онадобилось много времени, чтобы обнаружить, что мистер Ромилли, при всей его доброте, мало что знал о находящихся на его попечении животных. Большинство террариумов были обставлены вовсе без учета привычек их обитателей, то же можно было сказать и про аквариумы. Кроме того, мистер Ромилли исходил из теории, согласно которой можно пичкать животное одним и тем же кормом, покуда оно его принимает. И я решил заняться как украшением сосудов, так и кормлением наших питомцев, внести разнообразие в их рацион. Разумеется, я понимал, что следует действовать осторожно, ибо мистер Ромилли был человек консервативных привычек. - Вам не кажется, мистер Ромилли, - спросил я в один прекрасный день, - что рептилиям и земноводным хотелось бы отведать что-нибудь другое, кроме мучных червей? - Что-нибудь другое? - Глаза мистера Ромилли расширились. - Что именно? - Ну, как насчет мокриц? Я всегда кормил своих рептилий мокрицами. - Вы уверены? - спросил мистер Ромилли. - Совершенно уверен. - Это не повредит им? - тревожно осведомился он. - Нисколько, - ответил я. - Они обожают мокриц. Все-таки какое-то разнообразие. - Но где мы их возьмем? - уныло справился мистер Ромилли. - Думаю, в парках их сколько угодно, - сказал я. - Я схожу как-нибудь, посмотрю? - Ладно, - неохотно согласился мистер Ромилли. - Если вы твердо уверены, что это им не повредит. В один из ближайших дней я отправился в парк и наполнил большую жестяную банку мокрицами, которых поселил в ящике с прелыми листьями в подвале, и, когда мне казалось, что лягушкам, жабам и ящерицам начинают приедаться мучные черви, я подсыпал им хрущаков, а пресытятся хрущаками - получайте мокриц. Первое время мистер Ромилли заглядывал в террариумы с испугом на лице, словно опасался, что увидит сплошь мертвые тела рептилий и амфибий. Когда же он убедился, что лягушки не только тучнеют от новой смеси, но и начали квакать, его восторгу не было предела. Моя следующая скромная попытка изменить царящие порядки касалась двух крупных незлобивых мавританских жаб из Северной Африки. Дело в том, что мистер Ромилли представлял себе всю Северную Африку как безбрежную пустыню, где круглые сутки светит солнце и температура воздуха не опускается ниже девяноста градусов в тени, если тень вообще существует. А потому он заточил несчастных жаб в стеклянном террариуме, над которым подвесил две яркие электрические лампочки. Бедняжки сидели на гладком белом песке, и не было там ни одного камня, позволяющего укрыться от резкого света. Целый день температура воздуха в террариуме держалась около сорока градусов и опускалась только ночью, когда мы выключали электричество. В итоге глаза жаб помутнели, как будто в них образовалась катаракта, кожа высохла и шелушилась, лапки снизу были воспалены. Понимая, что дерзновенное предложение пересадить жаб в другой террариум, с клочками влажного мха, повергнет мистера Ромилли в ужас, я скрытно принял некоторые меры, чтобы скрасить существование несчастных земноводных. Для начала стащил на маминой кухне немного оливкового масла и, когда мистер Ромилли удалялся на обеденный перерыв, смазывал кожу жабам. Она сразу стала меньше шелушиться. Затем я сходил в аптеку за мазью, удивив фармацевта объяснением, для чего она предназначена, и обработал ею лапки мавританок. И это отчасти помогло. Обзаводясь глазной мазью, какой обычно пользуют собак, я проверил ее на жабах с отменным результатом. Кроме того, каждый раз, когда мистер Ромилли уходил обедать, я освежал жаб теплым душем, чему они явно были рады. Сидят, глотая воздух и благодушно мигая глазами, и стоило мне чуть отодвинуть леечку, как они ползли следом, чтобы попасть под струйки. Когда же я положил в террариум изрядный клок мха, обе поспешили укрыться под ним. - Ой, посмотрите, мистер Ромилли! - старательно изобразил я удивление. - Я случайно положил мох в террариум к жабам, и похоже, им это понравилось. - Мох? - сказал мистер Ромилли. - Мох? Но ведь они обитают в пустыне. - Насколько я понимаю, - ответил я, - и в пустынях кое-где есть немного растительности. - Я думал, там сплошной песок, - заметил мистер Ромилли. - Сплошной песок. Сколько хватает глаз. - Да нет, э-э... Растут же там небольшие кактусы и все такое прочее, - робко возразил я. - Во всяком случае, жабы как будто довольны, верно? - Без сомнения, - согласился мистер Ромилли. - По-вашему, стоит оставить им мох? - Ага, - ответил я. - Может, добавить еще немного? - Вряд ли это им повредит. Хотя, - тревожно добавил он, - не может случиться так, что они станут его есть и подавятся? - Не думаю, - заверил я его. С той поры мои симпатичные жабы располагали мхом, под которым могли укрыться, больше того - они могли сидеть на подстилке из мха, и вскоре лапки их совершенно зажили. А я тем временем сосредоточил свое внимание на рыбках. Как ни любили они ручейников, мне казалось, что их диету тоже следует разнообразить. - Как вы считаете, - пустил я пробный шар, обращаясь к мистеру Ромилли, - что, если мы попробуем кормить рыбок дафниями? Напомню: дафнии - крохотные водяные блошки; мы получали их из хозяйства, которое снабжало наш зоомагазин водорослями, улитками, пресноводными рыбками и прочим товаром, и продавали в маленьких баночках аквариумистам. - Дафниями? - молвил мистер Ромилли. - Кормить рыбок дафниями? Разве они станут есть дафнии? - Но если не станут, почему же мы продаем их людям, чтобы кормили своих рыбок? - осведомился я. Логика сего замечания произвела сильнейшее впечатление на мистера Ромилли. - Знаешь, ты прав, - сказал он. - Ты прав. У нас в подвале еще остался небольшой запас. Завтра прибудет новая партия. Попробуй, посмотрим, что получится. Я вылил по столовой ложке в каждый аквариум, и рыбки набросились на дафний так же жадно, как лягушки и жабы на мокриц. Дальше у меня было задумано получше украсить наши террариумы и аквариумы, но тут требовалось действовать крайне осторожно, ибо этим делом мистер Ромилли занимался самолично и единолично. И не столько потому, сдается мне, что ему это нравилось, - просто как глава фирмы он почитал это своим долгом. - Мистер Ромилли, - обратился я к нему однажды, - у меня сейчас все дела сделаны, и в лавке нет покупателей. Разрешите мне декорировать какой-нибудь из аквариумов? Мне очень нравится, как вы это делаете, и хотелось поучиться у вас. - Ну-ну, - зарделся мистер Ромилли, - ну-ну... Я не сказал бы, что у меня это так уж хорошо получается... - О, по-моему, вы делаете это великолепно, - не унимался я. - И мне хотелось бы поучиться. - Ну ладно, - согласился мистер Ромилли. - Возьми какой-нибудь поменьше. А я буду тебе кое-что подсказывать. Так, посмотрим... посмотрим... Ага, вон тот аквариум с моллиенезиями. Его не мешает почистить. Значит, попробуй перенести рыбок в запасной аквариум, потом опорожни его и хорошенько почисти, чтобы мы могли начать, как говорится, с азов. Идет? Вооружившись маленьким сачком, я перенес маленьких, блестящих, как оливки, черных молли в запасной аквариум, затем опорожнил и почистил их старую обитель, после чего подозвал мистера Ромилли. - А теперь, - начал он, - положи на дно песок и... гм... два-три камня и посади, пожалуй, э... кустик валлиснерии в том углу, идет? - А можно, я попробую действовать сам? - спросил я. - Мне... мне кажется, так я скорей научусь. А когда я закончу, вы проверите и скажете, что сделано не так. - Прекрасная мысль, - заключил мистер Ромилли и побрел к своему кассовому аппарату, оставив меня в покое. Аквариум был совсем маленький, но я основательно потрудился. Прочертил в песке борозды, так что получились высокие серебристые гряды. Соорудил небольшие горки. Посадил кустики валлиснерии так, чтобы молли могли ходить стайками между ними. Потом осторожно налил воду и, когда она достигла нужной температуры, вернул в аквариум рыбок и позвал мистера Ромилли, чтобы он оценил мои труды. - Ух ты! - воскликнул он. - Ух ты! Он посмотрел на меня, и можно было подумать, что он огорчен моим успехом. Как бы тут не попасть впросак! - Вам... вам нравится? - спросил я. - Это... это замечательно! Замечательно! Как только тебе это... как тебе удалось? - Мне удалось, потому что я смотрел, как вы работаете, мистер Ромилли. Без ваших уроков у меня ничего не вышло бы. - Ну-ну. Ну-ну, - снова зарделся мистер Ромилли. - Однако я вижу, что ты кое-что и сам придумал. - Все это - идеи, которые я почерпнул, наблюдая за вами, мистер Ромилли, - сказал я. - Гм... Весьма похвально. Весьма похвально, - отозвался мистер Ромилли. На другой день он спросил, не возьмусь ли я декорировать еще один аквариум, и я понял, что одержал маленькую победу, не задев его чувства. Но больше всего мне хотелось заняться огромным аквариумом, украшавшим нашу витрину. Длиной около полутора метров и глубиной три четверти метра, он служил обителью обширной коллекции различных ярко окрашенных рыбок. Однако я понимал, что есть границы, которые еще рано преступать. А потому я продолжал работать с малыми аквариумами и, когда мистер Ромилли свыкся с этими проявлениями моей инициативы, заикнулся наконец о нашем парадном аквариуме. - Позвольте мне попробовать сделать что-нибудь с ним, мистер Ромилли? - спросил я. - Что? Ты про нашу витрину? - Ну да. Все равно его... надо бы... надо уже почистить. Вот я и подумал, может быть, попробовать по-новому его декорировать. - Прямо не знаю... - задумчиво произнес мистер Ромилли. - Не знаю. Сам понимаешь, это важнейший, центральный элемент витрины. Именно он привлекает к нам покупателей. Мистер Ромилли был совершенно прав, однако покупателей привлекали пестрые стайки разноцветных рыбок, а не попытки декорировать аквариум, придававшие ему сходство с изрытой пустошью. - Я только попробую, ладно? - не сдавался я. - Если не получится, сделаю, как было раньше. Я готов... готов потратить на это половину рабочего дня. - Ну что ты, зачем же, - взволнованно произнес мистер Ромилли. - С какой это стати тебе все дни проводить в стенах магазина. Молодой парень... тебе необходимо пройтись, подышать свежим воздухом... Ладно, согласен, попробуй, и поглядим, что получится. В половину дня я не уложился, поскольку приходилось отвлекаться на покупателей, которые приходили за трубочниками, или дафниями, или квакшами для своего садового пруда. Над большим аквариумом я трудился с усердием, достойным всяческого подражания. Соорудил песчаные дюны и красивые горки из гранита. В ложбинах между гранитными горками посадил валлиснерию и другие, более нежные растения. На поверхности воды разместил крохотные белые цветки, напоминающие миниатюрные кувшинки. Песком и камешками замаскировал довольно уродливые с виду подогреватель, аэратор и термостат. Завершив эти работы и возвратив в аквариум ярко-красных меченосцев, глянцевитых черных молли, серебристых топориков и будто светящихся неоновых рыбок, я отступил на несколько шагов, созерцая свое творение, и сам восхитился своими талантами. Мистер Ромилли пришел в восторг, чему я, понятно, был очень рад. - Великолепно! Изящно! - воскликнул он. - Просто изящно! - Ну вы же знаете поговорку, - сказал я, - у хорошего учителя и ученик хороший. - Ладно, ладно льстить мне. - Он шутя погрозил мне пальцем. - Это тот самый случай, когда ученик превзошел учителя. С той поры мне было позволено декорировать все аквариумы и террариумы. Подозреваю, что в душе мистер Ромилли был только рад освобождению от необходимости проявлять в столь утомительном деле свое полное отсутствие изысканного вкуса. После одного-двух экспериментов - где лучше проводить обеденный перерыв - я остановился на маленьком кафе поблизости от зоомагазина. Здесь я приметил добрую официантку, которую нехитрой лестью склонил подавать мне повышенную норму сосисок с картофельным пюре и предупреждать о смертельной опасности, исходящей от обозначенной в меню тушеной баранины с луком и картофелем. Однажды, направляясь в это кафе, я обнаружил, что кратчайший путь туда пролегает через узкий переулок между большими магазинами и высокими жилыми домами. Переулок был вымощен булыжником, и, входя в него, я чувствовал себя так, словно меня перенесли во