идет не о заслугах каждого перед организацией, не о славе, а о спасении жизней. Спасти Вукелича, Макса, Анну, Мияги. Одзаки выгородить труднее - милитаристы ничего не простят ему, они ждут расправы над ним. Конечно же, Тодзио каждый день справляется о ходе следствия, торопит. Следствие нужно затянуть на максимальный срок, отодвинуть виселицу. Возможно резкое изменение международной обстановки, если дела у Советского Союза пойдут хорошо. А теперь они должны измениться в лучшую сторону... В шесть утра на голову Зорге надевали густую сетку, закрывавшую лицо, и в машине под большим конвоем везли на допрос. Стараясь затянуть время, Зорге первый месяц вообще не отвечал. Правда, он с большим вниманием выслушивал следователей: хотел знать, что уже известно им. Начинались пытки. На все изуверства Зорге отвечал холодной улыбкой. Он никогда не боялся боли, многие годы приучал себя быть нечувствительным к ней. Его могли исколоть, растерзать, но не смогли бы выдавить из него ни единого звука. Ведь он немало времени потратил на то, чтобы изучить все разновидности японских пыток, и заранее подготовился к ним. А так как в застенках пытки применялись чаще всего к коммунистам, Зорге собрал огромный изобличающий материал. Он знал все японские тюрьмы наперечет, знал особенности каждой, так как глубоко интересовался жизнью своих собратьев, японских коммунистов, а они большую часть жизни проводили именно в тюрьмах. Здесь были свои бессмертные герои: коммунисты Сеити Итикава, Масаносукэ Ватанабэ, Гоитиро Кокуре, Ивата. Прокурор Тодзава, замучивший не один десяток коммунистов, откровенно хвастал: "Ребята из полиции находятся у меня в повиновении и работают по моим указаниям; симпатичные ребята. Не могу же я их каждый раз предавать суду только за то, что они убили коммуниста". Эти "симпатичные ребята" выворачивали руки Зорге, вгоняли иглы под ногти, до хруста сжимали запястья в бамбуковых тисках. Но даже они пришли в изумление: Зорге молчал. Весть о необыкновенном мужестве "хромого" быстро распространилась среди надзирателей и вселила в них боязливую веру в что-то сверхъестественное, исходящее от этого человека. Зорге стал легендой. Даже тут он сумел вызвать к себе расположение, завоевать симпатии. И неожиданно он заговорил. Нет, не телесные пытки заставили его заговорить. Во время следствия ему показали пространную выписку из картотеки гестапо, присланную из Германии и заверенную всеми подписями и печатями. Скрупулезно перечислялись все коммунистические грехи Зорге, особо указывалось на его близкую связь с известными деятелями Коминтерна. "Вы - агент Коминтерна!" - закричал следователь. "Я - гражданин Советского Союза и помогал своей Родине, Красной Армии. Коминтерн к этому делу не имеет никакого отношения", - ответил Зорге. И следователи снова и снова убеждались, что имеют дело с незаурядным человеком, искуснейшим дипломатом. Да, Зорге и не думал отрицать, что работает на Советский Союз, на Красную Армию. В этом не было нужды. Тем более что токко кэйсацу пытались приплести к этому делу Коминтерн, обосновать существование некой всемирной разведывательной организации Коминтерна и тем самым лишний раз оправдать заключение Японией "антикоминтерновского пакта". Организация Зорге сыграла свою роль, выполнила долг до конца, помогла советскому народу в его кровопролитной борьбе. Остальное уже не имеет значения. Даже на будущее. Что могут дать японской контрразведке частные штрихи деятельности организации, которой уже не существует? Даже опытом этой организации империалисты не смогут воспользоваться, ибо в капиталистическом мире иное представление об идеалах. Организация была единственным в своем роде оригинальным творением, и повторить ее нельзя, ибо повторение - уже шаблон, а шаблон в разведке неизбежно ведет к провалу. Глупцов из токко кэйсацу интересуют всякого рода сыскные мелочи, они до сих пор не могут уяснить, что же произошло, какого масштаба явление перед ними. Они слишком увязли в своей шпиономании, ибо сами привыкли охотиться за грошовыми истинами. Разведывательная организация представляется им не творческим коллективом умов, а некой административной единицей с шефом во главе, с набором шпионских аксессуаров: воздушных пистолетов, адских машин, яда, банкнот иностранного государства, инструментов для взламывания сейфов и, конечно же, передатчика, изготовленного институтом разведывательного управления. А оказывается, главный инструмент разведчика, раскрывающий сейфы с государственными тайнами, - ум. Способность к аналитическому мышлению. Способность самому становиться источником информации. Способность быть незаменимым в среде тех людей, которые хранят государственные тайны. Способность быть патриотом до конца. Следователям казалось, что они допрашивают Зорге. А на самом деле он использовал эти допросы для того, чтобы внушить, навязать представителям судебных органов свои мысли, повернуть ход их мышления в нужном для организации направлении. Следователи имели дело с самым коварным материалом - человеческим разумом, изощренным умом мыслителя. Он был страшен в своем невозмутимом спокойствии. Словно он уже был по ту сторону жизни и теперь, отрешившись от себя, вел последнюю, глубоко логичную игру. Он и тут, на краю гибели, хотел оставаться хозяином положения. Удалось ли ему это? Да, удалось. "Рихард и я, - говорит Клаузен, - все время старались придавать работе моей жены как можно меньше значения. Мы говорили, что Анни всегда была против нас, что она делала все против своей воли, только постольку, поскольку является моей женой..." Клаузена Зорге перед следователями старался обвинить в саботаже, в обуржуазивании. Дескать, он увлекался коммерцией, разбогател, и это притупило его энтузиазм. Зорге всякий раз выступал в роли страстного обличителя Макса, и в это в конце концов поверили. Даже американская разведка, занимавшаяся после войны изучением дела организации Зорге, впала в заблуждение, увидев конфликт там, где его не было и в помине: "Полиция поняла, что благосостояние Клаузена притупило его энтузиазм в отношении Советского Союза. Его все возрастающее разочарование, а также больное сердце, которое приковало его к постели с апреля по август 1940 года, вызывали его нежелание отправлять радиосообщения, которые Зорге подготавливал для него во все возрастающем количестве". Как известно, все было совсем наоборот. Только с середины 1939 года по день ареста Макс передал в эфир сто шесть тысяч групп цифрового текста, свыше двух тысяч радиограмм, то есть в среднем - шестьсот радиограмм в год или - по две радиограммы в день. Более интенсивного радиообмена в условиях конспирации трудно себе представить. Вот уже воистину для американской разведки сильнее кошки зверя нет: там, где речь идет о частной собственности, все отодвигается на задний план. По-видимому, Зорге хорошо знал природу мышления деятелей японского суда и тайной полиции: ведь в капиталистическом мире она повсюду одинакова... В этой трагической ситуации имелись и свои комичные стороны. Пока Зорге и Макс всячески старались принизить роль Анны, доказывая, что она в прошлом была чуть ли не белогвардейкой и до сих пор люто ненавидит Советскую власть, Анна расписывала инспектору Накамуре прелести жизни в Краснокутской МТС. "Когда же я рассказала про жизнь в Краснокутской МТС, где все имели собственных коров, овец, где все было дешево, а мы жили хорошо, инспектор Накамура вскочил с места и закричал, что я вру, и перешел на другую тему. Позже они спрашивали меня, рассказывала ли я кому-нибудь из японцев подобные сказки раньше. Я им ответила, что не рассказывала, но японский народ все равно будет еще слышать правду о жизни в СССР помимо меня". По поводу участия в организации Бранко и Мияги Рихард заявил: "В то время как я находил свою работу в качестве журналиста скучной и утомительной, потому что моей настоящей работой была разведка, Вукелич тратил все больше и больше усилий на свою корреспондентскую работу и передавал мне безо всякого разбора все, что он слышал. Всю