да же мы вышли к переходу через одну перейму, из травы с тревожным кряканьем выскочила крякуха. Утка то взлетала над травой, то падала в траву и билась там, будто уже не было сил взлететь. Хлопцы замерли там, где стояли, и никто из них за уткой не погнался. - Знаем твою хитрость! - сказал утке Миколка. - Не обманешь! Бегать за тобой только дурак станет! Утка билась в траве метрах в трех от нас Мы стояли и смотрели на ее старания привлечь нас. Так продолжалось несколько минут. Потом утка то ли устала, то ли ей надоело, но вдруг она перестала биться, вытянула шею и уставилась на нас. - Кши! - замахнулся на нее Миколка. Утка тотчас забилась снова. - Пошли дальше, - сказал Михалко, - чего зря время терять! Утят ловить нельзя. Лесничий узнает - батьку оштрафует. Только мы тронулись с места, как из травы с шумом и писком вырвался десяток уже довольно крупных утят. Они еще не умели летать. Шумно хлопая крыльями, утята тесной кучкой бросились в воду, пересекли чистое место и скрылись в траве на противоположной стороне. Крякуха тут же взлетела и пропала за кустами. Мы успешно охотились почти до самого заката. Три мешочка уже были заполнены змеями, как вдруг на одной из кочек я увидел сразу двух крупных гадюк. Распластавшись лентами, змеи грелись в лучах солнца. Кочка находилась на лабызе метрах в пяти от края нивки. Я попробовал ногой лабызу. Ковер из переплетенных стеблей травы и мха был зыбким и хотя прогнулся, но выдержал мою тяжесть. Я сделал еще один шаг. Держит. Забыв о коварстве лабызы, я осторожно пошел к кочке со змеями. Три шага - я хорошо помню - лабыза меня держала, а на четвертом правая нога провалилась сквозь нее. Я рванулся назад, но и левая нога провалилась еще глубже, чем правая. Я хотел повернуться и вылезти на лабызу, но запутался в траве и провалился почти по пояс. Следующая моя попытка освободиться загнала меня в болото по грудь. Тут я понял, что попал в трясину, и испугался, но не потерял способности мыслить. - Хлопцы, быстро ко мне! - закричал я. - А что там у вас? - из - за кустов спросил меня Миколка. - Идите лучше ко мне, тут змея! - Я провалился! Выручайте! - Хлопцы! Шкода! - закричал Миколка. - Дядько Алеша провалился! Рятуйте! Затрещали кусты, и на краю нивки появились Миколка и Михалко. - Ой, дядечка, - испуганно завопил Миколка, - да как же мы вас вытащим? - Тихо, ты! - цыкнул на него Михалко. - Дядько Алеша, справа от вас кочка. Цепляйтесь за нее и держитесь! Да не сучите ногами, а то вас еще глубже утянет! Я посмотрел направо. Кочка была рядом, а болотная грязь подходила уже мне по плечи. Болото тянуло меня вглубь. Я ухватился за кочку обеими руками, и она помогла мне удержаться на поверхности. Не будь ее - меня бы уже затянуло. Хлопцы топтались на краю нивки. - Держите, дядько Алеша! - крикнул Михалко, и что-то ударило меня по голове. Это что-то оказалось палкой с привязанным к ней ремнем. - Хватайтесь за ремень, мы вас вытянем! - крикнул Михалко. Одной рукой держась за кочку, другой я ухватился за ремень. Расстаться с кочкой я не решился и правильно сделал: как только хлопцы натянули ремень, он лопнул. Если бы я не держался за кочку, то наверняка бы утонул. Однако левая моя рука продолжала крепко держаться за кочку. Я хотя и окунулся с головой в болотную жижу, но сумел дотянуться до кочки правой рукой и, уцепившись за нее обеими руками, невероятным усилием вырвал голову из жижи. Грудь мне давило, ноги сильно тянуло вниз. - Ой, лишенько! - отчаянно вопил какой-то хлопец. - Утопнет дядько! - Замолчи! - крикнул Михалко. - Дядько Алеша, держитесь! Сейчас мы вас выручим! Только удержитесь минуточку! Кочка пока держала меня, но и она стала погружаться в болото. - Скорее! - прохрипел я. - Кочка тонет! - Мы сейчас! - отозвался Михалко. - Хлопцы, а ну, быстро за мной! Срубим ольху и перекинем ее дядьке! Он опрометью побежал к кустам повыше. Хлопцы кинулись за ним. Застучал