этот уровень плохо держат. "Пишут несколько неровно". В этом нет большой беды, я не обличаю - просто предлагаю не перехваливать. -- Сказать, что кто-то пишет "не хуже Лукьяненко" - это уже перехваливать? Ну-ну. -- Вполне согласен. Просто, Володя, твоего отношения к Олдям я не понимаю... Оно тоже какое-то неровное. Прочитав "Грозу", я что, тоже монстр? -- (V'Bann) А откуда я знаю? Я же сказал, что в ФИДО найдутся... А намедни ты себя объявил Другом Драконов. Поневоле задумаешься...; ) "Сеть... " и "Иди... " я не пытался читать. Возможно, они гениальны, а ты эстет. -- Вот, уже эстетом обзывается... -- (V'Bann) Да с какой стати у меня должно быть ровное отношение к неровно пишущим Олдям? Что они такого сделали, чтобы заслужить ровное отношение? Мне, любимому, что они хорошего сделали, а? -- Книжек понаписали кучу.; ) -- Хм. Не знаю, как я числюсь по жизни: ), но "Грозу в Безначалье" я осилил. Отношение -- странное. Я совсем не индуист, может быть, ПВ меня поправит, но мне кажется, Олди слишком хорошо вжились в описываемый мир. И написали книгу по законам индийских... вед? сказаний? слова не подберу. Но -- именно так же протяжно, многословно, замысловато, как и оригинал(ы). Мне пришлось немного побороться со своим русским менталитетом, но менталитет пал и книга взята штурмом. И не жалею. В ней достаточно очень хороших моментов, хотя -- имхо -- их можно было бы уложить и в один том. Но это мнение профана, в жизни не написавшего ни одного тома.: ) Возможно, и в корне неверное. А вот "Я возьму сам" мне понравилась. Эдакое возвращение к ранним Олди, но выразившееся лишь в отпадении тех поздних наносов, которые мне не нравились. Красивая, динамичная вещь с героями с человеческим лицом.: ) Точнее, с лицами.: ) И я не жалею, что не поддался на настроения -- Олди-де исписались, больше их покупать не стоит. Имхо -- стоит.: ) -- Согласен почти на 100 процентов. То же самое, прочитал ГвБ и понял, что читать нужно все три книги и разом. Дождался выхода всех трех, отпуска, и залег. Впечатление сильное. Пару дней не мог начать читать что-либо другое. Завораживает эта трилогия как-то. Правда тоже не силен в классификации индийских богов и героев, поэтому дал почитать все это другу, более продвинутому в этом вопросе. Ждем-с... Насчет "Я возьму сам". Ожидал продолжения стеба и извращений в свете ГДБО и ЧБ, только уже на основе Корана. Поэтому не сразу въехал, что это предистория мира "Пути меча". Зато потом... Даже взялся перечитать заново "Путь меча". -- (V'Bann) Обычно меня интересует в книгах совсем не степень вживания автора во что-то далекое. Я и до этих настроений не покупал Олдей. Вовсе не потому, что сабж. Просто вероятность того, что захочется дочитать, весьма невелика. А уж перечитать - вовсе маловероятно. Для этого мне придется купить и прочесть Олди, а я не могу. Рука не подымется покупать книгу, от которой мне, скорее всего, будет облом. -- Почитай у них "Пасынки восьмой заповеди" - не будет облома. (Как ты понимаешь, я сама наломалась. Но тут особое дело. Любопытная, знаешь ли, книжка. ) -- Насколько автор вжился в это далекое, настолько оно становится для тебя близким, когда читаешь книгу. -- (V'Bann) Автор мог вжиться в "это далекое" сколь угодно хорошо, но если он не позаботился о том, чтобы я мог последовать за ним, не споткнувшись хотя бы на первых десяти страницах - путешествия не будет. Я, конечно, любопытен, но не настолько. Вот Херберт - рулез, хотя "Звезду под бичом" я не очень понял... но это уже, вероятно, моя проблема. Как и в половине случаев с Олдями. -- А, так есть еще и вторая половина? Токмо мы про нее не слышим никогда, вот