  знал  Владимир  Ильич,  когда  был  в
эмиграции. Знал талантливого французского социалиста  Жана  Жореса,  который
создал "Юманите", знаменитую революционную газету во Франции.
     А немецкие марксисты! Клара Цеткин, Роза Люксембург, Карл  Либкнехт!  А
сколько   финских   революционных   рабочих   знал   Владимир    Ильич!    А
гельсингфорсский  социал-демократ  Ровио,  скрывавший  Владимира  Ильича  от
преследований Временного правительства! А швейцарец  Фриц  Платтен,  который
помог Владимиру Ильичу с товарищами вернуться  на  родину,  когда  в  России
началась революция! И еще много было иностранных революционеров,  рабочих  и
нерабочих, с которыми встречался и дружил Владимир Ильич.
     Теперь,  когда  рабочая  Октябрьская  революция  победила   в   России,
марксисты-революционеры тоже образовали  в  своих  странах  коммунистические
партии.
     - Объединимся в единый союз, - сказал Владимир Ильич.
     Коммунистические   партии   объединились.   Дали   союзу   название   -
Коммунистический Интернационал, Коминтерн.
     Владимир Ильич поднялся на  кафедру.  Сотни  глаз  были  устремлены  на
него. Владимир Ильич видел интерес и ожидание в  глазах.  О  чем  рассказать
коммунистам разных стран?
     Наверно, важнее всего  им  услышать  о  жизни  советского  общества.  О
новом.
     И Владимир  Ильич  стал  рассказывать,  как  идет  у  нас  хозяйство  в
Советской стране: чего добились за пять  лет,  а  чего  не  добились.  Войну
победили,  голод  победили.  С  разрухой  справляемся.  Лучше   стало   жить
крестьянам. И рабочим получше. Торговать учимся. А машины  делаем  пока  еще
плохо, мало. Больше надо машин. Без машин не построишь коммунизма.  А  перед
нами  цель  -  коммунизм.  И  перед  вами,  иностранные  товарищи,  цель   -
революция.
     Вот о чем говорил Владимир Ильич. Он говорил по-немецки.  Русский  язык
в то время мало кто знал за границей, а немецкий многие понимали.
     "Хорошо говорит по-немецки", - хвалили про себя немецкие коммунисты.
     Доклад кончен.
     Все встали, огромная армия коммунистов.
     - Ура, Ленин! Да здравствует Ленин!
     Буря бушевала в двусветном зале, настоящая буря!
     Понятно, Владимира Ильича трогало это  море  любви.  Но  овации,  такие
громкие, его смущали. Он думал, как бы выбраться скорее из зала.  Куда  там!
Толпа плотно обступила. Каждый хотел что-то сказать. О чем-то спросить.  Или
хотя бы поздороваться.
     - Здравствуйте, товарищ Ленин! - протискавшись  ближе,  громко  говорил
по-французски кудрявый человек. У него блестели черносливины глаз,  он  весь
сиял и без конца дружелюбно твердил: - Здравствуйте, товарищ Ленин!  Камрад,
камрад... - И по-русски с трудом, по слогам: - Ле-нин вождь!
     Ленин улыбнулся:
     - Вы, товарищ, из каких местностей Франции?
     - Я итальянец. Но вы не знаете наш итальянский...
     - Немного! - возразил по-итальянски Владимир Ильич.
     - О! Товарищ Ленин все знает! - воскликнул кудрявый итальянец.
     И на итальянском, немецком,  французском,  английском  со  всех  концов
неслось:
     - Ленин - друг!  Ленин  -  вождь  коммунистических  партий!  Учитель  -
Ленин!
     А один иностранный шахтер, в белоснежном воротничке, с лицом,  усеянным
темными точечками угольной пыли, приставил ладони ко рту и, как в  рупор,  с
воодушевлением кричал:
     - Советская страна - наш маяк! Держим курс на маяк.


