сь до такой степени бессистемно, что по ним нет никакой возможности восстановить нить древнего мифа. Они не имели никакой связи с современными им гэльскими народными преданиями, изложенными в предыдущих главах и сохранившими память о таких персонажах, как Гоибниу, Луг, Киан, Мананнан, Этлин и Балор. Были, однако, и другие пути, по которым слава старых богов могла дойти до потомков, давным-давно утративших веру в их божественный статус. Скрижали ранней истории Британии с готовностью распахивались навстречу бесчисленному множеству мифических персонажей - при условии, что легенды, связанные с ними, обладали достаточнойпритягательностью. Так, знаменитая книга Гальфрида Монмутского, несмотря на все ее пышные претензии на роль исторически достоверного труда, является памятником ничуть не менее мифологическим, чем "Смерть Артура" или даже "Мабиногион". Анналы, хранящие имена ранних британских святых, тоже не составляют исключения. Древнего бога, традиция почитания которого была слишком развитой, чтобы попросту игнорировать ее, церковные круги обычно предпочитали поскорее канонизировать, придерживаясь неписаного правила, что "терпимое отношение к кромлеху[1] облегчает восприятие евангельской проповеди". Такой участи сумели избежать лишь самые "непримиримые" боги, такие, как Гвин ап Нудд, который, будучи бесполезным для Гальфрида Монмутского и совершенно неприемлемым для монастырских хронистов, так и остался осколком древнего пантеона, уменьшившимся, правда, до крошечного эльфа, но тем не менее так и оставшимся непобежденным. [1] Кромлех - древнекельтское надгробие, языческое капище (прим. перев.). Столь стойкое сопротивление достойно всяческого уважения, ибо множество древних богов по капризу ретивых эвгемеристов подверглись насильственной трансформации. Так, богиня Дон, которую кельты почитали праматерью всех небесных богов, по непонятной причине превратилась в короля Лохлина и Дублина, который якобы привел в 267 году н. э. ирландцев в Северный Уэльс. Еще более выразительный пример - его сын Гвидион, подаривший жителям своей страны знание букв, то есть письменность. Династия "короля" Дона, по свидетельству манускрипта Йоло, правила в Северном Уэльсе сто двадцать девять лет, после чего Кунедда, король Северной Британии, в решающем сражении нанес ирландцам сокрушительное поражение и изгнал их за море, на остров Мэн. Это сражение действительно носит исторический характер и, если оставить в стороне имена Дона и Гвидиона, было, по-видимому, последней попыткой туземных жителей-гэлов, обосновавшихся на крайней оконечности западной Британии, противостоять второй и более мощной волне интервентов-кельтов. В составе того же манускрипта из Йоло сохранилась любопытная и почти комичная эвгемеристическая версия странного мифа о костяной тюрьме Оэт и Аноэт, которую воздвиг в Гоуэре сам Манавидан фаб Ллир. Новая редакция мифа утверждает, что это мрачное сооружение было реальным зданием, возведенным якобы из костей "цезариан" (то есть римлян), погибших в битве с Кимрами. Это мрачное сооружение состояло из множества больших и малых камер, некоторые из них возвышались над землей, а другие располагались под ней. Пленники, захваченные на поле боя, помещались в более удобных камерах, тогда как в подземных томились изменники родины. "Цезариане" несколько раз сносили эту тюрьму до основания, но кимры всякий раз восстанавливали ее и делали даже более прочной, чем предыдущая. В конце концов кости переломались и, будучи рассеянными по земле, стали прекрасным удобрением! "С тех самых пор соседи не переставали удивляться, что в тех местах из года в год выращивали невиданные урожаи пшеницы, ячменя и прочего зерна, и продолжалось это много-много лет". Однако лучше всего с нашими старыми британскими богами мы можем познакомиться не по этим, так сказать, неавторизованным преданиям, а в компактном, информативном и местами почти убедительном труде все того же Гальфрида Монмутского "Historia Regum Britanniae", впервые опубликованном в первой половине XII века и на протяжении многих веков считавшемся наиболее авторитетным источником по ранней истории наших островов. Разумеется, строгие критики нашего времени относят эту книгу к историческим басням. Увы, мы больше не можем признать достоверной столь заманчивый рассказ о происхождении британцев от выживших защитников Трои, которых послал на запад, на поиски новой родины, сам Брут, праправнук благочестивого Энея. В самом деле, позднейшие читатели просто не могут признать достоверным ни один из фрагментов этой "Истории", начиная с Энея и кончая Ательстаном. Короли в ней сменяют друг друга вполне убедительным образом, но, увы, все они не более чем герои народных легенд. Значительная часть хроники Гальфрида Монмутского, а именно две книги из двенадцати, естественно, посвящена Артуру. В ней автор рассказывает историю о том, как сей славный паладин сражался с саксами, ирландцами, скоттами и пиктами не только в своей собственной стране, но и по всей Западной Европе. Мы видим, как британский владыка, после присоединения Ирландии, Исландии, Готланла и Оркни, одерживает большие и малые победы, захватив Норвегию, Дакию (под которой, по всей вероятности, следует понимать Данию), Аквитанию и Галлию. После столь громких триумфов ему не остается ничего другого, как свергнуть власть Римской империи, что Артур и делает та страницах той же книги), но мятеж Мордреда вынуждает его вернуться на родину, где он и находит свою смерть, или (ибо даже "реалист" Гальфрид не вполне расстался с верой в бессмертие Артура) отправляется на остров Аваллон, где залечивает свои старые раны. Корона Британии тем временем переходит к "его родичу Константину, сыну Кадора, герцогу Корнуолльскому, в лето пятьсот сорок второе от Рождества по плоти Господа Нашего Иисуса Христа". Об одном из эпизодов, касающихся лично Артура, Гальфрид откровенно предпочитает умалчивать, считая, по-видимому, что такие подробности не вполне уместны в его "Истории"; правда, он кратко сообщает нам, как Мордред, воспользовавшись отбытием Артура на континент, захватил трон, женился на Гуанхамаре (Гиневре) и заключил союз с саксами, и все это - ради того, чтобы потерпеть поражение в той поистине фатальной битве, которую Гальфрид Монмутский называет "Камбула", - той самой, в которой нашли свою смерть и Мордред, и Артур, Валган - "сэр Гавэйн" Мэлори и Гвалхмей более ранних легенд. Более того, мы видим, что боги "старшего поколения" занимают в "Истории" Гальфрида Монмутского примерно такое же положение по отношению к Артуру, какое они занимают и в позднейших валлийских триадах и преданиях. Оставшись правителями, они в то же время становятся вассалами. В "трех братьях королевской крови", носящих имена Лот, Уриан и Аугустель и считающихся правителями северных земель, нетрудно узнать Ллудда, Уриена и Аравна. Этим трем братьям Артур дарует восстановление "исконных прав их предков", вручая Аугустелю полусуверенную власть над Шотландией, Уриану вверяя власть над Муриефом и восстанавливая Лота в правах "консула в Лудонезии [Лотиане] и других провинциях, по праву ему принадлежащих". Двумя другими правителями-вассалами Артура были Гунвазий, король Оркнейский, и Мальвазий, король Исландии. В этих королях мы без труда узнаем Гвина по латинизированной форме его валлийского имени Гвинвас и корнуолльскому имени Мелвас. Но такова уж характерная черта писаний Гальфрида Монмутского, что он, не вникая в суть материала и не владея им, сперва переносит некоторых старых богов в эпоху Артура, а затем наделяет их собственными владениями. Уриен был вассалом Артура, но Урианус сам был королем Британии за несколько веков до рождения Артура. Луд (то есть Ллудд) был наследником трона своего отца, Бели. Правда, мы не слышим здесь ни каких упоминаний о его серебряной руке, однако узнаем, что он "славился как строитель городов и зодчий, сумевший восстановить стены Триновантума[1], которые он укрепил бесчисленным множеством башен... и хотя он построил немало других городов, более всего он любил именно Триновантум и проводил в нем большую часть года, почему город этот впоследствии стали именовать Кэрлудом, затем, когда название это было испорчено, - Кэрлондоном, а еще позже, когда язык со временем заметно изменился, - Лондоном. Иноземцы же, прибывшие в Британию и захватившие власть в ней, стали называть его Лондрес. В конце концов, когда он [Ллудд] умер, его тело было предано земле возле ворот, которые к тому времени именовались на языке бриттов Партлуд, а на языке саксов - Лудесгата". Его преемником на троне стал его родной брат, Кассибеллавн (Кассивеллавнус), в годы правления которого в Британии впервые высадился Гай Юлий Цезарь. [1] То есть Лондона, упомянутого под его ранним названием, Троя Нова (то есть Новая Троя - Прим. перев.), данным ему Брутом. Впрочем, своей репутацией короля Британии Ллудд обязан не одному только Гальфриду Монмутскому. Один из старинных валлийских романов, "История о Ллудде и Ллефелисе", входящий в состав "Мабиногиона", связывает восстановление Лондона с Ллуддом, повествуя об этом практически в тех же выражениях, что и Гальфрид. И тем не менее история, вводящая, так сказать, в научный обиход эти псевдоисторические детали, носит вполне мифологический характер. В ней рассказывается о том, как в дни Ллудда на Британию обрушились сразу три бедствия. Первым из них стало вторжение на острова странного племени чародеев, получившего название коранайд (что означает "карлики"), обладавшего тремя качествами, делавшими их весьма непопулярными: во-первых, за пищу и кров они расплачивались с хозяевами так называемой "волшебной монетой", деньгами, которые хотя внешне и выглядели как настоящие, вскоре, как только кончалось действие магических чар, превращались - как и щиты, кони и псы, сделанные Гвид ионом, сыном Дон, чтобы обмануть Придери, - в комочки обычного мха; во-вторых, коронайды могли слышать все, что говорилось в любом уголке Британии, даже шепотом, лишь бы только сказанное подхватил ветер; и, в-третьих, они были неуязвимы ни для какого оружия. Вторым стал "ужасный вой, возникавший каждый год вечером накануне первого мая над кажым очагом на острове Британия, вой, проникавший в сердца людей и повергавший их в отчаяние, так что мужчины теряли силы и мужество, у беременных женщин случались выкидыши, а юноши и девушки лишались чувств и падали в обморок, и все животные и деревья, а также источники вод утрачивали свою жизненную силу". Третьим было внезапное исчезновение запасов провизии в королевском дворце; это произошло так неожиданно, что запасы пищи на целый год бесследно исчезли за одну ночь, и никто не мог понять, куда же они подевались. По совету знатных мужей Ллудд отправился во Францию, чтобы попросить помощи у своего собственного брата, Ллефелиса, который "был мужем большого ума и мудрости". Решив переговорить с братом так, чтобы об этом не узнали коронайды, Ллефелис приготовил длинную медную трубу, через которую они и побеседовали друг с другом. Коварные карлики не могли слышать, о чем именно говорили братья через эту трубу, они подослали злобного демона, который проник в трубу и стал нашептывать в нее разные оскорбительные словечки, чтобы поссорить братьев между собой. Однако те слишком хорошо знали друг друга, чтобы поддаться на такую лукавую уловку, и мигом выгнали демона, наполнив трубу вином. Затем Ллефелис посоветовал Ллудду захватить с собой в Британию горстку волшебных насекомых, которых он даст ему, и настоять их дома в воде. Когда вода достаточно пропитается их ядом, Ллудду останется только пригласить и своих подданных, и карликов якобы на совет, и неожиданно облить этой водой всех присутствующих. Обычным людям эта вода не причинит никакого вреда, а вот для карликов окажется смертельным ядом. Что же касается дикого воя, то Ллефелис заявил, что вой этот издавал дракон. Это чудовище именовалось Красным Драконом Британии, и вопит оно потому, что на него нападает Белый Дракон саксов, пытающийся убить и поглотить его. Французский король посоветовал своему брату