ском просторечии конкретное имя,
произносить  которое  не имеет  смысла, дабы не  наносить  глубокие душевные
раны.
     Здесь   требуется   особая  рациональная   психотерапия   направленного
действия, а не  пустые слова и уговоры, в которых, собственно говоря, объект
влечения  и  не нуждается. Сергеев, как врач, хорошо понимал, что Бог сделал
все необходимое - создал наивную сексуальную пару,  для которой все в первый
раз,  все  откровение.  Если бы не вмешался лысый коварный дьявол, со  своим
облезло-гладким змеем,  то процесс  бы  обязательно  пошел.  Может  быть, по
первости  с  некоторыми перебоями,  техническими ошибками, -  но откровенный
беззастенчивый поиск как раз и приятен - он самое то!
     Сергеев еще  раз  внимательно  взглянул  на Ирочку  и  сообразил, что в
данном  случае откровения никакого не будет, но будет мастерство! И,  если к
тому мастерству добавить дружбу и хорошее чувство  ритма, то  медовый  месяц
превратится  в  совместный  полет  в  космос,  в  приближение  к  длительной
невесомости.  Но  Сергеев, к  сожалению, прежде  всего  оставался врачом!  А
потому сперва решил понаблюдать за пациенткой.
     Ирочка  встретила Сергеева не  только  многообещающим, но и досконально
изучающим  взглядом.  Первое,  что было  необходимо  оценить -  это  мужскую
породистость возможной жертвы. Второе - материальные перспективы. Третье - а
на третье  просто  уже и не  оставалось  сил,  времени  и  женской фантазии.
Видимо, Сергеев с трудом, но все  же  прошел фильтр тестирования. Потому что
за  обзором   пациента,  следовала  благожелательная  улыбка  и  предложение
присесть, обождать, когда шеф освободится.
     Сергеев не помнил, чтобы ему было когда-либо  скучно. Он легко  находил
интересное занятие своим глазам, ушам, обонянию и, наконец, мозгу. Как любой
воспитанный самец,  он  при  входе  в  помещение,  снимал шапку  и  раздевал
взглядом до нога всех  женщин, попадавших  в  поле  зрения -  это  была дань
профессии.
     Иногда  фантазия  уводила  его и  в  область воспоминаний.  Сексуальное
любопытство  ученого всегда было неистощимо, но развивалось  оно в  пределах
интересов пациенток, а не личных  привязанностей:  глазами он раскрывал силу
жизни, содержащуюся в теле, особенно, когда тело имело четкие женские формы.
     Ирочка,  словно подчиняясь  неотвратимой  суггестии  залетевшего, может
быть, на  счастье, эскулапа (женщины всегда быстро определяют - кто может, а
кто  уже нет, кто хочет,  а кто еще нет),  выдала весь набор привлекательных
действий. Во-первых, незаметным движением  она  немного  прибавила громкости
сладкой музыке, лившейся из  портативной магнитолы. Во-вторых, она  встала и
прошествовала  близко от  Сергеева к книжному  шкафу, обдав  его очарованием
редких  духов. За одно была  продемонстрирована стройность ног,  линия талии
(правда  уже немного  грузной) и,  самое  главное, наличие  отменного бюста.
Походка,  жест, ритмика  соблазнительной Ирины вызывала у расслабившегося на
мягком диване Сергеева вполне определенные и комплексные ассоциации. Но  все
их  можно  собрать  в  одну  словесную  формулу  -  "люблю  безобразие"!  Но
безобразие, конечно, не формы  (упаси Господи!),  а  бушующей плоти, то есть
допускался ответный восторг до безграничности.
     Сергеев  давно заметил,  что  опыт  психотерапии  приводит, видимо,  не
осознанно, к тому совершенству суггестии, когда  не требуется магия слова, а
достаточно  воздействия  мысли,   летящей  на  расстояние.  Что-то  подобное
телепатии случается в такие недолгие минуты.
     В преддверии кабинета главного врача сейчас совершалось что-то  близкое
сеансу психоанализа,  задуманного Зигмундом  Фрейдом,  видимо, все  же  ради
собственного развлечения.  Иначе зачем Бог наказал известного психоаналитика
смертельной  дозой  яда?! Сергеев  и Ирочка  были, одновременно,  послушными
пациентами  и  заинтересованными  терапевтами  по  простой  причине,  -  оба
проживали вне брака,  а потому тянулись к  первозданности отношений, а затем
уже к мистическим настроениям. Нетрудно догадаться, что в  таком дуэте легко
возникает эффект камертона. По несложной игре вегетатики, Сергеев определил,
что его  нечаянные  пассы  попадают в цель. Еще немного и  можно  приблизить
эффект психотерапии к состоянию рауш-наркоза, за которым распахивается дверь
в зазеркалье.
     С Ирочкой  начались  чудеса,  свидетельствующие,  что  прямо,  здесь  и
сейчас, на диване,  ее можно брать тепленькой. Но лихие сексуальные вариации
в  это время,  в  этом кабинете были, безусловно,  неприемлемы, хотя и очень
желанны обоим страстотерпцам.
     Сергеев  отдавал  себе отчет в  силе  мстительности  женских восторгов,
которые растаяли, не завершившись, не состоявшись. Игры в пустую на "жестких
кортах"  даже  среди новичков в теннисе не прощаются. Необходимо  было мягко
откатывать,  иначе  в  дальнейшем  -  несдобровать!  Сергеев  стал  медленно
выводить, сперва себя, а затем и Ирочку, из теплого ложа наивных желаний. Он
чувствовал, что  она там  застряла основательно и никак не  хотела разрывать
сладострастные объятья с ирреальностью. Требовалось воздействие голосом:
     -  Ирина Владимировна, -  молвил эскулап нежно, насытив  голос подобием
интимной тайны. - Всегда  испытываю неповторимые ощущения, находясь у  ваших
прекрасных ног. Как плохо, что  вы так  далеки от нашей медицинской кухни, -
редко удается вас видеть.
     Конечно, все сказанное было бредом собачьим, ибо "кто хочет, тот всегда
найдет"!   Совсем  не  обязательно   при  этом  ползать  у  ног   женщины  в
"предбаннике" кабинета главного врача. Но именно такая чушь начала оказывать
воспитательное воздействие на поплывшее сознание секретарши. Она  встряхнула
головой и молвила томно:
     - Однако! кажется мы увлеклись какой-то опасной игрой, да еще в рабочее
время. Такие  дела не  совершаются наспех и, практически,  прелюдно. Бог вас
простит, Александр Георгиевич, за ваши  эксперименты! Но я должна все хорошо
осмыслить.    -   многозначительно   произнесла   разбухавшая   раздражением
государственная служащая. Она начинала "загружать" и "строить" Сергеева - то
было очевидно. Месть все же подняла голову и высунула жало.
     Но,  тем  не  менее,  Сергеев понял, что Ирочка умнее,  чем  он  думал.
Осталось  разобраться, что  первично, а что  вторично. То  ли Ирочка, долгие
годы сидя  у порога  кабинета  главного врача,  набралась мудрости и светлых
мыслей. Либо она здесь и сидит именно потому, что умна от рождения.
     Смущало, откровенно говоря, не это. Странным,  по разумению  Сергеева -
существа  плотоядного,  сугубо  медицинского, мыслящего  в  большей  степени
биологическими  категориями, - было то, что его  визави (волшебная Ирочка) -
безусловно, создание незаурядное в  сексуальном отношении,  -  оставалась не
востребованной многочисленными посетителями.
     То  ли  эти посетители носили  брюки по  ошибке  и оставались  все  без
исключения  персонами  среднего   рода.   Видимо,  что-то   сумрачное,  едва
различимое в  тумане  трансвестизма и откровенного  гомосексуализма,  жило в
душах  огромной толпы приходящих и  уходящих. Но,  возможно, за  этим стояло
(скорее, никогда у них  ничего  не стояло), лежало  на  правом  боку  что-то
величественно-государственное, смотрящее  выше  головы простой секретарши  -
человека иного класса, иной платежеспособности.
     Сергеева  всегда возмущали такие ошибочные представления. Ему  хотелось
крикнуть: "Господа, недоноски,  обнимают в порыве страсти не денежный мешок,
а живую, пульсирующую, стонущую от удовольствия женскую плоть"!
     Он  невольно  перенесся  в  свое  прошлое и  откопал  в уголках  памяти
некоторые былые переживания, кодированные именем Ирина.
     То была восхитительная блондинка с загадочной улыбкой Джоконды. Но, как
почти  у  всех женщин России, ее судьба была надломлена бестолковым первым и
вторым браком  и не  совсем благополучным материнством. По инерции мышления,
она  тянулась  к карьере, дабы доказать былым временам и конкретным персонам
их  проигрыш,  а  ее -  выигрыш.  Но  при  этом женщина,  приобретая  статус
успешного  функционера,  теряет обаяние  и  магнетизм  интимных чар.  Редкий
мужчина,  желающий  получать удовольствие, а  не  исполнять роль  мазохиста,
долго мирится с раздвоением личности избранницы. "Вот, в третий раз я  готов
идти  к  вам,  и  не  буду  отягощать вас, ибо  я ищу не вашего, а вас" (2-е
Коринфянам 12: 14).
     Бог,  конечно,  и эту  красавицу  заставил заплатить за  отклонения  от
Божьей воли, которая заключается в возвышенном - "Плодитесь, размножайтесь"!
Ее  настигла  нежданно интрига  раздвоения личности, которая,  как  правило,
действует через заурядный женский алкоголизм. Это верный путь к  безумию, за
которым следует преждевременная смерть.
     Сергеев  давно  заметил,  что  некоторые  подруги  только потому и были
неудачливы в жизни, рано познакомились с холодом объятий старухи-смерти, что
отступали  от Божьих заветов: одни - пытались ловчить  и кокетничать с волей
Всевышнего,  другие  - чрезмерно  дорожили  общественным  мнением,  третьи -
тянулись к карьере.
     Но самой поразительной  была,  наверное, та категория  резвых гордячек,
которые, самоутверждаясь, слишком спешили, как говорят в  народе, выпрыгнуть
и  собственных порток. К ним Сергеев относился с состраданием. Они забывали,
что  нагое  тело  производит  приятное  впечатление  только,  если  наделено
природой - изяществом,  а  культурой  -  опрятностью. Много  полезнее сперва
принять душ и  вспомнить  не забыт  ли год тому назад  тампекс  в  пикантном
месте.  Не  дай  Бог,  откуда ни  возьмись  вынырнет  что-нибудь  кособокое,
неряшливое. Вообще, путать технику служебных функций и курортной прыти - это
явно дурной тон.
     Сергеев неоднократно убеждался в том, что если человек верит  в солнце,
дождь и  ветер,  то  он обязательно поверит и в Бога. А для того необходимо,
как минимум, оставаться откровенным и безудержным в страсти, презирать догмы
и  интриги моралистов. Бог не требует  от человека  ничего  необыкновенного:
плодитесь и размножайтесь, но  не торгуйте телом и совестью! Именно за такую
избирательность  и  награждал  Всевышний  Сергеева  своим  покровительством.
"Спокойно  ложусь  я  и  сплю,  ибо  Ты,  Господи, един  даешь  мне  жить  в
безопасности" (Псалом 4: 9).
     Но то был не  вопль, а только мысль о вопле. Потому в приемной ничто не
разорвало  тишину и ничто не потревожило скуку. Голос  борца за  свободную и
откровенную  любовь  был  задавлен  в  душе:  даже жалкие  его  ошметки, как
матросское выстиранное белье, не повисли на леерах сознания посетителей, - в
воздухе  томного офиса  мучился  нудный звук вентилятора,  да  ему подпевала
оскорбленная  занудливым официозом музыка магнитолы.  "Верный  в малом  и во
многом верен, а неверный в малом неверен и во многом" (От Луки 16: 10).
     Обстановку  разрядило "явление Святой Валентины  народу".  Она  была из
планово-финансового отдела больницы, где складывала,  умножала  и размножала
какие-то  фантастические цифры,  - все это  называлось  сведением  дебета  с
кредитом.  Но реальных денег, хотя бы небольшой прибавки  зарплаты, никто из
сотрудников больницы давно не ждал от финансовой службы.
     Сергеев хорошо себе не представлял механизм  действия таких  загадочных
женщин: ему казалось, что цифры настолько иссушают плоть, что лучше к ней не
притрагиваться - скрипу не оберешься! Он угасал в их присутствие или начинал
лепетать бессвязно, как в пошлом  анекдоте. "Монах, не знал нюансов языка, а
потому твердил прихожанке прямо: О, Ольга, я хотел бы видеть вас голой"!
     Маленькие собачки до глубокой старости остаются щенками. У них долго не
угашается восторг  от жизни и темперамент шаровой  молнии, которая способна,
залетев  в форточку,  долго  крутиться и  скакать  по комнате,  но все  мимо
кровати. С ними не соскучишься, но не насладишься. Однако, в редких случаях,
вас ждет масса интимных открытий. Анатомически это  все объяснимо  - в таком
теле все внутренние органы притянуты к яичникам. Именно здесь завязан единый
тугой узел.
     Гипофиз в таком  деле, нет  сомнения,  тоже  играет  не последнюю роль.
Конгломерат максимально сближенных органов создает эффект критической массы,
почти  как в атомной бомбе. Отсюда и  непредсказуемые  последствия -  резкий
накал страстей, жуткая вспышка света в глазах в мгновенья оргазма,  истошный
лебединый крик и царапанье до крови отточенными красными коготками.
     Короче,   восторг  и  ужас,  огонь  и  пламень!  Применение  когтей,  -
безусловно,  атавизм, что-то  кошачье.  Даже  в современном  человеке  много
ненужного еще не погашено природой.  Восторги не опасны,  но опасны  мириады
вульгарных  микробов,  собирающихся  под  ногтями.  А  частые  микроинфекции
постепенно  приводят  ко  вторичному  иммунодефициту.  Сергееву вспомнилось:
"Если бы вы знали, что значит: "милости хочу, а не жертвы", то не осудили бы
невинных" (От Матфея 12: 7).