времена диккенсовского Лондона. Часть переулка окаймляли деревья, а дальше располагались крохотные лавки. Одна из них, обитель Генри Белоу, свидетельствовала, что наш зоомагазин - не единственный в округе. За грязным окном размером два на два метра витрина уходила вглубь примерно на полметра и была заполнена маленькими квадратными клетками, в каждой из которых содержались одна-две птички - зяблики, зеленушки, коноплянки, канарейки, волнистые попугайчики. Пол внизу был покрыт толстым слоем шелухи и помета, но сами клетки блистали чистотой, и внутри их зеленели веточки крестовника или латука, а снаружи была прикреплена белая бумажка с кривыми буквами: "ПРОДАНО". За стеклянной дверью висела желтая кружевная занавеска, а между ней и стеклом готические буквы на куске картона вежливо приглашали покупателя входить. Обратная сторона, как мне предстояло убедиться, так же учтиво извещала, что магазин закрыт. За все дни, что я топал по булыжнику, спеша проглотить свои сосиски с картофельным пюре, ни разу не видел, чтобы в эту лавку входили или ее покидали покупатели. Она производила совершенно безжизненное впечатление, если не считать птичек в витрине, которые иногда вяло перепрыгивали с жердочки на жердочку. Шли недели, и я никак не мог взять в толк, почему покупатели не уносят проданных пернатых. Не могли же все новые владельцы трех десятков отобранных пичуг одновременно отказаться от покупки? И даже если так вдруг случилось, почему не убраны бумажки с надписью "ПРОДАНО"? Ограниченное время обеденного перерыва не позволяло мне углубиться в раскрытие этой тайны. И все же случай представился в один прекрасный день, когда мистер Ромилли, который порхал по магазину, напевая "Я маленькая пчелка", спустился в подвал и вдруг издал тонким голосом крик, выражающий предельный ужас. - В чем дело, мистер Ромилли? - осторожно справился я. Мистер Ромилли показался внизу, держась руками за голову, лицо его выражало предельное отчаяние. - Какой же я глупец! - причитал он. - Какой глупец, глупец, глупец! Видя, что речь идет не о каком-то моем прегрешении, я воспрянул духом. - Что случилось? - спросил я заботливо. - Ручейники и дафнии! - произнес он трагическим тоном, снимая очки и принимаясь лихорадочно протирать стекла. - Наши запасы кончились? - Да, - возвестил мистер Ромилли замогильным голосом. - Какой же я тупица! Такая небрежность! Такая непростительная нерадивость! Меня мало выгнать отсюда, я глупейший из смертных... - Разве нельзя закупить еще? - попытался я остановить это самобичевание. - Но то хозяйство всегда снабжает меня! - воскликнул мистер Ромилли, словно мне это не было давно известно. - Хозяйство снабжает меня, когда я делаю заказ в конце недели. А тут я, последний идиот, забыл про это. - Но разве нельзя закупить еще где-нибудь еще? - спросил я. - А все наши гуппии, и меченосцы, и черные молли ждут не дождутся своей порции ручейников, - продолжал мистер Ромилли, доводя себя до исступления. - Они так их любят. Как я могу смотреть на эти маленькие ротики, тыкающиеся в стекло? Как могу уйти на обед, зная, что бедные рыбки... - Мистер Ромилли, - решительно перебил я его, - можем мы приобрести ручейников где-нибудь еще, кроме того хозяйства? - А? - уставился он на меня. - Кроме хозяйства? Но они всегда снабжают меня... Постой. Кажется, я тебя понял. Ну да... Он тяжело поднялся по деревянным ступенькам, вытирая лоб, и возник передо мной, словно единственный уцелевший после обвала в шахте. Обвел трагическим, отсутствующим взглядом наш интерьер. - Но где? - сказал он наконец с отчаянием в голосе. - Где? - Ну, - проявил я инициативу, - как насчет Белоу? - Белоу? Белоу ничего не смыслит в делах. Он торгует птицами. Откуда у него быть ручейникам? - И все-таки стоит попробовать, - настаивал я. - Давайте я схожу и узнаю. Мистер Ромилли поразмыслил. - Хорошо, - произнес он наконец, отрывая взгляд от укоризненно смотрящих на него рыбьих верениц. - Возьми в кассе десять шиллингов и постарайся не задерживаться слишком долго. Он вручил мне ключ от кассы и сел, угрюмо созерцая блеск своих начищенных ботинок. Я достал в кассе десятишиллинговую ассигнацию, написал на бумажке: "Взято 10 шиллингов на ручейников", положил ее в кассу, запер и сунул ключ в вялую пятерню мистера Ромилли. Миг - и я уже на улице, протискиваюсь через толпы глазеющих на витрины прохожих, сопровождаемый грохотом огромных красных автобусов, за которыми вьются стайки легковых машин. Наконец сворачиваю в заветный переулочек и оказываюсь в царстве мира и покоя. Рев автобусов, топот ног, визг тормозов, гудки клаксонов сливаются в сплошной приглушенный гул, чем-то похожий на ласкающий слух рокот далекого прибоя. Слева от меня - черная от копоти глухая стена, справа - чугунная ограда перед клочком земли на подступах к местной церкви, где некий достойный человек посадил платаны. Деревья протянули ветви над оградой, осенив проулок зеленью листвы, а по крапчатым их стволам тяжело карабкаются, горбатясь, гусеницы, устремленные к цели, неведомой им самим. Там, где кончалась посадка, начинались лавки, числом шесть, все крохотные и все отнюдь не преуспевающие. Вот "Клитемнестра", салон модной женской одежды, с довольно экстраординарной достопримечательностью на витрине - мехом пушистого зверька, чьи стеклянные глаза и зажатый зубами хвост заставили бы сжаться сердце всякого противника живодерства. Дальше - кафе "Пикси", легкие ленчи, закуски, чай, а подкрепившись, можно было зайти в "Табачную лавку" А.Уолита, чья витрина сплошь была заполнена рекламой сигарет и трубок; почетное место занимала реклама самых дешевых сигарет. Быстро шагая дальше, я миновал контору агента по продаже недвижимости Вильяма Дровера, с красующимися за стеклом блеклыми фотографиями заманчивых жилых строений, затем - сумрачную витрину господ М. и Р. Драмлин, водопроводчиков, с несколько неожиданным, скупым оформлением - одиноким розовым унитазом. И замыкала сей торговый ряд дверь с простой, немудрящей выцветшей вывеской: "Генри Белоу. Птицевод". "Наконец-то, - сказал я себе, - я могу войти в эту лавку и хотя бы раскрыть тайну проданных птичек". Однако тут произошло нечто неожиданное. Высокая костлявая женщина в грубошерстном костюме и увенчанной пером потешной тирольской шляпе решительно прошагала к двери с картонкой, на которой было написано: "Прошу", взялась за ручку и под мелодичный звон колокольчика вошла в лавку, опередив меня на какое-то мгновение. Я опешил. На моих глазах впервые одна из лавок в этом переулке удостоилась посещения покупателя. Тут же, горя желанием увидеть, что будет дальше, я рванулся следом за этой женщиной и очутился внутри раньше, чем успела захлопнуться дверь. В лавке царил полумрак, и мы с покупательницей в тирольской шляпе уподобились мотылькам, застрявшим в пыльной паутине. Казалось, мелодичный колокольчик должен был тотчас вызвать из недр лавки услужливого продавца. Однако царила полная тишина, нарушаемая только слабым щебетом пичуг в витрине да шорохом крыльев приютившегося в углу какаду. Хорошенько взъерошив перья (звук был такой, точно кто-то встряхивал неглаженую после стирки простыню), попугай наклонил голову набок и мягко произнес безразличным тоном: "Хэлло, хэл-ло, хэлло". Мы ждали, и короткое ожидание показалось нам вечностью. По мере того как мои глаза свыкались с полумраком, я рассмотрел маленький прилавок и за ним - полки с птичьим кормом и другими вещами, потребными для птицеводства, а перед прилавком стояли на полу большие мешки с коноплей, просом и рапсом. На одном из мешков восседала, торопливо уписывая семена, белая мышка, чем-то похожая на нервно покусывающего соломинку участника званой вечеринки. Я уже подумывал о том, чтобы открыть дверь, чтобы снова зазвенел колокольчик, когда в глубине лавки распахнулась другая дверь и в нашу сторону важно направился, виляя хвостом, почтенного возраста большой охотничий пес, сопровождаемый, как я понял. Генри Белоу, высоким тучным мужчиной с седой кудрявой шевелюрой и густыми колючими усами, напоминающими куст можжевельника, в котором могла удобно обосноваться целая стайка птиц. Из-под косматых бровей сквозь очки в золотой оправе на нас смотрели синие, как барвинок, маленькие яркие глаза. Он двигался с тяжеловесной медлительностью, словно ленивый тюлень; подойдя к нам, приветственно наклонил голову. - Мадам, - сказал он, и в его произношении угадывался уроженец юго-западной части Англии, - мадам, к вашим услугам. Женщина в тирольской шляпе явно была слегка озадачена столь торжественным обращением. - О, э-э... добрый день, - произнесла она. - Чем могу служить? - осведомился мистер Белоу. - Понимаете, вообще-то мне нужен ваш совет, - объяснила она. - Э-э... Дело в том, что моему юному племяннику исполняется четырнадцать лет, и я хотела бы купить ему птичку ко дню рождения... Он обожает птиц. - Птицу, - сказал мистер Белоу. - Птицу. И какую именно птицу, какой вид вы подразумеваете, мадам? - Ну, я, э-э... даже не знаю, - ответила женщина в тирольской шляпе. - Как насчет канарейки? - В это время года я не стал бы связываться с канарейками. - Мистер Белоу скорбно покачал головой. - Не стал бы связываться сам и поступил бы нечестно, мадам, если бы продал вам канарейку. - Почему же именно в это время года? - озабоченно осведомилась покупательница. - Сейчас самое скверное время для канареек, - сказал мистер Белоу. - Понимаете, опасно для бронхов. - О, - молвила леди в тирольской шляпе. - Ну, а что вы скажете о волнистом попугайчике? - Простите, мадам, но опять же не советую. Очень уж сейчас распространился пситтакоз. - Что распространилось? - Пситтакоз, мадам. Так называемая попугайная болезнь. Большинство попугайчиков болеют в это время года. Дело в том, что она смертельно опасна для людей. На днях сюда приходил инспектор из Министерства здравоохранения, проверял моих волнистых. Предупредил, что они могут вот-вот заболеть, а потому мне следует воздержаться от продажи. - Хорошо, что же вы тогда мне порекомендуете? -с отчаянием в голосе осведомилась дама. - По правде говоря, мадам, сейчас самое неудачное время года для покупки птиц, - ответил мистер Белоу. - Понимаете, у них как раз идет линька. - Стало быть, вы не советуете мне покупать птичку? А как насчет чего-нибудь другого... скажем, белой мышки? - Боюсь, мадам, вам придется обратиться в какой-нибудь другой магазин, -сказал мистер Белоу. -К сожалению, я не торгую такими животными. - О, - произнесла незадачливая покупательница. - О... Что ж, попробую обратиться в универмаг "Харродз". - Прекрасный торговый центр, мадам, - отозвался мистер Белоу. - Замечательный. Уверен, что там смогут удовлетворить ваши пожелания. - Ладно, большое спасибо. Вы очень любезны, - сказала она и покинула лавку. Когда дверь закрылась, мистер Белоу повернулся ко мне. - Добрый день, - поздоровался я. - Добрый день, сэр, - ответил он. - Чем я могу быть полезен вам? - Понимаете, дело в том, что я пришел узнать, нет ли у вас ручейников. Я работаю в "Аквариуме", и у нас кончились ручейники. - Вы сказали - в "Аквариуме"? У коллеги Ромилли? - Совершенно верно, - сказал я. - Понятно. И почему вы решили, что у меня могут быть ручейники? Я ведь торгую птицами. - Мистер Ромилли так и сказал, но я подумал: вдруг у вас все-таки найдутся ручейники - и решил зайти и спросить. - Что ж, и вы, представьте себе, не ошиблись, - ответил мистер Бедоу. - Пойдемте со мной. Через заднюю дверь мы вошли в маленькую, неряшливую, но довольно уютную гостиную. Состояние обивки дивана и кресла красноречиво свидетельствовало, что пес любит отдыхать на них не меньше, чем хозяин. Продолжая идти следом за мистером Белоу, я очутился на мощеном дворике, осененном ветвями кладбищенских платанов, и увидел маленький пруд, в который сочилась вода из крана; посреди пруда на каменной горке стоял гипсовый купидон. В воде сновали полчища золотых рыбок, а у дальнего конца пруда стояла большущая банка из-под варенья с клубком ручейников внутри. Взяв другую, пустую банку, мистер Белоу переправил в нее часть этого клубка и вручил мне. - Вы очень добры, - сказал я. - Сколько