тельно. Рассказ его был горяч, но подавался с неизменной улыбкой: - Сан (так звали Сергеева "боевые товарищи"), ты помнишь, что в Военно-медицинскую академию из "питонии" мы с тобой двинули только вдвоем, за что заслужили от начальников остракизм и ковыряние в душах. По их разумению, все нахимовцы должны обязательно идти в подплав - училище имени Ленинского комсомола. Либо в другую "систему", но только принадлежащую кухне ВМФ. - Мы же с тобой изменили Военно-морскому флоту, а значит оказались откровенным педагогическим браком. Мы - явные придурки, решившие чудо техники - подводную лодку поменять на клистирный кабинет, а общение с межконтинентальной баллистической ракетой с ядерной боеголовкой - на владение поганым скальпелем и пинцетом. То, что бывшие командиры - наши отцы родные - читали на наших лицах признаки явной дебильности, было очевидно уже при получении выходного пособия, документов об окончании ЛНУ ВМФ. - Помнишь, каким менторским тоном нам объясняли, что зачисление в высшее военно-морское училище идет для нахимовца автоматом, а в медицинской академии придется сдавать экзамены на общих основаниях? Ребята торжественно принимали присягу на старушке "Авроре", там, где мы прожили почти четыре года, драили деревянную палубу, стояли дневальными, мерзли по ночам в кубриках, когда придурок-капраз отключал отопление. - Он, пидор контуженный, видите ли, осуществлял политику вытеснения Нахимовского училища из стен будущего Военно-морского музея. - Помнится, в минуты недолгих угрызений совести, он исповедался на полубаке питонам, - "Ребята, вы не сердитесь на меня, - я в войну был контужен, выброшен взрывной волной за борт; - теперь не всегда правильно оцениваю обстановку". Лучше бы мы тогда вышвырнули этот куль с дерьмом за борт и врубили бы отопление на полную мощность. Сергеев подхватил разговор, ударился тоже в воспоминания: - Помнится, летом он давал пар в радиаторы как раз на полную мощность и мы всей братией с матрасами и подушками выбирались отсыпаться на полубак под легендарную пушку, давшую якобы выстрел по Зимнему. Мне всегда не верилось, что такой выстрел боевым снарядом возможет: даже очень пьяные матросы и безмозглые комиссары не могли не очароваться красотой Петрограда! - Мы с тобой, Аркаша, устраивались у самого якорного клюза по правому боту. То была, практически, самая высокая точка на корабле. - Зато какие замечательные, волшебные белые ночи мы встречали на верхней палубе старушки Авроры. Тогда уже зацветала сирень и пели птицы. Парочки влюбленных бродили по Петровской набережной, совращая своим примером загадочных моряков. Но мы-то знали, что еще возьмем свое, - надо только закончить успешно "систему"! - Где-то, около четырех-пяти утра нас будили первые лучи солнца, блестел вдалеке, впереди, пузатый купол Исаакиевского Собора, левее - игла Адмиралтейства, а справа - шпиль Петропавловской крепости. Медленно из тени выступал голубоватый фасад нашей питонии с грустными корабельными пушками у главного входа. - Но, самое главное, - душа и тело были переполнены молодостью, азартом, страстью и уверенностью в то, что нас ждет замечательная, интереснейшая жизнь. А все самые замечательные женщины мира обязательно,... без всякого сомнения, распахнут нам объятья! - Сама жизнь провоцировала нас на неуставные выходки - например, самоволку к любимым феям. Помнится, Аркаша, мы срывались в ночные рейды с тобой вдвоем, но от памятника "Стерегущему" расходились в разные стороны. - уточнил Сергеев. - Дух индивидуализма и здесь разводил нас по разным дорогам! - Но Бог нас миловал, - у нас хватило ума сдать выпускные в Нахимовском училище, а затем вступительные во ВМОЛА им. С.М.Кирова экзамены на отлично, - и мы выбрали медицину воздушного десанта. Какая может быть медицина у диверсантов? Никто не позволит оставлять следы. Может быть, только в исключительных случаях - замаскированные трупы "своих" и брошенные - "чужие". Магазанник продолжал: - После первой спецстажировки, - попрыгав с аэроплана с парашютом, я заболел романтикой и реальностью ВДВ. Уже теперь - зимой, осенью, весной, летом - профессионально занимался парашютными прыжками, "рукопашкой", стрельбой. Анатомия, физиология и прочие медицинские премудрости интересовали меня лишь вторично. Необходимо было делать окончательный выбор. Ты, мне помнится, ушел на гражданку со второго курса, а я месяцем позже написал рапорт: попросил о переводе в Рязанское высшее воздушно-десантное училище. Многие предметы мне перезачли, так что по времени я ничего, практически, не потерял. Думаю, все было сделано правильно, - о чем я никогда потом не жалел. Но наша служба и опасно и вредна, как поется в песне: уже будучи капитаном, командиром разведроты, на ночных учениях при неудачном приземлении я сломал обе ноги. Бог опять выручил меня: была вакансия и я поступил в Академию тыла и транспорта, закончил ее, - дослужился до подполковника. - Аркаша, не гони лошадей. - перебил друга Сергеев, - кто-то из питонов говорил, что во время службы в ВДВ у тебя были заморочки с каким-то шпаком, - чуть ли ни жизни ты его решил? - Здесь вкрались маленькие ошибки. - пояснил Аркаша. - Их стоит устранить в самом вначале. Разберем ситуацию подробнее, ибо она поучительна, хотя и не очень приятна для воспоминаний. Сергеев поймал себя на том, что исподволь фиксирует особенности языка, скорее, сленга, используемого Магазанником. Человек он, безусловно, в большей мере военный, чем Сергеев, и разговор ведет иначе, чем принято в медицинских кругах. Но чувствуется, что первичная медицинская затравка у него не пропала, - он, видимо, продолжает подчитывать специальную литературу, да и многое с академических времен застряло в даровитом уме друга. - Сан, ты, конечно, помнишь, что я никогда не скрывал, что по отцу и матери являюсь чистокровным евреем. Больше того, - я горжусь этим! В нахимовское я попал только потому, что в прежние времена мой отец, состоящий в разводе с моей матушкой, решил заняться моим воспитанием опосредованно. Написано в Торе: "И кто злословит отца своего или мать свою, того должно предать смерти" (Шемот 21-22: 17). Не буду потому судить родителей, - полагаю, что все они сделали правильно, поручив воспитание своего единственного сына государству. - Однако до сих пор не могу понять откуда у меня, у истинного еврея, взялась страсть к воинской службе. Отец мой, - безусловно, хороший и умный человек, но интеллигент до мозга костей. Его от той интеллигентности и потянуло на молоденькую актрису на старости лет. - Он работал заместителем министра лесного хозяйства СССР, - должность, как ты понимаешь, достаточно большая для того, чтобы меня определить в ЛНУ ВМФ. Так, помнится, официально означалась наша питония. - Наверное, я хорош был бы в израильской армии, но Бог сподобил служить в России. Существует, видимо, такая порода людей, которым необходимо служить, заниматься воинским ремеслом. Они служат не вообще идее, не идеологическому ее наполнению, а корпоративным ценностям, - я составная часть офицерской касты. Вот в чем состоит их идейная опора. - Так можно назвать это свойство. Все остальное лишь относится к разряду - уметь выполнить приказ. Национальность здесь не имеет значение. Но живут на свете и другие люди, с иными понятиями. - Уверен, что чистота индивидуального генофонда определяет и чистоту помыслов, поведение человека, какой бы национальности он не был. Однако, особенно это привязано к избранному Богом народу. - Прописано в Ветхом Завете, а особенно в Торе, что нельзя добропорядочному еврею вступать в брак с иноверцами. Словно в наказание за такие отступления, Бог награждает путаников генофонда особым статусом - "жидовством". - Я чистокровный еврей и потому спокойно рассуждаю на щекотливые темы: отличительной чертой жида являются непомерные амбиции и азарт самоутверждения через хвастовство, громкие, показушные эскапады. Такие истероидные персоны, словно, пытаются компенсировать дефекты еврейства за счет чрезмерной гордыни, задираясь при этом даже на чистокровные особи. - Вот таких чудаков на букву "М" я и встретил в бытность мою подполковником, заместителем начальника тыла дивизии. Все в моей военной карьере тогда складывалось великолепно, но бес попутал. - Дело было на отдыхе, в Сочах. Я случайно залетел на гражданский курорт, - конечно, гулял без формы. Маленький, толтопузый жиденыш - явный истерик - донимал меня своими выкрутасами: он раскопал где-то сведения о моей военной карьере и пытался острословить на сей счет. Ему ассистировали два толстозадых жида, не помню (не интересовался), кто они были по профессии (по моему, что-то близкое к миру искусств). - Ты же знаешь, Сан, как трудно живется человеку, которого долгое время натаскивали на действия по формуле: "Если враг не сдается - его уничтожают"! Я часто ловил себя на мысли, что труднее всего профессионалу дается не скоротечный рукопашный бой по "нашим правилам", а выбор как раз бережливого способа вразумления клиента. Просто теряешься в выборе решения. Видимо, для таких случаев и был придуман в старые добрые времена эффектный жест, - швыряние перчаток в рожу противнику. После чего полагалась дуэль, но не мордобой. - Мы сидели на веранде, в комнате отдыха: толстопузик со своими двумя ассистентами заболтался на счет ВДВ (тогда шли с известным скрипом Афганские события). Они забавляли женскую аудиторию и основательно переступили грань. - Момент старта даже не помню, - сплошные рефлексы. Словно кто-то изнутри подал мне команду - "Вперед, круши"! - Первым я вышиб из кресла пигмея молниеносным ударом ноги - "йоко гери". Вошедшая в плоть и кровь техника удара повела ногу в точно выверенном направлении, - в область сердца. Чудом этот придурок остался жив, - в последний момент я все же смягчил удар, придержал ногу. - Однако, наружным ребром ботинка были сломаны ребра и наступила остановка сердца. Второй словоохотливый толстяк получил ногой по затылку и правой височной области, по совокупности, хлестким "маваси, слева". Третья жирная жопа пыталась подняться с кресла, но я вернул его туда обратно ударом "кагэто". Хорошо, что при этом не вколотил ему голову в туловище, - коварный удар, если себя не ограничивать. Ну, ты и сам все знаешь. - Результаты плачевные: пришлось реанимировать удалого кретина - пузанчика. Он никак не хотел начинать дышать. Очухался только после закрытого массажа сердца и искусственного дыхания "рот в рот". Так что мы с ним слились в экстазе, как любящие братья. К несчастью, он остался инвалидом, правда на укороченную жизнь. О чем я, конечно, искренне сожалею. - У второго, как водится, - тяжелое сотрясение мозга и долгое стационарное лечение вместо пляжных развлечений. - У третьего - подошвой моего ботинка был снят скальп со всей лицевой части и сломаны кости носа. - У присутствующих, как ты понимаешь, - шок, безмолвие и расслабленные воспоминания о прошлом. Вокруг пострадавших - не столько кровища, сколько тишина, редкие стоны и длительное безмолвие зрителей. Теперь герои поняли, что рассуждения о достоинствах Армии - это не их тема. - Я стою, как болван, и невольно вспоминаю: "Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру, которому степь Я назначил домом и солончаки - "жилищем"? Даже помню, что эти слова из Книги Иова глава 39, строки - с пятой по шестую. Привычный бой просветляет память, освежает голову. Не стоило мне все же появляться на гражданском курорте! - Тогда получилось не совсем по Торе: "И не пощадит глаз твой: жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу" (Дыварим 19: 21). Вышел явный перебор с моей стороны, сработали хищные инстинкты. Они ведь только трепали языком, а я бил ногами, с акцентом бил! Сергеев в душе воспринимал описание "рукопашки" с восторгом, вспоминая и свои, к счастью, неотреагированные, столкновения. Но, рассуждая юридически, - тлетворно и крючкотворно, - ситуация была, безусловно, аховая. Последствия было легко прогнозировать, вспомнил традиционное: "Подскользнулся - упал - очнулся - суд - решетка"! Аркаша отхлебнул из фужера и продолжал без подъема, с некоторой тоской в голосе: - По инициативе пузанчика, ужасной историей