реальном настоящем. Она  по незрелости
неустойчива  и  перетекает  из  одной  ипостаси в  другую  -  из  прошлого в
настоящее, из ребенка во взрослого и обратно. Да, занятный подарок  получила
больница:  "Вот  тебе,  бабушка, и Юрьев день"! Моментально  вспомнилось  из
Откровения (9: 12): "Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя".
     Но самое  забавное  наступает тогда,  когда близнецы,  страшно  похожие
характерами друг  на друга, собираются вместе: такая  команда представляется
детским садом для взрослых, - очень важных, но никчемных менеджеров.
     Сергеев не скрывал, что к, так  называемым,  начальникам, он относился,
как к клоунам,  шутам. Но в  цирке такие артисты при  деле, - они  заполняют
промежутки между выступлениями серьезных деятелей  и,  собственно, никем  не
пытаются управлять.
     Но главный врач - близнец?! Это уже  полный "абзац", если  не рифмовать
точнее... Но  кто из бездарных начальников  когда-нибудь отказался  от своей
должности?  Сергеева так и  подмывало воспроизвести  вслух Псалом  (93:  8):
"Образумьтесь, бессмысленные люди!  Когда вы будете умны, невежды"? Но стоит
ли бороться с ветряными мельницами или метать бисер перед свиньями?
     Разговор  незаметно соскочил на организацию похорон Чистякова:  новички
посетовали на  трагический  выбор  метода ухода из жизни. Чувствовалось, что
они  не в курсе истинных мотивов  самоубийства.  И  слава Богу! - подумалось
Сергееву.
     Мишино  тело все  еще находилось в  городском бюро  судебно-медицинской
экспертизы.  Лучше,  если там  не  раскопают  страшную  инфекцию, -  пожелал
Сергеев.  Главный  врач  постановил, что  от больницы в  организации похорон
примет участие  новый заведующим  патологоанатомическим отделением.  Сергеев
сделал   вывод   о  том,  что  наследство  Чистякова  разбазарили   довольно
оперативно. Но он не стал комментировать случившееся.
     И вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучали слова Дуляка:
     - Александр  Георгиевич,  с места вашей командировки  пришло письмо  от
группы сотрудников больницы и пациентов с "разоблачениями". Я человек новый,
потому перепоручил Елене Владимировне разобраться  в деталях, не обессудьте,
но служба есть  служба. Рад  был  с  вами познакомиться,  на  днях  зайду  в
отделение, там и поговорим подробно о работе.
     Настало время прощания с сильными  мира сего. Сергеев ограничился общим
поклоном,  чем  избежал  традиционно-фальшивых,  так  называемых,  дружеских
рукопожатий. Он вышел из кабинета  вместе  с Записухиной, пропустив королеву
вперед, и еще раз полюбовался гротесковыми зонами ее фигуры. Основной массив
статуи не изменился никоим образом.
     Так, занимаясь каждый  своим  делом, - Записухина себя демонстрировала,
Сергеев наблюдал,  -  они  прошли  до кабинета  начмеда  и,  войдя  в  него,
погрузились в атмосферу будуара современной деловой женщины.
     Не мудрствуя лукаво,  Елена  Владимировна передала  Сергееву  письмо  и
попросила  ознакомиться при  ней.  Послание  было  напечатано на  машинке  и
подписано традиционно - группа сотрудников и пациентов. Но кто именно входил
в  такую группу,  количество жалобщиков,  - оставалось  не известным.  Прием
старый, как и весь мир кверулянтов. По стилю письма и деталям Сергеев понял,
что исходит оно от  заведующей терапевтическим отделением, которая потерпела
фиаско  с  онкологическим  больным. Страдающими  пациентами,  скорее  всего,
числился   только  единственный  радикально  излеченный  от  "рака  легкого"
больной.
     Сергеев  пояснил  Записухиной  свои  предположения  и предложил простой
способ  установления истины: заказать разговор с больницей и уточнить мнение
главного врача Иванова. Но Елена Владимировна желала трудиться  с помпой. Ее
не устраивали  простые решения, пустяшные дела, -  она  заявила, что жалобой
будет заниматься специальная комиссия, которая сегодня же будет сформирована
приказом главного  врача. Сергеева не озадачила, но развлекла складывающаяся
ситуация.  Голова его  слишком  занята  проблемами,  связанными  со  смертью
Чистякова,  плохо реагировала на слова  Записухиной.  Он великолепно  помнил
Псалом 146: "Смиренных возвышает Господь, а нечестивых унижает до земли".

     * 3.10 *

     Мишу хоронить не  пришлось.  Он, оказывается, оставил завещание, и Муза
его скрупулезно  точно выполнила.  Чистяков  просил,  чтобы  его  тело  было
кремировано, а  пепел  высыпан  с  Николаевского  моста  в Неву.  Что-то его
связывало  с тем  местом: Муза говорила, что он  и ей  очень  часто назначал
свидания у этого моста, на  берегу со стороны Академии художества. Но  и эту
тайну Миша унес с собой в небытие.
     Миша оставил Сергееву  короткую  записку, в  которой ничего особенно не
объяснял, просто сообщил,  что его решение осознанное, принято оно в здравом
уме и трезвом рассудке:  так ему удобнее, так ему  хочется. Он довольно сухо
прощался  с  "дорогим Сашей",  желал  счастья,  просил  не  поминать  лихом.
Чистяков  просил Сергеева взять  на себя заботу о  Графе, которому он  также
передавал последний привет.
     Чувствовалось, что он уже  настроился совершенно на иное мировосприятие
и основательно  отошел от людей. Его, по всей видимости, волновала встреча с
иным  миром,  а не переживания остающихся на земле близких. О "прочих" он  и
думать вовсе  не собирался. Музе он  дарил окончательную  свободу, полностью
развязывал руки. Но это было  настолько очевидным, что о том не  было смысла
писать в предсмертной депеше. Для Музы такое "свинство" было, как  плевок  в
лицо,  незаслуженная  пощечина. Но верная  женщина и это последнее  унижение
перенесла стоически.
     Со смертью закадычного друга  из жизни Сергеева ушла еще одна моральная
опора.  Он понимал, что люди, встречаясь друг с другом и, заключая негласные
союзы на любовь или дружбу, усиливают себя не только психологически. Видимо,
такие  житейские  выборы  предопределены  какими-то  потусторонними  силами,
питающими нас энергией жизни.
     Ему  приходила в  голову парадоксальная на  первый взгляд мысль: такими
встречами определяется  отбор не  только родственных  душ,  которые,  скорее
всего, исходят из когда-то единого  корня, единого "божьего слова",  давшего
жизнь  генетической  ветви,  но,  вероятно,  и сама генетическая  информация
(родственная, близкая) обладает силой самостоятельного притяжения.
     Подобного  усиления  ищет каждая живая  особь, так подбираются здоровые
супружеские пары, дружественные альянсы, тем цементируются отношения детей и
родителей,   близких  родственников,  прочные  и  мимолетные  симпатии.  Так
собираются и дикие звери в стаи. Так кошки и собаки находят своих хозяев.
     Сергеев, забрав у Музы Графа, первым делом отправился с ним в Городское
бюро  судебно-медицинской экспертизы (у него,  конечно, там были  знакомые).
Надо  было  показать  Графу,  что  стало  с  его  хозяином,  ибо тот  сильно
волновался  и беспокоился из-за долгого отсутствия Чистякова. Что происходит
в  головах собак,  нам людям трудно  представить.  Но  по нервному поведению
собаки было  ясно, что  Граф  осознавал, догадывался: "Случилась  трагедия"!
Сергеев, как психолог, понимал, что необходимо  помочь собаке  "зализать эту
рану" окончательно и бесповоротно.
     Как только  Сергеев ввел Графа в  секционную, где на столе  лежало тело
Чистякова, собака остановилась, как вкопанная. Только минут через пять Граф,
привыкнув к посторонним запахам, приблизился к столу, долго смотрел вверх на
гору из тела под простыней, затем запрыгнул наверх и стал рассматривать лицо
покойного.  В этом  молчаливом созерцании  было  что-то ужасное,  от чего  у
Сергеева  накатились  слезы.  Граф  стоял,  вытянувшись  в  струну,   словно
гвардеец,  отдающий последний прощальный салют  над могилой своего погибшего
командира. Так они простояли минут десять и Сергеев позвал Графа:
     - Граф, ко  мне, пойдем. Теперь  мы ему  уже ничем  не  поможем. Он сам
выбрал свой путь, - пусть  земля ему  будет пухом!  Господь да не осудит его
душу слишком строго...
     В голосе Сергеева звучали боль и слезы. Граф, видимо, ощутил  страдание
своего нового хозяина  и медленно  пошел за ним наклонив голову. Когда двери
захлопнулись,  он еще раз оглянулся, притормозил шаг, закинул  голову и чуть
слышно завыл.  Сергеев пристегнул поводок  к ошейнику и  решительно  потянул
Графа  за собой. Когда вышли  на улицу, Сергеев остолбенел: по морде  собаки
стекали крупные слезы. Они были особенно хорошо видны при дневном освещении.
Сергеев присел, обнял собачью голову и Граф ответил ему жалобным  воплем,  -
так  стонут  и  затаенно  плачут только  маленькие  дети  или  подстреленные
зверушки.
     Граф  понимал, что на этой Земле  у  него остался только один преданный
человек,  который не  будет сам уходить из  жизни, бросать его одного в этом
страшном, непонятном мире, перенаселенном людьми-зверями. Граф надеялся, что
Сергеева ничто  не заставит  забыть о своей  ответственности перед  Богом за
жизнь маленького друга - прекрасной  собаки, профессия которой - быть верным
человеку. Но  преданность,  как  и  вообще любовь, обязательно  должна  быть
взаимной. Только тогда имеет смысл жить. Что-то подобное  вертелось в голове
плачущего Графа и Сергеев, не стесняясь, ему вторил ...
     Муза  забрала кошку Муську  к себе домой. Но  любящая женщина не  долго
мыкалась  после  потери  Чистякова:  однажды  поздно вечером  она  позвонила
Сергееву домой  и сообщила, что  уезжает в Израиль к родственникам.  Сергеев
посчитал  такой шаг правильным и пожелал  ей удачи,  но просил  не пропадать
навечно. Муза уволилась из больницы.
     Через какое-то время он получил от  нее  письмо, в котором  сообщалось,
что вместе с Муськой она  уже  перебралась в Израиль, на Мертвое море.  Муза
просила сохранить ее адрес и писать  чаще; оставила телефон, звала  в гости,
подробностей  о  своей  новой жизни  не сообщала.  Все же  земля обетованная
позвала  к  себе  на  время  заблудившуюся в холодной  России  душу. "И это,
наверняка, правильно," - думалось Сергееву. Ему самому пора было заканчивать
с  прошлой  жизнью и  начинать  осуществлять  выполнение  договоренностей  с
Магазанником. Его  сдерживала, вдруг  неожиданно разросшаяся  с  легкой руки
Записухиной, дрязга вокруг командировки.
     Вышел  приказ  главного  врача, в котором  Сергееву объявлялся "строгий
выговор  за  нарушения трудовой дисциплины и  аморальное  поведение в период
командировки". Такие плевки  прощать  нельзя  ни  в коем  случае, - пришлось
подавать  иск в  Суд.  Теперь  разбор в суде затягивался:  требовался  вызов
свидетелей.  Обещали  приехать  Иванов  и  великолепная  четверка  подружек,
которых тоже приплела моложавая администрация к скабрезному делу.
     Великий Наполеон  Бонапарт,  который,  как известно,  почтил мир  своим
присутствием  еще в период с 1769  по 1821 год, был непревзойденным мастером
не только  воинских  баталий,  но и  административных акций. В  свое  время,
настрадавшись  от  общения  с   горе  чиновниками,  он   заявил:  "Наивысшая
безнравственность - это,  когда берешься за дело, которое не умеешь делать".
Сентенции великого  человека  можно  опустить  до  уровня  критики  бытового
маразма, окружающего нас со всех сторон. Когда Сергеев в первый раз пришел в
суд  и увидел, кого  администрация  выставила в качестве своего официального
представителя, ему стало и грустно и смешно.
     Ему  подумалось: из какой сказки Ханса Кристиана Андерсена они откопали
эту ужасную толстуху - Клотильду?  В далекие годы такие поселялись только  в
борделях  приграничных  городов.  Там по совместительству  они торговали  не
только  телом и  совестью,  но  и  арбузами,  табаком, прокисшим  вином,  да
поношенной  одеждой,  украденной   у  временных  постояльцев.   Могут  такие
проживать и где-то  в районе Мелитополя,  Житомира, Касриловки. Неповторимый
Шолом-Алейхем (Шолом Нохумович Рабинович)  в далекие  годы своего творчества
(1859-1916) штамповал такие  образы пачками, забавляя читателей  колоритными
рассказами. Но Суд,  пусть  даже первой инстанции,  забавлять ведь никому не
позволено, - не для того собрались!
     Сергеев,   наблюдая   косноязычную,   вконец   изовравшуюся  адвокатшу,
почему-то представлял ее в домашних условиях. Картина  рисовалась печальная:
она  копошилась  на кухне, у  плиты;  была  в грязном фартуке  и  в  длинном
неопрятном  халате,  за  который   цеплялись   синими  ручонками  откровенно
сопливые,  с  разросшимися  аденоидами детишки.  Обязательно -  четверо  или
пятеро.  На  голове  у  Клотильды скособочился,  безусловно, не  парадный  -
серебристый,  а  старый,  изъеденный  молью,  пепельного   цвета  парик,  со
слипшимися  и порушенными  старостью патлами. Муж же, - нервный и  тощий,  -
скрывался  от  своей психеи, от  семейного счастья на сверхурочной работе, в
конторе частного предприятия. Ясно, что держательнице  адвокатского диплома,
специальное образование далось труднее, чем золотарю высшая математика.
