ил, что зовут кого-то другого. Осмотревшись по сторонам и выглянув из мусорного ящика наружу, Толя наконец уяснил себе, куда он попал. Понятно, у него не было большого желания сидеть в таком месте. Убедившись, что кровь из царапины на лбу уже не идет, он спрятал в карман носовой платок и вылез из ящика.
Перед ним, за деревьями, был виден серый кирпичный дом с высокой аркой в стене. Толя пошел прямо под эту арку, надеясь выйти на улицу, но попал не на улицу, а в другой двор. Здесь было гораздо красивее, чем там, откуда явился Толя. Посреди двора возвышалась огромная круглая клумба с цветущими астрами, георгинами и яркими, как огоньки, настурциями. Недалеко от клумбы была куча песка, обнесенная с четырех сторон голубым деревянным заборчиком. Какие-то красивые тихие дети сидели вокруг кучи и лепили из песка пирожки. Они были в ярких, цветастых платьицах и костюмчиках. Издали их тоже можно было принять за цветы. По обеим сторонам песочной кучи были разбиты газоны с аккуратно подстриженной зеленой травкой. Вдоль газонов стояли удобные лавочки, на которых сидели мамы детей. Они мирно беседовали между собой, читали книжки и следили, чтоб детишки хорошо вели себя и не запорошили друг Другу песочком глаза.
Позади лавочек была волейбольная площадка с протянутой поперек нее веревочной сеткой. Несколько мальчиков и девочек постарше играли в волейбол.
Двор был большой, широкий, окруженный со всех четырех сторон стенами домов с балконами. На многих балконах пестрели цветы, высаженные в длинных деревянных ящиках. Толя невольно остановился и залюбовался открывшейся перед ним картиной. Все это было удивительно: и цветы, и газоны с травой, и дети, и большой кожаный мяч, плавно взлетавший над волейбольной сеткой.
"Ах, если бы и мне жить в этом доме! -- подумал Толя. -- Я бы каждый день глядел на цветочки, на песочную горку с детишками, играл бы с этими мальчиками и девочками в волейбол".
Он грустно вздохнул и как раз в это время увидел, что одна девочка махнула ему рукой, приглашая его поиграть с ними. Толя подошел несмело, но уже через две-три минуты вполне освоился среди новых друзей. Ему даже стало казаться, что он знаком с ними чуть ли не тысячу лет. Прошло еще минут пять, и он уже захватил, как говорится, инициативу в свои руки: подавал команду, когда надо было меняться местами, кричал "аут", "сетбол", "мазила" и другие какие-то непонятные слова. Он всех учил правилам игры, хотя сам не особенно соблюдал эти правила. Кончилось тем, что он не смог взять мяч, который шел очень низко. Вместо того чтоб отбить мяч рукой, он стукнул по нему ногой. Удар получился более сильный, чем ожидал Толя, мяч полетел в сторону и попал прямо в окно на втором этаже дома. Осколки стекла со звоном посыпались вниз. Мяч, к счастью, не влетел в окно, а упал тут же рядом.
Первой мыслью Толи было броситься наутек, но он подавил в себе это желание. Ему казалось нечестным сбежать. Могли ведь подумать, что окно вышиб не он, а кто-нибудь из оставшихся игроков. Между тем один мальчик схватил мяч и, прижимая его к груди, побежал со двора.
-- Спасайся кто может! -- закричал кто-то.
Все игроки бросились врассыпную.
Увидев, что остался один, Толя решил, что теперь и ему можно бежать, но в тот же момент почувствовал, как его кто-то крепко схватил сзади за шиворот, и чей-то визгливый голос закричал прямо в ухо:
-- Ты куда же это мячом садишь, разбойник?! Некуда тебе мячом пулять, окромя как по окнам, лоботряс ты этакий!
Толя обернулся, насколько было можно в его положении, и, скосив глаза, увидел злое лицо старой женщины, с коричневой бородавкой, величиной с горошину, над верхней губой. Одной рукой старуха крепко держала Толю за шиворот, в другой руке у, нее была черная клеенчатая сумка с продуктами.
-- Я нечаянно, -- растерянно пробормотал Толя, стараясь вырваться.
-- Я вот те оторву голову нечаянно да заместо стекла в окошко вставлю. Нет на вас, сорванцов, угомону!
-- Опять у вас разбили, Дарья Семеновна? -- спросила одна из женщин, которые сидели на лавочке возле песочной кучи.
-- У нас, милая, а то как же! Уже в третий раз подряд бьют, чтоб их лихоманка била! Стекол на них не напасешься. Ты из какой квартиры? -- спросила Дарья Семеновна и с силой тряхнула Толю за шиворот.
-- Из шестнадцатой, -- признался Толя.
-- А вот и неправда, -- сказала другая женщина. -- Я в шестнадцатой квартире всех знаю.
-- Так я ведь не в вашем доме живу, -- ответил Толя.
-- Ах, не в нашем! -- со злой усмешкой сказала Дарья Семеновна. -- Мало тут наши бьют окна, так еще не наши приходить будут! Пойдем-ка в домоуправление.
Старуха потащила Толю в домоуправление. Там сидели управдом и счетовод. Управдом что-то писал за столом. Счетовод что-то подсчитывал на арифмометре. Он при этом курил, не выпуская изо рта папиросу, и жмурился от попадавшего в глаза дыма.
Еще там, на лавочке, у окна сидел усатый мужчина в сапогах. Он тоже курил папиросу, отчего в комнате стоял дым столбом.
Попав в эту отравленную дымом атмосферу, Толя закашлялся, но Дарья Семеновна бесцеремонно подтолкнула его вперед и, прикрыв за собой дверь, сказала:
-- Вот, окно высадил. Уже в третий раз разбивают, значит. Только было отлучилась в магазин за продуктами, возвращаюсь, а этот как наподдаст мячик ногой. Сама видела. Наши-то все на дачу уехали, денег мне в обрез оставили. Где я теперь на стекольщика два рубля возьму?
-- Гм! -- промычал управдом, отрываясь от своих бумаг. -- Придется, дружочек, уплатить за стекло два рублика.
-- Я принесу, -- пролепетал Толя.
-- Вот, вот, дружище, пойди-ка и принеси.
-- Так он и принесет, держи карман шире! -- проворчала Дарья Семеновна.
-- Честное слово, я принесу, -- стал уверять ее Толя.
-- А ты погоди со своим честным-то словом! Уйдешь, только тебя и видели!
-- Верно, -- сказал управдом. -- Надо записать его адрес. Как твое имя, фамилия?
-- Толя Клюквин.
-- Где живешь? Говори адрес.
-- Демьяновская улица, дом десять, квартира шестнадцать.
-- Ну так вот, Толя Клюквин, не принесешь два рубля на стекольщика, мы тебя по этому адресу живо найдем. Понял? -- сказал управдом, записав Толин адрес.
-- Найдешь его, держи карман, -- сказала недоверчивая старуха. -- Он тебе наврет с три короба, только записывай.
Управдом покосился на Дарью Семеновну.
-- Ну, это нетрудно проверить, -- ответил он. -- Демьяновская, десять. Это какое же домоуправление будет?.. Кажется, двадцать девятое...
Управдом полистал лежавшую перед ним тетрадь со списком домоуправлений, снял телефонную трубку и набрал номер.
-- Алло! -- закричал он, подождав с минуту. -- Это двадцать девятое?.. Посмотрите там по домовой книге, живет у вас в шестнадцатой квартире Толя Клюквин? Как?.. Живет?.. Ну спасибо... Что натворил?.. Да ничего особенного. Стекло здесь одной гражданке высадил... Ну, бабушка, вы не беспокойтесь, -- сказал он, обращаясь к Дарье Семеновне и кладя трубку на место. -- Теперь он от нас не скроется. Все правильно.
-- То-то и подозрительно, что все правильно, -- сказал усатый мужчина, который сидел на лавочке. -- У нас тут в четвертом отделении милиции случай был. Задержал милиционер мальчишку: прыгал на ходу из трамвая, а штраф отказался платить. Ну, его, естественно, милиционер в отделение привел. Там, естественно, спрашивают: "Как фамилия?" Он говорит: "Ваня Сидоров", -- то есть не свою фамилию назвал, а одного своего знакомого мальчика. Его спрашивают: "Где живешь?" Он им и адрес этого Вани Сидорова дал. Те стали звонить из милиции в домоуправление: живет, мол, там у вас Ваня Сидоров? Им говорят: "Живет". Ну те, что ж, отпустили этого Ваню Сидорова, то есть не Ваню Сидорова, а этого мальчишку, который Ваней Сидоровым назвался, а на другой день послали родителям настоящего Вани Сидорова повестку, чтоб уплатили за своего сына штраф. Ну, родители, конечно, на Ваню набросились. "Что же ты, говорят, такой-сякой, с подножки на ходу прыгаешь? Штраф теперь за тебя плати!" Парнишка, конечно, расстроился, в слезы: "Не прыгал я!" -- "А, так ты еще врать, такой-сякой!" Бедный парень уверяет, клянется. Заболел, понимаете, от такого недоверия. Родители видят -- что-то не то получается. Не стал бы мальчонка так сильно расстраиваться, если б правда. Отец, естественно, побежал в милицию. "Мы, говорит, сыну верим. Наш Ваня не станет на ходу из трамвая прыгать. Он хороший". Ему говорят: "Они все хорошие, когда дома сидят". Отец говорит: "Все равно я не стану штраф платить". -- "А не заплатите, говорят, судить вас будем".
Через неделю там или другую вызывают отца на суд. Отец приходит. "Товарищи, говорит, это что же такое? Не прыгал ведь он". -- "Как, говорят, не прыгал, когда тут все: и имя, и фамилия, и адрес, -- все точно записано". Хотели отцу присудить пятнадцать суток ареста за то, что плохо сына воспитывает и штраф не хочет платить, да спасибо кто-то надоумил вызвать в качестве свидетеля того милиционера, который задержал Ваню, когда он с подножки прыгал.
Ну, вызвали, естественно, милиционера, показали ему Ваню.
Милиционер посмотрел и говорит: "А я уж и не помню, какой тот мальчишка-то был, да, сдается мне, этот Ваня не тот мальчик, что я задержал". Потом он еще пригляделся к нему и говорит: "Да, теперь я точно вижу, что это не тот". Так эта история ничем и кончилась. А могли Ваниного отца на пятнадцать суток арестовать ни за что ни про что. А того парнишку, который Ваней Сидоровым назвался, так и не нашли.
-- Да, найдешь его! -- сказал управдом. -- Видно, стреляный воробей оказался.
-- Еще какой стреляный! -- подхватил усатый мужчина. -- Обычно мальчишка наврет с три короба, а все без толку: выдумает и номер дома, и квартиру, и улицу. Станут в домоуправление звонить, а там во всем доме и квартиры-то такой нет, или живет в ней кто-то другой. Вот тут-то он и попался. А этот все верно сказал, только не про себя, а про Ваню Сидорова.
-- Этак-то, -- сказала Дарья Семеновна, -- каждый разобьет тебе стекло и скажет: я, дескать, Ваня Сидоров, живу там-то и там-то. Потом иди получай с Вани Сидорова.
-- Гм! Вот видите, бабушка, какая оказия, -- сказал управдом, пытливо взглянув на Толю. -- Может быть, он на самом деле Ваня Сидоров, то есть... тьфу!.. как, ты сказал, твоя фамилия?
-- Толя Клюквин, -- ответил Толя.
-- Вот, вот. Может быть, он на самом деле Толя Клюквин, а может, и кто другой. Тут, как видите, по-всякому бывает. Идите-ка вы с ним лучше в милицию, там поточней разберут.
-- Зачем в милицию? -- взмолился Толя. -- Я вам говорю правду.
-- "Правду, правду"! -- проворчала с досадой старуха. -- Жди от вас правды-то!
Она схватила Толю за руку чуть повыше локтя и потащила на улицу. Толя семенил рядом с ней, пугливо оглядываясь по сторонам. Ему казалось, что прохожие с любопытством глядели на него и догадывались, что его ведут в милицию, наверное, думали, что он вор.
Толя ни разу еще не попадал в милицию, и ему очень не хотелось идти туда. Он рванулся что было силы, но старуха еще крепче впилась своими цепкими пальцами в его руку.
-- За что вы его? -- спросила шедшая навстречу женщина.
-- Стекло в доме расшиб.
-- Куда же вы его теперь?
-- А в милицию. Куда же еще?
-- Пустите меня! -- просил Толя, стараясь вырваться.
Но старуха держала его как клещами.
-- А ты не трепыхайся, -- твердила она. -- От меня все равно не уйдешь.
-- Пустите! -- просил Толя. -- Я сам пойду. Не надо меня держать. Я не убегу.
-- Так я тебе и поверила.
Убедившись, что ему не вырваться из рук Дарьи Семеновны, Толя решил пойти на хитрость. Он видел, что она могла держать его только одной рукой, так как в другой у нее была сумка с продуктами.
"Когда-нибудь рука у нее устанет, и она не сможет меня так крепко держать", -- решил Толя.
Он перестал вырываться и некоторое время шел спокойно, как бы примирившись со своей участью. Усыпив таким образом бдительность старухи, он неожиданно рванулся и, оказавшись на свободе, бросился удирать.
-- Стой! Стой! -- закричала Дарья Семеновна, бросаясь за ним вдогонку. -- Стой, говорят тебе! Держите его!