занимался самый гуманный суд в мире - Военный трибунал. Я был уволен из армии и отсидел три года. Добрые царские времена, когда офицер мог защищать честь мундира прямо на месте ударом шашки или выстрелом из револьвера (личное оружие), не взирая на гражданские доблести любого шпака, прошли безвозвратно. Но мой случай - свидетельство того, что "наш бронепоезд стоит на запасном пути"! - От того армия и государство, в целом, только потеряли. - добавил Сергеев. Бесспорно есть люди в любой нации, кому Богом предписаны особые действия. И он тоже, как и Магазанник, перешел на Тору: "И мечом твоим ты будешь жить, и брату своему будешь служить; но когда вознегодуешь, то свергнешь иго его ты со своей шеи" (Бырэйшит 27-28: 40). * 3.2 * Именно после этой вступительной части разговора друзья крепко выпили и Сергеев разродился пространной беседой об Александре Македонском и его тезке Александре I. Ему хотелось, во-первых, несколько отвлечь Магазанника от печальных воспоминаний; во-вторых, подвести под услышанное историческую базу и тем самым приподнять над серой действительностью образ друга-героя; в-третьих, он сам нуждался в эмоциональной подпитке и образы страдающих жен и опустошенных мужей его релаксировали и приятно тревожили; в-четвертых, от выпитого у него просто всегда открывалась чрезмерная болтливость. Причем, фантазия его уплывала из океана науки и прибивалась к заболоченным берегам художественно-исторических помыслов. Сергеев тогда становился задумчивым, отрешенным и романтичным. В нем просыпалось к тому же бескрайнее мальчишество, свойство, способное увлекать, как серьезных, так и от природы легкомысленных женщин. Они заражались любвеобильностью и совершали житейские глупости, в которых с великим мастерством им ассистировал опытный эскулап, всегда готовый принять роды, но не воспитывать потомство. Слушатели уверяли, что его голубые глаза превращались в бескрайнюю океанскую синь, которая манила людей и звала в зазеркалье, в кладовые таинств и загадочных, глубоких тайн! Благородный берилл имеет множество цветов и оттенков. Потому окружающим кажется, что с таким человеком не соскучишься. Что-то оккультное, проще говоря, мистическое, просыпалось в нем. Такое свойство шло, скорее всего, от бабки по отцу, но что-то пришло и от матери. Именно от своих голубоглазых предков он набрался свойств аквамарина небесно-голубого оттенка. Здесь бесились пираты-мореплаватели, - бесшабашные, неугомонные, дерзкие и язвительные. В короткой детской жизни Сергеев успел впитать по другой генетической линии и нефритовый отблеск памяти своих предков. В их сложных биографиях - участников ответственных исторических событий, - чувствовался зов предков, тянувшийся через многие поколения скандинавских пришельцев на русскую землю. Но родина нефрита Китай - одна из самых древних цивилизаций. Ее мудрецы и определили свойства души человека, обозначенной символом драгоценного минерала: мягкий блеск камня соответствует мягкосердечию; прочность напоминает об умеренности и справедливости; мелодичный звук сравним со значением науки; негибкость и неизменяемость говорят о мужестве; внутреннее состояние, не поддающееся подделке, является эмблемой чистоты. Отголоски воинских криков, бандитских набегов тех, кто поджимал Русь с Севера, от Скандинавии, стараясь подстроить ее под свой хищный интерес. А предки Аркадия, сорок лет скитавшиеся по пустыням, уходя от преследования египтян, тоже набирались воинской доблести и заряда хищничества. Камень-символ Аркадия, скорее всего, был жадеит - это культовый минерал, ценившийся у ацтеков дороже золота, из него делали прекрасное оружие. В Китае камень был известен под названием "Ю" и символизировал благородство, красоту, чистоту, дружеские чувства. Несмотря на различие составов, жадеит объединяли с нефритом, воспринимая их, как двоюродных братьев: в том и состоял секрет привязанности Магазанника и Сергеева. В этом смысле оба друга были равны и чувствовали свое единение почти генетическое. Во всяком случае, не было между ними недопонимания, - мотивы поступков, психологические установки, стремления были ясны, как все очевидное, давно отфильтрованное через систему общих проб и ошибок. - Сан, может быть я вторгаюсь в запретное, - осторожно начал излагать свои сомнения Аркаша, - но сдается мне, что на душе у тебя лежит тяжелый камень. Что-то тебя гнетет, ты и сидишь-то как-то сгорбившись, - такого ранее за тобой не замечалось. - Ты, как всегда, проницателен, Аркаша. - какое-то время помолчав, отвечал Сергеев. - Да, лежит у меня камень на душе и сковырнуть его пока нет возможности. Но не хотелось бы омрачать радость нашей неожиданной встречи горестными рассказами, тем более, что я многое и сам пока до конца не осознал. Ведь эта встреча с тобой для меня, как твое второе рождение: ты был потерян мною почти безвозвратно, - не давал о себе знать ни словом ни действием, - а теперь нашелся! - Давай лучше, Аркаша, просто и тихо выпьем за упокой души одной особы, когда-то мне очень дорогой и близкой, но погибшей нежданно и негаданно при весьма странных обстоятельствах. Аркадий насторожился: - Старик, ты не темни и не рефлексируй, выкладывай конкретнее, что и к чему? Вместе всегда разбираться проще. Иначе у меня может сложиться впечатление, что ты некачественно относишься к другу. Аркадий почти процитировал любимого всеми военными Богомолова - "Момент истины". - А что касается моей былой скрытности, то тому есть простые объяснения: придет время - мы и их с тобой обсудим. Сергеев, естественно, не стал ломаться, как пятикопеечный пряник. Ему и самому хотелось излить душу, а уровень опьянения как раз тому способствовал. Он рассказал вкратце историю событий последних месяцев: трагическую смерть бывшей жены, надвигающуюся вторую смерть, но теперь уже другого сокровенного друга. Магазанника почему-то особенно заинтересовала версия о нападении на Валентину наркоманов. Он уточнил район города, еще некоторые специальные подробности, свидетельствующие о том, что ему, бесспорно, подвластны каким-то особые навыки анализа деталей подобных преступлений. Аркадий, явно, имел более развитые, профессиональные, представления о методах сыска. О болезне и жизненных перспективах Чистякова он лишь посокрушался, скорее всего, чисто формально, процитировав из Библии сакраментальное: "Все мне позволительно, но не все полезно" (1-е Коринфянам 10: 23). Видимо, на сей счет у него были свои, особые, взгляды, далекие от медицины и современных представлений о сексуальной революции. Незаметно, продолжая прикладываться к штофу, соскользнули с темы о смертях на иное. Неожиданно всплыла фамилия еще одного друга-бродяги, сгинувшего с жизненного горизонта Сергеева, что озадачивало и волновало его. - Аркаша, что знаешь ты о Сашке Богословском - отъявленном футболисте, хоккеисте и, вообще, бесшабашном бродяге? Прошла молва, что он "подсел" из-за увлечения кино: вздумалось, архаровцу, снять собственный короткометражный фильм. Ты же знаешь, что, сбежав из питонии на последнем курсе, он подвязался на московском телевидении шабашить каким-то ударником в искусстве? На этот вопрос Сергеева задумчивый Аркадий отвечал не сразу. Пауза явно затянулась, он принялся разливать коньяк по рюмкам, потом выпили, снова тут же быстро налили и снова выпили. Только тогда Аркадий начал формулировать: - Официально Шурик за свои шалости получил три года легкого режима. Он спокойно мог уклониться от этой почетной миссии, но скрыл все события от родственников. - Помнишь? у него осталась неродная бабушка, а дед - профессор ( из "бывших"), директор НИИ Цветметзолото к тому времени умер (родители же его погибли еще вовремя войны). - Но и влияния его дяди - заслуженного адмирала тоже хватило бы на смягчение приговора, тем более, что злого умысла в действиях Александра не было, - глупость одна. После отсидки Сашка вернулся домой, восстановился на телевидении, пробовал писать рассказы, но в литературе необходимо крепко вкалывать, ему это не всегда удавалось. - Что было с ним потом, где он сейчас? - нетерпеливо спрашивал Сергеев. - Следы его я потерял. Могут быть два варианта: первый - благоприятный, второй - отвратительный. - Что означают сии варианты, подробнее? - начал заводиться Сергеев. Но Магазанник был непреклонно-сдерженным (что-то сдерживало его от свободных откровений - этого нельзя было не почувствовать): - Помнишь, в колледже однажды Александру пришла загадочная посылка - международная, из Австралии? У него, оказывается, жил там весьма богатый родственник, не имевший собственных детей. Он был крупным скотоводом, владельцем "золотого" шерстяного бизнеса. Когда в колледж, на самоподготовку, гордый Александр притащил посылку с Главпочтамта, то все огольцы раскатали губу, - ящик был огромного размера и все ждали заморской витаминной подпитки, - на халяву и уксус сладкий, а тут Австралия! Но Летучий Голландец, прибывший из далекой Австралии, растворился, как растворяются и все мифы. Теперь уже рассказ продолжал Сергеев: - Открыв ящик, Сашка обомлел, потом, с брезгливо-презрительной миной, стал выбрасывать из него прямо на пол мотки, идеально уложенной, оплетенной золотыми этикетками, шерсти. Возмущению не было границ. Дядя-миллионер надругался над желудком будущих блестящих флотоводцев. - Если бы в то время не вошел в класс мудрый командир, офицер побывавший за границей, - помнишь? тогда ими просто засеяли питонию. То были грушники, подмочившие чрезмерной активностью репутацию официальных военных атташе. Таких быстро отправляли домой на просушку. Офицер и объяснил вечно голодным вандалам, что этой шерсти цены нет. Любой комиссионный магазин оторвет ее с руками. Непоправимому не дано было свершиться. Дядя Александра оказался мудрым мужиком, - он понимал, что доллары конфискуют, а шерсть можно перепродать. Тогда мы еще больше зауважали "шпионов"; кое-кто из воспитанников стал интересоваться о перспективах поступления в, так называемый, скромный с виду, Институт военных переводчиков. Офицер-воспитатели тут же использовали новую страсть воспитанников для возбуждения активности изучения английского языка. Но лишь немногим впоследствии удалось претворить мечту в реальность. Магазаинник снова перехватил инициативу беседы: - Всей ватагой шерсть быстро собрали. Припоминаю, что тот же офицер и устроил паритет: через его супругу оформили продажу в комиссионном. У нас же не было паспортов. Потом, за такую дорогую шерсть, которая никогда не поступала в Россию из Австралии, мальчишек могли взять за цугундер - КГБ, милиция, - кто знает? - Денег получил Александр целый воз, - мы, приближенные к короне, питались в буфете без ограничений долгое время. Австралийский дядюшка не прислал письма, - его, скорее, изъяли компетентные органы при шмоне. Но, видимо, раба божьего Александра взяли "на карандаш". Во всяком случае, политотдел вопросы задавал. - Так вот: положительный вариант может заключаться как раз в том, что Александра в настоящее время могли приладить к "серьезной работе" теже компетентные органы. Я потерял его из виду лет десять тому, - неожиданно и бесповоротно. - Ну, а второй вариант в чем заключается? -докапывался до истины Сергеев. - Видишь ли, Сан, все могло быть хуже. - отвечал Аркадий. - Там, где пришлось побывать Богословскому, нестойкие особи быстро деградируют: даже за "колючкой" доступен алкоголь, наркотики. Еще хуже, если он просто ссучился или погиб от болезней, ножа психопата, сгинуть при "разборке". * 3.3 * За разговорами и выпивкой незаметно пронянулись на Север, достигли того глухого, медвежьего угла, который должен стать временным пристанищем Сергеева - заблудшего эскулапа, временно выдворенного для исправления. И настал тот печальный момент, когда пришлось расставаться. Магазанник деловита выпытал у Сергеева адрес, сроки, задачи пребывания в командировке; обнялись, троекратно облобызались; охрана выволокла несложный сергеевский багаж на несуществующий перрон (на тропинку вдоль рельсов). Последний прощальный взмах руками и экспресс укатил за поворот, за густые ели и сосны, а справа открывалась бескрайняя гладь холодного Онежского озера. Раскинула