Владимир Белобров, Олег Попов. Красный бубен --------------------------------------------------------------- © Copyright Владимир Белобров, Олег Попов Email: popole@mail.ru, belobrov@frsd.ru WWW: http://www.belobrovpopov.ru/ ? http://www.belobrovpopov.ru/ Date: 27 Nov 2000 --------------------------------------------------------------- Эпизод первый 1 Андрей Яковлевич Колчанов, бывший совхозный бригадир, поехал в правление получать пенсию. Он вывел из сарая старенький ржавый велосипед "Украина", привязал, на всякий случай, к багажнику сумку, сел и поехал. Педали шатались и Колчанов ехал как хромой ходит. Но его это не смущало. Привычный ход. Осень только начиналась. Было еще тепло. Урожай в этом году собрали неплохой. Зиму перезимуем. Андрей Яковлевич ехал не очень быстро, но и не медленно. В углу рта дымилась папироска. Он убрал одну руку с руля и приподнял кепку, приветствуя шагающего навстречу Петьку Углова с удочкой. - Наше почтение, - Петька тоже приподнял кепку и остался позади. Раньше Петька работал трактористом, а теперь стал свободным пьяницей и жил со своего огорода. Всем такая жизнь не нравилась, а ему нравилась. Вырастил, продал, купил, пропил. Андрей Яковлевич нагнул голову вперед и съехал под горку. Из-под колес, кудахтая, разбежались перепуганные куры бабки Веры. - Здорово, старый пердун! - крикнула бабка. Она сидела возле дома на лавке и метила своих кур зеленкой. - Куда намылился?! - На танцы! - крикнул Андрей Яковлевич. - Поехали, старая карга, потанцуем! Садись на раму! - На твою раму уже отсадились, - бабка Вера загоготала. - Это откуда тебе знать, дура?! - Подруги говорять! А-ха-ха! - Откудова у тебя подруги, ведьма?! С тобой, проститутка беззубая, я один только и разговариваю, для собственного развлечения! Андрей Яковлевич нажал на педали и выехал на бугор к картофельному полю. "На обратном пути, - решилл он, - украду картошки. Насыплю полную сумку." В поле работали солдаты с расположенного неподалеку военного аэродрома. Андрей Яковлевич вздохнул. Глядя на синие погоны, он вспомнил своего сына, который тоже был летчиком и разбился при испытаниях нового самолета несколько лет назад. Андрей Яковлевич всегда гордился сыном, что он такой вырос умный, не спился, не остался в деревне, как раздолбай, а поступил в летное училище, закончил с отличием, женился, завел детей и испытывал первейшие в мире самолеты. А вона как обернулось... Лучше бы спился тогда уж... Хотя бы жив был... Не знаешь, где найдешь, где потеряешь... Колчанов натянул на лоб кепку и объехал яму с грязью... У Правления толпились мужики. Андрей Яковлевич подъехал, слез с велосипеда, прислонил его к стенке. Мужики с крыльца молча наблюдали. - Здорово, мужики, - Андрей Яковлевич подошел. - Здорово, Колчан! - поздоровались мужики. - Ты куда, на бля...ки собрался? - А-то куда ж? Двух уже по дороге отъ...б, ядрена палка. - Ага! - сказал дед Семен Абатуров. - Корову и собаку! - У тебя, бля, дед, - ответил Колчанов, - нет фантазии. - Вот я собак и не е...у, - дед Семен поплевал на окурок. - Слыхал новость, - продолжал говорить он, - бубийство у нас? - Ну?! Кого ж бубили? - Андрей Яковлевич вытащил беломорину. - Че, неуж не слышал? - А откель? Я из дому трентий день не выхожу! - Бляха-муха, какой анахорет! - Сам иди на хер! - Эка ты меня! Не стану тебе, долбаносу, коли так, ничего рассказывать, кол тебе в сраку! - Не обижайся, старый хрен! - А я на мудаков не обижаюсь. - Сам ты мудак! Скажи спасибо, что ты старый и немощный, а то бы я тебе как двинул сверху по твоей тупой лысине, чтоб ты вошел в крыльцо по самые твои старые яйца!.. Говори кого бубили-то, а то развел манифест, как на собрании, е... твою мать! Дед Семен почесал бороду и плюнул с крыльца. - Евреев бубили, вот кого! - Ну?! - Колчанов удивился. - По жопе пну!.. Бубили евреев. И еврея и его еврейку. - Кто ж бубил?! - Кто ж скажет?! 2 Этим летом в деревню приехали дачники. Весной они приезжали присматриваться. Они прознали, что в Красном Бубне есть свободные дома на продажу. Они приехали на стареньком "Москвиче" и сразу застряли в грязи при въезде в деревню. Слава Богу, мимо из сельпо ехал на велосипеде Колчанов. Колчанов с утра мучался. Вчера он ездил на свадьбу в соседнюю деревню и еле оттуда вернулся. Сгуляли свадьбу сына его старого друга Василия... С утра Андрей Яковлевич проснулся от того, что его всего колотило. Он по стенке добрался до бочки с водой, опустил туда голову и напился, как собака. Высунув голову, он посмотрел в мутное зеркало и ему стало так обидно за свою судьбу. Сын погиб, жена умерла вскоре после гибели сына. И остался Андрей Яковлевич один-одинешенек на всем белом свете. И некому было ему с похмелья разогреть жирных щей со свининой и поднести сто грамм. Колчанов определенно знал, кто виноват в такой жизни. Жиды. Они пролезли всюду и не дают русскому человеку ходу. Когда-то Андрей Яковлевич отправил жалобу в Политбюро ЦК КПСС на жидов. Ему не ответили. И Колчанов понял, что и там уже окопались носастые. Андрей Яковлевич вышел, шатаясь, на крыльцо. Лил дождь и от этого Колчанову стало еще поганей. Он выкатил из сеней велосипед и поехал в сельпо за бутылкой. Денег не было. Но была слабая надежда, что продавщица Тамарка отпустит в долг до пенсии. Сельпо оказалось закрыто. - Жиды постарались и здесь, мать их в бок! - выругался Колчанов и поехал назад. Он ехал и думал, где бы еще можно поправиться, но вариантов было мало - времена трудные. И тут Андрей Яковлевич увидел городскую машину, застрявшую в грязи. Вокруг машины суетилась , по-видимому, еврейская пара. Мужик толкал машину сзади, а его баба держала над ним зонтик. У него был нос, который называют в деревне рулем, глубоко сидящие темные глаза, бородка, как у Калинина, черные с проседью волосы торчали из-под красной бейсболки с портретом бульдога. Одет был в американские джинсы и клетчатую фланелевую рубаху. Женщина была помельче. И нос у нее был помельче, и ростом она была пониже. И худая, как шкилетина. А одета была в плащ и беретку с хвостиком. Андрей Яковлевич притормозил и слез с велосипеда. Он сразу почувствовал, что бутылка, которую он искал все утро, сама едет к нему в руки. - Здрасте, - сказал он, приподнимая дерматиновую кепку. Мужик перестал толкать машину. - Здравствуйте... Вот, застряли немного... - сказал еврей. Андрей Яковлевич прислонил велосипед к дереву, обошел машину вокруг и усмехнулся. - Ни хера себе!.. Немного - он говорит!.. Ну, коли немного, то я тогда пошел, - при этом Колчанов стоял на месте и никуда не уходил. - А вы тута колупайтесь до вечера... Мужик понял намек и сказал: - Вы, наверное, здешний? Колчанов кивнул: - Ну! А ты что думал, что я австрийский боринген? - он усмехнулся. - Совершаю кругосветное путешествие на лисопеде сраном с кунгуру в кармане! Городской, оценив шутку, засмеялся. - Нет, я так не думал. Я думаю, что вы местный и можете нам помочь... - Дык это, - Колчанов поскреб небритый подбородок, - помочь я, конечно, могу добрым людям... Я тут, почитай, всю жизнь живу... Меня тут кажная собака знает... Знает и уважает... Потому что я тут не последний, тому- подобное, человек... - Он постучал по капоту. - Можно помочь... Звать меня Андрей Яковлевич... Кого хочешь спроси - кто такой Колчанов, все тебе скажут... - Дегенгард Георгий Адамович... - представился мужик. "Ага!" - подумал Колчанов. А это моя супруга Раиса Павловна, - его жена кивнула головой. "Ага!" - еще раз подумал Колчанов. - Андрей Яковлевич я... Колчанов, - он протянул руку. - Жаль выпить не взял... за знакомство. - Так у нас есть, - москвич открыл багажник и Колчанов увидел там пол-ящика белой. Он даже зажмурился. "Одной бутылкой они от меня хрен отделаются!" Москвич вытащил бутылку и два пластмассовых стаканчика: - Только, я за рулем, - сказал еврей. - Выпейте с Раисой. - Ну и что, - Колчанов усмехнулся, - Я тоже за рулем, - он показал на велосипед. Мужик засмеялся: - Мне очень приятно, что в деревне сохранились носители природного юмора, - он открыл бутылку и налил сначала Колчанову, а потом жене. - Мне чуть-чуть, - остановила его руку Раиса Павловна. - Ну, за знакомство и чтоб не последняя, - Колчанов выпил, вытащил из кармана яблоко, понюхал и протянул жене еврея. - Закуси! - Спасибо, - женщина взяла яблоко, но есть не стала, а тихонько засунула его куда-то в рукав. Колчанов это заметил: "Брезгует курва". Водка уже подействовала и Андрею Яковлевичу похорошело. - Какими судьбами в наших местах? - спросил он. - Да вот... Хотим у вас в деревне домик прикупить... Потянуло с годами, знаете ли, к природе... - Это хорошо... - Колчанов посмотрел на бутылку и подумал: "И чего это тянет жидов к нашей природе?". - Значит, решили у нас, так сказать, обосноваться... - Мы слышали, - высунулась вперед еврейка, - что у вас тут недорого можно домик купить... - Может и недорого можно, - неопределенно ответил Колчанов. - Смотря у кого покупать... Ты налил бы, хозяин, еще по стопке, чтоб я подумал... Еврей налил. - Мне больше не надо, - его еврейка прикрыла стопку ладонью. - Хорошая водка, - похвалил Колчанов. - Где брали? - В Москве. - А... В Москве продукты хорошие... А люди - говно... Я вас-то, конечно, не имею в виду... Вы-то, я вижу, люди хорошие... А так... сколько я в Москву езжу - говно там люди живут... Дегенгард вздохнул: - Почему-то складывается такое мнение у людей в регионах... - Конечно, - Колчанов прищурился и, не вынимая пачки, достал из кармана беломорину. - Какое уж тут мнение может быть, коли люди говно... Зажрались там... всего до хера... вот и говно из москвичей повылазило... Ты не обижайся, Адамыч... Ты, я вижу, из других... - Колчанов еще раз обошел машину. - Как засела-то! - Он присел на корточки. - Без трактора не обойтись... Ну, повезло вам, москвичи, что на меня нарвались! А то б сидели до вечера в грязи... Я, короче, поеду за трактором... К моему другу Мишке Коновалову... Он мне трактор, конечно, даст... Но я ему за это буду должен... - Колчанов помялся, - бутылку... У Мишки такие расценки... - Нет проблем, - еврей открыл багажник, вытащил бутылку и протянул Колчанову. - Вы-то понимаете, - Андрей Яковлевич засунул бутылку в карман, - я ж не себе... Я-то с вас ничего б не взял... Я всю жизнь прожил - ни хера ничего не нажил... Потому что бескорыстный я человек, ни с кого за всю жизнь ничего лишнего не брал... Вот и живу в говне... Налей, Адамыч, еще на посошок, чтоб мне быстрее педали крутить. 3 Мишка Коновалов, слава Богу, был дома. Он пьяный спал на крыльце. В это день Мишка помогал соседям выкапывать картошку и его отблагодарили. Трактор стоял рядом с домом. Колчанов обрадовался - можно было взять трактор незаметно и не делиться с Мишкой. Колчанов спрятал велосипед в кустах, огляделся и спрятал там же бутылку, зарыл ее в листья. Сел на трактор и погнал вытаскивать евреев. Носатые сидели в машине и пили что-то из термоса. - А вот и я, - крикнул Андрей Яковлевич, выпрыгивая из трактора. - Колчанов не подведет! Сказал - сделал! - Хотите кофе? - предложила еврейка. - Не-е, - Колчанов замахал руками. - У меня от него сердце это... барахлит... Ничего пить не будем, пока не вытащим! Он зацепил тросом "Москвича" и вытянул из грязи на сухое место. - Спасибо гр-р-ромадное! - Георгий Адамович приложил к груди руки. - Не знаем, что бы мы без вас и делали! - Да хулиш... - Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. - Ну вот.. одни работают, а другие награды получают, сидя дома... Мишка, вон, только разрешил трактор взять и бутылка уже его. За что?! Трактор - общественный, горючее - тоже! А я, бля, туда на лисапеде... там уговаривай его... Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит - гони две! Еле уломал... - Андрей Яковлевич вздохнул. - А я - туда на лисапеде... обратно на тракторе... Теперь обратно трактор вези, оттуда опять на лисапеде... а мне не по дороге ни хрена... И по делам я упоздал! Ну что ты будешь делать, - Колчанов сделал паузу. Еврей намек понял и вытащил из багажника еще одну бутылку. - Это вам. - Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! - Андрей Яковлевич взял бутылку и потряс ею перед евреем. - Я ж не ханыга какой! Я ж за справедливость! Справедливости, говорю, нету! Вот я про что!.. Но, коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому что из Москвы в основном разное говно приезжает, вам не чета. Он засунул бутылку в карман и уже хотел было отправиться, но еврейка Раиса вдруг спросила: - Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас в деревне дома продает? Колчанов остановился, и в его голове созрел молниеносный план. После гибели сына, остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом с семьей. В доме уже несколько лет никто не жил. А присматривать за домом Андрею Яковлевичу было недосуг. Дом потихоньку приходил в негодность. Текла крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и деревенские архаровцы постарались - порастырили, что могли. Честно говоря, Андрей Яковлевич и сам в точности не знал, в каком состоянии теперь дом, потому что забыл, когда в нем был последний раз. Хорошо бы продать его еврееям. А если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение. Водки у них оставалось еще много. Со всех сторон расклад удачный. А продать евреям развалюху - дело богоугодное... А если продать не получится, он водочки-то их попьет, а потом и скажет им - Евреи вонючие, катитесь отсюда к ебене матери! Дом я вам не продам! Не стану я память о сыне осквернять вашими жидовскими деньгами! Вы, бля...ь, евреи, Христа распяли и за это вам - ХЕР! - Как не знаю? Конечно знаю! Я и продаю, - сказал Колчанов. - Правда?! - Ну, еп! Колчанов жизнь прожил - никому не соврал! Продаю я дом, конечно. Первосортный дом... пятистенок. Печка, чулан, веранда, хоздвор огромный. Сад фруктовый не в рот, извините, какой! Только маленько запущенный. Но это поправимо. Сорняков повыдергать и моркови посадить... Погреб глубокий. Зимой картошку будете складать - хер чего замерзает в таком погребе! Сверху люка я шинель всегда кладу для тепла. - Вас нам, - сказала Раиса, - наверное, Бог послал. - А то кто ж еще? - согласился Колчанов. - Конечно... Поехали смотреть дом. Впереди на тракторе ехал Колчанов. За ним - евреи на своей машине. Колчанов приготовился к поединку. Но евреям, на удивление, дом понравился. Тогда Андрей Яковлевич заломил немыслимую, по его понятиям, цену. Он думал, что евреи начнут торговаться и он им уступит в половину. Но и тут евреи неприятно его удивили, согласившись с ценой без звука. За это Колчанов стал их уважать еще меньше и предложил им вдобавок купить втридорога оставшиеся в сарае дрова, которые все, вероятно, уже сгнили. Евреи и тут согласились. Мало того, они захотели оформить куплю прямо сейчас, чтобы лишний раз не ездить. Поехали в правление. Там Андрей Яковлевич немного поволновался. Бухгалтера не оказалось на месте и Колчанов боялся, что сделка сорвется из-за ерунды. Но к счастью, все обошлось. Уже через пару часов какие нужно документы подписали. Андрей Яковлевич пересчитал деньги за дом. В этот вечер Колчанов обмывал с евреями проданный дом, а утром евреи укатили в Москву за вещами. Колчанов запил и не просыхал, пока не кончились еврейские деньги. Колчанов очень обиделся на евреев, когда протрезвел. Правильно говорят, - подумал Андрей Яковлевич, - что еврейские деньги счастья не приносят. Продал сынов дом за тридцать серебренников батька Иуда! Поэтому, когда евреи приехали жить, Колчанов принял их холодно. Уж очень ему было обидно за себя и за русских вообще. 4 Приехав, мосвкичи стали обустраиваться основательно. Первым делом выстроили вокруг хоздвора глухой высокий забор. С деревенскими же общались вежливо, но в дом не приглашали. А если кто приходил по какому делу (а дела в деревне известные - денег на бухло занять или бухла попросить), то разговаривали с крыльца. Это деревенским не нравилось. Во-первых, им было любопытно - чем эти городские там занимаются, во-вторых, обидно, что евреи в их деревне завели свои порядки. Все ждали, когда же дачники наконец поедут за чем-нибудь в город, чтобы в их отсутствие можно было залезть и посмотреть внутри. Но, как назло, они не уезжали. В деревне поговаривали, что они купили дом для того, чтобы пить там кровь христианских младенцев, которых они привозят из Москвы в багажнике. Этот вывод был сделан потому, что в деревне младенцы пока не пропадали. Лиза Галошина, которая долго прожила в Москве, работая санитаркой, рассказывала, как это сейчас делается. Евреи берут детей-сирот из детдома, оформляют их за границу, как будто их берут бездетные иностранцы, а сами детей увозят в глухие места и там пьют их кровь, а внутренние органы продают на Ближний Восток султанам разным из Махрейна, чтоб эти черножопые султаны меняли свою старую засранную печенку на новую незасранную... Временами, из трубы дома шел какой-то уж очень черный дым. Об этом в деревне сложилось мнение, что евреи сжигают трупы младенцев, из которых они высосали кровь. Петька Углов предложил залезть на крышу и взять пробы дыма из трубы для экспертизы, чтобы отвезти их куда следует и проверить. Но никто не знал, как это сделать - во-первых, на крышу залезть, во-вторых куда везти потом пробы? А дед Семен рассказывал у правления, стуча себя кулаками в грудь, будто ночью, проходя мимо еврейской синагоги, он видел на заборе несколько чертей с большими еврейскими носами. Дед Семен заключил, что евреи и есть черти из Москвы, которые развалили колхозы и довели всю Россию, а теперь добрались до их мест, чтобы нафуярить и тут. Колчанова шпыняли за то, что он продал дом евреям, от которых теперь страдает вся деревня. А Андрей Яковлевич только огрызался - он и сам был недоволен. Наконец порешили на собрании за клубом послать к евреям Мишку Коновалова, как самого здорового в деревне, чтобы он заявил им ультиматум - либо пусть евреи ведут себя как положено, либо пусть уматывают отсюдова к свиньям собачьим в Израиль. С Коноваловым отправились несколько человек. По дороге Мишка размахивал палкой и кричал, что научит евреев уважать, бля, русский народ. Подошли к дому. Из трубы шел черный дым. Все спрятались неподалеку в кустах, а Мишка перекрестился, решительно постучал палкой по воротам и крикнул: - Открывай! Ворота открылись. Мишка прошел внутрь. Все притихли. Мишки не было полчаса. Через полчаса он вышел пьяный в дымину и без палки. На вопросы мужиков, Мишка ничего не отвечал, потому что говорить не мог. На следующий день он ничего не помнил. Помнил только, как евреи ему налили и он выпил. А дальше - ничего. Деревенские в очередной раз осудили звериное нутро сионизмов, за то что они спаивают русский народ. За это им на заборе нарисовали череп-кости и написали внизу: "Х... и П..." И вот евреев убили. 5 Мишка Коновалов, проезжая утром на тракторе мимо их дома, увидел, что ворота открыты настежь. Он остановился и пошел посмотреть. Мишка заглянул осторожно во двор. Во дворе никого не было. Он прошел внутрь. В доме Мишка нашел трупы застреленных москвичей, кучу каких-то пробирок и мензурок, какие-то подозрительные химикаты и старинную книгу с еврейскими буквами. На полу валялись разорванные мятые деньги. Коновалов побежал за мужиками. Вызвали милицию из райцентра. Приехало двое - сержант и капитан. Капитан осмотрел трупы и пришел к такому предварительному выводу: Евреи застрелены. Их кто-то застрелил. Трупы погрузили в воронок и увезли. А еврейский дом заколотили и опечатали. А потом из Моршанска приехал сын Борьки Сарапаева Ванька, который работал там милиционером, и рассказал, что трупы евреев из морга исчезли вместе с морговским санитаром Семеном Кузовом. Ведется следствие. Похоже было, что убийцы заметали следы. Мнения на этот счет сложились разные. Одни говорили, что евреи послали какому-то султану испорченные органы и за это султан подослал к ним убийцу муджахеда из Афганистана. Другие говорили, что они не поделили деньги с московскими чиновниками, с помощью которых забирали детей из детских домов. А Семен Абатуров сказал, что это чистая метафизика, но не объяснил, что он имеет ввиду. 6 Петька Углов собрался ночью на рыбалку. Еще с вечера он прикормил карасей отрубями и надеялся на хороший клев. Петька вытащил из-за печки четверть самогона, налил стакан мутной жижи, выпил, зажевал огурцом, поставил бутыль на место, надел сапоги, взял удочку, ведро, банку с опарышами, и пошел к двери. Но у двери остановился и вернулся назад, налить еще. Он положил на пол удочку, поставил ведро, кинул в него банку с опарышами, вытащил из-за печки четверть, налил стакан, выпил, зажевал огурцом, поставил бутыль на место, поднял с пола удочку, подцепил ведро и пошел к двери. В ведре гремела о стенки банка с опарышами. Взявшись за ручку двери Петька замер, а потом повернулся на каблуках и пошел обратно. Он поставил ведро под стол, а удочку прислонил к столу, достал из-за печки четверть, налил стакан, выпил, понюхал огурец, поставил бутылку на место, взял удочку и пошел к двери. Но рядом с дверью понял, что в руке чего-то не хватает. Не хватало ведра, которое он оставил под столом. Петька в третий раз повернулся к двери спиной и пошел к столу. Он поставил удочку, нагнулся, выдвинул из-под стола ведро на видное место, достал четверть, налил стакан, выпил, поставил четверть на место, взял ведро и закинул на плечо удочку. От резкого движения крючок отцепился от удилища и зацепился за телогрейку, которая лежала на стуле. Петька пошел к двери, но что-то удерживало его у стола и не давало идти на рыбалку. Углов напряг спину и, упираясь посильнее пятками в пол, все-таки пошел вперед, потому что не привык, когда его что-то удерживает и не дает сделать того, что он задумал. Он - вольная птица, сам себе голова, кормится со своего огорода и нЕ хера его задерживать! Что-то за его спиной не выдержало петькиного напора и потащилось за ним. Но идти было нелегко. - Отъе...ись, говно! - сказал Петька невидимой силе. Но это не помогло. Петька напрягся еще больше и рванулся со всей силы. Леска лопнула и Петька полетел в дверь. Его сначало стукнуло лбом, а потом ведром. Ведро смялось, стало немного угловатым. Петька нахмурился, потер лоб. Он оглянулся на удочку и увидел свободно болтающуюся леску без крючка. Без крючка на рыбалке нЕ хера было делать. Петька вернулся к столу, вытащил четверть, налил себе и выпил. И полез на печку, где у него хранились рыболовные крючки. Он без труда нашел нужный крючок и прыгнул вниз. И попал двумя ногами в ведро, сплющив банку с опарышами. Потерял равновесие и завалился на удочку, сбив еще по пути со стола бутылку. Бутылку Петька спас, поймав ее вверх горлышком, лежа на спине. А удочка сломалась пополам. Не вынимая ноги из ведра, Петька допил бутылку и отключился. Через день Петька рассказывал, что нечистая сила забралась к нему в дом и там устроила бардак, а его, Петьку, не пускала на рыбалку, крепко схватив волосатыми лапами за воротник. Но он развернулся и дал ей в пятак. А после этого началась у них битва и Сила сломала Петьке удочку, оборвала крючок и засунула Петьку ногами в ведро. Деревенские смекнули, что это помершие евреи продолжают безобразить в деревне после смерти. 