я вам должен? - О, не вздумай платить, - ответил мистер Белоу. - Платить вовсе не надо, прими это как подарок. - Но... но это очень дорогой подарок, -озадаченно возразил я. - Ничего, прими от меня этот подарок, - настаивал он. Вместе мы возвратились в лавку. - Скажите, мистер Белоу, -спросил я, -почему на клетках всех птиц в вашей витрине прикреплены бумажки с надписью "Продано"? Он пристально посмотрел на меня своими синими глазками. - Потому что они и впрямь проданы. - Но они проданы давным-давно. Когда я первый раз проходил этим переулком, бумажки уже висели, а это было больше двух месяцев назад. Что - владельцы не приходят за ними? - Нет, просто я... ну, держу птиц у себя, пока хозяева не смогут их забрать. Кто-то из них строит вольеры, кто-то еще не обзавелся клетками и все такое прочее, - сказал мистер Белоу. - Они были проданы в благоприятное время года? По его губам скользнула тень улыбки. - Да, конечно же. - У вас есть еще птицы? - Да, наверху. На втором этаже. - Если я приду к вам в другой раз, когда у меня будет больше времени, я смогу на них посмотреть? Мистер Белоу задумчиво посмотрел на меня, потер пальцами щеку. - Что ж, пожалуй, это возможно. Когда ты хотел бы прийти? - Ну, в субботу я работаю до обеда. Можно мне прийти тогда, в субботу? - Обычно в субботу у меня закрыто, - ответил мистер Белоу, - но если ты позвонишь в дверь три раза, я впущу тебя. - Большое спасибо, - сказал я. - И спасибо за ручейников. Мистер Ромилли будет весьма благодарен. - Не за что, - отозвался мистер Белоу. - Всего доброго. И я вышел в тихий переулок и направился к себе, в свой зоомагазин. В последующие два-три дня я упорно думал о мистере Белоу. Я ни минуты не верил, что птицы в его витрине действительно проданы, однако не мог взять в толк, зачем выдавать их за проданных. А еще меня крепко озадачило его нежелание продать птичку женщине в тирольской шляпе. И я решил в субботу во что бы то ни стало добиться от мистера Белоу ответа на эти загадки. Ровно в два часа в субботу я подошел к дверям его лавки. Картонка за стеклом учтиво извещала, что магазин закрыт, тем не менее я позвонил трижды и стал ждать. Наконец дверь отворилась. - А, - сказал мистер Белоу, - добрый день. - Добрый день, мистер Белоу, - отозвался я. - Входи же, - пригласил он меня. Я вошел, и он тщательно запер дверь. - Итак, - напомнил он, - ты хотел посмотреть птиц? - Да, если можно, - ответил я. Он повел меня через гостиную и вверх по узкой расшатанной лестнице. Насколько я мог судить, на втором этаже его лавки помещались крохотная ванная, спальня и еще одна комната, чьи стены сплошь занимали клетки с птицами всех видов, цветов и размеров. Тут были маленькие юркие вьюрки из Африки и Азии, даже два-три ярко окрашенных австралийских вьюрка. Были зеленые попугайчики и словно одетые в королевскую мантию красные кардиналы. Волшебное зрелище... Квалификация мистера Белоу заметно превосходила познания мистера Ромилли: он знал обычное и латинское название каждой птицы, знал, где они водятся, какой корм предпочитают, сколько откладывают яиц. Словом, живая энциклопедия. - И все эти птицы продаются? - спросил я, пожирая глазами красного кардинала. - Конечно, - ответил мистер Белоу. И поспешил добавить: - Но только в благоприятное время года. - При чем тут какое-то благоприятное время года? - озадаченно справился я. - Если вы торгуете птицами, можете продавать их когда угодно, разве нет? - Ну, некоторые так и поступают, - сказал мистер Белоу. - Но я взял за правило ни в коем случае не продавать птиц в неблагоприятное время года. Я заметил, что его глаза весело поблескивают. - Ну и когда же оно бывает - благоприятное время? - В моем представлении - никогда, - сообщил мистер Белоу. - Вы хотите сказать, что совсем не продаете птиц? - Очень редко, - ответил он. - В исключительных случаях, только друзьям. - И потому вы не стали продавать птиц той женщине? - Да, - сказал мистер Белоу. - И все те птицы на витрине на самом деле не проданы, верно? Мистер Белоу смерил меня взглядом, точно прикидывая, способен ли я хранить тайну. - На самом деле, между нами говоря, они не проданы, - признался он. - Ну хорошо, а как насчет прибыли? - В том-то и дело, - сказал он, - что я не гонюсь за прибылью. Должно быть, у меня был крайне озадаченный вид, потому что мистер Белоу издал гортанный смешок и сказал: - Давай-ка спустимся и попьем чаю, ладно? И я все тебе объясню. Только обещай, что это останется между нами. Обещаешь? Он шутливо погрозил мне толстым пальцем. - Конечно, обещаю! - воскликнул я. - Клянусь! - Отлично. Ты любишь сдобные лепешки? - Э... Ну да, - ответил я, сбитый с толку внезапной переменой темы. - Я тоже, - сказал мистер Белоу. - Горячие лепешки с маслом и чай. Пошли... Спустимся вниз. И мы спустились в маленькую гостиную, где охотничий пес мистера Белоу, которого звали, как я теперь обнаружил, Олдрич, гордо возлежал на диване. Мистер Белоу зажег газ, испек несколько лепешек, щедро намазал их маслом и поместил лоснящуюся шаткую стопку на столик между нами. Тут и чайник вскипел, он заварил чай и расставил тонкие, изящные фарфоровые чашки. Мы приступили к чаепитию, мистер Белоу передал мне лепешку, взял одну сам и вонзил в нее зубы с удовлетворенным вздохом. - Так что... что вы хотели сказать мне, почему не гонитесь за прибылью? - спросил я. - Понимаешь, - сказал он, тщательно вытирая платком руки, усы и губы, - это довольно длинная и сложная история. Когда-то весь этот переулок принадлежал одному эксцентричному миллионеру по фамилии Потт, чьим именем и называется до сих пор. Насколько я понимаю, он был, выражаясь современным языком, социалистом. Он построил все здешние лавки и установил правила для их деятельности. Лавки сдавались желающим в бессрочную аренду, причем каждые четыре года арендная плата подлежала пересмотру. Если лавка преуспевала, плата соответственно повышалась, если нет - понижалась. Ну вот, я въехал сюда в 1921 году и с тех пор плачу пять шиллингов в неделю. Я недоверчиво воззрился на мистера Белоу. - Пять шиллингов в неделю? Но ведь это гроши за такое помещение. Здесь ведь рукой подать до Кенсингтон-Хай-стрит с ее фешенебельными магазинами. - Совершенно верно, - сказал мистер Белоу. - В том-то и дело. Я плачу за аренду пять шиллингов в неделю, то есть по фунту за месяц. - Но почему такая неслыханно низкая аренда? - Потому, - объяснил мистер Белоу, - что у меня нет прибыли. Как только я обнаружил в контракте условие, о котором тебе сказал, сразу усмотрел удобную лазейку. У меня были отложены кое-какие деньги, немного, но продержаться можно. И я искал такое жилье, где мог бы держать своих птиц. Тут и представилась идеальная возможность. Я обошел всех остальных съемщиков в переулке Потта, поделился своим открытием и обнаружил, что у большинства та же забота, что у меня: располагая небольшими средствами, они нуждаются в дешевой обители. Мы учредили "Общество Потт-Лэйн", объединились и нашли очень хорошего счетовода. Говоря "хорошего", я разумею не этих слабаков, которые во всем цепляются за закон, от них не жди добра. Нет, мы нашли способного, мозговитого молодца. Каждые полгода мы собираемся, и он проверяет нашу бухгалтерию и говорит нам, как вести дела, чтобы пребывать на грани разорения. Мы действуем соответственно, и когда приходит срок пересматривать арендную плату, она либо остается прежней, либо немного снижается. - Но люди, которым теперь принадлежат эти дома, разве не могут изменить ставки? - спросил я. - Не могут, - ответил мистер Белоу, - в этом все дело. Я выяснил, что, согласно завещанию мистера Потта, условия аренды не могут быть изменены. - Но наследники, наверно, пришли в ярость, когда узнали, что вы платите всего один фунт в месяц? - Еще как, - сказал мистер Белоу. - Чего только ни делали, чтобы выселить меня, - безуспешно. Я нашел хорошего юриста - опять-таки не из тех слабаков, для которых закон выше интересов клиента, - и он живо поставил их на место. Все остальные лавки действовали заодно, и наследникам пришлось сдаться. Боясь обидеть мистера Белоу, я воздержался от комментариев, хотя был уверен, что он все сочинил. Однажды мне уже довелось иметь дело с домашним учителем явно шизофренического склада, который рассказывал мне длинные замысловатые истории о своих приключениях; на самом деле ничего такого в его жизни не было, но ему очень уж хотелось, чтобы было. Словом, для меня подобные измышления не были новостью. - Надо же, как здорово получилось, - сказал я. - Вы просто гений, что додумались до этого. - Никогда не ленись читать мелкий шрифт. - Он шутливо погрозил мне пальцем. - А сейчас извини, я должен сходить за Мейбэл. Он вышел в торговое помещение и вернулся, неся сидящего на его запястье какаду. Сев в кресло, положил птицу на спину, и та застыла, будто выточенная из слоновой кости, закрыв глаза и приговаривая: "Хэлло, хэлло, хэлло". Пригладив оперение Мейбэл, мистер Белоу перенес ее себе на колени и пощекотал перышки на животе. Она лежала, погруженная в блаженную дремоту. - Она начинает скучать, если слишком долго остается там одна, - объяснил мистер Белоу. - Еще лепешку, дружок? И мы опять принялись за лепешки, беседуя. Мистер Белоу оказался интереснейшим собеседником. В молодости он изрядно постранствовал и мог немало порассказать о местах, которые я мечтал посетить. С того дня я заходил к нему попить чай раз в две недели, и это были счастливые часы. Продолжая сомневаться в правдивости рассказа мистера Белоу о переулке Потта, я задумал провести эксперимент. За несколько дней посетил все лавки в этом ряду. Так, в "Клитемнестру" я наведался якобы для того, чтобы купить шляпу маме ко дню рождения. Две милейшие пожилые леди, которым принадлежала лавка, долго извинялись. У них как раз кончились шляпы. Они могут предложить мне что-нибудь еще? Скажем, недорогой мех? Дело в том, сообщили мне, что все меха в магазине уже заказаны заранее. Теперь ожидается новая партия. Когда у моей мамы день рождения? В пятницу на следующей неделе, ответил я. О, к тому времени будет новое поступление, непременно будет, заходите. Владелец табачной лавки, мистер Уоллит, сообщил, что как раз тех сигарет, которые мне нужны, нет в наличии. И сигар нет, и трубок тоже. С великой неохотой он отпустил мне коробок спичек. Дальше я зашел к водопроводчикам - дескать, меня прислала мама, у нас что-то неладно с баком, не могут ли они прислать человека, чтобы посмотрел, в чем дело? - Понятно, - сказал мистер Драмлин, - насколько это срочно? - Крайне срочно, - ответил я. - Вода не идет ни в уборную, ни в умывальники. - Понимаете, - сообщил он, - у нас есть только один работник, только один, и он сейчас ушел по вызову... это надолго. Не знаю даже, когда он управится... Может быть, день проработает, может быть, два. - А он не согласится поработать сверхурочно? - Боюсь, что не согласится, - сказал мистер Драмлин. - Кстати, вы можете найти отличного водопроводчика на Кинсингтон-Хай-стрит. Обратитесь туда, возможно, у них найдется свободный работник. Что до меня, боюсь, не могу обещать вам ничего на ближайшие... да, на ближайшие два-три дня, это в лучшем случае. Поблагодарив, я отправился к мистеру Уильяму Дроверу, агенту по продаже недвижимости. Меня принял невысокий, убого одетый мужчина в очках, с пушистой жидкой шевелюрой. Я объяснил, что моя тетушка подумывает о том, чтобы переехать в эту часть Лондона, и, поскольку я живу поблизости, попросила меня сходить к агенту и подобрать для нее квартиру. - Квартиру? Квартиру? - Мистер Дровер поджал губы, снял очки, протер стекла, вернул очки на место и осмотрелся, словно ожидал увидеть спрятанную где-то квартиру. - Сейчас с квартирами плохо, - сказал он. - Очень плохо. Понимаете, очень уж много желающих переехать в этот район. Квартиры перехватывают перед самым носом. - И у вас нет ничего на примете? Ничего такого, что я мог бы показать своей тетушке? - Ничего, - ответил он. - Совсем ничего, к сожалению. Совсем. - Ну а как насчет маленького дома? - осведомился я. - С домами тоже плохо, так же плохо. Боюсь, в моей картотеке не найдется