ращили глаза, но змеи так и не заметили.
     - Нет здесь гадюки, - сердито сказал Григорий.
     - Вот она, - показал я на гадюку крючком.
     - Вижу! - обрадовался Григорий.
     - Коли видишь, то покажи, как ты берешь змею.  Григорий шагнул к кочке,
но змея  не стала  дожидаться, пока  ее  прижмут. Она исчезла, будто ее и не
было.
     - Где же гадюка? -  растерялся Григорий. - Куда она делась? Я подошел к
кочке и крючком отвел свисавшие стебли травы. Змея уже забралась между ними,
и наружу торчал  только  хвост.  Я осторожно подвел лапки пинцета к  хвосту,
быстро сжал их и резко рванул змею на себя.
     Такая  операция  довольно  рискованна.  Змея  может  зацепиться  своими
чешуйками за переплетенные стебли и в момент  рывка  удержаться за них, а  в
ответ на раздражающий рывок выбросить голову рядом с хвостом. Рука, держащая
пинцет, в таком положении ничем не защищена, и укус почти неминуем.  Все это
я знал, но очень уж мне не хотелось упускать эту гадюку.
     Мне  повезло.  Гадюка  не успела зацепиться туловищем  за  стебли,  и я
выдернул ее из  кочки. На какую-то долю секунды гадюка повисла в воздухе, но
тут  же  рванулась к моей  руке. Я  едва успел  отбросить ее  прочь.  Гадюка
шлепнулась  на землю, крючком я прижал  ее к земле. Когда  змея  полетела  в
мешок, я  повернулся  к Григорию и  сказал:  - Вот она, твоя  гадюка. Только
доставать таким образом змей из кочки не советую. Опыта  у тебя  еще мало, и
ты наверняка попадешь на змеиные зубы.
     Григорий молча вздохнул.
     Следующая гадюка лежала возле кустика совсем открыто, но и  ее Григорий
не заметил, хотя  прошел от кустика в двух шагах. -  Гришка,  ты прошел мимо
змеи!
     Ловец растерянно огляделся.
     - Где же она?
     - Сзади тебя!
     И  эта  гадюка не стала  дожидаться,  пока ее прижмут: шмыгнула в куст.
Григорий погнался за  ней; прижимая,  не рассчитал  усилия  и раздавил. Петр
молча отбросил в сторону еще извивающуюся змею. Григорий опустил голову.
     - Пошли дальше, - сказал я, чтобы хоть  что-то сказать.  Третью  гадюку
заметил  Петр. Он действовал умело, не  торопясь, но и не медля. Торжествуя,
он посадил змею в свой мешок.
     Перед обедом я показал  новичкам семь гадюк. Они нашли только по одной.
У Илларионыча было десять гадюк, у Виктора - четыре, у Рустама - одна.
     - Понял теперь, в чем дело? - спросил Рустама Илларионыч.
     - Понял, - буркнул Рустам, - и все же гадюк здесь мало. Чабан Бостандык
говорил, что возле его аила много змей. Нужно переехать туда.
     - На новом месте придется  несколько  дней осматриваться  и привыкать к
местности.  Не  будем  терять  времени,  останемся  пока  здесь,  -  отрезал
Илларионыч.
     За два следующих дня  мы с Илларионычем поймали  полсотни змей, четверо
новичков  -  два  десятка. Рустам же -  всего три  змеи.  Вечером  он  снова
потребовал, чтобы  мы сменили место охоты. Его  поддержал  Григорий. Петр  и
Виктор промолчали. Илларионыч спорить с новичками не стал.
     -  Переезжать всем сразу смысла нет. У  нас две машины.  Если вы хотите
ехать, то возьмите грузовик. Я останусь здесь.
     - Ну, а я поеду! - заявил Рустам. - Кто со мной?
     - Я тоже поеду, - отозвался Григорий.
     - И я с вами, - сказал Виктор. - Петр, ты как?
     - Я останусь, - ответил Петр, - нужно еще подучиться у опытных ловцов.
     -  Учись! -  усмехнулся  Рустам. -  Учись, милый! Домой  вернешься  без
копейки!
     - Когда и где встретимся? - спросил Рустама Илларионыч.
     - Приезжайте в аил Бостандыка. Мы будем там!
     - Если возле аила  Бостандыка сразу змей не найдете, возвращайтесь. Еще
неделю мы будем здесь.
     - Ладно, - буркнул Рустам. - Постараемся обойтись без нянек.
     - Желаю удачи! - усмехнулся бригадир.
     Уехали они на рассвете следующего дня.
     Мы продолжали искать змей в низине у озера.  Особого успеха не было, но
и  пустыми мы не приходили: Илларионыч и я ловили за день  два - три десятка
гадюк,  Петр тоже приносил пять  - шесть змей. Прошло  четыре дня. На пятый,
когда  мы еще завтракали, в  степи появилось облако пыли, и  через несколько
минут к нашему лагерю  подкатил грузовик с "бунтовщиками". Они подошли к нам
и поздоровались.
     - Как дела? - спросил Петр.
     - Никак. За  четыре дня  - четыре гадюки. И тех Гришка поймал случайно.
Отворотил камень, а под ним четыре змеи. Там змей еще меньше, чем здесь. А у
тебя?
     - Двадцать две змеи! - гордо ответил Петр.
     К моему  удивлению, Илларионыч  не  стал читать  новичкам наставления о
пользе послушания. Во всяком случае, мне бы он такого не простил. Когда мы с
ним  остались  наедине,  я  не  преминул язвительно  справиться у  него, чем
вызвана такая терпимость к ослушникам.
     - Они  сами себя  наказали, - ответил бригадир,  - отчитывать  их,  все
равно что сыпать соль на свежую рану. Нужно быть милосердным к пострадавшим.
     - Даже если они пострадали  от  собственной самонадеянности? В  ответ я
услышал  то,  что,  по   -  моему  разумению,  должно  было  предназначаться
ослушникам.
     У  озера мы оставались еще три дня. С каждым днем гадюки попадались все
реже.  Дневной "улов" у  нас с  Илларионычем сократился  до  десяти змей  на
двоих. Новички ловили  по одной - две  гадюки,  однако  после поездки  в аил
Бостандыка они и этому были рады.
     - Пора переезжать к аилу Бостандыка, - решил Илларионыч, - берега озера
мы почистили основательно.
     - Зачем ехать  к Бостандыку?  -  возразил Рустам. - Мы же были там: нет
там змей. Поедем на луга в пойме реки Или. Там, говорят, гадюк очень много!
     - На  Или мы еще успеем,  а пока  проверим, есть ли  гадюки  возле аила
Бостандыка.

     Аил  чабана  Бостандыка  стоит в  широком распадке  у  подножия  хребта
Кунгей-Алатау.  С юга распадок теснят крутые высокие горы, с севера обнимает
холмистая степь. Между горами и аилом - высокая насыпь автострады. Под ней -
две широкие бетонные трубы, через  трубы текут  речки - Светлая  и Грязнуха.
Русло Грязнухи  -  узкий  глубокий  каньон.  Русло  Светлой  -  приветливая,
заросшая  камышом и травой зеленая долина. Через Грязнуху перекинут  широкий
мост, через Светлую моста  нет, ее переезжают  вброд. Чуть ниже аила Светлая
впадает в Грязнуху, образуя речку Кескелен. К аилу мы приехали рано утром, и
вода в  обеих  речках  была кристально чистой. К вечеру же  в Грязнухе  вода
стала  похожей на  кофе  с  молоком, а в Светлой осталась такой же, как была
утром.
     Берега  Кескелена  заросли травой и кустами. Вдоль  приречных  зарослей
вилась пыльная дорога. Здесь в первый же день мы увидели следы гадюк.
     Следы тянулись из зарослей, пересекали дорогу и исчезали в сухой траве.
Разбрелись мы вдоль берега  и начали поиски змей. Новички  держались группой
невдалеке  от лагеря,  а мы с  Илларионычем ушли подальше. Скоро  Илларионыч
углубился в  заросли  и скрылся из глаз. Следов  гадюк  на  пыли было много,
самих же змей не было. В лагерь я пришел с пустым мешком.
     Новички были уже в лагере. Все четверо хмурые, молча возились с костром
и котелками.  Спрашивать  о числе пойманных змей  было  излишним. Я  положил
пустой мешок в кабину "Москвича" и подошел к костру.
     -  И ты  пустой,  - скорее подтвердил,  чем спросил  Рустам.  -  Я ведь
предупреждал,  что  змей  здесь нет.  Не поверили. Теперь  убедились?  Нужно
завтра же ехать на Или!
     -   Не  горячись,   друг,  -  пытался   я   остановить  слишком  бурное
словоизвержение, - подожди решения бригадира!
     -  Плевать  мне  на бригадира! -  закричал Рустам.  - Меня  не бригадир
кормит, а мои руки и ноги! Завтра же уедем!
     Остальные  новички молчали, но их  взгляды  говорили  о  том,  что  они
согласны с Рустамом.
     - Придет бригадир, посоветуемся и решим, что делать дальше, - сказал я,
- без него все равно же не поедем. Разве не так?
     - Так, - согласился Петр, - давайте, хлопцы, ужинать! На голодное брюхо
разговора не получится!
     С  похлебкой,  несмотря  на   плохое  настроение,   управились  быстро.
Принялись  за чай. Пили долго, не  торопясь. Солнце село. Илларионыча все не
было.
     Я спросил: - Ребята, кто последним видел Илларионыча?
     - Я, - отозвался Виктор, - он резал ветки тальника. Я ему еще веревочку
дал, чтобы метлу связать.
     - Какую метлу?
     - Обыкновенную. Как у дворника.
     - Зачем ему метла?
     - А я откуда знаю?
     - Давно это было?
     - Часов в семь.
     - Сейчас десять часов.  Если через  полчаса Илларионыч не явится, нужно
идти искать его.
     - Старик чудит, а мы ноги бить должны! - заворчал Рустам.
     - Кто не хочет бить ноги, может не ходить! - отрезал я.
     - Ты, Рустам, не очень  зарывайся! - одернул Рустама Петр. - Искать все
пойдут.
     Но  искать бригадира не  пришлось.  Он пришел сам, с  пустым  мешком. У
новичков хватило терпения и такта, чтобы  дать ему спокойно  поесть, но едва
он  отставил пустую  миску  и взял кружку с  чаем, как Рустам  сказал: - Ну,
бригадир, что дальше делать будем?
     - Как что делать? - удивился Илларионыч. - Гадюк ловить!
     <font color="#870087">-</FONT> Где?
     - Здесь.
     - Ты сегодня много поймал?
     - Ни одной.
     - Мы тоже. Нужно ехать на Или!
     - А что, ты знаешь там разведанные очаги?
     - Разведаем!
     - Это ты только так думаешь или мнение всех?
     - Все так думают!
     - И Лешка?
     - Лешка всегда пляшет под твою дудку! Мы без него решили!
     - Люблю решительных людей!  -  насмешливо сказал Илларионыч. - Машина у
вас есть. Утром можете ехать!
     - А вы?
     - Мы останемся. У нас нет времени кататься по степи!
     - Илларионыч, - вмешался Виктор, - нужно ехать на Или. Здесь змей нет.
     - Ты видел, сколько на дороге следов?
     - Видел.
     - В прошлый ваш приезд следы были?
     - Нет!
     - Ну, а сейчас следы есть, значит, и змеи есть!
     - Следы могут быть старыми!
     -  Правильно. Я  тоже так подумал  и, чтобы установить,  есть ли  здесь
змеи,  размел пыль на  дороге и  тем  самым уничтожил  старые  следы.  Утром
увидим, есть ли здесь змеи.
     Так вот зачем Илларионыч вязал метелку! Он решил  использовать  пыльную
дорогу как контрольно-следовую полосу!
     - Неужели все это так просто? - недоверчиво сказал Рустам.
     - Прежде чем это стало так  просто, была пролита не  одна бочка пота, -
усмехнулся Илларионыч. - Пойдем спать, Рустам. Утро вечера мудренее!
     Все  поднялись  чуть  свет  и   не  пошли,  а  побежали  к  дороге.  На
импровизированной КСП отпечатались четкие следы змей.
     - Все ясно, - сказал бригадир, - охотиться будем ночью. Фонарики у всех
есть?
     - Есть!
     -тогда  вот что  нужно  сделать:  каждому  нарубить по десять  колышков
длиной полметра и очистить  их  от коры. Ими  мы  отметим  места,  где много
следов. Следы же сейчас сметем. По свежему следу змею искать легче.
     - А как ходить будем? Все вместе?
     - Зачем ходить толпой? Поделим дорогу на участки.
     - А как эти участки делить будем? - насторожился Рустам.
     - Очень просто: выбирай себе любой.
     К  полудню  мы разметили  дорогу  колышками и  поделили  ее на участки.
Рустам выбрал участок с наибольшим количеством следов. После обеда до вечера
все спали. В сумерках разошлись по участкам.
     Первую гадюку  я встретил, когда на  западе  еще вовсю  полыхала заря и
фонарик был не  нужен. Змея выползла из  зарослей и  теперь лежала на теплой
пыли.  Увидев меня, она подняла голову, зашипела и мотнулась в траву. Я едва
успел ее прижать.
     Мой  участок тянулся  километра  полтора, а следы были всего в  четырех
местах. Очищенные от коры таловые колышки белели даже в темноте.
     Я прошел до дальней границы  своего  участка,  но свежих следов змей не
обнаружил.  Правда, по  краю зарослей мне попались  две гадюки, но на дорогу
они  еще не  выходили.  Когда  же я пошел  обратно, то у первого же  колышка
увидел несколько змеиных  следов. Они тянулись из зарослей  в сухую траву. Я
осветил  траву  лучом фонарика. Возле кустика полыни сверкнули  два  розовых
огонька. Шагнув ближе, увидел гадюку. Она лежала, растянувшись во всю длину,
и удирать не собиралась, только во всю шипела. Забрал я ее, обшарил соседний
пригорок и посадил в мешок еще трех.
     Ночная охота оказалась простой и добывчивой. Искать змей  по следу было
легко;  освещенные  лучом   фонарика,  они   лежали   спокойно  и  почти  не
сопротивлялись. Многие змеи  держали в пасти кузнечиков или ящериц. На одном
из  пригорков  в  сухой  траве я услышал  сильный шорох. Осветил  пригорок и
увидел толстого щитомордника,  держащего за голову гадюку. Гадюка билась, но
вырваться не могла. Я решил посмотреть, чем кончится этот  поединок.  Борьба
продолжалась  минуты три,  потом гадюка  дернулась  и  затихла.  Щитомордник
задвигал   челюстями,  поворачивая   гадюку  так,   чтобы  было   удобно  ее
заглатывать. Он действовал спокойно  и деловито,  не обращая внимания ни  на
освещавший его луч фонарика, ни на меня.
