едутой и зрительно держит ее горизонталь: толстенный черно-белый ствол прорублен редкими окошками с изящными голландскими переплетами, на самом верху - застекленная сторожевая вышка с крутящимся прожектором и шпиль над нею. Странным образом, мощный этот маяк стоит не на берегу, а среди дюн, вырастая, как гигантский гриб либо фаллос, прямо из-под земли, в четырех с половиной милях от западной оконечности острова, где он был изначально поставлен полтора столетия назад. Нет, никто, конечно, не перенес его внутрь острова - это сам остров с тех пор двинулся так далеко на запад, намывая песок и удлиняясь, но одновременно сужаясь, вытягиваясь, как струна, и хоть на наш век может и хватит, но в конце концов волны сглотнут Огненный остров, океан и залив сольются, а на его месте будет гигантская отмель с торчащим над водой маяком, которой возвратит себе былое значение и будет указывать судам на опасность. Отнюдь не метафора: в каждый ураган, которые здесь случаются все чаще и чаще - с 1635 года около 250-ти, а в этом сразу два - и местными жителями воспринимаются апокалиптически, океан наступает на сушу, отвоевывая пядь за пядью, меняя конфигурацию берега неузнаваемо. И никакие дренажные работы, которые регулярно ведутся, не остановят трансгрессию: экологически остров обречен, что придает ему прижизненную мемориальную ценность. И вот эта его человеческая смертность, в отличие от остальной вечной природы, привязывает к нему еще сильнее, делает любовь к нему почти болезненной. Как и мою - к Лене. Этой весной, когда с ней и Танюшей возвращались из Москвы и самолет спустился с заоблачных высот и был уже виден изрезанный берег и бьющие в него волны, прильнул к иллюминатору и гадал: Гаспе? Новая Шотландия? Акадия? Тресковый Мыс? - и только тогда узнал Лонг-Айленд, когда увидел внизу наш маяк. Зачарованное место, скажу вам. Сам не знаю почему, ни с того ни с сего взял и расплакался. Я шел и шел по берегу на восток, минуя один за другим свайные городки, которые тянутся по всему 18-мильному клину Огненного острова - после недавней бури дома стояли уже прямо в океане на торчащих из воды опорах и были недоступны ни для хозяев, ни для воров, если таковым случится здесь ненароком оказаться, но как это ни кощунственно, следы разрушений зрелищны, фантастичны и добавляют красоты здешним местам. Справа - сосновые гривы на дюнах, слева - океанские гривы. Прошел миль десять, наверно - и столько же обратно! Проголодавшись, обдирал по пути кусты дикой сливы, которую Лена называла алычей. Раньше я и не подозревал, что эти ягоды съедобны. А Лена еще любила жевать плоды шиповника, из которого однажды сварила дивно пахучее варенье. Ни одна жена не приносила столько горестей, как она, и ни одну не любил с такой отчаянной силой. На старости лет я познал, что такое настоящая любовь - когда любишь не благодаря, а вопреки тому, какова есть любимая. О этот горько-сладкий эрос! - со спокойной душой и чистой совестью краду образ у первой поэтессы на земле, если только дочь Соломона не сочинила первые книги Библии, как убеждают публику некоторые феминистки. Слезы высохли на ветру, в душе было пусто и тоскливо. И тут я почувствовал давно не испытанное мною возбуждение - мой член окаменел и рвался в бой. Это была не абстрактная, деперсонализованная похоть, как ночью во сне, когда все равно с кем - хоть в замочную скважину. И не старческая похоть, когда разгульное воображение разыгрывает постельную сцену хоть с заочной женщиной, которую ни разу в глаза не видел, а только договорился по телефону о сугубо деловой встрече: волнует юная плоть, а не ее конкретный носитель, то есть упругая девичья грудь, твердеющие от ласк соски, млеющее в твоих руках юное тело и как конечная цель - мускулистое, влажное, алчущее влагалище. Нет, это была конкретная страсть к конкретному объекту: к Лене. Хоть подзавожусь иногда от самых неожиданных вещей - к примеру, органная музыка действует на меня почище любого порно, но такое со мной впервые - чтобы встал на пейзаж! А по сути не на пейзаж, а на воспоминание. Именно здесь у нас впервые с ней все произошло, и потом еще несколько раз - с самой роскошной постелью не сравнить! Над тобой небо, вокруг волшебные запахи, слияние полное как никогда: с любимой, с землей, со всей вселенной. Возвращался домой запоздно, усталый, вымотанный, выжатый как лимон, и, как ни странно, успокоенный. Или у меня больше не осталось физических сил на эмоции? Или они изверглись вместе со спермой? В окнах у нас горел свет. Не дожидаясь лифта, взлетел на пятый этаж. Танюша бросилась мне на шею, а Лена как ни в чем не бывало сообщила: - Тебе звонили из России. Какой-то Борис Павлович. Просил срочно перезвонить. Тут меня, наконец, осенило - все эти дни она пряталась не от меня, а от своего братца. Вспомнил подозрительных типов, которые околачивались у дома и которых я приметил краем глаза, но не придал должного значения. А ссора со мной - всего лишь повод, и только дождавшись, чтоб он улетел, вышла из подполья. Это ее я приметил в аэропорту - не было еще случая, чтоб я ее с кем спутал. Я выслеживал ее, а она - своего братца, пока не убедилась, что улетел. Все встало с ног на голову. Я уже ничего больше не понимал. Единственная теперь зацепка - Борис Павлович. Не терпелось связаться с ним - там как раз утро. Решил дождаться завтра и позвонить с работы - без свидетелей. В ту ночь нам снова было хорошо, как в первые дни нашей близости. Мы истосковались друг без друга. Ставлю местоимение "мы" - нисколько в ту ночь не сомневался. Но уже после разговора с Борисом Павловичем сомнения захлестнули меня с новой силой. И так с ней всегда! Заколдованный круг какой-то. 5. Недели через две после нашей встречи в Нью-Йорке, мадемуазель Юго объявилась снова - сообщила по телефону, что неподалеку от Сент-Джон к берегу прибило труп молодой женщины двухмесячной приблизительно давности, и предложила немедленно прибыть для опознания. Мгновенно вспомнил двух русских, которых встретил в кемпграунде. Прежде был уверен, что утопших выносит на берег через день-другой. Труп застрял в коряге милях в тридцати от Фанди - могло отнести волной, по мнению мадемуазель Юго. Отменив классы в Куинс-колледже и вызвав бэби-ситтершу (студентка-негритянка на моем курсе "Два Набокова"), вылетел в Нью-Брунсвик. Заехал сначала в Фанди, спустился к воде, на меня, понятно, нахлынули воспоминания. Еще бы - именно здесь я видел ее в последний раз. В ночь перед исчезновением у нас состоялся крутой разговор - Лена во всем созналась. Передо мной открылась бездна, о которой я и предположить не мог. Все прежние подозрения - детские сказки по сравнению с тем, что узнал той ночью. Иногда мне казалось, что сплю и весь этот кошмар мне снится - как будто забыл смыть соль после океана. Мне еще надо набраться мужества, чтобы пересказать ее признания. Предпочел бы не знать ничего, клял себя за любопытство. Боюсь собственных слов - будто ее историю еще можно изменить, пока она не скреплена письменным словом. Так Танюша, совсем еще малюткой, закрывала ручками глазки - и думала, что спряталась. Я и есть ребенок, точнее был им, пока не узнал ее тайну, которой сам домогался. О если б мне отказала память! Лена исчезла на следующий день после ночного разговора. Во время утренней прогулки мы крупно повздорили, Танюша свидетель. Что она думает обо мне? И что - о Лене? Считает меня убийцей и тем не менее защищает? Океан в тот день сошел с ума, волны дыбились, грохот от их ударов о прибрежные скалы стоял пушечный, все было как на войне. Обезумев, низко над водой, носились чайки, крича и стеная. На этот раз океан спокоен. Время отлива: природа отступает, чтобы бросить на себя взгляд со стороны. Первозданный образ природы, первый день творения. Ну, второй-третий... По обнажившемуся илистому дну с ведрами и лопатами ходят сборщики моллюсков в высоких, по пояс, резиновых сапогах, а вокруг летают их соперники, черноголовые канадские чайки и тревожно голосят. Вдали приметил какую-то странную груду, а, приблизившись, увидел, что шевелится. Оказалось - чайка: безнадежно запуталась в рыбачьем неводе. Вся мокрая, измазанная в чем-то, она билась в сети, как рыба, за которой скорее всего и нырнула, в надежде на халяву. Завидев меня, прекратила борьбу и глядела с каким-то понимающим, как принято говорить, человечьим взглядом. Пусть и отходняк, но я все-таки вытащил швейцарский нож, который всюду таскаю с тех пор как Лена повадила меня к сбору грибов, разрезал сеть и долго возился, чтобы вызволить подранка. Тяжело дыша, чайка неловко поковыляла прочь, попыталась взлететь, но рухнула, растопырив правое крыло. "Не жилец", решил я. Однако со второй попытки чайке удалось взлететь - держалась сначала низко над волнами, а потом, тяжело ударяя по воздуху крыльями, набрала высоту, и я потерял ее вскоре из виду. Эпизод этот несколько поднял настроение. Чего мне меньше всего хотелось теперь, так это глядеть на разбухший от месячного пребывания в воде женский труп, кем бы он не был прежде. - Вам знакомо такое понятие как corpus delicti? - спросила мадемуазель Юго. Предпочел услышать ее объяснение, чем рыться в запасниках моей стареющей памяти. - Дословно: тело преступления. То есть совокупность улик. Какие бы подозрения не были у следствия, пусть даже доказательства, обвинение в убийстве не может быть предъявлено, пока не найден труп. - Вы подозреваете меня в убийстве? - сделал я большие глаза. - Такая возможность не исключена. Даже очевидное самоубийство мы расследуем сначала как убийство. На всякий случай. Вы видели ее последним. Это в детективах убийцей оказывается наименее подозрительный. По принципу головоломки. В жизни - наоборот. Короче, считаю нужным вас предупредить. Ничего не оставалось, как поблагодарить ее. Она повела меня в полицейский морг, пояснив по пути, что копы называют его "Сибирью". Меня как резануло - начало и конец ее жизни сошлись вдруг в одном этом слове. Вот кто самый великий в мире насмешник - случай, раскидавший на нашем пути аналогии и символы. В морге и в самом деле холодновато. По стенам - морозильные камеры с маленькими дверцами, а в них круглые окошечки - похоже на сушилки в прачечных. Сопровождавший нас крючконосый патологоанатом открыл одну дверцу - оттуда повалил пар, потянуло холодом. Неслышно, на роликах, выскользнули носилки. Крючконос откинул простыню - распухшее голое тело желтого цвета, с проступающими на нем фиолетовыми пятнами, с биркой на большом пальце ноги - образ смерти более правдоподобный, чем скелетина с косой. Зрелище скорее жалкое, чем пугающее. Вспомнил почему-то капуцинскую часовню на Изоле Тиберине в Риме с обращением мумифицированных покойников к пока еще живым, которое приковало к себе Лену: "Тем, что ты есть сейчас, мы уже были, а тем, что мы теперь, ты еще будешь." Повернулся к мадемуазель Юго, чтобы поделиться с ней впечатлениями, но она глядела не на труп, а на меня, пытательно следя за выражением моего лица, по которому, надеюсь, судить было не о чем. Решил воздержаться от общефилософских замечаний и повернулся обратно к трупу. Голова разбита напрочь, сплошное мессиво, из которого кое-где торчали волосы, заплетенные водорослями. Патологоанатом заверил меня, предъявляя тело, что женщина была еще жива, когда оказалась в воде, хотя, возможно, без сознания, но человек и в бесчувственном состоянии продолжает дышать: в легких и в левой части сердца обнаружена вода. Тело найдено голым, но это дело не рук человеческих, а морских волн, которые содрали с покойницы одежды. Голова избита о прибрежные камни, а те зубы, что не пострадали от механических повреждений, вымыты водой, что обессмысливает обращение к дантисту. Как и к дактилоскописту, но это уже работа морских стервятников: пальцы, в частности, были обкусаны сообщниками преступника, если таковой в данном деле имеется - крабами; эпидермис безвозвратно утрачен, процесс идентификации затруднителен. Вспомнил, как пытался отучить Лену от дурной привычки - обкусывала ногти до мяса, когда нервничала. И когда не нервничала. Или всегда нервничала? В любом случае, крабы - сообщники не только