свои волшебные просторы благословенная Карелия. Ценность этой земли еще по-настоящему не понята ни аборигенами, ни огромными толпами пилигримов, проникающих сюда для удовлетворения разных желаний. Но только не для того чтобы сохранить несметные богатства края - запасы чистейшей воды, девственных лесов, неограниченных массивов природного камня, хранящего еще местами древние наскальные рисунки. Сергеев вздохнул полной грудью и почувствовал вкус воздуха, - волшебное ощущение, давно потерянное в красавце Санкт-Петербурге. Размышлять ему долго не дали: справа, из-за спины выросла фигура немолодого человека, подхватившего нехитрый скарб путешественника. Сергеев не стал бороться с похитителем, - оглянувшись, он приметил УАЗик с красными крестами. Бессомнения, знатного путешественника ждали и встречали. Удивляло только, почему выбор персоны оказался столь точным. Но шофер, легко справляясь с тяжестью дорожной сумки, на ходу объяснил: - Я узнал вас сразу, - вы практически не изменились, - только седины и лысины прибавилось. Он, оказывается, работал шофером в этой больнице еще в те времена, когда Сергеев, будучи молодым врачом, трудился здесь. Приглядевшись, Сергеев, с трудом, но все же узнал своего бывшего сотрудника. Что-то, видимо, с ним случилось, - какое-то непростое заболевание или жизненное потрясение он перенес, следы которого решительно исказили внешний облик. Тогда это был красивый внешне, сравнительно молодой, парень, медлительный, но предприимчивый. Он работал старшим шофером гаража больницы. Помнится у парня была немецкая фамилия и интернациональный, но весьма редкий по тем временам, порок. В науке такие персоны числятся девиантами, а точнее - поклонниками "корефилии". Иначе говоря, они испытывают непреодолимое сексуальное влечение к девочкам, моложе шестнадцати лет. Больше страданий Штанберг (фамилия наконец-то всплыла в памяти) доставлял своей семье. В первую очередь, мучения принимала супруга шофера. Она как-то приходила к Сергееву, как к главному врачу, с жалобой, - с душевной беседой. Но надежды на административное воздействие в таких случаях - пустой номер. Сергеев сделал все, чтобы прикрыть парня и успокоить плачущую женщину. Порок порождает интригу, а та выкармливает самою страсть, в результате, - безумие поступков, жизненная трагедия, а, порой, и смерть. В те времена за такие шалости можно было здорово загреметь в места, не столь отдаленные. Сергеев возглавлял тогда эту больницу и, помнится, главная его задача состояла в том, чтобы вовремя провести капитальной ремонт отопительной и водопроводной систем, заменить котлы, закольцевать три водонапорные башни. Не справься он тогда со строительными трудностями и больничка могла закрыться в связи с аварией. Организовывать психотерапевтическую опеку Штанбергу просто не было сил и времени. В делах строительных ему много помог директор местного судоремонтного завода Евгений Давыдович, - замечательный организатор и интересный человек. Но и у самого Сергеева в те годы энергии хватало на троих. Так что, все сложилось путем! Шофер оказался молчаливее, чем был раньше. Но даже по мычащим ответам и молозначимым междометиям Сергеев понял, что в своих предположениях он попал, как говорится, не в бровь, а в глаз. Парню, действительно, пришлось приличный срок провести за решеткой. Жена к моменту его возвращения из зоны умерла, дети выросли и отвернулись от отца. Он прилепился к какой-то шалаве и теперь испивал горькую чашу расплаты за грехи до дна. Его жизнь определялась логикой Псалма (101: 7): "Я уподобился пеликану в пустыне; я стал как филин на развалинах". Въехали на территорию двухэтажной деревянной больницы с несколькими корпусами. Ничего здесь не изменилось, все осталось в том же кособоком варианте. Новшества ограничились тем, чем закончил строительные подвиги Сергеев. В центре красовался тоже двухэтажный, но легкий, как венецианский дворец, административный корпус. Сергееву среди конструкторов, работавших на заводе, удалось отыскать одаренного самоучку - Мельникова, с которым вместе и занимался проектированием всех строительных проектов. А Евгений Давыдович помогал реализовывать проекты, выделяя заводскую строительную бригаду. Медицинское начальство не сдерживало строительные аппетиты Сергеева, доверяло ему и потому ссужало бюджетные деньги без ограничений. Труднее всего было тогда их не получить, а истратить: многое упиралось в поиски подрядчика и лимиты на строительные материалы. Но благородное желание и энергия молодости не знает препятствий, которые нельзя преодолеть. Время приезда было раннее, но действующий главный врач уже был на работе и ожидал гостя в кабинете, так хорошо знакомым его первым проектировщиком - Сергеевым. Весьма пожилой человек, талантливый хирург, прошедший школу профессора Русанова, был интересной личностью сам по себе, безотносительно достоинств врача. Аркадий Андреевич Иванов приветствовал Сергеева, с искренним радушием, излучая добрую улыбку. Он действительно, был рад заполучить отличного помощника в делах лечебных, хоть на недолгое время. После общих слов о путях-дорогах, о жизненных невзгодах перешли к бытовой конкретике. Когда Сергеев строил административный корпус, то предусмотрел при кабинете главного врача и комнату отдыха, которую использовал как служебную квартиру. Иванов собирался уезжать в отпуск и предложил три варианта на выбор: первый - проживание при больнице (но тогда будут дергать при поступлении тяжелых больных); второй - гостиница (но все они похожи на откровенный вертеп); третий - был прозаический. Иванов не стал сообщать о нем лично, а вышел "на минуточку" и вместо него в кабинет вдвинулись четыре миловидных, средних лет дамы. Сергеев, несколько утомленный дорогой и ночной выпивкой, был заметно заторможен. Но при появлении дам память стеганула его по сердцу. Многозначительно улыбаясь валькирии уселись напротив: чувствовалось, что они максимально мобилизовали свои гардеробы и макияж. К удивлению Сергеева, все выглядело прилично, даже с намеком на изящество. Перед Сергеевым, несколько потупясь от врожденной скромности, сидели четыре (всего четыре! - подумалось вяло) его бывшие больничные пассии: он не видел их, примерно, лет пятнадцать - двадцать. Положение спас евангелист Матфей: "Кто без греха, - пусть первый бросит в нее камень". Пророческие и оправдательные слова одинаково верно относились, как к Сергееву, так и к четырем дамам. Годы, безусловно, наложили свои печати, но Сергеев не стал усугублять. Некогда молоденькие и резвые сестрички превратились в добропорядочных, в меру соблазнительных зрелых дам. Понятно, что каждая имела уйму внешних и внутренних достоинств. Ощущение некоторой виновности пыталось поскрестись в предсердия сергеевской широкой натуры. Но эскулап решительно отогнал неуместное сострадание. Вспомнилось: "Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук. Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их - труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим" (Псалом 89: 9-10). Сергеев попытался сложить свою бесстыжую морду в гримасу радости, молодецкого внимания и заинтересованности. Дамы подбадривали его, понимая, что именно они на коне, а он - под конем! Наконец, Светлана, - подкрашенная блондинка, более простодушная и прямолинейно-деловая, - попробовала сконцентрировать внимание присутствующих на стержне вопроса. Так она многозначительно выразилась. Сергеев, по привычке, пытался мысленно выяснить, где спрятан "перенос", "сексуальный подтекст". Светлана определила его метания по выражению глаз и даже не попыталась смутиться. Скорее, наоборот, она многозначительно придержала дыхание и эффектно прикусила нижнюю губу. Видимо она продолжала выступать в местной самодеятельности. Клубы ведь еще работают, а в них - драмкружки. Остальные девочки немного смутились, - чувствовалось, что элементы возможных отношений с Сергеевым и между ними уже обсуждались многократно. Очевидно были различия, но не в основных установках, а в деталях: например, в навыках выражать свои мысли конкретно, просто и четко. Светлана в таких вопросах, безусловно, была непревзойденным мастером, почти что олимпийским чемпионом. Она давала фору всем, в том числе, и Сергееву. Суть дальнейшей беседы вкратце сводилось к тому, что в течение месяца каждая из представительниц слабого пола берет Сергеева на поруки: "Не будет же профессор сам готовить себе пищу, стирать исподнее (Светлана особо напирала на "исподнее"!), рубашки и носиться по поселку "шибче трамвая в поисках вертихвосток". Стареющие ундины полагали, что нашли замечательный предлог заманить Сергеева в тихий альков, дабы вспомнить прошлое. Вот уж воистину: "седина в голову, а бес в ребро". Но Сергеева в таком безобидном варианте все же что-то смущало. Он, не столько сомневался в своих силах, сколько не верил, что женщина - существо легко приручаемое - способна просто и безболезненно, привыкнув к чему-либо, затем повернуть волны эмоций вспять. Не всякий мужчина откажется от мирского счастья, особенно, если все ложится на привычную почву. А наяды всегда были властны и требовательны, - еще утянут на дно семейных привычек, утопят в гипнозе покоя и тихих соблазнов. Понятно, что с пожарной поспешностью необходимо гасить еще не разыгравшееся пламя. Формула была найдена быстро: "Наши встречи могут быть только групповыми". У благородных провинциальных дам вытянулись лица, но у Светланы глаза загорелись плотоядным блеском, - в них явно запрыгали веселые бесенята. Она вдруг вспомнила давно забытый и оставшийся неведомым термин - "групповичок". Буйный взгляд перепасовал Сергееву щекотливый вопрос, - "групповичок"? Сергеев даже не пытался подавить в ней отчаянное любопытство, - никакая суггестия здесь не поможет. Везувий начинал бурлить не на шутку. Весь вопрос в том, - где и когда начнется извержение лавы и будет ли при этом выброс копоти, пепла, или сразу тяжелых камней? Ясно, что больницу необходимо сохранить в рабочем состоянии, несмотря ни на что, - иначе народ нас не поймет и не простит, - Однозначно! Забавный театр позволил сделать ряд простых выводов: первый - рубашки все же будет кому стирать и гладить (наиболее неприятная проблема для Сергеева снимается сама собой); второе - на нечастые званые обеды и ужины, если очень отощаешь на больничной или ресторанной пище, можно рассчитывать (всегда хорошо иметь запасной вариант!); третье - дамы вполне в рабочем состоянии. Не надо обременять их утомительной, страстной любовью. Сексуальный exclusif, возможно, будет приятен, если добавить к нему воспоминания о прошлой, а не настоящей молодеческой резвости. Четвертое заключение было прервано: вошел Иванов с вопросом о том, как продвигаются переговоры. Сергеев рад был своевременному появлению главного врача, - он быстро подвел итог: - Очень приятная встреча со сторожилами больницы (теперь у Светланы вытянулось лицо от неслыханной наглости, - "Хорошо, что не сказал с ровесницами века"). Мы, надеюсь, еще будем встречаться и дружить домами, если служба позволит. Из всех соблазнительных предложений я выбираю одно, - жить и питаться в больнице. Полагаю, что работы навалится слишком много и незачем тратить время на прогулки по поселку, - будем действовать, не отходя от кассы! Дамы вежливо попрощались и, поджав губы, удалились. Иванов решил прояснить свою позицию: - Александр Георгиевич, не обессудьте старика, но они замучили меня своими предложениями устроить вашу жизнь. - Просто заболтали меня. Кто знает, подумал я, вдруг вам захочется запихать шею в хомут. - Сразу в четыре хомута. - поправил Сергеев. - Но все равно, я благодарен вам за встречу с носителями былой славы. Из этого, все одно, можно будет извлечь пользу, но без помех основной работе. Иванов предложил без лишних проволочек заняться передачей дел, - он спешил отбыть в отпуск. Его ожидали какие-то семейные, личные заморочки в Санкт-Петербурге, которые нужно было безотлагательно устранять. Через пару часов Сергеев уже чувствовал себя полновластным хозяином больницы. Время подходило к утренней конференции. Оба главных врачей, - постоянный и временный, - двинулись навстречу