     К концу  ночи я  набрал  двадцать  гадюк. Потом стало холоднее,  и змеи
исчезли: наверно,  ушли в прибрежные заросли.  Вернулся в лагерь. Илларионыч
был уже там.
     - Как успехи? - спросил он.
     - Десятка два есть. А у тебя?
     - У меня столько же.
     Вскоре возвратились и новички. У каждого по мешочку змей.
     - Ну, Рустам, есть здесь змеи? - спросил бригадир.
     - Есть, - смущенно ответил ловец.
     - Когда на Или поедем, завтра?
     - Сначала здесь половим, а потом и на Или.
     - Впредь,  коли не знаешь, не спорь и не упрямься. Всякое  дело требует
навыка и соображения!
     - Прости, Илларионыч, больше спорить не буду!
     -  Вот  это напрасно. Если ты  в  чем-то крепко уверен, спорь,  но умей
доказать свою правоту не горлом, а умом!
     Мы перешли на  ночной  образ  жизни. Ловить  змей  уходили  на  закате,
охотились до рассвета, а потом  спали  до полудня. Так и жили недели  две, а
потом змей  и здесь стало значительно меньше. Еще  бы! Ведь  с этого участка
Илларионыч и Григорий дважды отвозили в змеепитомник полные ящики.
     -  Вот  и пришло время  ехать на  Или! - сказал бригадир, возвратившись
второй раз из Ташкента. - Собирайтесь, друзья, завтра в путь!
     Почти весь  день  мы ехали  по  выгоревшей степи.  Целый  день над нами
висела туча мелкой  солонцовой пыли. Стекла кабин были подняты  до верха,  и
все же пыль лезла в глаза и рот, липла к вспотевшей коже, вызывая неприятный
зуд. Обмыться было негде.

     От  реки  мы  уехали, а  в  озерах, мимо которых шла дорога, вода  была
солоноватой и  разъедала  кожу еще сильнее  пыли. Мы даже  не  остановились,
чтобы поесть, а наскоро, прямо на ходу, пожевали баурсаки, которыми снабдили
нас женщины  из аила Бостандыка, и запили их  кумысом. Только к вечеру ветер
стих,  а потом  навстречу  потянуло  влажной прохладой. Пахнуло  болотом.  С
очередного холма мы увидели  море серо  - зеленых метелок  тростника. Дорога
спустилась с  холма,  нырнула  в  это море  и исчезла в нем. Одна  за другой
машины спустились  с  холма и  медленно поползли  между плотными  стенами из
высоких  переплетенных  стеблей.  Почва  стала  влажной.  Пыль  исчезла.  Мы
опустили стекла кабины. Прохладный сквозняк был очень приятен. Дорога виляла
то  вправо,  то  влево;  под  колесами  то  и  дело  гремели  мостики  через
бесчисленные протоки и проточки. "Москвич" пробегал километр за  километром,
но "стенам", казалось, не будет конца.  Илларионыч дремал на заднем сиденье,
а  мне волей - неволей приходилось бодрствовать. Было что-то около полуночи,
когда  дорога  вынырнула  из  камыша,  поднялась на  пригорок,  уткнулась  в
какой-то навес.
     Илларионыч  недовольно засопел.  Свет фары  подошедшего сзади грузовика
скользнул по навесу, осветил "Москвича" и замер.
     - Где это мы? - громко спросил Рустам.
     - На  планете  Земля!  -  ответил  ему  Илларионыч. - Место  сей  - час
уточним.
     Из кузова  донесся смех: несмотря  на  трудную дорогу, у  новичков было
хорошее настроение.
     - Вылезайте из  машины, - сказал  бригадир -  только фонарики  и  палки
захватите, чтобы от собак отбиться!
     - Нет  здесь собак! - сказал кто-то из темноты. - Слезайте без  опаски.
Кого бог принес?
     - Да  тут живые люди есть! - обрадовался Илларионыч.  - Слава аллаху! Я
уж думал, что в этом камышовом царстве только кабаны да птицы живут!
     -  Козлов, чекалок  да волков  не забудь! -  в тон ему ответил  тот  же
голос.
     - Да выходи же ты на свет! - сказал Илларионыч. - Чего прячешься?
     - А кто вы такие? Что вам здесь нужно? Чем занимаетесь?
     - А ты сам-то кто такой?
     - Я сторож здешний. Стан совхозный стерегу. Коли не скажете, кто такие,
езжайте  прочь, не то из берданки  понужну, а на выстрел наши казаки верхами
прибегут, тогда добра не ждите!
     - Сразу бы и сказал, что сторож. Мы бригада ловцов змей. Приехали к вам
гадюк ловить.
     - Откуда сейчас едете?
     - Из овцеводческого совхоза. В аиле Бостандыка стояли.
     -тогда я о вас слышал. Здравствуйте, добрые люди!
     - Под навес пустишь? - спросил Илларионыч.
     - Какой еще навес! Спите в машинах!
     - Ну,  уж  это дудки! - сказал  Петр,  спрыгивая из кузова на землю.  -
Давай, дед,  пали  из  берданки! Пусть  кто-нибудь  приезжает. В кузове пыли
столько, что ежели в нем спать лечь, то из-за одного чиха не уснешь!
     Сторож, видно, и сам понял, что переборщил.
     - Ладно, - примирительно сказал он, - валите под навес, на сено. Только
не курите да козюль оберегайтесь!
     - Что это за козюли? - спросил я.
     - Ловцы змей, а  козюлю  не знаете! Змея такая.  Маленькая, но вредная.
Ежели укусит, враз опухнешь!
     - Так уж и опухнешь? - подзадорил его Петр.
     -  Еще как  опухнешь!  Ежели козюля коня  ужалит, тот  конь с  раздутой
мордой неделю ходит. Ежели корову за вымя  - режь эту корову. Все одно, хоть
и оздоровеет корова, молока от нее не жди.
     - А ну, кончайте базар! - скомандовал бригадир. - Берите спальные мешки
- и под навес! Авось не съедят нас здешние козюли! Утром во всем разберемся!
     - Чего на утро откладывать! - возразил сторож. - Я с вечера одну козюлю
застегал,  так ежели чекалка или сова не стащили, она  вон  там лежит. Давай
фонарь, сейчас отыщем!
     Хотя  мы и устали, но смотреть  "козюлю" пошли все. Сторож повел нас  в
сторону от  навеса, осветил  землю лучом фонарика и, ковырнув что-то палкой,
сказал: - Вот она. Любуйтесь!
     На земле лежала убитая степная гадюка.
     В эту ночь, несмотря на усталость, вся бригада спала плохо, и чуть свет
мы были  на  ногах.  От  камышей тянулась сырая  дымка  тумана.  На  востоке
разгоралась заря.
     Невдалеке от навеса раскинулся широкий луг. С одной стороны луга стеной
стоял камыш, с другой - к  нему спускались пологие выжженные солнцем  холмы.
Часть луга была  выкошена,  и  на ней рядами  возвышались  стога, похожие на
гигантские булки. За стогами - ряды  скошенной, но еще не подобранной травы,
а  еще дальше  колыхался  зеленый  нескошенный ковер  травы.  Вокруг навеса,
выстроившись  в  ряд,  стояли  тракторы,  косилки,  грабли и другие  машины.
"Бдительный" сторож, укрывшись тулупом, оглушительно храпел на сене с другой
стороны  навеса.  Мы  не  стали его  будить,  а принялись  за  приготовление
завтрака. Страж  проснулся  в тот момент,  когда мы усаживались  завтракать.
Широко зевая и выбирая из бороды  сухие травинки,  он подошел к  нам уже без
берданки и, сглотнув слюну, сказал: - Хлеб - соль!
     - Бери ложку и садись с нами, - ответил ему бригадир.
     - Спаси  Христос, - перекрестился бородач.  - Вчера, вишь, на сухомятке
просидеть пришлось, ныне похлебать захотелось.
     - Ну так чего же ты, еще одного приглашения ждешь?
     Страж не заставил просить себя еще раз. Ел он раза в два быстрее любого
из нас.  С его помощью  котел опустел гораздо быстрее, чем обычно. Когда все
отложили  ложки и  взялись за кружки с чаем, Рустам  спросил: - И где же ты,
старина, видел много козюль?
     - А где хошь! -  ответил старик, обтирая  рукой пот.  - Хошь тут, около
стана. Хошь на прокосах.
     - И сколько ты видишь за день?
     - Да, почитай, с полсотни.
     - А не врешь?
     - Молод ты еще, молокосос, мне такие слова говорить! - загремел старик.
- Не веришь, пойди посмотри сам!
     - Ладно,  дед,  не злись, - прервал его Илларионыч, - а ты,  Рустам, не
будь невежей! Человек нас ночевать пустил и  о змеях рассказал. К тому же по
возрасту он тебе в отцы, если не в деды, годится! Сейчас же извинись!
     - Прости, дед, - тут же сказал Рустам, - брякнул я не подумав!
     -то-то, прости, - пробурчал сторож, - бог тебя простит.
     - А почему на стану никого нет? - спросил я.
     - Воскресенье вчера  было. Все по домам в станицу подались. Нынче  ведь
так, не то, что в былое время. Тогда весь сенокос без выезда в лугах жили, а
теперь каждую субботу  баню  им подавай! Скоро приедут. Да вон они. Слышите,
поют?
     Вскоре к  стану подъехали три грузовика, битком набитые рабочими. Через
минуту мы  были окружены толпой любопытных, на вопросы которых едва успевали
отвечать.  Разумеется,  первый наш  вопрос  был о том, где люди видят больше
всего змей.  В  ответ  раздался гул голосов, в котором трудно было разобрать
что-либо конкретное, но смысл был один - везде.
     - А точнее! - потребовал Илларионыч. - Вот если, к примеру, сейчас змей
надо найти, куда идти?
     -  А ты,  мил человек, не  спеши,  - сказал пожилой  рабочий,  - погоди
маленько.  Вот обсохнут валки, трактора  пойдут их сгребать.  Так ты  иди за
граблями и собирай своих козюль.
     - Как это собирай? - не понял Илларионыч.
     - Так и собирай. Под валками и в сене  этой нечисти столько бывает, что
вручную стоговать нельзя.  Того  и гляди  из  сена  тебе  на  голову  козюля
свалится. А хочешь, за косилкой ступай. На покосе собери тех, что от косилки
уцелеют.  Козюли  и  в траве  прячутся, по краю кошеного.  Их там  косилка и
давит,  и  режет  столько, что  страшно смотреть бывает.  Особенно когда лан
косить кончают. Случается, что косилка  кровью  змеиной сплошь залита.  Иной
раз в оставшейся нескошенной траве змей бывает столько, что будто сама земля
шевелится!
     Такому   сообщению  поверить  было   трудно.   Однако  действительность
превзошла все, что можно  было предположить.  Нет, не буду  забегать вперед.
Все же лучше рассказывать все по порядку.
     С  приездом  рабочих  стан  ожил.  Отовсюду  слышались  говор,  веселые
возгласы,  смех.  Затрещали   пусковые  моторчики  тракторов.  Чуть   спустя
загремели дизели, и  тракторы с  косилками поползли на луг. Мы пошли следом.
Утро  было росным, и мы очень быстро промокли. Сначала роса смочила  сапоги,
потом колени, а после добралась и  до  пояса. По такой росе  мы, разумеется,
никаких  змей не нашли и  вернулись в стан,  чтобы  переодеться.  Собственно
говоря, только мы с Илларионычем  вернулись переодеваться. Новички на мокрую
одежду внимания  не обратили.  Пока  мы доставали  из машины  сухие  вещи  и
переодевались, лучи солнца стали горячими и уже не грели, а  жгли. И  тут на
лугу  на все  лады зазвенели  кузнечики.  Они зинькали,  цыркали,  тенькали,
трещали.
     -  Не будем спешить,  - сказал  Илларионыч,  -  подождем,  пока  начнут
сгребать валки, и пойдем за граблями.
     Предложение  показалось  мне  дельным, мы  уселись  возле  тракторов  с
граблями. Луг лежал перед нами как на ладони.  Тракторы  с  косилками шли по
лугу совсем не  так,  как принято: обычно они едут  по кругу один за другим.
Здесь же у каждого трактора был свой участок. Тракторов было четыре, и наших
новичков тоже четверо. Сначала они сидели в кабинах вместе с  трактористами,
а потом почему-то вылезли и стали бродить по стерне.
     - Интересно, чего они там найдут? - спросил я.
     - Чего-нибудь  да найдут!  - буркнул в  ответ Илларионыч. Два трактора,
что  должны  были сгребать валки,  стояли пока  без движения.  Водители этих
машин  не торопились выезжать на луг. Они сначала  осмотрели свои  агрегаты,
что-то  постукали,  где-то подкрутили и  уселись у  машин, дымя  папиросами.
Закурили и мы.
     - Эй, змееловы!  -  позвал  нас  один из них.  - Чего в стороне сидите?
Идите к нам! Мы подошли.
     - Чего ждем? - спросил я. - Разве не время выезжать?
     - Валки просохнуть должны, иначе сено в стогу портиться будет.
     -  Вы бы сразу к нам  ехали, - сказал  один из трактористов, - на наших
лугах козюль столько, что хоть машиной вывози, все равно всех не вывезешь!
     Мы  с  Илларионычем  молча  переглянулись.  Тракторист  заметил  это  и
воскликнул: - Не верите? Думаете, я вру?
     - Ты не  врешь, - успокоил его  Илларионыч, - просто тебе кажется,  что
здесь столько змей. Разве ты знаешь, сколько нужно змей, чтобы заполнить ими
машину?
     - Сенька, скажи им, сколько мы с тобой сожгли козюль у Степановой гривы
на Глухом лугу!
     - Это когда соляркой их залили? Чертову гибель сожгли! Там яма была, от
землянки осталась. Так она полна козюлями была!
     - А велика ли яма?
     - В той яме трактор поместится, а глубиной она метра два!
     - И полна змеями была?
     - Ну, не так, чтобы полная, но стенок видать не было!
     - Как же вы ее нашли?
     - А мы по весне  ездили  одонья жечь. На Глухой луг приехали, а  он еще
водой   залит.  Только   Степанова   грива   сухая.  На  ней  раньше   косцы
останавливались  и  в землянках жили.  Сейчас  от  землянок  этих  одни  ямы
остались. Я к одной яме подошел, а козюли в ней так и шебуршат. Которые тихо
лежат, которые ползают. Я Федьку позвал. Хотели мы их палками бить, да видим
не перебьешь. Уж очень много. Налили из бака в ведро солярки, плеснули в яму
и  пучком травы подожгли. Ой,  что  было! Козюли  из той ямы во все  стороны
поползли. Мы на трактор и удрали.