     Сергеев  вновь  попытался переменить тему исследования и обратил взгляд
на цветок -  роскошный кактус. Он вспомнил, почему-то, годы молодые - работу
в далекой сельской амбулатории. Ночью  его  вызвали к больной. Встреча с ней
состоялась не где-нибудь, а на чердаке бывшего барского дома графа Волышова,
превращенного  в  советские времена  в  общежитие  для  работников  местного
совхоза.  Там  лежала  молодая  женщина,  пылающая  от сильнейшей лихорадки.
Температура тела - запредельная.
     Молодой врач догадался отогнать свору  любопытных подальше от  больной.
Когда он отбросил ветхое одеяло  с ее ног, то обомлел: из  влагалища молодой
женщины  выглядывал кактус.  Какая-то  старая дура,  которую все  в  деревне
называли  колдуньей, посоветовала  для  изгнания  плода не  желавшей  рожать
женщине засунуть в детородный орган кактус вместе с корнями, с землей.
     Страдалица пролежала на чердаке больше суток, ожидая выкидыша. Колючки,
корни кактуса  вместе  с  землей, ранили нежную слизистую  влагалища и шейки
матки и  вызвали  опасную  инфекцию  - генерализованный  сепсис. Требовалась
срочная  госпитализация.  Отчаянную  женщину спасла только ампутация  матки.
Мечты  о счастливом  замужестве, беременности  и ребенке  пришлось  оставить
навек.  Ее  совратитель  скрылся в  неизвестном никому  направлении.  "Цветы
жизни,  конечно,   лучше  собирать   вдвоем,  но  такое  занятие  не  всегда
безопасно".
     В это время в приемную главного врача вошла Марина. Все, сочетающееся с
морем, вызывало у Сергеева лирические предиспозиции.  Появление Марины опять
стащило  мысли  Сергеева  на  пастельный  уровень. Не присмотреться к  этому
"цветку  жизни" не было  никакой возможности:  статью и очевидным призывом к
пороку она была способна затмить всех больничных красавиц.
     Ирина Владимировна отреагировала моментально.  Ей не  светило появление
конкурентки в тот  момент, когда  телепатический разогрев  застрял на стадии
эффекта экссудации. Надо  было  спасать соответствующие  железы и  органы их
обрамляющие. Бросок разъяренная львица осуществила, безусловно, не в прямую,
а в виде  "переноса" агрессии. Только  женщина может так  больно ударить  по
самолюбию  и  яйцам, но не ногой,  а словом, гримасой презрения. Она ледяным
взглядом  удержала  Марину  на  дистанции,  у  дверей,  а  Сергееву  послала
уничижительный вопрос:
     -  Доктор, вы, кажется, потеряли  сознание? Может быть  подать вам воды
или сразу послать Марину Сергеевну за реанимационной бригадой?
     - Зовите сразу санитаров из морга! - уточнил Сергеев.
     Быстро  припомнилось и  мысленно  перепасовалось Марине:  "Он же сказал
женщине: вера твоя спасла тебя; иди с миром" (От Луки 7: 50).
     В слух же Сергеев, специально для Ирины Владимировны, произнес:
     - "Кто не  со Мною,  тот  против Меня; и  кто не собирает  со Мною, тот
расточает" (От Луки 11: 23).
     Ему  хорошо знакомы  такие  вредительские приемы:  "Эти штучки  мы  уже
проходили".  Не надо отвечать  на выпады  разъяренной  стервочки.  Он просто
погрузился в новый приятный телепатический раунд. Мариночка стоила того.
     Началом исследования стали агатовые глаза,  которые имели замечательное
свойство  -  менять  и  разнообразить  оттенки в  зависимости  от освещения.
Потому, передвигаясь по комнате, она,  того не замечая, но ощущая, одаривала
Сергеева новыми эстетическими переживаниями.
     Любой мужчина,  если до  глубокой старости в нем живет мальчишка, легко
увлекается  морем  и женщиной. Имя Марина  (морская) - две  страсти в "одном
флаконе". Это почти что выстрел в сердце из снайперской винтовки.
     Любому  болвану  известно:  где  начинается  эстетика,  там  появляется
экстатика (восторг - он всегда восторг!), от которой трепетное и откровенное
сердце мужчины защиты  не знает. Все молодое обязательно побеждает стареющее
-  здесь  меняются местами первичное со вторичным, а перспектива приобретает
вид глупого, покорного щенка-недоумка.
     Сергеев вновь  только  мысленно  переслал Марине вещее: "Подайте  лучше
милостыню из того, что у вас есть: тогда все будет у вас чисто" (От Луки 11:
41).
     Ирине   Владимировне   пришлось   попятиться  из  колбочек  и   палочек
зрительного анализатора доктора-исследователя. Верность  мужчины  женщине  -
понятие чисто условное. Устойчивость такого качества не стоит переоценивать.
     Сергеев вслух  произнес  специально для Ирины  Владимировны: "Иисус  же
сказал им в ответ:  не здоровые имеют нужду во  враче, но больные;  Я пришел
призвать не праведников, а грешников к покаянию" ( От Луки 5: 31-32).
     Марина  расписалась  в каких-то бумагах и быстро  слиняла, видимо, даже
маткой ощущая нависавшую  угрозу. Призрак коммунизма явно заглянул в рабочие
апартаменты и  был  у  него лик большевистской  увядающей славы.  Однако, по
оценкам  Сергеева,  скоротечный бой, -  в  обороне  и  в наступлении,  - был
проигран стареющей куртизанкой. Ее ошибка известна: не стоит слишком долго и
многократно выдавать ложбинку с вульгарными завитушками за райские врата. "И
не  Адам  прельщен, но жена,  прельстившись,  впала в  преступление; впрочем
спасется  чрез чадородие,  если  пребудет в  вере  и  любви  и  в святости с
целомудрием" (1-е Тимофею 2: 14-15).
     Человек -  это  конечно разновидность представителей  животного мира  и
законы его поведения  предопределены  Богом  и дьяволом.  Но если говорить о
женщине, как социальном  и биологическом  существе, то кошки, надо признать,
намного  элегантнее выражают  свою самость.  У  них  тоньше  психологическая
окраска чувств, эмоций,  более  изящное  кокетство, высокая проникновенность
позы, мимики,  жеста, выражаемых, кстати, только с помощью одного хвоста. Но
попробуйте   также   изящно   двигать   ушами,   шеей,   холмисто-волосистым
устройством.
     К  большому  сожалению,  многие человеки слишком активно  реализуются в
недостойном  поведении,  копируя  тем  самым худшие  биологические  образцы.
Сергеев  заметил,  что  в  приемную  впорхнуло  как  раз  такое  существо  -
<i>Инесса-принцесса</i>  была  ее  партийная  кличка.  Весьма  традиционно,  что  в
больничных  нишах появляется  маленькая мышка, чаще крашеная в желтый  цвет.
Может быть, это действительно символ измены,  или внешней податливости,  или
своеобразного понимания чистоты натуры.
     Она  ладно  скроена  и  не  лишена талантов,  в  том  числе  и  таланта
перевоплощения.  В ее скромно-выразительных  глазах таится  страсть  поиска,
любопытства,  хитринка и  удаль  первооткрывателя.  Такие  качества  смазаны
татаро-славянской томатной пастой с добавками чеснока и перца какого-то еще,
скорее заморского, генофонда.
     Та  мышка,  конечно,  не  выронит добычу из своего  острозубого ротика.
Случись удача -  она быстро утащит  к себе в норку кусочек сладкого печенья,
упавшего с барского стола. В покое и безопасности слопает и усвоит маленькая
стервочка случайный Божий дар, даже если он не похож на яичницу.
     Никто  не дождется  от нее глупостей - не будет она каркать  на людях о
своем  маленьком  счастье, сидя  на  суку высокого  дерева. Ничего общего не
имеет серый пушистик  с наивной вороной,  - видимо, дальней родственницей по
материнской  линии баснописца-толстяка Крылова,  -  решившей  потешать  лису
ариями. Эта  мышка  сперва, сидя  в безопасности  с  огромным  куском  сыра,
основательно его усвоит - утилизирует человеческую и Божью доброту.
     Надо сказать, что мышонок легко перевоплощается в маленькую  желтенькую
ехидну, способную истерически-пронзительно верещать о свободе и равноправии.
Беда состоит в  том, что ее негласно опекает желтенький хомячок, вытоптавший
в одном  из отделений больницы  удобное лежбище. Тот хомячок женского  рода:
эта  женщина  из  разряда демонических  особ, внушающих уважение.  Статью  и
конституцией она похожая на прочно сбитый ящичек, покрытый водонепроницаемым
лаком.
     Спевка  мышки   с  хомячком  осуществилась,  нет  сомнений,  в   рамках
близкородственной партитуры. Они вдвоем реализуют в семейной жизни известный
призыв  -  "Берегите  мужчин"! Но  звучит  он  на работе  в их исполнении  с
некоторой коррекцией - "Берегитесь мужчин!" Что равнозначно задаче - "Душите
мужчин!"
     Сердце  обливается кровью,  когда видишь как превращается  потенциально
благополучная  женская плоть  в "безвозвратные санитарные потери".  Мышка  и
хомячок  заражены самоедством  и  склонностью к  самоубийству,  ибо страдают
страшной тягой к интриге и курению. Они уже и теперь не имеют ни фамилий, ни
приличного цвета лица,  ни  здорового  пищеварения.  Взглянув на  них, любой
пациент  лишается  надежды получить  медицинскую  помощь, - начинает  спешно
готовиться к похоронам.
     Такие  трагические  женщины  в старости,  в голом виде,  представлялись
Сергееву только распластанными на секционных столах: бесформенные  и отечные
туши  с невообразимым  количеством жировых  складок  на животе и  в  области
пещеры порока. Это, скорее, останки женщин - более страшные, чем даже черные
сундуки Пандоры.
     Инесса  сохранила пока статус  пушистого комочка,  - но и  ей  осталось
недолго. Вот она уже подрастает незаметно до размеров большого мыша, скорее,
крысы  (приятные  рифмы  - Инесса-принцесса; Лариса-крыса;  Ирина-дубина;  и
др.). Скоро  полностью поменяется и  волосистый окрас, косметика,  пластика,
набор особых женских подпруг.
     Крысик  способен,  методично  работая  челюстями  и  кишечной  трубкой,
уничтожить содержимое любого амбара, даже если тот будет наполнен не зерном,
а каустической содой.  Разрешение на  плотоядные акции у истинного хозяина в
таких  случаях  никогда   не  спрашивается.  Опасное  существо  со  временем
трансформируется в короля  или королеву  крыс.  Все  зависит  от  внутренней
идентификации пола и предпочтительного ролевого репертуара.
     Сергееву  припомнилось  произведение замечательного писателя Александра
Грина  (Гриневского),  подарившего соотечественникам  поучительно-гениальную
новеллу, открывающую скрипучую, тяжелую дверь в зазеркалье.  "Крысолов" - ее
название. В  ней читаем: "Вы видите  так называемую черную гвинейскую крысу.
Ее  укус  очень опасен.  Он  вызывает  медленное гниение  заживо,  превращая
укушенного в коллекцию опухолей и нарывов. Этот вид  грызуна редок в Европе,
он иногда заносится пароходами".
     При  большой  настойчивости  и  опыте,  приходящем  по  мере увеличения
трудового стажа, происходит следующий диалектический скачек. Он тоже отмечен
Александром  Грином:  "Коварное  и  мрачное  существо  это  владеет   силами
человеческого ума. Оно обладает  также тайнами подземелий,  где  прячется. В
его власти  изменять  свой вид, являясь, как человек,  с  руками и ногами, в
одежде,  имея  лицо,  глаза  и  движения подобные  человеческим  и  даже  не
уступающие человеку, -  как его полный,  хотя  и  не настоящий образ.  Крысы
также могут причинять  неизлечимую болезнь, пользуясь для  того  средствами,
доступными только им.  Им благоприятствуют мор, голод,  война,  наводнение и
нашествие.  Тогда  они  собираются  под  знаком   таинственных  превращений,
действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто это. Они крадут
и  продают с  пользой, удивительной  для  честного труженика,  и  обманывают
блеском своих одежд  и мягкостью речей.  Они убивают и  жгут, мошенничают  и
подстрекают;  окружаясь  роскошью,  едят  и  пьют довольно  и  имеют  все  в
изобилии".
     Когда   Сергеев  встречал   подобных  людей,  то   в  голове  возникали
трагические афоризмы, например: "Зачем нам женщины, у нас есть старость"?!
     Но,  к  счастью,  мрачные   мысли   зрелого  эскулапа   прервала  смена
действующих   лиц  при  тех  же  декорациях.  И  продолжилась  серия  ученых
наблюдений Сергеева. На смену Марине и Инессе влетела в приемную новая фея -
та, которая  крашенной под  седину  гривой  умела  мотать, как  <i>неоседланная
лошадь</i>, легкомысленно уверяющая потенциального седока,  что  она  совершенно
свободна, независима и безгранично игрива.
     Лукошкина Олечка умела прической создать забавный первичный  эффект,  -
вроде  бы старой крыши  на ветхой конюшне,  но  это было явным обманом, даже
святотатством. В ней было  много напускной спеси, но и  истинного огня.  Она
всегда  будоражила воображение Сергеева, вызывала  безграничные  сексуальные
фантазии, за  смелость  которых в старые времена сжигали на костре или,  как
минимум, секли кнутом и ссылали на галеры.
