Фарли Моуэт. Проклятие могилы викинга ----------------------------------------------------------------------- Пер. - Р.Облонская. М., "Правда", 1988 (Серия "Мир приключений"). OCR & spellcheck by HarryFan, 11 July 2001 ----------------------------------------------------------------------- 1. ШКОЛА СРЕДИ ЛЕСОВ На открытом всем ветрам льду озера в северной Манитобе, у замерзшего скелета оленя-карибу топтались два ворона. Лисицы и волки оставили на костях оленя вожделенные кусочки мяса, и вороны угрожающе теснили друг друга, их сварливые голоса далеко разносились в предполярной тишине над озером. Росомаха, что кралась по мрачному лесу вдоль берега, вскинула тяжелую голову и прислушалась. Крики воронов означали, что поблизости есть еда, и росомаха свернула и пошла по льду на птичьи голоса. На северном берегу озера, в густом высоком ельнике, принюхивалась к холодному воздуху белая лайка. Она учуяла мускусный запах росомахи, и шерсть у нее стала дыбом. Задрав морду, она вызывающе взвыла. Тотчас вскочили на ноги и еще лайки - добрый десяток - и подхватили ее вой. Среди деревьев, неподалеку от того места, где привязаны были собаки, уютно примостился низкий бревенчатый сруб, уставясь двумя окнами на озеро Макнейр. В доме этом Энгус Макнейр отложил книгу, которую читал вслух, и подошел кокну. Минуту-другую он приглядывался к собакам, потом, мотнув рыжей пиратской бородой, обернулся к трем мальчишкам, что выжидающе на него смотрели. - Нет, ребята. Собаки расшумелись не из-за оленя. Волки, может... а то росомаха. Да вы не горюйте, карибу скоро пойдут назад этой дорогой, и у нас опять будет свежее мясо. Он уселся в самодельное кресло и продолжал урок. Энгус Макнейр никак не походил на учителя. Это был рослый, крепкий охотник, с лицом, точно высеченным из камня; в северных краях Канады он жил с тех самых пор, как тринадцатилетним пареньком уехал с Оркнейских островов. Классной комнатой служила хижина Макнейра, с низким потолком, загроможденная всякой всячиной, пропахшая звериными шкурами, что свешивались со стропил. Здесь три дня в неделю Энгус давал уроки. А в остальные дни учитель и ученики обходили свои капканы, которые расставлены были в окружности пятидесяти миль на север, восток, запад и юг. Энгус читал, а его племянник Джейми, пристроясь на чурбаке подле железной плиты, слушал. Голубоглазый, с резкими чертами лица и взлохмаченной копной светлых волос, он склонился над лисьей шкурой, растянутой на деревянной раме, и ловко соскабливал с нее тупым ножом остатки мяса. Рядом с ним, на краю широкой деревянной скамьи, сидел Эуэсин Мнуэсин, сын вождя индейского племени кри, которое жило неподалеку, у озера Танаут. Эуэсин был худощавый, смуглый, черноглазый и черноволосый, весь упругий и гибкий, точно силок для кроликов. Третий "школьник" был, несомненно, самый занятный из этой тройки. Его приветливое скуластое лицо можно было бы принять за азиатское, если б не большие голубые глаза да огненно-рыжие, спадающие на лоб волосы. Звали его Питъюк. Был он сыном бродячего охотника англичанина по имени Фрэнк Андерсон. Однажды зимой, много лет назад, Андерсон отправился за белыми лисами в открытую тундру, к северу от озера Макнейр. Там он встретил женщину из племени эскимосов и женился на ней. Незадолго до того, как у них появился ребенок, Андерсон переходил озеро по уже непрочному весеннему льду и утонул, так что сын его, Питъюк, родился и вырос среди эскимосов. Книжка, которую Энгус читал сегодня мальчикам, очень их увлекла. В ней рассказывалось о том, как в старину, задолго до Колумба, приплыли в Америку норвежцы. Сегодня утром Энгус читал главу об экспедиции некоего викинга, которая примерно в 1360 году приплыла в Гренландию, а оттуда, вероятно через Гудзонов залив, - в Северную Америку. Дальше рассказывалось о том, как в 1898 году в Кенсингтоне (штат Миннесота) нашли камень, на котором была вырезана какая-то странная надпись. Оказалось, что это рунические письмена. В древности ими пользовались скандинавы и другие германские племена. - Когда надпись расшифровали, - продолжал Энгус, - стало ясно, что ее оставили восемь шведов и двадцать норвежцев, которые пустились открывать неведомые земли, лежащие на западе. Надпись рассказывала о том, как однажды они заночевали на острове посреди какого-то озера. Наутро они отправились ловить рыбу, а десять человек остались охранять лагерь. Когда рыбаки вернулись, они никого не застали в живых: все десять их товарищей лежали убитые. Еще десятерых, говорилось в надписи, с самого начала оставили охранять корабль: он стоял на якоре в четырнадцати днях пути от места убийства. Надпись эта была высечена на камне в 1362 году. Энгус поднял глаза от книги. - Вот здесь нарисован этот камень со всеми знаками, - сказал он мальчикам. - Смотри-ка, Джейми, а ведь они здорово похожи на те - помнишь, на обломке свинцовой пластинки, которую вы с Эуэсином нашли прошлым летом в тундре? Дай-ка ее сюда, Джейми, сейчас поглядим. Джейми вскочил на ноги и с полки под стропилами достал обломок свинцовой пластинки размером примерно в пятнадцать квадратных сантиметров. Энгус положил пластинку на книгу, рядом с изображением Кенсингтонского камня. Мальчики тесно обступили его. - А ведь точно! Знаки такие же. Может, тайник, где вы нашли пластинку, устроили те самые люди, которые вырезали письмена на камне. Эх, вот бы нам прочесть эту надпись, а, ребята? У Джейми заблестели глаза. - Если надпись и правда такая же, значит, и все остальное в тайнике тоже норвежское! За такое открытие наверняка большие деньги дадут! - Деньги, конечно. Только если ваши находки и в самом деле норвежские, они стоят куда дороже денег. Пожалуй, они помогут написать новую главу в истории Америки. В общем, как наступит лето, пойдем к вашему тайнику... Да только идти надо осторожно, не так, как вы тогда ходили. Джейми и Эуэсин сделали вид, будто им совестно. Они отлично помнили то путешествие: оно чуть не кончилось катастрофой. Они отправились в тундру с охотниками племени чипеуэев и набрели на загадочный тайник, но слишком на себя понадеялись, отстали от индейцев, на речных порогах потопили каноэ и большую часть снаряжения. Несколько месяцев, пока в тундре свирепствовала зима, им пришлось отчаянно бороться за жизнь. В конце концов им посчастливилось встретить Питъюка с эскимосами его племени, только это их и спасло. Энгус закрыл книгу и бережно поставил ее на полку: здесь размещалась вся его библиотека - десятка два изрядно потрепанных томов, которые он берег как зеницу ока. - На эту неделю урокам конец, - сказал он мальчикам. - Я буду стряпать, а вы идите делайте свою работу. Мальчики выбежали за дверь, а Энгус еще минуту-другую стоял у окна и любовался на них. Питъюк колол березовые поленья, а Джейми и Эуэсин по очереди работали ломом: пробивали в замерзшем озере прорубь. Энгус смотрел на мальчиков и вспоминал, что привело их в его одинокое жилище. Джейми приехал к нему три года назад из одного южного канадского города: родители его погибли в автомобильной катастрофе, и у него не осталось родных, кроме Энгуса. За эти годы Джейми из хилого, ни к чему не приспособленного маленького горожанина превратился в крепкого подростка, который в предполярном лесу чувствовал себя так же уверенно и свободно, как родившийся здесь Эуэсин. Эуэсин никогда не бывал южнее Пеликан Нэрроуз, всего в двухстах милях отсюда; там, в школе при миссии, его научили хорошо говорить и читать по-английски. Но Эуэсин жадно тянулся к знаниям, и, когда Энгус Макнейр стал учить Джейми, Эуэсин без труда уговорил своего отца, Альфонса Миуэсина, позволить и ему учиться у Энгуса и прожить у него зиму. Третий ученик Энгуса, Питъюк, оказался здесь потому, что встретился тогда в тундре с Джейми и Эуэсином. Эскимосы, с которыми кочевала мать Питъюка, благополучно доставили двух спасенных мальчиков на юг. Но, уходя к местам своих кочевий, они оставили Питъюка на попечение Энгуса Макнейра, рассудив, что пора уже мальчику познакомиться с миром его покойного отца Фрэнка Андерсона. К тому времени как ящик был полон дров, а ведра - воды, у Энгуса поспел обед. Он сварил вкусную похлебку из ячменя, сушеной оленины и жирной свинины. Нарезал хлеб свежей выпечки, налил каждому по кружке крепкого сладкого чая. Мальчики обедали не спеша, строили планы летнего похода в тундру, к загадочному каменному тайнику. За этим разговором они могли бы засидеться дотемна - ведь зимний день в тех краях короток, - но Энгус вернул их к действительности. - Эй, ребята! От разговору мехов не прибудет. Нечего рассиживаться! Вам еще сегодня надо привезти хороший груз шкур. Коли собрались идти к землям эскимосов, понадобятся новые каноэ и всякое снаряжение, а на это нужны деньги. Энгус первым встал из-за стола, натянул свою огромную парку, оленьи рукавицы и мокасины. Потом взвалил на плечи тюк и пошел к двери, мальчики поспешили за ним. Джейми непременно хотел отъехать первым, он кинулся к своим нартам (узким саням, которые так любят звероловы), бросил на них свой тюк и мигом отвязал собачью упряжку. У него было три лайки. Двух, маленьких и мускулистых, дал ему дядя. А третью - крупную, белую, по кличке Зуб, - Эуэсин и Джейми нашли в тундре: этот Зуб и еще один пес отстали от эскимосов. Во дворе поднялся отчаянный шум - выли собаки, кричали ребята. Первым справился с упряжкой Питъюк; он громко, задорно попрощался с товарищами, прыгнул на свои длинные эскимосские сани, и они, кренясь набок, покатили по льду озера к югу. Джейми и Эуэсин чуть замешкались. А когда выехали на лед, упряжки их поначалу шли голова в голову, стараясь обогнать друг друга. Но вот Джейми закричал: "Давай! Давай!" - и его упряжка послушно свернула влево, к восточному краю озера. Ребячьи упряжки уже мчались во весь опор, а Энгус все еще обстоятельно запрягал своих собак. Глядя, как бешено несутся тобогганы [тобогган - сани без полозьев, передок загнут, вместо бортов натянута шкура или береста; канадские индейцы перевозят на них грузы] и нарты, он улыбнулся и покачал головой. - Джульетта, голубка, - говорил он, затягивая постромки на брюхе своего вожака, - видала, какие проворные ребята? Что твои барсуки. Джульетта заскулила в ответ и натянула постромки, давая другим собакам знак трогаться. Неторопливо, степенно она вывела упряжку на лед, и тобогган Энгуса свернул к северу. Последний завиток голубого дыма поднялся из старой черной трубы, истаял в небе, и вокруг воцарилась морозная тишина январского дня. 2. ХОЛОД, КОТОРЫЙ УБИВАЕТ Следующие четыре дня, пока Энгус и мальчики объезжали капканы, безмолвие дома нарушалось лишь резкими криками соек, слетавшихся на отбросы. Только под вечер четвертого дня из трубы к голубому, чуть затуманенному небу вновь поднялся дым. Перед дверью дома в свежевыпавшем снегу стояли нарты Эуэсина, а собаки, уставшие от последнего тридцатимильного перехода но рыхлому снегу, тяжело дыша, развалились подле своих бревенчатых конурок. Эуэсин гнал их вовсю: он непременно хотел вернуться первым. Но едва у него успел закипеть чайник, как на пологий берег озера стремительно влетела упряжка Джейми. - Ты что это как долго? - насмешливо спросил Эуэсин. Джейми не ответил. Посвистывая, он привязал вожака к дереву и снял с нарт что-то большое и темное. Потом подошел к дому и небрежно бросил свою ношу к ногам Эуэсина. Тот присел на корточки и недоверчиво на нее поглядел. - Илька! - восхищенно воскликнул он, поглаживая прекрасный темный мех. - Я такую видел только раз в жизни. Где ты ее взял, Джейми? - В куньем капкане, в ельнике, у моей избушки, где я ночевал вторую ночь. Наверно, там их полно. Да только они не всякому даются, тут нужно уменье. Но Эуэсин не попался на эту удочку: он не мог оторвать глаз от ильки. Ведь куница илька - одно из самых редких млекопитающих в здешних местах, и притом самое ценное. Эуэсин торжественно внес ее в дом и положил на стол: тут можно будет рассмотреть ее всю - от острой, совсем как у ласки, мордочки до великолепного пушистого хвоста. На дворе снова залаяли собаки. На сей раз они возвещали о прибытии Питъюка. А в сумерки вернулся и Энгус. Поездка у всех была удачная. Питъюк привез двух лис, куницу, трех горностаевых ласок и норку. Эуэсин - двух норок и двух красных лисиц. Энгус, у которого был самый большой участок, привез трех