ни одного маленького дома, который устроил бы вас. Есть в пригороде дом с десятью спальнями, как вы на это посмотрите? - Нет, думаю, этот дом великоват, - сказал я. - К тому же она желает поселиться в этом районе. - Не одна она, не одна. Все стремятся сюда, не считаясь с теснотой. - Но это хорошо для вашего бизнеса? - заметил я. - Как сказать, как сказать. При чрезмерной тесноте страдают отношения между соседями. - Ну что ж, большое спасибо вам за помощь, - сказал я. - Не за что, не за что. Жаль, что не могу больше ничего для вас сделать. На очереди было кафе "Пикси". Я увидел довольно обширное меню, однако сейчас мне могли предложить только чашку чая. Как назло - они страшно извинялись - грузовик, который должен был доставить продукты на этот день, сломался где-то в северной части Лондона, поэтому им буквально не из чего готовить. После этого я поверил наконец тому, что говорил мне мистер Белоу про переулок Потта. Приблизительно в эту пору круг моих знакомых пополнился еще одной странной личностью. Я уже не один месяц работал у мистера Ромилли, и он полностью доверял мне. Время от времени посылал меня в Ист-Энд за свежими партиями рептилий, амфибий и тропических рыбок. Мы покупали их у оптовиков, тогда как хозяйство, которому фактически принадлежал магазин, снабжало нас всеми необходимыми пресноводными экземплярами. Я полюбил эти вылазки в сумрачные лавки на задворках, с ящерицами в больших ящиках, с полными корзинами черепах, с зелеными от водорослей, протекающими аквариумами, населенными лягушками, тритонами и саламандрами. Во время одной из таких поездок в Ист-Энд я и познакомился с полковником Энстратером. Мистер Ромилли послал меня к Ван ден Готу, крупному оптовику, который специализировался на импорте из Северной Америки рептилий и амфибий. Мне было поручено привезти полторы сотни расписных черепашек - этих прелестных пресноводных рептилий с зеленовато-коричневым карапаксом и красно-желтыми полосками на коже. Каждый детеныш был величиной с монету. Они пользовались у нас большим спросом как подходящий подарок для детей в городских квартирах. Итак, я отправился в Ист-Энд, где меня принял сам мистер Ван ден Гот - весьма тучный мужчина, этакий орангутан, вылепленный из воска. Он поместил моих черепашек в картонную коробку, выложенную мхом, затем я попросил разрешения посмотреть, чем еще он располагает. - Валяй, - сказал он, - валяй. После чего проковылял обратно к своему креслу, развернул голландскую газету, засунул в рот сигару и предоставил меня самому себе. Я бродил по лавке, рассматривая красивых змей, пока не застыл в восхищении перед террариумом с ярко-зелеными игуанами, которым сережки и прочие кожные выросты придавали сходство со сказочным драконом. Поглядев на часы, я с ужасом обнаружил, что задержался сверх положенного на целых полчаса. А потому схватил свою коробку с черепашками, попрощался с мистером Ван ден Готом и поспешил на автобус. В спешке я, увы, не обратил внимания на то, что от влажного мха, которым мистер Ван ден Гот выложил коробку, дно ее успело промокнуть, пока я любовался его товаром. В итоге, когда я поднялся в автобусе на второй ярус и уже приготовился сесть, дно вывалилось и на пол обрушился каскад черепашек. Мне повезло, что на этом ярусе кроме меня был только еще один пассажир - по-военному подтянутый, стройный седоусый мужчина с моноклем, в безукоризненного покроя грубошерстном костюме и мягкой шляпе. В петлице рдела гвоздика, в руке он держал ротанговую трость с серебряным набалдашником. Я лихорадочно ползал по полу, отлавливая черепашек, но эти малютки способны при желании двигаться с невероятной скоростью, и численное превосходство явно было на их стороне. Внезапно одна черепашка помчалась по центральному проходу и наткнулась на ногу мужчины с моноклем. Почувствовав, что кто-то царапает его начищенный башмак, он посмотрел вниз. Ну все, подумал я, жди неприятностей! Мужчина поправил монокль и уставился на малютку, которая силилась взобраться на носок башмака. - Боже мой! - воскликнул мужчина. - Расписная черепашка! Хриземис пикта! Сто лет не видел! Он повернул голову в поисках источника, откуда возникла крохотная рептилия, и узрел меня, ползающего в окружении разбегающихся во все стороны черепашек. - Ха! - воскликнул он. - Эта малютка - твоя? - Да, сэр, - признался я. - Извините, ради Бога, у моей коробки вывалилось дно. - Видит Бог, тебе не повезло? - Э... да... есть немного. Он подобрал черепашонка, который успел-таки вскарабкаться на его башмак, и направился ко мне. - Держи, - сказал он. - И давай я помогу тебе. Перекрою пути дезертирам. - Вы очень любезны, - отозвался я. Он опустился на четвереньки по моему примеру, и мы стали вместе ловить разбежавшихся по полу автобуса черепашек. - Ату его! - восклицал он то и дело. - Вон тот проказник юркнул под сиденье. А когда одна черепашка устремилась прямо на него, он прицелился тростью и крикнул: - Бабах! Назад, сэр, иначе вам не поздоровится! Минут за пятнадцать нам удалось наконец вернуть всех черепашек в коробку, и я кое-как залатал ее носовым платком. - Большое спасибо, сэр, - сказал я. - Боюсь, вы испачкали брюки. - И не жалею, - отозвался он, - нисколько не жалею. Давно уже не доводилось так охотиться. Поправив монокль, он воззрился на меня. - А теперь скажи - для чего у тебя полная коробка черепашек? - Я... я работаю в зоомагазине и вот только что забрал их у оптовика. - Понятно. Ты не против, если я сяду поблизости и мы поболтаем? - Нет, сэр, - ответил я, - конечно, не против. Он опустился на сиденье напротив, поставил трость между коленями, оперся подбородком на набалдашник и задумчиво посмотрел на меня. - Зоомагазин, говоришь? Гм-м-м. Ты любишь животных? - Да, очень люблю. Больше всего на свете. - Гм-м-м. А что еще есть в этой вашей лавке? - спросил он. В его голосе звучал искренний интерес, и я рассказал ему, чем богат наш магазин, рассказал про мистера Ромилли и уже был готов изложить историю мистера Белоу, однако воздержался, поскольку дал клятву хранить секрет. Когда мы доехали до моей остановки, я поднялся с сиденья. - Простите, сэр, - сказал я, - но мне тут выходить. - Ха, - произнес он. - Ха. И мне тоже. Мне тоже. Было совершенно ясно, что это вовсе не его остановка, просто ему хочется еще поговорить со мной. Мы спустились на тротуар. Благодаря довольно свободному и эксцентричному воспитанию, я вполне представлял себе коварные уловки гомосексуалистов. Знал, например, что даже джентльмены с моноклем и военной выправкой бывают не без греха, и то обстоятельство, что он вышел из автобуса не на своей остановке, настроило меня не в его пользу. Я решил быть настороже. - Ну, и где тут твой зоомагазин? - спросил он, вращая трость двумя пальцами. - Да вон он, сэр. - Ага, так я пойду с тобой вместе. Он зашагал по тротуару, разглядывая витрины магазинов. - Скажи-ка, - заговорил он, - чем ты занимаешься в свободное время? - О, я хожу в зоопарк, в кино, в музеи и так далее. - А в Музее наук бываешь? Там, где всякие действующие модели и другие экспонаты? - Мне очень нравится этот музей, - ответил я. - Нравятся модели. - В самом деле? Точно? - Он уставился на меня через монокль. - Стало быть, тебе нравится играть? - Играть? Пожалуй, это слово подходит. - Ага, - произнес он. Мы остановились у двери "Аквариума". - Вы уж извините меня, сэр, - сказал я. - Я... я и так уже опаздываю. - Догадываюсь... Догадываюсь. Он достал бумажник и извлек из него визитную карточку. - Вот моя фамилия и адрес. Если надумаешь навестить меня как-нибудь вечером, поиграем вместе. - Большое... большое спасибо, сэр, - ответил я, прижимаясь к стене спиной. - Не за что. Итак, буду ждать тебя. Можешь не звонить заранее... просто приходи. Я всегда дома. Любое время после шести. И он удалился, по-военному чеканя шаг. Ни малейшего намека на жеманность и женоподобие, но я был не настолько целомудрен, чтобы не знать, что не только эти черты отличают гомосексуалиста. Засунув в карман визитную карточку, я вошел в магазин. - Где ты пропадаешь, озорник? - спросил мистер Ромилли. - Извините за опоздание, - ответил я. - Но... но у меня... приключился несчастный случай в автобусе. У коробки вывалилось дно, и все черепашки высыпались, и хотя один полковник вызвался помочь мне поймать их, все же получилась задержка. Извините меня, мистер Ромилли, прошу вас. - Ладно, все в порядке, - отозвался он. - Сегодня к нам заходило мало народу... совсем мало. Я уже приготовил аквариум, так что можешь поместить их туда. Так я и поступил, потом посмотрел, как черепашки плавают в своей новой обители, после чего достал карточку полковника и прочитал: "Полковник Энстратер, 47, Белл Мьюз, Саут-Кенсингтон". Кроме адреса, был еще номер телефона. Поразмыслив, я обратился к мистеру Ромилли: - Случайно вы не знаете некоего полковника Энстратера? - Энстратер? Энстратер? - Мистер Ромилли нахмурил брови. - Вроде бы нет... Хотя постой, постой. Где он живет? - Белли Мьюз, - сказал я. - Это он. Это он! - радостно воскликнул мистер Ромилли. - Да-да, это он... Бравый воин. И прекрасный человек. Это он помог тебе отловить черепашек? - Он, - ответил я. - Ага, это в его духе. Всегда готов помочь в беде другу. Такие, как он, в наше время редкость, большая редкость. - Стало быть, он... э... человек известный и... э... почтенный? - осведомился я. - Конечно, конечно. Его там все знают. Знают и любят старого полковника. Поразмыслив над услышанным, я решил, пожалуй, как-нибудь воспользоваться приглашением полковника Энстратера. В крайнем случае, сказал я себе, если что, всегда могу позвать на помощь. И хотя полковник сказал, что звонить не обязательно, я решил соблюсти тон и через несколько дней набрал его номер. - Полковник Энстратер? - спросил я. - Да, он самый. Кто это? Кто говорит? - Это, гм... моя фамилия... Даррелл, -ответил я. - Мы познакомились с вами в автобусе на днях. Вы были так добры, помогли мне ловить черепашек. - А, да-да, - сказал он. - Точно. И как теперь поживают малютки? - Отлично, - сообщил я. - Поживают... очень хорошо. Я тут подумал о том... может быть, воспользоваться вашим любезным приглашением навестить вас? - Ну конечно, дружище, конечно! Буду счастлив! В котором часу ты придешь? - Ну а когда вам удобно? - Приходи около половины седьмого, - предложил он. - Как раз к обеду. - Большое спасибо, - ответил я. - Непременно приду. Белл Мыоз оказался коротким тупиком с булыжной мостовой и четырьмя домиками на каждой стороне. Но что такое - номером 47 были обозначены двери сразу четырех строений! Откуда мне было знать, что все они принадлежали полковнику, что он соединил их вместе и с присущей военному человеку страстью к порядку присвоил им один номер. Помешкав, я постучался наконец в ближайшую дверь и стал ждать, что из этого выйдет. А сам в это время думал о том, как это нелепо: в тупике длиной от силы двести метров четыре дома значатся под одним номером 47-и где все остальные номера? Видимо, разбросаны по разным улицам и переулкам по соседству. "Да, - сказал я себе, - несладко приходится почтальону в Лондонец Тут дверь, в которую я постучался, распахнулась, и я увидел перед собой полковника. На нем была бутылочно-зеленая домашняя куртка с лацканами из муарового шелка, и в одной руке он сжимал огромный нож. В испуге я сказал себе, что, кажется, мне вовсе не следовало приходить сюда. - Даррелл? - молвил он, вставляя в глаз монокль. - Видит Бог, ты пунктуален! - Знаете, я сперва запутался, - начал я. - Ага! Тебя сбила с толку цифра сорок семь? Она всех вводит в заблуждение. Помогает ограждать мое уединение. Входи же! Входи! Я вошел бочком в холл, и он затворил дверь. - Рад видеть тебя, - сказал полковник. - Следуй за мной. И он затрусил через холл, держа нож в поднятой руке гак, словно вел в атаку кавалерийский полк. Я успел приметить стоячую вешалку из красного дерева и несколько эстампов на стене холла, затем мы очутились в просто, но уютно обставленной гостиной значительных размеров, с множеством сложенных стопками книг и с цветными репродукциями на стенах, изображающими различные военные мундиры. За