ларов, спрятанные в сейфе. А
Эриберто Солана готов был сам заплатить миллион, чтобы сейф оставался там,
где он лежит.  Как только адмирал Перрен вскроет пакет Буоно,  все надежды
рухнут, Солана уже не будет единоличным владельцем секрета.
     Он  проявил чудеса изворотливости.  Ухитрился купить "Голубого кита".
Загодя вышел в  море,  поместив Мака в аквариум перед носовым отсеком.  Во
время  плавания  натренировал рыбу  подплывать к  кораблям и  прислоняться
спиной к их обшивке.  Именно так рыба прикоснется к поплавку батискафа,  и
взрыв раздерет в клочья тонкую сталь, и гондола вместе с сейфом провалится
на дно,  под слой ила.  Солана часами работал с Маком:  найти, настигнуть,
произнести слово "объект". Найти и настигнуть.
     Колоссальный труд,  огромные деньги, незаурядный ум и хитрость вложил
Солана в  это  предприятие.  Хотя бы  то,  что он  купил атомную подводную
лодку, пусть устаревшую и предназначенную на слом... "Эй, вы там, наверху!
-- мысленно кричал Солана.  --  Попробуйте сделайте то, что сумел сделать я!
Вопреки всем законам, заполучите атомную субмарину! Перестройте ее, старую
калошу,  и увеличьте вдвое глубину погружения,  и выйдите в океан с Маком,
чудом инженерной биологии, на борту..."
     В  сущности,  на  борту субмарины рыба была единственной собеседницей
капитана.  Команду он презирал --  темный сброд, списанный за разные вины с
военных  подводных лодок.  Только  боцманом он  поставил своего  человека,
доверенного лабораторного служителя...
     Капитан Солана  стоял  у  гидрофона.  От  нетерпения он  грыз  ногти.
Школьная привычка,  за  которую ему  крепко доставалось.  Сегодня он  грыз
ногти впервые после школы --  решалась его судьба.  Нет,  господа, нет, мои
дорогие господа,  вам не  поднять на  поверхность изобретение...  Он будет
хозяином великой тайны, мои дорогие господа...
     Солана выплюнул огрызок ногтя --  батискаф умолк на полуслове. Авария!
Воистину есть правда на земле -- он ждал этого! Жадность погубила проклятых
французов.  Он  с  восторгом вслушивался в  безответные призывы  адмирала:
"Бретань", "Бретань", отвечайте!"
     -- Погоди радоваться!  -- предупредил себя Солана. -- На корпусе корабля
они могли повредить гидрофон.
     Он  перебежал к  экрану  наводчика,  чтобы  следить за  батискафом по
положению зеленой точки.  Она висела неподвижно,  почти сливаясь с длинным
расплывчатым изображением "Леонардо".
     -- Будем  надеяться,  господа,  что  вы  получили  вечную  приписку  к
подводному порту! -- Он поклонился экрану. -- Вы молчите, господа?.. Что там
еще?
     Щелкнул рупор корабельной связи. Голос старшего офицера сказал:
     -- Капитана приглашают в центральный пост. Срочно!
     -- Что у вас, Ферри? -- осведомился капитан, не отрываясь от наводчика.
     -- Течь в сальнике перископа, сэр! -- бойко ответил голос.
     Капитан выругался прямо в микрофон.
     -- Справляйтесь без меня, Ферри. Какие меры приняты?
     Ферри кашлянул. И Солана вдруг понял: что-то не так...
     Он пояснил уверенным голосом:
     -- Я должен закончить наблюдение!
     Рупор щелкнул снова --  центральный пост отключился, не дав объяснений
капитану!  Однако Солана уже не мог отвлекаться на разговоры -- пятнышко на
экране зашевелилось.  Оно  еще  не  отделилось от  "Леонардо",  оно только
приподнялось...


        32. БУНТ

     -- Капитан Солана!  Откройте!  --  крикнул рупор,  и тотчас в переборку
ударили чем-то тяжелым.
     Отсек наполнился грохотом.  Кто-то ломился в  дверь,  и  одновременно
рупор твердил свое:
     -- Солана! Откройте немедленно!
     Пятнышко  приподнялось  и  повисло  неподвижно,   не  отделившись  от
затонувшего корабля.  Пускать торпеду было рано. Ее рули глубины настроены
на триста саженей -- батискаф находился втрое глубже.
     Чтобы выиграть время, капитан вступил в переговоры:
     -- Ферри! Я советую вам одуматься!
     Грохот смолк, а рупор проревел:
     -- Пустите нас в отсек!  Предупреждаю!  Через десять секунд я открываю
кингстоны и утоплю вас, как крысу. Раз!..
     -- Бунтовщик!   --  ответил  Солана.  --  Я  вас  расстреляю!..  Команда
"Голубого кита"!  Говорит  капитан!  Старшего офицера  приказываю схватить
немедленно и  взять  под  арест!  Под  арест  бунтовщика!..  Боцман  Шуле!
Старшего офицера -- под караул, в наручники!
     -- Четыре!..
     Пятнышко  висело   неподвижно. Капитан   достал   пистолет,   сдвинул
предохранитель на "огонь", фыркнул, выругался, положил пистолет на стол.
     -- Пять!  Капитан,  мы  знаем все!  Открывайте!..  Шесть!  Не  делайте
глупостей, Солана!.. Семь!
     Солана пожал плечами: "Ты прав, старший офицер..."
     -- Восемь! Одумайтесь, капитан!
     Тысячу раз  прав.  Но  я  выпущу торпеду,  французский петушок!  Ну?!
Открывай кингстоны, трус!.. Не посмеешь!"
     Он  повернулся спиной к  двери.  Наклонился перед экраном наводчика --
зеленое пятнышко батискафа ритмично раскачивалось.
     -- Девять!
     В гидрофонах было слышно,  как грохочет железо --  обшивка "Леонардо".
Механические "руки" вырывались изо всех сил,  а погибший корабль держал их
мертвой хваткой.  Солана представлял себе,  как мало шансов на  спасение у
экипажа "Бретани". Но шансы еще были...
     Новый звук раздался в  отсеке:  замок водонепроницаемой двери скрипел
под сверлом.  Конечно,  Ферри не рискнул открыть кингстоны.  Не посмел, не
посмел!.. С каждой секундой капитан чувствовал себя бодрее. Еще пять минут
-- и  судьба "Бретани" решена.  Батискаф останется на  дне.  Сам  по  себе!
Везение,  удача! Тогда входите, господа бунтовщики! Кто-то из вас выпустил
Рыбу,  а что вы теперь найдете --  торпеду?  Для этого нужно время, торпеда
отменно замаскирована...
     -- Пеняйте на себя, капитан! -- сказал голос Ферри.
     Батискаф вырвался!  Пятнышко прыгнуло вверх  и  зачертило по  экрану,
заметно снижая  скорость.  С  замирающим сердцем Солана стал  поворачивать
координатную сетку на экране, определяя скорость батискафа. Когда скорость
снизилась,  он  схватил  приготовленную счетную  линейку,  определил время
выстрела и включил секундомер.  Четыре минуты до выстрела...  Через четыре
минуты он станет убийцей.
     Сверло пронзительно скрипело в двери. Солана смахнул пот со лба и еще
раз  проверил  скорость --  батискаф поднимался очень  быстро.  На  корпусе
"Леонардо" капитан Турвилль сбросил слишком много балласта.  Солана бросил
линейку: оставалось две минуты с секундами.
     Через две минуты он станет убийцей.
     "Брось это, Эриберто! Ты богат. Ты обогнал всех на десять лет. Брось!
Затопи торпеду.  Вернись домой,  в свой новый дом,  в Бразилию.  Напечатай
статью в "Нейчер".  Ты богат --  будешь и богатым и знаменитым.  Брось это,
открой им  дверь!  Через две минуты ты станешь убийцей.  Через две минуты!
Тайна погибнет на дне, но и ты погибнешь, Эриберто! Чтобы выгородить себя,
твои подчиненные выдадут тебя французским властям".
     Оставалась минута. Последним усилием сознания Эриберто Солана, доктор
медицины,  понял --  он  сумасшедший!  Он знает,  что после выстрела ему не
будет спасения. Это будет концом. Но безумие, поработившее его мозг, гонит
его  по  этой дороге.  Так  же,  как  его  приказы гнали беднягу Мака.  Он
усмехнулся. Пусть так. Он все равно пустит торпеду.
     Он встал и примерился рукой к выключателю торпедного аппарата.  Лучше
немного опоздать, чтобы магнитная торпеда шла вдогонку, снизу вверх.
     В  эту  секунду  громыхнула дверь  --  ворвались  Дювивье  и  Понсека.
Остановились в  удивлении --  пистолет лежал  на  столе,  а  капитан Солана
самозабвенно всматривался в какой-то прибор. Затем он медленно поднял руку
-- медленно-медленно,  как бы  сомневаясь,  нужно ли это движение.  Шустрый
Понсека сдернул со стола пистолет. А Катя еще стояла у двери. Моряки сбоку
не  видели правой руки  Соланы,  Катя видела.  Длинный тонкий указательный
палец со  следами позолоты от  сигарет полз к  круглой черной кнопке...  И
Катя прыгнула по уклону вниз --  молча,  сжав зубы, -- и рванула капитана за
шею и руку. И внезапно, будто проснувшись, капитан вскрикнул, извернулся и
схватил Катю за горло.
     -- Бабушка!.. -- прохрипела Катя.
     Железные пальцы сжались на ее шее... Больше она ничего не видела.
     ...Понсека  оглушил  капитана  приемом  парижских бандитов  --  носком
ботинка ударил в висок.  Дювивье подхватил девочку. Черный бант на ее косе
развязался и соскользнул на пол.
     Матрос-голландец сидел верхом на спине неподвижного Соланы.
     -- Свяжи его!  --  приказал Дювивье.  --  В  лазарет,  Понсека!  Врача к
девочке!..
     Субмарина  наполнилась топотом,  кто-то  кричал  по  судовому  радио,
вызывая врача  в  лазарет.  Часть  команды во  главе со  вторым помощником
забаррикадировалась в  столовой экипажа.  Несколько минут  шли  переговоры
через дверь.
     Уговорили --  второй помощник согласился выйти  и  осмотреть торпедный
аппарат Соланы.
     И наконец Бен Ферри отдал долгожданный приказ:
     -- Командую "Голубым китом"! По местам стоять, к всплытию!
     Загудел  ревун*.  Команда занимала свои  места,  кто  весело,  кто  с
тревогой, -- ведь бунт, за это "премия" бывает скверная...
     _______________
          * Р е в у н  --  корабельный  звуковой  сигнальный прибор низкого
     тона.

     Снова полная тишина наступила в субмарине.  Нетерпеливая тишина перед
возвращением на поверхность, к живому свету.
     Командир поста  погружения и  всплытия доложил --  все  готово.  Можно
всплывать.  Старшина гидрофонистов доложил: с поверхности окликает крейсер
"Жанна д'Арк". Требует позывные.
     -- Ответить:   субмарина  "Голубой  кит"  всплывает  с  застопоренными
машинами. Нужна срочная медицинская помощь.
     Коротышка Бен кивнул командиру поста погружения и всплытия.
     Зашипел сжатый воздух.
     Субмарина рванулась вверх.


