моих руках  будут
как бы  сосредоточены  одновременно  "белые" и  "черные" функции  разведки и
контрразведки.  Предстоит  заниматься вербовкой,  причем,  мне  не  придется
надеяться на проведение стандартного трехступенчатого метода, когда  функции
"наводчика",   "вербовщика"  и  "ведущего"   распределяются  между   разными
сотрудниками, вроде бы  не связанными друг с другом.  Вся эта грязная работа
ляжет только на мои плечи. В таком случае спасение может прийти только, если
заниматься  этим делом, как  говорится,  изнутри.  Иначе  говоря, мне самому
придется  внедриться  в преступное  сообщество для того,  чтобы изучить  его
членов в ходе  тесного сотрудничества. Тогда и появится реальная возможность
для  выявления  объекта  вербовки,  его  разработки,  оценки, привлечения  к
конкретному сотрудничеству. Будем начинать с малого, если обстоятельства или
приказы из центра не заставят спешить:  проверим кандидата на  мини-задании,
будем  направлять дальнейшую  его  деятельность,  удерживая  в  цепких лапах
непосредственного  контроля,  пока он  не  станет постоянным  агентом, иначе
прерывание контакта с ним будет равносильно его уничтожению.
     Работа   разведчика  всегда  содержит  массу  не   только  сверхопасных
моментов, но  и  ряд романтических  переживаний.  Мне  кажется,  что  в  нее
попадают  именно  потому,  что  поскальзываются  на  прелести  романтических
приключений.  Чего  стоит  хотя бы  такая  сладость,  как  наука, называемая
трассологией.  Искус попробовать себя в роли  следопыта лично меня на первых
порах моей службы  в  разведроте морской пехоты очень возбуждал.  Пожалуй, и
сейчас я несколько повернут  на диверсантских  штучках, чем на аналитической
работе - посмотрим,  куда это  меня заведет.  А  силовое задержание - это же
гимн,  марш,  лирический  шлягер для  идиота, стремящегося вступить  в  ряды
спецназа. Долго я ловил себя на  том, что  у меня постоянно чешутся кулаки -
это, пожалуй,  какой-то особый  психологический  "перенос", суть которого  -
трансформация  сексуальной  энергии.  Я  вполне понимаю тех  спецов, которые
еле-еле  себя  сдерживают,  чтобы не  "трахнуть"  задержанного.  А  уж  если
задержанным  оказывается  миловидная женщина, да  за ней  еще тянется  хвост
злоумышленницы, скажем снайпера, то такой искус терзает тестис с невероятной
силой. Недаром, во все  времена взятые штурмом города  отдавались  воинам не
только  на грабеж, но  и  на  насилие. С такой  традицией  армия  рассталась
сравнительно  недавно:  еще Петр  Великий,  Александр  Данилович  Меньшиков,
Александр  Васильевич  Суворов  тешили своих  солдат  азартными  подарочками
свободы  действий  - на сутки,  трое, неделю завоеванный город  отдавался на
насилие и разграбление. По этой  самой  дорожке  пришла на Русь Екатерина I,
ставшая законной супругой императора Петра I.
     Ясное дело, что мое проникновение в  банду будет происходить в условиях
"закрытой"  местности, где мне  будут предоставлены природой  неограниченные
возможности  маскировки  до поры -  до времени. Я должен  усилить  их своими
особыми  возможностями,  воспитанными  во  мне  при  освоении  специальности
боевого пловца. Короче  говоря, мы с капитаном должны были  в скором времени
расстаться.  Но, как  часто происходит в таких  случаях,  - когда совместная
опасная  деятельность  не вызывала раздражения  от обоюдных профессиональных
ошибок -  мы спаялись с  хохлом  настолько,  что  расставаться  не хотелось.
Скорее всего, он уже придумал мне кликуху и общался со мной на неформальном,
воображаемом уровне только с ее помощью. Наверняка, он усиленно гнал от себя
желание пойти вместе со мной в рейд. Это было заметно по микросимптомам - он
старался подольше не будить меня, подсовывал лакомые кушанья, приготовленные
из свежевыловленной им рыбы.  Да  мало  ли еще  признаков  созревшей  верной
мужской дружбы, когда  готов  идти вместе "на пулеметы", если,  конечно, это
будет "наш последний и решающий бой"!
     Мы уже порядком поднялись в верховье реки Парагвай - у места впадения в
нее  притока  Рио-Верде   должно  было  произойти   наше  прощание.  Капитан
основательно маячил на  глазах у  потенциальных  свидетелей в  районе  этого
перекрестка,  но  не входил в приток.  В него  я буду проникать  в одиночку,
ночью, с помощью  моего морского снаряжения, теперь я  переквалифицируюсь из
надводноплавающего  в подводноплавающего.  Сложность  состояла лишь  в  том,
чтобы дождаться  транспорта наркодельцов,  сесть ему на хвост и пробраться в
их лагерь.
     Капитан хорошо знал приметы таких маневров, и, когда в воздухе, ближе к
ночи,  зашумел  мощные  двигатели   над  головой  -  это  был   американский
транспортно-десантный  вертолет "Чинук"  - лицо бойца  оживилось.  Появление
гигантской  машины  - с максимальной  взлетной  массой  24500  килограмм,  с
крейсерской  скоростью  245  километров  в  час,  перегонной дальностью  585
километров и практическим потолком в 5950 метров - меня удивило, ибо это был
штатный для ВВС США вертолет. Он мог доставлять до  44 пехотинцев с оружием,
или 27  десантников, или 24 раненых на носилках и 2-х сопровождающих. Экипаж
машины - 3 человека. Можно было оценить возможности  наркодельцов, имеющих в
своем распоряжении такие машины.
     Появление вертолета,  пока только совершавшего  разведывательный  облет
местности, уточнявшего этапы транзита,  было по существу  для нас сигналом к
тому,  что  скоро  появится  караван. Скорее  всего,  транспортировка  будет
осуществлена  по  воде.  Но  для  нас было  важным  узнать  заранее,  какими
средствами -  скоростными  катерами, что в данном  случае  маловероятно, или
"тихим  ходом",  то  есть,  может  быть,  даже   на  гребных  посудинах  или
баркасах-тихоходах? Второй  вариант, по опыту капитана был более  вероятный,
ибо  он  позволял  маскировать  перевозку  "товара". Такая  транспортировка,
скорее всего,  будет  проводиться "россыпью".  Но  в  определенной, наиболее
безопасной точке, лодки  будут сцеплены в единую цепочку и их уже  до  места
потащит мощный катер-буксировщик. Как  правило, так получалось всегда: лодки
приплывали из разных мест,  по  разным речкам, или товар доставлялся вьючным
способом, или на автомобилях, или малым воздушным транспортом. Сейчас группа
контроля и охраны облетала маршруты транспортировки, чтобы выяснить все ли в
порядке, не нужна ли боевая поддержка.
     Мы  рассчитывали,  что в суматохе  крепления  лодок  в единую цепь  мне
удастся  подцепиться под  водой  к одному  из плавсредств и так, на  аркане,
выдвинуться к  пункту выгрузки  товара. Если  не получится такой маневр,  то
придется   самому  лопатить  в   подводном  положении,  сопровождая   жалкую
кавалькаду из примитивных лодочек. Однако медленный ход таких лодок как  раз
и был моим спасением, моей удачей. Окажись товар на быстроходных катерах, то
мне не  угнаться  вплавь  за  ними.  Требовалось  дождаться  каравана  и все
определить  окончательно. Время  текло медленно,  нельзя  было  заснуть  или
проворонить первых  вестников. Мне опять пришлось прибегнуть  к проверенному
способу самовнушению.
     Для  того,  чтобы  не   спать,  я  должен  был  индуцировать   сознание
экспрессией, рвущейся из  другого  уголка  гипнотической  картинки: в правом
нижнем углу был изображен знаменитый в свое время быстроходный чайный клипер
"Cutty Sark".  "Короткая  рубашка" - прозвище, заимствованное у Р.Бернса.  В
его повести  в  стихах  молодая прекрасная  ведьма стремительно  мчалась  за
главным героем, не успев только еще  сбросить  оставшуюся  на теле  короткую
рубашку.  Клипер  был  построен  в Глазго  и  обладал  высокими  мореходными
качествами. Расстояние в 19 тысяч миль от китайского порта Фучжоу до Лондона
судно, груженое  чаем высочайшего качества, успевало  пробежать  по  морям и
океанам за 107  дней. Другой ответственный маршрут уводил корабль за шерстью
в Австралию: "Сидней - Лондон". Клипер преодолевал это расстояние всего лишь
за 67 дней. Форштевень "Cutty  Sark"  украшало миловидное деревянное женское
личико,  зашпаклеванное  под  румяна  и  золото, чем-то  напоминающее птичью
натуру. Я помнил,  что  в Священном Писании Лариса трактуется,  как  морская
птица, чайка. Ей придан  статус мученицы, ибо страдания девушки начались еще
с IV  века  в Готфской стране от  сумасбродного царя  Унгериха - он приказал
сжечь молящихся  в церкви. В  их  числе и  была трепещущая в  пламени  моего
воображения, как в тесных мужских объятиях, "чайка-Лариса".
     Морская  птица  ассоциировала  у   меня  с  той  частью  картинки,  где
отражалась  в  зеркале  модель парусника.  Клипер  имел усиленное, смешанное
парусное  вооружение  - гафельного и бермудского  покроя. Особо  волновал  и
отгонял сон вид  полощущихся  впереди косых  парусов:  бом-кливера, кливера,
мидель-кливера, фор-стень-стакселя.  Музыка таких слов вызывала прилив крови
к  определенным органам и тогда даже пошлую, жалкую, ощипанную курицу  я был
готов  принимать  за  гордо  парящую  высоко  в  небе  чайку-Ларису,  святое
мученичество которой отмечается 26 марта.
     Я отдавал себе отчет в том, что мое колдовство с "картинкой" - это тоже
чистейшей воды экзистенциализм, рожденный трудами сумасшедшего Ницше, шамана
Гуссерля, или философа-маргинала Сартра. Я суетился  со своими переживаниями
где-то рядом с открытыми ими девственными  болотами разврата. Но  нет  нужды
стремиться в личной жизни к обязательному выходу на "верную тропу", на тропу
кондового  реализма.  Я  создавал  в  себе  лишь   "Настроение",  которым  и
наслаждался. Но для такого наслаждения требуется  специальная подготовка или
врожденная культура  воображения.  А это уже, простите, не каждому  дано!  A
tout Seigneur tout honneur! - Да, да, каждому господину по его чести!
     Психотерапевтическое  воздействие  мне здорово  помогло,  казалось, что
Муза опекала меня, облегчая мою участь.  Как там дела у нее - как неважно мы
расстались, почему эти козлы-командиры напустили так много дыма секретности.
Как  будто   агентура  Парагвая  могла  контролировать  заурядного  морского
пехотинца российской  армии -  чушь  собачья! Явная перестраховка! Однако  -
руководству  виднее, могут  и другие разведки контролировать  наши  дела,  а
затем продавать или передавать сведения заинтересованным лицам.
     Чу,.. капитан насторожился. У меня возросло чувство тревожности, хотя я
еще и не видел противника.  Уже  больше часа я парюсь в гидрокостюме,  да и,
вообще, нахожусь в полной боевой готовности. Постепенно  "перегораю" и теряю
игровой  аппетит. Теперь яснее слышу отдаленные всплески - работу  весел. Мы
наблюдали  последовательный  подход  нескольких  лодок  из-за   укрытия,  из
прибрежных кустов. Неизвестно сколько будет лодок, и в каком месте реки  они
будут выстраиваться в  караван.  Но кто-то  вездесущий берег  нас:  передняя
лодка притормозила, гребцы  тихо переговаривались с другими командами, потом
принялись  связывать  суденышки.  Мне  требовалось начинать  действовать.  Я
сделал прощальный знак рукой капитану и плавно, не делая шума, соскользнул в
воду. Проверил  дыхательный аппарат, затем погрузился и медленно поплыл  под
водой к лодкам - я уже выбрал себе жертву! В темноте меня  никто  не  должен
заметить,  а  дополнительная нагрузка за счет моей массы, скрытой под водой,
будет   приходиться   не   на   мускулы   гребцов,   а   на   мощный   мотор
катера-буксировщика.
     Когда дело доходит до конкретной работы, то ускоряется и бег времени. Я
неплохо устроился прилепившись специальной "кошкой", работающей на сжимание,
к  форштевню избранной  мной лодки. Крепление ни к корме, а к носу суденышка
оставляло  за мной преимущества  маневра  -  я мог смещаться  в  сторону  от
направления  движения лодки, то есть выходить  из  кильватерной  колонны.  С
помощью дистанционной расцепки я мог расстаться со своим  буксировщиком, как
только колонна начнет швартоваться  у  берега.  Моя задача состояла еще и  в
том, чтобы забраться в удалении от места разгрузки  на берег, разоблачиться,
освободившись  от  лишнего  груза  и  спецодежды,  запрятать  лишнее  теперь
имущество  в брезентовый  контейнер  и  затопить его.  Естественно,  надо не
забыть при  этом  включить  радиомаяк,  на который  настроено воспринимающее
устройство  капитана. По сигналу  маяка он позже, когда  караван  растает  и
прекратится  суета охраны,  отыщет мой груз. Никто не должен догадаться, что
здесь  совершалась продуманная и  подготовленная  операция,  иначе  все  мои
дальнейшие действия могут быть заблокированы, а мне просто-напросто выпустят
кишки  или подвесят  на суку ближайшего дерева.  Месть  наркодельцов - самая
беспощадная и садистская.