оценку он возлагал на меня... Данные, которые доставлял де Вукелич, не были ни секретными, ни важными, он доставал только те новости, которые были известны каждому корреспонденту. То же самое можно сказать о Мияги, который не имел возможности узнавать государственные тайны..." Так как на защиту рассчитывать не приходилось, Зорге тщательно готовился к суду. Он еще надеялся померяться силами с японскими судьями, защитить Одзаки, во всяком случае, попытаться смягчить приговор. Что касается себя - он готов был на все, решил не уступать врагу ни в чем до конца. Он хорошо знал, что по жестоким японским законам каждый член организации заслуживал смертного приговора. И все-таки он хотел спасти всех... А как реагировали на арест Зорге в германском посольстве? Когда Отт и Мейзингер узнали об аресте, они пришли в негодование: опять эти японцы со своей шпиономанией что-то напутали! Рихард - разведчик некой иностранной державы? В то время как германская армия задыхается на полях России, японцы издеваются над гражданами третьего рейха... Новому премьеру Тодзио это так не пройдет. Отт и Мейзингер потребовали немедленно освободить Зорге (послу нужно было в спешном порядке составлять отчет, а он остался без консультанта). Гестаповец был шокирован действиями японской полиции. Ведь могли бы обратиться предварительно к нему, Мейзингеру, и он объяснил бы, что Рихард - чистокровный ариец, убежденный нацист, друг Геббельса и Гиммлера... Нет, идиотизм токкока не имеет предела. Но японцы стояли на своем: раскрыта разведывательная организация во главе с Зорге, Клаузеном, Вукеличем. Освободить Зорге или хотя бы допустить к нему посла наотрез отказались. Пришлось сообщить обо всем в Берлин. Перед этим посол и гестаповец устроили бурное совещание. Решили на всякий случай отречься от Зорге, чтобы собственная репутация не пострадала. Нет, Эйген Отт не мог поверить в подобный кошмар. Лучший друг Рихард, которому он доверял все тайны... На сообщение Мейзингера из гестапо незамедлительно пришел ответ. Да, Зорге коммунист, связан с Советским Союзом!.. Дальше шел обстоятельный рассказ о подпольной деятельности в Германии, о связях Зорге с русскими коммунистами. Милый Рихард - коммунистический деятель большого масштаба, по матери - русский, а вовсе не чистокровный ариец, как думали Отт и Мейзингер! Мейзингер в спешном порядке передал материалы японской контрразведке. И только после этого у него состоялся разговор с глазу на глаз с послом. Условились не выдавать друг друга. Но в посольстве нашлись люди, которые доложили в Берлин обо всем: о близкой дружбе Отта с Зорге, об исключительном доверии, оказанном советскому разведчику сотрудниками посольства и особенно послом. Морской атташе Венеккер был напуган не на шутку: ведь все знали о его приятельских отношениях с Зорге. Гибель карьеры, гибель всего... Очутившись у себя на квартире, Венеккер заперся на все замки, открыл чемодан Рихарда. Нет, он не собирался изучать бумаги советского разведчика; он зажег газ и старательно уничтожил на огне все триста страниц рукописной книги Зорге, посвященной истории Японии. Чемодан Венеккер выбросил. Неожиданно Отту разрешили свидание с Зорге. Посол хотел отказаться, но Мейзингер посоветовал "довести игру до конца". С некоторым страхом Эйген Отт ступил на территорию тюрьмы Сугамо. Как встретит его Зорге, который внезапно из друга превратился в самого заклятого врага? Ведь совсем недавно, когда Рихард заболел, он несколько дней лежал в доме Отта, и тут за этим советским разведчиком, ярым антифашистом ухаживали жена посла и девушка из посольства. Отт даже хотел устроить его в иокогамскую больницу, но Зорге не согласился - он дорожил временем. О дальнейшем рассказывает Макс Клаузен: "После того как меня освободили, я имел случай встретиться с Венеккером. Венеккер говорил о посещении Рихарда Оттом в тюрьме. Рихард вышел к нему, усмехнулся и сказал: "Это последний раз, когда я вижу посла Отта". Потом повернулся и ушел в камеру". Риббентроп, поняв, что произошел крупнейший провал, еще до выяснения всех обстоятельств сместил Отта и назначил послом уже известного нам доктора Генриха Штаммера. Отту было приказано срочно явиться в Берлин. Разжалованный Отт знал, что его ждет в фатерланде: трибунал, каторга, а возможно - смерть. Он добрался до Пекина, сменил документы, растворился в азиатских просторах. В Германию вернулся только после войны, когда ему уже ничто не угрожало. Но Мейзингер не ушел от расплаты. Правда, его покарала не рука гестапо. Осенью 1945 года Мейзингера под конвоем доставили в Польшу, и тут "палач Варшавы" после народного суда был казнен. "ЛЮБОВЬ, ПОДОБНАЯ ПАДАЮЩЕЙ ЗВЕЗДЕ" И СМЕРТЬ Как ни подгонял полицию премьер-министр Тодзио, предварительное следствие по делу организации Зорге затянулось почти на два года. Фашистское правительство Гитлера потребовало выдачи Зорге и Клаузена, но японцы остались непреклонны. "Прокурор Ио сказал мне, - вспоминает Макс, - что они, японцы, отказались сделать это. С некоторой гордостью он заявил: "Мы отвергаем это требование, поскольку сами решаем свои дела... Мы никому не позволим оказывать на нас влияние". Первоначально следствие по делу Зорге вел отдел безопасности, потом оно было передано отделу контроля за иностранцами. Японскими членами организации занимался только отдел службы безопасности. За два года, как и предвидел Рихард, многое случилось. Развязав войну на Тихом океане, Япония вовлекла в нее США, Англию, Индонезию, Канаду, Австралию, Индию, Новую Зеландию, Китай, Южно-Африканский Союз, Мексику и много других стран. Теперь уже Японии было не до нападения на Советский Союз. Предвидения Зорге и Одзаки сбылись. Гитлеровский "план Барбаросса" потерпел полный и окончательный провал. Надзиратели тюрьмы Сугамо почему-то часто собирались у дверей камеры Зорге и громко обсуждали международные события. Словно их радовало, что Германия очутилась на пороге краха: началось общее стратегическое наступление Красной Армии от Великих Лук до Азовского моря, уничтожена половина всех гитлеровских сил, находившихся на советско-германском фронте. Зорге казалось, что во всех этих победах есть заслуга и его организации. Изменилось отношение к Вукеличу, Клаузенам. Так как Макс снова сильно заболел, его поместили в тюремный госпиталь, одели в красное кимоно. Макс скоро поправился, но врач не торопился его выписывать. "Этот врач, высокий, широкоплечий и красивый японец, делал все, чтобы поправить мое здоровье. Он держал меня в тюремной больнице два года, несмотря на то что я давно поправился". Вукелича оставили в покое, хоть он по-прежнему отказывался давать какие-либо конкретные показания. С Анной даже стали учтивы: "Судья сказал, что моему защитнику дано право защищать меня и что он сам как судья постарается облегчить мое положение. Он говорил также, что я не самостоятельно работала в организации, что такой страшный человек, как Зорге, увлек меня, как и многих хороших людей, и подчинил своей власти. Судья спрашивал меня, желаю ли я видеть мужа и Бранко. Я ответила "да"..." Мужественное поведение Зорге во время следствия также в большой мере повлияло на судейских чиновников. Клаузен в связи с этим вспоминает: "После моего освобождения из тюрьмы адвокат Асанума сказал мне, что Рихард вел себя очень смело. Он меньше всего заботился о сохранении своей жизни, а просил смягчить приговор другим членам организации и все брал на свой счет. Я уверен, что Рихард до самой смерти вел себя так, как всегда. Я очень горжусь тем, что он считал меня одним из лучших друзей. Он говорил мне: "В этом мире, зараженном нацизмом, у меня есть ты; с тобой я могу говорить без неприятного чувства". Свою звериную ярость полицейские вымещали на японских членах организации. Мияги замучили пытками, он больше не поднимался с постели. 