ь
сверху. Иван Иванович поставил большой ящик, обитый железом. Бобра подняли и
вместе  с  дождевиком сунули в ящик. Иван Иванович захлопнул  крышку ящика и
повернул задвижку.
     - Вот и ладно! - сказал Костя. Он уже был на берегу.
     - Не все ладно! - отозвался Павел. - Меня он успел зацепить!
     - Сильно? Покажи!
     - Не очень сильно, но чувствительно!
     Левый рукав у Павла словно ножом разрезали, а на руке, чуть выше кисти,
кожа  была  вырвана  ровным  кружком величиной с  пятак. По  кисти  струйкой
стекала кровь.
     - Это он тебя самыми кончиками зубов достал! - пояснил Хома.
     -  Ладно! Заживет!  Но дезинфекцию  сделать надо бы. Иван  Иванович, ты
спирт далеко не убирай!
     Иван  Иванович хитренько ухмыльнулся, достал флягу  со  спиртом, смочил
спиртом кусок бинта и подал его Павлу.
     - На-ка, оботри вокруг раны.
     - Непонятливый у нас лесничий,  - вздохнул  Павел. - Ты чарку  налей. Я
изнутри продезинфецирую. Так надежней будет.
     -  Тебя  же  надо  перевязать! - сказал я,  достал бинт и сделал  Павлу
перевязку.
     Бобр  сидел в ящике  тихо. Сквозь щели была видна темная мокрая шерсть.
Егеря собрали сеть, погрузили в одну лодку ящик с бобром, в другую - сеть и,
попрощавшись с нами, уехали.

     В этот день змеи попадались  редко. Чтобы осмотреть  побольше мест,  мы
разбрелись  поодиночке.  Я прошел моховое болото,  песчаный бугор  с  мелким
сосняком и вышел к зарослям тальника. Они были залиты водой, но за кустами я
увидел  березы и сосны. В болотистой местности высокие деревья обычно растут
на возвышенных местах, и  возле них могло быть сухо, а  следовательно, могли
быть и змеи. Полез через залитые водой кусты. Вода была неглубокой, всего по
колено, и до деревьев  я добрался без особого труда. Росли они  на бугре, но
от него  осталась  только небольшая гривка: все остальное было залито водой.
На  гривке торчал  толстый гнилой  пень.  Подошел к гривке  и остановился  в
растерянности. Всю  поверхность  гривки сплошь  покрывали  змеи. Они  лежали
лентами  одна  на другой,  перекрещивались и перевивались.  Столько гадюк  в
одном  месте  я  не видел  ни до, ни после этого  случая.  У  меня даже  дух
захватило.  Столько  змей  сразу, и уйти  им  некуда: вокруг гривки холодная
вода. Я спокойно подошел к гривке, хваталкой взял сразу трех змей и сунул их
в мешок. Методично, как машина, я захватывал змей и сажал их в мешок. Прежде
чем  гадюки  забеспокоились,  мешок  мой  был наполовину  заполнен.  Но  вот
ближайшие ко мне змеи подняли головы и зашипели.
     - Шипите,  милые!  - сказал им  я. - Шипите! Все равно  вам не избежать
моего мешка!
     Однако,   как   выяснилось  через  секунду,  моя  самонадеянность  была
излишней. У змей было надежное убежище  - гнилой пень. У основания  пня была
незаметная норка;  гадюки поползли к ней, и одна за другой уходили под пень.
Хорошо,  что я  сообразил,  как мне поступить: снял штормовку и накрыл ею ту
часть гривки, где змей лежало  особенно много. На свет змеи из-под штормовки
не ползли. Наоборот, когда я отгибал край  штормовки, чтобы забирать их, они
уползали в  темноту  - под штормовку. Десять минут -  и все было кончено.  Я
забрал всех змей из-под штормовки, а те, что под штормовку не попали, удрали
в  нору. Я было начал ковырять землю  вокруг пня, но ничего существенного не
добился: земля была плотной, а нора -  глубокой. Я решил подождать. Кто  его
знает, может быть,  змеям надоест  сидеть в  холодной  норе  и они  выползут
погреться? Больше часа сидел на гривке, но надежда  моя не оправдалась: змеи
не вышли. Пошел  я  искать  другие места, но дорожку  к  этой гривке отметил
красными ленточками.
     Пересек залитый водой тальник,  выбрался на сухое место и  наткнулся на
какую-то тропинку.  До  вечера было далеко,  и я решил  посмотреть,  куда же
ведет  эта тропинка. Тропинка проползла по мху, забралась в чащу мелколесья,
оттуда  вышла на  светлый  бугор  с  высокими, стройными соснами,  а с бугра
вывела меня к широкому каналу. Берег, на котором  я стоял, покрывала тень от
сосен,  а  противоположный  хорошо  был  освещен  солнцем.   Захотелось  мне
осмотреть освещенный берег, но как перебраться через канал? Налево канал шел
среди высокого леса, и конца канала не было видно. Направо, не очень далеко,
но и  не  очень  близко,  виднелось  какое-то  сооружение,  похожее на шлюз.
Направился я к нему.
     Громадные ворота шлюза  были открыты, и вода широким медленным  потоком
вытекала из канала  на  залитую водой  низину. Над воротами через  канал был
перекинут мостик. На моем берегу около мостка стояла избушка. Вокруг избушки
на кольях сушились рыбацкие сети, а рыбаки - трое мужчин  - расположились на
солнышке  возле   избушки.  Подошел  к   ним,   поздоровался.  Ответили  мне
приветливо. Сел я  рядом с рыбаками, достал сигареты и предложил их рыбакам.
Закурили.
     - За рыбкой пришел? - спросил меня один рыбак.
     - Нет, - ответил я.
     - Охотишься? - спросил другой.
     - Нет.
     - Что же ты здесь ищешь? - сказал третий.
     - Гадюк.
     - Гадюк? Зачем тебе гадюки?
     Пришлось рассказать, кто я и зачем мне гадюки.
     -  Смотрите, люди, до чего  наука дошла! - сказал первый рыбак. - Уже и
гадов на потребу людям используют!  А скажи мне, добрый человек, где достать
змеиное лекарство? Поясница у меня шибко болит! Может, оно у тебя есть?
     Лекарства у меня не было.
     - А может, поймать гада и заставить его укусить за поясницу? Пчел  ведь
сажают! И у пчел яд, и у гадов яд. Только,  по моему разумению, у  гадов яда
будет побольше. Так я говорю?
     Я объяснил разницу между пчелиным и змеиным ядами и  отсоветовал рыбаку
сажать гадюку на поясницу.
     - Жаль, - сказал рыбак, - очень уж меня поясница донимает!  Попробую  в
аптеке змеиное  лекарство купить. Тебе же, хлопец, скажу вот что: поздно  ты
гадов искать пришел.
     - Как поздно? - не понял я. - Надо было пораньше утром?
     - Нет, не утром. Надо было тебе сюда на шлюз прийти, когда снег  лежал.
Сейчас гады уже расползлись. Найти, конечно,  можно, да только не так много,
как по снегу,  когда  первые проталины пошли. В то время  и ходить далеко не
надо. На тех буграх,  что ты  прошел, на  каждой  проталине по  пятку.  Мы и
весной здесь  рыбачим. Сети подо льдом ставим.  Пока ждем срока,  когда сети
вынимать надо, делать нам нечего, так мы ходим гадов бить. Этой  весной тоже
ходили. Да на соревнование друг дружку вызывали,  кто больше набьет. Штук по
семьдесят каждый за день набивал. Так я говорю, хлопцы?
     - Так, так! - подтвердили другие рыбаки.
     - Сколько же вы их перебили? - спросил я.
     - Да, считай, близко около полтысячи! Так ведь?
     - Так! - опять подтвердили рыбаки.
     Мне  оставалось  только  сокрушенно  вздохнуть.  Вздох  мой,  очевидно,
огорчил и рыбаков, потому что другой рыбак постарался оправдаться.
     - Мы же не знали, что гады кому-то потребны! А старые люди говорят, что
за  каждого  убитого гада бог сорок  грехов  снимает! Больше  мы их  бить не
станем!
     -  Жаль, что  я раньше к  вам дороги  не знал. Придется возвращаться  к
кордону. Там змеи еще попадаются.
     - Подожди, человече. Не спеши уходить, - остановил меня первый рыбак, -
столько гадов, как ранней  весной,  ты, конечно, не  соберешь, но гады здесь
еще есть. Ты  посиди с нами. Сейчас мы уху сварим. Поедим. А потом ты иди по
бечевнику  к  озеру. На бечевнике  гады  и  сейчас  бывают.  Только  попозже
малость, перед  тем как  солнце  садиться  будет. Сколько-нибудь  все  равно
наберешь!
     - До озера далеко?
     - Пять километров. Вот так, все прямо и прямо! -  Показал мне рыбак  на
канал.
     Стал я подсчитывать километры предстоящей прогулки.
     - Туда пять, да  обратно пять,  да  до  кордона  еще около десяти! Нет,
друзья, не пойду  я по  бечевнику.  Мне  сегодня нужно обязательно на кордон
вернуться: ночью я в лесу заблужусь.
     - Зачем тебе обратно на шлюз идти? - удивился рыбак.
     - А как же я через канал переберусь?
     - В голове канала  переправа есть  -  лодка на тросе. От  переправы  до
кордона всего пять километров!
     Объяснение рыбака в корне меняло дело. Я поел у рыбаков ухи и дождался,
пока солнце опустилось к горизонту. Мы еще поговорили, и рыбаки посоветовали
мне переправиться  через  разлив  за  шлюзом и  поискать  змей на Туховицком
канале.
     - Там в старое  время гадов было пропасть! - сказал мне первый рыбак. -
Должно, и сейчас столько же.  Здесь, по Огинскому каналу, кроме нас и другие
рыбаки гадов били и бьют, а туда редко кто ходит. Разве летом, в сенокос. Но
летом гады такими кучами не лежат, а значит, и бьют их меньше.
     Поблагодарил я рыбаков, попрощался и пошел по бечевнику к озеру. Первую
гадюку  я нашел  сразу  же  за мостиком. Через  полсотни метров  на  обочине
бечевника лежали еще две.
     Утром и  днем, когда гадюки  греются, они вытягиваются во  всю длину  и
даже  сплющиваются,  увеличивая тем самым поверхность  тела,  воспринимающую
солнечные лучи.  Здесь же змеи лежали  свернувшись в  тугой клубок,  положив
голову поверх  клубка.  Гадюку,  вытянувшуюся  лентой,  видно очень  далеко.
Гадюку,  свернувшуюся  клубком,  замечаешь, только  подойдя к  ней вплотную.
Когда гадюки  лежат  в  клубках, нужно не  столько  рассматривать местность,
сколько ее протаптывать.
     Стал  я  протаптывать обочину  бечевника.  Среди сухой  травы  у корней
большого  куста увидел свернувшуюся  в  клубок гадюку.  В первый момент  мне
показалось, что это одна очень крупная змея. Я подошел к гадюке, как обычно,
слегка прижал ее ногой,  чтобы  она не удрала, приготовил мешок,  зажал змею
хваталкой и убрал ногу. Смотрю, а под первой гадюкой лежат еще две. Поскорее
прижал и их ногой и вслед  за первой отправил в мешок.  Трех змей, лежащих в
одной куче одна на другой, я еще не встречал. Однако через несколько минут я
опять наткнулся на  клубок из нескольких змей. В этом клубке было уже четыре
гадюки! Пройдя до головы канала, я нашел еще с десяток змеиных куч, в каждой
из которых было три-шесть гадюк, а в одной - двенадцать.
     Утром, когда я выходил  с кордона, у  меня было пять  мешочков. Все эти
мешочки я набил  змеями.  Нести мешки в  руках  было тяжело.  Снял  я с плеч
рюкзак, расправил в нем дождевик так, чтобы он закрывал стенку,  прилегающую
к спине,  а  потом  осторожно  уложил в рюкзак  мешочки  со змеями.  Так,  в
рюкзаке, и нес змей до кордона.
     Пришел в избушку в полной темноте. Борис стал меня отчитывать за  столь
позднее  возвращение,  но, когда я  снял  с плеч рюкзак и вынул из него пять
полных мешочков, он оборвал свою речь на полуслове.
     - Это все гадюки? - изумленно спросил Толик.
     - Гадюки! - ответил я.
     - Сколько же ты взял за день?
     - Не знаю, со счета сбился. Давай ящик. Будем пересаживать змей, заодно
и посчитаем.
     Дневной улов составил сто семнадцать гадюк.
     Я рассказал о том, что находил змей в кучах.  Борис и Толик отнеслись к
этому сообщению недоверчиво. Однако Платон Кондратьевич не удивился.
     - Видать, у гадов нерест начался, - сказал он, -  они завсегда  в кучах
нерестуют.
     - Что за нерест? - удивился Толик.
     - Ну, гуляют они промеж себя. Самцы с самками.
     - А! Так это спаривание!
     - По - вашему, спаривание, а у нас говорят  "нерест". В последующие дни
и Толик и Борис находили  тоже змеиные кучи. Многое мы не знали  в ту первую
весну охоты на гадюк.
     Платон  Кондратьевич  советовал  нам  не   отдаляться   от  кордона,  а
вылавливать змей на  лужайках по берегу  озера, но мы поступали  иначе.  Нам
казалось,  что  там, где мы один  раз прошли и  забрали змей, делать  больше
нечего. Мы  уплывали  на  лодке через озеро и  искали еще не тронутые места.
Плавали мы и к рыбакам на шлюз. На  бечевнике опять набрали мешочек змей, но
никаких выводов из  этого не сделали. От шлюза на Туховицкий канал нас повез
один  из  уже знакомых мне рыбаков. По берегам Туховицкого канала змей  было
порядочно, и мы успешно поохотились. Когда же вечером плыли обратно к шлюзу,
с залитого водой луга донеслись чьи-то стоны: "У - у - ой! У - у - ой! У - у
- ой! У - у - ой!"
     Звуки  постепенно  усиливались, их становилось все  больше  и больше, и
наконец они слились в сплошной вопль.
     - Кто это так тоскливо стонет? - спросил у рыбака Толик.
     - А лягушки такие!
     - Какие же это лягушки? Лягушки обычно квакают!
     - Квакают  большие зеленые и  серые,  те, что в озере живут.  А  стонут
маленькие.  Они  сверху розоватые,  а  брюшко  у  них  красное. Эти  лягушки
попадаются в сыром лесу. На озере их не бывает.
     После  этой   поездки   прошло   немало  времени.   Я   увлекся  сбором
грампластинок с записями птичьих  голосов. Зимой, когда приходится сидеть  в
тесной  комнате, приятно  послушать  лесные голоса  и вспомнить свои походы.