Встречные пешеходы останавливались, не зная, надо им ловить Толю или не надо. Один гражданин хотел было его схватить, но Толя ловко шмыгнул у него под рукой и, повернув с тротуара, помчался по мостовой. Здесь ему не угрожали встречные пешеходы и он мог развить гораздо большую скорость. Дарья Семеновна тоже побежала по мостовой, но тут же чуть не угодила под грузовую машину.
-- Стой! -- закричала она, бросившись обратно на тротуар. -- Остановись сейчас же! Попадешь под машину!
Но Толя не слушал ее. Он выбежал на перекресток и понесся через дорогу. Дарья Семеновна увидела мчавшийся наперерез Толе трамвай и остановилась на углу улицы. Внутри у нее все похолодело. Ей казалось, что Толя вот-вот угодит под трамвай. Но вагоновожатый, увидав Толю, замедлил ход. Толя перебежал через рельсы, но с другой стороны к нему уже приближался автомобиль. Бежать назад было поздно. Раздался визг тормозов. Автомобиль ткнул Толю в плечо и тут же остановился. Толя упал. Дарья Семеновна уронила на землю сумку и закрыла лицо руками.
Вокруг Толи моментально образовалась толпа. Какой-то гражданин сейчас же подбежал к телефонной будке и стал вызывать "скорую помощь". Толя между тем поднялся на ноги.
-- Больно ушибся? -- спросил его кто-то. -- Ты не ранен?
-- Нет, -- замотал головой Толя.
Шофер вылез из кабины и подбежал к Толе:
-- И откуда ты взялся посреди мостовой, постреленок? Больно тебе?
-- Нет, не больно.
Шофер схватил его обеими руками, потрогал за локти, за плечи:
-- Нигде не болит?
-- Нигде. Я испугался просто.
-- "Испуга-а-лся" ! -- Лицо шофера расплылось в улыбке. -- Скажи спасибо, что я затормозить успел вовремя.
Тут подошел милиционер.
-- Что с мальчиком? -- спросил он шофера.
-- Товарищ милиционер, это он от меня, окаянной, с испугу под машину бросился. -- Счастливый случай, товарищ милиционер. Можно сказать, отделался легким испугом.
-- Вот как!
В это время сквозь толпу пробралась Дарья Семеновна. Руки у нее тряслись от страха, губы дрожали. Увидев, что Толя как ни в чем не бывало стоит возле автомашины, она бросилась к нему и заголосила:
-- Живой, гляди-ка! Ах ты мой милы-ы-й!
Толя увидел старуху и метнулся от нее в сторону. Однако вокруг плотной стеной стояла толпа, и ему некуда было бежать.
-- Да ты что, милый! -- замахала руками старуха. -- Да разве ж я тебя трону? Товарищ милиционер, это я, честное слово, я во всем виновата. Это он от меня, окаянной, с испугу под машину бросился. И все из-за стекла этого, будь оно трижды неладно!
-- Это верно, -- сказал кто-то в толпе. -- Я лично видел, как эта старушенция гналась за ним, словно разъяренная фурия.
-- Ну что ж, мы так и запишем, -- сказал милиционер и начал писать протокол.
-- Пиши, милый, пиши! А ты, голубчик, не бойся, -- обратилась старуха к Толе. -- Я на тебя за стекло не в обиде, чтоб оно сгорело, век бы его не видать! Ты, миленький, приходи к нам, играй с ребятишками в этот свой мячик. А стекла-то эти, бей их хоть каждый день, разве я что скажу!
Тут неподалеку остановилась машина "скорой помощи", и из нее вышла женщина в белом халате.
-- Где пострадавший? -- спросила она, подойдя к толпе. -- Кого здесь машиной сшибло?
-- Да вон, мальчонку, -- ответил ей кто-то.
Толпа моментально расступилась, и женщина подошла к Толе:
-- Ну-ка, держись руками за мою шею, я тебя в санитарную машину снесу.
-- Да он здоровехонек, -- с усмешкой сказал шофер. -- Ничего ему не сделалось.
-- Это вы так думаете, -- строго сказала женщина. -- А я вижу, что у мальчика лоб разбит.
-- Так это я не сейчас, -- сказал Толя. -- Это я поранился, когда в мусорный ящик упал.
-- В какой такой мусорный ящик?
-- Ну, когда с ребятами на велосипеде катался.
Женщина схватила Толю в охапку и понесла к санитарной машине.
-- Куда же вы его? -- сказала Дарья Семеновна. -- Он же сказал, что об мусорный ящик поранился.
-- А по-вашему, если об мусорный ящик, то и лечить не надо? Ему поскорей надо укол против столбняка сделать.
-- Ну что ж, на то вы и врачи, чтоб знать, против чего укол делать, -- сказала Дарья Семеновна. -- А ты, миленький, приходи к нам в мячик играть, когда поправишься! -- закричала она и помахала Толе рукой.
Через минуту Толя уже ехал в санитарной машине. Женщина уложила его на носилки, а сама села рядом на лавочке.
-- Вот приедем в больницу, доктор осмотрит тебя, тогда можно будет и ходить, и бегать, а сейчас дока полежи, -- говорила она.
В окно санитарной машины были видны только верхние этажи зданий, и Толя никак не мог догадаться, по каким улицам они ехали. Но не это его тревожило. Больше всего его волновало то, что ему должны были сделать укол. Он боялся, что будет больно.
Скоро машина повернула в ворота лечебницы и остановилась у подъезда. Два санитара открыли дверцы и начали вытаскивать из машины носилки. -- Ему говорят -- лежи, а он тут как ванька-встанька, -- ворчал санитар.Толя хотел вскочить на ноги, но один из санитаров сгрого сказал:
-- Лежи, лежи смирненько!
И они понесли Толю в больницу. Толе, однако, хотелось видеть, куда это его несут, и, вместо того чтоб спокойно лежать, он сидел на носилках и вертел во все стороны головой.
-- И что за парень попался такой упрямый! -- ворчал санитар, который шагал сзади. -- Ему говорят -- лежи, а он тут как ванька-встанька.
Пройдя по коридору больницы, санитары внесли Толю в большую светлую комнату с белыми стенами и высоким потолком. Здесь, как и в коридоре, пахло йодом, карболкой и другими медикаментами. Один из санитаров легко схватил Толю под мышки и положил на высокую твердую койку, застеленную холодной белой клеенкой.
-- Лежи тут. Сейчас доктор придет, -- сказал санитар тихо и для чего-то погрозил Толе пальцем.
Толя остался лежать. Ему было страшно. Доктор почему-то долго не приходил. Толе уже стало казаться, что о нем все забыли, но через некоторое время дверь отворилась, и вошел доктор вместе с медицинской сестрой.
Доктор был старенький и весь белый: в чистом белом халате, в белом колпаке на голове, с белыми седыми бровями, а на носу очки. Он любил говорить слово "ну-с", обращался к Толе на "вы" и называл его молодым человеком:
-- Ну-с, молодой человек, как же это вы под машину попали?
Не дожидаясь Толиного ответа, он вставил себе в уши две тонкие резиновые трубочки и приложил Толе к груди какую-то круглую металлическую штучку.
-- Ну-с, попрошу вас дышать, молодой человек. Так... дышите поглубже... еще дышите... -- приговаривал он, прикладывая металлическую штучку к груди то справа, то слева.
Потом поднес Толе к носу палец:
-- А теперь попрошу вас смотреть на кончик моего пальца.
И стал водить пальцем в разные стороны. Толя вертел глазами то вправо, то влево, то вверх, то вниз, старательно следя за докторским пальцем.
После этого доктор ощупал Толю со всех сторон, постукал по коленкам резиновым молоточком с блестящей металлической ручкой и, обратившись к медицинской сестре, спросил:
-- У вас все готово, Серафима Андреевна?
-- Все готово, -- отозвалась она.
-- Ну так приступайте! -- приказал доктор.
"Батюшки! К чему это она приступать будет?" -- подумал Толя.
От страха у него завертелись в глазах оранжевые круги и похолодело внутри.
-- Не надо мне делать укол! -- взмолился он -- Я больше не буду!
-- Глупенький! Кто тебе сказал, что я буду делать укол? Я вовсе не буду.
С улыбкой Серафима Андреевна подошла к Толе, пряча за спиной шприц, который держала в руке. Свободной рукой она перевернула Толю на бок и как бы в шутку ущипнула пальцами за спину.
-- Ай! -- завизжал Толя, почувствовав, как игла шприца впилась в его тело.
-- Тише, голубчик, тише! Все уже! Не кричи! Уже ведь не больно!
-- Да, не больно! -- плаксиво ответил Толя.
-- Теперь пусть он полежит полчасика, и можете отправить его домой. Только не забудьте помазать ему йодом ранку на лбу, -- сказал доктор и вышел из комнаты.
Серафима Андреевна помазала Толе ссадину на лбу йодом, потом присела к столу и стала что-то писать в тетради.
-- Тебя как звать-то? -- спросила она. Толя хотел сказать, что его зовут Толя, но почему-то сказал, что его имя Слава, а когда Серафима Андреевна спросила, как его фамилия, он, вместо того чтоб сказать Клюквин, ответил, что его фамилия Огоньков, то есть назвал имя и фамилию своего приятеля Славы Огонькова, к которому шел утром, когда кошка ему дорогу перебежала.
-- Красивая у тебя фамилия, -- сказала Серафима Андреевна, записывая имя и фамилию Славы Огонькова в тетрадь. -- А где ты живешь?
Вместо того чтобы сказать, что он живет на Демьяновской, дом 10, квартира 16, Толя сказал, что живет на Ломоносовской, дом 14, квартира 31, то есть опять-таки дал адрес не свой, а этого самого Славы Огонькова.
Впоследствии Толя и сам не мог объяснить, почему он соврал. Должно быть, он вспомнил в этот момент, как никто ему не поверил в домоуправлении, когда он говорил правду, ну, а раз никто не верит, то чего ж ему и стараться! К тому же он очень боялся, как бы из больницы не сообщили матери про все, что случилось.
Таким образом, Толя поступил в точности, как тот мальчик, про которого слышал в домоуправлении. Если бы он не слышал про этого мальчика, ему бы и в голову не пришло называться чужим именем и давать чужой адрес, но поскольку он слышал, то ему тут же и пришло все это в голову.
-- Ломоносовская улица -- это не близко, -- сказала Серафима Андреевна. -- У вас дома есть телефон?
У Толи дома телефона не было, но он вспомнил, что в квартире у Славы телефон был, и поэтому сказал, что телефон есть.
-- А какой номер? -- спросила Серафима Андреевна.
-- Номер, номер... -- забормотал Толя, морща изо всех сил лоб. -- Номер не помню.
-- Как же ты своего телефона не помнишь? -- усмехнулась Серафима Андреевна. -- Видно, так испугался, когда под машину попал, что и номер забыл. Ну ничего, я сейчас посмотрю в справочнике.
-- А зачем вы хотите по телефону звонить? -- испуганно спросил Толя.
-- Надо же сказать твоей маме, чтобы пришла за тобой. Я бы сама отвела тебя домой, но мне нельзя отлучаться с работы.
-- Будто я сам не найду дороги домой! -- сказал Толя. -- Зачем меня еще отводить!
-- Нет, голубчик, я тебя не могу отпустить одного. Вдруг ты снова угодишь под машину!
Серафима Андреевна принялась листать телефонную книгу.
-- Вот, -- сказала она, отыскав нужную страницу. -- Огоньков, Ломоносовская улица, дом четырнадцать, квартира тридцать один.
Она протянула руку к телефонному аппарату. сняла трубку и принялась набирать номер. Толя с тревогой наблюдал за ее действиями и ждал, что из всего этого выйдет. Единственная его надежда была на то, что у Славы не окажется никого дома. Однако надежда эта оказалась напрасной. Через полминуты Серафима Андреевна уже разговаривала со Славиной мамой.
-- Алло! Это гражданка Огонькова? -- кричала она в телефонную трубку. -- С вами говорят из больницы. Вам надо прийти за сыном. Да, да, за сыном, за Славой... Что с ним?.. Да с ним ничего. Он лежит тут... Да вы не волнуйтесь. С ним ничего, честное слово, ничего... Ну, а лежит потому, что ему противостолбнячный укол сделали. Противостолбнячный. Да... Зачем укол?.. Ну, вы ведь знаете, что при ранении всегда полагается укол против столбняка делать... Да нет! Какое ранение! Кто вам говорит про ранение? Он вовсе не ранен... Да не ранен, говорят вам! Просто царапина. Заживет к вечеру... Да я не обманываю вас, честное слово, я говорю правду. Царапина! Абсолютно никакого ранения... Что?.. Царапина отчего?.. Ну, попал под машину, то есть не попал под машину, а его сшибло, то есть не сшибло, что это я говорю, -- он сам упал, а машины даже близко не было, честное слово... Да нет, что вы такое выдумываете! Я не успокаиваю вас. Он живой, честное слово... Да что вы поднимаете раньше времени панику! Вот он лежит тут, честное слово, лежит, что я, врать буду! Приезжайте, сами увидите... Что? Куда приезжать?.. Тургеневская, дом двадцать пять.
Серафима Андреевна положила трубку и, улыбнувшись, сказала Толе:
-- Ну вот, как удачно все вышло. Сейчас твоя мама здесь будет.
Услыхав эту новость, Толя моментально соскочил с койки, но Серафима Андреевна уложила его обратно.
-- А ты лежи. Зачем же вставать? После укола всегда полежать надо. Мама придет, вместе домой отправитесь.