7 Через день Петька Углов снова пошел на пруд, прикармливать рыбу для ночной рыбалки. На берегу сидел дед Семен. Вернее сказать, лежал под ветками ивы. Ему кто-то заботливо подложил под голову полено. Петька нагнулся. От деда за версту разило сивухой. Но Углов этого не почувствовал, потому, что привык к этому запаху с детства. Он только подумал, что люди в их деревне живут добрые и отзывчивые, что в городе хер бы кто пьяному человеку подложил под голову полено. Петька вспомнил, как много лет назад, он поехал в Москву, посмотреть Олимпиаду-80 и что из этого получилось... В поезде Петька познакомился с девушкой Таней. Она ему очень понравилась. Таня училась в Москве в медицинском институте, а сейчас ехала на практику. Петька наврал, что он спортсмен - прыгун с шестом и едет в Москву участвовать в Олимпиаде. - А где ваш шест? - спросила Таня. - Эх, Таня, - Петька наморщился, - шест я покажу тебе в Москве. Он такой длинный, что в поезд его не затянешь. В вагоне-ресторане, куда Петька пригласил Таню отметить знакомство, он перепился и распоясался. Он схватил стул и, пользуясь им как шестом, стал перепрыгивать через столы, попадая ботинками по головам мужчин и коленкам женщин. Петька перебил всю посуду и хотел выбросить в окошко одного москвича в очках, который сделал Петьке замечание. В конце концов Углова сняли с поезда в Рязани и посадили на пятнадцать суток. К тому времени, когда Петьку освободили, Олимпиада закончилась и кончились деньги. В Москву было ехать не зачем и не на что. К тому же, Углов узнал, что пока он сидел, умер Владимир Семенович Высоцкий. А Петька Углов из-за этих штопаных московских очкариков не смог подставить Высоцкому свое плечо, чтобы поддержать его в трудный час. Со временем у Петьки сложился в голове складный рассказ о тех событиях, и Петька делился им с теми, кого уважал. Выпив стакан и поморщившись, Петька начинал рассказывать: - Прослышал я от моего кореша армейского, который в Москве живет, что тяжелый выдался год у Владимира Семеновича. Со всех сторон, - рассказывал Высоцкий моему армейскому корешу, - обложили меня, короче, темные силы. Не дают мне гады нормально жить и работать, сочинять песни для всей страны и радовать население новыми работами в кино. - Давят меня, как будто... это самое... прессом, не пускают за границу к жене, за то, что я не побоялся рассказать народу правду. Сажают меня в кутузку менты, почитай, каждую неделю, чтобы я подорвал окончательно в тюрьме здоровье. И за что же сажают, ведь, суки?!...Выпьешь на СВОИ с мужиками и идешь на улице, даже не шатаешься. А они налетят сразу, завернут руки за спину, как немецкому фашисту! Как будто я не Владимир Высоцкий, а ханыга какой-то архангельский! А как же мне не выпить-то с мужиками, когда меня совсем в кино не пущают сниматься! ...Шукшин Вася хотел кино снимать "Кто же убил Есенина?". Правдивое кино, как евреи убили Есенина, русского поэта. А Шукшин их на чистую воду!.. Меня позвал на главную роль друга Есенина - чекиста. А евреи разнюхали про эти творческие планы и Шукшина тоже угандошили несчастным случаем. И нет теперь, стало быть, ни кино, ни друга моего любимого - Василия Макаровича! - Сказал это Высоцкий и слеза его прошибла чисто мужская. - И ко мне - говорит - подбирается теперь всякая нечисть! Жить мне осталось считанные дни, ежли не найду я, значит, поддержки в народе!.. А кореш мой Высоцкому и говорит: Погоди, Семеныч, рано тебя еще хоронить. Песни твои нужны и кинороли, в том числе Жиглов, чтобы людям русским, стало быть, глаза открывать! А есть у меня в деревне Красный Бубен лучший друг Петька Углов, служили с ним вместе, ели кашу из одного котелка. Охраняли с ним границы нашей Родины, чтобы ни одна гадина к нам не пролезла через колючку! Я, говорит, за Петьку ручаюсь головой, потому что, говорит, знаю его, как себя и уверен в его твердой, значит, руке и верном голубом глазе (глаза, вишь ты - у меня голубые). Дескать, стреляет этот Петька с обоих рук вслепую, бегает быстрее твоей собаки, а уж при самообороне вырвет кому хошь ноги и вместо рук вставит их обратно кверх ногами. Мы моего друга Петьку в столицу вызовем, дадим ему задание ЛИЧНО отвечать перед народом и партией за народного певца и днем и ночью, быть, значит, рядом, как Саньчапанса! И он тебе какую хочешь народную поддержку окажет и отмудохает - на кого только покажешь, которые, суки, тебе житья не дают! Работай, дескать, после этого, дорогой наш товарищ Высоцкий, сочиняй спокойно побольше песен, пой их где только пожелаешь и снимайся в каких душе угодно фильмах. Тылы и фланги- епэрэсэтэ!- у тебя... стало быть... будут НЕ ЗНАМО КАК НАДЕЖНО прикрыты. Только свистнешь - а Петька уже кому надо нос сворачивает на сторону. Работай, мол, Володя, одним паразитом меньше... Высоцкий как это услышал - повеселел - Вот спасибо, - говорит, - теперь я спокоен и напишу новую песню про то, какие, бля, замечательные люди у нас по деревням. И написал такую песню: В деревне Красный Бубен Работал Петька Углов Пришел он, буги-вуги На танцы без штанов Шуточная такая песня, но по-доброму, не как про это самое - выпили, короче, жиды всю воду и пошло-поехало... Короче, прознали кому надо, что еду я оказывать поддержку Высоцкому, и подослали в поезд москвича одного очкастого, чтобы он меня справоцировал на злостное хулиганство, пиздюлин, то есть, чтобы я ему навешал от души. Ну я-то, не дурак, башка варит, ждал по дороге засаду и решил терпеть до последнего. Говорит мне очкастый: Хули ты, деревня, стаканы со столов скидываешь? А я и не его стаканы вовсе скидываю. Просто стаканы бабы одной с которой познакомился. Посторонние стаканы, не имеющие к нему никакого отношения. Но молчу, скриплю зубами. Говорю ему культурно: Не твои стаканы, не лезь... Руки положил одну на другую, как в школе, и сижу смотрю в окошко на лампочки. Опять он мне: Хули ты, деревня, материшься на весь вагон-ресторан?.. А где, - я его спашиваю, - русскому человеку еще поматериться, коль не в ресторане?.. И отодвинул его легонько в сторону, чтобы он мне вид из окна не закрывал своей гнусной мордой. А этот студент хватает меня за шиворот, плюет мне на шею и кричит: Я не позволю! Я не позволю!.. Тут я не выдержал. Нервы у меня были натянуты до предела и сорвался я. Это ж надо - Петру Углову за шиворот плевать! Взял я этого правокатора фуева, вытащил за ноги в тамбур и хотел с поезда спустить под откос, как фашистский эшелон партизаны спускали, да не успел. Налетели сзади из засады, повалили меня на зассанный пол, мордой по ступенькам повозили и все. Как в песне - завели болезному руки ему за спину и с размаху бросили в черный воронок!.. Так я и не доехал до Владимира Семеновича и он умер, не дождавшись подмоги, поддержки от народа. Петька поправил полено под головой деда Семена. Уже темнело. Он высыпал отруби в пруд на свое любимое место возле коряги и пошел домой, выпить самогона и посмотреть по телевизору кино про войну. Петька шел по дороге и курил. За спиной зазвенел велосипедный звонок. Углов обернулся. Сзади крутил педали Андрей Яковлевич Колчанов. - Привет, Петька, - поздоровался Колчанов. - А где Чапаев? - Это была его коронная шутка. Колчанов всегда так шутил, когда встречал Петьку. - В пруду теперь живет, - ответил Петька. - Теперь он человек-анхимия, морской дьявол. Я его прикармливать ходил отрубями... - Ну ты даешь, ...издикляус! - Колчанов поровнялся с Петькой, слез с седла и пошел рядом. Вытащил из кармана папиросу, закурил. - А ты откуда, на ночь глядя, едешь, Кочан? - спросил Петька незлобно. - Да вот, еду от Васьки... - Он помолчал. - Надо по дороге картошки на...издить... Дай спички. - Пососи у птички, - Петька протянул коробок. Вышли к полю. Андрей Яковлевич огляделся. - Вроде, никого... - Да ты не ссы, - сказал Петька, - сегодня Семен дед сторожит... А я его у пруда видел... В говно... Я ему полено под голову подложил... - На хер? - Чтоб не сблевал. - Это правильно... Подержи лисапед, я быстро... Андрей Яковлевич снял с багажника сумку, вытащил из нее саперную лопатку, которую подарил ему сын, и подошел к ботве. Он поплевал на руки и несколько раз копнул. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел ветер. Закаркали, поднявшиеся в воздух вороны. И что-то неясное, но тревожное почувствовалось в воздухе. В том числе, завоняло какой-то дрянью. - Чего это?... - Андрей Яковлевич схватился рукой за кепку, которую чудом не сорвало с головы. Ему показалось, что у чучела, стоявшего неподалеку, сверкнули недобрым светом глаза-пуговицы, а нарисованный рот на мгновение скривился в ухмылке. Петьке тоже почему-то сделалось не по себе, но народная привычка шутить победила. - Японский цунами, - пошутил он и нажал на велосипедный звонок. Колчанов вздрогнул. - Хе-хе, - он схватился за ботву и потянул. - Не лезет, сука! - удивился он и попробовал еще раз. - Не пойму, то ли земля ссохлась, то ли картошки больно до хрена! - Хрен там, Яковлич, - ответил Петька. - Старый ты стал... Напился-на...лся за жизнь, а теперь не можешь ботву выдернуть. Пора тебе на погост в мавзолей... Колчанов неожиданно обиделся. - Пошел ты!.. Я еще всех вас переживу и на ваших похоронах набухаюсь! - Он дернул куст. Еще один порыв ветра заставил взмахнуть чучело рукавами. Закаркали вороны. Их огромная стая поднялась в небо и закрыла собою полную луну. Колчанов, на всякий случай, перекрестился. Он допускал, что Бог, в принципе, есть и может помочь в затруднительном положении. У Петьки ветром вырвало изо рта окурок. Он выругался. - Что за херня, Петька? - Колчанов вопросительно посмотрел в небо. - Как будто война началась... - Современная война такая, что кнопку нажал и капец всему... Не успеешь пернуть... Хорош, Яковлич, кота тянуть - выкапывай и пошли отсюда... Я еще по телевизору хочу кино посмотреть про фашистов... - он вытащил сигарету и чиркнул спичкой, но, как на грех, опять налетел ветер. - Черт! Штопаный Черт! - Ты, Петька, к ночи черта не поминай, а то накличешь, - Колчанов огляделся и ему опять показалось, что чучело ожило и усмехается. - Ладно, - он схватился за куст и, дернув что есть мочи, наконец вырвал его. Картошка, висевшая на кусте, была гигантского размера, каждая величиной с небольшую голову. - Ни хера себе! - хохотнул Колчанов. - Вот так бульба! - Он стряхнул картошку об землю и руками полез в лунку за картошкой, оставшейся там. Вдруг лицо Колчанова вытянулось и брови поползли вверх. - Петька, - выдавил он сиплым голосом, - меня что-то схватило и вниз тянет! Помоги! Петька увидел, как Колчанова всего дернуло и как он напрягся, сопротивляясь неведомой силе. Петька растерялся. Он держал велосипед и боялся почему-то его отпустить. - Петька! - закричал Колчанов, подняв перекошенное ужасом лицо. - Помоги, Петька-а-а! - Он опять дернулся и ушел в землю по плечи. - По-мо-ги-те! У-би-ва-ют! Углов хотел помочь, но, словно прирос к велосипеду и не мог пошевелиться. Голова Колчанова отогнулась назад, как у человека, которого засасывает в болото и он из последних сил старается оставить нос и рот на поверхности. Колчанов растопырил ноги, пытаясь зацепиться ими за ботву. Но ноги неудержимо скользили к лунке. - Ой! Больно! Больно, бляха-муха! - заорал он на всю округу. - Руки отпусти, сука-бля! Сука-бл... Крик оборвался на полуслове. Колчанова снова дернуло и его голова ушла в землю. На поверхности остались только рваные офицерские брюки да голенища яловых сапог - наследство погибшего сына. Еще рывок - и из земли торчат только подошвы. Еще рывок - и земля с краев посыпалась в опустевшую зловещую лунку. Заухал вдалеке над лесом филин. Петька вздрогнул. По его лицу пробежала судорога, как будто он проснулся среди ночи в глубоком похмелье. Захотелось блевануть. Петька мотнул головой, стряхивая оцепениние. А может и не было ничего? Может, все ему только показалось? Ведь он же современный человек и понимает, что такого в жизни не бывает, а бывает только в кино и в иностранных книжках. Такими историями пугают друг-друга перед сном дети. Подобной историей неплохо припугнуть на сеновале бабу-дуру, потому что, как показывает практика, они с перепугу лучше пялятся. Петьке изо всех сил хотелось так думать, чтобы не е...