     Теперь  она  своими несуразными пассажами  бесила судью  - сравнительно
молодого человека, видимо,  сильно презиравшего  любое вранье и  даже святую
глупость. Бой шел не на жизнь, а на смерть.
     Но, когда Клотильда, как неловкий  карточный  шулер, попыталась, словно
из рукава, выволочь  на судейский стол  очередной фальшивый козырь (какой-то
поддельный документ), судья пригрозил ей драконовскими санкциями.
     Картину  несколько  скрашивала  секретарь  суда,  - ее  звали  Татьяной
(сугубо русское имя). Но внешность молодой (лет двадцать, не более) судебной
жрицы явно  свидетельствовала о  родстве  с  греческой  Фемидой:  прекрасный
античный  профиль,  идеальная  грудь,  точеные руки  и  ноги и  начинающаяся
издалека приятная полнота самых ответственных частей тела, - это как раз то,
что сильно уводит в сторону сознание зрелого мужчины.
     Сергеев еще подумал: "Навряд ли от таких соблазнов уклонился судья - ее
шеф,  главный жрец в этой мрачной судебной палате". Но  поводов для развития
подозрений ни та, ни другая сторона не  давали! Пришлось фантазировать: надо
же и ему, судье, когда-то отдыхать, скромно развлекаться, не отъезжая далеко
от служебных дел. Сергеев знал точно, что лично у него  не хватило бы запаса
аскетизма для долгого акта воздержания.
     Все портило содержание головы  еще неразвитой полностью Фемиды. Она, по
младости лет, не была волшебником, а только училась. Винить ее в том нельзя:
все россияне  основательно смещены в  сторону  посредственности, стихийности
формирования умственных  задатков  пагубным влиянием советской школы. Вместо
того, чтобы тянуться "к правде и одной только  правде", зеленеющая молодость
проявляла  женскую  солидарность,  -  Таня   явно  симпатизировала  толстухе
Клотильде, подбадривала ее взглядом.
     У  Сергеева  даже  появились липучие подозрения: не вносит ли Татьяна в
протокол судебного заседания  всякие несущественные "бяки". Однако авторитет
неподкупности,  явно   излучавшийся  строгим   судьей,   не   дал  развиться
легкомысленным подозрениям. И Сергеев совершенно в трезвом сознании произнес
глубокомысленно, несколько перепугав зрителей: "Кто из вас без греха, первый
брось на  нее камень" (От Иоанна 8: 7). Реакция обывателей понятна, - святые
слова еще не вошли прочно в лексику правозащитников, ими оперируют  пока что
только образованные эскулапы.
     Кульминация судебного заседания, - допрос свидетелей, - доконала судью:
он  метал громы  и  молнии и  было  за что. Обвинение расползалось по  швам:
никаких объективных данных не было  за  то, чтобы пустой донос, рожденный по
личным  нездоровым  мотивам,  рассматривать,  как  серьезный  компромат.  Не
понятно,   на  чем   основывали  свою  административную  прыть  новоявленные
больничные вельзевулы.
     Судья объяснял надутой Клотильде,  что в интересах администрации  пойти
на  мировую,  иначе  дурацкий  приказ  все равно будет  отменен  и  взыскана
компенсация  за  моральный ущерб.  Однако  давно замечено,  и сформулировано
сатириком  Михаилом Жванецким: "Женщину склока не портит, а лишь  освежает".
Нет оснований не доверять его прозорливости. "Не можете пить чашу Господню и
чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе  Господней  и в трапезе
бесовской" (1-е Коринфянам 10: 21).
     Понятно, что разбушевавшаяся женщина, оперирующая  недоброкачественными
версиями и  поддельными  документами,  была заряжена выше головы сексуальной
агрессией  и  никакого разумения в ней уже не  оставалось. На ней от  такого
задора  само  собой  могло  лопнуть  трико,  но  разбить доводы  Сергеева  и
свидетелей Клотильда уже не могла.
     Безусловно,  элитарной  формой  сексуального переноса  является  только
привязанность  к  нежным,   благородным  существам  -  кошкам.  Поглаживание
ласковые   шкурки,   человек   великолепно   снимает   напряжение,   снижает
артериальное давление, минимизирует стресс. Но  не  тащить  же с собою в суд
кошку  и  не  внедрять  ее  в  бесчестные  руки Клотильде -  отравительнице,
мастерице варить ядовитое зелье оговора.
     Да  и,  по правде  сказать, такая форма наслаждения  дана  лишь  тонким
мужским  натурам.  А  женщины здесь, вообще, не при чем.  Им предоставляется
возможность  ухаживать  за  птицами: обучать  несложной  беседе  попугая,  с
помутненным  взором  внимать  трелям соловья или, на худой конец,  разводить
кур, гусей, индюшек исключительно для того, чтобы восполнить восторг общения
с яйцами.
     Но Клотильда, скорее всего,  использует иное наслаждение, -  пьет кровь
из мужчин-неврастеников,  запуганных мазохистов. Ее нежность -  это резвость
вампира,  не мучающего  долгим терзанием, а  быстро и  ловко  прокусывающего
пульсирующую  артерию.   Таких  виртуозов  в  средние   века  добросовестная
инквизиция  отлавливала  и  моментально сжигала на  кострах,  предварительно
удалив без наркоза огромные клыки и когти.
     Однако  нет никакого  сомнения,  что любая женщина и, особенно, занятая
адвокатской деятельностью, обязана поклоняться  только  Божьей Матери. "Цель
же увещания есть любовь  от чистого  сердца и  доброй совести и нелицемерной
веры,  от чего отступивши,  некоторые уклонились  в пустословие, желая  быть
законоучителями,  но  не  разумея  ни того  о  чем  говорят,  ни  того,  что
утверждают" (1-е Тимофею 1: 5-7).
     На последнее заседание  в судебную палату явились два забавных субъекта
из больницы:  оба в каких-то административных должностях. Сергеев не  помнил
их  фамилии,  но  сразу  же  идентифицировал  их  прозвищами. Один  числился
"маленькой,  серой,  злобной крысой в очках";  второй  уродец был прозван  -
"Левушкой-эпилептиком.  Этот недоумок  чем-то  занимался  в  отделе  кадров,
постоянно  отираясь  около  неопрятных юбок. Он, кажется,  состоял в близком
родстве  с  тухлой  женщиной, по  прозвищу  "коломенская  верста"  и от души
нашептывал  ей  проекты  приказов,  проходящих  по отделу кадров. Именно они
вдвоем и родили бездарную инвективу на Сергеева.
     <i>Маленький  крыс</i>,  видимо,  от природы был  слабым,  но  злопамятным и с
непомерными амбициями существом. В детстве  сверстники  решительно  колотили
его  по  башке,  - скорее  всего,  за  вздорность  характера и  склонность к
предательству.  Зато  школьные  педагоги  поощряли  за  доносы.   Умственную
ограниченность он пытался компенсировать вторым  высшим образованием, а это,
как  известно, тормозит развитие личности  на  уровне  заурядных  учебников.
Крысенок,    безусловно,   мнил    себя   несгибаемым   правозащитником    и
сверхъестественным гением.
     Страшнее   всего  было  то,  что  в  зале  суда   при  появлении  крыса
распространился тлетворный,  мышиной ориентации запах. Из какого подполья он
выволок  свой дезодорант  -  одному  черту  известно.  Мириады  аллергенов и
гнилостных  ядов  собирают  такие устройства  -  из  воздуха, почвы,  бумаг.
Бесспорно, именно  такой запах вызывает  сексуальный  восторг  у самок-крыс.
Только  почему  он  решил  искать  их  в   судебной   палате?  Забыто   было
элементарное, обращенное еще две тысячи  лет  тому назад к Ефесянам (4: 29):
"Никакое  гнилое  слово да  не  исходит из  уст  ваших, а только доброе  для
назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим".
     <i>Левушка-эпилептик</i> года  два тому назад за неприличное поведение получил
крепко по башке, долго лечился, но застойные посттравматические очаги давали
о  себе  знать.  Он,  как  и  все  больные  такого  рода, страдал  локальной
ригидностью, фиксировался на конфабуляциях собственного изготовления, впадал
в  бескрайнюю демагогию. Ложные воспоминания, настойчиво терзали его больной
мозг,   а,   проще  говоря,  страдалец  откровенно   верил  в   гениальность
собственного  вранья.  Такое  свойство  психики  является  верным  признаком
скоротечной деградации личности.
     Но  ущербность  сознания  быстро  нашла  применение:  начальство любило
засылать  эту  парочку,  как  верных  тупых роботов, для проведения  поганых
акций.  Сергеев  вспомнил  замечание   Плутарха   по  поводу  предательства:
фракийский царь  Риметалке "любил измену, но ненавидел изменников". Наверное
и начальство  испытывало чувство брезгливости к  своим продажным адептам.  В
суде им,  скорее  всего,  отводилась роль только упертых провокаторов, но не
доверенных лиц.
     Однако   мудрый   судья  и  не  собирался   привлекать  ущербность  для
утверждения   Закона.  Эти   двое  просидели  на  судебных  скамьях   молча,
раздираемые пожаром души настолько, что, каждый по своему, вдрызг перепортил
воздух в зале заседания.
     В голове задыхающегося ученого-аналитика все же успел блеснуть еще один
вопрос:   "Кто  же   тогда   эти   члены  команды   близнецов   -   крыс   и
Левушка-эпилептик,  да и прочая продажная челядь"? Ответ возник молниеносно:
"Это экскременты из-под близнецов - залежалые, зеленые и зловонные, как  при
токсической  диспепсии".  Только в одном  случае  процесс разложения  мучает
кишечник, в  другом  -  мозг. Их даже нельзя использовать в качестве навоза,
ибо они не способны удобрять, их применение - отравлять, вредить, разлагать.
     Левушка после  суда чувствовал  себя, как мексиканец, у которого отняли
все  сразу - и  корову, и лошадь,  и  жену, и землю.  Оставили только  вялую
"акапульку".  Успокоение  верный  адепт  нашел  позже,  уже  в  больнице.  В
грабастых   лапах   Записухиной   неудачливый   сутяга   обливался   слезами
неудовлетворенной мстительности.
     Скоро наступила  иная стадия: содрогаясь в  восторгах кабинетной любви,
оба,   как  единое  целое,  слились  в  экстазе.  Левушка  с  настойчивостью
сомнамбулы терся  ленивым  акапулькой о головку властного ежика, спрятанного
под  юбкой  матроны. Тот  медленно,  но жадно разевал беззубый  рот, однако,
мужская  готовность явно запаздывала.  Оргазм,  если  и случился, то  только
односторонний!
     Восторженный  любовник  шептал   на  ушко   морщинистой  богине  нежные
пошлости,  слюна  вытекала  через  губу   на  грудь  избранницы.  В  воздухе
распространялось   отвратительное  амбре,  соответствующее  логике  момента.
Опытная  потаскуха,  тем  временем  уже  основательно  напившись  по  поводу
собственного  дня  рождения,  требовала  отчетливых подтверждений  любви. Ей
хотелось  бури  секса:  ее плоть  требовала  ласки  и  позора,  откровенного
разврата и добродетели! Но, как правило, такие желания несовместимы.
     Другой скромный выкидыш после проигранного суда забылся в бестолковости
того,  что он называл многозначительно работой на пользу обществу,  но что в
действительности было  лишь мистификацией управленческого  труда. У крыса  в
тот день  оргазм  так  и  не наступил, хотя одна темная личность с  Дальнего
Востока,  где  солнце  встает   досрочно,  очень  старалась  демонстрировать
преимущества  холмистостей Сахалина, причмокивала  отвислыми  губищами,  как
явными, так и тайными.
     Как все же мало значат наши просьбы для Господа!  Приходится вспоминать
пророческий Псалом (72: 19): "Как нечаянно пришли они  в разорение, исчезли,
погибли от ужасов"! Безусловно, такая компания  должна была, просто обязана,
проиграть   суд,   ибо  нельзя,  купаясь  во   грехе,   свидетельствовать  о
праведности!
     На суде превосходно действовал Иванов (Сергеев не ведал за ним  таланта
оратора  и  юриста-казуиста):  он  своей  аргументированной  речью и  массой
благодарственных писем по поводу ударного труда "приезжего светила" разделал
сутяг под орех.
     Милые  подружки,  веско  насупившись,  успешно   разыгрывали  из   себя
оскорбленную   невинность   и   требовали   у  суда  "серьезного   наказания
клеветников".  Правда,  вечером, дома  у  Сергеева, они  весело  и  проворно
сбросили  с  себя доспехи  вместе  с исподним,  - вот  тогда и был  заключен
внебрачный  союз,  - союз восторгов и  добронравия  на всю оставшуюся жизнь.
Девы клялись в окончательной верности до гроба, а Сергеев  заранее,  вперед,
благородно  отпускал  им  обязательные  грехи.  Жаль,  что   силы  уже  были
неравными, - годы берут свое!
     Сергеев еще и еще раз низко кланялся, отдавая должное сложностям работы
судьи. Он  пытался  распознать его  метод, позволяющий  распутывать  сложные
клубки   эмоциональных  поворотов,  нелогичных   утверждений,  кучи  вздора,
никакого отношения не имевшего к юриспруденции, - весь этот мусор вываливали
обычно  обе стороны, ведущие тяжбу. Через некоторое время Сергееву, наконец,
показалось, что он  проник в тайны  метода: судья,  бесспорно, прежде  всего
определял,  кто врет больше, а кто меньше; кто  благороден,  а кто продажен,
как дешевая, опустившаяся до нельзя, портовая проститутка.
