клепия. Говорили, что исцеляет он не просто больных, а исцеляет и
неисцелимых. Все умел он творить, что творил Хирон-Врачеватель: возвращал
зрение слепым и телу -- утраченные им члены.
Но Хирон не вступал в состязание ни с богами, ни со
Смертью. Асклепий же вступал. Когда демон Смерти Танат наклонялся уже
над смертным телом, отгонял бог-Врачеватель Смерть от тела, и умирающий
вставал на ноги. Даже Гермия-душеводителя принуждал он отступать, когда тот
поджидал отлетающую от тела призрачную тень: задерживал Асклепий душу в
теле, и живым поднимался мертвый.
Добыл Асклепий и цветок Прометея, расцветающий раз в тысячу лет.
Помогла ему в этом титанида, ночная Геката: разослала она своих ночных собак
во все стороны вокруг горы Кавказа, и учуяли те чудный цветок. Стал Асклепий
с помощью волшебного цветка Прометея делать тела героев неуязвимыми. Сделал
он таким тело свирепого Тидида. Но лютовал неуязвимый Тидид среди смертных
героев, и не к добру послужил ему дар Врачевателя-бога.
А боги Крониды молчали.
Обладал Асклепий и волшебным бальзамом, сделанным из амброзии и крови
Горгоны Медузы и хранимым суровой Афиной-Палладой, дочерью-мыслью Кронида.
По совету презрителя Мома дала Асклепию этот бальзам Паллада. Мог он этим
бальзамом пробуждать мертвых и исцелять героев от смерти.
Встревожили земные дела Асклепия покой и радость богов Кронидов,
властителей мира, в их небесных домах, хотя и благоволили они прежде к
Врачевателю-богу: ибо был он для них сыном Аполлона и стоял за него Аполлон,
сияя золотым солнечным луком. Как же не любить им его сына?
Созвал Зевс богов на совет. Сказал:
-- Безумные дела творит Асклепий на земле, и сам он обезумел. Исцеляет
он людей от страха перед богами. Перестанут люди нас, богов, бояться.
Восстанут они и поднимутся на Олимп и на небо.
Улыбнулись тут весело боги. Разве могут смертные не страшиться богов!
Но не улыбнулся с ними Кронид. Гремел его голос на Олимпе:
-- Сам безумный, исцеляет он смертных от безумия, ниспосылаемого на них
богами. Перестанут люди опьяняться безумием и его страшиться, перестанут
гнать безумных и еще сами захотят быть безумными.
Но тут поднял Вакх свой увитый плющом тирс, опьяняющий смертных
безумием, и воскликнул:
-- Этот тирс сильнее: он еще обезумит и безумных! И снова стали
улыбчивыми лица богов.
Но не улыбчиво было лицо Зевса, и грозен был его голос:
-- Нарушитель он законов Ананки-Неотвратимости: неуязвимыми делает
уязвимых. Но когда он увидел, что и неуязвимые смертны, тогда замыслил он
исцелять смертных от смерти. Мало ему пробуждать к жизни героев, павших в
боях,-- хочет он спуститься в аид, хочет вернуть тени усопших героев на
землю и одеть эти тени их испепеленным телом.
И закричали в тревоге все боги:
-- Он безумен!
Только Мом-презритель молчал, правдивый ложью.
Знал Мом, сын Ночи, что только тех карают боги безумием, кто идет
против богов или вступает в состязание с богом, а также всех им неугодных. И
всех жесточе карал безумием Вакх-Дионис.
Гремело в небе слово Зевса:
-- Мало будет ему и этого! Захочет он завтра запереть врата аида для
героев.
И закричали снова боги в тревоге:
-- Он безумен!
Только Мом-презритель молчал, правдивый ложью.
-- Но и этого будет мало безумцу. Замыслит он спуститься в самый
тартар, к титанам, чтобы в них возродить их былые силы и отвагу и вернуть им
потерянную ими в подземном мраке красоту богов. Даже испепеленных захочет он
возродить.
И хотя не знали боги страха и страшились только одного Зевса-Кронида от
великого почтения к Молниевержцу, но, услышав его слова, закричали в ужасе и
гневе:
-- Он безумен! Испепели его самого молниями! Только Мом-презритель
молчал, правдивой ложью. Сказал Зевс:
-- Забыли вы, что из огненного рода солнечных титанов мать Асклепия,
Коронида. Мы и солнечных титанов свергали, но родила она Асклепия среди
солнечного огня Аполлона. Огнен он внутри. Не обожгут, не уязвят такого бога
трезубые молнии, хотя он только земной бог, а не небесный. Могу я его
низвергнуть молниями в тартар во всей его огненной силе, со всеми его
тайнами знания. Но зажжет он тогда огнем сердца титанов и поднимет их на
богов. Не могу я его приковать: расплавятся от его тела цепи.
В ужасе и смущении встали боги со своих мест, обратив взор к Крониду.
Да неужели ошибся Кронид, когда, испытав на Пелионе мальчика-бога,
сказал богам: "Он бог людей, а не бог богов". Да неужели земной бог может
быть сильнее богов неба? Вот оно, возмездие Хирона Кронидам: воспитал он
мальчика-бога им на погибель.
И тогда раздался голос Мома, сына Ночи:
-- Оглуши его громами, Кронид! -- и усмехнулся презритель-бог.
Снова стали радостны лица богов. И сказал Кронид Мому:
-- Ты угадал мою мысль, Мом. Я и сам так решил. Пусть воскресит он
теперь мертвого героя!
И снова усмехнулся Мом, правдивый ложью. Разве не был Зевс
промыслителем? Разве не все мысли богов -- его мысли?
Опустел Олимп. Разошлись радостные боги по своим золотым домам. Только
не было на совете богов Аполлона. Улетел он тогда в Гиперборею. Без
защитника на небе остался Асклепий. Стали ждать боги-Крониды его дел.
И вот воскресил бог-Врачеватель близ Дельф полубога-героя.
Неведомым осталось имя возрожденного Асклепием к жизни, ибо до того
испепелили его тело молнией, что не нашли даже пепла. Только есть на том
месте гробница Неведомому герою, воздвигнутая века спустя людьми.
Снова собрались все боги Крониды на Олимп.
И послал тотчас Зевс Гермия к великанам-киклопам в подземную кузницу:
приказал ковачам-молотобойцам поднять громовые молоты и оглушить их громами
Асклепия под сверкающие удары молний.
Выслушали древние титаны-Одноглазы лукавого посланца, положили молоты
на наковальню и сказали разом все трое -- и Бронт, и Стероп, и Арг:
-- Кузнецы мы. Куем Зевсу молнии, но их не мечем. Поклялись мы не
бороться с богами и блюдем клятву. Ведь Асклепий -- бог. Что же побуждает
нас Кронид нарушить клятву и сам ее тем самым нарушает? Мы -- подземные.
Наземных дел, Кронидовых, не знаем. Только знаем: живет на земле праведный
титан, сын Крона, Хирон. Пусть спросит Кронид Хирона: правильное ли он сам
задумал дело? Есть у Зевса для казни Силы. А мы не казним: мы кузнецы.
Освободил нас Зевс от тартара, вывел на землю. Победил он титанов -- и снова
вернул нас под землю. Мы и куем молнии Зевсу.
Сказали. Взяли молоты с наковален и стали снова ковать.
Отлетел на небо Гермий ни с чем. Доложил посланец Зевсу:
-- Не покорствуют твоему слову киклопы. Не хотят поднять молоты на
Асклепия. Чтят они на земле только Хирона. Но молнии куют тебе. Быть черному
дню. Налетят Керы-Беды на Олимп, если добудет Асклепий у киклопов молнии и
ударит ими в Кронидов. Порази его сам.
И тогда в громах и молниях спустился к Дельфам Кронид, где Асклепий
воскресил героя.
Ударили громы в озарении пляшущих молний -- так ударили, как еще
никогда не ударяли ни в древних титанов, ни в Атланта.
Будто взял Кронид медную гору и грохнул ею по пустому медному
котлу-морю, и не одной горой грохнул, а тысячью гор. И там, где ударили
громы, все живое оглушили насмерть. Разлетелись уши словно одуванчики,
лопнули тела и головы, деревья полегли наземь, и зеркала всех вод разбились
на алмазные пылинки. Даже воздух стал бездыханным.
Упал бог-Врачеватель на землю, вырвался у него из ушей и ноздрей огонь,
и закрыл он глаза, познавшие мыслью тайны живой жизни.
Перенесли его Силы, слуги Зевса, в глубокое, как море, ущелье,
именуемое ущельем Мхов. Росли там вековые мхи мириадорукие, мириадогубые. И
когда кто-нибудь попадал в то ущелье -- зверь ли, птица ли, змея ли,--
схватывали его мгновенно мхи, вовлекали в глубину ущелья, и тотчас обрастал
он вековыми мхами. Даже раз чуть не втащили они туда Ветер. Оставил он им
половину своих крыльев и еле вылетел из ущелья.
Потому-то и не знал никто на земле, где сокрыто тело Асклепия.
Мгновенно заросло ущелье пышным многоцветным мхом.
Вернулся в Дельфы из Гипербореи Аполлон, и тотчас рассказала ему
Артемида о свержении бога Асклепия: будто молниями поразили его киклопы. Но
где тело Асклепия, не знали.
Разъярился Аполлон на богов. Весь в огнях-лучах, взлетел на небо и
предстал перед Зевсом.
Впервые увидел его таким Зевс-Кронид. Не знал он, что так могуч
Аполлон. И спросил Аполлон Кронида:
-- Где Асклепий, сын Аполлона?
И впервые отец богов Зевс-Кронид не дал ответа сыну Аполлону:
Только Мом, правдивой ложью, сказал:
-- Аполлон, молнии куют киклопы,-- и, как всегда, усмехнулся.
Низринулся Аполлон с неба под землю, прямо в кузницу Лемноса, и еще не
успел Кронид постигнуть замысел Солнцебога, как уже лежала золотая стрела
солнца на тетиве его лука.
Засиял в подземной кузнице, в недрах земли, киклопам свет вольного
неба. Впервые проникло туда солнце. И с поднятыми молотами замерли
Одноглазы-киклопы: Брон, Стероп и Арг.
Не бог-мастер Гефест перед ними, а Аполлон с золотым луком в руке.
Яростно ярок, до ослепления, его сверкающий гнев. И ослеплял он глаз-солнце
киклопов светом неба:
-- Не ковать вам больше для Кронида трезубые молнии! Зло куете вы под
землею для богов. На земле вершится оно. Убили ваши молнии Асклепия, сына
Аполлона. Не быть вам больше, подземными слепцам, ковачами! Пусть Гефест
кует в вашей кузнице.
Вспыхнули пожаром три солнца, три глаза трех киклопов, ослепленных
сиянием Солнцебога. Не они ли, киклопы, отвергли волю Кронида поразить
молниями Асклепия и нарушить древнюю клятву? Не боги ли поклялись киклопам
великой клятвой никогда им не вредить и с ними в борьбу не вступать?
И метнули тогда три великана вслепую, на голос Солнцебога, три молота.
Стукнулись молоты в воздухе друг о друга тремя громами, брызнули тысячи
искр, обожгли подземные своды кузницы. Но уже летят одна за другой три
стрелы небесные в три подземных глаза-солнца. И погасли те глаза навеки.
Упали три древних титана, три киклопа-великана, и чуть не опрокинули
гору над кузницей. Но еще четвертую стрелу пустил Аполлон и разверз ею землю
до тартара.
Тогда принял тартар бессмертные тела трех слепых древних титанов
киклопов в свой глубокий мрак.
А кузницу киклопов занял Гефест.
Выковал бог-кузнец из меди слуг-молотобойцев, дал им в медные руки
молоты киклопов и велел им ковать молнии Зевсу. И медные слуги-кузнецы
ковали.
Еще меньше титанов осталось на земле. Все могучее становились Крониды.
Так узнал сын Крона, Хирон, от последнего благого киклопа Телема о
гибели бога Асклепия и подземных киклопов. Но о том, что в ущелье Мхов лежит
тело Асклепия, Телем также не знал. Только сказал после молчания:
-- На Олимпе собрались все боги. Судят они Солнцебога Аполлона, убийцу
киклопов, нарушившего клятву Стиксом. Должен он, по закону Судеб-Мойр, быть
низвергнут, как бог-клятвопреступник, на девять лет в тартар.
Но еще не весь сосуд горя выпил в этот день страдающий учитель героев.
Ждала его новая горькая весть.
Сказание о лишении богами Тиресия дара прозрения, о громких делах
Геракла и о его дарах Хирону
В этот день солнечные кони долго стояли на полдне, ожидая Солнцебога с
Олимпа, где шел суд над богом Аполлоном. И не знали солнечные кони, кто
возьмет теперь в руки лучистые вожжи: древний титан Гелий или юный сын
Зевса. Перебирали кони алмазными копытами, подняв кверху сияющие крылья, а
над ними на золотом шесте висел солнечный венец бога.
И в этот самый долгий полдень на земле вернулся в пещеру Хирона Феникс,
и следом за ним брел, опираясь на посох, слепой Тиресий -- уже не провидец,
а просто слепец.
Узнав Тиресия, обрадовался Хирон:
-- Тиресий! Верно, чрезмерность страдания мешает мне ясно видеть
невидимое, то, что сокрыто от смертных глаз. Я призвал тебя: скажи мне,
ясновидец, где тело бога Асклепия?