     - А на Кривой старице? А у Гнилого болота? Туда  девки наши пошли ягоды
собирать да на кучи змей  и набрели. Со страху и про ягоды забыли. В станицу
прибежали и слова вымолвить не могут!
     Мы слушали и хотя не верили, но обижать ребят недоверием не стали.
     - Видно, и вправду змей у вас много! - сказал Илларионыч.
     -  Сам увидишь! - отозвался Федор,<font  color="#870087"> -</FONT> Даже
на этом лугу их столько,  что  порой диву  даешься!  И  не ходи далеко.  Вот
поедем сгребать, иди за граблями. Голову  даю в заклад, если ты  за один гон
штук двадцать не соберешь!
     - А велик ли гон?
     -  От  одного  края  луга  до  другого.  Метров  триста.  "Ребята  явно
преувеличивают, - подумал я. -  Если бы их слова оправдались хотя бы на одну
десятую часть, и то было бы очень здорово!"
     - Федька, давай заводить! - сказал Семен. - Вроде бы подсохло уже!
     - Давай! - согласился Федор. - Если  валки сырые, там постоим  и козюль
поищем! Ты, дядя, поедешь со мной, а твоего напарника возьмет Семен!
     Ребята завели моторы. Мы сели к ним в кабины и поехали к валкам.
     Навстречу  нам  от  косилок шел Петр. Когда он  поравнялся с  трактором
Федора,  тот  остановил машину.  Петр  подошел  к  трактору  и  стал  что-то
говорить, показывая на полный  мешочек.  Илларионыч  выпрыгнул  из  кабины и
замахал мне руками. Семен подвел свой  трактор к ним,  и я тоже выскочил  на
землю. То, что  я услышал от Петра, было невероятно. Пока мы сидели и ждали,
когда подсохнут валки, он набрал полный мешочек гадюк!
     -  Через  двадцать  -  тридцать метров  прокоса  обязательно попадается
гадюка, - говорил  Петр, - и, кроме того, сколько их давит трактор или режет
косилка!
     - И везде так?
     - Везде. Рустам уже второй мешочек набирает. Я бы от него не отстал, да
пошел вам сказать, чтобы вы не рассиживались.
     - Ну, что, врали мы вам? - торжествующе спросил Семен. - Теперь верите?
     - Давай к валкам! - скомандовал Илларионыч. - На месте посмотрим! Может
быть, все змеи на прокосах, а у валков их нет!
     -  В  валках козюль  не меньше! -  успокоил его Семен.  - Садись! Семен
подогнал трактор  к началу валка  и опустил  грабли  на землю. Длинные зубья
торчали вперед, как копья.
     - Иди за трактором и смотри на землю! - крикнул он мне из кабины.
     Я  помахал  ему  рукой.  Семен  двинул  трактор вперед.  Валок,  словно
гармошка, складывался на грабли. Трактор не прошел  и полусотни метров,  как
груда сена вздыбилась до уровня кабины. Из - под валка метнулись две гадюки.
Одну  я  успел прижать,  а  другая скользнула мимо  моей  ноги,  свалилась в
промятый трактором след и там,  в  колее,  свернулась  клубком. Семен дернул
трактор назад. Заднее колесо шло прямо на змею.
     - Стой! Стой! - закричал я.
     Из-за  шума  мотора  Семен  не услышал меня. Тяжелое  колесо прошло  по
колее, и  от гадюки остался  только клубок мокрой  сплюснутой кожи. Я поддел
его  крючком  и показал  Семену.  Тракторист  засмеялся и  махнув  рукой.  Я
поднялся к кабине.
     - Семен, ты перед тем, как назад сдавать, смотри  на меня. Я постараюсь
забирать всех змей.
     - Ладно! Давай попробуем!
     В  следующий раз под валком оказались четыре гадюки. Пока  я их  ловил,
трактор стоял. Следующий заход - опять три гадюки, опять  задержка трактора.
Семен поманил меня рукой.
     - Этак я много не наработаю! Бери тех козюль, что уцелеют!
     Ждать больше не буду!
     Я метался с немыслимой  быстротой, и все же примерно  каждая  четвертая
змея погибала.
     Испуганные грохотом, змеи искали  укрытия, заползали в колею и попадали
под колеса.
     Весь  путь трактор  прошел за  двадцать минут. К концу  пути в  мешочке
лежало пятнадцать  змей, четыре  были  раздавлены.  После  второго захода  в
мешочке лежало еще столько же. К полудню я заполнил змеями три мешочка.
     Обедать мы  собрались все  вместе. Трактористам  привезли горячую пищу,
которой хватило и на  нас. Не пришел обедать  только Рустам: он до  позднего
вечера бродил по стерне, собирая гадюк.
     Я собрал  (не могу говорить  поймал) семьдесят пять змей, Петр  - около
ста,  Виктор  -  около  девяноста,  Григорий  -  восемьдесят,  Илларионыч  -
восемьдесят. За пять часов мы (без Рустама) собрали больше четырехсот гадюк!
Во второй половине дня "улов" был не таким богатым, и все же  каждый ловец в
среднем собрал  по  пятьдесят  змей. Вечером Рустам  принес  на  стан восемь
полных мешочков - больше двухсот степных гадюк!
     Всего бригада за  день  собрала девятьсот змей!  Такого  еще не бывало.
Само собой разумеется, что все были весьма довольны.
     - Я говорил, что надо сразу ехать на Или? Говорил или нет? -  приставал
к Илларионычу Рустам. - Вот это дело! Вот это заработок! Это тебе не то, что
лазить целый день за десятком гадюк!
     - Место удачное,  что и говорить! - соглашался  с ним Илларионыч. - Нам
крепко повезло! И все же, Рустам,  мы могли и ошибиться.  Помнишь пословицу:
"Лучше  синица  в  руках, чем  журавль в  небе"?  Десяток  змей  в  день  из
разведанного очага вернее, чем предполагаемая сотня в неизвестном месте!
     - Нужно верить людям! - настаивал Рустам. - Верить! Понимаешь?
     - Ты поверил  тому,  что возле аила Бостандыка  много гадюк? - осадил я
его. - А сколько нашел? Если бы не бригадир, поймали бы мы там тысячу змей?
     - Но эту тысячу мы  ловили  двенадцать  дней, а  здесь почти столько же
всего за двенадцать часов! Разница есть?
     -  Все  это  так,  однако почему именно  здесь столько  змей? - спросил
Виктор. - Кто скажет?
     -  Никто  тебе этого не  скажет, -  отозвался Илларионыч,  -  попробуем
разобраться сами.
     В то время выяснить причину мы не смогли. Я понял это гораздо позже.
     Во - первых, пойма реки Или не очень широкой лентой тянется среди сухой
степи.  По  границам  поймы  обитает  много кузнечиков,  ящериц и мышей. Эти
животные  служат гадюкам пищей. Обилие пищи способствовало размножению змей.
Весной,  пока степь  зеленая,  гадюки расползаются по  большой  площади, где
находят обильную пищу и удобные места для прогрева, чтобы ее переваривать.
     Во - вторых, по границам поймы на  кочках растет чий -  полностебельный
злак.  Эти кочки - идеальное место  зимовки,  и змеям не нужно  долго искать
места, где можно укрыться от зимней стужи.
     В - третьих, когда солнце  выжгло степь, насекомые, ящерицы и мыши ушли
из степи в зеленую траву, то есть на луга поймы, за ними приползли и змеи.
     Просто,  не  правда  ли?  Однако  этот вывод  -  следствие  многолетних
наблюдений.
     Я не буду  подробно описывать  весь  ход  сбора (а не  охоты!)  степной
гадюки в  пойме Или. Это была скучная работа. Подумайте сами:  какой интерес
каждый день  идти на один и тот же луг и, как картошку (даже не как грибы!),
собирать сотни небольших животных?
     Дневной  сбор  (а  не  добыча!)  бригады составлял девятьсот  -  тысячу
экземпляров.  Через два дня  я,  Илларионыч и Григорий увезли в змеепитомник
больше  трех  тысяч  степных гадюк. Назад  мы с  Илларионычем  не вернулись.
Большой заработок нас не интересовал.
     Может быть, мои  слова  кому-нибудь и покажутся  странными. Само  собой
разумеется,  что  змей  мы  ловили  не   только  ради  романтики  походов  и
приключений.  Без заработка  не проживешь. Но к этому времени  мы заработали
вполне достаточно,  чтобы без нужды прожить до сезона будущего года. И право
же,  скучно  быть  человеком,  думающим  только  о  том  как  набить  карман
поплотнее. Что  может  быть лучше поездки  в  новые неразведанные  места или
поиска редкой змеи? В этом у нас с Илларионычем разногласий не  было. К тому
же мы сильно устали и хотели отдохнуть перед выездом на осенний сезон.
     - Отдохните недели две и снова подключайтесь к отлову гадюки! Принимать
будем без ограничений,  возьмем любое  количество! -  предложил нам директор
зообазы, - А  зачем? - спросил  Илларионыч. - Разве  яда  от  тех змей,  что
заготовит бригада Рустама, не хватит для выполнения заказа?
     - Неплохо было бы  и запасец иметь! -  улыбнулся директор. - Яд-то ведь
может храниться до двадцати лет!
     - Надо  бы  подумать о будущем, -  заметил Илларионыч,  - и  прекратить
отлов в обнаруженном очаге. Там нужно оставить определенное количество змей,
иначе очаг погибнет.
     - Найдем новые очаги! - ответил  директор.  - Теперь у нас есть опытные
ловцы!
     - Кого вы имеете ввиду? - поинтересовался Илларионыч.
     - Ну вот хотя бы Рустама.
     - Рустама?  -  удивился Илларионыч. - Я  бы  не сказал, что этот  ловец
имеет достаточный опыт.
     - Почему?  - в свою очередь  удивился директор зообазы.  - Заработок  у
него значительно больше, чем у других ловцов. Разве это не свидетельство его
опыта и умения?
     Мы попытались разъяснить директору зообазы разницу между опытным ловцом
и удачливым  новичком, но он не  понял (или  не захотел понять) наших добрых
советов.
     Так  Рустам попал  в опытные ловцы, а потом и в  бригадиры. Бывает, что
ловцу - новичку повезет. В первый же сезон он  зарабатывает и  кучу денег, и
авторитет. Умному новичку такое  на пользу. Он знает, что удача  как пришла,
так  может  и  уйти.  Чтобы  не   ударить   в  грязь  лицом,  умный  новичок
присматривается к опытным  ловцам, перенимает  их опыт и, как говорят, сам в
гору идет и других за собой ведет.
     Глупому новичку удача на беду. Он не понимает того, что вечных удач  не
бывает, учиться не хочет и рано или поздно попадает в неловкое положение  из
- за своего невежества. Хорошо  еще, если попадает один. Гораздо хуже, когда
вместе с ним в беде оказываются люди, бывшие в его подчинении.
     <i>Впрочем, не будем торопиться. Все узнаете в свое время.</I>

     <b>Часть II</B>



     Мы еще отдыхали и приходили в себя после отлова степных гадюк, как нашу
бригаду вызвали на совещание по организации отлова змей в будущем  сезоне. В
указанный день и час мы явились на зообазу. Первым, кого мы увидели там, был
Костя. Его тоже  вызвали. Возле самой  зообазы мы столкнулась с  ребятами из
другой бригады.  Гурьбой ввалились в контору. Директор пригласил всех в свой
кабинет, где уже сидели человек двадцать. Знакомых лиц среди них было мало.
     - Кто это? - спросил я Костю.
     - Будущие ловцы, - ответил Костя.
     - Зачем столько народа? -  недовольно  пробурчал  Илларионыч. - Мы что,
сами не справимся?
     - Сейчас все узнаешь, - сказал Костя, - директор все объяснит.
     - Ну что же,  - начал директор,  -  все  в  сборе. Как говорят, начнем,
пожалуй! Нашей зообазе предложили поставлять  яд  трех  видов змей -  гюрзы,
гадюки степной и гадюки обыкновенной. Мы тут посоветовались и решили, прежде
чем принимать это задание  к исполнению, поговорить с ловцами.  Можем  ли мы
такое предложение принять? Яда  нужно много. Яда гюрзы медики просят пятьсот
граммов,  яда степной  гадюки -  сто граммов  и  яда гадюки  обыкновенной  -
пятьдесят граммов. За отлов гюрзы и степной  гадюки мы  спокойны: очаги этих
видов змей разведаны и  новичков  обучать есть кому. Опасение вызывает отлов
гадюки обыкновенной, но мы думаем, что наши лучшие ловцы -  первая бригада -
справятся с этим заданием!
     Первая бригада - это мы: Илларионыч, Борис, Толик и я.
     - Вторая  бригада  с весны займется отловом степной гадюки, а в августе
поедет на отлов гюрзы, - продолжал директор. - Кроме уже существующих бригад
мы  сформируем  еще  две.  Ловцы этих  бригад  в основном новички. Они будут
работать под  руководством  наших  наиболее опытных  ловцов. Третью  бригаду
возглавит Анатолий Илларионович, четвертую - Константин Михайлович. Третья и
четвертая бригады поедут весной за гюрзой.
     Потом  директор  стал объяснять,  куда, на  чем и  с каким  снаряжением
поедет каждая бригада (кроме нашей). Нам это было  неинтересно, но  пришлось
сидеть  и ждать конца директорской речи. Говорил он долго, и мы уже потеряли
терпение, как вдруг директор сказал: - У меня все. Какие будут вопросы?
     - Руководство зообазы сообщило  о своих планах, но представляет ли оно,
насколько реально выполнение этих планов? - спросил Костя.
     - Мы созвали совещание именно для того, чтобы вместе с вами - ловцами -
решить этот вопрос, - ответил директор. - Как скажут ловцы - так и будет.
     -  Хитер!  -  шепнул  Борис.  -  Потом  скажет:  сами  решали,  сами  и
выполняйте!
     - Чего дебаты разводить! - сказал бригадир второй бригады Рустам. - Все
правильно распределено. Принять предложение!
     -  Я  руководить  работой   четвертой  бригады  отказываюсь!  -  сказал
Костя,<font color="#870087"> -</FONT> Гюрза -  это не степная гадюка. Прежде
чем выезжать, нужно обучить новичков, иначе толку от их работы будет мало, а
риску много.
     - Э,  Костя! - возразил Илларионыч, - Помучатся - научатся! Тут и  я не
выдержал.
     -товарищ  директор, вы же сначала сказали,  что первая  бригада едет на
отлов гадюки обыкновенной, а теперь выходит, что Илларионыч будет работать в
третьей. Что же, выходит, нам ехать придется втроем?
     - А вы что, испугались?
     -  Бояться тут нечего. Однако гадюку  обыкновенную мы видели только  на
картинках, а тут придется ловить их несколько сот штук.
     -точнее, три тысячи голов, - пояснил директор.
     - А как платить будешь? - вмешался Рустам.