     Все было выполнено, как и задумано, - меня явно страховала добрая душа,
действуя  с  помощью  трансцендентных  сил.  Я  догадывался,  кто  был  моим
благодетелем  и откуда бежит  помогающая  волна. Только один  человек - Муза
была  способна догадаться,  где меня  надо  искать и когда  страховать. Это,
безусловно,  она обнаружила меня в дебрях Латинской Америки и расправила над
моей  грешной  головой зонтик  безопасности. Так стоит ли  думать о плохом и
волноваться  сверх меры - все мы  под Богом:  "Спокойно ложусь я и сплю, ибо
Ты, Господи, един даешь мне жить  в безопасности" (Псалом 4: 9). Муза сейчас
выступает в  роли верного адепта Бога,  а значит  и  моей судьбы  - это  она
оттирает дьявольские происки от меня решительно и бескомпромиссно. Ясно, что
в  действиях  моих  покровителей  прячутся  за  метафору  Овидия:  "Materiam
superabat opus - Исполнение выше материала".
     Однако бывают явления местного масштаба, которые не может предусмотреть
даже самый верный благодетель: когда лодки причалили к берегу, то груз стали
переносить на специальную площадку. Я понимал, наблюдая процедуру из дальних
кустов, что площадка подготовлена для приема  вертолетов, в  них,  видимо, и
будет  осуществлена  дальнейшая транспортировка. С  точки  зрения охранения,
такой "разрыв  трассы" и смена "лошадей"  - очень  эффективный  метод отсечь
возможное    наблюдение   и   преследование.   Ведь   возможно   не   только
организованное, но и  случайное фиксирование перевалки груза, от которого не
убережешься ни каким увеличением  охраны. К тому же обеспечение безопасности
тоже  подчинено  законам  эффективного   использования  сил  и  средств.   В
наркобизнесе тоже преследуется цель снижения торговой цены, иначе  потеряешь
часть потребителей.
     А вот и зародился,  стал  приближаться гул вертолетов, скоро показалось
первое звено: это были две  машины - поисково-спасательные вертолеты SA  330
"Пума". Позавидуешь  обеспечению  транспортировки - это американские военные
машины,  стоящие довольно дорого.  Да, надежность  транспорта обеспечивается
здесь на высочайшем уровне. Грузили тюки вручную, не трудно было понять, что
то  было только сырье,  которое  собирались  переправлять  на  скрытые  базы
переработки,  для доведения  их до товарного вида. Загруженные  под  завязку
вертолеты  ушли в неизвестном  направлении, а на  их  место практически  без
длительной экспозиции уселись еще три птицы. У меня почти закружилась голова
-  это были ударные  вертолеты АН-64  "Апач".  Черт  знает,  на каком уровне
обеспечивается деятельность наркодельцов?!
     И   опять  появилось  желание  "провериться",  идущее   от   внутренней
дисциплины,  выработанной  долгими  годами  тренировки  интеллекта  военного
человека, разведчика. Я почему-то вдруг с полной ясностью вспомнил маленькую
историческую справку,  одну из  тех  многих,  которые мы получали  во  время
подготовки  в спеццентрах ВДВ и в спецназе  морской пехоты. 25 августа  1917
года    была   сформирована   82-я   десантная   дивизия   -    единственное
воздушно-десантное  соединение,  отвечающее за  военное  вторжение  корпуса,
обеспечивающего "захват плацдарма" при наступательных действиях  армии  США.
Элитная дивизия была дислоцирована в Форт-Гордон (штат Джорджия). Ее девиз -
"По  воздуху,  всегда по воздуху". Почти следом за ней  в ноябре 1918 года в
Форт-Шелби  (штат  Миссисипи)  была  сформирована  101-я  воздушно-штурмовая
дивизия.  Ее  символ -  "Клекочущие  орлы", девиз - "В  любое  время  готовы
следовать в любое место и сражаться". Даже  в те далекие годы у  американцев
хватило ума  создать столь  нужные соединения, так, может  быть,  и  сегодня
вездесущие янки обогнали мир - взяли в крепкие военные руки наркобизнес.  На
вырученные  деньги от  продажи наркотиков  можно финансировать безобразия  и
козни, периодически, как бы спонтанно вспыхивающие  в разных регионах  мира.
Однако,  то  был -  плод интеллектуального  воображения, а  не доказательная
реальность. Но  такую  информацию стоит  сообщить  в  центр,  причем  именно
сейчас, до извлечения моего контейнера капитаном.
     Всего  было  совершено  четыре вертолетных  подлета,  и  груз,  как мне
показалось, растащили по разным маршрутам. Это означало, что и зон обработки
продукта существовало,  как  минимум, четыре.  Видимо, наркодельцы  отдавали
себе  отчет в том, что  лучше создавать малые или средние базы переработки в
разных  местах  и  иметь несколько маневренных  баз транспортной  интеграции
(скорее  всего,  законсервированных до поры  до  времени), чем  гореть синем
пламенем  тогда,  когда  единственный  крупный  центр  подпольной  индустрии
разведают  и грохнут силы национальной безопасности, занимающиеся борьбой  с
наркомафией.
     Однако для меня из случившегося вытекали неприятные последствия, и это,
кстати,  свидетельствовало  о мастерстве  службы безопасности, работающей  в
структуре  наркобизнеса.  Я оставался "без  хвоста", за  который предполагал
зацепиться,  чтобы  добраться до  наркоцентров.  Вертолеты  улетели  -  след
простыл,  связь  обрублена  -  соси  сопли!  Здесь,  видимо,  опять вмешался
какой-то мой помощник: я заметил, что группка в шесть человек задержалась на
вертолетной площадке, люди  гужуются, совещается о чем-то. Если они ждут еще
один вертолет и собираются на нем отлететь до места назначения - то это крах
моим  надеждам. Мне  придется месяцы шляться по  лесам и полянам, разыскивая
признаки пребывания человека, но наверняка достанутся все же только стойбища
обезьян. Но  Бог, безусловно, есть и в этом  сомневаются только  отчаявшиеся
дебилы. "Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся
и постыдятся мгновенно" (Псалом 6: 11).
     Группа   затушила  маяки  -  огни,  очерчивающие  посадочную  площадку,
погрузила  нелегкий  скарб в  рюкзаки и вытянувшись  в  цепочку двинулась  в
глубину  лесистой  местности. Это было  уже  свидетельство  просчета  службы
безопасности: нельзя экономить  на мелочах в большом деле. Видимо, сказалась
немецкая   бережливость,   но   на  латиноамериканский  манер.  Оборудование
необходимо было заложить  в  специальный "схорон". Даже, если его  обнаружат
случайные люди  и разворуют,  то это  не те потери, которые возникают вот от
такой миграции  службы  аэродромного обеспечения, которой всегда можно сесть
на хвост.
     Моя задача  упростилась:  я  начал  "скрытый поиск".  Требовалось  тихо
следовать   за   "путешественниками",  а   в   районе   их   базы  разыграть
правдоподобную  случайную  сдачу  в  плен,  а  там будем  надеяться на Бога.
Понятно, что перспективы мои находились под знаком великого риска, но, "если
Бог не выдаст, то свинья не съест"! Итак, в путь-дорогу.
     Шли мы двое суток, по практически незаметным тропам, группу вел опытный
проводник, но меня им засечь  не удалось. Когда они вошли в лагерь, я смылся
и километров  в четырех устроил себе импровизированный  лагерь, изображая из
себя биолога, занимающегося исследованием флоры и  фауны, родом я был как бы
из Венесуэлы. Меня обнаружили скоро, к тому  были основания: я  жег костер с
пряной вкусной пищей  именно  тогда,  когда ветер  сносил  стойкие запахи  в
сторону лагеря.  Уже к  вечеру - чуть смерклось (правильное решение!) - меня
повязали спящим и доставили в лагерь.

     <b>9.6</b>

     Стоп,  воспоминания... Я  продолжал наблюдать  действия моего сторожа и
кормильца через щели в стене хижине - ничего подозрительного в его действиях
не обнаруживалось. Видимо, у него был  перерыв для отдыха, и он расположился
невдалеке с гитарой. Парень неплохо играл - но это была игра, как говорится,
по-домашнему -  а пел он просто  отвратительно. Чувствовалось, что музыка  и
вокал были его слабостью, а слабости противника, как учили нас  в  разведке,
необходимо использовать в угоду родине и самому себе. Странно, но в какой-то
момент мне в голову пришла  не такая уж и сумасшедшая мысль: "Почему парень,
раньше никогда не игравший и не певший, вдруг придвинулся к лесу, и принялся
музицировать"? Такая вольность непростительна для простого слуги, для холуя.
Это  могла  быть случайность - не так долго  я наблюдал жизнь лагеря, и  кто
знает, как он вел себя  до моего появления, - однако  обостренная  интуиция,
разумная тревожность  -  это  верные  помощники  разведчика.  Я  понял,  что
необходимо  срочно  действовать,  для  того  чтобы  прояснить  обстановку  и
сделать, как говорится, "заявку на верный ход".
     До  парня было  не  более  десяти шагов.  Дождавшись,  когда  он сделал
маленький перерыв и отложил гитару, я вышел  из  хижины. По его разумению, я
мог  просто пойти до  кустиков, до ветра.  Но  я  сместился в его  сторону и
грохнулся на траву рядом. Не давая ему поразмыслить, обратился на испанском,
делая  комплименты  игре и  пению.  Было  очевидно,  что  парню  мои  оценки
понравились.  Я  сказал, что  между делом собираю  песенный фольклор  разных
латиноамериканских  народов, и попросил проконсультировать -  послушать одну
песню, которую я  слышал давно, но  сейчас  не могу вспомнить чья она, какой
народности принадлежит.
     Конечно,  поставленный  профессионально  голос  не  идет  ни   в  какое
сравнение с песенной кустарщиной.  Когда я взял первые аккорды на  гитаре, а
потом  запел венесуэльскую песню, которую  мне  напевала  когда-то моя  мать
Сабрина, парень превратился весь в огромное и  единственное ухо. Было видно,
что он  упивался силой и красотой моего  голоса, четкостью мелодии, аккордов
вырываемых  из простенькой гитары.  Ничто не ограничивало меня  - кругом был
лес, масштабы моего концертного зала не  стесняли меня в выборе громкости, а
уж тембр и всякие  лирические приемы я ориентировал на  слушателя, исподволь
следя за его реакцией. Парень слушал меня раскрыв рот, затаив дыхание, глаза
его постепенно наполнялись слезами - чувствовалось, что это уже мой человек,
что вербовка  состоялась  и от эффективного метода ее проведения душе  этого
парня  никуда не  скрыться, ему уже не отвязаться от меня.  Но тут  волнение
наполнило  и  мою  душу - парень  словно  преобразился.  Это был  уже не тот
занюханный раб - на меня смотрели внимательные, умные, пытливые глаза.  Весь
облик его  изменился,  и  я  заметил, что передо  мной сидит еще  не старый,
сильный,  волевой субъект, оценивающий меня уже как-то по-иному. Он  слишком
внимательно и заинтересованно  меня рассматривал, словно выяснял что-то  для
себя очень важное. Из домиков вышли и другие члены "экспедиции", все слушали
мое пение  с  большим  интересом, явно отдавая дань моим талантам. Аборигены
америки очень отзывчивый на хорошую музыку и голос народ.
     Я закончил  первую  песню  и  без всякого перерыва, запел вторую  - она
исполнялась  в  умопомрачительном  ритме.  Такой   ритм  страшно  действует,
вовлекает  в переживание человека с горячей южной кровью. Парень приподнялся
на  колени, как бы  приплясывая  на месте в  такт моим  аккордам...  Уголком
правого  глаза, боковым зрением, я вдруг заметил прыжок веточки ближайшего к
нам  куста: там не должен был находиться зверь -  так близко к лагерю он  не
станет подходить - там должен скрываться человек,  возможно, не один, скорее
всего  так должна  действовать  группа  захвата. Я не  успел  завершить свои
размышления, как мой покорный слушатель в рывке сдернул меня и уложил плашмя
на землю лицом вниз, накрыв своим телом. В этот момент началась очень хорошо
организованная, эффективная  стрельба  на  поражение у нас над головой.  Для
того,   чтобы  распознать   нападающих   -  их   вероятную   численность   и
принадлежность  к  тайным  или  явным структурам  -  мне  оставалось  только
оценивать  звук стрельбы и взрывов, да отдельные выкрики. Я  дифференцировал
вид стрелкового оружия.
     Парень  придавил  меня   телом  к  земле,  но,  безусловно,  я  мог  бы
специальным приемом перевернуть его и оказаться  наверху. Действуя из такого
положения,  можно одним  ударом угробить  любого,  а  затем  воспользоваться
добытым оружием. Железные контуры мощного "Лонга" вдавливались в  мою спину,
не спасала кожу и позвонки даже подмышечная  кобура, в которой мой спаситель
таскал это  грозное оружие.  Я только сейчас заметил, что из под попонки, на
которой  расположился  до начала  светопреставления  добрый парень,  высунул
хищный ствол  пистолет-пулемет  "Аграм - 2000"  с глушителем. Все это оружие
состоит на  вооружении армии США.  Не стоило прощупывать  его  спину  и шею,
чтобы  понять,  что здесь,  за  шиворотом, у  него  в специальных ножнах, на
взводе, дожидается  своего  часа ртутный  нож, предназначенный  для  метания
из-за  головы. Я  не  спешил  проявлять агрессивную активность, потому  что,
во-первых, парень явно  меня спасал (по-моему он был в сговоре с нападавшими
- мы были ближайшая мишенью, но никто не стрелял в нашу сторону), во-вторых,
я решил до конца играть роль интеллигента-ученого, в-третьих, разведка - это
прежде всего умение выжидать и наблюдать, а вот диверсия требует энергичной,
безжалостной агрессии.