Опустив низко голову, чтобы скрыть глаза, стоял перед Хироном Тиресий,
и грустен был голос прославленного провидца:
-- Я и видимого мира не вижу. Я -- только слепец. Понял Хирон, что
утратил Тиресий дар прозрения, и спросил его:
-- За что кара?
-- Тайные мысли богов открывал я смертным, чтобы знали герои, что
замышляют против них боги. И за это лишили меня боги дара прозрения.
Закрылось для меня прошлое и грядущее. И не знаю я, где тело Асклепия.
Теперь Тиресий больше не врач страдающей души и мысли -- он только больной.
Сам я брел по темным дорогам в поисках тебя или Асклепия. Лишили меня боги
глаз для видимого мира, лишили и глаз для невидимого. И не смею спросить
тебя, страдальца: где же врач, который исцелит меня?
Вздохнул тяжело Хирон и сказал:
-- О Крониды, Крониды! Не слишком ли это много для Хирона? Что же еще
подарите вы мне сегодня? Ведь страдание Хирона бессмертно, и нужна ему все
новая пища. Шлите же ее, боги, шлите сыну Крона! Всему есть мера на земле,
но, видимо, для страдания нет меры.-- И, немного помолчав, добавил: -- Но
будет.-- А затем, обратившись к Тиресию, утешил его, сам задыхаясь от боли:
-- Потерпи, Тиресий. Скоро вернется к тебе утраченный тобою дар.
Тогда встал с земли Киклоп Телем и низко поклонился Хирону:
-- Много веков прошли мимо Телема и большими шагами, и малыми. Видел я
великую меру страдания и великую меру мужества. Но ты прав: нет меры для
страдания титану, как нет меры и для его мужества. Ни перед кем не склонялся
Телем. Сегодня поклонился я твоему мужеству, Хирон. Превзошел ты Прометееву
меру.
Но еще никто из друзей Хирона в пещере -- ни Телем, ни Феникс, ни
Тиресий -- не знали, какой новый подвиг великого мужества замыслил
мученик-кентавр.
В эти часы и дни не входило Время в пещеру на Малее и не входил туда
Сон. А в мире за пещерой текли годы, но никто не вел им счета.
Полна была земля -- ив мире жизни живой, и в мире мертвой жизни --
рассказами и вестями о делах-подвигах Геракла, который вышел от Хирона,
чтобы вернуться нему с чем-то чудесно-могучим, побеждающим лернейский яд. Но
умалчивали все летучие, и текучие, и сыпучие земные вестники о том, добыл ли
Геракл неведомое целебное средство для Хирона, а говорили о Геракле, сыне
Зевса, Истребителе титанов-оборотней, великанов и чудовищ. Не щадил он ни
смертных, ни бессмертных. И ужаснулась мать-Земля Гея, и дивился титан
Солнце-Гелий, и даже боги преисподней с тревогой смотрели на вход в аид: не
появится ли там Сила Геракла. Сам демон Смерти Танад испытал мощь его рук, и
уже не было Гераклу на земле противника.
Чу1 Что за ночные голоса?
То, дрожа и зябко кутаясь в водяные плащи, говорили торопливо-пугливо
струи ключей и потоков на Малее:
-- Вырвал Геракл рог у отца рек -- титана, Ахелоя, и стал быколобый
Ахелой однорогим. Всегда полон этот рог плодами. Не для Хирона ли страдальца
этот рог Изобилия? Не исцеляет ли он?
Чу! Снова чьи-то тяжкие шаги на Малее. И снова раздался у входа в
пещеру Хирона голос, никогда не спрашивающий права на вход:
-- Я к тебе, Хирон. Мне войти? И ответил Хирон:
-- Входи, друг.
Снова собрались в пещере вокруг Хирона все его друзья: Телем, Феникс,
Тиресий и Геракл. И тут же, как всегда, лежал пьяный Силен с бурдюком.
Сказал Геракл:
-- Вот рог Изобилия. Он голодного насытит и в пустыне, и в море, если
тот радуется жизни. Только радующихся кормит этот рог. И всегда изобилие
прибавляет он к изобилию. Вот колхидское волшебное зелье Гекаты из сока
цветка Прометея. Неуязвимым делает оно тело. Вот бальзам из капель крови
Горгоны Медузы. Оживляет он мертвых. Я хотел облегчить твою боль, Хирон. Все
добыл я, чем владеет Асклепий, но не знаю, как применить. Ты же знаешь.
Положил Геракл три дара на каменный стол перед Хироном.
-- А теперь мой путь лежит в сад Гесперид. Я добуду для тебя золотые
яблоки с яблони Жизни. Принесу тебе и мертвую воду из аида[25].
И как раз тогда, когда сказал эти слова Геракл, влетела в пещеру
голубка с каплей амброзии из ключа бессмертия, бьющего в том же саду
Гесперид. Но не допустил ее к себе Хирон, чтобы не заразить ядом птицу, и
стала голубка кружить по пещере, рассматривая гостей Хирона, так как только
бессмертному могла она передать свою каплю. Наконец подлетела она к Телему
-- он был из древних Уранидов -- и села к нему на ладонь. Но не было в руках
Телема ни лепестка, ни чашечки цветка, чтобы принять эту каплю. Тогда
вспорхнула голубка на стол и вложила амброзийную каплю в рог Изобилия. Сразу
наполнился рог плодами, и все плоды, впитав в себя благоухающее дыхание
капли, которое не иссякает, пока капля до конца не выпита, обратились в пищу
бессмертных.
Улетела голубка, и стали друзья Хирона просить его съесть один из
плодов бессмертия: может быть, плод утолит его боль. И хотя Хирон был тронут
делами и заботой о нем Истребителя мира титанов, он сказал:
-- Не нужны уже Хирону яблоки Гее пери д, не нужны ему и плоды
бессмертия. И так во мне слишком много бессмертия -- пища для яда. Но вот
встанет Хирон и сам пойдет за Исцелителем.
Удивились друзья словам Хирона, ибо даже при легком шевелении с двойной
силой набрасывалась на его тело боль, но и обрадовались они, полагая, что
нашел Хирон целебное средство против неодолимого яда.
Стал Хирон подниматься с земли, говоря:
-- И бессмертное тело уязвимо. Уязвимы и бессмертные боги.
Трудно было Хирону, пораженному жестоким ядом, поднять с земля свое
конское тело, трудно было ему выпрямить на нем свое человеческое тело,
пылающее свирепым жаром и потерявшее гибкость. Но никому не позволил он
помочь Хирону.
И все же встал Хирон на конские ноги и выпрямил свой человеческий торс.
Сказал:
-- Не в тартаре Асклепий. Где-то затаен он незримо на почве земли. Не
обожгли его молнии. Только громы могли низвергнуть его оглушением и
заглушить в нем голос бессмертия. Сам пойду я и найду его тело.
Тогда поняли друзья слова Хирона об Исцелителе. Поняли и то, что не
нашел он средства против яда, а идет совершить новый подвиг и принять на
пути еще новую, небывалую муку. Ибо каждый шаг Хирона по неведомой дороге к
Асклепию будет пыткой и казнью.
Тогда шагнул вперед Геракл, сказал:
-- Я пойду вместо тебя.
Но Хирон покачал головой. И хотя от боли трудно было ему говорить, он
все же выговорил:
-- Покройте меня всего веселой листвой. Оденьте ею мои плечи, и спину,
и бока. Только голову оставьте, как есть. Не коснулся еще яд головы Хирона.
Не хочет она стать безумной на радость Кронидам. Еще сильна моя сила
бессмертия, подкрепленная знанием на зависть богам.
И одели его друзья широколистной листвой. В зеленый шатер на конских
ногах, с головою бога превратился Хирон.
Но следовать за ним он своим друзьям запретил. И остались они в пещере
на Малее.
Так началось хождение Хирона на поиски тела Асклепия, бога --
Врачевателя смертных.
Сказание о хождении Хирона на поиски тела Асклепия и о тихом деле
Геракла
Был уже Хирон далеко от пещеры, когда вышел из нее Геракл и зашагал
вслед за Хироном, не упуская его из виду. Решил герой не оставлять одиноким
искателя-страдальца на его трудном пути и неприметно повсюду следовать за
ним поодаль, нарушая запрет Хирона. Не взял с собою Геракл ни лука, ни
стрел, ни дубинки. Только вырвал из земли пышный куст, прижал его руками к
груди и шел под его прикрытием, что ни шаг останавливаясь. Казалось, будто
не могучий герой, а куст стоит позади Хирона на дороге.
Думал Геракл: "И титану нужна будет помощь героя".
Не Хироновым прославленным шагом, а припадая на все четыре конские ноги
и качаясь, как пьяный Силен, шел кентавр, словно почва сверлила ему
раскаленными сверлами копыта и словно самый воздух вонзал в него незримые
зубы. Все стонало в нем -- мышцы и жилы. Все кричало от боли тысячею
голосов: "Стой, Хирон, пощади нас, титан!" Да неужели никто не услышит их
стона? Да неужели мир глух и нем?
Слышал мир. Видел мир. Все живое открыло свои уши и глаза и затаило
дыхание. Все хотели помочь Хирону, но никто не посмел: ведь и боги все видят
и слышат, и могла земля своей помощью титану невольно предать его подвиг:
унесли бы Силы Зевса Асклепия.
И хотя вся земля ему друг, одинок был бы Хирон без Геракла. Шел Хирон и
у всей живой жизни на земле спрашивал: где тело Асклепия? Но никто об этом
не знал: ни звери, ни птицы, ни травы, ни воды, ни камни.
И увидел с высоты неба титан Гелий его голову бога над зеленым шатром
листвы, под которым было скрыто страдающее тело и уродство. Придержал он
коней солнца и спросил:
-- Куда ты, Хирон?
-- Я ищу тело Асклепия, бога -- Врачевателя смертных. Где оно, Гелий?
Ты все видишь, все знаешь, все слышишь. Ответил Гелий Хирону:
-- Не знаю. Не сиял я тогда на небе. Спроси Ночь.
Но ведь Ночь,безмолвна.
Остановился Хирон и задумался: даже солнце не знает, где Асклепий. Кто
же знает? Не скован ли он?
И решил Хирон плыть через море и спросить у Гефеста, в кузне на острове
Лемнос, не оковывал ли он Асклепия.
Опустился Хирон с гор к морю. А Геракл остался стоять под прикрытием
куста на высоком морском берегу и ждал возвращения кентавра.
Погрузился Хирон в волны и поплыл. Но, опасаясь отравить кого-нибудь
ядом, запретил морскому миру подплывать к нему близко.
Не послушались его голоса дельфины, нырнули под конское тело и понесли
его к острову Лемнос. Умирали в муках одни дельфины от жестокого яда в пути,
но замещали их тотчас другие. Умирали и эти, и снова их сменяли другие. И не
мог их отговорить Хирон, ибо жертвенны спасители всего благого -- дельфины:
видели они великую муку Хирона, постигали его высокий подвиг и хотели, чтобы
скорее доплыл Хирон до Лемноса.
Там спустился Хирон в кузницу киклопов.
Изумился бог-Хромец при виде Хирона и тому, что весь он покрыт
прилипшей к телу листвой.
Никогда еще не вступали в эту кузню кентавры.
Сказал бог-кузнец:
-- Ты здесь первый.
-- И последний,-- добавил Хирон.-- Если помнишь ты о титановой правде,
то скажи мне не таясь: не сковывал ли ты тело Асклепия и не знаешь ли ты,
где оно? Сверг его Зевс.
Не забыл бог-Хромец своей хромоты Зевсу, открыл бы он Хирону, где тело
Асклепия. Но не знал об этом и он.
Ответил:
-- Я слыхал, что Асклепий -- безумец и что безумие его оглушил Зевс
громами. Ведь безумный бог весь мир обезумит. И все станут тогда в мире
безумными. Всегда в бурях будет от безумия море. Будут горы плясать в
безумной пляске. Вверх ногами-корнями станут деревья на голову.
Будут львы в безумии кормить ланей. И огонь захочет выпить воду. И все
угли захотят быть алмазами. Все начнут метать в небо зажженные факелы и
кричать, что они молниевержцы. Все начнут возить медные бочки на медной
колеснице по медному мосту и кричать, что они повелевают громами. Или забыл
ты о безумной Салмонее? Будут ноги себе рубить секирами, думая, что вырубают
винные лозы, и кричать в безумии: "Долой Вакха!" Или забыл ты о безумном
вакхоборце -- царе Ликурге? Захотят, чтобы все, к чему прикоснутся, тотчас
обращалось в золото: станет золотом вода и хлеб, но живой мир останется
голодным. Или забыл ты о царе Мидасе? Будут слепых называть зрячими, а
зрячих называть слепыми. Или забыл ты о слепоте зрячего Эдипа[26],
отцеубийцы? Захотят все взлететь на Олимп и быть богами. Или забыл ты о
безумном Бел-лерофонте? Все белое назовут черным, а все черное назовут
белым; из-за тени осла начнут спорить, как о выеденном яйце[27]. Состязаться
все будут друг с другом в безумии, чтобы один стал безумнее другого. Нет, не
может бог быть безумным. Но не сковывал я Асклепия и не знаю, где его тело.
Поплыл Хирон обратно к берегу, и снова погибали ради него дельфины.
Тогда решил Хирон спросить об Асклепий у владыки преисподней -- у бога
Аида. Нашел он в земле глубокую расселину и воззвал к Аиду. И на голос сына
Крона поднялся из преисподней бог мира Теней. Никогда еще ни один
бессмертный титан не взывал к подземному богу. Сказал Аид:
-- Не витают вокруг тебя подземные Керы-Беды. И Эринниям, демонам
мщения, ты не подвластен. Не подвластен ты ни демону Смерти Танату, ни мне.