лис, двух норок, ласку и выдру. У Джейми, кроме ильки, оказалась еще только красная лисица, но илька одна стоила едва ли не всей сегодняшней добычи. После ужина зажгли керосиновые лампы, и все принялись за работу. Снимали шкуры, чистили их, распяливали, а тем временем рассказывали друг другу, что интересного произошло с ними за эти дни. Эуэсин рассказал о том, как, расставляя капкан, ступил одной ногой на тонкий лед, провалился - пришлось поскорей развести костер и сушить мокасин, чтобы нога не заледенела окончательно. У Джейми в одной избушке побывала росомаха и съела все припасы, так что пришлось довольствоваться белой куропаткой, которую он подстрелил из ружья. Питъюк повстречался с двумя индейцами-чипеуэями: с зимней стоянки в лесах у озера Кэсмир они держали путь на юг, к фактории на озере Оленьем. Но самая интересная новость была у Энгуса: он видел свежие следы карибу. Как всегда, ранней осенью началось передвижение оленей-карибу, они ушли из тундры и укрылись в лесах Но главные стада миновали озеро Макнейр всего за какую-нибудь неделю, свернули на запад и скрылись Однако, судя по словам Энгуса, выходило, что они сделали круг - прошли на север, на восток - и теперь снова двигаются на юг. Известие это взбудоражило всех: ведь вот уже три месяца они ели только кроликов да куропаток, другого свежего мяса на озере Макнейр не было. Потолковали об оленях, и Энгус вновь заговорил о встрече Питъюка с чипеуэями, или, как сами они себя называли, элделями (слово это означает "едоки оленины"). - Зачем они двинулись на юг в такую неподходящую пору? - рассуждал он вслух. - Они тебе не сказали, Питъюк? Питъюк покачал головой: - Я по-ихнему не говорю. Да только видно: они очень голодный и спешил здорово. На нарты никакой мех нет, и у собак живот подвело. - Чудной народ эти чипеуэи, - задумчиво продолжал Энгус. - Стараются жить, как жили их предки сто лет назад, а ведь теперь так уже не проживешь. В прошлом году они чуть не перемерли с голоду, а сейчас, может, у них дела и того хуже. Да, к нам Альфонс Миуэсин собирается. Я остановился у Танаутского озера, хотел его повидать, а он в это время объезжал свои капканы. Твоя мать, Эуэсин, сказала, он скоро нас навестит - верно, хочет знать, как твои успехи в ученье. Альфонс Миуэсин появился еще раньше, чем его ждали. Назавтра в час обеда собаки возвестили о приезде гостя, и через несколько минут на пороге встал высокий сухощавый вождь племени кри. Под мышкой у него был какой-то узелок, завернутый в оленью шкуру. Еле сдерживая улыбку, он протянул этот небольшой сверток Питъюку. - Моя дочка Анджелина думает, эскимосы не умеют шить хорошие сапоги, - объяснил он. - Вот она тебе и посылает... В свертке оказались две пары прекрасно сработанных лосевых мокасин, искусно расшитых красными, зелеными и золотыми бусами. Питъюк очень смутился, он держал в руках мокасины и не знал, что сделать и что сказать. - Ну, Пит, попался! - весело воскликнул Джейми. - Уж если девушка кри шьет парню мокасины - тут ему и конец. Правда, Эуэсин? Эуэсин важно кивнул: - Верно. Моя сестра еще никогда никому не шила мокасины. Теперь буду следить за тобой в оба, Питъюк. Я ведь ей брат, помни! Питъюк, весь красный, растерянно обернулся к Эуэсину, натолкнулся на его суровый взгляд и крикнул в отчаянии: - Меня зачем ругаешь? Я слова с ней не сказал. Мученьям Питъюка положил конец Альфонс - он отвернулся от смущенного парнишки и заговорил с Энгусом: - Вчера утром я проезжал стойбище едоков оленины на Кэсмирском озере; там женщины причитали по покойнику. Я хотел пойти в чумы, но старый вождь Деникази остановил меня, сказал, что на них напала болезнь и уже есть мертвые. Все больные; только он сам да несколько стариков здоровые и еще охотники Пенъятци и Мэдис. Этих двух он послал на юг, к белым людям за помощью. Лицо Энгуса омрачилось: - Плохие вести. А что у них за болезнь, ты знаешь? - Легкими они болеют. Сперва горят в жару, а потом коченеют и помирают. - Тогда и сомневаться нечего, - пробормотал Энгус. - Это грипп, дело ясное. Видно, подхватили, когда ездили на рождество в миссию. - Он вскинул голову и спросил с тревогой: - А как твое племя, Альфонс? Тоже есть больные? Альфонс помотал головой. - Мои все здоровые. И я послал Деникази двое саней с вяленым сигом, а то у них есть нечего. - Да, знаю, ты всегда готов помочь, - сказал Энгус и положил руку на плечо друга. - Но пускай твои люди больше к ним не ездят. Я позабочусь, чтоб они не голодали. Для белых грипп не так страшен, для индейцев он опасней. А у меня хорошие вести. Олени идут на юг. Капканы наши подождут. А ты давай нам в помощь несколько твоих охотников, и мы с ребятами заготовим мясо для племени Деникази. Весть, принесенная Альфонсом, круто изменила жизнь мальчиков. И объезд капканов, и уроки были отставлены. На другое утро все трое отправились к северо-востоку от озера Танаут, в те места, где Энгус видел оленьи следы, а Энгусу предстояло одному объехать все капканы и собрать всю добычу. Энгус велел гнать собак без роздыха, а когда ребята настигнут стадо, охотиться два дня и убить как можно больше оленей. Потом пусть нагрузят нарты, все, что не поместится на них, спрячут понадежней и едут к стойбищу едоков оленины. Он будет их ждать неподалеку и переправит мясо больным сородичам Деникази. Первого оленя мальчики повстречали на южном берегу Кэсмирского озера, но, помня наказ Энгуса, поехали дальше, на северо-восток, по реке Кэсмир, пока не оказались среди кочующих оленьих стад. Они раскинули лагерь и два дня охотились на карибу, которые во множестве сошлись там у несчетных мелких озер. Двое мальчиков прятались, держа ружья наготове, а третий выезжал на своей упряжке на лед и гнал перепуганных оленей прямиком на засаду. К концу второго дня было убито и готово к отправке десятка два оленей. Наутро молодые охотники двинулись к стойбищу Деникази; тяжело груженные нарты двигались вверх по реке Кэсмир, потом выехали на широкий простор Кэсмирского озера. У северного его рукава к небу поднимались тонкие спирали дыма над чумами чипеуэев, что стояли среди чахлого кустарника подле устья реки Касба. Энгус встретил мальчиков на льду озера, на дальних подходах к стойбищу: он давно уже с нетерпением их поджидал. Энгус помог им спрятать мясо на крохотном островке - отсюда он сможет переправлять его больным и голодным чипеуэям. - Быстрей назад, ребята! - распорядился Энгус. - И завтра же возвращайтесь с новым грузом, потому как я решил сам ехать на юг. Торговцы и миссионеры не станут слушать Пенъятци и Мэдиса, а меня, может, послушают. А если и от меня отмахнутся или не смогут помочь, я поеду еще южней - надо поговорить с властями. Чипеуэям нужны врачи и лекарства. Они очень тяжело болеют, и если мы не остановим эпидемию, она, пожалуй, охватит весь край. Так вот, слушайте! Когда я уеду, вы сгрузите мясо на лед в полумиле от их стойбища. Там кое-кто еще держится на ногах, они приедут за мясом. Вам подходить к чумам нельзя. Но уж если у этих несчастных все станет совсем худо, если все-таки придется идти в их лагерь, туда пойдет только Джейми. Один! Поняли? ...Спустя два дня Энгус отвез последний груз мяса на стойбище чипеуэев. Попрощался с мальчиками и пустился в далекий путь, почти за двести миль, - на ближайшую факторию. А оттуда ему, быть может, придется проехать и еще сто пятьдесят миль - до ближайшего крупного поселения. Весь конец января и первую неделю февраля мальчики с помощью нескольких охотников-кри трудились в поте лица, добывали пропитание для больных чипеуэев. Они доставляли нарты с мясом, а другие кри возили к становищу дрова. Но пища и топливо - это было еще не все. Многие едоки оленины так ослабели, что уже не могли ни разжечь огонь, ни сварить еду. Слег и вождь Деникази, и, хотя он еще кое-как выползал из своего чума и отрубал куски сырого мороженого мяса, он тоже день ото дня слабел. С каждым днем среди островерхих, крытых шкурами чумов было заметно все меньше признаков жизни. К концу первой недели февраля ребятам стало совсем невтерпеж. Они приняли решение, и в тот же вечер объявили его в чуме Альфонса Миуэсина на озере Танаут. Они молодые, здоровые, доказывали они Альфонсу, уж наверное они не умрут, даже если и заразятся от чипеуэев. Так что решено: они поедут в стойбище и будут ухаживать за погибающими чипеуэями. Не отпускать же туда Джейми одного, горячо доказывали Эуэсин и Питъюк. Спорить с этим было трудно: в одиночку там и в самом деле не справиться. Альфонс и Мэри Миуэсин, в конце концов, с великой неохотой согласились. - Мы будем каждый день привозить мясо и топливо, - сказал Алъфонс. - Пусть духи крепко держат ваши жизни в своих руках, дети мои. На стойбище ребята застали невероятную грязь и запустение. Уже много недель ни у кого не хватало сил убирать чумы или хотя бы вынести мертвых. Мальчики переходили из чума в чум и, подбадривая друг друга, делали свою тяжкую и страшную работу. От всего, что открывалось их глазам, лица у них каменели, их мутило, но решимость их не ослабевала. Чипеуэи - их друзья, а на севере ради друга человек готов на все. Скоро они начали одерживать кое-какие победы в битве с болезнью. Гудящее пламя костров и крепкий мясной бульон прибавили сил тем чипеуэям, кто уже переболел и остался жив. К концу недели больше двух десятков мужчин и женщин перенесли кризис и стали выздоравливать, но почти столько же больных умерли. У мальчиков совсем не оставалось времени на отдых. Всю ночь напролет - а зимние ночи длинные - двое обходили чумы, поддерживали огонь в очагах, а третий, совсем уже без сил, сваливался и засыпал. И они думали только об одном: когда же наконец подоспеет помощь? День за днем они вглядывались вдаль: не появятся ли на другом берегу озера охотники Альфонса? Быть может, с ними приедут наконец Энгус Макнейр и доктор? Однажды, в конце февраля, Альфонс пригнал на обычное место сани с едой и застал там одного Джейми. Как было условлено с самого начала, мальчик стоял поодаль, шагов за полсотни, и сразу видно было - он совсем измучен, вот-вот свалится в снег. Альфонс поглядел на Джейми с испугом, но голос почти не выдал тревоги. - А где остальные? - спросил он. - Питъюк заболел, - ответил Джейми. - Эуэсин около него. Эуэсин здоров, и я тоже. Когда придет помощь, Альфонс? Неужели от моего дяди все нет вестей? Красивое бронзовое лицо Альфонса потемнело. Он протянул к мальчику руки, словно в досаде, что их разделяют эти пятьдесят шагов. - Ты сильный, Джейми, - сказал он. - Так вот, соберись с силами - у меня дурные вести. - Энгус! - воскликнул Джейми. - Что с ним? Добрался он до Те-Паса? - Он все сделал, как сказал, сын мой. Вчера вечером из Те-Паса приехал вестник из племени кри, его полиция послала. Он привез тебе письмо от полиции и еще одно известие. Когда Энгус добрался до озера Оленьего, Пенъятци и Мэдис лежали больные. Их палатка стояла в стороне от фактории, и никто к ним не подходил. Твой дядя начал за ними ухаживать. Мэдис выжил, а Пенъятци умер. В фактории Энгус помощи не нашел и поехал дальше. Но болезнь уже сидела у него в легких. В Те-Паса он приехал больной. Его взяли в больницу и сперва думали - умрет. Но он жив, сын мой, жив! И он послал тебе наказ через своих друзей кри. Вот что он велел тебе передать: "Скажите ему, пускай поступает как знает. Он показал себя мужчиной, а мужчина должен сам решать, как ему жить". Альфонс замолчал и положил на снег плотный конверт. Потом отошел подальше, а Джейми подбежал, схватил конверт, вскрыл и прочел: "Те-Пас, провинция Манитоба. 18 февраля. Джейми Макнейру. Озеро Макнейр, провинция Манитоба Уважаемый сэр! 1. Должен сообщить Вам, что Ваш дядя, Энгус Макнейр, положен в больницу в Те-Пасе, у него двустороннее воспаление легких с серьезными осложнениями. По мнению врачей, он пролежит еще много недель, и если вообще сможет вернуться на Север, то не раньше чем через несколько месяцев. 2. Поскольку у него нет средств, его положили в палату для неимущих пациентов. 3. Как нам известно, мистер Макнейр Ваш опекун. Поскольку он сейчас не в состоянии о Вас заботиться, мне предложено довести до Вашего сведения, что Вам надлежит возможно скорее явиться в Виннипег, в отдел попечительства о несовершеннолетних. 4. Тем самым Вам надлежит приехать в Те-Пас с подателем сего письма, констеблем Питером Моуисти. Вышеназванный отдел оплатит Ваш железнодорожный билет до Виннипега. 