2 августа 1943 года во время суда он умер. Ему было сорок лет. Заключенным выдали чернила, бумагу, разрешили писать. О чем? О чем угодно. Пусть каждый изложит на бумаге свои политические взгляды, как они складывались. Японских психологов в полицейских мундирах интересовала загадка организации Зорге. Откуда берутся люди такой твердости характера? Каковы побудительные причины их беспрецедентных действий? Нельзя ли все это взять на вооружение? Клаузен отказался писать. В феврале он отморозил руки и ноги, не мог есть без помощи надзирателя, не мог передвигаться. Боль была настолько нестерпимой, хуже всяких пыток, что Макс даже подумывал о самоубийстве. Надзиратель Араи приходил ночью и утешал: "Крепись! Красная Армия разбила Гитлера на Волге и погнала дальше. Скоро ему - контрами, смерть..." Араи сожалел, что Макс не может писать, - все легче, когда занят чем-нибудь. Зорге, Вукелич и Одзаки вызов приняли, они до конца оставались журналистами и, понимая, что смерть уже пододвинулась вплотную, решили оставить живым свое политическое завещание. Во всяком случае, жандармам тут нечем будет поживиться. Зорге писал на немецком языке. Свое повествование он начинает вопросом: "Почему я стал коммунистом?" И отвечает: "Мировая война 1914-1918 гг. оказала огромное влияние на всю мою жизнь. Если бы даже на меня не подействовали другие различные факторы, то, как мне кажется, в результате одной этой войны я стал бы убежденным коммунистом. Когда началась война, мне было всего каких-нибудь 18 лет, я учился в повышенной средней школе в районе Рихтфильд в Берлине..." Партийный билет Э 0049927... Когда Зорге уже не будет, останется партбилет, сохранится навечно в партийных архивах. У Рихарда хорошая память. Профсоюзный билет Э 148990. Когда состоял в КПГ, номер партийного билета был 08678... Номер партийного билета - это его пароль. Пароль врагам не сообщают, его хранят в своем сердце. Он вдумчиво прослеживает события своей жизни, рассказывает о своих теоретических работах. И постепенно перед нами вырисовывается облик человека, беззаветно преданного идеям коммунизма, рыцаря без страха и упрека, борца за мир, великого патриота Советского Союза, пожертвовавшего для Родины всем. Он дрался в окружении, но победил. Его приход сначала в КПГ, а затем в компартию Советского Союза - не случайность, а логический результат глубоких размышлений над судьбами мира. В главе записок "Мое изучение Японии" он анализирует свою деятельность в Японии, указывает, какое значение для разведывательной работы имело кропотливое изучение экономики, истории, культуры страны. "Я усердно изучал древнюю историю Японии (она и по сей день вызывает у меня интерес)..." В последних словах весь Зорге - ученый, исследователь, мыслитель. Даже на краю смерти он в состоянии думать о древней истории Японии, жалеть, что какие-то книги остались непрочитанными, незаконспектированными. Да, ему так и не удалось закончить книгу о Японии, успел написать всего триста страниц... Записки Бранно Вукелича предельно лаконичны: всего пятнадцать страниц. Он также рассказывает, как политические события в Югославии и во всем мире привели его в ряды коммунистической партии, почему он согласился перейти на секретную работу. "Цель нашей организации - защищать Советский Союз от иностранного вмешательства". Очень тепло отзывается он о Зорге как о чутком, отзывчивом товарище и друге, истинном коммунисте. Ни Зорге, ни Вукелич, ни Одзаки, ни другие члены организации в своих записках не выдают никаких секретов - это завещания, рассказ о своей духовной жизни. Уже находясь в камере смертников, Одзаки написал: "Ведь если вдуматься, я счастливый человек. Всегда и повсюду я сталкивался с проявлениями людской любви. Оглядываясь на прожитую жизнь, я думаю: ее освещала любовь, которая была как звезды, что сияют сейчас над землей; а дружба, сверкавшая среди них звездой первой величины..." Свои записки Одзаки облек в форму писем своей жене. (Позднее они были изданы под заглавием "Любовь, подобная падающей звезде".) Он рассказывает о фактах своей жизни, о несправедливостях мира, которые побудили его избрать дорогу революционера-профессионала. В записках излагаются не только взгляды Одзаки на проблемы внутренней и внешней политики страны, но и даются оценки внутриполитического и международного положения Японии накануне и в годы второй мировой войны. Он рекомендует правительству использовать советское посредничество в китайском вопросе, ратует за широкое сотрудничество Японии и СССР. Заседания Токийского районного суда проходили в августе - сентябре 1943 года. "Заседания суда по делам Зорге, Вукелича, меня, Отто и других проходили отдельно", - свидетельствует Клаузен. Судьи в черных с сиреневой расшивкой накидках, в высоких головных уборах меланхолично выслушивали Зорге. Что бы он там ни говорил, его участь уже была решена. Он был опасный, самый опасный... Таким пощады нет. Закрытое заседание не отличалось многолюдностью: коллегия из семи человек, стража, начальник контрразведки - вот и все. Как построил защиту Зорге? Прежде всего он вновь приложил все усилия, чтобы защитить своих товарищей. Приводил доводы, оправдывающие Макса, Анну, Бранко. Начал он так: "Японские законы являются предметом обсуждения как в широком смысле, так и в отношении каждой буквы текста. Хотя утечка информации, откровенно говоря, может быть наказана по закону, но на практике японская специальная система не налагает ответственности за сохранение тайны. Мне кажется, что при составлении обвинительного акта недостаточно внимания было уделено нашей деятельности и характеру информации, которую мы получали..." Он обвинял японское правосудие в недомыслии, обвинял всю японскую систему, считал японские законы несовершенными. Нет, за всю долголетнюю службу японским судьям еще не приходилось слышать ничего подобного. Он был последователен, логичен, знал экспансивный характер японцев, тонко провоцировал на дискуссию. И дискуссия с подсудимым завязалась. Сначала в виде грубых окриков; потом Зорге стали объяснять сущность японского законодательства. Постепенно из обвиняемого он превратился в грозного обвинителя. На каком основании арестованы Вукелич, Клаузены? Разве они нанесли какой-нибудь вред японскому государству? Разве японские журналисты, аккредитованные в Москве, не занимаются тем же, чем занимался Бранко? Разве есть какие-нибудь документы, уличающие Вукелича? Он состоял в организации? Состоять - это еще не значит быть активным. Разве формальная принадлежность к той или иной организации является достаточным поводом для привлечения к ответственности? Ведь он, Зорге, состоял также в нацистской партии. Почему его не привлекают за это? Или фашистская партия в Японии узаконена? "То, что можно назвать политической информацией, добывал Одзаки или я. Я добывал информацию из немецкого посольства, но здесь опять-таки я считаю, что очень немногая информация, если такая была, может быть определена как "государственная тайна". Ее сообщали мне охотно. Чтобы получить ее, я не применял никакой стратегии, за которую я мог бы быть наказан. Я никогда не прибегал ни к обману, ни к насилию. Посол Отт и военные руководители просили меня помочь им писать донесения, в особенности Отт, который относился ко мне с большим доверием и просил меня прочитывать все его донесения, прежде чем отправлять их в Германию. Что касается меня, то я верил этой информации, так как она составлялась и оценивалась компетентными военным и морским атташе для использования генеральным штабом Германии. Я полагаю, что японское правительство, представляя сведения в германское посольство, знало, что некоторые из них утекут. Одзаки доставал большинство своих новостей из "группы завтрака". Но "группа завтрака" не являлась официальной организацией. Такие сведения, которыми обменивались в этой группе, могли обсуждаться и в других подобных группах, которых в настоящее время много в Токио. Даже такие сведения, которые Одзаки считал важными и секретными, на самом деле не являлись таковыми, так как он добывал их косвенным путем, после того как они уйдут из своего секретного источника..." Меланхолия исчезла. Судьи были в растерянности. Никто из них не мог привести ни одного разумного довода против