топор. Зашумело листьями падающее дерево. Я держался за кочку и ждал. Успеют ли хлопцы? Кочка медленно погружалась в болото. Жижа доходила мне до подбородка. - Дядько Алеша, вы живы? - закричал мне Михалко. - Жив! - прохрипел я. Ответить громче я не мог: болото сдавило грудь. - Держите! Ольха больно хлестнула ветками по лицу. - Хватайтесь руками за ствол и тихонько вытягивайтесь из глуби! - кричал мне Михалко. - только не резко, а тихонько! Я сейчас еще ольху принесу! Одной рукой я все еще держался за кочку, а другой уцепился за ольху. Потянул ее вниз. Ольха не тонет. Потянул сильнее. Не тонет. Тогда я схватил ствол ольхи обеими руками и подался в сторону нивки. Болото чавкнуло. Еще усилие - и я освободился по плечи. Дышать стало легче, но продолжать вытягивать себя из трясины я не мог. Сил не было. Раскинувшиеся по лабызе ветки ольхи удерживали мою голову и плечи над поверхностью болота. Можно было передохнуть. На нивке стучал топор, возбужденно перекрикивались хлопцы. Потом раздался шум падающего дерева и через секунду топот. Из кустов сначала показался комель дерева, а за ним и ствол. Хлопцы вцепились в ствол довольно большой ольхи, как муравьи, и изо всех сил тянули дерево к краю болота. Рядом со мной шлепнулись ветки. Я передохнул и снова старался вылезти из трясины. Делать это приходилось с большим трудом: грязь держала крепко. Я вытянул себя всего на десять сантиметров; руки задрожали, нужно было опять сделать передышку. Видя, что я понемногу вылезаю из трясины, хлопцы оживленно загомонили. После передышки я снова напряг руки и освободил из грязи грудь. Кто-то потянул меня за воротник куртки. Глянул вверх, а это Михалко. Хлопец лег на ствол второй ольхи и старался помочь мне выбраться на ветки. Медленно вылезал я из грязи. Болото отпускало не сразу. Ветки ольхи подо мной и Михалком гнулись и трещали. Того и гляди снова в трясине окажешься. Через несколько минут я лежал на твердом берегу. Но меня стало колотить, как в лихорадке. Сильная дрожь сотрясала все тело, и я никак не мог ее сдержать. Мне не было холодно. Наоборот, я весь горел. Вся моя одежда насквозь пропиталась черной болотной жижей, а сапоги остались в болоте. - А ну, хлопцы, - скомандовал Михалко, - быстро соберите хворост и разожгите костер. Дядьку Алешу согреть надо! Я хотел раздеться, но руки мои тряслись и не слушались. Раздеться мне помог Михалко. Потом я голый грелся у костра, а хлопцы в луже полоскали мою одежду. Мало - помалу дрожь улеглась. Хлопцы развесили мою одежду на хворост у костра. Миколки среди них не было. - А где Миколка? - спросил я. - Он в село побежал, - ответил Михалко, - я его за взрослыми послал. - Зачем? - А на всякий случай. - На какой - такой случай? - Ну на такой, а если бы мы не смогли вас вызволить из болота? Сказано это было так спокойно, как будто речь шла не о том, что меня нужно было спасать, а просто требовалась помощь в каком-то обычном деле. Я глянул на то место, где еще совсем недавно отчаянно боролся за свою жизнь, и меня опять бросило в дрожь. - Ничего, дядько Алеша, - ободрил меня Михалко, - в этих местах из трясины выбраться можно. Вот возле озера Лунево хуже. А здесь, подле нивок, редкий селянин в трясине не побывал. За кустами раздались голоса. - Здесь мы! - крикнул Михалко. К костру вышел Миколка, за ним трое взрослых мужчин и... Илларионыч. Что было потом, рассказывать неинтересно. Просто попало мне за неосторожность по первое число. Обижаться не приходилось. Что поделаешь - заслужил! Хутор Нивка был нашим опорным пунктом до середины августа. Отсюда мы ходили охотиться в разные места: и к питомнику сосны, и на озеро Лунево, и на нивки. Хлопцы помогали нам, и "уловы" были богатыми. Илларионыч дважды отвозил в змеепитомник полные ящики змей. Все шло отлично, если не считать той мелочи, что после второй поездки в змеепитомник Илларионыча укусила гадюка. Произошло это так. Мы ловили гадюк