официальному представлению больничному персоналу. * 3.4 * Потянулся день за днем: больничная рутина состоит из утренних конференций, обходов, подписи документов на медикаменты, проверки историй болезни. Все остальное требует творческого подхода: диагностический, лечебный процесс, консультации. Но и он изматывает и переводит деятельность врача в режим действия автомата или полуавтомата. В таком режиме спасает только профессионализм, определяемый уровнем индивидуальной квалификации. Но даже на привычном поле встречаются забавные казусы. На второй или третий день Сергеев просматривал рентгенограммы, сделанные накануне. Он быстро описал снимки одного больного, не выделив заметных находок, - фиброзные изменения в легких, носящие возрастной характер, и только. Через некоторое время дверь в кабинет осторожно отворилась, - в проеме, в кромешной темноте, появилась фигура заведующей терапевтическим отделением. Она еще не адаптировалась к мраку и, войдя со света, лапала воздух руками, стараясь определиться в направлении движения по опасному кабинету. Сергеев подал голос, помог сориентироваться бодрящейся старушке: он с уважением относился к ее опыту, но за ней числился серьезный грех - алкоголизм. Практически с обеда она, приняв дозу, выпадала полностью из лечебного процесса. При таких обстоятельствах подчиненный обычно сильно побаиваются руководителя, - не известно, что взбредет ему в голову, вдруг начнет утверждать трудовую дисциплину. Но таких поползновений у Сергеева, естественно не было, - он временный человек и не его задача бороться с пьянством и алкоголизмом. Особенно, если грехи не снижают качества работы терапевтического отделения, - Александра Гавриловна успевала внимательно осмотреть больных до обеда. Обследование и лечение больных у нее отличалось идеальным качеством. Однако искус подобрать ключики к профессору у старушки, бесспорно, появился: в таких случаях надо подловить коллегу на каком-нибудь дефекте, скажем, в диагностике. Намерения Александры Гавриловны были очевидны: она пробиралась в рентгеновский кабинет чтобы копать волчью яму, даже отложив несколько привычные обеденные развлечения. Вежливым, специфически дрожащим голосом она справилась: - Александр Георгиевич, помните ли вы больного Астафьева, - я направляла его на контрольную рентгенографию. Вы дали благоприятное заключение, почти что норму, но у больного первая группа инвалидности в связи с раком правого легкого. Он признан неоперабельным, получил массивную лучевую терапию и отправлен Республиканским онкологическим диспансером домой, практически, доживать свой недолгий срок. - Возможно, произошла путаница со снимками и вы описали не того больного. - почти победоносно резюмировала Александра Гавриловна. Сергеев впечатлился мгновенно: "если все так, то это серьезный прокол"! Сергеев попросил лаборантку отыскать снимок: установив его на неготоскопе, принялся повторно, более внимательно изучать бело-черные разводы. Никаких признаков столь грозной патологии не выявлялось. Он предложил взглянуть на снимок и Александре Гавриловне. - Загадочная ситуация, уважаемая Александра Гавриловна. - задумчиво вымолвил Сергеев. - Если судить по снимкам, то, похоже, вашего больного подменили. Надеюсь, что все это время признаки рака легкого вы у него добросовестно фиксировали и делали необходимые записи в истории болезни. - Мало того, Александр Георгиевич, мой пациент уже успел продать все ценные вещи из дома (ему никто не противоречил, считая недолгожителем). Он постоянно пьет вусмерть, - заливает,... как может,... горе! Что ни говори, но скандальная история намечается. - многозначительно заключила Александра Гавриловна. Сергеев намеренно подыграл злорадствующей старушке, так жаждущей почувствовать себя в фаворе, хоть ненадолго. Сергеева забавляли метаморфозы, творящиеся с алкоголиками: он-то уже все себе и окружающим доказал, а вот коллега пыталась самоутвердиться основательно за его счет. Надрать уши профессору-выскочке, - это дорогого стоит, тут пахнет вселенской славой и мировым признанием. Александра Гавриловна, мы с вами поступим очень просто. - наконец, заключил Сергеев. - Попросите больного завтра натощак явиться ко мне сюда, в рентгеновский кабинет. Придется сделать ему бронхографию, - она и решит все. Гавриловна выползла из кабинета шустрой змейкой, словно, помолодевшая лет на тридцать. Да, сегодня за обедом она основательно вмажет. Ну, а пока необходимо растрепать всем и вся о том, как основательно вляпался заезжий светило. Уж она, конечно, постарается отыграть на этом поле основательно и безжалостно! Поутру Сергеев встретил перед рентгеновским кабинетом согбенного пациента, - ему не велено было принять даже полстакана. Его караулила суровая жена и дочь. У них появилась маленькая надежда на спасение главы семейства. Но, кажется, сам виновник торжества не очень радовался такому повороту событий. Родственные души искали вчера и сегодня не алкоголя, а иного наслаждения - интеллектуального! Сергеев запустил страдальца в кабинет и начал свое колдовство: сперва основательна анестезия смесью Гирша глотки, голосовых связок. Затем, после проверки степени анестезии, введение тонкого катетера до бифуркации трахеи. Теперь пошел в ход иодолипол смешанный с порошком норсульфазола. Осторожно, с помощью большого шприца, медленно вводится подогретый состав, обволакивающий все бронхиальное дерево. При хорошей предварительной анестезии процедура проходит без всяких дерготни и кашля. Затем катетер удаляется и больной медленно и последовательно переворачивается так, что бы контрастная смесь обволокла стенки бронхов. Здесь необходимо чувствовать вязкость состава и интуитивно моделировать процесс обволакивания. Наконец все готово: проводятся точные по режиму и центровке снимки. Финал процедуры: качественное проявление, закрепление, сушка снимков. Негативы получились идеальными: Александра Гавриловна широко раскрыла пасть и с десяток минут никак не могла ее закрыть. Надо быть абсолютным идиотом, что бы не понять то, с каким блеском выполнены бронхограммы. Они устраняли любые сомнения: у больного никогда не было страшного, смертельного заболевания - рака легкого. Что же наколдовал Республиканский диспансер и его адепт - Александра Гавриловна можно только предполагать. Парадокс событий заключался в неожиданном торжестве новой логики: с пациента сняли группу инвалидности, отобрали льготную пенсию. Родственники быстро привели его в чувство, решительно потребовав: бросить пить, трудиться в поте лица, дабы вернуть все добро пропитое. При встречах на улице, бывший пациент-страдалец, воскресший из приговоренных к неминуемой смерти, не бросался к Сергееву на шею с благодарностями, а, потупившись, переходил на другую сторону. Родственники бывшего пациента боготворили Сергеева. В маленьком поселке происходило что-то близкое к триумфу отечественной медицины! Видимо назревал Большой карнавал по этому поводу! Ему помешали проливные дожди. Население ликовала, на прием к Сергееву рвались толпы старух и молодежи. Мнимое торжество Александры Гавриловны, перешло в уныние, что резко усилило запои. Себя теперь она оправдывала трагическим стечением обстоятельств, несовершенством диагностики, вообще, и недостаточной квалификацией сотрудников Республиканского диспансера, в частности. Сергеев, к сожалению, не знал, что он своим героическим трудовым подвигом нажил еще одного заклятого врага - змею подколодную. Трагедии бытового уровня, оказывается, как не погасшие угли, теплились в деревенской тиши. Они подогревались заурядными интригами и неожиданно вспыхивали, как высушенная береста или природный газ, неожиданно вырывающийся бешеной струей из-под земли. Кто мог подумать, что в поселке проживает собственная Леди Макбет Мценского уезда, о которой красочно высказался в свое время Николай Семенович Лесков. Однажды, на утренней конференции, сотрудники просто огорошили Сергеева бурным рассказом о ночном происшествии: в местной санэпидстанции помощник эпидемиолога, женщина тридцати лет, недавно родившая дочь, отрубила голову своему мужу. Мерзавец напивался и колотил кормящую мать нещадно за то, что она не сделала аборт и родила дочь. Он обещал порешить обоих. Сколько мужества, воли и решительности необходимо было собрать этой всегда покорной женщине, чтобы в одиночку встать на защиту жизни ребенка. Себя она, понятно, не жалела, - знала, что ее осудят и упекут в тюрьму, но ее заботило только одно, - дочь останется жива. Как по-разному можно распоряжаться своей и другой жизнью, избирательно относиться к близким и чужим? Интересно, кто вырастет потом из этого маленького существа, уже от рождения замешенного в трагические события? Сергеева до боли в сердце поразили отчаянье и смелость женщины-матери и он пустился обивать пороги всех учреждений, способных повлиять на исход дела: удалось добиться максимального смягчения приговора. Но Сергеев помнил и другое происшествие, свидетелем которого он невольно стал, в другой больнице, в маленьком провинциальном городке. Там, в семье врачебной пары, муж-истерик постоянно устраивал сцены ревности своей миловидной супруге. Однажды он так достал ее своими претензиями, что она выбросилась с балкона четвертого этажа, переломав себе скелет основательно, но осталась жива. Мужу грозило обвинение в принуждении супруги к самоубийству, - тогда бы светили ему долгие годы каторжных работ в современном тюремном лагере. Правда, врачи и там неплохо устраиваются, - однако невелико счастье. Он упросил жену изменить показания, расплатившись за то квартирой. Но она, наконец-то разведясь с ним, благородно уступила бывшему супругу дачу, где отверженный коротал остаток жизни, напиваясь до чертиков в долгие зимние вечера и спокойные от привычного супружеского секса ночи. Опять показала язык злосчастная интрига, вмешалась в события заурядной жизни. Вспомнилось: "Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: "сын мой! не пренебрегай наказания Господня и не унывай, когда Он обличает тебя" (К Евреям 12: 4-5). * 3.5 * Шли дни, работа приносила удовлетворение, а старые подружки - удовольствие. Они по очереди, установленной коллективной властной рукой, делили стирку, устраивали Сергееву дни кулинарных забав. И, чего греха таить, подружки, как могли и умели, оделяли эскулапа тихими женскими нежностями, несложными и традиционными, как те, которым посвящали свой досуг первые люди на Земле - Адам и Ева. Трудно теперь сказать: было бы Адаму веселее, если бы у него появилось четыре Евы. Однако Библия (особенно Ветхий Завет), как источник неоспоримой житейской мудрости, свидетельствует, что у древних народов было взято за правило иметь несколько жен. Отсюда, поведение Сергеева нельзя было признать сплошь предосудительным. Не было в том и гигантомании, а присутствовала, скоре, преданность заветам старины, прежней привязанности. Однажды, среди бела дня к крыльцу административного корпуса больницы подъехали два черных джипа с тонированными стеклами. Из первого джипа вышел Магазанник и отправился в кабинет к Сергееву. Друзья обнялись. Сергеев попробовал угостить Аркадия чем Бог послал, но тот настоял на поездке в город, в цивильный по здешним меркам ресторан. У него были важные сообщения и их необходимо было обсудить, не гоня лошадей и лучше на нейтральной полосе. На том и порешили. Местный городской шалман находился на первом этаже гостиницы, выстроенной за годы отсутствия Сергеева в столь славном уголке необъятной России. Теперь городская достопримечательность заметно отличалась от того древнего ресторана, который располагался когда-то в одноэтажном деревянном доме, видимо, помнящим еще годы Великой отечественной войны. Теперь в ресторане все было иначе. Однако, к удивлению своему, Сергеев во главе официанток увидел знакомую коренастую фигуру бывшей местной красавицы - "Риты из общепита", ранившей в свое время сердце молодого эскулапа. Любовь их была скоротечной и без всяких осложнений и претензий. Для молодой миловидной блондинки, работавшей на таком бойком месте официанткой, другого исхода и не могло быть. Известно: "Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь" (От