ануться. Но что же он держит в руках? Откуда тогда у него велосипед Колчанова? Откуда взялась сумка на кустах картошки и откуда лежит рядом саперная лопатка? Углова крупно затрясло, зубы во рту бешено застучали друг о друга. Велосипед Колчанова упал на землю. - Бзынь-нь-нь! - звякнул звонок. - Ух-ху-ху! - заухал снова над лесом филин. Петька поднял к темному небу белое от ужаса лицо. С неба на него смотрела зловещая луна. Ее круглый диск навис над полем, как будто специально для того, чтобы охвативший Петьку Углова ужас перешел в истерическую панику. Петька заорал бессмысленный звук, обхватил голову руками и кинулся прочь через картофельное поле. Он налетел на чучело и сшиб его на землю. На голове у Углова осталась дырявая шляпа пугала. Но Петька этого не заметил, он бежал и бежал, не разбирая дороги и хрипя, как напуганная лошадь. Ему мерещилось, что сзади за ним катятся гигантские картофелины, а ботва тянет к нему свои ветки, чтобы схватить Углова за ноги и утянуть вслед за Колчановым под землю. Не помня как, Петька добежал до дома, влетел в избу, задвинул засов, накинул крючок и подпер дверь бревном. Потом кинулся к печке, вытащил из-за нее четверть и прямо из горлышка выхлестал грамм триста-четыреста первача. Потихонечку он начал успокаиваться. Поставил бутылку на стол, сел напротив и смотрел на нее не отрываясь. Потом налил стакан, выпил, поставил рядом с бутылкой и уставился теперь на стакан. Вздохнул. Почесал лоб и почувствовал на голове чужой головной убор. Осторожно снял его и осмотрел. Он не мог сообразить - что это за дырявая шляпа и откуда она взялась на его голове. Тогда Петька положил шляпу на стол рядом со стаканом и долго на нее смотрел. Потом налил себе еще, выпил и, рамахнувшись, швырнул стакан об печку. Стакан разлетелся на мелкие осколки. Несколько осколков отлетело Петьке на грудь. Он стряхнул стекло, допил остатки самогона прямо из бутылки и послал бутылку вслед за стаканом. А сам застонал и уронил голову на стол. 8 Дед Семен проснулся от холода. Он открыл глаза и увидел над собой кровавый лунный диск. В его возрасте спать на улице по такой погоде было не очень-то полезно. Дед поежился, сел. Он почувствовал вспышку внезапной боли в затылке. - Топтаный павлин! - вырвалось у Абатурова. Он поднял полешко на котором лежала голова и осмотрел. Пучок седых волос остался на полене, прилипнув к смоле. - Я бы тому му...озвону, - сказал дед вслух, - который мне это полено подложил под голову, вставил бы его с удовольствием в сраку! - Он размахнулся и отшвырнул деревяшку в кусты. С кряхтением поднялся на ноги. Кости ломило. Руки и ноги двигались с трудом. Возраст уже не тот, а тут еще нажрался как молодой, на сырой земле полежал и все такое... Дед Семен подошел к берегу, нагнулся и плеснул в лицо воды. По воде пошли круги и деду Семену показалось, что между его вибрирующим отражением и вибрирующим отражением луны втиснулась еще какая-то вибрирующая тень. Дед Семен охнул и обернулся. Но ничего такого не заметил. - Руки-ноги не ходють, - сказал он вслух, - и глаза не видють! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! И пошел прочь. Он шел и думал, что жизнь, которая оказалось такой короткой и тяжелой, практически подходила к концу, он устал за нее, а помирать, все-таки, не хотелось, потому что почти ничего интересного не успел дед Семен получить от жизни. Он остановился, вздохнул и сказал вслух: - Эх, ядрена палка! И пошел дальше. Родился дед Семен в этой же деревне, подрос, начал работать в колхозе, потом война, потом вернулся и думал, что теперь-то начнется жизнь... А она так и не началась. До пенсии дотянул, а жизни не почувствовал. Ну женился после войны на Нюрке... Нормальная, в общем, баба, не хуже, чем у других... Ну родила она ему троих... Выросли они и разъехались... Все как у людей - не лучше и не хуже... И обижаться вроде бы не на что... Однако, почему-то, было обидно деду Семену, что жизнь, которая дается человеку один раз, прошла как-то зря и неинтересно. Когда-то дед Семен собирался пойти работать в Уголовный Розыск, но Нюрка не пустила... Дед Семен вздохнул. Ему стало жаль, что он не смог тогда проявить характер. Если бы он устроился в УгРо, жизнь была бы куда как интереснее... Погони за бандитами, перестрелки, операции, слежка и все такое. Вот это настоящая была бы жизнь! И если бы его даже убили на задании враги общества, он бы и умер, как герой, с удовольствием и сознанием - зачем он умирает, сознанием, что геройская жизнь прожита не зря и заканчивается тоже интересно. Возможно, после его такой смерти, деревню Красный Бубен переименовали б даже в честь деда Семена в Абатурово. Единственное светлое пятно в жизни, которое дед вспоминал всегда с чувством, была война. Там Семен Абатуров впервые почувствовал, что такое настоящая жизнь. Почувствовал всю ее полноту и остроту. Ему нравилось, что каждое мгновение на войне имеет смысл и может стать последним. Это чувство крайней опасности очень нравилось Семену Абатурову. Однажды, уже в Германии, в самом конце войны, с дедом Семеном произошла странная история. Наши только что заняли город Фрайберг. И Семен с друзьями пошли прогуляться. Прогулки по вражескому городу тоже нравились Семену. Можно было неожиданно нарваться на затаившегося фрица или на что-нибудь заминированное фашистами. Конечно, не хотелось погибать в самом конце войны, но любопытство и бодрящее чувство опасности заставляли идти на риск. К тому же, в захваченных городах было чем поживиться. А деду Семену очень хотелось привезти в Красный Бубен что-нибудь такое, чтобы все обосрались... Ну, не говоря уже о немках... Немки сильно нравились Семену Абатурову. У немок росли такие жопы и титьки, которых он раньше не видел. Конечно, и польки были ничего, и чешки с румынками тоже... Но немки были для Семена, как окончательный и заслуженный приз. Когда он драл немок, у него было такое ощущение, что он дерет в их лице всю фашистскую Германию. Кончая, Семен даже кричал для их удовольствия по-немецки "Хенде Хох" и "Гитлер Капут". И вот он с друзьями-однополчанами Мишкой Стропалевым и Андреем Жадовым шел по отбитому у фашистов Фрайбергу, прихлебывая из фляги спирт. Семен, Мишка и Андрей были не разлей вода. Всю войну они прошагали бок о бок, не раз спасали друг друга от смерти, делились последним, и теперь в Германии все трофеи тоже делили поровну. Они долго гуляли по незнакомому городу, пока не вышли к какому-то старинному полуразбомбленному замку. - Ничего себе, фашисты жили! - присвистнул Жадов. - Мы всю войну в землянках промудохались, а они, гады... - Ничего, Андрюха, - Мишка Стропалев похлопал товарища по плечу, - с войны вернемся, каждому по дворцу построим! Заживем, как фашисты! - А я высоко жить не привык, - сказал Семен. - У меня от высоты голова кружится и тошнит. Я в Москве на Чертовом колесе катался и блеванул оттуда. - Ну и прекрасно, - сказал Мишка. - Снизу, например, фашист идет, а ты на него сверху блюешь. - Или ссышь, - добавил Жадов. Друзья расхохотались своим мечтам. Решили посмотреть замок внутри, чтобы узнать практически, как устраивать после Победы дворцы на Родине. Они прошли сквозь полуразвалившиеся ворота и оказались во внутреннем дворе с колодцем посередине. Хотелось пить, но из колодца пить поостереглись - мало ли какой туда дряни фашисты напускали, чтобы отравить русских освободителей. Освободители обошли двор кругом и подошли к железной, кованной двери с кольцом заместо ручки. Кольцо торчало из бронзовой головы носорога. На роге у носорога была наколота рейхсмарка. - Как это понимать? - Жадов снял очки и протер их бархатным носовым платком, взятым у одной немки на память о встрече. - Вход платный? - предположил Стропалев. - Мы их фашистские деньги отменили, - сказал Семен, снял марку с рога, порвал на мелкие кусочки и подкинул в воздух. Мелкие обрывки опустились на выложенный булыжниками пол, как новогоднее конфетти. Андрей подергал кольцо. - Заперто! - Поправимо! - Мишка снял с плеча автомат ППШ. - Отойдите... Жадов и Абатуров отошли в сторону, закурили американские сигареты "Каракум" с верблюдом на пачке. - Тра-та-та! - застрочил автомат. Но универсальная отмычка военного времени на этот раз не сработала. Железная дверь выдержала. - Ничего! - сказал Стропалев, отстегивая гранату. - Все съе...лись за колодец! Жадов и Абатуров присели за колодцем. Через секунду к ним присоединился Стропалев. - Получи, фашист, гранату! Раздался взрыв и на друзей упало ведро, которое стояло на колодце. Ведро наделось Стропалеву на голову и Мишка стал похож на Тевтонского рыцаря в гимнастерке. - У-у! - загудел Стропалев в ведре. А Семен флягой треснул по ведру сверху. - Чего?! - Мишка снял ведро. - Оглохнуть же можно! Они выбрались из-за колодца. Дверь валялась на земле. Проход был свободен. Друзья вошли внутрь. Было темно. Стропалев включил трофейный немецкий фонарик и посветил вокруг. Они находились в коридоре, на стенах которого висели рыцарские гербы и портрет какого-то немца в рогатой каске. - Что за рожа? - спросил Жадов. - Чего-то я не узнаю, - он приподнял очки и встал на цыпочки перед портретом. - Вроде, не Гитлер... - Наверно, Геббельс, - предположил Стропалев. - Или Моцарт... - Моцарт не фашист, - возразил Жадов. - Один х... - сказал Абатуров. - Тут слова в углу написаны, - Жадов стал читать по складам. - Теофраст Кохаузен... Вот такие и отравили Моцарта! Семену на мгновение показалось, что портрет немца живой. Немец на портрете нахмурил брови, посмотрел на Андрея неодобрительно и сверкнул зелеными глазами... Как из могилы... По затылку у Семена пробежали мурашки. Он подтолкнул в бок Мишку. - Ты ничего не заметил?.. - Что? - Мишка потянулся к автомату. - Да так... - Семен заглянул за портрет. - Я в кино одном видел, что в таких портретах делают дырки в глазах и оттуда подсматривают... Дырок в портрете не оказалось. Мишка докурил сигарету и окурком пририсовал портрету немецкие усы вверх. А потом плюнул на бычок и прилепил его немцу ко рту. - Покури, фриц. Семену вновь показалось, что портрет живой и недовольный. Но он списал это на счет тусклого освещения, действия спирта и необычной обстановки. Однако, Абатуров, незаметно от товарищей, на всякий случай перекрестился на портрет. Друзья пошли по коридору дальше. На стенах висели и другие портреты красноносых немцев в париках и бледных немок с завитыми кудрями. Но солдаты перестали обращать на них внимание. Живопись им уже надоела. Они же не знали никого из тех, кто был изображен на полотнах, а поэтому им было неинтересно на них смотреть. Все равно, как разглядывать фотокарточки в чужом семейном альбоме. Наконец коридор закончился и друзья оказались в огромных размеров зале с высоченными потолками. В зале царил беспорядок. Тут и там валялись перевернутые старинные кресла. Посреди помещения стоял громадный дубовый стол, заваленный посудой - помятыми металлическими кубками и тарелками, битыми фарфоровыми вазами, гнутыми подсвечниками, огромными вилками с отломанными перекрученными зубцами, и прочим хламом. В самом центре на столе лежала люстра диаметром метра три-четыре. Видимо, в разгар немецкого пиршества, люстра грохнулась с потолка на стол и покалечила посуду. Может быть, люстра задела и кого-нибудь из людей, но трупов заметно не было. - Неплохо, видать, немцы погуляли, - сказал Жадов, подходя к столу. Он взял мятый кубок.