на нивках. Как обычно, хлопцы шли цепью, мы с Илларионычем располагались на флангах цепи и бегали вдоль нее, собирая обнаруженных змей. Время приближалось к полудню. В полдень мы обычно раскладывали костер, жарили на углях соленое сало, грибы (их собирали хлопцы), пекли в золе картошку и обедали. В этот день я почему-то особенно проголодался и нетерпеливо ожидал, когда же Илларионыч объявит перерыв. Вдруг на левом фланге, там, где был Илларионыч, испуганно закричали хлопцы. - Что случилось? - крикнул я. Хлопцы что-то ответили, но, так как кричали они все вместе, я ничего не понял и направился к ним. Навстречу мне из кустов выбежал бледный Миколка. - Дядька Алеша, бегите скорее! Дядьку Ларионыча гадюка ухопыла! Аптечка была в моем рюкзаке, и я ринулся за Миколкой прямо через кусты. Бежать пришлось недолго. Шагов через сто я выбежал и увидел Илларионыча. Он сидел на кочке, а вокруг него столпились хлопцы. Я подбежал к ним. Илларионыч впился ртом в тыльную сторону указательного пальца правой руки. Я достал из рюкзака аптечку. Илларионыч левой рукой сделал мне отрицательный знак. Говорить он не мог. С минуту Илларионыч сжимал зубами палец и отсасывал кровь, а потом сплюнул ее и сказал: - Аптечки не надо. Обойдусь... И снова припал ртом к пальцу. - Давай обколем новокаином и введем сыворотку! Илларионыч отрицательно мотнул головой, опять сплюнул и коротко ответил: - Не мешай! Так сосал Илларионыч свой палец и плевал минут пять. Все это время я убеждал его в необходимости сделать уколы, а он отмахивался от меня, как от комара. Но вот наконец он перестал отсасывать кровь и внимательно осмотрел палец. Из точечной ранки на втором суставе по коже тянулась ленточка крови. - Все в порядке. Основную дозу яда я высосал, а та, что осталась, большого вреда не принесет. - Почему ты так думаешь? - Яд сворачивает кровь и закупоривает ранку. Если из ранки кровь течет, значит, действие яда прекратилось. - Может быть, все же введем сыворотку? - Вводить в организм чужеродный белок - значит наносить ему лишний удар. Давай-ка лучше закусим. Аппетит у меня не пропал. - Как же ты допустил, чтобы змея тебя цапнула? - спросил я. - По глупости. Гадюка лежала под травой. Мне был виден только ее хвост. Чтобы она не удрала, я наступил ногой на хвост и хотел рукой отклонить траву. Только дотронулся рукой до травы, как змея выбросила из травы голову и ударила одним зубом в палец. - А второй зуб? - Второй зуб у нее сломанный был. К моему удивлению, Илларионыч перенес укус очень легко. Сначала, правда, пораженный палец немного опух, но через день опухоль спала. Других явлений отравления не было. Отсасывание яда сразу же после укуса оказалось весьма эффективным... В середине августа змеи опять куда-то исчезли. На нивках и по берегу озера Лунево они перестали встречаться совсем, а возле питомника молодых сосен остались только толстые самки. Ловить таких самок было бесполезно. В мешках самки рождали гадючат и так при этом тощали, что в ящиках издыхали через два - три дня. Поблизости от мест, где попадались толстые самки, стали встречаться крошечные розово - фиолетовые гадючата. Они держались поодиночке, были весьма сторожкими и прятались между стеблями травы. На зеленой траве змееныш был виден отчетливо, но в глубине, у самых корней травы, его цвет сливался с узловатыми переплетениями стеблей и корешков. Потревоженные гадючата старались скрыться, но если их преследовали, то они оборонялись, как взрослые змеи: сворачивались в клубок, угрожающе выбрасывали голову, шипели и раскрывали пасть с крошечными зубками. Зубки казались безобидными, но когда один из нас (не буду называть его имени) решил взять гадючонка голой рукой, то поплатился за свою неосторожность. Зубки оказались весьма острыми, яда в них было достаточно, рука распухла, и пришлось на два дня отказаться от охоты. Мне удалось подсмотреть, как гадючата появляются на свет. Как-то