гостиной помещалась просторная кухня. - Извини, что подгоняю тебя, - выдохнул он. - Но у меня стоит в печке пирог, и не хотелось бы, чтобы он подгорел. Он устремился к печке и заглянул в духовку. -Ну так, все в порядке, -облегченно произнес полковник. - Отлично... отлично. Он выпрямился и посмотрел на меня: - Ты любишь бифштекс и пирог с почками? - Э... конечно, - ответил я. - Очень люблю. - Прекрасно. Сейчас все будет готово. А пока присядь и выпей что-нибудь. Он провел меня обратно в гостиную. - Садись, садись. Что будешь пить? Херес? Виски? Джин? - У вас... э... не найдется какого-нибудь вина? - Вина? Конечно, найдется. Он достал бутылку, откупорил и налил мне полный бокал рубинового сухого, бодрящего вина. Мы посидели минут десять, болтая о том, о сем (преимущественно о черепахах), затем полковник посмотрел на часы. - Пора, - заключил он, - должно быть, все готово. Ты не против, если мы поедим на кухне? Так будет намного проще. - Конечно, не против, что вы, - заверил я. Мы вернулись на кухню, и полковник накрыл на стол, приготовил картофельное пюре, положил на мою тарелку и взгромоздил сверху бифштекс и порядочную порцию пирога с почками. - Налей себе еще вина, - предложил он. Бифштекс и пирог были великолепны. Я спросил полковника, сам ли он все приготовил? - Сам, - ответил он. - Пришлось научиться готовить после смерти жены. И ведь это совсем не сложно, если захотеть. Немножко разных трав, всякие приправы творят чудеса. Ты умеешь готовить? - Ну, это как посмотреть, - сказал я. - Мама научила меня кое-чему, но серьезно я этим не занимался, хотя люблю готовить. - Я тоже, - откликнулся полковник, - я тоже. Отдыхаю душой. Когда мы управились с бифштексом и пирогом, он достал из холодильника мороженое. После мороженого полковник откинулся в кресле назад и с довольным вздохом погладил себя по животу. - Хорошо... - произнес он. - Хорошо. Я ем только один раз в день, зато основательно. Как насчет бокала портвейна? У меня есть совсем неплохие марки. Мы выпили рюмку-другую портвейна, и полковник закурил тонкую манильскую сигару. Покурив и допив портвейн, он решительно вставил в глаз монокль и посмотрел на меня. - Как насчет того, чтобы подняться наверх и поиграть? - Гм... О какой игре вы говорите? - осторожно справился я, полагая, что сейчас может начаться ухаживание, если он к этому расположен. - Силовая игра, - ответил полковник. - Поединок умов. Модели. Ты ведь любишь такие игры? - Гм... Ну да, - сказал я. - Тогда пошли, - распорядился он. - Пошли. Мы снова проследовали через холл, затем поднялись по лестнице в небольшое помещение, которое явно служило мастерской: у одной стены стоял верстак, над ним висели полки с красками в банках, паяльниками и всякими таинственными предметами. Судя по всему, полковник был не прочь что-нибудь смастерить на досуге. Тем временем он распахнул следующую дверь, и моему взору открылось поразительное зрелище - огромное помещение площадью примерно двадцать на двадцать пять метров. Как я понял, его составили соединенные вместе верхние комнаты всех четырех домов, принадлежащих полковнику. Но больше размеров меня поразило то, что находилось в этом зале. В обоих концах стояло по крепости из папье-маше, высотой около метра, шириной около полутора метров. Вокруг крепостей выстроились сотни поблескивающих оловянных солдатиков в яркой униформе, и рядом с ними стояли танки, военные грузовики, зенитные пушки и прочие виды оружия. Словом, готовое поле битвы. - Ага, - полковник радостно потер руки, - удивил я тебя! - Видит Бог! - отозвался я. - Пожалуй, я в жизни не видел столько оловянных солдатиков. - Не один год собираю, - сообщил полковник. - Не один год. Я покупаю их прямо на фабрике, покупаю некрашеные и раскрашиваю сам. Так оно куда лучше получается. Почище и поаккуратнее. И более реалистично. Я наклонился, поднял одного солдатика и убедился в правоте полковника. Обычно оловянные солдатики раскрашены кое-как, но над этими поработала искусная рука. Можно было даже различить выражение лица. - Ну так, - сказал полковник, - теперь мы сыграем, начнем с короткого гейма, проведем, так сказать, репетицию. Конечно, когда ты освоишься, можно придумать что-нибудь посложнее. Изложенные им правила игры оказались достаточно простыми. У каждого участника была своя армия. Соперники бросают кости, и тот, кто набрал больше очков, начинает игру в роли нападающей стороны. Он снова бросает кости и в зависимости от числа выпавших очков передвигает любой из своих батальонов в желаемом направлении и открывает огонь из полевых пушек или зенитных орудий. Пушки были снабжены пружинками и стреляли спичками. Пружинки были на редкость упругими, и спички с невероятной скоростью летели через весь зал. Там, где они падали, все в радиусе десяти сантиметров считалось выведенным из строя. Так что прямое попадание в какой-нибудь отряд наносило противнику существенный урон. У каждого участника была маленькая мерная лента, которой он определял пораженную площадь. Я был в восторге от этой затеи, особенно потому, что она напомнила мне игру, которую мы сами придумали, когда жили в Греции. Мой брат Лесли, чье увлечение пушками и кораблями не знает пределов, собрал целую флотилию игрушечных линкоров, крейсеров и подводных лодок, которые мы расставляли на полу и устраивали морской бой, но в отличие от игры, придуманной полковником, мы поражали цель стеклянными шариками. Требовался острый глаз, чтобы на неровном полу попасть шариком в крейсер. Итак, мы бросили кости, и мне выпало быть агрессором. - Xa! - воскликнул полковник, проникаясь воинственным пылом. - Мерзкий гунн! - Цель маневра заключается в том, чтобы попытаться захватить крепость противника? - справился я. - Что ж, попытайся, - ответил он. - Или попробуй разрушить ее, если сумеешь. Я скоро понял, что в этой игре важно отвлечь внимание противника от одного из флангов, чтобы быстро продвинуться там, когда он этого не ожидает. Подвергнув его войско непрерывному артиллерийскому обстрелу - спички так и летали по воздуху, - я одновременно передвинул два батальона вплотную к его передовой. - Злодей! - кричал полковник всякий раз, когда ему приходилось измерять площадь вокруг упавшей спички. - Грязная свинья! Проклятый гунн! Лицо его заметно порозовело, и глаза увлажнились так, что он был вынужден то и дело протирать монокль. - Ты чертовски меток! - негодовал он. - Вы сами виноваты, - кричал я в ответ. - Собрали в кучу все свое войско. Идеальная мишень. - Это входит в мою стратегию. Не учи меня стратегии. Я старше тебя и по возрасту, и по званию. - Как вы можете быть старше по званию, если я командую целой армией? - Без дерзостей, самонадеянный мальчишка! За два часа игры я почти полностью уничтожил войско полковника и утвердился перед самой крепостью. - Сдаетесь? - крикнул я. - Никогда! - ответил полковник. - Никогда! Сдаться проклятому гунну? Ни за что на свете! - Что ж, тогда я ввожу в бой саперов. - Это еще зачем? - Чтобы взорвать вашу крепость. - Крепость взрывать нельзя, - возразил полковник. - Это не по правилам. - Ерунда! - ответил я. - Во всяком случае, немцы никаких правил не соблюдают. - Грязный прием! - взревел он, когда я успешно взорвал его крепость. - Теперь сдаетесь? - Нет, я буду стоять до последнего, проклятый гунн! - крикнул полковник, лихорадочно ползая на четвереньках по полу и передвигая своих солдат. Однако, как он ни отбивался, я загнал остатки его войска в угол и окончательно разгромил. - Боже мой! - выпалил полковник, вытирая вспотевший лоб. - В жизни не видел такого боя. Как тебе удается стрелять так метко, если ты впервые играешь в эту игру? - Ну, у нас была похожая игра, только мы поражали цель стеклянными шариками, - объяснил я. - Главное - точно оценивать расстояние и направление в стрельбе. - Черт возьми! - сказал он, глядя на свою разгромленную армию. - Однако мы славно поиграли и славно сразились. Сыграем еще раз? И мы продолжали играть, и полковник все сильнее горячился, наконец я взглянул на часы и обнаружил, к своему ужасу, что уже час ночи. Очередной бой был в разгаре, а потому мы оставили все как было, и на другой день я снова пришел вечером к полковнику, и мы довели игру до конца. С той поры я проводил у него два-три вечера в неделю, и мы сражались на полу огромной комнаты, и он получал от игры великое удовольствие - почти такое же, как я. Но вот однажды мама объявила, что нашла наконец подходящий дом, можно уезжать из Лондона. Я здорово огорчился - приходится расстаться со своей работой и с друзьями, мистером Белоу и полковником Энстратером. Мистер Ромилли страшно расстроился. - Никогда мне не найти достойную замену, - сказал он. - Никогда. - Что вы, кто-нибудь найдется, - заверил я его. - Только не такой мастер, как ты, оформлять аквариумы и витрины. Не знаю даже, что я стану делать без тебя. В день окончательного прощания он со слезами на глазах преподнес мне кожаный бумажник с тисненой внутри надписью золотыми буквами: "Джеральду Дарреллу от товарищей по работе". Я был малость озадачен, поскольку, кроме нас двоих, в лавке никто не служил, но, видимо, он посчитал, что так будет лучше. Горячо поблагодарив его, я в последний раз прошел по переулку Потта, направляясь к лавке мистера Белоу. - Жаль, что ты уезжаешь, парень, - сказал он. - Право, очень жаль. Вот... это тебе - маленький подарок на прощание. Он вручил мне маленькую квадратную клетку, в которой сидел самый желанный для меня предмет из его коллекции - красный кардинал. Я был потрясен. - Нет, вы в самом деле отдаете его мне? - спросил я. - Конечно, отдаю, парень, конечно. - Но вы уверены, что сейчас подходящее время года для такого подарка? Мистер Белоу хохотнул. - Уверен, - ответил он. - Разумеется, подходящее. Я простился с ним, а вечером отправился к полковнику, чтобы в последний раз сыграть в его любимую игру. После игры - я дал ему выиграть - мы спустились вниз. - Знаешь, дружище, я буду скучать по тебе. Сильно скучать. Но ты поддерживай связь, ладно? Не забывай. У меня тут... гм... маленький сувенир для тебя. И он вручил мне плоский серебряный портсигар. Я с удивлением прочел выгравированную надпись: "С любовью от Марджери". - О, не обращай внимания, - сказал полковник. - Надпись можно удалить... Подарок одной женщины... которую я когда-то знал. Думал, тебе понравится. Памятный сувенир... гм... - Большое, большое спасибо, сэр, - произнес я. - Не за что, не за что. - Он высморкался, протер монокль и подал мне руку. - Что ж, удачи тебе, дружище. Надеюсь, мы еще как-нибудь увидимся. Мне не пришлось его больше увидеть. Он умер спустя несколько месяцев. Глава четвертая. КАК ДОБИТЬСЯ ПОВЫШЕНИЯ Городок Мамфе не может похвастать здоровым климатом. Он расположен на высоком мысу над излучиной широкой бурой реки, среди густого влажного леса, большую часть года воздух здесь знойный и душный, как в турецкой бане, и только дождливый сезон вносит какое-то разнообразие, усиливая и зной и духоту. В те времена население городка составляли пять белых мужчин, одна белая женщина и около десяти тысяч горластых африканцев. В состоянии легкого помешательства я решил, что Мамфе - идеальное место для моей звероловной базы, и разбил на берегу кишащего бегемотами бурого потока шатер, набитый всевозможными дикими животными. Естественно, по ходу работы я близко познакомился с белыми жителями и изрядным числом африканцев. Африканцы работали у меня охотниками, проводниками и носильщиками, потому что, вступая в лес, вы переносились назад во времена Стенли и Ливингстона и все ваше имущество перемещалось на головах дюжих чернокожих мужчин. Лов зверей - дело трудоемкое, не оставляющее много времени для благодеяний, тем удивительнее, что именно здесь мне представился случай помочь учреждению, именуемому о ту пору Министерством по делам колоний. В то утро я был занят кормлением бельчат, которые явно ничего не соображали и, похоже, вовсе не желали жить. Тогда еще не были изобретены бутылочки с маленькой соской, рассчитанной на ротики бельчат, а потому надлежало обмотать спичку ваткой, обмакнуть ее в жидкость и сунуть в рот