Купил я как-то одну пластинку. Стал слушать и вдруг среди пения птиц услыхал
стоны,  такие же,  как  слышал  в ту весну  на белорусских  болотах.  Диктор
пояснил, что это голоса лягушек - краснобрюхих жерлянок.

     В наших ящиках находилось почти восемьсот гадюк. Охотились мы успешно и
решили, что отловим заданное  количество змей, а  потом все вместе  вернемся
домой. Однако все получилось иначе. Как-то вечером на кордон приехал Павел.
     - Вам телеграмма пришла, - сказал он, - я и приехал из-за нее.
     - Что случилось? - заволновался Борис.
     - Начальство ваше змей требует!
     Я развернул  телеграфный  бланк и  прочитал:  "В  случае  невозможности
отлова гадюки  бригаде возвратиться зообазу тчк При успехе  продолжать отлов
зпт бригадиру срочно доставить змей тчк"
     Подписал телеграмму директор.
     - Кто поедет? - спросил я ловцов.
     - Ты бригадир, тебе и ехать, - буркнул Толик.
     - Поезжай,  Лешка, -  согласился с ним Борис, - да не задерживайся там.
Возвращайся поскорее.
     - Когда поедем? - спросил я Павла.
     - А у вас все готово?
     - Можно грузить ящики и ехать.
     - До темноты нам озеро не пересечь. Ночью же ехать опасно: ветер, волна
на озере. Лучше подождать рассвета.
     - Значит, поедем на рассвете.
     Выехали  мы  еще  в  предрассветные сумерки. Утро было  тихим и  весьма
прохладным.  Из  села до  Телехан я  добирался  на  тракторных  санях. Из-за
распутицы все остальные виды транспорта бездействовали. В Телеханах аэродром
раскис, и  полеты  были отменены.  Только  по шоссе Пинск - Ивановичи ходили
автомобили,  но пассажиров они не брали. Обратился  я  в  милицию. Начальник
районного отделения  ГАИ выехал со мной на шоссе, и вскоре я трясся в кузове
грузовика. В полдень шофер высадил меня у железнодорожной станции Ивановичи.
Поезд на  Москву прибывал через час. В кассе билетов не было. Оставив  ящики
со змеями  под  присмотром станционного  милиционера, я  пошел  к начальнику
станции, предъявил  удостоверение бригадира ловцов змей, и  он  распорядился
продать мне билет в купейный вагон. Больше того, когда пришел поезд, а стоял
он здесь всего три  минуты,  начальник  станции  помог  мне сесть  в вагон и
бесстрашно подавал  с перрона  ящики  с гадюками. Меня поместили в отдельное
купе, и я лег спать.
     В Москве  мне пришлось взять грузотакси.  Приехал  в  аэропорт Внуково.
Самолет на  Ташкент улетал только на другой день поздним вечером. Ящики надо
было сдать в камеру хранения.
     - Что в ящиках? - спросил меня кладовщик.
     - Лабораторные животные, - ответил я во избежание неприятностей.
     Кладовщика мой ответ удовлетворил. Осматривать ящики он не стал и велел
мне самому перенести их в угол склада. Меня это вполне устраивало. Я получил
квитанцию и пошел за билетом. Билет я взял без каких-либо трудностей и уехал
в город, чтобы переночевать у знакомых. В день вылета за два часа до посадки
в самолет я был в аэропорту и на регистрацию багажа и билета стоял в очереди
первым. Девица,  весьма симпатичная  с виду, взяла  мой билет, поглядела  на
ящики и спросила: - Что в ящиках?
     - Лабораторные животные, - заученно ответил я.
     - Документы на них есть?
     - Нет у меня  документов, -  вздохнул я, -  вот  мои  личные документы.
Посмотрите, пожалуйста!
     - Какие животные в ящиках? - настаивала регистратор.
     - Прочитайте мои документы. Там все сказано.
     - Нет у  меня  времени читать всякие справки, - отмахнулась регистратор
и, подойдя к ящикам, заглянула в отверстие, затянутое сеткой.
     Как назло, одна из гадюк уткнулась мордой в сетку.
     - Змеи! - воскликнула регистратор.
     - Не надо кричать, - попросил я ее<font color="#870087"> -</FONT> Да, в
ящиках змеи для медицинских целей. Вот мои документы.
     Регистратор смотреть документы снова не пожелала.
     - Я не буду оформлять багаж со  змеями, - сказала она, - змеи - опасный
груз, их перевозка запрещена!
     - Где это запрещение? - возмутился я.  -  Змеи в ящиках,  оттуда они не
выползут.  В Средней Азии мы возили  на самолетах и  гюрз,  и  кобр, а здесь
всего-навсего гадюки! Какой же это опасный груз?!
     -  Не  буду оформлять! -  стояла  на  своем  регистратор.  Я  продолжал
убеждать и  настаивать, но она  слушать  меня  не стала,  извлекла откуда-то
милицейский  свисток  и  свистнула. Тотчас  появились  два  бравых  сержанта
милиции. Даже не узнав, в чем дело, они без проволочек отодвинули  мои ящики
от стойки и потребовали  мои документы. Просмотрев их и убедившись, что я не
совсем  обычный нарушитель порядка, они  вернули  мне мои бумаги  и отошли в
сторонку.
     -  Кто  может  приказать  вам  оформить  билет и принять багаж? -  едва
сдерживая гнев, спросил я регистратора.
     - Начальник отдела  пассажирских перевозок, - вежливо ответила мне она,
- но не тратьте зря время. Он не разрешит. Сдайте билет и поезжайте поездом!
     К начальнику  отдела пассажирских перевозок я попал за  сорок  минут до
окончания  посадки в  самолет.  Еще  не  старый, но  уже  обрюзгший  мужчина
выслушал меня, внимательно изучил  мои документы  и сказал: - Сдайте билет и
езжайте поездом. Змей самолетами не возят. Меня словно жаром обдало.
     -  Послушайте,  -  сказал  я, - змеи  уже третьи  сутки  в транспортных
ящиках. До Ташкента поезд идет четверо суток. Это значит, что в  ящиках змеи
будут сидеть целую неделю. Да  за это время половина  из них подохнет! Мы же
ловили их, рискуя  жизнью, их яд нужен для приготовления лекарств! Разрешите
лететь.
     -  Нет.  Змеи  -  опасный  груз.  А  таковой в  пассажирских  самолетах
перевозить запрещено.  Грузовых же рейсов на Ташкент нет и в ближайшее время
не будет. Сдайте билет и езжайте поездом!
     -  Змеи в крепких ящиках, покинуть которые  они не смогут. Какой же это
опасный груз?
     <i>- А если будет авария и ящики разобьются?</I>

     -  Ящики разобьются только в  том случае, если разобьется  самолет. Для
мертвых змеи не опасны!
     - Вот что, уважаемый, - вспыхнул начальник отдела,  - я не имею времени
вести с вами дискуссию. Сказано, нет, значит, нет!
     - Но  ведь вы же  не самый старший начальник в аэропорту? Кто может вам
приказать?
     - Мне может приказать только начальник порта. Однако не советую тратить
время.  Он  тоже не  разрешит.  И  учтите,  если вы сдадите  билет до вылета
самолета, с  вас  удержат  десять процентов  его  стоимости,  если  же после
вылета, то уже двадцать пять!
     - Где кабинет начальника аэропорта?
     - Выйдете из этого здания,  налево по аллее, там спросите... В приемную
начальника  аэропорта  я  вбежал  за десять минут до  окончания  регистрации
билетов и багажа.
     -  У начальника  совещание!  -  преградила мне  дорогу  девица,  чем-то
похожая на регистраторшу. В двух словах объясняю ей, в чем дело.
     Похожи-то они похожи, но отношение к людям у них неодинаковое.
     - Попробуйте! - сказала она мне. - Но помните, я вас не пускала!
     Открываю двери. Большая  комната. Возле окна стол, за столом  моложавый
мужчина с  седыми  висками.  По стенкам комнаты на  стульях  сидят мужчины и
женщины в форме аэрофлота.
     -  Кто  там?  -  недовольно  сказал  начальник аэропорта.  - Почему  вы
врываетесь без разрешения?
     -товарищ начальник аэропорта, - по - военному отчеканил я. -
     Разрешите обратиться?
     Начальник аэропорта пристально посмотрел на меня.  Я  был в штормовке и
охотничьих ботфортах, на голове - широкополая офицерская шляпа, за плечами -
плащ - палатка. Очевидно, мой вид понравился ему. Он чуть - чуть улыбнулся и
ответил: - Обращайтесь!
     -  Я  бригадир  ловцов  змей. Везу добытых змей в питомник.  Там от них
будут брать яд для медицинских целей. Бригада целый месяц лазила по болотам,
чтобы отловить этих змей. Мне не разрешили сдать  ящики со змеями в  багаж и
лететь до Ташкента.  Предлагают ехать  поездом. Если я поеду поездом, в пути
подохнет не меньше половины змей. Разрешите лететь самолетом. Змеи упакованы
в специальные ящики, из которых выползти не смогут!
     - Документы у вас есть?
     - Вот они!
     Начальник аэропорта внимательно и неторопливо читал  мои документы, а я
смотрел на  часы  и нервничал.  Мне казалось, что  все кончится предложением
сдать билет и ехать поездом.
     Начальник  аэропорта  отложил  документы  и  спросил:   -   К  кому  вы
обращались?
     - К начальнику отдела пассажирских перевозок. Он не разрешил.
     - Так. Ладно.
     Начальник аэропорта нажал клавишу селектора. В репродукторе щелкнуло, и
голос начальника отдела пассажирских перевозок сказал: - Полонский слушает!
     - Почему не разрешили оформлять багаж и билет бригадиру ловцов змей?
     -товарищ  начальник,  по  инструкции  по  безопасности перевозок  людей
провозить самолетом вместе с пассажирами опасные грузы не разрешается
     - Разве это опасный груз?
     - Да. Змеи ядовитые, значит, опасный!
     - Но они же в специальных ящиках.
     - А если ящики разобьются?
     - Почему же ящики должны разбиться?
     -  При несчастном  случае...  -  начал  было  Полонский,  но  начальник
аэропорта  не  стал  его  слушать,  а  коротко  сказал:  -  Полонский,  змей
отправить.  За  выполнение  отвечаете  вы!  - товарищ  начальник, по времени
посадка уже закончена. Самолет должен выруливать на взлетную полосу!
     - Самолет задержать. Змей отправить. Все. Начальник  аэропорта выключил
селектор.
     - Идите. Вас отправят.
     - Спасибо! - сказал я, четко повернулся кругом и чуть не строевым шагом
вышел из кабинета.
     - У подъезда вас  ждет машина! - сказала мне секретарь.  Бегу к  выходу
через ступеньки, лечу как на крыльях.
     - Сюда! - кричит мне шофер газика.
     На газике подкатываю к тем дверям, откуда выводят на посадку. Ящики мои
стоят  уже возле дверей. Рядом с ящиками девица  - регистратор, оба сержанта
милиции. Едва газик  затормозил, как  сержанты лихо подхватили ящики и мигом
установили их в кузове газика. Все это делали без моего участия.
     - С  вас тридцать два рубля семьдесят копеек! - говорит  регистратор  и
протягивает мне квитанцию.
     Отдаю  ей деньги.  Газик  тут же  срывается с  места. Едем  к самолету.
Моторы  уже  работают,  но  трап  еще у двери.  Стюардесса  машет нам рукой.
Подхватываю  два  ящика и  поднимаюсь по трапу. За  мной  бегут  сержанты  с
остальными   ящиками.  Меня  и  ящики  запихивают   в  самолет,   стюардесса
захлопывает  дверь. Взревели  моторы. Самолет качнулся  и поехал.  С помощью
стюардессы ставлю ящики в гардеробный отсек и без сил опускаюсь на них.
     - Вам плохо? - озабоченно склонилась ко мне стюардесса.
     - Все в норме, - отвечаю я.
     В полете я обычно сплю. И на этот раз я не сделал исключения, улегся на
ящики  со  змеями, сунул  под  голову  рюкзак  и  проспал  почти  до  самого
приземления.
     В Ташкент самолет прилетел ночью. Я намеревался сдать ящики со змеями в
камеру  хранения  и  поехать домой. Однако, когда  стюардесса объявила,  что
самолет идет  на посадку, и попросила всех  сидеть на местах, пристегнувшись
ремнями, ко мне подошел радист.
     - Мы радировали о том, что везем партию ядовитых змей.
     Радиограмму   передали   на  зообазу.   В   порту  вас  будет   ожидать
представитель зообазы.
     Столь внимательное отношение было мне  весьма приятно, но зообаза ночью
не  работала, и в  том, что кто-то  будет  встречать, я усомнился Радисту я,
разумеется, ничего не сказал о своих сомнениях.  Горячо поблагодарил его  за
заботу и приготовился к переноске ящиков. Приземлились, подрулили  к перрону
аэровокзала. Я пропустил всех пассажиров к выходу и взялся за первый ящик.
     - Где здесь сопровождающий змей! - спросил кто-то.
     - Я сопровождающий!
     Ко  мне подошел  Юрий  Иванович  - ветеринарный  врач  зообазы,  он  же
заведующий змеепитомником.
     - Это все ящики со змеями? - удивленно спросил он.
     <font color="#870087">-</FONT> Да.
     - Так чего же ты стоишь! Давай в машину! Отвезли мы гадюк в питомник, и
я поехал домой. Хорошо выспавшись, утром явился на зообазу. Меня  чуть ли не
под  руки  ввели в  кабинет  директора.  С  таким  почетом  еще  никогда  не
встречали.
     - Большое спасибо!  -  обратился ко мне директор. - Выручили вы нас! Мы
не  сомневаемся,  что  свое  обещание  поставить  зообазе  тысячу  гадюк  вы
выполните!
     - Постараемся, - скромно ответил я.
     - Есть у зообазы к вам еще одно предложение...
     - Какое предложение? - насторожился я.
     - Дело в том, что вторая бригада вернулась без змей.
     - Как без змей? - не понял я.
     - Вот так. Все ловцы, как один, говорят, что отловить даже двести гадюк
очень сложно, а о двух тысячах не может быть и речи.
     - Куда же они ездили?
     - В Сибирь. Привезли всего два десятка змей.
     - Ну и как же теперь?
     - Чтобы рассчитаться с зообазой за взятый  аванс, поедут ловить лягушек
и черепах. Все наши надежды  только на  вашу бригаду. Восемьсот гадюк вы уже
привезли.  Оставайтесь  в Белоруссии  на  весь сезон.  Зообаза  в  долгу  не
останется. Вашу работу мы оплатим в полуторном размере.
     Предложение  директора было  заманчивым, но  торопиться  с  ответом  не
следовало. Как отнесутся к новому заданию Борис и Толик, я не знал.