     В ее  конюшнях паслись  и  другие  замечательные  лошадки: искрометная,
бурная,  как компьютер  самой последней марки,  сексуально заряженная Лариса
(кстати,  не так  давно  рассталась  с  мужем  -  вспомнилось Сергееву).  Ее
"стойло"   в   ординаторской    было   слева   от   пикантной    заведующей.
Быстроглазенькая  <i>газель</i>  - умная  и  сообразительная  до чрезвычайности,  -
любила  диктовать  свою   волю   даже  на  минутку  забегающему  сослуживцу.
Чувствовалось, что ее словно  распирали изнутри  зажигательные, непоседливые
бесенята или стайка юных, круглопопых ведьмочек.
     Попробуйте  отказать  себе  в  удовольствии  лишний  раз  зайти  к  уже
незамужней   молодой  женщине.   Она  способна   по-особому  манить  буйными
перспективами,   матримониальными  фантазиями   стада   истосковавшихся   по
повелительнице  беспризорных мужских душ. Однако и у  прекрасной газели были
маленькие недостатки: курит,  сквернословит,  не  играет на флейте,  безумно
много пьет кофе!
     Паслась  здесь  же и  прекрасная <i>Натали</i> с  сочными, как  спелая малина,
губами,  с  крутыми  икрами  ног  и  волнующими ягодицами.  Взгляд  свой она
почему-то  заряжала чрезмерным  простодушием, как  юная проститутка. Сергеев
вспоминал Полю из рассказа Бунина "Мадрид". В ней сильно возбуждала фантазию
зрелого зрителя прическа,  -  казалось,  что  длина  остриженных  волос была
меньше,  чем  у  Сергеева  щетина,  которую  он  постоянно  забывал побрить.
Округлый боксерский  затылочек  с лихой завитушкой по центру  явно тянул  на
симптом суперсексуальности, возможно, равной лишь королеве блуда Мессалине.
     Великолепную  компанию  несколько   портила  особа  с  кислой  миной  и
пронзительно  громким  голосом,  - создавалось  впечатление, что  это бывшая
монахиня-расстрига,   которую  уже  выгнали  из  монастыря  за   откровенную
блудливость.  Теперь она свой талант пения громких гимнов на клиросе пробует
пристроить в других  областях, - в выступлении на многотысячных митингах без
микрофона, дрессировки сторожевых  собак,  перекличке с  рыкающими  львами в
Кенийском  национальном  заповеднике,  в объявлении сенсаций на  Финляндском
железнодорожном  вокзале,  в  управлении только  с  помощью  голоса  тяжелым
паровым молота на шумном Ижорском заводе-гиганте.
     При  явно  повышенной прыти  Ольга Николаевна  и  ее  адъютантки  могли
собрать  в  свое  лукошко  уйму придушенных вздохов тех  мужчин,  у  которых
известные гормоны определяют блуждающий взгляд  и  блудливое  настроение. Но
Бог  никогда не  поощряет  бестолковый разврат, а подвигает  ищущих сладости
лишь  к  супружескому  ложу.  К  сожалению, в  медицинских кислых профессиях
отмечается хроническая нехватка породистых самцов. При врожденной склонности
к пикантной близорукости женщине, даже наделенной броской внешностью, трудно
на тощих заливных лугах отловить  достойного  селезня (не будем  говорить  -
орла,  -  их  уже  нет  в природе).  Чаще  подворачиваются  хромые  козлы  с
беспокойными и неустойчивыми  мыслями, с  дрожью  в  копытах  и с  тягчайшей
импотенцией, последовательно передающейся по наследству. Диву даешься, - как
и  кому  удалось  их  самих  зачать  и  какая  героиня  умудрилась  доносить
бесперспективную беременность?  По  предсказаниям,  все  шло лишь к  "жертве
аборта".
     Сергеева  впечатляло  то,  что  временами  из-под  седой  крыши  Олечки
неведомые  силы выводили сравнительно молодую и  все еще  резвую кобылицу, -
каурую,  в  серых  яблоках,  с загадочными  и в меру бесстыжими, глазами. Но
основной балдеж задавало  обаяние рельефных, изумительной красоты и четкости
губ. При отменном знании анатомии, фантазия Сергеева безупречно  и быстро по
этажам вниз дорисовывала остальные пикантные подробности.
     Наблюдая профиль  этого существа, -  линию лба, носа, губ, подбородка и
прочего, - Сергеев ощущал манящую чертовщинку,  аромат общения с ведьмочкой,
способной летать по ночам на помеле. Она въедалась в сознание, как пиявка  в
самое  темечко  разврата,  и  была  способна  вдребезги  разбить беспокойное
мужское сердце, переполнив его вначале готовностью к неукротимому восторгу.
     Любой мальчишка  начинает освоение сексуальной темы  с лапанья  маминой
груди  (вот здесь он и застревает на женских губах), а заканчивает блудливым
зырканьем  пенсионера по  голым  икрам  девушек-подростков (это уже  мечта о
повторении первой любви). Одним словом, - "маразм крепчал", -  так обозначал
Илья  Ильф в записных  книжках подобный, неотвратимо-горестный,  процесс. Из
детства мы выходим, но новым и  окончательным  впадением в  него заканчиваем
жизнь. В том  заключается  отчаянный приговор природы, не терпящей  пустоты,
одиночества, непомерно длинного  века.  При всем  том, Бог сурово наказывает
фантазеров,  не   сумевших  воспользоваться   дарованными  искрами  счастья.
"Ожидаете многого, а выходит мало; и что принесете домой, то Я развею"  (Кн.
Аггея 1: 9).
     Трудно понять за счет чего достигался эффект притяжения,  возникавший у
Сергеева  каждый раз, когда он  с внимательной наглостью,  свойственной всем
творческим  натурам,  рассматривал  это   парадоксальное  явление   природы.
Возможно, решающую роль  в создании впечатления играл мастерский макияж. Но,
кажется, здесь  было  что-то  большее, -  скорее,  унаследованное от таланта
Микеланджело Буонарроти. Известно, что особые женские конструкции  позволяют
им  при необходимости перевоплотиться не  только  в крылатого  Пегаса.  Они,
порой, способны спрятаться даже за мифический  облик верблюда,  того самого,
которому "легче пройти сквозь игольное ушко". Причем, по желанию элегантного
существа, будет он не  только  двугорбым, но  и  четырехгорбым, многогорбым.
"Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий" (Псалом 38: 6).
     Такой важный верблюд начинает величественно вышагивать из сознания, так
называемой,   деловой  женщины,   пытающейся  по   провинциальной   простоте
изображать из себя крутого  администратора. Известно, чем меньше работы, тем
больше поводов для лени и самолюбования. По-настоящему загруженные люди, как
правило, лишены амбиций  и  форса. У них на учете  каждый час и  день. "День
скорби и  наказания  и  посрамления  -  день  этот;  ибо младенцы  дошли  до
отверстия утробы матерней, силы нет родить" (Кн. Исаии 37: 3).
     Умопомрачительная  эстетика  женских  губ у Сергеева  создавала иллюзию
порабощения, свойственного исключительно дикой природе: ему казалось, что из
подъюбочного царства,  надвигается  что-то эклектичное, подобное хищному, но
ласковому   осьминогу.   Он   медленно   подплывает,  гипнотизирует   мнимой
податливостью,   обнимает,   обвивает   и  лобызает.   Мягкие  вначале,   но
превращающиеся   в   жесткие,   словно   лезвия   бритвы,   алчные  присоски
прицеливаются в лакомые  места  жертвы.  Они готовы препарировать не  только
беззащитную мужскую плоть, но  и растлевать безгранично доверчивую,  наивную
мужскую душу.
     Однако   взрослой  женщине,   вообще,  не  стоит  симулировать  половую
распущенность при  явной неспособности самостоятельно  снять трусы  в нужный
момент и в подходящем для того месте. Сергеев вспомнил символический призыв,
который  Священное  Писание  смело   адресует,  в  том  числе,  и  отчаянным
любовникам и замученным  восторгами  акушерам-гинекологам:  "И я  видел, что
Агнец  снял первую  из  семи печатей, и я услышал одно  из четырех животных,
говорящее как-бы громовым голосом: иди и смотри" (Откровение 6: 1).
     Спастись от морального разложения удавалось только благодаря применению
метода   обнажения  взглядом,  -  тогда   холодное,  бесстрастное   изучение
сопутствующих  телесных  дефектов пациентки  восстанавливало твердость воли,
сохранность  рассудка,  безучастность   сердечно-сосудистой  и  гормональной
систем.
     Только   стоически-монашеское   пролистывание   явной  и   скрытой  под
моднейшими одеждами  женской анатомии возвращало фантазию в  рамки врачебной
отрешенности.  Такой  виртуальный  телесный  скрининг  любой  доктор  обязан
выполнять  неоднократно,  в  обязательном  порядке,  словно,  при  подробном
профилактическом контроле.
     Святой   таможенный   досмотр  является   для  честного   врача   актом
рациональной психотерапии, спасающим и без того  сильно напуганное  растущим
терроризмом человечество.  "Ибо, кто пашет, должен пахать с надеждою, и  кто
молотит, должен  молотить с надеждою получить ожидаемое" (1-ое Коринфянам 9:
10).

     * 2.3 *

     Сергеев  от  нечего  делать  углубился в  аналитические размышлизмы. Он
прикрыл   глаза,   погружаясь   в    воспоминания   более    основательного,
биографического, уровня. Забавный феномен, как Божья отметина, был обнаружен
у него совершенно случайно. Еще в детстве, проводя регулярно летние каникулы
на даче  в далеком  Переделкине,  маленький  Саша  любил  наблюдать  природу
подмосковья. Причем, начинал свои исследования, как правило, с микромира.
     Он часами лежал на писке, расшифровывая закономерности поиска муравьев:
маршруты движения, назначение поклажи, ритуал общения. Видимо, биологическая
психология этих бодрых насекомых рано  заинтересовала пытливый ум, а, скорее
всего,  мальчик  был ленив  от рожденья  и  потому  менял суету  мирскую  на
наблюдение за ней.
     С не меньшим восторгом он собирал  гербарии и коллекции всего того, что
летало, ползало, прыгало - жуков, бабочек, стрекоз, кузнечиков. Его поражала
цветовая гамма этих крылатых существ. Стимулируя увлечения ребенка, - явного
интроверта и аутиста, - родственники дарили ему замечательные наборы цветных
карандашей (до сорока восьми цветов и оттенков).
     Таким шикарным оружием мальчик распоряжался с удовольствием. Но картины
природы,  написанные  им, теперь уже  поражали зрителей, особенно  взрослых.
Сверстники, те только  столбенели ненадолго, затем тянули  многозначительно:
"Ну, ты даешь"!
     Никто   не   понимал   и   не   мог  объяснить   природу   особенностей
конструирования цветовой палитры.  Всех озадачивал  вопрос:  толи состоялось
рождение нового гения  - художника-экспрессиониста (и это  приятно  щекотало
нервы  родственникам), толи  явный балбес  издевается  над  здравым  смыслом
(такой подход  необходимо  срочно перевоспитать)?  Но попробуй  перевоспитай
уникального молчуна, который в  любом рассказе взрослых находил повод только
для одного убийственного вопроса: "Почему"?
     Маленький   гаденыш   напрочь   загонял  в   тупик  любого  рассказчика
сакраментальными   уточнениями.    Ему    недосуг   входить   в    сложности
причинно-следственных связей различных явлений, событий, загадок, вольно или
невольно всплывавших перед его  взором,  - он требовал от взрослых прямых  и
исчерпывающих   ответов  на  все  свои  миллионные  "почему?".  Родственники
чувствовали, что нарождается светлый ум, только не понимали, почему никакими
усилиями не загнать его в школу и не заставить читать красочные учебники.
     Доброхоты  прозвали Сашу  Почемучкой и  подарили детскую книжку с точно
таким же  названием.  Но этого  ребенку показалось мало. Коль скоро взрослые
оказались  бессильными учителями, он подыскал  себе ходячую энциклопедию вне
дачной территории.
     В кругу его друзей появился Женька - внук знаменитого детского писателя
и Павлик  - сын  не  менее  известного  взрослого писателя. Ловко  и  быстро
сколоченную шайку великолепно  дополняли Евгения  -  дочь того же  маститого
писателя, его племянник - Левка Цапин, племянница - Ирина.
     Метр советской литературы позже написал детскую книжку про то, как  его
юная  родня  собирала   грибы  -  Ирине  там  отводилось  особое  место.  Но
психоаналитик легко заметит  в простенькой  фабуле истинные  мотивы не очень
сложного  литературного исследования.  Волшебный  ларчик всегда  открывается
просто и ключ к нему окажется спрятанным в потаенном кармане души  взрослого
мужчины-самца,  терзающего себя воспоминаниями об  ушедшей  молодости. Но то
были проблемы взрослого организма и оргазма.
     Имя  Ирина для Александра оставалось тем камнем преткновения, о который
юный  исследователь  спотыкался  постоянно  (в  детские   и  поздние  годы),
продвигаясь по путанным  лабиринтам  жизни.  Но  та  первая Ирина,  конечно,
возбудила в нем прекрасный восторг первой детской  любви, от загадок которой
кружилась голова.
     Сознание мальчишки, однако, всегда оставалось холодным, требовательным,
расчетливым  и любопытным.  Она училась  в балетной  школе и ей,  начинающей
только  входить  в искусство, требовался  хотя  бы  один  верный  зритель  и
почитатель  -  на  этом  поле  соблазнов  шло освоение  техники сценического
обаяния:  будущая  звезда  тренировала  необходимые   навыки   на  маленьком
безопасном фантоме. Силы ее и лоха-зрителя были, безусловно, неравными.
     Саша  пробовал донимать своим  "почему" знаменитых  писателей. Отвлекло
его  от опасного  занятия  лишь предприятие, выдуманное  Женькой:  они  всей
бандой   взялись   строить  плотину  на   маленькой  местной   речке.  Когда
строительство гидросооружения века было закончено, то  местная интеллигенция
принялась  на   халяву  усиленно  эксплуатировать  образовавшуюся  приличную
купальню.