Толя лежал и старался представить себе, как он будет выпутываться, когда Славина мама придет и увидит его вместо Славы.
"Может быть, признаться Серафиме Андреевне, что я вовсе не Слава?" -- думал Толя.
Однако он никак не мог решиться признаться, а потом Серафима Андреевна вышла из комнаты, и ее долго не было. Увидев, что она не возвращается, Толя решил, что теперь самое лучшее будет -- это удрать отсюда. Он уже представлял себе, как Серафима Андреевна и Славина мама войдут в комнату и, увидев, что его нет, начнут искать по всей больнице; Славина мама, конечно, испугается еще больше, но в конце концов она все же вернется домой, увидит Славу и успокоится.
Продумав все это, Толя поднялся на койке и уже опустил ноги вниз, чтоб соскочить на пол, но в это время дверь отворилась, и в комнату вошла Серафима Андреевна, а за ней Славина мама. Лицо у нее было бледное и встревоженное.
-- Ну, вот видите, -- сказала Серафима Андреевна. -- Он жив и вполне здоров, и даже смеется.
Толя сидел на койке и глупо улыбался, глядя на Славину маму.
-- Где же мой сын? -- спросила Славина мама, обводя комнату растерянным взглядом и как бы не замечая Толю.
-- Да вот же, -- весело сказала Серафима Андреевна, махнув рукой в сторону Толи. -- Неужто не признали своего сына?
-- Где мой сын? -- глухо повторила Славина мама. -- Толя, где Слава?
-- Не знаю, -- пробормотал Толя.
-- Вы ведь вместе были у Жени Зайцева. Куда вы от него пошли? Толя, не скрывай от меня ничего!
-- Да какой он Толя! Он Слава, -- сказала Серафима Андреевна.
-- Кто -- Слава? -- удивилась Славина мама. -- Да он же. Кто же еще?
-- Слушайте, что все это значит? Вы скажете наконец, где мой сын?
-- Так разве Слава не ваш сын?
-- Слава мой сын, но ведь это не Слава, а Толя! Толя Клюквин, понимаете? Сколько раз повторять вам! Я, кажется, с ума сойду!
-- Что же ты сказал мне, что тебя зовут Слава Огоньков? -- напустилась Серафима Андреевна на Толю. -- Вы меня, гражданка, простите, но я не виновата. Он мне сказал, что он Огоньков, я и позвонила вам. Ты зачем сказал, что ты Огоньков, когда ты вовсе не Огоньков? Ты что, не в своем уме, такие шутки шутить? Или ты, может, испугался, когда под машину попал? Вы его не вините, гражданка, должно быть, он от испуга не то, что надо, сказал. Это бывает.
-- Да я разве виню? Я никого не виню. Я только хочу узнать, где мой сын?
-- Гражданочка, откуда же я могу знать, где ваш сын? Разве вы не видите, что вашего сына у нас нет?
-- Значит, он не попал под машину?
-- Должно быть, еще не попал, -- развела руками Серафима Андреевна -- Думаю, что, если б попал, его бы к нам привезли
-- Слушай, Толя, -- обратилась Славина мама к Толе. -- Ты мне скажи только, когда вы со Славой ушли сегодня от Жени?
-- А я разве был сегодня у Жени? -- спросил Толя.
-- А разве нет? Мне показалось сегодня утром, что ты тоже к Жене пошел.
-- Я пойти-то пошел, но дойти-то не дошел. Я не попал к нему, потому что сюда вот попал.
-- Так, может быть, Слава и сейчас у Жени сидят? Ты не помнишь телефон Жени?
-- Нет.
-- Ну, телефон можно по телефонной книге узнать, -- сказала Серафима Андреевна.
Она быстро разыскала в телефонной книге телефон Жени Зайцева. Славина мама сейчас же позвонила, и оказалось, что Слава был там. Поговорив со Славой и приказав ему возвращаться домой, она успокоилась и попросила Серафиму Андреевну дать ей немножечко валерьяновых капель. Серафима Андреевна накапала ей валерьянки в стаканчик и сказала:
-- Теперь надо бы позвонить Толиной маме, чтобы пришла за ним.
-- Нет. нет, -- сказала Славина мама. -- Не надо Толиной маме звонить, а то вы ее до смерти перепугаете.
-- Что вы! Зачем же я стану пугать? Уж я знаю, как надо.
-- Нет, я лучше сама отведу Толю домой. Да у них, кстати, и телефона нет.
Сказав это, Славина мама взяла Толю за руку и, попрощавшись с Серафимой Андреевной, вышла на улицу.
-- Как же так получилось, что ты в больницу попал? -- спросила она.
Толя стал рассказывать по порядку, как отправился утром к Славе, но вернулся назад, потому что ему перебежала дорогу кошка, а поэтому он опоздал и не застал Славу дома; как пошел потом к Жене, но по дороге стал кататься на велосипеде и упал в мусорный ящик, потом играл с ребятами в волейбол, разбил мячом окно, попал в руки злой бабке, которая потащила его в милицию, а он от нее вырвался и побежал через дорогу, и его чуть не задавил автомобиль, после чего его отвезли в больницу и сделали укол против столбняка. Славина мама не могла сдержать на лице улыбку, слушая весь этот невероятный рассказ.
Потом она сказала:
-- Какой же ты чудной человек! Ну, скажи, пожалуйста, что было бы, если бы ты не обратил внимания на то, что тебе перебежала дорогу кошка, а пошел бы спокойно своей дорогой?
-- Да что было бы?.. Ничего, наверное, и не было бы, -- ответил Толя. -- Я застал бы дома Славу, мы играли бы с ним дома в шахматы, и я не пошел бы к Жене, не разбил бы окно, не удрал бы от бабки и не попал бы под машину.
-- Вот видишь! Это все из-за того, что ты человек с предрассудками и веришь в разную чепуху.
-- А это что -- предрассудки?
-- Не знаешь, что такое предрассудки? -- усмехнулась Славина мама. -- Постараюсь тебе объяснить. Ты, наверное, знаешь, что когда-то человек был еще очень дикий, необразованный, не умел правильно рассуждать, не понимал многого, что происходит вокруг. Когда происходило затмение солнца, он, не умея объяснить это неожиданное явление, пугался и воображал, что оно предвещает какое-нибудь бедствие, а когда ему неожиданно перебегала дорогу кошка или другое животное, он думал, что это тоже сулит какую-нибудь неудачу. Так появились многие предрассудки, а предрассудками они названы потому, что возникли еще перед тем, как человек научился правильно пользоваться своим рассудком, или умом.
-- Так лучше их назвали бы не предрассудками, а передрассудками, -- сказал Толя.
-- Ну, это все равно, что "пред", что "перед", -- сказала Славина мама. -- Принято говорить "предрассудки". Ну вот. Мы с тобой прекрасно знаем, что во время солнечного затмения Луна заслоняет Солнце, и это не может предвещать ничего плохого. Что же может случиться с человеком плохого, если ему перебежит дорогу кошка?
-- Ну что может случиться? Наверное, ничего, -- ответил Толя. -- Человек ходит сам по себе, а кошка бегает сама по себе.
-- Вот видишь, ты это понимаешь, -- сказала Славина мама. -- Плохо будет только тогда, когда человек из-за какой-нибудь чепухи, вроде кошки, станет делать не то, что должен. Представь себе, что у тебя есть друг. И вот твой друг попал в беду. Ты спешишь на помощь ему, но как раз в этот момент тебе перебегает дорогу кошка. Что ты сделаешь? Повернешься и пойдешь назад, вместо того чтоб выручать друга?
-- Нет, я буду выручать друга.
-- Правильно! Человеку всегда надо делать то, что велит ему долг, а не то, что велит ему вера в кошку или в другую какую-нибудь ерунду. Ты вот шел утром к Славе, потому что обещал встретиться с ним, значит, твой долг был идти к нему, а ты из-за какой-то ничтожной кошки стал петлять по улицам, так что в конце концов чуть под автомобиль не попал.
Пока Славина мама объясняла все это Толе, они дошли до Ломоносовской улицы. Увидев, что они очутились возле Славиного дома, Толя сказал:
-- Не надо меня провожать дальше. Теперь я сам дорогу домой найду.
-- Ну, иди сам, -- согласилась Славина мама,
Толя свернул в Третий Каширский переулок и зашагал к своему дому. Он шел и думал:
"Вот какая чепуха может выйти из-за всех этих предрассудков! И еще хорошо, что все хорошо Кончилось! Не затормози шофер вовремя, и все кончилось бы гораздо хуже".
Неожиданно его рассуждения были прерваны появлением рыжей полусибирской кошки, которая выскочила из-за угла дома и, распушив хвост трубой, быстро побежала через дорогу. Толя вздрогнул от неожиданности и остановился как вкопанный.
"Вот уж как не повезет с утра, так целый день не будет везти! -- с досадой подумал он. -- Что теперь делать? Если идти в обход, то снова какая-нибудь ерунда случится: или в мусорный ящик свалишься, или кирпич на голову упадет. Так и во веки веков домой не дойдешь!"
Он нерешительно посмотрел по сторонам и сказал сам себе:
"Нет, с этим пора кончать! Что я, человек или не человек? Я человек! А человек -- существо умное, гордое. Он запускает в космос ракеты, покорил атомную энергию, выдумал думающую машину. Человек не может зависеть от какой-то старой, облезлой кошки и всегда должен делать то, что велит ему долг. А что мне велит долг? Мой долг велит мне идти домой обедать, потому что мама уж давно ждет меня и, наверное, волнуется".
Славина мама долго стояла на углу улицы и смотрела вслед Толе. Она боялась, как бы с ним не случилось еще чего-нибудь. Она видела, как он почему-то остановился посреди тротуара, постоял в нерешительности некоторое время, потом вдруг махнул рукой и, подняв гордо голову, бодро пошел вперед.






ПРО ГЕНУ Рисунки И. Семенова
Гена был, в общем, хороший мальчик. Ничего себе паренек. Как говорится, не хуже других детишек. Вполне здоровый, румяный, лицо кругленькое, нос кругленький, вся голова, в общем, кругленькая. А шея у него была короткая. Совсем почти шеи не было. То есть шея, конечно, у него имелась, но ее можно было разглядеть только летом, когда Гена ходил в майке или в рубашке с открытым воротом. А зимой, когда он надевал теплую курточку или пальто, шеи не было видно, и казалось, что его круглая голова лежала прямо на плечах, словно арбуз на блюде. Но это, конечно, не такая уж большая беда, потому что у многих ребят, пока они еще маленькие, шея бывает коротенькая, а когда они подрастут, то и шея становится длинней.
В общем, это был не такой уж большой недостаток.
Главный недостаток Гены заключался в том, что он любил иногда приврать. То есть он не то чтобы врал, как говорится, без зазрения совести. Нет, этого за ним не водилось. Вернее сказать, он не всегда говорил правду.
Впрочем, с кем этого не бывает! Иной раз хоть не хочешь, а соврешь и даже сам не заметишь, как это вышло.
А учился Гена ничего себе. Как говорится, не хуже других. В общем, неважно учился. Были у него в дневнике тройки, иногда попадались и двойки. Но это, конечно, только в те дни, когда папа и мама ослабляли свое внимание и не очень следили, чтоб он вовремя делал уроки.
Но главное, как уже сказано, было то, что он иногда говорил неправду, то есть врал иногда так, что себя не помнил. За это Случилось это зимой, когда в школе проводили сбор металлического лома.один раз он даже был крепко наказан.
Случилось это зимой, когда в его школе проводили сбор металлического лома. Ребята задумали помочь государству и собирать металлический лом для заводов. Они даже решили соревноваться между собой, кто соберет больше, а победителей помещать на Доску почета.
Гена тоже решил соревноваться. Но в первый день, когда он отправился за металлическим ломом, он встретил во дворе своего друга Гошу.
Этот Гоша был худенький, маленький мальчик, чуть ли не на целый год младше Гены. Но Гена с ним очень дружил, потому что Гоша был умный и всегда придумывал что-нибудь интересное.
Так случилось и на этот раз. Увидев Гену, Гоша спросил:
-- Ты куда это разогнался?
-- Иду собирать металлический лом, -- сказал Гена.
-- Пойдем лучше с ледяной горки кататься. В соседнем дворе ребята хорошую горку сделали.
Они отправились в соседний двор и принялись кататься с горки. Санок у них не было, поэтому они съезжали попросту на ногах. Только это было не очень удобно, потому что каждый раз приходилось ехать сначала стоя, а потом уже лежа на животе, а иной раз и на спине. Наконец Гоша сказал:
-- Так кататься невыгодно. Можно расквасить нос. Пойди-ка ты лучше домой за санками. У тебя ведь есть санки.
Гена пошел домой, пробрался на кухню и взял санки. Мама увидала и говорит:
-- Зачем санки? Ты ведь пошел собирать лом.
-- А я буду возить лом на санках, -- объяснил Гена. -- Он ведь тяжелый. В руках много не унесешь, а на санках гораздо легче.
-- А, -- сказала мама. -- Ну иди.
Целый день Гена катался с Гошей на санках и только к вечеру вернулся домой. Все пальто у него было в снегу.
-- Где же ты пропадал столько времени? -- спросила мама.
-- Собирал лом.
-- Неужели для этого надо было так изваляться в снегу?
-- Ну, это мы на обратном пути с ребятами немножко в снежки поиграли, -- объяснил Гена.
-- Ничего себе -- немножко! -- покачала головой мама.
-- А много ты собрал лому? -- спросил Гену папа.