        ВЕЧЕРОМ ПОД НОВЫЙ ГОД

     Владимир Ильич заболел. Тяжело заболел. Очень опасно.
     Некоторые думали, болезнь настигла внезапно. Нет,  давно  подкрадывался
коварный недуг. Бессонница. Иногда  до  утра  не  удавалось  сомкнуть  глаз.
Мучительно длилась бесконечная ночь. Почти постоянно болела  голова.  Пришел
лихой час, Владимир Ильич слег.
     Он лежал в своей комнатке в кремлевской квартире.
     - Слишком  много  работал  Владимир  Ильич,  свыше  человеческих   сил,
слишком много! - сказали врачи. - Необходим абсолютный покой.
     Но Владимир Ильич не мог не  работать.  Болезнь  опасна.  Надо  спешить
высказать необходимые мысли.
     Владимир Ильич лежал  с  вытянутой  поверх  одеяла  неподвижной  рукой.
Компресс холодил воспаленную голову.
     Был вечер. На столе слабо горел ночничок. Предписано  Владимиру  Ильичу
отдыхать после обеда. Он не спал.
     Вчера открылся в Москве I съезд Советов СССР,  Вчера  30  декабря  1922
года  на  съезде  был  утвержден  договор   о   создании   Союза   Советских
Социалистических Республик.
     Владимир Ильич долго подготавливал этот значительный день.
     Не все сразу поняли, почему важно, чтобы  был  именно  Советский  Союз.
Почему с такой страстью, так упорно Владимир Ильич этого добивался.
     Ленин  добивался,  чтобы  СССР  был  совершенно   новым   государством,
совершенно отличным от царской России. Ведь при царе было так. Была  Россия.
А Украины вроде вовсе и  не  было.  И  Белоруссии  не  было.  И  Армения,  и
Азербайджан,  и  Грузия  считались  всего  лишь  частью  России.  Окраинами.
Никакой самостоятельности не давали народам. В  школах  не  позволяли  учить
детей на родном языке. У многих народов даже своего алфавита  и  грамоты  не
было. Малым народам не давали расти. Ленин ненавидел это неравенство...
     Как глубоко он задумался! Надежда Константиновна остановилась у  двери,
прислушалась: спит?
     - Не сплю, Надюша. Готовлюсь к работе.
     Она бесшумно вошла. Погасила ночник. Зажгла лампу. Комната  осветилась.
Осветилось любимое лицо на подушке.
     - Неугомонный мой! - сказала Надежда Константиновна.
     Стенные часы в столовой  гулко  пробили  шесть  раз.  С  шестым  ударом
появилась стенографистка Мария Акимовна Володичева. Хрупкая,  лет  тридцати,
умно-внимательная.  Пристроилась  у   столика   вблизи   кровати.   Карандаш
наготове.
     - Итак... - сказал Владимир Ильич.
     Сегодня врачи позволили диктовать сорок минут.  Уйма  времени  -  сорок
минут! Тем более, статья в голове вся написана. Если бы Владимир  Ильич  был
на съезде, он сказал бы то, что сейчас диктовал. Это  был  наказ  товарищам.
Товарищи послушают Ленина, примут его наказ, как  строить  и  крепить  СССР.
Нельзя  ни  в  чем  обездолить  малые  народности.  Народы  нельзя  обижать!
Советские республики должны быть равны. Дружны. И СССР  станет  справедливым
и  несокрушимым  государством.  И  во  всем   мире   пробудятся   угнетенные
империализмом народы...
     Надежда  Константиновна  в  соседней  столовой  слушала  родной  голос.
Оперлась  подбородком  на  сплетенные  пальцы.  Исхудавшее  лицо   светилось
тревожной любовью.
     Но  диктовка  кончилась,  стенографистка   Володичева   ушла.   Надежда
Константиновна сменила ее у постели больного. И улыбка  ее  была  ясной.  Ни
горя, ни страха не увидел в ее взгляде Владимир Ильич.  Спокойствие  Надежды
Константиновны Владимира Ильича успокаивало.
     - Что мне вспомнилось, Надюша, - сказал Владимир Ильич. -  Помню,  отец
бился, открывая школы в Симбирской губернии. Для чувашей,  мордвинов,  татар
устраивал школы. До отца не было этого в Симбирской губернии.
     - Редкий он был человек, - ответила Надежда Константиновна. - С  малого
начинал. Зато у нас теперь революция дороги открыла большие.
     Она  видела,  Владимир  Ильич  доволен  сегодня  работой.  Даже   глаза
разблестелись, как прежде. Компресс снял, значит,  легче  голове.  Может,  и
поднимется скоро?
     "Может? Что это я? - испугалась Надежда Константиновна. - Не  может,  а
непременно! Полгода назад было похожее с ним,  отболел  и  поднялся.  Так  и
теперь".
     Она заботливо поправила на Владимире Ильиче одеяло.
     - А  ведь  нынче  новогодний  вечер,  Володя,   -   вспомнила   Надежда
Константиновна. - Не зря у тебя настроение  хорошее.  -  Нагнулась  к  нему,
поцеловала: - С Новым годом, Володя.