     Толпы сограждан с жирными  боками  и  безразмерными задами по  выходным
устилали  берега  небольшой речки и, забыв  о законе  Архимеда, выплескивали
купальню.  Любому  терпению  есть  предел:  поведение классовой  "прослойки"
вызывало негодование истинных покорителей природы.
     Откровеннее  всех выражал свое  негодование отпрыск  великого  детского
писателя. Он, вообще, был  славный малый: все писательские дети  катались на
Диамантах (последний крик  моды) -  шикарных велосипедах; но Женька гонял на
задрипанной дамской лошадке.
     Дед отказался покупать ему что-либо приличное, ибо инженерная страсть у
внучка  была  ненасытна,  неистощима.  Из  любого  шикарного  велосипеда  он
создавал  в  ближайшие три дня техническую абракадабру.  Особое удовольствие
юному  конструктору  доставляло  слияние  трех, четырех велосипедов в  один,
прочно  скрепленный,  тандем.  На  таком сооружении устанавливались  рекорды
скорости велосипедной гонки. Но общее  несчастье всегда сопровождало опасные
соревнования:  на  поворотах  руль  крутить  должен  был  только первый,  но
рефлекторно  его  пытались  подкручивать  и  остальные гонщики.  Происходила
грандиозная  свалка,   -   что,  конечно,   доставляло   массу  восторженных
переживаний  конструктору  и  вызывало  стоны и  негодование у  пострадавших
гонщиков.  Модные  велосипеды  превращались  в  покореженный  металлолом,  -
наступало равенство  и братство, то есть долгожданный коммунизм. Все  теперь
катались на одинаковых железных крокодилах.
     Однако   мы  отвлеклись  от  сути.  Женечка   наказывал  паразитирующих
интеллигентов,  расположившихся  по крутым берегам  купальни,  как  истинный
живодер,   наделенный   жестокой  рукой   исполнителя   воли   и   диктатуры
пролетариата.  При подъезде  к  тучам  жирных тел  отдыхающих паразитов,  он
разгонял свой  драндулет  до  бешенной скорости.  Легко  и изящно переступая
сквозь  невысокую  женскую  раму вбок, ловкий ласковый мальчик спрыгивал  на
землю, а верная железная кобыла продолжала свой путь прямо по многочисленным
спинам, животам, задницам и прочему.
     Эффект воздействия  железных форм кувыркающего велосипеда приравнивался
к атаке карающего меча революции, -  вопль  отдыхающих был потрясающим. Если
сказать,  что окрестности оглашались  громкими криками пострадавших, то  это
значит  - ничего не  сказать!  Здесь, на  крутых  берегах  загадочной  реки,
происходило  действо, равное  по накалу,  видимо,  только великому  сражению
славян  с татарскими  ордами, затеянному  Дмитрием Донским,  или знаменитому
таковому сражению под Прохоровкой.
     Никто     не     мог     определить,     чей     велосипед     произвел
полицейско-воспитательную акцию, - Женька уже давно нырял в центре купальни.
Отдыхающие,  немного успокоившись,  расходились по домам -  зализывать раны,
более агрессивные с упоением топтали и пинали железного коня недолгое время.
     Страсть  к  эксперименту  не  всегда  награждается  успехом.  Помнится,
однажды  Женька  вовлек в свои  сволочные  действа  деда.  Юный  конструктор
подсоединил микрофон к  большому  приемнику в  гостиной дачи, что на  первом
этаже - там дедушка  любил  отдыхать,  сидя в удобном  кресле  после  обеда,
слушая сквозь дрему последние известия. Кабинет же Женечки был расположен на
втором этаже особняка.
     Трудно  сказать,   что  решил  проверить  этим  занятием  пытливый   ум
экспериментатора:  толи  его  интересовали  чисто  технические   возможности
передающего    человеческий   голос   устройства;    толи    анализировались
психологические свойства, скажем, реакция  испуга взрослого мужчины - творца
массовой  детской литературы. Вернее всего,  -  маститый дед  соблаговолил в
очередной  раз поссориться с  любимым внуком,  не  учтя его экстраординарных
способностей возвращать долги за обиды.
     Женя  явно выступил в  той ситуации, как  тонкий  психолог. Он, голосом
Левитана,  передал  экстренное  сообщение   о  начале  войны  с  зарвавшимся
агрессором -  американцами,  многочисленные  боевые орды которых  в  купе  с
сателлитами  надвигаются  на  СССР  через  Европу  и  Дальний  Восток.  Дед,
истомленный  сытным  обедом,  расслабившийся не  в  меру,  задремал. Опытный
литератор не сумел сразу  оценить силу юмора  новоявленного  диктора, и  его
чуть не хватил удар спросонья. Из мягкого кресла, из приятной неги его вышиб
инстинкт самосохранения. Сам собой возник страшный переполох и шум в доме.
     Саша, стоявший на стреме и державший в полной боевой  готовности - "под
уздцы" оба велосипеда, - поразился искусству своего товарища: Женька, словно
ящерица,  будто  японский  нинзя,  быстро  спускался  со  второго  этажа  по
бревенчатому углу  здания. Лицо его было перекошено болью осознания трагизма
случившегося.  Он искренне  любил  деда, но  надвигающаяся  опасность крутой
разборки диктовала свои  правила  поведения: медлить  было  нельзя, пришлось
делать ноги.
     Два огольца, вскочив в седла,  дали деру.  Скорость велосипедной  гонки
намного превышала распространение  звука  рассерженных голосов пострадавших,
вырывающихся   из  окон  дачи.  Женька   до  глубокой  ночи  отсиживался  на
конспиративной   квартире  -   в  особняке  адмирала,  строго  охранявшегося
матросским  нарядом. Все было примерно также, как  в памятные дни подготовки
знаменитого октябрьского переворота в тревожном Петрограде.
     Возвращение  в  родные  пенаты  не  было для Женьки  триумфальным:  ему
обстоятельно  и,  видимо, с применением  подручных средств,  объяснили,  что
такие шутки  недобрые люди могут  при желании легко подвести под  ряд статей
Уголовного  кодекса. В  те времена  шутить  необходимо  было  с максимальной
осторожностью.
     Два вечных  испытателя переключились на более безобидные с политической
точки  зрения исследования.  Их глубоко и  серьезно стала  занимать проблема
создания водолазных средств. Видимо,  вбитая  в сознание через  мягкое место
угроза разоблачения,  у Женьки оформилась  в решение  вести  более  скрытную
жизнь - водолазные возможности на этом пути открывают заметные перспективы.
     Первое  испытание водолазного  снаряжения  закончились  неудачей  ввиду
конструктивных  погрешностей.  Надо  пояснить,  что  за  основу  был  принят
противогаз с удлиненной многократными соединениями гофрированной дыхательной
трубкой. Но при погружении давлением воды пережималось дыхательное отверстие
в самой маске - резина податлива на сжатие.
     Помнится,  решение  этой  проблемы  было  найдено  быстро:  в  горловое
отверстие  резиновой маски  был вставлен жесткий  картонный  кругляш  из-под
фотопроявителя  (Евгений  увлеченно  занимался  фотографией).   Триумфальное
погружение проводилось в  глубокой тайне. На  ноги Женька намотал в качестве
балласта тяжелую цепь. Сашка держал выходное отверстие гофрированного шланга
на  поверхности  воды.  Но  когда  Женечка  по  дну реки  забрел  на глубину
двух-трех  метров, вся трубка в  разных  местах  начала подвергаться сжатию.
Ситуация  критическая,  ибо  экстренному   всплытию   мешала  тяжелая  цепь,
запутанная на ногах.
     Сотоварищ по эксперименту пробовал с поверхности вдувать  воздух в зево
неверной гофрированной  змеи. Мальчики  еще не знали о  различиях содержания
кислорода во вдыхаемом  и выдыхаемом воздухе. Неимоверными усилиями  смелому
водолазу все же удалось отцепиться  под водой от тяжелого груза. Он всплыл с
широко распахнутыми красными глазами, испуганный, потрясенный, но с чувством
приобщения к плеяде героев-испытателей. Не было  благодарностей от науки, но
были новые оргвыводы от деда.
     От приятных воспоминаний глубокого детства мысль Александра Георгиевича
перекинулась  на  юношеский  период.  Здесь тоже судьба  выстраивала  многие
препятствия  на пути непростого поиска. Сколько он себя помнил,  его вела по
жизни  одна   неведомая   страсть   -  любопытство.  Он  легко  прощался   с
общепринятыми  нормами, понятиями  о  благополучной  карьере,  если начинала
маячить любопытная, неведомая область постижения жизни.
     Наверное,  наиболее  заметное  потрясение,   исказившее  его  первичные
шикарные  планы  о будущем, преподнесла ему  Божья воля совсем неожиданно. В
Нахимовском  военно-морском  училище  из него  пытались  выковать  командира
подводной  лодки, и он  соглашался  с  такой перспективой. Занятная идея  не
могла   не  вызвать   юношеского   любопытства.  Но  на  очередном  глубоком
медицинском обследовании у него выявились особые свойства восприятия цвета.
     Оказывается  цветовое зрение у восьми  процентов  мужчин имеет забавное
врожденное  свойство:  ученый  Дальтон  выявил у  таких  субъектов понижение
чувствительности  к красному и  зеленому цвету.  В  результате  простенького
открытия,  Сергеев  выпал  из  обширной популяции трихроматов и закатился  в
веселую компанию носителей дейтеранопии.
     Бог  не  оставил  Сергееву  возможности  возврата  из  теплой  компании
дейтеронопов. Мечты  о  загадочных подводных  плаваниях можно  было оставить
навсегда.  Таскать в утробе мирового океана ракеты с  ядерной начинкой будут
другие  ребята,  чья служба воистину и  опасна и вредна.  По  горячке, юноша
решил было  пойти служить в морскую пехоту; ему предлагали и училище оружия,
где учат классно взрывать грандиозные военные объекты и элегантные "мерсы" с
зажравшимися отщепенцами. Но Сергеев не решился на роль палача, даже для тех
кто заслужил суровую кару.
     Совершенно  неожиданно  Сергеев вспомнил  о своей  повседневной,  столь
привычной  и ставшей незаметной страсти к  биологическим существам. Он вечно
терся в богатом живом уголке кафедры биологии училища: любил  запускать себе
за   шиворот  удава,  возиться  с  мышками,  рассматривать  рыб,  загадочные
растения.
     Удав, отогреваясь за пазухой, начинал путешествовать, приятно щекотать.
Во  время  урока   благодарная   рептилия  высовывала  из-за  воротничка,  -
благодарила своего благодетеля, соучаствовала в  освоении наук. Иногда такой
дружеский альянс порождал панику у окружающих.
     Если занятия химией, физикой и биологией пролетали незаметно, не требуя
никаких  интеллектуальных   усилий,   то  это   верный  признак   конкретных
способностей. Но поступление из Нахимовского училища в Университет на биофак
было  равноценно  смертельному номеру: не для  самого  Сергеева,  а для  его
родственников, состоявших из потомственных моряков еще с царских времен.
     Пришлось выбрать Военно-медицинскую академию.  Где, с учетом спортивных
заслуг,    он   был   определен   слушателем   в   группу   будущих   врачей
воздушно-десантных войск.
     С  юношеских  лет в сознании  Сергеева закрепилось  уважение  к боевому
строю,  к четким  командам,  печатному  строевому шагу, вызывающему бодрость
духа и  прилив энергии. Неоднократно участвуя в военных  парадах  в Москве и
Ленинграде,  он  сумел почувствовать  великую силу  Армии, ее  мускульную  и
духовную стать.
     В Нахимовском  училище ему привили любовь к спорту, научили рукопашному
бою, стрельбе  из всех  видов  оружия;  голову  насытили отменными  знаниями
английского языка и  несложными школьными  премудростями.  Это, конечно,  не
Царскосельский лицей, но все же основательная закладка кастовых традиций. Из
училища  он вышел вполне сформированным волчонком!  А пообщавшись в  течение
двух лет с ВДВ дозрел до статуса зрелого волка.
     Сергеева никогда не тянуло к технике, но все  что стреляет, взрывается,
громит врага вызывало уважение. Начиная с пятнадцатилетнего возраста, будучи
нахимовцем, он каждое лето проходил практику  на боевых кораблях Балтийского
флота.  Заражаясь  боевым   азартом,   лихие  мальчишки  мужали,  мудрели  и
закалялись. Можно  было стажироваться  у артиллеристов, торпедистов,  у тех,
кто шевелил огромные глубинные бомбы, сбрасывая их затем  с  кормы на головы
мнимым или реальным вражеским подводным лодкам.
     Сергеев  никогда  не  напрашивался  на  работу  в  БЧ-5  -  в  машинное
отделение.  Сергеева влекли  конкретные  звериные,  а  не  машинные  дела  -
уничтожение  противника  и спасение своих боевых  товарищей.  Даже, когда на
занятиях английским  языком (военным  переводом), было  необходимо заучивать
огромные  тексты команд  по выходу подводной лодки в торпедную или  ракетную
атаку, он делал это с  удовольствием, осознавая реальную необходимость таких
знаний.
     Много позже он задавал себе вопрос: "Так уж необходимы военные знания и
навыки  мальчишке,  юноше,  молодому  человеку"?  И  убеждался  в  том,  что
спартанское воспитание не портит нацию, а украшает ее достоинство. Россия со
времен Петра I последовательно превращалась в милитаристскую державу, к тому
обязывали ее соседи, геополитические интересы.