        33. В ЛАБОРАТОРИИ

     Что же  делали в  институте,  пока далеко в  море происходили все эти
события?  Мы  расстались с  Дровней в  шестнадцать тридцать восемь,  когда
начальник Проблемного отдела вел отсчет от десяти до нуля.
     Черненко вывел Игоря за дверь,  к Татьяне Григорьевне.  Мудрый Евграф
Семенович уже распорядился по-своему в коридоре: толпа стояла в отдалении,
только бабушка сидела у двери.
     Кресло,  стакан воды и  валидол для  бабушки спроворил тот же  Евграф
Семенович.
     -- Дорогая Татьяна Григорьевна,  -- внушительно сказал Черненко, -- все,
все уладится! Мальчик побудет с вами.
     Он шепнул Игорю:
     -- Помалкивай,  хлопец!  --  и прошел в лабораторию, прежде чем бабушка
успела спросить что-либо.
     Она только подняла руку, а Черненко был уже за дверью.
     -- Ноль! -- произнес академик.
     Загудели,   задрожали   перегруженные  машины.   Стрелки   на   белых
циферблатах рванулись вправо и  запрыгали,  отскакивая от упоров.  Старший
оператор доложил:
     -- Мощность на оси -- ноль.
     И все поняли, что лепесток взял на себя полную мощность установки, он
опять был перегружен, хотя "Ясень" остался в далекой Бухаре, чтобы хватило
мощности на лепесток!
     -- Проходит головные антенны! -- крикнул оператор.
     Люди стояли по стенам и  смотрели на ковер.  Белый непрозрачный туман
заклубился над полом.  Яков Иванович всматривался в  туман и сжимал спинку
стула,  будто  помогал ревущим машинам,  будто  принимал Катину тяжесть на
свои руки...
     Туман понесся вверх.
     -- Что это?! -- вскрикнул женский голос.
     Машины умолкли.
     На полу неподвижно лежала рыба. Ее меч, обросший тонкими водорослями,
высовывался за край ковра.
     Академик деревянными пальцами поправлял воротничок и галстук.
     Яков Иванович,  изжелта-белый,  сдвинулся с  места.  Кашлянул.  Сел к
расчетному столу и взялся руками за щеки.
     Мучительная тишина повисла в лаборатории.  Все было ясно.  Девочка не
могла целый час продержаться на поверхности моря.  Она утонула.  Вот в чем
повинны они все:  Катя Гайдученко утонула!  Рыба, приплывшая на место, где
погибла Катя, случайно попала в лепесток.
     Все боялись смотреть на Якова Ивановича. А за дверью ждала бабушка...
     Все смотрели на  горбатое мокрое чудовище.  Острые костяные очертания
рыбы  делали ее  похожей на  самою смерть,  на  страшную,  холодную смерть
посреди пустынного океана.
     Первым очнулся академик.  Он  подошел к  Якову Ивановичу и  присел на
корточки у его стула.
     -- Яков, Яков... дружище!
     Гайдученко собрал  глаза  в  точку  --  поверх  его  головы.  И  начал
приподниматься, упираясь в стол руками. Заплакала молоденькая операторша.
     Яков Иванович глядел на рыбу.
     -- Смотри, Михась!
     Академик беспомощно оглянулся, не понимая его.
     -- Смотри на спину!
     Все вдруг увидели  --  на  спине  рыбы  помещались  два  пластмассовых
предмета.  Они  обросли  зеленью под цвет рыбьей кожи.  Из-за них чудовище
казалось горбатым.
     Это была   н а д е ж д а.  Не  все  поняли  это так быстро,  как Яков
Иванович.  Рыба оказалась прирученной! Уже взрослой эта громадина побывала
в руках человека. Ведь такие тяжелые предметы не укрепишь на спину мальку.
     Замаячила слабая надежда.  Катю  могли  спасти при  каком-то  неясном
участии рыбы.  Корабль мог уже уйти к моменту перемещения, а рыба осталась
на месте происшествия.
     Слабая,  маленькая надежда -- насколько она лучше безнадежности! Никто
не слыхивал о рыбах-спасателях -- писали только о дельфинах, но все равно --
в  лаборатории будто солнце проглянуло.  Уже теоретики бросились к  столу,
чтобы подсчитать возможные координаты конца лепестка. Уже директор шепотом
рычал  на  телефонистку,   требуя  немедля  соединить  его  с  Москвой,  с
президиумом Академии наук. По другому телефону вызывали кран, чтобы убрать
рыбу из лаборатории.  Радисты должны вскрыть и  рассмотреть обе коробки на
рыбьей спине.
     Все принялись за работу,  чтобы не смотреть на Гайдученко. Ничего нет
хуже, чем сочувственные взгляды. А Яков Иванович собрался с силами и вышел
к теще. Бабушка кинулась навстречу, спрашивая:
     -- Где Катюша, Яков Иванович? Что у тебя лицо перевернутое?..
     Профессор твердо решил:  Татьяна Григорьевна не  узнает правды,  пока
возможно ее скрывать. Он взял старуху за руки и спросил:
     -- Мамо, вы мне верите?
     -- Верю, Яков. Что с Катюшей?
     -- Произошла ошибка...  Нет,  вы меня выслушайте.  Ошибка, связанная с
институтскими делами.  Катя и  вот этот мальчик узнали случайно кое-что...
подсмотрели.  Катерина скрывается от меня,  боится. Мальчик оказался более
смелым и пришел сюда. Ступайте пока домой, мы все выясним и...
     -- Что с Катюшей?
     -- Мамо, я же вам сказал! Прячется Екатерина.
     -- Где она прячется?! Ты мне брешешь, Яков Иванович!
     -- Ступайте домой!  --  уговаривал Гайдученко.  --  Как выяснится, я вам
позвоню. Ступайте! Поймите, я очень спешу. Любовь Павловна вас проводит до
дому. Ступайте...
     -- Пойдемте,  пойдемте!  --  вмешалась подоспевшая Любаша.  -- Пойдемте,
Татьяна Григорьевна!
     Они  прошли мимо  гудящей толпы.  Евграф Семенович взял под  козырек,
отдавая честь горю бабушки Тани. Хорошо, что она этого не видела.
     Квадратик стоял,  подняв серьезное лицо к  профессору.  Яков Иванович
нашел,  не глядя,  его руку и на секунду замер. Маленькая рука была похожа
на Катину и так непохожа,  и все-таки...  Будто он взял в руку надежду,  и
она сжала его пальцы -- все будет хорошо!
     -- Почто Катерина не возвращается? -- спросил мальчик.
     "Ведь он еще ничего не знает,  --  подумал отец. -- Я не могу объяснять
сейчас, а он ждет".
     -- Лепесток-то куда направлялся, на подводную лодку?
     Как из  немыслимой дали услыхал Яков Иванович этот вопрос.  Услышал и
не  сразу даже понял.  А  поняв,  рванулся,  оттолкнул вахтера и  влетел с
Игорем в лабораторию, прямо на середину, к рыбьему мечу.
     Между тем и в лаборатории творилось непонятно что.
     Радиооператор услышал  в  наушниках  английскую речь.  В его аппарате
н и к о г д а  не звучала  речь,  даже  русская.  Он  был  оператором  при
ультразвуковом  прицеле антенны и слышал день за днем быстрое попискивание
сигналов:  "Ти-ти-ти".  И вдруг -- английские слова! Полагая, что они могут
быть  связаны с Катиным исчезновением,  оператор переключил их с наушников
на динамик громкоговорящей связи. В лаборатории раздалось громко и хрипло:
     -- Командир где  вода командир где  вода плохо вижу задыхаюсь командир
все  живут в  воде  пустите воду.  Я  Мак.  Начну биться и  испорчу ценные
приборы. Командир я Мак...
     Голос смолк.  Все,  понимавшие английский,  смотрели на  операторский
стол  и  пытались понять:  зачем выдан в  громкоговорящую сеть такой бред?
Директор  от  телефона замахал  рукой,  чтобы  не  мешали  разговаривать с
Москвой.   Только  старший  оператор,  хозяин  установки,  догадался,  что
случилось. Он вскочил на свое кресло и закричал сверху:
     -- Товарищи! Рыба говорящая!
     В  эту минуту Яков Иванович и  вбежал в лабораторию,  волоча за собой
Игоря. Они увидели, как оператор Зимин потрясает руками, стоя на кресле, и
услышали хрипящий металлом голос Мака:
     -- Командир я Мак задыхаюсь где вода начну биться командир...
     Игорь не понимал по-английски.  Он только смотрел на рыбину и  считал
общее  волнение вполне  естественным.  Вот  это  улов!  Не  зря  операторы
побросали свои места и  теоретики подняли головы от расчетов --  ну и рыба!
Ее серповидный хвост поднимался выше Игоревой головы.
     Первым  очнулся стремительный академик.  Он  промчался по  залу,  как
белая молния,  --  нейлоновый халат разлетался за плечами. Сдернул Зимина с
кресла на  пол,  приказал ему  переключить голос Мака  на  запись,  а  сам
внезапно кинулся осматривать машины. Жестами распорядился поднять на столы
несколько переносных приборов. Поймал за плечо пожарного:
     -- Поливайте рыбу водой из брандспойта!
     Помог  раскатать шланг.  Присел  на  корточки  перед  рыбьей  мордой,
касаясь меча халатом. И смотрел, приоткрыв рот, как рыба шевелит жабрами в
такт со словами.
     Яков Иванович поднял его за локоть,  увел в  сторону,  усадил рядом с
директором.  Посадил Игоря на табурет рядом с  собой,  попросил рассказать
все по порядку.
     Игоря  не  перебивали,  только  академик сердито оглядывался сначала.
Игорь рассказал про опасные координаты, про английский дом и про подводную
лодку.  Повторил по  памяти свою телеграмму.  Достал из кармана квитанцию,
показал.  И  очень  удивился,  когда  сердитый ученый вдруг  обнял  его  и
бросился  куда-то,   а  директор  института  начал  кричать  в  телефон  и
требовать...   Что  требовал  директор  --  трудно  сказать.  Если  бы  его
послушались,  то вся военно-морская авиация была бы отправлена искать Катю
Гайдученко.  Один  из  московских  начальников отобрал  у  него  трубку  и
объяснил:
     -- Вы член-корреспондент,  ученый,  а я администратор. Это мое дело по
телефону разговаривать...
     Игорю тем не менее казалось,  что про Катю забыли -- такое творилось в
зале.  Сквозь  окно  влезал хобот  подъемного крана.  Лаборанты зачаливали
канаты за  углы  ковра.  Хобот качнулся и  перенес Мака вместе с  ковром в
плавательный бассейн  во  двор.  Вездесущий  начальник  Проблемного отдела
успел засыпать в бассейн два килограмма поваренной соли, хлористого магния
и  чего-то  еще.  Катушки  магнитофона  все  крутились,  и  мигал  зеленый
"магический глаз" -- Мак продолжал свои несвязные речи, жаловался, что вода
холодная,  и  требовал похвал от  командира.  Бассейн огораживали досками:
грохотали  молотки  за  окном,   перекликались  рабочие.  Всему  персоналу
лаборатории принесли ужин из столовой.  Словом,  все были при деле,  кроме
Якова Ивановича и Игоря.  Они сидели на одном стуле и ждали, когда наконец
московский начальник распутает телефонную паутину  и  доберется до  нужных
людей.
     Больше ничего нельзя было поделать. Ничего!
     Они сидели рядом и  думали об одном и  том же.  Есть ли надежда,  что
Катя на  подводной лодке.  Они  ведь ничего не  знали,  совершенно ничего,
кроме Катиного рассказа.  Оба они пытались не думать о самом плохом --  что
она попала в воду. Посреди океана. Но что делать, что делать? Они сидели и
ждали.
     Чтобы  не  мешать москвичу своим  отчаянным взглядом,  Яков  Иванович
устроился с  Игорем  поодаль  от  телефона.  Изредка  подбегал  академик и
спрашивал:
     -- Ну как, Яшенька?
     -- Все так же, Михась, -- отвечал профессор.
     Тогда академик похлопывал Игоря по затылку и уходил.
     По третьему разу Квадратик спрятал голову.  Тут же ему стало неловко.
И он пробормотал, окая:
     -- Булавочку-то возьмите. Подле двери на стуле.
     Больше академик к ним не подходил.
     В шесть  часов  вечера  москвич положил телефонную трубку и потянулся
всем телом.  На стук трубки из зала подбежали теоретики,  встали за спиной
Якова Ивановича.
     -- Ну-с,  докладываю,  товарищи!  --  Москвич совсем охрип за последние
полчаса.   --  Докладываю.  Первое  --  на  указанных  координатах  работают
французские корабли.  Присутствует группа наших товарищей. В том числе наш
академический представитель непосредственно...  Попрошу тишины --  голос  я
сорвал,  товарищи.  Второе. Только что получен ответ, что вокруг названной
зоны вышел на поиск отряд кораблей... Тихо, товарищи!
     -- Замолчите же вы! -- рявкнул Черненко.
     Замолчали.  Москвичу принесли графин с водой --  он стал глотать прямо
из горлышка.
     -- Спасибо,  вкусная  вода.  Повторяю  --  отряд  кораблей французского
военно-морского  флота.   Из  кораблей  обеспечения  подводных  работ.  Им
сообщено насчет подводной лодки,  товарищ Гайдученко.  Просили благодарить
за предупреждение.
     Яков Иванович наклонил голову. Игорь понял -- от Катиного имени.
     -- Третье, что мы предприняли... Послана радиограмма всем судам, чтобы
внимательно наблюдали за морской поверхностью.  Все.  Теперь прошу, у кого
какие вопросы,  товарищи?..  Минуту внимания!  Вот вы,  товарищи,  считали
координаты лепестка. Каковы результаты?
     Почему-то  все стали оглядываться,  искать кого-то глазами.  Черненко
сказал:
     -- А ну!..
     В  задних  рядах  опять  зашумели.  И  в  круг  ворвался  красный  от
возбуждения теоретик с обрывком перфоленты в руке.
     -- Яков Иваныч! Совпадают координаты: минус семьдесят, плюс сорок!
     Все так заорали,  что Игорь понял --  хорошая новость -- и посмотрел на
профессора.  Яков  Иванович  постарался улыбнуться ему.  Кивнул.  Да,  это
хорошо. Да, теперь есть надежда. Будем ждать.
     Все  теоретики остались ждать.  Они  занялись работой --  расселись по
столам,   достали  бумагу  и  справочники.  Квадратик  смотрел  на  них  и
удивлялся.  В  таком волнении люди,  такая беда  приключилась --  работают!
Игорю  еще  предстояло узнать,  что  для  настоящего ученого вся  жизнь  в
работе. От беды и горя самое прибежище -- работа.
     Яков Иванович тоже не выдержал безделья.  Прошел к  столу,  покидал в
руке линейку.  Закурил чужую папиросу -- свои давно иссякли. И распорядился
нудным, рабочим голосом:
     -- Попробуем новые данные, мужчины. Поищем отметку по высоте от уровня
океана.
     -- По глубине? -- переспросил Черненко.
     -- Не будем предрешать, -- ответил профессор. -- Итак, начали.
     Как  будто  все  позабыли про  Игоря.  Московский начальник дремал  у
телефона. Он тоже остался -- из Москвы обещали позвонить. Теоретики яростно
готовили новые данные для машины.  Старший оператор с помощником возился у
радиостанции --  искал  волну,  на  которой  моряки  сообщают об  авариях и
бедствиях.  Квадратик постоял,  постоял  и  потихоньку пошел  к  радистам.
Обогнув машину,  он увидел сердитого академика.  Белоснежный его халат был
испачкан черной смазкой.  Он  опустил голову на пульт и  как будто заснул.
Игорь обошел его на цыпочках и  увидел,  что академик не отрываясь смотрит
на часы.
     Шесть часов и почти пятнадцать минут. Больше трех часов нет Кати...
     Квадратик бочком, сопя, подошел к радистам.
     Оператор Зимин улыбнулся ему и пододвинул табурет:
     -- Садись, землячок. Паять-то умеешь? Бери пинцет.
     Игорь кивнул,  влез на  табурет.  Оглянулся на академика,  вздохнул и
занялся делом.
     Тем  временем  кончился  день.  Вечерним голосом  заговорила река  за
забором.   Вечернее  солнце  красным  фонарем  светило  наискось  в  окна.
Начальник караула закончил обход опустевших комнат и  лабораторий и  вышел
во двор. Угостился папиросочкой у вахтера, охраняющего диковину, рыбу-меч,
сказочное чудо.  Отвалил дощатую калиточку,  наскоро пришлепанную на  одну
петлю,  покачал головой. Непорядок. Взошел на край бассейна, тяжело присел
к мутноватой воде.
     Рыбина  недвижно  висела,  уткнула  меч  в  бетонную стенку.  Спинной
плавник с хвостом торчали из воды,  как рога. Глазища как будто следили за
Евграфом Семеновичем.  Диковина,  диковина! Девчушку унесло, чудище взамен
принесло морское...
     Старик натянул козырек фуражки на  брови и  долго разглядывал коробки
на пупырчатой широкой спине чудища.  Шевелил трехпалой левой рукой,  будто
она  сама зашевелилась,  кургузая.  Опытом старого сапера Евграф Семенович
почуял --  неспроста эти коробки у рыбы на спине.  Много он перевидал таких
коробков, не зря двух пальцев лишился. Пальцы -- что, был бы ум.
     -- Береженого бог бережет! -- проговорил начальник караула.
     Круглая коробка была похожа на мину.
     На  всякий случай он сделал некоторые перестановки в  охране.  Привел
еще  одного вахтера,  велел  охранять бассейн со  стороны наружной ограды.
Обоим  подчиненным настрого приказал --  ближе двадцати метров к  забору не
подходить и никого не подпускать.  Вплоть до применения силы,  невзирая на
лица.  Затем,  встревоженный суматошным дежурством,  отправился другой раз
обходить помещения.  Около Проблемной лаборатории остановился, прислушался
-- тихо, лишь жужжит большая расчетная машина в своем особом зале... Евграф
Семенович  вздохнул,   вспомнив  старуху,  Гайдученкину  тещу,  постоял  и
заспешил дальше. Не всякому горю поможешь, беда, беда!