защиты Зорге. Заседание пришлось прервать "для дополнительного изучения вопроса". Так повторялось несколько раз. Зорге по памяти называл параграфы японского права, приводил выдержки. Его обостренный ум уверенно шел сквозь лабиринт процессуального крючкотворства, заводил судей в тупик. Может быть, некоторые из них впервые поняли, до какой степени несовершенны и уязвимы японские законы. Оказалось, голыми руками Зорге не взять. Оставалось одно: заткнуть ему рот, ибо в противном случае суду не предвиделось конца. Зорге объявили, что состоится последнее заседание суда. Теперь от него добивались, признает ли он себя виновным. "Нет, не признаю! - заявил он. - Ни один из японских законов нами нарушен не был. Я уже объяснял мотивы своих поступков. Они являются логичным следствием всей моей жизни. Вы хотите доказать, что вся моя жизнь стояла и стоит вне закона. Какого закона? Октябрьская революция указала мне путь, которым должно идти международное рабочее движение. Я тогда принял решение поддерживать мировое коммунистическое движение не только теоретически и идеологически, но и действенно, практически в нем участвовать. Все, что я предпринимал в жизни, тот путь, которым я шел, был обусловлен тем решением, которое я принял двадцать пять лет назад. Происходящая германо-советская война еще больше укрепила меня в правильности того коммунистического пути, который я избрал. Я об этом заявляю с полным учетом того, что со мной произошло за двадцать пять лет моей борьбы, в частности и с учетом того, что со мной произошло 18 октября 1941 года..." 29 сентября 1943 года Токийский районный суд вынес приговор Рихарду Зорге: смерть! Это был последний довод японского правосудия. Одзаки также приговорили к смертной казни. И все-таки доводы Зорге возымели свое действие: смерть обошла остальных членов организации. Когда обвинение потребовало для Анны Клаузен семи лет заключения и принудительного труда, она возмутилась и потребовала пересмотра дела. "Когда я узнала, что мне присуждают семь лет без зачета предварительного заключения, то сказала суду, что это несправедливо. Переводчик Уэда заявил, что и этого мало, что я заслужила быть повешенной, а еще проявляю недовольство". Дело все-таки пересмотрели, срок сократили до трех лет. Бранко Вукелича и Макса Клаузена обрекли на пожизненное заключение. И за все время пребывания в тюрьме Клаузену лишь однажды, в конце лета 1944 года, удалось повидать Зорге. Макса под конвоем вели в кабинет адвоката Асанумы. И вдруг из кабинета вывели Рихарда. Макс закричал: "Выше голову, Рихард, Красная Армия победила!" "Рихард улыбнулся мне. Его лицо осветилось счастьем. Но тут ко мне подскочил тюремный чиновник и так двинул в бок, что я растянулся на полу... На суде я потребовал приговорить меня к смертной казни - я хотел умереть вместе с Зорге. Думаю, что это самое лучшее, что я мог в тот момент сделать в честь антифашизма..." Приговор не сломил волю Зорге и Одзаки. Они подали апелляцию в верховный суд. И снова в апелляции Зорге защищает не столько себя, сколько своих друзей. Верховный суд не торопился с ответом. Апелляция Зорге была отклонена в январе, а Одзаки - в апреле 1944 года. Их перевели в глухие камеры смертников. Ни тому ни другому не назвали день казни. Им предстояло прожить в гнетущем ожидании почти год. Каждую минуту мог войти начальник тюрьмы Ичидзима и объявить, что по приказу министра юстиции сегодня в таком-то часу состоится казнь. Оба любили жизнь и даже на краю гибели умели пользоваться ее радостями. Зорге прислушивался к голосам надзирателей, жадно ловил известия о ходе войны. Сопоставляя отрывочные фразы, он приходил к выводу, что победа советского народа близка. Он и жил только надеждой на эту победу. Одзаки писал свою последнюю книгу - исповедь "Любовь, подобная падающей звезде": "...Сейчас я ожидаю смерти... Я испытываю счастье при мысли, что родился и умру здесь, у себя на родине... Здесь, в тюрьме, моя любовь к семье вспыхнула с внезапной силой и стала источником мучительных переживаний. Первое время я просто не мог читать письма жены и смотреть на фотографии дочери, вложенные в них... Видимо, профессиональному революционеру нельзя иметь семью... Учительница моей дочери Иоко специально зашла сказать ей, чтобы она не стыдилась отца и продолжала ходить в школу..." Рихард Зорге не дожил до Дня Победы Советского Союза над фашистской Германией всего полгода. Те, кто видели его в последние месяцы без сетки на лице, свидетельствуют: он мало изменился со дня ареста. Все тот же спокойный взгляд голубых глаз, все то же несколько скорбное выражение рта и те же скупые жесты, уверенная походка, чувство собственного превосходства над судьями и полицейскими чиновниками. С надзирателями он был по-интеллигентски вежлив, хотя и не без суровости. Его имя произносили шепотом. Вести из внешнего мира почти не доходили. Однако у Зорге появился доброжелатель: переводчик. И до суда, и во время суда, и после вынесения приговора этот симпатичный молодой человек с доброжелательной улыбкой на губах всегда находил удобную минуту, чтобы скороговоркой передать Рихарду обо всем, что творится на белом свете. Зорге продолжал притворяться незнающим японского языка. За последние годы у него сильно обострился слух. Где-то за тюремной стеной, может быть в парке или в сквере, висел репродуктор. Днем его заглушали звуки города, но в ранний час Зорге, лежа на циновке, прислушивался к бормотанию репродуктора и улавливал все. Пока пульсирует кровь, пока мысль не угасла, его интересует ход событий там, в большом мире, куда он уже не вернется никогда, никогда... Теперь он часто думал о своей жене Кате. Хотя бы одну-единственную весточку от нее!.. Это скрасило бы последние дни... Не мог знать Рихард, что Кати больше нет в живых: она умерла 4 августа 1943 года. В канун больших революционных праздников "Рамзай" всегда посылал поздравления товарищам в Москву. Вдали от Родины он с нетерпением ждал этих праздников, ибо они знаменовали какой-то новый рубеж в истории Советского государства. 1 мая и 7 ноября собирались обычно у Клаузенов - тут уже готов был вкусный русский обед; вспоминали годы, прожитые в Советском Союзе, и та, прошлая жизнь как бы придвигалась. Приходится удивляться садистской изощренности японской контрразведки и министра юстиции: именно день 7 ноября они избрали для казни Зорге и Одзаки. В это утро 7 ноября 1944 года Зорге чувствовал себя бодро, он не подозревал, что до смерти остались считанные минуты. Вначале палачи решили расправиться с Одзаки. В девять часов в камере Одзаки появились стражники. Начальник тюрьмы Ичидзима ради соблюдения формальности спросил у осужденного фамилию, возраст и бывший адрес. Потом объявил, что по приказу министра юстиции сегодня, сейчас состоится казнь Одзаки. Ичидзима был опытным тюремщиком. Он знал, как некоторые смертники принимают страшную весть: обезумев, просят отсрочить казнь хотя бы на несколько минут. Как поведет себя этот "опасный коммунист"? Ведь умирают только один раз, будь ты императором или коммунистом... Одзаки даже не изменился в лице. Он спокойно взял почтовую открытку, написал: "Я не трус и не боюсь смерти". Попросил передать письмо жене. Затем переоделся в чистый костюм и твердо сказал: "Я готов". Палачи надели наручники. Его повели через тюремный двор к месту, где находилась железобетонная комната с высокими стенами. Когда Одзаки вошел в этот мрачный железобетонный мешок, он очутился перед золоченым алтарем Будды. Буддийский священник предложил смертнику чаю, сакэ, но Одзаки не принял "угощения". "Жизнь и смерть - это одно и то же для того, кто достиг высшего блаженства. Высшее блаженство может быть достигнуто, если положиться на милосердие Будды..." - произнес священник. Это был ритуал. Одзаки поблагодарил всех и еще раз повторил: "Я готов". Он обошел алтарь и оказался в пустой комнате без окон с виселицей в центре. Под ногами находился люк. На глаза Одзаки надели черные очки. "Я умираю за народ!" - крикнул он. В 9.33 люк раскрылся. В 9.51 Одзаки Ходзуми не стало. Ему не было и сорока пяти лет. "Как огни, гаснут люди, и нет ничего от них, как от огней, только пепел печали..." ...