- Люстру еба...ули. - Это бомбой, - сказал Семен. Мишка Стропалев посмотрел наверх: - Может, и от бомбы... А может, какой-нибудь фриц подвыпивший подпрыгнул со стола, уцепился за нее, раскачался и навернулся. - Гитлер Капут, - закончил Семен. Друзья расхохотались. Их голоса диким эхом отозвались под потолком, вибрируя и искажаясь. Из-под потолка вылетела целая стая отвратительных перепончатокрылых летучих мышей. Солдаты вскинули автоматы и полоснули очередями по летающей мерзости. Грохот поднялся такой, что нормальный человек сразу бы сошел с ума. Нормальный-обычный, но не закаленные в топке войны русские солдаты! - Гады какие! - крикнул Жадов. - Хуже фашистов! - добавил Семен. - Кончай стрелять! - крикнул Мишка. - А то охренеть можно! - Он опустил автомат и покрутил в ухе пальцем, чтобы лучше слышать. Семен тоже прекратил стрельбу. А Жадов, увлекшись, перевел автомат на стол и расстрелял несколько тарелок и кувшин. Простреленный кувшин слетел со стола и покатился по каменному полу к старинному шкафу с резными ножками. Жадов подбежал и хотел двинуть по кувшину сапогом, но промахнулся и угодил ногой в дверцу шкафа. От удара, со шкафа свалилась толстая книга прямо на голову Андрея. Жадов присел. У него с носа соскочили очки - Фашистская сволочь! Он нагнулся, поднял книгу и сдул с нее пыль. Стропалев чихнул. - Какая-то старинная книга, - Андрей поднял очки. - Какие-то тут знаки на обложке кобылистические... - Какие же это у кобыл знаки? - спросил Семен. - Кобылистические знаки, - пояснил Жадов, - это знаки колдунов... закорючки такие, навроде фашистских... - Он открыл обложку. - Ого! Какая гарнитура интересная! Как будто ручкой написано... Бурыми чернилами. - А что написано-то? - спросил Стропалев, заглядывая Андрею через левое плечо. - Не по-нашему... То ли по-немецки, то ли по-еврейски... Буквы, вроде, немецкие, а слова - непонятно чьи... - Он нагнулся и прочитал. - Хамдэр мых марзак дыхн цадеф юфр-бэн. Только Жадов прочитал эти слова, как стены замка задрожали, зашатались и с потолка на солдат посыпались мелкие камушки. Летучие мыши снова заметались под потолком. И друзья решили, что началась бомбежка. Они кинулись к входной двери, но у них перед носом потолок в коридоре рухнул и проход завалило камнями. Друзья застыли перед завалом, не зная что делать. Но в следующую секунду бомбардировка закончилось. - Что делать будем? - спросил Стропалев. - Попробуем поискать другой выход, - сказал Жадов. - Через окна хрен пролезешь, - Семен посмотрел наверх. Друзья обошли залу и у противоположной стены обнаружили дверь. За дверью оказался коридор. Пошли вперед. Вдруг Жадов, который шел впереди, резко остановился. - Странно, - сказал он, показывая фонариком на стену. - Точно такой портрет, как и там, где мы проходили. На стене висел портрет того же немца, только с настоящими усами кверху и сигарой во рту. - Во, Мишка, как ты угадал ему усы с папиросой добавить! - воскликнул Абатуров. - Меня мать, когда я в школе учился, - ответил Мишка, - в изостудию отдала из-за талантов. - Он вытащил изо рта сигарету и подрисовал немцу круглые очки. Коридор привел друзей в зал. - Ни хрена! - вырвалось у Стропалева. Жадов присвистнул. А Семен не знал, что сказать, но ему сделалось как-то не по себе. В зале, в который они вошли, все было точно такое, как и в предыдущем. Точно такая люстра лежала на точно таком дубовом столе. В углу стоял точно такой шкаф. - А вон и кувшин, который я прострелил! - закричал Жадов. Он взял в руки кувшин и увидел дырки от пуль. - А вон и книга, - Жадов показал пальцем. - Ну точно, мы дали круг и пришли опять в ту же комнату. - Как это мы так? - Стропалев почесал затылок. - Пошли снова, - сказал Семен. - Надо выбираться отсюда, а то скоро стемнеет. Они снова вошли в дверь и пошли по темному коридору. - Жрать охота, - сказал Стропалев. - Надо успеть к ужину, - добавил Жадов. - ...бный в рот! - крикнул Семен. - Я споткнулся об кирпич! - Не щелкай клювом, - сказал ему Стропалев. - Ты в логове врага, - добавил Жадов. - Пошли все на хер! - ответил Абатуров. - Учители! - Черт! - сказал Жадов. - Очки соскочили. Он остановился, ему на спину налетел Стропалев, а ему на спину налетел Абатуров. - Че встал?! - крикнул Стропалев. - Очки уронил! - Поднимай и пошли! - крикнул из-за Мишки Семен. - Легко сказать, когда я их не вижу! - Андрей опустился на коленки и стал шарить руками. - Есть! - Он поднял очки, надел и сам стал подниматься. Но вдруг застыл, не распрямившись как следует. - Гляди-ка, братцы! На стене висел портрет знакомого немца с поднятыми вверх усами, сигарой и в круглых очках в тонкой золотой оправе. - Говно какое-то, - сказал Стропалев. Семен, который стоял сзади всех, перекрестился и сплюнул через плечо. - Что-то мне это нравится все меньше, - сказал Андрей. - Ну а если мы ему хер на лбу нарисуем? Стропалев вынул изо рта окурок, но хера на лбу рисовать не стал, а нарисовал торчащие изо рта зубы. - Зря ты, Миш, зубы ему нарисовал, - поежился Абатуров. - Лучше уж хер... А то... - А че? - А ниче... - Пошли, - Жадов двинулся вперед. - Погоди, - остановил его Стропалев. - Я ссать хочу. Мишка поставил автомат к стенке и нассал в угол. И опять Семену показалось, что портрет поморщился. Коридор вывел в зал, похожий как две капли воды на предыдущий. Бойцы молча прошли через него к противоположной двери и вошли в коридор. Если б они были не втроем, то, наверное, подумали бы, что спят или сошли с ума. - Если бы вас не было со мной, - сказал Жадов, - то я подумал бы, что сплю или свихнулся. Стропалев хмыкнул. Семен перекрестился и сказал: - Лучше бы мы сюда вообще не заходили... Может, вернемся в первый зал, рванем гранату, где завал и все? - Граната такой завал не возьмет... - Жадов замер и медленно поднял руку, показывая на стену. На стене висел портрет немца. Ко всему, что уже было, добавились, торчащие изо рта желтые клыки вампира с капельками крови на концах. - А-а-а! - закричал Стропалев, перехватил автомат и выпустил по портрету очередь. Очередь отозвалась оглушительным треском стен и потолков. А из продырявленного наискосок немца хлынули струйки багровой крови. Друзья бросились бежать. Первым теперь бежал Семен. За ним - Мишка. Последним, придерживая очки, бежал Андрей. Вдруг Семен застыл как вкопанный. Мишка налетел на него сзади и чуть не опрокинул. Жадов ткнулся в спину Стропалева и тоже застыл с раскрытым ртом. Они стояли на пороге точно такой же залы, как и прежде, но вместо беспорядка и разрухи, в зале было все наоборот. Люстра висела на потолке и освещала пространство тысячью свечей. Вся посуда целая и невредимая стояла на столе. В тарелках дымились куски сочного мяса, обложенные по краям ломтиками румяного жаренного картофеля, зеленью, кружками помидоров и огурцов. Вазы ломились от фруктов: свисали с краев грозди зеленого и черного винограда, бархатные желтые персики и глянцевые рыжие мандарины выглядывали из-под длинных бананов и шершавых бурых ананасов с зелеными хвостиками-хохолками. Еще там были, кажется, сливы, груши, яблоки и какие-то фрукты, названия которых солдаты не знали. Три жареных поросенка с морковками во рту, осетр в длинной тарелке и много-много бутылок с вином, запечатанных сургучом. Но это было не главное. Если бы только это! Если бы только этот стол, который во время войны можно было увидеть лишь на какой-нибудь старинной картине, а не так вот прямо перед собой! Русские солдаты, которые повидали за годы войны всякого, конечно бы выдержали и это. Но то главное, что они увидели еще, чуть не уложило их в обморок, как немецких городских женщин от запаха портянок. За столом в дубовом кресле с подлокотниками сидел в смокинге и белой рубашке немец с портрета. На вид немцу было лет пятьдесят с небольшим. Впрочем, могло быть и сорок и шестьдесят. Его лицо ежесекундно как будто изменялось, оставаясь неподвижным. Увидев солдат, немец поднялся, кивнул головой и сказал на чистом русском языке: - Здравствуйте, товарищи освободители. Как удачно, что вы оказались в нужное время в нужном месте. Я тут, признаться, скучаю один. И сегодня, как раз, думал - как было бы славно разделить мою скромную трапезу с мужественными воинами восточными славянами. Я не раз гостил в вашей прекрасной стране и имею очень высокое мнение о вашем великом народе. Народе-труженике, народе-художнике, народе-освободителе угнетенных. Я сам не раз бывал угнетен западно-европейскими поработителями и скрывался от них в России. Там, в этой суровой заснеженной стране, я понял, что такое свобода и оценил по достоинству благородство и гостеприимство русских. И теперь я хочу, в знак благодарности, совершить ответный жест. - Он сделал приглашающий жест к столу. - Прошу же, товарищи бойцы, сесть за стол и разделить со мной ужин. Друзья не знали, что делать. Все это было как-то уж слишком странно. Замок этот, портрет какой-то пиз...обля...ский - то у него усы отрастают, то очки... А теперь еще этот немец живой... только без зубов... И говорит на чистом русском языке... Может, он шпион из Абвера?.. Или, может, он генерал Власов, волчина позорный?.. Но говорил он, вроде бы, разумные вещи и угощал пожрать... А солдаты усвоили, что от приглашений пожрать в военное время не отказываются. К тому же, они так проголодались, что в тишине зала было слышно, как урчит у них в животах. - А чем докажешь, что еда не отравлена? - спросил Стропалев, грозно сдвинув брови к переносице. - А то мы знаем вас... фашистов... - Я не фашист никакой, - незнакомец развел руками, - и никогда фашистом не был... Жидомасоном меня еще можно назвать с некоторой натяжкой... Но фашистом - извините... Сами вы фашист, - добавил он обиженным тоном. - Что ты сказал, фриц?! - Мишка схватился за автомат. - Это я-то фашист?!.. Да ты за такие слова!.. - Он чуть не задохнулся от ярости. - Да я из тебя сейчас сделаю котлету по-киевски?! Ты, бля, знаешь, что такое котлета по-киевски?!.. - Да, - неожиданно ответил немец. - Прекрасно знаю. Свернутое в трубочку мясо курицы со сливочным маслом внутри... Правильно? От неожиданности Мишка опустил автомат. - Правильно... - ответил он немцу. - Еще раз меня фашистом назовешь, получишь пулю в живот... - Больше не назову, - сказал немец, прикладывая ладонь в блестящей черной перчатке к груди. - Теперь я понимаю, что на ваш взгляд немцу называться фашистом естественно, а русскому - противоестественно... - Он на мгновение задумался. - Тогда я вас буду называть противофашистами... - Нечего болтать! - сказал Мишка. - Давай ешь - на что я тебе укажу. Мишка подошел к столу и стал тыкать пальцами в блюда, а немец их пробовал. Когда немец почти все перепробовал и с ним ничего не случилось, бойцы сели за стол, положив автоматы себе на колени. - Из-за вашей проверки, я так объелся, - немец похлопал себя по надувшемуся животу, - что теперь могу покушать только маленький кусочек пудинга, - он приподнял крышечку с блюда и положил себе на тарелку серебряной ложечкой небольшой кусочек пудинга с изюмом. - По моим наблюдениям, русские люди недоверчивы к иностранцам. Это, мне кажется, вызвано неблагородным поведением иностранцев, которые плохо себя ведут в гостях. - Это точно! - согласился Мишка, накладывая рыбу. - Ведут себя как свиньи! - Кто к нам с мечом придет, - добавил Семен, - тот покойник! - Хм... - немец ложечкой отломил от пудинга и отправил в рот. - Мы не познакомились... Давайте наполним наши бокалы и выпьем за знакомство. Вы какое вино предпочитаете? - Мы предпочитаем вино - водку, - ответил за всех Мишка. - Какую водку? - спросил немец. Мишка насупился. - Тебе ж говорят - водку!.. А ты говоришь - какую! Водка - это водка! Шнапс! - Извините, не хотел вас обидеть. Немец взял со стола темную бутылку и разлил всем по полному бокалу прозрачной жидкости. Миша понюхал. - Пахнет водкой... А ну-ка, немец, махни! - С удовольствием. Кстати, и познакомимся. Меня зовут Себастьян Кохаузен. - Кохаузен пригубил из бокала. - Э-э, Себастьян, так у нас не принято. До дна! - Ну до дна, так до дна, - он допил и поставил бокал на стол. Солдаты немного подождали и, видя, что с немцем опять ничего страшного не произошло, подняли свои бокалы. - Михаил... - Андрей. - Семен. - За победу над фашистами! Бзынь! Буль-буль... Водка разошлась по телу приятной теплой волной. - Повторим, - Мишка пододвинул свой бокал. Кохаузен налил всем еще. Выпили. - Ты откуда здесь такой взялся? - спросил Мишка. - И почему так чисто по-русски болтаешь? - добавил Андрей. - Ты случайно не генерал Власов? - докончил Семен. Кохаузен улыбнулся. - Увы, я не генерал Власов... Вы, товарищи противофашисты, наверное, подумали, что раз я живу во дворце, - он обвел вокруг рукой, - если уж я не фашист, то непременно немецкий барон-кровопийца пролетариата. А это совсем и не так... На самом деле, я старый сотрудник КОМИНТЕРНА, соратник Владимира Ульянова!.. - он сделал паузу, оценивая, произвел ли он впечатление. - Я, между прочим, вместе с Лениным ехал в Россию в пломбированном вагоне, помогать делать революцию! - Пиз...