Зачем вызвал ты меня, сын Крона?
Сказал ему Хирон:
-- Выдай мне из тартара тело Асклепия, если оно низвергнуто в тартар.
Или скажи мне, где оно: в недрах или на почве земли? Если выдашь мне тело
Асклепия из тартара, сойду я добровольно к тебе в подземное царство, как
смертный.
Ответил Хирону бог Аид:
-- Не подвластен мне тартар, Хирон. Не всевластен я в подземном мире.
Только Зевсу подвластен тартар. И не знаю я, где Асклепий. Одни тени
смертных в аиде мне подвластны -- он же бог. Но скажу тебе, что знаю: только
тот найдет тело бога, кто отдаст за него часть своей живой жизни.
И ушел под землю Аид.
Тогда решил Хирон воззвать к низвергнутым в тартар титанам Уранидам и
спросить их об Асклепий. Но для этого надо было ударить могуче, всей силой
титановой, трижды копытом оземь. И не знал Хирон, вытерпит ли муку от одного
удара его тело. Не взорвется ли клокочущий в нем котел? Не брызнет ли во все
стороны черная пена из тела, не обрызгает ли его всего ядом? И не знал также
Хирон, вытерпит ли второй удар копытом его мысль. И не станет ли Хирон
безумным. О третьем ударе он не думал. Знал: если вытерпит он два удара, то
вытерпит его бессмертная сила и третий.
Долго стоял он в раздумье, весь терзаясь болью. А поодаль пышным кустом
возвышался Геракл. Видел он раздумье Хирона и ждал, не нужны ли будут титану
руки Геракла.
И вдруг топнул могуче Хирон копытом и издал грозный клич титанов.
Содрогнулось его тело под листвою, и брызнул из-под листьев черный яд.
Застонал тяжко титан от лютой боли. Сжал он крепко ладонями голову и снова
топнул оземь, под вторичный титанов клич. Но не грозным призывом, а высокой
жалобой прозвучал его второй клич к титанам Уранидам. Уже шаталось, корчась
от мук, тело Хирона, и словно черный пламень вставал от него в воздухе. Еще
сильнее застонал Хирон, еще крепче сжал ладонями голову и в третий раз
топнул оземь передним копытом. Но не мог он уже в третий раз выкликнуть
клич: только стонущий возглас протянулся вдаль, и столько было в нем печали,
что выпустил суровый Истребитель титанов из рук пышный куст и протянул эти
руки к титану Хирону. И вот донесся до Геракла из тартара подземный голос
сверженного Крона:
-- Я слышу тебя, Хирон. Говори.
Но Хирон лежал уже, повалившись на бок, на земле, и все его конское и
человеческое тело содрогалось и пылало.
Тогда шагнул к нему Геракл на помощь. Только шаг сделал герой к Хирону
и остановился.
Рано ты шагаешь, герой. Не дошло еще дело до Геракла. Еще был Хирон
бессмертным титаном, сыном Крона.
К земле лицом припал поверженный болью кентавр, и прозвучал в мировой
тишине его тихий голос:
-- Крон, где тело бога Асклепия? И ответил голос Крона:
-- Нет Асклепия в тартаре. Он в ущелье...
Но словно тяжкие медные колокола ударили под землей, в глубинах
тартара, долгим стоязыким гудом, и этот гром и гуд заглушил последние слова
Крона. Это стражи титанов, Сторукие, грянули в медные стены тартара медными
палицами на голос древнего Уранида Крона, отца Зевса и Хирона.
Смолкло все. Только слышно было, как стучит сердце Геракла: тоже как
колокол.
Долго-долго пролежал так Хирон на земле. Почернела вокруг него почва, и
все живое вблизи умерло. Снова стоял Геракл пышным кустом поодаль и ждал,
когда будет нужен титану Геракл.
И вот уперся Хирон рукой об землю и приподнял слегка свое человеческое
тело. Опущена была его голова бога, и вся она побелела. Исчезло ее золото и
сбежало серебро с бороды. И, как у смертных, рассекли лицо Хирона впадинами
морщины. Только глаза его еще сияли бессмертием.
Встал Хирон на ноги только к ночи. И когда встал, под ним -- на том
месте, где лежало его тело,-- дымилась и тлела земля.
Снова двинулся в путь Хирон, и снова медленно шагал за ним поодаль,
неприметно для Хирона, Геракл, продолжая свое тихое дело. И впрямь, тихое
дело свершал Геракл, но было это тихое дело большим.
Но Хирону был нужен свет.
Тогда подошел Хирон к смолистой сосне. Сделал себе факел, и сам собой
запылал тот факел от жара, исходившего из тела Хирона. С пылающим факелом в
руке продолжал могучий волей кентавр свой путь, чтобы найти то незнакомое
ему ущелье, в котором лежало тело Асклепия. Всю силу своего прозрения
напрягал он в пылающем от яда теле кентавра, но не открывался его взору
образ Врачевателя-бога.
Так шли всю ночь Хирон и Геракл, заглядывая по дороге во все ущелья, и
уже подходило время к рассвету, к тому времени, когда прячутся под листья и
в щели все комары и мошки, как вдруг услышал Хирон возле уха тонкий зуд в
воздухе и еще более тонкий и звенящий голос. Говорила мошка, самая крохотная
из всех мошек на свете:
-- Хирон, ты ищешь Асклепия. Он скрыт в ущелье Мхов. Я расслышала слово
Крона. Давно бы я тебе об этом сказала, но лишилась я от страха голоса --
так страшно ударили Сторукие в медные стены тартара. Я все время сижу у тебя
на реснице и греюсь. Ночь холодна. Следуй за мной: я поведу тебя в ущелье
Мхов.
И пошел сын Крона, мудрый Хирон, за мошкой, а позади него вдалеке шагал
Геракл.
Когда солнце снова было на полдне, дошел Хирон до ущелья Мхов под
водительством мошки и сразу увидел сверху, сквозь высокий мшистый покров,
лежащее в глубине ущелья тело Врачевателя-бога.
Но еще надо было ему спуститься по крутой стене ущелья вниз и поднять
моховую покрышку. Обрадовалось сердце титана-страдальца, и почувствовал он в
себе снова бодрость. Снова собрало свои силы его великое мужество, и стал
спускаться Хирон в глубину ущелья, к Асклепию. Тянулись угрожающе к нему
пальцы мхов, но тотчас отпадали, сгорая, так как гибелен был для них жар
тела кентавра.
Высоки и богаты ковры мхов над Асклепием-богом.
Но сорвал Хирон этот покров мхов, и открылось ему тело Асклепия.
Лицом к небу лежал бог-Врачеватель, и таким светлым лежал он там, что
казалось, будто Сон бережет здесь его юность. И уже простер к нему Хирон
руки, чтобы поднять бессмертное, теперь мертвое тело и вынести его из
гробницы-ущелья. Но внезапно отдернул руки и отвел их далеко от Асклепия.
Только сейчас вспомнил врачеватель-кентавр, что не должен он касаться руками
тела Врачевателя-бога.
Страшный черный яд, бушующий в теле Хирона, делал его прикосновение
ядовитым. Истлевало тотчас все живое. И снова тяжко вздохнул кентавр.
Снова пришло к Хирону горе. Уже давно переливалось оно через край
сосуда, но Кронидам, как видно, все еще было мало.
И в ущелье не мог Хирон оставить тело и пойти на Малею за друзьями.
Унесли бы Силы -- слуги Кронида -- Асклепия и вновь укрыли бы в потаенном
месте.
Тогда услышал он сверху голос:
-- Хирон, разве нет на земле Геракла?
Закинул кверху белую голову титан и увидел над собой, на краю ущелья,
Геракла. Уже давно стоял там полубог, Истребитель мира титанов, и смотрел на
Хирона. Знал: будет нужен Геракл и титану.
Тогда двойной радостью засияли глаза страдальца: радовало его то, что
есть кому поднять тело бога; и радовало его еще и то, что не погибло на
земле дело наставника полубогов-героев, что еще сильно сердце полубога-героя
титановой правдой.
И ответил на голос Геракла Хирон:
-- Геракл остается Гераклом.
Поднял герой на руки огромное тело бога, и казалось, что не тело, а все
ущелье взвалил Геракл себе на плечо и зашагал с тем ущельем в горы.
Герой нес бога.
Так шли они двое: впереди -- Геракл с ношей, позади -- Хирон.
Вперед послал он Геракла, чтобы тот донес поскорее Асклепия до пещеры,
а сам, обессиленный, ковылял сзади, все больше и больше отставая от героя,
шагающего шагом богов.
Ковыляющий титан, сын Крона! Видел ли когда-либо мир героев, чтобы
титан ковылял по земле, как старая кляча?
Собирались над болотом тучи мошек. Говорили мошки друг другу тысячами
тысяч голосов:
-- Ковыляет по миру сын Крона. Видят это боги Крониды и молчат. Почему
же не сгорает мир от стыда?
Сказание о последней беседе друзей Хирона в пещере на Малее
С бурдюком и сюрингой в руках пел Силен в пещере Хирона песенку:
Жил Хирон. Жил Силен,
У-лю-лю! Много думал Хирон,
А я пью. Думал, думал Хирон,
У-лю-лю! И надумал не пить.
А я пью. Оттого, что он пьян
Без вина, Я не пьян, хоть и пью.
Тра-ля-ля! А я в дудочку дую
И пью. У-лю-лю! У-лю-лю!
У-лю-лю! Отчего же в вино,
Тра-ля-ля! У Силена упала
Слеза? Оттого, что пустеет
Бурдюк У-лю-лю! У-лю-лю!
Старый друг.
Слушал песенку Силена Хирон. Знал, что любит его умный Силен-пропойца и
прощается с ним, старым другом, разгадав его решенье, о котором еще не
догадывались другие друзья кентавра. Обессиленный, уже не способный даже
страдать и все же безмерно страдающий, лежал Хирон у стены, опираясь о нее
головой и спиною, и смотрел на тело Асклепия, распростертое на полу пещеры.
Нового гостя застал Хирон в пещере на Малее -- полубога Пелея,
пришедшего к учителю с просьбой взять на себя воспитание его первенца-сына
от морской богини Фетиды -- Ахилла. Но, узнав об обреченности Хирона, решил
Пелей остаться с ним в пещере, чтобы быть ему опорой и защитой.
Неподвижно лежало тело бога Асклепия с вытянутыми над головой руками,
как будто поднял он их, чтобы остановить грома, и так был повержен Кронидом.
А кругом сидели друзья и гости Хирона и вели меж собой беседу.
Был тут и последний небесный киклоп Ураний, ушедший от наземного холода
в земные недра, чтобы быть ближе к огню недр матери-Земли Геи,-- врачеватель
Телем. И прозревший Феникс с подаренными ему Хироном чудо-глазами, видящими
чудесную правду живой жизни так, как обычные глаза видят обычную правду. Был
тут и вдвойне слепой прорицатель Тиресий, лишенный богами глаз, сам
нуждающийся в поводыре.
Был тут и Истребитель мира титанов, безумный Геракл, сын Зевса, великий
убийца поневоле, более могучий, чем бог. И был тут Пелей, герой-полубог,
познавший тяжесть безмолвного брака с бессмертной и не чаявший близкого
возмездия: родила ему нереида Фетида сына, храбрейшего среди героев, но не
бога. Стала бы она женой Зевса, родила бы от Зевса сына; был бы тот сын
сильнее отца и его молний и овладел бы миром.
И был тут наставник героев, мудрый кентавр Хирон, обреченный на
безысходную муку, и еще Силен! И пока все смотрели на Асклепия, Силен
припадал губами к бурдюку с вином, отпивал глоток за глотком и мурлыкал свою
песенку:
Жил Хирон, Жил Силен. У-лю-лю!
О многом говорили в эту вторую ночь в пещере Хирона его друзья и
ученики. Сам же Хирон молчал, и они не знали, слышит ли он их или весь он
ушел в страдание. Закрыты были его глаза, как у дремлющего, и до того был он
тих, что Тиресий сказал:
-- Даже бушующее море горя уступает дыханию покоя.
Никто из сидящих в пещере, кроме пьяного Силена, не знал, что в те
часы, укрепляя себя мыслью, принимал бессмертный кентавр великое решение,
так как не мог уже победить мыслью страдание и только волей титана сдерживал
жалобу и стон.
Говорили сперва гости о двух мирах, о живой и мертвой жизни. И Феникс,
пытливый и упрямый, всегда доискивающийся чего-то, что тревожило его своей
смутностью, спросил:
-- Телем, ты слыхал об истине: где она? И ответил Телем:
-- Истина -- дело смертных. Но кто хочет исцелять, тот знает: живая
жизнь борется с мертвой жизнью, и в этом вся истина -- в их борьбе. Только в
мире живой жизни, где радость, есть истина. В мире мертвой жизни истины нет
-- там только забвение.
И все же Феникс продолжал допытываться у Телема:
-- Но я смертен, Телем, и во мне есть мысль. Не она ли борется со
смертью?
И ответил за Телема Геракл:
-- Со смертью борются руками. Тяжело отводить ее руку. Она сильнее
великана. Но Геракл отводил. Тогда спросил его Феникс:
-- Ты слыхал об истине, Геракл? Удивился герой-полубог:
-- Кто она? Титанида? Богиня? Или демон подземной мглы? Не слыхал я о
такой бессмертной.