        34. ДРУЗЬЯ, ПРОЩАЙТЕ!

     Батискаф вынырнул раньше "Голубого кита".  Гидросамолет,  крутившийся
над кораблями, заметил его, и наблюдатель отчаянно завопил по радио: "Вижу
"Бретань"!"  Он  топал ногами,  пока самолет не закачался,  --  вся эскадра
знала, что батискаф умолк час назад.
     Адмирал Перрен бросился на  мостик "Марианны".  На  трапе он  потерял
фуражку.  Флаг-офицер  подал  ему  фуражку.  Адмирал  не  заметил его,  он
дрожащими руками наводил бинокль туда,  где  у  самого горизонта чернела в
зеленой  воде  крошечная  рубка  "Бретани".  Гидроплан кружился  над  ней,
покачивая крыльями.  Под бортом "Марианны" уже пыхтел быстроходный катер --
главный инженер у руля, врач в белом халате, два аквалангиста.
     -- Дети мои, дети мои, -- твердил Перрен, -- почему вы молчите?
     Он  прижимал к  глазам бинокль,  будто его  взгляд мог помочь экипажу
"Бретани".
     -- О  мой бог,  неужели в гондолу проникла вода?  Проклятая субмарина,
где же она,  почему она медлит?  Я не могу сдвинуть корабли с места,  пока
она не всплывет...
     Положение и  впрямь было мучительным.  Между судами эскадры всплывает
подводная лодка.  Неизвестно где.  Если она выскочит из  глубины под носом
корабля --  на  ходу,  будет катастрофа.  Чаще всего подводные лодки так  и
гибнут,  протараненные надводным кораблем.  Адмиралу приходилось ждать,  а
радио  "Бретани"  молчало.   Ждать!   Батискаф  всплывет  даже  с  мертвым
экипажем...
     -- Подводная лодка справа по носу! -- прокричал сигнальщик.
     "Жанна д'Арк" дала басистый гудок,  направляясь к лодке.  Перрен взял
наконец свою фуражку у флаг-офицера.
     -- Живее, ребята, что вы копаетесь, черт побери!
     А вот уже танкер набирает ход,  движется к "Бретани". Сама "Марианна"
выбросила столб  серого дыма  и,  покачиваясь,  запыхтела следом за  своим
катером.  Адмирал даже не оглянулся на подводную лодку --  капитан крейсера
знает,  что нужно делать.  Немногие любопытные с  палубы "Марианны" успели
разглядеть на рубке субмарины название: "Голубой кит"...
     Не простое дело -- добраться до кабины батискафа. Сначала надо выгнать
воду из шахты,  ведущей с палубы к люку в гондоле.  Воду вытесняют, как на
подводных лодках,  сжатым  воздухом,  который подают по  шлангу с  другого
корабля.   Для  этого  и  подошел  к  "Бретани"  военный  танкер  "Дижон".
Пронзительно зашипел воздух в  резиновом шланге.  Откинулась крышка шахты.
Но  еще  раньше из-под  поплавка вынырнул аквалангист,  и  в  бледное небо
взвилась ракета.  Они живы! Вот они выбираются на палубу своего суденышка:
здоровяк Турвилль и изящный Морилло!  Обнимаются, машут беретами... Браво,
браво!  Конечно,  телевидение и здесь не подкачало --  вертолет танцует над
"Бретанью", как пчела над цветком.
     В  радостной суматохе все на "Марианне" забыли о неожиданной гостье --
субмарине "Голубой кит".  А пушки военных кораблей опустили стволы к воде,
нацелились на  черный  длинный  корпус.  Никто  не  показывался на  мокрой
палубе. Помедлив, субмарина подняла на перископе бразильский флаг.
     -- Неслыханно!  --  сказал командир крейсера.  --  По силуэту --  атомная
подводная лодка класса "Скейт",  Соединенные Штаты...  Друзья,  смотрите в
оба! -- услышали командиры противолодочных орудий.
     С лодки передавали семафором: "Вышлите катер".
     "Голубой кит",  плавающий на поверхности,  был действительно похож на
огромного кита,  только  высокая  рубочная надстройка портила впечатление.
Когда  катер  отвалил от  борта  "Жанны  д'Арк",  на  черной китовой спине
появилась несуразная компания.
     Коренастый человек в  матросской робе  толкал  перед  собой  высокого
блондина  со  связанными руками.  Второй  крепыш,  офицер,  вразвалку  шел
следом.  В бинокль было видно, что он вооружен пистолетом. За этой группой
на палубу выкатился совсем коротышка,  тоже в офицерском мундире. Он помог
выбраться из  люка девочке --  несомненно,  настоящей девочке,  в  коротком
коричневом платье и с красным платочком на шее!
     -- За двадцать лет...  --  произнес командир крейсера,  -- за два-адцать
лет я не видывал ничего подобного!
     Коротышка поддерживал Катю.  У нее еще кружилась голова. Солана помял
ей  шею.  Она  с  трудом сглатывала горькую слюну и  все-таки  озиралась с
торжеством и любопытством.  Солнце и море,  солнце и море! Настоящее море,
нигде не видно берега,  мохнатое море и чистое небо...  И огромный корабль
дымит неподалеку,  серый,  молчаливый, с пушками и целой башней надстроек,
уходящей в  синее небо.  Смотрите,  от  него идет лодка!  Прекрасная белая
лодка скользила по воде, брызги поднимались за кормой султаном. Катя стала
подпрыгивать на спине "Голубого кита" --  так было здорово!..  Но Бен Ферри
хмурился, держа ее за руку.
     -- Бен,  --  она  покачала твердую руку  Коротышки,  --  Бен!  Почему вы
хмуритесь, ведь все кончилось хорошо?
     -- О нет,  Катья,  еще ничего не кончилось.  Надеюсь, что вас отправят
домой, а для нас, п о б о ю с ь, все начинается...
     -- Что -- начинается? -- удивилась Катя. -- Вот он, связанный!
     -- О,  если бы так...  Помните, Катья, что посоветовал Жан Дювивье. Мы
п о т а й н о  от капитана подобрали вас  в  открытом  море,  с  резиновой
лодочки, помните! Так надо говорить всем.
     Катер подошел к борту "Голубого кита". Вооруженные матросы помогли им
сесть  в  катер  и  втащить  Солану.  Капитан  Паук  принялся  выкрикивать
непонятные слова, поджимал ноги, хватал зубами конвоиров.
     Катя отвернулась.
     После  гудящей тишины на  субмарине все  звуки,  даже  вопли  Соланы,
казались мягкими и  приглушенными.  Он  кричал  то  басом,  то  клокочущим
гортанным голосом,  лодку качало на  зыби,  а  Катя смотрела на море и  на
серую "Жанну д'Арк",  держась за  руку Бена.  Добряк Понсека своей широкой
спиной старательно прикрывал Катю,  чтобы она не  видела гнусного зрелища.
Девочке же  было безразлично --  кричи,  хоть лопни!  Капитан Паук перестал
существовать,  что ли;  он  остался в  отсеках субмарины вместе с  ужасом,
вместе  с  долгими  часами,  которые  Катя  пробыла  на  его  корабле.  На
решетчатом полу катера билась и  выкликала кукла в синем мундире.  Катя не
ощущала ничего: ни страха, ни жалости.
     Нарядный молодой офицер с  крейсера и  четыре матроса смотрели во все
глаза   на   диковинных  пассажиров.   Экипаж  катера  выдерживал  строгий
нейтралитет;  мол,  арестант ваш,  справляйтесь с ним сами,  наше дело вас
доставить. Офицер подал команду: мотор застрекотал, как швейная машинка, и
белая лодка понеслась,  подбирая воду под днище.  В ушах зашелестел ветер,
соленые брызги  долетали до  кормы.  Сначала было  заметно,  как  сужается
полоса зыби между катером и  серой "Жанной д'Арк",  а  потом крейсер начал
расти. Он становился огромным и закрыл половину моря -- приехали! По серому
неровному боку,  как  по  отвесной  стене,  спускалась лесенка  с  медными
перильцами и площадкой посредине.
     Понсека скорчил забавную гримасу и подмигнул, показывая вверх.
     Там, где кончалась лесенка, высоко над их головами, чернели несколько
фигурок, одна картаво кричала в рупор. Дювивье, морщась, перевел для Кати:
     -- Мадемуазель доставить на  борт "Марианны",  к  флагману.  Арестанта
поднять на борт крейсера вместе с конвоем.
     -- Господа, поняли приказ? -- осведомился офицер.
     -- Мы французы...  --  ответил Дювивье.  --  Счастливого пути,  мисс,  и
помните мои советы... Жан, бери его!
     Солану втащили на  площадку трапа.  Катя  снова  оставалась с  чужими
людьми -- с нарядным офицером и с вооруженным матросом...
     -- Жа-ан! Мистер Ферри-и!..
     -- Бон вояж!.. -- донеслось сверху. -- Счастливого пути-и!..
     Катер  отвалил  от  площадки.  Прощайте,  прощайте!  Счастливо  тебе,
коротышка Бен,  и вам, "два Жана"! Проща-а-айте-е! Катя махала им изо всех
сил,  пока видела их  на  трапе.  Вот  к  ним подбежали маленькие фигурки,
помогают тащить Солану.
     Вот Дювивье приложил руки ко рту и закричал:
     -- Помните... мои... советы-ы!.. Просите... разговора... с послом!..
     -- Мерси, Жа-ан! -- провизжала Катя со слезами в голосе.
     Прощайте, друзья!  Храбрый  Бен  Ферри,  и веселый Понсека,  и умница
Дювивье.  Неужто  н и к о г д а  Катя не увидит их, настоящих друзей? Ведь
они  пришли,  и освободили ее из кладовой,  и поверили ее рассказу о рыбе!
Катя могла гордиться -- если подумать,  из-за нее поднялся бунт на  атомной
подводной лодке...  Удивительно, как долго они терпели проклятого Паука...
Но куда же делась сама рыба? Капитан все кричал, что она выпустила рыбу...
Но ведь она не выпускала, кажется? Непонятно...
     Катя  не  могла знать,  что  "Голубой кит" сполз на  десять метров по
обрыву подводного хребта как  раз перед перемещением.  Аквариум Мака встал
на место носового отсека,  и рыба была перенесена в Дровню вместо Кати.  А
институтская  установка  смогла  поднять  стошестидесятикилограммовую рыбу
потому,  что "Ясеня" оставили в  Бухаре для надежности,  для уверенности в
Катином возвращении.
     Она еще и  еще раз оглянулась на  крейсер.  Палуба казалась вымершей.
Что-то будет с  друзьями и  что будет с ней?  Опять она одна осталась.  Ей
придется самой просить,  чтобы ее отправили в  Америку;  Жан Дювивье велел
просить,  даже требовать,  чтобы ее отправили в столицу Соединенных Штатов
Америки --  Вашингтон,  в  советское посольство.  Ничего не  рассказывать о
себе,  пока не встретится с советским послом.  Ну попробуем. Она вздохнула
прерывисто. Опять просить, объяснять, уговаривать...
     Катя чувствовала --  в  ней изменилось очень многое за  этот длиннющий
день.  Заносчивость,  что ли, с нее слетела после капитана Паука? Страшней
его Катя уж никого не встретит...
     Она  думала,  а  острый серый корпус "Жанны д'Арк" отодвинулся назад,
почти  к  горизонту.  Катер  подходил  к  белой  "Марианне",  неуклюжей  и
спокойной на  вид,  не  то  что крейсер.  Катя с  трудом поворачивала шею,
помятую пальцами Соланы,  и  чувствовала ужасную усталость.  Ведь было уже
около  одиннадцати часов  вечера по  дровненскому времени,  хотелось есть,
хотелось спать. Надоели ей приключения!
     Плохо  было  Кате.  Спотыкаясь,  она  поднялась по  короткому трапу в
дверь,  открывшуюся в  белом  борте  корабля.  Ступила на  широкую палубу,
выстланную дощечками,  для  храбрости держала голову высоко.  Как нарочно,
отстегнулась резинка на левом чулке,  а ей было неудобно останавливаться и
застегивать --  офицер вежливо пропускал ее  вперед.  Ненавистная резинка и
спустившийся в  гармошку чулок сделали Катю вовсе несчастной --  кругом все
было такое огромное!  Белые шлюпки издали казались небольшими,  а на самом
деле  каждая  могла  вместить население большого дома.  Шлюпки  висели  на
могучих изогнутых виселицах,  а  над ними косо торчали круглые бревна --  в
обхват,  оснащенные толстыми желтоватыми канатами...  Целая толпа больших,
шумных людей суетилась у борта,  грохотали механизмы,  и еще дальше, прямо
из  моря,  медленно  поднимался длинный,  на  половину корабля,  полосатый
корпус...