сосунку. Процедура долгая и требующая изрядной выдержки, так как надо было следить, чтобы ватка не слишком намокала, иначе бельчонок мог подавиться молоком, и засовывать ее сбоку, чтобы не застряла на зубах и не была тотчас проглочена, следствием чего была бы смерть от несварения желудка. Часы показывали десять, и уже царила такая жара, что приходилось поминутно вытирать полотенцем влажные руки, чтобы малютки не простудились. Настроение было соответственное, а тут еще, пока я маялся с упирающимися подопечными, внезапно у самого моего локтя материализовался мой бой Пайес, чье бесшумное появление всегда действовало мне на нервы. - Будьте добры, сэр, - сказал он. - Ну, что тебе? - рявкнул я, манипулируя ваткой с молоком. - НОА прийти, сэр, - доложил он. - Начальник окружной администрации? - удивился я. - Какого черта ему надо? - Не говорить, сэр, - бесстрастно ответил Пайес. - Я пойти открыть пиво? - Что ж, открывай, - сказал я, и поскольку НОА Мартин Баглер в эту минуту показался на гребне холма над моим лагерем, я посадил бельчат обратно в их коробку, выстланную банановыми листьями, и вышел из шатра, чтобы встретить его. Мартин был долговязый молодой мужчина с круглыми черными глазами, косматой черной шевелюрой, курносым носом и широкой обаятельной улыбкой. Привычка лихо жестикулировать длинными руками при разговоре была источником вечных неприятностей для него и для окружающих. Однако это не мешало ему быть весьма достойным начальником администрации, потому что он горячо любил свою работу и, что еще важнее, не менее горячо любил африканцев, и те отвечали на это добром. Теперь-то стало модным поносить колониализм, начальников администрации и их помощников изображать воплощениями зла и порока. Конечно, встречались среди них и дурные представители рода человеческого, однако преобладали замечательные люди, выполнявшие чрезвычайно трудную работу в тяжелейших условиях. Представьте себе, что вас в возрасте двадцати восьми лет назначают управлять округом величиной с Уэльс, населенном полчищами африканцев, придав вам только одного помощника. Вы обязаны заботиться о своих подопечных, быть для них отцом и матерью и стоять на страже закона. Причем во многих случаях, поскольку закон - английский, он такой мудреный, что суть его недоступна уму простодушных аборигенов. Во время моих вылазок в леса я не раз проходил мимо крытого железом просторного здания из кирпича-сырца, где Мартин, обливаясь потом, пытался рассудить очередной спор, причем дело осложнялось еще тем, что в деревнях, разделенных всего несколькими километрами, подчас говорили на разных наречиях. А потому, если возникал конфликт между двумя деревнями, требовалось по переводчику от каждой из них, плюс еще третий толмач, знающий оба наречия, чтобы переводить слова Мартина. Как и во всех судах на свете, было совершенно очевидно, что стороны беззастенчиво лгут, и меня восхищали терпение и невозмутимость Мартина. Предметы разбирательства могли быть самые разные - от подозрения в людоедстве до умыкания невест и споров из-за каждого дюйма земли под ямсом и кокосовыми пальмами. За все мои поездки в Западную Африку мне только раз встретился антипатичный администратор. Преобладали, как я уже сказал, чудесные молодые люди, и было бы неплохо, если бы когда-нибудь нашелся охотник написать о них добрую книгу. Появление Мартина на холме над моим лагерем изрядно удивило меня, потому что в это время дня ему следовало корпеть в канцелярии над бумагами. Вниз по склону он спустился чуть ли не бегом, размахивая руками, точно ветряная мельница, и крича что-то неразборчивое. Я терпеливо ждал, пока он не нырнул в шатер. - Понимаешь, - вымолвил Мартин, вскинув руки в трагическом жесте, - мне нужна твоя помощь. Я пододвинул складной стул и мягко усадил его. - Перестань вести себя, словно чокнутый богомол, - сказал я, - посиди минутку молча и расслабься. Он достал из кармана влажный платок и вытер лоб. - Пайес! - крикнул я. - Сэр? - отозвался мой бой из кухни. - Принеси, пожалуйста, пива мне и администратору. - Есть, сэр. Пиво было паршивое и отнюдь не холодное, потому что в нашем довольно примитивном базовом лагере единственным способом охлаждать его было держать бутылки в ведрах с вечно теплой водой. Однако в таком климате, где человек непрерывно обливается потом, даже если сидит без движения, потребность в жидкости велика, и днем ничто не могло сравниться с пивом. Пайес чинно наполнил наши стаканы, и Мартин, схватив свой стакан дрожащей рукой, поспешно сделал несколько глотков. - А теперь, - сказал я успокаивающим тоном опытного психиатра, - повтори, пожалуйста, медленно и внятно, что ты кричал, сбегая вниз по склону? Кстати, тебе не следует так носиться в это время дня. Во-первых, это вредно для здоровья, во-вторых, это может повредить твоему имиджу. Я было подумал, что в Мамфе разразился бунт и за тобой гонится толпа африканцев, вооруженных копьями и мушкетами. Мартин снова вытер платком лицо и сделал еще глоток. - Хуже, - произнес он, - несравненно хуже. - Хорошо, рассказывай тихо, спокойно, в чем дело. - Губернатор, - ответил он. - Что - губернатор? Он уволил тебя? - В том-то и дело, - сказал Мартин, - что может уволить. Потому я и нуждаюсь в помощи. - Не вижу, как я могу тебе помочь. Я не знаком с губернатором и, насколько мне известно, не знаю никого из его родных, так что не могу нигде замолвить за тебя словечко. Но что ты такого ужасного натворил? - Лучше я расскажу тебе все с начала, - отозвался Мартин, еще раз вытер лицо, подкрепился глотком пива и скрытно осмотрелся, проверяя, не подслушивают ли нас. - Так вот, может быть, ты не обратил внимания, но я неплохо справляюсь со своей работой, однако когда надо принимать гостей или еще что-нибудь в этом роде, непременно все испорчу. Когда я только что получил повышение и был назначен начальником окружной администрации в Умфале, тут же туда является с инспекцией этот чертов губернатор. Все шло прекрасно, в округе царил безупречный порядок, и шеф как будто был мной доволен. Он приехал всего на сутки, и под вечер я уже подумал, что все в порядке. Но, на беду, уборная в моем доме вышла из строя, и я не успел вовремя привести ее в порядок, а потому велел соорудить уютный шалашик вдали от веранды, за кустами гибискуса. А в шалаше, сам понимаешь, глубокая яма и перекладина для ног. Я объяснил губернатору, что и как, и вроде бы он все понял. Но мне. было невдомек, что моя африканская обслуга посчитала, что шалаш предназначен для них, и прилежно пользовалась им до прибытия моего шефа. И вот перед самым обедом он направляется туда. То, что он там увидел, вовсе не обрадовало его, ведь он полагал, что уборную соорудили специально для него. Когда же губернатор все-таки примостился на перекладине, она сломалась. Я слегка опешил. - Господи, ты что же - не проверил эту перекладину? - В том-то и дело, - ответил Мартин. - Есть вещи, в которых я ничего не смыслю. - Но ты мог убить его, хуже того - утопить, - сказал я. - Знаю, на что похожа наша уборная здесь, и не хотел бы упасть в эту яму. - Могу заверить тебя, что шефу происшедшее тоже не понравилось, - уныло отозвался Мартин. - Он, конечно, позвал на помощь, и мы вытащили его, но выглядел он, точно... точно... э... ходячая навозная куча. Не один час ушел на то, чтобы отмыть его самого, постирать и привести в порядок его одежду к утру, когда он должен был уезжать. И скажу тебе, дружище, обедали мы тот вечер очень поздно, и ел он очень мало и держался очень-очень холодно. - Он что - лишен чувства юмора? - осведомился я. - Начисто лишен, - яростно произнес Мартин. - Но не мне его упрекать за это. Не представляю себе человека, который стал бы веселиться, шлепнувшись в кучу навоза. - Я тебя понял. Налей себе еще пива. - Беда в том, - продолжал Мартин, - что я не однажды вот так оплошал. Были другие промашки, о которых предпочитаю не рассказывать тебе, потому-то мне пришлось так долго ждать, чтобы меня из помощников перевели в начальники окружной администрации. После того ужасного происшествия с уборной я попал в Умчичи, и ты сам понимаешь, что это означало. - Да уж, - сказал я, - мне не доводилось там бывать, но я наслышан. Умчичи - этакий Окаянный остров, туда посылали всех попавших в немилость начальников окружной администрации и их помощников. Там обитали прокаженные африканцы, а еще там было больше комаров, чем в любой другой точке побережья Западной Африки. - Как ни увлекательны эти твои откровения, - заметил я, - не вижу, куда ты клонишь. - Так ведь я именно об этом толковал тебе, когда спускался с холма, - объяснил Мартин. - Губернатор едет сюда с инспекцией. Будет здесь через три дня, так что мне необходима твоя помощь. - Мартин, - сказал я, - при всей моей любви к тебе я не специалист по приему и обслуживанию гостей. - Конечно, дружище, конечно, - отозвался Мартин. - Ты только подсоби мне кое в чем. Отказать ему в этой просьбе было невозможно. Все белые жители Мамфе и девяносто девять процентов африканцев нежно любили Мартина. - Мне нужно поразмыслить, - сказал я. Мы посидели молча; Мартин ерзал на стуле, обливаясь потом. Наконец я крикнул: - Пайес, принеси, пожалуйста, еще пива начальнику администрации. Когда пиво было подано, я наклонился и пристально посмотрел на Мартина. - Вот в чем твое единственное спасение, - произнес я. - Среди нас есть женщина. - Женщина? - озадаченно молвил Мартин. - Какая женщина? - Мэри, жена твоего помощника, если ты помнишь такую. Женщины отлично справляются с такими делами. Еще у нас есть Макгрэйд (он отвечал за ремонт мостов, строительство дорог и тому подобное). Есть Гэртон (представитель "Объединенной Африканской компании", который занимался продажей хлопчатобумажных тканей белым жителям Мамфе, консервов и пива африканцам). Уж как-нибудь совместными усилиями мы справимся с задачей. - Дружище, - торжественно произнес Мартин, - я твой вечный должник. Блестящее предложение. - Итак, для начала, - продолжал я, - следует посмотреть твой дом. - Но ты столько раз бывал у меня, - удивился Мартин. - Несколько раз приходил перекусить и тысячу раз приходил выпить стаканчик. - Верно, но я видел только твою гостиную и веранду. - Ну да, конечно. Что ж, пошли, сейчас и посмотришь. - Я захвачу Пайеса, - сказал я. - Потому что одолжу его тебе на вечер. Он куда лучше твоего недотепы и сумеет стол обслужить на высшем уровне. А то ведь твой бой способен облить супом колени губернатора. - Ты что! - страдальчески воскликнул Мартин. - Не смей даже говорить такие вещи. Итак, мы захватили Пайеса и поднялись в дом окружного начальника, стоящий на макушке утеса, с видом на реку. Дом был внушительный, с толстыми стенами и просторными помещениями, потому что его построили еще тогда, когда Камерун был немецкой колонией, а немцы знали, как надо строить в жарком климате - выбрали место, где дом хоть немного обдувало ветром, а благодаря толстым стенам внутри было прохладно, насколько это вообще возможно в таком месте. Поднимаясь по склону, я объяснил Пайесу суть дела. - Учти, -добавил я, -это очень важно, все мы должны постараться хорошенько помочь окружному начальнику. - Да, сэр, - расплылся в улыбке Пайес; он всегда считал, что я чересчур много времени уделяю уходу за животными и совсем не оставляю ему времени проявить свой талант буфетчика. Дойдя до обители Мартина, я внимательно осмотрел гостиную и веранду. Оба помещения были просторные и совсем недурно обставленные с учетом потребностей холостого начальника окружной администрации. - Мне кажется, для начала тебе следует снять со стены этот календарь, - предложил я Мартину. - Почему? - спросил он. - По-моему, картинки классные. - Мартин, -сказал я, -если губернатор увидит, что у тебя вся гостиная увешана голыми красотками, он может невесть что подумать о тебе, так что лучше убери. Пайес, внимательно слушавший наш диалог, снял со стены календарь с девицей в чувственной позе и с такими ярко выраженными признаками млекопитающего, что даже я был несколько смущен. - Так, - произнес я, - теперь - спальня. Спальня тоже была большая, с широченной двуспальной кроватью