Луки 3: 9). Однако красавица выжила и, мало того, не растеряла, а только подвзрослила свою привлекательность. Чувствуется, что теперь она командует всей этой зеленой челядью, задача которой обслуживать и ублажать посетителей, вытряхивая денежные мешки до полного опустошения. С первого взгляда становилось понятно, что развитие профессионализма молодежи в руках надежного педагога. Сергеев был заинтригован, - как же поведет себя бывшая пассия? Пассия повела себя гениально, как все простое, незатейливое. К чести своей и всего учреждения, она, как, безусловно, мудрая женщина, знала свою новую цену. Только один легкий взгляд бросила Рита на вошедших, - лучезарная улыбка, обнажающая идеальные фарфоровые зубы, осветила ее лицо и она быстрым, деловым шагом направилась к занятому ими столику. Охрана расположилась за соседним столиком так, чтобы контролировать входные двери и стойку бара, прикрывая мощными фигурами столик босса. Этого маневра нельзя было не заметить. Рита тоже могла оценить действия охраны по достоинству. Но, вместе с тем, она светила понимающей радостью в глаза именно Сергееву, и его ответ ей был столь же искренним. Бесспорно, правильно сказано: "Время разбрасывать камни и время их собирать". Сергеев встал и потянулся, чтобы поцеловать у Риты руку. Она же с удовольствием приняла этот знак памяти и мужской благодарности. Но ее аванс был более выразительным и сокровенным, - Рита прижалась к Сергееву впечатляющей грудью и всем телом так, как умела только она. Затем, не дав оправиться от шока, громко чмокнула его в губы. Сергеев успел заметить обручальное кольцо на правом безымянном пальце, - она фиксировала его любопытный взгляд. Определенно, самолюбие прочно устроенной женщины было удовлетворено. Но она тут же перепасовала ему легкую скорбь, как бы связанную с условностью счастья ее супружеского выбора. Аркадий с интересом наблюдал встречу примечательной антивесталки с потертым сатиром: он не ожидал такой прыти от своего друга. Осколки былого счастья уж слишком откровенно посыпались кругом, как ценные фрагменты, подобные Тунгусскому метеориту! Не тому, который давно грохнулся в сибирской тайге, а новому, собиравшемуся поразить первозданные леса Карелии. Так можно заодно разрушить и новое здание - местный университет целомудрия! Выражение лица Аркадия снова приблизилось к мимике человека, который смеется! Предложив гостям меню, Рита не навязчиво комментировала кулинарные изыски местной кухни, незаметно подвигая их к единственно правильному выбору. Магазанник, наконец-то, перехватил инициативу, и предложил Рите все устроить по первому классу, но без большой пьянки (бутылки хорошего коньяку достаточно). Чувствовалось, что Аркадий проголодался и ел с волчьим аппетитом. Между первым и вторым блюдом он, наконец-то, приостановился, придвинулся головой ближе к уху Сергеева и произнес: - С убийцами твоей жены, Саша, мы разобрались: три наркомана - молокососы, бездельники, мелкие воришки. Их нашли наши ребята быстро и раздавили, как моль на ковре. Извини, но тебя ждать не было никакой возможности, - пришлось рубить концы моментально, ибо обстоятельства к тому обязывали. Сергеев остолбенел и чуть не подавился куском мяса. Магазанник не стал долго ждать, а выразительно хлопнул друга по спине. - Вопросы имеются? У матросов нет вопросов. - резюмировал Аркадий. - И правильно, что не мучаешься кровожадностью. Каждый должен выполнять свою работу и не стремиться быть универсалом, - врачом, судьей, палачом. - Вторая моя задача, друг ты мой сердешный, много сложнее, ибо мне придется, видимо, тебя долго уговаривать. - Аркадий говорил размеренно и чеканно, как бы превентивно зомбируя Сергеева, создавая у него установку к тому действию, которое угодно заказчику. Сказывался талант и навык военного, командира, умевшего вести за собой подчиненных прямо в самое пекло. - Не темни, Аркаша, надо ли нам лукавить?! - подбадривал его Сергеев. - Свои люди, а потому разберемся без преамбул. - Если кому-то требуется вылечить приватно гонорею или сифилис, то я готов. Но больше ничего путного я, пожалуй, и делать не умею. - Сан, не спеши. Эти ваши таланты, господин профессор, мировой научной общественности известны. - забурчал Аркадий, ими ты никого не удивишь. - Но мое предложение, как говорится, из другой оперы. Нам бы очень хотелось сманить тебя к другой деятельности, а, точнее, - к совмещению привычных тебе врачебных дел и конфиденциальных поручений иного плана. - Аркаша, во-первых, поясни, кто эти "мы", "нам бы", что это за тайная или явная организация; во-вторых, можешь не сомневаться, что для друга я готов сделать все, даже вступить в противоречие с законом, если, конечно, то будет угодно Богу. Магазанник удовлетворенно хмыкнул, распрямился, энергично потер руки. Но затем еще ближе придвинулся к Сергееву и почти на ухо заговорил негромко: - Саша, постепенно ты все сам поймешь и узнаешь. Сейчас же буду краток: не так давно ты сам утверждал, что в России в трудные для нее исторические периоды спасение приходило от Армии. - Помнишь, как у Наполеона? - "Ублажай Армию и плюй на все"! Но это, безусловно, гротеск. В нашей стране, по существу, сейчас идет борьба организованного криминала с организованной воинской силой. Демократы же пока с азартом хлопают ушами и руками. А им бы надо,... - ублажать Армию. Инициатива ими потеряна и военные сами берутся за дело, в той или иной форме, удачно или не совсем, но действуют. В бизнесе, как ты понимаешь, резня идет не на жизнь, а на смерть: здесь тоже нельзя отставать. - Тебе предлагается, Саша, примкнуть к деловому миру, но к нашему в нем флангу. Коней не будем гнать, чтобы их потом не менять или, того хуже, не пристреливать на переправе. Тебе дается время подумать, а молчать ты, безусловно, умеешь! - Сан, я искренне хочу, чтобы ты был в нашей компании! - с заметной экспрессией прошептал Аркадий. Теперь давай - двигай свои вопросы. Сергеев задумался: разговор был неожиданным, откровенным и весьма крутым, как теперь говорится. Но его никогда не пугали сложности, риск, непредвиденные обстоятельства, борьба. Он считал себя ничем не связанным на этой земле и не стал бы, наверное, особо сокрушаться по поводу преждевременной смерти. Он искренне, без кокетства, считал, что хорошо пожил, многое видел, многого достиг, - выполнил свои планы по полной программе. Сергеев ласково взглянул на напряженно ожидавшего ответа Магазанника и просто и ясно заявил: - Аркаша, я готов служить отечеству. - потом, как в былые годы, добавил привычное. - Когда и где получить оружие? Магазанник не скрывал радости, - губы его расплылись в восторженной улыбке. Он стал разливать коньяк по рюмкам, довольно причмокивая: - За нашу победу, Саша! - без тени фальши произнес он сдержанно, но многозначительно. Друзья принялись уничтожать второе блюдо: Рита, разумеется, дала спец задание поварам. Мясо было отменное, гарнир - очень сложный, но безупречный. Рита настороженно и любопытно зыркала издалека и, когда Сергеев многозначительно показал ей большой палец правой руки, она, скромно набычившись, даже не смогла погасить радость. Рита умыла обучающуюся мастерству молодежь; наградила Сергеева самодовольно-очаровательной улыбкой. Выпивая на посошок, в конце обеда, Сергеев, наклонившись к Магазаннику тихо проговорил: - Честно говоря, Аркаша, по началу я мыслил так, что ты связан скорее с криминалом, чем с былыми сослуживцами. Теперь вижу, что все обстоит иначе, не так ли? - Сан, в тюряге я не просидел ни одного дня, - за меня уже все было решено наверху, - достойными кадрами так просто не бросаются! Мой опыт пригодился в некоторых далеких государствах. Ну, а когда наша страна начала лихорадочно "перестраиваться", мне опять отыскали "дело по плечу", вспомнили о знаниях, полученных мной в Академии тыла и транспорта. - Что же касается криминала, то здесь необходим весьма тонкий подход. Во-первых, без контактов с ним никаких дел сейчас, практически, вершить невозможно. Во-вторых, криминал это тоже, в некотором смысле, военная организация, с которой необходимо считаться, безусловно, не переступая грань. В-третьих, криминальные структуры оказываются в некоторых случаях даже чище, чем ряд политиков и политических партий. Во всяком случае, по уму и изобретательности они могут дать фору многим. В-четвертых, все страны, многие нынешние владельцы международного капитала прошлепали по скользкой тропинке криминала, а потом с них вся грязь стекла, как с гуся вода. Надо еще очень хорошо разобраться, кто настоящий патриот и порядочный человек: те, кто борзеют и надувают соотечественников, или те, кто их "мочит" по заслугам. Сергеев слушал внимательно, почти что с раскрытым ртом, стараясь не проронить ни одного слова. Для него такие взгляды - являлись безусловным откровением. - Сан, как это не звучит парадоксально, но я лично уверен, что, как и собаке Павлова, в недалеком будущем криминалу будет поставлен памятник, отлитый из бронзы, незаконно вывозимой из многострадальной России ее глупыми доброжелателями. Да, некоторые ребята разбираются с жизнью "по понятию", но это лучше, чем жить без совести! Обед закончился. Магазанник властным жестом остановил слабую попытку Сергеева достать бумажник и расплатиться. Аркадий барски щедро одарил Риту отечественной валютой, посетовал, что редко приходится посещать сей славный град. Магазанник прошел вперед, давая Сергееву поворковать с прекрасной хозяйкой. Было заметно, что один из охранников тоже притормозил, якобы покупая сигареты, - на самом деле, он страховал теперь уже и Сергеева. Эскулапу подумалось: "Мы пошли в гору, интересно, когда и кто остановит"? Однако Сергеев был абсолютно уверен, что Всесильное Проведение вмешивается в суетность нашего бытия в нужный момент, по указания Особых Сил. Необходимо спокойно наблюдать и оценивать направление событий так, как это сказано в Книге Иова (33: 17-24): "Чтобы отвесть человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвесть душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом. Или он вразумляется болезнию на ложе своем и жестокою болью во всех костях своих, - и жизнь его отвращается от хлеба и душа его от любимой пищи. Плоть на нем пропадает, так что ея не видно, и выказываются кости его, которых не было видно. И душа его приближается к могиле, и жизнь его - к смерти. Если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку прямый путь его, - Бог умилосердится над ним и скажет: свободи его от могилы; Я нашел умилостивление". * 3.6 * Мощные автомобили вытянулись впечатляющей кавалькадой по дороге, ведущей из уездного городка в поселок. Компания быстро домчалась до больницы, расположенной на возвышенном берегу Онежского озера, среди стройных и величественных сосен. В пути особых разговоров не вели. Магазанник лишь попросил запомнить телефон, по которому необходимо позвонить в Санкт-Петербурге (там будет диспетчер на связи). Уточнили сроки окончания командировки и возвращения Сергеева, - решили не подгонять события, не тормошить общественное мнение. Хотя представления администрации теперь, практически, не имели никакого значения, ибо решение принято окончательно и бесповоротно. Тепло распрощались на крыльце административного корпуса, Аркадий спешил с отъездом, - его уже ждали в Москве. Вечер стелился уже по верхушкам деревьев, заползал в больничные окна. Сергеев не заметил, как уснул, приткнувшись на диване, не раздеваясь, с книгой в руках. Разбудили его среди ночи резким, безобразно дребезжащим звонком внутреннего телефона. Дежурная медицинская сестра просила срочно прийти в приемный покой для осмотра тяжелой девочки полуторалетнего возраста. Осматривая малышку, Сергеев искоса бросал взгляд и на мать девочки: облик и поведение родителей говорят врачу о многом. Женщине было около тридцати лет, - приземистая, рыхлая, отечная, видимо, от систематических возлияний. Она сидела притихшая и удрученная, - чувствовалось, что переживает за дочь. Может быть, как мать, она была заботливая, способная к сопереживанию, видимо девочку любила по-настоящему. Но не было в ее лице свечения материнского героизма, свидетельствующего