        35. СВОЙ!

     -- Девочка!
     Катя выпустила край чулка. Не может быть!
     -- Девочка!   --   кричал  кто-то  по-русски.  --  Эй,  оглянись!  Ты  --
Гайдученко?
     "Не может этого быть, -- подумала Катя. -- Мне послышалось!" А сама уже
торопливо оглядывалась и вдруг увидела. Человек в морской форме шел к ней,
отделившись от  толпы.  И  она  поняла --  свой!  Ого,  как  она завизжала!
Наверное,  лебедки и мачты вздрогнули, а Катя уже вцепилась в его китель и
ни  за  что не  хотела выпускать:  бормотала что-то  про перемещения,  про
Паньку, а моряк утирал ее платком и рокотал совсем как папа:
     -- Вот ты какая, девица Гайдученко! Вот и славно, ты у нас везучая!..
     Ох, теперь-то все будет хорошо! Моряк даже поднял ее на руки.
     От смущения она опомнилась и сказала:
     -- Не надо, я очень тяжелая.
     Он  поставил Катю  на  палубу и  по-французски поговорил с  офицером.
Франт кивал и улыбался Кате, а она крепко держалась за обшлаг моряка.
     -- Познакомимся! -- сказал он, попрощавшись с офицером. -- Иван Иванович
меня зовут. Моряк на службе Академии наук. Тебя же зовут, наверное... Оля!
Не угадал?
     -- Нет... -- Катя уже улыбалась.
     -- Надя?
     -- Нет, не угадаете! Мою маму зовут Надежда Сергеевна, а меня Катя.
     -- Катя-Катюша, купеческая дочь! -- пропел речитативом Иван Иванович. --
Катя-Катюша, где же твои родители?
     -- Дома. В городе Дровне, Свердловской области.
     -- С кем же ты была на судне?  Погоди, с какого борта тебя потеряли? С
"Астрахани"?
     Катя удивилась.  Иван Иванович заранее знал ее фамилию,  значит,  его
предупредили,  что она не  вернулась из  перемещения.  Про какое же  судно
"Астрахань" он спрашивает?
     -- Что вы,  Ван Ваныч... Я вообще не была на кораблях, кроме "Голубого
кита". А на него я переместилась.
     Моряк очень внимательно посмотрел на  нее.  Спокойные его глаза так и
остались спокойными, он только чуть приподнял нижние веки.
     -- Х-м, переместилась?.. Откуда же ты переместилась?
     -- Из  Дровни,  --  отвечала Катя,  не подумав,  что такой ответ звучит
просто чудовищно.
     Она-то сама привыкла к  чудесам,  а бедный моряк и слыхом не слыхал о
перемещениях!
     -- Когда ты была в Дровне? -- как бы небрежно спросил Иван Иванович.
     -- Сегодня,  --  сказала Катя.  --  Видите? По свердловскому времени уже
одиннадцать ночи,  а переместилась я в три часа дня...  Знаете,  я сегодня
перемещалась два  раза!  А  на  субмарине  (она  выговорила  это  слово  с
удовольствием),  на субмарине из-за меня поднялся бунт!  А  в  Англии меня
принимали за колдунью.
     Моряк   достал   маленькую  расчесочку  и   поправил  волосы,   очень
внимательно глядя на  Катю.  Она улыбалась ему от всего сердца --  давно уж
никому так не радовалась,  разве что сегодня Бену Ферри,  когда он вошел в
носовой отсек. Но казалось уже -- все это было тысячу лет назад...
     -- Х-м... Когда ты была в Англии?
     -- Сегодня же,  конечно!  Иван Иваныч,  --  внезапно догадалась Катя, --
разве вы не знаете о перемещениях?
     -- Знаю,  знаю!  --  очень твердо сказал моряк. -- Вот что, Катюша... На
самолете ты летала сегодня?.. Нет? Хочешь полетать на самолете?
     -- Домой на самолете?! -- Катя всплеснула руками.
     -- Именно так,  -- почему-то с облегчением подтвердил новый знакомый. --
Именно домой вот на этом самолете...
     Правда! Над кормой возвышался решетчатый мост, а на нем стоял самолет
с  двумя парами крыльев --  биплан.  Похожий на  ПО-2,  на  которых воевали
летчицы из  полка Бершадской,  только без  колес.  По-видимому,  это  была
летающая лодка,  гидросамолет,  который садится на воду прямо брюхом, а не
поплавками.  По мосту вокруг самолета ходили люди в  рабочей одежде,  а на
хвосте был нарисован трехцветный флаг.
     -- Ой, неужели можно домой! Прямо сейчас?
     -- Сейчас и отправимся,  --  сказал Иван Иванович,  с жалостью глядя на
девочку.
     Он  видел так  много людей,  которых море лишило разума!  Бесконечные
часы ожидания посреди океана сводят с ума крепких мужчин,  моряков,  не то
что маленьких девочек...
     Капитан был уверен,  что Катя сошла с ума в море, когда упала с борта
корабля. Поэтому он решил бросить все свои дела на французской эскадре. Он
сам отвезет бедняжку домой. Она еще маленькая, и ее можно еще вылечить.
     -- Сейчас отправимся,  Катюша.  Если хочешь лететь,  сейчас и полетим.
Стой на месте,  никуда не отходи!..  Пожалуйста,  проследите,  чтобы ее не
затолкали.  --  Последние слова,  сказанные по-английски,  относились не  к
Кате.
     У  шлюпки,  спиной  к  общей  суете,  удобно расположился здоровенный
мужчина в  светлом костюме.  Он  кивнул и  помахал двумя  пальцами:  идите
спокойно,  прослежу,  чтобы не затолкали.  Иван Иванович нырнул в  толпу у
правого борта.  Катя обиженно посмотрела ему вслед --  что он  обращается с
ней, как с грудным младенцем?
     А здоровенный дядька подошел к ней и сипло осведомился:
     -- Мисс Гайдутшенк-о?
     -- Да, это я, -- удивленно ответила Катя.
     -- Мисс  говорит  по-английски!  Поздравляю  вас,  мисс  Гайдутшенк-о,
чудесное спасение,  --  приветливо сказал сиплый. -- Впрочем, кое-кто охотно
поплавал бы в водичке, чтобы попасть на субмарину "Голубой кит".
     Он  достал портсигар.  И  вдруг  Катя  узнала его  --  сыщик страховой
компании Майкл,  гость  мистера  Уоррена!  Тот,  что  принял  ее  за  мисс
Элизабет. Он, видимо, не узнал ее и продолжал благодушно:
     -- Таинственный мистер Солана вас не обижал?
     -- Я сама его обидела!  -- с торжеством похвасталась Катя. -- Фашист он,
этот Солана! А вас я знаю. Вас зовут Майкл.
     -- Хе-хе-хе! -- сипло засмеялся Майкл и внезапно осекся.
     Сигарета выпала изо  рта  на  палубу.  Добродушное лицо  Майкла стало
испуганным  и   некрасивым.   Он   быстро  подобрал  сигарету  и   отошел,
оглядываясь, к свободному борту -- выбросил сигарету в море, но обратно уже
не вернулся.  К  Кате возвращался ее земляк под руку с сердитым стариком в
очень красивой и  нарядной форме.  Вся  толпа повернулась спиной к  морю и
смотрела,  как  они  идут.  Иван Иванович быстро говорил по-французски,  а
старик кивал и повторял несколько слов,  похожих на "повара" и "фанфана"*,
затем наклонился к Кате, погладил ее по голове и снова повторил про повара
и фанфана.  И вдруг оба моряка взяли под козырек. Катя поняла -- прощаются.
Фотографы пыхнули своими лампами,  и нарядный старик решительно вернулся в
толпу...  Но  тут Кате и  в  самом деле стало нехорошо --  она уцепилась за
какой-то ящик. Русский моряк подхватил ее на руки и понес к самолету. Катя
смутно слышала,  как  он  просит собрать и  принести его чемоданчик и  что
адмирал отправляет гидросамолет через десять минут. Его собеседник сказал:
"Бедная девчушка".  Катя попробовала приподняться,  но ей сказали:  "Лежи,
спи".  Она  еще немного слышала,  как ее  укладывали,  подтыкали под спину
пальто, пахнущее нафталином. Затягивали ремень на животе. Переговаривались
домашними,  встревоженными голосами.  Иван  Иванович  напомнил  тому,  кто
сказал  "бедная девчушка",  про  радиограмму послу  и  в  министерство.  И
казалось,  сейчас же  самолет рванулся,  как  бегун  на  старте,  так  что
перехватило дыхание.
     _______________
          * П о в р  а н ф а н (франц.) -- бедный ребенок.

     И  Катя  заснула,  поджав ноги  под  толстым,  тяжелым сукном морской
шинели.