под сеткой от комаров. - Пайес, - распорядился я, - ну-ка проверь кровать - не сломается? Тихонько хихикая, Пайес опустился на четвереньки и пополз вокруг кровати, проверяя каждый винт и каждую гайку. - А теперь, - обратился я к Мартину, - попрыгаем на ней вдвоем. Мы попрыгали и убедились, что с пружинами все в порядке. - Так, отлично, - заключил я. - Похоже, здесь ему ничто не грозит. А где ты собираешься его кормить? - Кормить? - озадаченно справился Мартин. - Ты ведь собираешься кормить губернатора, пока он будет находиться здесь? - Ну, на веранде, - ответил Мартин. - Что - других помещений нет? - Еще есть столовая. - Если у тебя есть столовая, пользуйся ею, ради Бога. Ты ведь намерен принять его возможно лучше. Где находится эта твоя столовая? Вернувшись со мной в гостиную, Мартин распахнул массивные деревянные двери, и моему взору предстало великолепное помещение с длинным столом по меньшей мере на десяток мест. Столешница была тщательно отполирована, но, поскольку Мартин никогда не пользовался этой комнатой, покрыта толстым слоем пыли, как и довольно красивые, хотя и тяжеловатые деревянные стулья. С потолка над столом на всю его почти пятиметровую длину свисала конструкция, которую в Индии называют "пунка" и которая, по сути, представляет собой огромное опахало. К бамбуковой жерди толщиной десять - двенадцать сантиметров были прикреплены пальмовые листья полутораметровой длины. К середине жерди привязана веревочка, которая через ролики под потолком и дырку в стене тянулась на кухню. Смысл этого устройства заключался в том, что какой-нибудь нанятый вами мальчуган дергал веревочку и заставлял опахало покачиваться над столом, обдавая вас жарким дуновением в разгар трапезы. - Великолепная штука, - сказал я Мартину. - Губернатор будет поражен. - Я никогда не пользуюсь этим чертовым устройством, - сообщил Мартин. - Понимаешь, здесь мне было бы очень уж одиноко. - Тебе нужно жениться, дружище, - произнес я покровительственно. - Да я пытаюсь, - отозвался он, - всякий раз, когда приезжаю в Англию в отпуск. Но стоит моим невестам услышать, где я работаю, как они сразу расторгают помолвку. - Ничего, - утешил я его. - Ты только не сдавайся. Глядишь, и найдется простушка, которую ты успеешь охмурить, а затем уже привезешь сюда. По нашей просьбе Пайес тщательно проверил огромный стол и все стулья. Мы посидели вдвоем на каждом стуле и исполнили что-то вроде танго на столе; он стоял нерушимо как скала. - Теперь послушай, - сказал я Мартину. - Я хочу, чтобы Пайес возглавил твою обслугу, потому что очень уж они у тебя недотепистые. Пайес - парень расторопный и умелый. - Как скажешь, дружище, - отозвался Мартин. - Как прикажешь. Ты только скажи. - Пайес, - обратился я к моему слуге. - В нашем распоряжении три дня. Все это время ты будешь наполовину моим буфетчиком, наполовину буфетчиком окружного администратора. Слышишь? - Слышу, сэр, - ответил он. Мы вышли на веранду и сели там. - А пока, - сказал я Пайесу, - пойди скажи здешнему буфетчику, чтобы принес нам чего-нибудь выпить. Кстати, Мартин, как звать твоего буфетчика? - Амос. - Отлично, -продолжал я, -давай, Пайес, скажи Амосу, чтобы принес нам чего-нибудь выпить, потом приведи сюда его, повара и младшего боя, чтобы мы поглядели на них и потолковали с ними. - Да, сэр. - И Пайес чуть ли не гусиным шагом направился на кухню. - Думаю, все, что касается питания, можно спокойно предоставить усмотрению Мэри, - сказал я. - Возможно, и другие могут что-нибудь посоветовать, так что, по-моему, не мешает созвать сегодня вечером военный совет. Если ты разошлешь им приглашения, они соберутся здесь, чтобы выпить по стаканчику и обсудить твою проблему. - Ну ты прямо мой спаситель, - заключил Мартин. - Вздор, -отозвался я. -Я только помогаю тебе сориентироваться. Ты явно не приучен вращаться в обществе. Вошел Пайес, неся на подносе пиво, за ним следовали Амос в коричневых шортах и куртке, затем младший бой, на вид достаточно смышленый, но совсем ничему не обученный (каким он явно был обречен оставаться, если его наставником был Амос), и замыкал шествие совершенно удивительный экземпляр - высоченный худой африканец из племени хауса, которому на вид можно было дать все сто десять лет, одетый в белый пиджак и шорты, на голове - здоровенный поварской колпак с неровно вышитыми впереди буквами "В. С.". - Так вот, - сурово произнес я, - через три дня начальник администрации будет принимать здесь губернатора. Начальник хочет, чтобы мой буфетчик присмотрел за вами и проследил, чтобы все было в порядке. Если не будет порядка, губернатор сильно рассердится на администратора, и мы с администратором сильно рассердимся на вас и дадим вам пинка пониже спины. Несмотря на мой строгий тон, они дружно заулыбались. Все четверо понимали, какая важная персона прибывает, понимали и серьезность моей угрозы. Но они оценили использованный мной шутливый оборот. - Ну так, - продолжал я, показывая на буфетчика, - тебя зовут Амос? - Да, сэр, - ответил он, вытянувшись в струнку. - А тебя как звать? - обратился я к младшему бою. - Иоанн, сэр. - Имя повара, - извиняющимся тоном вмешался Мартин, - Иисус. - Дружище, - отозвался я, - тебе повезло. С Пайесом и Иисусом мы не можем оплошать. Кстати, что это за диковинная вышивка у него на колпаке? Мартин заметно смутился. - Понимаешь, - начал он, - ему как-то удалось случайно приготовить очень хорошее блюдо, а у меня в одном журнале была фотография шеф-повара одного лондонского отеля, и чтобы поощрить его, я пообещал привезти из следующего отпуска колпак, какие носят только самые искусные повара. - Очень благородная идея, - сказал я, - но что все-таки означают эти вышитые буквы "В. С."? Смущение Мартина еще больше возросло. - Он попросил жену вышить их и очень гордится ими. - Но что они означают? - настаивал я. Мартин совершенно смешался: - "БиСи" - сокращение английских слов "повар Баглера". - А он понимает, что эти буквы на колпаке означают еще "до рождества Христова" (Before Christ) и вместе с его именем "Иисус" могут вызвать смятение в умах непосвященных людей? - Не понимает, и я не стал его просвещать, чтобы не волновать понапрасну, - ответил Мартин. - Он и без того немного не в себе. - А сейчас, Пайес, - сказал я, - сходи за полиролем, слышишь? - Да, сэр, - откликнулся он. - И проследи за тем, чтобы в столовой был наведен порядок и чтобы стулья и стол были как следует отполированы. Слышишь? - Слышу, сэр, - сказал он. - Я хочу, чтобы стол блестел, как зеркало. И если ты не позаботишься об этом, получишь пинка ниже спины. - Да, сэр. - А накануне приезда губернатора все полы должны быть чисто вымыты и вся остальная мебель отполирована. Слышишь? - Да, сэр, - сказал Пайес. По гордому выражению его лица было видно, как он предвкушает свое участие в столь важном событии и возможность командовать своими соотечественниками. Мартин наклонился и прошептал мне на ухо: - Этот младший бой - из племени ибо. Надо сказать, что люди этого племени славятся своей смекалкой; приходя в Камерун из Нигерии, они околпачивали камерунцев, после чего уходили обратно через границу. А потому камерунцы относились к ним с великим недоверием и отвращением. - Пайес, - сказал я, - этот младший бой - из племени ибо. - Я знаю, сэр, - ответил Пайес. - Так что последи, чтобы он работал как следует, но чересчур не нажимай на него, потому что он ибо. Слышишь? - Да, сэр. - Отлично, - сказал я и распорядился совсем по-хозяйски: - Теперь принеси еще пива. Вся компания прошагала на кухню. - Слушай, - восхищенно произнес Мартин, - у тебя здорово получается, верно? - В жизни не занимался такими делами, - отозвался я. - Однако тут не требуется большое творческое воображение. - Боюсь, его-то мне и не хватает, - заключил он. - Не могу с тобой согласиться, - возразил я. - Человека, которому достало выдумки привезти своему повару колпак мастеров кулинарного искусства, никак не назовешь тупицей. Мы добавили пива, и я попытался представить себе, каких еще катастроф следует опасаться. - Сортир действует? - подозрительно осведомился я. - Полный порядок, - ответил Мартин. - Так проследи, ради Бога, чтобы твой младший бой не вздумал им воспользоваться, -сказал я, -во избежание повторения того случая, про который ты мне рассказал. А теперь разошли приглашения, как мы договорились, и около шести я приду, и мы проведем военный совет. - Отлично, - отозвался Мартин и ласково похлопал меня по плечу. - Не знаю, что бы я стал делать без тебя. Даже Стэндиш не сумел бы все так замечательно организовать. Он подразумевал своего помощника, который в это время парился в горах к северу от Мамфе, разбираясь в проблемах отдаленных деревень. Я поспешил вернуться в шатер к своему горластому семейству. Визит к Мартину выбил меня из собственного графика, и теперь детеныши шимпанзе кричали, требуя еды, дикобразы грызли прутья своей клетки, и галаго негодующе смотрели на меня огромными глазами, устав дожидаться мисок с мелко нарезанными фруктами. В шесть часов я прибыл в резиденцию начальника окружной администрации. Там была уже Мэри Стэндиш - молодая миловидная женщина, склонная к полноте и наделенная весьма спокойным нравом. Из каких-то закоулков Большого Лондона Стэндиш перенес ее прямо в Мамфе, она жила здесь всего полгода, но это было такое милое и кроткое создание и она воспринимала все и всех с таким спокойствием и добродушием, что казалось - приди к ней с дикой головной болью, и ее маленькая пухлая ручка, коснувшись вашего лба, произведет такое же действие, как носовой платок, смоченный одеколоном. - Джерри, - приветствовал меня тонкий голосок, - это так интересно, ты согласен? - Для тебя - возможно, - ответил я, - но для Мартина - мука мученическая. - Но ведь сам губернатор! Может быть, это обернется повышением для Мартина, а там и для Алека. - Если все организовать как следует, - сказал я. - Мы собираем военный совет именно для того, чтобы предупредить какие-либо происшествия. Сама знаешь, с Мартином вечно что-нибудь случается... Решив, что я приготовился рассказать ту жуткую историю с уборной, Мартин замахал руками, чтобы остановить меня, и конечно же сшиб со стола свой стакан с пивом. - Виноват, сэр, - сказал Амос. У камерунцев восхитительная привычка говорить "виноват, сэр", когда с вами случается неприятность, как будто это их вина. Например, вы, идя во главе колонны носильщиков, споткнулись в лесу о корень и ушибли колено, тут же одно за другим зазвучат "виноват, сэр", "виноват, сэр", "виноват, сэр", отдаваясь, словно эхо, до самого конца колонны. - Поняла, о чем я говорю? - повернулся я к Мэри, меж тем как Амос вытирал пол и подавал Мартину другой стакан. - Поняла, - откликнулась она. Ожидая, когда придут остальные, мы задумчиво потягивали пиво и слушали, как в реке в ста метрах внизу кряхтят, ревут и фыркают бегемоты. Наконец явился Макгрэйд, ирландец могучего телосложения, с пламенной шевелюрой и ярко-голубыми глазами, обладатель прелестного ирландского акцента, мягкого как бархат. Водрузив свою тушу на стул, он схватил стакан Мартина, сделал добрый глоток и сказал: - Значит, ожидаешь королевского визита? - Что-то вроде того, - ответил Мартин. - И верни мне, пожалуйста, мое пиво, я в нем остро нуждаюсь. - Он прибудет по суше? - тревожно осведомился Макгрэйд. - Наверно. А что? - А то, что наш старый мост долго не протянет. Боюсь, если он пойдет через мост, придется нам хоронить его здесь. Речь шла о переброшенном в начале века через реку железном висячем мосте. Я сам не раз ходил по нему и знал, что он весьма ненадежен, но только этим путем мог я попасть в лес, а потому всегда следил за тем, чтобы носильщики шли по одному. Кстати, пророчество Макгрэйда оправдалось: через несколько месяцев спустилась с гор, неся на голове мешки с рисом, группа африканцев, которые двинулись через мост все разом, и он не выдержал такой нагрузки, так что люди полетели вниз в ущелье глубиной около трех десятков метров. Но африканцы чем-то похожи на греков, они спокойно относятся к неожиданным инцидентам такого рода. Ни один носильщик не пострадал, и только потеря