     Вокруг  нас  гремели системы разного  калибра  и  моделей. Национальную
принадлежность  оружия  было  легко  определить  по  звуку.  Кажется,  набор
стреляющих средств  больше тяготел к американскому оружию, но слышался здесь
и   прочный,  надежный   удар  нашего  Калашникова  -  АКМ   с  подствольным
гранатометом, напоминающий о себе вполне уверенно. На фоне Калашникова  чаще
свиристел  пистолет-пулемет "Beretta  92 S", израильский  Узи,  американский
Кольт -  1911  А1". Кто-то четко и, видимо, весьма эффективно постреливал из
американской  снайперской  винтовки "Харрис" М92.  Этот  мудрец,  наверняка,
засел  на  высоком  дереве.  Не  хватало еще,  чтобы  на  поляну  выкатилась
американская  боевая разведывательная машина  МЗАЗ "Брэдли"  или специальный
легковой автомобиль "Шэдоу". Но более мощным сюрпризом могло стать появление
основного боевого  американского танка М1А2  "Абрамс",  да  прилет вертолета
МН-60g "Пэйв  Хок"  с  запасом  систем для  дистанционного минирования  М139
"Волкэно". С ее  помощью можно  было бы начинить  лес страшными игрушками по
всему периметру лагеря, а самим улететь в это время на вертолетах.
     Основная  пальба  закончилась  скоро:  моя  песня выманила  из  укрытий
практически  безоружных людей, и этим воспользовались нападавшие. Большая их
масса напала с  нашей  стороны, так как  отсюда  был  лучше виден безоружный
противник. Но  часть  нападавших  зашла с тыла  и к моменту начала  стрельбы
блокировала  помещения  изнутри.  Кто-то,  бесспорно,   страховал  с   точек
абсолютной видимости прямо из  леса.  Охранные "секреты" были  уничтожены из
подствольных гранатометов.  Двоих бандитов оглушили  "липким  шокером" - эти
двое,  видимо  были  нужны нападавшим  для  допроса.  Оставалось  "ошмонать"
помещения, ближайшие кусты  и отстрелять  оставшихся в живых. Я заметил, как
мастерски,  даже  с  некоторой  ленцой  (не  захотелось  бегать)  стреножили
сетью-ловушкой  одного  из  старожилов  лагеря,  бросившегося   наутек.  Мой
добродетель и  защитник,  "покорный"  слушатель,  наконец,  отпустил  меня и
смеялся  во  всю свою белозубую  пасть - глаза его  были чертовски умные! Он
сказал мне по-испански:
     - Пой, дорогой, пожалуйста. Здесь все умеют ценить настоящего артиста.
     Я не знал, как мне понимать слово "артист" - как намек  на то, что меня
раскусили,  или  как  обычную  похвалу.  На  всякий  случай я  навязал моему
спасителю диалог:
     - Хорошее дело - пой, когда столько пальбы обрушилось на мои барабанные
перепонки. Я до сих пор  еще не могу прийти в себя от  страха и оглушения. А
потом, пока я буду петь, кто-нибудь саданет мне в башку из автомата.
     Парень многозначительно ответил:
     - Здесь, теперь тебя никто не  тронет, ты будишь нашим почетным гостем.
Тебя,  конечно,  мучает вопрос,  кто  мы? - но скоро и  об этом ты  узнаешь.
Однако мне кажется, что мы будем друзьями.
     Когда  закончилась  боевая резня  нападавшие  стали подходить  к  моему
стражу  - было  похоже, что по значимости  в скрытой иерархии он  был  здесь
старшим.  Кое кому  он пожимал руку, кого-то  похлопывал по спине, а кому-то
только кивал головой. Мое внимание привлекла девушка - глаза  пожирали ее, а
губы мои твердили по-испански  muchacha.  Казалось, она в группе  налетчиков
играла не последнюю роль. Мой  опекун с почтением  пожал протянутую девушкой
руку  и бросил несколько коплементарных фраз - он как бы ей ставил в заслугу
только  что   блестяще  проведенную  операцию.  Девушка,   бросив   на  меня
внимательно-любопытный  взгляд,  сказала,  что если  бы  я  не выманил  этих
болванов своей песней  из  укрытий,  то не известно как бы все сложилось.  В
открытом,  без  хитростей и Божьего везения, бою  фортуна  меняет настроение
мгновенно, и нельзя с уверенностью сказать,  что все  решится малой  кровью.
Сейчас  же  со  стороны нападавших не было  ни  одного  даже  легкораненого.
Девушка еще раз сделала  благодарный кивок в мою сторону и выразила надежду,
что  я  еще  порадую  всех своими  изумительными  песнями  - так  и  сказала
"изумительными песнями".
     Было похоже, что эта особа - не простой фрукт, речь ее была правильная,
с  хорошо сложенными  фразами  - чувствовалось,  что она имеет, как минимум,
высшее  образование,  наверное,  говорит  на  нескольких языках, и,  вообще,
производит впечатление высококультурного человека. Тогда не понятно, как она
оказалась в  компании  явных головорезов  и  участвовала в  страшной  бойне.
Пораженный контрастами, я не заметил, что  говорю по латыни  вслух:  "Furens
quid  femina  possit  - На  что  способна  женщина  в исступлении".  Она все
расслышала  и улыбнулась  понимающе только мне. Итак,  я  не ошибся в  своих
предположениях! "O diem praeclarum  - О  славный день!"  -  это был  уже  ее
ответ.  Теперь настала  очередь улыбаться мне, и я  постарался насытить свою
улыбку максимальным мужским обаянием.

     <b>9.7</b>

     Сперва нападавшие  выставили боевое  охранения и установили слежение за
воздухом. Это было сделано  на случай, если кто-либо из прежних хозяев успел
передать  по радио SOS.  Затем они основательно перетрясли весь лагерь: были
открыты  все  производственные  помещения,  оценена  перерабатывающая  сырье
техника,  найдены запасы оружия,  деньги, документы. Все,  что  интересовало
нападавших  стаскивалось  в  середину  поля,   которое  являлось  посадочной
площадкой  для вертолетов. Потом началось практически тотальное  минирование
лагеря.  Минировали  даже  столбики  ограждения  на  которые  была  натянута
оградительная  сетка  и колючая проволока.  Ближе  к  вечеру  устроились под
деревьями на  ужин. К  своему костру,  вокруг  которого сидели  мой  опекун,
девушка и еще три функционера,  видимо,  игравшие не последнюю  роль  в этой
группе, позвали и меня. До сего момента я уже был полностью "расконвоирован"
и даже, улучив возможность, успел основательно отмыться и переодеться во все
чистое, найденное в богатых бандитских складах. Теперь, по моему  разумению,
я  стал  походить  на  цивилизованного  человека  -  даже мой доброжелатель,
взглянув на  меня в  новом обличие,  поцокал языком, словно подтверждая - "А
ты, парень, прекрасно выглядишь"!  Благосклонно-внимательный взгляд я поймал
на себе, когда неожиданно, нос к носу, столкнулся с приметной девушкой.
     Она  уже тоже  интересовала меня. Человек  всегда  чувствует  первый и,
может быть,  самый важный, импульс  сближения, называемый симпатией.  Что-то
уже замкнулось между мной и этой красивой и уверенной девушкой.  Но не стоит
подгонять  события.  Однако  для разведчика  важно  использовать чувственные
слабости других, но самому не попадать в эту кашу.
     Там у костра я получше  пригляделся  к девушке:  по моим представлениям
она была мексиканкой, пожалуй,  имевшей  отношение к  типажу женщин из штата
Оахака. Там почему-то законсервировалась особая  генетическая порода жителей
- стройные, сильные, поджарые, красивые, выносливые, умные.  Девушке было не
более  24-25  лет,  но  возраст  у  такой  породы  женщин  трудно  оценивать
правильно.  Благодаря  своей  стройности,  бодрому  тургору  тканей,  поздно
появляющимся морщинам, они до преклонных лет выглядят весьма моложавыми. Еще
в  центре  специальной  подготовки  обращали  мое  внимание  на  эту  породу
мексиканских  красавиц, которые сравнительно легко, если того захотят, могут
подцепить на крючок чувственной привязанности,  практически, любого мужчину.
Женщина-преподаватель  (сама  с  идеальными   внешними  данными,  только  на
французский манер),  проводившая с нами занятия, предупреждала, что выиграть
сражение с  такой женщиной может лишь  тот мужчина, который будет стремиться
ни к мимолетным  (в одно  касание),  а к серьезным (супружеским) отношениям.
Честно  говоря, с  этой амазонкой  я  был готов идти под  венец хоть сейчас.
Чертовски  забавные существа эти  женщины:  как  только у  себя в  голове  я
сформулировал  такое  решение,  так  девушка, как  бы  встрепенувшись, очень
внимательно  и продолжительно на  меня посмотрела. Скорее  всего, и она тоже
приняла  ответственное  решение.  Но  не будем  "parva  componere  magnis" -
сравнивать  малое  с  великим.  У  достойной  женщины  всегда решения  более
ответственны, чем даже у самого достойного мужчины!
     Что-то  в этой  женщине напоминало мне и Сабрину  и Музу  одновременно:
четкие, контрастные черты лица,  словно оно высечено из породистого мрамора.
Лицо продолговатое,  череп  долихоцефалической конституции.  Волосы  прямые,
средней  толщины,  прочные,  как  смоль,  черные.  Ушные  раковины  среднего
размера, правильной формы. Прямой, идеальной формы нос, большие карие глаза,
сочные губы, которые манят и притягивают. Жемчужного перелива зубы, отменной
формы,  которые  демонстрируют  свой  блеск только,  когда  лицо  освещается
улыбкой или взрывом смеха, а в обычное  время они надежно спрятаны за плотно
сомкнутыми губами. Кожа несколько смугловатая, но это только подчеркивает ее
нежность и опрятность.
     Все остальные пропорции фигуры были на первый взгляд отменные, особенно
меня волновали два "лягушонка", которые нет-нет, да и  подпрыгивали, прячась
за нагрудными  карманами. Я  только не успел  уяснить  причинно-следственные
связи: что волновало и вздыбливало (про свои-то "вздыбливания" я мог сказать
все определенно!) эти нежные образования -  то ли особое мышечное напряжение
грудной клетки при  поворотах корпуса, при  движении  рук, то ли возбуждение
шло из какой-то  другой  области человеческого  тела,  а, может быть,  и  от
вольных  мыслей.  Но  все  прелести  скрадывал  камуфляжный костюм  военного
образца.
     Однако тело женщины нужно рассматривать, а, тем более, восторгаться им,
только при непосредственном контакте, а  не по отражению в зеркале или  воде
и, тем более, не должны мешать визуально-тактильному общению жесткие складки
ткани  военной  униформы.  Женское  тело  правильно  не воспринимается  даже
сетчаткой  глаза мужчины  с  отменным  зрением.  Он начинает его  объективно
оценивать  только  пальпаторно,  еще лучше  -  всей  кожей тела и,  наконец,
нежнейшим эпидермисом glans penis. Но от таких мыслей у меня возникло легкое
головокружение, и я поспешил потянуться к гитаре, как к палочке-выручалочке.
Но этого мгновения уже было достаточно для того, чтобы понять -  "замыкание"
произошло и  теперь будет  жарким  пламенем  гореть и  вся  "проводка",  вся
"кобелиная  сеть"! Musculas cremaster  дернулся, экскрет брызнул в штаны,  а
душа воскликнула в истоме: "Pater, peccavi - Отец, я согрешил"!
     Вроде  бы никто  ничего  не заметил,  а  мое движение к  гитаре вызвало
восторг. Оказывается, перед тем,  как  устроить  пальбу на поляне, гвардия с
удовольствием  слушала мои песни и  открыла  стрельбу  с великим сожалением,
понимая,  что прерывалось  выступление знаменитого артиста.  Мне,  как тяжко
пострадавшему  от  преследования  бандитов, позволили  немного  выпить.  Для
куража  я  подыграл  еще  большее опьянение, такая  видимая  расслабленность
нравится  женщинам  (об  этом  мне  тоже  сообщили  на   занятиях  в  центре
подготовки). Им кажется, что с "красиво пьяным" мужчиной, не демонстрирующим
агрессию, легче начать  игру  "в  кошки  - мышки".  "Кошкой" будет  то,  что
подарено  женщине  природой,  а  "мышкой"  то,  что демонстрирует  у мужчины
ответную реакцию  на "мышку".  Я  пел много,  до  самого прилета "вертушек".
Честная компания забалдела  от эстетического шока, многие  расчувствовались,
пытались подпевать. И тогда я понял, какие чувства клокотали в порочной душе
императора  Нейрона,  когда он со слезами на глазах, захлебываясь патетикой,
воскликнул: "Qualis artifex pereo - Какой артист во мне погибает"!
     Я почувствовал, что нежная женская рука гладит меня по спине и скользит
по моей оловянной талии - да это была рука  моей соблазнительницы.  Я скосил
глаза  вправо на  мою теперь уже очевидную спутницу  во грехе: она несколько
запрокинула  голову,  глаза  плавали,  как  у  боксера, получившего  весомый
нокаут!  Победа была  за Российскими  вооруженными силами, следовало  ковать
железо,  пока  оно  горячо... Но  тут  раздался  шум вертолетов,  а  затем и
началась погрузка. Как-то так само собой случилось, что при посадке "мучача"
придержала  меня у хвоста  вертолета и  впилась в мои  губы  своими горячими
присосками. Это была ее  благодарность за песни  и "суровая ласка" амазонки.
Клянусь, никогда раньше я не испытывал такого восторга и вкуса - мы могли бы
потерять голову окончательно и  улечься прямо  здесь на  траве, под вихрями,
создаваемыми  мощной  боевой мельницей. Но  поджимало время - нам  никто  не
собирался представлять  под задницу табурет, со сложным названием "мгновения
счастья", которые, как известно, влюбленные не наблюдают. Известно: "Si  duo
faciunt idem,  non est idem - Если двое делают одно и тоже, это не одно и то
же"!