измерить длину и ширину острова Британия, определить самый центр его и приказать вырыть там яму. В эту яму нужно будет поставить котел с хмельным медом и прикрыть его атласным покрывалом. Сам Ллудд должен будет наблюдать из укромного места за всем происходящим. Драконы вскоре появятся и начнут сражаться друг с другом в воздухе, а когда совсем ослабеют - упадут прямо на атласное покрывало, провалятся в яму и обнаружат в ней котел с медом Разумеется, они упьются медом и тотчас заснут. Как только Ллудд убедится, что они совершенно беспомощны, он должен будет спуститься в яму, завернуть их в то те самое атласное покрывало и похоронить в каменном гробу в самом безопасном месте на всей Британии. И если он сделает все как следует, ни он, ни его подданные никогда больше не услышат драконьего воя. А исчезновение съестных припасов произошло по вине "могущественного мага и чародея", который своими чарами наслал на обитателей дворца глубокий сон и, пока они спали, беспрепятственно вынес из дворца все запасы. Впредь Ллудд должен будет наблюдать за ним, усевшись возле котла, наполненного холодной водой. И как только он почувствует, что его одолевает дремота, он должен тотчас плюхнуться в котел, чтобы прогнать сон и обескуражить вора. Выслушав советы брата, Ллудд поспешил в Британию. Дома он тотчас бросил насекомых в воду, хорошенько размешал их и пригласил на совет мужей Британии и коронайдов. В нужный момент он внезапно выплеснул на них воду. Британцам она не причинила никакого вреда, а все карлики, как и предсказывал Ллефелис, умерли на месте. После этого Ллудд решил покончить с драконами. Осторожно обмерив остров, он отыскал его середину. Ею оказался Оксфорд, и король приказал вырыть глубокую яму, поставить в нее котел с хмельным медом и прикрыть ее атласным покрывалом. Когда все было исполнено, король спрятался в укрытии и принялся ждать. Вскоре и впрямь появились драконы. Они долго кружились в воздухе, затем сцепились друг с другом и долго пытались одолеть один другого. Выбившись из сил, они упали прямо на атласное покрывало и, провалившись под него, оказались перед котлом с медом. Жадно выпив мед, чудовища тотчас захрапели. Подождав, когда они успокоятся, Ллудд вытащил покрывало, расправил его и крепко завернул в него драконов. Затем он отнес их в округ Сноудон, где и предал их земле в хорошо укрепленной крепости, развалины которой, в окрестностях урочища Бедгелерт, до сих пор именуются Динас Эмрис. После этого много лет никто и не слышал ужасного воя, пока Мерлин спустя пять веков не освободил драконов из подземной темницы, и те тотчас продолжили бой, и красный дракон одержал верх и изгнал белого из Британии. Покончив с этим, Ллудд устроил у себя во дворце пышный пир, приказал накрыть столы, подать яства и, запасшись котлом воды, принялся наблюдать за происходящимРовно в полночь он услышал нежные, чарующие звуки музыки, нагоняющие сладкую дремоту. Однако, вспомнив наставления брата, Ллудд несколько раз окунался в котел с ледяной водой. И вот перед самым рассветом в зал вошел муж огромного роста, облаченный в доспехи. На плечах он принес корзину и принялся складывать в нее яства, стоявшие на столе. Корзина, как и мешок Пвилла, в который он бросил Гвавла, казалась поистине бездонной. Однако незнакомец все-таки наполнил ее доверху и собрался было вынести из зала, но Ллудд решительно остановил его. Вспыхнула схватка, зазвенели мечи, и Ллудд одержал верх над чародеем и сделал его своим вассалом. Так кончились "Три бедствия Британии". В процессе превращения из бога в короля Ллудд, как видим, утратил большую часть своих прежних мифологических атрибутов и черт. Он лишился даже своей дочери Кройддилад, которая отныне стала считаться дочерью другого божества. Не совсем ясно, как и почему Ллудда, бога неба, стали путать с Ллиром, богом моря, но совершенно очевидно, что Кройддилад в ранневаллийских легендах и поэмах - тот же самый перонаж, что Кордейлья Гальфрида Монмутского и еще более знаменитая Корделия Шекспира. Великий драматург весьма обязан кельтской мифологии сюжетной канвой этой легенды, в которую он вплел трагическую историю короля Лира. Лейр, как именует его Гальфрид Монмутский в своей "Historia Regum Britanniae", был сыном Бладуда, построившего Кэр Бадус (Бат) и погибшего, подобно греческому Икару, во время катастрофы летательного аппарата собственного изобретения. Сыновей у Лейра не было, а были три дочери, Гонорилья, Реган и Корделия, и престарелый король при конце своих дней решил разделить свое королевство между ними. Но для начала он решил испытать их, чтобы узнать, кто из дочерей больше любит его, чтобы отдать наиболее достойной лучшую и большую часть своих владений. Гонорилья, старшая из сестер, в ответ на вопрос отец о том, как сильно она любит его, "призвала небеса в свидетели, что любит его больше своей собственной души". Реган в ответ "поклялась, что не может найти более достойного выражения своим чувствам, но заверила, что любит отца более всего живого на земле". Когда же настал черед Корделии, младшей из дочерей короля, она, в отличие от напыщенной патетики сестер, отвечала ему совсем иначе. "Отец мой, - заговорила она, - найдется ли на свете дочь, которая бы любила отца больше, чем ее обязывает долг? По моему суждению, если кто-то клянется и уверяет, что это не так, то это явный знак, что он скрывает свои истинные чувства под покровом лукавой преданности. Я всегда любила и почитала тебя, отец, ни в чем не преступая своего долга, и, если ты настаиваешь и хочешь услышать от меня еще что-то особенное, вспомни о том почтении, которое я всегда тебе выказывала, и прими это за краткий ответ на все свои расспросы. Подумай сам: у тебя так много владений, что тебе поистине нет цены; вот ровно настолько я и люблю тебя". Услышав это, разгневанный отец тотчас разделил свое королевство между двумя старшими дочерьми, выдав их замуж за двух наиболее знатных аристократов. Гонорилья стала женой Маглавна, герцога Альбанского, а Реган - женой Генуина, герцога Корнуолльского. Корделии же было отказано не только в доле наследства, но даже и в приданом. Однако Аганипп, король франков, женился на не ради ее удивительной красоты. [1] Альба - Северная Британия Вступив во владения своей половиной королевства, зятья Лейра тотчас подняли мятеж против него и лишили престарелого монарха всякой власти. Единственной компенсацией за утрату прежнего могущества стало... милостивое согласие Маглавна выделить старику охрану из шестидесяти стражников. Однако два года спустя герцог Альбанский, по настоянию своей жены Гонорильи, дочери злосчастного Лейра, сократил число стражников до тридцати. Оскорбленный этим, старик покинул двор Маглавна и отправился к Генуину, супругу Реган. Поначалу герцог Корнуолльский принял бывшего короля с подобающими почестями, но не успел старик прожить и года при его дворе, как второй зять сократил число его слуг до пяти. После этого обиженный старец поспешил обратно к старшей дочери, но та поклялась, что отец может остаться у них только при условии, что удовольствуется одним-единственным слугой. Лейр в отчаянии решил отправиться к Корделии и попросить у нее прощения, горько раскаиваясь в том, как несправедливо он обошелся с ней. Опасаясь приема, который может его ожидать, старик сел на корабль и отправился в Галлию. Прибыв в Карицию[1], он отправил к дочери гонца с известием о своих злоключениях и мольбой о помощи. Корделия немедленно послала отцу деньги, лучшие одежды и свиту из сорока стражников, и, когда тот вновь обрел облик, подобающий королю, Аганипп и его приближенные приняли его с подобающей пышностью, а сам Аганипп передал ему власть над Галлией до тех пор, пока старик не вернет себе свое прежнее королевство. Чтобы восстановить власть Лейра в Британии, король франков со своим войском высадился на острове. Маглавн и Генуин были изгнаны, Лейр вернулся на свой трон и прожил после этого еще целых три года. Корделия, вступив во владение Британией, "похоронила отца в особой усыпальнице, которую она повелела устроить для него под дном реки Сор в Лейчестере ["Ллир-честре"] и которая первоначально была подземным святилищем в честь бога Януса. Там все рабочие города ежегодно перед началом работ устраивали пышные празднества". [1] Ныне - Кале. Увы, мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем, что именно стоит за этой историей о Лейре и трех его дочерях, но мифологическая основа этой легенды становится совершенно очевидной в связи с описанием подземного храма, посвященного Ллиру, который был прежде богом подводного, а теперь еще и подземного царства. Так Плутон или Отец Дис бриттов соединились с двойственной первопричиной стихий, подобно римскому божеству, знаменитому двуликому Янусу, с которым он явно отождествлялся. После этого в числе еще примерно десяти королей (ибо какие-либо иные критерии для оценки полета времени в "Истории" Гальфрида Монмутского попросту отсутствуют) мы можем узнать еще как минимум двух древних богов бриттов, выступающих в новом облике. Бренний (то есть Бран) ведет борьбу за королевскую власть со своим братом Беленусом. Очевидно, что перед нами - поздняя версия архаического мифа о братьях-близнецах, Тьме и Свете, который так часто встречается в кельтской мифологии. Бран, бог смерти и подземного царства, противостоит Беленусу (Белену), богу солнца и здоровья. В оригинальном, утра- ченном варианте мифа они, по всей вероятности, поочередно одерживали верх и уступали друг другу, являя собой символ смены дня и ночи, лета и зимы. В "Истории" Гальфрида Монмутского братья поделили Британию между собой; Беленусу досталась "корона острова и владения в Лоэгрии, Кэмбрии и Корнуолле, поскольку, согласно троянским законам, именно к нему, как к старшему, переходили права наследства", а Бренний, на правах младшего, получил "Нортумберленд с землями, простирающимися от реки Хамбер до Кэйтнесса". Но льстецы убеждали Бренния вступить в союз с королем Норвегии и напасть на Беленуса. Разгорелась битва, в которой Беленус одержал победу, а Бренний едва успел бежать в Галлию, где и женился на дочери герцога, став после смерти последнего его законным преемником на троне. Оказавшись во главе сильной армии, он не преминул вторгнуться в Британию. Беленус выставил против него все силы своего королевства, и оба войска уже готовы были скрестить мечи в решающей схватке, но тут Конвенна, мать обоих королей-братьев, сумела убедить их не вступать в бой. Так и не начав битвы, братья пришли к согласию объединить свои армии и выступить в совместный поход в Галлию. Бритты и аллоброги покорили всех королей франков, вторглись в Италию, опустошая и разоряя города и деревни, и двинулись походным маршем на Рим. Римские консулы Габий и Порсена с почетом приняли их, преподнесли им богатые дары - золото и серебро - и пообещали ежегодно выплачивать большую дань. После этого Бренний и Беленус повели свои армии в Германию и принялись опустошать ее. Однако римляне, придя в себя после внезапного появления бриттов у стен Вечного города, поспешили на помощь германцам. Тогда Бренний и Беленус вновь двинулись на Рим и после долгой осады захватили город. После этого Бренний остался в Италии, "где стал неслыханным тираном и принялся жестоко угнетать местных жителей". (Можно подумать, что вся эта невероятная история была придумана только ради того, чтобы объявить бриттом предводителя этрусков Бренну, который в 390 году до н. э. действительно взял Рим). Другой брат, Беленус, возвратился в Британию. По словам все того же Гальфрида Монмутского, "он воздвиг врата дивной красоты в Триновантуме, на берегу Темзы, которые жители в память о нем до сего дня называют Билингсгейт. Кроме них, он построил высокую башню, а у ее стен устроил гавань и пристань для кораблей... Когда же господь остановил его дни, тело его было предано огню, а пепел был собран в золотую урну, которую его подданные с великими почестями водрузили в Триновантуме на самом верху вышепоименованной башни". Его преемником стал Гургюнт Брабтрук[1], который, возвращаясь в Оркни из набега на Данес, встретил корабли Парталона и его воинов, которые плыли из Испании, собираясь высадиться в Ирландии. [1] Это тот же самый вымышленный персонаж, что и популярный кельтский бог, прототип Гаргантюа Рабле. Ллир и его дети, занимавшие столь видное место в мифологии, не утратили своей популярности и после того, как превратились в святых. Ранние валлийские агиографы неизменно упоминали семейство Ллира Ледиата первым в числе "Трех главных святых семейств острова Британия".