     - Цены на змей будут в новом сезоне такие: гадюка степная, одна голова,
- один рубль,  гадюка обыкновенная  - три рубля,  гюрза  -  в зависимости от
размера - от десяти до двадцати пяти рублей за голову.
     Ловцы  загудели:  третья  и  четвертая бригады  удовлетворенно,  вторая
возмущенно.
     - Не  поедем мы  степную  гадюку  ловить!  -  посовещавшись  со  своими
ловцами, заявил Рустам. - Расчета нет. Давайте нам заказ на обыкновенную!
     - Ни ты, ни твои  ловцы этой  змеи не знаете, - попытался урезонить его
директор.
     - Все  змеи на один лад! - упорствовал  Рустам. -  Давайте обыкновенную
второй бригаде!
     -  Может ли первая бригада удовлетворить просьбу второй?  - обратился к
нам директор.
     - Я думаю,  что можно передать им план  на...  - Я сделал  паузу. - Ну,
скажем, на две тысячи змей.
     - Две тысячи! - ахнул Толик. - А что же нам остается?
     - Одна тысяча.
     - Я не согласен! - закричал Толик. - Это кошкины слезы, а не заработок!
     -толя, помолчи, - дернул его за рукав Борис.
     Порешили на том, что одну  тысячу  гадюк отловит наша бригада, а  две -
вторая.
     За  гадюкой  обыкновенной  ехать  предстояло  в лесную  зону.  Меня это
устраивало: на степи и горы я уже нагляделся, хотелось увидеть что-то новое.
     Костя настоял на том,  чтобы весной третья и четвертая  бригады поехали
за  степной  гадюкой  и  только осенью  -  за  гюрзой. Доводы Кости  убедили
директора, и он изменил первоначальное решение.
     Теперь  нужно  было  узнать, куда  же нам  ехать? Где  искать эту самую
гадюку обыкновенную?
     Стал  я   рыться  в  книгах  и  журналах,  надеясь  там  отыскать  хоть
какие-нибудь сведения,  но старания  мои  успеха  не имели. Статей о  гадюке
обыкновенной было довольно много, но в них сообщалось об анатомии гадюки, об
ее питании, о расцветке кожи и  числе  чешуек на туловище, на брюхе, о длине
хвоста у самки  и самца, о  хвостовом индексе и  еще много  всякой  всячины.
Главного  же, где искать гадючьи  очаги и как искать  в  них  змей, не было.
Костя помочь мне не мог: он эту змею не изучал.
     Я приуныл, но, на наше счастье, в Ташкент приехал известный профессор -
зоолог. О его приезде сообщил мне Костя.  К профессору мы пошли  все вместе,
втроем. Рассказали ему  о своих затруднениях. Профессор  погладил окладистую
бороду, подумал  и сказал:  - Года три  тому назад я был  в Белоруссии. Есть
такое озеро Выгоновское. Оно расположено на территории Выгоновского лесхоза.
Там было много гадюк. Обратитесь туда.
     - А когда лучше ехать?
     - Ехать  следует ранней весной, в  самое половодье.  В это  время талая
вода выгоняет гадюк на сухие места и их легче отыскивать.
     Мы  поблагодарили  профессора  и пошли на  зообазу. Рассказали о  своей
беседе с  профессором директору. Директор  разрешил одного ловца послать  на
разведку в Выгоновское лесное хозяйство. Поехал Толик. Вернулся он через две
недели и обрадовал нас: - Порядок, ребята. Все лесники в один голос говорят,
что гадюк у них много! Будет дело! Я договорился, что как только  они первых
гадюк увидят, то дадут нам телеграмму.
     - А когда это будет? - спросил Борис.
     - В апреле, как только снег сходить начнет.
     Торопиться   нам   не   приходилось:  на  дворе  был  еще  февраль.  Мы
обстоятельно  подготовились:  смастерили  маленькие  хваталки  (большие, те,
которыми ловили мы гюрзу, не годились), сшили по десять мешочков на каждого,
сколотили пять ящиков. Осталось  дождаться телеграммы  - и  в путь. Наступил
апрель. В первой декаде телеграммы не было. Каждый вечер я и Борис приходили
к Толику: телеграмма должна была прийти на его  адрес. Одиннадцатое апреля -
телеграммы нет. Двенадцатое - нет. Тринадцатое - тоже нет.
     В  Ташкенте отцвели урюк и  яблони, зацвела вишня  и  почти все деревья
покрылись листвой. Нетерпение наше достигло предела.
     - Может быть, поедем без телеграммы? - предложил Борис. - Лучше там, на
месте охоты, дождемся змей!
     - Хорошо. Если и завтра телеграммы не будет, послезавтра нужно ехать! -
поддержал я его предложение.
     С таким решением мы разошлись по домам. Четырнадцатого апреля чуть свет
ко мне прибежал Толик.
     - Есть телеграмма! Ночью принесли. Борька уже ушел за билетами.
     Скоро пришел Борис.
     - В  кассе  билетов не  было,  но  я обратился к  начальнику аэропорта,
показал ему  наши удостоверения и объяснил,  куда и зачем мы  едем. Он выдал
мне билеты из своего резерва. Вылетаем вечерним рейсом.
     Сборы были недолгими, прощание - еще короче.
     Пятнадцатого  апреля,  в  полдень,  мы  были  в  Телеханах,  откуда  до
Выгоновекого лесхоза  было  всего  двенадцать километров. Толик  ушел искать
попутную машину, а мы с Борисом сидели возле багажа  на  автобусной станции.
Еще через полчаса мы  тряслись в кузове грузовика вместе с тремя попутчиками
из села Выгонощи.
     В Телеханах проезжая часть улиц оттаяла, но едва мы выехали за околицу,
как на  грязном льду, покрывавшем дорогу,  машину стало бросать из стороны в
сторону.  Снег  на обочинах и в лесу  осел, но не таял. На полянах проталины
виднелись только на самом припеке.  Там же, где снег лежал  в тени деревьев,
громоздились сугробы.
     - Не рано ли приехали? - вздохнул Борис. - Смотрите, сколько снега!
     - А телеграмма? - отозвался Толик. - Если бы змеи не вышли,  то не было
бы телеграммы!
     Я  промолчал,  но  мне  казалось,  что  приехали  мы  рановато.  Машина
пересекла  неширокий  канал,  еще  покрытый  сплошным льдом,  взобралась  на
песчаный бугор и через перелесок выехала  на большую поляну. Кочки на поляне
вытаяли, но между кочками еще лежал снег. Дорога, если можно назвать дорогой
сплошные  ухабы  с грязной водой, была  обставлена вешками. На вешках висели
клочья соломы.
     - Зачем эти вешки? - спросил я селянина, ехавшего с нами.
     - А чтобы в  метель с дороги не сбиться. Зимой бывает так завернет, что
в  двух шагах  ничего  не видно. Если  с  дороги собьешься и заплутаешься  -
погибнуть можно. Вот  и ставят вешки на  чистых местах, чтобы путники дорогу
видели. Это  болото тянется километров на двадцать. В метель по нему невесть
куда уйти можно.
     Пересекли болото, и снова лес. Вдруг на дорогу выскочили три козы.
     - Смотрите! Смотрите! - закричал Толик. - Козы!
     - Не  козы, а косули, - поправил его селянин, - их здесь  много! Сейчас
по лесу ходить им трудно: наст образовался. По насту косули ноги себе режут.
Вот они на чистые места и выходят.
     - Вот бы ружье! - воскликнул Толик.
     - Ну и что тогда? - насмешливо спросил селянин.
     - Как что! На весь месяц мясом бы запаслись!
     - Дорого бы тебе стало это мясо!
     - Почему дорого? Да я бы с трех выстрелов всех положил!
     - И  заплатил  бы за каждую по триста рублей  штрафа. Охота на косулю у
нас запрещена.
     - Ну тогда другое дело.
     Переваливаясь из одной ямы в другую, машина медленно ползла по  дороге.
Косули неторопливо трусили метрах в пятнадцати перед машиной.
     - Знают, что их не тронут, вот  и не торопятся,  - сказал  селянин. - А
лет десять тому назад и на сто метров не подпустили бы!
     Косули сопровождали нас  до следующей поляны. Как только  лес отступил,
они   свернули   с   дороги  в  сторону,  отбежали  метров  на  пятьдесят  и
остановились. Проводив машину  взглядами, косули принялись ощипывать с кочек
сухую осоку.

        x x x


     Когда  мы приехали в  Выгонощи,  погода  стояла отличная:  было  тепло,
безветренно. Солнце такое, что прямо пекло. Со всех крыш - частая капель. На
улице и огородах - большие проталины, и лужи, лужи кругом!
     Шофер  подвез нас  к  конторе лесничества. Мы стали переносить багаж из
кузова  машины  на  крыльцо  конторы. Откуда-то  набежали мальчишки. Мы  еще
выгружались, как дверь конторы отворилась и на крыльцо вышел пожилой мужчина
с седыми запорожскими усами.
     - Здравствуйте, люди добрые! Кого бог принес?
     - Здравствуйте! -  ответил я,  а  Борис пошутил:  -  Гостей из  дальних
волостей ветром принесло!
     - А мы гостям рады! - в тон Борису ответил мужчина. - Откуда будете?
     - Иван Иванович, вы меня не узнаете? - сказал Толик.
     66
     - Ба! Да это никак змееловы прибыли!
     - Они самые!
     -  Проходите в контору.  Да оставьте вы ваши вещи! У нас воров нет! Эй,
хлопче! - закричал Иван  Иванович одному из мальчишек, облепивших крыльцо. -
Беги ко мне домой!  Скажи тетке Оксане, чтобы она  гостей ждала.  Скажи,  мы
сейчас придем!
     Мы зашли в контору. Иван Иванович сначала усадил нас, потом сел сам.
     -  Теперь,  дорогие  гости,  самое  время  ваши  бумаги  поглядеть!  Мы
предъявили свои командировочные удостоверения.  Иван Иванович внимательно их
прочитал и, отдавая бумаги, улыбнулся: - Вот и хорошо. Теперь душа у меня на
месте. Вы  не  обижайтесь.  У  себя  дома  я  человек добрый, а  на службе -
строгий. Место у нас заповедное, посторонним тут делать нечего.
     - Разве мы посторонние?
     - Теперь нет,  а, пока документов не  видел, своими считать вас не мог.
Ну, как доехали?
     - Доехали хорошо. А как ловить будем, не знаем.
     - Да наловите вы этих гадов! Здесь их тьма - тьмущая!
     - Видели уже гадюк?
     -  Конечно!  В  тот  день,  как я  телеграмму  дал,  Павел  и  Хома  на
Соболевском болоте двух загубили и мне принесли.
     На другой день небо заволокли тучи и посыпался мокрый снег вперемешку с
дождем.  Потом снег сменился дождем.  Три  дня прожили мы уже в  доме  Ивана
Ивановича, а погода все не улучшалась.
     Как-то  вечером, после ужина, Толик спросил Ивана Ивановича: - А далеко
до тех мест, где нам гадюк ловить придется?
     - Далеко, - ответил лесничий, - десять километров.
     -  Десять  километров!  -  воскликнул  Толик. -  Это же  ерунда,  а  не
расстояние! Мы за день все перетащим!
     - Почему не перетащить, если бы дорога была, - согласился лесничий.
     - Да мы пешком любую дорогу одолеем!
     - Так то  дорогу,  а  на  озерный кордон нужно через озеро  идти.  Пять
километров по льду, а он уже  ненадежный.  Сгонит лед, тогда мы вас на лодке
отвезем.
     - А обойти озеро нельзя?
     - Нельзя. Снега много, а потом слева не пустит Огинский канал, а справа
-  речка  Клетичная.  Придется  вам,  хлопцы, пожить  у нас  еще.  Да вы  не
стесняйтесь! Нам с жинкой с вами веселее!
     Наконец дождались мы хорошей погоды.
     - Вставайте,  хлопцы! -  Как-то  утром  нас разбудила  хозяйка. - Самая
погода  в лес идти! Иван Иванович, ты бы свел  их в  Березину. Там по  весне
часто гады попадаются. Бывало, как за подснежницей  -  клюквой пойдешь,  так
обязательно наткнешься на гадов.
     -  В  Березину так  в  Березину! -  согласился  Иван Иванович.  - А ну,
хлопцы, поднимайтесь, как по  тревоге! Быстро  позавтракаем и в лее! Сегодня
гадов непременно найдем! Я только наряд людям дам и с вами пойду. Оксана, да
что ты там копаешься?! Ставь на стол свою стряпню!
     На  дворе - благодать! Будто и  не  было хмурых  туч  и  мутного дождя.
Голубое   небо,   яркое  солнце,   пьянящий  весенний  воздух.   Под  ногами
похрустывает  ледок  -  утренник  прихватил  лужи.  На проталинах  земля уже
оттаяла, и сапоги разъезжались и тонули  в грязи. Снега почти  нет. На улице
от  сугробов  остались  небольшие  кучки  грязного плотного льда,  а огороды
очистились полностью.  Навстречу нам группами  и поодиночке  шли школьники с
сумками. Мальчишки, проходя мимо,  сдергивали шапки и  здоровались. Девчонки
тоже здоровались, но шапок не снимали. Сначала я думал, что они приветствуют
Ивана  Ивановича,  ведь  никого  из  нас  они  не  знали; но  Иван  Иванович
задержался  возле  одной   хаты,  и  мы  пошли  одни,  а  дети  все  так  же
приветствовали нас.
     Один хлопец хотел прошмыгнуть мимо нас молча, с шапкой на  голове. Иван
Иванович остановился и грозно спросил его:  - Погоди! Ты чей будешь? Опустив
голову, хлопец молчал.
     - У тебя что, язык отпал? Отвечай! Хлопец молчал.
     - Это Ивась Титаренко, - сказала проходившая мимо долговязая девчонка.
     - А я не тебя спрашиваю, пусть сам ответит!
     - Титаренко Иван, - выдавил из себя хлопец.
     - Так, так, Титаренко  Иван. Чего же ты нос задираешь и не здороваешься
со старшими? Коли на меня  рассердился, то ладно, я стерплю, а на этих людей
тоже сердит?
     Хлопец молчал.
     - Родители  твои - почтенные и вежливые  люди, откуда у  них такой сын?
Иди, Иван, в школу, да впредь невежей не будь!
     Хлопец еще ниже опустил голову, засопел, но с места не сдвинулся.
     -  Чего же  ты  стоишь,  Титаренко?  Иди!  В  школу  опоздаешь!  Хлопец
продолжал стоять.
     -  Да ты, никак, плачешь? -  забеспокоился Иван  Иванович. -  Чего нюни
распустил?
     Хлюпая носом, хлопец что-то пробормотал себе под нос.
     - Ага, - обрадовался Иван Иванович, - заговорила в тебе душа! Ну-ка нос
утри да говори погромче!