     Но  Армия практически всегда  обгоняла  всю  нацию  умом  и  доблестью,
подтягивала вислоухую кондовость  до уровня мировых стандартов. Молодежь при
этом,  как правило,  лидировала. В Древней  Спарте всех детей  переводили на
государственное  воспитание,  закладывая  в нее  прочный  фундамент  морали,
здоровой психологии и отменной физической силы.
     Военно-медицинская академия  тоже сделала  свое  доброе  дело.  Сергеев
проходил  стажировку  в  частях  ВДВ:  звереныши  в  защитной  экипировке  с
самоотверженным азартом вываливался из аэроплана, надеясь на верный парашют,
уложенный  собственными  руками.   Тяжесть   оружия,   дополнительных  сорок
килограмм боевого груза не удручали, а вызывали восторг предстоящей  штурма.
Вспоминались формулы зомбирования боего духа: "мы вырвем горло врагу "!
     Слова американского легендарного генерала Патена  - "Хватайте их за нос
и  бейте   ногой  по   яйцам"!  -  были   расхожими  в  компании  сорванцов,
соглашавшихся   в  кромешной   тьме  выпрыгивать  из  самолетов   в  роковую
неизвестность.
     Восторг неожиданной атаки вызывал ликование, - надо  уметь наслаждаться
полетом  и дружбой с  опасностью и риском.  Правда,  приземление  не  всегда
бывало приятным:  особенно,  ночью,  на сильно пересеченной  местности,  при
неважной погоде.  Дальтонизм  однажды  сыграл  с Сергеевым  злую шутку -  он
перепутал  красную с  зеленой  ракетой  и  чуть  не вляпался в неприятность,
которой в боевых условиях не должно  быть, ибо тогда решается проблема жизни
и смерти всего подразделения.
     Сам собой пришел вывод: с  Армией необходимо  прощаться  и  привыкать к
совершенно   незнакомой  гражданской  жизни.  Но  что   делать  с  навыками,
выработанными с детства, - их же необходимо гасить, иначе они станут врагами
в мирной жизни.
     Сейчас,  сидя  на  мягком  диване и разглядывая Ирочку,  Сергеев  вдруг
неожиданно уловил  в  лабиринтах  извилин, нежно подернутых  атеросклерозом,
простую, но почти что гениальную мысль: может быть, забавная  помесь прошлой
воинствующей  куртуазности и нынешней откровенной  сексуальной  всеядностью,
есть всего лишь игра генетической памяти.
     Явно   в  нем   с   возрастом   произошла   поведенческая  реадаптация:
агрессивность  и  маскулинность  воплотились  в  сексуальность   и  интимную
любознательность. Но то и другое помогали решать и профессиональные  задачи:
он  лучше понимал пациентов, страдающих  расслаблением воли.  Скорее, не  на
уровне  простаты  и  тестикул  прет  из  военного  солдафонский  кобележ,  а
вырывается он из хромосом, запомнивших разнузданное насилие банд скандинавов
или вовсе диких татар, навалившихся на славянские села.
     Сергеев  не  сомневался,  что  поведение   индивидуума  на  восемьдесят
процентов продуцируется генным  кодом, а не воспитанием.  Вот  почему, когда
Сергеев  вырвался  из  условий  казармы  и  перевелся в  сугубо  гражданский
медицинский  институт,  где  даже  не  было  военной кафедры,  он от  обилия
распахнутых молодых женских сердец просто обалдел.
     В  состоянии  сексуального  шока  новоиспеченный  студент,  только  что
распрощавшийся со статусом заматеревшего  волка, находился несколько недель.
Но мало-помалу голос плоти начал взывать к разуму: нависла угроза обогащения
популяции  чрезмерным  количеством новорожденных-дальтоников,  ибо именно  в
молодые  годы  потенциал  фертильности  перехлестывает  мудрость  и ловкость
применения контрацепции. Здоровье было неистощимым, выносливость  отменной и
молодежь старалась побыстрее пройти  огонь,  воду и эластичные (не  медные!)
трубы.
     Опять  у  Сергеева  запрыгали,  как  шаловливые  волчата,  исторические
реминисценции:  война   в  далекие   времена  сопровождалась  легализованным
грабежом и  насилованием беззащитных женщин,  являвшихся безусловной добычей
победителя. Особи  мужского пола среди поверженного  народа убивались все до
единого,  оставляли   только  девочек,  девушек  и  молодых  женщин   -  они
становились кто рабынями, а кто наложницами.
     Сергеев  понял,  что именно из дикого атавизма старины и выползала, как
гремучая   змея,  его  похоть,   имеющая   постоянный  животный  накал.   Но
цивилизованность,   свойственная   даже  современным  русским,   приукрасила
кобелиную  прыть,  подчинила  ее  формуле  -  "соитие  только  по  обоюдному
согласию".  И  то  был  первый серьезный  шаг  к добронравию и  христианской
культуре.
     Сергеев понимал, что истинной любви у поверженной на спину женщины нет,
-  в  ней только  просыпалась память  рабыни, не смевшей протестовать против
воли  мужчины-победителя. Чтобы как-то  компенсироваться  некоторые  слишком
маскулинные особы придумали технику "наездницы" и  пользуют ее в сексуальном
рауте. Но это лишь "перенос", сублимация, вялое отреагирование.
     Всегда будет существовать скрытая, но постоянная конфронтация мужчины и
женщины, - они даже  в браке остаются разными  (иностранными),  до известной
степени  суверенными  государствами.  Лучше  всего  в  смысле  "компенсации"
устроилась  скорпиониха,  поражающая  после полового  акта  неловкого  самца
точным ударом ядовитого хвоста.
     Сергеев до конца так и не смог понять: если мужчина и женщина созданы с
задатками самостийных государств, то для чего заключать  брачный союз. Можно
ведь ограничиться пактом о ненападении и спокойно ввести амурные отношения в
рамки конфедерации.
     Только  истинная  мазохистка  изменяет мужу  из-за  новой,  откровенной
любви. Обычная  самка  в  большей мере  мстит  супругу  за свое  вынужденное
рабство. Любовник  при этом играет  роль психологического фантома и  лишь  в
малой мере объектом  истинной  сексуальной  услады. Так не стоит  похотливым
мужичкам надувать щеки и  выпячивать  грудь  колесом. Пусть  лучше поберегут
тестис, конечно, если есть что беречь! Сергеев уловил в себе отчаянный вопль
генетической совести  и почти что в слух грянул: "Господи! Не в ярости Твоей
обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня" (Псалом 6: 2).
     Стареющий  эскулап  понял  давно,  еще  в  период  юношеских  увлечений
воинской доблестью, что многое в России держалось и продолжает выстраиваться
на чувствах национализма и милитаризма, сидящих в  плоти и крови, теперь уже
в генетическом  коде,  противоречивого  этноса, расползшегося  по необъятным
просторам.  Но в таких всемогущих  качествах не  было  четкой мысли и ясного
сознания.
     Неоднократно вышагивая по брусчатке Красной площади на парадах,  жестко
печатая прикованной к башмаку сплошной металлической пластиной строевой шаг,
он уже тогда понимал отчужденность варварских эмоций от сознания нормального
славянина. Так же,  как звон шага, усиливающийся искусственным металлическим
резонатором,  лишь  условно  был связан  с мышцами  ног,  эмоции  варварства
отслаивались  от души  и входили в  противоречие  с  добросердечностью, если
угодно, с сентиментальностью, русского характера.
     Уже  став  врачом,  он  объяснял  такой  эффект простыми  формулами:  в
национальном   генофонде   намешано   так   много   различных   компонентов,
заимствованных у разных этносов, что исчезала понятийная база для махрового,
осознанного национализма,  может  быть,  оставалось место лишь для сопливого
хулиганства. Милитаризм же  россиян  был,  скорее,  исторически выстраданным
желанием воскликнуть - "оставьте мою душу в покое"!
     Петр Великий, еще  круче  замешав славянство  с иноплеменством, ослабил
генетическое притяжение к родине-матери. Выход был найден в попытке заменить
силу   биологического    свойства    на   социологические   зависимости    -
беспрекословное почитание монарха, вождя, лидера. Большевики эксплуатировали
тот  же  метод,  но  он  подходил  только  для  руководства   серым  быдлом.
Интеллигенты и осколки дворян не принимали такие правила игры.
     Уже  декабристы показали,  что осознание Божественного предначертания в
развитие  отдельной  личности  одновременно  хоронит и тягу  к  абсолютизму.
Оцивилизовывание  толпы   привело   к  формированию  психологии  независимой
личности  и,  вслед  за  этим,  к  обязательному  крушению  диктатуры  КПСС.
Оказывается, все происходит  в человеческой истории,  практически, по единой
схеме.  Социальные интриги приводят к психологии безумия и, следовательно, к
смерти изжившей себя системы.
     Трудно  сказать, как  сложилась  бы  военная карьера, не решись Сергеев
перейти в  гражданский  вуз.  Скорее  всего,  длительная задержка в казармах
вылилась  бы  в  то, что  определяется  формулой - Не  надо  гневить Бога! У
Сергеева  была  спасительная  ниша: он чувствовал любопытство  при  изучении
профессии  и  занятиях  наукой. От  прошлого  остался  один  сакраментальный
вопрос: "Как могут в  одном человеке уживаться две противоположные страсти -
убивать и спасать, лечить и калечить"?!
     Видимо,  какие-то шутки формирования индивидуального генофонда играли в
том  главенствующую роль:  что-то от  разбойников  и  головорезов  из дружин
скандинава Олега переплелось  и  перепуталось  с каким-нибудь  славянином  -
монахом, страстотерпцем,  колдуном  и  лекарем.  Все  последующие  поколения
предков  добавляли каждый  раз  новые  осколки  генетического  хлама,  вновь
перекашивая биографии потомков.
     Бесспорно, в судьбах  страны, народа, каждого  человека  в  отдельности
(Сергеев не отделял себя от них) проявлялись усилия и благие намерения Бога,
но  и  ядовитая греховность  дьявола.  Россия,  ее народ -  это  незаменимые
составляющие особого  эксперимента,  проводимого историей.  Чья режиссерская
рука, кто сценарист? - не известно.
     Очевидны  лишь   исполнители,  проживающие  на   одной   шестой   суши.
Петербургский  оракул с его тайными  болотами, живописной  природой, землей,
пропитанной кровью собратьев,  огромными запасами вод, гнуса и микробов - то
самое  гиблое и,  одновременно,  спасительное  место на Земле, на  просторах
которого могло, а потому должно было осуществиться,  загадочное историческое
действо.
     Именно о  таком действе Святой  Иоанн Богослов пишет в своем Откровении
(12:  7-9): "И произошла  на  небе война: Михаил и Ангелы его воевали против
дракона, и  дракон  и ангелы его воевали  против них,  но  не устояли,  и не
нашлось уже для них места на  небе. И низвержен был великий дракон,  древний
змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на
землю, и ангелы его низвержены с ним".

     * 2.4 *

     Как бы ни было приятно общение с миловидной секретаршей и  собственными
мыслями,  но рано или поздно вас пригласят и в кабинет  начальника. Раздался
скрипящий  рык переговорного  устройства,  в котором  трудно  было  что-либо
разобрать, и  Ирина Владимировна растормошила Сергеева  призывом  очнуться и
войти в кабинет  главного  врача.  В  дверях  святилища Сергеев  нос к  носу
столкнулся с Соловьем В.В. - доцентом  с  кафедры Орла В.И. Он  расценил эту
встречу,  как  не очень  доброе предзнаменование.  "Какой-то  сокрушительный
переворот  ожидает  больницу  в  ближайшее  время".  - подумалось отставному
профессору.
     В  кабинете  главного  врача  присутствовали  двое  -  Записухина  Е.В.
(начмед) и сам всевластный - Эрбек Валентин Атаевич. Сергеев отделался общим
приветствием  с поклоном только головой и уселся в  предложенное ему  кресло
около  массивного  рабочего  стола.  Какое-то  время администраторы  изучали
вошедшего,  помалкивая.  Известный  феномен  (это  называется  "собраться  с
мыслями"),  свойственный авантюристам,  мнящим  себя  великими стратегами  и
незаурядными   психологами:  все   подлое   требует  известного  напряжения,
подготовки замысловатого удара, наносимого исподтишка.  Сергеев не стремился
прийти казуистам  на помощь, - его интересовали психологические подробности.
Они  молчали  и  он  не  проронил  ни  звука,  закостенев  в  безучастности:
"интересно, как  они выбирутся или войдут  в очередную интригу"? Но  то, что
здесь,   в   кабинете   главного    врача   больницы,   начинает   рождаться
административная интрига, сомнений ни у кого не было, - ни у нападавших,  ни
у обороняющегося.
     Эрбек посуетился жирным задом в рабочем кресле и ласково произнес:
     -  Александр  Георгиевич, обстоятельства  складываются  так,  что  мы с
начмедом  вынуждены  просить  вас  помочь  больнице  в  сборе   материальных
"пожертвований". Вы, полагаю, хорошо знаете экономические сложности, которые
испытывают  в настоящее  время все лечебные учреждения,  -  всем  приходится
ломать голову по поводу поиска дополнительных средств.
     Сергеев уже почувствовал натяжку, но не перебивал главного врача, решив
дать ему выговориться полностью и обнажить истинные мотивы задуманной акции.
     К разговору подключилась Записухина -  она была традиционно больше, чем
надо, напыщенна, величественна и категорична:
     - К нам обратилась богатая ведомственная больница,  способная пополнить
наш бюджет, с просьбой выделить  на месяц  - два месяца опытного специалиста
для работы  инфекционистом, рентгенологом,  патологоанатомом, терапевтом. Мы
подумали о  вас,  как  о  человеке, совмещающем в одном лице  все  названные
специальности.  За  такую  работу  можно  получить  оплату,  равную  четырем
должностным окладом с учетом ваших квалификационных и стажевых надбавок.