я ходил один, устал и решил передохнуть на лесной поляне. Вышел на солнечную сторону и только хотел сесть на высокую кочку, как услыхал довольно громкое предупреждающее шипение. Так шипят рассерженные гадюки. Под соседней кочкой растянулась толстая коричневая гадюка. Это была беременная самка, и ловить ее смысла не было. Я сел на другую кочку и решил понаблюдать за шипевшей змеей. Опасности это не составляло: сапоги прокусить змея не могла, а добраться до верха голенища я бы ей не позволил. Мое соседство явно не нравилось змее, но она не уползала. Так продолжалось с минуту. Потом змея вроде бы поползла. Голова и передняя часть туловища змеи двигались, а зад оставался на месте. Он был словно приклеен к земле. Я подумал, что нашел змею, которой кто-то повредил позвоночник, но в этот момент змея судорожно изогнулась и возле ее хвоста оказался какой-то плоский слизистый комок. От комка к хвосту тянулась тонкая сине - розовая жилка. Хвост змеи дернулся, и жилка оборвалась. Слизистый комок зашевелился. Еще миг - и из слизи вынырнула маленькая голова гадючонка. Он широко раскрыл пасть, и слизистый комок из плоского сделался выпуклым. Вслед за головой из слизи показалась шея: гадючонок медленно, неуверенно выполз на свет. Немного спустя змееныш снова зевнул, и движения его стали увереннее. Вот уже он полностью покинул свою оболочку из слизи. Прошло не более тридцати секунд (я следил по часам), как новорожденный змееныш отполз от матери почти на полметра и устроился отдохнуть на солнце. Как оказалось, змееныш отдалился от матери весьма своевременно. Лежавшая неподвижно гадюка - роженица вдруг зашевелилась, поднесла голову к остаткам оболочки, ощупала их своим раздвоенным языком и... съела. Было отчетливо видно, как комок оболочки передвигался по пищеводу. Я наблюдал за родами два часа. Гадюка произвела на свет еще шестерых гадючат. Четверо уползли, а два змееныша не смогли прорвать оболочку из слизи. Они сначала бились в ней, а потом затихли. Мать съела их, как и опустевшие оболочки. Я не стал беспокоить роженицу. Она после родов укрылась у корней ближайшего куста. Гадючата же еще раньше расползлись по поляне. Еще три раза находил я рожавших самок. Два раза змеи рожали на земле возле кочек, а одна забралась в развилину куста и свисала оттуда, как толстая кишка. Каждый раз я дожидался окончания родов, и каждый раз роженицы пожирали остатки оболочек и змеенышей, не сумевших прорвать оболочку. Беременных и отрожавших самок мы не ловили, а самцов не находили. Они как будто провалились сквозь землю. До запланированного числа нам не хватало еще больше пятисот гадюк. Пришлось опять обращаться за советом к лесничему. - А вы на брусничники идите либо на клюквенники. Сейчас все гады там, - посоветовал он, - теперь ягоды поспели, за ними жинки ходят. Вчера кто-то мне говорил, что змей видел много на Желтом мху. Да это же ваша хозяйка Наталка! Вот у нее и спросите. Она вас на ягодники и сведет. Обратились мы к Наталье Саввичне. Сначала Наталья Саввична отнекивалась: и времени у нее нет - картошку копать надо, и змей она боится, и мест не знает. Однако мы помнили, как лесничий уговаривал ее пустить нас на квартиру, и не отступали. В конце концов Наталья Саввична не выдержала и сдалась. - Вот что, хлопцы, - сказала она, - вижу я, от вас не отвяжешься. Придется сводить. Только на Желтый мох идти нечего. Туда бабы ходят и гадов бьют. Я вас на Соболевку сведу. В прошлом году там мы и ягоды собирать не стали из-за гадов. На каждом шагу они попадались. Чуть не на каждой кочке. Только туда берегом далеко идти. Вот если бы на лодке по озеру туда добраться. Я еще двух жинок подговорю. Мы и ягод наберем, и гадов вам покажем! На следующий день мы в сопровождении Натальи Саввичны и двух ее подруг поплыли на Соболевское болото. Она не обманула. Гадюк было не очень много, не так, как на нивках, но это были крупные