преступника, но и жертвы, если за ней водилась подобная привычка. Глядя на разбухшее, облепленное песком и водорослями, объеденное морскими хищниками, обезображенное и неузнаваемое, скорее уже морское, чем земное, существо, мысленно сужал, уменьшал его до изначальных размеров - требовалась работа воображения, чтобы по этой вздутой от воды бесформенности представить конкретную женщину. Никогда мне не понять, что движет некрофилом. Или его возбуждают исключительно свежие трупы? - Убийство, самоубийство либо случайное падение со скалы - сказать трудно, - просвещал нас с мадемуазель Юго хозяин трупохранилища, предоставляя нам выбор. - Если даже падению предшествовала борьба, то следов на "плывунчике" обнаружить не удалось. - И тут же извинился за профессиональный сленг. - Я имел в виду - на всплывшем трупе. Во-первых, фактор времени - тело пробыло в воде как минимум два месяца, а во-вторых, факт падения с большой высоты. Ни цвета глаз, которые разложились, ни цвета волос, которые выпали. С уверенностью можно сказать, что это молодая белокожая женщина. Скорее все-таки блондинка, судя по остаткам волосяного покрова на теле. Точно можно судить о росте - пять футов шесть дюймов. - Совпадает, - встряла мамзель. - Что касается возраста, то лет двадцать пять, плюс-минус пара лет. - Лене как раз и было двадцать пять, - сказал я. - Что мы хотели у вас узнать, то это особые приметы. Если они были, - и мадемуазель Юго глянула на меня вопросительно. Любой труп не имеет никакого отношения к живому человеку, а тем более этот вздутый, деформированный, неузнаваемый и несопоставимый ни с одной живой душой на свете. Дико было представить, что эта засоленная человекотуша была когда-то моей женой и принадлежала мне, если только ее обычно вялые ответные реакции можно счесть знаком принадлежности и собственности. Да и о какой собственности может идти речь после ее ночной исповеди! Всем и никому - вот как бы определил ее сексуальную принадлежность. В ее случае более индивидуальная сексхарактеристика невозможна. Что же касается особых примет, то я вспомнил россыпь родинок у нее меж грудей, прививку от оспы на правом предплечье, шрам в паху от операции аппендицита в детстве - и тут же почувствовал их форму и даже вкус на губах, словно покрывал поцелуями мгновенье назад. Крючконосый прозектор тем временем доступно объяснял, что и как меняется в теле в таких случаях. Как человек, у которого еще не совсем остыло любопытство к миру, прослушал его лекцию внимательно, пусть она уже не могла повлиять на мой ответ, который через несколько минут так удивит мадемуазель Юго, предупредившей меня о corpus delicti. Зачем она это сделала? Из симпатии к потенциальному убийце? Конечно, я понимал, к каким последствиям могут привести мои слова, но выбор у меня невелик. Точнее, никакого. Мог признать в этом трупе Лену, поставив себя в довольно сложное положение, а мог - не признать и, положившись на случай, ждать второго пришествия, когда волны выкинут на берег еще одну свою добычу. В сложившейся ситуации я должен исходить только из своих интересов, из собственной выгоды, тем более мадемуазель Юго не давила на меня, предоставив - в известных пределах - свободу выбора. Вгляделся внимательней в то, что когда-то, всего два месяца назад, было молодой женщиной, и обнаружил под левой грудью расползшееся пятно: не бывшая ли это родинка? спросил я. Судмедэксперт подтвердил. Тогда я сказал, что как раз в этом месте у моей жены тоже была родимое пятно. Уверен ли я? Посомневавшись для вида, сказал, что, хоть стопроцентной уверенности у меня нет, склоняюсь к тому, что это Лена: рост, возраст, родинка. Тут же поправился: - Труп Лены. Только произнес, передернуло от собственных слов. Будь суевернее, никогда бы не решился. - Теперь, ввиду наличия corpus delicti, вы меня арестуете? - поинтересовался я у мадемуазель Юго. - Вы этого хотите? - подивилась мамзель. - Не пойму, зачем вам? - Так я арестован или нет? - Видите ли, - уклончиво сказала мадемуазель Юго, - само ваше желание быть арестованным кажется мне странным, если не подозрительным. - У меня такого желания нет. Я не мазохист, не самоед. - Вы признали в трупе свою жену, хотя по всем параметрам труп неузнаваем. - А родинка? - Мало ли. Да и где гарантия, что вы сказали правду о родинке. А спросить больше некого. - Как это некого! - чуть не вырвалось, а вслух спросил: - Если труп неузнаваем, зачем вы меня сюда вызвали? - Потому и вызвали. Чтобы проверить - признаете вы в неузнаваемом, полуразложившемся трупе жену или нет. - К чему все эти игры? - поморщился я. - Вот это как раз мне и интересно. - Ничем не могу помочь. - Не можете или не хотите? - Не обязан. - Не обязаны, - согласилась мадемуазель Юго и развела руками. - Да, забыла сообщить - утопленница была беременна. - В трупе обнаружен трехмесячный фетус, - подтвердил патологоанатом. Голову даю на отсечение, что адреналин в этот момент подскочил у меня в крови - неопознанный труп, невостребованное тело, а тут еще фетус! Но я и виду не подал. - Тем более жаль, - сказал я. - Что странно - у вас нет никакой реакции на смерть жены, - добавила мадемуазель Юго. - И не считаю нужным ее симулировать. Сызмальства терпеть не могу театр - за версту несет фальшью. Да и какой из меня актер? Увольте - напускать на себя эмоции не стану. Если нас что и связывало последнее время, так только взаимное раздражение и рутинные скандалы. Это, однако, ровным счетом ничего не значит. К примеру, у нас с вами тоже натянутые отношения, но, как вы догадываетесь, я не собираюсь вас тюкнуть. Спасибо за corpus delicti, а я вам, в свою очередь, хочу напомнить о еще одном юридическом термине: презумпция невиновности. Я свободен? - Свободны. Но не от подозрений. - Я не убивал Лену. - Убийства бывают разные, - неопределенно сказала мадемуазель Юго, сверля меня взглядом сквозь окуляры. - Умышленные и непредумышленные, сознательные и бессознательные, прямые и замаскированные. Есть еще множество других возможностей. Скажем, заговор. - Заговор? Мамзель не ответила на мой вопрос, предоставив самому отгадать, к чему она клонит и что разумеет под словом "заговор"? - Как насчет похорон? Через несколько дней вы сможете забрать тело. - Я предпочел бы где-нибудь здесь, - сказал я, поражаясь собственному бесчувствию. Домой возвратился поздно, но моя Танюша не спала - дожидалась. Как только спровадил бэби-ситтершу, Танюша тут же спросила: - Ты видел маму? Мне стало как-то не по себе - тут же вспомнил беременный труп. Как рассказать обо всем Танюше, как подготовить мою малышку к смерти Лены? И тут только до меня дошло, что Танюша не могла знать о трупе, а говорила о живой Лене, уверенная, что та жива. И это несмотря на то, что сама говорила мадемуазель Юго! - Откуда ты взяла? Я ее не видел. - Но ты был там, где она исчезла! - Ты что, думаешь, мама эти два месяца гуляла в лесу и собирала ягоды с грибами? Так бывает только в сказках. - А как же, когда она заблудилась в лесу маленькой? - Несколько дней, а не два месяца. - Но она вернется к нам? Что мне ей ответить? Я мог бы, конечно, сказать, что "нет, никогда" или более обтекаемое "не знаю", но не посмел лишать мою дочурку толики надежды: - Рано или поздно. Я надеюсь. А сейчас пора спать. Танюша тут же заснула, а я, хоть и принял лошадиную дозу снотворного, вертелся несколько часов кряду, а под утро мне приснилась беременная Лена в виде русалки, с косами и вплетенными в них водорослями. Она тянула ко мне руки и молила не убивать ее второй раз, а я все наступал и наступал, и внизу за ней буйствовал океан. В конце концов я столкнул ее со скалы, но в последний момент увидел, что это не Лена, а мадемуазель Юго. Экий бред! У Лены никогда не было кос - длинные, ниспадающие на плечи волосы: как стадо коз, спускающееся с горы, сказал бы анонимный автор всемирно известного произведения, если только это не авторша. А у мадемуазель Юго короткая прическа под мальчика. И причем здесь мадемуазель Юго! Не пора ли обратиться к психиатру? 6. Итак, на чем мы остановились в мемуарной части? Ах да, звонок Бориса Павловича. Должен сказать, что избрал для своего рассказа трудную форму и теперь боюсь не справиться - ведь я не профессиональный литератор. Форма - вынужденная: я записываю эту историю одновременно с тем, как она происходит, перемежая ее с предысторией, и как раз эта ретруха дается мне трудней всего. Но излагать все по порядку, притворяясь невеждой и делая вид, что не знаешь что к чему - как-то ненатурально: фальшак. Я хочу, чтобы читатель, как я когда-то, находился в неведении, и чтобы знание приходило к нему рывками, через страхи и сомнения, как и ко мне. Короче, перезвонил Борису Павловичу в Питер с работы - не столько ради экономии, но чтобы поговорить без свидетелей. Впрочем, и сэкономил тоже - разговор длился больше получаса. - Начнем с вашей жены, - сказал Борис Павлович после дежурных приветствий. - К сожалению, вы не снабдили меня фотографией, а потому я не могу судить та ли она, за кого себя выдает. - О такой возможности я как-то и не подумал, - честно признался я. - Это легко исправить. - У меня нет под рукой ее снимка. - Найдете - отфаксуйте мне. На всякий случай. Надеюсь, никак не задел ваши супружеские чувства? Вот чем он меня купил с начала нашего знакомства - интеллигентностью и предупредительностью, редкой в этом мире, а тем более в его бывшей организации. - А пока будем говорить так, будто ваша жена пользуется собственным именем, а не псевдонимом. Скорее всего так и есть. Так вот, Елена Константиновна родилась в Иркутске в 1974 году. В метрике на месте отца - прочерк, мать погибла в авиакатастрофе. Совпадает? - Один к одному, - рассмеялся я. - Не спешите радоваться. Дальше возможны разночтения. После смерти матери, Лену удочеряет пожилая бездетная чета: он - офицер, она - домохозяйка. - Первый раз слышу. - Продолжаю. В восьмилетнем возрасте девочка удирает из дома, ее находят и возвращают приемным родителям, но те почему-то отказываются взять ее обратно, и она попадает в детский дом, из которого тоже вскоре убегает. Мне не удалось раздобыть никаких сведений о ее жизни в течение приблизительно года, пока была в бегах. Не знаю, считать такое детство несчастным или счастливым, но она росла, как трава, без присмотра и без любви. В одиннадцатилетнем возрасте поступает в Иркутске в хореографическое училище на полное обеспечение. Я молчал, хотя все было для меня внове - и приемные родители, и детский дом, и побеги, и хореографическое училище. Лена глухо что-то рассказывала про тетку, у которой жила, пока не уехала в Америку как полукровка. - А кем она была записана в паспорте? - Национальность? Русской. Как и ее мать. Что не исключает, конечно, каких-то еврейских корешков. Вполне возможно, ведь евреи были среди сибирских золотоискателей. Мы в этом направлении не копали. Если, конечно, вы настаиваете... - Нет, теперь уже все равно. Но уехала она из России именно на еврейской волне. В семнадцать лет. Трубка некоторое время помалкивала, я даже подумал, что нас разъединили. В конце концов Борис Павлович проклюнулся. - Почему в семнадцать? - переспросил он. - По нашим сведениям, она улетела в Штаты, когда ей едва исполнилось четырнадцать. И вовсе не по еврейской визе. У нее было гостевое приглашение, липовое или настоящее - не знаю. Официально она ехала поступать в Джульярд-скул в Нью-Йорке. Многим казалось, у нее есть шанс - подавала надежды, была одной из лучших учениц в Иркутском хореографическом училище, в Питере отхватила поощрительную премию на балетном конкурсе "Майя" за "па-де-те" Чайковского. А я-то думал, что, приехав в Америку, она сразу же поступила к нам в Куинс-колледж. Так, по крайней мере, следовало из ее рассказов. Куда ухнули три года - с четырнадцати до семнадцати? Вот именно: знак вопроса. Вспомнил почему-то ее прочувствованное сочинение про "Лолиту" - написанное с точки зрения Лолиты. А что если все-таки она - не она? - И Володя ей, конечно, никакой не брат. Снова молчание как будто прервалась связь. Я не выдержал и алекнул. Борис Павлович мгновенно откликнулся. - Нет, почему