     В  перерыве между  судебными  баталиями,  Сергееву  позвонил из столицы
Магазанник:    спросил,   не    стоит   ли   "разобраться   по   мужски"   с
пустозвонами-администраторами больницы. Он многозначительно  уточнил: "Чтобы
не царствовал  лицемер  к соблазну  народа"  (Книга  Иова 34:  30). У  него,
оказывается,  была  возможность  "дать  такую команду  в Питер".  Но Сергеев
ответил  решительно настроенному другу словами любимого Псалма (16: 4-5): "В
делах   человеческих,  по   слову   уст  Твоих,  я  охранял  себя  от  путей
притеснителя. Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои".
     Странным  было  другое:  когда  зачитали  оправдательный  для  Сергеева
приговор суда, пригвоздивший к  позорному столбу  больничных иуд,  гнев  как
рукой  сняло.  Сергеев только  на  ходу прикинул цифры  ущерба,  нанесенного
администрацией   больницы    государству:   оказалось,    что    соотношение
возвращенного долга  и затрат на склоку, организованную компанией дуроломов,
равнялось  -  один  рубль  к  пяти.  То  есть  нанимая адвоката,  выплачивая
госпошлину  администрация  угробила  пять  тысяч  рублей больничных денег  -
"низашто, нипрошто"! Наверное, уменьшив зарплату сотрудникам, чем-то обделив
больных.
     Сергеев  как-то углубился  в  простую  арифметику,  раскрывающую  тайну
бедности нашего  государства: в год  МВД России  регистрирует около полутора
миллионов  преступлений против собственности  (59%  от  общего  количества).
Умножив все только на пять тысяч рублей, Сергеев схватился за голову: он был
готов прямо сейчас начать душить собственными руками  всех тех идиотов, а их
в России  тьма,  которые  транжирят  таким  образом казенные деньги. Конечно
расчеты были вольные и грубые, но даже они впечатляли.
     Сергеев вспомнил свои  воинские  годы, когда ему пришлось  изучать, так
называемое, "организационное оружие", широко используемое против бестолковой
России странами НАТО. Великие  и  изощренные  умы разрабатывают,  маскируют,
подкидывают  бездарным политика  бесперспективные  экономические  программы,
втягивают  Россию в локальные войны,  в  соучастие в них, только ради  того,
чтобы истощить нашу страну.
     Психологи и социологи  передовых  государств давно посчитали сколько  в
России болванов, клинических дебилов, алкоголиков, наркоманов, казнокрадов и
делают ставку именно на них. Надо  ли так трудиться, убиваться, когда даже в
рядовой больнице,  без всякой  вербовки,  открывается по собственному почину
пятая  колонна из собственных администраторов, готовая активно наносить вред
своему государству,  истощать  его  бюджет,  отнимать у  пациентов и честных
медицинских работников кровное.
     Сергееву было понятно, что Закон - формален, он  выполним только тогда,
когда подготовлено правосознание граждан. Но можно ли надеяться на прогресс,
применительно к нашему бестолковому  демосу! Свергнутая  партия коммунистов,
уже очищенная от отпетых  идиотов и  садистов, постепенно училась выправлять
ситуацию:  фильтровала  кадры,  вовремя  исправляла   отдельные   завихрения
руководителей.  Теперь эту безуспешную  сцепку  Совести  и  Закона  никто не
компенсировал.
     Но проза жизни быстро опустила Сергеева на грешную землю. Расшаркиваясь
перед разлучницей  Закона - Клотильдой, распахивая,  как собственное сердце,
перед  ней дверь и пропуская усталую толстуху вперед, Сергеев, содрогнувшись
и  завибрировав,  оценил вид сзади. Прозрение  было настолько очевидным, что
недавняя  "фритюрница   греха"  стала  представляться  ему  уже   "субъектом
влечения" с приятным русским именем Татьяна.
     Присмотревшись внимательно, Сергеев утвердился в том, что парик  Танюша
вовсе не носит, а  обладает волосами  приятного, естественного  темно-русого
цвета, одежду  и обувь  подбирает со  вкусом, носит ее с  изяществом, а духи
употребляет французские, с тонким ароматом.
     Сергеев  тут   же  вспомнил  один  стишок   поэта  Игоря  Сельвинского,
заканчивающийся строфой:  "Она говорила мне: "Образумьтесь!  Карьеру кладете
вы  на  весы".  А я размышлял среди всяких презумций:  "Кого  цвета  на  ней
трусы?"
     Ситуация   была    не    совсем   схожая:   Сельвинского    допрашивала
белогвардейская  контрразведка  в  лице пикантной женщины,  трусами которой,
скорее  всего,  стоило   интересоваться  в  другое   время   и   при  других
обстоятельствах.
     Сергееву в этом смысле давался  полный  карт-бланш, но  его интересовал
больше не цвет, а размер и фасон  трусов Танюши. Скорее всего такое смещение
восприятия определялось дальтонизмом, впрочем, - кто знает?
     Ясно одно: женщина "до того  и после" - две разные натуры, влекущие или
отталкивающие неодинаково, а судебные споры при этом -  вещь второстепенная.
Как все  же  несовершенно  сознание мужчины. Оно не способно устоять  против
женских  чар,  особенно, если избранница якшается с нечистой силой. Но какая
женщина откажет дьяволу? "Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела" (Бытие
3: 13). Скорее всего,  прав Венедикт Ерофеев,  ставя простенький вопрос:  "И
почему Василиса должна уходить к Иванушке, если ей и с Кощеем хорошо"?
     Напрашивались и  пошлые  выводы:  может  быть,  это  сам  Всевышний так
устроил  человека   -  мужчину  и  женщину,  -  чтобы  жажда   соития   была
неуправляемой. Универсальная каверза Создателя прицеливает  мужскую плоть на
все,  что ходит,  летает  и ползает,  но,  главное,  -  что призывно пищит и
стреляет  глазами. Как не вертись,  но получалось, что  привлекала  Сергеева
гневливая Фемида не верхней, с  позволения сказать,  мудрой  частью  тела, а
нижней - явно  глупой и вульгарной. Опять  грешник Венедикт Ерофеев  вставил
лыко в строку, напомнив Сергееву о могуществе "смрадных и грешных  отверстий
ниже пупа".
     С первого взгляда  оценивая подобные закономерности, Сергеев проникался
удивлением,  как  наивный  и  доверчивый  молодожен. Но  хорошо поразмыслив,
теперь уже как опытный естествоиспытатель, он разобрался в гениальной Божьей
логике:  во-первых,  Бог дарует повышенную сексуальность тем,  кто  является
носителем того  генофонда, в  распространении которого  заинтересована Божья
воля; во-вторых, сексуальность, как не странно, является могильщицей  плоти.
Ежу  понятно:  последовательное  и  многократное   инфицирование  уретры   и
истощение мужской силы задумано Творцом для предотвращения жизни вечной,  то
есть для профилактики бессмертия.
     Вспоминая позже судебные дрязги, Сергеев откровенничал сам с собой:  не
гоже переигрывать  в  святость -  лучше вовремя повиниться.  Психоаналитики,
психотерапевты  в  некотором  смысле  -  весьма коварные  люди.  Им нравится
наблюдать за тем,  как жизнь  проверяет  представителей людского племени  на
вшивость.
     Такой  грех  знал  за  собой  и  Сергеев:  он  тоже  порой  сознательно
конструировал исследовательскую  ситуацию, подвергал  клинической провокации
своих  коллег.  В  том  заключался не  только чисто  научный интерес,  но  и
непреодолимое  желание   заняться  психогогикой  -   спасти   для  общества,
перевоспитать еще несколько заблудших овечек.
     Присутствовал  здесь и азарт охотника, хищника,  желающего заглянуть  в
глаза  злоумышленнику, загнанному в  угол, расковырять  на  дне  его души  в
толстом  слое  тины  греха  хотя  бы  маленькие  намеки на  осознание черной
подлости.
     Будучи  от  природы  довольно холодным  прагматиком, Сергеев добавлял к
страсти    исследователя    еще    и   специальные    знания,    мобилизовал
дисциплинированный интеллект, тренированную  волю. Стоило его сильно  задеть
за  живое, он переходил из  амплуа вялого наблюдателя  в статус  навигатора.
Эффект зомбирования интересами чистой  науки, конечно, здесь  присутствовал.
Но в его поступках скрывалась и явная сублимация та, которая дорогого стоит.
     Как правило,  личности, похожие  на  Сергеева, чрезмерно маскулинны  за
счет бывшей военной или  спортивной агрессивности. Хотя на первый взгляд они
кажутся мягкими, рассеянными - не от мира сего. Они знают себе цену и строго
блюдут свое право. Им известно, что "лучше  гор могут  быть только горы,  на
которых еще  не бывал". Женщина  может "повязать" таких типов только изящной
нежностью и предупредительностью, не допускающими фальши.
     Но не стоит применять к ним  лобовой прессинг. Настойчивость навигатора
в  достижении  воспитательных  целей  определена  психологической  природой.
Любимый вариант психогогики состоит из проводки своего корвета через опасные
рифы  психологических  и юридических ошибок, допускаемых штатными болванами.
На таком полигоне осуществляется сложный научный эксперимент.
     К сожалению, навигатора меньше интересуют люди сами  по себе, но больше
-  закономерности  их  поступков. Только на  выверенном материале  навигатор
строит теоретическую концепцию, делая это  с удовольствием интеллектуального
гурмана.
     Лучше  не  нарушать  задумчивость  таких белых  ворон,  иначе  вызовешь
жесткую ответную реакцию. Она  доведет противника до полного  истощения - до
невроза,  гипертонического  криза,  инфаркта  миокарда.   И  все  это  будет
преподано  нападавшему в бескомпромиссной  и весьма  изощренной форме только
потому, что навигатор бережет свою самость, независимость, индивидуальность.
     Желание кого-либо обидеть, отмстить здесь даже не ночевало. "Молитесь о
нас;  ибо мы уверены, что имеем добрую  совесть,  потому что во всем  желаем
вести себя честно" (К Евреям 13: 18).
     Взвешивая  на  чашах  известных весов сознательное  и  бессознательное,
определенное и неопределенное,  Сергеев выстраивал любопытные схемы, радуясь
своему  мастерству,  как дитя,  успешно сокрушившее  новую игрушку.  Но  все
абстракции - пустое по сравнению с Божьей истиной. Все это дань шизотимности
и аутизму исследователя.
     Выстраивая   в   цепочку   предметы   своих  наблюдений   и   наказывая
вероотступников,  навигаторы приносят  пользу  государству хотя бы тем,  что
выявляют законченных дураков и подлецов, выставляют их на всеобщее обозрение
и осмеяние. "Согрешающих обличай пред всеми, чтоб и прочие страх имели" (1-е
Тимофею 5: 20). Однако Сергеев понимал, что нет оснований для окончательного
обольщения продуктивностью  таких  деяний: "Ибо написано: "погублю  мудрость
мудрецов,  и   разум  разумных  отвергну".  Где  мудрец?  Где  книжник?  Где
совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?" (1-е
Коринфянам 1: 19-20).
     Сергеев  был уверен, что корни  современной "гуманитарной  катастрофы",
захватившей  Россию,  лежат  на  поверхности  истории: они  давно проникли в
сознание  ее  лидеров,  да  и  народа  в  целом.   Наше  общество  воспитано
длительными и многочисленными  экспериментами, творимыми всякими "грозными",
"великими", "светлейшими", "мудрейшими" повелителями. Настрадавшись, простой
народ  закрепил  на  генетическом  уровне,  наверное,  лишь  одно  достойное
свойство - тягу к справедливости, которая  прорывается у него со слезами, за
призрачный блеск которой отдельные смельчаки шли на эшафот.
     Современные же деятели в основном  занимаются политическими глупостями,
- они  еще  просто  не  вышли  из грудничкового  возраста.  Разочаровавшиеся
находят забвение  в  вине и анархизме. Но мало  кто  усвоил простое речение:
"Учениями различными не увлекайтесь; ибо хорошо благодатию укреплять сердца,
а не яствами, от которых  не получили пользы занимающиеся ими" (К евреям 13:
9).
     Сергеев напряженно вдумывался хотя бы  в  такие простые цифры:  рецидив
криминала  среди  тех,  кто  прошел  дисциплинарный  батальон не  выходит за
границу 5%, а среди отсидевших в заурядной тюряге - 70%. В том состоит ясное
подтверждение  условий  для  очевидной   душевной  коррозии,  возникающей  у
нестойких людей, попадающих под  прессинг патологической  воли толпы. Россия
стараниями  наших  властителей,  особенно  в  большевистскую  эпоху,  всегда
оставалась  холодной  темницей  для  собственного  народа, в которой не было
места для истинной дисциплины, но было принуждение, насилие, ломка личности,
особенно незаурядной.
     Даже на  самом  высоком  государственном  уровне в нашей стране  долгое
время  бытовали тюремные законы - власть пахана, которому, конечно, нет дела
до самочувствия и здоровья своих  подопечных и, тем  более, до их  душевного
равновесия. Отсюда и тот широко распространенный стиль поведения российского
гражданина, - полнейшая апатия, анархизм или бестолковое бунтарство.
     Иван Бунин  неоднократно говорил  о том, что  обижаются и  мстят только
лакеи. К лакейству,  а не дружелюбию, не к взаимопомощи,  приучали всю нацию
длительное время. Антон Чехов призывал  выдавливать из себя раба каждый день
и час  хотя  бы по  капле.  Но выдавленную  каплю  рабства  правители тут же
компенсировали вливанием грандиозной дозы авторитаризма.
     Проблема  выживания,  чаще  физического,  анатомического,  а  уж  потом
душевного, всегда остро  стояла перед гражданином  "великой России". Переход
на животный уровень мироощущения остается актуальным для россиянина и по сей
день. Ибо многими основательно забыты вещие слова: "Братолюбие между вами да
пребывает. Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам
сказал:  "не  оставлю  тебя  и не  покину тебя", так что  мы смело  говорим:
"Господь мне  помощник, и не убоюсь: что сделает мне человек?" (К Евреям 13:
1, 5-6).