5. Сообщите, пожалуйста, вождям Деникази и Миуэсину, что управление по делам индейцев обсуждало вопрос об эпидемии и постарается, когда позволят обстоятельства, послать к ним врача. Сержант Роберт Оуэн, командир отряда в Те-Пасе". 3. АНДЖЕЛИНА Джейми дочитал письмо, и его обуяли возмущение и ярость. Кровь отлила от его лица и взгляд стал суровым. - Ты только послушай, Альфонс! - с горечью воскликнул он и прочел письмо вслух. Глаза вождя тоже загорелись гневом. - Значит, пришлют доктора, когда позволят обстоятельства! - сказал он. - Ну, тогда он увидит много могил, лечить будет уже некого. А ты как решил? Что будешь делать, сын мой? - Останусь здесь! - с жаром воскликнул Джейми. - Скажи констеблю Моуисти, я буду в чуме Деникази, там пятеро больных чипеуэев. Хочет меня забрать - пускай приходит туда. - Не горячись, сын мой. Питер Моуисти сам из племени кри. Его не надо бояться. Захочешь, он уедет на юг без тебя. Но только подумай как следует. Сдается мне, полиция пошлет за тобой еще кого-нибудь. - Тут еще о многом надо подумать, - уже спокойнее ответил Джейми. - Они обращаются с Энгусом как с нищим. Я должен добыть денег, чтобы позаботиться о нем: вдруг он еще долго проболеет. В сиротском доме я ничем не смогу ему помочь, а ведь если я поеду в Те-Пас, меня уж наверно засадят в сиротский дом. А если останусь здесь, буду промышлять пушного зверя, и... и потом, есть еще сокровища викинга! За них наверняка дадут кучу денег. И мы все равно пойдем за ними на Север! Это самый лучший выход, Альфонс! Альфонс подошел ближе, задумчиво кивнул: - Пожалуй, ты прав, сын мой. Но помни, ты ведь белый. Значит, белые так легко тебя не отпустят. Не забывай, они твой народ. Джейми сжал кулаки, скомкал письмо, бросил его на лед. И сказал с горьким вызовом: - Мой народ? Ну, нет! Вы тут можете умирать, а они пальцем о палец не ударят. Нет, Альфонс, это не мой народ! Альфонс искусно перевел разговор. - Тебе самому решать, - сказал он. - Дядя написал, чтоб ты сам решал, как тебе поступить. Но вот что: если едоки оленины могут теперь обойтись без вас, лучше бы перевезти Питъюка в вашу хижину - там его легче будет выходить. Упоминание о Питъюке сразу остудило гнев Джейми: - Да, правильно. Чипеуэи теперь обойдутся и без нас, лишь бы вы привозили им мясо и топливо. А Питъюк совсем больной. На другое утро, когда Джейми и Эуэсин запрягали собак в нарты, из своего чума вышел вождь Деникази. Он был еще слаб, но не сгибался под холодным ветром. Молча смотрел он, как друзья осторожно положили Питъюка, который от жара почти потерял сознание, на нарты Эуэсина и укутали оленьими шкурами. Только после этого Деникази кашлянул, чтобы привлечь их внимание, и, даже не глядя на них, пробормотал несколько слов. - Что он сказал? - спросил Джейми: он не понимал языка чипеуэев. - Сказал: мы будем здесь, - перевел Эуэсин. - Вот так благодарственная речь за все наши заботы! Эуэсин пронзительно взглянул на друга, и его всегда мягкий голос зазвучал сурово: - Иногда мне кажется, ты совсем нас не знаешь, Джейми. Зачем нужны длинные речи? Что значат слова Деникази? Что пока в краю этом есть чипеуэи, у нас всегда будут друзья. Разве этого мало? Джейми смущенно вертел в руках постромку. - Прости, Эуэсин, - пробормотал он. - Скажи ему, что мы рады были помочь. - А зачем говорить, Джейми? Он и так знает. Поехали. Несколько минут спустя мальчики обернулись - старый вождь все стоял и смотрел им вслед. Лишь когда они отъехали так далеко, что едва могли его разглядеть, он повернулся и медленно пошел к неровному ряду чумов, крытых оленьими шкурами. Многие чумы стояли теперь пустые, открытые всем ветрам, а те, кто поставил их, безмолвные и застывшие лежали под тяжелым покровом снега и ждали весны, когда земля оттает и примет их, и они обретут вечный покой. К обеим своим упряжкам мальчики подпрягли собак Питъюка и теперь во весь дух мчались домой. Боясь заразить индейцев кри, они далеко объезжали стойбища на озере Танаут, но почти все кри выходили из чумов и издали махали им и кричали. Едва стемнело, нарты подкатили к озеру Макнейр. Джейми и Эуэсин думали, что заброшенный на столько недель дом встретит их запустением и холодом. Но что за чудеса - окна приветливо светятся! Ребята быстро оглядели двор - нет, ни нарт, ни собак не видать. Что же это значит? Ведь они уговорились, что не будут общаться с кри, пока Питъюк окончательно не выздоровеет. А кто еще, кроме кри, мог зайти в их жилище? Ответа долго ждать не пришлось. Собаки втащили сани со льда озера на берег, отрывисто залаяли - и тотчас дверь распахнулась. На пороге появилась девушка. В руке она держала керосиновый фонарь. Он освещал ее миловидное лицо, и яркие отблески дрожали на ее длинных черных волосах. - Анджелина! - поразился Эуэсин. - Что ты здесь делаешь? Сейчас же уходи. Мы привезли Питъюка, он больной. Нам надо внести его в дом. Хватай свои вещи и уходи! - Вносите его скорей, - спокойно ответила сестра. - В доме все готово. На плите горячий суп. И не командуй мной. Мама позволила мне приехать, и отец сам привез меня сюда. Скорей несите Питъюка. Что вы стоите, будто к месту примерзли? Мальчики, изумленные до немоты, покорно внесли Питъюка в дом. Его переодели, уложили на койку, накормили горячим бульоном и, лишь когда он забылся тяжелым, лихорадочным сном, приступили к Анджелине с расспросами. Она же мыла посуду, кипятила воду и не спешила отвечать: она чувствовала себя хозяйкой положения. Только когда Эуэсин перестал покрикивать на нее, как на маленькую, и взмолился - да объясни же наконец, что все это значит! - она с улыбкой обернулась к мальчикам и все им рассказала. - Ты забыл, Эуэсин, а ведь когда я училась в школе при миссии, там была эта болезнь. Я тоже заболела, но скоро все прошло. Когда отец сказал, что вы везете больного Питъюка, я спросила: а кто ж за ним будет ухаживать? И мама поняла. Отец согласился и сегодня утром привез меня сюда. Хорошо, что я здесь. Поглядите-ка на себя! Медведь и тот выгнал бы вас из своей берлоги - от вас ужас как разит! Вот горячая вода, вот чистая одежда. Если хотите ночевать в доме, а не за дверью, с собаками, тогда мойтесь! Народам Севера не знакома ложная стеснительность, и Эуэсин покорился неизбежному довольно кротко. В два счета скинул он с себя грязную одежду и, блаженно вздыхая, стал мыться обжигающе горячей водой. Но Джейми вырос в городе, и он просто не мог последовать примеру Эуэсина. Под конец он взял бадью и пошел в неотапливаемую пристройку, где хранилось все, чему не страшен мороз. Никто не сказал ему ни слова, когда он выходил на холод, но, когда он, окутанный горячим паром, весь дрожа, мылся в пристройке, из-за стены явственно донеслось хихиканье, и Джейми невольно покраснел от досады. - Проклятая девчонка... - проворчал он, стараясь, однако, чтобы за стеной его не услышали. - Принесла ее нелегкая! Но час спустя, когда он улегся на свою койку чистый, в чистых трусах и рубашке, которые днем постирала Анджелина, злости поубавилось. А когда Анджелина принесла ему кружку кофе и взяла его мокасины, чтобы починить истершиеся подошвы, он даже почти дружелюбно поблагодарил ее. Питъюк и в самом деле тяжко хворал, и долгий переезд в санях, конечно же, не пошел ему на пользу. Жар держался у него еще несколько дней. Все это время Анджелина ухаживала за ним на редкость заботливо и внимательно. А Джейми и Эуэсину она спуску не давала. Правда, она досыта кормила их, тщательно починила изорванную одежду, зато задавала такую работу, за которую без нее они нипочем бы не взялись. Им пришлось отскрести грязь со стен и пола. Она уговорила Джейми, и он целый день мастерил и прибивал новые полки, чтобы было где аккуратно уложить одежду и всякую утварь, раскиданную по всему дому. Она послала Эуэсина ставить капканы на кроликов: для больных нет ничего лучше кроличьего супа, объяснила она. Да, Анджелина крепко забрала ребят в руки, она никогда не повышала голоса, никогда не командовала. Говорила всегда кротко, спокойно, с улыбкой - и, однако, оставалась непреклонной в своих требованиях. Джейми был совершенно сбит с толку. Почти все время он в душе негодовал - чего ради она им навязалась? - но в минуты, когда решался быть откровенным с самим собой, бывал благодарен ей за то, что она так заботится о Питъюке и этим облегчает бремя, которое иначе пришлось бы нести ему с Эуэсином вдвоем. Анджелина строго спрашивала с мальчиков, но и старалась дать им отдохнуть и набраться сил после испытаний, которые выпали на их долю в становище чипеуэев. Стряпать и ходить за больным было ей не в новинку: она приучилась к этому и дома и в школе. Но в доме Макнейра она чувствовала себя хозяйкой и все хлопоты доставляли ей огромное удовольствие (хоть она и старалась его не выдать). Притом она, конечно, замечала, что Питъюк, чьи силы прибывали день ото дня, смотрит, как она хозяйничает, с нескрываемым восхищением. Эуэсин очень быстро примирился с присутствием сестры. Он хорошо ее знал и не хотел зря тратить время и силы на сражения с ней. Притом он понял, что она им здесь неоценимая помощница, втайне этому радовался и гордился ею. Однажды, примерно через неделю после возвращения в дом Макнейра, Эуэсин и Джейми рубили дрова и толковали о том, в какую беду попал Энгус и как бы ему помочь. - Питъюку уже гораздо лучше, - сказал Эуэсин. - Анджелина теперь и одна за ним приглядит и с хозяйством управится, а нам пора заняться капканами. Зимний мех сейчас еще очень хорош, и вот-вот подойдет время ондатры и бобра. Скоро мой отец поедет на юг, в факторию, - расплатится там с зимними долгами и запасется снаряжением для весенней охоты. Давай пошлем с ним наши меха. Он купит нам все, что нужно, - и поехали в тундру! Джейми просиял. Его давно уже мучили мысли о будущем и о том, что дядю держат в больнице из милости, как нищего, и непременно надо как-то раздобыть для него денег. - Верно, Эуэсин. Пора проверять капканы. Ты будешь объезжать свой участок, я - свой, а участок Питъюка поделим, пока он сам не станет на ноги. Может, мы и часть капканов Энгуса тоже сумеем объезжать. У нас уже немало мехов и до тепла еще сколько-то добудем, так что отправим на продажу хороший груз. Самые лучшие меха пошлем прямо в Те-Пас. Там хороший скупщик. Энгус ему доверяет: он их продаст и постарается, чтобы у Энгуса были деньги. Так и порешили и наутро распрощались с бледным, исхудалым Питъюком, который все еще не вставал с постели. Анджелина помогла брату и Джейми нагрузить сани, проводила их. Когда они, проголодавшись, сделали первый привал, оказалось, что Анджелина наготовила им пончиков, мороженой тушеной оленины и пресных лепешек с сушеной голубикой, которые на Севере заменяют хлеб, - их делают из муки, замешанной на воде с щепоткой пекарного порошка, и жарят на оленьем жире. Так вкусно и сытно они не едали в своих походах уже много месяцев, и Джейми поймал себя на том, что не без удовольствия думает о черноволосой девушке с блестящими глазами, которая ждет их в доме на озере Макнейр. 