     - Нужно посоветоваться с  ребятами, - сказал я директору, -  согласятся
ли они?
     - Ну, а вы сами?
     - Так ведь одному на отлове оставаться не положено!
     - Пришлем к вам Кочевского.
     С  Илларионычем  работать  я  согласился.  Директор  пообещал  лодочный
подвесной  мотор  и  на прощание  сказал:  - Не  задерживайтесь в  Ташкенте.
Сегодня же улетайте в Белоруссию. В кассе вам выдадут и деньги, и билет.  Мы
заранее его заказали. Ну, ни хвоста, ни чешуи!
     Через сутки я был на озерном кордоне. За то  время, что я отсутствовал,
Борис и Толик поймали еще полторы сотни гадюк.
     - Нашли мы одну  поляну, - захлебываясь от восторга, рассказывал Толик,
- золотое дно! Каждый день собираем с нее по полсотни змей, и все время змеи
появляются опять!  И ходить совсем недалеко! Гуляй себе по полянке и собирай
змей!
     - Так я  вам давно говорю, что  ноги бить  - пустое дело! - вмешался  в
разговор  Платон  Кондратьевич. -  Все  гады к  озеру лезут - вдоль берега и
ходить надо. А вы забираетесь невесть куда!
     Я  сообщил  друзьям  о предложении директора зообазы.  Борис  сразу  же
отказался.
     - Свое обязательство мы выполнили, а  оставаться здесь  на весь  сезон,
значит,  оторваться от  семьи. Я  на  Туркестанский хребет поеду. За гюрзой.
Оттуда можно хоть раз в месяц домой заглянуть.
     Не захотел оставаться и Толик.
     -  Мы  с  Борькой  сработались. Вместе  и гюрзу ловить будем.  Ты, если
задумал, оставайся, а мы  поживем  здесь еще неделю. Сколько  поймаем гадюк,
столько и повезем.
     Послал  я на зообазу телеграмму, в которой  сообщил о  решении ловцов и
попросил, чтобы Илларионыча присылали поскорее. Ответ пришел через три дня.
     "Кочевский  выезжает  вам  тчк  Розендорфу  и  Азарову  срочно  выехать
Ташкент".
     На  другой день рано утром Борис и Толик  уехали  и увезли с собой  еще
четыреста гадюк.
     В ожидании Илларионыча я охотился один  поблизости  от кордона. Змеи на
полянке, которую обнаружил Толик, казалось,  не  переводились.  Эта  полянка
тянулась длинной полосой между моховым  болотом и прибрежным лугом. Идешь по
ней в один конец - соберешь десяток  змей, возвращаешься - еще десяток  змей
попадает  в мешок И что интересно: гадюки появлялись почти на одних и тех же
местах. Поразмыслив, я  понял,  что  мы  наткнулись  на змеиную "тропу". Эта
полянка  была местом, где  змеи отдыхает и грелись на  солнце, переползая из
мохового болота на  прибрежный луг. Однако с  каждым днем я находил змей все
меньше. Очевидно, они заканчивали переход на луг.
     Приехал Илларионыч и привез с собой новенький подвесной мотор "Стрела".
     - Намаетесь вы с этим механизмом! - сказал нам егерь Костя. - Он только
снову хорош, а чуть поработает - начинает барахлить!
     -  Городишь  невесть  что!  -  перебил  его Хома. - Главное - держать в
чистоте контакты прерывателя. А вообще "Стрела" работает как часы!
     Между егерями вспыхнул спор. Мы внимательно прислушивались к  спорящим.
Егеря  часто  пользовались  моторами и хорошо знали их уязвимые места. Костя
больше брал  силой голоса, а  Хома негромко,  но убедительно доказывал  свою
правоту.  По  окончании  спора  Хома  подарил  нам  инструменты  для  чистки
контактов. Забегая  вперед, скажу, что эти инструменты очень помогли  нам, и
"Стрела" работала отлично.
     Стал я знакомить Илларионыча с местностью и учить приемам поиска гадюк.
Учеником он  был способным и в первый  же  день поймал трех  гадюк. Обучение
продолжалось  и следующие дни,  но...  змеи  куда-то исчезли. Мы объехали на
лодке все берега озера, протоптали все прибрежные болота и поляны, несколько
раз были на  речке  Клетичной, на Огинском и  Туховицком  каналах,  но  змей
находили мало.  Мы  натыкались  на  них только случайно. Это были  змеи,  по
встречам с которыми нельзя было сделать какие-либо выводы.  Я забеспокоился.
Илларионыч же остался спокойным.
     - Раз весной здесь  было много гадюк, то и летом они будут. Не могут же
змеи улететь куда-то! Просто мы не  нашли  метода  поиска. До  осени далеко.
Освоим мы и летнюю охоту на гадюк!
     Ему вторил и Платон Кондратьевич.
     - Покуда дождей нет - гады в траве гуляют. Начнутся дожди, и они станут
греться на кочках. Тогда вы их и наловите.
     Однако, прежде чем мы освоили летнюю охоту, нам пришлось пролить немало
пота и изрядно поволноваться.
     Вода  в  озере  спадала,  прибрежные полянки освобождались  и зарастали
травой. Она росла в прямом смысле не по дням, а по часам. Еще вечером поляна
была серо -  желтая, а  наутро ее уже покрывала зеленая щетка молодой травы.
Трава  густела, тянулась  вверх,  и искать  в  ней  гадюк стало  значительно
труднее. Деревья оделись листвой. Появились комары, а за ними и слепни. Днем
ходить стало жарко, да и кровососы надоедали своим гудением. Они были разные
- от маленьких, но весьма вредных мушек, подлетавших бесшумно, до громадных,
похожих на шмелей  и гудевших, как самолеты. Общим у ни было одно: впивались
они  так, что  иной  раз  от  боли  вскочишь,  как  обожженный.  Приходилось
отбиваться  веткой. Не  охота,  а  мучение!  Мы  стойко  продолжали  поиски,
выматывались,  но  успеха  не имели.  Возвращение с охоты с  пустым мешочком
стало обычным.

     Июнь  стоял сухой  и жаркий.  С  рассвета  до заката на белесом небе ни
облачка.  Днем солнце жгло, как в Каракумах, ночью давила духота и одолевали
комары.  Вода в  озере  спала,  и вдоль  берегов протянулась  широкая полоса
вязкой  черной  тины.  Болота подсохли. Там, где раньше  были лужи, остались
гладкие плешины высохшей глины. Змеи куда-то исчезли.
     Обратились мы  за помощью к егерям. Они сказали, что видят змей  только
рано  утром и  вечером.  Мы стали  искать змей на рассвете и  на закате.  Не
сказал  бы, что это  было  такое же приятное занятие,  как охота весной.  На
кордон мы  возвращались  мокрыми  до пояса. По  утрам росы  были  обильными:
кусты, траву и камыши  словно омывало дождем. Роса выгоняла змей на солнышко
погреться. Они выползали на кочки, пни, плешины  от  высохших луж и нежились
там  в первых  нежарких  лучах солнца. Весной змеи  были малоподвижны.  Если
найдешь  нескольких  змей  невдалеке  одна  от  другой,  то можно  было всех
побросать  в  мешок.  Сейчас  же  гадюки были очень  сторожкими  и,  заметив
человека, моментально исчезали. На мгновение выпустишь змею  из поля зрения,
и она  словно  сквозь  землю  провалится.  Только трава качнется возле  того
места, где до этого она лежала.
     Утром  гадюки принимали солнечные  ванны не дольше  получаса. Потом они
куда-то прятались. На закате змеи опять появлялись вдоль кромки леса по краю
зарослей. Охота на них  продолжалась  тоже полчаса. После  заката  ловить их
было трудно: мешали комары. От этих проклятых существ приходилось удирать на
кордон и там либо разводить дымари, либо забираться под полога.
     В общем,  за три недели  июня мы отловили чуть  больше  сотни  гадюк, а
рассчитывали добыть раз в десять больше. Соответственно успехам было у нас и
настроение.
     - Не журитесь, хлопцы, - утешал нас Платон Кондратьевич.  -  вот пойдут
дожди, тогда змеи станут лежать на солнце и днем.
     Время шло. Дождей не было.
     Как-то пришли мы с  утренней охоты, поели и забрались под полога.  День
был  особенно  жарким.  Ни  малейшего ветерка.  В тени  комары  наваливались
скопом, а на солнце можно было изжариться заживо. Платон Кондратьевич обычно
на  комаров внимания  не обращал, а  тут и он надел  накомарник. Под пологом
было душно.
     Жара разморила, я задремал, но тут же проснулся от того, что левую руку
жгло,  словно крапивой. В дреме  я откинул ее и коснулся полога. Глянул я на
полог, а он темный от комаров, и между нитками марли щеткой торчат комариные
носы. Кожа  на  руке вздулась  волдырями  и горела. Дремы -  как не  бывало.
Чертыхаясь,  я поглаживал руку и с завистью слушал, как под соседним пологом
похрапывает Илларионыч.
     Вдруг из лесу донесся громкий собачий лай.
     - Вот окаянная, - сонно проворчал Илларионыч, - раздирает ее!
     - Откуда здесь собака? - спросил я егеря.
     -  А это Урал, - отозвался тот, -  я его погулять отпустил. На цепи его
комары одолели.
     - Так он что, белку нашел?
     - Урал - гончак. На белку брехать не станет.
     - Значит, либо кабану,  либо  лосю покоя  не дает,  - сердито пробурчал
Илларионыч.
     -  Кабаны сейчас в  шестом  квартале кормятся, а лоси и того дальше - в
десятом. Они там  от комаров  и слепней  в озере  стоят, - возразил егерь. -
Собака в такую жару далеко от дома не пойдет.
     - Так на кого же пес брешет?
     - А на гада...
     - На гада?!
     - Эге. На гада.
     Между тем лай перешел в визг.
     - Вот, так и есть, - ухмыльнулся егерь, - сейчас собака гада разорвет и
утихнет.
     Подтверждая  слова  хозяина, пес  на  мгновение смолк,  тут  же коротко
взвизгнул и умолк.
     - Во, разорвал! - прокомментировал егерь. Илларионыч даже подскочил под
своим пологом.
     - Урал рвет гадюк?!
     - Рвет. Как найдет, так тут гаду и конец.
     - А если гад его укусит?
     - Так его каждый раз кусает.
     - Ну и как?
     - А никак. Оближется собака, и все тут.
     - И не болеет?
     - Даже не пухнет. Раньше опухал, а теперь не стал. Видать, привык.
     В это время  Урал снова залаял, но уже ближе. Лай был таким же, как и в
первый раз.
     - Еще одного нашел, - равнодушно бросил егерь.
     - Пойдем посмотрим! - предложил я.
     - Коль  по  жаре таскаться охота есть, идите.  Я такую  штуку видел уже
много раз.
     Мы с Илларионычем вылезли из - под пологов и побежали в сторону лая. Не
успели мы добежать до поляны, где  лаял Урал, как  лай опять перешел в визг.
Тишина.  Затем  снова  короткий, как всхлип, визг, и снова тишина. Когда  мы
выбежали на поляну, то увидели, что  на  траве  возле кочки  еще  извиваются
куски гадючьего тела, а  Урал  лежит в стороне и трет  лапой нос. Мы  хотели
осмотреть  его  нос,  но,  как только  я  подошел,  Урал  поднялся  на ноги,
отпрыгнул и  тявкнул,  приглашая  к  игре  в догонялки. На все наши  попытки
подозвать  его пес  отвечал  игривыми прыжками. Когда же наши домогательства
показались ему чрезмерными, он убежал на кордон.
     По нашей просьбе Платон Кондратьсвич  подозвал Урала  и  посадил его на
цепь. Илларионыч присел рядом с собакой и принялся  разглядывать его голову.
Никаких следов укуса видно не было.
     - Надо бы кожу прощупать, - сказал я.
     -  Давай  попробуем!  -  согласился Илларионыч.  Но как только  я хотел
погладить  пса  по  голове, он показал  клыки. Пришлось  опять обращаться  к
егерю. Хозяину Урал подчинился беспрекословно.
     На морде собаки я нащупал четыре небольшие припухлости.
     Когда на одной мы выстригли шерсть, то увидели  две черные парные ранки
- следы змеиных зубов.
     - Как же он находит гадюк? - спросил я егеря.
     - А нюхом. В жару гады сильно пахнут. Я сам иной раз гажий дух чую.
     - Посмотреть бы, как он это делает, - вздохнул Илларионыч.
     - Посмотреть можно, - отозвался Платон Кондратьевич, - только не здесь.
На мой покос пойдем. Там я вчера четырех гадов видел.
     На покосе спущенный с поводка Урал радостно гавкнул и бросился в кусты.
Я и Илларионыч - за ним.
     - Куда вы? Стойте! - закричал егерь. - Урал, ко мне! Мы остановились.
     - Урал, сюда! Ко мне! - продолжал звать егерь.  Пес вышел  из кустов и,
виновато виляя хвостом,  не  то подошел,  не  то подполз  к  хозяину.  Егерь
приказал ему лежать и сказал нам: - Разве можно бежать за гончаком, когда он
в  полаз пошел? Собака  подумает, что ему гнать велят,  пойдет  по следу,  и
тогда  ему никакие гады не нужны. Давайте  посидим,  а  собака пусть  своими
делами займется. Так проку больше будет.
     Мы  сели  на  кочке  и  закурили.  Пес  прилег  рядом  и   недоумевающе
посматривал на нас.  Казалось,  он хотел  сказать:  "Чего расселись? Раз  на
охоту пришли, надо звериный след искать!"
     -  Сидите,  сидите, - приговаривал Платон Кондратьевич, - пусть  собака
успокоится  и поймет,  что  мы не  охотиться  пришли. Не  обращайте  на него
внимания.
     Очень скоро пес уже не мог удержать нетерпения. Он заскулил, подполз на
брюхе к хозяину и тронул его лапой.
     - Лежать! - строго прикрикнул егерь.
     Пес опустил голову на передние лапы и замер.
     - Ну-ка, за  работу! - сказал нам  егерь. - Покажем собаке,  что мы  не
охотиться,  а  работать  пришли.  Давайте сухие кусты  в кучу  таскать.  Все
какую-то пользу сделаем. Мы поднялись. Вскочил и Урал.
     -  Лежать!  Кому было сказано! -  замахнулся на него егерь. Пес, понуро
опустив голову, лег.
     С  четверть  часа  мы таскали сухие  ветки, а  пес скучал. Потом Платон
Кондратьевич крикнул ему: - Урал, гуляй!
     Пес  встал, потянулся  и медленно  побрел  по  лужайке. Илларионыч и  я
бросили сучья и уставились на пса.
     - Работайте,  работайте! - одернул нас  егерь. - Не отвлекайте  собаку!