        ВСЕГДА В БОРЬБЕ

     Врачи опасались, не повредило бы Владимиру  Ильичу  диктование  статей.
Владимир Ильич, дайте отдохнуть голове! Не думайте о государственных  делах.
Оставьте деловые статьи.
     Ни за что!
     Но переспорить докторов не  так-то  легко.  Пришлось  Владимиру  Ильичу
пуститься на хитрости.
     - Буду диктовать не статьи, а дневник.
     Провел  докторов.  Уступили:  диктуйте.  Впрочем,   наверное,   доктора
понимали:  не  про  погоду  будет  этот  дневник.  Разве  запретишь   Ленину
заботиться о судьбе созданного им  государства?  Владимир  Ильич  нервничал,
совсем не мог уснуть, когда ему не разрешали диктовать.  Доктора  разрешили.
Только осторожно. Полчаса, сорок минут в день. Не больше.
     И в назначенный час  приходила  стенографистка  Володичева.  Записывала
иногда страничку в день, а то две или три. В этих  страничках  был  заключен
мудрый  План  дальнейшего  устройства  нашего   общества.   Владимир   Ильич
критиковал  недостатки.  Советовал,  как  лучше   наладить   государственный
аппарат. Как сохранить в Коммунистической партии единство и  дружбу.  Больше
всего боялся Ленин, чтобы в партии не вышло разлада.
     В постели, больной, долгие часы обдумывал Владимир Ильич  каждую  мысль
для своих статей. Каждое слово.
     Статьи Ленина печатались в  "Правде".  Рабочие  люди  читали,  делились
между собою:
     - Правильно Ильич про нашу жизнь понимает. Чего  мы  и  не  видим,  все
увидал!
     И радовались:
     - Видно, здоровье у нашего Ильича идет на поправку.
     Вдруг... Был мартовский день. Весело  светило  весеннее  солнце.  Вовсю
чирикали воробьи на бульварах и  в  скверах.  Пенистые  ручьи  шумно  бежали
вдоль мостовой. Все в природе говорило о жизни и радости. Но люди,  открывая
в это утро, 14 марта, газету, становились хмуры и пасмурны.  Люди  толпились
на улицах возле щитов  и  витрин  для  газет.  Всюду  наклеены  были  листы.
"Правительственное сообщение".
     Если правительственное,  значит,  что-то  серьезное.  Не  случилось  ли
несчастья какого?


     "Бюллетень о состоянии здоровья Владимира Ильича.
     За последние  дни  в  состоянии  здоровья  Владимира  Ильича  произошло
значительное ухудшение..."
     Черные буквы кричали: случилось, несчастье  случилось...  "Значительное
ухудшение". Страшно читать. Люди отходили понурив головы.
     Сумрачно было в этот день в рабочих цехах.
     - Ильич-то наш, эх! - вздохнет старый рабочий.
     Молодые не верили, что надвигается грозное.
     - Нет, не станут зря бюллетень выпускать, - сокрушались старики. -  Эх,
Ильич!
     А Владимиру Ильичу было плохо. Беспощадно наступала  болезнь.  Владимир
Ильич потерял речь. Что может быть  горше!  Ленин  умолк.  Не  слышно  стало
живого, немного картавого, быстрого говора.
     Круглые сутки дежурили в  квартире  Владимира  Ильича  доктора.  Наука,
талант, искусство медиков вступили в сражение за его  жизнь.  Вся  страна  с
надеждой следила. Утром люди спешили к газете, прочитать бюллетень.
     Вечер! Весенний ветер колышет красный  флаг  над,  зданием  Совнаркома.
Что там, в кремлевской квартире?
     Вечер. Кончились дневные труды и хлопоты. Тысячи  людей  с  мучительным
беспокойством ищут в вечерних газетах: что в кремлевской квартире?
     Тихо в комнате Владимира Ильича.  Из  столовой  доносится  мерный  стук
маятника.  Там  дежурная  медицинская  сестра.  А  возле   постели   Надежда
Константиновна.
     Владимир Ильич поднял тяжелые веки. "Ты здесь, Надя?"
     Надежда Константиновна понимала все, что он хотел сказать  и  спросить.
Говорила с ним, будто слыша ответ.
     - Тебе получше сегодня, - уверенно сказала она.
     И Владимиру Ильичу показалось,  что  и  правда  получше.  И  глаза  его
ответили: "Да".
     - Ты вылечишься. Доктора говорят, всю  волю  надо  на  помощь  позвать.
Собери всю волю, Володя.
     "Собираю", - ответил глазами Владимир Ильич.
     - Ты всю жизнь боролся за счастье народа. Поборись теперь за себя.  Для
народа же, для революции. Изо всех сил поборись!
     Снова Владимир Ильич ответил понятно для Надежды Константиновны: "Да".
     Нестерпимая жалость ее пронзила. Слезы больно  подкатили  к  горлу.  На
секунду она обессилела. Справилась. И заботливо, с лаской:
     - А сейчас пора отдохнуть.  Поспи,  чтобы  силы  набраться.  Все  будет
хорошо. Усни. Я не уйду. Я буду рядом сидеть.