4. В БЕГАХ В середине марта Питъюк наконец поднялся с постели. Когда Джейми и Эуэсин, объехав все свои капканы, вернулись домой, там их ждали Альфонс Миуэсин и еще четверо кри. Они направлялись на юг, в факторию, и заехали к мальчикам узнать, не надо ли им чего. Альфонс охотно согласился захватить с собою их меха и привезти взамен необходимое снаряжение и припасы: мальчики заранее подготовили для него длинный список. Все плотно поужинали жареной олениной, которую приготовила Анджелина (при отце и других взрослых мужчинах Анджелина двигалась по дому тихая и незаметная, как тень), а потом Альфонс поднялся из-за стола и начал рассматривать меха. - В факторию хорошие меха не повезем, - сказал он. - Там платят мало, у них и на плохой мех, и на хороший одна цена. Я самые лучшие меха, как начнется лето, повезу в Те-Пас. Мы вернемся через две недели и привезем все, что вам надо. На обратном пути заберем Анджелину. - Он чуть помолчал и взглянул на Питъюка. На лице его в эту минуту ничего нельзя было прочитать. - Она вам, верно, уже надоела своей ленью и болтливым языком. Питъюк, нетерпеливый и горячий, не успев подумать, кинулся защищать Анджелину: - Ничего она не ленивый! И много не говорит. Она очень даже добрый, хороший... И вдруг, увидев, что лица пятерых мужчин расплылись в улыбке, осекся на полуслове. А сама Анджелина так грохнула кастрюлей об плиту, что слетела крышка, мигом выбежала из дома и с треском захлопнула за собой дверь. - Да ладно, пускай живет с нами, - сказал Джейми, улыбаясь во весь рот. - Уж как-нибудь стерпим. Не то Питъюк совсем расстроится. - Нет, лучше забери ее домой, отец, - возразил Эуэсин. - А то Питъюк все будет болеть да сидеть дома и на промысел никогда не пойдет. А ведь чудно: дрова-то он колет и воду носит - на это у него сил хватает. Этого Питъюк стерпеть не мог: вне себя он вскочил, одной рукой обхватил за шею Джейми, другой - Эуэсина. - Да, - сердито крикнул он, - сейчас столкну вас лбами, тоже и на это есть сил... Вот! И он так их стукнул, что оба завопили от боли, а мужчины громко захохотали. Альфонс подошел к двери, кликнул дочь. Когда она нехотя вошла в круг света, он потрепал ее по плечу, приподнял подбородок своей большой рукой, заглянул ей в лицо и сказал: - Ты поистине дочь своей матери, а она хорошая женщина. Ты не побоялась прийти в дом болезни - это хорошо. Никто над тобой не смеется. Хочешь, оставайся, если они тоже хотят. Мужчинам тяжело делать их собственную работу и еще женскую тоже. Наутро пятеро охотников двинулись на юг, увозя с собой большой груз мехов и обстоятельное письмо, которое Джейми написал дяде. Жизнь в доме Макнейра начала входить в колею - Питъюк скоро уже совсем стал на ноги и принялся объезжать свои капканы; теперь они с Джейми разделили между собой участок Эуэсина, чтобы Эуэсин мог заняться участком Энгуса, самым большим и расположенным севернее других. Никогда еще мальчики не охотились так много и усердно. Они редко задерживались дома больше чем на день; выспятся, вволю и вкусно поедят, снимут шкуры с добытой дичи - и снова на охоту. Счастье, долгие месяцы изменявшее жителям этого северного края, снова им улыбнулось. Теперь каждый новый день неизменно приносил богатую добычу. В капканы попадалось немало куниц и лис, но больше всего повезло Питъюку: он поймал черно-бурую лисицу. Мальчики редко собирались в доме все вместе, не часто им удавалось поговорить, не было времени строить планы на будущее и даже просто подумать. Изредка Джейми спрашивал себя: как-то власти отнеслись к его отказу приехать?.. А в общем, мысль эта не слишком его тревожила. Но вот однажды в конце марта, возвратясь после обхода капканов, Джейми застал дома Альфонса и его спутников. Все вместе сели обедать, только Эуэсин еще не вернулся. За едой Альфонс рассказал Питъюку и Джейми, как шла торговля. - Начальник фактории удивился, что у нас столько мехов и мы можем купить так много всякого товара. Но он, конечно, не знает, что тут большая часть для вас и для вашего путешествия в тундру. Да только и он, и священник из миссии много спрашивали про тебя, Джейми. А когда мы уезжали, священник сказал, чтобы мы, кри, не прятали тебя, не то не миновать нам беды от полиции. Но мы не боимся. Только вот что он сказал плохое. Сказал, полиция будет тебя искать, пошлет патруль на собаках, а не найдет тебя патруль - прилетит самолет, который может на лед садиться. Страх клещами сжал сердце Джейми. - Патруль на собаках может застать врасплох. А самолет возьмет да и сядет прямо перед нашим домом. Меня наверняка схватят. Что же делать? Как ты посоветуешь? Вопрос был обращен к Альфонсу, но ответил Питъюк. - Что делать? Уезжать нам надо. Уйдем на север от кри, на озера и болота. Верно говорю? Там бобра, ондатры много. Там на тукту охотиться будем, на олень. Зиме скоро конец. В палатка жить будем. - Верно говоришь, Питъюк, - сказал Альфонс. - Если на Север поедете, мы сумеем предупредить вас, когда придет полиция. Они сперва здесь искать будут. Потом к нам приедут. Кри им мало скажут, а что и скажут - не больно им поможет. - Тут Альфонс принялся набивать свою самодельную трубку. - Только зачем вам в палатках жить? На Кэсмирском озере стоит дом Кэсмира. Кэсмир был великий вождь, хоть он и элдели. Дом построил большой, на высоком холме, окон много - чтоб видеть на много миль, кто по его стране ходит. А когда умер, никто не стал в том доме жить; изо всех чипеуэев он один под крышей жил. Деникази, наверно, позволит вам поселиться в том доме. Я поеду к нему на стойбище, спрошу. Вот Эуэсин вернется, собирайте все, что надо, да поезжайте на Север. На другое утро Альфонс уехал, а когда днем Возвратился Эуэсин, в доме все было вверх дном. Большую часть припасов и снаряжения, которые понадобятся для весенней охоты и для путешествия в тундру, уже увязали в тюки; осталось только погрузить их на тобогганы и нарты. Альфонс, верный своему слову, получил для мальчиков разрешение поселиться в доме Кэсмира и послал им в помощь двоих людей своего племени с собачьими упряжками. Джейми так боялся, что вот-вот нагрянет полицейский патруль, так ему не терпелось поскорей унести ноги, что он даже не мог толком объяснить ошеломленному Эуэсипу, из-за чего такой переполох. Но скоро Эуэсин и сам все понял, горячо взялся помогать, и в тот же день после обеда все было готово. Собачьи упряжки двинулись в путь. В сумерках добрались до стойбища кри на Танаутском озере, там и заночевали. Наутро заспешили дальше и, наконец, на восточном берегу Кэсмирского озера, на гребне холма, увидели дом Кэсмира. Замечательный это был дом - бревенчатый, и бревна не уложены, а поставлены стоймя; к тому же в нем было целых три комнаты. В каждой стене - по два окна, а так как дом стоял высоко на безлесном холме, выше окружающих холм деревьев, то из окон видно было все окрест миль на восемь, а то и на десять. Собаки с трудом втащили в гору тяжело нагруженные сани. - Нелегко будет возить воду из озера, - сказал Эуэсин. И тут мальчики вдруг осознали, что Анджелина, которая в доме Макнейра всегда сама носила воду, все еще с ними. А она уже успела растопить печку и старательно выметала мусор, скопившийся здесь за годы после смерти вождя Кэсмира. Джейми озадаченно поглядел на распахнутую дверь дома. - Она-то чего ради с нами увязалась? Кто ее звал? - растерянно спросил он. Ответом было молчание. Да, конечно, никто Анджелину не приглашал. Но никто и не запрещал ей поехать с ними. В суматохе поспешных сборов да и в пути Эуэсин и не задумывался, почему сестра с ними. Питъюк все время помнил, что Анджелина здесь, но уж он-то вовсе не собирался напоминать об этом или предлагать, чтобы ее оставили в стойбище кри. Ну, а Джейми только о том и думал, как бы поскорей убраться с озера Макнейр, - ему было не до Анджелины, тем более что она умела не бросаться в глаза. Эуэсин невесело усмехнулся. - Что ж, - сказал он, - звали не звали, а она здесь. Если ты знаешь, как от нее избавиться, попробуй. Ну, а по мне пускай остается - кому-то все равно надо стряпать, а она хотя бы не отравит нас, не то что вы оба, когда приходит ваш черед готовить еду. - Он лукаво глянул на Питъюка. - Что скажешь, Питъюк? Разве плохо, если можно посидеть и отдохнуть, а хлопочет пускай кто-то другой? - Что скажу? Скажу - оставляйте бедный девчонка в покое, не то возьму опять да как стукну лбами. - "Бедный девчонка"! - фыркнул Джейми. - Да она обвела вас обоих вокруг пальца! Но я в меньшинстве, так что пускай пока остается. Анджелина словно бы не подозревала, что за порогом в эти минуты идет жаркий спор о ней. Но, подметая, она тихонько улыбалась. Они хорошо сделали, что переехали, и причин на то было несколько. В доме Кэсмира они могли не опасаться, что полиция нагрянет к ним неожиданно; к тому же вокруг простирались отличные охотничьи угодья. Земли эти принадлежали чипеуэям, но те из них, кого не унесла болезнь, так ослабели, что промышлять зверя этой весной им было не под силу. Дня через три после того, как мальчики и Анджелина устроились на новом месте, их навестил вождь Деникази. Поначалу старик сказал только, чтоб спокойно пользовались и этим домом, и землями чипеуэев. В ответ (это придумал Эуэсин) мальчики пообещали отдавать чипеуэям четверть добычи ондатры и бобра - они ведь хорошо понимали, как сейчас нуждаются чипеуэи. Если Деникази и был благодарен, он ничего не сказал им прямо. - Когда месяц народится, поедете на Север, в тундру? - спросил он. - Каноэ белых не берите. Нехорошие. Тяжелые очень. У элдели каноэ берите. Я сказал. - По-моему, это значит, он хочет дать нам чипеуэйские каноэ, - объяснил Эуэсин, переведя слова вождя. - Если так, нам повезло. Их каноэ самые лучшие во всем северном крае. Они из бересты. Маленькие, легкие. - Слушай, Эуэсин, - сказал Джейми, - скажи ему про полицию, что меня искать будут. Пускай знает. Вдруг полиция через эти места поедет! Эуэсин перевел слова Джейми; суровое лицо старика неожиданно осветилось чем-то вроде усмешки. Он вдруг разразился длинной речью: - Говорят, белая полиция, они знатные ездоки. У-у! Да только где им с моими равняться. Они по широким дорогам ездят, по большим рекам и озерам. А мои такими дорогами ездят, какие один олень видел. Элдели покажут вам тайные пути, и пускай тогда белые люди вас ищут. Состарятся, зубы потеряют, а никого не отыщут, одних чаек да белок. У-у! Я для них обманных следов понаделаю, как матерый волк. Настал апрель. Он принес с собой первые признаки оттепели, что начнется в мае. Горячей грело солнце, длинней становились дни. Ребята расставили на болотах и топях капканы; вскоре дом Кэсмира украсили гирлянды из ондатровых и бобровых шкурок. Снова жизнь вошла в колею. Сейчас мальчикам приходилось не так трудно, как зимой: участки, на которых они расставили капканы, были куда меньше. Теперь хватало времени и на то, чтобы поболтать, даже чтобы изредка навестить своих старых приятелей кри на озере Танаут. Кри все время были настороже, но до сих пор не подметили ни единого знака, что в их краях появились чужаки. Чем ближе подходило время весеннего таяния, тем меньше мальчики боялись полицейского патруля. Они знали, что с середины мая до середины июня, в пору, когда вскроются реки и подтает лед на озерах, с юга никому сюда не добраться ни на собаках, ни на лодках. А к тому времени, как реки очистятся ото льда, ребята уйдут уже далеко на север и им не страшны будут никакие преследования. Но Джейми нашел новый повод для беспокойства. Несколько раз Питъюк ухитрялся обойти свои канканы куда быстрей товарищей, причем приносил меньше ондатры. И в этих случаях, когда Джейми и Эуэсин возвращались домой, оказывалось, что Питъюк с удовольствием хлопочет по хозяйству, занимается каким-нибудь чисто женским делом. Однажды он, повязавшись вместо фартука старым мешком из-под муки, перетирал вымытые Анджелиной тарелки. В другой раз нес с озера две большие корзины мокрого белья: он развел на берегу костер и кипятил воду в баке, чтобы Анджелина стирала тут же, а не таскала воду наверх. Эуэсин начал было его поддразнивать, но всегда добродушный Питъюк сразу мрачнел, обижался, и Эуэсин в конце концов оставил его в покое. Зато чем дальше, тем больше тревожился Джейми. Ведь если Питъюк стал вздыхать по Анджелине, это, пожалуй, помешает летнему путешествию в тундру, а Джейми готов был на все, лишь бы поездка состоялась. Через несколько дней после того, как Питъюка застигли, когда он помогал Анджелине со стиркой, мальчики собрались на озеро Танаут - навестить кри и запастись новыми лосевыми мокасинами. Джейми решил про себя, что на Кэсмирское озеро они вернутся без Анджелины, но он не принял в расчет ее чутье. Она наотрез отказалась ехать с ними: ей, мол, столько надо чинить одежды, столько стряпать, нет, она никак не может поехать... Ничто, даже трогательные уговоры Питъюка, не заставили ее передумать. В конце концов мальчикам пришлось ехать без нее, но Джейми порядком разозлился. Они сделали привал у все еще покрытых льдом Кэсмирских порогов, стали кипятить воду, чтобы напиться чаю. Вдруг Джейми не выдержал. - Слушайте. Май ведь уже. Через неделю, ну, через две надо ехать на Север. Пора нам отделаться от Анджелины. Раньше, в доме Макнейра, она и правда помогала, а теперь от нее одна помеха. Девчонка уже вообразила, будто она с нами на равных. Она еще и на Север захочет с нами ехать. Эуэсин постарался успокоить друга: - На Север ей с нами никак нельзя. Мы все это знаем. А если она побудет в доме Кэсмира, пока мы не уедем, - что плохого? После приедет отец и заберет ее. - А вот что плохого! - вне себя закричал Джейми. - Этот олух, - он показал на Питъюка, который склонился над котелком с чаем, - совсем из-за нее спятил. Дела не делает, капканы забросил, бродит, будто пьяный, толку от него чуть. А на Север поедем, так он и вовсе голову потеряет. Эуэсин от такого взрыва ярости совсем растерялся. Питъюк же вскинулся, точно от удара ножом. Он выпрямился, повернулся к Джейми. - Ты мне друг, - раздельно сказал он. - Теперь изменил. Анджелина мне друг тоже. Она не изменил, как ты. Ты мне теперь враг, тогда и я стану тебе враг. Драться хочешь - буду драться. Джейми вскочил. - Да ты что, сдурел?! Тебя уму-разуму учить надо! Эуэсин и моргнуть не успел, как они кинулись друг на друга. Это была борьба без правил, самая обыкновенная драка. Они сцепились намертво, повалились в снег, перекатились через костер, расплескивая чай, разбрасывая уголья. Джейми вцепился Питъюку в волосы и старался ударить его головой оземь, а Питъюк обхватил его поперек туловища ногами и сжимал изо всех сил. Эуэсин прыгал вокруг дерущихся, пытаясь ухватить их, растащить, но безуспешно - они катались по земле и рычали, словно дикие звери. Вдруг Эуэсин отступил от них, насторожился, озадаченно поглядел на юг. - Да бросьте вы! - крикнул он. - Бросьте! Тише! Слушайте! Что там за шум? Его тревожный, властный окрик отрезвил дерущихся. Они расцепились, сели. У Питъюка была рассечена скула, лицо в крови. На миг все трое замерли, и вдруг Джейми закричал: - Собаки! Скорей собак и нарты! Надо прятаться! Скорей, черт возьми! Это самолет!!! 