     Сергеев в такой  постановке вопроса уловил главное:  его поездка - дело
решенное,  и  ни  у кого  из  администраторов  нет  сомнения в том,  что  он
обязательно   купится.   Понятно   было,  что  его  отъезд   очень   выгоден
администрации.
     Можно  было разыграть  бурное  возмущение  и отказаться.  Но,  когда он
услышал  название  больницы,  то  в памяти  всплыли  годы  бурной  врачебной
молодости,  -  тот  небольшой, но веский  кусок  жизни,  который  был  отдан
красивому лесисто-озерному  краю. Сергееву так захотелось нырнуть в прошлое,
в   безвозвратную   молодость,   в  еще  памятное  обаяние  славных  мест  и
повстречаться с еще, видимо, сохранившимися там знакомыми людьми.
     "Эти  сволочи  рассчитали  все  до  мелочей,  - учли даже ностальгию по
прошлому. Вообще, это делает им честь. Хоть  и мерзавцы  они  порядочные, но
дело  свое  знают!  -  наверняка,  вычитали  в  личном  деле  биографические
подробности".
     Но Сергеев не был  бы врачом, психологом, если бы не выдержал спектакль
до  конца,  не  позволил  двум  заговорщикам раскрыться полностью.  Он  лишь
насытил  свой  взгляд  некоторым любопытством и продемонстрировал его  обоим
властителям дум.
     "Они, как истинные комиссары от черных дел,  ведут раскрутку на пару. И
роли распределили  мастерски:  один - добрый  дядя,  другая  -  злая  сука".
Возникла очередная вольница мыслей в голове Сергеева.
     Усилил обработку подследственного Эрбек:
     - Александр Георгиевич, местный главный врач - опытный хирург с большим
стажем работы. Да вы его, видимо, знаете, - доцент Иванов Аркадий Андреевич,
- с бывшей  кафедры  профессора  Русанова  - гениального хирурга. Безденежье
сейчас многих корифеев загнало в тьму тараканью. И они, глубокие пенсионеры,
совершают  героический  трудовой  подвиг,  уезжая  на  заработки  в  далекие
деревенские больницы. Будем надеяться, что сельское здравоохранение от этого
только выиграет. Иванов обещал  организовать для вас  постой и кормление при
больнице на самом высоком уровне.
     -  Однако,  Александр  Георгиевич,  складывается  впечатление,  что  мы
пытаемся  делить  "шкуру неубитого медведя", обсуждаем то, на что  вы еще не
дали согласие. -  вмешалась  в разговор Елена Владимировна. -  Нам не  ясно:
принимаете вы  предложение подышать свежим воздухом, отдохнуть, расслабиться
или нет?
     Сергеев подумал:  "Хорош отдых -  работа на четыре ставки"! Но он и тут
ограничился многозначительным молчанием  и только перевел  испытующий взгляд
на Записухину.
     Его  развлекала  попытка администраторов демонстрировать силу  и  волю,
мнимую заботливость о его кармане  и  явное паскудство.  Только так и  нужно
было воспринимать предложение откатить в деревню лишь потому, что  он мешает
строить загадочные  козни.  Сергеев  всем своим  видом давал понять, что его
интересует   иной  вариант  начальственного  откровения.  Но   те,   видимо,
собирались провести его на мякине.
     Валентин Атаевич, понимая мотивы молчания, решил пройтись более широким
кругом:
     -  Ваше  молчание  и  выжидательную  позицию  я лично  могу истолковать
только, как желание прежде  оговорить ряд более  злободневных  вопросов, чем
банальная  командировка.   Понятно,   что  препятствий   для   командировки,
практически нет,  -  по закону  ввиду  производственной  необходимости можно
послать любого, хоть на крайний Север сроком на один месяц.
     Сергеев имел кое-какие сведения о трудовом законодательстве, но не стал
лезть  в драку: никто не может заставить его выполнять функции  "шабашника",
даже  если это выгодно больнице. Он  расплылся в улыбке, направив ее прямо в
лицо сперва главному, а затем и  начмеду.  Без сомнения, они заслужили того,
чтобы им  продемонстрировать известный жест,  ясно напоминавший, что у  коня
имеется специальный орган огромной величины, которым можно ухандакать любого
зарвавшегося руководителя.
     Такой  жест был настолько очевиден и распространен в российской ролевой
культуре,  что  Эрбек  и Записухина слегка  потупили взгляд. Уже по  ехидной
улыбке Сергеева администраторы поняли, что интеллигенты тоже  могут посылать
и посылать очень далеко: разумнее было  скоренько, без отвлечения на детские
глупости,  менять тон беседы. Кондовое российское барство здесь не при  чем.
Они быстро сообразили, что  придется не  требовать, а очень хорошо  просить,
Сергеев же при этом, по законам жанра, будет кочевряжиться.
     - Скорее  всего, вас волнует итог произошедшего инцидента с Наговской и
тем, как  расцениваются результаты  вскрытия  умершего недавно  мальчика?  -
продолжил свои дальние заходы главный врач.
     - Итог этой истории таков: администрация считает, что формальных данных
за  то,  чтобы  обвинить  Наговскую  в  допущении  диагностической  ошибки и
неверных клинических действиях, нет.  К вам, как к заведующему отделением, у
нас  так   же  претензии   отсутствуют.   К  сожалению,  здесь   имел  место
некурабельный,  тяжелый случай заболевания, -  все усилия персонала больницы
не увенчались успехом. Никаких других трактовок  администрация не собирается
выдвигать, прежде всего,  по простой  причине, -  это не  повышает авторитет
больницы.
     Закончив  эту длинную  речь,  Эрбек  впился глазами  в  лицо  Сергеева,
пытаясь теперь уже по его взгляду прочитать тайные мысли. Напрягла  внимание
и Записухина и по  привычке выгрузила свои огромные рабоче-крестьянские руки
перед  собой  на стол, крепко  сцепив пальцы. Сергеев оценил этот  знак, как
свидетельство  огромной  воли и трудолюбия. Но он поймал себя на мысли,  что
перед ним сидят основательно напуганные подлецы, а не врачи, не организаторы
лечебного процесса.  Теперь оставалось  решить  - стоит  ли  затевать поиски
правды и  закапываться в глубокие моральные изыски? Было  ясно: мальчика  не
вернешь,  но  и  правды при таком  окружении  не  добьешься. На  такой почве
возможна лишь склока - утомительная, тягучая, бесперспективная.
     Но здесь опять,  как  тысячный раз в его жизни, совершился мыслительный
кульбит,  -  переменилось  настроение от серьезного к  шутейному, восприятие
перешло от важного к малозначительному.  Сергеев вдруг вспомнил студенческие
годы,  сдачу  экзаменов  по  нормальной  анатомии  на  втором  курсе,  когда
случаются самые невероятные истории.
     Профессору  отвечала Маша  Иванова -  крупная и  миловидная девушка,  с
вольно  дышащими, объемными  формами, -  она преуспевала в  легкой атлетике,
занималась  толканием   ядра   и  метанием   диска.  Старик-профессор  задал
простенький вопрос, известный  даже в  качестве  студенческой  байки каждому
экзаменуемому.
     Но у Маши, явно, от волнения случился ступор. Видимо, метр не собирался
осуществлять тотальную экзекуцию (о  мышцах и костях  она отвечала блестяще,
путалась  только  в мозговых структурах). Скорее от  скуки  профессор  решил
пошалить  и  проверить  Машу  на сообразительность.  Для  того он  и  выбрал
разговор  о загадочных  явлениях:  "Коллега,  сообщите нам, какой орган  при
возбуждении увеличивается в два и более раза"?
     Маша  потупила  взгляд, смутилась,  и надолго замолчала: яркие  красные
пятна   гуляли  по  ее  лицу,  как  неуправляемые  проститутки  по  Невскому
проспекту.
     Рафинированный интеллигент повторил вопрос. Маша  напыжилась, хихикнула
и отвела взгляд. Понимая, что беседа в такой форме может длиться бесконечно,
профессор пришел на помощь ослабевшей спортсменке: "Коллега, запомните,  что
при хроническом  раздражении  печень способна увеличиваться  до  невероятных
размеров;  а  вот  тот  самый  "хихис", об опыте  общения  с  которым  вы не
решаетесь  нам  поведать,  увеличивается  только  в  полтора  раза. Конечно,
встречаются и отклонения от нормы, - но это уж, кому как повезет"!
     Наблюдая   сейчас  руки  величественной  Елены  Владимировны,   Сергеев
мысленно  представлял,  как  удобно в  них  могла  бы  разместиться гордость
свергнутого пролетариата -  "Серп и  Молот". Но доверить свой "хихис"  таким
рукам  интеллигентный  человек,  к  тому  же врач,  доктор медицинских наук,
безусловно, не решился бы.
     Остается  загадкой:  какие   ощущения  переживают  муж   и   любовники,
попадающие в страстные объятия этой секс-бомбы?
     Сергеев знал, что мощная крокодилиха-мать весьма аккуратно переносит  в
пасти с берега до воды вылупившихся из яиц  собственных детенышей. Порой, ей
приходится  помогать  выбраться  на  волю  несмышленышам   и  она  осторожно
надкусывает нежную яичную скорлупу, не повредив при этом младенца.
     Трудно  поверить, что  темперамент  женщины столь  управляем  в  минуты
экстаза.  Во   всяком   случае,  сейчас,   во  время  разговора   с  важными
администраторами, Сергеев  ощущал приближение  чего-то близкого к состоянию,
когда   известный   атрибут   мужской    гордости   безжалостно   зажимается
закрывающейся  дверью. Он  невольно  обернулся и бросил взгляд  опасения  на
входную дверь кабинета главного врача.
     Сергеев решил выжать исповедь Эрбека и Записухиной по полной программе.
В течение  прошедших двадцати минут он  еще не проронил  ни одного слова,  а
только отслеживал глазами поведение администраторов-вивисекторов.
     Неприкрытая сатира  светилась  во  взгляде,  он не мог, да и не  хотел,
скрывать своего  отношения к  новоиспеченным клоунам, его губы подергивались
молниеносной усмешкой, - главного врача и  начмеда  это пугало  больше,  чем
открытый бой.
     - Нам  бы  хотелось все  же  услышать ваше  мнение,  доктор Сергеев,  -
вымолвила  с  напряжением Елена  Владимировна.  -  Вы  профессор,  известный
специалист в  области инфектологии, а потому, наверняка, имеете  собственное
мнение?
     Наконец, Сергеев решил поднять завесу молчания:
     -  Почему,  уважаемая Елена  Владимировна,  надо  предполагать,  что  я
придерживаюсь иного мнения? Озвученная  вами версия,  полагаю, имеет  веские
доказательства, - надеюсь,  что собраны письменные заключения у кафедральных
тузов, присутствовавших на патологоанатомическом вскрытие?  - Однако,  столь
убедительную  позицию  могут  попытаться  разрушить  как  раз  те,  от  кого
нападения  больница  не  ждет, - от родителей.  Тогда  не известно,  как все
сложится,  -  суды теперь работают яростно, с напором и, кажется,  принимают
справедливые решения.
     Вновь  нависла   тишина,  возникло  некоторое  замешательство.  Опытные
администраторы почему-то  решили, что Сергеев начинает своеобразный  шантаж,
приоткрывает  свою  выигрышную  масть  -  реализует  задуманную  комбинацию.
Понятно,  что если он  вооружит  родителей  умершего мальчика  и их адвоката
необходимыми  сведениями, подскажет кого необходимо вызвать в суд в качестве
независимых и неподкупных экспертов, то возможны большие неприятности.
     Настало  время для  молниеносного  отступления и принесения  "подарков"
этому  хитрецу. Они не способны  осознать  искренность  простенькой  формулы
мудреца Ивана Бунина - "Обижаются и мстят только лакеи".
     В действительности,  Сергеев не собирался никого шантажировать, ни даже
блефовать. Он  просто  высказал  искреннее  предположение,  вполне реальное,
способное выжать из больницы определенную материальную компенсацию.  О таком
варианте событий обязаны подумать те, кто собирался так легко спрятать концы
в воду.
     Другая задача выглядела  еще более наивной, - он пытался прозондировать
перспективы кадровых перестановок. Но, естественно, такие сведения  никто не
собирался ему сообщать, даже при массированном нажиме.
     Представители  обеих сторон молчали, - каждый думал о  своем, взвешивал
реальные козыри.  Знаменитого  "момента  истины" не наступало. Сергееву  уже
страшно надоела ситуация "бури в чашке молока".
     Его ждал Чистяков, у него другие задачи, иные ставки  в этой жизни.  Не
задумываясь над  политесом,  Сергеев  резким  броском  вырвался  из  объятий
мягкого кресла и двинулся к двери, на ходу бросив: "Подумаю до завтра, тогда
и дам окончательный ответ"...

     * 2.5 *

     В помещениях  морга  разлеглись  тишина и таинственный мрак. Сергеев  с
трудом различил согбенную фигуру Чистякова,  - она  почему-то вызвала у него
жалость, которая всегда сопровождает отношения врача и серьезного больного.
     - Миша,  - окликнул он друга,  - ты  почему сидишь  в  потьмах  с видом
отчаянной неприкаянности?
     Чистяков  поднял голову  и  почти  не  размыкая  губ,  словно сдерживая
судорогу,  вымолвил:  -  Загляни в секционную, только  сейчас привезли  труп
Ивановой Ларисы.
     Сергеев, еще  не  отдавая полный отчет услышанному, приоткрыл  дверь  в
смежную комнату:  на столе  под  серой  простыней лежала глыба.  Он отдернул
простыню. Бывшая  коллега, Лариса  - хирург-стоматолог, всей  своей  массой,
составляющей   не  менее  ста  тридцати  килограммов,  прочно   улеглась  на
секционном столе. На шее виднелась странгуляционная борозда, лицо синюшное с
мелкоточечными  петехиями.  Сергеев  обернулся к  Чистякову:  -  Подробности
знаешь?