И тогда все посмотрели на Геракла, и опять Феникс спросил его:
-- Знаешь ты, что решает в мире?
-- Сила.
-- Истина есть та сила.
Но Геракл только повел плечами и сказал:
-- Не встречал я еще такой Силы. Если встречу -- поборется Геракл и с
Истиной.
И снова все при этих словах посмотрели на мышцы Геракла, так как знали,
что Геракл не умеет шутить.
Тут припомнил Феникс слова Хирона:
"Сила -- в мысли высокой. Чем выше мысль, тем она и сильнее. Покоряет
она и большое, и малое. Великая жалость была силой Асклепия, потому что была
она его самой высокой мыслью. Не от слабости -- от великой силы истекает
великая жалость".
Тогда заговорили гости Хирона о жалости и снова вспоминали слова
Хирона, хотя никто не мог сказать, так ли точно говорил Хирон:
-- Боги думают, что для большой жалости нужно и большое время, и,
любуясь жизнь, забывают о малой жалости -- для тех, у кого для жизни малое
время.
Так оно для Олимпа, для неба бессмертных, где время только и бывает
большим. Но Асклепий говорил: "И в малом времени вмещается большая жалость,
у кого она есть". Эту жалость и дарил он смертным. Не гордился он своим
бессмертием, как боги неба, а радовался ему, как земной бог, потому что,
будучи бессмертным, мог всегда источать смертным сострадание врачевателя.
В том-то и была сила Асклепия.
Удивили эти слова Геракла, и он спросил:
-- Где же тут сила? Вот лежит он, земной бог, перед нами, поверженный
богами неба. Если сила в высоком, то у великанов были бы самые высокие
мысли, а у чудовищ -- самая чудовищная жалость. Боролся я с великанами и
чудовищами, но не встречал я у великанов и чудовищ жалости. Непонятна мне
такая сила. Моя сила -- я сам.
Но когда Геракл это сказал, поднял вдруг голову Силен и пробурчал,
причем неизвестно было, шутит ли он или говорит серьезно:
-- Ох, Геракл, и объешься же ты когда-нибудь подвигами! Лучше выпей со
мной. Еще есть у меня полбурдюка истины. Поборет она и Геракла.
Говорил, а сам косил неприметно глазом на Хирона. И когда всегда
рассудительный Феникс заметил: "Твоя пьяная истина слепа",-- рассмеялся в
ответ пьяный Силен -- он один еще мог смеяться в пещере Хирона -- и сказал:
-- Оттого, что сова слепа днем, она не глупее кукушки. Для пьяной
истины весь мир пьян. Говорили гости Хирона о знании. Сказал Тиресий:
-- Знание -- скука, когда некому служить этим знанием. Оно вечно
кипящее варево, в котором выкипели живые соки. Тогда уж лучше ничего не
знать. Скука никому не служит.
Заговорил Телем:
-- Знание всегда служит -- иначе оно умирает. Оно тоже смертно. И когда
оно отдает себя, тогда оно питается и растет, и зреет, и радуется. Я,
врачеватель, это знаю. Тогда жил я среди киклопов. Теперь...
И умолк последний киклоп, что-то продумывая. А затем добавил:
-- Теперь я люблю знать для себя и измерять про себя глубину знания.
Радостно мне видеть эту глубину и ее сияние. И чем глубже эта глубина, тем
сильнее в ней сияние.
Но как завеса тучи, прикрывшая солнце, грустен был голос дважды
ослепленного Тиресия:
-- Телем, позади сияния -- ночь. Я, слепой, познал, как глубока эта
ночь и как она беспросветна. Твое сияние -- не больше чем искра или мерцание
звездного дождя. Только луч, только свет и огонь есть истина. Погаснет луч
-- и исчезает истина, тогда наступает мрак. Трудно жить, когда истина
погасла.
Но покачал головой Феникс. Сказал:
-- Я тоже был слеп. И мрак -- истина.
Говорили гости, но никто из них не мог согласиться с другим: ни Телем с
Тиресием, ни Феникс с Гераклом. И никто не мог их примирить, потому что
Хирон молчал.
И тут все почувствовали, чего лишится земля, если не будет на земле
Хирона. И с тревогой посмотрели на него.
И вот оглядел всех доселе молчавший Пелей и неожиданно сказал:
-- Как много здесь слепых! Слеп Силен от вина. Слеп и Феникс -- у него
чужие глаза. Слеп Тиресий -- он вовсе без глаз. А у Телема только один глаз,
и он больше светит, чем видит. Только я и Геракл еще по-простому зрячи. И,
как зрячий, скажу вам: знание -- это власть и хитрость. Не одолел бы я
Фетиды-оборотня, если бы не знал, что наводит она на мои глаза морок,
оборачиваясь в моих руках то в зверя, то в куст, то в огонь... Хитрила она,
но не выпускал я ее из рук. Властно держал, зная, что обманчивы все ее
образы. И дал мне это знание Хирон. Знание служит, потому что оно
повелевает. Потому-то оно и есть сила, что оно повелевает.
И тут, что-то припомнив из своих былых прорицаний, тихо, словно про
себя, сказал Тиресий:
-- Да, я теперь слеп. А твоя слепота, Пелей, еще впереди. Захиреешь ты
от этого знания.
Давно знал Тиресий, что за брак с бессмертной нереидой постигнет
полубога Пелея кара: преждевременная старость и хворь.
Но никто тогда не понял его вещих слов. Каждый сидел и обдумывал слова
зрячего Пелея, пока суровый голос Геракла не нарушил молчания:
-- Я видел зверя, который был богом: так был он силен. Может быть, он и
был вашей Истиной?
И тут впервые за все время ночной беседы прозвучал голос Хирона:
-- Зверь не может быть богом -- он зверь. И тотчас все глаза
устремились к страдающему титану, но он не пояснял своих слов. Огромными
пылающими глазами смотрел Хирон на своих гостей, и все поняли, что он сейчас
скажет то, что долго от них таил. У всех гулко забилось сердце, и длительный
миг казалось, будто по пещере мечется, натыкаясь на стены, слепое Время и не
знает, где из нее выход. Сказал Хирон:
-- Отдаю я мое бессмертие. Не могу я, титан, быть только зверем.
Хотя его слова были простые и обычные в кругу его гостей, среди которых
сидели бессмертные киклоп Телем и Силен, но их смысл был необычен. Еще никто
никогда в тысячелетиях и веках не отдавал своего бессмертия обратно жизни и
не превращал себя добровольно в смертного.
Силясь понять мысль Хирона, гости продолжали молча смотреть на него,
покорясь той огненной печали, которая пылала в глазах сына Крона. И когда
Феникс первый постиг до конца, что Хирон покидает жизнь и уйдет навсегда с
земли, встал он и с тоской в голосе сказал:
-- Ты уходишь от нас из живой жизни, Хирон! Тогда все безразлично.
И тут все поняли, что титан Хирон не в силах больше длить борьбу живой
и мертвой жизни, которую вели в его теле лернейский яд и бессмертная сила
титана. Страдание пересилило волю.
Но не могла этого принять мысль Телема: ведь даже свергнутые молнией
титаны остаются бессмертными в тартаре, а Хирон отдает свое бессмертие.
Сказал:
-- Ты титан и задумал не титаново дело. И когда Хирон ничего не
ответил, послышалось бульканье, а затем бормотанье пьяного Силена:
-- Я бы не отдал. Зачем отдавать! Неужели Хирон хочет стать навеки
тенью -- пустым бурдюком? И отравленное вино жизни -- все же вино.
И хотя Силен бормотал как будто смешливо и казался совсем пьяным, все
слушали его пьяную болтовню со вниманием и даже с робкой надеждой.
А он продолжал:
-- Будет скучно пьянице Силену без Хирона. Ты ведь тоже всегда пьян,
как и я: я -- от вина, ты -- от мудрости. Жить -- это значит опьяняться. Не
отдал бы я бессмертия, Хирон. Не сказал ли ты это оттого, что отрезвел?
Понимали гости пещеры, что хочет старый Силен удержать Хирона на земле,
но никто не знал, .что сказать Хирону, не солгав. Легко убеждать страдающего
терпеть страдание, когда есть страданию исход. Но страдание Хирона было
безысходным.
Только Геракл выговорил скучным голосом:
-- Хирон, ты забыл о Геракле.
А Пелей положил руку на плечо Феникса и добавил:
-- Неужели и Хирон может стать слепым? Кто же будет ему поводырем: не
ты ли, Феникс?
И у всех друзей и учеников мудрого кентавра сжалось сердце от слов
Пелея при мысли, что ослепнет разум Хирона-прозрителя от яда.
Тогда встал Телем и вторично склонился перед Хироном. Сказал:
-- Еще раз я поклонился твоему мужеству, Хирон. Когда титан уже не
может быть титаном -- он становится тенью. Ты решил, как решает титан.
Пока опечаленные гости говорили, Хирон собирался с мыслями. Он увидел,
как любят его друзья, и решил еще раз пересилить муку, ответить каждому из
друзей и в последний раз их утешить. Сперва обратился он к Фениксу:
-- Ничто, Феникс, не безразлично. Нет безразличия в сердце Титана и в
мире титановой правды. Кому все безразлично, тот живет уже в мире мертвой
жизни, а не живой. И ничего не скучно, пока тело смеется и пока мысль
рождает. Я ухожу, потому что тело мое только плачет и мысль больше не может
быть матерью и порождать знание. Мое бессмертие -- теперь только тень.
Так всех по очереди утешал словом Хирон, учитель героев. Не утешал
одного Силена. Только сказал ему:
-- Старый друг!
Сказание о добровольной смерти бессмертного кентавра Хирона и о его
предсмертных дарах
Печальными оставались в пещере на Малее друзья Хирона, и не мог он их
ничем утешить.
И бессмертные Телем и Силен, и смертные полубоги Тиресий, Феникс, Пелей
и Геракл не могли принять его добровольную смерть. Разве не Хирон учил
героев быть всегда как боги? Почему же он сам перестает быть богом?
Понимал это Хирон и захотел пояснить друзьям свое решение и примирить
их со своим уходом.
Сказал:
-- Трудно вам, только созерцающим страдание, но не страждущим, ощутить
страдание до конца. Сострадаете вы мне. Но и море сострадания не равно одной
капле безысходного страдания. Жизнь -- всегда радость. Это знают умирающие,
только слишком поздно узнают об этом. Даже скорбь жизни -- радость. Разве
осень не радует увяданием? Разве слезы горя не радуют самое горе? Не живут
без радости. Даже тень радости -- все же радость. Даже богов жестокая
радость и та радует других. Разве радость других -- не вино бодрости?
Примите же и мой уход как радость. Зачем жить дольше Хирону?
Не могу я больше искать корней познания. Не могу ходить по земле: не
поднимают мои ноги мое тело, не в силах они поднять и дело мое. Не могу я
больше исцелять. Весь я ядовит и, обжигая ядом, отравляю живую почву. Не
могу даже прикоснуться к живому телу. Не могу я учить героев. Весь я полон
страдания. Уже давно перелилось оно через край. Лишь печалю своей мукой
других. Мое зрение мутнеет, и скоро буду я слепым, как Тиресий. Меркнет мое
прозрение вместе с глазами. Не видя мира, не смогу я мыслью создавать новые
миры! А ведь в этом вся радость мысли.
Скажут: "Слеп Хирон. Боль мешает его мысли видеть". И это снес бы я. Но
уже страдание пожирает самую мысль Хирона. Весь я -- только пища. Мое тело
-- только боль. Моя мысль -- только боль. Все во мне кричит от боли. Неужели
мне стать неумолчным криком?
Нечем мне эту боль оправдать. Крик бесцельного страдания жалок. Высоко
только страдание оправданное. Его надо гордо терпеть. Потому и терпит свое
страдание Прометей, что оно -- мятежное страдание. Не могу я проклинать
богов, как он, и будить гневом гнев героев -- я, познавший то, чего не
познали боги. Да и не нужен земле еще второй мятеж-страдание, когда есть на
земле Прометей. Или жить-страдать для одного терпения? Это значит перестать
быть титаном. Никому такое, страдание-терпение не нужно. Никому не нужное не
нужно и мне. Буду я пуст, как Тень. Одна боль пустоту не наполняет. Я --
ненужный.
И хотя все, кто слышал эти слова Хирона, рады были крикнуть, что Хирон
нужен миру, все, однако, молчали, не смея в чем-то солгать. И продолжал свое
прощальное слово Хирон:
-- Нечего будет мне дарить живой жизни. Что ж, подарю я самого Хирона
жизни мертвой. Но, уходя в аид, хочу я в последний раз раздать то, чем еще
сейчас богат Хирон.
И в последний раз вспыхнули в Хироне его силы титана и вернулось к нему
его прозрение.
В эту ночь стал Хирон раздавать друзьям свои дары, завещая им лучшее из
того, что он еще имел.
Вот оно, завещание Хирона:
-- Ты, Геракл, злосчастный друг Хирона, прими от меня мой первый дар --
мое бессмертие. Направь шаги к Кавказу. Передай Прикованному о даре Хирона.
Вольются в мятежную волю усталого Страдальца, непокорного, непримиримого, от
Хирона новые силы для борьбы за титанову свободу. Прими же мою живую жизнь.
Ты -- Геракл, и ты ее поднимешь.
Осветилась чудно пещера небывалым сиянием, и на мгновение осветился и
засиял сам Геракл.