-- Сорок три килограмма, -- не задумываясь, соврал Гена.
-- Молодец! -- похвалил папа и стал высчитывать, сколько это будет пудов.
- Кто же теперь на пуды считает? -- сказала мама. -- Теперь все считают на килограммы.
-- А мне на пуды интересно, -- ответил папа. -- Когда-то я работал в порту грузчиком. Приходилось носить бочонки с треской. В каждом бочонке по шесть пудов. А сорок три килограмма -- это почти три пуда. Как же ты дотащил столько?
-- Я ведь не носил, а на санках, -- ответил Гена.
-- Ну, на санках, конечно, легче, -- согласился отец. -- А другие ребята сколько собрали -- больше, чем ты, или меньше?
-- Меньше, -- ответил Гена. -- Кто тридцать пять килограммов, кто тридцать. Только один мальчик собрал пятьдесят килограммов, и еще один мальчик собрал пятьдесят два.
-- Ишь ты! -- удивился папа. -- На девять килограммов больше, чем ты.
-- Ничего, -- сказал Гена. -- Завтра я тоже на первое место выйду.
-- Ну ты не особенно надрывайся там, -- сказала мама.
-- Зачем -- особенно! Как все, так и я.
За ужином Гена ел с большим аппетитом. Глядя на него, папа и мама радовались. Им всегда почему-то казалось, что Гена ест мало и от этого может похудеть и заболеть. Увидев, как он уписывает за обе щеки гречневую кашу, отец потрепал его рукой по голове и, засмеявшись, сказал:
-- Поработаешь до поту, так и поешь в охоту! Не так ли, сынок?
-- Конечно, так, -- согласился Гена.
Весь вечер отец и мать говорили о том, как хорошо, что теперь в школе приучают детей к труду. Папа сказал:
-- Кто с малых лет приучится трудиться, тот вырастет хорошим человеком и никогда не будет на чужой шее сидеть.
-- А я и не буду на чужой шее сидеть, -- сказал Гена. -- Я на своей буду сидеть шее.
-- Вот, вот! -- засмеялся папа. -- Ты у нас хороший мальчик.
Наконец Гена лег спать, а папа сказал маме:
-- Знаешь, что мне больше всего нравится в нашем мальчике -- это его честность. Он мог бы наврать с три короба, мог сказать, что собрал больше всех лома, а он откровенно признался, что двое ребят собрали больше его.
-- Да, он у нас мальчик честный, -- сказала мама.
-- По-моему, воспитывать в детях честность -- важнее всего, -- продолжал папа. -- Честный человек не соврет, не обманет, не подведет товарища, не возьмет чужого и трудиться будет исправно, не станет сидеть сложа руки, когда другие работают, потому что это значит быть паразитом и поедать чужой труд.
На другой день Гена явился в школу, и учительница спросила, почему он не пришел вчера собирать лом. Не моргнув глазом, Гена ответил, что ему не разрешила мама, так как у него заболела сестренка воспалением легких и он должен был пойти в больницу, чтоб отнести ей апельсин, а без апельсина она будто бы не могла выздороветь. Почему ему пришло в голову наврать про больницу, про сестренку, которой у него вовсе не было, и вдобавок про апельсин, -- это никому не известно.
Придя из школы домой, он пообедал сначала, потом взял саночки, сказал маме, что идет собирать лом, а сам снова отправился кататься на горку. Вернувшись к вечеру домой, он опять принялся сочинять, кто из ребят сколько собрал лому, кто вышел на первое место, кто на последнее, кто ударник, кто отличник, кто просто передовик.
Так было каждый день. Уроки Гена совсем перестал делать. Ему не до того было. В дневнике у него начали появляться двойки. Мама сердилась и говорила:
-- Это все из-за лома! Разве можно заставлять детей столько трудиться? Ребенку совсем некогда делать уроки! Надо будет пойти в школу и поговорить с учительницей. Что они там себе думают? Одно из двух: пусть или учатся, или лом собирают! Иначе ничего не выйдет.
Однако ей все было некогда, и она никак не могла собраться пойти в школу. Папе она боялась говорить про плохие отметки Гены, потому что папа всегда расстраивался, когда узнавал, что его сын скверно учится. Ничего не подозревая, он каждый вечер с интересом расспрашивал Гену о его трудовых успехах и даже записывал в свою записную книжечку, сколько он собрал за день лома. Гена для большего правдоподобия сочинял разные небылицы. Сочинил даже, что учительница Антонина Ивановна поставила его в пример всему классу и поместила его фамилию на Доску почета.
Наконец наступил день, когда Гена получил самую скверную отметку, которая только бывает на свете, то есть единицу, да еще по такому важному предмету, как русский язык. Он, конечно, ничего не сказал маме, а просто взял санки и отправился "собирать лом"; то есть это он только так говорил, что идет собирать лом, а на самом деле пошел, как всегда, кататься.
Когда он ушел, мама вспомнила, что не проверила его отметки. Она достала из сумки дневник и увидела, что у него там "кол", то есть, попросту говоря, единица.
-- Эге! -- с досадой сказала она. -- Это, наконец, возмутительно! Что они там себе в школе думают! Ребенок единицы приносит, а у них только лом на уме!
Оставив все свои дела, она поспешила в школу. На ее счастье, Антонина Ивановна еще не ушла.
Увидев Генину маму, она сказала:
-- Вот хорошо, что вы пришли. Я вас вызвала, чтоб поговорить об успехах Гены.
-- Как это вы меня вызвали? -- удивилась Генина мама. -- Меня никто не вызывал. Я сама пришла.
-- Разве вы не получили мою записку? -- спросила учительница.
-- Нет.
-- Странно! -- сказала Антонина Ивановна. -- Я еще позавчера велела Гене передать вам записку.
-- Может быть, вы ошиблись? Вы, наверное, кому-нибудь другому велели, а не Гене.
-- Нет. Как же я могла ошибиться?
-- Почему же Гена не передал мне?
-- Надо будет у него об этом спросить, -- сказала Антонина Ивановна. -- А сейчас я хотела выяснить, почему Гена стал хуже учиться. Мне непонятно, почему он дома уроки не делает.
-- Что же здесь непонятного? -- усмехнулась Генина мама. -- Сами заставляете детей собирать лом, а потом удивляетесь, почему дети уроки не делают.
-- При чем же здесь лом? -- удивилась учительница.
-- Как -- при чем? Когда же им делать уроки, если нужно лом собирать? Вы бы сами подумали.
-- Что-то я вас не совсем понимаю. Мы не перегружаем учащихся этой работой. В сборе металлолома они участвуют раз или два в году. Это не может повредить их занятиям.
-- Ха-ха-ха! Раз или два в году, -- засмеялась Генина мама. -- Да они каждый день собирают. Гена собрал почти целую тонну.
-- Кто вам сказал?
-- Гена.
-- Ах так! Если хотите знать, то ваш Гена не то что тонну, а ни килограмма не собрал, ни грамма, ни полграмма! -- с возмущением сказала учительница.
-- Как вы можете так говорить! -- вспылила Генина мама. -- Он мальчик честный, он не станет обманывать. Вы ведь сами поставили его в пример всему классу и повесили на Доску почета.
-- На Доску почета?! -- воскликнула Антонина Ивановна. -- Как же я могла поместить Гену на Доску почета, если он даже ни разу не участвовал в сборе металлолома?! В первый раз сказал, что у него заболела сестренка воспалением легких... У вас болела дочь воспалением легких?
-- Какая дочь? У меня нет никакой дочери!
-- Вот видите! А Гена сказал -- заболела сестренка воспалением легких и мама послала в больницу отнести апельсин.
-- Ну подумайте только! -- сказала мама. -- Выдумал апельсин какой-то. Значит, он все время меня обманывал! Наверное, и сегодня не пошел собирать лом?
-- Кто же сегодня собирает лом! -- ответила учительница. -- Сегодня четверг, а сбор лома проводится по субботним дням. В субботу мы нарочно отпускаем ребят пораньше.
От волнения Генина мама даже забыла попрощаться с учительницей и бросилась поскорей домой. Она не знала, что думать, что делать. От горя у нее даже заболела голова. Когда вернулся с работы Генин папа, мама сейчас же рассказала ему обо всем. Услыхав такую новость, папа ужасно расстроился и разволновался.
Мама принялась успокаивать его, но он не хотел успокаиваться и метался по комнате, как разъяренный тигр.
-- Подумать только! -- кричал он, хватаясь за голову руками. -- Значит, он только и делал, что катался на санках, а нам говорил, что ходит собирать лом. Так врать, а! Хорошо воспитали сыночка, нечего сказать!
-- Но мы же не учили его обманывать! -- сказала мама.
-- Этого еще не хватало! -- ответил папа. -- Ну, пусть он только вернется, я ему покажу!
Однако Гена долго не приходил. В этот день он ушел со своим другом Гошей далеко, в парк культуры, и они катались там на берегу реки с откосов. Это было очень увлекательное занятие, и они никак не могли накататься досыта.
Было совсем поздно, когда Гена наконец явился домой. Он с головы до ног извалялся в снегу и дышал от усталости, словно лошадь. Его круглое лицо так и пылало жаром, шапка налезла на глаза, и, для того чтоб хоть что-нибудь видеть, ему приходилось запрокидывать назад голову.
Мама и папа тут же подбежали к нему и стали помогать снять пальто, а когда сняли, от Гены повалил кверху пар.
-- Бедненький! Ишь как натрудился-то! -- сказал папа. -- У него вся рубашка мокрая!
-- Да, -- сказал Гена. -- Сегодня я сто пятьдесят килограммов железа собрал.
-- Сколько, сколько?
-- Сто пятьдесят.
-- Ну, герой! -- развел руками отец. -- Надо подсчитать, сколько всего получится.
Папа взял свою записную книжечку и стал подсчитывать:
-- В первый день ты собрал сорок три килограмма, на следующий еще пятьдесят, -- вместе девяносто три, на третий день шестьдесят четыре -- получится сто пятьдесят семь, потом еще шестьдесят девять -- это будет... это будет...
-- Двести двадцать шесть, -- подсказал Гена.
-- Правильно! -- подтвердил папа. -- Считаем дальше...
Так он считал, считал, и у него получилась целая тонна, да еще с лишним.
-- Смотри, -- с удивлением сказал он. -- Целую тонну железа собрал! Это ж надо! Кто же ты теперь у нас?
-- Наверное, отличник или ударник, не знаю точно, -- ответил Гена.
-- Не знаешь? А я знаю! -- закричал вдруг отец и стукнул кулаком по столу. -- Ты плут! Мошенник! Трутень ты, вот кто! Тунеядец!
-- Какой ту-тунеядец? -- заикаясь от испуга, спросил Гена.
-- Не знаешь, какие тунеядцы бывают?
-- Не-не-не знаю.
-- Ну, это те, которые сами не трудятся, а норовят устроиться так, чтоб за них другие работали.
-- Я не норовю... не норовлю, -- пролепетал Гена.
-- Не норовишь? -- закричал отец страшным голосом. -- А кто каждый день на санках катается, а дома врет, будто лом собирает? Где записка? Признавайся, негодный!
-- Какая за-за-записка?
-- Будто не знаешь! Записка, которую тебе Антонина Ивановна дала.
-- У меня нет.
-- Где же она?
-- Я ее в мусоропровод выбросил.
-- А, в мусоропровод! -- загремел отец и стукнул кулаком по столу с такой силой, что зазвенела посуда. -- Тебе для того дали записку, чтоб ты ее в мусоропровод бросал?
-- Ну, успокойся, пожалуйста, -- взмолилась мама. -- До смерти перепугаешь ребенка.
-- Перепугаешь его! Как же! Он сам кого хочешь перепугает. Подумать только -- так врать! Тонну железа собрал! На Доску почета повесили! Это же позор! Как я буду людям в глаза смотреть!
-- Зачем же кричать? Его наказать надо, а кричать -- это непедагогично. У ребенка может пропасть аппетит, -- сказала мама.
-- Думаю, что аппетит у него не пропадет, -- сказал папа, -- а что его наказать следует, это я и сам знаю.
Папа еще долго стыдил Гену. Гена просил у него прощения, клялся, что теперь ни за что не будет на санках кататься и всегда будет собирать лом. Но отец не согласился его простить. Кончилось дело тем, что Гена был крепко наказан. Как был наказан, говорить ни к чему. Каждый сам знает, какие наказания бывают. В общем, наказали его, и все.
А в этот год Гена на самом деле уже не катался больше на санках, так как зима скоро кончилась и снег растаял. Но и железный лом ему тоже не пришлось собирать, потому что учебный год подошел к концу и ребятам нужно было усиленно заниматься, чтоб перейти в следующий класс с хорошими отметками. У них в школе в этот год никто больше не собирал железного лома.





КЛЯКСА Рисунки И. Семенова
Я расскажу вам про Федю Рыбкина, о том, как он насмешил весь класс. У него была привычка смешить ребят. И ему было все равно: перемена сейчас или урок. Так вот. Началось это с того, что Федя подрался с Гришей Копейкиным из-за флакончика туши. Только если сказать по правде, то никакой драки тут не было. Никто никого не бил. Они просто вырывали друг у друга из рук флакончик, а тушь из него выплеснулась, и одна капля попала Феде на лоб. От этого на лбу у него получилась черная клякса величиной с пятак.
Сначала Федя рассердился, а потом он увидел, что ребята смеются, глядя на его кляксу, и решил, что это даже лучше. И не стал смывать кляксу.