        36. СЕЙФ ПОДНЯТ

     Проводив  русского  коллегу,  вице-адмирал  вернулся к  лебедкам.  На
любопытные взгляды свиты подчеркнуто не обращал внимания. Он тонко понимал
гостеприимство и  не  хотел  говорить о  несчастьях своих гостей.  "Бедное
дитя!"  --  повторил он  про  себя  и  дал  знак машинистам.  Лебедки вновь
загрохотали, поднимая батискаф из воды.
     Наступал волнующий момент.  "Бретань" поднимут,  подвесят на лебедках
над  палубой и  освободят сейф --  все  подготовительные операции уже  были
проделаны.  Бензин из  поплавка скачали на  танкер,  отверстия в  бункерах
закрыли  заглушками.  В  специальные  кольца  на  "Бретани"  завели  крюки
подъемных  талей.  Полосатый  корпус  батискафа  раскачивался  под  бортом
"Марианны",  как окунь,  пойманный в сеть. Наблюдатель, висящий на борту у
самой воды, весело докладывал:
     -- Гондола осушилась,  пошли "руки",  из  левой подтекает масло.  Вижу
сейф,  оп-ля!  Пошел  сейф!  "Бретань" держит  его  за  ухо,  как  учитель
драчливого мальчишку!..
     Послышался смех,  некоторые  ударили  в  ладоши.  Лебедки  гремели  с
тяжелым усилием,  мокрая надстройка батискафа уже была на уровне палубы. И
вдруг наблюдатель крикнул:
     -- Травит!..
     Подъемники смолкли.  Снизу  доносился пронзительный свист,  зазвенело
разбитое стекло.  Под  бортом заклубился белый пар.  Адмирал в  гневе ушиб
кулак о  перила --  из  сейфа травилась вода!  Он  прохудился в  самом низу
дверцы тоненькой дырочкой.  Вода проникла в  нее  под огромным давлением --
сто  семьдесят атмосфер,  а  воздух оттеснила вверх,  так  что под крышкой
получился слой  сжатого  воздуха.  По  мере  подъема  воздух  расширялся и
выкидывал воду наружу. Струйка была тонкая, как самая тоненькая иголка, но
опасная.  По-видимому, в коробке сейфа давление сохранялось еще порядочное
-- струйка была окружена туманом и  сдирала с борта краску.  Толстое стекло
иллюминатора она вышибла в каюту.
     -- Боюсь,  друзья мои,  что  вы  напрасно рисковали жизнью!  --  сказал
адмирал, повернувшись к экипажу батискафа. -- Сейф полон воды.
     Турвилль добавил без особого огорчения:
     -- Мой  адмирал,  зато понятно,  почему копилка потянула нас  на  дно.
Полтонны воды мы не принимали в расчет!
     Сейф   болтался  под   бортом  и   свистел,   будто   насмехался  над
вице-адмиралом.  По всем углам дерзко хихикали корреспонденты.  Сейф будет
свистеть не меньше часа, пока давление не упадет до атмосферного. А пресса
так быстро не уймется. Пойдут карикатуры, насмешки -- позор, позор.
     Адмирал  выставил  подбородок и  величественно проследовал на  нижнюю
палубу.
     -- Катер!
     Короткая суета -- катер отвалил от борта и направился к "Жанне д'Арк".
Вице-адмирал Перрен поднялся на  крейсер и  с  лицом,  свинцовым от гнева,
приказал:
     -- Ко мне этих господ!
     Привели двоих -- Ферри и Дювивье. Бен принес с собой судовые документы
"Голубого кита".  После короткого разговора Перрен вызвал врача и вместе с
ним посетил Солану в лазарете. Врач доложил:
     -- Вспышка буйного помешательства,  мой адмирал.  Это бывает -- субъект
чрезвычайно  властный   и   настойчивый,   и   крушение   надежд   вызвало
помешательство.
     -- М-да, крушение надежд... -- проворчал Перрен. -- Слишком много надежд
рушится сегодня!.. Он совсем рехнулся?
     -- По-видимому.
     Адмирал еще раз посмотрел в  безумные ярко-синие глаза Соланы.  Пожал
плечами.  И задал себе тот же самый вопрос,  который несколько часов назад
задавала себе Катя: кому помешал батискаф, мирное исследовательское судно?
     -- Караул вызвать! Пойдет со мной на субмарину...
     Он лично осмотрел носовой отсек;  торпеду, замаскированную под столом
с приборами.  Покрутил рукоятками ультразвукового наводчика -- превосходный
аппарат!  И  вернулся  на  "Марианну" несколько  взбодренным и  утешенным.
Крушение надежд,  а? Пусть содержимое сейфа погибло, зато французский флот
получит  неплохую подводную лодку.  С  отлично оборудованной лабораторией.
Законный приз,  по всем правилам!  Представители команды подводной лодки в
один голос утверждают,  что  эта  частная субмарина намеревалась совершить
пиратское нападение на батискаф.  Пиратский корабль будет взят в  качестве
приза.  Кто посмеет возразить? Никто! Заодно к службе во французском флоте
вернутся опытные офицеры... Но клянусь норд-остом, почему этот сумасшедший
собирался пустить на дно "Бретань"?
     Занятый своими мыслями,  адмирал Перрен позабыл о  Кате и не спросил,
как она появилась на  "Голубом ките".  А  вернувшись на  "Марианну",  он и
вовсе перестал думать о тайнах субмарины -- сейф подняли на палубу. Один из
матросов, опытный слесарь, уже разложил инструменты и приготовился вскрыть
замок. Ждали только возвращения начальника экспедиции.
     -- Вскрывайте! -- приказал Перрен.
     Через  десять минут  тяжелая дверца со  скрипом распахнулась...  Ура!
Большая  часть   бумажных  денег  сохранила  цвет   и   форму.   Золото  и
драгоценности,  конечно, уцелели полностью. Только бумаги на верхней полке
слиплись в  рыхлый слизистый комок.  И специалисты сказали,  что их уже не
восстановишь.  Клод Перрен,  счастливый, принимал поздравления. Общая цена
сокровища достигала трех миллионов долларов,  возможно --  трех с половиной
миллионов! А бумаги, потерявшие форму, окрашенные чернилами, адмирал велел
возвратить морю.  И  их возвратили морю,  не подозревая,  что среди писем,
паспортов,  акций,  векселей и  прочей бумажной дряни там  хранился секрет
говорящих рыб.
     С  торжеством  направилась  эскадра  к  берегам  Франции.   С  палубы
"Марианны" текли медные звуки труб --  адмирал устроил банкет с  оркестром,
фейерверком и коньяком из личных запасов. На радостях он пригласил к столу
Ферри и Дювивье.
     Бен прибыл на  празднество в  мрачном настроении.  Он  был пленником,
черт  побери,  и  в  этом  не  было  ничего веселого.  Угрюмую радость ему
доставляла  только  мысль,   что   мерзавец  Солана,   кажется,   рехнулся
окончательно.
     Сдержанный Дювивье не  пил  и  тихо  сидел рядом с  Беном в  кинозале
"Марианны".  Спокойно  оглядывался.  Помахал  рукой  старому  знакомому  --
капитану Турвиллю.
     В самом разгаре веселья Жан спросил у Бена:
     -- Земляк, что ты думаешь о чудесах?
     -- Чудеса  не  моя  профессия,  --  ответил Бен.  --  Я  подводник!  Кто
с-сказал,  что я не подводник?  Г-говорящих рыб...  не бывает! -- выкрикнул
Ферри.  --  Не бывает! Земляк! Д-девчонка пряталась на "Ките", т-ты слушай.
Пряталась, клянусь п-перископом!..
     -- Ладно,  ладно,  земляк!  -- миролюбиво сказал Дювивье. -- Поднимайся.
Пойдем смотреть фейерверк.
     Щедрость   адмиральского  угощения   пагубно   сказалась   на   Бене.
Потрясенный разнообразными событиями дня,  он  чересчур налег  на  коньяк.
Ночная прохлада и цветные огни фейерверка совсем его разогорчили.
     -- Р-радуются!.. К-куда спрятали русскую мисс? Говорящие рыбы, клянусь
перископом!..  Где ты,  Жан? Жан, Жанчик! Т-ты слушай... Девчонку никто не
прятал. Она сама п-пряталась, клянусь говорящей рыбой...
     Дювивье с трудом увел спать Ферри, сбитого с ног коньяком и чудесами.
Надо  сказать,  что  инженер  тоже  не слишком поверил Катиному рассказу о
говорящей  рыбе.  Он  возглавил  бунт  на   "Голубом   ките"   по   другим
соображениям.  Он,  как  и  Ферри,  заподозрил  плохое,  когда Солана ввел
звуковую маскировку.  Дювивье хорошо знал морские законы и предвидел,  что
за  пиратские действия придется отвечать всем офицерам "Кита".  Поэтому он
попросил Катю передать предупреждение советским властям.  Его беспокойство
стало очень сильным,  когда корабли адмирала начали поиск.  Капитан Солана
упрямо держал подводную лодку на дне и не  захотел  обнаружить  себя  даже
после оползня.  Неясной оставалась причина такого упорства.  Жан искал эту
причину, строил разные предположения, но придраться было не к чему. Хозяин
и капитан субмарины желает,  чтобы она лежала на дне,  и все тут... Катино
заточение дало повод высказать  Солане  неповиновение.  Капитан  не  имеет
права  жестоко обращаться с девочкой,  решили офицеры и освободили Катю из
кладовой.  А Катя первым долгом  закричала:  "Ваш  гнусный  капитан  будет
топить  батискаф!.."  О,  теперь  повод для бунта был налицо!  Впопыхах не
обратили внимания на Катины взволнованные речи  о  Маке,  говорящей  Рыбе.
"Топить батискаф",  -- кричала Катя. А "Бретань" уже замолчала. И офицеры в
ужасе  подумали,  что  будет  с  ними,  если  Солана  успел  торпедировать
"Бретань". Например, послав к хрупкому суденышку торпеду без заряда. Такая
торпеда прошила поплавок без шума,  -- вот и молчит  батискаф...  Чтобы  не
оказаться соучастниками преступления, офицеры решили немедленно арестовать
Солану и ворвались в носовой отсек.  К счастью,  они  успели  предупредить
выстрел  опять-таки  благодаря  Кате.  Но  рыба,  рыба!  Что  имела в виду
девочка, когда рассказывала о говорящей Рыбе?
     Инженер Дювивье, как и адмирал Перрен, уже ничего не мог узнать. Катя
улетела.  Единственный человек,  посвященный в тайну,  --  капитан Эриберто
Солана --  сошел  с  ума.  Говорящая Рыба  не  умела  рассказывать о  своих
создателях.  Да и  услышать ее теперь было мудрено --  Мак единолично занял
институтский бассейн,  чем и сорвал воскресную тренировку пловцов общества
"Труд" в городе Дровня...


        37. ЧАЙ -- КОФЕЙ

     Радиограмму с  "Марианны" передали в Дровню по телефону уже во втором
часу  ночи.  Игорь  крепко спал,  опустив голову на  холодный лабораторный
стол. Пронзительный, длинный сигнал телефона превратился для спящего Игоря
в сирену санитарной машины. Игорь бежал под грозовым ливнем за машиной, на
которой везли  Катю.  Сирена  завывала,  гремел  гром.  Игорь  проснулся и
увидел,  что все бегут к  телефону.  С грохотом катился стул по кафельному
полу, кто-то на бегу включил полный свет.
     -- Москва,  Москва,  плохо слышу!.. -- кричали у телефона. -- Во, теперь
слышу,  давай текст!..  Товарищи,  тише,  пожалуйста!..  Тишина!  -- заорал
грандиозный бас.  И  все  услышали сорванный голос  москвича:  --  Повторяю
полный текст, товарищи. "В шестнадцать часов Гринвича Екатерина Гайдученко
принята на борт океанографического судна "Марианна".  Девочка отправлена с
сопровождающим в аэропорт Нью-Йорка -- Айдлуайд, извещено посольство". Все,
товарищи!
     Теоретики закричали "ура".  Кто-то целовал Якова Ивановича,  обхватив
его  голову белыми рукавами халата.  Московский начальник держал директора
за пуговицу и сипел:
     -- Повезло,  повезло вам,  уральцы!..  Тем  не  менее  будете и  ответ
держать, дорогие уральцы!
     Сквозь толпу прошел академик,  как будто игла сквозь ткань. Поздравил
Катиного отца,  что-то  спросил  вполголоса и  плавно  зашагал  к  выходу.
Аккуратный,  в наглаженном костюме,  он смотрел вперед и вверх,  а глаза у
него были такие,  что Игорь еще полминуты стоял и думал: на кого был похож
сердитый дяденька?  Непонятно вроде  бы  и,  однако,  понятно.  Все  равно
непонятно --  будто у  него все лицо ушло в  круглые черные глаза и  прямой
залысый лоб...  Квадратик не любил вдаваться в  чужие переживания,  он был
человеком действия.  Однако  убитое  лицо  академика его  поразило.  Почто
теперь  убиваться?  Перемещение  кончилось  благополучно,  Катерину  везут
домой,  полмира перевидает!  Когда  еще  Игорь станет морским радистом,  и
побывает  в  Атлантическом  океане,  и  на  аэропорт  Айдлуайд  посмотрит.
Катерина  все  это  уже  видела.  Даже  подводные лодки,  которые  ей,  по
девчоночьей глупости, безразличны. Без сомнения, девчонке повезло!
     Размышления Квадратика были  прерваны Катиным  отцом.  Он  говорил по
телефону и, не отрываясь от трубки, поманил мальчика к себе.
     Игорь  подошел и  умостился рядом.  Было  слышно,  как  женский голос
спрашивает: "Почему ты не говоришь правду?"
     -- Чистую правду,  --  рокотал Яков  Иванович,  --  как  слеза младенца!
Сейчас прибуду пр-ред ваши очи,  дор-рогая!.. Надюша, я не паясничаю. Дочь
пропадала и  нашлась,  о  господи!  Разве я тебе врал когда-нибудь?  Через
десять минут буду дома, ставь чайник... Ну вот и хорошо! Сейчас прибудем.
     Он  положил трубку осторожно,  будто она и  была плачущим младенцем с
чистыми слезами. Наклонил голову к Игорю.
     -- Ну,  друг и  опора,  поехали к  нам на чай?  С  украинским вишневым
вареньем. Без косточек.
     Игорь вежливо сказал:
     -- Спасибо. Отец со смены возвратился, пойдет искать.
     Яков  Иванович  заторопился  и  заволновался.   И  все  кругом  стали
говорить:  как же так, забыли, что мальчика ждут дома... Забегали, вызвали
машину,  чтобы поскорей отвезти домой, а он внезапно вспомнил про Митю. Он
же велел Митрию сидеть на берегу и ждать. Еще днем!
     Побежали на берег все по той же дорожке вдоль забора к Верхним Камням
и  нашли Митю  Садова.  Синий от  холода и  лунного света,  он  спал между
глыбами на  берегу.  С  трудом его растолкали и  заставили бегом лупить до
ворот,  а  там он проснулся и наотрез отказался ехать домой.  Он хныкал по
возможности мужественно и  говорил,  что мать "забьет его в  землю по самы
уши".  Его уговорили,  пообещали заступиться.  И наконец мотор зафыркал по
спящему городу.  Поехали.  Сначала завезли Игоря на Зимний овраг, но и без
него машина оставалась полной,  так  что  Митя сидел у  Якова Ивановича на
коленях.
     Тяжело переваливаясь по  рытвинам,  машина потянула наверх из оврага.
Игорь  стоял  на  мостике и  смотрел вслед  машине,  чтобы не  видеть лица
Ергина-старшего.  В  землю его не забьют,  конечно,  однако и  чаю-кофею с
вареньем ожидать не приходилось. Вот, начинается!
     -- Поступок твой хороший,  --  сказал отец.  -- Хороший. Но предупредить
семью ты был должен. Бессовестный ты. Пойдем!