риса вызвала у них досаду. - Но как же он попадет к нам с той стороны? - Мартин беспокойно посмотрел на нас. - Его ведь сопровождают носильщики. Макгрэйд наклонился и погладил его по голове: - Я пошутил. Все дороги и все мосты, по которым он должен пройти, чтобы попасть сюда, в полном порядке. Хочешь, чтобы работа была выполнена качественно, поручи ее ирландцу. - Ну вот, -заметил я, - теперь среди нас есть еще и католик, в дополнение к Пайесу и Иисусу. - А ты, - сказал Макгрэйд, нежно улыбаясь мне и ероша свою рыжую шевелюру, - чертов языческий зверолов, вот ты кто. - А ты, - парировал я, - проводишь больше времени в твоей чертовой исповедальне, чем за ремонтом здешних отвратительных дорог и мостов. В эту минуту появился Робин Гэртон - смуглый коротыш с орлиным носом и большими карими глазами, от мечтательного выражения которых вам казалось, что его мысли витают где-то очень далеко. На самом деле это был, как и все сотрудники "Объединенной Африканской компании", с коими я встречался, весьма проницательный деятель. Он не открывал рта без крайней нужды, обычно сидел с таким видом, словно погрузился в транс, чтобы вдруг тихим голосом жителя северной Англии выдать краткое, умное, дельное замечание, подытоживая все, о чем полтора часа спорили другие. Это производило ошеломляющее впечатление. Робин сел, приняв элегантную позу, согласился выпить стакан пива и обвел присутствующих взглядом. - Правда, это интересно? - горячо произнесла Мэри. Робин сделал глоток и важно кивнул. - Насколько я понимаю, нас пригласили сюда, чтобы мы выполнили за Мартина его работу. - Ну, знаешь, - возмутилась Мэри. - Если ты явился сюда в таком настроении, лучше сразу уходи, - сказал Мартин. - Мы все уйдем, когда кончится пиво, - возразил Макгрэйд. - Как понимать твои слова насчет того, чтобы выполнить за меня мою работу? - осведомился Мартин. - А вот как, - ответил Робин. - Я приношу гораздо больше пользы здешнему люду, продавая им бобы в банках и расписанные самолетами хлопчатобумажные ткани, чем ты, когда носишься кругом и вешаешь налево и направо людей за убийство своих бабушек, которые, надо думать, ничего, кроме смерти, не заслуживают. - С того дня, как меня прислали сюда, еще никого не повесил, - заявил Мартин. - Удивительная новость, - откликнулся Робин. - Ты так скверно управляешь этим округом, что я думал - ни одна неделя не обходится без виселицы. Послушать их, можно было подумать, что они ненавидят друг друга, на самом же деле они были закадычные друзья. Живя в таком маленьком европейском коллективе, следовало уметь ладить с людьми одного с тобой цвета кожи. И не из-за каких-то расовых барьеров, просто в ту пору многочисленные весьма умные африканцы, живущие в Мамфе или посещающие этот городок, с присущим им тактом избегали смешиваться с белыми, чтобы не создавать тягостных для обеих сторон ситуаций. Чувствуя, что самое время призвать собравшихся к порядку, я вооружился бутылкой и постучал ею по столу. Из кухни донеслись дружные возгласы: "Да, сэр", "Иду, сэр". - Первый разумный поступок с той минуты, как я пришел, - заметил Робин. Появился Пайес, неся на подносе подкрепление, и когда все стаканы были наполнены, я объявил: - Прошу собравшихся соблюдать порядок. - Господи, - мягко произнес Робин, - какие диктаторские замашки. - Дело в том, - продолжал я, - что хотя мы все знаем Мартина как чудеснейшего парня, он никуда не годится как начальник окружной администрации и, что еще хуже, совершенно лишен светского лоска. - Что верно, то верно, - жалобно подтвердил Мартин. Абсолютно справедливое суждение, - сказал Робин. - А я считаю, что вы слишком жестоки по отношению к Мартину, - возразила Мэри. - По-моему, он очень хороший администратор. - Ладно, - поспешил я вмешаться, - не будем уточнять. Цель настоящего военного совета заключается в следующем. Пока Мартин займется наведением порядка в округе, мы возьмем на себя заботу о приеме гостя, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Для начала я осмотрел дом и назначил Пайеса руководить обслугой Мартина. - Это один из тех редких случаев, когда тебя на миг посещают гениальные мысли, - заметил Макгрэйд. - Что можно объяснить только наличием крохотной капли ирландской крови в твоих венах. Я давно завидую тебе, что ты обзавелся таким буфетчиком. - И продолжай завидовать, - отозвался я. - Тебе не удастся его заполучить. Я слишком дорожу им. Теперь - о еде. Тут, я думаю, мы можем положиться на помощь Мэри. Мэри зарделась как розовый бутон. - Конечно, конечно, - сказала она. - Все будет сделано. Что у тебя намечено? - Мартин, - поинтересовался я, - насколько я понимаю, он задержится здесь всего на один день, так что нам следует предусмотреть только три трапезы. В котором часу он прибывает? - Думаю, что-нибудь около семи-восьми часов, - ответил Мартин. - Ясно, - заключил я. - Что ты можешь предложить, Мэри? - Ну, авокадо сейчас очень хороши, - ответила она. - Если фаршировать их креветками и приготовить соответствующую приправу - у меня как раз есть рецепт... - Мэри, дорогая, - перебил ее Робин. - У меня нет на складе консервированных креветок, и, если ты полагаешь, что ближайшие два дня я стану бродить по колено в воде с сеткой для ловли креветок, подвергая себя опасности атак со стороны бегемотов, ты глубоко заблуждаешься. - Ладно, - вмешался я, - остановимся просто на авокадо. Что он предпочитает - чай или кофе? - Право, не знаю, - сказал Мартин. - Понимаешь, мы в тот раз не успели поближе узнать друг друга, так что я ничего не могу сообщить о его вкусах. - Хорошо, приготовим и то и другое. - И еще, - взволнованно добавила Мэри, - что-нибудь простенькое - омлет, например. Мартин сосредоточенно записывал все в блокнот. - Ну и хватит ему на первых порах, - сказал я. - Очевидно, тебе надлежит провести его по городу, познакомить с обстановкой? - Да, - ответил Мартин, - с этим все будет в порядке. Мы все наклонились и пристально посмотрели на него. - Ты уверен? - спросил я. - Конечно, уверен. Честное слово, тут я все подготовил. Вот только этот чертов прием... - Ясно, - продолжал я. - Вероятно, он пожелает также проверить некоторые окрестные селения? - Обязательно, - подтвердил Мартин. - Он обожает всюду совать свой нос. - В таком случае, я предложил бы ленч на природе. Не станет же человек требовать от ленча на природе таких же яств, как в роскошном ресторане? - В этой глуши, - вступил Робин, - все наши трапезы подобны ленчам на природе, так что вряд ли он сильно удивится. - Я позабочусь о ленче, - заверила Мэри. - У меня есть козий окорок, его можно есть холодным. А еще могу предложить латук. Наш бой, бедняга, забыл поливать его, так что почти весь урожай пропал, но, думаю, двух уцелевших пучков нам хватит. Они малость вялые, но все-таки годятся для салата. Мартин и это старательно записал. - А что на десерт? - беспокойно осведомился он. - Что вы скажете о сур-сур? - предложил я. Так мы называли диковинный плод, похожий на шишковатую дыню с белой сочной мякотью. Если взбить эту мякоть, получалось освежающее блюдо с нежным лимонным привкусом. - Отлично, - заключила Мэри. - Прекрасная идея. - Ну так, с завтраком и ленчем все ясно, - продолжал я. - Дальше у нас идет обед, чрезвычайно важное мероприятие. Я обнаружил, что у Мартина роскошная столовая. - У Мартина есть столовая? - удивился Макгрэйд. - Ну да, и притом совершенно роскошная. - Но тогда почему, - осведомился Макгрэйд, - в тех редких случаях, когда этот скряга приглашает нас отобедать, мы вынуждены есть на веранде, точно какие-нибудь бродячие протестанты? - Сейчас не время выяснять, что и почему, - сказал я, - лучше пойдем посмотрим. И мы торжественно проследовали в столовую. Я с удовольствием отметил, что Пайес (когда он только успел?) уже отполировал стол и стулья до блеска. Столешница отражала ваше лицо так, словно вы смотрели на поверхность тихого пруда с коричневой водой. - О, восхитительно! - воскликнула Мэри. - Мартин, ты никогда не говорил нам, что у тебя есть такая комната. - Стол действительно великолепный, - заметил Макгрэйд, ударяя по нему кулачищем с такой силой, что я испугался, как бы столешница не раскололась пополам. - Право, здесь можно устроить замечательный обед, - сказала Мэри. - Изумительная обстановка. Сюда бы еще канделябры. Только я собрался призвать ее не усложнять наши проблемы, как Робин вдруг объявил: - У меня есть четыре штуки. Мы удивленно воззрились на него. - Конечно, - продолжал он, - они не серебряные и не очень шикарные, но это вполне приличная бронза, я купил их в Кано. Их не мешает почистить, а так-то смотрятся недурно. - Чудесно, - просияла Мэри. - Обед при свечах! Он будет доволен. - Если почтенному ирландскому католику дозволено вставить словечко в трескотню говорливых язычников, - сказал Макгрэйд, - хотел бы задать один вопрос. Мы выжидательно посмотрели на него. - Откуда мы возьмем свечи? - Боже, я совсем не подумала об этом, - всколыхнулась Мэри. - Нельзя же ставить канделябры без свечей. - Хотел бы я знать, почему это люди всегда склонны недооценивать мой интеллект, - сказал Робин. - Я купил канделябры потому, что они мне понравились и я собирался пользоваться ими. Дом, который я сейчас занимаю, не располагает к подобного рода средневековому шику, однако я предусмотрительно запасся значительным количеством свечей, и они постепенно тают в шкафу с тех пор, как меня перевели в Мамфе. Если они еще не расплавились совершенно, не слились в один комок, может быть, нам удастся еще спасти две-три штуки. Словом, предоставьте мне заняться этой проблемой. Зная Робина, мы не сомневались, что свечи вовсе не обратились в сплошной безобразный ком стеарина; я был уверен, что он проверяет их не меньше четырех раз в день. - Ну так, Мэри, - сказал я, - ты возьмешься украсить столовую цветами? - Украсить цветами? - опешил Мартин. - А как же, - откликнулся я. - Несколько букетиков бегонии или каких-нибудь других цветов, развешанных на стенах, придадут нарядный вид помещению. - Вот это как раз сейчас непросто, - сообщила Мэри. - С цветами дело плохо обстоит. Разве что гибискус... - Пресвятая Дева, - сказал Макгрэйд, - этот чертов гибискус все время окружает нас. Ничего себе украшение. Это все равно что превратить дом в чертовы джунгли. - Ладно, - вступил я. - У меня есть охотник, мастер лазить на деревья, и на днях он принес мне не только животных, но и чудесную орхидею, которую сорвал на самой макушке. Я вызову его и пошлю в лес, пусть поищет для нас орхидеи и еще что-нибудь. А ты, дорогая Мэри, украсишь ими помещение. - О, я обожаю это занятие, - ответила Мэри. - И если будут орхидеи, получится просто замечательно. Мартин продолжал лихорадочно черкать что-то в своем блокноте. - Ну, - обратился я к нему, - что у нас уже сделано? - Значит, так, - сообщил он, - мы проверили кровати и прочую мебель, решили вопрос с обслугой и с завтраком. Мэри организует ленч на природе и займется цветами, вот пока и все. - Напитки, - сказал я. - Не вижу причин для беспокойства, - заявил Робин. - Поскольку в моем распоряжении единственная торговая точка, снабжающая вас этим товаром, я давно установил, что Мартин - запойный пьяница, и могу с точностью до одной бутылки сказать, чем он располагает. Он поглядел меланхолично на свой пустой стакан и добавил: - Никогда не любил скупердяев. - Остановись, ради Бога, - взмолился Мартин. - Если хочешь еще пива, позови Амоса. - Тише, дети, - вмешался я. - Вернемся лучше на веранду и попробуем перекричать занятых брачными играми бегемотов - нам еще предстоит обсудить самое важное. Возвратясь на веранду, мы наполнили наши стаканы и с минуту посидели молча, слушая чудные звуки вечернего африканского леса. В воздухе мелькали изумрудно-зеленые светлячки, цикады и сверчки исполняли сложные фуги, время от времени со дна ущелья к нам доносилось хрюканье, мычанье или рев бегемота. - Если я верно представляю себе вашу психологию, заблудшие, нечестивые протестанты, - произнес Макгрэйд, опустошая свой стакан и ставя его на стол с явной надеждой на добавку, - то под самым важным вы подразумеваете обед. - Вот именн