же. Единоутробный брат, хотя росли порознь. Отцы неизвестны в обоих случаях. Мамаша была гулящая. Не то что блядь, но легка на передок. Дети в забросе. Если бы не авиакатастрофа, был бы, думаю, целый выводок. Я представил себе этот хвост - полдюжины Володь, и каждый с золотой фиксой во рту. Могли быть, конечно, и сестры, но растиражирование Лены меня еще меньше устраивало. Если она Лена, а не пользуется чужим именем, маскируясь незнамо зачем и от кого. О Господи! То, что Володя оказался не самозванец, а всамделишный брат, веселило мое сердце. Мысль об инцесте пришла спустя несколько дней и больше уже не покидала меня. - А чем он занимался в России? - спросил я больше для проформы. На какое-то время я и вовсе потерял интерес к отбывшему в неизвестном направлении на пакистанском лайнере родственнику моей жены. Борис Павлович словно ждал этого вопроса. - Информация у нас довольно поверхностная, непроверенная, но определенно могу сказать, что одно время толкал дурь, потом занялся рэкетом в Сибири - опять с наркодельцами, но не на главных ролях, а так, на побегушках, что-то ему обламывалось - не жировал, но навар имел. Короче, бабкодел по мелочевке и где придется. Дважды привлекался - один раз сошло с рук, отвязался, адвокат упирал на тяжелую среду обитания, другой раз - припаяли трояк. Отмотал срок и как откинулся опять при деле: тюрьма не перевоспитывает человека, но усовершенствует его криминальные таланты. Вот он и поддался в новый бизнес. На золотую жилу набрел. Борис Павлович замолчал, и я так понял, что раздумывает - говорить или нет. Я тоже помалкивал, хотя от моего равнодушия не осталось и следа. Даже не записал новое для меня слово "откинулся", что на уголовной фене значило скорее всего "освободился" - не до того было. Стало как-то тревожно, словно от новой профессии брата Лены зависело мое собственное существование. Наконец Борис Павлович заговорил: - Повторяю - у нас нет доказательств, скорее подозрения. Были б доказательства - не разгуливал бы сейчас на воле. Он занялся наймом и переправкой путан за границу. Сначала - в Стамбул, а оттуда в Западную Европу и Штаты. - Сутенер? - Однозначно. По-нашему, папаша. Хотя с некоторыми особенностями. Во-первых, заочный - поначалу страны не покидал. Во-вторых, замаскированный - официально его агентство подбирало девочек и девушек для продолжения учебы или для работы за границей: официанткой, массажисткой, продавщицей, сиделкой, домашней прислугой. Да мало ли! Вот почему ему инкриминировалось не сутенерство, а изготовление поддельных документов, хотя кормился он, конечно, от проституции. Наконец, в-третьих, его агентство было, похоже, филиалом некой разветвленной организации, которая платила лично ему до полутора косых комиссионных за каждую девочку - в зависимости от ее рыночной стоимости. Довольно скоро всплыло, что его клиентки предназначались на мужскую потеху и сразу же по приезде оказались в борделях либо на улицах красных фонарей. Его пытались привлечь к судебной ответственности, но он опять отмазался: по его словам, агентство не способно уследить за злоключениями клиенток за пределами России. Его кореш, который подзалетел на три года, был куда как откровенней, весь расклад выдал, терять ему все равно было нечего: как раз против него у следствия имелись неопровержимые улики, он сопровождал клиентуру за границу. Вот и заявил на суде, что девочки знали, на что шли и каким местом будут зарабатывать. Пожалуй, верно по отношению к большинству, хотя не исключены мелодраматические сюжеты. "И двенадцатилетние?" - спросил его прокурор. В ответ подсудимый расхохотался: "А почему нет? На них пробы негде ставить! Любви все возрасты покорны." Напарник шел по другим статьям: нарушение режима пересечения границы, вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность и, наконец, прямым текстом - торговля живым товаром, то есть сексуальными рабынями. - Торговля? - Продажа в рабство. В Стамбуле, куда чаще всего сбрасывается девичий десант из России, есть по крайней мере несколько гостиниц в "русском" Аксарае, где регулярно устраивается невольничий рынок. "Герлс" делятся на оптовый товар и штучные экземпляры: первые попадают обычно в турецкие, китайские либо польские притоны, а штучный товар - в Западную Европу и Америку. Дальнейшая их судьба, по мере старения, точнее взросления, также разнится. Ночные бабочки на панели - это обычные шлюхи, дешевка. Классом выше - бордельные барышни для утех и телефонные проститутки. Наконец, заказные дамы полусвета, другими словами - хай-леди. Экстра-класс, больше для понта, чем для дела, но идут по пятьсот баксов за час, а то и за раз - представьте, есть, оказывается, и такая такса. Основной клиент у них, как ни странно - новые русские, которые тусуются по заграницам, находясь там на отдыхе, по делам или в бегах. Я уже обо всем начал догадываться, но все равно слова Бориса Павловича - как обухом по голове: - В смысле отбора вашей будущей жене повезло: она прибыла в Штаты, минуя Стамбул, в партии таких вот малолеток, а на нашей фене - вы, помню, коллекционер таких словечек - "сосок", "синявок", "малышек", "сопливок", "сыроежек" или "путан с бантиками". От двенадцати до шестнадцати. Судя по всему, ваш новоиспеченный родственник обслуживал педофилов. Возможно, это был всего лишь предлог. Двойной камуфляж: официально она ехала поступать в Джульярд- скул, неофициально - в бордель для педофилов, а на самом деле брат оказывал сестре великую услугу, переправляя ее за границу в партии девочек для притона, которую лично и сопровождал. В выездной ксиве у вашей будущей жены стояло - ПМЖ. - ПМЖ? - не понял я. - Постоянное место жительства, - пояснил Борис Павлович. И после небольшой паузы добавил: - Худший вариант, впрочем, тоже не исключен, хотя все-таки маловероятно, чтобы родной брат собственноручно продал сестру в рабство. Такое тоже, конечно, случалось. Что брат, когда мать и отец продают своих малолеток! Здесь мы вступаем в область гипотез - что произошло с Леной в Америке, не знаю. - Зато я знаю! - не выдержал я, но молча. В действительности, я ничего тогда еще не знал, а из предложенных вариантов надеялся на лучший, но опасался худшего. Поблагодарил Бориса Павловича, заглянул домой, отксерил и отфаксовал ему фото Лены и бегом же обратно - на лекцию. Тема в самый раз - "Настасья Филипповна в "Идиоте" Достоевского и Лара в "Докторе Живаго" Пастернака". Судьбы, конечно, разные, но первоисточник один - совращение в малолетстве. Давно, хоть и отчужденно, интересовался этим сюжетом - словно предвидел, предчувствовал, что самолично столкнусь с ним на старости лет. Кое-что раскопал новенькое относительно Лары - хоть физически Пастернак писал ее с последней своей пассии Ольги Ивинской, судьбу позаимствовал у Зинаиды Пастернак, своей жены, которую в пятнадцатилетнем возрасте соблазнил родной дядя, и связь между ними длилась несколько лет. Пастернака этот сюжет волновал необычайно, недаром в "Докторе Живаго" дан такой отвратный образ совратителя, но для его жены, судя по ее воспоминаниям, это была не только первая, но и единственная настоящая страсть, о чем Пастернак не мог не догадываться и бесился еще больше. Обычно я рассказываю об этом, как о забавном казусе, трактуя его с фрейдисткой точки зрения, а тут вдруг не выдержал и посреди лекции разревелся. Вот в каком был в тот день состоянии. Лекцию пришлось прервать, а ошарашенных студентов распустить на все четыре стороны. Посидел минут пятнадцать у себя в кабинете, принял каптоприл, привел в порядок расходившиеся нервы и отправился домой, так и не решив - выложить все Лене сразу или таить некоторое время про себя. Нетерпелось ее увидеть - и одновременно боязно. Мои сомнения разрешились сами собой. Вместо Лены, застал дома бэби-ситтершу, которая занималась с Танюшей, а на столе записку от Лены: без каких-либо дополнительных объяснений сообщала, что вернется поздно. Так и оказалось - прождал до полуночи, но когда, наконец, вернулась, притворился спящим. Это был последний день моей прежней невинности и первый день нового опыта, если только мои догадки были тождественны знанию. Вот что предстояло выяснить, чего бы ни стоило! Глядя исподтишка на лежащую рядом Лену и чувствуя, как всегда, неловкость от подглядывания, раздумывал, с чего начать допрос. Одновременно во мне росло желание, настоенное на подозрениях, ревности, ненависти и брезгливости. Любовь моя, мука моя, Елена. Я придвинулся к ней и, делая вид, что во сне, со сна, обнял, положил руку ей на грудь. И почувствовал вдруг сопротивление. Это было так странно, первый раз отказывала. Повернувшись ко мне спиной и ровно дыша, она спала. Но мне почему-то почудилось, что она только делает вид, что спит, обманывая меня, как только что обманывал ее я. Обычно она спит в позе эмбриона, а сейчас лежала спиной ко мне, выпрямившись, напряженная какая-то, неестественная. Так никогда ей не признался, что подслушал ее кошмары - она часто кричала со сна, сумел даже разобрать, что ей снилось будто ее кто-то надувает, и она вот-вот лопнет, как воздушный шар. Я ее обнимал, и она затихала. С той ночи она отказывала мне под разными предлогами: усталость, головная боль, менструация. В конце концов, я перестал домогаться, решив, что природа свое возьмет, сама захочет, если только у нее нет кого на стороне. Призрак брата, которого я выследил в Ди Эф Кей и проводил неведомо куда, снова замаячил на горизонте, нагло поблескивая золотой фиксой. Однажды не выдержал и как-то, когда говорили совсем о другом, неожиданно, чтобы застигнуть врасплох, прямо спросил, спала ли она с братом. Она также прямо ответила: - Ну спала. И устало добавила: - Какое тебе дело, с кем я спала до тебя! Какое это имеет значение? И вообще не вяжись. Прошлое не изменишь. Но я не отступал: - Ты с ним спала до того, как тебя изнасиловали в школе? Сам не знаю почему, но мне это было важно знать. - Никто меня не насиловал. Это я выдумала. - Зачем? Но ничего от нее в тот раз не добился. Я знал о ней больше, чем говорил ей, и узнавал все больше и больше, а уж о чем догадывался - точнее подозревал - об этом гипотетическом знании и заикнуться боялся. С каких-то пор я даже стал извлекать некое удовольствие от моего одинокого и тайного знания, которым я с ней не делился. Теперь я уж знал точно, что она меня обманывает, а чего я не знал, так это - знает ли она, что я уже знаю. Чувствовал себя мазохистом, когда как ни в чем не бывало разговаривал с ней на сторонние темы, не касаясь главного, либо целовал на сон грядущий ее родные лживые губы. Почему оттягивал, почему не выложил все начистоту? Не из одного все-таки мазохизма, а скорее потому, что угадывал за своим тайным знанием тайну еще более глубокую и ужасную, которую предпочел бы не знать вовсе. Просыпался среди ночи и глядел на нее, как убийца на жертву. Меня захлестывали разноречивые чувства - желание, нежность, ненависть, отчаяние, глухая тоска. Если это любовь, то любовь человека, обреченного убить любимую женщину. Мысленно обращался к Богу, чтобы он освободил усталую мою душу от жизненных оков и тем самым - от греха смертоубийства. В сильнейшем был напряге, готов был на все, хоть прежде и не подозревал в себе такого. Вот я и говорю, исходя из собственного опыта: человек себя не знает. А способен на все - любой человек на любое действие, которое ему по силам физически. И даже сверх. Лена стала все чаще исчезать - на полдня, а то и на целый. Вместе с нашей старенькой "тойотой камри", которую ласково называла "тойотушкой" и время от времени попрекала меня, что экономлю и не куплю новую. Или еще одну, в добавление к "тойотушке". Но зачем, скажите, нам две машины, когда Куинс-колледж через дорогу от дома? Что касается замены, то да, краска полезла, у салона вид плачевный, вся обивка отодралась и прочее, но машина бегает, это главное, а от добра добра не ищут, напоминал я ей русскую поговорку. На этот раз она исчезала без всякого с моей стороны повода, не было больше ни ссор, ни даже размолвок. Зато резко ухудшились ее отношения с Танюшей, на грани нервного срыва, один раз ударилась в слезы - понятно, не