Когда начальник тюрьмы в сопровождении палачей вошел в камеру, Рихард Зорге понял, что час настал. "Сегодня ваш праздник, - сказал Ичидзима. - Надеюсь, вы умрете спокойно". Он потрогал кадык. Палачи рассмеялись. Но под суровым взглядом Зорге они мгновенно притихли. Ичидзима спросил, не добавит ли Зорге еще что-либо к своему завещанию. "Мое завещание останется таким, каким я его написал!" Тогда начальник тюрьмы спросил: "Имеете ли вы что-нибудь еще сказать?" - "Да, имею. Вы правы, господин начальник тюрьмы: сегодня у меня праздник. Великий праздник - двадцать седьмая годовщина Октябрьской социалистической революции. Я хочу добавить несколько слов к своему завещанию. Передайте живым: Зорге умер со словами: "Да здравствует Советский Союз, да здравствует Красная Армия!" После этого Зорге повернулся к тюремному священнику и сказал: "Я благодарю вас за вашу любезность. Ваши услуги не понадобятся. Я готов". Твердой походкой он прошел через тюремный двор. Очутившись в железобетонном мешке, не остановился перед алтарем, а направился прямо в камеру смерти, встал на крышку люка. О чем он думал в последние минуты жизни? Он заботился только об одном: своей выдержкой, спокойствием омрачить торжество врага. Он сам надел петлю на шею. В 10.20 люк раскрылся. В 10.38 Рихард Зорге шагнул в легенду... Позже Макс Клаузен вспоминал: "Я хотел бы сказать еще несколько слов об одном японском товарище, который сидел вместе со мной. Я не помню точно его фамилии, кажется это был Судзуки. Во всяком случае, через тюремщика, который время от времени беседовал со мной на протяжении всего заключения и сообщал мне военные новости, я имел возможность встретиться с ним... Он рассказал мне, что Рихард был повешен 7 ноября 1944 года, что перед казнью он держался очень мужественно и воскликнул: "Да здравствует Красная Армия, да здравствует Советский Союз!" Из протокола медицинской экспертизы известно: у Зорге было могучее сердце - оно билось еще целых 18 минут после того, как разведчика сняли с виселицы. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Какова дальнейшая судьба людей, принимавших участие в работе организации? Бранко Вукелич находился в Сугамо до июля 1944 года. Неожиданно Иосико разрешили свидание с мужем. Она взяла трехлетнего Хироси и отправилась в тюрьму. Свидание продолжалось всего несколько минут. Их разделяла решетка. Бранко протянул руки к сыну. Стражник отвернулся. Разговаривать приходилось громко, обязательно на японском. Вид Бранко был ужасен. Он почти совсем ослеп, остались кожа да кости. Но держался с присущей ему веселостью, острил и делал вид неунывающего человека. Иосико понимала, какие вести его интересуют больше всего. Сказала по-английски: "Советские войска подходят к границам Германии". Время истекло. Это была их последняя встреча. Вукелича сослали на каторгу в Абасири (северная часть острова Хоккайдо). В то время когда в окрестностях Сидзуока расцветают чайные кусты и камелии, на Хоккайдо свирепствует вьюга. Нет в Японии более мрачной тюрьмы, чем Абасири. В начале весны в здешних местах неделями стоят густые туманы, наступает сильное похолодание. Осенью рано выпадает снег, зимой морозы достигают двадцати градусов. Заключенные спят на оледенелых циновках. Потому-то с приходом зимы в Абасири умирают сотнями от крупозного воспаления легких. Бранко в совершенстве владел разговорным японским языком, но письма жене и сыну писал на английском, так как запомнить несколько тысяч иероглифов он не мог. Тюремные цензоры переводили его письма на японский и только после этого отправляли адресату. Потому-то Иосико получала весточки от мужа с большим запозданием. Бранко скоро догадался, почему задерживаются письма, и всерьез занялся иероглифами, катаканой, хираганой. Вукелич пережил Зорге и Одзаки всего лишь на два месяца. В Абасири он не избежал участи многих: заболел крупозным воспалением легких. Почувствовав, что смерть близка, он в конце декабря 1944 года отправил жене в Токио свое последнее письмо. Вот его содержание: "Извини, что это письмо задержано. Это произошло потому, что пришлось отложить его на 4-е воскресенье. Я получил письмо нашего мальчика, и, конечно, оно доставило мне большую радость. Ты, конечно, представляешь себе, как я восхищаюсь и вместе с этим беспокоюсь о твоей напряженной жизни. Прошу тебя: хорошенько позаботься о себе, ради меня, ведь я так люблю тебя. Как ты писала, от моральных сил зависит многое. Мне очень нравятся твои родители. Пожалуйста, будь к ним добра. Теперь для начала позволь мне ответить на твои вопросы. 1) Серебро необходимо возвратить. Его оставляли нам на сохранение. 2) Почтовый бювар я получил, но пользоваться им мне пока не разрешают. 3) Я хорошо разбираю и читаю твои письма, но, поскольку время на них ограничено, пиши как можно четче и яснее (теперешний стиль и почерк вполне меня устраивают). Я хочу, чтобы ты описала когда-нибудь в одном из своих писем твой полный день, с утра до вечера, в присущем тебе интересном стиле. 4) Отвечай мне в письмах на все мои вопросы. Если что-нибудь не разберешь в моем письме - спрашивай. 5) Мне кажется, ты очень хорошо справляешься с воспитанием нашего сына в таких трудных условиях. Его привычка разговаривать с самим собой, должно быть, является результатом непостоянства окружающей среды - перемены места жительства, отсутствие знакомых людей и т. п. Отсутствие практики - это, должно быть, результат отсутствия юных друзей. Так или иначе, но это плохие привычки, но я надеюсь, что ты придумаешь, как исправить их. Что касается его способностей, то я считаю, как и все родители, что он талантлив. На фотографии он выглядит таким, каким я рисовал, когда был ребенком, но намного лучше и интереснее, чем его папа. Что же касается почерка, то я ведь начал писать первые буквы значительно позже. Может быть, здесь сыграла свою роль кровь Ямасаки, но я больше всего отношу это за счет твоего отличного воспитания. Я, например, воспитывался большей частью по принципу "оставьте его в покое", подобно маленькому домашнему животному, поскольку этот метод воспитания считали в наше время наилучшим методом. Даже тогда, когда мои родители заметили, что у меня плохой почерк, они реагировали на это очень просто: "Его почерк станет лучше после того, как он повзрослеет. Зачем надоедать ему с этим сейчас?" Может быть, я еще не совсем повзрослел. А может быть, это является результатом пренебрежения начальным воспитанием, недостаточно настойчивым исправлением плохих привычек и т. п. Кстати, относительно слишком мягкого характера нашего сына. Пока в нем не проявляется отсутствие интереса или нелюбовь к работе, тебе не о чем особенно беспокоиться. Главное - привей ему привычку выполнять какую-нибудь работу, не вторгаясь, однако, в священный мир детских игр. 6) Что касается моей матери, то при отсутствии у тебя препятствий к этому пошли ей рождественские поздравления. Однако не торопись с этим, посмотрим, может быть, я получу разрешение послать поздравление сам, хотя я опасаюсь, что в этом случае оно может слишком запоздать. Жизнь сейчас такова, что для моей старой больной мамы, наверное, лучше было бы умереть, чем продолжать жить. Но если весточка от меня придет к ней вовремя, я уверен, это будет для нее большим утешением. Когда ты заботишься о своих родителях, вспомни об этих моих чувствах. Мне хотелось бы позаботиться о твоих родителях даже больше, чем о своих, но я вынужден был разочаровать их всем этим, что они, должно быть, называют божьим наказанием. 7) В отношении моего здоровья не беспокойся так сильно. В течение последнего месяца рецидивов не было, и я быстро поправляюсь. Кроме того, я переношу холод гораздо лучше, чем ожидал. (Вот только мой почерк становится от него хуже, чем обычно.) Мы вполне можем рассчитывать на встречу в будущем году. Печка, которую я так долго ждал, наконец установлена; с ее появлением я сразу же вообразил себе картину: "Мы вдвоем. Жарится сакияки. Ребенок спит. В печке огонек... тепло так же, как сейчас..." Это было в действительности осенью. 