Однако слава самого Ллира есть лишь отраженный отблеск славы его сына, Брана Блаженного, который впервые познакомил обитателей Британии с христианством. Легенда повествует о том, что он оказался в плену и попал в Рим вместе со своим сыном Карадавком (которого ради благой цели стали отождествлять с реальным историческим Каратаком) и прочими членами своего семейства, и провел там целых семь лет. За это время он успел принять христианскую веру и по возвращении на родину усердно принялся проповедовать ее в Британии. Ни его сын Карадавк, ни единокровный брат Манавидан не пошли по его стопам, зато их потомки последовали примеру деда. Все сыновья Карадавка стали святыми, а его дочь Эйген, ставшая женой вождя по имени Кэр Саррлог (Старый Сарум), вообще стала первой женщиной Британии, причисленной к лику святых. Ветвь Манавидана же оказалась не столь щедрой на святость. Его сын и внук так и остались язычниками, зато правнук приобрел широкую известность, став христианским святым - св. Дифаном, которого папа Елевферий назначил епископом Уэльским и который впоследствии принял мученическую кончину в Мертир Диван. После этого линия святости среди потомков Ллира получила дальнейшее развитие. Но там встречаются имена персонажей, явно неуместных в ней: таковы Мабон, этот бывший галльско-британский Аполлон, а также Герайнт и прочие приближенные двора короля Артура[1]. [1] Генеалогии и семейные связи святых острова Британия приведены в одном из разделов манускрипта Йоло. Эти списки были скопированы в 1783 году неким Йоло Морганвгом из Длинной книги Томаса Трумэна из Пантлливидда в приходе Ллансаннор в долине Вэйл Гламорган. Представление о том, что христианство, как и все прочие благие дары, происходит из кельтского Гадеса (Аида), получило настолько широкое распространение, что сомневаться в этом считалось чуть ли не грехом. Однако свидетельства историков классической античности говорят об обратном. Тацит подробно излагает родословную Каратака, рассказывая о том, как он, а также его жена, дочь и брат были поодиночке допрошены самим императором Клавдием, но даже не упоминает о его предполагаемом отце - Бране. Более того, Дион Кассий называет его отцом Кунобелина, то есть шекспировского Кимбелина, который, добавляет рассказчик, умер задолго до того, как римляне впервые появились в Британии. Таким образом, все достоверные исторические свидетельства говорят против того, что Бран мог быть одним из первых проповедников веры Христовой на земле Британии. Он был и остается все тем же мрачным древним богом войны и смерти, и прозвище Блаженный дали ему его верные почитатели-язычники, в особенности - барды, которые, по всей вероятности, стали называть его Бендигейд Вран. Упорство последних и побудило их не менее упорных противников, христианских клириков, перетянуть Брана на свою сторону и поспешно канонизировать его в качестве христианского святого. Ничуть не проще обстоит дело и с сестрой Брана, Бранвен по прозвищу Прекрасная Грудь. Богиням, как оказалось, было легче выдержать этот сложный процесс, чем богам. Свидетельство тому - "святая" Бригитта, эта "Мария Гэльская". Британская Афродита, под именем Бринвин или Двинвин, была святой покровительницей влюбленных. Еще в середине XIV века ее алтарь в Лландвинвине, что в Англси, был излюбленным прибежищем несчастных влюбленных обоего пола, молившихся перед ее образом о ниспослании взаимности или о даровании забвения и исцеления от страсти. А чтобы вернее добиться нужного результата, монахи из местной церкви продавали здесь склянки с летейской водой забвения, взятой из священного источника. По свидетельству манускрипта Йоло, она, уже успев принести обеты вечного безбрачия и сохранения девства, воспылала любовью к молодому вождю по имени Мэлон. Однажды ночью, когда она горячо молилась, умоляя господа вывести ее из затруднительного положения, ей было ниспослано видение. В нем ей предлагался кубок сладкого вина, который должен был даровать ей забвение. Затем она увидела, что это же сладкое лекарство было предложено и Мэлону, отпив которого он превратился в глыбу льда. Как оказалось, в награду за веру ей были посланы сразу три дара. Первый из них заключался в том, что она и только она могла вернуть Мэлона из ледяного оцепенения. Вторым даром было то, что у нее раз и навсегда пропало всякое желание выходить замуж. А третий состоял в том, что отныне она предлагала свое заступничество всем искренне любящим, обещая либо склонить к ним сердце предмета их страсти, либо навсегда исцелить от нее. С этого времени ее алтарь и источник возле него и пользуются широкой известностью, но влюбленные давно перестали стекаться туда, и чудодейственный родник занесло песком. Тем не менее к ней, прозванной валлийскими бардами "святой любви", время от времени приходили несчастные влюбленные. Молодые девушки из окрестных деревень обращались к ней с мольбой о помощи, когда все другие средства оказывались бессильными. А вода из колодца возле церкви считалась вполне достойной заменой чудодейственной влаги из давно пересохшего и забытого источника... Разительным контрастом этой легкой победе над древним язычеством служит упорное сопротивление насильственной христианизации, которое проявил Гвин ап Нудд. Правда, по свидетельству манускрипта Йоло, некий монах внес его имя в число сподвижников "Брана Блаженного", однако сделано это было настолько "не всерьез", что даже сегодня читателя не оставляет ощущение, что старинный автор этого эпизода сам стыдится содеянного им. Слава Гвина в качестве могущественного правителя фей оказалась слишком живучей, чтобы попросту отмахнуться от нее. Даже Спенсер в своей "Королеве фей", называя его не иначе, как "добрый сэр Гайон... в коем видна благородная сдержанность, подобающая великому правителю", даже не пытается хоть как-то замаскировать его знаменитое языческое имя. Он не заурядный человек, ибо Не женщиной, но феей он рожден И знатностью на родине почтен. В дальнейшем подробно описываются все прелести новых добродетелей, по сравнению с которыми древний кельтский рай, со всеми его ручьями эля и реками, текущими медом и вином, вряд ли мог вызывать особое почтение. Однако, за исключением Спенсера, все авторы единодушно сходятся на том, что показывают Гвина непримиримым противником христианства. Сохранилась любопытная и колоритная легенда, в которой имя Гвина упоминается в связи со св. Колленом, приходившимся правнуком Карадавку, сыну Брана. Святой, желая скрыться как можно дальше от лукавого мира, построил себе келью под скалой, неподалеку от Гластонбери Тор на острове Авильон, принадлежавшем Гвину. Недалеко от кельи проходила дорога, и вот однажды святой услышал разговор двоих прохожих, которые рассуждали о Гвин ап Нудде, называя его королем Аннвна и всех фей и эльфов на свете. Не стерпев такого кощунства, св. Коллен высунул голову из оконца своей кельи и посоветовал путникам попридержать языки, заявив, что Гвин и все его феи суть не что иное, как демоны. В ответ прохожие возразили, что святой скоро сам встретится лицом к лицу с владыкой тьмы. Вскоре они скрылись из виду, а затем св. Коллен услышал, как в дверь его кельи постучали. Спросив, кто там, святой услышал в ответ: "Это я, посланник Гвин ап Нудда, короля Аида. Владыка просит тебя прийти в полдень на вершину холма, ибо он желает переговорить с тобой". Святой, разумеется, никуда не пошел, и тогда посланник во второй раз явился к нему с тем же приглашением. Святой опять не двинулся с места. На третий раз посланник стал угрожать св. Коллену, что, если тот не придет в назначенное место, ему не поздоровится. После этого святой решил отправиться на холм, не взяв с собой никакого оружия. Вместо этого он освятил склянку водой и захватил ее с собой. Обычно вершина холма Гластонбери Тор была совершенно пуста, но на этот раз святой с изумлением заметил, что ее венчает величественный замок. Из него то и дело выходили юноши и девы и роскошных одеждах. У ворот святого встретил паж, поведавший ему, что король ждет его как дорогого гостя к обеду. Войдя в замок, св. Коллен увидел, что Гвин восседает в золотом кресле за столом, уставленным редкостными яствами и винами. Король пригласил святого разделить с ним трапезу, добавив, что, если какое-нибудь кушанье ему особенно понравится, его со всеми почестями отнесут к нему в келью. - Я не ем листья с деревьев, - отвечал святой, знавший, из чего приготовлены феями все эти яства и напитки. Ничуть не смутившись от столь резкого ответа, король Аннвна вновь спросил святого, как тому нравятся ливреи слуг во дворце. Дело в том, что с одной стороны их наряд был красным, а с другой - синим. - Что ж, их наряд вполне уместен в своем роде, - отозвался св. Коллен. - В каком же это? - спросил Гвин. - А вот в каком. Красный показывает, какая сторона туловища опалена, а синий - какая превратилась в лед, - отвечал святой и, покропив святой водой на все стороны, увидел, что замок, слуги и король тотчас исчезли, а сам он очутился на голой вершине холма, открытой всем ветрам. По-видимому, Гвин, последний из богов Аннвна, к тому времени принял на себя функции всех остальных божеств. Он стал хозяином своры волшебных псов, принадлежавших прежде Аравну, знаменитых Квн Аннвн, то есть "адских псов" с белым туловищем и красными ушами. В фольклоре сохранилось куда больше упоминаний об этих псах, чем об их хозяине, но и эти предания в конце концов ушли в прошлое по мере распространения "цивилизации". Трудно предположить, что найдется еще один преподобный Эдмунд Джоунс, опубликовавший в 1813 году книгу под названием "О явлениях призраков и духов в графстве Монмут и княжестве Уэльс", в которой утверждает, что, если мы не верим в столь явные доказательства существования свехъестественного мира, нас следует считать вероотступниками. Более того. Еще в начале XX века многие и многие англичане готовы были поклясться, что им не раз доводилось слышать в бурную ночь на вершине холма истошный вой душ нераскаявшихся грешников и некрещеных младенцев. Легенды о них сходятся в одном любопытном аспекте. Так, считается, что их крики похожи на лай гончих псов, но только они мягче и нежнее. Чем ближе они к человеку, застигнутому бурей, тем тише их голоса, а чем дальше - тем кажутся громче. Увидеть их можно еще реже, чем услышать, и не раз высказывалось предположение, что это - крики перелетных диких гусей, отдаленно напоминающие лай своры псов. Это суеверие распространено достаточно широко. В Уэльсе этих Квн Аннвн называют по-разному: в Северном Девоне - "Йетские" (то есть языческие), или "Йельские", псы, а вДартмуре - псы "[исполнения] желаний". В Дурхэме и Йоркшире их называют "псами Габриэля"; под особыми названиями они известны в Норфолке, Глочестершире и Корнуолле. В Шотландии предводителем Дикой Охоты считается Артур, и легенды о ней бытуют едва ли не во всех странах Западной Европы. Преданий, в которых упоминается имя Гвина, сохранилось не так много. Наиболее живучей память о нем оказалась в населенной феями долине Вэйл Нит, расположенной на "границе Таве... не ближнего Таве... но того Таве, что лежит далее всех". Надо помнить, что когда речь заходит о короле фей, то подразумевается именно он. Именно Гвину, на правах последнего из старых богов, народная фантазия вручила власть над всеми феями Британии, подобно его кельтскому или даже докельтскому прототипу. Кроме того, некоторые феи, особенно прославившиеся в английской литературе, имеют германские корни. Так, король Оберон получил свое имя, правда, через посредство французских fabliaux[1], от