     -  Повесилась у  себя дома, зацепив веревку за ту же трубу в ванной, за
которую цеплял ее лет десять тому назад ее дед.
     - Лариса как бы унаследовала способ  и желание  ухода из жизни, - закон
парных  случаев  в действии! -  отвечал  ему Михаил  Романович.  -  Оставила
записку с одним  только словом - "Простите!".  У кого просила  прощения?  за
что? - не известно.
     Сергеев  помнил эту огромную, толстущую  женщину,  тяжело отдувающуюся,
когда  она  являлась  к  ним  в  отделение   по  вызову,   чтобы  санировать
инфекционным  больным хронические очаги  сопутствующей  инфекции.  Была  она
молчалива и крайне неразговорчива. Известно, что детство провела в  детдоме,
куда сдала  ее мать,  не  пожелавшая  заниматься  воспитанием  единственного
ребенка. Отца своего она  не знала. Из детдома Лариса вернулась жить к деду,
закончила стоматологический факультет, была неплохим специалистом.
     Что могло подвигнуть эту внешне уравновешенную женщину  к самоубийству?
-  оставалось загадкой. Наследственность, диктующая особый вид ларвированной
шизофрении,  или  ворвавшиеся  в  ее жизнь  непривычные  события  определили
трагический исход?
     "Опять  треклятая  интрига"!  -  подумал  Сергеев.  Он не  стал  ничего
комментировать и обсуждать с Чистяковым.
     Практически  без экспозиции,  без предисловия Сергеев  включил  верхний
свет в первом кабинете и попросил Мишу снять обувь, носки, закатать штанины:
ему  необходимо  было  осмотреть  кожные покровы голеней  обеих  ног. Михаил
Романович поморщился, но выполнил просьбу.
     Картина осмотра говорила сама за себя, Сергеев словно выстрелил:
     - Миша,  смотри и помни, - это все называется саркома Капоши. Массивные
поражения  шеи и волосистой части головы,  паховой области явными грибковыми
элементами любого серьезного  инфекциониста заставят поставить  только  один
диагноз - развернутый иммунодефицит.
     - Конечно, он вторичный и, скорее  всего, свалился на тебя не случайно,
а как наказание за греховные  поиски. Истинный творец событий мне, думается,
известен.  Его  за  такие  шалости давно пора  было задушить  как  последнюю
гадину. Но речь сейчас не о том.
     Сергеев не  успел закончить речь, как  из темноты, из дальней  комнаты,
вырвалась  Муза. Она,  оказывается, не ушла, а  притаилась в гистологической
лаборатории. Эта  лучезарная  стерва,  ночная  летучая  мышь,  все  то,  что
касалось ее интересов, чувствовала на дальней дистанции.
     Миша  входил  в  сферу  ее  интересов  на   столько  основательно,  что
пропустить информацию о нем она  не могла, даже под страхом расстрела. Муза,
конечно, все слышала. Она сверлила  взглядом обоих врачей,  по  щекам  текли
слезы, а губы шептали что-то несвязанное.
     Миша сделал беспокойное движение рукой, но быстро  завял и повесил нос.
Муза же еще только набирала обороты. Сергеев собирался докопаться до истины,
но   при   таком   стечении   обстоятельств  вести  дальше   анамнестическое
расследование было просто немыслимо, -  сперва  нужно  выгнать Музу. Мужские
разговоры  не  терпят  свидетелей-женщин. Для начала  пришлось  пожертвовать
деликатностью:
     - Муза, мать твою так! - молвил  с вполне натуральной злобой Сергеев. -
Почему  ты считаешь возможным совать нос во  все дыры? Сколько можно терпеть
твои  шпионские  вылазки?  -  Убирайся  к  чертовой  матери  и дай  спокойно
поговорить доктору с пациентом!
     Муза  словно  и  не слышала напряженной речи Сергеева.  Она, размазывая
слезы и ресничную краску  по сморщенной рожице, крутилась вокруг Мишки, - то
хватая его за рукав халата, то пытаясь оглаживать грешную голову.
     Ему,  естественно, было все  это  неприятно,  но  он крепился,  видимо,
осознавая свою виновность. Сергеев  понял,  что  Муза  просто  невменяема  и
оставить мужчин в покое не соблаговолит ни при каких уговорах, тем более при
окрике.
     Он поднял Мишу за  руку,  выставил в смежную с  кабинетом секционную  и
закрыл ключом дверь  изнутри.  Муза колотилась снаружи, жалобно  повизгивая.
Простая мысль,  как  огромная телега,  вперлась  в сознание  Сергеева: Муза,
конечно, обо всем догадывалась раньше,  давно сама поставила  точный диагноз
заболевания своего возлюбленного.
     Она, без сомнения, уже прочитала  массу специальной литературы, - тем и
объясняется  ее  своеобразная реакция  на  Мишу,  вырывавшаяся  из-под спуда
женской терпимости, привязанности, преданности.
     Вопрос был ясен, "исперчен", если хотите, - "любовная лодка разбилась о
быт!"  -  вспомнил  Сергеев  слова  Володи  Маяковского.  Что-то  близкое  в
страданиях,  смежное в настроениях  забрезжило в жизненных  параллелях  двух
вполне независимых персон.
     Уединившись   в   секционной,   врач  и   пациент   занялись  серьезным
диагностическим  исследованием:   Мише  пришлось   обнажиться  и   полностью
продемонстрировать   все  накопившиеся   патологические  симптомы.  Динамика
отмечалась  удручающая,  но  продолжать  сетовать  на  позднее  обращение  к
специалисту  было  бесполезно,  - оба понимали,  что случай некурабельный  и
скорость обращения роли никакой, практически, не играла.
     Занимала обоих  заурядная  организационная  проблема: необходимо срочно
ложиться  в  инфекционное  отделение  и  проводить   подробные   специальные
исследования. Но  оба понимали,  что  реакция сослуживцев будет однозначной,
ибо такие сведения быстрее молнии распространятся по больнице.
     Чистяков будет  меченным,  причем,  поганой яркой  краской,  которую не
отмоешь  никогда.  Скоро  поползут  слухи,  -  яркие,  скабрезные,  обидные,
возможно,  несправедливые.   Сергеев  после  длительного  размышления  вынес
единственно верный приговор:
     - Миша, надо  послать все условности в ректальную магистраль и заняться
серьезным   обследованием,   затем   -   массированным  лечением.   Ситуация
осложняется лишь тем, что  наши административные суки решили  сослать меня в
дальние края, дабы я не мешал им устраивать какие-то темные делишки.
     -  Однако,  пока  суть да дело, - пока  будет идти  рутинное, непростое
обследование, - я тебе, собственно, и не нужен. Мы попросим Илью Бирмана,  -
толкового врача  и порядочного мужика,  -  провести эту стадию. А  к моменту
получения всех необходимых сведений, я уже закончу отбывание ссылки.
     - Музу поставим  на стремя, -  пусть звонит  сразу же, безотлагательно,
если будет меняться обстановка.
     На  том и порешили.  Отомкнули двери  и вышли на  волю. Муза  перестала
скулить   и   только  глазами  верной,   но   побитой,  собаки,  зыркала  на
новоиспеченного  страдальца. Мишка  потрепал  ее  по  холке, а она прижалась
щекой к его руке:
     - Девочка моя, у тебя  есть выбор: либо ты плюешь на все четыре стороны
и  срочно забываешь  меня; либо  ты  взваливаешь  на себя  тягчайшие муки, -
сопровождение живого трупа до крематория.
     Муза  взвилась, как ошпаренная.  В  другой день  она,  без промедления,
залепила бы Мишке пощечину, но сейчас только прорычала и насупилась.
     - Можно считать, что выбор  сделан. Я начинаю  осознавать  преимущества
больного  человека, -  попробовал Чистяков  спрятать переживания  за корявые
шутки.
     Он  помог  надеть  ей  пальто, тщательно укутался  сам,  - его, видимо,
знобило.   Сергеев  отметил  и   этот  симптом  постоянной   интоксикации  -
свидетельство далеко зашедшего иммуннодефицита.
     Через небольшое  время  (подождали пока  Сергеев сходит  в отделение  и
переоденется)  компания  шагом  похоронной  процессии  вышла из  больницы  и
двинулась к  трамвайной  остановке вдоль набережной, затем, через  маленький
мостик.  Погода  в Санкт-Петербурге, как  всегда,  была  отвратительной.  Но
"сладкая парочка" (Чистяков и Муза) не замечала дождя с мелким снегом.
     Они тихо  ворковали  о чем-то своем,  не ведомом и не понятном  никому,
даже  Сергееву - закадычному  другу.  Их объединило  горе  -  новая интрига,
безостановочно ведущая к смерти.
     Они незаметно переселялись в  неведомый окружающим мир, - мир общения с
неизлечимой,  трагической  болезнью,  медленным умиранием и присутствием при
этом только вдвоем. Муза осознанно взваливала  на себя тяжеленную ношу ухода
за тяжелобольным, не имеющим никаких перспектив на  выздоровление. Дело это,
конечно, уже решенное.
     Трудно понять женское сердце, в котором  от горя не остается  места для
любых других  переживаний,  кроме одного  -  совместного отпевания  уходящей
жизни. Только один  из любовников  - Чистяков  - готовился к  безвозвратному
уходу  из  жизни.  А  Муза  -  по сути, его  верная гражданская  жена, давно
получившая благословение на брак на небесах, от Всевышнего, - имела грустную
перспективу: услышать последний вздох любимого человека и закрыть ему глаза.
     "Итак,  послушайте меня, мужи мудрые! Не может быть у Бога неправды или
у  Вседержителя неправосудие. Ибо Он  по делам человека поступает с ним и по
путям мужа воздает ему" (Кн. Иова 34: 10-11).

     * 2.6 *

     Сергеев добирался до  дома  сравнительно быстро, -  в  любую погоду  он
ходил с  работы  пешком, погружаясь в занятные размышления, стержнем которых
была,  прежде  всего,  работа  (состояние   пациентов),   но  и  размышления
философского,  исторического плана  занимали  его пытливый, выдрессированный
профессиональными занятиями, наукой ум.
     Такого  рода  размышлизмы  (он сам  так называл  свои  интеллектуальные
изыски)  приводили его  порой  к  поразительным  выводам, стоящим  дорогого.
Интересные  мысли  накапливались  в сокровенных  уголках памяти и  в  нужный
момент складывались в очередную научную  статью  или  монографию.  Последнее
время он все больше и  больше смещался в сторону художественной образности в
своих работах, считая, что такой  подход только обогащает научную литературу
свежим взглядом, рациональными и  иррациональными  подходами и  выводами. За
рубежом  давно  применяли, так  называемый,  "французский  стиль",  описания
научных работ. В том заключалось и особое уважительное отношение к читателю,
требующему  полного удовлетворения давно возросших не только  научных,  но и
эстетических запросов.
     Сергеев жил  в центре  Санкт-Петербурга, а это  ко  многому  обязывало.
Собственно,  настоящая  душа  города  только здесь и  витала:  каждое здание
дышало тайнами архитектуры столицы,  в которой сосредоточился гений былых ее
творцов, особая эстетика - носительница мировых эталонов культуры.
     Сергеев  жил в  окружении  мифов о городе. Эта его часть была  насыщена
осколками  творческой души талантливых писателей многих поколений: Александр
Пушкин, Адам Мицкевич, Михаил Лермонтов, Федор Достоевский,  Александр Блок,
Александр  Грин, Владимир  Набоков, - такой компании уже  достаточно,  чтобы
заразиться  огнем  творчества, превратиться,  если  не в  литератора,  то  в
неотступного графомана.
     Стоит  ли  перечислять  всех  остальных,  - тех, кто  насытил атмосферу
Петербурга неповторимым  колоритом  светлой  мысли,  изящным  художественным
словом,  элегантным  сюжетом.  Они  расплодили  и  выпустили на улицы города
табуны  загадочных литературных  героев,  так прочно смешавшихся  с  обычным
населением,  что не возможно разделить выдумку,  фантазию и реальность. Даже
ленивый  может протянуть руку и  изловить Пегаса, -  не  хочешь, а  напишешь
что-либо о своей и чужой жизни, маститые писатели помогут.
     Но к парадной эстетике нужно добавить еще и криминальный шарм, например
проституцию,  очаги  которой  словно  мягкой,   но  властной  рукой  издавна
придушивали тот  район Петербурга, в  котором сейчас проживал Сергеев. Такие
явления  не  могут  не  оставлять  человеческую  душу  и тело  в покое,  без
последствий.
     Россия до переворота не дичилась проституции - тайной и явной. Но с ней
пытались вести борьбу гуманными методами. Сергеев хорошо помнил историю, так
называемых,  социальных  болезней.  В  1843  году  утвержден   Петербургский
врачебно-полицейский комитет  для  надзора  за  проституцией. В 1868 году  в
Санкт-Петербурге  насчитывалось 145 домов терпимости и  16  тайных притонов.
Под врачебным надзором находилось 2081 проституток. Славились публичные дома
у Сенной  площади,  на Гороховой  улице,  в  Щербаковом  переулке,  в  домах
Дероберти,   Лермонтова,  Вяземского.  Для  избранных  имелись   специальные
зеркальные спальни с кроватью  в  центре  -  стоимость ночи 25 рублей. Можно
"прикупить" и проститутку-мужчину - либо в качестве  постельного  "гайдука",
либо  как  гомосексуального партнера. Но все  же  гомосексуализм  был  более
редким явлением на Руси, чем за границей.
     Значительный   всплеск   проституции   зафиксирован   в   первые   годы
рабоче-крестьянской  власти.  Бытовал  потрясающий лозунг: "Охрана  здоровья
трудящихся -  дело  самих трудящихся". Под  такой лозунг  карающие органы не
гнушались  и  расстрелами проституток;  с  особым восхищением  приводились в
исполнение приговоры классовому врагу.