     В любом цивилизованном государстве тяга общей массы людей  к городскому
комфорту проходит известное чистилище: большинство мигрантов селится в некой
резервации (например, в Бруклине). Там непроверенная, негодная  особь  будет
перегрызать  глотку подобной себе гадине. Поднимутся в другую, более высокую
общественную  страту,  как правило, только  воистину достойные.  Такой режим
ассимиляции  и  селекции  освобождает   нормальное  общество  от  социальных
вампиров,  распахивает врата перед  прогрессивной евгеникой.  "Ибо, если мы,
получивши познание истины, произвольно грешим,  то не остается  более жертвы
за  грехи, но некое страшное  ожидание суда и ярость  огня, готового пожрать
противников" (К Евреям 10: 26-27).
     В  заурядной земной жизни большинство людей позволяет  себе отступление
от вполне очевидных праведных  принципов, надеясь на сиюминутные  блага.  Но
это  ошибка.  Даром  дается  только сыр  в  мышеловке. Для  всего остального
требуется стойкая вера. "Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность
в  невидимом" (К  евреям 11: 1).  В сознание  социальной группы основательно
вбита порочная практика - сколачивание хоть малой, но монолитной по реакциям
собачьей стаи, еще хуже если формируется волчья стая.
     Сергеев,  как  опытный  психотерапевт,  прекрасно  понимал,  что  такой
вариант борьбы за жизнь,  за  место под солнцем заимствован у  несовершенных
социальных отношений,  свойственных подросткам (реакция  группирования). Это
настолько  распространенное  явление,  что  многие его даже не осознают,  не
замечают,   хотя   оно   является  ярким   подтверждением   низкого   уровня
цивилизованности  всей нации. Специалисты  подсчитали, что  Россия по уровню
цивилизованности отстает, например, от Дании, Швеции, на пятьсот лет.
     Любой  маленький  чиновник-начальничек,  проживающий в  босяцкой среде,
тащит  в учреждение своих родственников,  подчиненных  подбирает по принципу
"лично  известен",  "лично  предан",  опробованному  еще  великим  казуистом
Ульяновым-Лениным.    Кстати,   отечественное   понимание   единой   команды
кардинально отличается  от  цивилизованного восприятия. У  них - это  группа
людей,  объединенных единой целью,  но остающихся  независимыми личностями с
чувством собственного достоинства. У нас  -  такое объединение цементируется
круговой порукой, рабской (собачьей) преданностью.
     В современной России, как заметил академик Александр Панченко, чиновник
-  это  всегда  человек,  занимающий  не  свое  место,  прежде  всего  из-за
недостатка ума и совести. Такой  начальничек объединяет и связывает по рукам
и ногам стайку верных людей лишь  для того, чтобы она с дружным лаем могла в
нужный  момент  навалиться  на  отщепенца.  На  том  строилась  вся  система
советского  коллективизма.  Коллектив,  по существу, всегда выступал в  роли
единого  доносителя, экзекутора,  корчевателя  инакомыслия. Такой социальный
атавизм вышел из примитивной деревенской среды - людской и животной.
     Известно,  что  если  на  деревенской  улице   тявкнула  главная  сука,
привязанная,  конечно, у  порога самого  большого  и  богатого  дома,  то ей
обязаны вторить из под своих подворотен все остальные шавки. Улица в  момент
заливается единым собачьим стоном, пусть только на ней появится неизвестная,
нежелательная  персона.   Сергеев  отдавал  себе  отчет  в  том,  что  такой
универсальной схемой будут руководствоваться  новые администраторы больницы,
в которой ему сподобилось работать. Отучить  таких деятелей  от своеобразной
формы социальной  адаптации невозможно.  "Но  с  ними  случается  по  верной
пословице:  пес всегда возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет
валяться в грязь" (2-е Петра 2: 22).
     Усердием истории сформировано клеше  своеобразной душевной проституции,
помогающее сохранить свою  биологию, выжить в условиях тоталитарного режима.
Сергеев отдавал себе отчет в том, что в его построениях бытует грех излишней
гиперболизации. Потому он не  собирался брать копье на перевес и бросаться с
критикой вперед, на ветряные мельницы.
     Его  останавливало   замечание   одного  из   любимых  писателей-поэтов
Венедикта Ерофеева: "А то, что я  принимал за путеводные звезды, оказалось -
потешные  огни".  Более  решительный  человек  может  и  упростит  ситуацию,
напомнив,  что  в  местах своза  фекалий зарождается специфический запах.  С
такими  выводами  спорить  бесполезно.   Не   замечать  такое  может  только
профессиональный золотарь, давно погубивший обоняние.
     Миссия Сергеева,  как врача, не критиковать  язвы жизни,  а лечить всех
без исключения  бестолковых дурашек.  Но  тут  ему  на  память пришло другое
замечание,   равное  исповеди   великого  прорицателя   (Венедикт  Ерофеев):
"Двенадцать дней  не пью, и замечаю, что трезвость  так  же губительна,  как
физический труд и свежий воздух". Вот кардинальный ответ  на вопрос: "Почему
в России так много пьют"?
     Даже  в  состоянии  сильного   алкогольного  наркоза  Россия  не  могла
отказаться от своих  несчастий  - все в одночасье вылезло наружу.  Известно,
что  стартует  стагнация  с  малых форм бюрократии,  но финиширует -  полным
согласием извлекать личную пользу  любыми способами. А это и есть социальная
проституция - уродливый эмбрион, который зачат в душе практически каждого от
самого рождения.
     Александр  Пушкин  в  свое  время напомнил об особенностях  российского
архетипа:  "Упрямый дух нам всем подгадил:  в родню свою неукротим, с Петром
мой пращур не  поладил  и был за то повешен им".  Гинекологам,  акушерам еще
предстоит  разбираться  с  тем,  что  же  происходит  с  горемычным  плодом,
воспринимающим  даже обычные  звуки жизни через специфическую биологическую,
водно-белковую  преграду.  Он пребывает  в  нирване,  в  медитации, тренируя
интроверсию  и,  может  быть,  начинает  воспитывать в  себе  противоречивые
качества.
     Может  быть от  того взрослые и  дети  так  любят сон - это упоительное
напоминание  о  былом.   Но  благодатная  погруженность   в  самонаблюдение,
внутренний  мир,  личные переживания  и  размышления взрывается  чрезмерными
внешними раздражителями. Тут начинает формироваться экстраверсия, никогда не
дающая ощущений полной защищенности, покоя, благополучия.
     Может  ли испуганный плод не волноваться, когда  пьяный папа колотит по
животу маму. Не лучшие  ощущения,  если кругом  бушует  война или  раздаются
звуки   железного  рока.  Замечено,  что  большинство  новых  представлений,
интересов имеют свойства внешнего мира. Но в  душевную копилку откладывается
только  пережитое и отстоявшееся внутри. Интересно, как при этом зарождается
подлость и приспособленчество, способность торговать душой и телом?
     Видимо, тяжелая борьба с внутренними и внешними раздражителями отведена
эмбриону.  Вот  почему  интровертов  меньше,  чем  экстравертов. Сама  жизнь
беременной женщины в нашей стране не выглядит счастливой. От великого страха
такой совместной жизни (мать-плод) зарождается у ребенка свойство социальной
мимикрии.  Хорошо,  что  Творец  максимально  расширил  пределы  психических
колебаний и  оставил плоду выбор свойств: интроверсии (божественного начала)
или экстраверсии (дьявольской сущности).
     Наверное, представительство таких качеств в популяции является маркером
социального благополучия. Лишь  немногим  Бог  дарует  на всю жизнь  великое
счастье  быть  белой  вороной.  Из-за  неосознанной  зависти эстраверты  так
ненавидят   свою  психологическую  противоположность   -  интровертов.   Они
превращают ее в мишень  для бездарных агрессии, инсинуаций, интриг, сплетен.
Безусловно, прав  Блез Паскаль,  который  сподобился осчастливить  мир своим
присутствием  аж  с 1623 по 1662 год:  "Стоит  пожелать  сделать из человека
ангела, и получишь зверя".
     Об этом феномене хорошо осведомлены психотерапевты. Они готовы  идти на
риск:  предлагают  себя в  качестве приманки,  дабы раскрыть психологические
свойства  своих  визави, побудить  их опустошить гадкую  флегмону, выпустить
гной проституирующей  души.  Такой  метод  в  науке называется  острый опыт.
Интроверты  тоже огромные мастера вызывать огонь на себя.  Им  не приходится
особенно   стараться.  Весь  стиль  их  поведения  (погруженность  в   себя,
отвлеченность,   задумчивость,    рассеянность)   вызывает   у   экстраверта
непреодолимое желание нанести трусливый удар в спину.
     Такие страсти стимулируются безнаказанностью, потаенностью  интриги. Не
случайно большинство пенологов - экстраверты, выбравшие  науку о наказании и
назвавшие ее  заумным  латинским  словом  poenitentiarius  - исправительный.
Подавляющее   большинство   таких   экспериментаторов   легально   реализуют
врожденную  агрессию,  распирающую  душу.  Интроверт  не  станет мстить.  Он
ограничится чувством  брезгливости  и  увеличением  дистанции от еще  одного
жалкого  флагеллата. Внешние  объекты  его  интересуют  только  тогда, когда
принято  решение включить их в сферу внутреннего мира. Даже любимую женщину,
жену интроверт воспринимает как пеларгонию, временно  поселенную в комнатной
оранжерее.  Формула  матримониальных  отношений   для  интроверта  предельно
проста:  "Жены,  повинуйтесь  мужьям  своим, как прилично в Господе.  Мужья,
любите своих жен и не будьте к ним суровы" (К Колоссянам 3: 18-19).
     * 3.11 *

     Вот с такими  невеселыми  мыслями Сергеев,  успешно  закончив  судебные
баталии  и  взыскав  все,  что  ему полагалось  в  качестве  компенсации  за
моральный ущерб,  явился в канцелярию больницы с заявлением об увольнении по
собственному  желанию.  Объяснять  ничего  не  стал,  получил  окончательный
расчет, и перенес трудовую книжку  в  ту  пароходную контору, которую указал
ему Магазанник. Там лишние  вопросы никто не задавал, выдали увесистый аванс
в  российской валюте и обещали очень скоро позвонить домой. А пока  приятные
ребята из пароходства, прекрасно разбирающиеся в мирских страстях предложили
не терять оставшееся до отплытия время, а решительно удариться в развлечения
и пьянку.
     Как известно у российского моряка выбор развлечений довольно ограничен,
но это его не заботит, - профессионал не впадает в истерику.  Затравка, пока
еще  голова  соображает  хоть   как-то,  начинается  с  избранных,  любимых,
алкогольных напитков. Сергеев тоже не  стал  мудрить:  не  теряя времени, он
зашел  в ближайший ливизовский магазин, где его внимание традиционно привлек
джин "Капитанский" и тоник "Kinley" - продукция The CocaCola Company. "Будем
поощрять  отечественного  производителя,  даже  того,  который спрятался  за
иностранную марку" -  решил новоиспеченный моряк-благодетель. Эликсир  жизни
Сергеев,   как   в   лучшие   морские   времена,   приобрел  в  соотношении,
представляющемся знатоку своеобразным золотым сечением: три бутылки джина по
0,75 на три двухлитровых галлона тоника.
     Такие  компоненты   не  требуют   закуски  и  легко   регулируют  накал
священнодействия. Ориентировка идет исключительно на настроение исполнителя:
если  необходимо  быстро  войти в  рауш-наркоз,  то можно подтянуть гайки  -
сократить присутствие тоника; если же на горизонте появляется интеллигентная
дама  (что,   конечно,   бывает   крайне  редко.  Зачем   настоящему  моряку
интеллигентная дама,  - для заумных разговоров что ли, -  так не  время и не
место!
     Однако  в исключительных  случаях  такое  тоже возможно, -  тогда  джин
деликатно разбавляется тоником по вкусу и по задачам. Беседа будет журчать и
литься  ласково,  нежно,  приближая  теплую парочку  к  двуспальной койке  с
кружевными наволочками,  розовыми  простынями  и  пододеяльниками,  атласным
покрывалом.
     Кстати, можно,  по обоюдному согласию,  поменять систему  чередования в
таком  спектакле:  сперва  - прямо  в койку, затем  уже  -  разбавлять  джин
тоником. Интеллигентность обоих партнеров при этом практически не  страдает.
Во-первых, потому, что у  моряка ее не бывает от рождения ("глас вопиющего в
пустыне"  - От Марка 1:  3); во-вторых,  та, которая сразу прыгает в  койку,
наделена такой  высокой степенью интеллигентности, что ее испортить ничто не
способно ("где нет закона, нет и  преступления" - К Римлянам 4: 15). Вообще,
если к цинизму врача  да прибавить коммерческую деловитость моряка торгового
флота, то получается великолепное содружество творчеств: конечно, коммунизма
на той основе не построишь, но поживешь на славу!
     Все  примерно так и случилось. Только  горемычный  Сергеев, отяжеленный
продукцией  ЛИВИЗа  и  перспективами  прощания  с родиной, вышел на  Демидов
мостик,  как  вперся  взглядов   в  примечательный  женский  зад,  способный
принадлежать  только  одной  нервической  особе -  адвокату Танюше!!! Гордая
злость судебных разбирательств  сама собой,  даже не булькнув,  перетекла  в
соблазнительную  вульгарность.  "Не  параноики же  мы?!  Ну,  конечно, и  не
эстеты!" - подумал Сергеев. "Ты  свистни - тебя не  заставлю я ждать"! - так
пелось в советском шлягере.