Эльбериха, короля карликов из знаменитой "Nibelungenlied"[2], тогда как имя его королевы, Титании, по-видимому, заимствовано из "Метаморфоз" Овидия. Пак, другой шекспировский персонаж из рода фей, вероятно, представляет собой персонификацию названия своего племени, которых в Уэльсе именовали "пвкки", в Ирландии - "поки", в Уорчестершире - "поуки", а в Западной Англии - "пикты". Именно в Уэльсе сохранилось самое богатое и разнообразное "собрание" всевозможных фей. Некоторые из них очаровательны, другие загадочны, третьи скрытны, четвертые отличаются злобностью и т. д. На реках и озерах обитают девы, именуемые гвраггед аннвн, а злобных и свирепых горных фей обычно называют гвиллионами. Есть и духи домашнего очага - так называемые бвбаходы, нечто вроде английских и шотландских домовых, и коблины, или гномы (которых в Корнуолле называют "стучащие"), и эллиллоны, или эльфы, особой ветвью и родичами которых считаются пвкки (пикты). В Северной Англии духи по большей части считаются существами более низкого порядка. Привидения, домовые, души убитых, красные шапочки, гномы и пр. имеют весьма мало общего с существами более высокого порядка - феями, созданиями арийского происхождения. Так, валлийский бвбах предстает в легендах бурым и волосатым, а коблин - черным или меднолицым. Мы не ошибемся, если признаем весь сонм этих существ деградировавшими богами доарийских племен, сородичей ирландских лепрехавнов и пок, не имеющих ничего общего с прелестными и по-прежнему благородными образами потомков клана Туатха Де Данаан. [1] Fabliaux (франц.) - фаблио (фабльо), средневековые сборники занимательных и сказочных историй, легенды и пр., пользовавшиеся широкой популярностью у простых читателей (прим. перев.). [2] "Nibelungenlied" (старонем.) - "Песнь о Нибелунгах", средневековая немецкая эпическая поэма (прим. перев.). Одни из этих бесчисленных и безымянных подданных Гвина обитают под землей или под поверхностью озер, которые в Уэльсе, по всей видимости, заняли место гэльских "холмов - обителей фей", другие - на Авильоне, таинственном острове всевозможных радостей и услад, лежащем где-то на западе у самой поверхности моря. Более всего с этой традицией связан Дифед. По преданию, в той стране существует просторный квадратный сад, скрывающий тайны волшебного мира фей. Если человеку доведется хотя бы случайно войти в него, у него тотчас откроются глаза, и он обретет способность видеть незримое для других - волшебную страну счастья и изобилия. Но как только такой счастливец покинет этот очарованный сад, он сразу же утратит дар ясновидения и никогда больше не сможет вернуться на то же место. Страна эта лежит в море, неподалеку от берега. Ее, как и ее "коллегу", легендарный ирландский рай, иногда видят издали моряки. В реальности существования "Зеленых волшебных лугов" еще недавно были убеждены многие моряки из Пемброкшира и Кермартеншира, и, по всей видимости, они имели на то основания. В 1896 году корреспондент газеты "Пемброк каунти гардиан" прислал в редакцию заметку об интервью с неким капитаном Джоном Эвансом. Капитан поведал корреспонденту, что однажды летним утром, во время плавания по проливу Ла-Манш мимо острова Грассхольм (вспомним сцену явления головы Брана), где на всех картах была отмечена глубоководная зона, он был весьма удивлен, увидев с наветренной стороны от себя длинную полосу суши, покрытую живописными зелеными лугами. Однако полоса эта находилась не на поверхности моря, а на глубине двух-трех футов под водой, и трава под водой и мелкая рябь на воде, колеблясь в такт друг другу, навевали дремоту на всякого, кто видел это зрелище. Капитану Эвансу часто доводилось слышать от стариков предания о волшебном острове фей, но он признался, что даже не надеялся увидеть тот остров своими глазами. Этому случаю, как и появлению Псов Аннвна, можно дать вполне реальное объяснение. В основе этой легенды, веротнее всего, лежит мираж - явление весьма и весьма редкое у этих берегов. Мираж этот можно сравнить разве что с легендарной фата-моргана - миражом, возникшим в Мессинском проливе и приписываемым колдовским чарам Моргана ле Фэя. Такой мираж способен заставить даже трезвомыслящего человека поверить в существование кельтского рая, который он якобы видит собственными глазами, будь то крайнее западное побережье Ирландии, край кельтов, или Шотландия, или, наконец, Уэльс, колыбель бриттов.  * Часть 4 *  ПЕРЕЖИТКИ КЕЛЬТСКОГО ЯЗЫЧЕСТВА Глава 27 ПЕРЕЖИТКИ КЕЛЬТСКОГО ЯЗЫЧЕСТВА В НОВЕЙШИЕ ВРЕМЕНА Падение кельтского государственного языческого культа началось в Британии несколько раньше, чем в соседней Ирландии. Справедливости ради надо признать, что первый удар кельтскому язычеству нанесла не проповедь христианства, а суровый гуманизм и строгое правосудие римлян. Римляне, как никакой другой народ на свете, известный историкам, отличались удивительной толерантностью (веротерпимостью) к религиозным воззрениям других народов и с готовностью приняли в свой пантеон кельтские божества - причем на правах богов. Дружественные божества галлов и бриттов всегда без особого труда могли получить, так сказать, римское гражданство, распространявшееся и на богов, и быть ассимилированными Юпитером, Марсом, Аполлоном или любыми другими обитателями собственно римского пантеона, с которыми их отождествляли римляне. Итак, римские законы вели борьбу не против самих богов, а против их культов, сосредоточенных в руках местных жрецов. Массовые человеческие жертвоприношения, практиковавшиеся друидами, вызывали ужас даже у суровых воинов, которых никак не заподозришь в том, что им становится дурно при виде крови. Кстати, у себя дома римляне особым указом сената запретили такие жертвоприношения еще до первого похода Юлия Цезаря в Британию в 55 году до н. э., и, таким образом, по свидетельству древнегреческого географа и историка Страбона, не могли допустить существование на землях своей империи культа, практиковавшего умерщвление людей ради возношения молитв над корчащимися в агонии страдальцами. Итак, поначалу лица, желавшие получить права римского гражданства, должны были отречься от друидизма. Затем римляне начали силой искоренять друидические культы, распространенные у менее цивилизованных племен. Тацит в своих "Анналах" рассказывает о нападении римлян на остров Мона (Англси), стойкий оплот друидизма. Священные рощи друидов были вырублены, алтари снесены и сожжены, а жрецы преданы смерти. Плиний, повествуя о том, как император Тиверий "преследовал друидов", поздравляет своих друзей, живших в провинции, с тем, что власти жрецов наконец-то положен конец и отошли в прошлое жестокие ритуалы, вдохновлявшиеся ложным учением о том, будто богам доставляют удовольствие жестокие убийства и каннибализм. Практика друидов со всеми сопутствующими ей варварскими атрибутами, беспощадно преследовавшаяся в Британии всюду, куда только могли достать длинные руки римских правителей, была оттеснена на север острова, за вал Адриана, получив распространение у жестоких каледонских племен, не покорившихся ярму римских захватчиков-цивилизаторов. Разумеется, она сохранилась и в Ирландии, где не ступали калиги римских легионеров. Но что касается собственно Британии, то друидизм еще до ухода римлян был искоренен среди всех племен, кроме "пиктов и скоттов". Христианство, пришедшее на смену римскому владычеству, завершило уничтожение языческих кульгов в Британии. По крайней мере, к этому постоянно взывали публичные манифесты церкви. В VI веке ученый монах по имени Гилдас с полным правом мог называть древние культы бриттов мертвой религией. "Я не стану, - пишет он, - перечислять всех этих дьявольских идолов, стоявших в моей стране, идолов, число коих почти превышало сонмы идолов в Египте и коих мы сегодня нередко видим посреди руин храмов или просто под открытым небом, где они разрушаются, пугая людей своим зверским видом. Не стану я и сетовать о тех горах, источниках вод, холмах, реках и озерах, которые обращены теперь на службу людям, тогда как некогда они были для них источниками мучений и смерти, коим слепые невежды воздавали почести, подобающие богам". Вместе с идолами погибли и их жрецы. Само слово "друид" забылось и почти не встречается в ранних памятниках британской литературы, хотя в ирландских рукописях того же периода друиды являются одними из главных действующих лиц. Зато в Шотландии и Ирландии рука секулярных властей не обладала никакой силой, и поэтому борьба между язычеством и христанством велась почти на равных и продолжалась гораздо дольше. Св. Колумба, трудившийся в Шотландии, и св. Патрик, подвизавшийся в Ирландии, - подвижники, сокрушавшие, по крайней мере, согласно преданию, друидов и их богов. Адамнан, аббат Ионский, создавший свою "Vita Columbae"[1] в последней декаде VII века, повествует о том, как веком раньше святой принес пиктам Благую проповедь Евангелия. Их король, Бруд, встретил святого с презрительным высокомерием, а друиды короля прибегли к помощи всех своих заклинаний, чтобы навредить и помешать подвижнику. Однако подобно тому, как сила, ниспосланная Моисею, оказалась могущественнее чар магов Египта, так и молитвы св. Колумбы сотворили чудеса куда более значимые, чем видения, вызванные заклинаниями его противников. Такие истории хорошо передают атмосферу мифа, которой всегда окружен герой-подвижник, и совершенно естественно, что пикты, увидев такие чудеса, отреклись от своей старой веры и обратились в христианство. [1] "Vita Columbae" (лат.) - "Жизнь [св.] Колумбы" (прим. перев.). Такая же легенда встречается и в жизнеописании св. Патрика, просветителя Ирландии. До его прихода на остров там ежегодно устраивались празднества с человеческими жертвоприношениями в честь Кром Круаха. Но св. Патрик немедленно отправился к кровавому идолу. По преданию, как только он поднял над ним крест, демон, устрашившись его силы, с воплем покинул истукан, который тотчас рухнул наземь. Однако свергнуть и разбить внешние атрибуты прежних культов гораздо проще, чем уничтожить скрытую внутреннюю силу, питающую их. Идола Кром Круаха можно было свергнуть, но дух его, живучий как Протей, не умирал. Святилища древних кельтских культов можно было захватить и разрушить, идолов и алтари древних богов - разбить и сжечь, жрецов - изгнать, посадить в темницы или предать мечу. После этого культ официально провозглашался уничтоженным; однако, будучи изгнанным из древних культовых центров, он еще долго продолжал свою жизнь вокруг них. Гэлы и бритты, как народы более цивилизованные, вне всякого сомнения, приняли Благую Весть христианства и отреклись от богов, коим прежде поклонялись, но сельские жители, составлявшие большую часть населения, еще долго хранили в памяти имена древних божеств и привычные ритуалы в их честь. Истинная вера и более высокая цивилизация прошли, так сказать, всего лишь волнами по поверхности океана человеческой жизни. Под пылкой религиозностью новообращенных христиан скрывались полубессознательные пережитки прежней веры и старых взглядов, сквозь которые элементы новой культуры проникали с большим трудом, и поэтому они менялись весьма и весьма медленно. Мы уже говорили о том, как долго и преданно гэльские и валлийские крестьяне сохраняли веру в своих старых богов, несмотря на все старания служителей церкви выдать тех за древних королей, превратить в новоявленных святых-чудотворцев или, напротив, объявить демонами из преисподней. Этот консервативный религиозный инстинкт исконных земледельцев не ограничивается только обитателями Британских островов. Греки нового времени долго сохраняли веру в нереид, сатиров, сирен и Харона, этого мрачного лодочника, переправлявшего души умерших в Аид. Потомки римлян и этрусков тоже долго верили, что древние этрусские боги и римские божества лесов и полей живут теперь в мире духов. Высокие алтари "Хозяина кургана" и его ужасных сородичей были снесены до основания, их золотые изваяния отправились в переплавку, в величественных храмах воцарилась мерзость запустения, но на грубых крестьянских жертвенниках по-прежнему возносились жертвы столь же