Продолжал Хирон свое прощальное слово Гераклу:
-- Ты, Геракл, Истребитель племени кентавров, истребишь и самого себя.
Бьешься ты рукой не лукаво, по титановой правде, управляют же тобой,
безумец, Крониды. Но твое самое черное безумие еще впереди. Истребил ты
племя кентавров, от кентавра примешь ты и смерть[28]. И не ты один будешь в
ответе -- ответит за гибель титановых народов поколение полубогов-героев.
Очистят герои землю от рода титанов. Истребят и титанов, и гигантов, будут
думать, что истребляют чудовищ -- и станут герои не нужны богам. Сами
захотят они быть богами, и сами же истребят друг друга, по воле Кронидов, в
гибельных войнах. Но погибнут в великой славе. Только боги и люди останутся
в мире жизни живой. И придет на землю железный век. Отсюда, из пещеры
Хирона, ты пойдешь, Геракл, на новый подвиг, и снова в слепоте -- поневоле
ты убьешь, безумец, в чудовище титана...
Тебе, Тиресий, дважды ослепленный богами, я дарю мое прозрение. Не
отнимут его у тебя боги, так как не от них оно, а от меня, титана. Еще долог
будет твой век. Читай тайные мысли богов и открывай их смертным героям...
И тебя, Пелей, не забыл Хирон. Прими от меня, врачевателя, волшебное
копье из пелионского ясеня. Бьет оно без промаха в руке героя. Но, поранив
друга, оно же его исцелит: только прикоснись к ране концом острия. Для
другой руки было предназначено это копье[29]. Было бы оно тогда сильнее
молний. Передашь копье сыну Ахиллу.
И принял Пелей копье из рук Хирона.
Тогда Хирон улыбнулся Силену:
-- Прощай и ты, старый друг Силен. Вот заветный сосуд с вином от первых
лоз Диониса. Исцеляет это вино зрячих от слепоты, от ослепляющей трезвости.
Храни его до своего трезвого часа. Твоим самым черным часом будет час твоей
трезвости. Вот заповедное вино. Видно, и Хирон был втайне пьяница.
И улыбнулся Хирон Силену.
Затем обратился Хирон к безмолвствующему киклопу, глаз которого ярко
горел:
-- Знаю, ничего не нужно Телему. Но прими от друга титана эту каплю
амброзии дней времен Крона. Отстоялась она за века. Приходили, уходили и
боги, и герои, а капля оставалась и крепла бессмертием. Я, сын Крона, принес
ее на Малею с Пелиона. Ни к чему она больше Хирону. Храни ее, Телем, для
больного, для того врача-исцелителя, который не исцелит себя сам.
Но имени больного Хирон не назвал. И Телем-врачеватель, приняв каплю от
кентавра в чашечке бессмертника, не спросил его об имени больного.
Пришла очередь Феникса. Сказал ему учитель-врачеватель:
-- Дал я тебе, ослепленному богами, глаза, чтобы видел ты правду чудес,
самую правдивую правду. Но хочешь ты не правды чудес, а правды зрячих и
смотришь на чудо, ненасытно разбирая его на песчинки по-зрячему,-- ты,
слепец. Быть тебе скоро вождем народа Долопов, самого зрячего из всех зрячих
народов, у которых глаза ненасытны. Царствуй, слепой, над зрячими и
радуйся...
Затем долгим взглядом посмотрел Хирон на распростертое на полу пещеры
тело Асклепия, и был полон света и силы взгляд Хирона.
Все ждали, что подарит древний титан богу-Врачевателю и сможет ли он
вернуть его живой жизни. Однако почему-то медлил Хирон, не отрывая глаз от
любимого ученика, бессмертного, но простертого перед ним мертвым.
Наконец он заговорил, и его голос, как и взор, был полон света:
-- Мальчик, мой последний дар отдаю я тебе. Еще осталась у кентавра
Хирона половина его бессмертия. Сохранил я эту половину для тебя, Асклепий.
Я ее передам Аиду, владыке мертвой жизни, чтобы принес он мою живую жизнь
сюда, в пещеру, и влил ее в тебя, Врачевателя-бога. Встанет Асклепий. А пока
пусть он спит без сновидений здесь, в пещере, и пусть проснется, когда уже
не будет Хирона на земле. Иначе не отпустил бы он меня в аид". И бессмертные
становятся мертвыми.
Смолк и снова стал Хирон долго смотреть на тело Асклепия, которому он
отдавал свою живую жизнь. Был тих и торжествен его голос, когда он снова
заговорил:
-- Ты хотел исцелить смертных от смерти: быть сильнее
Неотвратимости-Ананки. Теперь я исцелю тебя, бессмертного, от смерти и
возвращу жизни живой. Будешь ты большим земным богом, но на небо никогда не
взойдешь. И не сможешь ты воскрешать героев -- утратишь тайну возрождения. В
мир забвения унесет ее с собою Хирон, но будет о ней вечно петь живая жизнь.
Друзья, я поделил свое бессмертие между достойнейшими -- меж Асклепием
и Прометеем. Теперь и я смертный. На тонкой нити висит оставшаяся половина
моей живой жизни. Скоро порвется нить. Прощайте. Подняли головы боль и
смерть, когда отдал я половину своего бессмертия Гераклу. Не могу я больше
говорить. Близок мыс Тенара. Пора. Сам я сойду во мглу аида. Но покройте
меня снова шатром зеленой листвы, чтобы вид мой не оскорбил живой жизни...
Таковы были последние слова сына Крона и изгнанника -- кентавра Хирона
в его пещере на Малее.
Сказание о схождении Хирона, сына Крона, в аид и о том, как ему
поклонились Жизнь и Смерть
Хотя только своим друзьям и ученикам сказал Хирон о своей добровольной
смерти, но уже вся живая жизнь на земле, и боги на небе, и океан, и мир
мертвой жизни за океаном знали, что Хирон отдает свое бессмертие и сходит
добровольно в аид.
Безмолвной толпой стояли гости Хирона, титаны и полубоги, у входа в
пещеру, провожая глазами его в путь. Никто не последовал за ним: ни Киклоп,
ни Силен, ни прозревший Тиресий, ни Феникс, ни Пелей, ни Геракл.
Было утро, как юность. И в то раннее утро взошли одновременно на небо и
Эос-Заря, и Гелий-Солнце, и Селена-Луна, и Звезды. Открылось высокое небо и
на нем вершины Олимпа. И на тех вершинах стояли все боги Крониды, так же
безмолвно, как гости Хирона, и смотрели вслед уходящему сыну Крона. Не могли
не почтить сына Крона Крониды.
Над ним по алмазной небесной дороге растянулось длинное шествие
титанов-светил. Медленно переступали солнечные кони, привыкшие скакать, и
шагал впереди колесницы солнца, склонив голову в солнечном венце, титан
Гелий, так, чтобы все лучи венца окружили чудным сверканьем белые волосы
Хирона и золотили на нем листву, чтобы казался он прекрасным богом.
Шел Хирон, тяжело хромая, но стараясь скрыть хромоту, чтобы и этим не
оскорбить живую жизнь, ибо был он титан, сын Крона, и не мог унизить
титанов.
Шел, и склонялась перед ним Жизнь и все живое на земле,-- на его
прощальном пути.
Хотя не было ветра, низко, до самой земли, пригибали перед ним свои
вершины деревья. И пели дриады свои зеленые песни, которые поют они только
во сне. Мягким шелком стелились травы, и цветы посылали ему все свое
благоухание, ничего не оставляя себе. Даже колючки, расступаясь, целовали
следы его ног.
Звери вышли из чащ и легли вдоль лесных опушек по краям горных полян и
троп. До земли склоняли олени рога. Будто разом исчезли зубы и когти, так
смиренно лежали хищные звери. И удивление стояло в глазах львов и барсов.
Ручьи останавливали бег или, поворачивая теченье, провожали Хирона
нежно-заманчивым звоном водяных арф. И речные боги, и наяды выплывали и
текли вместе с речными струями, обнажая свою красоту.
Никто не плакал. Никто ни о чем не просил Хирона. Песнь тихой радости
пела земля, чтобы зрелищем мощи и расцвета живой жизни остановить Хирона и
вернуть его.
Пели певчие птицы свои самые соловьиные песни, и запели даже орлы и
совы песни зоркости и слепоты.
Все записывали дубы-летописцы под корою в вековые кольца, и был тогда
тот единственный день, когда камни захотели быть мягкими и когда вокруг
огненного озера, в котловине, горы вели хоровод.
Медленно шел Хирон. Ничем не выказывал он своего страдания, чтобы не
омрачать радость жизни. И когда, спустившись с гор, достиг он моря, выплыл
из морской глубины титан Нерей и с ним нереиды, чтобы проститься с Хироном.
И такой бурной жизнью играло море, и такой синевой глаз манили его нереиды,
разрывая скользящим телом ожерелья из мириад жемчужин!.. Но снова поднялся
Хирон в горы и дошел наконец до ущелья Тенара, где клубится черный туман. И,
завидя Хирона, смутившись, стали тотчас отступать черные туманы. Поредели их
клубы, уползая из ущелья к морю, и открылась вся глубина ущелья. Тенара в
холодном свете. Позади света лежала мгла.
Долго стоял кентавр Хирон над крутым спуском в бездну ущелья и смотрел
в его глубину и мглу, прощаясь со светом и воздухом жизни, с росой, цветами
и лучами.
Наконец еще раз поднял он свою человеческую голову к небу и увидел над
собой титана солнца, Гелия. Кивнули друг другу титаны, и Хирон стал медленно
спускаться.
Еще не было на земле такого часа, когда бы вся живая жизнь скорбела.
Всегда сочетались в ней смех и слезы, радость и грусть. Но когда Хирон
ступил на тропу, ведущую в аид, охватила всю природу горесть. Стих шум
листьев в лесу. Смолкли щебет и пение птиц. Замер в воздухе полет орлов и
горлиц. Ключи перестали звенеть, и застыли струя и волна. Даже Время не
смело скользить, тысяченогое, по своим тысячам дорог на земле, и в воде, и в
воздухе.
И если говорит предание о неслыханном прежде на земле плаче птиц и
плаче камней по Хирону, может быть тогда вправду плакали птицы и камни.
Пусть потом стыдились они слез всю жизнь.
Высился недалеко от входа в аид Белый утес -- утес Забвения. Кто
пройдет, пролетит мимо утеса, тот забывает себя и все живое. Здесь теряли
память пролетающие Тени смертных и беспамятными влетали в аид. Но когда
Хирон проходил мимо того Белого Утеса, сам утес ему поклонился, и память не
отлетела от Хирона.
И увидел Хирон вдали черные воды океана и золотой челн солнца на том
-берегу. В мире живой жизни был уже вечер. Сам Гелий-Солнце стоял в золотом
челне и манил к себе Хирона золотым веслом: может быть, еще вернется Хирон,
и тогда перевезет его Гелий-Солнце обратно.
Но Хирон не вернулся назад. И когда он подошел ко входу в аид, демон
Смерти Танат, выйдя навстречу кентавру, словно гостю, стоял у входа, и у ног
его лежал Цербер, положив три головы на землю. И Смерть низко склонилась
перед Хироном, не коснувшись его рукой.
Так совершил свой последний путь бессмертный титан -- благой кентавр
Хирон, сын древнего Крона, врачеватель смертных и наставник
полубогов-героев, подаривший свое бессмертие живой жизни.
И Жизнь, и Смерь ему поклонились на его последнем пути.
СКАЗКА О ПЛЕНЕНИИ ЮНЫМИ ВЕЛИКАНАМИ АЛОАДАМИ БОГА ВОИНЫ АРЕЯ
Жилы-были близнецы, мальчики-великаны Алоады, те, что громоздили для
забавы горы на горы.
Странные забавы любили эти мальчики-великаны Алоады! Как-то раз поймали
они на охоте за вепрем бога войны, свирепого Арея. Наложили ему на руки и на
ноги нерушимые оковы из оливы, дерева мира, что крепче адаманта и меди, и
упрятали его под землей, в медном погребе. Не стало на земле войны. Зацвел
кругом мир. И вместе с миром радовалось на земле все малое. Не топчет его,
малого, большое. Не убивает его, малого, большое. Самое малое в большое
растет. И исчез на земле страх: не боится малое большого -- нет войны. И
исчезла на земле важность: не жмется малое перед большим да важным -- нет
войны. И никто не чтит большого за то, что он страшный, а чтит только тогда
большого, когда он впрямь большой, а вовсе не страшный.
Недовольны этим большие, страшные боги Крониды.
Да и скучно им стало без войны. Что им, богам, тишина и мир! У них
страсти великие. Им битвы нужны, да еще какие! Чтобы реки стали кровавыми,
чтобы моря стали кровавыми, чтобы вся земля и полнеба утонули в крови.
Только бы сама вершина неба оставалась лазурной там, где боги Крониды живут.
Ну и позабавились мальчики-великаны! Нет войны, и не могут боги воевать
с Алоадами. Тут и выручил богов, как всегда, Гермий-обманщик. Понесся он к
медному погребу, где братья Алоады скрывали бога войны Арея. Не может Гермий
перешагнуть запретный порог медного погреба, не может снять оков из оливы с
Арея: только Мойры-Судьбы могут.
Предстал перед тремя сестрами Мойрами-Судьбами Гермий. Сказал:
-- Все плетете вы, большие сестры, нити жизни смертным, а жизнь титанов
не в ваших руках. Что им древние Мойры, дочери Ночи! Запрятали они
Арея-воителя в медный погреб, наложили на него нерасторжимые оковы из оливы,
дерева мира. Нарушили волю Мойр. Что велите мне делать? Как освободить Арея?