железная моя Танюша, а моя трепетная лань Лена. Вот тогда и заметил, что в ее исчезновениях есть некая закономерность: отсутствовала по вторникам, пятницам и субботам. Решил, что устроилась где-то работать, тяготясь материальной зависимостью от меня. Приготовился к худшему: разводу. С потерей Лены смирился - а что мне оставалось? - но за Танюшу буду бороться не на жизнь, а на смерть. Томиться больше неизвестностью я не мог, принял решение и назавтра же приступил к его осуществлению. Тем более, ночью мне приснился странный сон, как меня казнят - со всеми подробностями и с диким страхом. По пути на казнь описался. Во сне, конечно, а не наяву. Не прообраз ли это моего будущего, если меня обвинят в убийстве жены? Была как раз пятница, выдался серый такой неопределенный денек с играющим в прятки солнцем, и на взятой напрокат машине я отправился вслед за нашей "тойотушкой". Следить за Леной было легко, рассеянность была ее врожденным пороком. Мы мчались по лонгайлэндовскому большаку, не доезжая Ривер-Хэд, съехали на двадцать седьмую и после Саус-Хамптона - у меня глаза полезли на лоб - свернули на Саг-Харбор. Тот самый Саг-Харбор, который мы с ней всегда избегали в наших наездах на Лонг-Айлэнд. Тут до меня, наконец, стало доходить что к чему. Так вот, значит, в чем причина ее, как мне казалось, неосознанного страха перед Саг-Харбором. Когда мы подъезжали к городку, я был уже уверен, что истина у меня в кармане и мне предстоит сейчас встреча с ее братаном, которая - клянусь! - для одного из нас кончится плохо. Только зря я клялся. Любовь - это мифомания: измысливаешь на месте реальной женщины нечто романтического толка, даже несчастья выдуманные, о настоящих не подозреваешь. Я измыслил ее, каковой она никогда не являлась. Разве что в детстве. Вот я и говорю: мы любим баб какими их изначально создал Великий Инкогнито, но жизненные обстоятельства навсегда отдалили их от божественной модели. А как насчет мужиков? Господи, как бы я мечтал теперь, задним числом, чтобы те мои наивные подозрения оправдались. Увы! Увы мне и всем нам. Зарок на остаток жизни себе, а заодно и читателям - поостеречься с выводами. 7. - Я видела маму, - сказала мне Танюша назавтра после похорон. Место для утопшей я выбрал живописное и патетичное - кладбище на скале, чудный вид на залив Фанди, чьи волны два месяца носили ее неприкаянный труп. Лене бы понравилось. Как она любила бродить по кладбищам, рассматривать памятники, читать надписи, а я терпеть не мог, отшучивался: "Мы успеем еще здесь побывать, когда присоединимся к большинству человечества." Вспомнил, как представлял прежде ее смерть - в глубокой старости, я давно уже в могиле, и все равно не было горше трагедии в мире. Переживал, помню, дико ее неизбежную, рано или поздно, смерть. Поставил православный крест с ее именем и моей фамилией. Год рождения, год смерти: двадцать пять лет. Как подросток каждые пять минут думает о сексе, почти с такой же частотой человек моего возраста возвращается к мыслям о смерти, пусть и сознавая всю праздность, всю бессмыслицу сего занятия. Я бы сказал даже так: чем меньше думаешь о сексе, тем чаще - о смерти. Не только о своей. Помню в молодости меня приводила в отчаяние мысль о смертности гения: ну ладно я - с этим еще мог смириться. Но Шекспир! Моцарт! о Боже! Даже в редчайших случаях своих избранников, коими, несомненно, являются гении, Бог не делал для них исключения. А когда женился на Лене, она заняла место гения в моих неотступных, навязчивых думах о смерти - такова была изначальная власть этой женщины надо мной. О своей так не думал, относясь покорно и стоически, без буйного разгула воображения. И вот, когда она исчезла, я никак не могу вырваться из-под ее власти, продолжая с ужасом представлять ее небытие. Мадемуазель Юго деликатно оставила меня одного перед деревянным крестом. Нашел ее стоящей у памятника своему соплеменнику со странной надписью: "Last French Commander and Defender of Arcadia. Honour to unsuccesful Valour. He died and was buried among enemies." - Памятник врагу, - сказала мадемуазель Юго. - Враг, друг - поди разберись. Вот мы с вами враги, а вроде бы уже сдружились. Она как-то странно, искоса на меня глянула, но ничего не сказала. А я и вправду немного привязался к этой французской милашке. Вот ведь - даже снилась. - Вы мне недавно снились, - сказал я. - Вы мне тоже. - И пытался вас убить? Так был поражен совпадению, что сморозил глупость. - Нет, зачем же! - расмеялась она и сняла очки, мгновенно превратившись из дотошного следователя в наивную девчушку, а в ее близорукости проглядывала трогательная незащищенность. И добавила: - Совсем в иной ситуации. Честно говоря, жаль было с ней расставаться. И еще жалко, что нас ничего с ней не связывает, кроме "плывунчика" и ее подозрений. Узнал в эту встречу, что мою собеседницу зовут Жаклин. Жаклин Юго. Красиво. Танюше, понятно, ни словом, вернувшись, не обмолвился о цели моей поездки в Нью-Брунсвик. Зато она мне выложила сразу. Прошла, наверно, вечность, прежде чем ей ответил. Не могу сказать, что Танюша пришла из балетной школы, высокопарно названной русскими иммигрантами "Академией искусств имени Михаила Барышникова", возбужденной более чем обычно. Если ее что и возбуждало, то скорее всего нетерпение поделиться со мной новостью. Может быть, следовало все-таки сообщить ей о похоронах? - Ты ошиблась, - сказал я. А что мне оставалось? Будь я стилистом, прошелся бы по рукописи и повычеркивал, где можно, эту фразу. Это личное мое клише, однако, - свидетельство моей беспомощности перед обстоятельствами. Бывший морской романтик, на суше я становлюсь фаталистом. Таня воззрилась на меня своими невинно-голубыми, в мать, да так, что мне стало тошно. Но я выдержал ее взгляд, не сморгнув. - Ты думаешь, я говорю неправду? - Ты с ней разговаривала? - спросил я, противореча себе. - Не успела. Когда она заметила, что я ее вижу, сразу отвернулась и скрылась за углом. - Вот и выходит, что ты ошиблась. Разве она могла, увидев тебя, не заговорить с тобой? - Она пряталась, - продолжала упрямиться Танюша. - Почему ты решила, что она пряталась? - У нее теперь другая прическа. Волосы черные и курчавые, как у негров. И огромные темные очки. - Как же ты ее узнала? - попытался я подловить мою дочурку. - Она грызла ногти. - Господи, мало ли людей грызет ногти! - Как я могла не узнать маму? - обиделась вдруг Танюша. - Ты бы меня разве не узнал, если бы я выкрасила волосы и по-другому постриглась? Я бы и Лену узнал в любом камуфляже, как бы она ни вырядилась. На пляже я ее узнавал за полкилометра наверно, хотя даже моя нынешняя дальнозоркость не могла на таком расстоянии схватить ее конкретные черты. Выходит - помимо них? Может, по запаху, как самцы некоторых тварей, не помню каких. Даже если Танюша видела Лену, что невероятно как встреча с потусторонним миром, мертвецам путь назад заказан, то все равно прямой отцовской обязанностью было убедить Танюшу в обратном. - Когда я был в твоем возрасте, то всем рассказывал, как самолет пролетел рядом со мной, да так низко, что я мог коснуться его рукой, и все считали меня неисправимым лгунишкой, а я обижался, уверенный, что говорю правду. - Но ты говорил неправду, - сказала Танюша. - А я говорю правду. Есть разница? - Не принципиальная. Помнишь, я тебе рассказывал про Сократа? - Это тот старый дурень, который по указу народа принял яд, хотя мог бежать? - Ты несколько упрощаешь, но не будем отвлекаться. Так вот, у него был ученик Платон, благодаря которому мы, собственно, и знаем про Сократа. Платон ввел в философский обиход понятие "ложного воображения" - это когда не сам человек лжет, а ему, этому человеку, лжет его воображение. Так и говорят: воображение разгулялось. Человек живет одновременно в двух мирах: реальном и воображаемом. Воображаемый мир - это твои сны и фантазии, то есть сны наяву. Боги создали сны, чтобы слепцы могли увидеть свой путь - это древнеегипетская поговорка, которую удалось расшифровать ученым. Не спорю, ты видела маму, но это было видение: ты так хотела ее увидеть, что твое желание в конце концов реализовалось. Согласись, ты хочешь ее увидеть? - Хочу, - призналась моя бедная сиротка. - Вот видишь, - обрадовался я, хотя впору было плакать. - И зачем было, скажи, маме от тебя прятаться? - И тут же понял, что сболтнул лишнее. - Она пряталась не от меня. - А от кого? - От тех, кто поджидал ее в машине. Танюшины фантазии приобретали все более зловещие черты, а чем зловещее, тем реальнее. Надо бы распросить ее, не напугав. - Что еще за машина? Как давно ты ее заметила? И откуда ты знаешь, что они следили именно за мамой? - Они уже несколько дней там караулят. Машины разные - сначала черный "мерседес", потом "олдсмобил" и "нисан", а сегодня опять "мерседес"", но с другим номером. - Ты запомнила какой-нибудь номер? - Нет. Только первые буквы у "мерседеса" - те же, что нас: VSV. Потому и запомнила. Это в первый раз. А сегодня буквы совсем другие: GPR. - Номера ньюйоркские? - Да, со статуей. - Почему не рассказала раньше? - Ты не спрашивал. - Как я могу спрашивать о чем не знаю. - А откуда мне знать, что тебе интересно, а что нет? Как всегда, она права, моя Танюша. - А почему ты говоришь "они"? Сколько их? - Двое. - Какие из себя? - Мужчины. Без бороды. - Исчерпывающая характеристика! - Плохо видно, а из машины они не выходят! - А вдруг это кто из родителей ваших ребят? - Нет. Они так и уезжают, никого не взяв. - Откуда ты знаешь? - Сара сказала. Она последняя уходит из школы, ее мама всегда запаздывает. Сара заметила, что они уезжают, как только я ухожу. И потом у них лица похожие. - Похожие? - переспросил я. - Они, что, братья? - Нет, не друг на друга, а на тех в Фанди, которых мы встретили. Когда маму потеряли. - Ты уверена? - Да. Очень похожи. - Вот почему ты решила, что они следят за мамой, а не за тобой. - Нет. Сначала думала - за мной. Но сегодня, когда увидела маму, совсем о них забыла. А они перехватили мой взгляд, и когда мама убежала, они сорвались с места и помчались в ту сторону, куда я глядела. Наверно. они и не видели маму, но когда заметили, куда я гляжу, бросились в погоню. Нечаянно я выдала маму, - сказала Танюша и расплакалась. Я прижал ее к себе. - Теперь ты веришь, что это не ложное воображение? - сказала она сквозь слезы. - Не знаю,- честно сказал я. - Но учти, если к тебе подвалит какой-нибудь дядя, что бы тебе ни предлагал, что бы ни говорил, держись подальше, ни на какие предложения не соглашайся. Особенно если дядя с русским акцентом. Опасаться нечего - я тебя встречаю и провожаю, а если не я - то Джессика (так зовут бэби-ситтершу). Говорю так, на всякий случай. - А что если они ее поймали? - спросила Танюша, шмыгая носом. - Не думаю, - сказал я решительно. А что мне оставалось? (Опять!) Жать дальше на Танюшу не имело смысла - ни в смысле получения от нее добавочной информации, ни по линии предупреждений. Схватывала она с полуслова, а излишнее давление могло вызвать обратный эффект. Куда более сложным был вопрос, делиться ли мне полученными сведениями - и с кем? У меня были все основания не связываться с ньюйоркской полицией - скорее бы предпочел Бориса Павловича с его частным сыскным агентстом на базе бывшей гэбухи. Но между ним и мной Нептун катил атлантические воды, и по сравнению с оным пространством Нью-Брунсвик, из которого я только вернулся, был рукой подать. Уложив Танюшу и прикрыв из предосторожности дверь, набрал Жаклин, пусть и был риск - даже двойной: во-первых, могла не поверить, как я Танюше, а поверив - это во-вторых - могла обернуть полученную информацию против меня. Так и не понял, какие выводы сделала моя собеседница на другом конце провода, но выспрашивала она меня более пытательно, чем я - Танюшу. - Я не могу вам сказать больше, чем знаю сам! - не выдержал я, уже жалея, что позвонил. Жаклин поразило то же, что меня - обнаруженное Танюшей сходство между двумя русскими в Фанди и сидящими в машине филерами. И тут я вспомнил, что и на стоянке в Фанди, когда мы вернулись без Лены, стоял черный "мерс", который, как мне показалось тогда, я видел не