     Куда  меня  везли, я  не знал. Меня даже не интересовало  будут ли меня
убивать сразу или подождут до приземление - она сидела рядом со мной, плотно
прижавшись  и  обвив поясницу своей рукой. Она балдела,..  а  я  страдал  от
резкого  прилива  бешеной  крови к определенному органу  и  от  предчувствия
реальностей   страданий   тех,  у  кого  именно  при  таких  обстоятельствах
развивается  жениховский  эпидидимит.  В  моей биографии  уже  был  подобный
печальный опыт.  Но спецназ  Российской  армии никогда  не  отступает.  Я  с
нетерпением ожидал приземления, с  опаской соображая и ища метод  маскировки
того эффекта, с которым мне придется  познакомить  ненасытные взгляды зрелых
мужчин  - я чувствовал,  что  идти мне  придется в  раскорячку,  превозмогая
страшную боль в яйцах! С печалью пришло ко мне понимание о многом, "sed nunc
non erat his locus" - но теперь это было не к месту.

     <b>9.8</b>

     Да,  моя  воля  и моя  "мужская  совесть"  были  несгибаемы  до  самого
приземления,  и это  было оценено дамой по достоинству.  Мои стойкие реакции
нельзя  было  не заметить  - с  улыбкой  косились  окружающие  люди: кто-то,
видимо,  гордился мною,  солидаризировался,  а кто-то, возможно, и ревновал,
завидовал. Моя дама старалась не дотрагиваться  до  опасных  зон, потому что
понимала -  с  огнем не шутят! Только  глупый semper  ad  eventum festinat -
всегда  торопится  с  развязкой.  Мысленно  я цитировал  сейчас  кусочки  из
Цицерона: "Simia quam similis, turpissima  bestia, nobus - Как похожа на нас
обезьяна,  безобразнейшее  животное".  Но   Цицирон  явно  не  облегчал  мои
страдания.
     Вертолет провалился в  воздушную яму,.. и я заскрипел зубами... Я сидел
так, словно  между  ног  держал СВД, то  есть снайперскую  винтовку,  прочно
сжимая  ее коленями,  боясь повредить оптический  прицел,  лицо  мое, скорее
всего,  "окаменело  от  счастья".  Мой  недавний  опекун  наблюдал  сцену  с
небольшого расстояния и, по всей вероятности, радовался за  нас  обоих, но и
по-доброму посмеивался над моим естественным мужским горем.
     По прилету мы  с дамой не торопились выйти из вертолета-  первыми бодро
выкатились  бойцы.  Мы  же  -  влюбленная парочка -  пытались  скрывать  мой
жениховский  эпидидимит  -  страшнейший  отек  мошонки из-за  длительного  и
неудовлетворенного возбуждения. Меня могла  спасти  только срочная эрекция и
эякуляция, но кто может правильно оценить  страдания бойца в военном лагере.
Смуглые  головорезы в тайне  потешались. Мне оставалось надеяться  только на
парную баню, но и при такой физиотерапии можно получить обратный эффект: вот
и решай чем спасаться - холод прикладывать или тепло!
     Как я и предполагал, нас приземлили на военную базу, видимо, специально
созданную  для  подготовки  и   отправки  спец   подразделений.   Установить
национальную  принадлежность  базы  было  не  очень сложно:  у  ворот  и  на
территории мелькали ребята из охранения  - они были  в форме вооруженных сил
Чили.  По  идее,  меня  должны  были  отправить  в  "карантин"  до   полного
установления личности и тщательной проверки тех версий, которые я мог выдать
следователю.  Но почему-то поступили  со мной иначе.  Моя амазонка так  и не
отпустила моей руки и, сдав оружие тут же у вертолета, повела меня медленным
шагом, безусловно, щадя мои "переживания", по аллейке к небольшим коттеджам.
Я понял, что ведет она меня к себе домой и у меня блеснула маленькая надежда
на скорое прекращение  моих терзаний. Правда, зашуршала в траве подозрений и
вздорная мысль: а вдруг  у них здесь так принято - добивать интернированного
особой  пыткой.  "Si  ferrum  non sanat,  ignis sanat -  Если  не излечивает
железо, излечивает огонь"!
     Да, это был ее дом: три комнаты, санузел, душ.  Столовая была совмещена
с кухней, а прихожая с гостиной. На втором этаже - огромная мансарда во весь
невысокий чердак  - наверное, в полтора роста взрослого человека. Как только
мы  вошли в дом  моя  красавица стала стаскивать с меня и себя одежду, и оба
голые мы  отправились в  душевую.  Тогда я  и смог  убедиться  в  абсолютном
совершенстве ее форм.  Но от этого  мне не стало легче, скорее наоборот! Она
понимала меня и жалела. Прямо в душе, под горячими,  расслабляющими струями,
моя несравненная амазонка применила  ту несложную французскую технику любви,
которая снимает  у  мужчины  все подобные хвори практически моментально. И у
меня  отлегло от сердца  и от  прочего!  "Omnis ars imitatio  est  naturae -
Всякое  искусство  есть  подражание природе". Глоток жизни мы получили  оба:
только для меня  это  был  глоток воздуха через  спазмированное  от восторга
горло, а  для нее -  еще кое-что. И с  такой задачей  мы вполне  справились,
причем, настолько качественно, что былая мужская прыть восстановилась у меня
очень быстро. Я  вспомнил  мою преподавательницу по  эстетической психологии
(практической  сексологии):  она  давно  и просто, в теории  и  на практике,
объяснила  мне,  тогда  еще  начинающему  шпиону, результативность  подобных
действий.  Я вспомнил и Инночку, да и ряд других добродетельниц,  которые не
раз спасали меня от раскардаша души и плоти. Да, что говорить об этом! "Nemo
vir  magnus  sine aliquo affalatu  divino  unquam  fuit  - Не  было  истинно
великого мужа, не вдохновленного божеством".
     Потом мы долго кувыркались в постели: запросов и желаний было много, но
самое главное, все они чудесно соотносились, взаимно поощрялись и тут же без
напряжения  реализовывались. Как  говорят артиллеристы: "Откат  нормальный"!
Когда мои  мучения  прошли  окончательно  и  соответствующие  чувствительные
"детали", избавившись от  отека,  приняли природную  форму,  амазонка слегка
притомилась. Все хорошо в меру! Тогда от скоротечного пиршества,  мы перешли
к высокой беседе.  Я,  естественно,  постарался  выяснить  в  каких  учебных
заведениях готовят таких классных во всех отношениях специалистов. Оказалось
все просто, точно так же, как у нас в России: амазонка закончила университет
в  Мехико, факультет археологии. Безусловно, университетское образование  на
всех  девушек оказывает универсальное педагогическое воздействие. И неважно,
где ты его получала - в Санкт-Петербурге или Мехико, в Париже или Лондоне.
     Звали мою  зазнобу трогательно и нежно-величаво - Долорес,  было  ей 25
лет, служила в чилийском спецназе 3 года. Она не терзала  меня вопросами, но
охотно  рассказывала  о  себе,  словно  старалась  сразу  же  устранить  все
возможные  препятствия,  недосказанность  для того,  чтобы я мог спокойно  и
осознанно сделать свой выбор. Долорес  никогда не была  за  мужем, не  имела
детей. Происходила  она из богатой семьи,  ее дед был русским,  женившимся в
довольно  солидном возрасте на  молодой  мексиканке. Далее его  сын от этого
брака,  тоже   женился  на  мексиканке  -  вот  именно  такой  пассированный
славяно-мексиканский генофонд и бурлит в крови Долорес.
     Когда  женщина хорошо осведомлена о  своих телесных достоинствах, то ей
нечего стесняться. Долорес не набрасывала никакого халатика, не обертывалась
полотенцем,  она в процессе разговора встала с  постели,  подошла к книжному
стеллажу и выволокла оттуда пакет  с фотографиями.  Это был  урезанный набор
семейных реликвий, которые возит с собой боец спецназа для поднятия  боевого
духа. Вернувшись ко мне, она высыпала картинки  на  простыню и, перебирая их
по  своему  усмотрению,  бросала краткий комментарий.  Я  увидел  Долорес  в
детские годы, в период юности, во время учебы в университете.
     Наконец мы  добрались до фотографий родни:  я  остолбенел (но  старался
маскировать впечатление) - с одной из фотографий на меня смотрело, чуть-чуть
прищурившись и  слегка улыбаясь, лицо с характерным  щербатым оскалом  - это
было лицо Александра Богословского. Этот человек был представлен мне Долорес
в  качестве  деда  по  отцовской  линии.  Подобную  фотографию  я   встречал
неоднократно в архиве моего отца Сергеева-старшего. Похоже, что Богословский
просто  тиражировал  свой лик, запечатленный в молодости, видимо, считая эту
фотографию  самой удачной. Впрочем, мы все мечтаем вернуться к истоку  своей
жизни  и, чем  становимся  старше,  тем  чаще  застреваем  на этом.  Видимо,
маскировка моя не был абсолютной, пожалуй я слишком долго задержался на этой
фотографии. Долорес подключилась к моему вниманию и стала давать пояснения:
     - Понимаешь, Фридрих, в моих генах есть кое-что от славянской сущности.
     У  меня в запасе было  несколько  легенд  на  всякий  пожарный  случай:
Долорес я представился при первом разговоре немецким ученым, назвав это имя,
пояснив, что в Парагвае  занимался в  основном  ботаническими и фольклорными
изысканиями. Я якобы  совмещал, по  просьбе коллег  из университета, эти две
профессии - кое  что определял в фауне и флоре,  а в поселениях фиксировал и
песенные находки. Так я и застрял в лесах  и болотах  пропащего  края внутри
Парагвая (рифма! поймал я себя на слове). У меня была надежда на то, что мое
образование,  близкое к классическому  филологическому, даст мне возможность
даже при тщательной  проверке, избежать провала - я  буду относительно ловко
косить под ученого-филолога с несколько расширенным биологическим кругозором
- ну, как Владимир Набоков, к примеру.
     Долорес в ответ на мои слова даже не повела бровью, не моргнула глазом,
но я почему-то чувствовал, что  выгляжу  идиотом.  Прячется в ее спокойствие
какая-то тайна. Создавалось  впечатление,  что она  читает  мои мысли  и уже
кое-что о моей персоне себе прояснила.  Она, видимо, хранила спокойствие  до
поры  до времени, не подавая мне  виду о некоторых своих догадках. Остальные
фотографии  я  смотрел не  столь  внимательно,  но  остановился на прочтении
психологии фотографического  портрета ее  матери. У Долорес с  матерью  было
много общего,  но  самый  главный мой вывод сводился  к тому, что  произошло
удачное  слияние славяно-татарского, от  которого  Богословскому  никуда  не
деться, и контрастного мексиканского генофондов. Генетические позиции  обоих
ветвей  были настолько конгруентны,  удачно сочетаемы, что никаких перекосов
ни на каких уровнях строения организма не произошло.
     Закончив знакомство с прошлым, я улегся на спину - Долорес положила мне
голову на  плече, плотно прижалась  телом -  и задумался.  Первое, что  было
очевидно, и с тем необходимо было считаться: амазонка меня раскусила, она не
верит  в  предложенную мною легенду. Второе  тоже  было  очевидно: почему-то
Долорес    решила    "оттереть",   "отмазать",   если    угодно,   меня   от
скоропалительного допроса.  Она выбила  из  рук возможного следователя очень
ценный  фактор  -  "момент  истины",   который  реализуется  сразу  же,  как
говорится, не отходя  от  кассы. Рассказ  о своих  корнях, фотографии -  это
попытка  помочь  мне  переориентироваться,  отшлифовать  иную  версию, более
прочную,  а лучше - безупречную! Конечно, у меня была и "аварийная" легенда,
насыщенная максимально полным откровением. Но для включения  ее  в  действие
необходима  санкция   руководства,  а,  самое  главное,   нужно   время  для
расстановки  страхующих деталей, а то и  довольно сложных мероприятий, иначе
все труды могут пойти насмарку.
     Я  думал, что поймал Долорес  на  чисто  женской слабости  - восприятие
звука голоса, песни, музыки, сексуального поиска  и прочее -  оказалось, что
своей, так называемой слабостью, она сама засадила меня в силки, в капкан. Я
чувствовал ее  манящее тело рядом и понимал, что через несколько дней такого
совместного  пребывания  масса моих и ее телесных, да  и  душевных,  флюидов
перейдут друг  в друга.  Разделять  нас станет  возможным  только с  помощью
хирургического  ножа  или  пули - обоим в затылок! Я  уловил на  своей груди
тепло от капель слез и понял, что Долорес думает о том же самом, переживает.
Ей также дорога наша близость,  и она не желает ее терять. Я  прижал любимую
женщину прочнее к груди - она тихо заснула, доверив  себя  без  оглядки,  на
век. Будет тот век коротким или длинным - одному Богу известно!
     Мне  почему-то вспомнился опыт  из  физики, еще  со времен Нахимовского
училища: когда  два бруска близкого по однородности металла плотно прижимают
друг к другу, то  со временем в силу перехода элементарных частиц происходит
прочное  слияния контактной зоны. Время  расширяет такую зону,  усиливает ее
взаимопроникновением элементарных частиц. Далее уже невозможно разделить два
спаявшихся тела. Что-то подобное началось  и у  нас с Долорес, но по велению
какой-то запредельной силы процесс тот  шел катастрофически быстро. В сон мы
обрушились  практически мгновенно.  Сказались  страшная усталость и ощущение
полнейшей  защищенности,  обеспеченной, как  ни  странно, тонкими стеночками
нашего дома, способными  сейчас  под действием заботы свыше уберечь  нас  от
неожиданностей. "Господь даст силу народу Своему; Господь благословит  народ
Свой миром" (Псалом 28: 11).