     Хлопец  шмыгнул  носом и вдруг басом сказал: - А чего вы,  дядько Иван,
меня из зеленого патруля велели вычеркнуть?
     -  Вон оно  что! Значит, обиделся!  Ты сколько  раз  в апреле  на своем
участке подкормку зайцам выкладывал?
     - Один раз.
     - А другие патрульные? Хлопец молчал.
     -  Чего молчишь?  Опять  язык проглотил? Площадку  твою снегом занесло.
Хорошо, что другие патрульные за тебя и  снег расчищали, подкормку  клали, а
то туго пришлось бы зверям на твоем участке!
     - Да меня мамка в лес одного не пускала!
     - И правильно  делала.  Одному тебе  в  лесу  делать  нечего.  Почему с
товарищами не ходил?
     - Он с ними поссорился! - опять вмешалась девчонка.
     - Ты, Мотря, иди своей дорогой!  - цыкнул на нее Иван  Иванович. - Сами
разберемся!  Вот  что,  Иван,   времени  у   нас  нет  сейчас,  чтобы  долго
разговаривать. Ты  в школу иди, а как ваш патруль соберется, там мы и решим,
что  с  тобой  делать.  Впредь  же невежей  не  будь  и  со  старшими первый
здоровайся! Понял?
     -  Понял! - ответил хлопец, вдруг сдернул с головы  шапку и  крикнул: -
Здравствуйте, дядько Иван! Здравствуйте, и дядьки!
     - Беги в школу! - засмеялся Иван Иванович. - Да на собрании хорошего не
жди! Пропесочим там тебя как следует! Хлопец убежал, а мы двинулись дальше.
     -  Через село  проходят  перпендикулярно  один другому каналы,  -  стал
рассказывать Иван Иванович. - Перекрещиваются они в самом центре села.  Один
канал идет строго с севера на юг - это осушительный: по нему стекает излишек
воды. Не будь этого канала, вода залила бы всю низину и деревня превратилась
бы  в  болото. Второй канал,  что проходит с  запада  на восток,  раньше был
судоходным, можно было доплыть до Припяти. Сейчас его забросили, и выше села
он  превратился в  осушительный, а  ниже села он еще судоходен для лодок. По
нему мы ездим до  озера Выгоновского. Из этого озера есть еще один канал, до
реки  Шары.  Когда  здесь паны правили, они дорог  не строили. Дороги  через
болота гатить надо,  а это очень дорого.  По сухому  ездили только зимой, на
санях, когда болота замерзали. Летом же - верхом, а чаще на лодке, по воде.
     - По каналам только лодки плавали? - спросил я.
     - Нет, и пароходики маленькие ходили, и баржи.
     - Баржи?
     -  Да. Их либо лошади  тянули, либо  люди - бечевой.  Вдоль  судоходных
каналов дороги  есть,  так  эти  дороги  и  сейчас называют  бечевниками. До
Березины и мы с вами по бечевнику пойдем.
     Вышли мы к перекрестию каналов. Перешли через мост.
     - Теперь пойдем вдоль канала, что к озеру идет. Березина в той стороне.
     Лед на канале вздулся и отошел от берегов, но был еще сплошным.
     - Когда же он растает? - спросил Толик. - Долго еще нам в селе сидеть?
     -  Раз  от берегов отошел,  значит, скоро. Дня  через два его  разобьет
волной, и  можно будет на лодке до озера доехать. На озере тоже еще лед. Там
все от ветра зависит.  Будет южный  ветер - быстро разобьет и угонит его,  и
путь на озерный кордон освободится.
     По правому берегу прямого канала шла широкая ровная дорога.
     - Вот это и есть  бечевник, - сказал Иван  Иванович, - нам по нему идти
километра три, а потом в сторону по просеке еще с километр.
     Зашагали мы по бечевнику. Идти было  легко. Снега почти не осталось, но
земля еще не оттаяла, и ноги ступали как по асфальту. В километре от околицы
села на левом, противоположном берегу канала стояла серая бетонная громада.
     - Что это за постройка? - спросил Борис.
     - Панский дот,  - ответил Иван Иванович. - По этому каналу паны  думали
создать  линию обороны против советских  войск.  Доты такие через каждые два
километра поставлены. Один стоит в селе,  возле перекрестия  каналов,  два -
между селом и озером и еще один - на самом устье канала, возле озера. Только
не пришлось  из  этих  дотов воевать. Советские войска к  нам через Телеханы
пришли.  Так  и  простояли  доты без дела. Те,  что далеко от  села,  теперь
закрыты,  а в  том,  что в  селе, -  сельпо склад  устроило.  Хороший склад,
крепкий.
     - Иван Иванович, а вы давно в Выгонощах живете?
     - Тут еще мой дед жил.
     - Значит, и при панах, и в Отечественную войну вы здесь были?
     - При панах жил в Выгонощах, а в Отечественную войну партизанил.
     - А кто здесь партизанами командовал?
     - Сперва отряд Степанова организовался,  а потом весь наш отряд Ковпаку
передали.  Здесь  больше  заслоновцы  действовали.  Мы  к  ним  два раза  на
совместные действия приходили. Заслоновцы  держали  под  контролем  железную
дорогу, что из Бреста на Барановичи  и Минск идет, а мы - ту, что на Пинск -
Гомель.
     - Приходилось вам эшелоны подрывать?
     - Нет. На диверсии специалисты - подрывники ходили, а я в разведке был.
Сызмальства в лесу. Каждую тропку знал отсюда до Пинска и до Барановичей. Мы
полицаев да старост вредных ликвидировали.
     - А что, были и невредные старосты?
     - Были. Эти  с нами связь держали, о немцах нас извещали. Но попадали и
такие, что немцам верой и правдой служили. От некоторых селянам просто жизни
не было. Таких мы на партизанский суд забирали.
     - Ну, а суд?
     - Если не зверствовал, то с ним по - хорошему разговаривали, иные после
этого с нами работали.  Ну,  а если зверствовал полицай  и  староста, то ему
одна дорога - на осину.
     - Кроме вас в Выгонощах есть бывшие партизаны?
     - А все наши  егеря партизанами были. Ну вот, мы и пришли к тому месту,
где на Березину поворачивать надо.  Запомните  этот межевой столб.  От  него
пойдем до следующей просеки, там повернем  еще  раз направо и выйдем на край
леса. Это и будет урочище Березина.
     На  просеке  еще лежал снег, но  он  был  покрыт такой  крепкой ледяной
коркой, что мы шли не проваливаясь.
     - О, то и добре, что наст  крепкий, - сказал  Иван Иванович,  - не будь
наста, мы бы намучились. Снег - выше колена!
     Но и по насту было идти нелегко: очень он был скользкий. До перекрестка
просек  мы  добрались с немалыми трудностями.  Несколько раз  падали. Все бы
ничего, но толстая корка не  выдерживала Бориса. Когда Толик помогал Борису,
тоже  проваливался.  Оба  они  барахтались  в  снегу,  ругались,  вперед  же
продвигались со скоростью улитки.
     Иван  Иванович  вывел нас  на  край  соснового  бора. Здесь  начиналось
разнолесье. Низенькие деревья росли так часто, как щетина на сапожной щетке.
     - Где же здесь могут быть змеи? - спросил я.
     - Вот в этой чаще, по полянкам. Гадюки сейчас на кочках лежат.
     Мы  полезли в  чащу.  Первая  полянка. Кочки  есть, а змей нет.  Вторая
полянка - змей нет. Пятая, десятая, пятнадцатая. Результат тот же.
     - Да где же тут змеи? - не выдержал Толик.
     - А кто их знает!  - ответил  Иван Иванович.  - Когда  их не ищешь, они
сами попадаются. Станешь искать - как сквозь землю провалятся!
     - А до Соболевского болота далеко? - спросил Борис.
     - Отсюда далеко. На Соболевку из села по другой дороге надо идти.
     - Нужно было сразу на Соболевку отправиться, - вздохнул Борис.
     - Не надо  на Соболевку, - сказал Иван Иванович, - и тут найдем! Солнце
еще не в полную силу греет. К полудню будет теплее, и гады вылезут.
     - К полудню мы так натопаемся, что ноги не будем передвигать, - буркнул
Толик.
     - А зачем топать? Сейчас выйдем на большую поляну. Там костер разведем.
Посидим. Поговорим. Станет теплее -  искать начнем. Идите за мной. Я вас  на
дорогу выведу которая на ту поляну ведет.
     - Не стоит. Змей по дорогам не ищут! - возразил Толик.
     - А вот и не так!  Весной гады часто на  обочинах дорог лежат. Там, где
солнышко припекает. Там им, видать, теплее.
     - Раз так, ведите на дорогу!

     Однако  сидеть нам не пришлось.  Иван Иванович шел  впереди, я за  ним.
Толик и Борис отстали.  Одна сторона дороги лежала в тени, а другую освещало
солнце. По дороге  зимой возили  сено, оно цеплялось  за кусты и  кое  - где
осыпалось на обочины. Иван Иванович шел не торопясь. Я плелся за ним.
     - Вон гад лежит! - сказал вдруг Иван Иванович.
     <font color="#870087">-</FONT> Где?
     -  Вон, на клочке сена! - показал рукой Иван  Иванович.  Я взглянул  по
направлению  руки  и  увидел  первую  в  своей  жизни  гадюку  обыкновенную.
Небольшая темно - серая, почти черная, змея, растянувшись, лежала на сене. Я
хотел рассмотреть ее как следует, но она подняла голову, посмотрела на нас и
медленно поползла в куст.
     - Уйдет! - крикнул Иван Иванович.
     Я  бросился  к  змее  и  прижал  ее  ногой.  Гадюка  была  вялой  и  не
сопротивлялась.  Я зажал ее хваталкой,  вытащил из  куста и положил на снег.
Подбежали   Борис   и  Толик.   Стали  хваталками  перевертывать  гадюку   и
рассматривать ее со всех сторон. Змея слабо шевелилась.
     - Раздавил, - сказал Толик.
     - Нет,  -  ответил  я, - холодная она. Видно, только что из - под кочки
вышла. Не разогрелась еще.
     - Где лежала?
     - Вот тут. На сене.
     Толик  засуетился.  Бросился  вперед,  потом  назад  и  в растерянности
остановился. Очень ему хотелось самому найти гадюку.
     -толя, не суетись, - сказал Борис. - Прежде  чем метаться, следовало бы
подумать, как расширить участок поисков. Иван Иванович, что вы посоветуете?
     - Вы вдвоем  идите по этой дороге обратно. Дорога вас выведет к каналу,
на  бечевник. Вдоль  дороги гады бывают. Мы с  Алексеем по  этой  же  дороге
дальше пойдем. До луга.
     - А где встретимся?
     -  На  этой  же  дороге.  До  бечевника  дойдете  и  возвращайтесь.  Мы
разошлись. Идем с Иваном  Ивановичем по  дороге и во все глаза  глядим на ту
сторону, которая солнцем освещена. Змей нет.  Километр прошли, другой прошли
-  нет, не видно гадов.  Дорога вывела нас к  живописной  полянке со светлым
пушистым мхом.
     - Давай отдохнем, - сказал Иван Иванович, - ноги гудят. Не уйдут от нас
гады!
     Ноги мои тоже "гудели", но охотничий пыл еще не остыл, и я отказался.
     - Ну, тогда пройди по дороге до луга.  Он сейчас водой залит. В воду не
лезь. Гадов там пока нет. Я тебя здесь подожду.
     Пошел  я  по дороге  один.  Дорога  спустилась  с  бугра, и  потянулось
лиственное мелколесье с моховыми кочками. В  глубоких дорожных колеях  лежал
плотный  снег. Между колеями  торчали кочки,  покрытые мхом.  И мох  и  снег
хрустели под  сапогами. Усталые ноги цеплялись за кочки, и я больше  смотрел
под  ноги, чем  на  обочину. Так  прошагал  я  с  километр и увидел  широкую
оттаявшую канаву. За канавой раскинулся луг. Повернул обратно. Иду,  повесив
нос  и  еле  передвигая уставшие  ноги. На обочины уже внимания  не обращаю.
Вдруг слышу шипение.  Взглянул  в  ту сторону, откуда услышал звук, и увидел
сразу  двух  гадюк.  Они  лежали  на кочке  у комля березки.  Одна  блаженно
растянулась  во  всю длину,  другая свернулась в клубок, смотрела  на меня и
шипела.
     "Откуда они взялись? Ведь я минут десять тому назад проходил здесь,  но
змей  не видел!"  -  сказал  я  себе. Но раздумывать  было некогда. Шипевшая
гадюка поползла в глубину  кочки. Я перехватил  ее хваталкой,  вторую прижал
ногой.  Потом  одну  за  другой побросал  в мешок. "Надо быть  внимательнее,
гадюки здесь  есть!" - думал  я. Медленно,  внимательно  осматривая обочину,
пошел к  поляне. Пока шел, взял  еще двух змей.  В мешке пять  гадюк. Начало
сделано!
     - Ну как? - спросил меня Иван Иванович, когда я вернулся  на поляну.  -
Нашел что-нибудь?
     - Еще четырех нашел.
     -  Значит,  пяток гадов поймал? Ну и добре. Садись  к  костру. Отдыхай.
Подождем здесь. Хлопцы скоро должны подойти.
     Ждали мы полчаса, час. Нет ни  Бориса, ни  Толика. Солнце  склонилось к
западу. Стало холоднее. Мы  пошли по дороге к  Сечевнику, но наших ребят  не
встретили.
     - Куда же они девались? - недоумевал я.
     - Да тут они. Где-нибудь по чащобе лазят, полянки ищут. Давай покричим!
     Стали мы кричать,  но ответа не было. Решили кричать  вместе.  Кричали,
кричали - все без  толку.  Иван Иванович рассердился: -  Куда же их нелегкая
унесла?! Давай еще покричим!  Орали мы до хрипоты, пока наконец  издалека не
отозвался
     Борис, а за ним  и Толик. Они вышли  из чащи на бечевник чуть  живые от
усталости.
     - Как дела? - прежде всего спросил меня Борис.
     - Пять штук, - лаконично ответил я, - а у тебя?
     - У меня шесть, а у Анатолия - семнадцать.
     - Где же он нахватал столько?
     -  На  полянах. Ноги  у  него  длинные, он,  как лось, бегает. Я за ним
пытался успеть,  но  не смог.  Вымотался быстро. Толик выглядел усталым,  но
довольным.
     -  Змеи есть, и набрать их можно,  - сказал он. - только ноги жалеть не
нужно...
     - С добычей или пустые? - спросила нас Оксана Фоминична. - Коли пустые,
и не подходите! Не пущу в хату!
     - Ты бы пожалела нас, жинка! - взмолился Иван Иванович. - Мы как гончие
псы после травли!
     - А кто вас гонял? Сами пошли! Пустые или с добычей? Отвечайте!