Того и гляди он снова в полаз пойдет!
     Урал не пошел в полаз. Он бродил по лужайке, опустив нос к земле. Вдруг
пес замер,  напрягся всем телом.  Хвост его взлетел  кверху и  замотался  из
стороны в сторону. Пес сдавленно гавкнул и медленно двинулся вперед.  Сделав
несколько шагов, он отпрыгнул в сторону и залаял.
     -  Нашел  гада, -  пояснил  егерь,  -  бросайте, хлопцы,  работу! Пошли
смотреть. Теперь он не отстанет, покуда гада не разорвет.
     В ту  же минуту  и я,  и Илларионыч были рядом с  Уралом.  Пес медленно
подошел к  высокой  кочке, злобно  визгливо залаял и принялся скрести лапами
землю. Ни на кочке,  ни  возле  нее никакой змеи не было,  а  пес  продолжал
неистово лаять.
     - Ты видишь змею? - спросил меня Илларионыч.
     - Нет.
     - На кого же он лает?
     - Гад в кочку  ушел, - пояснил  егерь, - не мешайте собаке.  Сейчас все
увидите.
     Пес скреб землю все  ближе к кочке. Из-под сухой  травы, что свисала  с
кочки,  вдруг показалась  голова  гадюки.  Пес отскочил  назад, но продолжал
скрести землю и лаять. Змея выскользнула из-под травы и мгновенно  оказалась
на самой  вершине  кочки. Тут она подобрала хвост под  туловище,  свилась  в
тугой клубок, приподняла голову и замерла. Продолжая лаять, Урал потянулся к
кочке. Тон лая  стал на октаву выше. У змеи  раздувались бока.  Так  бывает,
когда змея шипит,  но из-за лая шипения мы не слышали.  Голова  собаки  была
совсем рядом с  кочкой.  Лай перешел  в  визг.  Змея сжалась. Урал  рванулся
вперед. Навстречу ему блеснула  пестрая лента гадючьего тела. Змея вцепилась
псу  в  морду чуть  выше  левого  глаза.  Урал  отчаянно взвизгнул,  лязгнул
челюстями  и  тряхнул головой.  Под ноги  Илларионычу  отлетел  извивающийся
гадючий хвост, рядом со мной  шлепнулась на землю голова с частью  туловища.
Пасть змеи была широко раскрыта. На верхней челюсти торчали ядовитые зубы. Я
тронул голову  змеи носком сапога. В  тот  же миг  челюсти сомкнулись,  и на
резине  заблестели две капельки яда.  Урал отошел  в  сторону и, поскуливая,
стал тереть лапой морду. Над левой  бровью у  собаки выступила кровь. Платон
Кондратьевич подошел  к Уралу и погладил его. Пес заскулил и потерся головой
о  ногу хозяина.  Егерь взял  Урала  на поводок  и  сказал: -  Представление
окончено. Пошли до дому.
     По дороге на кордон Илларионыч обратился к егерю: - Кондратьевич, а что
если попробовать  искать гадов с Уралом? Смотри,  как  ловко он в самую жару
трех гадов отыскал!
     - Я не против, - отозвался егерь, - вот только пойдет ли с вами Урал?
     - Прикормим - пойдет!
     - Может быть, и пойдет, но станет ли он гадов искать. Он  ведь натаскан
на зверей. Да к тому же Урал гадов рвет, а вам живые нужны.
     - Отучим. Не будет рвать.
     -  Знаешь, Илларионыч, пожалуй, из  твоей  затеи  ничего  не выйдет,  -
заметил я, - на дрессировку собаки нужно время, а времени у нас нет.
     -  Сделаем так: ты будешь  ловить гадюк, а  я  займусь собакой.  Урал -
умный пес. За неделю я его натаскаю!
     Мне оставалось  только согласиться. Легче было бы лбом пробить каменную
стенку, чем переубедить Илларионыча.
     К исполнению задуманного Илларионыч приступил незамедлительно: в тот же
день он съездил в село и привез оттуда увесистый мешок.
     -  Прикормка, - коротко ответил  он на  мой  вопрос. Мне казалось,  что
мешка свиного  сала и  сахара - любимых лакомств Урала - было  многовато, но
Илларионыч имел свое мнение, оспаривать которое я не решился.
     - На первом этапе приучим собаку к себе, - сказал Илларионыч.
     С добрым  куском сала  он подошел к  конуре и  позвал пса. Урал высунул
нос,  но вылезать не спешил. Илларионыч бросил  ему  сало. Урал выскочил  из
будки,  и сало исчезло,  будто его и не было. Пес облизнулся и  уставился на
Илларионыча. Тут же ему был выдан кусок сахару. Урал схрумкал сахар  и вовсю
замахал хвостом.  Дядька  погладил его  и  опять угостил  сахаром. От  такой
щедрости пес пришел в восторг и запрыгал вокруг Илларионыча. Дядька  отвязал
цепь и около часа играл с собакой. После этой игры рубашку Илларионыча нужно
было выжимать.
     Два  последующих дня я ходил  на  охоту один, а Илларионыч целыми днями
возился с  собакой. На третий день, в самую жару,  Илларионыч  взял Урала на
поводок и ушел. Я не верил в успех дрессировки и не пошел  с ними, но все же
ожидал возвращения с нетерпением.
     Вернулся Илларионыч  в сумерках.  Урал понуро брел  на поводке рядом  с
ним. Илларионыч привязал его на цепь, погладил и подошел ко мне.
     - Ну как, получается? - спросил я.
     - Не  совсем. Не успеваю я  забрать змею. Рвет гадюк. Пять штук нашел и
всех порвал.
     - Может быть, бросим эту затею?
     - Нет. Завтра ты пойдешь со мной. Нужно еще один прием испытать.
     - Какой прием?
     - Завтра узнаешь. Веревка у нас есть?
     - Есть альпийский шнур.
     - Значит, все в порядке. Завтра все станет на свое место!
     - Да объясни наконец, что ты еще выдумал?
     - Потерпи до завтра.
     Этот самый "прием" мы отправились испытывать в  самую жару.  Илларионыч
вел  Урала.  Я  плелся  за ними. Вышли на луг.  Илларионыч достал из рюкзака
моток  шнура  и  привязал конец  к ошейнику  Урала.  Урал  поднял  голову  и
внимательно посмотрел на Илларионыча.  Тот отцепил  поводок и скомандовал: -
Урал, ищи!
     Урал рванулся вперед, в кусты, но шнур не пустил.
     -  Куда  ты, дурень!  -  крикнул Илларионыч  -  Здесь  ищи, здесь!  Пес
засуетился вокруг него и заскулил. Он не понимал, чего от него хотят.
     - Здесь ищи, здесь, - повторил Илларионыч, тыча пальцем в землю у своих
ног.  Пес радостно тявкнул, сунул  нос в траву и зигзагами медленно пошел по
лугу.
     - Молодец, хорошо! - ободрил его Илларионыч. - Ищи, Урал, ищи!
     Мы  не сделали и сотни шагов, как Урал сдавленно  гавкнул и потянулся к
ближней кочке.
     - Нашел! - обрадовался Илларионыч. -  Лешка,  подойди  к кочке и, когда
змея вылезет наверх, забирай ее!
     Урал визгливо залаял и  заскреб землю передними лапами. Почти тут же на
кочку  вылезла  крупная гадюка.  Урал потянулся к змее, но шнур  не  пустил.
Ошейник  давил  псу горло, он хрипел,  но продолжал тянуться  к  кочке,  где
лежала змея.
     - Да бери же ты змею! - закричал Илларионыч. - Чего ждешь?
     Я подскочил к кочке и забрал змею хваталкой.
     -  В  мешок сажай!  - кричал  Илларионыч. -  Быстрее!  Как  только змея
исчезла в мешке, Урал успокоился. Илларионыч приласкал собаку и дал ей кусок
сахару.
     - Понял теперь, в чем секрет метода?
     - Понял!
     На сравнительно небольшом лугу за два часа мы взяли восемь гадюк.  Дали
Уралу отдохнуть и с перерывами охотились до вечера.
     На кордон мы принесли три десятка змей.
     Последующая неделя была очень удачной. Урал отлично понял,  что  нам от
него нужно. Он находил гадюку, выгонял ее на  кочку и уже не старался рвать,
а облаивал и ждал, пока  кто-нибудь из  нас  заберет ее. С помощью  Урала мы
брали змей там, где  до этого ходили много раз, но никогда их  не встречали.
Урал  работал  только в жару, по росе у него ничего не получалось: очевидно,
гадюки не давали запаха.

     Утром росы не  было.  Мы вышли охотиться раньше обычного, но  уже через
час вынуждены были укрыться в тени. Солнце жгло неимоверно. К полудню духота
стояла невыносимая. Урал искать змей отказался и  старался забраться в самое
прохладное место.
     - Пошли на кордон, - сказал Илларионыч, - хватит собаку мучить!
     Наших мучений дядька не замечал.
     Медленно плелись мы под  палящими лучами солнца, подолгу отдыхая в тени
кустов. Урал шел, открыв пасть и часто - часто дыша.
     Вдали глухо загремело.
     - Гроза идет, - сказал я. - Как бы не вымочило нас. Пойдем быстрее!
     - Бери Урала и иди. Я переобуюсь, -  ответил Илларионыч. Взял я поводок
и зашагал по тропинке.  Урал  затрусил  рядом. До кордона было  неблизко.  Я
пересек  луг  и на опушке леса присел в тень:  решил  подождать Илларионыча.
Сижу минут десять - нет его.  Прошло еще  минут  десять. За это время  можно
было несколько раз переобуться и  догнать меня,  а Илларионыч где-то пропал.
Из-за леса вылез край темной тучи. Я вышел на луг и крикнул: - Илларионыч!
     Ответа не было. Я опять закричал. И опять  ответа не последовало. Решил
идти один. Пусть, думаю,  вымокнет,  если ему хочется! В этот момент из - за
кустов раздался голос Илларионыча: - Одиннадцатая!
     Я не понял и громко переспросил: - Что "одиннадцатая"?
     - Теперь уже двенадцатая, - сказал  Илларионыч.  - Двенадцатая змея  за
пятнадцать минут! Привяжи Урала и обходи кусты. Змеи совсем не прячутся.
     Возле первого же куста я  увидел гадюку. Она  лежала на открытом месте,
свернувшись в клубок. Забрал се и побежал к соседнему кусту,  но там змей не
было. Прошел мимо  второго куста  -  пусто.  Мимо  третьего  -  опять пусто.
Илларионыч же во весь голос сообщал о своих успехах.
     "В чем  же дело? Почему я  их  не вижу?  " Побежал на голос дядьки.  Он
сажал в мешок очередную гадюку.
     - Где ты их находишь?
     - С южной стороны кустов!
     Определил,  где  юг,  -  и  дело  пошло.  Из-за  леса почти  непрерывно
слышались тяжелые раскаты грома. Туча закрыла половину неба и надвинулась на
наш луг, но мы продолжали бегать от  куста  к  кусту и радовались необычайно
обильной добыче.
     Вдруг  яркая  вспышка  осветила все  вокруг,  а через миг  содрогнулась
земля.  Грома я не услышал, только в ушах  зазвенело. Илларионыч подбежал ко
мне, стал что-то  говорить, а я не  слышал.  В  ушах стоял непрерывный звон.
Илларионыч  схватил  меня за  руку и  потащил  в  лес.  На ходу он о  чем-то
спрашивал меня,  но я только  видел, что у него шевелятся  губы, а голоса не
слышал. Слух ко мне вернулся  лишь через несколько минут, когда  мы были уже
возле Урала.
     Первое, что я  произнес,  было: - Вот это  удар! Будто крупнокалиберный
снаряд рядом рванул!
     - Она в полсотне  метров позади тебя ударила, - сказал  Илларионыч, - я
за кустами был, а ты на чистом. Вот тебя и накрыло волной.
     Налетел порыв ветра. Закружились  в воздухе сорванные с кустов  листья,
но дождя пока не было.
     - Давай еще  побегаем, - предложил я, -  у меня все прошло! До дождя мы
успели взять еще несколько змей. Даже когда пошел мелкий теплый  дождь, змеи
остались  лежать  на  открытых  местах,  и  мы продолжали  охотиться. Только
хлынувший ливень прогнал сначала змей, а  потом и  нас. На кордон  мы пришли
под проливным дождем, промокшие до последней нитки. В этот  день мы отловили
больше шестидесяти змей.
     После этой грозы погода изменилась. Пришла предсказанная егерем  полоса
дождей. Дождь  лил каждый  день. Он начинался  либо  на  рассвете  и сеял до
полудня, либо после полудня и шел до глубокой ночи. Урал работать отказался.
В сырую погоду запаха змей он не чуял. Однако и без  его помощи охотились мы
удачно. Дожди напитали водой  болото и выгнали змей из травы и мха. И  перед
дождем, и после дождя гадюки лежали теперь на кочках, пнях и по краю кустов.
     Если дождь лил  с утра,  то ближе к полудню,  еще под дождем, мы шли на
луг и дожидались прояснения.  Как  прояснит - не зевай! Гадюки  прогревались
быстро и становились очень подвижными. Однако, если их не преследовали, змеи
вскоре опять возвращались на то же  место.  Мы заметили это и стали отмечать
места лежек  змей, вешая  на кусты  пучки травы, а потом приготовили красные
ленточки и стали привязывать их возле лежки ускользнувшей змеи.
     Постепенно мы определили места, где змеи попадались постоянно. По лугам
проходили осушительные канавы, вдоль которых росли полосы кустов. Эти полосы
были излюбленным  местом  гадюк.  В канавах стояла вода, было много лягушек.
Очевидно, змеи  приползали сюда  питаться: отловленные здесь змеи в мешочках
отрыгивали полу переваренные остатки лягушек.
     Пройдешься вдоль полосы - в мешочке прибавится пяток змей. На некоторых
участках (на  метре  полосы)  встречалось по две - три гадюки. Заберешь этих
змей, а через неделю там же лежат новые.
     Змеи пожирали  не только  лягушек.  В кустах было много  птичьих гнезд.
Довольно часто мы находили в мешочках проглоченных птенцов. Однажды я поймал
очень крупную гадюку: длина се была чуть  меньше  метра. На брюхе  этой змеи
вздувался желвак  размером  с кулак. Через некоторое время в  мешке рядом со
змеей лежал мертвый бекас.
     Кроме гадюк возле канав  встречались и ужи. Говорят, что ужи враждуют с
гадюками и  убивают  их.  Я  не раз видел, как уж и гадюка лежат  рядышком и
спокойно  греются на солнышке.  И  ни  разу  не  видел,  чтобы они  дрались.
Борющихся между собой гадюк встречал.  Шел я как-то  по лугу и заметил,  что
возле канавы кто-то  шевелит траву. Подошел ближе. Вижу: возятся две гадюки.