        38. НЕТ КОНТАКТА

     Субботний день  кончился поздно  и  хлопотно.  За  субботой наступило
беспокойное воскресенье.
     У  Гайдученок ждали Катю.  В институте возились с рыбой.  Кроме того,
директор  и  начальник Проблемного отдела  писали  длинное  объяснительное
письмо высшему начальству.  Они объясняли,  как вышел такой конфуз с Катей
Гайдученко, что лепесток действовал на камнях и таскал Катю в перемещения.
Некоторые сотрудники поговаривали, якобы директора теперь снимут с работы.
По  городку даже прошел слух,  что  начальник Проблемного отдела сам подал
заявление, чтобы его освободили от должности.
     А  радисты и  биологи возились с  рыбой.  Понаставили вокруг бассейна
палатки  с  приборами.  Длинные  провода тянулись и  в  здание  института.
Несколько  магнитофонов записывали  рыбьи  высказывания.  Трещали  пишущие
машинки --  переводчики старались передать на  русском языке  все  тонкости
английской речи Мака.  Эти листы читали и перечитывали лучшие специалисты,
но толку было не слишком-то много. Работать с говорящей рыбой оказалось не
легче,  нежели с обыкновенной. Даже с кормом была целая история. В бассейн
выпустили килограммового судака. Мак забормотал:
     -- Большая рыба командир большая рыба...
     Поразмыслив,  решили,  что судак слишком велик для Мака.  Попробовали
другого судака разделать на кусочки --  снова неудача. Мак брезгливо отплыл
на другой конец бассейна и заявил:
     -- Лишены формы молчат почему молчат, -- и замолк сам.
     Биологи решили,  что  Мак  потребляет в  пищу  только живую рыбу,  но
маленькую. Это мнение подтвердилось -- привередливый Мак сказал, что мог бы
съесть маленькую рыбу.  Пришлось послать в  Свердловск машину с приказом --
перевернуть все рыбные магазины, но достать живую мелкую рыбу.
     Машина от  ворот была  возвращена Евграфом Семеновичем.  Он  пришел в
институт,  несмотря на выходной день,  и потребовал,  чтобы ученые взялись
наконец за ум.  Мелкой живой рыбы в продаже не бывает. Нужна мелкая рыба --
идите  с  удочками на  Нижние  Камни.  Затем  начальник караула  попытался
вызвать панику среди ученых;  дескать,  на рыбине висит мина,  и  он,  как
старый сапер,  эту мину чувствует.  Его осмеяли. Но Евграф Семенович занял
пост у забора и замахивался на всех прикладом винтовки:
     -- Не подходи!  Принесете рыбешку,  пропущу на минуту, а до тех пор не
шастайте... Приборы там стоят, и хватит. Жалуйтесь директору!
     Директор был занят, и на Евграфа Семеновича управы не нашлось. Так он
никого  и  не  пускал  к  бассейну,  пока  четверка молодых сотрудников не
принесла бидон с полудохлой плотвичкой.  Полтора десятка рыбешек выпустили
в  бассейн.   Наглый  судак  набросился  на  плотву,  предназначенную  для
говорящей рыбы.
     Мак заволновался:
     -- Командир, могу съесть рыбу, могу съесть маленькую рыбу.
     Оказалось,  что Мак даже не  ест без разрешения неведомого командира.
Правда, побормотав несколько минут, он смолк и очень сильно ударил хвостом
по  воде.  Биологи  стали  прорываться мимо  Евграфа  Семеновича --  старик
прислонился спиной к калитке. Неизвестно, что случилось бы дальше, так как
обе стороны распалились до предела, но Мак заговорил снова.
     -- Настиг  большую  рыбу  настиг  ударил,  --  записала магнитофоны.  --
Командир какие приказания могу съесть маленькую рыбу.
     -- Хозяйская рыбина!  --  с  удовольствием сказал  Евграф Семенович.  --
Распорядилась!  Во-он в щелочку смотри --  вон судак плавает кормой кверху.
Чужого не жри... Товарищи сотрудники, как же выходит? Она с вами беседует,
а вы и возразить не умеете?
     Получалось именно так.  Рыба говорила с  ними при помощи гидрофонного
устройства,  укрепленного у нее на спине.  Ученые думали,  что она услышит
такой же ультразвук, на котором говорит сама. Так мы привыкли думать. Ведь
животные звуками сообщаются со  своими сородичами,  и  то,  что  "говорит"
любой из них,  должны слышать и остальные. Зачем, например, кошке мяукать,
если  другие  кошки  не  могут  услышать  мяуканья?  Незачем,  конечно.  А
подводные разговоры Мака  не  были  адресованы к  другим  рыбам-мечам.  Он
говорил с человеком,  называя его "командиром".  И потому слышать мог одни
звуки, а сам издавал другие.
     До этой простой мысли биологи додумались только к середине дня: нужно
попробовать говорить с Маком  на  другой   п о л о с е   ч а с т о т.  Это
значит  вот  что.  Любой  слышимый  звук  издается каким-нибудь источником
звука:  горлом, радиоприемником, струной или падающей каплей. Казалось бы,
между  ними нет ничего общего,  а на самом деле есть.  Звук может издавать
только колеблющееся тело -- дрожащее,  если говорить не по-ученому.  Дрожат
голосовые связки в горле, дрожит струна на гитаре. И звучит только потому,
что дрожит.  Человеческое ухо может слышать звучание некоторых  предметов,
но не всех.  Предмет должен колебаться не реже шестнадцати раз в секунду и
не чаще тридцати трех тысяч раз в секунду.  Это  полоса  звуковых  частот.
Если  тело  колеблется  чаще,  то у него ультразвуковая частота колебаний.
Простым ухом таких колебаний не поймаешь,  нужны приборы,  умеющие слышать
ультразвук.  С их помощью можно слышать, как пищат летучие мыши и как рыбы
шумят в воде -- ведь рыбы,  киты и дельфины вовсе не  молчальники,  как  мы
думаем!  Они  говорят  по-своему,  как  и  все  животные.  Дельфины так же
шумливы, как, например, куры. Только дельфины и рыбы шумят в другой полосе
частот, нежели куры.
     Итак,  биологи решили попробовать говорить с  Маком на  другой полосе
ультразвуковых частот.  Несколько часов они возились у приборов, испытывая
все частоты,  какие могли. Рыба не отзывалась. Она монотонно говорила, что
может съесть маленькую рыбу. И вдруг... вдруг она начала спрашивать:
     -- Кто там шумит -- кто там шумит -- ктотамшумит...
     Слышит! Несомненно, Мак слышал, но понять ничего не мог. Еще часа два
биологи  говорили  в  ультразвуковой передатчик по-английски.  Говорили то
быстро,  то  медленно,  и  все  без  толка.  Мак  их  не  понимал,  однако
приободрился и  за  разговорами  съел  плотву,  всплывшую  на  поверхность
бассейна кверху  брюхом.  Вода-то  была  соленая в  бассейне...  В  общем,
голодная  смерть  рыбе  не  угрожала,  но  контакта  с  ней  установить не
удавалось.   Ученые  собрались  у  палаток,   устроили  совещание.  Решили
попробовать еще один хитрый способ,  которым пользуются радисты для важных
передач.  Способ этот хитрый,  но  несложный.  Предположим,  вам разрешили
работать на передатчике три минуты.  А вам надо говорить полчаса --  меньше
нельзя,  не уложитесь.  Как вы поступите?  Очень просто.  Заранее запишете
все,  что  хотите  сказать,  на  магнитофонную пленку.  Это  займет у  вас
полчаса.  Когда настанет ваша очередь работать на передатчике,  вы не сами
будете говорить,  а прокрутите пленку за три минуты,  то есть в десять раз
быстрее,  чем  она  записывалась.  С  приемника вашу трехминутную передачу
запишут снова на пленку.  Прокрутят ее теперь в десять раз медленнее,  чем
при записи, и получится ваша получасовая речь.
     Биологи подумали,  что неизвестный хозяин рыбы -- "командир" -- приучил
ее  слушать ускоренную речь.  Зачем?  Мог быть только один ответ,  сказали
радисты:  чтобы его не  могли подслушать,  чтобы другие гидрофоны не могли
понять его приказы...  Неизвестного "командира" все заочно считали великим
ученым.  Но зачем он зашифровал свои разговоры с рыбой -- это был тревожный
вопрос.
     В этот момент к палаткам пришел академик и приказал прекратить опыты.
Иначе они продолжались бы всю ночь и  завтрашний день.  Пока не открыли бы
секрет или не иссякли силы. Но академик сказал:
     -- До завтра,  товарищи,  --  и  пошел к бассейну посмотреть еще раз на
Мака.
     Евграф Семенович загородил ему дорогу.
     -- Простите старика, товарищ академик... Не ходили бы к рыбке. Однако,
у нее мина прикреплена к спине.
     -- Пойдемте вместе. Покажете.
     Он  внимательно выслушал объяснения бывшего сапера  --  почему коробка
похожа на мину. Объяснения были простые: что еще, кроме мины, являет собой
круглая коробка?  Радиоприемник?  Он в прямой коробке,  сзади. Нет, только
мина в круглой коробке...
     Академик не стал спорить.  Поблагодарил Евграфа Семеновича,  попросил
впредь никого к рыбе не подпускать и удалился.
     Других событий,  достойных упоминания, в городе не произошло за день.
Игорь и  Митя находились оба под домашним арестом,  хотя их родители и  не
сговаривались между собой.  Как  водится,  Митя разучивал новые фокусы,  а
Игорь затеял было усовершенствование передатчика,  но в  середине дня отец
велел ему бросить баловство и заняться делом --  чинить кровлю.  Полдня они
вдвоем  ползали  по  крыше  и  гремели  киянками --  деревянными молотками.
Квадратик знал,  что Яков Иванович известит его, когда приедет Катерина, и
потому  спокойно орудовал на  коньке  крыши,  лишь  поглядывая на  светлые
стекла нового города.
     Зато  в  понедельник утром Игорь с  Митей снова принялись "выкидывать
коники", по выражению Катиной бабушки. Оба не пошли в школу, увязавшись за
Гайдученками на аэродром.


        39. БЛАГОПОЛУЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

     Мальчики явились загодя,  наутюженные и  торжественные.  Они  ехали в
Свердловск  с  профессором  Гайдученко  --  это  первое.  Во-вторых,  не  в
пригородном поезде,  а в институтской машине, с лихим водителем Анатолием.
Но  главное,  они  ехали встречать Катю  Гайдученко,  они  были  в  центре
необыкновенных событий.
     Яков Иванович посмотрел на них и сказал;
     -- "Не каждый день мальчикам удается красить заборы".
     Надежда Сергеевна объяснила:
     -- Это из "Приключений Тома Сойера". Помните?
     -- Помним, по-омним! -- сказал Митя.
     Водитель подмигнул ему в зеркальце.
     По гладкому,  блестящему шоссе,  под мелким,  как пыль, дождем машина
мчалась к  Свердловску.  Взрослые волновались --  в Москве тоже испортилась
погода, и вылет самолета могли отменить.
     -- Смешно,  --  сказал Митя.  -- Научились перемещаться без самолетов, а
дождика пугаются!
     -- О перемещениях пока забудь,  Митенька.  Пока работа не закончена, о
ней говорить не полагается, -- сказал Яков Иванович.
     -- Да я вам только! -- взмолился Митя.
     -- Ой, Митрий... Смотри... -- сказал Игорь.
     Наконец  показался аэродром.  Большое здание  вокзала;  летное  поле,
уставленное самолетами. Гулко, со звоном, свистели моторы.
     Яков Иванович и  Надежда Сергеевна опустили стекло и пытались на глаз
определить -- принимает ли аэродром самолеты?
     -- Летают, летают! -- запищал Митя. -- Дверь открыта!
     Надежда Сергеевна с  улыбкой потрепала Митю по пухлой щеке.  Этого не
нужно было  делать --  Игорь покраснел вместе с  Митрием.  Катина мама была
похожа на киноактрису, так считала вся Дровня. У нее были золотые волосы и
очень красные губы.  В общем,  она была слишком красивая.  И нарядная. Она
пела на  вечерах самодеятельности трогательные песни и  обычно смотрела на
ребят туманно:  зелеными туманными глазами.  Квадратик,  со своей стороны,
предпочитал на нее смотреть поменьше, чтобы не краснеть.
     Они подъехали на машине прямо к залу ожидания. Впятером, если считать
водителя Анатолия.  Но у водителей такая работа --  всюду ездить. Бабушка в
последний момент осталась дома --  рассердилась, швырнула книжку и сказала,
что невелика Екатерина барыня.  Драть ее надо, а не встречать с оркестром.
Езжайте! Мы с Тарасиком и дома будем хороши...
     Игорь очень удивился бабушкиной простоте. От нее скрыли, оказывается,
что внучка перемещалась.  И она поверила,  будто Катя зайцем пробралась на
самолет и удрала в Москву!  Каждому мальчишке в Дровне было известно,  что
на самолет зайцем не проберешься. Самолет не поезд.
     -- Мама  в  Катьке  души  не  чает!  --  объяснила  Надежда  Сергеевна,
улыбаясь, как артистка в кино. -- Катька сама ей расскажет. Мама покричит и
простит ей все.
     Так они беседовали,  когда по радио объявили московский самолет.  Под
вывеску  "Выход  на   перрон"  прошли  носильщики.   Мальчишки  влезли  на
перекладину железного забора и  стали смотреть в яркую щель между горами и
низкими серыми тучами. Московские самолеты прилетали оттуда, с запада.
     На крыльце вокзала Надежда Сергеевна выговаривала Якову Ивановичу:
     -- Яков,  ты  ужасно  много  куришь.  Нельзя  же  так,  одну  папиросу
прикуривать от другой!
     -- М-м...
     -- Что ты волнуешься? Клава сказала -- Катька отлично выглядит.
     -- Клавдия в Москве, а я здесь...
     -- Она ее видела три часа назад!
     -- М-м... Видела... Хлопцы, летит! -- сказал Яков Иванович.
     Летит!  Самолетик,  подобно блестящей мушке,  проскользнул под тучи и
пошел отлого сваливаться к земле.  Стремительный,  с выгнутым хвостом,  он
прокатился по лугу --  и до вокзала донесся порывистый гул моторов. Самолет
завернул  и   пошел  прямо  на  мальчишек.   Митька  от  возбуждения  стал
пришлепывать губами.  Машина  грузно  качнулась,  занося хвост,  повернула
последний раз,  и моторы смолкли.  От вокзала поехала самоходная лестница,
приткнулась к круглому серебряному боку машины, а винты все еще крутились.
Словно они привыкли вертеться за длинную дорогу --  от самой столицы.  Пока
винты  не  остановятся,  двери  не  открывают,  не  то  пассажир  поглупее
непременно сунется под винт. Игорь это знал, а Яков Иванович, наверное, не
знал.  Он нервно бросил папиросу и стал закуривать другую, прижимая локтем
Катино  пальтишко.  Как  нарочно,  для  ее  приезда  испортилась погода  --
усиливался мелкий летучий дождик, и ветер был холодный...
     Но вот дверь самолета уехала внутрь,  мальчишки ринулись к лесенке. И
конечно,  первой на земле оказалась Катя! Бух! С четвертой ступеньки одним
прыжком --  и  прямо на  шею  Якову Ивановичу,  с  визгом и  разлетающимися
косичками.
     Квадратик моргнул и внезапно увел Митю за самолетный хвост.
     -- Пусть здороваются! -- сказал Квадратик.
     -- Пусть,  -- согласился Митя. -- Позовем Катьку сегодня на радиостанции
работать?
     -- Нет. Отец радиостанцию запер.
     -- Почему? -- Митя даже забыл о Катином приезде.
     -- Благодарность прислали из радиоклуба на имя брата Ростика,  который
в армии служит. Отец спросил почему. Я сказал, что работаю под его именем.
Он и запер, пока мне шестнадцать не исполнится.
     -- Соврать надо было! Ты, может, лучше шестнадцатилетнего работаешь!
     Игорь только вздохнул.  Он и сам считал закон несправедливым.  Почему
только с шестнадцати лет разрешают выходить в эфир? Несправедливо...
     -- Мальчики! -- закричали из-за самолета.
     И  примчалась Катя,  уже одетая в  пальто и  шапочку,  и торжественно
поздоровалась с ними за руку. Митя тут же обратил внимание на Катину новую
сумку --  такой шикарный клетчатый портфель в красную и оранжевую клетку, с
блестящим замочком и кожаной желтой ручкой.
     -- Мальчишки, -- сказала Катя, -- вы сердитесь? Я же не нарочно!
     Митя не обратил внимания на эти пустые речи --  смотрелся в зеркальный
замок и втягивал щеки.
     Игорь возразил:
     -- Почто нам сердиться? Пошли, родители дожидаются.
     Катя засмеялась,  совершенно счастливая.  Дома,  дома!  Все так же, и
даже папа явился встречать,  и Квадратик смешно окает, будто она никуда не
исчезала. Будто не было перемещений, подводной лодки, аэродрома Айдлуайд и
полета через Атлантику, и посадки в теплом Лондоне, в жарком Париже. Будто
не  было  Москвы,  Шереметьевского аэропорта и  зоологического магазина на
Ленинском проспекте...
     -- Митька,  --  вспомнила Катя,  -- я-то растрепа-забываха! Где сумка?..
Анатолий, здравствуйте!.. Папа, ну перестань курить на минуточку...
     Они погрузились в машину теперь уже вшестером.  Хлопнули дверцы,  как
отсалютовали Катиному приезду. Митя вернул Кате новый портфель, подаренный
московской тетей Кланей.
     -- А,  вот он где...  --  сказала Катя.  --  Садов, закрой глаза. Крепко
закрой, не подсматривай. Алле! Открой глаза.
     Из кожаных глубин портфеля появилась деревянная некрашеная коробка. С
круглыми дырочками...
     Митя отодвинул крышку и охнул:
     -- Панька... Ой, их там двое! Где взяла второго?
     -- В зоомагазине, Митька. По дороге на а-э-ро-дром! -- продекламировала
Катя.
     -- Спасибо тебе большое, Катя! -- с чувством поблагодарил Митя Садов. --
Какой вот из них Панька... одинаковые, как перышки.
     Катя быстро перевела разговор:
     -- А как баба Таня?  Сердится? Ой, неужели сегодня только понедельник?
Мам, а мам, бабушка очень сердится?
     -- Вы с  папой,  --  зловещим голосом начала мама,  --  вы с папой скоро
бабушку в гроб загоните...
     У  Якова Ивановича,  сидящего рядом с  шофером,  плечи полезли вверх.
Пришлось снова переводить разговор на другую тему.
     -- Пап,  мальчики!  --  принялась болтать Катя.  --  Знаете, кто меня до
Москвы довез?  Настоящий капитан первого ранга,  прямо --  морской волк,  с
золотыми погонами... Он сначала думал, что я -- псих!..
     Шофер Анатолий негодующе свистнул.
     -- Ну-у,  потом мы с ним подружились.  В большом самолете он мне песни
пел,  только не  морские.  Вот:  "Среди лесо-ов дремучих...  разбо-ойнички
и-идут. В сва-их руках мо-огу-у-чих това-рища несут..." -- пропела Катя.
     Отец съехидничал:
     -- Медведь на ушко наступил и даже не заметил.
     Катя,   обескураженная,   замолчала.  Она  думала:  все  накинутся  с
вопросами --  только  успевай рассказывать.  Ничего подобного...  Папа  как
уселся в  машину --  один  раз  всего  обернулся,  только поднимал плечи  и
смотрел на  дорогу.  Мама то  улыбалась,  то  вздыхала.  Игорь окаменел из
деликатности,  а  Митя занимался мышами Панькой и Манькой так упорно,  что
хотелось забрать их  назад.  Если  он  и  заподозрил подмену,  то  вида не
показывал.
     Катя  огорчалась напрасно.  Все  очень  переволновались из-за  нее  и
сейчас приходили в себя и отдыхали.  Взрослые, кроме того, предвидели, что
ее  рассказ займет не  один час,  и  собирались послушать его в  спокойной
обстановке.  Так,  им казалось,  вернее.  А на самом деле,  они молчали от
счастья  и   немного  от   огорчения.   Дочь   вернулась.   Дочь  пережила
необыкновенные приключения и опасности и вернулась --  это было счастье. Но
в  то же время все,  ею пережитое и увиденное,  было отделено от них,  как
забором отсечено.  Навсегда. Она сама, одна, выбиралась из опасностей, без
их  любящих,  сильных рук.  Своими слабыми руками,  своей  несмышленой еще
головой.  Вот  ее  не  было  двое  суток.  Это  время навсегда отделено от
детства, это уже  в з р о с л о е  время, и для родителей там нет места.
     Поэтому папа и мама Гайдученки молчали и думали о разных вещах,  а их
дочь храбро пробивалась через стену молчания.  У  поворота к новому городу
она пустила в ход основной козырь:
     -- Знаете, кого я видела? Говорящую рыбу! Мак ее зовут...
     Отец резко повернулся, а Квадратик повторил:
     -- Мак.
     -- Где ты видела? -- спросил Яков Иванович.
     -- На  "Голубом ките",  --  отвечала довольная Катя.  --  Это  подводная
лодка,  "Голубой кит".  Помнишь,  Игорь,  я рассказывала? Он еще назывался
раньше "Морской дракон".  Вот на нем и  была говорящая рыба,  а  после она
исчезла...
     Митя не знал ничего о  появлении Мака.  Игорь благоразумно промолчал.
Надежда Сергеевна произнесла предостерегающе:
     -- Яков...
     Но шофер Анатолий был простодушным человеком.  Он постучал пальцем по
зеркальцу.
     -- Вон,  Паша выруливает на  директорской,  тоже с  аэродрома.  Гостей
везет к вашей рыбке. Исчезла! В бассейне плавает рыбка!
     Митя едва не уронил коробку с мышами.
     А Катя негодующе вздернула нос и заявила:
     -- Я домой не поеду. Остановите машину, пожалуйста!
     Митя, совершенно сбитый с толку, смотрел на всю компанию.
     -- Куда же ты поедешь? -- спросил Яков Иванович.
     -- К Маку, в бассейн!
     -- Катька,  он в  институтском бассейне,  а  не в  городском.  Тебя не
пропустят в институт.
     -- С тобой пропустят. Домой я все равно не поеду.
     "С  дороги  надо  принять  душ.  После  перемещений  обязательно надо
показаться  врачу.  И  вообще  после  всех  приключений девочке  необходим
отдых",  -- думали родители. Но что поделаешь? Действительно, за этой рыбой
уже  прилетели специалисты с  Крымской биологической станции.  Уже заказан
самолет для перевозки рыбы. Может быть, ее увезут сегодня.
     -- Хорошо,  --  сказал Яков Иванович.  --  Толя, сворачивай к институту.
Покажем Мака этой скандалистке. И тебе, Митя, тоже. А затем сами покажемся
доктору Беленькому, дочь.
     "Это мы еще посмотрим", -- подумала Катя.