     - Есть немного, - сказал Толик.
     - Без малого три десятка, - уточнил Борис.
     - Ну тогда заходите! С удачей мы привечаем, а без удачи мимо провожаем!
Вот только теплее станет, гады полезут. По мучному мешку наберете!
     Опять  хмурый день.  Опять мы  сидим дома.  После  обеда Иван  Иванович
собрался в лес.
     - Далеко ли вы, Иван Иванович?
     - Не очень далеко. Ток проверить надо.
     - Какой ток?
     - Глухариный.
     Я много  читал о глухарях, видел их всевозможные изображения, но живого
глухаря  встретить не пришлось. Мне очень  захотелось посмотреть  глухариный
ток, и я попросил: - Возьмите меня!
     - Пойдем. Вдвоем веселее. Фонарик есть?
     - Есть.
     - Захвати. Возвращаться будем в темноте.

     По раскисшей дороге  через хмурый ельник мы вышли к большому оврагу. На
дне  оврага  бурлил  грязный ручей.  Перебрались  через него,  поднялись  на
высокий песчаный бугор  с редкими могучими соснами. Перевалили этот бугор, и
нам  открылось большое  моховое  болото  со  множеством  хилых,  низкорослых
сосенок.
     - Пришли, - сказал Иван Иванович, - вот здесь сядешь и будешь слушать и
смотреть.  Как солнце зайдет,  вдоль  опушки леса  должны тянуть вальдшнепы.
Считай, сколько их протянет. Темнеть
     74  станет -  глухари подлетать  будут. Тоже  считай и  запоминай,  где
сядут. Я дальше пройду. Без меня не уходи. Домой пойдем вместе. До вечера не
мерзни  на этом ветру. Спустись в березняк и разложи себе теплинку - веселее
ждать будет.
     Иван Иванович ушел. По небу ползли хмурые, темные, лохматые тучи. Сырой
холодный ветер раскачивал вершины сосен и пронизывал меня  до костей.  Среди
сосен,  на гребне бугра, я  отыскал старый, но еще крепкий пень: здесь будет
мой наблюдательный пункт. На ветру сидеть было весьма прохладно. Я спустился
по склону  бугра  на полянку среди молодых березок. Ветра тут почти не было.
Натаскал сухих  веток, устроил  себе сиденье и разложил  небольшой костер  -
теплячок. В  вершинах сосен гудел ветер.  В лицо  брызнул  дождь, и  едва  я
натянул капюшон, как по нему забарабанили частые  капли. Завернулся я в плащ
и прилег. Стало  тепло.  Тело обняла  истома. В полудреме в голове назойливо
стучала  беспокойная мысль: "Пять  дней, как мы в Выгонощах.  Четыре дня  из
пяти -  ненастье. А если вся весна будет такая?  Найдем ли мы змей? Да и где
их искать? Не найдем змей  - весна  для  нас пройдет зря.  Не лучше  ли дать
телеграмму о том, что отловить гадюк мы не сможем, и переключиться на  отлов
гюрзы? Гюрзу-то мы отыщем!"
     Думал я,  думал и решил сегодня же вечером  посоветоваться  с друзьями.
Стук дождя по плащу убаюкивал. Пригрелся я у теплинки и уснул.
     Разбудил  меня какой-то треск.  Я высунул  голову из - под  капюшона  и
обмер. На толстой ветке ближней сосны сидела огромная черная птица. Глухарь!
Всего в двух десятках метров от меня настоящий живой глухарь!
     Черный петух с яркими  красными бровями  только  что сложил  крылья.  Я
затаил  дыхание,  боялся пошевелиться.  Глухарь  вытянул  шею,  и я услышал:
"Тэк!" Потом распустил хвост, прошелся по ветке, вернулся на прежнее  место,
и опять я услышал: "Тэк!"
     У меня затекла рука. Я  чуть - чуть  пошевелился,  и тут  же  глухарь с
грохотом сорвался с ветки, пролетел надо мной и скрылся между соснами. Дрему
мою как рукой сняло. Я встал и огляделся.
     Ветер  утих. На западе  небо вишнево - красное. В мелколесье  возятся и
попискивают какие-то пичуги. Со всех сторон раздаются птичьи голоса.
     "Фьюить - фью! Фьюить -  фью!" - заливаются дрозды. Сквозь хор  голосов
прорвалась барабанная  дробь: "Тр-р-р-р!  Тр-р-р-р!"  Это  дятел.  С  высоты
"проблеял" бекас. На бугор прилетел еще один глухарь. Я его не видел, но шум
крыльев  слышал  отчетливо.  Погасил  я  теплинку,  затоптал  ее,  осторожно
поднялся  на гребень  бугра, сел на пень  и приготовил блокнот.  Птичий  хор
понемногу стихал. Не унимались только дрозды. Вдруг прямо у меня над головой
загрохотали  мощные  крылья.  Меня  даже  ветром  обдало. Глухарь! Я  задрал
голову. Петух сидел так близко,  что его  можно было сбить палкой. Он тут же
заметил меня и с грохотом улетел. Я  еще смотрел вслед глухарю, как услышал:
"Крех-крех-крех! Крех-крех-крех! Крех-крех-крех!"
     На  одном  уровне со мной  над мелколесьем неторопливо  летела  большая
серая  бабочка. Она  почему-то  кряхтела. Приглядевшись,  я  увидел,  что  у
бабочки вертикально вниз торчит длинный нос, и догадался, что это вальдшнеп.
"Цвирк! Цвирк! Цвирк!" - раздалось слева. Кряхтевший вальдшнеп резко свернул
на звук, нырнул в чащу и исчез.
     Я отметил в блокноте время пролета первого вальдшнепа и направление его
полета.
     "Чьи вы? Чьи вы? Чьи вы?" - спросил кого-то пролетающий чибис.
     Еще один  глухарь сел где-то в соснах на бугре. Быстро темнело, но небо
оставалось светлым.
     Свистя  крыльями, пролетела стайка уток. Потом  где-то рядом прокряхтел
невидимый  вальдшнеп.  В соснах  на бугре затэкал глухарь.  Он  тэкнул  раз,
другой и умолк. Немного спустя опять затэкал,  сначала редко, потом все чаще
и чаще. Тэканье вдруг оборвалось, и раздался звук,  очень похожий на скрежет
стали, когда точат нож о нож.
     "Да ведь  это песня глухаря!" -  догадался  я и весь обратился в  слух.
Глухарь повторил  свою песню  еще  раз, и  еще, и еще.  На болоте затэкал  и
заскрежетал  другой глухарь.  Пара  вальдшнепов мелькнула на  светлом небе и
нырнула в овраг. Глухари пели беспрерывно.
     Тучи разорвались, и в  просвете заблестела  звезда.  Глухарь  на  бугре
вдруг перестал скрежетать, тэкнул и замолк.
     -  Алеша, где  ты?  - негромко позвал  меня  бесшумно  подошедший  Иван
Иванович.
     - Здесь! - отозвался я.
     Глухарь с грохотом сорвался и улетел.
     - Подшумели петуха, - сказал Иван Иванович, - ну да ладно. Домой пора.

     Когда мы пришли домой, Борис и Толик чаевничали.
     - Видел глухаря? - спросил меня Борис.
     - Так же, как вижу тебя!
     - Жаль, что я  с вами не пошел,  -  вздохнул  Борис, - в следующий  раз
пойду обязательно!
     - Мы  приехали  змей  ловить,  а  не на глухарей глазеть! - раздраженно
сказал Толик.
     - Всему свое  время,  - миролюбиво отозвался Борис,  -  побереги нервы,
Толя!
     - Нервы,  нервы! -  взорвался Толик. - Неделя прошла, как мы из дома, а
всего  только  один день  змей  видели!  Значит,  не  только меня  одолевали
сомнения!
     - Дай человеку хоть попить чаю, - перебил его Борис.
     - Вы, хлопцы, не беспокойтесь зря, - вмешался в разговор Иван Иванович,
- завтра  егеря и  лесники возвращаются с контрольных  обходов.  Поговорим с
ними. Узнаем,  где  змеи уже вышли. Вокруг  озерного кордона гадов несметное
множество. Ей - ей, наберете там мучной мешок! (Опять мучной мешок!)
     - Давайте  сразу закончим  этот  разговор,  -  предложил я,  -  я  тоже
сомневаюсь,  что мы сможем отловить  здесь  тысячу  гадюк.  Змеи есть, мы их
видели, но нам не хватит времени!
     - Тысячу гадов? Всего тысячу? - спросил Иван Иванович.
     - Да, тысячу.
     -  Господи! Я-то  думал,  что  вам  действительно много гадов нужно! Да
тысячу гадов при хорошей погоде вы наберете всего за десять дней!
     Борис недоверчиво покачал головой.
     - Не верите?
     - Не  верить  вам у нас  нет  оснований,  -  опять вздохнул Борис, - но
сколько же нам придется ждать?
     - Может быть, телеграфируем начальству, что отказываемся ловить гадюк и
поедем за гюрзой? - предложил я.
     - Позора не оберешься, - сказал Борис, - засмеют нас!
     - Не  нужно вам  уезжать!  - убеждал  нас Иван Иванович. - Наберете  вы
гадов своих! Толик сидел молча.
     - А ты как думаешь? - обратился к нему Борис.
     -  Не знаю,  что и думать,  -  сознался Толик. - Надоело  мне без  дела
сидеть!
     - Напиши жалобу в небесную канцелярию и попроси дать хорошую погоду! Не
забудь  только  к  ней справку  приложить  о  том, что по  состоянию нервной
системы без дела сидеть тебе противопоказано.
     - Уймитесь оба! - сказал я. - Давайте спать ложиться.  Не может  погода
быть все время плохой!
     Толик и Борис молча  развернули спальные мешки и улеглись. Утром мы все
вместе пошли в контору лесхоза. Вокруг конторы собралось десятка два мужчин.
Они громко разговаривали и смеялись, но, увидев нас, притихли.
     - Все вернулись? - спросил Иван Иванович.
     - Все! - отозвались мужчины. -тогда заходите в контору. Разговор будет!
В  конторе Иван  Иванович представил нас  коллективу,  сообщил нашу задачу и
сказал: - Мы должны этим людям помочь. Кто уже видел гадов?
     - Гадов в моем обходе много, -  сказал один из лесников.  - только снег
еще  не сошел.  Сойдет снег  - на Клетичной змей хоть  мучной мешок собирай!
(Опять мучной мешок!)
     - Я  так  думаю, Иван Иванович, -  сказал пожилой мужчина, - надо  этим
хлопцам на озерный кордон ехать.  Там гады раньше  всего выходят. А в других
местах снег их долго не выпускает!
     -  У  меня  в обходе гадов хоть отбавляй!  - сказал молодой мужчина.  -
только  сейчас на  Дорошанку не пробьешься. Через неделю озеро очистится ото
льда, тогда можно будет проехать.
     - Слыхали? - обратился к нам Иван Иванович.  - Рано вы приехали.  Ждать
нужно. Пока в Березину ступайте. День сегодня ясный будет. Десятка два гадов
опять  наберете. Очистится озеро, мы вас на озерный  кордон свезем. Оттуда и
на Клетичную, и на  Дорошанку рукой подать! Постой-ка, Алексей, ты дорогу на
Лешев бугор запомнил?
     - Это куда мы на ток ходили?
     - Туда.
     - Запомнил.
     - Сходи на Лешев бугор. Там тоже осенью гады были.
     Вышли  мы из  конторы  и  разошлись в  разные стороны:  Борис  и  Толик
отправились в Березину, а я - к Лешеву бугру.
     Пришлось мне изрядно побродить по  лесу, прежде чем я отыскал тропинку,
которая вела  на Лешев  бугор. Вся беда была  в том, что  я прошел мимо того
места, где  нужно было поворачивать  от  дороги к переходу через ручей.  Мне
казалось, что оно должно быть где-то дальше. Так и не нашел  я нужного места
и  решил  идти по дороге до  самого болота. Однако  пройти мне  не  удалось.
Дорогу пересек широкий бурный ручей. Перебраться через него было невозможно.
Пошел я лесом вверх по течению ручья в надежде выйти к переходу. Ручей бежал
по  дну оврага  с  отлогими берегами.  Сначала я  проламывался через  густую
поросль мелких кустов, но потом мне это  занятие надоело, да  и берега стали
круче.  Выбрался я  на полянку,  сел передохнуть.  На  полянке  ручей  делал
излучину  и был  чуть  поуже.  С  моего  берега над  ручьем  нависла толстая
коряжистая ветла. Ствол ветлы перекрывал большую часть ширины ручья. "Пройду
по стволу, сколько будет можно, а там перепрыгну на тот берег", - решил я.
     В народе говорят:  не зная броду, не суйся в воду! Очень жалею, что эта
пословица вспомнилась мне несколько позже, чем следовало бы!
     Подошел я к ветле, постучал ногой по ее стволу. Ствол оказался крепким.
Осторожно ступая по корявой коре ветлы и держась руками за ветки, я дошел до
того  места, откуда  собирался прыгать. Все было  бы хорошо,  но тут  рюкзак
зацепился  за  сухие  сучки.  Я  хотел его  отцепить,  неловко  повернулся и
сорвался  с ветлы  в  ручей. Ну и вода!  Даже дух захватило, такая она  была
холодная! Ручей оказался глубоким. Я погрузился в воду по самую шею. Быстрое
течение  понесло, но  протащило  всего  метров пятнадцать. За эти пятнадцать
метров  на  ногах набило  не  меньше  пятнадцати  синяков.  Все  же сумел  я
ухватиться за ветки и вылезти на берег.
     Когда я выбрался из воды, от холода дрожала каждая клеточка моего тела.
Холодная  мокрая  одежда облепила меня.  Ругаясь, я  полез  вверх  по склону
оврага. Ноги скользили по снегу и размокшей глине. Ветки кустов цеплялись за
одежду и  лезли в глаза. Кое  - как  я проломился сквозь кусты и, задыхаясь,
вылез  на  верх  склона,  где росли  редкие  сосны. Чуть отдышался и,  чтобы
согреться, побежал. Пробежал не очень много, увидел тропинку. Пригляделся, а
это та самая, по  которой мы шли с Иваном Ивановичем. Еще  бы немного пройти
вверх по течению ручья и не пришлось бы купаться. Но так было бы, если бы  я
был чуть - чуть внимательнее и неторопливее.
     Сейчас же нужно было как можно скорее обсушиться. Побежал я по тропинке
туда,  где вчера сидел у теплинки.  Разложил там  большой костер, разделся и
развесил одежду возле огня.  Сам же в голом виде часа полтора  приплясывал у
костра.  Белье,  штормовка  и  штаны  высохли,  но  сапоги  остались сырыми.