     Нужно ли в  таких  случаях  гневить Бога?  На  мягких рессорах  морской
доктор,  явно  озабоченный  балансом  сперматогенеза,  так  необходимого для
душевной  гармонии в длительном плаванье, бросается вдогонку  за  уплывающей
мечтой. И она - вот она: еще помнящая свой позор в судебном  споре, конечно,
не  пропускает реальной  возможности  поставить на колени силою  особых  чар
доверчивого, ищущего душевности и жарких объятий hypermetros-а.
     Его  дом  -  за  углом!  О  Боги!...  Она  не  только  не  знала  слова
фригидность,  -  она  еще  с  шестого  класса  школы с  усиленным  изучением
французского языка  (французы всегда  по особому  помогали России)  искренне
верила, что ночь именно для того и создана, чтобы с закрытыми глазами летать
на воздушных шарах или покачиваться на сказочных дирижаблях!
     Оказалась, к счастью, что многие женщины-адвокаты - суперинтеллигентные
дамы. Правда, у Сергеева в тот день не нашлось кружевных наволочек и розовых
простыней.  Он,  честно  говоря, вообще,  даже  не  успел  застелить  койку.
Активная  девастация шустрых  головастиков  и яйцеклеток  началась  быстро и
решительно!  Академик Константин  Иванович  Скрябин, ели бы  не  умер к тому
времени, сорвал бы с груди  Золотую Звезду  Героя Социалистического Труда  и
вручил бы ее обоим уничижителям порока.
     Вся  прелюдия началась  в  ванной,  во  время  совместного  приема душа
(исключительно для экономии времени): там же, под нежными струйками журчащей
воды, стремительно вошли в виртуозное скерцо,  - оба просто потеряли голову,
решив, что они в консерватории, на высокой сцене,  перед ответственным жюри,
выступают в сольном концерте! "Кто сказал, что любовь умерла"?
     В мозгу  Сергеева все время в каком-то  бешеном  ритме  свербили строки
стихов Василия Федорова: "И взгляд мой безумен, и вид  мой ужасен. Спокойным
и  тихим  я  просто  опасен".   Опасность  такую  ликвидировали  совместными
усилиями.
     Затем голова перешла  на другой марш восторгов: "Если стану счастливым,
если стану  спокойным, если стану ленивым, для борьбы недостойным". У Танюши
появилась  заметная одышка. "Да,  тренировать ее  надо  в кроссах"! -  успел
подумать Сергеев.
     Василий Федоров лихо спас положение, заявив: "От  полдневной истомы, от
вечерней прохлады, от уютного дома,  от цветущего сада унесут меня с топотом
кони огненной  масти"... - именно в этот  момент, на  слове  "масти"... оба,
поскользнувшись  на  обмылке,  шлепнулись  в  чашу  ванной,   причем  Танюша
оказалась  сверху, а  Сергеев  -  снизу! В горячке,  веса подруги он даже не
почувствовал,  зато  ее  поразило  новое  качество.  Поэт  Василий   тут  же
многозначительно заявил: "Пропадай оно пропадом, мое тихое счастье"!
     Незаметно,   но   логично  с   точки   зрения  сексопатолога   Щеглова,
подвигнулись  к  откровенному   безумию,   ненасытности,  -   к  бескрайнему
вампиризму! Какую все же  великолепную подготовку дают в Санкт-Петербургском
Университете юристам  широкого профиля! Сергеев от  всего  сердца благодарил
ректорат и преподавательский коллектив славного вуза страны!
     Сперва открылось  потаенное,  напоминающее  нечто французское:  "Ибо от
избытка  сердца говорят  уста"  (От  Матфея  12:  34).  Затем  возник эффект
священного призыва: "Входите  тесными  вратами;  потому что широки  врата  и
пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими" (От Матфея 7: 13).
     Оба со временем прозрели  и  немного помечтали о  полигамности (так,...
только  чтобы  взъерошить  волосы  на  соответствующих  местах):  "Мирись  с
соперником твоим скорее, пока ты еще на пути  с ним, чтобы соперник не отдал
тебя судье, а судья не отдал бы  тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу"
(От Матфея 5: 25).
     Заключительная  нега была наградой  за все переживания и  каждый сказал
себе  и  другу:  "Я  стал  разумнее  всех  учителей моих;  ибо  размышляю об
откровениях Твоих" (Псалом 118: 99).
     Позднее, когда отлеживались на тахте под пледом, шалили избирательно, с
помощью  разных  несложных  приемов,  пришла иная жажда: тогда  наслаждались
охлажденным  джином с тоником.  Сергеев, не  был  бы  эскулапом, если бы  не
спросил очаровательницу (как в том анекдоте):
     - "Солнышко,  когда ты  раздвинула  ножки", а  я  заученным  акушерским
жестом выполнил вагинальное исследование, мне показалось, что в нужном месте
отсутствовала спиралька,  так ли это? Не  ошибся  ли твой верный раб?  -  Не
стоит пугаться, - я сохраню врачебную тайну. - добавил он нежно и вкрадчиво.
     И она  ответила  гордо  и независимо, как  может отвечать только юрист,
изучивший досконально самый главный акт - Закон жизни:
     - Ты не ошибся, несравненный эскулап, у меня период отдыха от "пулек".
     -  Но  ты  должна  знать,  милая,  что  у  дальтоников  самые  активные
сперматозоиды,  - продолжил акушерскую исповедь Сергеев. -  Они  в  приятном
месте,  в щелочной среде,  скачут, как спартанские  кони,  идущие в безумную
атаку. -  Исход, практически,  в  ста  процентов случаев один,  -  заурядная
беременность. Надо помнить, что насыщена ты ими со всех сторон! Под завязку!
     Что может помутить разум гордой  женщины, - только одно и это, конечно,
любовь,  которая  выскакивает  из сумерек, как  тот бандит  с острым  ножом,
справедливо  покусившийся  в  Гефсиманском саду  на жизнь  Иуды,  предавшего
Иисуса  Христа.  Тоже  делает   крокодил,  которому  обязательно  необходимо
схватить вас за ногу и утащить на дно благородного Нила.
     Спорить  с  женщиной,  припечатанной  негой  удовлетворенности  к  телу
любовника,  а потому  готовой  к любым испытаниям, бесполезно! Однако  такая
самоотверженность уже многократно приносила Сергееву в  далекие молодые годы
массу хлопот.
     Если бы отчаяться и собрать все его реальное потомство, то ему пришлось
бы жить в таборе,  а  не в удобной холостяцкой квартире с двумя комнатами на
одного.  Но  не попрешь против  рожна, если, к тому же, не нами сказано:  "И
все,  что делаете, делайте  от души, как для  Господа, а  не  для человеков,
зная, что в воздаяние от Господа  получите наследие; ибо вы  служите Господу
Христу" (К Колоссянам 3: 23-24).
     Посреди  комнаты  стояла дорожная  сумка,  в которую Сергеев  собирался
укладывать  вещи  для путешествия, -  в сумку  уже  забралась  кошка Машка и
требовательно выглядывала оттуда, - бери ее с собой! Похоже, что  это верный
прогностический признак, - подумалось Сергееву. И тут же раздался телефонный
звонок: агент  пароходной компании, извинившись, сообщил, что обстоятельства
изменились и необходимо завтра  утром быть на втором причале в порту  города
Выборга,   -    представиться   мастеру   (капитану)   судна   "Новогрудок",
телефонограмма ему уже передана.
     Неурочный  звонок все  скомкал мгновенно, -  и пьянку и любовь, - но он
придал течению жизни новый импульс.  Хотя если по правде, по справедливости,
то  "жизнь  должна  протекать  медленно  и   неправильно,  чтобы  не   успел
загордиться человек"! - так мыслил  себе этот  процесс незабвенный  Венедикт
Ерофеев и Сергеев верил глашатаю. Танюша от всей души залилась крокодиловыми
слезами, - дать  надкусить сочную грушу и тут же отобрать. Свинство! А Машка
суетилась, печалилась, волновалась, предвидя скорое расставание.
     У Машеньки в глазах стояла грусть неподдельно преданного существа, Граф
вилял  хвостом,  но волновался перед  дальней дорогой.  Рыдания Танюши были,
скорее, эгоистичными, скажем, как  у новорожденного, которого лишили полного
питательной  смеси  рожка.  Судя  по  ее словам,  было  здесь  и  откровение
незадачливой  девицы,  только   что  достигшей  вершины  секса.  Прощание  с
мистификацией,  обманом  по имени "суета во круг  дивана"  было подхлестнуто
иной формой и размером чувств и того органа, который определяет эти чувства.
К былому обманщику мужу было обращено негодование.
     "Откройте мне врата правды;  войду в них, прославлю Господа" - возопили
117-тый Псалом все хором,  - и рыдающие, и мяукающие, и лающие! И без всякой
команды,  словно  оголтелые, присутствующая  в  квартире  эскулапа  живность
одновременно  бросилась на  шею хозяину.  Вихорь  эмоций  чуть-чуть не  снес
Сергееву  голову,  его  опрокинули  навзничь:   кто-то   лизал  щеки,  мерно
повизгивая,  кто-то царапал  плечо,  тревожно мяукая,  кто-то прощался  иным
способом, обращаясь к священной еще с добиблейских времен отраде отрад!
     Погас  свет, звякнули стекла распахнутых сквозняком ветхих оконных рам.
Начинался страшный  ливень. Заканчивался  старый день  и  зрела новая жизнь,
полная восторгов и опасности, интриг  и  безумия. Санкт-Петербург отходил ко
сну.  "Любящий душу  свою погубит ее; а ненавидящий  душу  свою в  мире  сем
сохранит ее в жизнь вечную" (От Иоанна 12: 25).


     * 3.12 *

     Капитан   встретил   приветливо.   Он   пробовал  прощупать   Сергеева:
направление врача в современных условиях на судно, где команда состоит всего
лишь из двадцати  восьми  человек, - явление редкое, если не исключительное.
Но Сергеев уже был проинструктирован адвокатом-доверенным лицом Магазанника,
-  и  знал  как  отвечать  на  подобные  вопросы:  ссылаться  надо  было  на
длительность рейса, - уходили  на  год или  более того. Мастер дал советы по
поводу регистрации, сбора карантинных и прочих справок на Графа.
     Медицинский  блок   на  судне   был  отменный:   личная  каюта   врача,
амбулатория,  госпитальная  палата  и  отдельно расположенный  Мельцеровский
бокс. Инструментарий, стерилизационное  и физиотерапевтическое оборудование,
портативный рентген,  -  позволяли  оказывать практически  любую  неотложную
помощь в рейсе. Осталось только пополнить аптеку, - в деньгах ограничений не
было и Сергеев произвел закупки с основательным запасом.
     Отходили через  двое  суток. Сергеев  решил  прибыть на судно пораньше,
чтобы приучить Графа к тяготам новой, морской, службы. Сборы были недолгими:
трудным  оказалось прощание с  кошками; Машка норовила  забраться  в сумку и
явно просила  забрать ее с  собой, Муза -  большая  скромница - печалилась в
некотором отдалении, но и в ее глазах стояли крупные слезы.
     "Почему именно мои кошки умеют плакать, как люди?" - думал Сергеев.  Он
знал, что кошки  на судне, как правило,  умирают  через пару недель: они  не
выдерживают воздействия шума, вибрации, электромагнитных волн и еще какой-то
корабельной чертовщины. "Неужели их привязанность так высока, что они готовы
жертвовать жизнью"?!  Вот если бы жена могла  вот также  решительно идти  за
мужем даже на эшафот!
     Собаки  великолепно  справляются  с  корабельными  испытаниями, причем,
быстро  отмерив границы судна,  принимаются его охранять и контролируют даже
действия докеров и таможенников.
     Все когда-то  начинается или  заканчивается: настало и время  отплытия.
Медицинский  блок  имел  выход  на  закрытый  кусочек  надстройки,  -  здесь
образовывалась своеобразная  терраса, говоря языком сухопутной  публики.  На
этой террасе с видом на корму  и панораму с правого борта Сергеев, в обнимку
с Графом, следил  за меняющимися картинами:  сперва  уплывали  назад близкие
береговые  ландшафты, затем заволновалась, запенилась, решительно ударяясь о
борт,  попятилась  неспокойная  водная  стихия  Балтийского моря.  Волна  на
Балтике  короткая и жесткая, -  даже четыре  балла  ощущаются, как приличная
качка.
     Граф  вел  себя   молодцом,  -  наверное,  в  его  жилах  текла   кровь
собак-мореплавателей,   годами  путешествовавших  со  своими   хозяевами   -
английскими  или  голландскими моряками,  - по бескрайним просторам Мирового
океана. Он  был столь умен, что  быстро сообразил и наладился  выполнять все
свои интимные дела в уголке террасы на разосланную газетку. Уборка не стоила
Сергееву никаких особых  хлопот.  В  пище  Граф был непривередлив до полного
самоограничения  и  им, собаке и хозяину, хватало корабельного питания,  как
говорится, под завязку.
     Граф очень любил наблюдать  за игрой  волн  и полетом чаек, но помыслов
сигануть  за  борт,  за  птицами, никогда,  слава Богу,  не  демонстрировал.
Наоборот,  он  соучаствовал в кормлении чаек: Сергеев  бросал кусочки белого
хлеба высоко вверх, а чайки, виртуозно пикируя,  подхватывали их налету. Они
благодарили  человека  и  собаку,  долго  сопровождали  пароход  и,  как  бы
передавая эстафету, вручали своих благодетелей новой компании птиц.
     Контакты   с  живыми  существами  в  далеком  походе  очень  важны  для
путешественника:  все  привычное  на  судне   надоедает;  обособленность  от
большого  мира  минимизирует  психические  функции  и  обедняет личность,  -
компенсация наступает  только благодаря новым встречам. Человек  нуждается в
том,  чтобы  в  нем перекипали  все  варианты  эмоций, причем, именно в  тех
пропорциях, которые для него оптимальны.  Все равно  с кем встречаться, -  с
птицами, китами, дельфинами, судами, самолетами, наваждениями.