впервые. Сказал об этом Жаклин, пояснив, что мерседес - любимая иномарка новых русских. Ее предложение приехать и лично допросить Танюшу было отвергнуто любящим отцом бесповоротно. Даже обрадовался, когда оператор нас перебил. Оказалось, меня добивался "Уэстерн Юнион". Через минуту вернулся к Жаклин и продиктовал ей полученную из Парижа телеграмму без подписи: "Береги Танюшу". Она сказала, что немедленно свяжется с ФБР и ньюйоркской полицией, а через Интрепол - с парижской. Вынужден был согласиться, хоть и представил гипотетические возражения Лены. Мои собственные контрвозражения Лене, которые мне теперь некому было высказать, сводились к тому, что когда задействовано столько сил, можно быть спокойным за Танюшу - одному мне за ней не уследить. На ставку было поставлено все, что у меня оставалось - ведь я и женой пожертвовал, чтобы сохранить дочь. Недолго посомневавшись, дал Жаклин питерский телефон Бориса Павловича, пояснив в общих чертах что к чему: бывшая российская гэбуха должна знать о русских мафиях больше, чем ФБР. Под конец Жаклин огорошила меня вопросом: - А вы сами-то верите, что ваша дочь видела Лену? - Вроде бы вчера мы с вами ее похоронили. Или я ошибаюсь? Это не я лично опознал объеденный морскими хищниками женский труп и подозреваюсь в убийстве жены? - Почему не рассказали об этом дочери? Тут до меня дошло, куда она клонит. - Как же, помню. Вчера вы буркнули что-то о заговоре. - Совместно с женой. Зачем - не знаю, но, положим, ей было необходимо исчезнуть, и вы ей в этом поспособствовали. - Утопив ее в Фанди? - Или сделав вид, что утопили. Или сама утопла, но понарошку. - А как же труп? - Труп - чистая случайность. Как нос Клеопатры. - Нос Клеопатры? - Пример Паскаля по поводу роли случайности в мировой истории. Будь нос Клеопатры покороче - лицо мира было бы иным. - Хорошо сказано, но какое отношение это имеет к нашей истории? - С трупом вам просто повезло. Его могло и не быть. А так - верняк. Смерть вам обоим подходит еще больше, чем исчезновение. - Нам? - Вам и вашей жене. - Вы думаете, что проницательны, а скорее изобретательны, - сказал я. - Собственную выдумку принимаете за реальность. - Это не выдумка, а рабочая гипотеза. Один из вариантов: инсценировка собственной смерти. Почему бы и нет? А коли так, то вы с женой добились чего хотели. - Не рабочая версия, а экстраваганза, - сказал я, прощаясь. - Это уже из области литературуры, а не криминалистики. У Льва Толстого есть даже пьеса с подобным сюжетом - так и называется "Живой труп". А может, настоящее ваше призвание - писать романы, а не вести следствие? Тем более, у вас есть великий однофамилец. - Почему однофамилец? В прямом родстве. Виктор Юго - мой прапрапрадед. - А Жорж Сименон вам случайно не родственник? Кладя трубку, я все еще слышал ее смех. Что ж, чувства юмора не лишена, а это не так уж плохо в моей ситуации. Досадно, что у нее также хорошо развитый нюх. Как охотничий пес. Будь у Жаклин, а не у Клеопатры, другой нос, наша история приняла бы, возможно, иные очертания. Самый тонкий расчет разбивается о такие вот ненужные случайности: нюх мадемуазель Юго, труп беременной девушки. Или наоборот - укрепляется с их помощью? Да и что такое случай как не анонимное вмешательство все того же Великого Инкогнито. В закономерностях Бог проявляется явно, а в случайностях - тайно. Лично я предпочитаю тайного Бога. А что если сознаться в убийстве, пока не поздно? Противоречивые чувства одолевали меня. Я так и не знал, как реагировать на сообщение Танюши. Радость, страх, надежда, отчаяние. Лена спаслась тогда, но выдала себя сейчас, попавшись в западню, расставленную ей мерзавцами. Удастся ли ей улизнуть от них снова? 8. Проследив ее до самого конца, сделал круг и припарковался на деревянной пристани. Мимо китобойного музея и масонского храма, мимо старинного кладбища на пригорке, мимо увитой плющом заброшенной фабрики, откуда повеяло сладким ароматом глициний, а вот и двухэтажный, потрепанного вида дом, куда нырнула Лена, оставив нашу "тойотушку" в двух кварталах от. Засел в кустах напротив и установил наружное наблюдение. Интересно, братец уже на месте или Лена его опередила? Ждать пришлось недолго. К дому подъехал лимо, но вместо братца вышли два классно одетых, крепко сбитых и коротко стриженных мужика, в которых я легко признал "ежиков". Они прошли по аллее в дом, лимо тут же снялся с места и исчез за поворотом, в направлении благоухающей глицинией фабрики. Минут за двадцать, пока я прятался в кладбищенских кустах, подрулил черный "мерс", на этот раз с одним пассажиром той же новоявленной породы, а потом такси, из которого выпорхнула похожая на жирафу длинноногая сексапильная красотка. Прочь сомнения! Мне предстоит узнать, о чем я и так догадывался: моя жена возвратилась к тому, с чего начала свою жизнь в Америке. Я знал что теперь делать. Не выдержав пытки, выскочил из кустов и помчался к дому, где Лена сейчас, может быть, уже расточала ласки, на которые была так скупа, за единственным исключением, в нашей совместной жизни, кому-нибудь из мужиков, а может и нескольким сразу. Круша все по пути, я ворвался в этот вертеп и тыкался то в одну дверь, то в другую, пока не застиг мою девочку на месте преступления - голой и прекрасной, а на ней сопело и трудилось какое-то толстокожее животное. Ночной кошмар, который оказался самой что ни на есть реальностью. Никогда не думал, что способен на убийство, но это единственное что оставалось. И я совершил его без малейшего сожаления. На самом деле я все еще сидел в кустах в полной прострации, представляя как врываюсь в дом и застаю мою девочку с этими отвратными животными, а вовсе не милыми ежиками. Воображение рисовало мне одну картину гаже другой, но какая-то тайная, неведомая сила удерживала от решительных действий. Как Гамлет, замучивший себя мыслями о ебле любимой матери с нелюбимым дядей - пусть даже, согласно модной концепции, тот был его настоящим отцом. Или как Леопольд Блум, который бездействует, бродя про Дублину, хотя знает, что Молли вот-вот ему изменит, и даже догадывается - с кем: в его силах вмешаться, предотвратить, но он этого почему-то не делает. Вот это "почему-то" и удерживало меня от вмешательства и решительных действий. Паралич воли. А в это время моя Лена еблась с "новыми русскими". О господи! Я вышел из своего укрытия, но вместо того, чтобы ворваться в дом, повернул к деревянной пристани, где оставил машину. Позади меня скрипнули тормоза, но я даже не обернулся, зная и так, что это еще один клиент либо товарка моей жены. Кто бы ни был, дела не меняет. - Профессор Кендалл, - услышал я за спиной и, обернувшись, увидел еще одного представителя "новорусской" породы, которая и прежде не вызывала у меня особых симпатий, а теперь были добавочные причины для антипатии: ражий, широченная будка с мощным подбородком и крутыми скулами, нулевая стрижка, темные очки в пол-лица, длинное кашемировое пальто, а из-под него выглядывали лакированные сапожки. Вот еще одно - вспомнил! - их прозвище: "стриженые затылки". Потому, наверно, и не воспринял индивидуальные его признаки и не узнал, как не сразу узнаешь знакомого, если привык видеть его в гражданском, а он подвалит к тебе, скажем, в полицейской униформе. К тому же, этот тип и знакомым не был, а, как выяснилось, овцой из того, с годами все более многочисленного стада, которое я пас по долгу службы. - Вы меня не узнаете, профессор, - продолжал ненавистный незнакомец, который прибыл в Саг-Харбор трахать мою жену. - Не мудрено - у вас столько студентов. Я брал ваши курсы в Куинс-колледже. - Когда? - сразу же спросил я. - Да уж лет десять с тех пор. Отлегло: значит, он не может знать, что одна из бордельных девок - моя жена. - А здесь что делаете? Он помялся, хотя, будь догадливее, вертанул бы вопрос ко мне. - Так. В гости к соплеменникам намылился, - ответил он, ухмыляясь. Я тут же воспользовался своим преимуществом, уверенный, что он не знал, что я знаю, куда именно, и выпалил напрямик: - Возьмите меня с собой - потренируюсь в русском. А то, я знаю, язык катастрофически меняется в последнее время. А мой тем временем ржавеет. Вот вы говорите "намылился". Это то же, что и "наладился", да? Мне уже нужен толмач с русского на русский. Похоже, поставил бывшего студента в довольно затруднительное положение, но мне без разницы. Сама судьба послала его - случайностью эту встречу не объяснишь. Поглядим как выкрутится. Каким бы запутанным ни был лабиринт, из него всегда есть выход, если только блуждание по лабиринту не предпочтительней выхода из него. Разве не так? Он мог меня послать куда подальше, но сказалась, по-видимому, прежняя субординация - вот он и пустился в объяснения, отговаривая: - Не совсем в гости. Скорее на явочную встречу с дружками-приятелями. Нечто среднее между закрытым клубом и бизнес-центром. - Хаза? - не удержался и продемонстрировал знание воровского арго. - Пусть будет хаза, - рассмеялся мой бывший студент. - Или хата. "Матрешки" называется. - "Матрешки"? - переспросил я, и какое-то смутное воспоминание шевельнулось, будто я сам нашел это слово применительно к Лене, еще даже не подозревая о существовании борделя с таким именем. - "Матрешки". Простенько и со вкусом. А куда еще податься братве? Крутимся, варимся, оговариваем условия контрактов, подписываем документы, делим общак, отстегиваем должки, укрепляем связи. Отпашем свое, потом законный отдых: сауна, бассейн, бар, солярий, бильярд. Плюс - массаж: тайский, европейский, общий, классический, эротический. - Была не была! Тряхну стариной. А массажистки? - Шикарные. Из тех, что достают. Особенно одна. Главное - надежные. Что в эпоху СПИДа немаловажно. Презервативы - в обязательном порядке. Еженедельный врачебный осмотр, но это скорее так - подстраховка, за все время ни одной инфицированной. Потому что клиентура более-менее постоянная. Новички - только по рекомендации прежних клиентов. Все женатики, никаких связей на стороне. Не считая матрешек. Кстати, вы женаты, Профессор? - спросил он и странно как-то усмехнулся, но я тогда не внял, занятый своей игрой и не предполагаая, что со мной тоже ведь могут играть в кошки-мышки. Вот именно - я казался себе котом, а был мышкой. Котом был мой бывший студент, который выпал из моей памяти вместе с остальными за единственным исключением. - Женат, - помедлив, сказал я и ужаснулся двусмыслице сюжета. - Тогда поладили. Могу вас рекомендовать, хоть вы все равно будете среди нас белой вороной, - осклабился мой собеседник. - А если нагрянет полиция? - Какая здесь полиция! Во-первых, главный американский идол - прайвиси. Во-вторых, на случай облома, всегда можно объяснить, что русские гуляют - день рождения или просто вечеринка, а если кто из гостей и уединился с кем, так хозяйка - не мамочка, гости - не дети. Полиция - тоже люди: можно дать на лапу или пугануть. Ошпарятся - и отлетят. То есть слиняют, - пояснил он. - Все еще желаете полакомиться клубничкой, Профессор? - Пошли, - нетерпеливо сказал я, боясь опоздать и упустить шанс. - Прыткий вы, однако. Вспомнил, наконец, моего студента и забавную историю, с ним связанную. Единственное, что осталось скрыто за семью печатями моей капризной с возрастом памяти - имя. Оказалось не суть важно: как в своей среде, так и в противоположной - правоохранительным органам разных стран - он был известен под псевдонимом, заимствованным у знаменитого киногероя. Нет, не Джеймс Бонд. Открыла нам дверь сама мадам, по-русски бандерша, для своих лет даже красивая: как любят выражаться русские классики, со следами былой красоты на пятидесятилетнем или около того лице. Мы попали в нечто вроде сеней, а уже оттуда хозяйка повела вглубь дома, где я ожидал увидеть понятно кого, не загадывая наперед ни моей, а тем более ее реакции. Просторная гостиная - большой сосновый стол посередке, вокруг некрашеные скамьи и табуретки. Под избу сработано, стиль "рюсс". На стенах - иконы, на стеллажах - разностильные и разнокалибернные матрешки, которые я воспринял как намек на разнообразие отсутствующих пока девичьих экспонентов: в комнате были одни мужики. Мы угодили в разгар