Юлит Гермий перед Мойрами. Но безмолвны Мойры. Чтят древние Мойры
древних титанов. Тут и говорит Гермию черный ворон:
-- Иди к Немезиде-Возмездию. Полетел к Немезиде Гермий.
А уж Немезида все знает. Вызвала она из преисподней слепую Ату-Обиду,
говорит Ате-Обиде:
-- Ступай, Ата, за Гермием. Поведет он тебя к виновным.
Привел Гермий Ату к медному погребу. Не видит слепая Ата, что перед нею
медный, запретный погреб. Спустилась в погреб, сорвала, слепая, с Арея оковы
из оливы, и вышел Арей, бог войны, на землю. Тут как хлопнет его по спине
ладонью лукавый Гермий -- так и взревел Арей на всю землю.
Возликовали большие, страшные боги:
-- Арей голос подает, Арей вернулся!
МИФОЛОГИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
А
Аглая -- см. Геспериды.
Адамант -- нечто несокрушимое, алмаз, сталь.
Аид -- см. Тартар.
Азия -- город Солнца в Колхиде, от имени царя Аэта, сына титана солнца.
Гелия.
Айгипан -- сын Айги, кормилицы Зевса. Химерообразное чудовище, по
прозванию Страшный Сатир.
Айфра -- Сияющая; солнечная титанида Плеона, жена Атланта.
Алоэй -- солнечный титан, отец близнецов-великанов братьев Алоадов,
свергнутый Зевсом в тартар.
Амазонки -- воинственные всадницы титанического племени, уничтоженные
впоследствии героями-полубогами.
Анавр -- река в Фессалии.
Ананка-Необходимость, или Неотвратимост ь,-- неотвратимая сила природы.
Арголида -- область на Пелопоннесе.
Аргус -- титан, по прозванию Панопт, Всевидящий. Олицетворение
звездного неба. Верный слуга и страж-хранитель богини Геры.
Аретуза -- нимфа ручья.
Арей -- бог войны, олимпиец, сын Геры и Зевса, ненавистный Зевсу.
Аркадия -- область на Пелопоннесе.
Артемида -- богиня охоты, сестра Аполлона.
Асоп -- титан, речной бог реки Асоп.
Асопиды -- титаниды, речные нимфы, дочери Асопа.
Асклепий (Эскулап) -- бог врачевания и владыка змей. Змейка стала
эмблемой врачей с древних времен.
Асфодели, или асфодйлы,-- растение (золотоголовник). В подземном мире
был асфодиловый луг.
Афареи -- мессенский титан-великан, отец Идаса и Линкея.
Афина-Паллада-- дочь Зевса, Дева-Воительница, богиня мудрости.
Б
Бездна Вихрей -- согласно сказочной, фабулезной географии, находилась
под тартаром.
Безмолвный брак -- насильственный брак (по воле Зевса) титаниды или
богини со смертным полубогом-героем или тайный брак богини со смертным. Он
требовал безмолвия и невмешательства смертного в дела бессмертной стороны, в
противном случае божество исчезало и брак расторгался. Это нашло свой отклик
в сказке, где божество или волшебное существо запрещало смертному, с которым
оно вступало в брак, узнавать, кто его супруг или супруга. Нарушение запрета
вело к разрыву. Нереида Фетида покинула Пелея за то, что тот проник к ней в
момент, когда она держала тело их сына, младенца Ахилла, в огне, чтобы
сделать его бессмертным.
Беллерофонт -- герой-полубог, укротитель крылатого коня Пегаса,
победитель чудовищной Химеры и титанических народов -- солимов и амазонок.
Борей -- титан, суровый северный фракийский ветер.
Бриарей -- сторукое чудовище, раннее порождение Геи и Урана, живущее в
глубине Эгейского моря.
В
Вакх (Дионис) -- в сказаниях бог вина, насылающий безумие на смертных.
Великаны -- древние сказочные горы-люди. Первыми великанами были каменные
Людогоры -- олицетворение бродячих гор. Вообще -- исполины.
Г
Геката -- в сказаниях ночная богиня зловещих заговоров.
Гелиада-- в древних сказаниях титанида Ирида-Радуга, вестница богов.
Гелиады -- в древних сказаниях солнечные титаны: Эпопей, Порфириен и
др. Большинство из них было низвергнуто Зевсом или Аполлоном в тартар.
Гелий -- титан солнца, сын титана Гипериона, свергнутого в тартар
Зевсом. Был принят в круг олимпийцев. Позже его вытеснил юный солнечный бог
из рода Кронидов -- Аполлон. Сказание о низвержении Зевсом в озеро Эридан
юноши Фаэтона, сына Гелия, чуть не сжегшего мир, заменило древнее сказание о
низвержении самого Гелия Аполлоном.
Геликон -- гора Муз.
Гермий -- бог Гермес, лукавый сын Зевса и Майи, одной из Плеяд. Вестник
богов, покровитель плутов. Он же душеводитель (психопомп), провожатый теней
умерших в аид.
Герой -- полубог, богатырь, один из родителей которого был смертным, а
другой -- бессмертным богом Олимпа. Мы различаем три поколения героев:
старшее, среднее и младшее. Герои старшего поколения принадлежат к роду
титанов. Они враждебны богам Кронидам. Почти все они зевсоборцы: Тантал,
Сизиф, Салмоней, Иксион и другие, и низвергнуты в тартар. Среднее поколение
героев -- великие подвижники, истребители великанов, титанических чудовищ и
народов. Их подвиги объединены в три основных сказания: 1. Пелоромахйя --
борьба с чудовищами. 2. Кентавромахйя -- борьба с титаническим племенем
кентавров. 3. Амазономахйя, или Амазония,-- борьба с титаническим племенем
амазонок. Самые могучие из героев-полубогов -- подвижников были сыновьями
Зевса: Персей, Геракл и др. Младшее поколение героев -- участники
героических Фиванских и Троянской войн. По выполнении героями своей миссии
истребителей племя героев-полубогов, по замыслу Зевса, погибло в
междоусобных истребительных войнах -- Фиванских и Троянской. Эти сказания
могут быть объединены в "Сказание о том, как перевелись герои на Эллинской
земле".
Геспер -- звездный юноша, предвестник вечера, спутник Вечерней звезды.
Геспериды -- полудевы-полуптицы, хранительницы волшебных золотых яблок
в саду Гесперид. Их три: Аглая -- Сияющая, Эрифия -- Багрянокрылая и
Гесперия -- Вечерняя.
Гефест -- бог-кузнец и искусный мастер, по прозванию Хромец. Он
захромал после того, как Зевс в ярости ухватил его за ногу и сбросил с неба
на землю, на остров Лемнос, за то, что он заступился за свою мать, богиню
Геру, чуть не погубившую Геракла перед самой Гигантомахйей. Боги знали что
без помощи Геракла, смертного, гиганты не могут быть истреблены и победят
Зевса. Гера, замыслив свергнуть Зевса и не желая поэтому гибели гигантов, с
целью погубить Геракла подняла на море бурю как раз тогда, когда Геракл
после разрушения стен Трои плыл к острову гигантов -- Косу. В наказание за
Косскую бурю Зевс подвесил Геру на золотой цепи между небом и землей.
Гиад-- юноша, брат звездных Гиад, растерзанный чудовищным зверем.
Гиады -- дочери титана Атланта, по прозванию Плачущие. Созвездие
Зодиака. Восход Гиад предвещал дождь.
Гиганты -- подземные порождения Геи-Земли, вступившие в борьбу с
олимпийцами-Кронидами за власть над миром. В противоположность бессмертным
титанам, гиганты смертны. По смыслу мифа, гиганты были потомками древних
титанов, низвергнутых в подземную тьму тартара или отброшенных во мглу к
океану, в пещеры на край земли. Поэтому гигантов изображали с драконьими или
змеиными хвостами. Змея служит признаком подземного, хтонического,
происхождения. Образ гигантов-воинов, выходящих из земли в остроконечных
шлемах, с копьями,-- более поздний, навеянный образами Гомеровых героев. Уже
в древние времена титанов и гигантов спутали. Гиганты были истреблены
Гераклом и богами-олимпийцами (Гигантомахйя).
Гиперборея -- сказочная страна, находящаяся, согласно фабулезной
географии, на краю земли, близ Мировой реки-океана.
Гиперион -- см. Гелии.
Гиппокондит, или Гиппокоон,-- пелопоннесский герой, изгнавший Тиндарея,
ранивший Геракла.
Горго -- по народному верованию, безобразная демоническая старуха
преисподней, пожирательница детей. Ее образ перенесен на образ
Горгон-титанид.
Грайи -- три прекрасные дочери титана Форкия, рожденные с седыми
волосами и лебедиными шеями; позднее они превратились в чудовищных старух,
обладательниц одного глаза и одного клыка на троих, охранительниц спящих
сестер Горгон.
Д
Дельфиец -- Аполлон.
Дельфы -- знаменитое святилище с оракулом Аполлона, главное
местопребывание бога.
Дика -- олимпийская богиня правды и правопорядка, сидящая по правую
руку от престола Зевса.
Додонский дуб -- говорящий дуб в Додоне, оракул.
Долопы -- титанический народ.
Дрепана -- остров, под которым хранился волшебный серп (гарпэ)
матери-Земли Геи, гибельный для бессмертных существ.
Диоскуры -- братья-близнецы Кастор и Полидевк, сыновья девы-лебедя
Леды. Полидевк, сын Зевса, был бессмертен. Кастор, сын Тиндарея,-- смертей.
Позднее Диоскуры стали спасителями смертных в бедах, особенно моряков, и
покровителями героев в битвах.
Дионис растерзанный -- так называемый Дионис I, который по преданию,
был якобы растерзан титанами.
Дриада -- нимфа, живущая в дереве.
З
Закон Мойр -- см. Клятва Стиксом.
Земля Пелопа -- Пелопоннес.
Зефир -- титан Ветер, отец Эрота, рожденного титанидой Иридой -Радугой.
Золотой век -- в сказаниях -- мифологический век райского блаженства на
земле, когда обитатели земли не ведали ни зла, ни труда, ни страдания и были
бессмертны.
Золотой Дождь -- прозвище Зевса, проникшего в подземную медную башню к
Данае сквозь щель золотым дождем, то есть потоком лучей. От Зевса Даная
понесла полубога -- героя Персея.
Золотые яблоки -- см. Сад Гесперид.
И
Идас -- титан-исполин (великан), сын Афарея.
Ирида -- в сказаниях -- титанида из рода солнечных татанов-Гелиадов,
сестра Гелия, титана солнца; была принята в Олимпийский пантеон в качестве
богини радуги и вестницы богов. Согласно другой версии, Ирида -- дочь
морского титана Тавманта и океаниды Электры.
Истм -- перешеек, соединявший Пелопоннес со средней Грецией.
К
Каллироэ -- океанида, мать титаниды Ехидны.
Киллена -- гора в Аркадии.
Керы-Беды -- демоны преисподней.
Киклопы (Циклопы) -- исполины-Одноглазы, дети Земли-Геи. Мифологическое
предание повествует о четырех видах Киклопов: 1. Солнечные Киклопы --
Урании. 2. Грозовые Киклопы -- Громобои. 3. Многорукие Киклопы -- зодчие,
строители стен -- Хейрогастеры (ср. циклопические постройки). Последние были
истреблены Дионисом при взятии Микен. 4. Киклопы-людоеды "Одиссеи",
выродившееся и одичавшее племя когда-то благих киклопов. Образом благого
Киклопа служит Телем, упоминаемый в "Одиссее". Три Киклопа из Громобоеа
стали подземными кузнецами после победы Кронидов над титанами.
Кикн -- великан, сын бога войны Арея.
Кирка (Цирцея) -- дочь Гелия, опальная титанида из рода солнечных
титанов, живущая на острове Эйя, на краю земли.
Кирнейская лань -- золоторогая неуловимая лань Артемиды.
Киэния -- легендарный священный ключ в Мессении. Место борьбы Афаридов,
Идаса и Линкея, с Полидевком, сыном Зевса.
Клятва Стиксом -- нерушимая клятва богов подземной рекою Стиксом. За
нарушение клятвы бога-нарушителя, по закону молчаливых Мойр-Судеб, свергали
на девять лет в тартар.
Коронида (Ойгла) -- титанида, дочь солнечного фессалийского титана
Флегия, мать бога-Врачевателя Асклепия.
Коршун тартара -- драконообразное чудовище, полуптица-полузмея,
вылетающая из тартара терзать печень Прометея. В тартаре два таких коршуна
терзали низвергнутого Аполлоном, дельфийского титана Тития. Впоследствии
коршун Прометея был заменен в мифах орлом Зевса.
Косская буря -- см. Гефест.
Крон -- титан, сын Урана-Неба и Геи-Земли, вождь титанов и
мифологического золотого века на земле. Овладел миром, лишив власти отца.
Урана. От Крона титанида Рея родила младшее поколение богов, так называемых
Кронидов. Титаны под предводительством Крона потерпели поражение от
Кронидов. И Крон был низвергнут Зевсом-Кронидом молниями в тартар. Много
позднее был создан миф (см. Эсхил, трилогия "Прометей", оды Пиндара и др.) о
том, как Зевс вернул Крона из тартара и сделал его царей островов Блаженства
за океаном, то есть не в мире живой жизни, где живут люди и боги, а в мире
мертвой жизни.