Скоро зазвонил звонок, пришла Зинаида Ивановна, и начался урок. Все ребята оглядывались на Федю и потихоньку смеялись над его кляксой. Феде очень нравилось, что он одним своим видом может смешить ребят. Он нарочно сунул палец в флакончик и измазал нос тушью. Тут уж никто без смеха не мог на него смотреть. В классе стало шумно.
Зинаида Ивановна сначала никак не могла понять, в чем тут дело, но она скоро заметила Федину кляксу и даже остановилась от удивления.
-- Это чем ты лицо испачкал, тушью? -- спросила она.
-- Ага, -- кивнул головой Федя.
-- А какой тушью? Этой? Зинаида Ивановна показала на флакончик, который стоял на парте.
-- Этой, -- подтвердил Федя, и рот его разъехался чуть ли не до ушей.
Зинаида Ивановна надела на нос очки и с серьезным видом осмотрела черные пятна на лице Феди, после чего сокрушенно покачала головой.
-- Напрасно ты это сделал, напрасно! -- сказала она.
-- А что? -- забеспокоился Федя.
-- Да, видишь ли, тушь эта химическая, ядовитая. Она разъедает кожу. От этого кожа сперва начинает чесаться, потом на ней вскакивают волдыри, а потом уже по всему лицу идут лишаи и язвочки.
Федя перепугался. Лицо у него вытянулось, рот сам собою открылся.
-- Я больше не буду мазаться тушью, -- пролепетал он.
-- Да уж думаю, что больше не будешь! -- усмехнулась Зинаида Ивановна и продолжала урок.
Федя поскорей принялся стирать пятна туши носовым платком, потом повернул свое испуганное лицо к Грише Копейкину и спросил:
-- Есть?
-- Есть, -- шепотом сказал Гриша. Федя снова принялся тереть лицо платком, но черные пятна глубоко въелись в кожу и не стирались. Гриша протянул Феде ластик и сказал:
-- На вот. У меня есть замечательная резинка. Потри попробуй. Если она тебе не поможет, то пиши пропало.
Федя принялся тереть лицо Гришиной резинкой, но и это не помогло. Тогда он решил сбегать умыться и поднял руку. Но Зинаида Ивановна, будто нарочно, не замечала его. Он то вставал, то садился, то приподнимался на цыпочки, стараясь вытянуть руку как можно выше. Наконец Зинаида Ивановна спросила, что ему нужно.
-- Разрешите мне пойти умыться, -- попросил жалобным голосом Федя.
-- А что, уже чешется лицо?
-- Н-нет, -- замялся Федя. -- Кажется, еще не чешется.
-- Ну, тогда посиди. На переменке успеешь умыться.
Федя сел на место и снова принялся тереть лицо промокашкой.
-- Чешется? -- озабоченно спрашивал Гриша.
-- Н-нет, кажется, не чешется... Нет, кажется, чешется. Не разберу, чешется или не чешется. Кажется, уже чешется! Ну-ка, посмотри, нет еще волдырей?
-- Волдырей еще нет, а вокруг уже все покраснело, -- шепотом сказал Гриша.
-- Покраснело? -- испугался Федя. -- Отчего же покраснело? Может быть, уже волдыри начинаются или язвочки?
Федя снова стал поднимать руку и просить Зинаиду Ивановну отпустить его умыться.
-- Чешется! -- хныкал он.
Теперь ему было не до смеха. А Зинаида Ивановна говорила:
-- Ничего. Пусть почешется. Зато в другой раз не станешь мазать лицо чем попало.
Федя сидел как на иголках и все время хватался за лицо руками. Ему стало казаться, что лицо на самом деле стало чесаться, а на месте пятен уже начинают вздуваться шишки.
-- Ты лучше не три, -- посоветовал ему Гриша. Наконец прозвонил звонок. Федя первым выскочил из класса и во всю прыть побежал к умывальнику. Там он всю перемену тер лицо мылом, а весь класс над ним потешался. Наконец он начисто оттер пятна туши и целую неделю после того ходил серьезным. Все ждал, что на лице волдыри вскочат. Но волдыри так и не вскочили, а за эту неделю Федя даже разучился на уроках смеяться. Теперь смеется только на переменках, да и то не всегда.






ФЕДИНА ЗАДАЧА Рисунки И. Семенова
Раз как-то зимой Федя Рыбкин пришел с катка. Дома никого не было. Младшая сестра Феди, Рина, уже успела сделать уроки и пошла играть с подругами. Мать тоже куда-то ушла.
-- Вот и хорошо! -- сказал Федя. -- По крайней мере, никто не будет мешать делать уроки.
Он включил телевизор, достал из сумки задачник и стал искать заданную на дом задачу. На экране телевизора появился диктор.
-- Передаем концерт по заявкам, -- объявил он.
-- Концерт -- это хорошо, -- сказал Федя. -- Веселей будет делать уроки.
Он отрегулировал телевизор, чтоб было погромче слышно, и сел за стол.
-- Ну-ка, что тут нам на дом задано? Задача номер шестьсот тридцать девять? Так... "На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи, по восемьдесят килограммов в каждом..."
Вместо диктора на экране появился певец в черном костюме и запел густым рокочущим басом:
Жил-был король когда-то,
При нем блоха жила.
Милей родного брата
Она ему была.
-- Вот какой противный король! -- сказал Федя. -- Блоха ему, видите ли, милей родного брата!
Он почесал кончик носа и принялся читать задачу сначала:
-- "На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи, по восемьдесят килограммов в каждом. Рожь смололи, причем из шести килограммов зерна вышло пять килограммов муки..."
Блоха! Ха-ха! --
засмеялся певец и продолжал петь:
Позвал король портного:
-- Послушай, ты, чурбан!
Для друга дорогого
Сшей бархатный кафтан.
-- Ишь что еще выдумал! -- воскликнул Федя. -- Блохе -- кафтан! Интересно, как портной его шить будет? Блоха ведь маленькая!
Он прослушал песню до конца, но так и не узнал, как портной справился со своей задачей. В песне ничего про это не говорилось.
-- Плохая песня, -- решил Федя и опять принялся читать задачу: -- "На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи, по восемьдесят килограммов в каждом. Рожь смололи, причем из шести килограммов зерна..."
Он был титулярный советник,
Она -- генеральская дочь, --
запел певец снова.
-- Интересно, кто такой титулярный советник? -- сказал Федя. -- Гм!
Он потер обеими руками уши, словно они у него. замерзли, и, стараясь не обращать внимания на пение, принялся читать задачу дальше:
-- Так. "...Из шести килограммов зерна вышло пять килограммов муки. Сколько понадобилось машин для перевозки всей муки, если на каждой машине помещалось по три тонны муки?"
Пока Федя читал задачу, песенка про титулярного советника кончилась и началась другая:
Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда,
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города!
Эта песенка очень понравилась Феде. Он даже забыл про задачу и стал пристукивать карандашом по столу в такт.
-- Хорошая песня! -- одобрил он, когда пение кончилось. -- Так... О чем тут у нас говорится? "На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи..."
Однозвучно гремит колокольчик, --
послышался высокий мужской голос из телевизора.
-- Ну, гремит и пусть гремит, -- сказал Федя. -- Нам-то какое дело? Нам надо задачу решать. На чем тут мы остановились? Так... "Для дома отдыха купили двадцать одеял и сто тридцать пять простынь за двести пятьдесят шесть рублей. Сколько денег уплатили за купленные одеяла и простыни в отдельности..." Позвольте! Откуда тут еще одеяла с простынями взялись? У нас разве про одеяла? Тьфу, черт! Да это не та задача! Где же та?.. А, вот она! "На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи..."
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит...
-- -- Опять про колокольчик! -- воскликнул Федя. -- На колокольчиках помешались! Так... Утомительно гремит... в каждом мешке... рожь смололи, причем из шести килограммов муки вышло пять килограммов зерна... То есть муки вышло, а не зерна! Совсем запутали!
Колокольчики мои, цветики степные!
Что глядите на меня, темно-голубые?
-- Тьфу! -- плюнул Федя. -- Прямо деваться от колокольчиков некуда! Хоть из дому беги, с ума можно сойти!.. Из шести килограммов зерна вышло пять килограммов муки, и спрашивается, сколько понадобилось машин для перевозки всей муки...
Не счесть алмазов в каменных пещерах,
Не счесть жемчужин в море полуденном.
-- Очень нам нужно еще алмазы считать! Тут мешки с мукой никак не сосчитаешь! Прямо наказание какое-то! Двадцать раз прочитал задачу -- и ничего не понял! Пойду лучше к Юре Сорокину, попрошу, чтоб растолковал.
Федя Рыбкин взял под мышку задачник, выключил телевизор и пошел к своему другу Сорокину.





НАХОДЧИВОСТЬ Рисунки И. Семенова
Мы с Вовкой сидели дома, за то что разбили сахарницу. Мама ушла, а к нам пришел Котька и говорит:
-- Давайте играть во что-нибудь.
-- Давайте в прятки, -- говорю я.
-- У, да здесь и прятаться негде! -- говорит Котька.
-- Почему -- негде? Я так спрячусь, что ты вовек не найдешь. Надо только находчивость проявить.
-- А ну-ка, спрячься. Найду в два счета.
Котька пошел в коридор и стал считать до двадцати пяти. Вовка побежал в комнату, а я в чулан. В чулане лежала рогожка. Я залез под нее и свернулся на полу комочком.
Вот Котька сосчитал до двадцати пяти и пошел искать. Вовку он сразу нашел под кроватью и стал меня искать. Обыскал всю комнату и кухню. Зашел в чулан, остановился возле меня и говорит:
-- Тут кастрюли какие-то, стул сломанный, рогожка старая. Никого нет!
Потом вернулся в комнату и спрашивает:
-- Где он? Ты не видал, Вовка?
-- Может, в шкафу сидит? -- говорит Вовка. -- Ну-ка, открой шкаф... Нету!
-- Может быть, в буфет забрался?.. Нету! Куда же он делся?
-- Знаю! -- закричал Вовка. -- Он в сундуке!
-- Правильно! Больше ему негде быть. Как мы раньше не догадались!
Они подбежали к сундуку и принялись открывать крышку, но она не открывалась.
-- Закрыта, -- говорит Котька.
-- А может, он изнутри держит?
Они стали стучать по крышке и кричать:
-- Вылезай!
-- Давай перевернем сундук, -- говорит Вовка. -- Ну-ка, подхватывай с той стороны! Ра-а-а-зом!
Бух! Сундук перевернулся, даже пол задрожал.
-- Нет, наверное, его там нету, -- говорит Котька. -- Не может же он вверх ногами сидеть!
-- Должно быть, он в кухне под печкой, -- ответил Вовка.
Они побежали на кухню и стали тыкать кочергой под печку.
-- Вылезай! Теперь все равно попался!
Я насилу удержался от смеха.
-- Постой, -- говорит Вовка. -- Я, кажется, кого-то поймал.
-- Ну-ка, тащи его!
-- Сейчас, зацеплю кочергой только... Есть! Ну-ка, посмотрим, кто это... Тьфу! Старые валенки!.. Где же его искать?
-- Не знаю. Я не играю больше. Выходи! -- закричал Котька. -- Игра окончена! Не хочешь, ну и сиди себе!
Они вернулись в комнату.
-- Может быть, он в комоде? -- спрашивает Вовка.
Послышался скрип.
-- Ну что ты ищешь в комоде! Разве в ящике спрячешься? -- рассердился Котька и пошел в коридор.
-- Почему не спрячешься? Надо проверить, -- ответил Вовка.
Он долго скрипел ящиками и вдруг закричал:
-- Котька, иди сюда!
-- Нашел? -- отозвался Котька.
-- Нет, я не могу вылезти.
-- Откуда?
-- Из комода. Я в комоде сижу.
-- Зачем же ты залез в комод?
-- Я хотел проверить, можно спрятаться в ящике или нет, а ящик перекосился, и я не могу вылезть.
Тут я не выдержал и громко расхохотался. Котька услышал и бросился искать меня.
-- Вытащи меня сначала! -- взмолился Вовка.
-- Да не кричи ты! Я не разберу, где это он смеется.
-- Вытащи меня! Мне здесь в ящике страшно! Котька выдвинул ящик и помог Вовке выбраться.
Они вместе побежали в чулан. Котька споткнулся об меня и упал.
-- Еще эту рогожку какой-то дурак здесь бросил! -- закричал он и со злости как хватит меня ногой.
Я как заору! Вылез из-под рогожки.
-- Ты чего дерешься?
Он увидел меня и обрадовался.
-- Ага! Попался! -- и побежал в коридор. -- Палочка-выручалочка! Тра-та-та!
Я говорю:
-- Можешь не трататакать, я не играю больше. Это не игра, чтоб драться.
Прихожу в комнату... Батюшки! Все разворочено. Шкафы открыты, из комода ящики вытащены, белье на полу кучей, сундук вверх дном!
Пришлось нам целый час после этого убирать комнату.






НАШ КАТОК Рисунки И. Семенова
Осенью, когда стукнул первый мороз и земля сразу промерзла чуть ли не на целый палец, никто не поверил, что уже началась зима. Все думали, что скоро опять развезет, но мы с Мишкой и Костей решили, что сейчас самое время начинать делать каток. Во дворе у нас был садик не садик, а так, не поймешь что, просто две клумбы, а вокруг газончик с травой, и все это заборчиком отгорожено. Мы решили сделать каток в этом садике, потому что зимой клумбы все равно никому не видны.