5. БЕГСТВО НА СЕВЕР К счастью, собак не успели распрячь, трое перепуганных мальчишек мигом вскочили в сани и понеслись к густому темному ельнику, до которого от замерзшей реки было рукой подать. Костер уже погас, предательский дымок не поднимался над стоянкой, но все равно Эуэсин кинулся из лесу обратно и забросал черное кострище снегом. Едва он успел вновь укрыться под деревьями, как глухое завывание, что насторожило его, перешло в грозный рев. Мальчики скорчились подле собак, со страхом глядя сквозь ветви на оснащенный лыжами одномоторный самолет, с громовым гулом промчавшийся над ними на высоте каких-нибудь трехсот футов. Самолет был так близко, что Джейми казалось, будто взгляды летящих людей устремлены прямо на него. Он низко опустил голову, теснее вжался в снег. Вдруг вспомнил - и его даже замутило от страха: сани-то они спрятали, а следы ведь остались! Рокот мотора быстро удалялся, но все-таки с перепуга Джейми заговорил шепотом: - Они увидят наши следы. Увидят и вернутся! Мы пропали... нам не удрать... Питъюк сидел на корточках и рассеянно стирал со щеки кровь. Казалось, он вовсе не слышал Джейми. Широко распахнутые, удивленные глаза его были прикованы к бледно-голубому небу, где за беспокойными лохматыми верхушками елей скрылся самолет. Питъюк впервые в жизни увидел самолет и от изумления не мог вымолвить ни слова. Зато Эуэсин, который тоже никогда прежде не видел самолета, все равно оставался начеку и мигом сообразил: - Да нет, Джейми. Откуда им знать, в какую сторону ведут следы? И откуда им знать, что эти следы - наши? Но на всякий случай надо уходить от реки, ведь самолет только на реке и может сесть. Голос друга прозвучал так спокойно, что страх Джейми как рукой сняло. - Тогда поехали. Быстро!.. Эуэсин вскочил, стал распутывать постромки, которые совсем запутались, когда упряжки неслись к лесу. - Первым делом, наверно, самолет полетит к озеру Макнейр, - задумчиво оказал он. - Потом на стойбище моего племени. Мои не окажут, где мы. Край наш большой, Джейми. Если никто нас не выдаст, они станут тыкаться во все стороны как слепые. А на Танаутское озеро нам сейчас нельзя. Вдруг самолет опять сядет там на обратном пути. Я так думаю, надо возвращаться в дом Кэсмира. Если самолет поджидает нас там, мы загодя увидим: небо ясное и луна будет. Питъюк наконец опомнился от изумления. - Кто обидит Анджелина, всех убью! - сказал он, да так сказал, что ясно было: и вправду готов убить. Джейми бросил на него проницательный взгляд: - Хватит тебе о ней беспокоиться, Питъюк. Никто ее не обидит. А вот мы попали в переделку. Слушай, зря мы с тобой дрались. Я виноват. Просто так сболтнул, сгоряча... был сам не свой. Давай про это забудем, Пит. Ладно? Питъюк просиял: - Я быстро забыл. Мы опять друзья. Друзья - хорошо. Полоса ельника вдоль берега реки была не очень широкая. Уже через полчаса они выехали на открытую равнину, на которой там и сям торчали корявые сосны; снег тут был глубокий, по крепкому, надежному насту можно было ехать очень быстро. Ребята свернули к северу, параллельно реке и восточному берегу Кэсмирского озера. К концу дня они были уже всего в двух-трех милях от дома Кэсмира. Эуэсин оставил Джейми и Питъюка с собаками, а сам осторожно пошел к берегу озера, стараясь, чтобы его лыжня не пересекала открытые пространства. Через час он вернулся. - Самолета нигде не видать, на озеро он не садился - его следов нет. Да только дым из трубы не идет, и Анджелины тоже нигде не видать. Питъюк вскочил, но Джейми ухватил его за руку: - Ну, что ты, Пит. Она, верно, заметила самолет или, может, услыхала и загасила печку, чтоб полиция не увидала дым. А теперь вот что. Мы отведем собак на южный склон холма, там их привяжем. И если нам придется удирать, они будут наготове. А потом потихоньку проберемся к дому и посмотрим, что случилось. В считанные минуты они объехали холм, привязали собак. И стали осторожно подниматься к дому. Подобравшись совсем близко, Эуэсин тихонько свистнул, но в ответ - ни звука, ни признака жизни. Джейми подошел к дому с торца, заглянул в окно. - Никого! - удивленно сказал от. - Ни души. Анджелины нет. Забыв об осторожности, они кинулись к двери. Она оказалась запертой на засов и заколоченной. В полном недоумении, порядком напуганные, они сбили засов и ворвались в дом. Здесь было чисто прибрано, но пусто. Больше того, несмотря на сильный едкий запах дыма, все выглядело так, будто здесь давно никто не жил. Совершенно сбитые с толку, ребята обошли комнату за комнатой и обнаружили, что все их припасы и снаряжение, приготовленные для поездки в тундру, исчезли. Всюду было почти так же пусто и голо, как несколько недель назад, когда они впервые переступили этот порог. Они стояли в пустом, тихом доме; всем поневоле стало жутко. - Не пойму, - едва слышно сказал Джейми, - куда подевалась Анджелина и все наши припасы? И не видно, чтоб спешила. Будто тут сто лет никто не жил... Питъюк схватил ружье, шагнул к двери, на лице его легла тень тревоги и гнева. - Что-то случился, не знаю. Буду узнавать! - крикнул он. Эуэсин преградил было ему путь, но Питъюк оттолкнул его. И тут нежданный звук приковал всех троих к месту - чуть слышный, приглушенный смех. Джейми круто повернулся, словно в него выстрелили. Вплотную прижавшись к окну, так что кончик носа расплющился о стекло, на них лукаво глядела Анджелина. Рассказ ее - когда ей наконец, дали возможность рассказать - был несложен. Она колола подле дома дрова и вдруг услыхала незнакомый шум. Чуть погодя вдалеке, над устьем реки Кэсмир, показался красно-серебристый самолет. Она кинулась в дом, распахнула дверцу печи, вытащила и побросала на пол горящие поленья, залила их водой; весь дом наполнился дымом и паром, и она чуть не задохнулась. Кашляя, ловя ртом воздух, она подхватила лыжи и выбежала из дома; она хотела юркнуть в кусты и кружить там, пока не углядит на льду реки след мальчиков, - тогда она пошла бы за ними вдогонку. Но тут она увидела, что самолет повернул, удаляясь на северо-запад, к стойбищу чипеуэев. Тогда она передумала. Около дома стояли маленькие санки. С яростью отчаяния она принялась собирать вещи, лихорадочно кидала все подряд на санки и отвозила в лес на северном склоне холма. Покончив с этим, она подмела, прибрала в доме, чтобы казалось, будто здесь давным-давно никто не живет. Потом березовым веником подмела вокруг дома, чтобы на снегу не видно было ее следов. Потом спустилась с холма, стала усердно перевозить снаряжение и припасы глубже в кустарник, что тянется к северу. Она трудилась без роздыха, пока не перетащила весь груз почти за две мили. Там она устроила тайник, прикрыла его еловыми ветками, вернулась к холму и спряталась так, чтобы видеть дверь дома. Она совсем выбилась из сил, угрелась в своей оленьей парке и незаметно для себя задремала. Разбудил ее скрип отворяемой двери. Кто приехал, она не знала. Осторожно подкралась к опушке леса, а уж там увидела и узнала собак. Она разом успокоилась - значит, мальчики целы и невредимы, - но не устояла перед искушением незаметно подобраться к дому и ошеломить их. Когда она все им рассказала, Эуэсин поглядел на нее с нежностью. - Отец верно говорил, - сказал он, - хорошая ты девчонка, очень смекалистая. Питъюк так и сиял, не в силах скрыть свое восхищение. Он схватил Анджелину за руку, круто повернул, и оба они оказались лицом к лицу с Джейми. - Очень прекрасный друг! - крикнул он. - Мы теперь все очень прекрасный друзья - правда, Джейми? Джейми не мог не улыбнуться: - Ну конечно, Пит. И Эуэсин верно говорит: смекалистая ты девчонка, Анджелина. Если сюда прилетит самолет, они нипочем не узнают, куда мы делись, да и что мы здесь были, тоже не узнают. - Улыбка вдруг сбежала с его лица. - Анджелина, а они не могли увидеть дым до того, как повернули? - Не знаю, Джейми. Я развела большой огонь - грела воду для стирки, а дом стоит высоко. Но это было очень недолго, скоро весь дым пошел в дом и мне в горло. - А все-таки они могли его увидеть, - задумчиво сказал Эуэсин. - Лучине нам отсюда убраться. - Ничего страшного, - возразил Джейми. - Такие самолеты ночью не летают, а сейчас уже сумерки. Давайте возьмем с саней одеяла и кое-какую еду. Поедим и обсудим, что делать дальше. Сияя от непривычной похвалы Джейми, гордая своей сообразительностью, счастливая оттого, что все так хорошо удалось, Анджелина поспешно разожгла огонь, совсем маленький, из сухих поленьев. А мальчики тем временем принесли все необходимое. Вечер настал холодный, тепло, распространившееся по дому, было приятно. Но даже после еды, в темноте (а они решили, что зажигать свет опасно) никого не клонило в сон. Слишком они были взбудоражены, и слишком о многом надо было поговорить. Но хотя свое положение они обсуждали не один час, они так и не надумали, как же действовать дальше. Ясно было одно: как только рассветет, из дома Кэсмира надо уходить. И еще: нельзя ехать к Танаутскому озеру, по крайней мере до тех пор, пока они не узнают наверняка, что самолет покинул эти края. Питъюк предлагал сразу же двинуться на Север, в тундру. - Зачем ждем? Все есть. Собаки хороший, побегут скоро. Лед не успеет таять, мы будем у эскимосы. Тогда полиция сто самолет пошлет - нас не найдет. Эуэсин не согласился. - Нет, - упрямо сказал он, - у нас еще есть дела на озере Танаут, а самое главное - каноэ нет. Как летом без каноэ по тундре двигаться? Как без каноэ возвращаться осенью? На санях из тундры на юг пройдешь только зимой. А с Анджелиной как быть? Нельзя ее тут бросить, нельзя ей одной возвращаться на Танаутское озеро. И отцу с матерью надо сказать, без этого не уеду. Я им столько забот и тревог принес - больше не хочу. Джейми не знал, на чью сторону стать. Ему не терпелось отправиться на Север - он отчаянно боялся попасть в лапы полиции, - однако же понимал, что Эуэсин прав. Меж тем Анджелина тихонько вышла за порог и почти тотчас вернулась. - Эуэсин! Кто-то едет по озеру! - объявила она. Мальчики вскочили, кинулись за порог. Небо подернулось дымкой, слабого света луны едва хватало, чтобы различить: по озеру к холму бесшумно движется что-то очень чудное. Впереди словно бы собачья упряжка, за ней маячит что-то непонятное, огромное, а рядом бежит человек. - Да что ж это такое? - в тревоге спросил Джейми. - Что бы ни было, а из дома надо уходить, - веско сказал Эуэсин. - Анджелина, печка прогорела? Хорошо. Быстро собирайтесь. Спрячемся у подножия холма! Уже через пять минут все укрылись в лесу. Скорчившись подле упряжек, сдавленным шепотом грозили собакам, чтоб не смели подать голос. Все напряженно ждали - и скоро услышали скрип полозьев, тяжелое дыхание собак, шлепанье лыж. Потом все смолкло. Ребятам казалось, тишине не будет конца. Питъюк уже