Одевшись, я не  пошел домой, а лазил  по  бугру в поисках змей, но ничего не
нашел. Злой, усталый  и голодный, направился я к переходу через ручей, чтобы
идти  домой.  Возвращаться по бугру мне не  захотелось, и я  пошел  напрямую
через мшистую болотину, где росли хилые сосенки. Болото сверху очистилось от
снега, но  в глубине еще не оттаяло. Идти по твердому было легко. На моховых
кочках кое - где краснели ягоды клюквы. Крупные сочные ягоды сами  просились
в рот. Стал я собирать клюкву,  пересек небольшую куртинку из сосен и  вышел
на полянку. Здесь все кочки были красными от ягод. Я  собирал их  горстями и
отправлял в рот. Медленно брел по полянке, потом вдруг почему-то посмотрел в
сторону и увидел сразу нескольких гадюк. Они лежали, свернувшись в клубочки,
у  комлей  сосенок.  Забыв про  ягоды, кинулся ловить змей.  Но ловить их не
пришлось: змеи лежали не шевелясь. Одну за другой побросал я в мешок десяток
гадюк. Обследовал  близлежащие  кочки,  и еще десяток  змей  оказался в моем
мешке. Топтался я  на  этой болотине до  сумерек  и принес  домой более трех
десятков гадюк.
     Борис  и Толик  отловили  в  Березине всего  два десятка гадюк,  но все
вместе  за   день  мы  добыли  больше   полсотни  змей.  Удачный  день!   Мы
приободрились.  Следующие  три  дня  стояла отличная погода.  Солнце  жарило
по-летнему. До темноты шагали мы по Березине и  Лешеву бугру, но успехи наши
были весьма скромны. За три Дня - три десятка змей. Настроение опять упало.

     Озерный кордон - изба и избенка, амбар и наблюдательная  вышка, залитая
водой пристань и сетчатая вольера для подсадных  уток. Все  это разместилось
на  маленькой   прибрежной  полянке.  Вокруг  кордона,   по  берегу   озера,
труднопроходимый хвойный лес, заваленный буреломом, со сплошным покровом мха
вперемешку с багульником -  болиголовом. Мы сидим в избенке егеря. Пьем чай.
Полдень. По стеклу окошка, словно слезинки по щеке, ползут дождевые капли.
     Нас привезли  на кордон  вчера утром. Побродить  по берегу нам пришлось
какой-нибудь  час,  а  потом  дождь  загнал  нас  в избушку  и вот  льет  не
переставая всю ночь и уже полдня.
     Опять непогода, но мы не унываем: на это есть причина.
     Еще бы! Вчера  за один  только  час мы набрали больше  сотни гадюк! Все
произошло как  в сказке. Иван Иванович  и егеря познакомили нас  с постоянно
живущим здесь  егерем Платоном  Кондратьевичем, помогли  перетащить  вещи  в
избушку и  тут же  уехали по своим  делам.  Платон Кондратьевич, щупленький,
низкорослый пожилой человек, молча  выслушал  распоряжение  Ивана Ивановича,
коротко  ответил: "Слушаюсь" - и куда-то ушел.  Нам  не терпелось  осмотреть
окрестности кордона и набрать тот самый мучной мешок гадов, о котором мы так
много слышали.
     Вышли  мы из  избушки. Небо хмурое,  но тихо и тепло. Прямо от дверей в
лес вели три тропинки.
     - Ну, кто куда? - спросил Борис.
     - Пойду направо, - сказал я.
     - Направо пойдешь - мешок змей найдешь, - пошутил Борис. - Толик, а ты?
     - Налево.
     - Налево пойдешь - два мешка змей найдешь!
     - Мне осталась прямая дорожка, и я пойду по ней! - резюмировал Борис. -
Ну, братцы, ринулись на подвиги! Ни пуха ни пера!
     - К черту! - пробурчал Толик.
     Кто  из  нас  мог предположить, что  слова Бориса, сказанные  в  шутку,
оправдаются?! Едва я вышел на полянку, расположенную всего в сотне метров от
избушки, как наткнулся на гадюк. Толстые  темно - серые змеи, свернувшись  в
тугие клубочки,  лежали на осоковых кочках. На светлой сухой осоке змеи были
видны  издалека. Я бегал по полянке  от кочки к кочке, брал змей хваталкой и
совал в мешок. Змеи лежали неподвижно  и на мои действия не реагировали. Они
не только не шевелились, но  даже не шипели. Собрал я змей на первой полянке
и побежал дальше. Пересек  перелесок, и опять на такой же осоковой полянке -
темные клубки гадюк. Я бегал  от полянки к полянке и на каждой находил змей.
Время и  все окружающее  для  меня исчезло. Остались только светлые осоковые
кочки и на них темные клубки гадюк. Вывел меня из этого состояния начавшийся
дождь. Сначала я не обратил на него внимания и продолжал бегать по одной  из
полянок, но после первых же капель дождя змеи  исчезли. Дождь усилился, и  я
повернул к кордону. Два тяжелых мешочка со змеями оттягивали руки. Пока шел,
вымок изрядно, но  огорчен не был. Змей на берегах озера было  действительно
много, а это было главным!
     Едва я открыл дверь в избушку, как Толик спросил: - Сколько?
     - Вот! - показал я мешочки. - Все здесь!
     - А счетом?
     - Не считал. На болоте некогда было. А у вас?
     - У меня - двадцать три, - сказал Борис. - У Толика - шестьдесят одна.
     В моих мешочках оказалось сорок три змеи. После такой удачи  мы уже  не
сомневались в том, что можем отловить нужную нам тысячу гадюк.

     Егерь Платон Кондратьевич был одинок, жил  на озерном кордоне постоянно
уже девятнадцать  лет и  с кордона  отлучался  редко.  В сорок третьем  году
каратели сожгли  вместе  со  всеми  жителями  деревню, где  находилась семья
Платона Кондратьевича. Среди жителей  были жена  и четверо  малолетних детей
Платона  Кондратьевича,  который в то время  партизанил: отменный стрелок  и
прирожденный  охотник был снайпером. После известия о страшной смерти родных
Платон  Кондратьевич  попросил  разрешения  на  самостоятельную  "охоту"  за
фашистами. Партизанское командование удовлетворило его просьбу. С той поры и
до самого дня освобождения на дорогах Пинского района фашисты вынуждены были
ввести особое положение, так как на  самых оживленных магистралях неожиданно
появлялся  меткий  стрелок.  Пули   стрелка  поражали  офицеров,  шоферов  и
мотоциклистов.  Обозленные  дерзостью  стрелка,  фашисты  проводили  облавы,
пускали автомашины только колоннами  в сопровождении танков и броневиков, но
стрелок  продолжал  уничтожать  водителей грузовиков и  во  время  движения.
Солдаты  пытались окружить место, откуда  летели пули,  но стрелок  исчезал,
успевая  убить еще  нескольких врагов. Фашисты засыпали подозрительные места
градом пуль, мин и снарядов,  но снайпер оставался  неуловимым. Вскоре после
очередной облавы там, где фашисты совсем не ожидали появления этого стрелка,
его меткие  пули снова поражали  офицеров и  шоферов.  За два года на  счету
Платона Кондратьевича оказалось более трехсот уничтоженных врагов.
     В   последнем  бою   партизанский  снайпер  в   одиночку  восемь  часов
препятствовал  восстановлению переправы,  взорванной его  товарищами. Саперы
врага  летели  в  воду  при  каждой  попытке  подойти  к  мосту.  Фашистская
автоколонна  из  тридцати  машин  была  захвачена  подошедшей   к  переправе
регулярной частью  Красной  Армии. В этом бою Платон Кондратьевич был тяжело
контужен,  лечиться ему пришлось  очень  долго. После госпиталя пришел он на
озерный кордон.
     Все это рассказал  нам Иван  Иванович  вечером перед  нашим  выездом на
озерный  кордон и добавил:  -  Вы,  хлопцы, того,  с  Кондратьевичем сумейте
поладить.  Расспросами  ему не докучайте.  Он  больше  слушать  горазд,  чем
рассказывать. Что нужно будет - сам скажет.
     После первого  знакомства  Платон Кондратьевич был молчалив сверх меры.
За сутки нашего  пребывания на кордоне он  произнес  не больше  десяти фраз.
Однако  наше  оживление   после  удачной   охоты  на   змей  ему,  очевидно,
понравилось. Хотя он сидел и слушал молча, мне показалось, что  глаза у него
были чуть - чуть веселее, чем в момент нашего появления.
     Под стать хозяину было и  живое существо,  обитавшее на кордоне,  - пес
Урал.
     - Гончак, - коротко ответил егерь на вопрос Бориса о породе собаки.
     Крупный рыже  - серый пес, на мой взгляд, не был гончаком, но спорить с
егерем я не  стал.  Если хозяин хочет, чтобы  его собака  называлась гончей,
даже  если  она  похожа  на болонку,  пусть  будет  так,  как  хочет  хозяин
(разумеется, если вы не судья - кинолог).
     В день нашего приезда  пес сидел на привязи  возле конуры и внимания на
нас не обращал. Толя хотел подойти к нему, но Урал  поднял голову и  показал
здоровенные  клыки.  Толик  отошел  в  сторонку и  попыток  навязать  собаке
знакомство  не  возобновлял. Точно так же Урал отнесся  и  моему  стремлению
завязать  с ним  дружеские  отношения  с  помощью лакомых  кусочков. Он  без
задержки  съел и  сахар, и  сало,  и хлеб,  но  к себе  меня  не  подпустил.
Настаивать на  сближении я не  решился. Видя такое поведение пса, Борис даже
не стал пытаться завязать с ним какие-либо отношения.
     Вместе с этой молчаливой парой нам  предстояло прожить не менее месяца.
Впрочем, егерь не  всегда оставался молчаливым. Вечером первого дня, услышав
сетования Толика  на  плохую  погоду,  Платон  Кондратьевич промолвил:  - Не
хнычь. Через три дня придет ведро.
     - А откуда вы знаете? - поинтересовался Борис.
     - Зяблики нынче  рюмили яро.  К долгому дождю. После дождя всегда ведро
бывает.
     Так и вышло. Дождь лил три дня.
     В  непогоду нужно  обязательно найти себе  занятие:  иначе тоска заест.
Возле амбара лежала куча бревен.
     - На дрова? - спросил  я егеря. Он утвердительно кивнул головой. - Пила
и колун есть?
     - Возьми в амбарушке.
     Принялись  мы пилить и  колоть. За  два  дня  наворочали  кучу поленьев
вышиной чуть  ли не  с  избушку.  Платон Кондратьевич участия  в  работе  не
принимал. Весь первый день он провел в лесу на обходе, а  утром  второго дня
уехал куда-то на лодке, предупредив, что вернется только к  вечеру. К  концу
третьего дня все бревна были распилены и переколоты. Из поленьев мы  сложили
огромную поленницу.  Возвратившийся  Платон  Кондратьевич  обошел поленницу,
потрогал ее и ничего не сказал, а взял большую охапку поленьев и...  затопил
баню.
     Часа через полтора  баня  была готова, и мы отправились мыться. Все  мы
были  фронтовиками, и всех  нас война пометила: у  меня ниже  правой лопатки
багровели  следы  осколочного  ранения, у Бориса  на  левом  бедре  глубокая
борозда от разрывной пули, у Толика иссечено правое предплечье.
     Платон Кондратьевич увидел эти метки и спросил меня: - Это откуда?
     - Фронт, - коротко ответил я. - А у них?
     - И у них фронт.
     Больше вопросов егерь не задавал.
     Вечером Борис стряпал нашу обычную еду - нехитрую похлебку из тушенки и
картошки. Платон  Кондратьевич  посмотрел  на него и  спросил: -  Неужто вам
тушенка и бульба не надоели?
     - Другого нет, - ответил Борис.
     - Вари  уху.  Вот  рыба,  -  сказал егерь и высыпал  из  мешка  крупных
карасей.
     На этом неожиданности не кончились.  Сели мы за стол, где  в чугуне еще
булькала ароматная уха, и тут егерь поставил на стол объемистый жбан.
     - А это что? - спросил Толик
     - Бражка медовая. Пейте.
     - А вы?
     - Я как все. Вы вроде помочане, я - хозяин, угощаю.
     - А что это такое - помочане?
     - Коли хозяин  сам какую  работу сделать не может, он соседей на помочи
зовет. Самому мне с дровами  не управиться было: спина  пилить не дозволяет.
Болит. Вы меня уважили.
     Так началась наша дружба с молчаливым егерем.
     В первый же погожий день мы хотели  уйти на поиски змей  рано утром, но
Платон Кондратьевич остановил нас: - Куда это вы спозаранку?
     - Гадюк искать.
     - Не спешите. Гады выходят, когда солнце  обогревает. Ходить вам далеко
не надо.
     Мы не послушались доброго совета, ушли рано и часа два ходили по берегу
впустую.  Гадюки  появились  только  после того,  как  солнце стало  заметно
пригревать.
     И еще одну ошибку совершили мы в этот день. Есть у ловцов такая примета
(все ловцы  немного  суеверны!):  если  возьмешь с  собой много мешочков, то
вернешься домой пустым. Взяли мы с собой всего по два мешочка. К полудню все
наши мешочки  были  полны  змей.  Гадюки  встречались  повсюду, где  на  мох
попадали солнечные лучи.
     - Говорил я вам, что нужно взять побольше мешочков, - укорял нас Толик,
- куда змей сажать?
     -  Не жадничай,  друг,  - успокаивал его Борис, - как  бы ты понес  три
мешочка? Это  ведь  не лягушки, а ядовитые  змеи. Они могут  и  сквозь мешок
достать. Зубки у них длинные!
     -  Палку  бы  срезал  и  понес  змей, как  ведра  на  коромысле!  -  не
успокаивался Толик.
     - Так сделай коромысло сейчас и испытай свое изобретение!
     -  Разве этим я поправлю дела? Все равно нужно на  кордон  за мешочками
возвращаться!
     На  кордоне  мы  высыпали  змей в ящики и,  взяв  по  пять мешочков  на
каждого, отправились продолжать охоту. Пока мы шли  к  болоту, небо затянуло
тучами  и  закапал дождь.  Мы вернулись на  кордон  промокшими  и  с пустыми
руками.
     На другой день погода была, выражаясь  языком синоптиков, неустойчивой.
Похолодало,  временами выпадали осадки. В натуре это  выглядело так: по небу
ползла грязно - серая туча,  из которой  сыпалась густая  крупа. Не  снег, а
колючие белые комочки, очень похожие на перловую крупу. Крупа сыпалась минут
пять, земля  становилась белой; потом  туча уползала,  теплело  и появлялось
солнце. Не  слабенькое, зимнее, а  сильное, весеннее. Лучи  солнца "съедали"
крупу. Она  сохранялась только там,  где эти  лучи  ее не доставали.  Солнце
буйствовало  четверть  часа.  Потом приползала новая туча с  зарядом крупы и
опять белила землю. Ветер уносил  тучу - солнце сгоняло крупу. Смена зарядов
крупы и солнца происходила раза три - четыре за какой-нибудь час.