самцы, нажировавшиеся перед зимней спячкой. Техника отлова была несложной. Женщины собирали ягоды, а мы неподалеку бродили в поисках змей. Наткнувшись на гадюку, женщины звали кого-нибудь из нас. Мы забирали змею, и все (кроме змеи) были довольны. За день мы поймали около трех десятков. Половину из них нам показали женщины. Женщины привезли с болота по мешку клюквы и были этому очень рады. Весть о том, что мы возим женщин за ягодами, быстро разнеслась по селу, и от желающих поехать с нами не было отбоя. Наши помощники - хлопцы были заняты дома: пришло время копать картошку. Помощь женщин - ягодниц была весьма кстати. Каждое утро мы брали с собой двух - трех женщин. Мы ездили в Соболевку целую неделю и привозили оттуда и гадюк, и ягоды. Чтобы выполнить задание, нам оставалось отловить всего сотню гадюк. Казалось бы, совсем немного - самое большее на неделю работы. Мы уже наметили день отъезда и рассчитывали дней через десять быть дома. К сожалению, не все и не всегда делается так, как хочется. Погода испортилась. Целую неделю небо было укрыто серыми тучами. Сильного дождя не было, шел мелкий, нудный дождичек, как водяная пыль. В такую погоду шагать по болотам бесполезно. Вымокнешь до последней нитки, а вернешься с пустым мешком. Пришлось отсиживаться на хуторе. В работе ловца необходимость дожидаться погоды - одно из самых трудных испытаний. Не всякий его выдерживает. Я знал крепких ребят, которые в хорошую погоду работали, не зная ни усталости, ни страха, но не умели управлять собой, когда наступало длительное ненастье. Они злились на всех и на все на свете, по малейшему поводу затевали ссоры, их даже приходилось исключать из бригады. Теперь это явление называют психологической несовместимостью. Самое лучшее лекарство от этого - найти всем какое-нибудь занятие. Мы с Илларионычем знали об этом и занятие себе нашли. Помогали Наталье Саввичне и Степану пилить и колоть дрова. Работали мы под навесом, и дождь нам был не страшен. За нашу работу хозяйка вечером кормила нас ужином и угощала бражкой. Бражка отдавала медом и слегка кружила голову. Пили мы ее с удовольствием. За змей, сидевших в ящиках, мы не тревожились. Ящики стояли в погребе, где было весьма прохладно. Осенние змеи уже нажировались и хорошо подготовились к зимовке, во время которой они не питаются, а живут за счет запасов жира. В таком состоянии змей можно держать без пищи до полугода. Семь дней хмурилось небо. Когда же утром восьмого дня нас встретило голубое небо и ласковые лучи нежаркого солнышка, мы боялись потерять и минуту. Скорее на клюквенники! Гадюки попадались и на моховых болотах, и вокруг них. Как и весной, змеи лежали вдоль дорог, на просеках и по краю опушки леса. Как и весной, они выбирали места, обогреваемые солнцем. Но хорошая погода удержалась всего три дня, а потом опять наползли тучи. Все шло по календарю: конец сентября в Белоруссии - пора дождей. Оставалось поймать всего полсотни змей, но погода словно издевалась над нами. Едем на охоту - в пути светит солнце, приезжаем на место - набегают тучи и начинается дождь. Решаем переждать. Мокнем полдня. На небе ни единого просвета. Кляня погоду на чем свет стоит, возвращаемся домой - тучи рассеиваются, и на закате светит солнце. Мы злились, но наша злость делу не помогала. Мы переселились поближе к месту охоты: заняли под жилье пустую избушку на кордоне в устье канала. Отсюда до клюквенников было всего полчаса быстрой ходьбы. Используя малейшую возможность при прояснении, мы бежали на клюквенники и, если успевали, то приносили несколько гадюк. Так прошла еще б дна неделя. До выполнения плана недоставало всего двух десятков змей. - Дядька, да не повесят же нас за эти два десятка! - убеждал я Илларионыча. - Ведь мы целое лето провели здесь. Сезон кончается. И ты, и я вымотались и устали. Поедем домой! Дядька остался верен себе: - План есть план; пока ящики не будут заполнены, будем