незадача.: ) -- Володь, это мы уже слышали. Это часть того самого "метода им. пана Б. ": - ))) Если уж тебе мешает прочесть книгу то, что ты споткнулся в течение первых десяти страниц, это может говорить только о нелюбопытности или лености ума: ), или просто о том, что книга не для тебя и таких, как ты написана. Но со всем этим в любом случае ничего не сделаешь: ) -- С вопросом о гнилой философии Олдей прошу к Банникову. Он по этому специалист, да и фраза на него похожа. -- (V'Bann) Ничего себе... Поищи в моих письмах оба эти слова. Хотя бы "гнил" и "философ". Потом, пожалуйста, расскажи, что у тебя получилось. -- Я имел в виду не "гнилую философию", а то что тебе Олдя не нравятся. Хотя тебе вообще много чего не нравится... -- (V'Bann) А я их, в общем-то, и не ругал никогда. Не нравятся - пожал плечами, отложил очередной том и пошел дальше. А несколько книг я весьма заценил. -- Господа, он сейчас начнет монстрами обзываться... Меня уже обозвал!; ) -- Наверное, я скажу банальную глупость, но если тебе только половина олдейских книг не нравится, то разве вторая половина отбрасывается при вынесении вердикта? -- ГЫ!!! Тогда я тоже _МОНСТР_!!!; ) Кроме того y нас на книжной балке продавцы уже знают, что мне предлагать надо в основном новенькое из Олдей и Лукьяненко, а все остальное я либо сам спрошу, либо не куплю по-любому.... -- На самом деле это моя фраза.: ) Была сказана в ответ некоему субъекту, написавшему письмо в стиле "о, братаны, тута какого-то Олди почитал, ниче не понял, одни умствования. А че, все остальное - такая ж фигня или че стоящее есть? " Ну и ответ был, что ему, в таком случае, только, пожалуй, "герой" "с пивом потянет" - и далее по тексту... -- Скажите, а правда, что Олди - это фэнтези? Мне, откровенно говоря, даже в голову такое не приходило, а вот на книжке написано - фэнтези. Как вы думаете, это правда? -- Неправда. Это "философский боевик". Так они сами определяют свое творчество: ) -- (V'Bann) Ты им стопроцентно доверяешь в оценке их собственного творчества? -- Тебе, что ли, это доверять? - ))) -- Вряд ли. По моим сведениям, Олдями прикидываются два харьковских каратиста. Я бы их определил скорее как mythology action. Добавил бы подкласс trivial, но ведь страшно... как никак каратисты. Могут не понять Ж)) -- Да, скорее всего это именно фэнтези, хотя и не особо высокого качества. -- А можно увидеть список причин, по которым произведения Олди отнесены к низкокачественному фэнтэзи?! -- (V'Bann) Всего лишь "не особо высокого качества". А я бы сказал, что просто разброс велик. -- "Это бифштекс. Это _настоящий_ бифштекс! " (из анекдота).: ) -- Да бросьте, ребята. Это сюр. Самый настоящий. Взять хотя трилогию про мир "Путь Меча": поэту, забияке и очень самолюбивому человеку Муттанаби перед смертью снится сон про Кабир (причем с различными вариациями), потом сон про Чэна, где Фальгриму снится сон про ДИУ. И все. Так что Олди - писатели-сюрреалисты. -- Но и это еще не все. Писателя Олди не существует в принципе, поэтому впервые за все время существования художественной литературы и постулата "(подставить по вкусу) не существует! " мы имеем возможность читать сюр-произведения несуществующего автора. -- Олди - это Олди. А к какому поджанру фантастики отнести их книги - разве это так важно? -- Фрай - топик, но буддизм... начинайте тогда Олди обсуждать, что ли. -- (осторожно выглядывая из укрытия): А можно?: - ) -- Пжалста. Фрай и Олди -- две вещи несовместные. -- Вполне совместные. У меня на одной полке стоят.: ) И некоторые, не слишком замороченные, книжки Олди мне даже нравятся. А от двух (пока) книжек "Путь меча" и "Герой