     Само  собой  разумеется, что в  такую  погоду выходить  на  охоту мы не
собирались.  Разве могли  мы предположить, что... Впрочем, лучше  рассказать
все так, как это было.
     Мы сидели в избушке, а в  окно  стучала крупа. Платон  Кондратьевич еще
затемно куда-то уехал, и, когда должен был возвратиться, мы не знали. Делать
нам было нечего,  и я  уже собирался завалиться  спать, как вдруг  в избушку
вошел Платон Кондратьевич.
     - Чего в избе сидите? - спросил он.
     - Ждем погоды, - ответил Борис.
     - Чем эта погода плоха?
     - В такую погоду ни одна змея не выползет!
     -то не так. Самая погода гадов брать!
     - Ты, что, смеешься, Платон Кондратьевич?
     - Слушай меня, браток. Идя гадов  брать.  Как  солнце выйдет, так и гад
выходит!
     - Да ведь холодно!
     - Это тебе холодно. Гадам - нет.
     - Ну что, пошли? - загорелся Толик.
     - Пойдем, - неохотно сказал Борис, - только...
     - Не ходи! -  остановил  его егерь. -  Дай мне щемялку свою (так Платон
Кондратьевич называл хваталку) и мешок.
     - Да  нет,  Платон  Кондратьевич, я сам пойду!  Уж  если  ты хочешь мне
помочь, то лучше  покажи места, где сейчас  гадюки будут, а брать их мы сами
умеем!
     - Идемте! - сказал егерь. - Покажу!
     Под очередным  зарядом густой  крупы егерь  привел нас на  край большой
поляны, за которой тянулось бесконечное моховое болото.
     -  Ждать будем, -  сказал егерь, - костер  нужно  запалить! У костра мы
ждали,  пока уползет  туча. Появилось солнце, но  егерь не спешил уходить от
костра. Он дождался, пока  под лучами солнца  крупа стала таять, и повел нас
по краю мха. Болото от  луга отделяла гривка из багульника и мха, освещенная
прямыми солнечными лучами.  На  ней  примерно  через  каждые полметра лежали
пестрые ленты. Это были  гадюки. Увидев такое обилие змей, мы побежали вдоль
гривки, и змеи одна за  другой полетели в наши мешки. Пока  светило солнце -
змеи лежали распластавшись. Набегала туча - гадюки сворачивались в клубки, а
с  первыми  крупинками уходили в  глубину  кочек, под мох.  Мы  вернулись  к
костру. Платон Кондратьевич пришел к нему раньше нас, и когда мы подошли, то
увидели,  что  на  костре  жарится сало,  нанизанное  на  прутья. Мы  поели,
дождались  солнца  и снова побежали  вдоль  гривки.  На ней опять  появились
гадюки. На кордон  мы вернулись с мешочками, полными  змей, после того,  как
небо  затянуло  сплошной пеленой  туч и  ждать прояснения было бесполезно. С
этого  дня переменная  облачность  и  осадки были  для  нас  самой  желанной
погодой.
     Наступили сухие, ясные дни, которых  мы ждали, но  оказалось, что такая
погода  совсем  не благоприятствует  охоте на змей. Первый же  ясный, теплый
день принес  нам огорчение. Гадюки  вышли  на  солнце,  немного погрелись  и
спрятались. Вся  охота  продолжалась часа  полтора. Каждый из  нас принес на
кордон по полному  мешочку  змей, но  после того,  как мы отлавливали по два
полных мешочка, такой улов показался нам весьма скромным.

     Как-то утром  меня разбудили  громкие  трубные  звуки:  "Курлы!  Курлы!
Курлы! Курлы!" Журавли! Птицы кричали  совсем близко. Я  торопливо  оделся и
вышел из  избушки.  На ближней  лабызе  [Плавучий остров  из  мха,  осоки  и
тростника.]  в  какой-то сотне метров  от  меня спокойно ходили  две большие
серые  птицы.  Один журавль  неторопливо шагал, опустив голову и высматривая
что-то у себя под ногами, а другой плавно  кружил вокруг него, полураспустив
крылья, словно  танцевал. Время от времени танцующий журавль поднимал голову
и трубил, а затем забегал перед первым и кланялся. Шагающий журавль  обходил
его и продолжал все также неторопливо  идти по лабызе. Танцор опять трубил и
кружил  вокруг него. Вскоре  первый журавль,  все так же неторопливо, ушел в
заросли тростника, за ним убежал и танцор. Тут только я заметил, что не один
любуюсь журавлями. Возле амбара на куче поленьев сидел Платон Кондратьевич и
тоже смотрел на журавлей.
     - Когда они прилетели? - спросил я егеря.
     - Нынче, - коротко ответил он.
     - А может быть, их просто не было видно?
     - Они, как прилетают, сразу кричат. Раньше-то не слыхать было.
     - Каждый год прилетают?
     -  Каждый год. На этой лабызе у них гнездо. Сама журка сейчас до гнезда
пошла, а старый журавель за нею. Теперь до самой осени здесь жить останутся.
     - И людей не боятся?
     - Чего им бояться: их никто не обижает.
     С этого дня каждое утро журавли  трубили  и танцевали, после чего  либо
летели на луг, либо гуляли  по  лабызе. Людей журавли не пугались,  но, если
лодка проплывала слишком близко от лабызы, спокойно уходили в глубь зарослей
тростника. Лабыза свободно выдерживала  тяжесть  человека,  и  можно было бы
посмотреть журавлиное гнездо, но егерь попросил нас не нарушать  покой птиц,
и, выполняя его просьбу, мы ни разу не высаживались на журавлиную лабызу.
     Кроме  журавлей на  озере  и  вокруг него было множество  разных  птиц,
особенно  уток.  Научный отдел заповедника  занимался  изучением скрещивания
кряквы с другими видами диких уток. Для этого на  кордоне в сетчатой вольере
жили подсадные утки -  пара  селезней  и  десяток  крякуш. Крякуши орали  то
поодиночке, то  хором.  Их  звонкие голоса приманивали к  кордону  селезней.
Кряквы, широконоски, шилохвостки,  чирки -  все слетались на призывный крик.
Селезни подолгу плавали около вольеры, кряканьем или свистом звали затворниц
и  улетали  только при  виде человека. Платон  Кондратьевич  сам  не стрелял
селезней и никому не  разрешал.  Больше того,  когда один крякаш, ошалев  от
страсти, опустился прямо в вольеру, а  вылететь обратно не смог, егерь вошел
в вольеру, накрыл селезня  большим  сетчатым  сачком, вынес из  вольеры и...
выпустил.
     Вокруг кордона шел непрерывный птичий концерт,  но всегда открывали его
на заре  журавли. Они оглушительно трубили с  рассвета до восхода  солнца. В
перерывах  между  их  "выступлениями" из леса  неслось страстное  бормотание
тетеревов  да  свист  и  писк  мелких  пичуг. После восхода  солнца  журавли
умолкали, тетерева же бормотали почти  до обеда. Днем над лугом  беспрерывно
"блеяли" и "тикали" бекасы, а чибисы  то и дело спрашивали кого-то: "Чьи вы?
Чьи вы?"
     На закате  голоса певцов неслись отовсюду: с неба, из леса, от воды и с
луга. Ночью становилось тише,  но то и дело пролетали  утки. У одних  крылья
свистели, у других - звенели,  как колокольчики. Кагали невидимые в  темноте
гуси. Кыркали лысухи. Из зарослей тростника неслось уханье выпи.
     Тетеревиный ток  был совсем рядом  с  кордоном, за леском  на  полянке.
Десятка два петухов слетались сюда, чтобы выяснить отношения. Они бормотали,
чуфыкали и яростно дрались.
     Не  помню, у  какого автора я  читал,  что  тетерева  на току якобы  не
дерутся, а поют и танцуют. Сюда бы этого писателя, чтобы он воочию убедился,
как летят перья от пары "танцующих" петухов! Да, тетерева сходились попарно,
но  отнюдь  не  для  танцев. Они  били  друг  друга  крыльями,  клевались  и
подскакивали.  "Танец" продолжался до той  поры, пока более ловкий и сильный
не  схватывал  противника  (а  не партнера!) за  перья на  шее. После  этого
наступал финал  "танца". Один тетерев отчаянно вырывался,  а другой бил  его
крыльями  и ногами.  Сцепившись,  тетерева  таскали друг  друга  по  поляне.
Побежденный  старался вырваться, а  победитель препятствовал  этому. Схватка
иногда продолжалась четверть часа, до тех пор, пока побежденный не вырывался
и не улетал. Победитель не преследовал противника.
     В разгар тока  тетерева почти  не обращали  внимания на  окружающее. Не
раз,  прячась  за кустами,  я подходил к ним  совсем близко. Можно  было  бы
отлично  поохотиться, но Платон  Кондратьсвич не  разрешал. Правда,  не  все
соблюдали запрет егеря. Я случайно обнаружил такого "браконьера".
     Несмотря на то  что дни были очень  теплыми, еще удерживались  довольно
крепкие  утренники с хрупким  льдом  на лужах и инеем на  земле. Мы выходили
ловить  змей только после  того, как  солнце сгоняло иней. Поднимались же мы
гораздо раньше. До выхода  на охоту я не упускал возможности полюбоваться на
тетеревиный  ток.  Однажды  я подкрадывался  к  току.  Тетерева  бормотали и
чуфыкали, как и обычно, но вдруг  замолчали, с треском взлетели и уселись на
березках, окружавших поляну.  Уже не прячась, я подбежал к кустам и  увидел,
как облезлая лиса трусила с поляны, держа в пасти тетерева.

     Как-то,  вернувшись  вечером с  охоты, мы  увидели, что  избушка  полна
людей. Приехали  Иван Иванович  и три егеря. После шумной встречи и взаимных
осведомлений о здоровье и успехах мы сели ужинать, а Иван Иванович продолжил
разговор, прерванный нашим появлением.
     - Кондратьевич, как дела с семьей на Клетичной?
     - Плохо, - ответил егерь, - молодые старика прогнали.
     - Пропал? - спросил Иван Иванович.
     - Пока нет. Спустился к озеру. Возле песчаного бугра сделал себе нору и
живет один.
     - Пропадет он один, а?
     - Пропадет.
     - А вот и  не  пропадет! От дирекции задание есть. Одного  бобра живьем
доставить. Для зоопарка. Вот мы этого старика и отловим.
     - Это можно. На Клетичной льда уже нет.
     - Значит, решено: бобра будем ловить завтра.
     Мы выехали на трех лодках рано утром. Платон  Кондратьевич привел нас к
заводи, где была нора. Ее  не было видно, однако на то, что поблизости живет
бобр, указывали  несколько свежих остроконечных  пеньков  да плававшие возле
берега ветки  ивы  и  осины. У самой  воды  лежала  сваленная бобром молодая
осинка.
     -  Сегодня  ночью  свалил,  -  сказал  Павел,  осмотрев  комель. - Иван
Иванович,  резцы  у  старика  совсем  плохие.  Смотри,  как  он мелко  грыз.
Беспременно ловить надо!
     - Для того и приехали, - отозвался лесничий. - Ищите вход в нору!
     Хома и Костя вернулись в лодку. Хома медленно повел лодку вдоль берега,
а  Костя длинным шестом  щупал берег под  водой.  Минут  через десять  Костя
сказал: - Вроде есть. Нащупал. Иван Иванович скомандовал: - Хома, проверь!
     Хома разделся и  полез в  воду. Держась  одной рукой за  шест Кости, он
нырнул. Мне стало не по себе:  майская вода к купанию не располагала. Однако
все смотрели на купание Хомы как на обычное дело.
     - Хома и зимой купается, - заметил Костя, увидав, что я поежился, - ему
это не в новинку. Сейчас вылезет, чарку спирта хватит и согреется! Я бы тоже
нырнул, да Иван Иванович не позволит.
     Хома оставался под водой довольно долго, но вот он вынырнул и сказал: -
Есть нора. Сеть давайте!
     Павел подал ему большую сеть, сделанную в виде  вентеря. Горловину сети
растягивал  широкий железный обруч. Хома  взял обруч и опять нырнул. На этот
раз он  оставался под водой  еще дольше. Из-под воды  поднимались  пузыри  и
муть. Наконец Хома вынырнул, выплюнул воду и сказал:
     - Готово. Растягивайте!
     От обруча на берег протянулись две веревки. Павел и Платон Кондратьевич
встали  на  них ногами. Костя оттолкнул лодку к середине заводи.  Мотня сети
потянулась  за  лодкой.  Натянув  сеть, Костя  уперся шестом в дно  речки  и
остановил  лодку. Хома  вылез на  берег,  быстро  оделся  и принял от  Ивана
Ивановича стакан со спиртом.
     - Будем здоровы! - сказал Хома и единым махом опорожнил стакан.
     - Ищите ход норы! -  сказал Иван Иванович. Платон Кондратьевич, Павел и
Хома взяли  толстые колотушки  и принялись колотить ими по земле. Обнаружить
ход  удалось  не  сразу.  Сначала звуки от ударов колотушек были  глухие, но
вдруг раздался звук, точно били не по земле, а по бочке.
     - Здесь! - сказал Павел. - Нашел!
     Остальные  подошли  к нему  и, простукивая  землю  вокруг  него, быстро
определили направление хода. Он  тянулся от воды  к  лесу  и заканчивался  у
корней старой ольхи.
     - Алеша,  Борис,  Толик,  беритесь за веревки. Подсобите! - сказал Иван
Иванович. - Как скомандую, быстро тащите сеть на берег!
     Мы разобрали веревки.
     - Ну, с богом! - крикнул Иван Иванович.
     Егеря дружно ударили колотушками по земле вокруг ольхи.  Удары сыпались
градом. Хома стукнул по комлю ольхи. Вдруг веревка в моих руках натянулась и
дернулась.
     -  Вышел! Тяни! - закричал Иван Иванович. В  сети забулькало,  по  воде
пошли круги. Мы  натянули  веревки и  побежали  от берега. Сеть под водой за
что-то зацепилась и не шла.
     - Тяни! Тяни! - кричал Иван Иванович.
     Подбежали Павел  и Хома. Вшестером мы сдвинули  сеть  с места. Железный
обруч вынырнул  из воды, веревки вытащили его на берег.  Цепляясь за корни и
сучки, за обручем тянулась сеть. В ней бился большой черный бобр.
     - Тяни! Тяни! - кричал Иван Иванович.
     Бобр рвал сеть лапами и зубами.  Вот он разорвал  ее и выставил  голову
наружу, но тут его накрыли брезентовым дождевиком, а Павел и Хома навалилис