грубым крестьянским богам. Такой переход заботы о языческих культах от вождей к крестьянам, от двора королей к простолюдинам, а в известной мере и от более цивилизованного племени к менее развитому отчасти объясняет то, почему более примитивные и "неразвитые" боги так активно потеснили более благородных божеств, заняв их место. Боги туземных жителей, пребывавшие в безвестности после вторжения более сильных божеств интервентов, вновь вернулись из тьмы забвения. Таким образом, мы вправе разделить богов - обитателей Британских островов на два основных класса. Между собственно "феей" в строгом смысле слова и невидимым эльфом, выступающим под самыми разными именами - пока, лепрехавн, домовой, стучащий или гном, - очень мало общего. Дело в том, что фея восходит к таким древним небожителям, как боги клана Туатха Де Данаан из гэльских мифов или их преемники, боги "Мабиногиона" древних бриттов. Происхождение же эльфов, как бы их ни называть, восходит к порождениям примитивного воображения, имевшим куда более низкий социальный статус. Мы даже вправе предположить, что они суть порождения фантазии людей эпохи неолита. Как бы там ни было, предания, восходящие к незапамятным временам, удивительным образом сохранили основные черты кельтских богов стихий природы. Вера в фей, возникшая в последние несколько веков, мало чем отличается от обычных представлений кельтов о своих богах. Приводимое в "Разговорах старейшин" описание богов Туатха Де Данаан в качестве "духов или фей, имеющих телесный или материальный облик и наделенных бессмертием" как бы отражает превалирующие представления о "добрых богах", сложившиеся в позднейшие времена. Народные представления о феях, бытовавшие у ирландцев и валлийцев, практически ничем не отличались друг от друга. И там и там обиталищем фей считались холмы, хотя в Уэльсе место "холма фей" часто занимали озера. И в Ирландии, и в Уэльсе феи, хотя они сражались и заключали браки друг с другом, считались полубессмертными. И те и другие похищали детей у людей, выкрадывая их прямо из колыбели, а своих отпрысков, наоборот, подбрасывали в семьи простых смертных. И там и там феи могли налагать заклятия на мужчин и женщин. И у ирландцев, и у валлийцев феи просто обожали музыку и танцы, проводя жизнь в невероятной роскоши и пышности. Другая существенная черта их сходства - крошечный рост, однако это, возможно, не более чем следствие литературной традиции, начало которой положил не кто иной, как Шекспир. В подлинных фольклорных преданиях и у гэлов, и у бриттов рост фей, как минимум, не ниже человеческого. Однако, будучи арийцами или иберами, прелестными созданиями или монстрами, эти существа постепенно исчезли из народных верований. Опустевшие долины, в которых жизнь мужчин и женщин во многом текла по старым обычаям и определялась старинными верованиями, все более и более открывались навстречу новым веяниям, современному миру с его ускоренным темпом жизни и быстрой сменой воззрений. Однако быстрые темпы развития, имевшие место в XIX и XX веках, без сомнения, пошли им на пользу. В самом деле, кто из одиноких пастухов или рыбаков в наши дни будет уверять, будто видел самого великого Мананнана? Кто из нынешних конюхов всерьез верит в Фионбарра? Часто ли теперь бродит по своим долинам Таве и Недд знаменитый Гвин ап Нудд? Более того, сегодня уже невозможно найти человека, который бы искренне верил в местного поку или сумеречного домового. Однако ритуальные обряды древних кельтов сумели куда лучше противостоять разрушительному натиску времени. Для их совершения даже незачем запоминать труднопроизносимые старинные имена. То, что раньше совершалось из религиозных побуждений, стало теперь простым обрядом "на удачу". Привычные ритуалы отмирали очень медленно, во многом сохраняясь из-за полубессознательных опасений, что, "если не исполнить все как положено, может случиться что-нибудь недоброе". Таким образом, изучение таких обычаев и суеверий может дать нам для понимания природы кельтского язычества гораздо больше, чем любые другие источники. Итак, в недавнем прошлом мы видим три основные формы существования пережитков архаической религии. Первая из них - это сохранение празднеств в честь старых богов Солнца и земледелия, проводившихся в дни весеннего и осеннего равноденствия, а также в дни летнего и зимнего солнцестояния. Вторая - практика совершения символических человеческих жертвоприношений, устраиваемых теми, кто уже давно забыл их первоначальный смысл, помня, что нечто такое требуют старые обычаи. Иногда такая практика совмещалась с реальными жертвоприношениями животных, целью которых было предотвратить моровое поветрие среди скота или просто выбраться из полосы невезения. Наконец, третья представляет собой едва теплящиеся реликты некогда всеобщего культа священных водоемов, деревьев, камней и животных. Истинный смысл кельтских государственных культов со всей определенностью можно понять из того, что главными его праздниками являются четыре ключевых дня в году, отражающие начало, развитие, продолжение и окончание солнечного цикла и плодов земли, соответствующих каждому времени года. Такими праздниками были Бел тейн, приходящийся на самое начало мая; день летнего солнцестояния, знаменующий торжество солнечного света и всякой растительности; Лугнасад, праздник Луга, отмечаемый в день поворота солнечной орбиты; и, наконец, грустный праздник Самхейн, после которого сила солнца быстро идет на убыль и оно на целых полгода подпадает под власть злых сил зимы и тьмы. В числе этих фаз Солнца наиболее важными, разумеется, являются первая и последняя. Собственно говоря, вокруг них, словно вокруг главной оси, вращается вся кельтская мифология. Именно в день праздника Белтейн Парталон со своими спутниками открыл Ирландию и, можно сказать, создал ее, прибыв на остров из Потустороннего мира. В тот же день, три века спустя, потомки Парталона вернулись туда, откуда прибыли. В самый день праздника Белтейн гэльские боги, небожители клана Туатха Де Данаан, а вслед за ними и гэлы впервые ступили на землю Ирландии. Именно в день праздника Самхейн злобные фоморы обложили людей племени Немед невыносимой данью; в тот же день много веков спустя более позднее племя богов света и жизни сумело победить и свергнуть этих коварных демонов в битве при Маг Туиред. Вне рамок этих сакральных дней произошел всего один важный мифологический эпизод, да и тот является позднейшей вставкой! В день летнего солнцестояния, один из дней менее значительных солнечных фаз, люди племени богини Дану захватили Ирландию, одолев ее прежних обитателей - клан Фир Болг. Мифология бриттов сохранила в веках ту же стержневую идею, что и мифы обитателей Ирландии. Если должно произойти что-то жуткое или неприятное, можно не сомневаться, что это случится первого мая. Именно "в ночь под первое мая" погибла Рианнон, а Тернион Твриф Влиант, согласно первой из книг "Мабиногиона", нашел ребенка Придери. Именно "вечером накануне Первого мая" в эпоху правления "короля" Ллудда два дракона вступают в отчаянную схватку друг с другом. Именно первого мая, каждый год вплоть до Судного дня, Гвин ап Нудд сражается с Гвитир ап Гврейдавлом за руку и сердце прекрасной дочери Ллудда, Кройддилад. А по свидетельству легенды "Смерти Артура", именно в этот день тот же Гвин, выступающий на этот раз под своим "романическим псевдонимом" "сэр Мелиагранс", похитил супругу самого Артура, королеву Гиневру, гулявшую в лесу неподалеку от Вестминстера. Природу ритуалов, совершавшихся в эти ключевые дни, тоже можно реконструировать по их бледным пережиткам. Такие ритуалы до сего дня совершаются потомками кельтов, хотя, по всей вероятности, мало кто из них догадывается - или хотя бы задумывается, - почему Первое мая, день св. Иоанна Крестителя[1], праздник урожая[2] и Хэллоуин[3] сопровождаются столь пышными церемониальными действами. Первый из них, именуемый в Ирландии Белтейн, в Шотландии - Беалтуинн, Шен да Боалдин - на острове Мэн и Галан-Май (майские календы) - в Уэльсе, знаменует празднества в честь пробуждения земли от зимнего сна, возвращения тепла, жизни и всевозможной растительности. Именно таково значение знаменитого Майского дерева[4], которое сегодня, к сожалению, редко можно увидеть на наших улицах. А вот в старину все обстояло иначе. Великий Шекспир в драме "Генрих VIII" (действие 5, сцена 3) рассказывает, что в его время накануне этого дня никто не мог заснуть, ибо все с нетерпением ждали наступления 1 мая. Ровно в полночь жители вскакивали с постелей и спешили в ближайший лес, чтобы наломать распустившихся веток, ибо на следующее утро восходящее солнце должно было увидеть, что все двери и окна прикрыты от его лучей этими ветвями. Весь день жители проводили в веселье, танцуя вокруг майского дерева, держа в руках ветви мирта и как бы сливаясь воедино с природой в знак наступления лета. Совершенно иная картина наблюдалась в день праздника, именуемого в Ирландии и Шотландии Самхейн, на острове Мэн - Сауин, а в Уэльсе - Нос Галан-геоф (Ночь [накануне] зимних календ). Праздник этот был весьма печальным: лето кончилось, наступала зима с ее короткими, пасмурными днями и долгими, унылыми ночами. Кроме того, в этот день у древних кельтов начинался новый год, и благословение на будущее у злых сил тьмы можно было заполучить только с помощью жутких ритуалов. "В канун первого ноября, - говорится в старинной пословице из Норт Кередигион, - на каждой ступеньке сидит по привидению". А скотты в старину придумали даже особое привидение - Самханах, или гоблин, появляющееся только на праздник Самхейн. [1] День св. Иоанна Крестителя празднуется на Западе 25 июня по григорианскому (новому) стилю (прим. перев.) [2] Праздник урожая отмечается на Британских островах 1 августа (прим. перев.). [3] Хэллоуин отмечается 31 октября. В позднейшей христианской интерпретации - канун Дня всех святых (1 ноября) (прим. перев.). [4] Майское дерево - украшенный цветами шест или столб, вокруг которого 1 мая в старину устраивались танцы (прим. перев.). По преданию, праздник 1 августа был установлен самим богом Солнца. В Ирландии его называют Лугнасад (празднества в честь Луга), на острове Мэн - Лла Ллуанис, а в Уэльсе - Гвил Авст (августовский праздник). Некогда значение этого праздника мало в чем уступало Белтейну и даже Самхейну. Любопытно заметить, что в старину 1 августа считалось большим праздником в Лионе (Франция), носившим в те времена название Лугудунум, что значит "дун (город) Луга". Зато праздник летнего солнцестояния, напротив, во многом утратил свое прежнее мифологическое значение после установления христанского праздника - дня Иоанна Крестителя. Характерная черта всех этих праздников заключается в том, что они дают хотя бы некоторое представление о пышных языческих церемониалах, пережитками и травестийными вариантами которых они являются. Во все эти праздники на самых высоких холмах зажигают огромные костры, а во всех домах пылают очаги и камины. Они предоставляют людям множество поводов для забав и активного отдыха. И все же в воздухе ощущается атмосфера таинственности: дело в том, что феи в эти дни особенно активны и любопытны, и следует особенно остерегаться, чтобы не пропустить или не нарушить какой-нибудь исстари соблюдаемый ритуал, ибо в противном случае феи могут разгневаться и вмешаться в ход событий. Ритуалы в честь некоторых из этих богов, принимаемых наполовину всерьез, сложились уже в сравнительно поздние времена. Когда сэр Томас Пеннант в XIX веке писал свое "Путешествие по Шотландии и поездка на Гебриды", во многих поселениях Хайланда еще существовал обычай в день праздника Белтейн совершать возлияния и приносить в жертву пироги и печенье не только духам, считавшимся покровителями стад скота, но и таким существам, как лисица, орел и черный ворон, чтобы тем самым снискать их расположение. Как писал Мартин Мартин в своей книге "Описание островов Западной Шотландии", первом известном нам рассказе о жизни на Гебридских островах, увидевшем свет в конце 1690-х годах, на праздник Хэллоуин (кельтский