        40. ИГРУШКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

     Биологи засуетились у  бассейна с раннего утра.  Принесли специальный
приказ директора --  охране не  вмешиваться в  научную работу и  не  пугать
людей  разговорами о  мине.  С  торжеством расположившись вокруг бассейна,
биологи начали громкий спор с радистами.  Спорили,  какую команду записать
на пленку.  Наконец записали:  "Разрешаю съесть рыбу" --  и  начали крутить
магнитофон, постепенно увеличивая скорость.
     Опыт не  удался:  Мак  был слишком голоден и  поедал рыбу без особого
разрешения. При этом он ханжески гудел:
     -- Какие приказания, могу съесть маленькую рыбу.
     После каждой рыбешки Мак докладывал:
     -- Выполнено, -- и опять принимался за свое.
     Пришлось  скормить  ему  целое  ведро  плотвы  и  устроить  еще  одно
совещание.  Думали заново -- какую фразу записать, чтобы не вышло путаницы.
Допустим,  "высунуть меч из воды", произнести определенное слово. Но сытый
Мак решил по-своему. Он вдруг заявил:
     -- Я жуткий молодец могу повернуться командир какие приказания.
     Из  палаток  послышался громовой хохот  --  спорить стало  не  о  чем.
Записали на пленку два слова: "Мак, перевернись".
     Каверзный  Мак   спокойно  поводил   плавниками.   Репродуктор  гудел
размеренно и невыразительно:
     -- Кто там шумит кто там шумит.
     Иногда Мак жаловался на  недостаток кислорода --  пришлось подтащить к
бассейну шланг от сети сжатого воздуха. Только через час при десятикратной
скорости пленки рыба перевернулась и отрапортовала:
     -- Выполнено.
     Из палаток донеслось "Ура!"  и  другие торжествующие вопли.  Не успев
закрыть рты,  биологи заспорили --  какие  вопросы задавать дальше.  А  тем
временем один из ученых-радистов явился с новым расчетом, очень длинным, в
клеенчатой тетради.  Молодой ученый сидел  над  ним  всю  ночь.  Получался
интересный вывод  из  этого расчета.  Аппаратура,  установленная на  рыбе,
должна была принимать еще одну ультразвуковую частоту,  кроме основной, на
которой рыба слушала приказы.
     Тетрадь прочли внимательно.  Хороший оказался расчет,  красивый,  как
говорят   математики.   Радисты   настроили  гидрофоны  по-новому,   стали
потихоньку пробовать. Биологи пробежали, накрываясь плащами, к бассейну.
     Рыба  заметалась.  Она  крутила в  мелкой воде "восьмерку" --  ударяла
хвостом, судорожно поворачивала. Спинной плавник наклонялся при поворотах,
как маленький черный парус.
     -- Не  нахожу не  нахожу не нахожу...  --  быстро и  монотонно тарахтел
динамик.
     Что бы это значило?  Ведь никаких слов не передавали рыбе. Передавали
бессмысленное жужжание на новой частоте. А ну прикажем перевернуться!
     -- Мак, перевернись!
     -- Ненахожуненахожуненахожу... -- тарахтела рыба.
     Мина  ожила  в  своей  коробке.  Внутри круглого пластмассового чехла
щелкнул предохранитель.  Теперь достаточно было  резкого сигнала на  новой
частоте --  громкого слова,  например.  Мина  была  готова  к  взрыву.  Мак
чувствовал это и метался, разыскивая цель.
     Он должен найти,  настигнуть,  произнести слова донесения, тогда лишь
командир взрывает. А он еще не нашел цели.
     -- Командирненахожу --  ненахожу --  командирненахожу,  -- торопился Мак,
соединяя слова от волнения.
     Радист увеличил громкость и  наклонился к микрофону,  чтобы повторить
приказ.  Набрал  побольше воздуха в  грудь.  Биологи смотрели с  бетонного
барьера, как мечется рыба.
     Еще  секунда,  и  взрыв разнесет на  куски рыбу вместе с  бассейном и
любознательными биологами...
     -- Смотрите,  мастера!  Пропажа  нашлась!  --  звонко  прокричал чей-то
голос. -- Катюша приехала!
     Радист щелкнул выключателем.  Мак улегся на дно бассейна.  Вся группа
бросила работу --  к палаткам, поеживаясь под моросящим дождиком, подходили
Яков Иванович с дочерью и двое мальчишек.
     Не забывайте -- о Катиных злоключениях знали все. Волновались, строили
предположения,   ругали  беспечных  "проблематиков",  упустивших  лепесток
из-под контроля.  Какое торжество,  что девочка вернулась! Ее обступили со
всех сторон,  с шумом-гамом,  как школьники. Доктор Беленький, принимавший
участие в опытах, стал разгонять толпу, выкрикивая:
     -- Не утомляйте человека! Бесстыдники, уймитесь!
     Катя едва пробилась к бассейну, чтобы взглянуть на Мака.
     Большая  команда  собралась на  бетонном  барьере.  Человек  двадцать
ученых, техники-радисты, лаборанты стояли над бассейном, матовым от дождя,
и смотрели на побледневшую Катю. И на плавник рыбы, торчащий из воды.
     -- Уведите ребенка! -- прошептал доктор Якову Ивановичу.
     Действительно, на Кате лица не было. Она как-то сразу вспомнила синий
свет в аквариуме,  хрипящие слова:  "Нахожу и настигаю" -- и шуршание шагов
по фанере,  а кроме того,  падал моросящий дождь,  который всегда приводил
Катю в уныние.
     -- А как рыба разговаривает? -- волновался Митя.
     -- Сейчас продемонстрируем, -- откликнулись радисты.
     Кате, почетному гостю, подали микрофон на длинном проводе.
     И она вдруг сказала по-английски:
     -- Ты, чудо инженерной биологии!..
     И  Мак  рванулся вверх,  до  половины выскочив из  воды,  подняв тучу
мутных брызг, и в палатке хрипло зашелся динамик:
     -- Командир -- командир -- нет цели -- не нахожу -- командир...
     -- Ты молодец! Замолчи!
     Катя отдала микрофон и  сама потянула отца за  руку.  И  уже  сходя с
бетонной окантовки бассейна, вспомнила:
     -- У него мина. Коробка на спине. Видите?
     А бедняга Мак в восторге от привычной похвалы твердил свое:
     -- Командир-цель в море-командир... -- ходил кругами, чертя своим мечом
по стенкам. -- Командир -- не слышу -- вода хо...
     Все. Для  безопасности  радисты  выключили  систему  связи.  Завязали
рубильник  куском  провода.  Побежали  к  телефону  --  вызывать саперов из
соседней воинской части.
     Митя Садов со стуком захлопнул рот и изрек неожиданное:
     -- Вот так игрушки у взрослых!


        41. ЧТО БУДЕТ ПОТОМ

     Так  благополучно закончились Катины  приключения.  Доктор  Беленький
осмотрел ее  и  сказал,  что она "здорова,  как бык".  Потом Катя попала в
бабушкины руки, досыта наелась мыльной пены и стала чистой, как стеклянный
стакан.  Потом  она  заснула и  проспала до  сумерек,  до  синих  сумерек,
набежавших с синих уральских гор на улицы Дровни. Приключения кончились.
     Но Катины приключения --  только маленькая часть событий,  связанных с
ее перемещениями.  Катя вновь станет обыкновенной школьницей,  как раньше.
Будто приоткрылась дверь в  чужой дом и снова закрылась.  А как же другие?
Что будет с экипажем "Голубого кита" -- простят ему бунт или капитан Солана
всех перехитрит?  Что будет с лабораторией Соланы --  сотней говорящих рыб,
приученных носить мины?  Как будет дальше с перемещениями?  Ведь не только
на  Земле  будут  устраивать перемещения.  Пройдет немного времени,  и  на
желтую  лунную  пыль,  и  на  красные  пески  Марса  опустятся  люди.  Они
обнимутся,  хлопая друг друга по гулким космическим доспехам,  а  антенны,
деловито гудя, перебросят к ним с Земли вездеходы на широких пластмассовых
гусеницах, и запасы воды, пищи и воздуха, и складные домики. Так будет. Но
Катя об этом еще не догадывается.
     В этот момент, когда сумерки залили синькой прямоугольники окон, Катя
вдруг  вспоминает:   ба,  сегодня  понедельник!  Дора  Абрамовна  принесла
контрольные по физике... И она сползает с дивана, сует ноги в башмаки и на
ходу снимает пальто с  вешалки.  У Доры Абрамовны сегодня уроки в вечерней
школе рабочей молодежи, еще можно ее застать.
     Бабушка Таня,  занятая парадным ужином,  ничего не слышит --  на кухне
скворчат сковородки и жадно мяукает котенок.


     -- С приездом, лягушка-путешественница!
     -- Спасибо, Дора Абрамовна.
     Молчание.
     -- Вы хотели со мной говорить, Катюша?
     -- Дора Абрамовна, пожалуйста, называйте меня на "ты".
     -- Хорошо. Вот твоя контрольная работа.
     Косой  прочерк  красными  чернилами,   единица  и  подпись:   "Д.  А.
Салтанова".
     -- Что ж, это правильно... -- Катя складывает листок.
     -- Хорошо, что ты понимаешь, Катюша...
     Катя идет домой по вечерним улицам. И думает, что Дора Абрамовна, как
всегда, все понимает. Она ведь работает в институте и знает о перемещениях
-- другой учитель не удержался бы, дал Кате поблажку после всего, что с ней
было. А Дора поставила единицу. Понимает!
     Навстречу проходит  охотник  с  ружьем  и  собакой,  и  Катины  мысли
поворачивают в сторону.  На майские праздники они с Игорем и Митей устроят
поход в тайгу. А завтра Игорь придет в гости после школы и принесет книжки
о батискафах и подводных лодках.  Зачем все-таки полы на  подводной  лодке
были  выложены красными кирпичами?  Может,  капитан заранее приготовился к
бунту и собирался вязать эти кирпичины бунтарям на  шеи?  Чтобы  топить  в
море.  Хорошо  бы  написать  Бену  Ферри  и  Дювивье  и  заодно спросить о
кирпичах... Интересно, знает ли бабушка, что она удрала в школу?
     Она  теперь не  такая,  как прежде.  Это ясно не  только ей  --  отцу,
бабушке Тане, и конечно Доре Абрамовне. Она изменилась, а люди кругом нет.
Ведь она путешествовала всего сорок два часа.  Ну что изменилось в  городе
за  сорок два  часа?  Пыль  и  прошлогодние листья вымели с  улиц.  Залили
битумом трещины на тротуаре. Покрасили оконные рамы в булочной.
     Только и всего, казалось бы...
     Но уже поднимаясь по лестнице, Катя схватывает одну странную мысль из
многих мыслей, разбегающихся, как мышата.
     Вот  зачем  люди  моют,  чистят,  убирают.  Вставляют  стекла  взамен
выбитых, красят стены, замазывают шпаклевкой царапины на партах. Не только
для  чистоты,  не  только от  микробов.  Чтобы,  вернувшись после  долгого
отсутствия, человек оглянулся и увидел -- все как было. Все сохранено. И он
наконец-то дома.


        42. ПОСЛЕСЛОВИЕ О КИРПИЧАХ

     Поставив последнюю точку, я и сам подумал о кирпичах. Катя Гайдученко
непременно узнает,  зачем  они  лежали  на  палубах (на  корабле все  полы
называют палубами).  А  читатель закроет книжку  с  обидой  --  из  простых
кирпичей целую тайну устраивают!
     Нет никакой тайны.  Берут их  на атомные подводные лодки,  чтобы,  не
всплывая, выкидывать в море кухонные остатки. Картофельные очистки всякие,
хлебные корки. Отбросы завязывают в мешки вместе с грузом -- кирпичинами, --
иначе они всплывут и покажут надводным кораблям место подводной лодки. Для
долгого подводного плавания приходится брать несколько тысяч штук кирпичей
и устилать ими свободные палубы. Вот и все.

__________________________________________________________________________

     Мирер Александр Исаакович
          М 63.  Субмарина "Голубой кит":  Повесть. -- М.: Дет. лит., 1968.
     (Для среднего возраста)
          Тираж 100 000 экз. ТП 1968. А 05756
     Рисунки Е. Б а ч у р и н а
     Ответственный редактор Н. М. Б е р к о в а
     Художественный редактор Л. Д. Б и р ю к о в
     Технический редактор Т. В. П е р ц е в а
     Корректоры Э. Н. С и з о в а  и  К. П. Т я г е л ь с к а я

__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 08.08.2001
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/


        Иллюстрации
<img src=subm001.jpg>subm001.jpg</a>

<img src=subm004.gif>subm004.gif</a>

<img src=subm005.gif>subm005.gif</a>

<img src=subm011.gif>subm011.gif</a>

<img src=subm021.gif>subm021.gif</a>

<img src=subm022.gif>subm022.gif</a>

<img src=subm041.gif>subm041.gif</a>

<img src=subm042.gif>subm042.gif</a>

<img src=subm051.gif>subm051.gif</a>

<img src=subm052.gif>subm052.gif</a>

<img src=subm071.gif>subm071.gif</a>

<img src=subm072.gif>subm072.gif</a>

<img src=subm101.gif>subm101.gif</a>

<img src=subm102.gif>subm102.gif</a>

<img src=subm111.gif>subm111.gif</a>

<img src=subm112.gif>subm112.gif</a>

<img src=subm131.gif>subm131.gif</a>

<img src=subm132.gif>subm132.gif</a>

<img src=subm133.gif>subm133.gif</a>

<img src=subm134.gif>subm134.gif</a>

<img src=subm151.gif>subm151.gif</a>

<img src=subm152.gif>subm152.gif</a>

<img src=subm153.gif>subm153.gif</a>

<img src=subm161.gif>subm161.gif</a>

<img src=subm162.gif>subm162.gif</a>

<img src=subm163.gif>subm163.gif</a>

<img src=subm164.gif>subm164.gif</a>

<img src=subm165.gif>subm165.gif</a>

<img src=subm171.gif>subm171.gif</a>

<img src=subm201.gif>subm201.gif</a>

<img src=subm202.gif>subm202.gif</a>

<img src=subm251.gif>subm251.gif</a>

<img src=subm311.gif>subm311.gif</a>

<img src=subm321.gif>subm321.gif</a>

<img src=subm331.gif>subm331.gif</a>

<img src=subm341.gif>subm341.gif</a>

<img src=subm342.gif>subm342.gif</a>

<img src=subm411.gif>subm411.gif</a>