о том, что ее ребенок - самое дорогое существо на свете, ради которого она способна отодвинуть от себя все грехи, похоти, увлечения. К тому же особого блеска интеллекта не читалось во взгляде этой провинциальной, бесшабашной, мало развитой женщины. Бог часто наделяет самым ценным - детьми, - тех, кто не способен оценить такой дар. У Всевышнего, бесспорно, свой расчет: Он дает шанс человеку, - возможность очиститься и переродиться в материнстве, отцовстве. Ну, а детская невинная душа, если тело и погибает быстро по вине родителей, всегда будет принята Богом и вселена в более достойную материализованную оболочку. Девочка была в тяжелом состоянии, - пневмония захватила большую часть легочной ткани. Гигантские масштабы поражения были очевидны без рентгена, - достаточно аускультации и перкуссии. Интоксикация нарастала, кома была глубокой. Сергеев быстро помудрил с составом спасительного раствора для внутривенного введения, легко и привычно выполнил веносекцию у малышки на правой ножке, около медиальной лодыжки. Уже с установленной капельницей ребенка перенесли в палату интенсивной терапии детского отделения. Переместили дежурный персонал по другим отделениям, и в палате тяжелой больной организовали индивидуальный сестринский пост. Сергеев понимал, что ему придется просидеть всю ночь у этой постели. Мать девочки, оглушенная несчастьем, смотрела на врача полными слез глазами. В таких случаях Сергеев госпитализировал и мать вместе с ребенком, - кое-какая помощь медицинскому персоналу по уборке отделения, уходу за остальными детьми. Кроме того, такое общение с больными, со страданием беззащитных существ развивает инстинкт материнства, повышает родительскую ответственность. Кто знает, сколько еще мук придется перенести девочке. Всегда остается загадкой не понятно почему создавшийся симбиоз беззащитного дитя с бестолковой матерью. Для собственной же малышки мать сейчас не помощница. Она, скорее, вредитель, хотя бы уже потому, что перекосила иммуннологический статус ребенка сама мать, - своими собственными микробами, да и запустила болезнь только она. Сергеев давно заметил, что почти все кошки и реже некоторые люди (видимо, избранные, посвященные Богом) обладают особой способностью лечебного свойства. Эта мать-тюха может только угробить ребенка, даже не заметив того. Ей не дано помогать в борьбе беззащитного существа с болезнью. Однако испытывать человека, давать ему шанс, нужно многократно, если не постоянно, - в том Сергеев был абсолютно уверен. А за грехи с виновных спросит сам Бог и суд его, без сомнения, будет и требовательнее, и справедливее, чем у любого человека. Только к утру девочку удалось вывести из кризиса, через пару дней она уже улыбалась при появлении Сергеева в палате, словно понимая, кто же истинный спаситель еще жизни. К концу недели малышку перевели в обычную палату, где она уже была отдана под опеку матери. Сергеев не переставал удивляться особому женскому чутью и способности даже очень маленькой девчушки чувствовать достойного партнера. Когда он появлялся, малышка стоя в постельке, кокетливо перебирала пухленькими ножками, улыбалась, вертела головенкой, игриво ее отворачивая, а потом посматривая исподтишка, снизу, ловя взгляд доктора. При первых же словах поощрения она тянула ручонки ему навстречу, обнимала за шею и тесно, тесно прижималась к нему, чмокая в щеку. Сергеев переживал такое детское доверие, как огромное, ни с чем не сравнимое счастье. Он многократно ловил себя на мысли, что не зря выбрал после ухода из Военно-медицинской академии для дальнейшего обучения именно Педиатрический институт. Дети и только дети, - самые благодарные пациенты, ради спасения жизни которых не жалко пожертвовать ничем. Дьявол всегда дежурит где-то рядом с благородными делами и наносит свой удар неожиданно, в спину. Однажды утром, войдя в детское отделение, в палату к малышке, уже довольно хорошо выбирающейся из болезни, Сергеев заметил в окне пьяную дебильну рожу взлохмаченного мужика, и понял, что это и есть долгожданный отец. Герой-кочегар приплыл на лихтере и жаждал провести с семьей несколько дней перерыва в плавании. Мамаша - бестолковая сучка, - уже вовсю вертела хвостом перед мужем. Оба придурка требовали выписки для домашнего лечения малышки. Сергеев пробовал объяснить кобелирующей парочке, что девочка только что выбралась из тяжелейшего состояния, ей необходим медицинский, больничный уход и продолжение интенсивного лечения. Но кочегар вместе со своей супругой-буфетчицей знали, оказывается, клинику пневмонии лучше врача. Они выдвинули ультиматум: если не отдадите ребенка, мы его унесем сами (этаж был первый - углядеть невозможно!). Сергеев чувствовал, что прощается с девчушкой на вечно. Ей уже запихали в рот грязными руками придурки-родители какие-то сладости. Конечно, дома начнется пьянка с друзьями кочегарами, про ребенка забудут, наплюют и нахаркают инфекта выше головы, займутся бесконтрольным блядством, - девочка обязательно отяжелеет и погибнет. Но нет еще таких прав у врача отбирать у родителей детей. Как и предполагал Сергеев, девочку привезли в больницу через трое суток в состоянии, когда отсутствовали уже даже роговичные рефлексы, с пароксизмами по типу дыхания Чейна-Стокса. Девочка была без сознания, видимо, достаточно много часов. Патронажная медицинская сестра еле достучалась, разбудила мать и отца - эту пьяную мразь. Только тогда они заметили состояние дочери; все прошедшие дни лекарств ребенку никто и не думал давать, кормили чем попадя. Перед глазами Сергеева, на кушетке в приемном покое распласталось маленькое тельце девочки: грудка вздыбливалась конвульсиями неправильного дыхания, кожные покровы, лицо синие от кислородного голодания, тахикардия неудержимая, сердечный толчок виден простым глазом, без подсчета пульса. Сергеев словно уже читал протокол предстоящего патологоанатомического вскрытия. Девочки оставались минуты жизни: тотальный отек легких, сплошь забитых воспалительным эксудатом, с гнойными пробками, амилоидоз почек, гипертрофия лимфатического аппарата. Конечно была сделана попытка оживить ребенка, помочь ему, но все это уже не могло принести положительного результата. Когда агония девочки закончилась и Сергеев вышел на крыльцо, то в его бешенном взгляде мать и отец, видимо, прочитали такую ненависть, готовность задушить их обоих собственными руками, что они поспешили, почти бегом, удалиться. Отвратительная, но необходимая миссия ожидала Сергеева: ему придется вскрывать труп девочки, ставшей уже дорогой и близкой. Перед глазами все время мелькала славная кокетливая мордашка, улыбка, с которой еще совсем недавно ребенок встречал своего доктора, - любовь здесь, бесспорно, назревала взаимная. Обычно функции лечения и анатомирования у врачей разделены, но в данном случае они совпадали, - только Сергеев, единственный в больнице, владел знаниями и навыками, необходимыми для такого тонкого исследования. Он долго собирался с силами, прежде, чем провел коротким, но широким хирургическим ножом властный разрез по Шору. Именно такой разрез ставил окончательную точку в печальной повести, называемой жизнью человека. Повесть та - не всегда красочна и увлекательна. Она является испытательным земным маршрутом для души - отрезком ее вечного пути во Вселенной. Для такого пребывания Бог и природа придумали очень непрочное сочетание сверхестественной сущности и белковой плоти. Первая циркулирует вечно, вторая -беззащитна пред временем. Такие составляющие развиваются каждая по своим законам, но в чем-то они объединяют усилия и помогают друг другу. Однако, как ни вертись, но всегда наступает момент, когда душа отказывается дальше помогать плоти, она решает, окончательно и бесповоротно, покинуть тело, которое доставляло ей массу хлопот, неудобств во время короткого мгновения жизни. Сергеев по молодости (потом перестал) пытался представить себе загадочный феномен: до начала жизни была вечность бытия и после смерти будет вечность; все, что прячется между - это индивидуальная жизнь и она в планетарном масштабе - лишь мгновенье. Если долго и сосредоточенно думать об этом, то можно сойти с ума. Видимо, все сумасшедшие как раз и заняты такими вселенскими размышлениями, потому им недосуг обратить внимание на окружающую жизнь. Сергеев невольно, перекрестившись, прошептал Псалом 130: "Господи! не надмевалось сердце мое, и не возносились очи мои, и я не входил в великое и для меня недосягаемое. Не смирял ли я и не успокаивал души моей, как дитяти, отнятого от груди матери? душа моя была во мне, как дитя, отнятое от груди". * 3.7 * Сергеев воспринял смерть девочки, не подчиняющуюся логике материнства и отцовства, как личное горе. У каждого врача имеется собственное кладбище, причем, могилы на нем распределены по секторам: в одном - помещаются те погибшие, кого сам врач отправил на тот свет, по своему недомыслию; во втором - сосредоточены те кого не удалось спасти по независящим от врача обстоятельствам. У хорошего врача первый сектор маленький, а второй - большой; у плохого - все наоборот. Сергеев сделал все от него зависящее, дабы спасти девочку; не он виноват в том, что законы, логика и мораль не совершенны. Однако случай смерти безвинного ребенка он склонен был воспринимать еще и как сигнал какой-то неотвратимо надвигающейся беды. Ведь недаром сказано: "Пришла беда - отворяй ворота". И точно, - ночью его разбудил междугородний звонок. Он снял телефонную трубку и услышал издалека патологически спокойный голос Музы: - Саша, приезжай прощаться с Мишей; он наложил на себя руки, вскрыл вены, похороны через два дня. Видимо, дальше она зарыдала, а потому повесила трубку. Ночь озвучивалась короткими гудками, бьющими в виски, как отчаяние, как крик раненого животного, которому никто не может помочь, ибо на него надвигается кодла пьяных охотников и стая разъяренных псов. Сергеев под эти страшные звуки просидел, по всей вероятности, довольно долго, - вмешался голос телефонистки местной станции. Его попросили повесить трубку и он выполнил приказ автоматически. Подавленность не проходила долго. Муза выпалила мало слов, но они так тщательно отобраны горем, взвалившимся на ее плечи, что создавали ощущение штамповки железной печатью сурового приговора. Горе диктует людям свою волю, непреклонно и цинично. Какие могут быть претензии к Музе, - она, небось, валяется сейчас в отрубе, заливаясь слезами, - людей не видит, слов не воспринимает. Постепенно Сергеев стал соображать, думать об организации срочного отъезда. До окончания командировки оставалось два дня, но, по разговорам коллег, Иванов уже возвратился из отпуска и пребывает где-то здесь, болтается по Онеге, рыбалит. Необходимо его доставать, брать билеты, нестись в Петербург. Новый телефонный звонок нарушил тишину и бессвязные раздумья. На этот раз звонил сам Аркадий Андреевич. Он извинился за слабость защиты информации в здешних краях (телефонистка все поняла и уже передала суть разговора постоянному главному врачу). Было около одиннадцати часов ночи, Иванов попросил заскочить за ним дежурную машину скорой помощи, - "следовало быстрее поворачиваться", как он выразился, - можно успеть на скорый поезд, проскакивающий здешнюю станцию в час ночи; было указано быстро собирать вещи. Через пятнадцать минут Иванов уже поднимался по лестнице на второй этаж, в хоромы Сергеева, когда тот заканчивал паковку вещей. Тут же, без расслабона, только присев на дорожку, запрыгнули в машину и понеслись на станцию. По дороге объяснились: договорились о пересылке документов и денег, которые заработал Сергеев, пребывая в больнице. Конечно кассиры знали Иванова и билет выдали без очереди в купированный вагон. Оставалось время, чтобы пофланировать вдоль железнодорожного полотна, обсудить некоторые детали событий, еще раз вспомнить общих знакомых. Так незаметно пробежало время и вот уже из-за поворота появился, огибающий Медвежью гору и лесной массив, запыхавшийся экспресс. Теплые рукопожатия выразили все, что не договорили в качестве благодарности друг другу, расставались, как старые и преданные друзья. Дорога всегда тяжела, если едешь с таким