Самхейн) местные жители Гебридских островов совершали ритуальное возлияние эля в честь морского бога по имени Шони, упрашивая его пригнать водоросли поближе к берегу. В честь местных божеств совершались и другие довольно странные и даже курьезные обряды. Так, девушки на заре умывались утренней росой, умоляя послать им красоту. При этом они надевали венки из веток рябины, мистического дерева, пурпурно-алые ягоды которого служили местным аналогом амброзии для богов клана Туатха Де Данаан. В своем первоначальном варианте все эти ритуальные празднества, кажущиеся сегодня совсем невинными, несомненно, представляли собой религиозные действа оргиастического характера - наподобие тех, что пользовались такой широкой популярностью в Древней Греции в связи с культом Диониса. Великих "повелителей жизни", а также силы природы, создавших жизнь и управлявших ею, старались умилостивить исступленным пением и криками, ритуальными танцами и - человеческими жертвоприношениями. Среди элементов праздника упоминались и костры, играющие столь заметную роль в современных фестивалях. Первоначально они представляли собой не просто feux de joile[1], а имели куда более страшное значение, которое, кстати сказать, сохранилось в связанных с ними ритуалах. Так, во время праздника Белтейн в Шотландии участники делили между собой пирог, и тот, кому доставался "подгоревший кусок", должен был трижды перепрыгнуть через пламя. На празднике в честь дня летнего солнцестояния в Ирландии сквозь пламя костра должны были пройти все: мужчины - когда пламя было особенно сильным, женщины - когда оно немного ослабевало, а скот - когда на месте кострища оставались лишь дымящиеся головни. В Уэльсе, в последний день октября, когда отмечался старинный праздник Самхейн, совершался несколько иной, более впечатляющий ритуал. На вершине холма зажигали костры и следили, пока не исчезнут последние язычки пламени. Тогда все участники бросались бежать вниз по склону холма, выкрикивая заклинания, целью которых было напугать дьявола, который, по поверью, мог схватить отставших. Дьявол в новых языческих представлениях считался древним богом, сумевшим выжить. Во всех этих ситуациях такие ритуалы представляли собой не просто бег наперегонки, а символизировали человеческие жертвоприношения. [1] Feux de joile (франц.) - фейерверк, салют в честь знаменательного праздника (прим. перев.). Аналогичные, но гораздо более жестокие обряды совершались в день св. Иоанна Крестителя, вплоть до самого их запрета при короле Людовике XIV[1]. На кострах, зажигавшихся при покровительстве и в присутствии старосты деревни или мэра города, сжигали огромные корзины, клетки с живыми волками и кошками. Юлий Цезарь упоминает в своих "Записках" о том, что у друидов существовал обычай устраивать огромные каркасные фейерверки, на которые они привязывали живых людей и затем поджигали все сооружение, и можно не сомневаться, что корзины с волками, лисицами и кошками служили во Франции заменой человеческих жертвоприношений. [1] Людовик XIV - король Франции с 1643 г. (прим. перев.). После принятия христианства была придумана особая теория, целью которой было добиться сохранения этих архаических ритуалов, несколько изменив их смысловое содержание. Прохождение людей и скота через пламя или дым костра стало истолковываться как вполне допустимая практика, обеспечивающая особую магическую защиту от сил зла, то есть бесов. Этот "гомеопатический" принцип обращения к силам зла и использования их собственно сакральной силы для защиты от них самих чем-то напоминает упоминаемый в библейской книге Левит запрет варить козленка в молоке его матери. Что же касается отношения к языческим "демонам", то такая практика считалась вполне допустимой. Разумеется, объяснение ее явно натянуто; на самом деле в основе ее лежат мрачные представления друидов о том, что, по свидетельству того же Цезаря, "если жизнь одного человека не будет оплачена и искуплена ценой жизни другого, то невозможно снискать благосклонности бессмертных богов". Этим и объясняется "необходимость" человеческих жертвоприношений у кельтов как на общегосударственном, так и на частном уровне, тенью и рудиментом которых и являются прохождение через огонь и дым костров, а также многочисленные документально подтверженные случаи жертвоприношений скота в недавние времена. В самом конце XIX века Лоренс Гомме в своей книге "Этнология в фольклоре" приводит множество свидетельств о жертвоприношениях скота не только в Ирландии и Шотландии, но и в Уэльсе, Йоркшире, Нортгемптоншире, Корнуолле и на острове Мэн. "Не далее чем в двадцати милях от столицы Шотландии один из родственников профессора Симпсона принес живую корову в жертву духу скотьей чумы". В Уэльсе, когда там начался мор среди животных, жители принесли в жертву бычка, сбросив его с вершины высокой скалы. Гораздо чаще, впрочем, жертвенные животные сжигались живьем. Так, в 1859 году на острове Мэн один фермер неподалеку от Тинуолд Хилл принес в жертву телку, чтобы избавиться от мести призраков обитателей кургана, который был раскопан и тем самым осквернен. Более того, такие "всесожжения" иногда приносились даже христианским святым. Хроники прихода в Дингуолле под датами 1656-й и 1678 годы содержат упоминания о жертвах скота на месте старинного храма в честь сакрального персонажа, которого одни называли "святым Моури", а другие, по всей вероятности, лучше осведомленные о его происхождении, - "старым богом Моури". Были и другие святые, в частности, св. Кутберт в Киркудбрайте и св. Бено в Клинноге, Уэльс, которые" по поверью, очень любили кровь быков. Такие жертвоприношения животных по большей части имели целью предотвратить мор и падеж скота. По старинному поверью, в жертву обычно приносили "голову за голову", и такие жертвоприношения скота постепенно практически у всех народов вытеснили более древние человеческие жертвоприношения. По свидетельству Лоренса Гомме, в старину нередко поклонялись особому идолу, "истукану, сделанному из дерева, высотой около двух футов, вырезанному и раскрашенному по образу женщины". Эта идолица считалась богиней оспы,и от имени человека, надеявшегося выздороветь от этой болезни, было принято приносить в жертву овцу. Третий вид пережитков кельтского язычества - это многочисленные и разнообразные случаи особого почитания воды, деревьев, камней и животных. Кельты, как и другие народы арийского происхождения, поклонялись рекам. Так, реку Ди почитали в качестве богини войны, носившей титул Аэфрон, а река Риббл, под почетным названием Белисама, отождествлялась римлянами с самой Минервой. В мифах кельтов, как и у древних греков, нередко упоминаются священные реки. Так, считалось, что река Ди изрекала пророчества об исходе непрекращающихся войн между валлийцами и англичанами. Если река гнала волны к валлийскому или английскому берегу, в этом усматривали знак, что победу одержит тот или другой народ. Твид, как и многие реки и ручьи античной Греции, можно было умилостивить человеческими жертвоприношениями. То, что рекам Великобритании действительно приносились человеческие жертвы, ясно из памятников фольклора, в которых упоминаются многие водоемы. Считалось, что, если реки и ручьи не получат человеческих жертв, они будут стараться отнять жизнь у тех, кто обманул их ожидания. "Речка Дарт, не спеши; каждый год ты ждешь души", - поется в народной песне в Девоншире. Река Спей тоже каждый год требовала человеческой жертвы, а вот дух Риббла вполне удовлетворялся человеческой жертвой, приносимой раз в семь лет. Свидетельства о почитании рек нередко переплетаются с поклонением источникам. "Что касается поклонения источникам, - пишет Лоренс Гомме, - то можно с полной уверенностью утверждать, что таковое имеет место в каждом графстве трех королевств". По мнению Гомме, наиболее живучим такое почитание остается в гэльских графствах, тогда как в графствах с преобладанием бриттов оно заметно слабее, а на юго-востоке Британии, заселенной потомками германцев, оно и вовсе отсутствует. Особенно многочисленны так называемые "святые источники"; им посвящен целый ряд специальных монографий. В одних случаях таким источникам приписываются свойства исцеления от тех или других болезней, в других они могут вызвать перемену погоды или просто "принести удачу". Им приносились жертвы, чтобы задобрить богов или нимф, обитавших в них. Пеннант рассказывает, что в старину богатые люди должны были принести в жертву одного из своих лучших коней возле источника в окрестностях Абергелеу, чтобы заручиться милостью к остальным скакунам. У источника св. Теглы неподалеку от Урексхэма больные, страдающие эпилепсией (припадками), приносили в жертву домашнюю птицу: кур, гусей и пр., но в более поздние времена дух источника привык довольствоваться и более мелкими дарами - шпильками, булавками, гребешками, цветными камешками и мелкими монетками. Со святыми источниками часто были связаны и священные деревья, ветви которых и кусочки коры верные почитатели хранили как священные реликвии. Иногда, в тех местах, где почва вокруг таких источников была лишена какой бы то ни бьыо растительности, поклонники высаживали у самой воды мелкие кустарники. Те самые люди, которые молились у источников, почитали и всевозможные священные камни. В своей книге "Развитие реформации в Ирландии" лорд Роден, рассказывая в 1851 году об острове Инниски у побережья Майо, сообщает, что священный источник под названием Дерривла и священный камень, именуемый Ннивоуги, который в дни особого поклонения бережно обертывали красивой фланелью, являли собой единственные божества, хоть как-то известные трем сотням обитателей этого уединенного островка в Атлантике. Это кажется почти невероятным, но мы располагаем убедительными свидетельствами почитания камней-фетишей жителями наших островов в совсем недавние времена. По утверждению Мартина Мартина, автора книги "Описание островов Западной Шотландии", у клана Чаттан имелся такой священный камень, находившийся на острове Арран. Считалось, что камень этот, как и камень с острова Инниски, способен излечивать всевозможные недуги, и его обычно "заворачивали в тонкие льняные полотнища, поверх которых обычно клали "плащ" из толстой шерстяной ткани". Кроме того, почитание источников часто существовало бок о бок с поклонением животным. У источника возле "Гати Дьявола", находящегося между Ракли и Эктоном в графстве Шропшир, жили, а возможно, и сегодня еще живут четыре лягушки, считавшиеся воплощением "самого дьявола и его бесенят", то есть бывшие, так сказать, богами или демонами древнего культа идолопоклонников. В Ирландии такими духами-хранителями чаще всего считались рыбы: форель, угри или лосось. Именно им приписывалось обладание даром вечной жизни. Дух источника в Банффшире являлся в обличье мухи, способной переселяться из одного тела в другое. Главной ее функцией были проророчества, и, судя по тому, насколько активной она была или, напротив, впадала в летаргический сон, местные колдуны изрекали свои пророчества. А сохранившиеся вплоть до наших дней культы воды, деревьев, камней и животных, проявляющиеся в самых разнообразных ситуациях, не стоит и перечислять, ибо они общеизвестны. Достаточно сказать, что эти проявления были поистине бесчисленны. Особенно любопытно то, что мы и сегодня сталкиваемся лицом к лицу с живыми рудиментами самой древней и примитивной религии на свете - религии, которая некогда, по-видимому, была поистине универсальной и, будучи более всех прочих близкой к земле, позволяла всем остальным верованиям развиваться параллельно с нею - и пережила их все. Эта система лежит в основе трех великих мировых религий и до сих пор сохраняется в сознании большинства их номинальных приверженцев. Для мудрости христианской церкви весьма характерен тот факт, что она, понимая скрытую силу древней веры, сочла за благо взять под свой покров отдельные ее элементы и тем самым отчасти санкционировать ее, вместо того чтобы искоренять. Многочисленные кельтские аналоги древнегреческих "источников нимф" были освящены и превратились в "святые источники". Так, св. Колумба, отправившийся в VI веке с апостольской миссией, намереваясь обратить пиктов в христианство, наткнулся на некий источник, который они почитали в качестве бога. Мудрый святой предпочел благословить источник, и, по свидетельству "Жизнеописания" того же Адамнана, "с того дня демон навсегда покинул воды [источника]". Кроме того, св. Колумба освятил еще не менее трехсот таких же родников и источников. Точно так же были приняты под эгиду христианства и бесчисленные священные камни. Некоторые из них были заложены в основание алтарей различных церквей и соборов, другие вмурованы в стены освященных зданий. Животным-богам тоже нашлось место в христианских легендах: эти зооморфные создания стали их героями, а если их адаптация в рамках новой религиозной системы была невозможной, то такие звери объявлялись "колдовскими тварями", и отношение к ним было соответствующим. Именно это произошло с зайцем, священным, по свидетельству Юлия Цезаря, животным древних бриттов, а ныне пользующимся весьма дурной репутацией в пережитках суеверий их потомков. А на птичку крапивника в Ирландии в день памяти св. Стефана устраивают настоящие облавы. Вся вина бедной птицы состоит в том, что в ее крови, по странному суеверию, будто бы имеется "капля крови дьявола", но на самом деле причина жестоких гонений на крапивника, вероятно, заключается в том, что в старину ирландские друиды, по примеру римских авгуров, часто гадали по его щебету. В этой книге мы попытались дать некую общую картину религиозных представлений и верований наших далеких предков, гэлов и бриттов - двух ветвей кельтов Британских островов. Мы старались показать, что собранные исследователями осколки древних мифологических систем кельтов не уступают мифам древних греков ни богатством фантазии, ни великолепием и живостью красок. Мы попытались познакомить читателей с богами и прочими персонажами наших мифов и вкратце пересказать основные предания о них. Мы рассказали об их падении и запустении прежних святилищ и том, как древние боги обрели новую жизнь, превратившись в королей, христианских святых или рыцарей со страниц романов, и попытались угадать последний угасающий отсвет их былой славы в образах "фей", а также рассказать о ритуалах, и поныне еще совершаемых людьми, вряд ли догадывающимися, кому же они, собственно, посвящены. Разумеется, наш обзор неизбежно страдает и краткостью, и поверхностностью, и недостаточной полнотой. Сегодня можно лишь строить догадки о том, удастся ли когда-нибудь восстановить мифологические представления кельтов во всей полноте. По всей вероятности, громадные фрагменты этой системы слишком глубоко погребены в недрах минувшего и разбросаны по бесчисленным фольклорным памятникам. Но и ее руины остаются той неисчерпаемой каменоломней, из которой поэты грядущих поколений будут по-прежнему добывать прекрасный мрамор для новых и новых нерукотворных созданий. А АБЕРФРАВ Резиденция древних королей Гвинедда на юго-западе Энглси, где состоялась свадьба Бранвен, сестры Брана Благословенного, и Матолвха, короля Ирландии (см. главу 18). АБРЕД В мифологии валлийских кельтов одно из названий Потустороннего мира. См. также Аннвн. АВАЛЛОН, или АВАЛЛАХ Имя, данное бриттами Сомерсета богу Потустороннего мира; эквивалент валллийского Гвин ап Нудд. Его владения носили название Инис Аваллон, то есть "остров Аваллона". АВАЛОН или АВИЛЬОН В кельтской мифологии - райский остров в западных морях, его прототип - Инис Аваллон. В Артуровских легендах - место, куда переносится Артур, получив смертельную рану. Впоследствии был отождествлен с Гластон-бери. АВГУСЕЛ см. АРАВН АВРЕЛИЙ Полуреальный-полумифический король Британии, повелевший Мерлину воздвигнуть знаменитый Стоунхендж. АГАЛАМХ-НА-СЕНЬОРАХ "Диалоги старейшин", трактат, сохранившийся в рукописях XIII и XIV вв. и излагающий историю Ирландии через описание подвигов и деяний фианов и богов Туатха Де Данаан. АГНОМАН В мифологии ирландских кельтов - отец Немхеда. АЙЛЕЙ На шотландском острове Айлей, входящего в Гебридский архипелаг, сохранилось немало памятников кельтской культуры, начиная с эпохи мегалита и кончая первыми веками развития христианства. Один из замечательных памятников того далекого прошлого - Килдалтонский крест, хорошо сохранившийся кельтский крест в круге, датируемый примерно 800 г. н. э. Крест этот имеет высоту около девяти футов1; он покрыт высокорельефной резьбой и служит прекрасным образцом символического орнамента "гнездо яиц", встречающегося на кресте св. Иоанна на острове Айона. О значении этого символа можно лишь догадываться. Так, высказывалось предположение, что этот знак мог быть символом, связанным с поклонением солнцу и природе, характерным для друидов. Согласно другому предположению, этот знак - символ Святой Троицы, однако его подлинный смысл, по-видимому, утрачен во тьме веков. Еще один превосходный образчик кельтского искусства сохранился до наших дней в Килнавере на острове Айлей. Это - замечательный кельтский крест высотой девять с половиной футов, датируемый примерно 850 г. н. э. Его резные рельефы, хотя их и нелегко разобрать, напоминают орнаментальные украшения кельтского креста в Келлсе, графство Мет, в Ирландии. А в Килхонане, также на острове Айлей, сохранились превосходный, отдельно стоящий кельтский крест с дискообразным навершием, датируемый концом XIV в., а также надгробные плиты, покрытые изящной каменной резьбой. По всей видимости, остров Айлей также связан с деятельностью св. Колумбы (см. Айона). По преданию, его наставник из Ирландии, св. Киаран, поселился в Риннсе на острове Айлей, где скончался в 548 г. 1 9 футов - около 2,8 м (прим. перев.). АЙОНА Св. Колумба, или Колумкилл (под этим именем он известен гэлам), основал в 563 г. н. э. христианскую общину на острове Айона, одном из Гебридских островов, отправившись туда в качестве миссионера из Ирландии. Члены общины жили "в кельях наподобие пчелиных ульев", остатки которых можно видеть на острове и сегодня. Однако это неудивительно, если вспомнить, что остров Айона богат свидетельствами частых и интенсивных контактов с кельтами и кельтскими проповедниками христианства. Все, кто интересуется историей кельтов, найдут здесь немало любопытного. Особенно много на острове знаменитых кельтских крестов, хотя исторические свидетельства говорят о том, что в старину их было гораздо больше, но большинство их было разрушено и снесено во время набегов викингов, начавшихся примерно с середины VII в. Сегодня на острове высятся три превосходных образца отдельно стоящих крестов. Один из них - крест св. Мартина, датируемый примерно IX в., высота его - около 5 метров. Он украшен рельефами с изображением различных сцен и Библии, вырезанными на передней стороне креста, выполненного из твердого камня вулканического происхождения. На оборотной стороне креста - характерный кельтский орнамент - "переплетающиеся змеи", при этом змеи, по-видимому, представляют собой свидетельство активного влияния язычества, усвоенного христианским искусством и культом. Другой пример отдельно стоящего кельтского креста на острове Айона - крест св. Иоанна, находящийся возле западных ворот аббатства. Он представляет собой копию более древнего креста, датируемого концом VIII в и снятого для реставрации и ремонта. Еще один большой крест на о. Айона относится к значительно более позднему времени, чем первые два. Это так называемый Маклинский крест, представляющий собой крест-распятие, заключенный в круг. В центре его изображено Распятие. Крест этот высок и очень изящен, его покрывают резные плиты со сложным орнаментом, доходящие до самого основания креста. Однако о. Айона вошел в историю кельтов не только благодаря своим крестам. На острове сохранилось святилище с Источником исцеления. Источник этот, находящийся у самой вершины Дун, гранитной скалы высотой около девяноста метров, имеет форму глубокой трещины в скале, наполненной на удивление холодной водой. Источник посвящен св. Колумбе и, как считается, им активно пользовались уже при жизни святого. Паломники, жаждущие исцеления, если, конечно, силы позволяли им это, старались взобраться на скалу к самому источнику. Если же им это было не под силу, целебную воду им приносили сердобольные спутники. Более того, остров Айона был связан с историей кельтов задолго до появления на нем св. Колумбы. В более древние времена здесь активно действовали друиды. В самом деле, древнее гэльское название острова Айоны - Иннис-на-Друиннех, что переводится как Остров Друидов. В наши дни на острове Айона существует религиозная община, основанная в 1930-е гг. доктором Джорджем Маклеодом на месте Бенедиктинского аббатсттва, построенного в Средневековье на месте первоначального монастыря Св. Колумбы. АЛЬБА Старинное название Шотландии. АЛЬБАНАКТУС см. КАМБЕР; ЛОКРИНУС АМАЭТОН В мифологии валлийских кельтов - бог земледелия, сыв богини Дон и брат Гвидиона и Гованнана (см. также главы 22 и 24). АМХЭЙРГИН, или АМАЙРГЕН В мифологии ирландских кельтов Амхэйргин, имя которого дошло до нас в нескольких вариантах, был воином и бардом. По преданию, он был сыном Мила и принимал участие в походе сынов Мил Эспэйна, высадившихся в Ирландии. В качестве барда он, согласно преданию, отличался справедливостью, и именно к нему обратились тогдашние обитатели Ирландии, боги Туатха Де Данаан, с просьбой решить их спор с сынами Мил Эспэйна о том, кому из них править в Ирландии (см. главу 10). АНА В мифологии ирландских кельтов - один из вариантов имени Дану. АНГИШ, АНГИССАНС В мифологии валлийских кельтов - имена, под которыми в легендах Артуровского цикла выступает Аравн. АНЕВРИН Валлийский бард VI в. Книга Аневрина - одна из "Четырех древних валлийских книг". Она была создана в конце XIII в. и, по преданию, составлена из поэм Аневрина. К числу трех других древних книг Уэльса относятся Кармартенская Книга, Книга Талесина и Гергестская Книга. АННА Под этим именем Джеффри Монмутский рассказывает об Аранрод. АННВН В мифологии валлийских кельтов Аннвн представлял собой Потусторонний мир, правителем которого считался Аравн. С Аннвном неоднократно отождествлялись как Ирландия, так и остров Мэн. Что касается Аравна, то он упоминается в ранневаллийской поэме "Прейддеу Аннвн", в которой описано путешествие в Аннвн с целью овладения волшебным котлом. Высказывалось предположение, что образ этого котла повлиял на формирование идеи о святом Граале, тесно связанном с легендами Артуровского цикла (см. также Главы 19, 22 и 23). АНОЭТ см. ОЭТ И АНОЭТ АНУ см. ДАНУ АОБХ В мифологии ирландских кельтов Аобх была самой старшей из приемных дочерей Бодб Дирга и женой Лира. Она родила мужу четверых детей. После ее смерти Лир взял в жены ее сестру, Аоифе (1), и та, не имея собственных детей, так ревновала мужа к его детям от первого брака, что на целых девятьсот лет превратила их в лебедей (см. главу 11). АОИБХИНН В мифологии ирландских кельтов Аоибхинн - королева фей Северного Мунстера (см. главу 15). АОИФЕ (1) В мифологии ирландских кельтов Аоифе считалась дочерью Бодб Дирга и сестрой Аобх. Она была второй женов Лира и до такой степени ревновала мужа к его четверым детям от первого брака, что на девятьсот лет превратила их в лебедей (см. главу 11). По легенде, ее приемный отец, Бодб, настолько разгневался на нее за это злодеяние, что превратил ее в ворона - птицу, ассоциирующуюся с судьбой и смертью. Другая легенда гласит, что Аоифе превратилась в журавля, которого вскоре убил Мананнан Мау Лир, содрал с него кожу и сделал из нее мешок для своих сокровищ. АОИФЕ (2), или АЙФЕ В мифологии ирландских кельтов имя Аоифе носила грозная соперница царицы Скатах, обучавшей Кухулина секретам военного искусства. После учебы у Скатах Кухулин в решающей битве одержал победу над Аоифе. Позднее они стали любовниками, и плодом их страсти стал сын Коннла (см. также главу 12). АРАВН В мифологии валлийских кельтов Аравн считался королем Аннвна, Потустороннего мира валлийцев. Известность легенде ему принесла его ссора с Пвиллом, повелите Дифеда. Однажды, когда Пвилл