8) Ты должна больше писать мне о своем здоровье. Тебе тоже нужно сходить к врачу. Пожалуйста, пришли мне свою фотографию и фото нашего ребенка. Может быть, мне разрешат посмотреть на них. И конечно, напиши мне письмо. Извини, что я не могу преподнести тебе никакого новогоднего подарка. Я посылаю лишь свои благодарности. Исторически этот новый год должен быть самым важным и самым трудным для Японии так же, как и для всего мира, и для нашего ни в чем не повинного маленького сына. Мысли о вас придают мне сил. Пожалуйста, расскажи нашему маленькому мальчику, как я был рад его письму. Позаботься о своем здоровье; я постараюсь быть бодрым. Ваш папа. СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ПИСЬМО, ХИРОСИ. ПАПА ОЧЕНЬ ЛЮБИТ ХИРОСИ. ПРИСЫЛАЙ МНЕ ПИСЬМА ЕЩЕ. ПАПА". (Внизу примечание, сделанное рукой Иосико Ямасаки: "Это письмо было написано, по-видимому, в последнее воскресенье декабря 1944 года, но отправлено властями 8 января 1945 года, когда он уже лежал при смерти от воспаления легких".) Документ потрясающей силы! Мы читаем эти строки и как бы разговариваем с живым Бранко. Вот таким он и был: глубоко человечным, мягким, со всегдашней доброй улыбкой. Сколько тут сдержанного чувства, желания не причинить боль любимой, сколько надежд, которым не суждено сбыться... 13 января 1945 года в сорокалетнем возрасте Бранко Вукелич скончался. Узнав о смерти мужа, Иосико поспешила на Хоккайдо. Но ей не показали даже места погребения. О, здесь умирает слишком много, могилу каждого не запомнишь... После окончательного приговора в 1944 году Макса Клаузена перевели в отделение для уголовников, где находились также японские коммунисты. "Через тюремного служителя они передавали мне японскую газету на английском языке и многое другое. При чтении этой газеты нужно было соблюдать осторожность, потому что время от времени в глазок подсматривал тюремщик. Из этой газеты я узнавал, что происходило в мире и как решается война. Кроме того, я читал тюремную газету на японском языке. Из нее я узнал, что Красная Армия все время наступает и теснит фашистов все дальше на Запад". Да, чтобы читать тюремную газету, Макс усиленно занимался японской письменностью и добился поразительных успехов. Иероглифы и катакана для него перестали быть загадкой. Книг заключенным не давали, но Макс сумел припрятать словарь японского языка. 10 марта 1945 года Токио подвергся налету американской авиации. Половина города сгорела дотла, тюремщики, забыв о своих обязанностях, отсиживались в бомбоубежищах. Много тюрем вместе с заключенными сгорело в тот день. Налеты продолжались до 26 марта. Последний отряд американских бомбардировщиков сбросил бомбы неподалеку от тюрьмы Сугамо. Загорелись деревянные постройки. "Горящие куски дерева разлетались по ветру и попадали в мою камеру, отчего сразу воспламенялась циновка. Дверь моей камеры была заперта, в то время как камеры других заключенных были открыты, с тем чтобы при необходимости они могли выскочить. Мне все время приходилось заниматься предотвращением пожара..." - пишет Макс. На следующий день Клаузена отвезли в тюрьму Акита. Анне Клаузен приходилось еще хуже. Два месяца спустя после вынесения приговора ее перевели из Сугамо в тюрьму Точиги. Здесь заключенные размещались в землянках, которые при дожде заливало. В коридорах ставили насосы, и заключенные выкачивали воду. В тюрьме насчитывалось более шестисот женщин, из них двести семьдесят политических. Заключенных по семнадцать часов в сутки заставляли изготовлять боеприпасы для армии. Кормили плохо. Смерть от недоедания, туберкулеза и других болезней считалась обычным явлением. "Меня содержали очень строго, совершенно изолировали от других, на прогулку выводили раз в месяц и в такое место, где другие не бывали". Во время налетов американской авиации заключенных сковывали общей цепью и выводили во двор, Анну оставляли в камере. 13 июля ее перевели в барак Э 3 - барак смерти. Тут держали в кандалах. "Моя камера была рядом с той, в которую складывали трупы. В проеме между камерами висела лампочка, в эту дыру из трупной камеры в мою проникало страшное зловоние разлагающихся трупов. В середине августа в ней лежали трупы по десять дней и больше. Пищи давали так мало, что трудно представить. Это были кукуруза, гаолян и еще какое-то месиво. От голода я не могла стоять на ногах". Но советские разведчики стойко перенесли все мучения и лишения. После разгрома Красной Армией Квантунской армии и капитуляции Японии Клаузенов освободили. Они обратились в советское посольство. Так как у Макса врачи обнаружили опухоль в печени, он попросил служащих из посольства устроить его в больницу. Через несколько часов Клаузенов отвезли на аэродром. Во Владивостоке Максу сделали операцию. А потом их ждала Москва... Макс всегда считал, что вся его деятельность направлена не только на защиту Советского Союза, но также на уничтожение фашизма и на построение социализма в самой Германии. Там, в Токио, он дрался за новую, социалистическую Германию. Подводя итог своей разведывательной деятельности, он мог гордо сказать: "Я стал разведчиком потому, что ненавидел фашизм и милитаризм и горячо любил свою родную Германию. Моя работа для СССР всегда являлась для меня также борьбой, за светлое будущее любимой Германии". В 1946 году Клаузены переехали на родину Макса - в ГДР. Здесь оба вступили в Социалистическую единую партию Германии. Вскоре Макс стал инструктором по кадрам кепеникских судоверфей в Берлине. Он неоднократно завоевывал почетное звание активиста. Макс и Анна почти ровесники: в начале 1965 года они отпраздновали свое шестидесяти шестилетие. Для них настала та мирная жизнь, о которой они так страстно мечтали многие годы. Советское правительство высоко оценило подвиг боевых соратников отважного разведчика Рихарда Зорге: 19 января 1965 года Макс Клаузен награжден орденом Красного Знамени, Анна Клаузен - орденом Красной Звезды. Узнав о награде, Макс Христиансен Клаузен сказал: "Дорогие друзья! С чувством радости и гордости мы узнали, что за нашу деятельность в Токио в составе разведывательной организации доктора Рихарда Зорге Советское правительство наградило нас боевыми орденами. Нам выпала высокая честь вместе с незабвенным Рихардом бороться против фашизма, против войны. Мы счастливы, что и наша работа явилась посильным вкладом в дело победы". Министр государственной безопасности ГДР вручил Максу и Анне золотые медали за заслуги перед Народной армией. 29 января 1965 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР передал жене и сыну Бранно Вукелича - Иосико Ямасаки и Хироси Ямасаки орден Отечественной войны 1-й степени - посмертную награду герою. Автор этой книги имел возможность встретиться с Иосико и Хироси Ямасаки. Тоненькая, небольшого роста женщина, скромно одетая, глуховатым голосом неторопливо рассказывала о живом Бранко. Несмотря на свои пятьдесят лет, Иосико выглядит очень молодо. Живет она в Токио, работает переводчицей в пресс-секции чехословацкого посольства. Что рассказала нам Иосико Ямасаки? "У меня хранятся 159 писем, которые прислал мне Бранко из тюрьмы. Я вышла замуж 26 января 1940 года и прожила с Бранко всего двадцать месяцев. После его смерти мое горе было так велико, что я хотела покончить с собой. Но затем, чтобы выполнить его желание, полностью отдалась воспитанию нашего единственного сына. Пусть будет таким, как отец: честным, искренним, душевным, умным, храбрым. Дело Зорге в Японии стали оценивать правильно, когда поняли, за что он боролся. Слезы радости выступают на глазах, когда вспоминаю слова мужа: "Мы боремся за мир. Сейчас стремимся к тому, чтобы не было войны между Японией и СССР". Я без колебания поклялась, что во всем буду следовать за ним. Вы спрашиваете, какой день в моей жизни самый счастливый? Я хорошо помню тот день. Бранко вернулся вечером и сказал: "Наш брак признали официально. Наши советские друзья поздравляют нас!.." Когда фашисты напали на Югославию, Бранко рвался на родину. Он хотел участвовать в партизанской борьбе". Хироси учится на родине отца - в Югославии, в аспирантуре при Белградском университете. До аспирантуры он занимался на экономическом отделении юридического факультета Токийского университета. У Хироси есть югославское имя: в Белграде его зовут Лавославом. Сейчас ему 24 года. Мать и сын недавно навестили родных Бранко Вукелича, которые живут в Сербии. ...