     Утро ударило по глазам яркими лучами встающего солнца. Долорес встала с
постели  спокойно,  как  женщина-супруга.  Только так и погружают  мужчину в
семейное гнездо - без шума, без истерик, без требований любви до  гроба. Все
должно  идти  своим путем,  осуществляться,  как  должное,  как  само  собой
разумеющееся.  Она приготовила завтрак на скорую руку, кому-то позвонила, не
скрывая  своего  разговора, потому  что понимала,  что  я  в моем  положении
условного  пленника могу  беспокоиться  по  любому пустяку. Мило улыбнувшись
мне, она  заявила, что мы  пойдем в гости.  И не надо  беспокоиться,  искать
"подставы" в ее действиях. Просто здесь скучно и для того, чтобы не впасть в
хандру, необходимо встречаться, объединяться с близкими людьми.
     Мы быстро позавтракали,  я  успел  побриться пока Долорес наряжалась на
гражданский манер,  и мы двинули  по аллее  вглубь  коттеджевого архипелага.
Пришли мы скоро, примерно, к такому же  домику, как и у Долорес. На открытой
веранде нас встречал мой  недавний опекун. Он приветливо улыбался нам обоим.
С Долорес  он  обнял  за плечи  и чмокнул  в  щечку, как  старую знакомую  и
близкого  по духу человека, почти родственника, мне  с  удовольствием крепко
пожал  руку.  Только  сейчас  я  узнал от него, что  его по-настоящему зовут
Альварес. Приглядевшись внимательно, я стал улавливать различия в его облике
сегодняшнем и того,  который он вынужден был создавать  там в лесу: это были
два  разных человека, изменившиеся  даже внешне.  Тогда я  наблюдал  как  бы
"незаметную личность" -  размазанную  и  притертую  к тени. Сегодня на  меня
смотрел человек добрый, открытый, сильный. Мне показалось, что и цвет кожи у
него стал  бледнее,  ближе  к европейскому,  черты лица  тоже отдалились  от
стандартов, свойственных кондовым аборигенам. Вообщем, передо мной стоял уже
Человек, а не слуга.
     Мы вошли в комнату: мебель,  убранство помещений было такое же,  как  в
доме Долорес, чувствовалось, что хозяин сидит на чемоданах, понимая, что это
его временное  жилье,  а там  вдалеке его ждет  кусочек  собственного  мира,
привычный быт,  семья,  о которых  он  всегда помнит и  к  которым стремится
телом,  сердцем и душой. Мы  уселись в мягкие  кресла и взялись за стаканы с
прохладительными напитками, потом, за разговорами, дошла  очередь и до кофе,
который готовили в Латинской Америке особенно вкусно.
     Сперва разговаривали за жизнь - то есть обо всем и ни о чем конкретно -
но поскольку встретились люди, занимающиеся определенными боевыми делами, то
разговор постепенно сместился к "производственной  теме".  Сперва я  пытался
сдерживать  себя и  выравнивать  свой  интерес  под стандарт  человека, лишь
косвенно  вступает в контакт с  "профессиональными  тайными". Но  постепенно
погружаясь  в  глубь  беседы, я  все больше  и больше понимал,  что мою игру
вежливо терпят, однако  у  собеседников нет никакого сомнения  в том,  что я
понимаю  все  намного глубже  и  что это  как  раз  и составляет  суть моего
истинного интереса. И я перестал ломаться, принимая те правила игры, которые
мне предлагали мои  новые знакомые. Приходилось рисковал: в доме могли  быть
установлены пишущие и снимающие устройства -  на  карту была поставлена  моя
жизнь.  Но какая-то  особая, заботливая, доброжелательность чувствовалась во
всем. Мне казалось, что не могут простые  люди так органично подыгрывать мне
-  здесь  было  что-то  другое.  И  я  понял,  что  моя  откровенность,  мой
нескрываемый  интерес  к  теме  как раз  и  могут явиться  тем "крючком", на
который я должен  ловить жирную рыбу. Ну, а риск - это ведь одна из  главных
составляющих моей профессии.
     Конечно, мне было интересно  разобраться  в той коллизии,  в которую  я
успел вляпался  там  в лесу.  Словно отгадав  мои  интересы,  Альварес начал
беседу  довольно инициативно, резко сместившись в  сторону обобщения  чужого
опыта. Он заметил:
     - Фридрих, ты попал, как говорят славяне, из огня да в полымя.
     Такой смелый  ход  я моментально усек  и понял направление той  задачи,
которую он ставил пере собой. Было необходимо действовать моментально:
     -  Альварес, ты, что славянин или меня подозреваешь в принадлежности  к
той великой нации? - был мой прямой вопрос.
     Мой собеседник  не  смутился.  Он  и Долорес, откинувшись в  креслах  и
внимательно изучая мое лицо, заявили без тени волнения или возражения:
     -  Вообще-то,  Фридрих,  ты  имеешь  ту  удачную  конституцию,  которая
подходит   для   нескольких   национальностей   -    немецкой,   славянской,
англо-нормандской, испанской, да, наверное,  еще и для  других,  которые нам
мало  известны. Но  это  все -  не  суть  важно,  мы  же не эссесовцы, чтобы
классифицировать  людей  по национальной  и  анатомической  избирательности.
Однако давай отложим разговор на эту тему на потом. А сейчас мы отрядим тебе
информацию по главной теме.
     Мне ничего не  оставалось,  как принять  заданный  вариант  беседы, и я
опять  вынужден  был  высоко оценить профессионализм моих собеседников - они
дали мне фору.  Пришлось  слушать  все,  что  будет  сказано, исполняя  роль
"второго номера". Альварес продолжал:
     -  Ситуация  заключается  в  следующем:  Аргентинские  власти  давно  и
пристально следят за развитием наркобизнеса в странах Латинской Америке, они
понимают, что многое здесь осуществляется в  режиме "вынужденных подходов" -
не  до жиру, быть бы живу (опять  славянский афоризм!). Мексика в  последние
годы  изменила  свою  позицию, например,  в  отношении действий  США в  этом
направлении.  Мексика  наконец-то присоединилась  к  тем контрмерам, которые
пытается  осуществлять государственная  машина "старшего соседа".  Президент
Мексики  еще в  1988 году  поддержал  Рональда Рейгана в утверждении на всем
континенте  главной идеи  -  "государственная  безопасность  страны  превыше
всего!"  Более  основательно  по этому  пути  выступает  Чили.  Как  ты  мог
заметить, мы  как раз и  находимся в  одном  из таких военно-координационных
центров. "Андская газета", издаваемая  в столице  Перу  Лиме,  заявляет, что
необходимо   решительно   бороться   с  реальной   "наркотической  угрозой".
Отстегнуты немалые деньги на проведение глубоких научных исследований в этом
направлении. Здесь в нашем  центре формируются и  готовятся не только боевые
группы, но и осуществляются научные исследования - а наши недавние действия,
свидетелем  которых, да  и  участником, ты  был,  - это  всего  лишь  пример
применения  "организационного  оружия",  эксперимент  своего  рода.   Мы  по
существу  обслуживаем  сейчас одну из  научных  идей,  имеющих  отношение  к
комплексным методам ведения контрдействий против наркобизнеса.
     Альварес сделал маленький  перерыв и  отправился  к кофеварке,  Долорес
перетолкнула меня на диван и уселась  рядом - Бог свидетель,  она не играла,
южный  темперамент жег ее изнутри, и она впилась  в мои губы.  Я вдруг  ясно
вспомнил некоторые научные исповеди  моего отца и  понял -  клетки тела моей
возлюбленной  издалека  уже  точно  почувствовали  зачатие  ребенка,  начало
беременности. Это был  еще пока шепот, шелест  женской  плоти,  готовой,  а,
скорее всего,  уже получившей  то,  что ищет каждая  нормальная  женщина,  -
беременности от любимого человека.
     Альвароес не  смутился,  но, виновато  улыбаясь, вынужден был  прервать
прелюдию нашей горячей сексухи. Он продолжил беседу:
     -  Фридрих, тебе, конечно,  известно (новый симптом доверия!), что цель
информационных   технологий   -   это   создание   качественной   информации
(информационного  продукта,   если   хочешь)  для   эффективного  управления
объектом,  процессом,  не  важно  в  какой  области. Просто, в  наркобизнесе
страсти  напряжены, потому  и  суть наших  исследований  имеет другой градус
приложения  к  реальности.  Как известно, информационный процесс  состоит из
четких   операций:   сбор,  обработка,  хранение,  передача,  отображение  и
применение  информации.  Но  весь  этот  континуум  нацелен  на  одно  -  на
максимальную  эффективность управленческих решений. Центральным вопросом при
создании  новых  проектов  в   области   информации,   в  том  числе,  такой
животрепещущей проблемы, как наркобизнес и  борьба  с  ним, является  точная
формулировка исполнительской  задачи, иначе,  как ты  понимаешь, все  теряет
смысл.
     Альварес  взглянул  на меня  и  Долорес  внимательно  -  на  его  губах
появилась добрая  улыбка. Он читал в наших глазах тоску не по информационным
технологиям, а по постели. Он был мудрым и добрым человеком, он все понимал,
а  потому  предложил  сделать маленький  перерыв, сославшись на  то, что ему
необходимо распорядиться на  счет обеда, на который он нас приглашает.  Было
назначено время и  я с  Долорес практически, бегом, вприпрыжку,  бросились к
тому коттеджу, который  стал  для  нас домом  счастья, дворцом  Божественной
терпимости.  "Но, как написано: "не видел того глаз, не  слышало ухо,  и  не
приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим его". Эти  слова
были написаны  Святым  Апостолом  Павлом многие века  тому назад  и  посланы
Коринфянам. Но мы с  Долорес  вольно трактовали их и не  стеснялись  этого -
Иисус  Христос   никогда  не  был  догматиком  и  квинтэссенцию  его  учения
составляло одно общее откровение, называемое любовью  - всемогущее  чувство,
угодное Господу Богу!
     Вернулись мы  к  Альваресу на званый обед точно  в  назначенное  время,
когда солнце уже садилось всей своей грузной жопой в Тихий океан, и с высоты
той  площадки  в гористой местности,  где размещался  наш лагерь,  мы  могли
наблюдать игру солнца с водной гладью. Но следы потехи любви были  у нас и у
солнца  на  лице высвечены,  как  золотой  нимб  доверия  и величия  тайного
откровения, санкционированного Богом "единым и неделимым"!
     Немного выпили, как не странно, все  ограничились джином с  тоником  (я
опять отметил универсальность или заданность предпочтений! Подумал: "Неужели
они пасли меня с пеленок?" Альварес  продолжил  разговор ровно с того места,
на котором его сам и прервал:
     -  Фридрих,.. (тут он внимательно  на  меня посмотрел), а может  лучше,
Владимир?
     <i>Я  охуел</i>!  И  было отчего!  Нижняя  челюсть у  меня  отвисла.  Альварес
улыбнулся по-братски доверительно  и нежно, а Долорес лишь потрепала меня по
спине  и  прижалась  головой  к  плечу.  Я  подумал:  "Ну,  суки,  латиняне,
стреножили  меня  моментально -  откуда,  что  берется. А  мудаки-социолдоги
рассуждают об отсталых,  неразвитых нациях.  Попробовали бы они  вот  так, в
одно  касание, "завалить"  опытного диверсанта и  отчаянного  шпиона  страны
Советов". Но как бы дав команду самому себе  и всем остальным - "Проехали!",
Альварес продолжил:
     -   В   Парагвае   используется   "структурно-геополитическая   модель"
исследования  данной проблемы. В ней учитывается дуэт - страна "потребитель"
и  "производитель"  наркотиков.  Сбор  информации  и описание  такой  модели
происходит   на  уровнях:  этико-юридическом,  социальном,  психологическом,
медицинском, национальном, политическом, международном. А вот в Чили как раз
накоплен огромный опыт по комплексному подходу именно потому, что существует
этот центр, и мы в его работе участвуем.
     Словно  оговорившись  невзначай, Альварес  при немом  соучастии Долорес
заявил:
     - Вот об участии в работе такого центра,  Володенька,  мы тебе и делаем
официальное предложение.
     Моя реакция уже не квалифицировалась  даже сочной, истинно  российской,
метафорой.   В  данном  случае  этого  было  мало.   Нужно  было  употребить
трехэтажный мат!  Я никак не мог  понять где,  в каком пункте совершился мой
провал, кто меня выдал: может быть  капитан (но это явно не похоже на него).
Возможно, меня "засветили" раньше - на судне, где был тайник - но тогда было
необходимо пасти меня  по  всей  дистанции, но  я  этого  не  заметил.  Явно
намечался  какой-то  "заколдованный  круг", из которого  -  и это было самым
главным  -   я   не   видел  выхода.   Кроме   того,   меня  просто  терзало
профессиональное  любопытство  -  где  же  я  допустил  "прокол"?!  Хотелось
воскликнуть:
     -  No  es  justo!  Esta  equivocado!  No,  senor,..  no,.. no!..  - Это
несправедливо! Вы ошибаетесь! Нет, сеньер,.. нет,.. нет!..
     Но я был  нем, как рыба, я  только внимательно следил за выражением лиц
Альвареса  и этой суки Долорес, которая так мастерски  владела  мимикрией! У
меня  появилось  желание   взорваться  и  специальными  приемами  раздавить,
растоптать чилийскую гвардию, а заодно и моих собеседников. Но та, которую я
только что в уме назвал сукой, нежно меня обнимала и преданно глядела  мне в
глаза,  гася  мою  агрессию,  видимо, ненароком блеснувшую  в  них. Альварес
примирительно  поцокал  языком  (это  видимо  была  его  привычка),  встал и
направился к письменному столу. Даже, если он двинул за пистолетом, меня это
не остановит  против  решительных действий. Возникла минутная пауза. "Истина
возникает из  земли,  и  правда приникнет  с небес; и  Господь даст благо, и
земля наша даст плод свой, Правда пойдет перед Ним и поставит на путь  стопы
свои" (Псалом 84: 12-14).