Одна держит лягушку  за  голову,  другая  -  ту же лягушку за  бок.  Чем  бы
окончилась их борьба - не знаю. Я не стал дожидаться конца  борьбы - посадил
обеих в мешок.
     Видел я и охоту ужа  на лягушку. Как-то в жару я устал и присел. Где-то
рядом заквакала лягушка. Вообще-то я не  обратил бы на  это внимания, потому
что на лугу было много мокрых мест и возле каждого орали лягушки. Однако эта
лягушка не орала, как все, а издавала  какие-то утробные звуки, вроде "урр -
урр -  урр! ". Меня  это заинтересовало. Я поднялся и  пошел  посмотреть  на
необычную певунью. Звуки неслись от небольшого кустика. Я подошел так, чтобы
моя  тень не  испугала лягушку, и осторожно заглянул за  куст,  туда, откуда
слышалось непрерывное урчание лягушки. Лягушку я  увидел сразу. Она урчала и
осторожно подбиралась к основанию  куста, а там, свернувшись  кольцом, лежал
крупный  уж. "Ну, - думаю, - гипнотизирует  он лягушку. Сама ведь она к нему
лезет и при этом орет! "
     О том, что ужи гипнотизируют лягушек, мне рассказывали  много раз. Но в
этот  раз "гипноз" не  состоялся.  Чтобы лучше  все  видеть, я отвел веточку
куста.  Лягушка  заметила   движение  ветки  и   сделала  отчаянный  прыжок,
перевернувшись  в воздухе  через голову. Уж же продолжал лежать  неподвижно.
Присмотревшись,  я увидел, что он время от  времени выбрасывает из сомкнутых
губ раздвоенный язычок. Не стал я тревожить ужа  и вернулся  на  свое место.
Минут через пять возле того же куста опять заурчала лягушка. Я снова подошел
к  кусту.  Уж лежал на том же месте, а  лягушка опять урчала и подбиралась к
нему. Она не прыгала, а, осторожно переставляя лапы, ползла так, как солдаты
ползают  по-пластунски.  На  этот раз я  не стал шевелить  ветки,  и  вскоре
лягушка  приблизилась к ужу на  расстояние  двадцати сантиметров.  Вдруг  уж
метнулся к лягушке и пастью ухватил ее за  конец морды. Лягушка забилась, но
вырваться ей не удалось. Перебирая челюстями, уж захватывал  ее все крепче и
крепче. Лягушка уже не урчала, а отчаянно скребла лапами голову ужа. Челюсти
ужа все передвигались и  передвигались. Глаза лягушки были уже у самого края
пасти.  Мне стало  жалко  квакушку, и  я толкнул ужа концом  хваталки. Уж не
сразу отпустил свою жертву. Только после  того, как я довольно сильно сдавил
хваталкой  его  шею,  он  раскрыл  пасть, и  лягушка вырвалась.  Она тут  же
прыгнула в траву, а уж скользнул в гущу куста.
     С  тех  пор  я,  заслышав  утробное урчание  лягушки,  каждый  раз  шел
смотреть, что она  там делает,  и почти каждый раз обнаружив вал охотящегося
ужа. Если лягушка замечала меня, то она  удирала. Если нет, то, как правило,
попадала в пасть ужа.

     Не думаю, чтобы  уж гипнотизировал лягушку. Скорее всего  она  замечала
его шевелящийся  язычок,  принимала этот  язычок за  червяка, хотела  съесть
этого червяка  и  сама  становилась добычей  ужа. Если бы  уж  действительно
гипнотизировал  лягушек, то  они  не  замечали бы  моего  приближения.  Ведь
общеизвестно,  что  живые  существа  в  состоянии  гипноза не  реагируют  на
окружающее, а лягушки пугались меня и удирали.
     Отличить ужа от гадюки было  довольно  просто: у  ужа  на голове  резко
выделяются  желтые или красные пятнышки, похожие на ушки, а туловище  у него
однотонное  - темно -  серое или  черное.  У  гадюк  "ушек"  на голове  нет,
туловище серое или рыжее и на спине резко выделяется зигзагообразная полоса.
Кроме   того,  зрачки  у  ужей  круглые,  а  у  гадюк  -  в  форме  палочки,
расположенной поперек туловища.
     О том,  что бывают гадюки, окрашенные в сплошной черный  цвет,  я тогда
еще не знал и за свое невежество едва не расплатился дорогой ценой.
     Шел  я  однажды  после дождя по  лесу и  увидел, что  поперек  тропинки
протянулось черное туловище  крупной змеи. Голова змеи была скрыта в  траве.
Черное туловище  -  значит,  не гадюка,  а уж.  Мне крупный уж  был нужен, я
нагнулся и без всяких предосторожностей  взял змею голой  рукой за туловище.
Змея зашипела. Ужи, когда их берут в  руки, обычно не шипят. У меня сработал
рефлекс ловца, и  я  второй рукой  перехватил змею за  шею так, чтобы она не
могла достать меня зубами. Смотрю - а у нее зрачок в форме палочки. Гадюка!
     От укуса меня спасло то, что  гадюка после дождя была сильно охлаждена,
а охлажденные змеи довольно вялые и неповоротливые.
     На  всякий случай я  показал черную гадюку  Илларионычу, но  о том, что
спутал ее  с ужом  и брал  голой  рукой,  благоразумно  умолчал. Выслушивать
воспитательную речь дядьки мне не хотелось.
     Позже мы находили черных гадюк довольно часто.

     Наступила пора сенокоса. В лугах появились косари Окрестности кордона и
озера   были   сильно  заболочены.  Ни  тракторы,  ни   конные   сенокосилки
использовать  здесь  было  нельзя.  Косили  только  вручную. На  луг у речки
Клетичной  (наше  лучшее  место охоты) приехала  колхозная  бригада.  Косари
частично перебили, частично распугали гадюк. Пришлось менять место охоты. Мы
стали ездить на лодке  через  все озеро в урочище Соболевка. Переезд занимал
много  времени, а на охоту его оставалось мало. Результативность охоты опять
снизилась.
     -  Вот  что,  хлопцы,  -  посоветовал  нам  лесничий  Иван Иванович,  -
перебирайтесь-ка вы к озеру Лунево.  Там косарей нет, а гадов не меньше, чем
здесь.
     Илларионыч  съездил к  этому  озеру  и,  возвратившись,  скомандовал: -
Завтра переезжаем!
     Мы собрали свои пожитки и легли пораньше, чтобы выехать на рассвете, но
в эту ночь  спать  мне  почти  не пришлось. Едва  я уснул, как меня разбудил
Платон Кондратьевич: - Тут до  вас пришли  с колхозного  стана. Беда  у них.
Хлопца одного гад ухопыл [Ухопыл (белорус. - укусил]. Помощи просят.
     Я быстро оделся и вылез из - под полога.
     - Здравствуйте,  - обратился ко мне  пожилой  колхозник, - извините  за
беспокойство, но дело такое, что утра ждать нельзя...
     - Где пострадавший? - перебил его я.
     - На стану...
     - Почему сюда не привезли?
     - А мы не знали, здесь ли вы...
     - Так  его все равно  в больницу  везти  надо. А  в больницу ехать мимо
кордона.
     - Так-то оно так. Растерялись мы...
     -  Ладно, на  разговоры  времени  нет.  Поехали!  В это  время  подошел
Илларионыч. Я коротко объяснил, в чем дело.
     - Поедем вместе, - решил Илларионыч.
     - Это никак не  можно, -  сказал  колхозник, -  лодка маленькая, только
двоих берет.
     Пришлось мне  ехать одному. Подошли мы  к причалу.  Возле него  на воде
покачивалась  не   лодка,   а   какая-то   скорлупка.  На   корме  ее  висел
непропорционально большой мотор. В самой  лодке даже двоим было тесно. Лодка
не внушила мне доверия, уж очень она была утлая. Я заколебался.
     - Вы не бойтесь, товарищ, - подбодрил меня колхозник, - доедем в лучшем
виде. На ходу она устойчивей плота, а садиться нам помогут.
     Пока  мы  усаживались  в эту так называемую  лодку, Илларионыч  и егерь
держали ее за борт. Колхозник  дернул заводной  шнур, мотор  взревел,  лодка
рванулась и, сделав немыслимый вираж, вынесла нас в озеро.
     Лодка неслась по черной воде со скоростью атакующего торпедного катера.
Попадись  нам любое препятствие  или даже просто  заросли водорослей,  и  мы
наверняка бы перевернулись.  Но нам  повезло:  доехали  мы  благополучно. На
колхозном стане нас уже  ждали.  Едва лодка подошла к берегу, как  несколько
сильных  рук   буквально   выдернули  меня   из  нее  и  вынесли  на  берег.
Пострадавший,  парень лет двадцати, лежал в балагане. Он  был без  сознания.
Возле него сидела растерянная молоденькая девушка.
     - Это наш фельдшер, - сказал привезший меня колхозник, - молода еще. Не
знает, что делать.
     - Да что же сделаешь, - плачущим голосом ответила девчушка, - сыворотку
противозмеиную  ввести надо,  а ее  у меня нет. Новокаин я ввела.  Надо  еще
перетягивать, чтобы яд не распространялся, да это делают, если укушена  рука
или нога...
     - Он куда укушен?
     - В шею. Сзади.
     - Как же это случилось?
     - Баловали хлопцы с девчатами на  копнах. Возились. Гадюка в сене была.
Оттуда и жиганула, - сказал кто-то из темноты.
     Мы  осторожно перевернули  пострадавшего.  На шее,  у  самого  затылка,
вздулась  опухоль.  От нес  к  горлу шел  плотный  отек. Дышал  пострадавший
хрипло, тяжело.
     - Большая лодка с мотором есть? - спросил я.
     - Есть.
     - Готовьте  лодку. Сейчас я введу сыворотку, а потом нужно срочно везти
его в село.
     - В селе больницы нет. В Телеханы везти нужно, там...
     - Из села на машине повезем, - перебил ее привезший меня колхозник<font
color="#870087">  -</FONT> Фома на малой лодке вперед  поедет,  председателя
предупредит. Когда мы на лодке доберемся, машина будет ждать.
     Пока я обкалывал опухоль сывороткой, все было  приготовлено  к отъезду.
Фома  умчался  на  той  лодке, которая привезла меня.  А  к  берегу  подвели
"казанку". Дно ее устелили сеном. Осторожно перенесли пострадавшего в лодку.
Фельдшер и я сели рядом с ним, у мотора - бригадир.
     - Дядько Никита, - сказал  бригадир, - вы уж тут за меня распорядитесь.
Я к утру не поспею...
     - Езжай,  езжай, -  отозвался из  темноты чей-то  голос, - все как надо
будет!
     В пути я не снимал руки с пульса пострадавшего. Сначала сердце работало
напряженно, но без перебоев; когда же мы были уже где-то на половине дороги,
пульс стал бешеным. Парень бился. Он хватал воздух широко раскрытым ртом.  В
горле у него уже не хрипело, а свистело. Он задыхался. Мы подняли его повыше
и повернули так,  чтобы встречный воздух бил  ему  в  лицо. Парню стало чуть
полегче, но мы не знали, надолго ли это улучшение.
     Бригадир  "выжимал" из мотора  все  что  мог.  Полтора часа, которые мы
ехали, показались  вечностью. Я  думал,  что  мы  не  довезем  парня  живым.
Девчушка - фельдшер тихо плакала.
     Но вот наконец и Выгонощи. На берегу, освещая причал фарами, стояли две
автомашины. Только  лодка  ткнулась в  причал, как  к нам прыгнул  человек в
белом халате.
     - Жив?
     - Жив. Задыхается... - ответил я. - Нужно срочно в Телеханы...
     - Не нужно. Мы из  Телехан.  "Скорая помощь". Нас  по телефону вызвали.
Фельдшер Павленко, каково состояние больного? Девчушка -  фельдшер  говорить
не могла. Она плакала навзрыд.
     - Федя! Кислород сюда! Быстро! Сколько сыворотки ввели?
     - Две лечебные дозы.
     - Так, хорошо. Фельдшер Павленко,  прекратите рев  и готовьте больного!
Сейчас кислород дадим! Осветите лодку фарами!
     Девушка  -  фельдшер  утерла  лицо   сдернутой  с  головы   косынкой  и
повернулась к пострадавшему. Чтобы  не мешать, я вылез  на берег. На причале
столпились люди.
     Ко мне подошел председатель колхоза.
     - Как вы думаете, спасут Коську?
     - Спасут! - твердо ответил я, хотя в душе в этом уверен не был.
     - Дай-то бог! - вздохнул председатель.
     Светало. В  окнах  домов погасли огни.  Шоферы выключили фары. Потом  в
лодку  понесли  носилки,  а  автомобиль "Скорая  помощь"  подъехал к  самому
причалу, и  шофер  открыл  задние дверки. Носилки с пострадавшим вынесли  на
берег и осторожно задвинули в кабину машины. Ко мне подошел врач:  - Спасибо
за  сыворотку. Без нее  было  бы  совсем плохо. Сейчас положение  у больного
серьезное,  но не  безнадежное.  Будете в Телеханах, заходите.  Я живу возле
больницы, а сейчас, извините, нам пора ехать!
     "Скорая помощь" ушла.  В  Выгонощах дел у меня не  было.  Я обратился к
председателю: - Как бы мне обратно на кордон попасть?
     -  А Василий Фомич, бригадир, сейчас на стан поедет и вас  завезет. Вот
позавтракаете и поедете.
     - Да я на кордоне позавтракаю...
     -  И не думайте. Без завтрака мы вас не  отпустим! Завтрак затянулся на
целый час.  Меня  потчевали и карасями,  жаренными в  сметане, и сметаной, и
парным   молоком,  и  топлеными  сливками,  и   варениками  со  сметаной,  и
ватрушками, и пампушками,  и свиным салом, и  еще  всякой всячиной. Все было
очень вкусно, и мы сели в лодку, изрядно отяжелев. Едва мы отъехали от села,
как  я  заснул  и  проснулся  уже на кордоне. Вещи наши  были приготовлены к
переезду, но Илларионыча на кордоне не оказалось.
     - А он ушел поохотиться, - сказал мне Платон Кондратьевич. - Погода для
охоты хорошая, когда ты должен вернуться - неизвестно. Вот он и пошел, чтобы
времени зря не терять.
     День  был теплым, но по  небу ползли  армады тяжелых  серых туч.  Пахло
сыростью.  Можно было  и  мне  пойти  на охоту, но после беспокойной ночи  я
чувствовал себя усталым и лег спать.
     Разбудил меня шум. Тараторила какая-то женщина.