попутчиком, как горе. Сергеев, честно говоря, не очень удивился решению Чистякова самостоятельно уйти из жизни. Безусловно, такой шаг - дань эгоизму, но в том заключается и право выбора. Известно, что великому философу Сенеке пришлось испытать черный выбор, предоставленный ему императором-извергом Нероном, - ему было предложено удовлетвориться любым способом самоубийства. Этот философ, политик, поэт, известный своими работами по теме самоубийства, словно предвидя свое будущее, сказал как-то: "Возблагодарим же Бога за то, что никого нельзя заставить жить". Сенека, не справедливо приговоренный к смерти, выбрал кровавый способ ухода из жизни, - он вскрыл себе вены. Миша тоже почему-то выбрал аналогичный способ ухода в иной мир. Православная религия протестует против самоубийства, считая, что и радость и горе даются человеку, как особая миссия. Она предназначена для решения иных, чем простые человеческие установки, задач. Никто еще не сумел подсчитать, какой баланс положительных и отрицательных эмоций составляет божественный бюджет человеческой судьбы, но ясно одно: нарушать установленные режимы жизнедеятельности мирозданья, которые лепятся из индивидуального поведения, никто не имеет право. Если заблудшая душа по собственной воле пробует вырваться из гармонии вселенских отношений, то она наказывается, а, проще говоря, возвращается к исходной точке своего развития. "Повторение - мать учения"! Мы не знаем, в какую сторону разворачивается общая космогоническая динамика, чем и что она подпитывает своими преобразованиями. Но ясно одно, что "случайность - это всего лишь непознанная закономерность". Может быть, человеку и не дано постигнуть такие законы. Так кто же тогда позволил ему вершить самосуд над своей жизнью, принадлежащей по большому счету только Богу. Наша национальная черта - анархизм. Явление, выросшее из крайне расшатанного генофонда. Пусть это звучит парадоксально, но даже монголы и татары, крепко напоганив в биологическом стойле славян, все же в основном сохранили целостность своего национального генофонда. Правда, может быть, это произошло потому, что они не являлись "лакомым кусочком" для других этносов. А, так называемые русские, как раз и явились на собственной земле истинными иностранцами только потому, что было много охотников их "соблезнуть". Усилиями монархов-варягов славян перемешали и перемололи в единый многонациональный фарш, пропустив к тому же через жестокую мясорубку социальных преобразований, ничем не отличающихся от дикого варварства, бандитской разборки, тоталитарного прессинга, где человечностью, заботой о ближнем даже и не пахло. Посему самостийный уход из жизни был и остается в сознание "свободного гражданина" его единственным правом, которое он не собирается отдавать никому. Достаточно вспомнить Брестский мир, который заключил абсолютный мировой бродяга, человек без рода и племени, с головой настолько разболтанной сочетанием не сочетаемого, что адекватный разговор с ним мог вести только очень опытный психиатр. Таким вождям ничего не стоило, например, выдвинуть ошеломляющий по своей патологической эксплозивности призыв: "Пролетарии всех стран объединяйтесь"! И это в то время, когда даже маленькие, но цивилизованные страны из последних сил отстаивали свою независимость, охраняли границы, дабы сохранить индивидуальность национального характера, свой неповторимый архетип и генофонд. Чистяков, безусловно, был плоть от плоти человеком своего кондового этноса, то есть начиненным под завязку анархическим садизмом, не способным сберегать даже самого себя. В том и заключается внутренняя интрига современного славянина, его самоагрессия, из которых рождаются безумные поступок, сливающиеся последовательные серии. Такие поведенческие трансформации нарастают по объему и силе, как снежная лавина. А там уже и не далеко до общенационального безумного поведения, логическим финалом которого является все очищающая смерть. По такой схеме вымирают не только отдельные личности, но и погибают целые народы. * 3.8 * На следующий день, во второй половине, Сергеев явился в больницу прямо в административный блок. Первое, что его поразило, это новая секретарша у хозяина больницы. На табличке, прибитой на стене рядом со столом, она значилась помощником главного врача - Дурьяновой Натальей Викентьевной. Сергееву новое явление показалась существом, чем-то очень похожим на "шоколадину". От нее явно веяло особым дисциплинированным, но сладким пороком. Сразу вспомнилась байка о том, как два старых приятеля-администратора, встретившись ненароком, обсуждали броскую секретаршу одного из них. Один все уточнял ее достоинства: как скоро печатает на машинке, владеет ли компьютером, знает ли иностранные языки? Другой самодовольно подтверждал высокое качество выполнения таких редких функций. Но когда был задан последний наводящий вопрос: "Одевается хорошо"?! Барин несколько поморщился и выдавил сокрушенно: "Единственный ее недостаток - одевается очень медленно"! Сергеев сходу прилепил к новой секретарше многозначительные кликухи - "шоколадина" и "Натаха". Фигурой она походила на симпатичного пингвинчика, но не того, который "робко прячет тело жирное в утесы", а того, который именно своим строением возбуждает фантазию, соблазняя случайного зрителя на броские шалости. Сергеев, как истинный холостяк, вечно пропускал приличные сроки бритья, таскал затертые джинсы, смотрел на молодых женщин также внимательно и плотоядно, как вахлак, только что вылезший из парилки и увидевший огромную кружку холодного пива. Ничего удивительного, - Натаха приняла профессора за слесаря-сантехника или бомжа-бродягу, случайно забредшего в больничку: может хотел подхарчиться или спереть, что плохо лежит? Когда он обратился к не с вопросом о приеме у главного врача, она, полоснув его тренированным режуще-черным взглядом, почти что грозно, по-милицейски, потребовала: - Представьтесь, пожалуйста, кто вы? По какому вопросу к главному врачу? Чувствовалось, что в лице этой властной ведьмочки главный врач, действительно, приобрел истинного помощника, способного самостоятельно вершить ответственные, государственные дела. Сергеев, разыгрывая некую вялость мысли и оскудение реакций, назвал свою фамилию, имя, отчество, должность, возраст и, на всякий случай, пол. Потом, сделал еще ряд пояснений: - Я сегодня приехал из командировки, - мямлил он, заметно растягивая слова, - мне бы хотелось переговорить с высшим руководством о дальнейшей работе. К месту сказать, Натаха врубилась сразу (кто-то, вероятно, давал уже ей вводную по персоналиям). Она, видимо, наконец-то поняла юмор и направление розыгрыша, но выдерживала марку. Похоже, пингвинчик обладал хорошей памятью, бойкостью, сообразительностью с намеком на самокритичность, - весьма редкое дарование для женщины. Пожалуй, только кошки, ежи и мангусты обладают такими способностями. Сексуальные дарования пока у шоколадки проявились только в абортивной форме - глаза были блядские! Но это еще ни о чем не говорит: зеленоватый цвет всегда путает карты. Вот, например, корова на лугу - она тоже казалась Сергееву зеленоватой, но он же не испытывал к ней влечения - упаси Бог! Сергеев, как дальтоник, в таких случаях часто путался и нет-нет да и заплывал за буи! Но только в своей акватории. Прогресс в отношениях начал потихоньку намечаться: с лица помощницы исчезла прокурорская суровость, она снова превратилась в молодую, миловидную женщину. Сергеев в восторге от тишины и соседства с холеной феей решительно свалился на мягкий кожаный диван и погрузился в ученые размышлизмы. На этом диване ему всегда хорошо думалось. Почему-то исследования у Сергеева начинались со старых анекдотов. По случаю или без него, но вспомнилось: один молодой человек приехал в Сочи в курортный сезон; вечером отправился на танцы; познакомился с приятной особой, с которой успешно и переспал. На утро в фойе местного кинотеатра он узрел свою пассию и бросился к ней с излиянием восторгов, как к старой знакомой. Та остановила его недоумением и вопросом: "Разве мы с вами знакомы"? И, когда по простоте душевной молодой человек прибегнул к вескому, по его мнению, аргументу - "Но мы же с вами переспали"?! Она ответила ему, называя вещи своими именами, открытым текстом: "Секс - это не повод для знакомства"! Сергеев еще раз взглянул на шоколадину и подумал: "Есть повод или нет? - вот в чем вопрос"! Но та с таким восторгом хваталась за "мобильник" и все куда-то названивала, транжиря государственные средства, что невольно создавалось впечатление: она извлекала из телефона вовсе не информацию, а сперму, - иначе чего так беситься? Тут же вспомнился другой анекдот: была принята на работу секретаршей к директору завода женщина средних лет по странному объявлению, - "Требуется секретарша, но с ножницами". Сгорая от любопытства, на четвертый день успешной работы новая секретарша решила уточнить у самого директора "изюминку", "клубничку" событий. Ясно, что "кощей был спрятан в шкафу"! Директор несколько смутился, но откровенно пояснил: у него оторвалась пуговица на гульфике; прежняя секретарша заметила конфуз и быстренько пришила пуговку; но не было ножниц, чтобы отрезать нитку; когда она, наклонившись и припав к гульфику, перекусывала нить, вошел без стука секретарь парткома. Остолбенев ненадолго, партайгеносса устроил страшный скандал по поводу половой распущенности директора и секретарши. Бедную женщину уволили, директора временно оставили, - вот теперь он реабилитируется самым железным образом! Шоколадина, бесспорно, ножницами принципиально никогда не пользуется, - не та техника! Не те времена! Нас теперь ничем не испугаешь и не удивишь! Видимо, эскулап попал под прикрытие какой-то специфической ауры, ибо его моментально понесло к древности. Сергеев вспомнил, что на свете существует интереснейшее социальное явление, соблазнительное развлечение для всех тех, кто не утратил революционной силы и классовой солидарности, - он быстро погружался в тайны древнейшей профессия, называемой проституцией. Даже первая женщина Ева при серьезном анализе оказалась склонной к универсальному греху. Да, между прочим, и Адам, будучи в одиночестве, с увлечением наблюдал недвусмысленные игры животных. Именно потому Бог решил прервать тоску первого человека. Историки утверждают, что на бытовом уровне проституция всегда существовала, поскольку всегда существовали различия выбора сексуального партнера, любовного темперамента, внешних данных, имущественного статуса. Но организационно она стала оформляться в некую систему социальных отношений на религиозной основе: храмы содержали штат жриц-проституток, к которым присоединялись и внештатные любительницы. Видимо, свободные сексуальные отношения и, тем более, материально стимулируемые, являлись своеобразным регулирующим клапаном поведения толпы. Первым, кто на государственном уровне решился оформить проституцию в статью дохода и социального влияния, был Солон - глава Афинского государства. Он приказал за счет государства покупать женщин и помещать их в специальные дома, где их услугами за плату мог воспользоваться любой желающий. Солон являлся весьма примечательной личностью. По мнению Плутарха, он начал свою карьеру в качестве купца, торговца. Затем занимался философией, стихосложением, пока не был избран свободными гражданами правителем Афин. У Солона, по утверждению современников, просматривались явные склонности к гомосексуализму, но, как ни странно, прослыл он верным хранителем семьи. При его участии были изданы законы, регулирующие матримониальные отношения афинян. Даже своей матери он запретил вторично выходить замуж только потому, что она раскатала губу на молодого повесу. Солон считал, что покупать и закабалять молодость узами бесперспективного для рождения детей брака, не выгодно для государства. Афиняне были большими любителями демократии и этикета: распутных женщин, например, они называли ласково приятельницами, налоги - взносами, тюрьму - жилищем. Абсолютно уникальной личностью в мире проституции была, конечно, Валерия Мессалина - супруга царя Клавдия (10 год до новой эры - 54 новой эры). По ее поводу