     Если в душе назрел дефицит грусти, печали, сентиментальности, то будешь
плакать,  любуясь закатом или  восходом  солнца.  Радость, ощущение  счастья
возникнет, когда судну  наперерез, горбатясь и выныривая, паря  над волнами,
бросится  стайка   дельфинов   -  этих   удивительно   приветливых   далеких
родственников человека. Думается,  поющие сирены, селены, сильфиды, русалки,
Летучий  Голландец или другая нечисть  действительно  изредка  вторгаются  в
компанию моряков, долго блуждающих по  океанам в  одиночестве. Они сами того
очень  хотят  и  всевышние  силы  делают  им  роковые  подарки,  -  когда  в
виртуальных, а то и в реальных образах.
     Граф оказался однолюбом, интровертом и аутистом: никто из команды так и
не  смог подлизаться к  нему;  пищу он принимал только от Сергеева,  с ним и
делился своими мыслями и переживаниями. Скорее всего, Чистяков остался в его
памяти, как первый человек, одаривший его дружбой. Но он, видимо,  понимал и
воспринимал его уход из жизни, как нечто неадекватное этой  дружбе, - друзья
не должны  бросать своих собак беспризора. Граф не  был уверен окончательно,
что  в   его  отношения  с  Сергеевым   не  вмешается  нечто  подобное.  Эта
неуверенность  заставляла пса  порой  длительно  и  с  повышенным  вниманием
подсматривать исподтишка за новым хозяином.
     Граф  словно  априори  пытался  оценить перспективы совместной  жизни с
новым  хозяином,  скорее  всего,  он делал  и  обобщающие  выводы  по  малым
примерам,  -  выносил  суждения,  вообще, о  роде человеческом.  Пока, из-за
самоубийства  Чистякова,  не все  ладно  складывалось  в его голове  в таких
оценках. Задача  Сергеева состояла  в том, чтобы объяснить собаке  сложности
человеческой   жизни,  категоричность  выбора,   перед  которым  ставят  его
обстоятельства:  не мог же Чистяков уводить Графа с собой в зазеркалье, - он
сознательно  дарил  ему  жизнь,  а  не  предавал  друга. Граф,  под  прессом
собственных переживаний, пока еще не был готов  подняться  на  иной  уровень
понимания жизни. Ему предстояло пережить не только горе, но и насытиться все
побеждающим  и  лечащим  душу  счастьем,  -  только  тогда могла  возникнуть
положительная метаморфоза, свидетельствующая о зрелости ума и души.
     Сперва  Новогрудок  направился  в  английский  порт  Гуль:  шел  он  со
скоростью до шестнадцати узлов в  час. Такой ход для судна этого класса - не
предел.  И  вот  недалеким  вечером  судно  уже  швартовалось  у  терминала,
уставленного   современной   погрузочно-разгрузочной    техникой.   Портовые
строения,  складские  помещения  сооружены из красного  кирпича,  такого  же
древнего, как и  сам  видавший виды  Гуль. Пройдя  таможенный и  карантинный
досмотр, Сергеев с Графом отправились в город.
     Традиционный   двухэтажный,   старого    образца,   автобус    доставил
путешественников  в  центр,  где  располагался  музей  китов и  рыболовства,
маленькая  картинная галерея, театр и  магазины, которым  может позавидовать
Невский проспект Санкт-Петербурга. Но все остальное выглядело по сравнению с
северной столицей провинциально  и  приземленно. Однако содержимое магазинов
впечатляло.
     Зашли  в Petshop.  Известно,  что  животных  англичане любят: посему  и
зоомагазин так обозначается, - "для любимцев". Граф вежливо присел при входе
рядом с такими же четвероногими посетителями. Собаки в Англии  намного более
воспитанные, чем  даже люди в России: они не суетятся,  не скулят и не воют,
никого  не  кусают,  а деликатно  рассматривают  специальные  принадлежности
изощренной выделки. Любая женщина-модница позавидует прекрасному наморднику,
ошейнику и поводку,  - это  действительно произведения искусства,  способные
украсить любую шею и морду самой породистой супруге или любовнице. Сергеев и
Граф   сожалели,  что  нельзя  примерить   "украшения"  на  своих   знакомых
россиянках, а английские женщины, видимо, не поймут славянского юмора.
     Тут население  веселятся иначе.  Кто-то  рассказал  старый  анекдот  об
англичанине. "Рано утром джентльмен в смокинге, под большим газом тянет труп
белой   лошади  по  дороге.  Приятель,   выгуливающий  спозаранку   собачку,
спрашивает "куда и зачем"? Владелец смокинга и трупа поясняет,  что вчера  в
клубе заключил  пари с другом и задумал его отыграть -  разместить лошадь  в
клумбе перед окнами  его  спальни. Мораль:  Вот Джек  удивится когда  утром,
выйдя на балкон, обнаружит, что у него в клумбе лежит дохлая лошадь, причем,
обязательно,  белая!".  В  этот  момент  все  должны  безудержу  хохотать  и
подсчитывать  выигрыш по пари. Графа и Сергеева такой  рассказ почему-то  не
впечатлял.
     Сергеев  приобрел  в лавке  для  любимцев прекрасную  сбрую  для Графа,
расческу,  миску  из  нержавеющей стали  и сухой  корм  для  элитных  собак.
Усевшись в сквере  на  скамеечке,  Сергеев  переодел Графу сбрую; отсыпал  в
миску  корма для  пробы. Граф  не  стал  объедаться,  чтобы  не  возникли  с
непривычки конфузы заурядного толка, -  он лишь пригубил и тут же оценил  по
достоинству английскую кухню.
     Пилигримы никуда не спешили. Они решили сперва напитаться духом Англии,
вслушаться в язык улицы, а уж потом приступать к джентльменским переговорам.
Первые же короткие словесные контакты в  магазине и на улице  показали,  что
артикуляция у Сергеева отличалась от привычной для коренных англичан, - они,
слушая вопросы иностранца, внимательно всматривались в шевеление его губ. Ко
всему необходимо привыкать, адаптироваться.
     Под погрузкой простояли  двое суток,  ибо вмешалось воскресение. Но  за
это  время  на  судне успел  побывать русский  эмигрант,  просивший  доктора
выполнить  операцию своему щенку ротвейлеру, - купировать хвост и уши. В это
время в  Англии вышел строгий закон  о защите животных  и местные ветеринары
отказывались  нарушать  его.  Сергеев  решил быть  солидарным  с  ними.  Так
начинается слияние русского и английского характеров.
     Из Англии зашли  во  Францию в  Дюнкерк, но  там верхнюю  палубу быстро
забросали контейнерам, закачали горючее, питьевую воду,  набрали продуктов и
двинули  через  Суэцкий  канал в Таиланд. Вся команда  с нетерпением ожидала
встречу  с  азиатской  экзотикой.  Сергеев  постепенно  стал  понимать,  что
маршруты судна подчиняются иным законам, чем правила здравого смысла, -  все
определяли коммерческие  интересы, команда  же  была  лишь  заложником таких
интересов  и  безропотно  следовала  туда  куда  влекла судно  жесткая  рука
хозяина, имя которому было Магазанник.
     Напутствуя Сергеева в дальнюю дорогу через свое доверенное лицо, хозяин
сообщил,  что  главная  задача врача  не  только  лечить, но и надзирать  за
действиями  мастера,  остальных  членов  экипажа,  -  так ведется  суровый и
жесткий отбор морской транспортной элиты,  которой можно доверять выполнение
заурядных или сложных  заданий. Сергеев запомнил любопытную фразу, брошенную
адвокатом как  бы в скользь,  смысл ее  заключался в том, что "нельзя ничему
удивляться,  не  сопротивляться  событиям, в  критические моменты не  пороть
горячку, а свои  наблюдения и выводы в первом же порту доложить радиограммой
из независимого  телеграфного агентства в центр". В ряде портов и стран были
выданы  точки  контактов, с  телефонами,  адресами  и  именами.  Подытоживая
разговор, адвокат предложил для домашнего потребления простую формулу: "надо
воспринимать  свою  миссию на пароходе,  как  выдвинутые  в глубину  текущих
событий глаза, уши и  мозг хозяина, которого Сергеев знает хорошо, а  потому
понимает явные и тайные повороты души своего друга лучше, чем кто-либо".
     Сергееву  было  пояснено,  что  он  не  тайный  агент  фирмы,  а  лицо,
максимально заинтересованное в процветании и приумножении ее капитала. Кроме
коллективистского  подхода, здесь  действует  еще и  личный  интерес,  - его
кровная  заинтересованность  в   увеличении  собственного  дохода.   Адвокат
выстроил интересную концепцию  о том,  что в былые времена на  том  же судне
действовали бы осведомители КГБ, прокуратуры, администрации  пароходства, но
мотивы их деятельности  были бы  мерзкие  и к тому же  мало  оплачиваемые. В
новых условиях КГБ и прокуратуре хватает хлопот по  надзору за более важными
персонами,  а  мелочи  передаются  в  веденье истинно заинтересованных лиц -
владельцев пароходных компаний.
     Во всех  цивилизованных странах, хвастающихся  сокращением расходов  на
аналогичные    государственные    службы,    давно    жандармские    функции
перераспределены между  другими инстанциями. Все работающее население, - под
недремлющим оком администрации частных корпораций. Так называемых, социально
обездоленных,    пасут    соответствующие    централизованные   и    частные
благотворительные фонды.
     На  службу  таким  задачам   поставлена  и  наука.   Любая  современная
экономическая теория прежде  всего развивает концепции управления поведением
людей. Нельзя  оставлять  население  без присмотра,  иначе  оно  моментально
переродится в дикую толпу, способную на безумство и варварство.
     Такое уже  было в 1917 году в России, да и многие другие страны были на
волоске от краха. Примерно тоже сотворил Гитлер, придя к власти  в Германии.
"Блажен человек, которого  вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева
не отвергай. Ибо Он причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает,  и Его
же руки врачуют" (Кн. Иова 5: 17-18).
     Но действия  такие  во вселенском и государственном масштабах,  на всех
групповых уровнях  должны  быть  разумными, взвешенными,  продуктивными.  Не
стоит напрашиваться  на язвительный вопрос Всевышнего: "За кем ты гоняешься?
За мертвым псом, за одною блохою" (1 Царств 24: 15).
     Интерес  к  Сергееву,  оказывается,  не   является  интересом  вербовки
стукача.  Он не  был  спонтанным,  -  фирма  заинтересована  в  получении  в
сотоварищи развитую личность, способную давать медицинские, психологические,
организационно-экономические  оценки тем событиям, которые будут наблюдаться
на  судне.  Таким  образом,  он   включен  в  штат  администрации  компании,
разработчиков  ее  научной  мысли,  которая в  корне  должна  отличаться  от
прежнего обветшалого менеджмента.
     Сергеев  оценил такие действия  с  позиций старейшей Святой книги Наума
(3:  17): "Князья твои - как саранча, и  военачальники твои - как рои мошек,
которыя во  время холода гнездятся  в щелях стен, и когда взойдет солнце, то
разлетаются,  - и не узнаешь места, где оне были". Вот за  всей этой  шоблой
отсталых  жлобов  и  необходимо  было  присматривать,  разбираясь  в  корнях
мотивации, создавая совершенную систему отбора и расстановки кадров.
     Сергеев бывал уже на этих широтах. Но, следуя мимо знакомых берегов, он
переживал  все  вновь.  Русский  человек  привычен  к  путешествиям,  но  он
эмоционален,  и   потому  переживает   глубоко  многое,  даже  обыденное   и
вездесущее.  Войдя  в  Суэцкий  канал  Новогрудок   был  атакован   мириадою
плавсредств,  их  владельцы хватались баграми за борт, уже перелезали  через
борт  и рвались к  мастеру. Каждый  мечтал быть  первым в покупке крепежного
леса,  канатов, любой  оснастки, -  всего  того, что использует для скрытого
заработка  администрация  судна. Черные  деньги делят  по  принадлежности  и
званию, - вот тут часто возникают ссоры и недовольства членов экипажа.
     Сергеев спокойно наблюдал веселый,  но преступный  торг.  Любвеобильные
египтяне пристраивались к двум буфетчицам. Но первая - молодая и красивая, -
была гражданской женой капитана и потому отшила лихих претендентов. Вторая -
рыхлая  и тучная, -  принялась "ковать  железо  пока было  горячо".  Ей  был
предоставлен  отгул  за  накопившуюся  переработку  (она   в  обычное  время
обслуживала постельные  страсти старпома). Любовный ажиотаж усилился,  когда
судно притормозило для дозаправки водой и горючим. Сергеева беспокоили такие
оргии  только  по  одной причине,  -  на  пищеблоке  мог появиться  источник
загадочных  или вульгарных  инфекций. И предположения его в  ближайшее время
подтвердились.
     Но Сергеев любил заниматься врачеванием и в этом смысле развил бурную и
весьма  продуктивную  деятельность.  Особенно  экипажу нравились его  сеансы
иглорефлексотерапии,  сочетаемые  с  психотерапией,   суггестией,  -  такими
методами  хорошо   лечились   неврозы,  которые   начинают   развиваться   у
путешественников через два-три месяца рейса.
     Буфетчицу-куртизанку  пришлось лечить  массивными дозами  антибиотиков,
тинидазолом,  зовираксом. Так  называемого, надежного секса, с египтянами не
получилось.  Врачебные  усилия  принесли успех, но возмущение путаны вызвали
железные  санитарные  меры,  введенные  с  помощью  капитана:  на  время  ей
запретили обслуживать команду  во время приема  пищи, а перевели в заурядные
уборщицы. Обида и жажда мести породили новую интригу  в команде, - у  путаны
нашлись единомышленники-почитатели.