     - Вона ее ухопыла за палец. Мы палец перетянули и хотели  в село ехать,
да  добрые люди сказали, что  у вас на кордоне тоже доктор есть. Сюда ближе,
вот  мы и  приихали.  Разбудите  доктора,  Платон Кондратьевич,  будьте  так
ласковы!
     Опять кого-то гадюка  укусила! Надо оказать помощь. Вылез я из  полога.
На причале  стоял егерь, а рядом  с  ним  женщина и  мужчина. В лодке сидела
девушка.
     - Вот и сам доктор идет, - сказал егерь, - и будить не пришлось.
     Женщина бросилась ко мне.
     -  Будьте  добреньки, доктор. Помогите! Дочку  гадюка  ухопыла!  Я взял
аптечку и подошел к лодке. Девушка была  очень бледной, плакала. Левой рукой
она поддерживала правую, замотанную цветастым платком.
     - Ну-ка, покажите,  куда она вас укусила, - сказал я. Девушка осторожно
размотала платок. Средний палец правой руки сильно опух и побагровел. Он был
перетянут у основания  шпагатом. Шпагат глубоко врезался в тело и, очевидно,
причинял девушке сильную боль.
     - Давно перетянули?
     - Да уже часа два, - ответил мужчина.
     Нужно  было  немедленно  снять  перетяжку,  но  развязать  шпагат  было
невозможно Я достал нож и рассек перетяжку. Девушка вскрикнула.
     - Зачем вы так? - закричала женщина. - А если яд дальше пойдет?
     - Не пойдет, - коротко ответил  я и сначала обколол палец новокаином, а
потом  ввел  сыворотку. Очень скоро  новокаин снял боль, и девушка перестала
плакать.
     - Теперь везите ее в Телеханы, в больницу, - сказал я.
     - А вы?
     - А зачем он вам? - вмешался егерь. - Вы что, сами дороги не знаете?
     -  Ой,  доктор,  ой, миленький,  поедемте с  нами! А  ну  как  в дороге
доченьке плохо станет?  Что тогда мы делать будем? Люди добрые,  не оставьте
нас! Поедемте с нами до больницы! Я вас так отблагодарю!
     - Так ведь я не доктор, - попробовал я отказаться, - сыворотку  я ввел.
Теперь ее нужно настоящим докторам показать...
     - Ой, лишенько мне! - завопила женщина. - Ой, помрет  моя доченька! Ой,
не оставляйте нас, люди добрые!
     Ее спутник молчал, но  умоляюще смотрел  на меня. Пришлось ехать с ними
до самой больницы. В пути девушку стало лихорадить/ Мать опять подняла крик.
Успокоили мы ее с большим трудом.
     В приемном отделении больницы я снова встретился с  тем врачом, который
оказывал утром помощь Косте.
     - Бросайте ловить гадов, переходите на работу к нам! - пошутил он.
     - Я и  так скоро потребую  у  больницы  полставки  фельдшера  сельского
медпункта, - в  тон ему ответил я, - как - никак, два случая оказания помощи
в один день.
     - Да, начался сенокос. Теперь укушенных будет много, - вздохнул доктор.
     - А сколько бывает? - поинтересовался я.
     -  Много. По  району за  сезон до  ста случаев.  Особенно  в первые дни
подбора сена. В чем тут причина, понять не могу.
     - Ну и какие исходы? Смертельные случаи бывают?
     - Как правило, все кончается благополучно.  Я  работаю здесь уже  пятый
год, и смертельных исходов не было.
     - А по архивам?
     - Я поднимал архивы послевоенного времени. Там тоже нет.
     - Долго ли болеют пострадавшие?
     - Обычно дней десять, но бывают случаи, что и до месяца залеживаются.
     - Кстати, как чувствует себя Костя?
     -  Угрожающие  симптомы  удушья  мы  устранили,  но положение его очень
серьезное.
     - Ну, а с этой девушкой как?
     - Здесь  все в норме. Сыворотку  вы  ввели вовремя. Через  неделю будет
дома.
     На кордон к Илларионычу я возвратился только вечером, и переехали мы на
следующий день.

     Хутор Нивка  - три  избы и два  амбара на  узкой  длинной  поляне среди
глухого  леса  в  сотне метров  от  берега полу заросшего  озера  Лунево. За
постройками  на  поляне  -  грядки  картофеля. Вся  поляна отделена  от леса
частоколом. Попасть  на хутор можно только через крепкие  дубовые ворота. На
хуторе жили  пять человек - хозяйка хутора  с мужем и трое рабочих  лесхоза.
Лесничий Иван Иванович попросил  хозяйку хутора Наталью Саввичну пустить нас
в  пустующую  избенку.  Наталья  Саввична согласилась  не  сразу.  Она долго
отказывала  ему  - боялась наших  гадюк. Часа полтора  и  лесничий, и мы как
могли  убеждали  хозяйку.  Несколько  раз  мне  казалось,  что  все  уговоры
напрасны,  но лесничий хитро подмигивал  мне и как будто не  слышал довольно
резких выражений хозяйки.  Его настойчивость  увенчалась успехом. Взяв с нас
"страшную"   клятву  в  том,   что  мы  будем  курить   с  соблюдением  всех
противопожарных правил,  а  главное,  не распустим по  хутору гадов, хозяйка
пустила нас в избенку.
     Муж Натальи Саввичны - Степан Никитич присутствовал при этом разговоре,
но все время молчал.
     - А почему хозяин участия в разговоре не принимал? - спросил Илларионыч
лесничего.
     - Так Степан - примак, а хозяйка - Наталья, - пояснил лесничий.
     - А что значит "примак"?
     - Наталья - вдова и замужем другой раз. Коли б она в дом мужа пошла, то
главным в  семье был бы муж,  а коли он к  ней как говорят, в примаки пошел,
тогда не он, а она верховодит. Примак - не хозяин.
     К этому времени в трех ящиках были заполнены  все секции, а в четвертом
пустой оставалась последняя... Чтобы Илларионыч мог отвезти змей в питомник,
нам нужно было заполнить эту секцию. Мы  рассчитывали сделать  это за  два -
три  дня,  но просчитались.  Пришлось Илларионычу  задержаться на неделю. На
новом  месте гадюк  мы нашли  не сразу. Несколько  дней  изучали  местность.
Вокруг хутора стоял густой смешанный лес.  Мы знали, что в  таком лесу гадюк
искать  бесполезно.  Змеи  должны  были держаться по берегу озера, но берега
озера Лунево были совсем иными,  чем берега Выгоновского: здесь не  было тех
открытых лужаек между лесом  и водой. Пока берег был твердым,  его покрывала
чапыга - густая поросль мелкорослой ольхи,  березы и осины. Кончалась чапыга
там,  где берег переходил в лабызу - зыбкий ковер  из мха и осоки. На лабызе
отдельными куртинами  рос  тальник, и змеи,  конечно, были, однако ходить по
лабызе опасно: слой травы и мха не везде выдерживал тяжесть человека.
     - Хлопцы, - предупредили нас на хуторе, - на лабызы не ходите. Попадете
в "окно"  - из трясины  не  выберетесь.  Затянет. Там  только лоси ходят, да
случается, что и они тонут!
     Противоположный берег озера  был  луговым,  но на переход от  хутора до
лугов  требовалось два  часа.  Туда два часа,  да обратно  два  часа,  всего
выходило четыре - половина рабочего дня. Тратить в сезон на ходьбу по четыре
часа в  день непозволительно. Нужно было  искать  иное решение.  Выручил нас
Степан Никитич.
     Как-то вечером обсуждали мы с Илларионычем положение дел. Подошел к нам
Степан Никитич, послушал наш разговор и спросил: - Что, хлопцы,  никак гадов
отыскать не можете?
     - Не можем, - вздохнул Илларионыч.
     - А где вы ищите?
     - Да возле озера.
     - Гады возле озера есть, но взять их там трудно. Я вам скажу про другое
место. Там вы гадов наберете.
     - Где же это место?
     - А возле школки.
     - Какой школки?
     - Да той, где сосну выращивают. Местность возле школки пересеченная, то
бугор, то низина. Гадов этих там не сосчитать!
     - А далеко ли до нее?
     - Далековато.  Километров шесть.  Но до  школки машиной  можно доехать.
Каждый день туда утром рабочих везут, а вечером обратно привозят.
     На  следующее же утро мы поехали к этой школке.  Оказалось, что школкой
Степан Никитич называл питомник молодых сосенок, огороженный жердями.
     -  Это от лосей,  -  пояснил  нам Степан Никитич, -  лоси  очень  любят
отгрызать верхушки у молодых сосенок. Сломит вершину - деревце пропало.
     Лосей возле питомников было много: в моховых низинах  между  буграми мы
то   и  дело  натыкались  на  кучки   лосиного   помета   -   кругляшки   из
непереварившейся  хвои размером со  сливу.  Видали  мы  и  следы  пребывания
кабанов:  местами  на  лужайках  весь  дерн  был  исковеркан,  словно пьяный
тракторист  пахал.  Это кабаны  искали под дерном  что-то лакомое. Но больше
всего кабаньих копок  было возле  хутора. Там  копки  начинались сразу же за
дальней стенкой частокола.
     Местность здесь  не  походила  на те,  что мы  видели  раньше.  Высокие
поросшие сосной песчаные бугры сменялись низкими моховыми болотцами. По краю
болотец мы  сразу же  нашли  змей.  Медлительные  толстые  беременные  самки
держались на  границе мха. Они  выходили греться на  песчаные бугры. Быстрые
стройные самцы предпочитали кочки во мху. Через два дня охоты на  буграх  мы
заполнили последний ящик, и Илларионыч повез змей в питомник.
     На машине, что пришла за Илларионычем, прикатили выгоновские мальчишки.
Узнав  о  том, что  мы ловим  змей,  они  наперебой закричали, что завтра же
притащат   мучной  мешок  гадов.  Привлекать   к   охоте  на  ядовитых  змей
несовершеннолетних я не мог и поэтому как можно строже сказал им:  - Таскать
сюда змей и не думайте! Ни одной змеи  я  у вас не возьму! Вы лучше покажите
мне места, где змей много. Вот это будет помощь!
     -  Мы придем завтра, - посовещавшись,  объявили  мальчишки, - и покажем
вам самые гажьи места!
     Назавтра спозаранку десяток мальчишек явился на хутор. Я еще завтракал,
когда хозяйка сказала мне: - До вас орда явилась!
     - Какая орда? - не понял я.
     -  Да хлопчики из Выгонощ. Вон толкутся возле ворот! Сено убрали - орде
делать стало нечего. Теперь пойдут шкодить. Вы с ними построже!.
     Мальчишки  были  разного возраста: от восьми до пятнадцати лет, но  все
они походили  друг на  друга волосами цвета соломы, синими, словно васильки,
глазами  и веснушчатыми  облезлыми  носами. Троим, самым маленьким,  да  еще
троим постарше, но пришедшим босиком, я велел  возвращаться домой. Мальчишки
насупились,  но  повиновались  беспрекословно.   Только  один  из  тех,  что
постарше,  с обидой сказал: -  Чего  же вы,  дядечка, сразу не  сказали, что
нужно обутым приходить?  Теперь я и от  батька  отстал, в лес не пошел, и вы
меня  гоните! Да я  все  время по лесу босой хожу  и никаких гадов не боюсь!
Коли гада не займать, вон не ухопыть!
     - Ты еще поговори  мне, Миколка! - оборвала его Наталья Саввична. - Как
же это гада  не  займать, коли  этот дядька гадов ловит?  Иди сей же час  до
дому,  а то  я твоей матке  скажу, так  она тебе  пропишет, как со  старшими
спорить! Геть со двора!
     Ребята гуськом потянулись к воротам хутора. Миколка  шел последним. Мне
стало жалко ребят,  но  подрывать  авторитет  хозяйки хутора,  да еще на  ее
глазах, я не решился. Четверка  обутых ребят  постарше  окружила меня,  и мы
тоже пошли к воротам. За воротами  отвергнутые сбились в кучку и  с завистью
смотрели на нас.
     - Сколько вам нужно времени, чтобы обуться и догнать нас? - обратился я
к ним.
     - Да нам десяти минут хватит! - обрадованно воскликнул Микола.
     - Ну  десяти минут маловато, а через полчаса  мы ждем вас там, где люди
садятся на машины и едут в питомник.
     - Да в питомник  ехать не нужно! - хором закричали мальчишки.  - От тут
близехонько этих гадов столько, что и за год не переловить!
     - Где же это?
     - За каналом, на нивках! Туда идти краем села!
     - Ну раз так, ведите за канал. А где же мы все соберемся?
     - А на краю села, у мосточка!
     - Хорошо, ведите к мосточку.
     -  Дядечка, - несмело обратился ко  мне один из  старших, - пусть  и те
хлопчики, что поменьше, обуются и с нами пойдут. Мы за ними смотреть станем.
А то им в селе скучно.
     - А если кого из них гадюка укусит, тогда что будет? - спросил я.
     - Да никого не укусит! - отчаянно тряхнул головой проситель. - Мы же их
от себя не отпустим. Тот, кто поменьше, рядом со старшим пойдет!
     Услышав, что за них  просят, малыши с  надеждой вытаращили на меня свои
васильковые глазенки. Столько в этих  глазах было просьбы, что я не выдержал
и сдался.
     - Ладно. Пусть идут,  но только  всем обуть сапоги. Без сапог никого не
возьму. Поняли?
     - Поняли, дядечка, поняли!  - закричали хлопчики и со всех ног кинулись
бежать к селу.
     Возле  мосточка  мы  присели,  чтобы  подождать  остальных  хлопцев.  У
степенного хлопца, как  у взрослого,  сзади  за  поясом  торчал  топор.  Все
остальные мальчишки были без топоров.
     - Как тебя зовут? - спросил я степенного хлопца.
     - Михалко, - ответил он.
     - Почему, Михалко, у тебя есть топор, а у других нет?
     - Так они  еще  малы, - усмехнулся  Михалко, -  пальцы себе поотрубают.
Батьки им не разрешают с сокирой ходить. Малому сокира большую шкоду сделать
может.
     - Что же, значит, тебя уже взрослым считают?
     - Взрослым не взрослым, а сокиру батько носить дозволил.
     - А кто еще из хлопцев ходит с топором?
     - Пока я один, - смутился Михалко. Позже я узнал, что разрешение хлопцу
носить топор было как бы знаком признания его мужчиной.
     Убежали шестеро,  а  на сборный пункт у мостика явилось семнадцать. Все
были  в  сапогах, и  ни один не хотел уходить домой. Я  даже пожалел о своей
уступке, но делать было нечего. Мальчишки все равно пошли бы за нами,  и кто
его знает, чем  бы  все это кончилось. Разбил мальчишек на  тройки. Во главе
каждой тройки поставил хлопца постарше, а потом  обратился  ко  всем с такой
речью: - Вот  что, хлопцы, раз уж взял я вас  с собой,  то слушать меня  без
возражений.