Корни всего сущего свисали в великую Бездну Вихрей, находящуюся под
тартаром (см. Гесиод, "Теогония").
Красные моря, или Эрифийские,-- согласно фабулезной географии, любившей
удваивать одну и ту же местность, лежали на запад и восток от берегов Либии
(Африки).
Крониды -- младшее поколение богов, дети Крона и Реи, а также
бессмертные сыновья и дочери этих богов: Аполлон, Артемида, Арей, Гефест,
Дионис и др.
Л
Ладон-- речной титан (и название реки в Аркадии), сын низвергнутого в
тартар титана форкия Старшего, прозываемый Форкий Младший. Поэтому он
именуется в сказаниях Форкидом. Принял образ дракона и стал хранителем сада
Гесперид (см. Сад Гесперид) и его чудесной яблони.
Лакония -- местность на Пелопоннесе с главным городом Спартой.
Лапиты -- титаническое племя древолюдей, обитающее на горах Пелиона (в
Средней Греции).
Левкипп -- великан Лаконии из рода титанов на Пелопоннесе; его имя
связано с сестрами Левкиппидами.
Левкиппиды Фойба и Гилаейра -- две дочери Леды, титаниды-оборотня,
прозванные Белыми Кобылицами.
Лемнос -- вулканический остров в Эгейском море, в недрах которого,
согласно мифологии, находилась подземная кузница, где сперва работали
киклопы-молотобойцы, а затем, после их убийства Аполлоном,-- бог-кузнец
Гефест.
Леда -- титанида дева-лебедь, мать Левкиппид и Диоскуров.
Лернейский яд -- яд убитой Гераклом Лернейской Гидры, дочери титаниды
Ехидны. В этом яде Геракл омочил свои стрелы, которые стали гибельны даже
для бессмертных существ.
Либийский -- африканский.
Ликормас -- горный поток в Этолии, богатый порогами, и речной бог этого
потока.
Ликурт Фракийский -- дионисоборец, павший жертвой безумия, насланного
на него Дионисом.
М
Магнезийские кобылицы -- прозваны так по имени Магнезии, местности в
пределах Пелионского хребта, где они паслись.
Майя -- см. Гермий.
Малея -- гора с пещерой на юге Пелопоннеса, где был ранен стрелой
Геракла благой кентавр Хирон.
Мелос -- река. Слово "мелос" означает "песня".
Менэтий -- старший брат Прометея и Атланта, за свою сверхмогучесть
свергнутый молниями Зевса в тартар.
Мессения -- область на юго-западе Пелопоннесса.
Метида -- титанида, одна из океанид, любимица Земли-Геи, понимавшая
мысли земли. Ее имя означает "мысль". Побежденная в борьбе Зевсом, Метида
зачала от него богиню Афину и, будучи беременной, была проглочена Зевсом.
Зевсу было предсказано, что Метида родит ему сына, который будет сильнее
самого Зевса и его молний, а также родит ему могучую дочь. Плод Метиды-Мысли
стал развиваться в голове Зевса. Роды были трудными, и Прометей должен был
расколоть череп Зевсу для рождения дочери Метилы-Мысли. Из головы Зевса
вышла богиня Афина (см. "Сказание о титаниде Медузе").
Мидас -- лигийский легендарный царь, которому Аполлон дал ослиные уши
за то, что он музыкальное искусство Пана оценил выше искусства Аполлона.
Мойры -- см. Клятва Стиксом.
Мом -- сын Ночи, бог Олимпа, прозванный Презрителем, олицетворение
саркастического ума. В сказаниях -- "Правдивый ложью", так как полагал, что
в основе существования лежит ложь.
Море Крона находилось в западной части Средиземного моря, близ океана.
н
Наяды -- нимфы озер, рек и ключей.
Немертея -- титанида, дочь Нерея, морского титана и бога морей. Самая
правдолюбивая из нереид.
Немея -- область Пелопоннеса.
Нереиды -- бессмертные морские нимфы, дочери правдолюбивого титана
Нерея, морского бога. Не следует их смешивать с океанидами -- дочерьми
титана Океана. Самой знаменитой нереидой в мифологии была Фетида, жена героя
Пелея, мать Ахилла.
Несс -- последний кентавр на земле, перевозчик через поток Эвен.
Согласно мифу, был убит впоследствии Гераклом.
Нимфы -- божественные девушки титанического происхождения, низшие
божества. Некоторые из них были только относительно бессмертны. Таковы
дриады, умирающие вместе с деревом, в котором они жили.
Нефела -- богиня облаков в Олимпийском пантеоне, титанида по
происхождению.
О
Обманы -- обманчивые сны, вылетающие из преисподней через ворота из
слоновой кости. Им противопоставляются вещие сны, вылетающие через роговые
ворота.
Огигия -- Бебтия (в Средней Греции).
Ойгла -- см. Коронида.
Океан-- 1. Мировая река, обтекающая землю, которая отделяет мир живой
жизни, где обитают боги и смертные, от мира мертвой жизни, где обитают Тени
умерших. 2. Океан (с прописной буквы) -- древнейший титан, владыка Мировой
реки.
Океаниды -- титаниды, дочери Океана и Тефиды.
Олимп -- гора, местопребывание богов, позднее -- небо.
Омфалос -- пуп земли, местом нахождения которого считались Дельфы.
Ореады -- горные нимфы.
Орион -- великан-охотник; был обращен в звездного охотника,
преследователя Плеяд. Согласно мифу, за беспощадное истребление зверей на
земле, по жалобе Земли-Геи, был убит стрелой богини Артемиды-Охотницы, то
есть был низвергнут в тартар. Моральное обвинение Ориона для оправдания его
уничтожения указывает на то, что эта версия возникла позднее, из эпизода,
взятого из Титаномахии: борьбы Кронидов с титанами.
Осса -- гора рядом с Пелионом и Олимпом.
П
Пандейя -- богиня полуденной поры.
Паллада -- прозвище богини Афины.
Паника -- стремительное бегство стад, испуганных голосом Пана.
Пелен -- фессалийский герой-полубог, ученик мудрого кентавра Хирона,
участник охоты на Калидонского вепря. Состоял в безмолвном браке (см.
Безмолвный брак) с нереидой Фетидой против ее воли. Отец Ахилла.
Пели6н -- горный хребет в Фессалии, северный центр мифологических
сказаний. На Пелионе, согласно легенде, находилась знаменитая пещера
кентавра Хирона, забитая камнем.
Перун -- молниевое орудие Зевса, заряжаемое снарядами-молниями, которые
изготовляли Зевсу Киклопы в подземной кузнице. Впоследствии перун и молнии
отождествлялись.
Пелоп -- герой-полубог, сын Тантала, древнего титана, бога лидийской
горы Сипил.
Перса -- мать океаниды Каллироэ, родившей красавицу Чудодеву Ехидну.
Персей -- герой-полубог, сын Зевса (Золотого Дождя) и Данаи, убийца
Медузы.
Пилос -- город в Элиде, на Пелопоннесе.
Пирфорос -- предвестник Эос-Зари: конь и юноша на коне, выезжающий
первым на небесную дорогу под утро.
Прабоги -- доолимпийские боги, поборовшие исполинов.
Питфеи -- вождь древолюдей-лапитов, отец Эфры, матери Тезея, и
воспитатель Тезея.
Плеяды -- звездные девушки-титаниды, дочери титана Атланта.
Семизвездие, в котором шесть ззезд сверкают алмазным блеском, а седьмая
звезда (Меропа) тускло мерцает.
Посейдон -- владыка вод, брат Зевса, из рода Кронидов.
Прокруст -- великан на Истме, враг древолюдей-лапитов, убитый Тезеем.
Всем известное сказание о ложе Прокруста -- отголосок древней, исчезнувшей
народной сказки. Прокруст -- дровосек-пильщик; ложе Прокруста -- козлы;
путники, которых он клал на козлы,-- бревна. В мифе пильщик-дровосек
превратился в жестокого царя Прокруста, который кладет на кровать всех
путников, проходящих через Истм. У кого из путников ноги были длиннее
кровати, у тех он их отпиливал, у кого были короче кровати, тем он их
вытягивал. Тезей, воспитанник муже-сосны Питфея и сын его дочери Эфры,
расправился с истребителем древолюдей. В позднейшем мифе он побеждает
жестокого царя-Грабителя.
Р
Рея -- см. Крон.
С
Салмоней -- титан-богоборец, брат Сизифа. Он имитировал Молние-вержца и
Громовержца Зевса и был низвергнут молниями Зевса в тартар. Версия об
имитировании Зевса -- более поздняя, созданная как предлог, чтобы объяснить
низвержение Салмонея в тартар за богохульство.
Сизиф -- солнечный титан, низвергнутый в тартар. Сказка о хитреце
Сизифе, прожившем две жизни, связана со сказанием о Сизифе, ставшем
смертным. Имеются две версии сказки "Сизиф и Смерть". Первая версия: Сизиф
сковывает пришедшую за ним Смерть. Все живое в природе перестает умирать.
Неумирание превращается в бедствие. Зевс посылает Арея освободить Смерть из
заточения. Арей освобождает Смерть -- демона Таната -- и передает ей Сизифа.
Вторая версия: Сизиф, умирая, завещает своей жене, Меропе, не приносить богу
Аиду обычных даров и не погребать его труп. Разгневанный Аид, не получив
обычных даров, посылает тень хитреца, обвинившего свою жену в нерадении, из
подземного мира к его жене за дарами. Тень Сизифа входит в свое тело, и царь
начинает жить вторично. Умирает он от старческой слабости.
Сад Гесперид.-- О судьбе Гесперид предание сохранило нам два варианта.
По одному из них, сам Геракл вступил в волшебный сад, убил дракона Ладона,
вырвал чудесную яблоню, засыпал ключ Бессмертия и опустошил сад. По другому
варианту, Геракл последовал совету Прометея, освобожденного им от
мучителя-коршуна или орла, и попросил Атланта-Небодержателя принести ему из
сада Гесперид три золотых яблока, сам же во время отсутствия Атланта
поддерживал небосвод. Зная, что Геракл -- истребитель всего титанического на
земле, Прометей опасался, что Геракл убьет титана Ладона-дракона и уничтожит
яблоню. Последующая часть сказания -- о том, как Атлант, вернувшись из сада,
не захотел взять на себя тяжесть неба и как Геракл мнимо согласился остаться
небодержателем, но только попросил титана взять на плечо небосвод, пока
Геракл поправит съехавшую с плеча так называемую подушку (часть колонны), и
перехитрил Атланта,-- является позднейшей версией.
Сирены -- древние музы мира титанов, воспевавшие некогда Крона и Рею.
Были обращены богиней Деметрой в полудев-полуптиц после победы Кронидов над
титанами.
Стикс -- подземная титанида, дочь Тартара, и одноименная река забвения
в преисподней.
Сирец -- остров, где была заколдована часть кентавров, бежавших от
стрел Геракла.
Сперхей -- речной титан и река в северной Греции.
Сова мудрости -- эмблема Афины, териоморфический образ богини Афины.
Сюринга -- музыкальный губной инструмент, сложенный из тростниковых
трубочек.
Т
Тайгет -- горный титан и одноименный горный хребет на Пелопоннесе.
Тайгета -- титанида, одна из Плеяд.
Тартесса -- сказочный, чудесный город близ пределов Атланта.
Местонахождение его историки относят к устью реки Гвадалквивир, близ
серебряных рудников. Название "Тартесса" вошло в поговорку для обозначения
баснословного богатства.
Тартар -- как и аид,-- область преисподней. Тартар лежит под видом. В
аиде обитают тени смертных, в тартаре -- низверженные бессмертные существа,
древние титаны, под охраной Сторуких.
Телем -- благой Киклоп-врачеватель.
Тенар -- глубокое ущелье на юге Пелопоннеса; согласно мифологии, спуск
в аид.
Тефида -- супруга титана Океана и мать океанид.
Тиндарей -- по прозванию Потрясатель, лаконский титан-великан.
Легендарный муж Леды, матери Елены Спартанской, Тиндарей -- эпитет Зевса.
Тиринф -- город на Пелопоннесе, где царил Эврисфей, по приказанию
которого Геракл совершил свои двенадцать подвигов.
Титаны -- бессмертные дети матери-Земли Геи и Неба-Урана, старшее
поколение богов. К числу древнейших титанов принадлежат упоминаемые в
сказаниях Океан, Гиперион, Япет, Крон, Форкий, а также титаниды Рея, Тефида
и др.
Тифоей -- чудовищный сын Геи-Земли, противник Зевса и второй муж
Ехидны.
Тирс -- в сказаниях волшебный посох бога Вакха-Диониса, изготовленный
ему Киклопами-кузнецами; оружие Вакха в борьбе с гигантами.
Тритон -- титан-великан. В сказаниях -- бог озера. Он -- с рыбьим
хвостом. Позднее, в олимпийской мифологии, выступал как сын Посейдона и
Амфитриды.
Тритоны -- морские сатиры, преследователи нереид.
У
Ураниды -- дети Урана. Прозвание титанов, особенно астральных.
Ф
Феаки -- блаженный народ титанического племени, о котором рассказано в
"Одиссее".
Феникс -- 1. Фессалийский герой-полубог, ослепленный смертными, а затем
исцеленный от слепоты кентавром Хироном, его наставником. 2. Сказочная
птица, сперва сгорающая, а затем возрож-жающаяся из собственного пепла.
Фетида -- см. Нереиды.