ловить! Я не хочу быть похожим на хвастунов из второй бригады! Октябрь. Глубокая осень. По утрам холодная роса не высыхает до полудня. В самые погожие дни солнце, правда, еще греет, но это тепло так не похоже на летнее. Березки и осинки, словно модницы, сменили наряды, украсив лес желтыми и красными узорами. Трава пожухла и пожелтела. Воздух прозрачен и чуть пахнет горчинкой увядших листьев. По утрам и вечерам на березах сбивчиво бормочут тетерева. Птицы летят на юг. Ночью с неба доносится свист множества крыльев. Днем вдалеке от берега зеркало озера сплошь покрыто серыми черточками. Это отдыхают перелетные утки. Гадюки встречаются все реже, и то только в самое теплое время дня. Они ленивы и неосторожны. В мешке не бьются, а едва шевелятся. Последняя неделя сезона была очень тяжелой. Почти каждый вечер мы приходили с пустыми мешочками. Когда возвращаешься с удачной охоты, даже после самого напряженного дня усталость чувствуется меньше. Пусть плечи оттягивает тяжелый рюкзак, где уложены мешочки со змеями, и ноют ноги, ведь за день протопчешь не одно болото и прошагаешь по кочкам и мягкому мху не один десяток километров, путь к месту ночлега даже приятен. Идешь и думаешь: "Вот уже кривая сосна, от нее до кордона всего три километра. Пустяки! Скоро будем дома!" Когда же за спиной пустой рюкзак, где болтается только аптечка, а большую часть дня ты просидел у костра в ожидании прояснения, тот же путь долог и мучителен. Плетешься, спотыкаясь о кочки и корни, и думы в голове совсем другие: "Черт побери! Это только кривая сосна! До кордона еще целых три километра! Когда же мы наконец доберемся до дома! А там еще и ужин варить нужно!" Хоть и спали мы долго, но утром подниматься не хотелось. Угнетала сама мысль о том, что и сегодня придется безрезультатно протаптывать болота. Сказывалась усталость, вызванная продолжительной напряженной работой: в этом сезоне я был на отлове полгода, а Илларионыч и того больше. К счастью, все на свете имеет конец. Пришел конец и нашим страданиям. После трех погожих дней мы неожиданно наткнулись на скопление гадюк. Было все так, как нам говорили и лесники, и егеря, и местные жители: на каждой кочке лежало по змее. Два десятка змей мы собрали за полчаса. Можно было бы и еще искать и собирать змей, но мы не стали этого делать, а сложили свою добычу в рюкзак и уселись на поваленной ветром сосне. - Завтра утром едем в Выгонощи, к обеду будем в Телеханах, вечерним рейсом улетим в Минск, послезавтра будем дома! - сказал Илларионыч. Я не ответил. Странное дело, еще утром я мечтал о том часе, когда мы покинем надоевшие болота, а тут вдруг стало жалко с ними расставаться. - Ты чего загоревал? - спросил Илларионыч. - Да так. Сам не пойму. - Бывает, - заметил Илларионыч и тоже замолчал. Долго сидели мы молча. Светило неяркое ласковое солнышко. Легкий ветерок холодил щеки. Пахло багульником. С березки слетел желтый лист. Где-то постукивал дятел. Вдруг откуда-то из вышины еле слышно донеслось: "Кру - кри! Кру - кри! Кру - кри!" Мы оба задрали головы. Высоко, под самыми облаками, плыл клин журавлей. - Пора и нам в теплые края, - вздохнул Илларионыч, - пошли, Алеша! Прощай, Полесье! Мы летим домой! "Антон" (Ан - 2) летит низко, и нам хорошо видны и широкие луга, и высокие сосновые боры, и темные еловые чащи. Под нами проплывают полноводные реки в низких берегах. Блестят синие чащи озер в разноцветном окаймлении осенних лесов, с рябью от тысяч перелетных уток на зеркале. Каналы, разрезающие леса и луга, словно гигантские линейки. Вот мы и в Минске. Над аэропортом темно - серые тучи Моросит мелкий холодный дождь, потом появились снежинки. До вечера мерзли, ожидая вылета Ила. Грузили ящики со змеями уже в густой снегопад. Плащи закрывали не нас, а змей. Мы мокли и мерзли. В самолете, намучившись за день, уснули, как только согрелись. А утром Ташкент встретил нас ласковым теплым солнышком.