     - Если  кто  слушать не будет, того тут  же домой  отправлю,  -  сказал
Михалко.
     - Каждой тройке ходить только вместе, - сказал я, - и ни в коем  случае
змей  не  трогать. Кто  увидит змею, должен стоять  на месте и звать меня. Я
приду и заберу ее. Понятно?
     - Понятно! Понятно! - закричали со  всех сторон хлопчики. - Пойдемте же
на нивки!
     Нивки - это поля на возвышениях среди болот. Раньше нивки распахивали и
сеяли на  них  рожь. Теперь их забросили: для тракторов  нивки  были слишком
маленькими, а на лошадях уже не пахали. Каждая нивка - небольшая полянка. По
ширине цепь таких полянок занимала всего метров двести, но тянулась эта цепь
далеко. Сухие бугры нивок разделяли мокрые, топкие низины, заросшие осокой и
камышом. Справа и  слева цепь  нивок окружало болото с мелким сосняком. Сами
нивки  негусто  заросли  ивняком. На  прогалинах  между  кустами поднималась
высокая трава.
     - Из-за гадов летом здесь и скот не пасут. Только  весной  гоняют, да и
то недолго. Чуть пригреет - и откуда-то гады приползают. Столько мы их здесь
перебили - страсть! Бьем, бьем, а их и не уменьшается...
     - А помнишь, Михалко,  - перебил  его  Миколка, -  сколько  мы их здесь
последний раз весной перебили! Все кусты обвешали!
     -  Много побили. Больше сотни, - добавил Михалко.  Слушая хлопцев, я не
особенно верил их словам. Однако очень скоро мне пришлось убедиться, что они
не преувеличивают.
     Я  построил  тройки цепью по всей  ширине  нивок и  велел передвигаться
вперед так, чтобы цепь все время  была  ровной.  Сам я встал в центр цепи, и
охота началась.  Уже  через минуту  левая  крайняя  тройка  нашла  гадюку. Я
побежал туда и посадил  змею  в мешок. Тут  же меня окликнула крайняя тройка
справа. И там я забрал  гадюку.  Сам  искать змей  я не успевал:  хлопцы  не
давали мне ни минуты передышки. Только заберу одну змею, как уже кричат, что
нашли еще. Через полчаса после начала охоты я посадил в мешок тридцать гадюк
и  был мокрый,  как конь после дня пахоты. Продолжать  сбор гадюк в таком же
темпе я не мог. Нужна  была передышка. Позвал всех ребят к себе. Пересчитал.
Все  на  месте.  Уселись  мы  на  краю  одной нивки.  Хлопцы  сидели чинно и
поглядывали на лежавший и шевелившийся мешок.
     - Дядько Алеша, - сказал Михалко, - а зачем столько гадов?
     -  Змеи  нужны для  того,  чтобы  получать  от  них  яд. Из яда  делают
лекарства, - пояснил я.
     - А какие лекарства?
     - Разные.  И мазь  от болей в спине, и средство  для остановки крови, и
сыворотку, чтобы лечить укушенных.
     - Мой батько привозил  бабусе змеиную мазь. У нее  руки болят, - сказал
один  из хлопцев,  - мазь эта называется "випратокс",  только  на  коробочке
написано, что сделана она в ГДР.
     - Теперь и у нас такое лекарство выпускают.
     - А много яда дает одна гадюка?
     - Одна гадюка дает столько яда, что из него  можно приготовить  пятьсот
таких тюбиков, какой ты видел. Кстати, как тебя зовут?
     - Васильке.
     - Ну и как Васильке, помогла эта мазь твоей бабусе?
     - Мазь-то помогла, да  мало ее  было.  Пока  она была,  руки не болели.
Кончилась мазь - и снова стали руки болеть.
     - Значит, плохо, что мази мало?
     - Плохо.
     - А знаешь, почему мази мало выпускают?
     - Наверно, потому, что яда мало.
     - Правильно. А почему?
     -того я не знаю, - смутился Васильке.
     - Потому что змей мало  ловят. Мест, где  можно ловить  змей, не так уж
много. Да и искать змей - занятие не легкое.
     - А мы думали, что гадов везде много! - вмешался в разговор Миколка.
     - Ты,  Миколка,  не всегда думаешь, а чаще балабонишь, - веско  заметил
Михалко.  -  Ты  же географию  учил.  Разве  такая  природа,  как  у  нас  в
Белоруссии, везде?
     - Ну не везде, а что?
     - А раз не везде, значит, там, где природа другая, и змеи другие или их
совсем  нет,  -  продолжал свою  мысль Михалко. - Разве это  не так,  дядько
Алеша?
     -  Ты  прав, Михалко. Гадюки  обыкновенные,  так называются ваши  змеи,
встречаются только в лесной зоне, да и то не везде. В других природных зонах
обитают другие змеи. Есть местности, где змей нет совсем.
     - Ну  и приезжали бы к нам  ловить гадов. У нас  их вовек не выбрать, -
опять заторопился Миколка.
     -  Змей  здесь много,  но их можно выловить довольно быстро. Два  - три
года отлова - и змей станет мало.
     - Я не  верю вам, - заявил Миколка,  - каждый год мы здесь, на  нивках,
убивали сотни гадов, а их все равно много!
     - Зря вы их бьете, - заметил я, - они ведь и пользу большую приносят.
     -  Какая там  польза! -  опять начал  горячиться Миколка. -  Укусит гад
человека-тот болеет. Укусит  корову - тоже болеет, а  если гад укусит овечку
или телка, так те вовсе дохнут. Что, скажете, не так?
     - Все это так, но ведь можно пасти скот там, где змей нет!
     - А у нас гады везде!
     - Значит, нужно их выловить, а не уничтожать бесцельно.
     - Так до вас здесь никто гадов не ловил.
     - Теперь будут ловить регулярно.
     - Дядько Алеша,  - не унимался Миколка,  - а какая  же  польза от гада?
Только то, что у них яд брать можно, да?
     - Нет, не только. Гадюки поедают полевых мышей, а мыши эти, кроме того,
что воруют хлеб с полей, разносят опасную болезнь - туляремию...
     - Знаем! Знаем! - наперебой закричали, хлопцы. - Про туляремию знаем!
     - У нас водяных крыс ловят и шкурки их сдают, - пояснил Михалко, -  так
там,  где  шкурки  принимают, плакаты висят  про  туляремию. Мы тоже  шкурки
сдавали и эти плакаты видели.
     - А Володька Репко болел туляремией, - опять  заторопился Миколка. - Ох
и тяжко ему  было! Чуть не всю  зиму в больнице лежал. Из-за этой болезни он
на второй год в шестом классе остался.
     -  Ну вот, ты  и  сам теперь видишь,  какую пользу  приносят  гадюки, -
заметил я.
     - Теперь я гадов убивать не буду, - успокоил меня Миколка, -  да  и все
хлопцы тоже. Правда ведь?
     - Не  будем!  Не  будем!  - хором закричали хлопцы.  От  дружного крика
взлетела  с болотца, скрытого от  нас кустами, кряковая утка. Следом за  нею
молча потянули несколько утят.
     - Качки! Качки - еще громче  закричали хлопцы. Двое  из них вскочили  и
побежали к кустам.  Тут же из-за кустов вылетел  аист. Из клюва аиста что-то
свисало.
     - Бусько гада несет! - закричал Миколка.
     Тут уже все хлопцы вскочили на ноги и восторженно завопили. За  кустами
что-то захлопало,  забулькало,  и большая  стая  уток  с шумом  поднялась  с
болотца  и потянула над нами. Восторг хлопцев  достиг апогея.  Они кричали и
прыгали.  Только  степенный  Михалко  сидел  возле  меня  и,  снисходительно
улыбаясь, посматривал на своих приятелей.
     - И чего шумят?  - сказал  он мне.  - Качек, тех у нас что комаров, а у
буська этого возле школы на старом дубе гнездо.  Туда и сам старый бусько, и
его бусиха детям своим  каждый день и  гадов  и лягушек  носят. Бесятся, как
маленькие! Хватит сидеть, дядько Алеша, идемте гадов искать!
     Мы  опять  построились  цепью и  двинулись  на  поиски гадюк. Нивки  мы
"прочесывали"  цепью,   а  через  переймы,  так  хлопцы   называли  болотца,
переходили  гуськом  по  проложенным  кем-то  жердям.  Под  жердями  хлюпала
болотная жижа. На одной перейме я оступился,  и нога моя по самый пах ушла в
грязь.
     - Коли одни пойдете, то держитесь тропинки, - сказал мне Михалко, - без
тропинки через переймы не ходите. Утонуть можно. Тут  местами такая трясина,
что и дна не достать!
     Гадюки чаще попадались на  самом краю  нивок, где кусты ивняка отделяли
сухое место от болота.  Мне  то и дело приходилось  бегать с  одной  стороны
нивки на другую, и через полчаса я опять выдохся.
     -  Дядько  Алеша,  -  обратился  ко  мне  Миколка, -  вы  больно  часто
отдыхаете. Дайте мне ваш мешок и хваталку. Пока вы отдыхаете, я гадов ловить
буду!
     Ни хваталки, ни мешка я ему, разумеется, не дал, а велел сесть рядом со
мной и никуда не отходить.
     В мой мешок не попадало  и  половины найденных  хлопцами  гадюк. Многие
змеи  не дожидались моего появления и на глазах у хлопцев уползали в заросли
травы и кустов. Мы их не преследовали.
     Охотились мы до полудня. Я  заполнил все три мешочка, что взял с собой.
Больше мешочков у меня не было, и мы вернулись домой.  Хлопцы проводили меня
до мостика и разошлись  по домам, уговорившись на другой день снова пойти со
мной на нивки.
     На хуторе, пересаживая  гадюк из  мешочков в ящики, я пересчитал их. За
этот день мы поймали девяносто семь змей.
     Такого  количества  змей  за  неполный  день мы с  Илларионычем  еще не
ловили. Сколько же гадюк жило на нивках?
     Вечером на хутор приехал лесничий с группой егерей.
     - Завтра будем проводить учет крупных зверей на этой стороне канала,  -
сказал  он мне,  -  колхоз  сенокос окончил,  и можно привлечь  к этому делу
колхозников.
     - А как вы будете проводить учет?
     - На этом участке это сделать просто.  Тут  в  трех километрах  друг от
друга  с  запада на восток  идут два  параллельных  канала. Северный канал -
граница нашего лесничества. Гнать зверей мы будем до лугов на Дорошанке. Там
вдоль кромки леса стоят наблюдательные вышки.  Егеря на вышках будут считать
зверей, выходящих из леса. Через каналы звери не  пойдут.  По  каналам будут
ездить лодки с моторами.
     - А вреда этим вы не нанесете?
     -  Какой же вред?  Зверей будут исподволь оттеснять на  чистое место, а
потом, когда загонщики из леса уйдут, звери туда вернутся.
     - А если хищники их потревожат на чистом месте?
     - На этом участке из  хищников только  лиса да енот, но их  немного.  К
тому же для крупных копытных - лосей, оленей и кабанов - они не опасны.
     - Неужели здесь волков нет?
     - Летом  нет.  Зимой приходят, да  мы  их  быстро выпроваживаем:  здесь
косуля зимует.
     - А медведи?
     -  Медведи в глухом бору  за  озером Луневым живут.  В зоне  абсолютной
заповедности. Туда только егеря ходят,  да и те редко.  Там мы учет проводим
зимой, по снегу.
     - Значит, вы точно знаете, где и какие животные живут?
     - Не только какие,  но и примерно сколько  их,  знаем. Каждый  егерь на
своем участке ведет постоянный  учет. Завтра  мы будем проводить контрольный
учет для проверки этих данных.
     - А то, что животных отгонят далеко от обычных участков, не повлияет на
них?
     - Нет.
     - Кабаны, так те завтра же будут здесь, холера их задави! - вмешалась в
разговор хозяйка хутора. - Отбоя от них, окаянных, нет! Ограду подрывают, до
бульбы подбираются!
     Вот почему и хутор и огород были обнесены частоколом!
     - Ограду,  что  ни день, чинить приходится. Не досмотришь,  все  грядки
перероют.  Все решат! В прошлую  осень забрались, так на половине огорода  и
копать бульбу мы не  стали. А  на колхозных  буртах  так  всю  зиму сторожей
держат! Обнаглели кабаны так, что просто сил нет терпеть, а  тронуть их и не
думай! Хуже, чем при панах было!
     -  Ты,  Наталья,  говори,  да  не  заговаривайся,  -  возразил  хозяйке
лесничий. - Как это так "хуже"?
     - Да вот так, - огрызнулась хозяйка, -  при панах мой батько быстренько
отвадил  бы этих чертовых свиней! Уложил бы одну, другую, и перестали бы они
вокруг  хутора шляться. А  теперь  только тронь,  так  и беды  не оберешься!
Сейчас же ты протокол составишь - и в суд. Что, не так?
     - Так-то оно так. За зверя под суд отдам. Но разве ты в прошлом году за
потраву твоей бульбы от лесничества не получила возмещение?
     - Как не получить, получила.
     - А при панах твоему батьке да и  тебе в возмещение горячих бы всыпали!
Ты при  панах  еще  сопливкой была, а я хорошо помню, как  за кабана  нашего
селянина плетями пороли да в возмещение убытка пану корову со двора свели. А
ты - "хуже, чем при панах"! И как язык у тебя такое смолол!
     Хозяйка смутилась и замолчала, а лесничий все не мог успокоиться.
     - Да мы, чтобы питомники сосны да молодые посадки ее от лосей защитить,
километры  ограды  делаем и в порядке  их  держим,  а тебе  и твоему лайдаку
Степану  ограду целой содержать -  раз плюнуть! Лениться не надо! Лес-то вам
от лесничества бесплатно дали. Разве не так?
     -  Пристыдил ты меня, Иван Иванович, -  призналась хозяйка. - Прости уж
ты меня, бабу болтливую. Сгородила я невесть что!
     - Вы  завтра  гадов ловить не ходите, - сказал  мне лесничий, - хлопцы,
что с вами ходили, в загонщики пойдут.
     - А можно мне посмотреть, как учет проводить будут?
     - А чего же не посмотреть? Посмотрите. Павле возьмет вас на свою вышку.
Слышишь, Павле?
     - Раз есть  на то ваша воля,  то я возьму,  -  сказал егерь,  -  сейчас
поедем на устье канала. Там заночуем, а утром на вышку пойдем.