Костя сказал:
-- Только надо, ребята, сначала получить разрешение у управдома. Иначе и начинать нельзя. Дворничиха все равно ничего делать не даст.
-- А вдруг управдом не позволит? -- сказал Мишка. -- Летом просили волейбольную площадку устроить -- не разрешил, зверь такой!
-- Я думаю, разрешит, -- сказал Костя. -- Дмитрий Савельевич хороший человек. Только с ним надо дипломатично поговорить.
-- Это как -- дипломатично? -- не понял Мишка.
-- Ну, значит, вежливо. Взрослые любят, чтоб с ними вежливо разговаривали; а такие слова, как "зверь", никому не могут понравиться.
-- Что ты! -- замахал Мишка руками. -- Да разве я такие слова когда говорю? Это я ведь за глаза только.
-- "За глаза"! -- усмехнулся Костя. -- Ты в глаза еще и не такое скажешь! Я тебя хорошо изучил. Вот придем в домоуправление, так ты уж лучше молчи, я сам поговорю с управдомом как надо.
Мишка говорит:
-- Ладно.
Мы тут же отправились в домоуправление. На наше счастье, управдом оказался на месте. Он сидел за столом, заваленным ворохом разных бумажек. Посреди этого вороха лежала тетрадка. Левой рукой управдом водил по цифрам, которые были в тетрадке, а правой что-то записывал.
-- Здравствуйте, Дмитрий Савельевич, -- сказал Костя вежливо.
-- Здравствуй, дружок, здравствуй! -- Управдом даже не обратил на нас внимания и продолжал водить пальцем по цифрам.
-- Мы к вам, Дмитрий Савельевич.
-- Вижу, дружок, вижу. Зачем пришли?
-- Хотим немножко поговорить с вами, -- продолжал Костя.
-- Ну, говори, говори.
-- Хотим спросить у вас.
-- Спрашивай, спрашивай.
-- Мы хотим спросить у вас, Дмитрий Савельевич, одну вещь: скажите, пожалуйста, вы должны вести у нас какую-нибудь спортивную работу?
-- Какую это спортивную работу? -- спросил Дмитрий Савельевич и, прижав пальцем цифру в тетрадке, посмотрел на нас поверх очков.
-- Ну, как управдом, вы должны вести у нас спортивную работу.
Дмитрий Савельевич поставил карандашом отметку возле прижатой цифры, провел по голове рукой, будто хотел причесать волосы, и сказал:
-- То есть, по-моему, это вы.... Вы сами должны вести спортивную работу.
-- Мы это понимаем, -- ответил Костя. -- Мы сами должны вести спортивную работу. А вот вы нам помогать будете?
Управдом наклонил набок голову, развел над столом руками:
-- А что вы хотите сделать?
-- Мы хотим устроить каток на зиму.
-- А, хорошо, хорошо! Делайте, что ж... А где вы его хотите сделать?
Костя рассказал, что мы хотим разровнять в садике землю, полить водой и провести электричество, чтобы можно было кататься при свете.
Управдом одобрил наш план. Он заметно повеселел, так как сначала испугался и подумал, что мы хотим заставить его самого вести спортивную работу, но, увидев, что от него ничего такого не требуется, сказал:
-- Действуйте, ребятки, а если что понадобится, приходите ко мне.
-- Вот что значит дипломатический разговор! -- сказал Мишка, когда мы вышли от управдома. -- Ты молодец, Костя. Я теперь тоже так буду.
После этого мы сорганизовали ребят и сказали, что, кто не будет работать, того не пустим кататься, Поэтому все рьяно взялись за дело. Кто-то из ребят придумал разломать с одной стороны заборчик и отнести его шагов на десять в сторону, чтобы каток получился шире.
Все у нас шло очень ловко и хорошо, но только до тех пор, пока нашу работу не заметила Лелькина мама.
-- Это что у вас за строительство? -- спросила она. -- Зачем разоряете садик?
Мы с Костей стали объяснять ей, что здесь будет каток.
-- Ну каток, -- говорит она. -- А зачем же клумбы уничтожать? Делайте себе каток вокруг клумб.
Мы с Костей хотели объяснить ей все вежливо, но тут в дело вмешался Мишка.
-- Как же вокруг клумб кататься? -- с презрением на лице сказал он. -- Разве вы не видите, что они четырехугольные? Или вы ничего не понимаете своей головой?
-- Я-то своей головой все понимаю, -- ответила Лелькина мама. -- А вот ты, видно, не понимаешь. Вот пойду скажу управдому, что вы здесь затеяли.
-- Ха-ха! -- сказал Мишка. -- Идите. И скажите. И посмотрим, что вам управдом скажет.
От управдома Лелькина мама вернулась злая-презлая. Видно, он объяснил ей, что разрешил нам делать каток. Она больше ничего не сказала нам, но вместо этого стала говорить всем жильцам, что теперь маленьким детям даже погулять будет негде, а Григорию Кузьмичу из пятой квартиры наябедничала, что мы перенесли заборчик и теперь он не сможет выехать из гаража на своей автомашине. Григорий Кузьмич моментально из дома выскочил и стал требовать, чтоб мы перенесли заборчик обратно. Мы с Костей вежливо начали объяснять ему, что машина проедет, но тут снова вмешался Мишка.
-- Смотрите, -- закричал он, -- сколько здесь для проезда места! Разве вы не понимаете, что машина свободно проедет? Должна же у вас голова хоть немного соображать?
Услышав такую грубость, Григорий Кузьмич страшно рассердился, привел управдома и стал доказывать, что заборчик надо поставить на место, а управдом стал доказывать, что заборчик может и здесь стоять. Кончилось тем, что они поссорились и Григорий Кузьмич побежал писать на управдома жалобу, а управдом сказал нам:
-- Имейте в виду, больше я ни с кем из-за вас ругаться не стану. Если еще хоть кто-нибудь на вас пожалуется, запрещу делать каток!
-- Это все ты виноват! -- сказал Костя Мишке. -- И что ты все лезешь со своими грубостями! Не можешь говорить дипломатично -- молчи!
-- Я ведь дипломатично, -- ответил Мишка.
В общем, из-за Мишки мы со всеми жильцами поссорились. Все были недовольны нами и только и делали, что ворчали на нас.
Через несколько дней наступила оттепель, и работать нам стало легче. Мы разровняли площадку, сделали по краям земляной бортик, даже заборчик покрасили и принялись за устройство электрического фонаря. Деньги собрали со всех ребят, купили электрический шнур, лампочку и патрон. Столб для фонаря у нас уже давно был. Он остался после ремонта дома и лежал посреди двора. Мы его врыли в землю, а проводку нам помог сделать дядя Сережа из девятой квартиры. Такой хороший человек оказался. Мы даже хотели про него написать в газету, но сначала некогда было, а потом как-то забыли.
И вот, когда все было сделано и наш фонарь готов был засиять над катком ярким светом, в дело вмешалась дворничиха тетя Даша.
-- Вот что, ребятушки, -- сказала она, -- столб вам придется отдать, потому что на будущее лето он для ремонта понадобится.
Костя принялся доказывать ей, что столбу мы ничего плохого не сделаем, и в конце концов он, наверное, уговорил бы ее, но тут Мишка не выдержал.
-- Постой, -- говорит, -- сейчас я ей все дипломатически объясню. -- Он оттолкнул Костю и давай кричать: -- Это что, по-вашему, столб? А для чего, по-вашему, сделали столб? По-вашему, столб сделали, чтоб он, дожидаясь ремонта, целую зиму под снегом гнил? У вас что на плечах, голова или еще что-нибудь?
Кончилось тем, что тетя Даша рассердилась и побежала в домоуправление.
-- Вот видишь, что ты наделал, -- сказал Костя. -- Управдом ведь предупредил, что больше терпеть не станет.
Все ребята на Мишку набросились.
-- Из-за тебя, -- говорят, -- каток запретят! Даром трудились только!
Мишка готов был рвать на себе волосы от досады.
-- И как это у меня вырвалось? -- убивался он. Вдруг смотрим -- тетя Даша обратно бежит, а за ней управдом. Мишка увидел, уцепился руками за столб и как завоет:
-- Не отдам столб, не отдам! Я накоплю денег и заплачу вам за него. Целую зиму не буду мороженого есть.
Управдом услышал и только рукой махнул.
-- Ладно, -- говорит, -- берите себе этот столб.
И ушел. А тетя Даша увидела, что у нее ничего не вышло, и говорит:
-- Хорошо же! Мы еще поговорим с вами!
И вот потянулись самые тяжелые дни. Две недели подряд стояла оттепель, даже легонького морозца не было. Снег иногда падал, но тут же таял и только разводил слякоть. Мы с Мишкой начали думать, что в этом году уже совсем не будет зимы, и приходили в отчаяние.
Наконец ударил долгожданный мороз. И тут у нас начались новые приключения. Никто не хотел нам давать воды для катка. Сначала мы пошли к тете Даше и стали просить, чтоб она дала нам свой дворницкий шланг, чтобы полить каток из шланга, по она не дала. Говорит:
-- Я вообще против вашего катка. Весной растает, а убирать мне! Все жильцы против катка. Вот мы напишем управдому заявление, чтоб разорил.
Мы говорим:
-- Не даете, мы и без вас польем. Каток замерзнет, сами придете к нам кататься.
-- И не приду! А замерзнет, так я его золой посыплю, все равно никто не будет кататься.
Мы стали таскать воду ведрами из кухни шестой квартиры, но нас скоро оттуда прогнали: сказали, что мы нанесли им грязи. А какая там грязь, когда во дворе никакой грязи не было! Стали мы таскать воду из первой квартиры, но нас и оттуда выгнали. Мы пошли в четвертую, нас стали и оттуда гнать.
Тут Мишка вспомнил, что у дяди Андрея из двадцатой квартиры есть маленький шланг. Мы все видели, как дядя Андрей обмывал летом из этого шланга свой мотоцикл. Мы пошли и попросили у него этот шланг. И какой оказался человек добрый! Дал шланг и даже сказал, что пусть будет у нас до конца зимы. Бывают же такие люди на свете! Мы про него тоже решили написать в газету, но потом тоже почему-то забыли. Все было как-то не до того.
Завладев шлангом, мы пошли на кухню четвертой квартиры. Там два водопроводных крана. Мишка сказал:
-- Здесь мы никому не помешаем: к одному крану привернем шланг, а из другого пусть жильцы берут воду.
Мы присоединили шланг к крану и принялись поливать каток. Сначала дело шло хорошо. Струя воды с силой била из шланга и доставала во все уголки площадки. Мишка держал шланг обеими руками и улыбался во всю ширину лица. Струя шипела, трещала, так что у всех становилось радостно на душе. Неожиданно произошла задержка: струя вдруг стала слабее, потом словно увяла и совсем перестала течь.
-- Что такое? -- удивился Мишка. -- Наверно, шланг отскочил от крана.
Прибежали на кухню. Шланг на месте, а вода не течет. Смотрим -- кран закрыт.
-- Что за ехидство? -- говорит Мишка. -- Кому это понадобилось привернуть кран?
Отвернули мы кран, стали поливать снова. Вдруг опять -- стоп! -- не течет вода. Прибегаем на кухню, снова никого нет, а кран привернут.
И так несколько раз.
Наконец мы догадались поставить у крана стражу, и только после этого дело пошло на лад. Поздней ночью мы кончили поливать каток, но так и не узнали, кто придумал это озорство с краном.
За ночь вода замерзла крепко-накрепко. На следующий день состоялось торжественное открытие катка Все ребята собрались вокруг. Лед блестел, что твое зеркало. Мишка первый выехал на середину льда.
-- Каток объявляю открытым! -- закричал он и тут же шлепнулся.
Все, как по команде, бросились на лед, и пошло катание. Катались и на коньках и без коньков. Все смеялись и падали. Коньки звенели и с шипением резали лед. Катались даже те, которые не строили катка, но мы им не запрещали. Хотелось, чтоб в такой день все были радостные и счастливые. Даже взрослые вышли во двор и смотрели на наше веселье. А управдом Дмитрий Савельевич тоже пришел и сказал:
-- Вот куплю себе коньки и буду приходить по вечерам кататься. Вспомню молодость!
Потом он на самом деле купил коньки и часто ночью, когда ребята уже давно спали, приходил и катался на нашем катке. Настолько хороший человек оказался, что хотелось написать о нем в газету!
Наш каток был хороший, большой и крепкий. Про него ничего нельзя было сказать плохого. Но скоро катающихся оказалось так много, что всем не хватало места. И вот Мишка, чтоб разгрузить каток, придумал меру: у кого двойка -- не пускать на каток, пока не исправит. С тех пор каждый, кто приходил кататься, должен был показать свой дневник. Некоторым двоечникам пришлось подтянуться.
Кончилось дело тем, что Мишка сам схватил двоечку по русскому языку. Уж очень он увлекся катанием. После школы он даже не пошел на каток. Ему стыдно было показывать свой дневник ребятам.
В этот день на катке шла игра в хоккей. Многие взрослые пришли посмотреть на нашу игру. Все глядели на нас, и никто не ругался. Даже тетя Даша смотрела и ласково улыбалась. Она была довольна, что ее маленький Шурик играет вместе со старшими ребятами и никто не прогоняет его. Когда хоккейныи мячик выскакивал с катка за бортик, она поднимала его и бросала обратно на лед.
Вдруг Глебкина мама заметила, что среди играющих нет Мишки.
-- Слушайте, где же Миша? -- спросила она. -- Строил, строил каток, асам не катается. Может быть, он болен?