     <b>9.9</b>

     Альварес вернулся с  пачкой фотографий, он вытащил их из пакета, сперва
отыскал  одну  из них -  главную по его разумению, которую  и выложил передо
мной. На фотографии  был изображен я и моя  мать  Сабрина.  Это было  хорошо
известное мне  семейное фото,  сделанное по  инициативе  Сабрины  еще  очень
давно, фотографировал  нас,  кажется,  Магазанник.  Эту  фотографию  Сабрина
отправила своему  старшему  брату, проживавшему  тогда в  Аргентине.  Я  был
изображен в форме нахимовца, но спутать ту  юношескую мордашку и сегодняшний
мою рожу было трудно. Долорес, ехидна, нежно взъерошила мне волосы, успевшие
заметно  отрасти во время моих скитаний  по  чащобам  Парагвая  и чмокнула в
щеку, словно приободряя и подтверждая свою верность мне,  желание дарить мне
только приятное и ни в коем случае не ставить мою жизнь под угрозу.
     Альварес,  когда  я закончил "впечатляться" первой фотографией, вытащил
из  пачки вторую  и  положил передо мной: на  ней присутствовали  - Сабрина,
обнимавшая за  плечи очень похожего на нее мужчину. Тут же  на стол,  рядом,
лег  еще один  фотодокумент: тот первый мужчина  и  юноша,  примерно,  моего
возраста  -  этим  юношей  был  Альварес.  Круг   замкнулся  и  разомкнулся,
невероятно облегчив мне душу. Я понял: Альварес был  сыном брата моей матери
- иначе говоря,  Альварес был моим двоюродным братом - кузеном.  Черт побери
все диверсии и шпионаж! Я нашел свою родню! Ура!..
     Мы ликовали,  как  дети  - обнимались, смеялись,  прослезились, хлопали
друг друга по спине... Нет слов, по истинному русскому обычаю, мы напились в
эту ночь до изумления!.. До поросячего визга!..
     Инсайт, прозрение,  наступило быстро. Требовалось  только,  любопытства
ради, уточнить, когда же вычислил меня Альварес. Оказалось, что он все понял
еще  там в  лесу,  практически в первые  дни моего  добровольного  пленения.
Требовалось  кое  что уточнить  по  фотографиям.  Срочно  было  организовано
нападение на  лагерь  с  участием Долорес.  Она-то  и  привезла окончательно
разоблачающую  меня  фотографию.  В  вертолете  меня везли  уже,  как вполне
опознанную личность.  Но моя родня могла лишь  догадываться  о  целях  моего
визита в Парагвай. Были на то веские основания: во-первых, они понимали, что
разведка  всегда  старается  использовать то, что  подарено самой  природой.
Безусловно, от Сабрины  я унаследовал качества,  позволяющие  мне лучше, чем
чистокровному  славянину,   адаптироваться  в   среде  аборигенов  Латинской
Америки.  Да и  языковая адаптация  была  у  меня  более  выражена. Альварес
окончательно уверовал в безошибочность своих догадок относительно меня после
того, как  устроил в лагере концерт. Я пел "семейные" песни, хорошо знакомые
моему двоюродному брату. И он страховал меня потом отчаянно и верно.
     Теперь  требовалось  узнать,   чего  же   хотят  от   меня   мои  новые
друзья-родственники и  их, надо полагать, командование. Нет сомнения, что на
фоне  априорных подозрений все  же  существовала  вероятность  того,  что  я
действительно из-за ученых интересов оказался в Парагвае. Но проверить такую
версию по  официальным каналом ничего не стоило - существуют визовые службы,
регистрация  прилетающих  и  приплывающих  в  страну  туристов.  Среди  этой
категории путешественников меня не было.  Тогда оставалось предположить, что
я попал в страну инкогнито, а это означало только одно - я шпион. В  обычное
время со мной поступили бы очень просто - арестовали и подвергли допросу. Но
вмешались родственные связи, причем, настолько выраженные, что расправляться
со мной, как с  заурядным шпионом, не представлялось возможным. Альварес был
доктором  наук,  крупным  специалистом   в  области  изучения  и   борьбы  с
наркомафией  - он  по существу  возглавлял это направление в  данном центре.
Долорес  тоже  не была последним  человеком  в этой игре,  к  тому же за ней
стояли крупные финансовые силы.
     Я размышлял, основательно напрягая интеллект.  Нет слов, в моей истории
сыграла  главную роль роковая  случайность. Родное  командование  собиралось
эксплуатировать мое генетическое тяготение  к  странам Латинской Америки, но
оно и предположить не могло, что произойдут такие экстраординарные  встречи.
Правда,  не  стоит  спешить с оправдательными  для  них выводами  - как  раз
главная  задача  организаторов  операции состоит  в  том,  чтобы  продумать,
предусмотреть все  до мелочей.  Однако,  не знаешь,  где  потеряешь,  а  где
найдешь:  подставив  меня  столь  бездарно,  командование получило все,  что
хотело. Я теперь владел богатой информацией. Требовалось только одно волевое
решение - согласие на смычку наших и их тайных служб. Иначе говоря, речь шла
о  добровольной   кооперации  решений   и  действий   секретных  служб  двух
государств, выполняющих однотипные задачи.
     Однако   не   будем    чрезмерно   упрощать   ситуацию.   Прежде,   чем
кооперироваться на равных, от  нашей стороны потребуется разъяснение,  какие
собственно  цели  мы  преследовали,  как собираемся использовать  получаемую
информацию.  Безусловно,  нам придется  умерить  аппетиты по  поводу  шагов,
направленных на  подрыв интересов США, Чили. Все перечисленные  вопросы я не
мог решать без получения санкции  своего резидента.  Это означало, что мне -
кровь  из носа!  - но необходимо было встретиться с ним. Но при  этом  я  не
должен был его  "завалить".  Ведь  мое командование  в данной ситуации может
пойти  на то, чтобы ради  дела пожертвовать  мною и отправить  меня в мнимое
свободное, скорее санкционированное, "плавание" за тюремную решетку и  ли на
смерь. Но это будет  уже  не разведка,  как  таковая,  а только политическая
игра,  демонстрирующая  добрую  волю относительно видимой кооперации  сил  и
средств специальных служб в этом регионе.
     Я обратил свой вопрошающий  взор на моих родственников. Они поняли меня
без слов. Случай  был  необычный,  и Альварес замялся. Он  словно бы пытался
дать мне понять, что я нахожусь  на территории другого государства, живущего
по  своим  законам и преследующего свои интересы. Значит, когда я  пойду  на
встречу с резидентом, то меня будут обязательно "пасти", чтобы раскрыть нашу
тайную   агентурную  сеть  -   взять  ее  под   колпак,   контролировать  ее
деятельность, если уж не ликвидировать сразу. Против такой позиции никуда не
попрешь - это азбука разведки и контрразведки.
     Меня устраивало лишь формальное согласие на встречу, а дальше дело моей
техники  и изобретательности. Я буду стараться все  провернуть,  не навредив
своей службе, но натянув нос чилийцам.  Естественно, что у  меня в загашнике
был  на  всякий  случай  согласованный  с  командованием  "крайний  вариант"
действий. И  я официально  попросил  разрешения для выхода на связь в городе
Вальпараисо -  втором  в Чили по величине после  столицы - Сантьяго. Но  при
этом я просил  своих родственников устранится  от участия в  моей "выпаске".
Такое согласие было получено. Мои "доброжелатели" могли играть, практически,
беспроигрышную партию: чего стоит обложить меня филерами, даже установить на
моей одежде маяк. Я же оставался, пусть смелой, но  все же мышкой шиншиллой,
окруженной толпой маститых, сытых и натренированных котов.
     Вальпараисо -  крупный город, правда  по меркам Чили,  население города
превышает  296  тысяч  человек.  Город  расположен  амфитеатром  по  склонам
Береговой Кордильеры, образует с городом Винья-дель-Мар большую агломерацию.
Внизу, ближе к  морю, вытянулись параллельно береговой кромке залива деловые
кварталы, а  выше размещались  жилые постройки  - от бедных  до  богатых.  В
заливе Вальпараисо расположена  главная военно-морская база Чили, основанная
здесь  еще  в  1536  году.  В  городе  размещено  более  11  процентов  всех
промышленных  предприятий  страны  и  крупнейший порт.  Отсюда берет  начало
железная дорога,  связывающая  Вальпараисо с  Буэнос-Айресом,  здесь завязан
тугой узел шоссейных  дорог. Все сводилось для моих  "нянек"  к тому,  чтобы
вычислить все мои передвижения и контакты. Задача выявления разведывательной
сети в пределах главной военно-морской базы сулила большие девиденты.  Мне с
удовольствием дали разрешение на самостоятельный выход в город на связь.
     Насладившись взаимной радостью  от решения "военных задач"  мы с  моими
родственниками   продолжили   "семейные  разговоры".  Я   постарался  глубже
проникнуть в родственные  связи моей избранницы,  и Долорес была откровенна.
Оказывается  сам старик  Александр Богословский  еще  жив и  здоров, от дел,
правда  уже отошел,  но  живет припеваючи у себя на вилле в Австралии вблизи
Сиднея.  Всеми делами  занимается  его старший  сын.  Долорес  существует на
правах богатой эмансипированной аристократки, ведущей самостоятельную жизнь,
у  нее  имеется и  свой отдельный капитал. Естественно,  я  выразил  желание
засвидетельствовать   старику   свое   почтение    и   напомнить    ему    о
Сергееве-старшем.
     Альварес  предложила  тиснуть старику  информацию  прямо  сейчас, через
Интернет.  Притащили Note-book:  Долорес собственноручно (все же страхуется,
сучка хитрая! - понял я ее действия)  вошла в нужную  программу, и мы сообща
отстукали  депешу. Я только  слегка  редактировал ту часть текста, в которой
дело  коснулось  пожеланий  - мне так  хотелось  очаровать старика  русскими
метафорами. Закончив почтовые дела, снова приналегли на задушевные беседы.
     Однако  время бежало  быстро, а плоть  бурлила  во мне и Долорес -  кто
знает, как долго чилийские начальники будут настраивать свои мышеловки, а от
этого  будет  зависеть  и  день  моей  отправки на связь,  -  мы с  подругой
посчитали благоразумным  улечься в постель. "Ты  возжигаешь  светильник мой,
Господи; Бог мой просвещает тьму мою. С тобой я поражаю войско, с Богом моим
восхожу на стену" (Псалом 17: 29-30).


     <b>9.10</b>

     Решилось все  примечательно быстро.  На  следующий день ко  мне  явился
портной  чтобы снять  мерку  для пошива костюма. Мне  стало  ясно, что будет
готовиться  смокинг, напичканный достаточным количеством "маяков". Через два
дня  меня  на  машине отвезли в Вальпараисо  и, уточнив сам ли я буду дальше
управлять  автомобилем или  пожелаю  использовать  шофера, меня  оставили  в
покое. Конечно, торжественное одиночество я предпочел очевидному надзору, но
у меня не оставалось  сомнений в  том,  что  "няньки" опекают  меня довольно
тщательно.  Как бы не  прятали от меня  наружное наблюдение, оно проявлялось
скоро  и  со  всей  очевидностью.  Профессионала  в  таких  затеях  провести
практически невозможно.
     Прежде  всего,  опека  чувствовалась  интуитивно  -  за  счет повышения
тревожности. А это возникает тогда, когда восприятие фиксирует микросимптомы
слежки,  которые не  прут в  глаза  своей  очевидностью, но  накапливаются в
подсознании   маленькими  капельками   несоответствий   реальной   жизни   и
организованной "игры  в прятки". Например, всеми  фибрами души я чувствовал,
что моему автомобилю светофоры дают "зеленую улицу",  а смена  разномарочных
авто,  меняющихся  по  специальному  графику за  моей спиной  -  это  хорошо
организованное  сопровождение и наблюдение. За рулем и рядом в таких машинах
сидело,  как правило, двое довольно  молодых мужчин  со  стандартной военной
выправкой.  Но  такие   действия   у   каждого   шпиона   имеются  в  запасе
противодействия.  Но самое главное, весь сюжет моих действий уже был заказан
заранее группе моей поддержки, ее автономными закодированными сигналами. Моя
поддержка  сосредотачивалась только в  критических точках, неизвестных  моим
"нянькам", но хорошо видимых мною.
     Я следовал по  широкой магистрали,  ведущей в  порт.  На  предпоследней
улице, пересекающей главною артерию, я сделал поворот влево и остановился за
перекрестком:  здесь  начиналась анфилада магазинов,  банков, учреждений, то
есть всего того,  что называется  деловой  частью города. Поток людей  густо
заполнял  улицу:  в  такой  суете  легче  скрыть  "наружку",  но  для   меня
открывается дополнительный  оперативный простор. Я знал  куда иду,  "няньки"
этого  не знали, им  оставался один выход -  "следить, вычислять". Это  была
пешеходная  улица,  скорее бульвар, и толпа не разбирала где тротуар,  а где
мостовая.  Я  методично  заходил  в каждый  магазин -  мне  нравились  такие
посещения, хотя бы потому, что в Чили они похожи на музеи благополучия. Чего
только не было в  этих магазинах: на тряпки я, конечно,  не обращал  особого
внимания,  правда, с удовольствием несколько раз задержался у витрин обувных
салонов. В Чили выпускают  идеальную обувь,  и мысленно я  уже  отобрал себе
несколько пар шикарных штиблетов. Мне нравилось и  посещение  универсамов  в
них  меня  гвоздило  к  витринам обилие разнообразных вин и множество сортов
высококачественного чая (к кофе я был равнодушен). Я представлял себе  какой
завистью наполнились бы души россиян,  попади  они сюда на  экскурсию. Я  не
удержался  и  купил в  одном из  универсамов килограммовый  пакет  отличного
"длинношерстного"  чая и бутылку отменного сухого вина под  называнием  "Два
монаха". Достав  из  кармана авторучку, я  написал  адрес  базы и имена моих
новых родственников  - посылочку уложили в  пакет  и приняли  для  доставки.