     По вышкам  егеря расходились еще в темноте.  Я пошел с Павлом  и  тремя
егерями.  Нам надо  было пройти всего два километра, но  этот путь показался
мне очень длинным.  Сначала  мы  долго  шли по тропинке  среди густого леса,
потом под  ногами зачавкало болото. Когда прошли болото, Павел остановился и
сказал мне: -  Мы с Василем на вторую вышку пойдем, а Микита с Олесем здесь,
на первой,  будут. Коли вы  устали, то с  ними оставайтесь. Но я не  устал и
хотел идти дальше.
     - Ну, так пойдемте с нами. Микита, мы как на вышку придем, то помигаем.
     Мы опять  зашагали по темному лесу. Сначала вышли на сухое место, потом
на болото, затем снова на сухое.  Наконец Павел круто  повернул вправо, и мы
попали на луг.
     В  лесу было  темно,  но стволы деревьев все же  выделялись. На лугу, в
общем-то, было светлее, но  все было покрыто туманом. Не  только кусты, но и
тропинка под  ногами виднелась  словно  сквозь  дым.  Шедший  первым,  Павел
двигался  медленно, нащупывая ногами  тропинку.  Я  шел  в  середине,  между
егерями, и держался рукой за ремень Павла, а сзади на моем ремне лежала рука
второго егеря. Так, ощупью, мы прошли минут пять. Туман становился все гуще.
Даже  спину  Павла я видел  как  сквозь молоко.  В одном месте Павел потерял
тропинку, и мы наткнулись на куст.
     -  Холера  ясна! - вполголоса выругался Павел. - Поворачивайте кругом и
идите за  Василем. Да не  выпускайте  из рук его ремня, не то потеряемся,  а
шуметь нельзя.
     Теперь первым пошел Василь. Шагов через десять он остановился и сказал:
- Павле, вроде бы я на тропинку вышел.
     Павел обошел меня, присел и руками ощупал почву.
     - Тут она. Направо идти нужно. Вышка где-то рядом.
     - Рядом-то рядом, - заметил Василь, - да  в таком молоке, пока носом не
ткнешься, не найдешь.
     Пошли дальше. На этот раз Павел вывел нас правильно.
     Вытянутой вперед рукой он уперся в бревенчатую опору вышки.
     -  Полезайте за  мной,  да  держитесь  покрепче, не сорвитесь: лестница
отсырела, - сказал мне Павел и полез куда-то вверх.
     Я шагнул вперед и Рукой нащупал скользкие, сырые  перекладины. Стараясь
держаться за эти перекладины как можно крепче, я полез вверх.
     - Голову берегите,  - откуда-то  сверху сказал мне  Павел,  - тут люк и
площадка. Руку давайте!
     Держась за перила,  я боком  двинулся  направо,  через несколько  шагов
ткнулся плечом в лестницу и по ней полез вверх.
     Тут произошло  чудо.  Едва я высунул голову  в  светлое пятно люка, как
тумана не стало. Вровень с моей головой лежали сырые доски  второй площадки,
по  ее  углам  вверх уходили  бревна опор,  а за  опорами  - темные  вершины
деревьев.  Павел стоял на площадке и протягивал мне руку Я посмотрел  вниз и
не  увидел даже своих  ног. Туман будто разрезал меня надвое - нижняя  часть
туловища была скрыта им.
     -  Ну  и  завалило,<font  color="#870087">  -</FONT> отдуваясь,  сказал
Василь, - в таком тумане ходить - не дай бог!
     -  Туман, он  всегда  по  низу лежит,  - сказал Павел.  - На вторую или
третью площадку поднимешься - и уже чисто. В туман, коли с тропки собьешься,
лучше садись и жди, пока рассеется. Трясина кругом. Погибнуть можно.
     Дальше все было просто. Мы поднялись еще на  четыре пролета и оказались
в будке.
     В четырех стенках будки были прорезаны оконца, и возле каждого, прямо к
стене, прибита доска в виде  столика. Чуть  ниже - вторая,  чтобы сидеть.  Я
заглянул в одно  окошко. Вершины деревьев виднелись  гораздо ниже будки. Лес
до половины  утопал в  тумане. Луг же был укрыт им целиком. В предрассветных
сумерках лес  выделялся на небе темной  неровной  полосой.  Павел достал  из
сумки фонарик и,  выставив его  в оконце,  два раза  зажег и погасил. Где-то
далеко в  ответ  мигнул  огонек.  Василь проделал  то же у  противоположного
оконца, и ему ответили вспышки - только их было три.
     - Все на  местах, -  сказал Павел,  - ну вот теперь  и покурить  можно.
Ждать будем, пока туман сойдет.
     Туман держался долго. Солнце  взошло и  пригрело, а  над лугом все  еще
висела  молочная  пелена. Потом из  сплошной пелены  стали появляться темные
пятна кустов. Чуть позже  пелена  разорвалась на отдельные куски. Эти куски,
как  облачка,  ползли  по  лугу,  и вдруг как-то  сразу туман  исчез, а  луг
заблестел.
     - Ветерок  поднялся,  - пояснил  Павел, - вот  туман  и  согнало. Через
оконце ветерок забрался и  в будку. Надо сказать, что  был он весьма свежим.
Все мы ежились, сидя на местах. Двигаться, шуметь и топать было нельзя.
     -  Это еще что,  - покряхтывая, утешал меня Павел, - это  пустяки.  Вот
когда наблюдения  вести  приходится поздней  осенью, перед  снегом,  тогда -
беда. Осенью ветры у нас бывают сильные. Будку качает и продувает до костей.
     Стенки будки и  оконца на них были ориентированы по  сторонам света. Из
оконца, у которого сидел Павел,  была видна другая вышка, тоже с  будкой. Из
противоположного окна, где сидел Василь, тоже виднелась вышка с будкой. Наша
будка была средней. Мое окошко выходило на луг с кустами и озеро. Чем  ближе
луг  подходил  к берегу,  тем гуще становились  кусты. На самом берегу кусты
были сплошными. Окошко напротив моего смотрело на лес.
     Далеко на западе над лесом взвилась красная ракета.
     -  Загонщики  пошли,  -  сказал Павел,  -  ну,  теперь  вы  садитесь  к
восточному окошку и не мешайте нам. Василь, ты на север смотришь, я - на юг.
     Егеря  разложили  на столиках  блокноты, надели на шею ремни биноклей и
приготовились считать зверей.
     Подхода зверей мы  ожидали около часа. Егеря  не отрывались от  окошек,
время от времени поднося к глазам бинокли. Потом Павел вдруг шепотом сказал:
- Есть. Рогаль вышел.
     Позабыв о всякой тактичности, я, чуть ли не оттолкнув егеря, заглянул в
его окошко, но никого не увидел.
     - Где же он? - прошептал я.
     - Кусты, похожие на крест, видишь? - шепотом же ответил Павел.
     - Вижу.
     - Голова и рога у того конца, что ближе к лесу.
     - Там одни сухие  ветки! Павел усмехнулся и  прошептал:  -  Среди сухих
веток голова видна.
     И правда. "Ветки" шевельнулись,  и я увидел среди сухих сучьев голову и
развесистые  рога.  Олень  вышел  из-за куста, неторопливо пересек прогалину
между кустами и  остановился возле следующего куста. На вышку олень внимания
не обращал.
     - Осматривается, - шепотом пояснил Павел, - ну, хватит вам  мое  окошко
занимать. В свое смотрите.
     Тем временем Василь, не отрываясь от окна, что-то записывал в блокнот.
     - А у тебя кто, Василь?
     - Ланка с олененком.
     - Дай посмотреть!
     -  В  свое  окошко  смотрите:  они в  ваш  сектор идут.  И  перестаньте
болтаться по будке. Зверей подшумите.
     Пришлось мне сесть у своего оконца,  но, как назло, там никого не было.
Ланка  показалась только  через  несколько  минут.  Я  уже  решил,  что  она
незаметно скрылась  за  кустами,  как  вдруг увидел ее  на чистом месте. Она
медленно шла  от куста  к  кусту, а  за ней  старательно вышагивал олененок.
Возле  одного  куста ланка  остановилась  и, повернув голову, посмотрела  на
олененка. Олененок тут же подскочил к ней и полез под брюхо. Ланка отставила
заднюю ногу, и  олененок  сунул туда голову.  Мне хорошо было видно, как  он
несколько  раз  поддал  головой   брюхо  матери  и  вдруг   смешно  закрутил
коротеньким  хвостиком.  Олененок  сосал,  а ланка  осматривалась,  медленно
поворачивая голову. Потом она двинулась  вперед  и  зашла за куст.  Олененок
пошел за ней.
     Егеря не отрывались от биноклей, но то и дело отмечали что-то  в  своих
блокнотах.
     В свое время я увидел табунок косуль и прошептал: - Косули!
     - Сколько? - шепотом спросил Василь.
     - Пять.
     - Видел я этот табунок.
     Косули медленно  брели по лугу, то пощипывая траву, то срывая листья  с
кустов. Вдруг они, как по команде, подняли головы, замерли и кинулись бежать
по лугу. Грациозные  серо - желтоватые фигурки зверей сливались с цветом уже
начавшей желтеть травы. Хорошо видна только часть туловища возле хвоста. Она
была белой.
     И олени,  и косули шли от леса  в кусты на берег  озера.  После  косуль
прошли  лоси.  Отдельно  прошагал  громадный  самец,  голова  которого  была
украшена двумя зубчатыми лопатками; а через  несколько минут показались  две
лосихи с тремя  лосятами. Немного времени  спустя я увидел  еще один табунок
косуль  - две  козы с  козлятами. Затем луг  долгое время  оставался пустым.
Егеря  перестали  делать  пометки  в  блокнотах.  Потом  вдруг  из-за кустов
послышался  визг,  и  появились свиньи  -  большой  табун  из  трех маток  с
поросятами. Я не успел точно пересчитать поросят. Матки  были темно - бурые,
а поросята - полосатые. Первой шла крупная  матка,  за ней еще одна  большая
свинья, а дальше  - шеренга поросят. Замыкала строй третья матка. Свиньи шли
гуськом, без остановок, но не торопясь. Последняя матка, очевидно, подгоняла
поросят: время  от времени она дергала  головой  и слышался поросячий  визг.
Табун пересек луговину и скрылся в кустах. Еще два табунка свиней, поменьше,
прошли по соседней луговине.
     - Сам хозяин вышел! - уже  не шепотом, а вполголоса сказал Павел. - Ух,
хорош, зверюга! Хотите взглянуть?
     Я заглянул в его окошко.  На луговине,  как на  картинке, стоял крупный
кабан. Вот таких называли вепрями!  Кабан поднял  голову и прислушивался. По
обе стороны рыла вверх и вниз торчали огромные клыки. Зверь был всего метрах
в пятидесяти от будки, и мне был виден даже блеск солнца на кабаньих клыках.
Кабан постоял, послушал и величественно удалился в кусты.
     -  Ну,  вот и  все, -  негромко сказал Павел,  - свиньи прошли, значит,
загонщики близко. Кабаны далеко от загонщиков не  уходят. Из всех зверей они
идут последними. Первыми уходят  олени  и косули.  Они  самые  сторожкие,  а
кабаны так привыкли к людям, что иной раз уходят у загонщиков на виду.
     Из леса показалась цепь загонщиков. Люди шли метрах в  пятидесяти  друг
от друга. Здесь были и мужчины, и женщины, и подростки.
     От северной будки донесся  звук рожка. Цепь сломалась.  Загонщики вышли
на тропинку и пошли друг за другом в сторону зовущего рожка.
     - Пошли и мы, - сказал Павел. - Все.  Учет  закончен. В  устье  канала,
куда собрались загонщики,  нас  ожидали  лодки. Часть людей  уже уехала.  Со
стороны села  доносились рокот  и треск лодочных моторов.  Загонщики шумели,
разговаривали и смеялись. Миколка, Михалко и Васильке были тут же. Мальчишки
увидели меня и сразу же подошли.
     - Здравствуйте, дядько Алеша, вы тоже работали на  учете? То, что я был
простым зрителем, вызвало у  ребят некоторое разочарование;  но они тут же о
нем забыли и принялись наперебой рассказывать, как от Михалки удирал заяц, у
Миколки из-под ног вылетели глухари, а Васильке  видел  филина: он сидел  на
старой елке в гуще веток и даже не улетел,  когда  Васильке проходил  совсем
рядом.
     -  А ты  не брешешь?  -  строго спросил  его Павел. -  В каком квартале
филина видел?
     - В двести пятьдесят втором, -  обиженно сказал  Васильке, - а  брехать
мне незачем. Я вдоль третьей визирки шел. Там елка  старая,  она одна такая.
Вот на этой елке и сидел филин.
     Павел записал  его  сообщение и сказал: -  Проверю.  Коли  не  сбрехал,
конфет дам.
     - Не нужны мне ваши конфеты! Вы, дядько Павле, всех брехунами считаете!
     - Ладно, ладно! Не обижайся, - засмеялся Павел.  - Всех  брехунами я не
считаю, но среди вашего брата они встречаются! Любите вы прихвастнуть!
     - Дядько Алеша, - спросил Миколка, - а завтра пойдем гадов искать?
     - Я пойду, а пойдете ли вы, не знаю.
     -  Конечно, пойдем! Собираться где, возле мосточка?  Там,  где в первый
раз собирались?
     -  Давайте там же, - согласился я,  -  в девять часов.  Но  если  будет
дождь, то охота отменяется.
     - Добре! - сказал Михалко. - Мы сегодня всем хлопцам это скажем!
     Лесничий Иван Иванович собрал у егерей учетные данные и подсчитал общий
результат  загона.  На проверенном участке  было  обнаружено:  семь  оленей,
пятнадцать лосей, девять косуль и пятьдесят кабанов.
     - Это много или мало? - спросил я лесничего.
     -  На  этом  участке  можно  иметь  больше зверья, - уклончиво  ответил
лесничий.

     На сборный пункт к мосточку пришло всего девять хлопцев.
     - Кого мамки не пустили, - объяснил мне  Миколка, - боятся они, как  бы
не покусали гады. А кому скучно показалось. Ведь вы, дядько  Алеша, не сразу
подходите, а стоять да на гада  смотреть, как  он уползает, неинтересно. Вот
как бы вы дозволили нам их задерживать, тогда интереснее бы стало! Можно, а?
     Я  еще раз самым строгим образом запретил хлопцам даже близко подходить
к змеям. Миколка сразу поскучнел, но спорить не стал.
     Как и в первый раз, расставил я хлопцев цепью, и охота началась. Теперь
мне стало полегче: цепь была из трех звеньев.
     Михалку я разрешил искать гадюк одному.
     Меньше людей (да еще если эти люди шумные хлопцы) - меньше шума. Меньше
шума - меньше беспокойства птичьему и звериному населению нивок.
     Мы слышали,  как за кустами на болоте крякали утки и барахтались в воде
какие-то зверьки. Ког