охотился в лесу, он увидел свору необычных псов, которые, обогнав хозяина, преследовали оленя. Пвилл прогнал этих псов и спустил на оленя свою собственную свору. В это время появился Аравн и заявил Пвиллу, что тот нанес ему жестокое оскорбление, отогнав его свору, и что он, Аравн, непременно отомстит ему. Затем он согласился на предложение Пвилла, пообещавшего в виде возмещения за оскорбление убить Нафгана, смертельного врага Аравна, с которым он каждый год вступал в битву. Чтобы выполнить задуманное, Пвилл принял облик Аравна и целый год прожил в Аннвне, а Аравн, в свою очередь, принял облик Пвилла и отправился в Дифед, где и правил в течение года (см. главы 19, 22). В легендах Артуровского цикла он выступает под именем Ангиша или Ангиссанса, короля Шотландии или Ирландии, а в "Historia Regum Britanniae" Джеффри Монмутского он назван Авгуселом. АРАНОН В мифологии ирландских кельтов - один из сынов Мил Эспэйна. Когда их экспедиция подошла к берегам Ирландии, он взобрался на верхушку мачты, чтобы получше разглядеть берег, но сорвался, упал в море и утонул. АРАНРОД В мифологии валлийских кельтов Аранрод была дочерью богини Дон и сестрой Гвидиона фаб Дон, которому приходилась еще и женой. У нее родились двое сыновей-близнецов: Дилан, прыгнувший в море, и Ллеу Ллоу Гиффес (см. главу 18). У Мэлори Аранрод в романах Артуровского цикла выступает под именем Моргавс, а Джеффри Монмутский называет ее Анна. АРБЕТ, или НАРБЕТ В мифологии валлийских кельтов Арбет - главный дворец Пвилла (см. главу 19). АРГЕТЛАМХ "Муж с серебряной рукой". В мифологии ирландских кельтов - прозвище, данное Нуаде. АРГОЭД ЛЛВИФАЙН см. УРИЕН АРДАН В мифологии ирландских кельтов Ардан - один из братьев Наоиза, упоминаемый в истории Наоиза и Дейрдр (см. главу 14). АРТАЙУС Галльский бог земледелия, которого римляне отождествляли с Меркурием. У кельтов Артайус превратился в Артура. АРТУР (1) В мифологии ирландских кельтов - один из сыновей Немеда, сражающийся против фоморов. АРТУР (2) см. АРТАЙУС АРТУР Артур занимает важное место в кельтской мифологии, хотя это вполне реальное историческое лицо, жившее в V - начале VI вв., после того как римляне ушли из Британии. Эта эпоха известна под названием "Темные века". В саге об Артуре, главное внимание в которой сосредоточено на приключениях рыцарей Круглого стола, Артур предстает средневековым королем. В современных ему кельтских источниках не найдено никаких сведений об Артуре ни в качестве исторической фигуры, ни в качестве легендарного героя, хотя он упоминается в истории о Куллвхе, а также в рассказе о походе в Аннвн с целью захвата волшебного котла (см. главу 18). Артур тесно связан с кельтскими мифами, но вполне возможно, что произошло это весьма поздно; возможно, что образ Артура есть совмещение в одном лице двух персонажей - Артура, кельтского варианта Артайуса, и исторического вождя кельтов. Вполне возможно, что он обрел силу в эпоху угасания кельтской цивилизации, и поэтому легенды, окружающие его имя, уносили его все дальше и дальше от родины (см. главы 23, 24, 25, 26). АРФА Ирландская арфа часто фигурирует на страницах кельтских мифов и легенд. Сохранились ее многочисленные изображения на резных каменных рельефах, датируемые VIII - X вв. и сохранившиеся в разных провинциях Ирландии и на западе Шотландии. В то же время от той ранней эпохи, в которую традиционная форма ирландской арфы достигла расцвета, до нас дошло всего четырнадцать целых инструментов и их фрагментов. Недостаток конкретной информации еще более усугубляется тем фактом, что у мастеров, создававших традиционную ирландскую арфу, не было обыкновения ни датировать инструменты, ни ставить на них свое имя. Все, что нам известно, - это то, что ирландские арфы были инструментами куда более громоздкими и тяжелыми, чем арфы, бытовавшие в других странах Европы. Начиная примерно с XII в. их струны стали делать из латуни. К XIV в. возникли и сложились два разных типа европейской арфы; одной из них и была громоздкая и тяжелая ирландская арфа, а другой - более легкий и компактный инструмент, обычно называемый готической или романской арфой. По легенде, ирландская арфа появилась весьма необычным путем. Некая женщина заснула на берегу моря и слышала сквозь сон, как ветер гудит сухожилиями в скелете кита, лежавшем неподалеку от нее. Услышав этот рассказ, муж той женщины тотчас сделал деревянную раму и натянул на ней китовые жилы, сделав первую арфу. Не столь романтический, но более достоверный источник говорит, что излюбленный инструмент кельтов был привезен в Ирландию из Греции. АФАГДДУ В мифологии валлийских кельтов Афагдду - сын Керридвен. Он был настолько уродлив, что мать решила наделить его даром интеллекта, чтобы как бы компенсировать неприглядный внешний облик, но по странному стечению обстоятельств эти дары перешли к Талесину (см. главу 23). АХРЕН Одно из названий Потустороннего мира АЭД АБРАТ В мифологии ирландских кельтов Аэд Абрат - отец Фанд и Ли Бан. АЭД (1) В мифологии ирландских кельтов - второй ребенок и первый сын Лира и Аобх. Злая мачеха, Аоифе (1), превратила его вместе с сестрой Фионуалой и братьями Фиахтрой и Конном в лебедя (см. также главу 11). АЭД (2) см. ИБХЕЛЛ; МОНГАН АЭДА В мифологии ирландских кельтов Аэда был карликом при дворе Фергуса Мак Леды. Бард Эйсир увез его с собой ко двору Иубдана, короля крошечного Фэйлинна, чтобы доказать, что на земле действительно существует племя великанов. АЭДХ(1) В мифологии ирландских кельтов - один из троих сыновей Миодхаоина. Он был убит, когда попытался вместе со своими братьями отомстить за смерть своего отца трем сынам Туиреанна (см. также главу 8). АЭДХ (2) В мифологии ирландских кельтов - претендент на руку Бебхионн. Именно он убил Бебхионн после того, как та обратилась за помощью к Финну (см. главу 15). АЭЙ, ДОЛИНА В мифологии ирландских кельтов Долина Аэй была местом, где состоялась знаменитая эпическая битва двух быков, Донн Культе и Финнбенаха, описанная в саге "Похищение быка из Куальгне" (см. главу 12). АЭНГУС см. ОЭНГУС АЭС СИДХЕ см. СИДХ АЭФРОН В мифологии валлийских кельтов - богиня войны, ассоциируемая с рекой Ди. Б БАДБ В мифологии ирландских кельтов Бадб считалась богиней войны. Она изображалась и в качестве отдельного персонажа, и в виде одного из аспектов триединой богини; двумя другими были Нимэйн и Маха (см. главу 5). В результате дальнейшего развития мифологии Бадб, Маха и Нимэйн превратились в банши - дух, стоны которого предвещали смерть, в том числе и тем, кто не участвовал в битве (см. также главу 9). БАДОН В Артуровских легендах - место одного из сражений Артура, находившееся, по всей вероятности, неподалеку от Бата (см. главу 24). БАЙЛЕ В мифологии ирландских кельтов Байле - наследник трона Ольстера, влюбившийся в Эйлинн, внучку короля Лейнстера. Перипетии их страсти изложены в легенде "Байле Медовые Уста", этой истории несчастной любви (см. главу 14). БАЛЛИМОТСКАЯ КНИГА Одна из ключевых книг, настоящий кладезь кельтской мифологии. Представляет собой компилятивный труд, составленный монахами на основе более ранних документов и преданий и датируемый концом XIV в. (см. также Огам). БАЛОР ЗЛОЕ ОКО В мифологии ирландских кельтов Балор Злое Око является королем фоморов. Великан, одноглазый монстр, он наводил ужас на окружающих. По легенде, веко его глаза было настолько тяжелым и огромным, что его могли приподнять лишь несколько сильных мужчин. Будучи открыт, глаз этот приносил смерть всему живому, в том числе и войскам, на которые устремлял взгляд Балор. Зная о существовании пророчества, предрекавшего, что он погибнет от руки собственного внука, Балор ревниво следил за тем, чтобы к его дочери, Этлинн, не смел приблизиться никто из мужчин, и заточил дочь в Стеклянной Башне на острове Тори или, по другой версии - в пещере. Однако Киану удалось проникнуть в обитель Этлин и овладеть ею. Легенды по-разному рассказывают о том, родила ли ему Этлинн одного ребенка или целую тройню. Версия, повествующая о появлении на свет тройняшек, упоминает о том, что Балор бросил детей в море, но одному из них удалось спастись. Как бы там ни было, Этлинн поспешила отослать спасенного ребенка к Киану, и со временем пророчество о гибели Балора от руки внука сбылось. Этим внуком оказался Луг; именно он убил Балора, поразив его прямо в глаз своим магическим камнем. Камень насквозь пробил ему голову и убил множество фоморов. После этого тело Балора, по легенде, было повешено на священном орешнике, откуда оно излило свой яд и распалось надвое. Его валлийский аналог носил имя Испаддаден (см. также главы 5, 9, 16). БАН БЕНВИКСКИЙ Одно из имен, под которым Бран Благословенный упоминается в "Смерти Артура" Мэлори (см. главу 25). БАНБА В мифологии ирландских кельтов - жена Мак Куила и одна из трех богинь, обещавших сынам Мил Эспэйна помочь в бою, если они назовут страну ее именем. Двумя другими богинями были Эриу и Фотла (см. главу 10). БАНШИ см. БИН СИДХЕ; СИДХ БАОИЗГНЕ см. КЛАН БАОИЗГНЕ БАРАН (ОВЕН) В мифологии ирландских кельтов баран - один из излюбленных образов. Он ассоциировался с романо-кельтской версией Меркурия, отождествляясь с первоначальной ипостасью этого бога классической античности. В разных районах Британии и Галлии найдены небольшие фигурки баранов, являвшихся атрибутами культа Меркурия. Баран в мире кельтов неизменно ассоциировался с культами войны. Некоторые боги-воители древних кельтов изображались с бараньими рогами, ибо баран считался символом агрессии и гиперсексуальности. Некоторые из этих богов имели не только рога на голове, но и изображались обнаженными, символизируя плодовитость и сексуальную активность, а также агрессивность и воинственность. Археологи обнаружили артефакты, содержащие символику барана, на раскопках во многих поселениях древних кельтов, в том числе и в Ла Тен. Например, нередко встречались кувшины с ручками в виде бараньей головы. БАРД, или ФИЛИ (мн. число ФИЛИД) У кельтов - поэт, часто живший при дворе короля. Помимо умения слагать стихи, бард был образованным и ученым, знал множество героических преданий и генеалогий, стихов и поэм, а нередко обладал и даром пророчества. Барды выполняли функции поэтов, прорицателей и советников короля. Многие из них по нескольку лет учились в особых "школах", прежде чем им позволялось выступать в роли барда. БАРДСИ, ОСТРОВ Остров у самой западной оконечности Кэрнарвоншира. В Артуровских легендах, по преданию, является местом последнего заключения Мирддина, или Мерлина, в невидимой воздушной гробнице. БВБАХ (мн. число БВБАХОД) После принятия христианства кельтская мифология постепенно угасла, превратившись в своего рода сборище фей, эльфов и т. п.; к числу добрых духов относились и бвбахи - духи, во многом напоминающие брауни - домовых (см. также главу 26). БЕАЛТИУНН Вариант названия праздника Белтейн. БЕБО В мифологии ирландских кельтов Бебо - жена Иубдана и, таким образом, королева Фэйлинна. Она вместе с мужем отправилась в Ольстер, чтобы собственными глазами повидать племя, которое жители Фэйлинна считали гигантами. Эйсирт наложил на Иубдана гейс, или заклятие, запрещавшее тому ступать на землю Ольстера. Там они оба попали в плен (см. главу 13). БЕДВИР В мифологии валлийских кельтов, отразившейся в легендах Артуровского цикла, Бедвир, сильнейший из мужей, был спутником Куллвха. Именно он перехватил копье Испаддадена и метнул его в него самого, ранив того в колено (см. также главу 24). БЕКУМА По ирландской легенде, Бекума была женой Конна - "Бойца против ста", Верховного короля Ирландии. Имела любовную связь с Гайаром (см. главу 15). БЕЛЕНУС, или БЕЛЕНОС, или БЕЛ В мифологии галльских кельтов Беленус был богом, ассоциировавшимся со светом; слово бел означает "яркий, светящийся". Считался также богом Солнца и исцеления, а позднее стал ассоциироваться с Аполлоном классической античности (см. главы 18, 25). БЕЛИ В мифологии валлийских кельтов Бели считался отцом Ллуда и Ллефелиса. Он также был супругом богини Дон. БЕЛОРОГИЙ БЫК ИЗ КОННАХТА см. ФИННБЕНАХ БЕЛТЕЙН, или БЕЛТЭЙН, или БЕЛТЕН Белтейн - один из