шь?! - выдохнул Стропалев. - Извините? - Я говорю: пиз...шь!.. Чего-то мы тебе не верим! - Видали мы таких биздаболов! - добавил Семен. - С Лениным его запломбировали! Вот, б...дь, гусь! - Пломбир, уев! - Андрей захмелел. Немец вроде бы ничуть не обиделся. - Ну что ж, мне вполне понятно ваше недоверие, - сказал он. - Во-первых, действительно сложно поверить, что на войне в каком-то замке сидит какой-то, как вы выражаетесь, ...уй и уверяет, что он саратник Ленина. И все же это так. И если вы, товарищи противофашисты, не возражаете, я расскажу вам, как это было. - Ну, попробуй, - Мишка отломил от поросенка ногу и впился зубами в румяную хрустящую кожу. - А пока поедим. Себастьян Кохаузен взял с бюро коробку с сигарами. - Разрешите вам предложить? Солдаты взяли по две и вставили их себе за уши. - Итак, я начинаю... Я родился в преуспевающей немецкой семье. Мой папа был преуспевающий фабрикант, производитель чугуна и стали. Мама - баронесса фон Петц. Но и мама и папа мне с юности не нравились. Я долго не мог понять почему, пока в шестнадцать лет не прочитал труды Маркса и Энгельса. И тогда я все понял. Мои родители были мне чужды, они являлись яркими представителями класса эксплуататоров. А я не мог олицетворять себя с этим классом. И все же это были мои родные мама и папа и я ужасно мучился и страдал, не зная как мне поступить. Мои противоречия разрешились чудесным образом, после знакомства с Владимиром Ульяновым, который в то время находился в Германии. Мы познакомились с ним в пивной "У Шульмана", куда я частенько захаживал залить свое горе двумя-тремя кружечками светлого пива. - Чего это Ленин делал в пивной? - подозрительно спросил Семен. - Читал газету и пил кофе с молоком и сахаром... - Ладно... - Много раз я замечал в пивной этого странного человека с большим лбом и пронзительными умными глазами. Мне хотелось с ним познакомиться, но не было повода. Мы немцы более скованны, чем русские, и не можем знакомиться просто так. Частенько Ленин приходил в пивную с шахматной доской и играл в шахматы с хозяином заведения на чашку кофе. И вот однажды, когда хозяин Шульман приболел и лежал на втором этаже в постели, Владимир Ильич оглядев, хитро прищурившись, заведение, пригласил меня совершенно запросто сыграть с ним партию. Для русских, как вы сами знаете, обратиться к незнакомцу не составляет никакого труда. Так мы познакомились и уже через три часа мне казалось, что я знал этого человека всю жизнь. Мы подружились. Ульянов объяснил мне мою проблему с родителями. Он объяснил, что я родился среди буржуазии, а воспитывался среди интеллигентов. Интеллигенты это говно, а буржуазия - вчерашний день, который скоро похоронят пролетарии всех стран. Когда я это узнал, мне стало легко и свободно. - Может ты и врешь, - сказал Семен, - но слова эти чисто ленинские. Потому что никто, кроме Ленина не мог сказать так хорошо! Интеллигенция - говно, буржуи - покойники. Выпьем за Ленина! Он вечно живой! - Именно - вечно живой! - воскликнул Себастьян Кохаузен. - Вы очень хорошо заметили это! - Хули ты говоришь заметил! У нас все это знают! - гордо ответил солдат. - Все знают, да не все понимают! - Кохаузен поднял бокал. - Я заметил, что русский знает больше, чем немец! - В сто раз! - сказал Мишка. - Как минимум, - добавил Андрей. - Сравнил жопу с пальцем, - Семен усмехнулся. Выпили. - Я продолжаю... В семнадцатом году я сел с Лениным и Надеждой Константиновной Крупской в пломбированный вагон и поехали в Россию делать революцию. В этом же вагоне ехали другие революционеры. В том числе Лев Троцкий и Инесса Арманд. Троцкого подсадили немцы, чтобы он вредил по дороге Ленину, мешал ему сосредоточиться... Вы не поверите, но в то время у Ленина и Инессы была яркая любовь, какой могут любить друг друга только пламенные революционеры. Ленин и Арманд искали удобного случая, чтобы уединиться и предаться любви. Но так, чтобы при этом не оскорбить чувств другой пламенной революционерки Надежды Константиновны Крупской... Тогда Ленин сказал мне следующее: - Себастьян, - он взял меня под руку и повел по коридору вагона, подальше от своего купе. - мне стали известны коварные планы вредителя Троцкого. Еврейский мировой капитал поручил ему скомпроментировать меня в глазах моей революционной жены и всего мирового пролетариата. Троцкий получил задание накрыть нас с Инессой в тамбуре, когда мы будем там е...аться!.. Наше дело под угрозой! Ты же, Себастьян, знаешь Надежду Константиновну! Если она узнает, что я е..у Инессу, русская революция может выйти криво!.. Мы не должны допустить искажения исторической перспективы, потому что все условия для революции созрели - верхи не хотят, а низы не могут... Дорогой немецкий товарищ, ты должен отвлечь на себя Троцкого. Я бы выкинул эту сволочь в окошко, но ты же знаешь, что в нашем вагоне их нет. И еще, Троцкий нам пока нужен, чтобы перехитрить еврейский мировой капитал... Сегодня ночью, в три часа я встречаюсь с Инессой в тамбуре. А ты должен задержать Троцкого. Ночью, когда Владимир Ильич был в тамбуре и имел там Инессу Арманд, я стоял в коридоре и внимательно смотрел по сторонам. Вдруг, выходит из своего купе Троцкий на цыпочках и осторожно крадется по коридору в сторону тамбура. В одной руке у него фотоаппарат, в другой - магниевая вспышка, во рту - свисток. "Ну подожди, - думаю я, - сейчас ты попробуешь моего немецкого кулака!" Я вжался в стену, а когда Троцкий подошел поближе, выскочил неожиданно, вырвал у него из руки фотоаппарат и ударом фотоаппарата в челюсть, загнал ему свисток в глотку. Троцкий упал без сознания. Магниевая вспышка неожиданно вспыхнула и у Троцкого сгорели все волосы на голове. Всю оставшуюся до России дорогу, Троцкий проехал лысый и со свистком в горле, поэтому он все время свистел, когда дышал и не мог больше незаметно подкрасться к Ленину. Владимир Ильич спокойно е...ался с Инессой в тамбуре. И еще Ленин все время хлопал Троцкого по гладкой голове и говорил: Не свисти, Лев Давыдыч, а то денег не будет. Именно после этого случая среди коммунистов появилось выражение "Свистит, как Троцкий". Себастьян Кохаузен дернул себя за волосы и они остались у него в руке. На солдат, лукаво улыбаясь, глядел совершенно лысый человек с усами, как у кота. На его носу блеснуло пенсне. Мишка всем корпусом подался вперед, что-то знакомое промелькнуло в лице полысевшего иностранца. Справа закричал Жадов: - Ребята, да это же Троцкий! Стреляй в гада! Бойцы вскинули автоматы и застрочили в лысого. Троцкий задергался в кресле. Его белая рубаха в одно мгновение стала красной, как у цыгана. Пенсне разлетелось на тысячу осколков. Но несмотря на умопомрачительное количество свинца он почему-то все не падал, а махал руками и кричал "Ой! Ой! Я умираю!" Расстреляли по целому магазину. Отстегнули их, чтобы вставить новые и продолжить убивать Троцкого. Но Троцкий не стал этого дожидаться, он упал головой на стол и замер. По скатерти вокруг расползалось багровое пятно. - Кабздец, - сказал Семен, опуская ствол. Вдруг сверху на стол рухнула люстра, едва не задев бойцов. Они отскочили в сторону и застыли. Ощущение, что случится что-то еще, потихоньку отступало. - Бля... - сказал Семен в полной тишине и всем стало легче. - Ни хера себе! - Мишка сдвинул на затылок пилотку, - Троцкого убили... Самого... - Во-ка... - Андрей снял очки, - медаль или орден дадут, как думаете? - Орден, - твердо ответил Семен. - Железнобетонно! - Бери выше, - Мишка рассеянно посмотрел на трупа. - Вы, ребята, подумайте башкой, кого мы только что захерачили! Подумайте, своими мудацкими чайниками, какую мы гадюку историческую угондошили! Подумайте, подумайте, только, что это за вредная манда с ушами истекает поганой кровью на столе! Это истекает кровью тот самый говнюк, который залупался на самого Ленина и мешал ему спокойно пялиться!.. - Мишка окинул всех ошалевшим взглядом. - Нет, ребята, за такого трурпа ордена маловато!.. Будем мы, я предполагаю, как герои советского народа, ездить везде на автомобилях и все нас будут цветами закидывать, а лучшие бабы Москвы и Ленинграда будут брать у нас в рот по первому требованию! - Думаешь, Мишка, Героев дадут?! - спросил Андрей. Его рука повисла в воздухе с очками. - Эквивалентно! - ответил Стропалев. - Считай, мы почти самого Гитлера шпокнули в мировом масштабе! - Ну, это ты загнул! - возразил Семен, желая в это поверить. - Гитлер поглавнее Троцкого будет... Вон он чего наделал... Урод в жопе ноги... - А Троцкий кто по-твоему?! - Хватит, - остановил их Жадов. - Надо еще труп этот начальству предъявить, чтобы оно знало, что мы делом занимались, а не немок натягивали. Давай его на плащ-палатку и потащили... - Жалко плащ-палатку-то... Давай штору сорвем. Сорвали штору. Расстелили ее возле стола. - Берись, Андрюха, за Троцкого слева, - скомандовал Мишка. - А я справа. А ты, Семен, за ноги тащи. Они взяли покойника и перенесли на штору. Троцкий был тяжелый, как кирпичи. Бойцов это не удивило, они знали, что совершать геройские поступки не легко. Когда укладывали Троцкого на штору, у него из кармана выпала серебрянная табакерка с драгоценными камнями. Табакерка была такая красивая, что невозможно было оторвать от нее глаз. Даже казалось, что она тебя примагничивает. Солдаты, уставившись на табакерку, застыли с покойником на руках. - Семен, - Мишка встряхнул головой, - возьми пока себе эту хреновину, а потом разберемся. Семен положил ноги Троцкого на тряпку, а табакерку в карман. Они завернули Троцкого в штору и закинули на плечи. - А как выбираться-то будем? - Попробуем той же дорогой... Куда-то идти-то надо... - Ну пошли... Солдаты вошли в дверь и снова оказались в темном коридоре. Впереди покойника нес Жадов с фонариком во рту. В середине нес Стропалев. Последним нес ноги Семен Абатуров. - Ё! - вскрикнул вдруг Жадов. Фонарик выпал у него изо рта, ударился об пол и погас. - Я автомат там забыл! Кладем Троцкого, я за автоматом сбегаю! - Ну что ж ты, Андрюха, такой раздолбай Веревкин! Беги быстрее. Они положили труп на пол. Жадов пошарил по полу руками, нашел фонарик, потряс его. Фонарик замигал неровным светом, но все-таки загорелся. - Немецкий, - отметил Андрей. - Крепкая вещь! Он побежал назад и Мишка с Семеном снова оказались в темноте. - Все Андрюха