        ОСЕНЬ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ
                             ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО

     В апреле открылся XII съезд Российской Коммунистической  партии.  Съезд
послал приветствие Владимиру Ильичу.
     "От  глубины  сердца  партии,  пролетариата,  всех   трудящихся   съезд
посылает своему вождю, гению пролетарской мысли и  революционного  действия,
привет и слова горячей любви Ильичу...
     Более  чем  когда-либо  партия  сознает  свою   ответственность   перед
пролетариатом и историей. Более  чем  когда-либо  она  хочет  быть  и  будет
достойной своего знамени и своего вождя..."
     Надежда  Константиновна  прочитала  приветствие.   Глубоким   взглядом,
полным чувства, ответил Владимир Ильич.
     Владимир Ильич не сдавался болезни. В  середине  мая  его  перевезли  в
Горки, в Большой дом. Самую маленькую комнату выбрал для  себя  Председатель
Совнаркома в Большом доме. Угловую, с высокими окнами. Из окон виден сад.  В
яркой зелени, полный птичьего свиста и гама. Орали  грачи.  С  каждой  ветки
неслось ликование. Весь воздух звенел.
     А ночью пели соловьи. Глядели в окна звезды.
     Владимир  Ильич  вдыхал   чистый   воздух.   Понемногу   здоровье   его
улучшалось.  Спасибо  Горкам!  Владимир  Ильич  стал  спать.  Захотелось  на
деревенском воздухе есть. Прибавилось силы.
     Медленно двигалась поправка.  Владимир  Ильич  начал  ходить,  опираясь
левой  рукой  на  палку.   Учился   писать   левой   рукой.   Упражнялся   в
восстановлении речи.  Учительницей  была  Надежда  Константиновна.  Дверь  в
комнату закрывалась во время урока. Они были вдвоем. Никто  не  слышал,  как
вела Надежда Константиновна урок.
     В доме немного повеселело. А как были счастливы все,  когда  раздавался
смех Владимира Ильича! Ведь он был жизнерадостный человек.  И  смешливый.  А
теперь, когда здоровье прибывало, Владимир Ильич и  вовсе  радовался  каждой
шутке, умному слову, и приезду друзей из Москвы,  и  новой  книге,  и  рыжим
листьям в осеннем саду. Наступила осень тысяча девятьсот  двадцать  третьего
года.
     В  октябре  однажды  Владимир  Ильич  пришел,  опираясь  на  палку,   в
горкинский небольшой  гараж  и  дал  понять,  что  желает  ехать  в  Москву.
Выводите машину. Едем. Надежда Константиновна  с  Марией  Ильиничной  ужасно
разволновались.
     - Да разве можно? Да чем это кончиться может?!
     И доктора были против.
     Но Владимир Ильич был человеком настойчивым. Что решил, то решил.
     Черный "роллс-ройс" выехал из усыпанного оранжевыми  листьями  парка  и
покатил в Москву. Не очень шибко покатил,  остерегаясь  ухабов.  Завиднелась
Москва. Золоченые главы, белокаменные стены, дымы  над  фабричными  трубами.