-- Надо бы проведать его, -- сказала Лелькина мама.
Они обе решили пойти проведать Мишку. Я пошел проводить их. Когда мы пришли, Мишка сидел за столом и делал уроки.
-- Почему же ты, Миша, не катаешься? -- спросила Глебкина мама.
Мишка сказал, что ему задали много уроков и сегодня он на каток не пойдет.
-- Ты хороший мальчик, -- сказала Глебкина мама. -- Это вы хорошее дело придумали -- устроить каток.
А Лелькина мама сказала:
-- С катком и родителям стало гораздо спокойнее. В прошлую зиму моя Лелечка каталась на улице и чуть не попала под автомобиль. В прошлом году все ребята катались на улице, а теперь их на улицу и калачом не заманишь. Все липнут к этому катку, как не знаю к чему!
Они поговорили между собой и ушли.
-- Вот видишь! -- сказал Мишка. -- А помнишь, как все нас ругали, говорили -- золой засыплют, не давали нам шланг, не давали воды! А теперь сами благодарят. Да ладно, -- махнул он рукой. -- Что с них спрашивать!
Мне было жалко, что Мишка не может пойти на каток. Я тоже решил не кататься в этот день, а вместо этого засесть за уроки, потому что и у меня кое-что было сильно запущено. Я пошел домой и занимался до поздней ночи, сделал уроки как следует, а когда все было выучено, я, вместо того чтоб лечь спать, нацепил коньки и вышел во двор.
Над нашим катком ярко горела лампочка. Вокруг стояли деревья с белыми, точно сахарными, веточками. Сверху падали крупные хлопья снега и мягко ложились на лед. А среди этих хлопьев кружилась по катку маленькая фигурка. Я присмотрелся получше и увидел, что эта фигурка был просто Мишка. Он тоже, вроде меня, не мог прожить ни одного дня без катка.
Недавно в вечерней газете писали, что первым в этом сезоне открылся каток динамовцев на Петровке. Но это неправда! Первый каток в эту зиму был открыт у нас во дворе. Он начал работать на полторы недели раньше, чем каток на Петровке, только никто не догадался написать об этом в газету.






ЗАМАЗКА Рисунки И. Семенова
Однажды стекольщик замазывал на зиму рамы, а Костя и Шурик стояли рядом и смотрели. Когда стекольщик ушел, они отковыряли от окон замазку и стали лепить из нее зверей. Только звери у них не получились. Тогда Костя слепил змею и говорит Шурику:
-- Посмотри, что у меня получилось.
Шурик посмотрел и говорит:
-- Ливерная колбаса.
Костя обиделся и спрятал замазку в карман. Потом они пошли в кино. Шурик все беспокоился и спрашивал:
-- Где замазка?
А Костя отвечал:
-- Вот она, в кармане. Не съем я ее!
В кино они взяли билеты и купили два мятных пряника. Вдруг зазвонил звонок. Костя бросился занимать место, а Шурик где-то застрял. Вот Костя занял два места. На одно сел сам, а на другое положил замазку. Вдруг пришел незнакомый гражданин и сел на замазку.
Костя говорит:
-- Это место занято, здесь Шурик сидит.
-- Какой такой Шурик? Здесь я сижу, -- сказал гражданин.
Тут прибежал Шурик и сел рядом с другой стороны.
-- Где замазка? -- спрашивает.
-- Тише! -- прошептал Костя и покосился на гражданина.
-- Кто это? -- спрашивает Шурик.
-- Не знаю.
-- Чего ж ты его боишься?
-- Он на замазке сидит.
-- Зачем же ты отдал ему?
-- Я не давал, а он сел.
-- Так забери!
Тут погас свет и началось кино.
-- Дяденька, -- сказал Костя, -- отдайте замазку.
-- Какую замазку?
-- Которую мы из окна выковыряли.
-- Из окна выковыряли?
-- Ну да. Отдайте, дядя!
-- Да я ведь не брал у вас!
-- Мы знаем, что не брали. Вы сидите на ней.
-- Сижу?!
-- Ну да.
Гражданин подскочил на стуле.
-- Чего ж ты раньше молчал, негодный?
-- Так я ведь говорил вам, что место занято.
-- Когда же ты говорил? Когда я сел уже!
-- Откуда же я знал, что вы сядете?
Гражданин встал и принялся шарить на стуле.
-- Ну, где же ваша замазка, злодеи? -- проворчал он.
-- Постойте, вот она! -- сказал Костя.
-- Где?
-- Вот, на стуле размазалась. Мы сейчас счистим.
-- Счищайте скорей, негодные! -- кипятился гражданин.
-- Садитесь! -- кричали на них сзади.
-- Не могу, -- оправдывался гражданин. -- У меня тут замазка.
Наконец ребята соскоблили замазку.
-- Ну, теперь хорошо, -- сказали они. -- Садитесь.
Гражданин сел.
Стало тихо.
Костя уже хотел смотреть кино, но тут послышался шепот Шурика:
-- Ты уже съел свой пряник?
-- Нет еще. А ты?
-- Я тоже нет. Давай есть.
-- Давай.
Послышалось чавканье. Костя вдруг плюнул и прохрипел:
-- Послушай, у тебя пряник вкусный?
-- Угу.
-- А у меня невкусный. Мягкий какой-то. Наверное, растаял в кармане.
-- А замазка где?
-- Замазка вот, в кармане... Только постой! Это не замазка, а пряник. Тьфу! В темноте перепутал, понимаешь, замазку и пряник. Тьфу! То-то я гляжу, что она невкусная!
Костя со злости швырнул замазку на пол.
-- Зачем же ты ее бросил? -- спросил Шурик.
-- А на что мне она?
-- Тебе не нужна, а мне нужна, -- проворчал Шурик и полез под стул искать замазку. -- Где же она? -- сердился он. -- Вот ищи теперь.
-- Сейчас я найду, -- сказал Костя и тоже исчез под стулом.
-- Ай! -- послышалось вдруг откуда-то снизу. -- Дядя, пустите!
-- Кто это там?
-- Это я.
-- Кто -- я?
-- Я, Костя. Пустите меня!
-- Да я ведь не держу тебя.
-- Вы мне на руку наступили!
-- Чего ж ты полез под стул?
-- Я замазку ищу.
Костя пролез под стулом и встретился с Шуриком нос к носу.
-- Кто это? -- испугался он.
-- Это я, Шурик.
-- А это я, Костя.
-- Нашел?
-- Ничего не нашел.
-- И я не нашел.
-- Давай лучше кино смотреть, а то все пугаются, в лицо ногами тыкают, думают -- собака.
Костя и Шурик пролезли под стульями и уселись на свои места.
Перед ними на экране мелькнула надпись: "Конец".
Публика бросилась к выходу. Ребята вышли на улицу.
-- Что это за кино мы смотрели? -- говорит Костя. -- Я что-то ничего не разобрал.
-- А я, думаешь, разобрал? -- ответил Шурик. -- -Какая-то чепуха на постном масле. Показывают же такие картины!






ФАНТАЗЁРЫ Рисунки Г. Валька
Мишутка и Стасик сидели в саду на скамеечке и разговаривали. Только они разговаривали не просто, как другие ребята, а рассказывали друг другу разные небылицы, будто пошли на спор, кто кого переврет.
-- Сколько тебе лет? -- спрашивает Мишутка.
-- Девяносто пять. А тебе?
-- А мне сто сорок. Знаешь, -- говорит Мишутка, -- раньше я был большой-большой, как дядя Боря, а потом сделался маленький.
-- А я, -- говорит Стасик, -- сначала был маленький, а потом вырос большой, а потом снова стал маленький, а теперь опять скоро буду большой.
-- А я, когда был большой, всю реку мог переплыть, -- говорит Мишутка.
-- У! А я море мог переплыть!
-- Подумаешь -- море! Я океан переплывал!
-- А я раньше летать умел!
-- А ну, полети!
-- Сейчас не могу: разучился.
-- А я один раз купался в море, -- говорит Мишутка, -- и на меня напала акула. Я ее бац кулаком, а она меня цап за голову -- и откусила.
-- Врешь!
-- Нет, правда!
-- Почему же ты не умер?
-- А зачем мне умирать? Я выплыл на берег и пошел домой.
-- Без головы?
-- Конечно, без головы. Зачем мне голова?
-- Как же ты шел без головы?
-- Так и шел. Будто без головы ходить нельзя.
-- Почему же ты теперь с головой?
-- Другая выросла.
"Ловко придумал!" -- позавидовал Стасик. Ему хотелось соврать получше Мишутки.
-- Ну, это что! -- сказал он. -- Вот я раз был в Африке, и меня там крокодил съел.
-- Вот так соврал! -- рассмеялся Мишутка.
-- Вовсе нет.
-- Почему же ты теперь живой?
-- Так он же меня потом выплюнул,
Мишутка задумался. Ему хотелось переврать Стасика. Он думал, думал, наконец говорит:
-- Один раз я шел по улице. Кругом трамваи, автомобили, грузовики...
-- Знаю, знаю! -- закричал Стасик. -- Сейчас расскажешь, как тебя трамвай переехал. Ты уже врал про это.
-- Ничего подобного. Я не про это.
-- Ну ладно. Ври дальше.
-- Вот я иду, никого не трогаю. Вдруг навстречу автобус. Я его не заметил, наступил ногой -- рраз! -- и раздавил в лепешку.
-- Ха-ха-ха! Вот это враки!
-- А вот и не враки!
-- Как же ты мог раздавить автобус?
-- Так он же совсем маленький был, игрушечный. Его мальчишка на веревочке тащил.
-- Ну, это не удивительно, -- сказал Стасик. -- А я раз на Луну летал.
-- Эва, куда махнул! -- засмеялся Мишутка.
-- Не веришь? Честное слово!
-- На чем же ты летал?
-- На ракете. На чем еще на Луну летают? Будто не знаешь сам!
-- Что же ты там на Луне видел?
-- Ну, что... -- замялся Стасик. -- Что я там видел? Ничего и не видел.
-- Ха-ха-ха! -- рассмеялся Мишутка. -- А говорит, на Луну летал!
-- Конечно, летал.
-- Почему же ничего не видел?
-- А темно было. Я ведь ночью летал. Во сне. Сел на ракету и как полечу в космическое пространство. У-у-у! А потом как полечу обратно... Летел, летел, а потом бряк о землю... ну и проснулся...
-- А-а, -- протянул Мишутка. -- Так бы сразу и говорил. Я ведь не знал, что ты -- во сне.
Тут пришел соседский Игорь и сел рядом на скамеечке. Он слушал, слушал Мишутку и Стасика, потом говорит:
-- Вот врут-то! И вам не стыдно?
-- А чего стыдно? Мы же никого не обманываем, -- сказал Стасик. -- Просто выдумываем, будто сказки рассказываем.
-- Сказки! -- презрительно фыркнул Игорь. -- Нашли занятие!
-- А ты думаешь, легко выдумывать!
-- Чего проще!
-- Ну выдумай что-нибудь.
-- Сейчас... -- сказал Игорь. -- Пожалуйста.
Мишутка и Стасик обрадовались и приготовились слушать.
-- Сейчас, -- повторил Игорь. -- Э-э-э... гм... кхм... э-э-э...
-- Ну, что ты все "э" да "э"!
-- Сейчас! Дайте подумать.
-- Ну, думай, думай!
-- Э-э-э, -- снова сказал Игорь и посмотрел на небо. -- Сейчас, сейчас... э-э-э...
-- Ну, чего же ты не выдумываешь? Говорил -- чего проще!
-- Сейчас... Вот! Один раз я дразнил собаку, а она меня цап за ногу и укусила. Вот даже шрам остался.
-- Ну и что же ты тут выдумал? -- спросил Стасик.
-- Ничего. Как было, так и рассказал.
-- А говорил -- выдумывать мастер!
-- Я мастер, да не такой, как вы. Вот вы все врете, да без толку, а я вчера соврал, мне от этого польза.
-- Какая польза?
-- А вот. Вчера вечером мама и папа ушли, а мы с Ирой остались дома. Ира легла спать, а я залез в буфет и съел полбанки варенья. Потом думаю: как бы мне не попало. Взял Ирке губы вареньем намазал. Мама пришла: "Кто варенье съел?" Я говорю: "Ира". Мама посмотрела, а у нее все губы в варенье. Сегодня утром ей от мамы досталось, а мне мама еще варенья дала. Вот и польза.
-- Значит, из-за тебя другому досталось, а ты и рад! -- сказал Мишутка.
-- А тебе что?
-- Мне ничего. А вот ты этот, как это называется... Брехун! Вот!
-- Сами вы брехуны!
-- Уходи! Не желаем с тобой на лавочке сидеть.
-- Я и сам не стану с вами сидеть.
Игорь встал и ушел. Мишутка и Стасик тоже пошли домой. По дороге им попалась палатка с мороженым. Они остановились, стали рыться в карманах и считать, сколько у них денег. У обоих набралось только на одну порцию мороженого.
-- Купим порцию и разделим пополам, -- предложил Игорь.
Продавщица дала им мороженое на палочке.
-- Пойдем домой, -- говорит Мишутка, -- разрежем ножом, чтоб было точно.
-- Пойдем.
На лестнице они встретили Иру. Глаза у нее были заплаканные.
-- Ты чего ревела? -- спрашивает Мишутка.
-- Меня мама гулять не пускала.
-- За что?