вечно забывает, - сказал Мишка. - Башка у него дырявая! - Очкастые все такие, - подтвердил Семен. - У них память ухудшается от очков... - Ага... Покурим? - Давай... - На сигарету... - Где она?.. - В манде... Вот она... - На х... намотана... Вспыхнула в темноте мишкина зажигалка из гильзы. Запахло бензином. - Смотри-ка, Сема! - Мишка поднес зажигалку к стене. На стене висел портрет немца-Троцкого. Все лицо у портрета было в крови. Кровь капала с подбородка на рубаху, которая из белой превратилась в красную, как у цыгана. Семена охватил ужас. Ему снова показалось, что портрет живой. Мишка провел пальцем по холсту... На пальце осталась кровь! - Ни хера себе картина! - он вытер палец о стену. - Мишка! - крикнул Семен. - Троцкий в шторе шевелится! - Гаси! Мишка и Семен наставили автоматы на сверток и расстреляли его. Эхо очередей прокатилось по коридору, разлетаясь на множество отголосков и растворилось в темноте. - Вот живучая гадина! - Мишка запалил зажигалку. - Никак его не убьешь... - Контра... - Гидра... - Что-то Андрюха не идет... - Да... Давай посмотрим, убили мы его наконец... - Ну на хрен... Неохота разворачивать... - Да ладно... А вдруг он опять живой... - Если хочешь, смотри, а я не буду... - Ну и черт с тобой!.. Что, обдристался? - Сам ты обдристался! Просто не хочу... - Обдристался-обдристался... Дристун... - Пошел ты в жопу! - Сам ты пошел в жопу! - Шел бы я, да очередь твоя! - Ну и хрен с тобой! Мишка нагнулся и, морщась, откинул край шторы в сторону. И тут же сел на пол. - Мама родная! - вскрикнул он. - Мы... мы... Андрюху расстреляли! - Как это?! Ты что несешь?! - Семен шагнул вперед. - Дай зажигалку! Мишка протянул. Семен посветил вниз и остолбенел. В шторе, вместо Троцкого, лежал залитый кровью Жадов в разбитых очках и с перекошенным от ужаса лицом. Рот у него был открыт и слабо светился. Кто-то запихнул Андрею в глотку фонарик. - Как это?!.. - прошептал Семен. - Андрюха же за автоматом пошел... Как это может быть?!.. Семен услышал сдавленный мишкин хрип. Он резко обернулся и увидел, что окровавленный портрет Троцкого до пояса вылез из рамы и душит Мишку своими ужасными руками с длинными когтями. У Мишки повылазили из орбит глаза, а его лицо, и без того не худое, стало надуваться, как воздушный шар. Уши оттопырились и разбухли, а потом вытянулись вверх, как у черта. Нос округлился и стал похож на свиной пятачок. Из подбородка полезла щетина. А волосы встали дыбом. Семен схватил себя за рот. А голова Стропалева продолжала надуваться и видоизменяться. Она была уже величиной с полковой барабан, когда Семена схватили за гимнастерку чьи-то руки и потянули вниз. Семен, от неожиданности, едва не потерял равновесие. Он увидел, что расстрелянный ими Андрюха Жадов, сидит на окровавленной шторе с закатившимися глазами, и тянет Семена на себя. Семен закричал: - Пусти, сука! - и прикладом автомата ударил взбесившегося покойника в грудь. Руки Жадова оторвались от туловища и остались висеть на семеновской гимнастерке. А туловище упало на штору. Жадов страшно зашипел, зарычал и завыл. Его глаза сделались красными, как паровозная топка и из них выскочило два луча, которые начали шарить в темноте, нащупывая Семена. - Се-е-ме-он! - загудел Жадов голосом страшным, как у совы. - Сдавайся, Се-е-ме-он! Семен отступил назад. Руки Жадова, оставшиеся на семеновской гимнастерке, поползли к его шее, перебирая холодными пальцами. Семен схватил руки почти у самого горла и попытался их отодрать, но они вцепились в гимнастерку мертвой хваткой и крепко за нее держались. Едва Семен ослабил хватку, как руки снова поползли вверх. Семен быстро отпустил руки Жадова, а своими руками взялся за гимнастерку сзади и содрал ее через голову вместе с чужими руками, оставшись в исподней рубахе. - На, бля...ь! - он швырнул гимнастерку с мертвыми руками в Жадова. Гимнастерка накрыла тому голову и красные лучи его глаз погасли. - У-у-у! - завыл из-под гимнастерки зловещий голос. Кто-то схватил Семена сзади и швырнул об стену. Семен больно ударился плечом, упал на пол, но тут же вскочил. Он увидел, что над ним стоит Мишка Стропалев, окончательно превратившийся в черта с огромной волосатой головой. Изо рта у Стропалева торчали острые желтые клыки, капала ядовитая слюна и шел зеленый дым. Мишка растопырил руки, оскалился и подался вперед. Из-под разорванной на груди гимнастерки высовывали головы черные змеи с раздвоенными языками. Сильный хвост за мишкиной спиной ходил вправо-влево и бил по полу. Кирзовые сапоги на ногах лопнули, обнажив раздвоенные копыта. - Убей его! - услышал Семен крик Троцкого. Троцкий вылез из портрета почти весь и подталкивал Стропалева сзади. Стропалев с вытаращенными глазами обернулся к своему новому хозяину и что-то вопросительно прорычал. - Убей его! - снова крикнул Троцкий. Мишка повернулся обратно к Семену и изготовился к прыжку. Семен в ужасе вжался в стену и закрыл лицо рукой, случайно зацепив большим пальцем шнурок, на котором висел крестик. Чудовище застыло. Мгновенно Семен все понял. Он пнул черта сапогом по яйцам. Мишка-Черт перегнулся пополам и дико заорал. Семен швырнул в черта зажигалку. Черт вспыхнул, как стог сена. И в языках пламени Семен увидел, как скукоживается и лопается чертова кожа. Отвратительно завоняло паленой шерстью и чем-то еще таким, что христианскому человеку нюхать совешенно невозможно. Все произошло так быстро, что если бы Семен захотел засечь время, не прошло бы и трех секунд. А в следующую секунду он уже бежал прочь по коридору, крича вслух "Отче Наш!". Сзади слышался топот и рев гнавшейся за ним нечести. Но Семен бежал не оглядываясь. Ему очень хотелось оглянуться, но внутренний голос говорил, что если он оглянется - ему конец. Если он оглянется, с ним произойдет то же самое, что и с той теткой из Библии, (имени он не помнил), которая тоже от кого-то бежала, оглянулась и превратилась в телеграфный столб. Абатуров понимал, что если он оглянется и увидит - что там бежит, его ноги прирастут к полу и он не сможет больше ими управлять. Семен бежал и бежал по темным коридорам замка, поворачивая то налево, то направо. А сзади все слышался рев демонов и перестук сатанинских копыт. Семен, не оглядываясь, положил на плечо автомат стволом назад, и нажал на курок. Автомат запрыгал на плече. Грохот вылетающих пуль заглушил звуки дьяволов. Семен подумал, что попал и дьяволы умерли. Ствол автомата сильно нагрелся и обжигал плечо, как адская сковородка. Но Семен терпел и продолжал стрелять, пока не расстрелял весь магазин. Когда грохот стрельбы затих, Абатуров снова услышал стук копыт и зверское рычание. - Гсподи! - крикнул он в потолок. - Господи, помоги! Помилуй, Господи! Если спасешь меня, Господи, всю жизнь Тебе отдам! Церковь построю! Господи! Господи! Господи!.. Он бежал и чувствовал, что силы покидают его, а преследователи все ближе и ближе. Он уже ощущал их замогильное дыхание сзади и слышал как клацают их вонючие желтые зубы. Еще мгновение и нечисть настигнет его, повалит на пол и он потеряет не только жизнь, но и бессмертную душу. А это гораздо страшнее смерти. В боях с фашистами Семен не трусил, ему было, конечно, страшно, он совсем не хотел умирать... но это был иной страх, страх к которому можно привыкнуть и броситься, если надо, на вражескую амбразуру или штык. Такая смерть подводила героический итог всей жизни и бессмертная душа должна была, по всем понятиям, заслуженно попасть в Рай... И вдруг Семен увидел в стене приоткрытую низкую дверцу. Низкую настолько, что пролезть в нее можно было, только встав на четвереньки. Семен не стал долго раздумывать. Он упал на колени, вполз в дверцу и оказался в таком же узком и низком коридоре-норе, двигаться по которому можно было только вперед и на карачках. "Мишка со своей вздутой башкой хер пролезет!" - понял он, быстро перебирая ногами и руками. Дверь сзади хлопнула и Семен услышал, усиленное узким коридором рычание дьяволов. Он пополз быстрее. Непонятно было - то ли дьяволам все-таки удалось пролезть и они ползут за ним, то ли они рычат в дверь. Впереди посветлело. Семен вполз в какой-то подвал и захлопнул за собой дверцу. На стене подвала горел факел и коптил стену. Семен огляделся. В углу стоял ящик с кусками мела для побелки. Абатуров схватил один кусок и начертил на двери крест. Потом, как Хома Брут, ползая на коленках, быстро очертил вокруг себя круг, встал в центре и начал безостановочно креститься, повторяя слова молитв. - Господи, спаси на небеси... Алиллуя... Помилуй мя, грешного... да святится имя Твое... да пребудет царствие Твое... во веки веков... Аминь... Аминь... Аминь... Нечисть с ужасной силой врезалась в дверь. Дверь содрогнулась и сверху посыпались камешки и известка. - У-у-у! - услышал Семен зловещее нечеловеческое рычание. Еще один удар потряс дверь. Но и он не смог сокрушить силу животворящей молитвы и чудотворного креста, который нарисовал Абатуров. Семен увидел, что крест на двери засиял золотистым светом и во все четыре стороны от него разошлись ослепительные лучи. Сила Бога перекрыла проход нечисти в подвал и заслонила бессмертную душу Семена Абатурова от гибели. Стало тихо. Семен, на всякий случай, посидел в кругу еще пару минут, а потом на четвереньках осторожно подполз к двери и прислонил к ней ухо. Тишина. Дрожащей рукой он вытащил из кармана пачку сигарет, прикурил от факела и съехал по стене вниз, вконец обессилев. Он сидел у стены и курил, глядя в одну точку. Все, что случилось с ним, никак не укладывалось в голове. Как он оказался здесь... где его друзья... что это с ним было... откуда взялся в немецком замке Троцкий... и что теперь делать? Он не знал. Вдруг за дверью послышался шепот. Семен вздрогнул. - Семен! - услышал он из-за двери голос Жадова. - Пусти нас, Семен! За нами гонится Троцкий! - Пусти, Семен! - прибавил Стропалева. - Он уже рядом! Спаси нас, Семен! - Раздался стук. Голоса звучали по-настоящему. Семен уже потянулся было к двери, но в последний момент отдернул руку. Внутреннее чувство подсказало, что это Лукавый хочет его обмануть. В дверь снова постучали. - Семен, ну что же ты не открываешь?! Ты что, сука вонючая, хочешь, чтобы нас, твоих товарищей, Троцкий захреначил?! - Ты что, предатель, Семен?! - Ты ж нас фашистам предаешь! Открывай, е...аный в рот! - Манда с ушами! Вспомни, говно, как мы с тобой всем делились?! А ты!.. - Иуда! Жадов и Стропалев говорили, как в жизни, и Семен снова засомневался и опять было потянулся к двери, но тут вспомнил, как у Стропалева надувалась голова, а у Жадова оторвались руки, и сказал твердо: - Не открою! Ибо не Мишка вы и Андрюха, а демоны! Хрен вам в сраку! За дверью помолчали. - Что, не откроешь? - спросил Мишка. - Пойдешь под трибунал за предательство! - Во вам, демонам! - Семен потряс перед дверью дулей. - Никто меня не осудит за то, что я своего Бога истинного не предал, как вы, Иуды адские! А вот вам будет говна на орехи! За то, что стали вы слуги Сатаны и меня, православного, затянуть стараетесь! - Абатуров машинально стал говорить на церковный манер. - Истинно говорю, ибо защищают меня христианский крест и молитва, а вам, диаволам, будет пи...