Владимир Ильич при виде Москвы снял  кепку,  замахал  над  головой.  Москва!
Скорее в Кремль!
     Сердце часто и сильно толкалось в  груди,  когда  он  перешагнул  порог
зала заседаний Совнаркома. Все было дорого здесь Владимиру  Ильичу.  Длинный
стол под зеленым сукном. Плетеное кресло во главе стола. Каждый час  в  этом
зале был памятен!
     Нечаянно взгляд упал на печку в  углу,  и  Владимир  Ильич  рассмеялся.
Вспомнил, как прятались за печкой курильщики.  Курили,  а  дымок  пускали  в
отдушину.  Владимир  Ильич  решительно  запрещал  на  заседаниях  Совнаркома
курить.  Вот  иному  наркому  станет  невтерпеж,  и  улизнет  за   печку   и
наслаждается там, пока председатель не застучит по столу карандашом.
     Что-то строгое и нежное поднялось в душе  Владимира  Ильича.  Он  любил
товарищей.
     Владимир Ильич постоял, повспоминал и пошел в свой кабинет.  И  кабинет
оглядел. При виде географических карт, портрета Маркса, телефонов на  столе,
книжных полок снова нахлынули мысли о недавнем.
     Но Владимир Ильич не прощался. Нет. Он хотел жить и вернуться сюда.
     Постоял. Поглядел. И приблизился  к  пальме.  Большая  тенистая  пальма
росла в кадке возле окна. Ветви у нее были похожи на раскидистые  зонтики  в
жарких краях. Ее берегли. Владимир Ильич просил беречь эту пальму.
     В детстве в симбирском их доме было  много  цветов.  Такая  же  пышная,
раскидистая  пальма  стояла  в  столовой.  Точно  такая,   с   вечнозелеными
листьями.
     Потом проехались, поглядели Москву. Поехали на  Сельскохозяйственную  и
кустарно-промышленную выставку.
     Первая  советская  выставка!  Владимир  Ильич   непременно   хотел   ее
посмотреть.
     Выставку сделали на берегу Москвы-реки, у Нескучного сада.  Раньше  там
были  мусорные  свалки.  Свалки  убрали.  Разбили  на  месте  их   цветники.
Построили павильоны. Вырос хорошенький деревянный городок.
     Слишком еще помнили люди войну, голод и холод.  Слишком  все  это  было
недавно.
     Оттого удивительны  были  деревянные  павильоны  с  узорами,  прямо  не
верилось!
     А в павильонах - россыпи золотой пшеницы  и  ржи,  пирамиды  толстенных
капустных кочанов, горы розового скороспелого картофеля,  арбузы  и  дыни  -
плоды полей и садов.
     Видно было, оживает деревня.
     И фабрики и заводы прислали свои изделия на выставку. Видно  было,  что
город оправляется от нищеты и разрухи.
     Владимир Ильич возвращался  из  Москвы  усталый,  но  полный  душевного
подъема и жизни.
     И так остро, так сильно вспомнилось Надежде Константиновне  выступление
Ленина в Большом театре 20 ноября 1922 года. Это было последнее  выступление
его перед болезнью.
     Ленин сказал: "...из России нэповской будет Россия социалистическая".


        ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ

     Сани неслись. Снег брызгал из-под копыт. Полозья визжали по  скользкому
следу. Солнце только зашло. В полгоризонта полыхала заря. Но сумерки  быстро
надвигались, гуще разливалась синева по снежному полю, темнее вдали  высился
лес. И вот одна во все небо зажглась спокойная, высокая звезда.
     Владимир Ильич возвращался с охоты. Ружье он держать еще не  мог,  лишь
наблюдал, как другие охотятся. Но и это доставляло радость. Он  любил  охоту
и все, что с охотой связано. Бродить по лесу и вдруг увидеть: из-под  увялой
прошлогодней листвы топорщатся, тянутся  вверх  весенние  молодые  росточки.
Или, закинув голову, долго следить, как мягко перелетывает белка с ветки  на
ветку. Или заметить на снегу путаный заячий след... Все это  Владимир  Ильич
любил. И из ружья любил попалить.
     Но бывали случаи, когда  другой  охотник  непременно  бы  выстрелил,  а
Владимир Ильич нет. Один  раз  охотились  с  флажками  на  лисицу.  Охотники
обнесли значительную часть леса цепью из красных флажков.  Там  лисица.  Она
пугается красных флажков, ищет выхода.
     А выход оставлен, охотники с шумом и криками гонят лисицу к выходу.
     Владимир Ильич стоял с ружьем.  "Эх,  кабы  повезло,  подстрелить  бы!"
Вдруг - просто чудо! - из-за елей  прямо  на  него  вышла  лисица.  Владимир
Ильич замер. Она была так красива,  ярко-рыжая  на  белом  снегу,  с  острой
мордочкой, великолепным пушистым хвостом! Шла прямо  на  ружье,  все  ближе.
Ближе. Но Владимир Ильич не выстрелил. Уж очень была она хороша! И день  был
хорош, как сегодня, снежный, яркий.
     Владимир Ильич улыбнулся, вспомнив тот случай с лисой.
     Как  весело  звенят  полозья  саней!  Тихо  приближается  вечер.   Заря
медленно  остывает,  а  над  лесом,  против  зари,  нарисовался  светленький
серпик.
     Этот светленький серпик увидела и  Надежда  Константиновна  из  окна  и
сказала Марии Ильиничне:
     - Сегодня будто праздник. Взгляни, и луна-то нынче особенная.
     - У нас оттого легко на душе, что Володе лучше. Подумай, даже на  охоту
поехал, совсем замечательно! - ответила Мария Ильинична.
     - А помнишь, как он на елке смеялся, почти как в прежние времена?
     И они начали вспоминать  недавнюю  елку,  которую  зажигали  в  Большом
горкинском доме для детей совхозных рабочих и служащих, и  Владимира  Ильича
у елки, его смех  и  доброту  с  ребятишками.  И  игру  Марии  Ильиничны  на
пианино, и с каким удовольствием Владимир Ильич слушал.
     Только приятное и отрадное хотелось им вспоминать в этот день.
     Владимир Ильич возвратился из зимнего леса  с  румянцем  во  всю  щеку.
Морозный  воздух,  охота,  езда  на  санях  освежили  и  взбодрили  его.  Но
полагается отдых. Таков был  режим.  Доктора  глаз  с  Владимира  Ильича  не
спускали. Пришлось лечь на часик в постель.
     Пока  Владимир  Ильич  отдыхал,   Надежда   Константиновна   с   Марией
Ильиничной не переговаривались, а только остерегали  одна  другую,  приложив
палец к губам: тс-с. Не разбудить бы.
     И на душе у  обеих  была  еще  робкая,  еще  несмелая  радость.  Они  с
надеждой глядели на будущее.
     Доктора обнадеживали.
     Один недавно сказал:
     - Наверняка к весне вылечим.
     А вечером Надежда Константиновна  читала  Владимиру  Ильичу.  Когда  он
стал поправляться, она каждый день читала  ему  "Правду".  А  сейчас  читала
рассказ Джека Лондона.
     Владимир Ильич сидел в  кресле,  задумчиво,  чуть  сощуренным  взглядом
глядел в окно. Там в глубоком снегу стоял  старый  парк.  "Парка  не  видно.
Мороз  заледенил  стекла   окон.   Белые   ветви   папоротников   причудливо
распустились на окнах. Волшебные, как в детстве, ледяные цветы.
     Рассказ назывался "Любовь к жизни". Через  снежную  пустыню  пробирался
человек, умирающий с голоду. Человек ослабел и уже не мог  идти  и  полз  по
снежной пустыне. Рядом полз больной, тоже умирающий  волк.  Между  волком  и
человеком  завязалась  борьба.  Кто  победит?  Неужели  волк?  Нет.  Победил
человек. Жажда жизни влила в него силы. У  человека  была  цель  -  корабль,
видный уже, на краю пустыни у берега моря. Там жизнь. И он полз, полз...
     Владимиру Ильичу очень понравился этот рассказ. Надежда  Константиновна
понимала, что так его увлекло. Мужество. Упорство. Воля  человека  к  жизни.
Нельзя сдаваться.
     Владимир Ильич не сдавался. Надежда Константиновна понимала  его  мысли
и чувства, навеянные сегодняшним чтением. Мысли о  возвращении  к  жизни.  К
труду.
     Разве могла она  в  тот  январский  вечер  подумать,  что  совсем  мало
осталось Владимиру Ильичу жить?
     Новый приступ болезни сразил внезапно. И навсегда.
     Ленин умер 21 января 1924 года в шесть часов пятьдесят минут  вечера  в
Горках.


        ВСТАНЬТЕ, ТОВАРИЩИ!