Полагаю,  что  как только я вышел из  магазина,  туда  залетели "архангелы",
моментально  реквизировали товар и  письмо  (все  это  будет  в  лучшем виде
доставлено  по  назначению). Безусловно,  все те, кто в магазине  вступал со
мной в контакт, были тут же взяты "на карандаш".
     Старания моих опекунов  были напрасными: контрольный сигнал я увидел  в
витрине  другого  магазина, мимо которого  проплыл, как  легкий,  счастливый
"Голландец". Сигнал подтверждал, что  удачно "слепленную" накануне невинными
руками  Долорес  весточку  мой  резидент  получил  и  готов  ко  встрече  по
намеченному  еще в центре аварийному плану. Я с облегчением и, может быть, с
плохо  скрываемой  радость,  гасил  скорость  передвижения  -  но  это  была
безусловная удача, самая дорогая за время моего пребывания в  Южной Америке.
Теперь я мог смело отваливать из центра  чилийской торговли. Но  прежде  был
необходим еще  один штрих  к пейзажу нашего  действа:  я  вошел в  ближайший
небольшой магазинчик и  приобрел там огромное махровое  полотенце и  плавки.
Дальше было ленивое  возвращение к автомобилю (безусловно, тоже напичканному
"подслушкой") и вальяжный проезд на городской пляж Полагаю, что мои действия
задали  "наружке" массу хлопот  и ряды моего сопровождения наверняка заметно
поредели.
     Пляж был справой стороны залива, а слева за территорией порта виднелись
силуэты военных  кораблей  - там размещалась  военно-морская база. Машину  я
оставил на  платной стоянке  -  уверен,  что  клерк,  с  которым  я  заранее
расплачивался тоже попал в "черный  список". На пляже  пришлось сдать вещи в
камеру  хранения,  уже  заранее  жалея  ее  владельца.  Он-то,  по  расчетам
бдительных  агентов,  принимая  от  меня  костюм,  уж   точно  мог  получить
несуществующее в природе секретное послание. Сам же я  переодевшись в плавки
и закинув полотенце  на плечо, с лежаком под мышкой отправился ближе к воде,
выбрав место  несколько левее  всей  основной  массы купающихся.  Я оказался
несколько особняком -  видимо, "наружка"  была благодарна мне  за то,  что я
облегчил  ей задачу  наблюдения.  Раскладывая  лежак, я четко определился по
створу опознавательных вех: на берегу ими были два небольших домика, стоящие
друг за  другом, в  море  -  небольшая  скала  с  характерной  осветительной
установкой, обозначающей габариты порта.
     Первая  часть  Маркизонского  балета  прошла  удачно,   спору  нет,  но
радоваться было еще рано. Скорее всего, "пасущие" меня силы не предусмотрели
такой  неожиданный  поворот  событий  -  выход  на  пляж.  А значит  они  не
озаботились тем,  чтобы блокировать меня  из воды  с помощью аквалангистов -
боевых  пловцов, то  есть той службы, которая в  данном  случае оказалась бы
самой  эффективной.  Надо  сказать,  что  в Чили  служат  на  флоте  хорошие
специалисты в этой области, и встречаться с  ними  не было смысла.  Но  надо
было действовать быстро и  решительно,  пока "тюленей"  не  подтянули в  эту
часть гавани.  У  меня не  было сомнений,  что с  той  стороны  залива, рейд
военных  кораблей охраняется боевыми  пловцами, а  переброска их сюда - дело
довольно быстрое. Я поспешил: встал с лежака и, как бы демонстрируя отчаянье
человека,   решившего  окунуть  разогретое   солнцем   тело  в  относительно
прохладную воду, двинулся к кромке берега. В воду я влетел с разбега - берег
здесь  уходил  в  глубину  довольно  круто -  в последний  момент я  заметил
небольшой поплавок, ориентирующий меня на точку встречи с моим партнером.
     Сперва  был  рывок вполне  интернациональным "кролем"  -  уже  на  этом
отрезке получился  рекорд. До желанного места под водой  мне было необходимо
нырнуть вертикально и задержать дыхание на минуту - полторы, от силы. Но для
такого "срочного дела" я готов был задержать дыхание и на две - три  минуты.
Подобные  рекорды  мне   приходилось   ставить  на  учениях  "лягушек".  Все
совместилось  точно,  как  в часовом  механизме: уже  на  глубине пяти-шести
метров   мой  напарник   втиснул  мне  в  рот  приготовленный  загубник  АДА
"Эмерсона".  Американский дыхательный аппарат работал великолепно и я быстро
ликвидировал  гипоксию, вызванную длительной задержкой дыхания  и  отчаянным
подводным рывком. Я  даже не стал одевать  ласты  и маску - это можно  будет
сделать  на  ходу  -  мы  оседлали  двухместный  транспортировщик  из  серии
усовершенствованных американских "Минисаб" и рванули в сторону океана.
     Когда, по нашим предположениям,  мы оторвались от возможного хвоста, то
повернули направо вдоль берега и еще отплыли порядком от  возможной  погони.
Засиживаться в воде нам было не с руки - выходы на  берег могли обложить  по
всему побережью, как минимум, до границы с соседними  государствами.  Однако
чилийцам  пришлось бы  уж  слишком постараться - ведь Чили вытянулось  узкой
полоской вдоль Тихоокеанского побережья от  Огненной Земли на крайнем Юге до
границы с Перу, ближе к Северу, что приходится на 17-ый градус южной широты.
     Когда  мы  вышли на берег,  день угасал, приближался вечер и ночь.  Нас
ждал проводник и еще один человек с высокими московскими полномочиями. С ним
мы лежали на берегу за  валунами  (я даже не  стал снимать "Эмерсон", в  нем
только  заменили  баллоны)  и вели  беседу. Прежде  он  заставил меня насухо
вытерся махровым полотенцем  и завернуться  в сухую махровую простыню, затем
мы чередовались: он говорил, а я  лопал бутерброды и внимательно слушал, или
я говорил, а он слушал и наливал  мне горячий чай из термоса. Мы согласовали
все  возможные  варианты  моих  действий  -  по  существу,  мне  практически
полностью развязали руки.  Центр теперь  интересовал самый тесный контакт  с
любыми   секретными  службами,  любых  заинтересованных  стран  по  вопросам
совместной борьбы  с наркомафией и терроризмом. Посланец центра сообщил, что
когда  они получили по Интернет послание, то постарались  продублировать его
для Богословского в личной беседе, дав при этом свой комментарий. Оказалось,
что "богатый дядюшка"  давно сотрудничает с нашим отечественным бизнесом. Он
кровно  заинтересован страховать  сына  своего  давнего  друга от  возможных
происков чилийских секретных  служб, которые они  впопыхах могут обрушить на
меня в качестве ответа  на  мой  побег. В конце беседы резидент рекомендовал
избегать участия в огневых контактах с боевыми организациями, блюсти себя по
всей  строгости  закона той страны, в  которой я нахожусь. Он  напомнил, что
мною  могут распорядиться в  критический  момента  "по  своему  усмотрению",
навесив на  меня, скажем, пару убийств. Разведчику  всегда лучше быть чистым
перед законом,  а мои контакты  с секретными службами наш  центр постарается
вывести на уровень  официального оформления.  Мне было велено интересоваться
больше "научной" стороной данной проблемы, раскручивая  основательно легенду
о своих сугубо благородных, научно-поисковых, а не  военный или полицейских,
интересах.  Хорошим  прикрытием  при  этом  могут являться  "прочные  личные
связи"!
     -  Да и, вообще,  дорогой мой, - подытожил  нашу  беседу  представитель
центра,  -  время  бурного  юношества  проходит  быстро,  и тогда  начинаешь
понимать, что  стрельба и  подводное  плавание  - слишком  рискованное дело.
Всегда надо вовремя реадаптироваться -  заняться  серьезной наукой,  перейти
хотя бы на  полулегальное существование, жениться  и обзавестись детьми. Да,
вот еще что - постарайтесь уберечь и свою  даму от таких азартных игр, если,
конечно, у вас серьезные намерения относительно ее.
     Намек был настолько прозрачным, что я только многозначительно ответил:
     - Служу России!
     Вспомнил  слова примерно такого  же плана, высказанные  еще  в  далекие
времена моим родственником  - адмиралом и решил, что над этим стоит серьезно
задуматься. "Посланник"  продолжил уже  более серьезно,  и в  его  голосе  я
почувствовал  нотки власти -  пожалуй,  по  званию  этот человек был не ниже
генерал-майора. Зазвучал банальный военный реализм:
     - Нас интересуют абсолютно достоверные сведенья о механизме "отмывания"
"грязных денег" во всех странах этого  континента. Можете работать по хорошо
известной   схеме:   размещение  крупных   сумм   в  конкретных   финансовых
учреждениях; "наслаивание",  то  есть  многократные операции  для  изменения
формы  капитала;  репарация,  иначе  говоря,  возвращение  средств  в  сферу
наркобизнеса;  все  формы  интегрирования  в  легальную  экономику  ресурсов
наркобизнеса.
     Он посмотрел на  меня  внимательно,  словно проверяя  все ли  я  хорошо
понял, оценил ли значение таких сведений для наших служб, и добавил:
     - Если вы  научитесь регулярно добывать такие сведения и с  конкретными
адресами и фамилиями будете поставлять их  нам, то окажете неоценимую услугу
отечеству.
     Мне показалось,  что именно этот человек и является автором разработки,
по  логике которой я  оказался  в Латинской Америке. Этот человек будет пить
соки из меня до самой  смерти.  Ясно  было, что данная тема очень интересует
Совет безопасности  нашей  страны,  Правительство,  Президента  России.  Мне
оставалось только одно - ответить "Слушаюсь, разрешите выполнять!". А он, не
отступая  от  ритуала   военного  разведчика,  ответил,  весело   ухмыляясь:
"Разрешаю взять! Фас!"
     Наша беседа явно затягивалась  не по моей вине,  а потому, что  слишком
многое было  интересно моему руководству.  Мне в деталях пришлось передавать
все перипетии моего путешествия, все то, что я успел  узнать об особенностях
организации того военно-научного  центра,  куда волею судеб был занесен. Мой
рассказ  писался на  магнитную  ленту. По ходу рассказа  задавались вопросы,
уточняющие  детали, интересующие  командование  с различных точек  зрения  -
военной, экономической, организационной, политической.
     Затем мой шеф заговорил о том, что, видимо наболело:
     -  Неплохо бы  уточнить  как изменилась  военная  тактика  и стратегия,
конечно,  на  примерах   организации  силовых  мероприятий  против  структур
наркобизнеса  - со времен вьетнамской "обкатки" идей,  с которыми американцы
втянулись в ту затяжную войну.
     Убедившись, что я уловил задачу, мой собеседник добавил:
     -  Как  вы  помните,  часть  общего  плана   по   системе  мероприятий,
направленных  на  "умиротворение"   вьетнамцев,   тогда   была   разработана
непосредственно   ЦРУ.   Ее  смысл   заключался  в   компьютерном  выявлении
потенциального  врага   создаваемому  режиму.  Тогда  использовался  широкий
потенциал  средств технической разведки  и при допросах плененных  партизан.
Как  известно,   в  шестидесятых  годах  выявляемые  сомнительные   личности
уничтожались "зелеными  беретами"  и  "тюленями" - проводилась такая  работа
довольно   топорно.   Наверняка   сейчас  американцы  придумали   что-нибудь
поизящнее. Когда  "Феникс"  (по-вьетнамски  "Фанг  Хоа") была  приведена  20
декабря 1967 года в действие  декретом премьер-министра  Южного Вьетнама, то
компьютерному учету  подлежали все  вьетнамцы старше 15 лет. В 1969 году ЦРУ
откатилось от  этой работы,  передав  все в руки  вьетнамского  руководства,
потому  что   убедилось   -  все  организовано  плохо  и  действия   системы
малоэффективны.  Интересно делается что-либо подобное сейчас по отношению  к
участникам наркобизнеса, а, может быть, и на тотальном уровне.
     "Генерал"  помолчал, подбирая  слова, затем продолжил разговор  в чисто
военной плоскости:
     - Понятно,  что главный  фактор при  проведении военных операции в этом
направлении  -  это   внезапность,  бытует  же  и  такой  термин  "очищай  и
закрепляйся"  -  как  же  он  реализуется  спецназом  сегодня.  Как выглядят
традиционные  тактические  приемы  ведения  боя: например,  прием  "молота и
наковальни", "двойной  скачек", "линия", "кольцо" -  ну, вообщем,  ты и  сам
понимаешь,  о чем  я говорю. Постарайся понаблюдать за действиями спецназа в
реальном бою.
     Разговор был  окончен, итоги подведены, агент озадачен. Пора прощаться.
Мой командир огорошил меня неожиданным решением:
     -  Разоблачайтесь  полностью,   снимайте  свою  подводную   амуницию  и
передайте все вашему сопровождающему. Сейчас мы вас переоденем во все сухое,
но не  очень новое - обычный облегченный камуфлированный  военный костюм. Мы
быстро  разъедемся  "в  рассыпную",  а  вы прямо через  шоссе, идущее  вдоль
побережья, отправитесь в местное почтовое отделение и,  ни мало не смущаясь,
по известному вам коду через Интернет дадите депешу вашей амазонке. В депеше
просто укажите,  что  мол  скучаете,  бродите  в  одиночестве  в  районе  24
километра шоссе Вальпараисо - Ла-Серена. Подпись - Владимир Сергеев.