Филомела -- царевна, превращенная в соловья, после того как у нее был
отрезан язык.
Форкий -- Форкий Старший, древнейший морской титан, муж Пучины-Кето,
отец Горгон и Грай. Форкий Младший -- его сын, речной титан Аркадии,
именуемый Ладоном (см. Ладон). Форкий Младший в образе дракона стал
хранителем золотых яблок в саду Гесперид. Золотые яблоки должны были после
Гигантомахии омолодить и вернуть красоту свергнутым в тартар титанам в
случае победы гигантов над богами-Кронидами.
Форкид -- см. Ладон.
Х
Хейрогастеры -- см. Циклопы. Хромец -- см. Гефест.
Хризаор -- сын Медузы, рожденный ею вслед за Пегасом в то мгновение,
когда Персей отсекал ей голову. Отец титаниды Ехидны, муж Каллироэ.
Э
Эвен -- бог одноименного потока в Мессении.
Эгида -- косматая козья шкура с ликом Горгоны, которая обтягивала грудь
Зевса-грозовика. Эту шкуру Зевс содрал со своей кормилицы Аиги,
химерообразного чудовища. Косматая шкура -- олицетворение грозовой тучи.
Эгина -- нимфа-титанида, дочь водяного титана Асопа, похищенная Зевсом,
мать героя Эака (см. Леониды). Элизии -- загробное место блаженства в мире
мертвой жизни. Эол -- бог ветров, титан.
Эпопа -- местность близ Коринфа, центра сказаний о солнечных титанах.
Эреб -- мрак преисподней.
Эридан -- см. Гелий.
Эриманф -- гора в Аркадии, изобилующая вепрями. Эрифия -- 1. Красный
остров, или остров Закати, в океане. На этом острове жил трехтелый великан
Герион, убитый Гераклом. 2. Имя одной из Гесперид,
Этолия -- область на западе Средней Греции, севернее Мессенин. Эхо --
горная нимфа, олицетворение эхо.
Эхионы -- потомки змееногих.
Я
Язон -- герой-полубог, ученик кентавра Хирона, впоследствии вождь
Аргонавтов.
Япет -- один из древнейших титанов, низвергнутый во время Титаномахии
Зевсом в тартар. Отец самых могучих и мудрых титанов-зевсоборцев --
Прометея, Атланта и Менэтия, носителей мятежного духа, непримиримых
противников богов. Поэтому его сыновья называются Япетидами. Тысячелетия
страданий не смогли сломить их мятежной титанической воли.
[1] Пояснения мифологических имен даны в Мифологическом словаре в конце
книги.
[2] Мифология эллинов не признает полного уничтожения небытия. Мир
разделялся на мир живой жизни и мир мертвой жизни. Отделяла один мир от
другого Мировая река-океан. Чтобы достигнуть мира мертвой жизни, надо было
переплыть или перелететь океан. Обычно в мире живой жизни обитают боги,
титаны, принятые в пантеон олимпийцев, и смертные. Мир мертвой жизни
соединен с преисподней и царством Ночи. В нем обитают тени умерших, божества
аида, демоны преисподней и дети Ночи: Эринии, Сны, Керы-Беды и др.
[3] Отличительными чертами характера титанов, согласно мифологическому
преданию, были правдивость и прямота (см. Гесиод, Эсхил и др.). Титаны
нравственно стойки, верны данному слову, непреклонны в борьбе. Их правда
нерушима. Она им прирождена. Она их братский и боевой клич, который
противопоставлен в сказаниях боевому кличу Кронидов. По этому кличу
титан-оборотень узнает другого титана и обязан ему открыться. Морально
возвысив титанов, миф объединил ретроспективно титанов с мифологическим
золотым веком, то есть с раем на земле, поставив царем золотого века вождя
титанов, сына Неба (Урана) титана Крона, а царицей его жену. Рею. Титаны
необычайно могучи, сверхсильны и верят бесхитростно только в эту свою прямую
силу, которая тоже входит в их правду. Им чуждо коварство.
Однако титанова правда одновременно с этим -- лютая правда. Титаны --
существа стихийные, безудержные, неистовые. Их страсти люты. Они люто любят,
люто борются -- до конца -- ив этой борьбе до конца страдают. Таковы Атлант,
Идас, Медуза, Ехидна.
Позднее, когда титаны были превращены в чудовищ, их лютая правда была
превращена в злую правду, в злобу, и самые образы титанов и их поступки были
очернены: они стали внушать ужас и отвращение. Только образ Зевсоборца --
титана Прометея благодаря Эсхилу остался в памяти эллинов и потомства
титаническим в положительном смысле. Он служил выражением самых
свободолюбивых и высоких требований мятежного человеческого духа, дерзающего
похищать огонь с неба и не уступать деспотизму законов мира, невзирая на
сверхчеловеческие страдания.
[4] Мы пользуемся выражением "почва земли", означающим именно почва,
так как Земля для эллинов -- это божество: Мать-Земля, Гея.
[5] По верованиям древних эллинов, тени умерших теряют память и живут
призрачной жизнью. Но, испив крови, они на мгновение оживают, и память к ним
возвращается.
[6] Низверженные в тартар титаны оставались там бессмертными, хотя и
были отрешены от мира живой жизни. Ту же участь разделили и те титаны и
титаниды, которые были отброшены богами Кронидами на край земли, к океану.
Только постепенно, по мере укрепления Олимпийского пантеона и всеэллинского
национального единства, миф снимает с этих отверженных титанов бессмертие, и
они или сами исчезают, подобно канувшим в воды океана Сиренам, или же их
убивают герои, как чудовищ. Так погибли бессмертные Скилла, Медуза, Химера,
Ладон и др.
[7] Наряду с крылатым Эросом, сыном богини любви Афродиты, поэтическая
фантазия эллинов создала издавна образ Эрота-малютки с мотыльковыми
крылышками, сына Ветра-Зефира и Ириды-Радуги. Он вошел в ритуал свадебных
народных обрядов и песен. Первоначально малютка Эрот возник как миниатюрный
отзвук древнего космогонического Эроса -- могучей силы всесозидающей любви,
разлитой по всей природе, как божок растительного мира, мира насекомых,
пташек, всего малого в природе. Позднее, в Александрийскую эпоху, этот
Эрот-малютка получил другое, упрощенное толкование.
[8] Древнейшие эллинские сказания о Геракле были заглушены более
поздними, созданными ревнителями Олимпийского пантеона. Сохранились их
отголоски, в которых отразилась борьба культов иноплеменных и праэллинских
богов с культом Зевса. В этих древних сказаниях Геракл вступает в борьбу со
всеми богами Олимпа, кроме Зевса, и побеждает их в единоборстве. Он вынес из
храма треножник Аполлона, и бог не смог его вырвать из рук Геракла. Их
разъединил молнией Зевс. Геракл убил сына Посейдона, и владыка морей не смог
противостоять мощи Геракла:
Геракл перебил палицей его трезубец. Он даже ранил Аида, бога мира
смерти; это означало, что Геракл сильнее смерти.
[9] Геракл хотя и слепо выполняет свою героическую миссию Истребителя
чудовищ, действует целеустремленно. Его путь -- путь победы. Атлант, как
вольное дитя природы, как существо стихийное, только играет своей силой и,
играя, сам становится ее игрушкой и жертвой.
[10] Прикосновение к золотым яблокам, на которых лежал запрет, обрекало
прикоснувшегося к смерти. Хотя вознесенный на Олимп Геракл, согласно мифу,
обрел бессмертие, однако, став богом, он потерял свое былое значение
подвижника-героя и стал ненужным, подобно вознесенному на Олимп Прометею.
С вознесения на Олимп мифологический смысл Геракла и Прометея, как
борцов за человечество, кончился. Бессмертие Геракла стало, таким образом,
его вечной смертью: образ Геракла-героя умер
[11] Намек на первоначальный прекрасный образ Грай сохранился в
"Теогонии" Гесиода наряду с трогательным эпитетом к Медузе: "познавшая
горе". По-видимому, старинное предание о титанидах, дочерях титана Форкия,
уже во времена Гесиода было весьма смутным. Под воздействием ревнителей
Олимпийского пантеона сказание претерпело метаморфозу: и Медуза, и Грайи
превратились в чудовищ, какими их знает и Гомер.
[12] Из всех могучих солнечных титанов только титан Гелий был принят в
Олимпийский пантеон и с ним титаниды. Все прочие солнечные титаны были
низвергнуты в тартар. Гелий теперь не вольный титан, а подневольный: он
обязан трудиться круглосуточно. После заката он плывет по океану на восток.
[13] Все подземелье темно. Темно знание Земли-Геи. Темные тревоги,
Керы-Беды, вылетают из преисподней. Гиганты, дети Земли, выйдут из темных
недр для борьбы с богами. Поэтому мятеж их "темный".
[14] Олимпийский пантеон образовался не только из божеств эллинских
племен богов, но и из праэллинских туземных и малоазиатских восточных богов.
Еще у Гомера отражена былая борьба культов этих богов с культом Зевса:
культа пра-Арея, Геры Аргосской, Пра-Посейдона-Хтона и др. Вот почему Гера
всегда злоумышляет против Зевса и недоброжелателен к нему Посейдон. Вот
почему Зевс ненавидит своего сына Арея, бога войны. Вот почему одни боги
ратуют за троян, а другие за ахеян и дело доходит до Теомахии, то есть до
взаимной драки между богами, на радость Зевсу. Вот почему древний Геракл,
сын Зевса, побеждает всех других богов Олимпа.
[15] В борьбе богов Кронидов с титанами Уранидами, эпизоды из которой
вошли в "Сказания о титанах", обе стороны, борющиеся за власть над миром и
за свою свободу, бессмертны. Бессмертны также давние дети Геи -- великаны и
многие чудовища-пелории. Бессмертных было слишком много, и все они хотели
быть богами и господствовать. Крониды должны были их уничтожить, чтобы
упрочить свою власть над миром.
[16] В речи Гермия отражен взгляд богов на мир. Правда жизни -- в ее
вечной игре. Вечно волнующееся море подобно самой мировой жизни. Нереиды
олицетворяют различные состояния этого вечно волнующегося моря, этой
играющей правды. По преданию, Нерей и нереиды особенно правдолюбивы. В этом
большая тонкость эллинов, что они играющую правду жизни объединили в
нереидах с их правдолюбием. После поражения и свержения в тартар наиболее
могучих титанов (Крона, Форкия, Гипериона, Коя, Крия, Тавманта и др.) титаны
вод наряду с главными астральными титанами остались в своей прежней стихии,
но уже под властью Кронидов-олимпийцев. Они как бы приняли мир олимпийцев и
им покорились. Народная поэтическая фантазия понимала, что море, реки, ветры
и светила небес должны оставаться на местах и выполнять свои функции: этого
требовал миропорядок. Поэтому они вошли в периферию Олимпийского пантеона.
Но все эти титаны оставались верны своей титанической природе и своей
титановой правде перед лицом олимпийского мира Кронидов и служат как бы
игралищем двух правд (олимпийцев и титанов), входящих в общую игру мировой
жизни.
[17] Все презирающий Мом, сын Ночи и бог Олимпа, в сказаниях признает
ложь единственной правдой миропорядка и жизни и поэтому считает, что всех
правдивее тот, кто лжет. Коварные советы Мома богам были мудры и в то же
время гибельны не только для титанов и смертных, но и для самих богов.
[18] Мифы, связанные с Ледой, Левкиппидами и Диоскурами, принадлежали
первоначально к сказаниям Аполлонова круга и не имели отношения к Зевсу.
Лебедь -- птица Аполлона. Белые кони -- те же лебеди. Левкиппидами именовали
и самих Диоскуров, и дочерей Аполлона Фойбу и Гилаейру, и запряжку Аполлона,
и коней Диоскуров. У древних поэтов сохранился также эпитет, прилагаемый к
Диоскурам: "белоконные". Только после того, как Зевс стал главой
Олимпийского пантеона, к нему перешли многие сказания, связанные с другими
богами, в том числе и с Аполлоном. Таким образом Аполлон-лебедь,
сочетавшийся с Ледой, был замещен Зевсом-лебедем, спартанские же Диоскуры
стали сыновьями Зевса и Леды.
[19] С точки зрения эллинов, жизнь должна быть радостной: она полна
игры. Подвиги героев -- их дело, но вместе с тем они -- зрелище, высокая
забава. Театральным зрелищем являются они и для богов -- обитателей Олимпа.
[20] Прометей знал, от какой богини должен родиться у Зевса сын,
который будет сильнее его и его молний и свергнет Зевса: от Фетиды.
[21] Во II и III частях сказания о Хироне мы попытались восстановить в
форме героических сказаний обе не дошедшие до нас эпические поэмы об
истреблении титанического племени кентавров, именуемые Кентавромахия: 1.
"Фессалийская кентавромахия" -- о борьбе лапитов и кентавров. 2.
"Пелопоннесская кентавромахия" -- об истреблении Гераклом кентавров на горе
Фолое и горе Малее. Фабула первой утрачена. От фабулы второй Кентавромахии
сохранилось в весьма сжатом изложении только несколько эпизодов у некоего
греческого мифографа римской эпохи.
[22] В мифологии неуязвимость не тождественна с бессмертием. Неуязвимые
герои гибнут. Так погиб и Кайней.
[23] Первоначально Посейдон был богом земных недр. Он -- пра-Посейдон.
Владыкой вод он становится при разделении мира олимпийцами между собой.
[24] В мифе безумие служит орудием богов против богоборцев и
ослушников