     Много красноармейцев  и  партизан  во  время  гражданской  войны  знало
паровоз "У-127". Всю войну он возил на фронт бойцов и  орудия.  А  с  фронта
раненых в тыл. Трудился без устали. Белогвардейские гранаты и  пули  нещадно
хлестали его и калечили. К концу войны паровоз совсем был разбит,  вышел  из
строя.
     Вспомнили о нем, когда советский народ начал восстанавливать  в  стране
хозяйство. Тогда рабочие нашли на  паровозном  кладбище  паровоз  "У-127"  и
решили: давайте-ка, братцы, подлечим его.
     Хорошо  подлечили.  Паровоз  "У-127"  вышел  из  ремонта   как   новый.
Рабочие-ремонтники были беспартийные, а новый свой  паровоз,  сработанный  в
неурочное время, отдали  в  дар  коммунистам.  И  избрали  Владимира  Ильича
почетным машинистом. Выписали Ленину расчетную книжку.
     В скорбные дни, когда Ленин умер, этому паровозу было  назначено  везти
из Горок в Москву траурный поезд.
     Всю ночь и весь день и еще ночь из ближних и дальних  деревенек  и  сел
шли в Горки крестьяне прощаться с вождем.
     Был  жестокий  мороз.  Порывами  налетал  острый,  режущий   ветер.   В
горкинском парке  стеклянно  стучали,  качаясь  от  ветра,  ветви  деревьев.
Черные с красным  полотнища  обвили  белые  колонны  Большого  дома.  Дороги
устлали еловые ветви. На снегу печально лежали цветы.
     Четыре  версты  от  дома  до  станции  несли  гроб  на  руках  рабочие,
крестьяне, коммунисты, товарищи,  члены  правительства.  И  паровоз  "У-127"
повез горестный поезд в Москву.
     Машинист Матвей Кузьмич Лучин двадцать один год  водил  поезда.  Теперь
он вел паровоз "У-127". Без остановок шел поезд. Ровно в час  надо  привезти
в Москву гроб с телом Ленина. По сторонам вдоль всей железной дороги  стояли
крестьяне.
     Паровоз приближался с протяжным, тревожным гудком. Люди  не  трогались.
Стояли без движения на рельсах. Плечом к плечу. Молча. Паровоз не  дошел  до
станции,  остановился,  тяжело  задышал.  Машинист  вышел  из  паровоза   на
лесенку.
     - Товарищи! - сказал машинист. - На этом паровозе  Владимир  Ильич  был
почетным машинистом, моим напарником. Слово я дал Владимиру  Ильичу  никогда
не опаздывать. Нынче приказано ровно в час быть  в  Москве.  Помогите  слово
сдержать. Ильичу дано слово...
     И заплакал. И люди заплакали. Расступились, открыли поезду путь.
     Москва. Снова товарищи взяли на руки гроб с дорогим Ильичом.  Из  улицы
в улицу медленным шагом сквозь тысячи безмолвных людей несли к Дому Союзов.
     Вдруг где-то над  крышами  возник  глухой  шум.  Заполнил  небо.  Низко
пронеслись аэропланы. И, словно белые голуби, полетели листки. Люди  ловили.
Читали о Ленине.
     И еще поставлены были на площадях деревянные щиты с биографией  Ленина.
Ведь Ленин очень был скромен. Ни за что не позволял писать о себе.
     И вот его нет, и народ толпился у деревянных  щитов  и  читал  короткий
рассказ о великой жизни Ленина.
     Холодно. На московских улицах горели  костры.  Бесконечными  вереницами
двигались люди к Дому Союзов. День и ночь.  Отогревались  у  костров.  Снова
шли. Или топтались  на  месте,  чтоб  не  обморозить  ноги,  пока  на  шажок
двинется очередь.
     Москвичи  и  приезжие  из  всех  концов  Советской  страны.  Русские  и
украинцы, армяне и казахи, белорусы,  грузины...  Иностранные  коммунисты  и
рабочие.


     В Доме Союзов, утонув в цветах, стоял гроб. Тихо звучала  музыка.  Тихо
шли люди.
     Похоронили Владимира Ильича в воскресенье 27 января в  четыре  часа  по
московскому времени.
     На Красной площади построили Мавзолей. Трое суток строили его  в  лютую
стужу.  Долбили,  взрывали,  оттаивали  мерзлую   землю   кострами,   копали
котлован. И выросло строгое здание. Тогда  было  оно  деревянным.  Позже  на
месте его воздвигнут величественный Мавзолей из гранита и мрамора.
     Утром 27 января сходились и съезжались на Красную площадь делегации  от
заводов и фабрик, из разных городов и Советских  республик,  от  иностранных
коммунистических партий. С  утра  под  январским  студеным  небом  стоял  на
высоком помосте покрытый красными знаменами гроб Ильича.
     Замер почетный караул. Замерла Красная  площадь.  И  вот  кавалерийский
эскорт   пронесся   карьером   мимо   гроба   полководца   первой   в   мире
социалистической революции. И вот  артиллерийские  запряжки  прошли  крупной
рысью, отдавая последние воинские почести Ленину.
     И потянулись рабочие колонны и, приближаясь к помосту,  приспускали  до
самой земли траурные флаги.
     Ровно в четыре часа в городах и поселках,  где  было  радио,  раздались
слова:
     "Встаньте, товарищи! Ильича опускают в могилу".
     Остановились станки. Стали машины. Стояли,  склонив  головы,  люди.  За
границей рабочие прервали работу. Пять минут было молчание. А трубы  заводов
и фабрик гудели, гудели. Стали на всех путях поезда и  гудели.  Остановились
в морях наши пароходы. Долгий, неутешный несся голос скорби  над  полями,  и
селами, и городами, и всей нашей Родиной.
     Ледяной ветер метался по Красной площади. Плескал траурные полотнища  и
красные стяги. Морозил слезы на лицах.
     Прогремел прощальный салют.
     Гроб с телом Ленина опустили навсегда в Мавзолей.
     Смеркалось. Близилась ночь.  Людские  колонны  все  шли  через  Красную
площадь мимо Мавзолея, все шли...