какой-то разборки - пока что словесной: вид у всех был малость разгоряченный. Или это на них подействовала водяра? Выпивка была представлена на столе избыточно - бутыли с "Абсолютом" и "Мартелем", зато сугубо русский закусон: бородинский хлеб, семга, блины с икрой, шматами нарезанное сало, холодное мясо, соленые и маринованные грибы, малосольные огурчики, споловиненные луковицы, из горячего - пельмени. В комнате повис сизый дым - нигде сейчас столько не курят как в России (разве что в Японии). При нашем появлении разговор смолк, на меня воззрились с недоумением, которое не исчезло после того, как чичероне представил меня. Белая ворона. - А где настоящие матрешки? - поинтересовался я, пытаясь снять напряжение, и мне было отвечено припевом знаменитой советской песенки сталинских, кажется, времен: - Первым делом, первым делом самолеты, Ну а девушки, а девушки - потом. Бандерша вручила мне альбом, в котором живые матрешки были представлены в соблазнительных позах, считай - без ничего. В этом разнообразии было однообразие, индивидуальные лица и фигуры сводились к единому любовному знаменателю. Я нервно перелистал альбом, но ее не обнаружил. Вспыхнула безумная надежда, хотя я сам, собственными глазами, видел, как она впорхнула в этот вертеп. Бандерша тем временем рассказывала об успехах в бизнесе - помимо лонгайлендовского дома для утех, у нее в Манхеттене "Russian Vodka Room", а на Волге, откуда родом, совместное с одним техасцем предприятие - теплоход-гостиница с "нумерами" на третьей палубе. Слушал в полслуха. Что если я опоздал, и ее уже кто ебет из "новых русских"? В любом случае опоздал, ибо ее ебли вчера и позавчера и позаприпозавчера, успокоил я себя такой хитроумной констатацией факта. Она появилась вместе с четырьмя другими матрешками, мало от них отличаясь - все в пышных юбках с цветастыми подолами, поверх тонких блузок расписные платки. Вперилась было в меня, но тут же отвела взгляд ничем не выдав. Стиль "рюсс" ей к лицу - красива как никогда. Конспируясь, стал было заигрывать с рослой черноглазницей, но быстро отвалил, обнаружив, что "студент" уже фалует мою милую. Подчиняясь колледжной субординации, тут же мне ее уступил. Изобразил нетерпение, и Лена сама ввела меня в лабиринт. Заготовленные слова застряли в горле. Дал волю слезам - рыдал как ребенок. Лена утешала, гладила по щеке, целовала и в конце концов распалила. Как блядь, она оказалась еще желанней, чем жена. Набросился на нее, как зверь, а кончив - стыдобища! - на какое-то мгновение вырубился, но это мгновение в добрых полчаса. Как они говорят, родимчик сделался. Сказались бессонница и нервотрепка последних дней. Или это сама природа ввела в меня анестезирующее вещество? Когда врубился обратно, первое что увидел, сидящую рядом на табурете Лену - одетую, с застывшим взглядом, неподвижную. Наблюдал за ней с полминуты, пока наши взгляды не встретились. Не говоря ни слова, быстро оделся и вышел из комнаты. В гостиной было пусто - одна хозяйка борделя. Я вынул кошель, но она улыбнулась: - За вас заплачено. - Кем? - Не все ли равно. Вы - наш гость. Мне бы задуматься над неожиданным гостеприимством бандерши, но моя голова и без того трещала от полученной в тот день информации - вот и не смекнул. Думал совсем о другом. Что если вся тайна женщины, которая изводит нас - в отсутствии у нее эрекции и эякуляции, а возможно и настоящего, как у нас, оргазма? Мужчина в этот момент не может фальшивить, а женщина, эта природная лжица - сколько угодно! Тем только, собственно, и занята. Что есть эрекция - сила или слабость мужчины? Эрекция, которая возникает не только по любви, но и от импульса памяти, от сновидений, от тряски в автобусе, от давления переполненного мочевого пузыря. И почему Лена-матрешка возбуждает меня еще сильнее, чем Лена-жена? Неожиданностью перевоплощения? Разгадкой тайны? Какая же это разгадка, когда в одной матрешке сидит другая, в другой третья, в третьей четвертая - несть им числа, и все матрешки - на одно лицо? Точнее на одну муфту. Да и сама любовная развязка сводит на нет отличия любовных сюжетов одно от другого. Вот это однообразие в множественности и возбуждало меня больше всего. Мнимость перевоплощений: Лена была одна и та же, в каких бы ипостасях не являлась. Лена-девочка, Лена-балерина, Лена-студентка, Лена-жена, Лена-мать, Лена-блядь. Кто на самом деле? Какая-то несфокусированность восприятия, колебательность представлений, растерянность перед реальностью. Менялось обличье, а физическая и метафизическая сущность оставалась неизменной: Лена-тайна, Лена-матрешка. Солнце садилось, когда, не дождавшись ее, поплелся к машине. На ветровом стекле квитанция штрафа - за просроченное время. Квитанцию разорвал и веером пустил в воду, обманув утиную флотилию, которая тут же направилась в мою сторону, но, раскусив подлог, на полпути поворотила обратно. Положил голову на руль, и сколько прошло времени до того, как я ее поднял и включил зажигание, не знаю - может несколько секунд, может целый час. Вырулил со стоянки, дал полный газ и вылетел на красный свет - чудом не сбил велосипедиста. Промчал мимо "Матрешек", засек боковым зрением нашу "тойотушку", припаркованную у кладбища. Рванул в сторону хайвея и врезался на выезде в какого-то зазевавшегося "латинос" - помял бампер, разбил подфарник. La rasa! Легко отделался. Mea сulpa - не дожидаясь полиции, вручил ему сотник на ремонт. Дальше катил осторожно, медленно, да и куда теперь спешить? Лена была дома. На выяснение отношений сил у меня не было - отложил до лучших времен. Странное было ощущение, что она сама порывается мне что-то сказать, но я разделся, лег и мгновенно заснул. Спал, как ни странно, хорошо - первая за последние недели ночь без кошмаров. Больше меня не расстреливали во сне как наяву. Рельность превзошла все гипотезы и фантазии, воображение бездействовало, я успокоился. Во многом знании много печали, но не тревоги. Бестревожное знание - это покорность судьбе. Лена разбудила меня в пять утра: - Только не спорь и не спрашивай. Я уже собрала все вещи. Танюша готова. Позавтракаешь в пути. Все хвосты - по телефону. Спросонья я ничего не понимал. - К чему такая спешка? - Потом будет поздно. Они уже все знают. Высчитать тебя как моего мужа смог бы даже еж, а у них госбезопасность поставлена как когда-то в стране, откуда они родом. - Бандерша? - Бандерша - подставное лицо. Как раз она не в курсе. Ей просто отстегивают приварок. Настоящий padrone - Тарзан. - Тарзан? - Ну да. Это его кликуха. Когда на него находит, он становится дикий, как Тарзан. В темных очках. Тот человек, что привез тебя к нам. Меня резануло это "к нам". - Не привез, а привел. Я его заставил. Твой Тарзан - мой бывший студент. - Знаю. - Откуда? - Тарзан мне сказал. - Он знает, что я твой муж? - Конечно. Потому и привел. Любит пикантные ситуации. Тут только до меня дошло, что в Саг-Харборе он ломал со мной комедию. - Ты с ним спала? - Какое это имеет значение? - Для тебя - никакого, - рассердился я. В самом деле, почему он меня должен интересовать больше, чем другие ее клиенты? - Спала. Больше никем Тарзан не интересуется. - И усмехнулась: - Однолюб. Прикипел душой и телом. - Я так понял, что он женат. - Номинально. Семья у него в Ницце. К жене относится, как к матери своих сыновей. - А как он относится к тому, что ты спишь с кем попадя? - Плохо. Предлагал развестись с тобой, уйти из "Матрешек" и стать его личной герл. - А ты? - Дала ему отлуп. Как ни странно, эта извращенная форма верности мужу меня немного успокоила. - Ты вчера сбежала? - Сбежать от них невозможно. Такое только в детстве возможно - убежала однажды от приемных родителей после того, как "папаша" стал подваливать. А вчера просто отпросилась у бандерши, сказавшись больной: клиент, мол, попался чересчур активный, настоящий садюга. Это про тебя. - Ты уверена, что они догадались? - Знаю точно. - И тем не менее отпустили? - Да. Не стал больше пытать про Тарзана, да и так ясно: их связывают особые отношения, добром он ее не отпустит. К вечеру, отмахав с полтысячи миль, мы уже были в Фанди. Поставили палатку, небо в алмазах, океан в ушах и ноздрях, Танюша на седьмом небе, заснула мгновенно. Погони не заметил, хоть и поколесил по городу, прежде чем выкатил на хайвей. Время от времени поглядывал в зеркальце, не сели ли нам на хвост. В первую же ночь моя матрешка раскололась, и одновременно с другими чувствами, я испытывал облегчение - конец проклятой неизвестности. На следующий день Лена исчезла. 9. Господи, какая выдалась ночь! Небо вызвездило, высыпав всю свою млечную наличность, ничего не оставив про запас. Внизу бесшумно катились волны, заливая каменистое дно, по которому мы успели пройтись посуху час всего назад - прилив, который в любую минуту грозил превратиться в потоп, а мы обозревали ночное буйство природы с высокого берега, из безопасного далека. Пьянили ночные запахи, тайные шорохи понуждали к изучению еще одного языка - природы. Дневные тревоги отступили на задний план, будто не вчера это с нами стряслось, а миллион лет назад, в доисторической тьме. Голова кружилась от легкости, свободы и фантазии. Но я уже знал, что за это безусловное, абсолютное счастье нам еще придется расплачиваться наличными. Вот-вот. Уложив довольную Танюшу, мы бродили по береговой крутизне залива Фанди и, вместо того чтобы выяснять отношения, упорно, словно сговорившись, молчали, боясь потревожить эту божественную ночь, нарушить волшебство дышащей нам в затылок природы. В конце концов, не обменявшись ни словом, мы отправились восвояси и, глянув на свернувшуюся калачиком, посапывающую, кулачок во рту, Танюшу (только ночь возвращала это единственное разумное в нашей семье существо детству), мгновенно уснули обнявшись - так ухайдакал нас целый день драйва. Лена вздрагивала во сне, я прижимал ее крепче, она снова засыпала. Проснулся среди ночи и в неверном свете луны долго смотрел на милых моих дочурок - Лену и Таню, пока не захлюпал от умиления и горя. Сон наяву, явь во сне, будто вижу их первый и последний раз. Никого из своих жен и детей не любил как вот этих. Окончательно пробудился, почувствовав на своем лице ее пальцы. Лена водила ими по руслу моих слез, и я заревел сильней - вроде бы уже наяву. "Бедный мой, бедный", шептала моя любимая родная шлюшка. А каково ей? Ее предутренний рассказ - шепотом чтобы не разбудить Танюшу, по-русски чтобы Танюша не поняла, если проснется - был сух, как статистический отчет, мелькали города и годы, никаких эмоций, которые, так я понял, были растрачены, как и слезы, значительно раньше. Что меня удивило - рассказывая, Лена не грызла ногти. Подробности меня не интересовали, я слушал словно речь шла не о моей девочке, но о чужом, незнакомом человеке - либо я все еще не проснулся и меня мучили кошмары. Реальность - если только это была реальность, а не сон - превосходила все страхи и подозрения. - Ты должна была сказать мне это раньше, - крикнул я, не выдержав. - Я пыталась, но ты как-то не внял, а исповедаться с разъяснениями невозможно. И тут я вспомнил, как в очередной скандал из-за ее трат, она мне врезала, что лучше быть проституткой, чем выслушивать мои мелочные попреки, и что нет разницы между браком и притоном: "Хочешь знать, я - настоящая шлюха. В самом что ни на есть прямом смысле. Предпочитаю в таком случае притон." Но я принял тогда за фигуру речи. У себя в Иркутске она, действительно, была подающей надежды танцовщицей, и если бы не спеклась вэлферная империя, которая, помимо зла, источала на своих поданных также дозированное добро и, в частности, пестовала юные дарования, Лену, кто знает, ждала бы, вероятно, видная балетная карьера. Однако, с крушением социализма, хореографическое училище в Иркутске лишилось государственных субсидий, спонсора из числа новых русских не нашлось, зато открылась граница, а заодно и новые горизонты: попасть в Джульярд-скул в Нью-Йорке представлялось теперь не более сложным, чем в Вагановское училище в Санкт-Петербурге. Брат, поставщик в зарубежные притоны молодых дарований, пусть совсем иного рода, предложил помощь и разработал сложный план, а чтобы не было накладки, решил подстраховаться и лично сопровождал девичий десант за океан. В Нью-Йорке, предупрежденный заранее, их должен был встретить володин напарник-соделец, который к тому времени досрочно вышел из тюрьмы и тут же - за старое, возобновив деятельность в невиданном прежде масштабе ввиду фактической безнаказанности любого криминала в новой России. К тому же, у них была крыша, что означает на российской тарабарщине тайных и влиятельных покровителей во властных структурах (не задаром, конечно). Но даже если б замели, всегда можно откупиться: у них там все прихвачены. А в России теперь продается все, включая атомные боеголовки и пост президента страны. Главное - знать точную цену. Пока рассказ Лены совпадал в общих чертах с тем, что я узнал от Бориса Павловича. Это был первый вояж Володи за пределы бывшего СССР, а в русской диаспоре еще более волчьи нравы, чем в волчьих стаях Сибири, хотя вроде бы дальше некуда. Волк Володя оказался провинциалом и наивняком против зарубежных русских волков. Так, по крайней мере, выходило со слов Лены, которые, когда она говорила, я принимал на веру, а потом стал сомневаться. Сколько раз она меня надувала! Засомневавшись, вспомнил почему-то никогда не бывшую школьную карусель, а был банальный инцест: у таких вот детских грешков самые длинные тени. Потому, может, и небылица про изнасилование в школе, чтобы скрыть куда более стыдное? Все, что связано с ее братаном-любовником, хоть и вызывало отвращение, но одновременно подстегивало любопытство. А сомневался я даже в том, что видел собственными глазами в "Матрешках". Мне легче было представить мою жену ебущейся с братом, чем с кем попало, по нескольку партнеров в день, но все они были безымянны, на одно лицо, в то время как ее любимого брата я имел честь знать лично. Тут до меня, наконец, задним числом дошло, что собачья свадьба в школе - это эвфемизм детской проституции в Нью-Йорке, куда Лена попала в школьном возрасте. Но это было маргинальное, излишнее, не нужное уже мне открытие. Идея поездки в Нью-Йорк в группе будущих шлюшек для педофилов целиком принадлежала ее брату. Будто бы он, веря в талант сестры, очень переживал, что ее балетная карьера, едва начавшись, так впезапно оборвалась из-за распада коммунистического рейха. Вот он и предложил отправить ее с очередной партией девочек, которые летели по подложным вызовам - семейным приглашениям, для поступления в престижные школы, а у одной малолетки, 13-ти лет от роду, были бумаги об удочерении ее бездетной парой из Вермонта. У Лены на руках был документ с ПМЖ, и благодаря Борису Павловичу, не пришлось ее переспрашивать, я и так знал: постоянное место жительства. Однако уже в Ди Эф Кей, как только их растаможили, ждал сюрприз - вместо володиного напарника, встречали неизвестные лица, которые затолкали всю группу в микроавтобус и перевезли в соседний аэропорт "Ла Гардия", а уже оттуда вылетели в Калифорнию. Дело оказалось вот в чем. Девичий трафик в Америку контролировался двумя соперничающими мафиями: одна, к которой принадлежал Володя и его напарник, называлась "Бог в помощь!", другая - "Братья Карамазовы". Ничего удивительного - в той же Италии их куда больше: "коза ностра", "каморра", "ндрангета", "ля роза", "сакра корона унита" - с двумя последними контачат русские мафии: в том числе, по трудоустройству девичьего молодняка в Европе и Америке. Борьба за живой товар и за рынок сбыта идет не на жизнь, а на смерть. Что и подтвердилось через пару дней после их приезда и послужило грозным предупреждением Володе: тело его напарника, который должен был встретить их в Ди Эф Кей, нашли на Брайтон-Бич с перерезанным от уха до уха горлом. Те, кто его замочил, заботились не о сокрытии, но наоборот - о паблисити. Вопрос для Володи стоял просто - либо он сотрудничает с новыми хозяевами, либо его ждет та же участь. Я не верил ни в его добрые намерения, ни в его неведение. Подозревал, что он вступил в сговор со второй мафией еще в России, предав партнера: за деньги или под принуждением - не все ли равно? Так и сказал Лене, не выдержав. - Ничего-то ты не сечешь, - вздохнула она. - Мы оба вляпались. Для него не меньший удар, чем для меня. Он потерял контроль над событиями. - Но как он мог отдать сестру в бляди! - Иначе давно бы уже был упокойник. - Это его слова, а не твои! Но даже если так! Почему не пожертвовал собой, чтобы спасти тебя? - Хотел. Еле отговорила. Даже если б он пожертвовал собой, меня бы не спас. А если б не он, мне было бы еще хуже. Он мне помог. С самого начала. - Чем же это он тебе помог? - сказал я насмешливо. - Представь себе! Перед тем, как разбросать нас по разным местам, мы проходили довольно строгий отбор. Некоторые отбраковывались сразу же после прикидочных взглядов: не подходили под физические и возрастные лимиты для нимфеток и шли по обычному разряду - в уличные проститутки. - А ты? - Прошла. Товарный вид - что надо. Пятнадцати не было, а давали еще меньше: маленькая, худая, несформировавшаяся. Знаешь, какой средний возраст русской проститутки? Четырнадцать. Шестнадцатилетних зовут старушками. Чем юнее, тем больше спрос. И еще одно преимущество... Лена помялась, но я так понял, что это из-за Танюши - в ее спальном мешке раздался шорох, уж не разбудили ли мы ее своим шепотом? Танюша была мастерицей подслушивать взрослые разборки. Но там, слава Богу, все стихло. - Какое преимущество? - переспросил я. - Отбор включал медосмотр, а девицы шли по высшему разряду. Для них есть специальное слово: mochita - по-испански целка. - Но ты не была mochita! - воскликнул я. - Сама же сказала, что спала с братцем? Или тоже сочинила? - Нет, не сочинила, - и снова замолчала. Я ничего не понимал, голова шла кругом от ее вечных недомолвок. Или Володя тоже стал клиентом притона для педофилов? Господи, какой черт дернул меня связаться с русской! Я тоже молчал - осточертело следить за ней, выпытывать ее прошлое, ловить на противоречиях. Но каким образом, переспав с братом, она снова стала девственницей прибыв в Америку? Я догадывался - что-то удерживает ее от очередного признания, но облегчить положение наводящим вопросом не желал. Хоть я ей и сочувствовал, но себе я сочувствовал тоже, а ее упрекал не в прошлом, но в его умолчании, во лжи. Я должен был знать все с самого начала. Где, наконец, гарантия, что ее нынешние признания если и не ложь от начала до конца, то смесь правды и выдумки? Часто она лгала без нужды, будучи не в ладах с реальностью, живя в воображаемом мире. Даже брат ее как-то в этом попрекнул. Или все эти фантазии были ее последним заслоном от действительности? - Говори же! - не выдержал я. Ложь или правда, реальность или выдумка, я должен был слышать ее голос, потому что нет ничего хуже ее молчания. - Ты хочешь знать подробности нашей жизни в борделе? К примеру, как мы изловчились ртом надевать клиенту презерватив во время минета? - Ртом? - Фокус-покус! Клиент пошел требовательный и за сотню баксов хотел голым болтом поворошить в девичьем тайнике. Или хочешь узнать, как мы вазелином там обмазывались, чтобы кровь в кровь через трещинки не попала? На случай если маневр с презервативом не удастся. Меня всего аж передернуло от подробностей. - Все что хочу знать - каким образом у тебя в Нью-Йорке отросла целка, которой тебя лишил любимый братишка? - У нас не было никакого выбора, - Лена не обратила внимания на мою грубость. - Бороться бесполезно, бежать некуда - держали взаперти в подвале какого-то дома в Лос-Анджелесе, как рабов, визы и паспорта отобрали, английский на нуле: минимум соответствующего сленга для общения с клиентом, которому менее всего нужны слова. Да и ликвидация володиного напарника произвела сильное впечатление. А уж сколько погибло девочек за ослушание - не сосчитать! Даже тех, кому удалось вернуться в Россию, и тех доставали. У них разветвленная сеть по всему миру. Была у нас девчушка из ставропольской деревни - ее отчим продал за полторы штуки, предварительно попортив. Мамаша их однажды застукала, чуть не хайджакнула, вот он и решил ее подальше отправить и даже теоретическую базу подвел: убери соблазн - и греха не будет. Оправдывался, что это она его совратила, а не он ее. Наверно, так и думал, принимая ее детскую ласковость за бабью сексапильность. Прощаясь, обслюнавил всю. Она была уверена, что учиться за бугор посылает. Святая простота, да ей всего-то двенадцать было! Шла через бюро по адаптации иностранцами русских детей. Вот ее и "удочерили". В Америку попала стамбульским транзитом - где сучья жизнь, так это там. Такого навидалась! В Кайхан-сарае их цепями к кровати приковывали - чтоб не сбежали. А за попытку к бегству так отмутузят - родная мать не узнает. Либо кислотой в морду плеснут. Это в лучшем случае. А в худшем - вывозят в море и топят. Рабочая норма "наташи" - а турки так наших девушек зовут без разбора - от двух до девяти мужиков за ночь. Говорят, на них русский акцент возбуждающе действует. Особо в цене наши болонки, а она - настоящая, не крашеная блондика. Вот клиент к ней и шел косяком. Она там к анаше пристрастилась - лишь бы забыться. А потом ее чуть курду не продали, а это уже полный завал: у курдов в рабстве не то что бежать - выжить невозможно. Хорошо хоть курд ее не взял - осмотрел, пощупал и решил, что товар изношенный. Здесь появилась только спустя два года - каким-то образом ей удалось что-то скопить, вот она и дала сутенеру на лапу, чтоб тот ее куда угодно переправил из Стамбула. В Америке вроде бы получше, а все равно никто у нас так не убивался, как она. Мы и решили, что это Бог над нею сжалился, когда она сбежала. Ее один американ снял на неделю - ему ее и выдали с документом. Она сначала испугалась, что ее в один конец посылают. - В один конец? - переспросил я. - Ну да. Работа по вызову бывает двух сортов - с обратным билетом и в один конец, когда баксик покупает девушку насовсем и может хоть до смерти извести. За десять тысяч долларов. Вдвое-втрое дешевле стоит снять девочку на несколько дней, на неделю. Чаще всего пенсионеры из Флориды заказывают. Силы у них на исходе, их скорее надо возбудить, чем удовлетворить. Работы в таких командировках у нас немного, зато можно попляжиться в свое удовольствие. Вот почему мы такие загорелые круглый год. Так и называется: путанский загар. Так вот, ее во Флориду и вызвали, клиент сердобольный попался. Спасительную акцию задумал, еще когда впервые у нас ее поимел и она ему все, как на духу, выложила. Попользовался ею всласть целую неделю, от звонка до звонка, и так понравилось, что даже предложил по-настоящему удочерить, хотя, учитывая возрастную разницу, скорее увнучить - чтобы продолжать, но уже в узаконенной форме. Только она - ни в какую. Тогда купил ей билет и отправил обратно в Россию. К отцу с матерью в станицу побоялась возвращаться и месяца два перебивалась в Москве - бродяжничала, попрошайничала, но к проституции не прибегала. И вдруг исчезла. Потом ее труп нашли возле мусорных контейнеров, в центре города, с проломленным черепом. - Ты-то откуда знаешь? - Оттуда. Все московские газеты трубили. Раскопали подробности и раскрутили ее историю. Спускаемся к завтраку - это в самый мой первый день было - на всех стульях лежат ксерокопии тех статей. Нам в назидание. - А если ее не в отместку убили, а случайно, по общему российскому беспределу? - Кто угодно мог. По всей стране сейчас отморозки бродят. - Отморозки? - Ну да, блатные, которые отпали от уголовного мира и совершают немотивированные убийства. Непросчитываемые. Знаешь, как дети кошку вешают? Отчего да почему роли не играет. Вот так и отморозки пришибают кто ни попадись. Могли и они. Не все ли равно, коли она мертва! Кто бы ни кокнул, все равно убоина. Только судя по почерку - каратели, из наших. Ветерка наслали. И устранили. Такое гадство. Сам понимаешь, какое у нас всех хреновое настроение в тот день было. Депрессуха. Надежда - она только до первого страха. Если что нам и светит, то разве что когда волосы на лобке поседеют. Один выбор остался - смерть. Володя готов был умереть, я - нет. Что угодно - только не смерть. Единственное что