     Он подумал немного, потер переносицу и продолжил инструктаж:
     - Вас, безусловно,  будут  допрашивать. Но за вами нет  никаких грехов,
кроме нелегального пересечения границ нескольких  государств. Однако даже  в
Чили вас вывезли уже сами чилийцы. Можете спокойно исповедоваться в пределах
оговоренной  легенды: "нитку  рвали"  вы  через Лиму  - столицу  Перу.  Были
десантированы из подводной лодки, до берега добирались  на надувном плотике.
В Лиме обратились к посреднику. Запомните вот этот адрес - он произнес легко
запоминаемое название  улицы и номер дома - за проверку не беспокойтесь, ваш
посредник уже, к сожалению, умер. Этот  человек был вашим помощником в найме
легкого самолета,  который вас доставил  в Парагвай,  прямо в  лес  - так вы
начали свое  путешествие. Владельца  биплана не  знаете  -  его  знал только
посредник, он  с  ним  и расплачивался. Теперь  договоримся по поводу вашего
исчезновения из-под  контроля чилийцев.  "Эмерсон"  и прочая  амуниция  были
заякорены  на  дне  известного  вам квадрата  - вы  действовали в  одиночку,
"схорон" был намечен цветным буйком на  глубине, и вы легко его нашли. Пусть
то был основной вариант вашего убытия из Чили.
     Мой собеседник думал и только потом  говорил о  том, что было реальным,
взвешенным и оправданным, то есть  подчиняющимся не только логике шпиона, но
и тех,  кто их ловит  - это была напряженная  и  ответственная  работа мысли
высокого  профессионала. И  я еще раз с благодарностью воспринял его срочный
прилет  сюда,  его,  безусловно,  рискованный  выход  со  мной  на связь. Он
продолжал :
     -  Просто  произошло  приятное  совпадение  задач,  которым  вы  решили
воспользоваться. Здесь,  на  24 километре у  вас была встреча всего  лишь  с
"почтальоном",   которому   вы  передали  свое   решение,   но  приняли  его
самостоятельно.  "Связник"  мигрирует  по  условленной трассе  постоянно  до
момента  вашей  встречи,  потом  линия  "морозится".  Время  назовите любое,
удобное  вам. Никакой корысти в  деле с "отрывом"  у вас не было,  просто вы
обязаны  были  сберечь своего  связника - это  дело  чести, служебной этики,
принятой  в  наших службах. Ведите  себя расковано,  наглее и выдавайте свою
моральную позицию, как  само собой  разумеющееся.  А там  -  Бог не выдаст -
свинья не съест!
     Еще одна маленькая остановка инструктажа, вновь глубокие размышления, а
затем взвешенное заключение:
     - Сообщите, что вы надеетесь на появление через несколько дней ответной
реакции  соответствующих  ведомств  России.  Это  может  несколько  сдержать
разочарованную  страсть  ваших  контрагентов. Хотя  я  полагаю,  что  им нет
никакого резона выставлять себя  в роли проигравших недотеп, готовых  мстить
без оглядки. Просто они могут выстроить  вам "подставу", использовав другую,
более выгодную для себя и худшую для вас ситуацию. Однако  не думаю, что они
на  это  решаться  -  ведь  вы  им  нужны в качестве  мостика  между  нашими
секретными службами. Будем надеяться, что времена Пиночета прошли. Это тогда
наших моряков сбрасывали  в трюмы собственных  пароходов  и  вытаскивали  на
буксире российские суда в открытый океан, давая им как бы пинок под зад.  То
была другая эпоха, иные настроения.
     Мой собеседник  улыбнулся, протянул руку для  прощального  рукопожатия,
так  необходимого  в  подобных  ситуациях,  когда кажется,  что  даже  такое
незначительное  подтверждение  успеха твоей  миссии,  насыщено  реальностью,
насыщается  теплом  души твоего руководителя.  Последние  слова "посланников
отечества"  были  традиционные,   но   высказанные,  впрочем,  как  и   весь
проведенный разговор, на испанском:
     - Le deseo mucha suerte!  No se preocupe. Hasta  la vista!  (Желаю  вам
удачи! Не волнуйтесь. До свидания!)
     - Да, уж! Воистину - доброе слово и кошке приятно! - подумал я.
     Все   получилось,  как   наметили:   выждав   полчаса  -   след  машин,
разъехавшихся  в разных направлениях,  уже давно  простыл -  я отправился  в
почтовое  отделение; попросил разрешения воспользоваться компьютерной связью
и  передал  сообщение Долорес. Тормоза  двух  автомобилей  заскрипели  через
небольшое  время,  когда я, сидя на  лавочке  перед  почтой,  дремал, клевал
носом.  Долорес,  Альварес  и  еще  четыре  человека в  камуфляжных  куртках
подскочили ко мне с большим волнением. Долорес, всмотревшись  в  мое усталое
лицо, с облегчением перекрестилась, обняла  меня,  приникла  губами к щеке и
срывающимся голосом вымолвила:
     - Ты здорово нас напугал! Тебя мог первым встретить армейский патруль -
а у этих дураков не весть что на уме. Могут избить и даже убить - ребята там
служат простые  и  скорые на расправу.  Их  "закалил"  еще  диктатор четкими
командами. Многие не отошли от той раскованности, которую им тогда подарили.
     Альварес  тоже, видимо,  решил  добавить  волнения  в разговор,  но  на
мужской манер:
     - Тебя с нетерпением ждут и волнуются по поводу самочувствия и здоровья
-  ты ведь не оставил  записки.  - с юмором  добавил  он. Все решили, что ты
настоящий ихтиандр и, попав в желанную стихию, можешь вынырнуть только через
год.
     Он тоже обнял меня и похлопал по спине (типичный американский жест), не
переставая ерничать:
     - Власти от чистого сердца установили нежную опеку -  охраняли  тебя от
нападения случайных террористов,  а ты так плохо оценил их заботу. Хотя мы с
Долорес  предупреждали,  что  с  русскими  профи не шутят,  что  тебя  нужно
оставить в покое. Ты ведь  знаешь, что делаешь. Но этим болванам  захотелось
одним выстрелом убить двух зайцев. А охота здесь была просто не к чему!
     Я молча слушал все эти  россказни, понимая, что  это все - лишь попытка
сохранить приличную мину при плохой игре. Но это неплохо,  что они перестали
держать  меня  за  идиота. Теперь  игра пойдет  с  использованием  достойных
козырей.
     Другие  четыре человека наблюдали  наши беседы на некотором расстоянии,
не отходя  от машин. В их позах, в выражениях лиц не читалась большая забота
обо  мне, и их нельзя было заподозрить в  большой симпатии к моим поступкам.
Складывалось впечатление,  что сейчас они мысленно решали только один вопрос
- надо  ли производить мое официальное задержание и применять строгие  меры.
Думаю,  что они  по  реакции Долорес  и  Альвариса догадывались,  что те  не
позволят  им  проявить  жестокость, а  три  человека против  четырех  -  это
серьезная сила. Видимо, они  решили отложить решительные действия до приезда
в лагерь.
     Наша "семейная" компания уселась в одну машину, а  конвой в  другую. На
ходу  Долорес и  Альварес старались  контролировать поведение эскорта И даже
расстегнули кобуры. Альварес управлял автомобилем, а Долорес звонила кому-то
по мобильнику. Наконец, она дозвонилась, и глаза  ее посветлели,  напряжение
спало. Бросив несколько слов, она передала трубку мне:
     - Привет, Владимир! - услышал я хрипловатый голос.
     Мой собеседник, видимо, был довольно преклонного возраста.
     -  Это  говорит  Александр  Богословский, я очень  рад, что ты нашелся.
Держи хвост пистолетом и посылай всех в жопу, не давай никаких объяснений до
моего приезда, сегодня я вылетаю. До встречи!
     Чувствовался  российский   темперамент,   оставалось  только  дождаться
перехода на монологи Юза  Алешковского. В  воздухе просто пухли и рычали его
скабрезные метафоры:  "А заскучаешь, значит, полный  ты мудила  и  ни хуя не
петришь в биологии молекулярной,  а заодно  и в истории моей жизни".  Однако
этот  разговор  почему-то  прибавил  мне  уверенности  и   нахальства,  хотя
надвигающаяся  неизвестность,  слов  нет,  озадачивала, если  не говорить  -
настораживала!
     Все  обошлось,  как нельзя  лучше:  по  прибытии  в лагерь нас никто не
тревожил  и мы преспокойно отправились в домик Долорес. Альварес следовал за
нами, на  всякий случай, внимательно приглядываясь к  кустам. Я был  уверен,
что  никто по  нашей  группе стрелять  не будет, но то, что спальню и сортир
Долорес уже напичкали аппаратурой,  у меня сомнений не вызывало. И это  было
хорошо:   пусть  лучше  сейчас  любопытство  всех  будет   удовлетворено,  и
заинтересованные  лица перестанут томить себя  "ожиданием  правды". Глупых в
этом лагере нет,  а  это  означает, что  и они понимают, что  "правда" будет
дозированной.  Выкручивать   мне  руки,   выпытывая   детали,  смысла   нет.
Современная  разведка   устроена   так,   что  агента  ограждают  от  лишней
информации. Так вернее, ибо даже во время провала, он  не  имеет возможности
сболтнуть лишнего - может сообщить только  конкретику своей части  операции.
Если бы тогда, когда я "рвал нитку" арестовали  капитана, то  он не смог  бы
дать мой полный  словесный портрет -  сообщил бы только,  что  вез на  лодке
какого-то верзилу,  зарабатывая тем самым себе на пропитание. А  в последней
истории все ясно: я рванул из-под  стражи, воспользовался законсервированным
для  меня дыхательным  аппаратом  только  для  того,  чтобы  встретиться  со
связником,  курсирующим  регулярно по  четвергам по этой линии.  Или,  вовсе
банальное - я заложил информацию в фальшивый тайник. Ищи, свищи теперь ветра
в  поле.  А  вот в доверительной беседе с друзьями я  должен сообщить  нечто
"таинственное  и многозначительное".  И я сообщил все то, что было позволено
мне сообщить! "Ты дал мне  щит спасения Твоего, и  десница Твоя поддерживает
меня, и милость Твоя возвеличивает меня" (Псалом 17: 36).
     Альварес ушел,  а  мы  с  Долорес  погрузились  в многократный  "грех".
Совершенно  неожиданно  меня  поразила  простая  отгадка:  "У  нас с Долорес
получилось  практически  все так  же, как у моего  отца  с мамой". Это вещий
признак, но необходимо помнить и о том, как для отца закончилась жизнь!
     Я ничего не сказал  об этом  просветлении Долорес,  только  прижал ее к
себе сильнее,  но она что-то поняла сама и насторожилась. Конечно,  мы могли
бы припоминать друг  другу о  своей взаимной "деловой неверности" и скомкали
бы тогда всю любовь. Но не ослы же мы на самом  деле! Работа - это повод для
знакомства и  только. А постель - это все же повод для  любви, для  оргий, и
надо уметь им  отдаваться, не  путая  дела  с чувствами. Пусть рушатся миры,
продырявливается сито разведки  и ржавеют капканы контрразведки. Но  человек
обязан  оставаться  млекопитающим -  надо  любить  любимых,  ценить  радость
простой  животной  близости.  Я  прочитал  Долорес  по  памяти  из  русского
классика,  лауреата  Парижской  премии  "за  вклад  в  русскую  литературу":
"Пиздец,  теперь  только  ядерная  заваруха может  нас разлучить,  а никакое
другое стихийное бедствие"... Но  она, оказывается тоже читала Алешковского,
но только на испанском, и процитировала: "Это не  для людей такое прекрасное
мгновение,  и,  пожалуйста, не говори отвратительного слова  "кончай", когда
имеешь дело  с бесконечностью".  Так  мы и заснули  в любви и согласии, но с
разными представлениями о долге перед Родиной!
     На  следующий  день  прилетел  Богословский, он  оказался замечательным
стариканом, много  рассказывал мне об отце, Сергееве-старшем, о своих с  ним
похождениях во  время  учебы в Нахимовском  училище  и  о совместных делах в
Латинской Америке.  Богословский имел какие-то очень цепкие  экономические и
политические отношения с немцами, в изобилии проживающими в  Чили и в других
странах  этого  континента.  Он напряг  эти связи -  а влияние немцев  здесь
весомое  -  и все  вопросы  по поводу моей персоны  были закрыты.  Произошли
контакты  и  в  определенных  ведомств  России  с  Чили  -  здесь  тоже  все
прояснилось.  Я  продолжал  работать  в  "центре",  видимо,  выскользнув  до
известной степени из-под колпака.
     Богословский,  как  он выразился, озадачился  огромным желанием собрать
всю  родню  Сергеева  у  себя  в Сиднее и мы с  Долорес потихоньку  занялись
организацией такой  встречи. Наши отношения с  ней в сексуальном плане  были
идеальными. Но она еще не стала "русской" настолько, насколько мне хотелось.
Для таких метаморфоз требовалось время и потрясения, и они не заставили себя
долго ждать.
     Через пару месяцем мы полетели на задание по ликвидации  еще одной базы
наркодельцов в Боливии. Летели сперва на  легких самолетах, нас сопровождало
два боевых вертолета, которые мы  собирались пустить  в ход только в крайнем
случае. Не было никакого смысла осложнять долгосрочную  программу действий в
этом регионе, а резонанс от ракетного удара, даже  пусть по лагерю бандитов,
трудно будет объяснить на государственном уровне. Куда лучше "разобраться" с
противником  с  помощью  стрелкового,  автоматического   оружия,  да  еще  с
глушителями - тихо, с