        ВИШНИ ЦВЕТУТ

     Наступила весна.  В  горкинский  парк  прилетели  грачи.  Прилетели  на
родину и захлопотали над  гнездами,  устраивая  жизнь,  оглушая  окрестности
радостным гамом. И жаворонки прилетели. Высоко, в бездонной  голубизне  неба
лилась, не смолкая, песнь жаворонков.  Над  Малым  прудом  плясали  в  лучах
солнца стрекозы с прозрачными крылышками.
     Надежда Константиновна постояла у пруда. Она знала в  горкинском  парке
все любимые места и дорожки Владимира Ильича.
     Но был один уголок, который Владимир Ильич не успел увидеть, а  Надежда
Константиновна любила сюда приходить. Пришла и  сейчас.  Села  на  скамейку.
Задумалась, положив на колени руки в морщинах, с набухшими жилками.
     Здесь цвели  вишни.  Юные,  тонкие  вишенки  с  темно-красными,  словно
облитыми лаком, гибкими ветками.
     Вишни цвели в первый раз. Владимир Ильич не успел увидеть их цвета.
     В последнюю осень  приехали  к  Владимиру  Ильичу  в  Горки  рабочие  с
Глуховской мануфактуры.  Привезли  Владимиру  Ильичу  письмо  от  фабрики  и
подарок - вишневые саженцы из фабричного сада.
     Как обрадовался Владимир Ильич встрече с  рабочими!  Счастливым  светом
загорелись глаза!
     На прощание один старый рабочий сказал:
     - Я рабочий-кузнец, Владимир Ильич. Я кузнец. Мы скуем  все  намеченное
тобой.
     И крепко  обнял  Владимира  Ильича.  Постояли  обнявшись.  Через  этого
старого кузнеца Владимир Ильич как бы всему рабочему классу  горячий  привет
посылал. А рабочий дал обещание Ленину.
     "Обещаем,   Ильич,   дорогой   наш   Ильич!"   -   повторяла    Надежда
Константиновна рабочую клятву.
     Жужжали пчелы над вишнями...
     Много весен миновало с тех пор, много лет.
     Вишни в горкинском саду разрослись.
     Выросло, возмужало созданное  Лениным  государство.  Выросла  созданная
Лениным партия.
     Бывали трудные времена, лихие и тяжелые  годы.  Вынесла  все  испытания
Родина. Крепче, сильнее, краше становится Советский Союз.  В  самых  дальних
краях  нашей  Родины  горят  "лампочки  Ильича".  Электростанции,  заводы  и
фабрики,  космодромы,  колхозы,  совхозы,  новые   города,   школы,   клубы,
театры...
     Если бы мог увидеть Владимир Ильич!
     Но, наверное, Ленин сказал бы:
     "Не останавливайтесь. Не все достигнуто. Ведь наша цель - коммунизм".
     Коммунизм - это справедливость  и  правда.  Это  общий  труд  на  общее
благо. Это бесстрашные дороги вперед и вперед, в поисках  нового.  Это  наша
мечта о счастье и жизни красивой и благородной.
     Ленин показал нам к ней путь.


        ДОРОГИЕ ЮНЫЕ ЧИТАТЕЛИ!

     Эту повесть о жизни Ленина я писала с огромным волнением. Мне  хотелось
нарисовать живой образ Владимира Ильича, рассказать о его детстве и  юности,
об основных этапах его революционной борьбы и государственной  деятельности.
Хотелось, чтобы,  читая  эти  страницы,  вы  еще  горячее  полюбили  родного
Ильича.
     Конечно, невозможно в одной книге рассказать обо всей  жизни  Владимира
Ильича - так значительна и безмерна она. Эта повесть лишь одна  из  ступеней
вашего познания Ленина. А когда подрастете, вам  откроется  много  нового  о
неповторимой жизни и великом подвиге  Владимира  Ильича  -  создателя  нашей
Коммунистической партии и Советского государства.

                                                                       Автор