непоправимо. Ты назвал меня как-то смертолюбкой, а все наоборот: жизнелюбка. Вот и попросила Володю мне помочь. Он, понятно, ни в какую. Но я ему объяснила, что пусть лучше сделает родной, чем чужой. Знаешь, тоже было не просто - найти время и место. За нами следили. Все произошло в день моего дебюта, за несколько часов. Володя плакал, когда ломал мне целку. Заодно объяснил что к чему, нашколил. В тот же день я принимала первого клиента, а тот заплатил за целую и остался доволен - у меня там все продолжало кровоточить. Хочешь знать - второй раз еще больней: Володя осторожничал, зато клиент оттрахал меня по-черному. Самоутверждался за мой счет. Педофил - существо неполноценное. Тем более кто платит бешеные деньги, чтобы самолично продырявить девочку. Любая баба, наоборот, предпочтет забойного мужика наивнячку или комплексанту. - Забойного - в смысле опытного? - Не только. - Твой первый клиент был новый русский? - Америкашка. А коли есть деньги на фисташку, то скорей всего ликвид. - Ликвид? Фисташка? - переспросил я. - Ну да, ликвид. Тот же баксик. У кого мошна тугая. А фисташки - это начинающие. Вроде меня. Короче, старый пердила. Твоего, наверно, теперешнего возраста. Только разница между мной и моим клиентом была, сам понимаешь, куда больше, чем у нас с тобой. Да и физически вас не сравнить. Удручающе неспортивен, отвислый живот, отсутствие эрекции - потому и потянуло на mochita. По-научному, детоксикация кажется. Или детофиксация. Ну чтобы вернуть себе потенцию. - Вернул? - Пришлось с ним повозиться. С моим-то опытом! Сначала только лапал и тискал, вот я и надеялась, что отсосу как научили - и дело с концом. Не тут-то было! Когда довела до кондиции, этот фраер в такой раж вошел - боялась, помрет на мне. Случается, когда такие жмурики трахают малолеток. Этот не помер, зато что там осталось у меня разворошил окончательно. Так глубоко вошел - насквозь, казалось, прорвет и выйдет горлом. Взяла пару дней отгула, пока не оклималась. С тех пор меня преследует ночной кошмар - что меня надувают, и я вот-вот лопну. Так рано все началось, у меня и менструаций еще не было, - скорее констатировала, чем пожаловалась она. - И ты стала работать в публичном доме? - сказал я, вспомнив, как она кричала во сне, и я думал, что она не помнит своих кошмаров. До меня, наконец, дошло, что то ее сочувственное сочинение про Лолиту было автобиографическим. - С'est la vie. Постепенно свыклась. Помнишь, ты говорил о мелодраматизации смерти. Тем более не надо мелодраматизировать проституцию, а то крыша съедет. Кошмар, конечно, жизнь не мила, выть хотелось. Но я себя убеждала, что все это не со мной происходит, о себе стала думать в третьем лице. Только бы не сравнивать, не вспоминать прошлое. Особенно балет, девичьи мечты и прочее. Вот тогда бы не выдержала. А так постепенно привыкла, глядя на себя со стороны, как бы и не на себя. Как мы смотрим в ящик: что бы там на экране не делалось - не про нас. Так я и смотрела на свою жизнь как не на свою - как кино. На автопилоте жила. Вот и привыкла. Работа как работа. Не землю носом пахать. А любую трагедию, которых у нас не меньше и не больше, чем в других местах, можно списать как производственную травму. Что досадно - притупляет сексуальные чувства. Знаешь через сколько мужиков я прошла? Нарасхват была. Баба подержанная, пизда мозолистая. Так у нас говорят, извини. И, представь, никакого при этом женского опыта. Ржавая селедка, которая считает себя фригидкой. К обязанностям относилась добросовестно, опыта поднабралась, стала профи, но ничегошеньки не испытывала, ни разу не вырубилась. Любовь - литературная выдумка, бабе все равно, кто ей вдувает - так и решила раз и навсегда. Что тот мужик что этот - без разницы. Потом, уже в колледже, прочла у доктора Джонсона: позиция смехотворная, удовольствие мимолетное, а расплата суровая. Иногда только тоска заедала, в самое неподходящее время. Какие-то отголоски смутных девичьих мечтаний: "Грусть-тоска меня берет, что не тот меня ебет." Впервые почувствовала себя женщиной с тобой, да и то не сразу. После того, как Танюша родилась. - А с братом продолжали? Помолчав: - Да. - И он тебе платил деньги? - Ничего-то ты не сечешь, - сказала Лена, не считая даже нужным отвечать на вопрос. - Он - не злодей. - Ну да! Ангел во плоти. - Что ты хочешь! До того, как тебя встретила, единственный родной человек во всем подлунном мире. Последняя опора. Как и я ему. А у него до сих пор больше никого. Да никто другой, кроме меня, ему и не нужен. Мы с ним с детства одни. Знаешь, однокашки, если женятся, никогда не взрослеют. Так и мы с ним. Первый мужчина! Как бы не так! Какой он мужчина! Для меня он - мальчик. Несмотря на фанаберию и выверты. Несчастья сближают, а мы с ним здорово припухли. Вот я его и жалела. В свободное от работы время. - Ты его любишь? - Люблю. Но не как мужика. И что меж нами было - совсем другое. Как дети. Как брат и сестра. Мы так и не повзрослели в представлении друг друга. - И потом? - Что потом? - Ну, жалела?.. - Этот вопрос мне всего трудней дался. - После того как мы женились? - Мы еще раньше перестали. Как только с тобой встретились. - А он подваливал? - Подваливал. - Бедный братишка! - вырвалось у меня. Как я его ненавидел! - Бедный, - согласилась Лена, не заметив иронии. - Думаешь, ты один такой ревнивец? Он с ума сходил, когда я решила выйти за тебя. Хочешь знать, мы с ним думали жениться. Ведь никто не знает, что брат и сестра, фамилии разные. А почему нет? Но потом все изменилось. - Почему? - Да из-за тебя! - удивилась Лена на мою непонятливость. - Это было спустя полтора года после того, как нам удалось вырваться. За месяц до нашей женитьбы он исчез, я о нем ничего не слышала все эти годы. Боялась, что достали его. А появился, чтобы предупредить, что меня засекли. Только не "Карамазовы", которые перехватили нас в Ди Эф Кей и увезли в Калифорнию, а "Бог в помощь!" - у них система отслеживания на высоком уровне. За пять лет они восстановили свои штатные ресурсы за счет подкреплений из России и ближнего зарубежья, вернули прежний статус и потеснили "Карамазовых" с девичьего рынка. У них теперь дело поставлено на поток. А как раз ряды "братишек" поредели после сшибки в ресторане "Три сестры" на Брайтон-Бич: они потеряли семь человек убитыми, а "Бог в помощь!" - только двух. - Откуда ты знаешь? - опять подивился ее осведомленности. - Володя участвовал в этом переделе. К тому времени он перешел обратно в "Бог в помощь!" и мстил за кореша. - А как ты попала в "Матрешки"? Неужто твой братец не смог защитить тебя от собственной мафии? Худший вариант, который я тоже не исключал - что сам навел их на сестру - высказать не решился. - Во-первых, он там не главный. Во-вторых, я шла в общем потоке, а коли прибыла в Америку как блядь, то значит блядь и есть - живи потом всю жизнь с этой биркой. Но главное даже не это. Ведь "Карамазовы" продолжают существовать. Володя сказал, что они меня тоже выследили и могут посквитаться за то, что сбежала. В назидание другим. А еще у них есть привычка мстить через близких. Представляешь, если с Танюшей что стрясется. "Бог в помощь!" мне теперь крыша - коли я уже задействована в одной организации, другая не посмеет меня тронуть, если только не дойдет до крутой разборки. Да и условия работы у наших лучше. Сам видел... Плюс, конечно, личное покровительство босса. Выхода никакого - не те, так другие. Вот я и вернулась к прежним занятиям - на этот раз по месту жительства. Они эту хату в Саг-Харборе давно приобрели. Их штаб-квартира. Когда сбежала от "Карамазовых", Володя предупредил, чтобы подальше держалась. Ты еще удивлялся, почему я тех мест избегаю. У них такого рода заведений - с полдюжины по атлантическому побережью. В Бостоне, Филадельфии, Майами. Даже в столице. - В Вашингтоне? - Вашингтон, округ Колумбия. Стриптизный клуб "Бабушка" и оздоровительный центр "Русский массаж" - помимо массажа, еще и ароматическая парная с сауной-люкс. Со всеми делами, то есть с банными оргиями - полторы-две косых. В соответствии с законом, на стенах объявления: "Пожалуйста, не просите о сексуальных услугах". Как и у нас в Калифорнии. От обратного: приглашение на ебалки, но на эзоповой фене. А тот берег по-прежнему закреплен за "Карамазовыми". У меня голова шла кругом. - Вижу, ты неплохо разбираешься в мафиозных структурах. - Покрутишься среди них - станешь докой. Поневоле. Тем более все принадлежит одному человеку. - Кому? Ты его знаешь? - Ты его тоже знаешь. - Так твой Тарзан сутенер? - Девочки для него не главное, хоть он и мачо. - Тогда на чем твой мачо делает деньги? - Для него это не самоцель, хоть он и зашибает большую деньгу. Он - человек идеи. - Идеи? Какие могут быть идеи у содержателя борделей? - Представь себе! Вендетта. Возмездие составная часть справедливости. Так он считает. А на нынешнем этапе русской истории произошел вывих социальной справедливости, и он лично призван вправить его обратно, но предварительно надо слупить миллионы. В Америке он отмывает деньги, которые зашибает в Москве. - На чем? - спросил я, больше заинтригованный финансовой деятельностью моего бывшего студента, чем его идеями. - На притонах, на игорных домах, даже русский журнал анонимно здесь выпускает - редакция на Стейтен-Айленде. Я там была. Шикарный особняк с колонным портиком, а по сторонам мраморные сфинксы. Редактор взятки берет с тех, о ком статьи печатает. Он из тех, кому нельзя верить даже когда они говорят правду. А как-то Тарзан привел в "Матрешки" одного латинос. Тот выбрал меня, но Тарзан ему отсоветовал. Больше никого в тот день не было. Деловая встреча, часа три о чем-то базлали. До меня долетало, когда проходила мимо. О травке - что через Москву и Тбилиси ее легче всего провезти. Точнее - дешевле всего. А оттуда уже - обратно в Америку. - А ему за это отстегивают проценты? Вот я уже и феню по-ихнему. Поднабрался. - Не только. Насколько знаю, там у них более тесные отношения. Часть дурмана идет через Россию транзитом, другую - русские покупают сами, а расплачиваются с наркобаронами современным оружием, а то в российской армии стало бесхозным после распада империи. Россия - новый рынок для сбыта травки, объем потребления за десять лет возрос в тысячу раз. Сто тонн в год. Вот колумбийцы в срочном порядке и осваивают. С помощью русских. - А как вы ушли от "Братьев Карамазовых"? - вернулся я от общих дел к ее личной судьбе. - Ушли... Сделала ноги! На попутке. Я одна. Володя, хоть и работал на "Братьев", но жил к тому времени в большой зоне, появлялся когда хотел, исчезал, сам себе хозяин. Никто не знал, что мы в родстве. А девочки все на привязи, под колпаком. Пусть и невмоготу иногда бывало, но бежать не собиралась - куда от них сбежишь? все равно достанут. А вот представился случай - импульс сработал. Как-то везли меня к клиенту, пописать отпросилась. Выпустили из машины, я в кусты, а оттуда вижу соседнее шоссе. Ну и побежала, сообразив, что им меня не догнать на машине - соединительный съезд с одного шоссе на другое через несколько миль. На мое счастье меня тут же подобрал какой-то старичок. Спрашивает - куда? Я говорю - все равно. У него в машине сотовый телефон: дозвонилась до Володи - достал денег, посадил на самолет. Мы просчитали все варианты и решили, что лучше всего слинять на другой берег и закопаться среди миллиона русских в Нью-Йорке. - Закопаться? - переспросил я. - Ну да. Зарыться в землю. Лечь на дно. Затаиться. Затеряться среди других русских. Как видишь, оказалась права - шесть лет не беспокоили. Не до меня - меж собой разбирались. - А что теперь? - Теперь? - переспросила она, словно удивляясь, что сам не догадываюсь. - Если бы ты вчера не вмешался, то можно было еще потянуть. В конце концов, я уже не девочка, да и клиентура - не педофилы. Обычные мужики из новых русских, без видимых сексуальных отклонений, более-менее постоянная клиентура, редко когда сторонний гость вроде тебя. Хуже нет, когда одноразовые клиенты. А так работа непыльная. - А если все-таки обратиться в полицию? - Безнадега. Равносильно самоубийству. Вот тогда мне крышка. Пуля в черепушку. И