-- За варенье. А я его и не ела. Это Игорь на меня наговорил. Наверное, сам съел, а на меня свалил.
-- Конечно, Игорь съел. Он сам нам хвастался. Ты не плачь. Пойдем, я тебе свою полпорцию мороженого дам, -- сказал Мишутка.
-- И я тебе свою полпорцию отдам, вот только попробую разочек и отдам, -- пообещал Стасик.
-- А вы разве не хотите сами?
-- Не хотим. Мы уже по десять порций съели сегодня, -- сказал Стасик.
-- Давайте лучше это мороженое на троих разделим, -- предложила Ира.
-- Правильно! -- сказал Стасик. -- А то у тебя заболит горло, если ты одна всю порцию съешь.
Пошли они домой, разделили мороженое на три части.
-- Вкусная штука! -- сказал Мишутка. -- Я очень люблю мороженое. Один раз я съел целое ведро мороженого.
-- Ну, ты выдумываешь все! -- засмеялась Ира. -- Кто тебе поверит, что ты ведро мороженого съел!
-- Так оно ведь совсем маленькое было, ведрышко! Такое бумажное, не больше стакана...






ЖИВАЯ ШЛЯПА Рисунки Г. Валька
Шляпа лежала на комоде, котенок Васька сидел на полу возле комода, а Вовка и Вадик сидели за столом и раскрашивали картинки. Вдруг позади них что-то плюхнулось -- упало на пол. Они обернулись и увидели на полу возле комода шляпу.
Вовка подошел к комоду, нагнулся, хотел поднять шляпу -- и вдруг как закричит:
-- Ай-ай-ай! -- и бегом в сторону.
-- Чего ты? -- спрашивает Вадик.
-- Она жи-жи-живая!
-- Кто живая?
-- Шля-шля-шля-па.
-- Что ты! Разве шляпы бывают живые?
-- По-посмотри сам!
Вадик подошел поближе и стал смотреть на шляпу. Вдруг шляпа поползла прямо к нему. Он как закричит:
-- Ай! -- и прыг на диван. Вовка за ним.
Шляпа вылезла на середину комнаты и остановилась. Ребята смотрят на нее и трясутся от страха. Тут шляпа повернулась и поползла к дивану.
-- Ай! Ой! -- закричали ребята.
Соскочили с дивана -- и бегом из комнаты. Прибежали на кухню и дверь за собой закрыли.
-- Я у-у-хо-хо-жу! -- говорит Вовка.
-- Куда?
-- Пойду к себе домой.
-- Почему?
-- Шляпы бо-боюсь! Я первый раз вижу, чтоб шляпа по комнате ходила.
-- А может быть, ее кто-нибудь за веревочку дергает?
-- Ну, пойди посмотри.
-- Пойдем вместе. Я возьму клюшку. Если она к нам полезет, я ее клюшкой тресну.
-- Постой, я тоже клюшку возьму.
-- Да у нас другой клюшки нет.
-- Ну, я возьму лыжную палку.
Они взяли клюшку и лыжную палку, приоткрыли дверь и заглянули в комнату.
-- Где же она? -- спрашивает Вадик.
-- Вон там, возле стола.
-- Сейчас я ее как тресну клюшкой! -- говорит Вадик. -- Пусть только подлезет ближе, бродяга такая!
Но шляпа лежала возле стола и не двигалась.
-- Ага, испугалась! -- обрадовались ребята. -- Боится лезть к нам.
-- Сейчас я ее спугну, -- сказал Вадик.
Он стал стучать по полу клюшкой и кричать:
-- Эй ты, шляпа!
Но шляпа не двигалась.
-- Давай наберем картошки и будем в нее картошкой стрелять, -- предложил Вовка.
Они вернулись на кухню, набрали из корзины картошки и стали швырять ее в шляпу" Швыряли, швыряли, наконец Вадик попал. Шляпа как подскочит кверху!
-- Мяу! -- закричало что-то. Глядь, из-под шляпы высунулся серый хвост, потом лапа, а потом и сам котенок выскочил.
-- Васька! -- обрадовались ребята.
-- Наверно, он сидел на полу, а шляпа на него с комода упала, -- догадался Вовка.
Вадик схватил Ваську и давай его обнимать!
-- Васька, миленький, как же ты под шляпу попал?
Но Васька ничего не ответил, Он только фыркал и жмурился от света.






НА ГОРКЕ Рисунки Г. Валька
Целый день ребята трудились -- строили снежную горку во дворе. Сгребали лопатами снег и сваливали его под стенку сарая в кучу. Только к обеду горка была готова. Ребята полили ее водой и побежали домой обедать.
-- Вот пообедаем, -- говорили они, -- а горка пока замерзнет. А после обеда мы придем с санками и будем кататься.
А Котька Чижов из шестой квартиры хитрый какой! Он горку не строил. Сидит дома да смотрит в окно, как другие трудятся. Ему ребята кричат, чтоб шел горку строить, а он только руками за окном разводит да головой мотает, -- как будто нельзя ему. Л когда ребята ушли, он быстро оделся, нацепил коньки и выскочил во двор. Чирк коньками по снегу, чирк! И кататься-то как следует не умеет! Подъехал к горке.
- О, говорит, -- хорошая горка получилась! Сейчас скачусь.
Только полез на горку -- бух носом!
-- Ого! -- говорит. -- Скользкая!
Поднялся на ноги и снова -- бух! Раз десять падал. Никак на горку взобраться не может.
"Что делать?" -- думает.
Думал, думал -- и придумал:
"Вот сейчас песочком посыплю и заберусь на нее".
Схватил он фанерку и покатил к дворницкой. Там -- ящик с песком. Он и стал из ящика песок на горку таскать. Посыпает впереди себя, а сам лезет все выше и выше. Взобрался на самый верх.
-- Вот теперь, -- говорит, -- скачусь!
Оттолкнулся ногой и снова -- бух носом! Коньки-то по песку не едут! Лежит Котька на животе и говорит:
-- Как же теперь по песку кататься?
И полез вниз на четвереньках. Тут прибежали ребята. Видят -- горка песком посыпана.
-- Это кто здесь напортил? -- закричали они. -- Кто горку песком посыпал? Ты не видал, Котька?
-- Нет, -- говорит Котька, -- я не видал. Это я сам посыпал, потому что она была скользкая и я не мог на нее взобраться.
-- Ах ты, умник! Ишь что придумал! Мы трудились, трудились, а он -- песком! Как же теперь кататься?
Котька говорит:
-- Может быть, когда-нибудь снег пойдет, он засыплет песок, вот и можно будет кататься.
-- Так снег, может, через неделю пойдет, а нам сегодня надо кататься.
-- Ну, я не знаю, -- говорит Котька.
-- Не знаешь! Как испортить горку, ты знаешь, а как починить, не знаешь! Бери сейчас же лопату!
Котька отвязал коньки и взял лопату.
-- Засыпай песок снегом!
Котька стал посыпать горку снегом, а ребята снова водой полили.
-- Вот теперь, -- говорят, -- замерзнет, и можно будет кататься.
А Котьке так работать понравилось, что он еще сбоку лопатой ступеньки проделал.
-- Это, -- говорит, -- чтоб всем было легко взбираться, а то еще кто-нибудь снова песком посыплет!






САША Рисунки Г. Валька
Саша давно просил маму подарить ему пистолет, который стреляет пистонами.
-- Зачем тебе такой пистолет? -- говорила мама. -- Это опасная игрушка.
-- Что тут опасного? Если б он пулями стрелял, а то пистонами. Из него все равно никого не убьешь.
-- Мало ли что может случиться. Пистон отскочит и попадет тебе в глаз.
-- Не попадет! Я буду зажмуриваться, когда буду стрелять.
-- Нет, нет, от этих пистолетов бывают разные неприятные случаи. Еще выстрелишь да напугаешь кого-нибудь. -- сказала мама.
Так и не купила ему пистолета. А у Саши были две старшие сестры, Маринка и Ирочка. Вот он и стал просить сестер:
-- Миленькие, купите мне пистолетик! Мне очень хочется. За это я всегда буду вас слушаться.
-- Ты, Сашка, хитренький! -- сказала Марина. -- Когда тебе надо, так ты подлизываешься и миленькими называешь, а как только мама уйдет, с тобой и не сладишь.
-- Нет, сладишь, сладишь! Вот увидите, как я буду вести себя хорошо.
-- Ладно, -- сказала Ира. -- Мы с Мариной подумаем. Если обещаешь вести себя хорошо, то, может быть, купим.
-- Обещаю, обещаю! Все обещаю, только купите!
На другой день сестры подарили ему пистолет и коробку с пистонами. Пистолет был новенький и блестящий, а пистонов было много: штук пятьдесят или сто. Стреляй хоть весь день -- не перестреляешь. От радости Саша прыгал по комнате, прижимал пистолет к груди, целовал его и говорил:
-- Миленький мой, хорошенький пистолетик! Как я тебя люблю!
Потом он нацарапал на ручке пистолета свое имя и начал стрелять. Сразу запахло пистонами, а через полчаса в комнате стало сине от дыма.
-- Довольно тебе стрелять, -- сказала наконец Ира. -- Я каждый раз вздрагиваю от этих выстрелов.
-- Трусиха! -- ответил Сашка. -- Все девчонки -- трусихи!
-- Вот отнимем у тебя пистолет, тогда узнаешь, какие мы трусихи, -- сказала Марина.
-- Сейчас я пойду во двор и буду пугать ребят пистолетом, -- заявил Сашка.
Он вышел во двор, но ребят во дворе не было. Тогда он побежал за ворота, и вот тут-то случилась эта история. Как раз в это время по улице шла старушка. Сашка подпустил ее поближе -- и как бабахнет из пистолета! Старушка вздрогнула и остановилась. Потом говорит:
-- Уф, как я испугалась! Это ты тут из пистолета палишь?
-- Нет, -- сказал Сашка и спрятал пистолет за спину.
-- Что же, я не вижу, что у тебя пистолет в руках? Еще врать вздумал, бессовестный! Вот я пойду заявлю в милицию...
Она погрозила пальцем, перешла на другую сторону улицы и скрылась в переулке.
-- Вот так штука! -- испугался Саша. -- Кажется, на самом деле пошла в милицию жаловаться.
Он, запыхавшись, прибежал домой.
-- Чего ты запыхался, будто за тобой волк гонится? -- спросила Ира.
-- Это я так просто.
-- Нет, ты уж лучше скажи. Сразу видно, что чего-нибудь натворил.
-- Да ничего я не натворил - просто так... Напугал бабку какую-то.
-- Какую бабку?
-- Ну "какую, какую"! Обыкновенную. Просто шла по улице бабушка, а я взял да и выстрелил.
-- Зачем же ты выстрелил?
-- Сам не знаю. Идет бабушка. "Дай, думаю, выстрелю". Ну и выстрелил.
-- А она что?
-- Ничего. Пошла в милицию жаловаться.
-- Вот видишь, обещал вести себя хорошо, а сам что наделал!
-- Я же не виноват, что бабка попалась такая пугливая.
-- Вот придет милиционер, он тебе покажет бабку! -- пригрозила Ира. -- Будешь знать, как людей пугать!
-- А как он меня найдет? Он ведь не знает, где я живу. Даже имени моего не знает.
-- Найдет, будь спокоен! Милиционеры все знают.
Целый час Саша просидел дома и все выглядывал в окно -- не идет ли милиционер. Но милиционера не было видно. Тогда он понемногу успокоился, развеселился и сказал:
-- Наверно, бабушка меня просто попугать хотела, чтоб я не баловался.
Он решил снова пострелять из своего любимого пистолета и сунул руку в карман. В кармане лежала коробка с пистонами, но пистолета не было. Он полез в другой карман, но и там было пусто. Тогда он принялся искать по всей комнате. Смотрел и под стола-ми и под диваном. Пистолет исчез, будто провалился сквозь землю. Саше стало обидно до слез.
-- Не успел даже поиграть! -- хныкал он. -- Такой пистолетик был!
-- Может быть, ты его во дворе потерял? "-спросила Ира.
-- Наверно, я его там, за воротами, выронил, -- сообразил Саша.
Он открыл дверь и бросился через двор на улицу. За воротами пистолета не было.
"Ну, теперь его уже нашел кто-нибудь и взял себе!" -- с досадой подумал Саша и тут вдруг увидел, что из переулка напротив вышел милиционер и быстро зашагал через улицу, прямо к Сашиному дому.
"За мной идет! Видно, бабка-таки нажаловалась!" -- испугался Саша и стремглав побежал домой.
-- Ну, нашел? -- спросила его Маринка и Ирочка.
-- Тише! -- прошипел Сашка. -- Милиционер идет!
-- Куда?
-- Сюда, к нам.
-- Где ты его видел?
-- На улице.
Марина и Ира стали над ним смеяться:
-- Эх ты, трусишка! Увидел милиционера и испугался. Может быть, милиционер совсем в другое место идет.
-- Да я вовсе и не боюсь его! -- стал храбриться Сашка. -- Что мне милиционер! Подумаешь!
Тут за дверью послышались шаги, и вдруг зазвонил звонок. Маринка и Ира побежали открывать дверь. Сашка высунулся в коридор и зашипел:
-- Не открывайте ему!
Но Марина уже отворила дверь. На пороге стоял милиционер. Блестящие пуговицы так и сверкали на нем. Сашка опустился на четвереньки и полез под диван.
-- Скажите, девочки, где здесь шестая квартира? -- послышался голос милиционера.
--