     В Индийском  океане судно основательно потрепал штор. Эта стихия чем-то
напоминала  повадки  Балтийского моря:  та  же  короткая  и  жесткая  волна,
неожиданность налета  и непродолжительность избиения. По пути в Таиланд были
интересные знакомства с примечательными странами. Во первых, -  более месяца
занимались  догрузкой  сыпучего  и  нестандартного  груза  в  Мадрасе,  -  в
старейшем порту  загадочной  Индии, расположенном на побережье  Бенгальского
залива. Погрузка  велась  старой  техникой,  а  закрепление  груза  в  трюме
осуществлялась, практически, вручную  (чаще  силами подростков,  детей).  За
свой тяжелый труд они получали бесплатный  обед от администрации порта, чему
были страшно рады.
     Сергеева   всегда  поражала  Индия  нищетой  и   неповторимой   грязью:
собирающие подаяние мужчины и женщины, стар и млад, как и голодные священные
коровы,  бродили  по  улицам  Мадраса тучами.  Выйдя  из  ворот порта, моряк
облеплялся попрошайками  и  моторикшами, - каждый требовал  свое  на ломаном
каким-то особым индийским сленгом  английском языке. Поражало обилие фруктов
и  аптечных  киосков, временных  лотков  с кустарным  ширпотребом,  -  здесь
торговали все поголовно.
     Можно представить главную магистраль, ведущую  из  порта  в центр, если
смоделировать    особую   вакханалию:   надо    занять   Невский    проспект
Санкт-Петербурга в  жаркий летний  день  грудами  полуголых тел,  лежащих  и
сидящих прямо на мостовой (тротуарах и проезжей части) изможденных  граждан.
Посредине такой шевелящейся змеи  можно  оставить  узкую полоску для проезда
редких  машин  и часто  снующих  моторикш. Поближе к стенам обветшалых домов
устанавливаются шалаши из подручного  материала, - веток, картона,  материи,
травы. В таких строениях ютятся многодетными семьями.
     Люди-призраки движутся вам  на встречу, протягивая  руку за  подаянием.
Однако  гордость  у  индийцев  тоже  присутствует.  Сергеев  был  свидетелем
впечатляющей  сцены:  на  выходе  из  ворот   порта  два  российских  моряка
повздорили с рикшей, - в несколько секунд у них были отсечены уши. Обливаясь
кровью снобы были  вынуждены ретироваться  на  территорию порта.  У индийцев
крепко,  наверное, в  генетической  памяти, засела  ненависть  к англичанам,
потому уже разговор на английском настраивает коренного жителя на протест, а
незначительная  шероховатость  в  отношениях  вызывает вспышку  неукротимого
гнева. Даже проститутки-индианки с иноплеменником превращаются в  глухонемые
и малоподвижные мумии, расшевелить их практически не удается.
     Погрузка  огромных кругляшей железного и красного  дерева в трюмы судна
принесла  массу  ядовитых   змей,  а  сыпучих  грузов  -   мириады  букашек.
Потребовалась специальная химическая обработка трюмов, иначе команду ожидали
серьезные  неприятности. Добрав продукты, воду и  горючее, судно  наконец-то
вышло в море.
     Полнейшим  контрастом Индии стал Сингапур. Сергееву  показалось, что он
попал  в город-сказку. Из порта по  стеклянным галереям  можно было спокойно
пройти в центр. Переход был наполнен секциями  фешенебельных магазинчиков  и
кафе. Сергеев не рискнул вывести в город Графа, - в Сингапуре бытуют слишком
жесткие  законы, там нельзя бросить окурок сигареты на мостовую,  не получив
огромного  штрафа. Трудно сказать, как реагирует местная полиция  на желание
иностранной  собачки  помочиться на  мостовую, -  видимо, такие  акции  тоже
караются довольно серьезно.
     Сергеев  приобрел в Сингапуре  замечательный  чай  и  некоторые дорогие
мелочи,  истратив  последние  доллары. Ему  удалось  пообщаться  в  сквере с
местными  кошками,  живущими   на  воле:  они  оказались  доброжелательными,
ласковыми существами, реагирующими  не на диалект, а на  эмоции. Это  особая
порода четвероногих -  Сингапура, они самые маленькие, весом не более двух с
небольшим  килограмм.  Кошки  и  собаки,  если  они  не  озлоблены  жестоким
обращением человека, быстро распознают  внутреннее содержание своего визави.
Стройные,   элегантные,  похожие  чем-то   на   сиамских,   они   дружелюбно
отреагировали на  предложение  Сергеева разделить с ним нехитрую  трапезу  -
сладкую  булочку  и еще  что-то  мясное. Кошки,  огромными  внимательными  и
ласковыми глазами прочитывали душу незнакомого человека.  Видимо, не найдя в
ней серьезных дефектов, все как одна, позволили себя погладить и познакомили
Сергеева со своими забавными котятами.
     Стоянка   в  Сингапуре  была  недолгой,  она,  скорее,  была  придумана
капитаном для того, чтобы посетить замечательную страну, потратить деньги на
дешевую  радиотехнику   и  экзотические   тряпки.  Предлог  универсальный  -
дозаправка водой  и  горючим.  Ночью  снялись с  рейда  и двинули в  сторону
Таиланда,  пересекая  горловину   Южно-китайского   моря,   мимо   огромного
количества мелких и крупных островов. Сергеев в порядке совмещения профессий
(за  это платили  приличные  деньги)  стоял  вахту со старпомом  - "собачью"
вахту.
     * 3.13 *

     Океан   приятно  гудел,  перекатывая  длинную,  невысокую,   а  потому,
практически,  незаметную  волну.   Небо  обсыпано  мириадами  ярких   звезд,
чистейший воздух, мерный рокот двигателя и спящее пароходное братство, - все
это создавало ощущение  пребывания в  сказке, в житейском раю. Наверное, так
чувствует себя человеческий плод, спрятавшийся под защиту белково-жидкостной
среды материнского организма. Потому-то представление о комфорте ассоциируют
у  многих  с  сытостью,  с купанием в  парном  молоке.  Вот  почему человек,
особенно проживающий на крайнем Севере,  так тяготеет  к поездкам в  Крым, к
ласково-теплому морю или на Адриатику.
     Где-то в  районе островов  Анамбас, принадлежащих Индонезии, в сознании
несущих  вахту  появилась повышенная тревожность. За разговорами, наблюдая с
правого и левого борта надвигающуюся  прямо по курсу панораму, не  заметили,
как с  кормы  подкрались быстроходные катера,  следовавшие  почти  бесшумно.
Почувствовали  неладное, когда люди  с автоматами сзади по  последнему трапу
тихо  подошли  к ходовой  рубке. Было  ясно, что судно подверглось нападению
пиратов.
     Многократными  радиограммами,  циркулярами  отечественные   пароходства
предупреждают свои экипажи о таких случаях. Рекомендация в них высказывалась
одна:  не пытаться оказывать сопротивление хорошо  вооруженным  людям,  если
возможно, то давать радиограмму военным судам, пограничной охране. Но  какая
пограничная  стража   в  открытом  море?  На  быстроходных  катерах  пиратов
установлены  крупнокалиберные  пулеметы,  -  почувствовав работу радио,  они
расстреляют команду и потопят беззащитное судно без предупреждения.
     Сергеев  с интересом  наблюдал  за  действиями  старпома  и  поведением
пиратов,  -  последних  было  человек  двенадцать.  Старпом,  видимо,  давно
обмочился и потерял дар  речи. Сергеев вспомнил совет адвоката не удивляться
ничему и не мельтешить. Вооруженные люди  блокировали  все выходы на верхнюю
палубу, четверо находились в  ходовой  рубке.  Высокий, плечистый парень лет
тридцати  с приятным умным лицом  на английском предложил старпому спокойно,
без  шума, вызвать капитана на  ходовой мостик, что было и сделано.  Капитан
тоже был  озадачен встречей с  пиратами,  так молниеносно  захватившими  его
корабль, но он держался молодцом.
     Никакого варварства не отмечалось:  просто и по деловому было уточнено,
где располагаются два  контейнера под определенными номерами. Получив точные
координаты, лидер группы передал по радиотелефону команду (на испанском) и у
выбранных  контейнеров  засуетились люди.  Сорвав  пломбы и  взломав запоры,
пираты распахнули дверцы двух смежных контейнеров: началась быстрая загрузка
транспортных сеток извлекаемыми ящиками. Шмон занял не более тридцати минут.
Судовыми кранами сетки, наполненные ящиками,  были опущены  на катера, затем
подцеплены и сброшены за борт опустошенные контейнеры. Понятно, что делается
это  для полной ликвидации следов груза. Значит там могло быть либо  оружие,
либо наркотики, - подумал Сергеев.
     Самое странное началось по окончании операции: парень, которого Сергеев
идентифицировал, как лидера, обратился к капитану с вопросом:
     - Капитан, есть  ли у вас врач на судне? - и показав перевязанную левую
руку, продолжил. - Мне нужно сменить перевязку.
     Капитан,  виновато  взглянув  на  Сергеева,  представил  его оккупанту,
посоветовав выполнить просьбу  пирата. Парень следил за  обоими, улыбаясь, в
его глазах не было агрессии или даже намека на раздражение. Он вел себя, как
обычный пациент, нуждающийся в медицинской помощи и готовый заплатить за нее
только  благодарностью, а  не выстрелом  из  стечкина. В  сопровождении  еще
одного  вооруженного  пирата Сергеев и  пациент  спустились  в  амбулаторию.
Сопровождающий  остался  снаружи у  дверей, контролируя коридор  и выход  на
палубу.
     Пострадавший  плотно  закрыл  дверь  амбулатории  и  ошеломил  Сергеева
вопросом, заданным на чистейшем русском языке:
     -  Можно я  буду  называть  вас "Сан",  -  в  глазах его  явно  плясали
смешинки, а морда вдруг моментально приобрела вид рожи типичного российского
рубахи-парня. Сергеев опешил от неожиданности и четко произнесенного пароля,
известного, безусловно, только Магазаннику. Но пират не дал ему  опомниться:
видимо, еще  раз  удостоверившись,  по реакции, что  он не  ошибся  адресом,
парень  выложил  на стол  пачку  стодолларовых  бумажек.  Видимо,  для пущей
важности он  пояснил,  что  ознакомлен  с  личностью  Сергеева, но  не  стал
уточнять по фотографии или вживую. Никто не просил расписаться  в ведомости,
подтверждая получение денег.
     - Известный вам человек просил  передать ваш гонорар  (четыре тысячи) и
пожелание спокойного путешествия. Он уверен, что нападений  на  судно в этом
уголке океана уже больше не будет.
     Смена  повязки заняла  немного  времени:  на  кисте руки  была не столь
глубокая  рана, обработанная опрятно и квалифицированно.  Видимо,  перевязка
была всего лишь предлогом для уединения. Разговор закончился так же  быстро,
как и  начался. Пират  не  собирался  изливать эскулапу  душу,  -  он просто
выполнял поручение, без всякого личного интереса и любопытства.
     Быстроходные  катера  растаяли  в  ночи  незаметно,  как призраки,  как
наваждение,  -  они нырнули  за какой-то  один  из  бесчисленных  островков.
Капитан  и  старпом,  стояли  с отвисшими  челюстями,  с  дрожащими  руками,
вцепившись в  планширь под лобовым  стеклом.  Сергеев же вернулся на  мостик
явно  приободренный   романтической   историей   и   неожиданным   гонораром
(оказывается за административную работу платят особо!). Значит  о нем помнят
и  навещают даже в  такой дали от  родины. Но и печальные  мысли возникали в
голове:  как интересно,  ласково и с шармом вербует себе сторонников  мафия;
если бы также осуществлялась перестройка в России, то ее поддержало бы много
больше  соотечественников.  Однако во  всем  том  Сергеев чувствовал  логику
известной  формулы: интрига-безумие-смерть. На какой  же  фазе ее разрешение
приостановится?   Почти   что   гамлетовский  вопрос  сверлил   взъерошенный
неожиданными событиями мозг.

     * 3.14 *
     В  Сиамский залив судно  входило  не столь  бодро  и  победоносно,  как
раньше. Мастер  все  еще не  остыл  от боевых  переживаний  и  был  понур  и
задумчив. На траверзе мыса Камау, что на оконечности земли социалистического
Вьетнама, какой-то рыбак подбавил  пару, - устроил опасные  маневры на своем
маломощном  траулере.  Стоя  на  верхнем  мостике,  он,  с  перекошенным  от
негодования   лицом,   махал   руками   и   что-то  кричал.   Его  маленький
траулер-борбосик  шнырял справа  налево пересекая курс  огромному Новогрудку
прямо перед самым носом. Такие  опасные игры разбудили и взбодрили капитана,
он  включил ревун и стал выполнять страхующие маневры,  -  трагедию  удалось
избежать с великим трудом.
     Так  вьетнамцы-патриоты приветствовали  теперь своих  бывших  друзей  и
товарищей   -   русских,  забывших   о   классовой  солидарности,  бросивших
социалистического  собрата  на  произвол судьбы. Россия продолжала выгребать
рис из закромов Вьетнама  за предоставленные кредиты. Громадный Китаю щелкал
зубами  над  самым  ухом.  Зажравшаяся  же Америка, вообще, изгилялась,  как
хотела. Не  даром Святое Писание предупреждает, что отдающий рубаху, лишится
всей  одежды. А в Книге Числа (28: 22) многозначительно  замечено: "И одного
козла в  жертву за грех, для очищения вас". Так  что нет оснований сердиться
на многострадальный Вьетнам!