хотел было привстать, оглядеться, и вдруг так внезапно, что у всех захватило дух, над ними вырос какой-то человек. В ночи раздался свистящий шепот. Со вздохом облегчения Эуэсин вскочил на ноги. - Порядок. Это чипеуэй. Он привез нам вести. Немного смущенные, все четверо вышли из укрытия (чипеуэй с легкостью отыскал их по следам) и подошли к вестнику. То был молодой охотник Зэбэдис. Скоро все поняли, почему такой чудной вид у его упряжки. Он привез два четырнадцатифутовых каноэ из бересты, увязав их одно на другом на длинных нартах. Все пошли в дом. На сей раз Эуэсин засветил свечу. - Сейчас не опасно, - уверил он друзей. - Он говорит, самолет остался на ночь в стойбище элдели, белые поставили рядом с ним палатку и спят. - Разузнай про все! - нетерпеливо воскликнул Джейми. Несколько минут Эуэсин и Зэбэдис перебрасывались словами. Потом Эуэсин перевел: - Белых трое. Один полицейский. Один управляет самолетом. И один доктор. Они привезли и Мэдиса - это чипеуэй, который поехал на юг за помощью и чуть не умер на Оленьем озере. Белые велели ему показать дорогу на Север. Он не знал, что у нас тут беда. А когда они сели на Танаутском озере, мой отец улучил минуту и все ему растолковал. И еще отец вот что передал мне через Мэдиса. Велел, чтоб мы спрятали наши меха и уходили на Север, если сумеем. Говорит, полицейский разозлился, что тебя нет ни на Макнейрском озере, ни на Танаутском. Отец говорит, они теперь вовсю примутся тебя искать. Велел нам отослать Анджелину в стойбище Деникази: через несколько дней он сам за ней приедет. Деникази тоже кое-что передал. Тоже велит нам поскорей уходить на Север. Он послал нам два каноэ и Зэбэдиса. Зэбэдис проведет нас к тундре тайными тропами. Сказал, белые видели дым над домом: глядишь, утром сюда прилетят. Надо скорей уходить. Джейми и Питъюк забросали Эуэсина вопросами, а он переводил их Зэбэдису, но тот прибавил только, что Деникази сдержал слово и постарался сбить белых со следа. Когда белые ушли в свою палатку, со стойбища вместе с Зэбэдисом тихонько выехала еще одна упряжка. Они ехали кружным путем почти до самого Кэсмирского холма, а потом вторая упряжка свернула в сторону. Она пошла серединой северо-западного рукава озера и тем же путем еще до рассвета вернется, так что можно будет подумать, будто след ее начинается от дома Кэсмира. Скорей всего, самолет полетит по этому ложному следу. А тем временем Зэбэдис поведет мальчиков по малым водоемам к реке Пьютхау. По этой реке они пойдут на Север, причем первых два перехода будут делать только по ночам. - Деникази здорово все продумал! - восхищенно сказал Джейми. - План вроде лучше не надо. Как по-вашему, ребята? - Все хорошо, - ответил Эуэсин, - только вот одно: как быть с Анджелиной? Не оставлять же ее здесь. И к чипеуэям ей одной тоже идти нельзя... - А я все равно туда не пойду! - решительно перебила Анджелина. - Может, они и хорошие люди, да только я их не знаю и не останусь у них. Пойду с вами... - Нет, не пойдешь, - сердито оборвал Джейми. - Почему "не пойдешь", Джейми? - вмешался Питъюк, который до того почти все время молчал. - Она обед варит, упряжкой правит, гребет тоже. Чем хуже нас? У нас два каноэ, два парень в каждый. Нет, - он слегка покраснел, - два парень в один каноэ, один парень и девушка - в другой. - К черту! - крикнул Джейми. - Никаких девчонок! - Не кричи, Джейми, - сказал Эуэсин. - Я знаю, что делать. Пускай она едет с нами первую часть пути, пока Зэбэдис не повернет назад. А тогда он возьмет ее с собой и довезет прямо до Танаутского озера. Я думаю, он не откажется. Сейчас спрошу. Услыхав вопрос Эуэсина, Зэбэдис впервые толком посмотрел на Анджелину. И, как показалось Питъюку, пронзительный взгляд его черных глаз задержался на милом ее лице и стройной фигурке дольше, чем следовало. Наконец чипеуэй обернулся к Эуэсину и кивнул. - Ладно, свезу ее домой, - сказал он. Другого выхода у них не было; Джейми волей-неволей согласился. Часом позже путники собрались у тайника, который с таким трудом устроила Анджелина. Все необходимое для путешествия она еще тогда увязала в тюки, которые теперь в два счета погрузили на тобогганы и нарты. И вот четыре упряжки во главе с санями Зэбэдиса, на которых горой высились обе лодки, двинулись по освещенному луной сосновому лесу к поджидавшей их на Севере тундре. 6. ЗЭБЭДИС Они пустились в путь уже за полночь, а ведь до свету надо было уйти от дома Кэсмира на безопасное расстояние. Однако двигаться все равно приходилось медленно. Луна хоть и светила, но выбирать дорогу в сумрачном сосновом лесу было нелегко. Снег лежал глубокий, а наст совсем тонкий, так что тяжело груженные нарты и тобогган то и дело проваливались; скоро собаки совсем выбились из сил. Ни одного седока они бы не свезли. Даже Зэбэдис, у которого груз был самый легкий (каноэ весили всего по сорок фунтов), и тот шел впереди упряжки, прокладывая ей дорогу. Часа в два ночи они добрались до первого звена в цепи маленьких озер, по которым пролегал их путь, и тогда идти стало легче. Анджелина еще накануне устала до полусмерти и сейчас еле передвигала лыжи. Она старалась не отставать, никто не слышал от нее ни единой жалобы. Но когда в конце первого озера сделали короткий привал, Зэбэдис кинул на нее быстрый взгляд и что-то отрывисто сказал Эуэсину. - Он говорит, у него груз легкий, - сказал Эуэсин сестре. - Говорит, дорога сейчас получше, ты можешь сесть на его сани. Садись, не то скоро тебя совсем ноги держать не будут. Слишком измученная, чтобы спорить, Анджелина послушно сняла лыжи, забралась на сани Зэбэдиса и свернулась там под оленьей шкурой. Упряжки медленно перевалили через невысокий, поросший ельником водораздел, спустились к следующему озерку. Но когда они снова выехали на крепкий гладкий лед, Зэбэдис погнал собак быстрей, оставив мальчиков далеко позади. Они не стали беспокоиться - ведь след его саней был ясно виден, но когда они достигли третьего озерка, Зэбэдис со своей упряжкой уже окончательно исчез из виду. Увидели они его лишь тогда, когда заходящая луна поблекла в опаловом свете зари, а темно-синий снег стал угрюмо-серым. К этому времени они пересекли глубоко врезавшийся в сушу залив Кэсмирского озера (при этом они держались поближе к берегу, чтобы скрыть свой след) и подошли к другому заливу, от которого начинался волок к бассейну реки Пьютхау. У волока их ждал Зэбэдис. На его санях все еще крепко спала Анджелина. - Он спрашивает, пойдем ли мы дальше, - объяснил Эуэсин Питъюку и Джейми. - По-моему, еще час можно идти, - ответил Джейми. - Вряд ли патрульные полетят не поевши, да и мотор им надо разогреть. Продвинемся еще немного. Уж очень мало мы отъехали от дома Кэсмира. Так и сказали Зэбэдису. Он кивнул, тотчас крикнул собакам и был таков. Мальчикам пришлось отправиться следом, не дав отдыха ни себе, ни собакам. Они нагнали его снова на опушке густого темного ельника, на берегу южного рукава Рыбачьего озера. Зэбэдис уже проложил путь в самую гущу зарослей; скоро и сани, и упряжка были надежно укрыты. Утро настало ясное, светлое - погода самая что ни на есть летная. Чутко прислушиваясь, не раздастся ли шум мотора, ребята позавтракали пресными лепешками и холодной олениной. Все изнемогали от усталости. Покормив собак, расстелили на еловых ветках меховые одеяла и легли. Питъюк и Зэбэдис мигом уснули; скоро их примеру последовали Эуэсин с Анджелиной. Одному только Джейми от волнения не спалось. Долго он лежал в полудреме. Снег подтаял, большие комья, шурша, упали с еловых ветвей. Джейми сразу очнулся, сердце его громко стучало. Попытался было уснуть, но едва задремал, как снова встрепенулся от далекого, еле слышного звука - будто загудел комар. На этот раз ошибки быть не могло. Джейми дотянулся до Эуэсина, потряс его. Мальчики сели и молча, вытянув шеи, напряженно прислушивались к далекому жужжанию. Медленно, но верно звук становился громче. Сердце Джейми сжалось: да, конечно, воздушные преследователи напали на их след! Но, по счастью, далекий звук снова стал слабеть. Вскоре тишину вокруг нарушал лишь гортанный крик ворона, парящего высоко в пустынном небе. - Они пошли по ложному следу, Джейми, - сказал Эуэсин и шумно перевел дух. - Все в порядке. Теперь они нас не найдут. Понемногу Джейми успокоился и, вконец измученный, погрузился в сон, точно в глубокий колодец. Он проспал почти весь день. Наконец открыл глаза оттого, что кто-то коснулся его лица. То была Анджелина. Она подала ему кружку мясного супа (Эуэсин, осмелев, разжег маленький костер) и робко улыбнулась. Джейми приподнялся на локте, взял у нее из рук кружку, небрежно поблагодарил. Анджелина отошла, а ему вдруг захотелось узнать, что же она о нем думает: ему стало немного совестно. На вторую ночь беглецы ушли далеко вперед. Они двигались по реке и озеру Пьютхау; лед покрыт был твердым пластом прибитого ветром снега, собаки бежали ходко. На время последнего перегона Зэбэдис уговорил Анджелину опять сесть в его сани, потом снова оторвался от остальных упряжек. Они добрались до привала на берегу Гусиного озера почти часом позже него. Когда мальчики приехали, здесь уже горел костер. Зэбэдиса нигде не было видно, зато Анджелина сбежала с берега им навстречу как-то уж очень явно обрадованная. Эуэсин, который знал нрав сестры куда лучше, чем остальные, был озадачен. Не в ее это характере - так открыто выражать свои чувства. Когда все наскоро поели, а Джейми с Питъюком пошли кормить собак, Анджелина отвела брата подальше и что-то торопливо зашептала ему на ухо. Эуэсин слушал и становился все мрачней и мрачней. Через час из лесу неожиданно появился Зэбэдис: он ходил охотиться на оленя, но вернулся ни с чем. Эуэсин словно бы и не заметил его, Анджелина не стала разжигать для него костер, разогревать еду. Зэбэдис посмотрел на них долгим взглядом, но промолчал. Сам развел огонь, сам разогрел еду и пошел есть в сторонку, там же приготовил себе и постель. - Что это с Зэбэдисом? - спросил Джейми, укладываясь спать. - Ничего, - коротко ответил Эуэсин. - Элдели чудной народ. Плохо сходятся с чужими людьми. - Зачем чудной! - возразил Питъюк. - Этот парень, он все с Анджелина. Почему всегда вперед с ней едет? - Просто у него груз легче, Питъюк, - ответил Эуэсин. - Да все равно, она теперь отдохнула. Сегодня с ним не поедет. А теперь спать давайте, ведь нам еще ехать и ехать. Но в этот вечер они не поехали дальше - погода испортилась. Случись это вчера, они бы только радовались, а сегодня ненастье оказалось совсем некстати. Задул резкий северо-восточный ветер, повалил снег, а к концу дня начался настоящий буран, так что о ночной езде нечего было и думать. Мальчики поставили палатку, у входа развели большой костер и устроились очень уютно. Только Зэбэдис не пожелал к ним присоединиться, хотя Джейми знаками радушно его зазывал. Отчужденность, чуть ли не враждебность чипеуэя его встревожила. - Наверно, мы чем-то ему досадили, - сказал Джейми, когда все уютно укутались в одеяла из шкур. - Не нравится мне это. Вдруг он разобидится, возьмет да и бросит нас, а мы ведь не знаем дороги. - Пускай бросит, - громко сказал Питъюк. - Не надо его. Скоро лес кончается, дальше мой земля. Я нахожу дорогу. - Но ведь пока мы еще в лесу, Пит. Нам без него не обойтись. Что с ним сделалось? Ты не знаешь, Эуэсин? Эуэсин быстро переглянулся с Анджелиной, но только покачал головой: - Да ничего. Все будет хорошо. Ты о нем не беспокойся, Джейми. К утру буран утих. Все сытно позавтракали, не спеша выпили по второй кружке чая и решили двигаться среди бела дня. Погода для езды выдалась отличная. Буран прибил снег, а верхний слой подтаял на солнце как раз настолько, чтобы образовался наст, по которому легко скользили сани. В такой день можно было продвинуться далеко вперед. Но как раз в этот день их на каждом шагу подстерегали неожиданные помехи и препятствия. Дважды Зэбэдис словно бы сбивался с пути, давал крюку, упирался в тупик - в губу, из которой не было другого выхода. Один раз он вдруг остановился, схватил ружье и на целый час скрылся среди кустов в погоне за оленем, хотя мальчики не сомневались, что никакого оленя тут не было - он его просто выдумал. И еще того хуже: через каждые час-два он требовал останавливаться и кипятить чай. Питъюк откровенно радовался, что Анджелина идет с ним рядом у последних