После казни Рихард Зорге тайно был похоронен на токийском кладбище Тама. Кладбище знаменито тем, что здесь покоятся останки сотен бойцов-антифашистов. Дом, в котором проживал Зорге, полиция сожгла: пусть ничто не напоминает о советском разведчике! После войны друзьям Зорге пришлось провести тщательные розыски, чтобы найти его тело. Останки героя обнаружили в одной из братских могил. "Рамзая" опознали по вставным золотым зубам и огромным ботинкам; имелись и другие приметы: например, всем было известно, что у Зорге одна нога короче другой - следствие давнего тяжелого ранения. В 1956 году, то есть двенадцать лет спустя после казни, над могилой Зорге друзья установили памятник - гранитную плиту с надписью: РИХАРД ЗОРГЕ 1895-1944 На другой стороне плиты высечены слова: Здесь покоится герой, который отдал свою жизнь в битве против войны, за мир во всем мире. Родился в Баку в 1895 году, приехал в Японию в 1933 году, был арестован в 1941 году, казнен 7 ноября 1944 года. В июне 1965 года мы встречались также с верным другом и помощником Зорге японкой Исии Ханако. В Японии широко известны ее книги. "Человек - Зорге" и "Все о встречах с человеком по имени Зорге". Когда потребовались деньги на сооружение памятника над могилой Зорге, Исии внесла в общий фонд свой гонорар, полученный за книги. Исии Ханако пятьдесят четыре года. Живет она в Токио. Ее давней мечтой было увидеть родину Зорге - Советский Союз. Эта мечта исполнилась. Да, она увидела Москву. В глубокой печали и задумчивости шла она по улице имени Зорге. Ее друг стал как бы неотъемлемой частицей великого города - и в этом торжество его благородного дела. "Зорге был человеком особого душевного благородства, - сказала Исии Ханако. - Он всегда проявлял заботу о других и мало заботился о себе. Он хотел мира для всех людей. Я это знаю, знаю..." Исии - не только артистка, певица, но и талантливый скульптор. Своими руками она изваяла бюст Рихарда Зорге. Этот бюст стоит в ее квартире. Исии мечтает воздвигнуть со временем над могилой своего друга большой памятник. На могиле советского разведчика всегда цветы: их приносят простые люди Японии, студенты, друзья Зорге. Память о нем не умирает в Японии. Рядом с могилой Зорге - обелиск с именами Одзаки, Вукелича, Мияги. На могилу Одзаки Ходзуми часто приходит жена Одзаки - Эйко. Иногда из Иокогамы приезжает сюда дочь Йоко - сейчас она преподаватель иокогамского института. Беспримерный подвиг советских разведчиков изумил мир. Но о самом подвиге узнали не сразу. В Японии о судебном процессе по делу организации Зорге не писали, только краткое упоминание было сделано в печати в мае 1942 года. В сообщении японская контрразведка пыталась связать членов организации с японской компартией, с Коминтерном, дабы лишний раз в глазах общественности оправдать свое участие в преступном "антикоминтерновском пакте". Однако материалы следствия целиком изобличают миф о причастности организации к Коминтерну, о ее связях с японской компартией. Подлинники некоторых документов, относящихся к процессу, исчезли во время пожара в министерстве юстиции в 1944 году. Все важнейшие документы, связанные с делом организации, в 1945 году прибрала к рукам американская разведка. Американская секретная служба штаба дальневосточного командования, завладев материалами, в течение ряда лет кропотливо их изучала, надеясь разгадать тайну советской разведки, понять побудительные мотивы действия Зорге и его товарищей. Разгадать тайну не удалось. Орешек оказался не по зубам. Оставалось лишь лицемерно восхищаться: "Вероятно, никогда в истории не существовало столь смелой и столь успешной организации..." Деятелей империалистических разведок, привыкших опираться на морально разложившихся перерожденцев, убийц и диверсантов, поставило в тупик бескорыстие Зорге и его товарищей, их мужество и самоотверженность. Американская разведка, содержащая на службе, по сообщению хорошо осведомленного журнала "Ньюсуик", сто тысяч человек, построена на подкупе, вероломстве, интригах. Здесь все продается и покупается, здесь тоже каждый старается сделать свой бизнес. Ни для кого не секрет, что американское правительство расходует в общей сложности на разведку и подрывную деятельность против стран социалистического лагеря три миллиарда долларов в год. В этот же диверсионный фонд щедро течет золотой поток от фирм Дюпона, Меллона и других. Создатель Центрального разведывательного управления Гарри Трумэн в свое время цинично признал, что ЦРУ "в глазах многих превратилось в символ коварства и таинственных интриг за границей". Зорге и его соратники никогда не прибегали к насилию, шантажу, подкупу, диверсиям и другим черным приемам разведок империалистических держав. Врагам социалистического государства они противопоставили аналитический ум, творчество, изобретательность, твердую дисциплину и безукоризненную конспирацию. Во главе организации стоял не "рыцарь плаща и кинжала", а мыслитель, человек, беспредельно преданный Коммунистической партии и Родине, борец с фашизмом, бесстрашный борец за мир во всем мире, подлинный гуманист, отличный дипломат и тонкий политик, общественный деятель большого масштаба. Потому-то Рихард Зорге стал символом мужества и бескорыстного служения своему народу, прогрессивному человечеству всего мира. Организация Зорге вела смертельную борьбу с поджигателями войны, она защищала социалистическое государство. В этом величие ее подвига. Зорге сумел сплотить в монолитный коллектив людей доброй воли, долгие годы был не только их руководителем, но также идейным наставником и воспитателем. Он собрал вокруг себя истинных гуманистов, испытанных бойцов против фашизма и милитаризма. Дело защиты Советского Союза стало также делом японских патриотов. Нет, не за деньги и награды рисковали они своими жизнями. Даже американцы вынуждены были признать: "Это успешное достижение практически ничего не стоило Советскому Союзу. Они даже пытались сократить свои расходы и в 1940 году приказали, чтобы часть доходов от Клаузена шла в организацию... Одзаки, например, никогда не получал ни гроша для себя и фактически терпел убытки. Конечно, та информация, которую Зорге отправил после 22 июня 1941 года, помогла сэкономить Советскому Союзу много миллионов долларов. Так как это имело большое влияние на развертывание советских войск и, следовательно, на приостановление немцев в самый критический момент войны, то их общая стоимость неисчислима". Как видим, все подсчитано с бухгалтерской скрупулезностью. Разумеется, Клаузену никто не приказывал отчислять скромные доходы от мастерской в фонд организации. В том не было необходимости. А если бы потребовалось, Клаузен, не задумываясь, отдал бы все, вплоть до жизни. И Одзаки меньше всего размышлял над тем, какие он терпит убытки, ставя под угрозу собственную жизнь и благополучие горячо любимой семьи. Не деньги, а более могучая сила руководила всеми их помыслами и действиями: идеи марксизма-ленинизма, высокий интернациональный долг. Этого-то как раз и не понять никогда представителям империалистических разведок. Буржуазные историографы и писатели, фальсификаторы всех мастей, узнав о подвиге Рихарда Зорге, сразу же подняли сенсационную шумиху. Беспрецедентный случай в истории разведок всего мира! Померк ореол душителя народов Ближнего Востока и Африки Лоуренса, закатилась звезда Мата Хари... За короткий срок книжный рынок был наводнен сенсационно-детективными книжонками, брошюрками, в которых до неузнаваемости искажался образ Зорге. Фальсификаторов меньше всего интересовала истина. Одни из них историю Зорге решили использовать в целях антикоммунистической пропаганды. Отважный советский разведчик наделялся чертами, совершенно не присущими ему, представлялся этаким хладнокровным злодеем, бесшабашным гулякой и донжуаном, шантажом и насилием, подкупами заставляющим работать на себя. Был пущен в ход весь нехитрый набор бульварно-детективной литературы: нагромождение ужасов, любовных похождений, взламывание сейфов, похищения и предательства. Более изощренные поняли, что на эту неумную приманку никого не поймаешь. Они пошли по другому пути: нужно всячески принизить роль советского народа в Великой Отечественной войне, выставить Зорге героем-одиночкой, чуть ли не спасителем Советского Союза, гиперболизировать его подвиг. Фальсификаторы этого толка не скупились на похвалы Зорге, называя его разведчиком века, разведчиком-идеалистом, разведчиком-фанатиком. Похвала в устах врага всегда дурно пахнет. Сам Рихард Зорге более скромно оценивал заслуги организации перед Советским государством. Великолепный диалектик, истинный коммунист, он хорошо понимал, что историю вершат не личности, а народы. Своевременная информация, предупреждение могут повлиять на течение войны, сократить жертвы, но исход войны в конечном итоге решают организованная сила народа, моральный и военный потенциал страны. Информация, которую посылал в Центр Зорге, носила действенный характер: благодаря этой информации Советское правительство всегда было в курсе того, как развиваются германо-японские отношения, с какой стороны Советскому Союзу грозит наибольшая опасность. Трудно перечислить все, сделанное организацией Зорге в этом направлении. Но Зорге отдавал себе отчет в том, что сведения, добытые им, являются лишь некой долей в общей копилке советской разведки. Велика или мала эта доля, он не мог судить; он работал не ради славы и считал себя рядовым тружеником военной разведки. Подвиг Рихарда Зорге и его товарищей не нуждается в преувеличении, он значителен сам по себе. Очутившись в стране, в которой он никогда до этого не был, Зорге, несмотря на крайнюю подозрительность японской полиции к иностранцам, в условиях беспрестанной слежки, а также контроля со стороны гестаповцев, обосновавшихся в германском посольстве, сумел развернуть успешную разведывательную деятельность, создать разветвленную организацию, заставить работать на нее "мозговые тресты" Японии и Германии, охватить все области жизни этих стран. И хотя территориально организация находилась в Японии, острие ее деятельности было направлено против фашистской Германии. Информация о Японии носила превентивный характер: Зорге следил, как развиваются германо-японские отношения и существует ли в связи с этим опасность нападения милитаристской Японии на дальневосточные границы Советского Союза. Прогрессивные люди Японии отлично разобрались во всем, дали справедливую, объективную оценку деятельности организации Зорге. Современный японский историк Фудзивара Акира пишет: "В обстановке международной политики того времени Зорге и его товарищи решали наиболее трудную задачу - как практически осуществить борьбу за мир, и с высоким героизмом отдались деятельности, которую рассматривали как самую важную для интересов человечества". (Японский исторический журнал "Рэкисигаку Кэнкю", Э 4 за 1963 год.) В Японии интерес к подвигу Зорге и его соратников велик и не затухает с годами. В Токио в 1962 году был выпущен трехтомник, включающий основные материалы судебного процесса над организацией Зорге; дальний родственник Одзаки по линии отца - Одзаки Хоцуки написал книгу, посвященную героям; в журналах и газетах печатаются воспоминания жены Вукелича Иосико Ямасаки и людей, близко знавших Одзаки и Мияги; огромными тиражами переиздаются посмертная книга Одзаки Ходзуми "Любовь, подобная падающей звезде" и записки Исии Ханако. Организация Зорге внесла свой посильный вклад в общее дело разгрома врага всего человечества - германского фашизма. Потому-то во всех уголках земного шара не угасает с годами интерес к личности Зорге и его делам. Кто вы, доктор Зорге?.. Рихард Зорге сам ответил на этот вопрос. Ответ предельно лаконичен: "Я - коммунист!" Этим, по сути, сказано все. На пороге смерти отважный разведчик, как нам уже известно, торопился ответить именно на один-единственный вопрос: "Почему я стал коммунистом?" Самое главное, самое важное, что он хотел донести до нас, до всех людей доброй воли: Зорге был и остался до последнего мгновения коммунистом! Он умер за великую идею. Его воспитала Коммунистическая партия, он был сыном партии и все свои дела оценивал как задание партии. Да, он пожертвовал всем: личным счастьем, всеми радостями спокойного бытия, карьерой ученого и самой жизнью. Но он знал более высокое счастье: служение своей Родине! "Правда", посвящая страницы памяти Зорге, 6 ноября 1964 года писала: "Только через двадцать лет сложились условия, позволяющие рассказать правду о Зорге. По достоинству оценены его выдающиеся заслуги перед Родиной, его мужество и героизм. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1964 года товарищу Рихарду Зорге посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Люди доброй воли с великой благодарностью вспоминают коммуниста-интернационалиста, пламенного антифашиста и борца за мир - советского разведчика Рихарда Зорге". Подвиг во имя высоких идеалов не может исчезнуть бесследно, перед ним бессильно даже само время. Подвиг военного разведчика Рихарда Зорге получил признание всего советского народа. Пожалуй, не найдешь в нашей огромной стране человека, которому не было бы известно о героических делах Зорге. Его подвиг нашел горячий отклик в сердцах и мыслях советских людей. Рихард Зорге! Ика Зонтер... Он прожил удивительную жизнь. Он родился в России, рос в Германии; был солдатом и шахтером; принимал участие в революции; сделался революционером-профессионалом, редактировал партийную, газету; стал доктором государственно-правовых наук. Он исколесил Голландию, Италию, Швейцарию, Швецию, Китай, побывал в Америке и Канаде; над его головой шумели криптомерии Японии и пальмы Гонконга. Но сердце его принадлежало Родине - Советскому Союзу, Москве... Он сам избрал свой тяжелый путь разведчика, так как его кипучая натура не мирилась со злом и требовала немедленного действия. Мы сроднились с ним, и нам легче представить Рихарда неторопливо идущим по Арбату, среди нас, чем там - на Гинзадори, под изогнутыми черепичными крышами страны Ямато, в аллеях парков Уэно и Хибия, ибо он воплотил в своей личности многие наши идеалы. Его жизнь была соткана из приключений. Но самое главное из них - это приключение интеллекта, поединок разума с силами тьмы, и из этого поединка Зорге вышел победителем. Он не привык склонять свою гордую голову перед врагами и не склонил ее до конца. Мы знаем: в последние минуты, когда уже не было ни солнца, ни синего неба, он мысленно был с нами. Он идет, высокий красивый человек с добрыми внимательными глазами мыслителя и спокойной улыбкой мудреца, идет по земле, переходя из города в город, из селения в селение: это бессмертная слава коммуниста, Героя Советского Союза Рихарда Зорге шагает по планете. СОДЕРЖАНИЕ 1. Операция "Рамзай" 2. "Профессия - интеллигент. Призвание - партийная работа" 3. Заповеди разведчика 4. Эйген Отт делает карьеру 5. Домой, в Москву! 6. Приключения Макса Клаузена 7. Организация за работой 8. Высокие сферы 9. Эйген Отт становится хозяином положения 10. Пульс мировой политики 11. Двадцать четыре часа в сутки 12. Грозный триумф 13. Арест и следствие 14. "Любовь, подобная падающей звезде" и смерть Заключение Михаил Сергеевич Колесников ТАКИМ БЫЛ РИХАРД ЗОРГЕ М., Воениздат, 1965 г., Редактор С. И. Смирнов Художник О. И. Айзман Художественный редактор Г. В. Гречихо Технический редактор И. Ф. Кузьмин Корректор Л. П. Квашук OCR - Андрей из Архангельска 1-я типография Военного издательства Министерства обороны СССР Москва, К-6, проезд Скворцова-Степанова, дом 3