дец! Во веки веков! Аминь! - Абатуров поднял перед собой нательный крестик и перекрестил им дверь. За дверью раздался жуткий, нечеловеческий стон. У Семена по коже пробежали мурашки. Он перекрестил дверь снова и крикнул: - Сгинь, нечистая сила! Убирайся в жопу отсюда! Вопли грешников усилились, а из-под двери повалил густой красный дым. Клубы дыма окутали Семена Абатурова и он упал в обморок. Очнулся Семен от того, что где-то неподалеку закричал недорезанный немецкий петух. - Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Абатуров открыл глаза и обнаружил себя лежащим на куче мусора посреди развалин, лицом вверх. В чистом синем небе кружился советский истребитель. Семен сел и огляделся. Место было незнакомое. Какие-то руины какого-то замка... Что со мною было? Где я? Где Мишка и Андрюха? Постепенно Семен все вспомнил, но его мозг отказывался верить. Скорее всего, они попали под бомбежку и он потерял сознание. А все, что он вспомнил, ему попросту приснилось без сознания. Семен встал... Голова болела. А ноги плохо слушались, как будто он накануне пробежал сто километров. А где гимнастерка?.. Почему я в одной рубахе?.. Немцы, суки, сняли!.. А кому еще?!.. Абатуров полез в карман за сигаретами и вытащил табакерку. Его кинуло в пот! Это была та самая табакерка, которая в его сне выпала из кармана Троцкого! Все у него в голове перепуталось... В части, куда Семен добрался лишь к вечеру, проплутав весь день по незнакомому городу, он рассказал, что попал с друзьями под бомбежку, был контужен, а друзей потерял... Стропалева и Жадова так и не нашли и записали их пропавшими без вести. А того, что Абатуров вспомнил, он никому не рассказывал. Еще бы, такое рассказывать! Все равно бы никто не поверил, а куда надо, за такие истории, попал бы определенно. Табакерку же Семен открыть не смог. Он додумался, что табакерку открывает какой-то скрытый механизм, но его секрета так и не разгадал, хоть и нажимал на все выпуклости. Ладно, решил тогда Абатуров, вещь дорогая, пусть пока лежит на черный день, а я ее потом продам. Этот случай, как ни хотел Семен его забыть, он помнил всю жизнь. И так уж получилось, что это и было самым ярким пятном всей его жизни. Обещание свое перед Богом Семен сдержал и церковь в деревне построил... Дед Семен шел по дороге, куря самокрутку. Проходя мимо картофельного поля, он опять почувствовал какую-то тревогу. Дед остановился и огляделся. Неприятное ощущение, внезапно его охватившее, было каким-то знакомым, будто дед Семен уже его испытывал. Он вздрогнул - на краю поля стоял темный силуэт. Семен напряг зрение, пытаясь разглядеть, кто это стоит, но возраст давал себя знать - зрение было уже не таким, как раньше. Вдруг силуэт поднял руку и произнес: - Здорово, дед! Семен узнал голос Андрея Яковлевича Колчанова. - Ты, Колчан?.. - Я... - Головка от руля!.. Хули ты меня испугал в темноте, рожа?.. - Ты еще не видел, как пугают! - ответил Колчанов и засмеялся как-то нехорошо. Он стоял так, что Семен никак не мог разглядеть его лица. Дед опять почувствовал себя как-то не так. Что-то ему тут не нравилось. Какая-то здесь была явная или скрытая подъ...бка. - Хулишь ты, Колчан, тут среди ночи делаешь? - спросил он осторожно. - У меня здесь свидание назначено... - С чучелой что ли? - Семен показал на пугало. - Не, не с чучелой. - ответил Колчанов спокойно. - А с кем? - дед Семен начинал нервничать и ему захотелось поскорее отсюда уйти. - С тобой, - сказал Колчанов и усмехнулся. Семена замутило. На кончике носа выступили капельки пота. - С тобой, дед, - повторил Колчанов. - Раз уж ты пришел, то с тобой... Я, дед, картошки набрал... мешок... Один не могу на лисапед загрузить. Помоги, дед, мешок на багажник закинуть... Семен облегченно вздохнул. Он хоть и охранял чужую картошку, но не от земляков же? - Жадный ты, Колчан!.. На хрен тебе картошки столько?.. Один же живешь!.. Своя, наверно, на огороде гниет картошка!.. - Не твое, дед, дело! Я, может, жениться задумал... - На ком же?.. - Секрет... - Небось, тоже из-за приданого!.. Ой, и жадный ты, Колчан! А жадность - первый в мире грех! Гитлер, вот, пожадничал - Францию, Польшу и тому подобное прибрал к рукам, а все ему, значит, не хватало. Захотелось ему Россию захапать, тут ему кабздец. Пожадничал потому что... Так и ты, Колчан... Дом продал евреям, а меня ни разу как следует не угостил... Небось, и деньги-то все зарыл где-нибудь, чтоб сгнили они, как твоя картошка... - Семен посмотрел на Колчанова, но опять не смог разглядеть его лица. - Не пи...ди, - коротко ответил Колчанов. - Берись за мешок. Мешок был огромных размеров. Таких Семен никогда не видел и чем-то он ему не понравился. - Ну набрал! - Давай, хватайся! Семен нагнулся, ухватился за углы... Что-то в этом мешке было не то... - Е-пэ-рэ-сэ-тэ! Дак его не то, что поднять, его с места не сдвинешь! - Эх, блин! - буркнул Колчанов. - Чего делать-то? - Не знаю! Твой мешок-то, что хочешь, то и делай, а я пошел спать... - Погоди, дед... Давай тогда отсыплем маленько... Черт с ней! Отвезу в два захода... Ты, дед, мешок-то развяжи, а я сзади дерну, чтоб маленько повысыпалось... Семен нагнулся, дернул за грязную веревку. Мешок раскрылся и из него выпала человеческая нога. Семен остолбенел. Колчанов засмеялся страшным смехом и покрылся бурым мехом. Неожиданно сильным движением он встряхнул мешок. Из мешка на землю выпрыгнули, (мама родная!), Мишка Стропалев и Андрей Жадов. Они выпрыгнули, присели и бросились на деда Семена. Чья-то невидимая, но добрая рука пригнула Семена к земле. Демоны пролетели над ним и врезались в чучело. Толстая палка, на которой стояло чучело, не выдержала удара сатанинских сил, переломилось и упала вместе с дьяволами. Семен вскочил. Колчанов, растопыря руки, двинулся на него, переваливаясь с боку на бок. Глаза Колчанова горели в темноте жутким красным огнем. Семен наконец-то смог разглядеть его лицо. Господи боже мой! Это было уже другое лицо, совсем не такое, какое бывает у людей! - Ха-ха-ха! - засмеялся Колчанов так, что задрожала земля, а картофельная ботва пЭдикла. - Попался, старый пердун! - Ха-ха-ха! - услышал Семен сзади и оглянулся. Мишка и Андрюшка надвигались на него, крутя хвостами. Причем оторванные руки Жадова летали вокруг его головы самостоятельно. - Давно не виделись, солдат! - зашипел Мишка. - Хенде-хох! - крикнул Жадов своим рукам. Руки взлетели вверх и заняли над Андрюхиной головой выжидательную позицию, как два мессершмидта, мелко подрагивая и шевеля желтыми пальцами с длинными острыми ногтями, под которые набилась черная могильная земля. - Ахтунг! - скомандовал Жадов. Семен понял, что еще мгновение и ему конец. Он схватил валявшийся на земле мешок и хлестнул им Колчанова по его дьявольской морде. Колчанов не удержался на ногах, упал на четвереньки и щелкнул зубами. Семен, как молодой, перепрыгнул через него и побежал в деревню. - Взять его! - услышал он сзади дикий крик Жадова. Семен понял, что Андрюха дал команду своим летающим рукам и руки, как самолеты, сорвались с места и летят за Семеном, оставляя за собой черный клубящийся след адского дыма. Семен прибавил ходу. Головой он понимал, что от нечести на этот раз ему не убежать, но все же верил, что Бог не оставит его на растерзание и спасет его бессмертную душу. Дорога пошла в горку и бежать стало совсем тяжело. Семен задыхался. Он чувствовал спиной, что руки Жадова совсем рядом и вот-вот вцепятся ему в горло. Боковым зрением он заметил, как руки обходят его с флангов, чтобы получше схватить. Ужас обуял Семена, и в тот момент, когда руки начали смыкаться на его шее, добрая невидимая сила сделала Семену подножку и он со всей скорости полетел на землю. Руки дьявола, не успев затормозить, врезались в землю и увязли в ней по локоть. Семен вскочил, набросил на Жадовские руки мешок и побежал дальше. Сзади рычали и завывали преследующие дьяволы. Сильные дьяволы догоняли старого деда. Семен выскочил на холм и прижался на секунду к тонкой березе, чтобы перевести дыхание. Силы были на исходе. Из-за тучи выглянула луна, осветила край деревни и маковку часовни с крестом... часовни построенной им. Сзади опять зарычали. Семен собрался и бросился вперед, держа ориентир на часовню. В деревне завыли все собаки, почуявшие нечистую силу. Семен бежал по узкой тропинке и чувствовал уже своими ногами, как земля содрогается от топота дьявольских копыт. Дьяволы догоняли его. Давай, Семен, поднажми! Еще чуть-чуть и все! Там они тебя не достанут! Ну же, ну! Когда до часовни оставалось несколько метров, ноги подвели и Семен упал, сильно ударившись о землю ребрами. Но боли он не почувствовал. Боль от удара - это ерунда перед ужасом вечных мук! Абатуров пополз вперед, царапая землю скрюченными пальцами. Коленки его тут же намокли от ночной росы. - Ху-ху-хыр-р! - услышал он над головой дьявольский хохот. Все! Дед собрал все оставшиеся силы и, как молодой спортсмен, рванулся с земли, совершил неимоверный прыжок к часовне, на лету распахнул дверь и оказался внутри. Дверь закрылась за ним сама. Первым подбежал Колчанов. Он схватился за ручку и взвыл от боли. Его ладонь задымилась от прикосновения к раскаленному металлу. Эпизод второй 9 Юра Мешалкин отпросился в пятницу с работы. Он намеревался поехать в деревню Красный Бубен, забирать жену с детьми, котырые все лето прожили там у тещи. Юра остановил жигуль и вышел купить сигарет в одиноко стоявшем на шоссе киоске. Небо было синее и ясное, но в воздухе уже чувствовалась осенняя свежесть. Эх! Жалко лета! Это лето Мешалкин провожал с грустью. Он не ездил на Юг и вообще не был в отпуске, он просто отправил своих в деревню и целых три с лишним месяца был предоставлен самому себе. Нельзя сказать, что Юра пустился в разгул и вставлял кому попало. Нет, этого сказать нельзя. Конечно, он встретился с двумя давними подружками и приятно провел с ними время, не беспокоясь о том, что его ждут дома, что от него будет пахнуть женскими духами и тому подобное... Но все-таки, это было не главное. Главное было то, что ему наконец-то удалось побыть одному и заняться своим любимым делом - вырезанием из дерева солдатиков и животных. Как же здорово сидеть на балконе и орудовать резцами, когда тебя никто не дергает за штаны и не кричит, что ты везде соришь стружкой! Как же здорово знать, что тебя не прервут на самом интересном месте, чтобы сообщить, что рассказала по телефону какая-нибудь тетя Мотя про какого-нибудь дядю Петю! За это лето Юра успел вырезать как никогда много. Два ряда кухонных полок, которые он сам сделал, были плотно заставлены вкусно пахнущими фигурками! Сколько же он всего вырезал? Юра наморщил лоб и начал про себя считать: Больше сотни солдатиков российской, французской и германской армий; композиция "Три медведя ловят Машу"; кинетические игрушки "Куры клюющие" и "Как медведь с кузнецом долбят молотками по пеньку"; композиция из русской сказки "Волк ловит хвостом рыбу"; композиция "Лиса и виноград"; три африканские маски; подсвечник для жены; для детей семью Микки-Маусов (маму, папу, сына и дочку) и много еще чего другого. Юра подошел к киоску и протянул в окошко купюру: - Пачку "Удара по Америке". Рука из окошка взяла деньги и положила пачку "Золотой Явы". Рука была тонкая белая и красивая. На безымянном пальце поблескивало аккуратное колечко с камушком. Юре рука понравилась. Он, как художник и творец, понимал толк в красивом, а такие красивые руки встречаются не часто. Юра нагнулся и заглянул в окошко, чтобы посмотреть кто там сидит. Чувство прекрасного и на этот раз не подвело его. В киоске сидела красивая девушка лет двадцати-двадцати пяти. Мешалкину стало приятно, что он угадал. - Хороший денек,- сказал он, чтобы оправдать свое заглядывание. - Далеко еще до Красного Бубна? - Ага, - ответила девушка. - Километров двадцать... Юра побарабанил пальцами по прилавку, думая, что бы еще сказать. - Не страшно вам сидеть здесь одной?.. Вы такая красивая... Вас могут обидеть шоферы... - А я не трусиха. У меня вот что есть, - девушка вытащила из-под прилавка пистолет. - Ого!.. Настоящий? - Газовый. Но с близкого расстояния можно глаз выбить. - А что, приходилось уже? - Нет, но если что - рука не дрогнет. Я в тире трениру