саней, и ему горя было мало, что они двигаются так медленно, а вот Джейми отчаянно волновался. Эуэсин молчал, на лице его ровным счетом ничего нельзя было прочесть. Часа в три дня они вышли с восточного края озера Рыжий Сосунок, пересекли невысокую гряду холмов и, оставив позади бассейн реки Пьютхау, приблизились к новому озеру, которое, как не сразу и неохотно сказал им Зэбэдис, называлось Озером Мертвых. Оно тянулось к востоку, а посреди него стоял голый каменистый островок. Как только они вышли из еловой чащи и спустились к озеру, Зэбэдис остановил сани и выпряг собак, показав этим, что на сегодня путь окончен. Джейми с помощью очень неохотно переводившего на сей раз Эуэсина, пытался уговорить его, но безуспешно. Зэбэдис уговорам не поддался. Наконец, когда Джейми примирился было с тем, что вторая половина дня потеряна, Зэбэдис небрежно кивнул в сторону Анджелины и на свистящем своем языке что-то быстро пробормотал. Лицо Эуэсина не выразило никаких чувств. - Он говорит, пускай Анджелина едет с ним. Говорит, в этих местах злые духи, а она приносит удачу, с ней легче отыскать дорогу. - Ну и пускай едет! - запальчиво сказал Джейми. - Это ж лучше, чем идти пешком. Раз он верит во всяких там духов и удачу, пускай от девчонки будет толк. Лицо Эуэсина стало суровым. - Она моя сестра, не собака! Она не хочет с ним ехать, ей нельзя приказать. - Лицо его смягчилось. - Не сердись, Джейми, но лучше ей с ним не ехать. - Да почему? Все равно ж она поедет с ним обратно, к Танаутскому озеру. Эуэсин отвернулся и стал снимать со своих нарт остатки оленьей ноги. - У нас кончается корм для собак, - сказал он, переводя разговор на другое. - Я видел сегодня много следов оленя. Остановимся здесь, сходим на охоту - чем плохо? Питъюк внимательно прислушивался к их разговору, но ничего не сказал. Выражение лица у него стало совсем непривычное. Дружелюбия как не бывало. Он вдруг обернулся к Анджелине. - Этот парень плохо тебе говорил? - резко спросил он. - Обижал тебя, да? Анджелина так яростно замотала головой, что в длинных ее волосах замелькали блики угасающего солнца. - Да что ты, Питъюк! Поди-ка помоги мне собрать ветки для костра. Или, знаешь, наколи льда, будет вода для чая. Озадаченный и раздосадованный Джейми посмотрел им вслед. - Девчонки! - чуть ли не злобно пробормотал он, пожал плечами и принялся разгружать нарты. Зэбэдис неподвижно сидел на своих санях. Черные глаза его так неотступно следили за Анджелиной, что будь Джейми проницательней, он бы многое заметил и понял. Но Джейми поглощен был одним - как бы поскорей отъехать подальше от Кэсмирского озера. Где уж ему было уловить, что происходило между проводником и братом с сестрой! Ночь настала тихая, безветренная; уже ощущались первые признаки весенней оттепели. Путники не стали разбивать палатку, а просто забрались под меховые одеяла. Никто за этот день особенно не устал, и они принялись разговаривать о крае, по которому странствовали. Питъюк рассказал, как эскимосы попытались однажды завязать отношения с белым торговцем, который держал факторию на Танаутском озере. Самый могущественный и деятельный из эскимосов, по имени Кейкуми, решился поехать к этому торговцу, хотя эскимосы смертельно боялись и чипеуэев, и сумрачных лесов, в которых они жили. Кейкуми отправился в путь среди зимы; он запряг двенадцать больших эскимосских собак, нагрузил сани шкурками белых лисиц. Ехал он западным берегом озера Нюэлтин-туа - чипеуэи называют его Озером Спящих Островов - и быстро продвигался на юг. Потом от одного залива Кейкуми свернул по реке. Она привела в край лесов, и в первую ночь, которую предстояло провести в лесу, он разбил лагерь на невысоком каменистом островке посреди озера, откуда открывался вид во все стороны. Один во вражеской стране, он спал, конечно, очень чутко. На рассвете одна его собака заворчала, и он вмиг проснулся. В бледном свете утра он увидел семь собачьих упряжек, семь нарт, все они двигались по льду прямо к нему. Кейкуми сразу увидел, что правят упряжками чипеуэи, но не пытался ни бежать, ни занять оборонительную позицию. Он спокойно разжег костер, подвесил котелок с водой и, безоружный, ждал чужаков, которые промчались по льду и остановились у подножия островка. Их было девять, все чипеуэи. Поначалу они держались на расстоянии, потом, уверившись, что Кейкуми здесь в одиночестве, подошли к костру. Один дерзко откинул шкуры, что прикрывали груз мехов. Другой пнул ногой одну из собак Кейкуми. Пес огрызнулся, и чипеуэи ударил его по голове прикладом. Кейкуми не знал языка чипеуэев, но догадался, о чем они говорят. Скоро трое принялись вскрывать его тюки с мехами, а трое других медленно двинулись вокруг костра, чтобы оказаться у него за спиной. Кейкуми не стал терять время даром. Под паркой у него было спрятано магазинное ружье. Кейкуми выхватил его, упер о бедро... Индейцы опомниться не успели, как он выстрелил ближайшему в живот. Раненый вскрикнул и повалился наземь, а Кейкуми обернулся и выстрелил в одного из тех, кто подбирался к нему сзади. Оставшиеся в живых чипеуэи перепугались. Кинулись к своим упряжкам, а Кейкуми аккуратно сажал пулю за пулей в лед, по которому они только что пробежали. Через десять минут индейцы были уже на дальнем берегу озера и скрылись в лесу, оставив Кейкуми целого и невредимого, со всеми его мехами, в обществе двух мертвецов. Кейкуми не притронулся к убитым и поехал дальше; добрался до фактории, а потом благополучно вернулся домой. Слух о его подвиге распространился по лесам, точно пожар. Ни в тот раз, ни во время других своих поездок на юг он не встречал больше ни одного чипеуэя. Зэбэдис, казалось бы, не прислушивался к рассказу Питъюка, но несколько раз, когда упоминалось имя Кейкуми, быстро взглядывал на рассказчика. Питъюк это заметил. - Этот парень, он вроде знает про Кейкуми. Скажи ему, что я сказал, Эуэсин. Скажи все, что на этот озеро случился, и еще скажи, Кейкуми - мой дед. Эуэсин с видимым удовольствием передал суть рассказа. Зэбэдису явно стало не по себе. Он беспокойно переводил взгляд с Эуэсина на Питъюка, а когда Эуэсин сказал, кем приходится Питъюку Кейкуми, Зэбэдис сбросил с себя шкуры, в сердцах плюнул в угасающий костер и гордо удалился в темный лес. Вернулся он, когда все, кроме Питъюка, уже спали. Но едва он закутался в свои шкуры, Питъюк встал и подбросил сучьев на уголья. Костер разгорелся, стало светлей. Тогда Питъюк достал из саней свое ружье и начал неторопливо, старательно его чистить. При этом он то и дело задумчиво поглядывал в сторону: по сгустившимся в том месте теням он угадывал, где лежит Зэбэдис. Потом тихо, почти шепотом, Питъюк запел песню эскимосов. То был странный, загадочный напев, словно заклинание, словно призыв к умершему. Однообразный, нескончаемый, он вновь и вновь нарастал и вновь затихал, терзая душу. Время от времени в песне звучало имя Кейкуми, и всякий раз при этом Питъюк щелкал затвором. В слабом, мерцающем свете костра все это выглядело очень внушительно. А когда костер совсем погас и все опять погрузилось во тьму, Питъюк усмехнулся про себя. "Уж этому-то чипеуэю сегодня будет не до сна", - с удовлетворением подумал он и уютно закутался в шкуры. 7. НЮЭЛТИН-ТУА - ОЗЕРО СПЯЩИХ ОСТРОВОВ Джейми спал беспокойно и проснулся первый. Полежал немного, наслаждаясь теплом своего мехового гнездышка, потом сел, огляделся. Эуэсин и Анджелина спали у нарт, которые защищали их от ветра. По другую сторону погасшего костра под горой меховых одеял спал Питъюк. Зэбэдиса не было видно. Поначалу Джейми не придал этому значения, подумал, что тот пошел поохотиться или набрать сучьев для костра. Но вдруг сообразил, что одеял его тоже нет на месте. Тогда Джейми встал и поглядел на берег, где спали собаки. Упряжка Зэбэдиса исчезла - ни собак, ни саней... Обе лодки лежали на сугробе, видно, сброшенные второпях. - Вставайте! - тревожно закричал Джейми. - Вставайте, эй, вы! Зэбэдис смылся! Из груды шкур высунулась рыжая всклокоченная голова Питъюка. - Где мылся? - озадаченно спросил он. - Зачем? - Сбежал он, дурак ты! - сердито крикнул Джейми. - Эуэсин! Вставай! Все трое мальчишек торопливо натянули меховые чулки и мокасины, кинулись к берегу замерзшего озера. Сомнений не было. Поверх следа, который оставили накануне их сани, они ясно различили след саней Зэбэдиса. - Скорей, - требовал Джейми, - давайте запрягать! Может, мы его догоним. Эуэсин внимательно разглядывал след. - Нет, Джейми, - спокойно ответил он. - Зэбэдис уехал давно. А даже если мы его поймаем, как заставим ехать назад? Джейми был взбешен. - Это все ты! - обрушился он на Питъюка. - Ты и твои дурацкие байки. Напугал его до смерти, вот он и удрал. Ну, как мы теперь найдем дорогу? И как... - лицо у него стало совсем растерянное, - как теперь отделаться от Анджелины? - Я так не хотел, Джейми, - довольно кротко ответил Питъюк, - не знал, что он так боялся. Хотел от Анджелина его отогнать. Пускай от нее отставал... - Это правда, - перебил Эуэсин. - И Питъюк еще не все знает. Я не хотел вам обоим говорить. Ты бы разозлился на Анджелину, а Питъюк сцепился бы с Зэбэдисом. Два дня назад, когда он укатил так далеко вперед, он кое-что сказал Анджелине. Он не так уж и виноват. Он молодой, хотел жениться, а та девушка умерла весной в эпидемию. Ну, вот он и хотел взять Анджелину в жены. А когда она отказалась, он, может, и не захотел нам больше помогать. В общем, хорошо, что он уехал. Если бы вы сказали, чтоб она возвращалась с ним, мне пришлось бы самому везти ее домой. - Жалко, я не продырявил ему башка! - вскипел Питъюк. Потом по лицу его расплылась улыбка. - Он, верно, думал, я стрелял, как Кейкуми. Сейчас буду рассказывать... - И Он описал им представление, которое разыграл ночью на страх Зэбэдису. Эуэсин посмеялся, и даже Джейми не выдержал, улыбнулся. Но тотчас опять помрачнел. - Да, вам хорошо веселиться, а ведь он нас без ножа зарезал. Повесил нам на шею Анджелину, и как ехать отсюда до тундры, мы совсем не знаем. - Как ехать? Почему не знаем? - возмутился Питъюк. - Не бойся. Тот рассказ я сказал, все правда. Много раз его слыхал. Кейкуми этот дорога шел. Пойдем на восток, там Озеро Мертвых. За ним еще один озеро, элдели его зовут Нюэлтин-туа, а потом на Север. Я дорога легко найду. Пока они все это обсуждали, подошла Анджелина и заговорила прямо с Джейми: - Мне тоже очень жаль, Джейми. Я никому не хотела доставлять хлопот, никому бы не сказала про Зэбэдиса, только брату. Если хочешь, чтоб я вернулась, я пойду домой одна, на лыжах. А еду возьму в заплечном мешке, на дорогу хватит. Джейми чуть было не хлестнул ее злым словом, но, увидев, что в темных глазах девушки блеснули слезы, прикусил язык. - Понимаешь, - смущенно сказал он, - по-моему, не дело брать тебя в тундру. Там может быть здорово труд - но. Но, конечно, нельзя тебе возвращаться одной к Танаутскому озеру, так что, выходит, надо тебе ехать с нами. Когда Джейми умолк, Эуэсин и Питъюк заулыбались. Эуэсин - оттого, что все уладилось, а Питъюк - просто от счастья. Час спустя они дружно сидели вокруг костра, завтракали овсяной кашей, пресными лепешками и чаем. Так хорошо и весело им давно уже не было. Снимались с лагеря на этот раз особенно бодро и деловито. Перераспределили груз, кое-что из нетяжелого снаряжения перетащили с длинных саней Питъюка на нарты, а на его сани поверх всего остального привязали каноэ, причем вложили одно в другое и сняли с них банки. Решено было, что упряжкой Питъюка будет править Анджелина, а Питъюк пойдет впереди всех на лыжах - будет прокладывать путь. Собакам словно тоже прибавилось сил. Они сразу пошли ходко и скоро поравнялись с каменистым островком посреди озера. На вершине островка торчали двумя остроконечными пирамидками серые шесты, точно каркасы двух вигвамов. Эуэсин прикрикнул на своих собак; они побежали быстрей, пошли вровень с санями Джейми. - Старые могилы чипеуэев, - сказал Эуэсин, кивнув в сторону "вигвамов". - Видно, Питъюк не сказки рассказывал. Озеро Мертвых оказалось невелико. Через час они достигли уже того места, где брала начало покрытая в эту пору льдом речушка. Полчаса они мчались по ней, как вдруг перед ними до самого горизонта распахнулось огромное ледяное поле. Сани и нарты остановились. Четверо путешественников, стоя рядом, смотрели на необъятные