Плиний Старший сказал: "Остальные животные имеют чувство меры в совокуплениях, человек же - почти никогда". Мессалина не гнушалась истинно царских соревнований и побед: она вступила в состязание с самой известной проституткой того времени и превзошла ее, сумев в течении 24 часов осуществить 25 половых сношений с различными мужчинами. Под покровом ночи Мессалина, переодевшись в простую одежду, отправлялась в публичный дом и там, в смраде и чаде, отдавалась за деньги многим. Фридрих Великий купил в 1770 году камею - символ ненасытной страсти Мессалины. На одной стороне камеи изображена улитка (древний знак похоти), окруженная семью мужскими членами, между которыми светится надпись "Invicta" (непобедимая). На другой стороне медали изображена сидящая под деревом женщина напротив небольшого храма с геммой Приапа. Античные бордельные марки передавали сцены использования разнообразной сексуальной техники. Надо сказать, что современные жрицы любви пользуются тем же богатым арсеналом. Но каждый период жизни человеческого общества, страна, личность сатрапа отмечены своим особым вкладом в усовершенствование техники проституции. Каллигула, Нерон, например, добавили бешеной смелости и безграничного разнообразия в половые акты. Их изобретательность носила явный садистический характер. Другие властители и мыслители увлекались мазохизмом, другими девиантными фокусами. Однако публичный дом в древности был высшей школой рафинированного секса, кладезем вариантов извращений. Куртизанки на котурнах (высокие каблуки-платформы) облачались в специальные наряды, многие из которых вошли в сказочные образы: например, в известную сказку о красной шапочке - обязательном наряде профессиональной проститутки. Короткие или с разрезом юбки - тоже специальная символика, придуманная не сейчас, а в далекой древности. Густой макияж, отсутствие драгоценностей, но цветы в волосах и на блузе и другие специальные знаки, - все это реклама профессии. Из храмовой проституции вышло настойчивое желание искать богиню-покровительницу профессии. Чаще культ богини Афродиты сочетался с культом проституции. Отсюда брали начало специальные термины: pandemos - всенародная, hetaira - гетера, porne - чувствительность, peribasia, divaricatrix - похотливый акт, Melanis - богиня любви, Mucheia - богиня тайных мест, Castnia - богиня бесстыдных, Scotia - богиня мрака, Darcetos - богиня праздной лени, Kallipygos - богиня с красивыми ягодицами, Mechanitis - механическая богиня. Современный почерк проституции ничем, практически, не отличается от задатков древнего эротического письма. Красную шапочку, короткую или с разрезом юбку можно увидеть на современной секретарше, медицинской сестре, бухгалтере или экономисте больницы. Конечно, женщина - заместитель главного врача больницы по медицинской части не будет увлекаться слишком глубокими юбочными разрезами, но она возьмет в свои мужественные, особенно если они крестьянско-пролетаские, руки что-нибудь напоминающее серп и молот. Но страшнее всего, когда современные ундины не понимают трагедии своего положения, - войдя во власть, они ушли от женщины и пришли к питекантропу. Трудно сказать куда привели бы Сергеева исторические размышления, но помощница окликнула его и разрешила войти в кабинет главного врача. * 3.9 * Войдя в кабинет главного врача, Сергеев несколько опешил, оторопел: его встретили два изучающе-напряженных взгляда, - Записухиной, примостившейся в кресле для посетителей рядом со столом, и крупного, относительно молодого (лет 38) человека в белом халате. Ясно, что тот, кому позволено восседать за массивным рабочим столом, как раз и есть хозяин кабинета, то есть новый главный врач. Похоже, что планируемый Эрбеком (прежним главным врачом) кадровый расклад не состоялся. Правильность догадки тотчас подтвердила Записухина: - Александр Георгиевич, не удивляйтесь, - пропела она елейным голоском. - "Человек предполагает, а Бог располагает". - Преобразования последних дней совершились в нашей больнице в ваше отсутствие. Разрешите представить вас новому главному врачу - Дуляку Модесту Григорьевичу. - Перед вами, Модест Григорьевич, - теперь уже обратилась она к главному врачу, - наш светила - заведующий инфекционным отделением, доктор медицинских наук, врач высшей категории Сергеев Александр Георгиевич. - Вообще он мастер на все руки, - великолепно справляется и с работой терапевта и патологоанатома. Из-за стола поднялся высокого роста с густыми прямыми рыжеватыми волосами человек, всей своей статью явно подходящий на роль главного врача. Интересно, конечно, узнать, чем наполнена его голова, - подумал Сергеев. Кстати, лицевой череп у новичка чем-то напоминал лошадиную голову, - вытянутый, с увеличенной нижней челюстью, крупными зубами, которые мешали полному закрытию губастого рта. Мужчина улыбнулся, но улыбка выглядела какой-то отсутствующей. Чувствовалось, что мысли его находятся где-то в отдалении. Скорее, в чьем-то богатом, денежном кармане. В это время открылась дверь в кабинет и вошел еще один верзила, Его статус прояснился быстро, - Сергеева представили новому заместителю главного врача по экспертизе. Второго рыжего верзилу звали Колтутин Валерий Михайлович. У этого типа было больше элегантности и шарма во внешнем облике; говорил он тихо, вкрадчиво, но с повышенным чувством собственного достоинства. Снова все расселись по своим местам и разговор продолжился. Чувствовалось, что новоиспеченные больничные администраторы знакомились со своими поднадзорными с большим любопытством, словно пытаясь выяснить, - а что и сколько из каждого сотрудника можно выжать. Скорее, их интересовала личная выгода, но не интересы государства. Уж очень они были внимательны в разговоре к деталям личного круга, а не больничных задач. Сергеев, любивший типировать персоны, с которыми его сталкивала жизнь, все время искал правильное определение типажа личности Дуляка и Колтутина. Очевидно, что они оба очень похожи, и внешне и внутренне, но, видимо, существовал какой-то единый закон такой схожести. Ему и подчинялась мотивация поступков новых властителей больничных дум. Распознав этот закон, можно легко прогнозировать их поступки, узнавать заранее, каких подлянок можно ожидать от варягов. Записухина исподтишка наблюдала за потаенной работой мысли Сергеева, - она-то хорошо знала свойства каверзного ума отставного ученого. Она уже давно навела справки и о его литературных склонностях. Когда, лет десять тому назад, ей доложили верные люди о том, что Сергеев еще юношей, с Нахимовского училища, подрабатывал на карманные расходы журналистикой, она перепугалась не на шутку, - вдруг да выведет на чистую воду все больничные грехи и разоблачит надутые персоны. Но время показало, что Сергеев берег острие своего золотого пера для других целей, - для сугубо научной или чисто художественной литературы. Однако Записухина, будучи, бесспорно, умной в бытовом плане женщиной давно разгадала метод Сергеева. Теперь, с интересом наблюдая танец молодых фазанов, она терялась в догадках, как отразятся они в изощренном воображении Сергеева. Какие обозначения он им прилепит? Как быстро кликухи расползутся по больнице? Какая будет реакция коллектива? Ведь уничтожить личность можно одним словом и не обязательно для того использовать пулю! И Сергеева осенило: эти оба - обрусевшие немцы. Так, так - то особая генетическая линия старой российской немчуры, давно перебравшейся в Поволжье, под Царицын. Ясно, как Божий день, что они выбрались в Санкт-Петербург не со стороны Скандинавии или Прибалтики, а из немецких колоний Поволжья. Потому-то они такие сытые, здоровые, рыжие, завистливые (скорее всего, до чужих денег) и провинциально-простоватые. Нет у них кондового петербургского серого оттенка кожных покровов, тонкости ума, сочетаемой с гиблостью здоровья, вселяемой местными болотами во всех коренных жителей. Из таких рыжих остолопов, пышащих здоровьем и предприимчивостью, легко могут выйти успешные колбасники или булочники в любом месте России. Вспомнились строчки из одной эпиграммы Пушкина: "Не то беда, Авдей Флюгарин, что родом ты не русский барин, что на Парнасе ты цыган, что в свете ты Видок Фиглярин" ... Сергееву вспомнилась немецкая фамилия - Врангель. Но не тот, который - Врангель Фердинанд Петрович (1796-1870), добавивший к исторической славе России драгоценные географические открытия. Барон, адмирал, член-корреспондент Российской Академии наук, один из учредителей географического общества успел побыть и морским министром в период с 1855 по 1857 годы. Уточняя генетическое наследство нынешней немчуры, надо, видимо, вспоминать Врангеля Петра Николаевича (1878-1928) - генерал-лейтенанта, создателя Добровольческой армии, нагонявшей ужас на население Юга России. Кто знает, сам ли Врангель или его ловкие адъютанты, или остзейские командиры диких казаков, но кто-то мог изловчиться и впрыснуть частицу немецкого генофонда поволжским молодухам. Однако, по наблюдениям Сергеева, хромосомины утилизировались не самые элитные, имеющие отношение разве только ко внешности, но не к уму. Два лихих балбеса прикатили в Петербург, сам же Петр Николаевич в 1920 году уплыл из Крыма в эмиграцию и добрался до Парижа. Разность планов такого выбора - лучшее доказательство несхожести генетической ценности. Но, может быть, два новых администратора - следы последнего нашествия немцев на Русь, остатки тех, кто не добит под Сталинградом? Во времена Петра Великого русский простой народ говаривал: "Тьфу! Немчура поганая, опять всю власть слопала! Ату их, окаянных"! При вялой сытости эти двое уж очень смахивали на ленивых водовозных меринов или на тех оводов, которые сосут из них кровь под хвостами. Но откуда же у явных балбесов такая тяга к власти? Сергеев еще раз обвел взглядом приятную компанию и снова застрял на строках незабвенного Пушкина: "Мое собранье насекомых открыто для моих знакомых: ну, что за пестрая семья"! Дальше у Пушкина подозревалось сплошное витиеватое сквернословие. Сергеев от неожиданности откинулся на спинку кресла и не сумел скрыть радостную улыбку. В его голову ворвалась блестящая гипотеза: оглядев еще раз компанию молодых мужчин и стареющей интриганки Записухиной, он понял, что перед ним сидят "близнецы". Именно этот символ гороскопа подходил к больничной администрации больше всего. Все встало на свои места: понятно, что толка ожидать от деятельности такой команды не приходится. Близнецы - носители своеобразной ювенильной психологии. Им свойственно неустойчивое, бессистемное мышление, отсутствие способности к напряженному труду, неопределенность позиции, размытость психологических установок. Такие руководители ничего толком организовать и довести до логического завершения не способны. Они сами нуждаются в покровительстве, в крыше над головой, - где уж им отвечать за других. Вместе с тем, близнецы успешные позеры и фанфароны, насыщенные дилетантизмом. Но умный человек раскусывает их быстро. Они даже говорят, помогая себе рукам, жестами, мимикой. Вот и Записухина постоянно выставляет свои грабли напоказ, словно подтверждая заранее мощь административного кулака, не рискуя демонстрировать разумность своей власти взвешенными, ответственными словами и корректными действиями. Такие люди уходят от серьезной работы, заменяя ее суетностью интрижек, фантазерством, перекладывая принятие ответственных решений на других. Они нуждаются не только в покровителе, но и адъютанте. Их тянет к лести и подобострастию. В приятной лжи они не способны разгадать и расшифровать вовремя скрытый подвох, даже если он принесет им серьезные неприятности. Сергеев давно сформулировал для внутреннего, собственного, потребления некую теорию о генезисе такого явления, как близнец: он был уверен, что виновата здесь душевная слабость, связанная с переселением в плод малозакаленной души из прошлой жизни. Так получается, если человека настигла смерть, скажем, в раннем детском возрасте. Его детская, несовершенная душа переселяется в новой жизни в страдальца, которому уготованы свойства близнеца. Слабая душа пытается руководить двумя телами, пребывая одновременно в виртуальном прошлом и