     Погрузка судна шла на рейде вблизи входа в устье реки Чаупхрая, ведущей
в столицу Таиланда - Бангкок. Чтобы  не тратиться  на перевозку докеров, они
все несметным  табором, с женами, детьми и стариками-родителями,  прибыли на
судно. Через пять минут, ко  всему, за что можно зацепиться,  были подвешены
гамаки.  Тут  же  в  них  улеглись небольшие  человечки-таиландцы,  решившие
поспать  до  начала  смены.  На  корме  сооружены более  серьезные  укрытия:
во-первых  на выставленных на два метра от борта досках сотворен туалет,  из
натянутой  пленки  воздвигнуты  шалаши,  походные  кухни,  нехитрые торговые
лавки.
     Началась  веселая  цыганская  жизнь,  доставлявшая  радость  не  только
наличием постоянной работы,  но  интересным времяпровождением.  Шло занятное
соревнование с  боцманом: воровали  ловкие таиландцы все, что  можно  и  что
казалось  бы  нельзя  украсть, -  они  открывали,  спиливали,  перекусывали,
отвинчивали  любые  запоры. Особенно  их  интересовали  детали  из  цветного
металла:   медные   пробки,   заглушки,   барашки,   горловины   и   другое.
Чувствовалось, что если бы пустить эту банду на нижние палубы, то судно было
бы  точно  потоплено  из-за многочисленных течей, поступления забортной воды
через вывинченные клапана, заглушки, кингстоны.
     Но, наконец, пришло время и стихийное  бедствие оборвалось,  как мощный
летний вихорь,  смерч  -  таиландцы  съехали  на берег, закончив погрузку. У
доктора прибавилось работы по лечению  венерических и инфекционных болезней,
полной дезинфекции судна.
     Пароход  двинулся курсом  через  Тихий океан  к знаменитому  Панамскому
каналу, техническое совершенство которого неоднократно  впечатляло Сергеева.
Потянулись   долгие  дни  перехода   в   бескрайнем  океане,  когда  приятна
неожиданная  встреча с  любым судном, - из  далека оно кажется загадочным  и
многозначительным,  почти  как  Летучий  Голландец.   Граф  с  удовольствием
восседал  вместе  с  Сергеевым  на  больничной  террасе.  Собачка  несколько
истосковалась по свежему воздуху:  в Таиланде ее  пришлось  прятать в каюте,
ибо сперли бы моментально и съели в пять минут.
     В  океане  наблюдателю  доставляли  удовольствие  лишь  бойкие,  милые,
шаловливые  дельфины.   Они  стайками  атаковали  пароход,  затевая  с   ним
соревнование:   пароход   пыхтел,   гремел  и  ругался,  а  смелые  дельфины
подныривали  под   него  у  самого  борта  и  через  минуту  оказывались  на
противоположной  стороне. Они показывали пароходу  фигу и повторяли маневр с
обратной стороны, -  новый  опасный  бросок  под  днище  сердитого железного
создания был их формой  самоутверждения.  Иногда вдалеке  виделись  фонтаны,
выбрасываемые мощными  млекопитающимися - китами. Интереснее всего наблюдать
их во время спаривания: любовники стояли вертикально, головой  вниз, из воды
торчали хвосты; петтинг заканчивался и оба  устремлялись в глубину. Говорят,
наивысший  оргазм  у  них  наступает  в  момент  максимального  кислородного
голодания. Как говорится, на последнем дыхании происходило излияние спермы у
кита-мужчины  и эротический кайф у подруги. Наверное, долгий поцелуй у людей
чем-то  похож на любовь китов,  -  тот  же эффект наступает  от затянувшейся
гипоксии. Садисты и мазохисты идут дальше, - они придушивают один другого не
поцелуем, а руками. Как многообразна бывает техника смелого секса!
     Наконец  над  пароходом  стали  появляться   птицы   -  верный  признак
приближения к  материку. Граф,  увидев пернатых, приободрился еще больше, но
максимальные  восторги  у него  вызывали летающие  и присаживающиеся на борт
чужеземные  гости  во  время  прохода   по  многочисленным  озерам   системы
Панамского канала. Первым  портом остановки Новогрудка была Картахена, что в
Колумбии  на  побережье  Карибского моря. Там загружались кофе и фруктами, а
сгружали  контейнеры,  - справились  за сутки, но  Сергеев  с  Графом успели
погулять по окрестностям порта, посмотреть прибрежный город.
     Далее двинули  в Венесуэлу  и  пришвартовались  к  портовому  терминалу
вблизи Каракаса. Швартовка проходила  безупречно, но почему-то затягивалась.
Стоя на  террасе Сергеев и Граф наблюдали за миловидной женщиной, стоящей на
причале рядом  с огромным легковым автомобилем (кажется, то был американский
Форд). В  маленьких латиноамериканских  странах  просто балдеют  от огромных
автомобилей,  считая  их   символом   благополучия,   шарма  и   технической
надежности; в Европе же предпочитают экономичные, юркие микролитражки.
     Женщина тоже заметила человеко-собачью пару и подсматривала  скрытно за
дружным дуэтом. На  вид женщине было  лет тридцать пять  или немногим более.
Она  была  высокого  роста, стройная,  легкая,  с  примечательными  формами,
красивыми  каштановыми волосами, собранными алой лентой в пучок на загривке.
Что-то родное, не латиноамериканское,  скорее  славянское, мерещилось  в ней
Сергееву; Граф тоже, бесспорно, высоко оценивал внешние данные иностранки.
     Когда, наконец-то был спущен трапп и натянута под ним страхующая сетка,
женщина поднялась  на  борт и  на чистом русском  попросила  провести  ее  к
старпому,  - ясно, она  выполняла функции шипшандлера  по славянской  группе
судов: организовывала закупку и доставку продуктов и прочее.
     В  это  время  закончился таможенный досмотр,  контакты  с карантинными
службами и Сергеев с Графом отправились на прогулку. Они облазили предместье
порта,  побывали  в магазинном центре,  но  быстро устали  и решили провести
вечер  в  ресторанчике  за  бутылкой  чилийского  красного  сухого   вина  и
аппетитным куском сочной говядины с овощами и фруктами.
     Там,  балдея  от  тепла, вкусной пищи,  шума  моря,  вина,  нагоняющего
воспоминания   о  тех  женщинах,  которые   прошли  через   жизнь,   оставив
неизгладимый след в душе и памяти, Сергеев превратился в сомнамбулу. А Граф,
конечно  мыслями  укатил в  Санкт-Петербург  и  все решал, за  что он  любил
прежнего хозяина,  помнит его, грустит, и прочему тот пренебрег его дружбой.
Графу  казалось, что  он  согласился  бы уйти с ним вместе  в зазеркалье,  в
неведомые его собачьей головке края.
     Они оба даже не заметили, с какой стороны к их столику подошла та самая
женщина, которая поразила воображение мужского дуэта в порту, на  пирсе. Она
явилась  неожиданно  и  смело:  без   всяких  церемоний,  правда,   попросив
предварительно разрешение, уселась на свободный стул за их  столиком.  Граф,
чего  с ним  раньше  не  бывало,  с  удовольствием  принял  гостью,  повилял
хвостиком и обнюхал ее ноги.  Он  дошел до такой степени  приветливости, что
даже, когда она попыталась его погладить, лизнул ей руку. Сергеев заерзал на
стуле  от ревности  -  от  ощущения надвигающегося  предательства. Если Граф
уйдет  к  другой,  то с  кем же  он  будет играть  в  шахматы и рассуждать о
философии древних?! Но  женщина, словно хорошо понимая причину его волнения,
с улыбкой пояснила:
     -  Я решилась напроситься на совместные посиделки потому, что у меня  в
доме тоже коккер - еще девочка. Я подыскиваю ей достойного партнера. Вы ведь
славяне и мне бы хотелось восстановить связь с бывшей родиной, хотя бы таким
образом.
     Загадка раскрывалась  просто, - Граф  почувствовал запах  собаки-сучки,
напрочь  припаявшийся к хозяйке. Его восторги относительно дамы-хозяйки были
вторичными,  в большей  мере опосредованными, -  его же по-настоящему влекла
страсть к  даме-собачке.  Он лишь превентивно отвешивал  глубокие поклоны  в
нужном  направлении. Но надо  же предупреждать, а не рубить с  плеча  корень
всех  отношений, не посоветовавшись  со старшими!  Сергеев до конца  еще  не
простил шалапая.
     Несколько успокоившись, Сергеев для начала предложил  даме  разделить с
ними  скромный  ужин.  Но Сабрина,  так  звали незнакомку,  предпочитала все
быстро и решительно доводить до своего логического завершения: она выдвинула
встречное   предложение    поехать   к   ней    и    познакомить   возможных
собак-любовников.
     -  Ваше  судно  задержится  здесь  не  более  трех  суток,  есть  смысл
поторопиться со знакомством. Мы еще  не знаем понравятся ли  они друг другу,
моя девочка с большими запросами, привередливая без меры.
     Такая гонка могла  увлечь  Графа,  но она  не  устраивала Сергеева:  он
пришел в ресторанчик, чтобы приятно  провести время, а ему пытались навязать
суету  вокруг  маленькой  сучки.  Видимо,  лицо  его   подернулось  энергией
протеста.  Сабрина  заметила   изменение  его   настроения  и  начала   вяло
отрабатывать,  отступая  на  заранее  подготовленные позиции.  Она попросила
налить себе вина и согласилась выпить чашечку кофе, но от мяса отказалась.
     За  тихим  неспешным  разговором  выяснилось,  что  отец   Сабрины  бал
инженером-строителем, в  конце  Великой Отечественной  войны был  освобожден
американскими  солдатами из немецкого плена  и  переправлен в  Венесуэлу  на
постоянное жительство. Американцы  уже тогда  очень аккуратно, но планомерно
колонизовали близлежащие страны, завозя туда белокожих мигрантов.
     Отец - потомок уральских и донских казаков, женился  на испанке,  в том
браке и родилась Сабрина,  а затем  еще два брата. Но отец  пару  лет  назад
умер,  оставив Сабрине небольшой дом, братья  живут отдельно, - в Аргентине.
Сабрина недавно развелась с мужем-американцем, получает неплохую компенсацию
и одна воспитывает дочь, которой теперь уже двенадцать лет.  Собачка Буля  -
любимая утеха и неотъемлемый компонент чистоплотного женского синклита.
     Теперь, после  просветления  семейной  летописи прекрасной  венесуэлки,
сознание Сергеева стало действовать миролюбивее и спокойнее,  появился вроде
бы и какой-то мужской  интерес. Он подобрел  настолько,  что  соизволил тоже
кое-что поведать  из своей  биографии.  Добрые  отношения  с  притягательной
незнакомкой основательно цементировал своей любвеобильностью Граф:  от  него
шли импульсы к тайнам и концентрация силы, привлекающей женский интерес.
     Вино и замечательный кофе были выпиты, мясо съедено, - теперь уже ничто
не мешало  перемещаться  в пространстве. Сабрина усадила  славянский базар в
громадный автомобиль, где Сергеев с  Графом в обнимку, утопая в восторге  от
приближающихся  удовольствий, разлеглись на  заднем  сиденье. Машина плавно,
словно боясь потревожить установившееся согласие, тронулась с места.
     Сергеев от сытной пищи и выпитого вина,  скорее  всего,  задремал и  не
следил за маршрутом. В мир реальностей его привел голос Сабрины. Граф к тому
времени окончательно перебрался на переднее сиденье к хозяйке автомобиля, и,
как  гадкий вероотступник  успешно разбивал  мягкое  женское сердце. Сергеев
заметил сам себе, что вовсе не  обязательно тратить силы на подготовительную
работу, - с такими задачами великолепно справлялся Граф.
     Время было  позднее, дочь Сабрины  крепко  спала;  очаровательная  Буля
приветливо,   без   тени  настороженности,   встретила  Графа,  -  они  были
практически  единой масти,  окраса, словно молочные  брат и сестра. Любовь и
только любовь должны были  состояться в  этом доме, тем более, что  у  новой
подруги для  Графа,  словно  по  заказу, были  подготовлены природой особые,
неотразимые запахи, против которых ни один кобель устоять не может.
     И  аура  чистого   чувства,  маркированного   каплями  женской  похоти,
последовательно захватывала, сперва  собачью пару,  затем  человеческую. Что
должно было  совершиться, то  и  совершилось  к  всеобщей радости и  по воле
Божьей. Славянская  кровь всколыхнулась  в  Сабрине, взбодрились  гормоны  и
плоть  ее насладилась  такой же неспокойной,  но  родной славянской  мужской
плотью. Наверное, для женщины, далеко отброшенной от своей  истинной родины,
это  было   новым  впечатлением.   Возможно,  сработало  и  то  простое,  но
универсальное правило, о котором так хорошо поведал  российский поэт Василий
Федоров: "По главной сути жизнь проста: ее уста... его уста... Она проста по
доброй сути,  пусть только грудь прильнет ко  груди". В  конце стиха  тот же
итог: "А жизни суть, она проста: ее уста... его уста".
     Утром  Сергееву  представили  второе  поколение  -  дочь  Сабрины.  Она
оказалась   милой   девочкой,  копией  матери,  звали  ее   Аней.   Славянка
чувствовалась  в ней так  же основательно,  как в  матери. Сабрина закончила
филологический  факультет  местного Университет по специальности  славянские
языки:  бесспорно,  серьезные  занятия  с  дочерью  проводились  методически
безупречно и ребенок  делал огромные успехи. За завтраком вся  компания вела
разговор на русском, кажется и собачки перешли на тот же язык.
     Граф и Буля не  отходили друг от друга, даже по  естественной нужде они
отправлялись  в небольшой садик вместе и  долго, тщательно  впитывали в себя
запахи  внутреннего  собачьего  мира.  В  том  проявлялась особая  забота  о
здоровье теперь  уже верных  супругов. Все  поняли,  что нужно готовиться  к