просторы Нюэлтин-туа. На юге серая ледяная пустыня переходила в бесчисленные, поросшие лесом острова. На севере тоже виднелось множество островов, но голых, без единого деревца. Черные, крутолобые, они горбились на льду, точно спины спящих мастодонтов. - Вон там начинается мой страна, - гордо сказал Питъюк, указывая на север. - Поехали, - заторопил Джейми. - Поглядите на небо. Если пурга застанет нас на открытом месте, нам несдобровать. По белесому небу неслись белые длинные космы облаков, точно косяк серебристой сельди, а за ними на востоке вспухали зловещие черные тучи. - Пожалуй, сильная пурга будет, - сказал Эуэсин. - Лучше нам не уходить далеко от берега. Все согласились, что это самое разумное; они двинулись вдоль берега большого залива, который вытянулся к северу, упираясь в цепь безлесных холмов. Скоро поднялся ветер, взметнул и погнал перед ними сухой снег. Небо быстро темнело. К полудню его сплошь затянуло тучами. Путникам непременно хотелось уйти как можно дальше, пока не началась пурга, и потому на обед они не остановились, а просто на ходу пожевали холодные лепешки. Добрались до края залива, свернули на восток, огибая холмы, и теперь ветер стал дуть им прямо в лицо. Черные тучи разразились не снегом, как они ожидали, - внезапно стал хлестать обжигающий холодом ливень. Упряжки понеслись к берегу, но там почти негде было укрыться. Густые ели и сосновые леса бассейна Пьютхау остались позади, а здесь попадались только одинокие малорослые, искривленные ветром деревца. Кое-как укрыться можно было лишь за расколотыми морозом валунами. И когда удалось наконец поставить палатку, все уже промокли насквозь. Пока они с немалым трудом набрали сучьев и веток для костра, сгустились сумерки, а едва удалось развести огонь, дождь и ветер вновь его погасили, не дав вскипятить воды для чая. Тогда все отказались от напрасных усилий и забрались в палатку, где Анджелина постаралась постелить самые сухие одеяла. Ночь прошла прескверно, но хотя путникам было холодно и неуютно, они не падали духом. Края палатки бились и хлопали под порывами ветра и потоками дождя, а ребята сидели, тесно прижавшись друг к другу, натянув на плечи меховые одеяла, и, чтоб разогнать тоску, пели. У Анджелины оказался на редкость чистый, звонкий голосок. Брат уговорил ее спеть несколько песен, которым она научилась в школе. Только Питъюк, всегда такой добродушный и веселый, сейчас что-то приуныл. Джейми принялся его поддразнивать, назвал филином, и он заставил себя улыбнуться. - Лесной край - твой край, - объяснил он. - Ты там вел, я за тобой шел, не заботился. Теперь мой край пришли. Ты здесь мало знаешь. Теперь вся забота моя. Скоро реки растают. Потом лед плохой на маленький озера. Потом на большой тоже. Нам на стойбище иннуит надо скорей, скорей надо, застрять можем. Этот дождь нам плохо. Много воды будет в речках. - Что верно, то верно, - согласился Джейми. - Но, по-моему, мы успеем. Озеро еще не скоро растает. Долго нам по нему идти, Питъюк? - Два дня, может, три. А потом еще по маленький речкам, по озерам, по тундре. - Дождь сейчас уже не очень сильный, - сказал Эуэсин. - Может, перестанет скоро. Надо бы немного поспать. - В такой палатке только рыбам спать, - проворчал Джейми. Однако скоро все задремали. Утро наступило сухое, теплое, дул южный ветер, и небо над головой расчистилось. На рассвете все четверо, замерзшие, одеревеневшие, усталые, вылезли из палатки. Питъюк разжег костер. Наскоро выпив горячего чаю, поев жареной оленины, запрягли послушных собак и двинулись в путь. После дождя по льду растеклись мелкие лужи, покрывавший его снег превратился в жидкое месиво. Но для нарт такая дорога была хороша; собакам, кажется, также не терпелось поскорей уйти на Север, как и их хозяевам. Весь день путники упорно продвигались вперед, лишь дважды останавливались у берега - наломать ивовых прутьев для костра, вскипятить чай и перекусить. Около полудня они миновали горловину озера Нюэлтинтуа, вступили в его северную часть - и здесь окончательно распрощались с деревьями. Перед ними расстилались неоглядные просторы тундры, теперь им лишь изредка будут встречаться чахлые ивы, что жмутся ко дну иных, укрытых от ветра долин. В этот день, прежде чем остановиться на ночлег, они прошли двадцать миль - неплохой переход; ведь сани у всех были перегружены, так что ни мальчики, ни Анджелина ни разу не могли присесть. Всю дорогу шли, вернее, почти все время бежали. Назавтра - то был шестой день путешествия - они тоже сделали большой переход. Ночью подморозило, но днем мороз отпустил, оттепель продолжалась. Питъюк становился все озабоченней и гнал вовсю; быстрей не могли бы двигаться ни собака, ни человек. В этот вечер они стали лагерем у залива, что вдавался глубоко в северо-западный берег озера. Непомерная спешка начала уже сказываться на ребятах: у них хватило сил лишь на то, чтобы кое-как перекусить и забраться под меховые одеяла. Собаки были голодны - запасы оленины подходили к концу, а на всем пути по озеру мальчики не встретили ни одного оленя. По-весеннему теплая погода, видно, решила держаться. Этой ночью морозец был совсем слабенький, а утром в чистом, безоблачном небе поднялось ясное жаркое солнце. И опять, как только ребята открыли глаза, Питъюк их заторопил. - Солнце горячий очень, - тревожно хмурясь, говорил он. - Может, на маленький реки лед уже треснул. Они ехали по заливу (а он повернул теперь почти прямо на запад), из-под полозьев саней били фонтаны, ибо кое-где талые воды уже покрывали лед на несколько дюймов. - Здорово, что у нас есть каноэ, - сказал Джейми Эуэсину (их упряжки шли рядом). - Еще один такой день - и они нам понадобятся. А не то придется учить собак плавать. Эуэсин собрался ответить шуткой на шутку, как вдруг увидел, что Питъюк повернул назад, поднял руку, давая Анджелине знак остановиться, и спешит к ним. Все упряжки подъехали к саням Питъюка. - Скорей ружья берите, - распорядился он. - За мысом олень много. Анджелина, ты здесь стой. Собак держи, шуметь не давай. Мальчики выхватили ружья из меховых чехлов и побежали под укрытие невысокой каменной гряды. Добежали, медленно, осторожно взобрались на невысокий гребень, заглянули на другую сторону. Десятью футами ниже, всего в какой-нибудь сотне шагов от них, почернелый лед залива почти скрылся под могучим потоком карибу. Чуть не тысяча оленей длинными извилистыми вереницами переходили залив с юга на север. Они шли медленно, одни самки, почти все с большими животами - ведь наступало время отела. Зрелище это так заворожило Джейми и Эуэсина, что они забыли про ружья. С десяток верениц переходили залив прямо перед ними, другие спускались на лед с холмов. А дальше, к северу, все холмы были испещрены и расчерчены бессчетными вереницами карибу. Каждую цепочку - а в иных было до сотни голов - вела старая оленуха, которая, наверно, уже в двадцатый раз проделывала этот весенний переход в тысячу миль. - Зачем ждем? - нетерпеливо сказал Питъюк. - Нам тоже скорей на Север надо. Буду стрелять. Он вскинул ружье, вмиг прицелился и выстрелил. Грохот выстрела далеко раскатился над ледяной гладью озера, но олени точно и не слыхали. Одна нетельная самка упала на колени, попыталась подняться - и повалилась на бок. Те, что шли за нею, чуть посторонились, обошли ее. Несколько оленух замешкались было, вытянули голову в ту сторону, откуда раздался выстрел, и, фыркнув, пошли дальше своей дорогой. - Оленуха когда на Север идет, телиться хочет, никто не остановит, - объяснил Питъюк. - Волка не боится, человека не боится. Идет, никто не остановит. Несколько минут спустя он доказал свою правоту. Мальчики вернулись к Анджелине. Все четверо погнали упряжки прямо на оленей. Голодные собаки совсем обезумели. Джейми не справился со своей упряжкой: она оторвалась от него и пошла вскачь колесить по льду, а он бежал далеко позади, крича до хрипоты, тщетно приказывая собакам остановиться. Но олени просто расступились, пропуская упряжку, а когда она повернула и погналась за одной оленухой, та припустила галопом, далеко опередив своих преследователей. Потом снова ровной рысцой повернула на север. Собаки Джейми кидались во все стороны и вскоре совсем запутали постромки. Они вдруг остановились, уже не в силах сдвинуться с места. Когда Джейми, запыхавшись, подбежал к ним, вся упряжь так переплелась, что он минут двадцать истошно кричал на собак, сыпал пинками, пока наконец, обливаясь потом, не разделил сбившихся в клубок псов. А тем временем Эуэсин и Питъюк разрубили и разделали тушу убитой оленухи, погрузили мясо на сани и подъехали к Джейми. Увидав спутанную упряжь, Питъюк горестно покачал головой: - Может, когда и выучишься собаками править, - сказал он. - Бывает, белый человек правит хорошо, только долго ждать надо. Борода седая вырастет. Джейми все никак не мог перевести дух. Он лишь сердито хмыкнул вслед Питъюку, а тот уже гнал свою упряжку к концу длинного залива. 8. НАПЕРЕГОНКИ СО ВРЕМЕНЕМ Северо-западный залив озера Нюэлтин упирался в забитую снегом долину, что тянулась на запад, извиваясь меж высоких голых холмов. Не сбавляя скорости, Питъюк вывел упряжки на лед реки, текущей по этой долине. Лед был неровный - в буграх и впадинах; растаявший снег образовал кое-где лужи в добрый фут глубиной. Так они проехали несколько миль. Вдруг Питъюк остановил упряжки и осторожно пошел вперед, простукивая лед прикладом ружья. Скоро он вернулся очень встревоженный. - Под ледом река быстро бежит, - сказал он. - Растопляет лед снизу. Очень тонкий стал лед. На берег идти надо. - По берегу не пройти, - возразил Джейми. - Вот снегу сколько, да мягкий, пушистый, муха и та провалится. - Может, река не тот? - неуверенно сказал Питъюк. - Эта на запад течет, большой. А нам надо на северо-запад и поменьше. Он по равнине течет, не по долине. Может, спешил я очень? Может, назад надо идти, смотреть надо? Обидно было возвращаться, но что поделаешь. Повернули назад и через два часа вновь выехали из устья большой реки на лед залива. Тут все остановились, а Питъюк, взобравшись на холм, стал оглядывать северный берег залива. Когда он, скользя, спустился к остальным, тревога на его лице уже сменилась обычной усмешкой. - Нашел! - ликующим голосом объявил он и повел их к маленькой бухте, скрытой за цепью островов. Нужную им речку они увидели, лишь обогнув последний на их пути остров. - Да как ты сумел ее найти. Пит? - спросил Джейми. - Реку не видел, Джейми. Вон что видел... - И Питъюк показал на гребень одного из островов. На фоне неба высилась груда камней фута в три высотой. Случайному взгляду она и в самом деле показалась бы обычной каменной грудой, в тундре то и дело натыкаешься на беспорядочные нагромождения камней - остатки отступивших древних ледников. - Это инукок, каменный человек, - объяснил Питъюк. - Эскимосы делал. Много инукок делал, по вся тундра. Дорогу показывает. Этот, верно, Кейкуми делал. Теперь дорога знаю. Хотя день был уже на исходе, Питъюк не дал им передохнуть, не дал даже согреть чаю. Собаки устало потянули сани, и устало побрели дальше путники. Новая река оказалась всего-навсего неглубоким ручьем; он вел из залива на северо-запад, петляя по холмистой равнине, пересеченной длинными каменистыми грядами, с которых снег уже совсем сошел. В заснеженных долинах лежали бесчисленные озерца, по краям они оттаяли, и между берегами и ноздреватым льдом чернели полоски воды. Ехать по Маленькой речке, или Микику (так ее назвал Питъюк), было нелегко. Лед таял и трескался, да к тому же на каждом шагу торчали валуны. Всюду разлились талые воды; ребята ясно слышали зловещий рокот реки, что бежала у них под ногами, под тонким, ненадежным льдом. Сани их, напоминавшие тобогганы, были плохо приспособлены к такой дороге: они днищем плотно прилегали к земле, а значит, толкали перед собой тяжелое талое месиво. Весь груз скоро промок. А сани Питъюка, сделанные на эскимосский лад, на высоких полозьях, легко прорезали талый снег, и груз оставался сухим. У всех четверых ноги промокли до колен, от ледяной воды застыли, окоченели. И вдруг Анджелина, которая мужественно шла наравне со всеми, не проронив ни слова жалобы, соскользнула в глубокую полынью и по пояс погрузилась в воду. Эуэсин проворно ее вытащил и объявил, что сегодня они дальше не пойдут. - Хватит, - устало