     Сильно волновало большевистскую общественность страшное распространение
сифилиса,   других   венерических   заболеваний.  Успешно  соревновалась   с
Санкт-Петербургом  Москва: число  сифилитиков  здесь за  революционные  годы
увеличилось  в  10 раз.  В  Московском  Университете им.  Я.М.Свердлова  20%
студентов   -  с  венерическими  заболеваниями.  В  Смоленской  губернии  20
сифилитиков  приходилось на 1000 мужчин всего населения. В  крупных  городах
20%  мужчин и 15%  женщин больны сифилисом, в Красной  армии  на 1000 солдат
приходилось 40 больных венерическими заболеваниями.
     Удивляться не  приходится,  - у  пролетариата  и трудового крестьянства
были достойные учителя. Большевистские "монархи" и их одалиски не отличались
примерной скромностью. В.Ленин жил в  Кремле, занимая две квартиры  на одном
этаже, - вместе со своей законной супругой - Надеждой Крупской и гражданской
женой -  Инессой Арманд. Обедали вместе, готовили сообща, спали, безусловно,
врозь (тогда, видимо, "групповичок" еще не был в широком ходу).
     Сергееву припомнились некоторые  эпистолярные откровения "первых леди".
Надежда Крупская пишет  Марии Ульяновой трогательное до слез послание:  "Все
же  мне жалко, что  я не мужчина,  а то  бы  я в десять раз больше  шлялась"
(1899). Инесса  Арманд, вспоминая "царскую ссылку" 1907  года, высказывается
не  менее категорично: "Меня хотели  послать еще  на сто  верст  к северу, в
деревню Койду. Но, во-первых, там  совсем нет  политиков,  а во-вторых, там,
говорят, вся деревня  заражена  сифилисом,  а мне  это не  очень улыбается".
Трудно  сейчас  сказать, какую  все  же инфекцию  подарила своему  любовнику
проворная  Инесса,  хотя,  возможно,  шустрый Ильич  и  сам  подхватил ее  в
многочисленных парижских  казино. Ленин, безусловно, нежно  любил Инессу. 24
апреля  1921  года  он  пишет  в  Петроград  Каменеву:  "Не  можете  ли   вы
распорядиться о посадке цветов на могиле  Инессы  Арманд"? Вежливое указание
вождя, естественно,  было выполнено. Но  вот в другом случае (9 августа 1918
года, письмо в Нижний  Новгород)  Ленин  демонстрирует иные черты характера:
"Надо напрячь все силы, навести массовый террор, расстрелять и вывезти сотни
проституток,  спаивающих   солдат,  бывших   офицеров   и   т.п.  Ни  минуты
промедления". Оказывается вину за отступление Красной  армии можно возложить
на заблудших женщин.
     Сергеев от далеких обобщающих размышлений вновь возвратился к проблемам
близким. Сегодня он априори пытался оценить состояние Чистякова и проследить
его  клинические  перспективы.  Было ясно,  что  заразился он  случайно,  но
профессиональная деятельность здесь не причем: такие больные в отделения  не
поступали  и   патологоанатомического  исследования  опасного  материала  не
проводилось.
     Взвешивая  весьма   косвенные   признаки,  -  круг  чисто  человеческих
контактов, точнее сказать, вероятные аномальные сексуальные связи Чистякова,
- Сергеев учитывал и самое невероятное. Последнее время Миша резко отошел от
Музы, - между ними, словно, пробежала кошка. Безусловно, он просто берег  ее
от возможного заражения, почувствовав неладное в  своем организме. Очевидно,
что он симулировал охлаждение  к ней, сознательно отдалялся  от нее,  а  она
отчаянно мстила ему за это, не понимая истинной причины.
     Однако у нее это все шло, как говорится, на разрыв аорты. Скорее всего,
постепенно  она тоже расшифровала  истинные причины отчуждения, - Муза умная
женщина, ее на мякине не  проведешь. Ну, а обмануть мудрое  женское  сердце,
вообще,  еще  не удавалось  никому. Бесспорно, скоро она  подсобрала  веские
доказательства  для  далеко идущих  предположений.  Ее  стала  волновать  не
примитивная  неверность,  которую женщина  прощает  тоже  только  с  великим
трудом, а здоровье гражданского мужа.
     Но Миша, скорее всего, категорически пресекал все ее попытки проникнуть
в черную тайну и гасил желание подвигнуть его к обращению за консультацией и
лечением к Сергееву. Муза, явно, обрадовалась инициативе Сергеева, тому, что
тайна теперь стала явью.
     Наиболее  реальный  источник  заражения,  по  мнению  Сергеева,  -  это
гомосексуальный контакт.  Но Чистяков  не был  истинным девиантом,  - скорее
здесь имел место наивный поиск сексуальных ощущений в неизвестной области.
     Понятно,  что  география  эротических  зон  у  каждого  человека  имеет
индивидуальные  особенности.  В  этом  смысле  неожиданности  ломятся  через
парадный ход, либо крадутся с черной лестницы.
     Сергеев перебрал  в  памяти  всю порочную шайку  больничных гомиков,  -
выбор  был богатый, ибо в славной компании заметно  доминировали  сотрудники
некоторых институтских  кафедр,  вторгшихся  в тело больницы,  как  зловещая
ришта.  Этот коварный гельминт, в науке  называемый Dracunculus или  Filaria
medinensis, преимущественно поражает подкожную клетчатку. Там ему и  тепло и
сыро, достаточно продуктов питания, а больничная кожа защищает  от невзгод и
экономических потрясений.
     Начинать поиск можно было смело с главного врача  и  части кафедральной
элиты.  Интуиция  подсказывала  Сергееву   почему-то  в  качестве  реального
совратителя   поганца   Соловья  Вальдемара.  Задушевно-певческая   фамилия,
сочетающаяся с выкрутасно-женским  именем (что-то  похожее  на  вальс ведьмы
Мары),  которое  не  значится   в  списках  мужчин  Святых  Великомучеников,
содержали явный намек и наводили Сергеева на далеко идущие размышления.
     Как  же  нужно было напиться,  чтобы  качнуться в сторону  этой гадины.
Может  быть, выбор  адреса был и неправильным, но  Сергеев  вспомнил  своего
былого коллегу, скатившегося в помойку блуда уже давно и столь основательно,
что это стоили ему жизни. Соловей был из той компании, -  просто жил у  него
на  квартире   многие  годы,  паразитируя  на  болезненной  страсти   своего
благодетеля.
     Сам же  благодетель  в  молодости был  замечательным парнем без всякого
намека на девиантность. Добрый и безотказный человек, он  помогал многим, но
к  нему  почему-то всегда лепились, кроме достойных людей,  и многочисленные
подонки. Его  легко склоняли  к  оказанию помощи бездарностям, - он вывел  в
кандидаты  наук  огромное количество  круглых  идиотов  и  проходимцев, чем,
конечно, засорил ряды научных избранников.
     К концу жизни, уже будучи доктором наук, профессором, он  представлялся
законченным  алкоголиком,   страдающим  тягчайшими   запоями,  и  совершенно
дезориентированной в сексуальном плане личностью. Именно из такого источника
пил соки проходимец Вальдемар. Скорее всего,  была сконструирована  какая-то
скользкая ситуация, из которой Чистяков не смог найти  правильный выход. "Но
вы  берегитесь  заклятого,  чтоб  и самим  не  подвергнуться  заклятию, если
возьмете что-нибудь из заклятого" (Кн. Иисуса Навина 6: 17).
     Сергеев не был ханжой и не собирался судить кого-либо, тем более давать
всеобъемлющие рекомендации. Он  спокойно относился  к тем придуркам-мужикам,
которые изображали  из себя  любвеобильную  супружескую  пару.  Но  не  надо
путать:  где начинается гормональная предопределенность  извращенного секса,
от которой некуда деться, а  где возникают  ошибки  сексуального  поиска, не
имеющие никакой биологической  подоплеки.  Миша, скорее,  был  именно  таким
пострадавшим: судьба наказала его за банальное любопытство на поприще секса.
Скорее всего, искушение свалилось на голову и прочие органы анатома в минуты
снижения контроля - в сильном подпитии.
     Сергеев, выполнивший  в  молодые  годы ряд интересных  исследований  по
щекотливой  клинико-социальной тематике, хорошо  представлял  себе сложность
проблемы. Он понимал, что активность издавна вела человечество к греху: "Ибо
довольно,  что  вы в  прошедшее  время жизни  поступали  по воле  языческой,
предаваясь  нечистотам,  похотям  (мужеложеству,  скотоложеству,  помыслам),
пьянству, излишеству в  пище и питии и нелепому идолослужению" (1-е Петра 4:
3).
     Слово  Божественной  истины  не   всегда  удерживало   человечество  от
соблазнов даже в период доминирования православия: "Дела плоти известны; они
суть:   прелюбодеяние,   блуд,   нечистота,   непотребство,   идолослужение,
волшебство, вражда,  ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия,  (соблазны),
ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное" (К Галатам
5: 19-20).
     В  Древнем  Риме  гомосексуализм  был   распространен  настолько,   что
отсутствие  у  юноши  своего  патрона   считалось  предосудительным.  Многие
серьезно  полагали,   что  со  спермой   во  время   гомосексуального   акта
передавалась  энергия   интеллекта.  Юноша  считал   для  себя  делом  чести
насытиться такой "добротой"  от  великого  философа  или  иной  значительной
личности.   У   Сократа,  Платона,  Аристотеля,   царя  Филиппа,  Александра
Македонского были  свои поклонники  -  гомосексуальные  партнеры. Юноши вели
охоту за известными, незаурядными личностями.
     Надо помнить, что в те  времена в Европе  и Азии еще не  было сифилиса.
Неизвестная инфекция  была привезена  из Америки, - это все случилось позже,
благодаря  успехам мореплавателя Христофора Колумба  (1451-1506).  Почему-то
Бог  позволил  шайке  Колумба  доплыть  до  Америки  и  вернуться  живыми  в
метрополию, но с особым подарком - сифилисом. То  была  явная месть индейцев
европейцам-покорителям далекого континента.
     Насилие и  чрезмерное любопытство наказуемо! Чужой Оракул расквитался с
Оракулом иного полушария, показав ему фигу, но не тайно, в кармане, а явно -
на  пенисе,  носу, в  костях и в  прочих  безобидных  органах  самодовольных
европейцев. Заодно был привезен и табак,  делающий свое черное дело и по сей
день.
     Борьба оракулов продолжилась, - можно сказать, что победила европейская
"интеллигентность" и "религиозность". Совсем иначе  могли обернуться встречи
оракулов,  соблаговоли  люди,  их   представляющие,  совместить  желаемое  и
вероятное без интриги, безумия и смерти!
     В древние времена гомосексуалистам  было  найдено достойное прозвание -
Cinaedus.  Слово это греческое  -  оно  обозначает  бесстыдник,  склонный  к
противоестественным  половым  сношениям,  танцовщик,  выделывающий  похабные
телодвижения.  Взаимосвязь гомосексуализма и  искусства  объясняется просто:
артистизм  присущ  натурам  с  повышенным  содержанием  в  организме женских
гормонов: именно  при  таких условиях  происходят сексуальный  дисгармонии у
мужчин.
     Мозг  человека  от рождения не  имеет  четкой  программы  мужского  или
женского   поведения.   Такие   программы   могут   исказиться  своеобразным
воспитанием.  Если  мальчика наряжать  в женские одежды,  развивать  у  него
женский   ролевой  репертуар,  то   даже  при  весьма   малой   гормональной
недостаточности  можно  воспитать  у  ребенка  тягу  к  женскому  поведению,
выработать,   в   конце  концов,   желание   предпринять   и   хирургическую
реконструкцию половых органов.
     Так рождается  на  свет гомосексуальный партнер, готовый взять  на себя
роль "подруги", а  при большом  усердии  и жены.  Максимальный  бунт  стихий
происходит, безусловно, при гормональных отклонениях. Но для полного счастья
требуется еще  один охотник особых  утех  -  мужчина,  готовый  играть  роль
супруга   в  таком  своеобразном   сексуальном  дуэте.  И  здесь  необходимы
поведенческие предиспозиции  -  скажем, повышенная  агрессивность, некоторая
дебильность или ласковая шизофрения.
     Для  выполнения  мужской  роли  особого геройства не  требуется,  важны
условия, подталкивающие  к такому  варианту жизни. Оптимальные  они в  зонах
длительной изоляции: в тюрьме, казарме,  на корабле, в длительной экспедиции
и так далее. Когда начало  положено,  то и любые условия  становятся хороши,
особенно,  если  присутствует  мастер,  метр, изощренный  соблазнитель.  При
изменении условий  мужчина-супруг возвращается к  сексуальному партнерству с
женщиной. Но мужчине-супруге труднее проводить подобные переходы, особенно в
тех  случаях, когда  остается  горячая  любовь  к своему  супругу. На  таком
распутье формируются бисексуальные отношения.
     Сергеев  хорошо  знал,  что специалисты  отыскали в  популяции  до 2-6%
людей,    имеющих   варианты    ложного   гомосексуализма;    истинным    же
гомосексуализмом  природа  награждает до  1-2%  населения. У  таких  чудаков
имеются клинические проявления: врожденные  пороки развития половых органов,
гормонального аппарата, особенности психической деятельности.  Что поделать?
Пусть они тащат свой крест - мешать им не стоит.
     Регистрируется, как мужской, так и женский гомосексуализмом. Кто знает,
надо  относить  их  к  страдальцам  или  счастливцам? Можно утверждать,  что
истинные гомосексуалисты  никогда  не  страдают  фригидностью, в отличие  от
благополучных женщин, добропорядочных  жен.  Это часто и  уводит  мужчину из
супружеской постели в г