должен быть один" я просто в восторге. Наверное потому, что в те миры пока еще не пробрался Сарт Предстоящий, со всеми своими заморочками.: ) Впрочем, "Сумерки мира" тоже очень даже вполне. Проводя мою любимую параллель: замороченные книжки Олди - это что-то наподобие Chick Corea, а те, которые мне нравятся - это как Bob James или Shelly Berg.: ) -- В общем, если хочешь это дело продолжать, Олдей раз в неделю по 20 минут в хлорке кипяти. -- Не понял. Поясни, пожалуйста. -- (V'Bann) Видимо, к тому, что книги Фрая - зараза. И с этим надо считаться. -- Не ставь их на одну полку. А Фрая лучше выбрось. Оставлять имхо можно только первый роман. Остальное -- э-э-э, в общем, когда люди перестают писать для души и начинают писаниной зарабатывать себе на жизнь -- оно сразу становится видно. Так что "в печку".  * Я ВОЗЬМУ САМ *  -- Ну, какие будут мнения по поводу Олдей? У меня впечатление сложилось противоречивое. Стихи -- великолепны. Я читал их, наверное, с большим удовольствием, чем основной текст. Да и в самом тексте порой проявляется какой-то завораживающий ритм, не дающий оторваться от чтения. Честное слово, дочитав, я закрыл книгу с огромным сожалением. Но вот сюжет... Ну зачем, ЗАЧЕМ, было писать фентези-версию "Обитаемого острова"? Неужели нельзя было придумать что-то свое? -- Здравствуйте, Олди! Неделю назад я сообщил Вам о появлении "Я Возьму Сам" в Москве. Вчера произошло еще более радостное (для меня; - ) ) событие: _я_его_дочитал_. Скажу я Вам (совершенно честно и искренне), давно меня так никто не радовал : - ))))) БОЛЬШОЕ-ПРЕБОЛЬШОЕ СПАСИБО!!!!!!! Радовало обилие "ниточек", тянущихся на всем протяжении романа к "Пути Меча" и "Бездне... " То волк с котомкой пробежит, то ятаган начнет что-то подсказывать своему хозяину, то Аллах не обещает отвечать на все загадки Мироздания...: - ) (Хотя бывали и несоответствия. Например, Масуд и Мунир -- этих двух гигантов-подмастерий я никак не могу представить на берегу реки, в дно которой воткнуты два клинка... ) Кроме того, хочу поинтересоваться по поводу Вашего соавтора, отправившегося на небеса больше тысячи лет назад: какие стихи из того множества бейтов, процитированых в книге, принадлежат реальному поэту Абу-т-Тайибу Аль-Мутаннаби? (И еще. Как отнесся Ваш теперешний соавтор -- мудрец Валент Бен-Шамалько, к своему появлению на страницах романа? ) В общем, РУЛЕЗ-РУЛЕЗ-РУЛЕЗ! -- "Я возьму сам" мне понравилась. Эдакое возвращение к ранним Олди, но выразившееся лишь в отпадении тех поздних наносов, которые мне не нравились. Красивая, динамичная вещь с героями с человеческим лицом.: ) Точнее, с лицами.: ) И я не жалею, что не поддался на настроения -- Олди-де исписались, больше их покупать не стоит. Имхо -- стоит.: ) -- Насчет "Я возьму сам". Ожидал продолжения стеба и извращений в свете ГДБО и ЧБ, только уже на основе Корана. Поэтому не сразу въехал, что это предистория мира "Пути меча". Зато потом... Даже взялся перечитать заново "Путь меча". -- Dот вышла "Я возьму сам" и я вижу, что мои опасения не оправдались - производная не стала отрицательной. -- Странное чувство при прочтении. Может я излишне сентиментален, но мне жалко, просто жалко, всех погибших и пострадавших - и молодого парня с чангом, и мазендаранских дэвов и прочих. Жестоко все-таки, когда из-за прихотей одного человека страдают и гибнут многие, в том чиле и невинные. Хотелось бы знать, а как сам аль-Мутанабби ощущал все это? -- Дык, переиграли же. Все остались живы и даже в дэвов не превратились. Думаю, у главного героя началось раздвоение (нет, даже растроение - третий остался под барханом) личности. Да и вообще ничего не было - все это предсмертный бред аль-Мутанабби. -- Переиграли ли? Или просто произошел переход на другую линию бытия? А все погибшие так и остались мертвыми? Правда, подзаголовок книги внушает некоторую надежду... Просто, по-моему, в книге допущено, что после смерти мы все не исчезаем и не попадаем в ад\рай и не возвращаемся в спираль перерождений, а продолжаем жить на несколько другой линии бытия. Аль-Мутанабби - > Франсуа Вийон - >? Вот только немного невнятно выражена мысль - при "переходе" память сохраняется или нет и, если - да, то всегда или в некоторых случаях только. -- Однако, ты что-то попутал... В конце концов все остались живы и померли своей смертью, кроме одного... -- Перечитай еще раз: смерти - НЕТ! Вот мне и интересно, при переходе(? ) воспоминания сохраняются, если - да, а похоже, что так и есть, то страдания тож никуда не исчезают. А то, что на одной линии они умерли, а на другой - живы, это не важно, главное, что главный герой _помнит_, что они умирали! -- Аналогично. Мне в этой трилогии "Я возьму сам"-"Путь меча"-"Дайте им умереть" только последний роман не понравился. Не стыкуется он с миром ПМ. Какой-то за уши притянутый. А вот ЯВС - ложится нормально. А если говорить о творчестве Олди в целом, то я их поклонник. -- Степь хороша... А дождь не убедительный - харьковский дождик. -- Степь?! Дождик?!! Бог мой, откуда это? Там пустыня и пески... И ни капли дождя. Это ты спутал с чем-то. -- (орфография автора сохранена) Степь это да прогнал , но вот так воспринял ... 1я страница - ночь в оазисе холодно СЫРО ... и самум ?! Медный город - дождь. Кабир ( в начале ) мелкий нудный дождь. -- А, да-да. И Златой Овен с намокшей шерстью. И в драке поскальзываются на жидкой грязи, а потом ибн-Мутанабби ею швыряется. Эт уже я забыла. -- Только не ибн-, а аль-. Это несколько разные вещи. -- Я маленько не об этом - зацепило отношение к дождю аль-Мутанабби, в моем понимании - не может араб ТАК воспринимать дождь. Экономят ленивые Олди на пейзажах вот и домумывай невпопад. Как ты думаешь, где ихний Кабир расположен? -- А может это мы привыкли так думать? Что если арабы или индусы, то обязательно пустыня и дождь там идет раз в сто лет... -- Я так полагаю, что это один из миров Кузни из "Кесаревны Отрады" Лазарчука. По всем параметрам подходит. И вход через пещеру, и проникаемость в другие миры Кузни, и от Китая до Ближнего Востока рукой подать. Интересно, Г.Л. Олди сам попросил выделить ему уголочек или это наглый самозахват? ;-{)) -- Зачем Олдям Лазарчук, они из мифов народов мира черпают, там много, на всех хватит ;) -- Если обратиться к "Я возьму сам" Олди - тоже, на мой взгляд, книга, достойная обсуждения. Вчера взялся "Я возьму сам" перечитывать, благо под рукой -- пришел я к выводу, что читать эту книгу куда утомительнее, чем, к примеру, "Героя...". Как-то раньше было больше содержания, меньше образов и метафор. Теперь - с точностью до наоборот. Как только дочитаю до конца, буду рад поговорить на эту тему. -- Пока только удалось ее бегло просмотреть, но и этого мне было вполне достаточно, чтобы решить для себя - Олди написали нечто незаурядное! -- Недавно мне наконец-то книга, достойная обсуждения, в руки попала - новый текст Олди "Я возьму сам". Не могу сказать, чтобы был от нее в восторге, но внимания заслуживает. Все-таки, переувлеклись, по-моему, Олди идеологией. "Изучением идей". В новой книге очень долго "ищут подходы" к тому, как бы выразить то, что хочется - и начинают из-за этого самоповторяться. К концу, правда, все-таки находят, как выразить. Когда я обнаружил, что аль-Муттанаби (кто еще не читал - так книга как раз о нем) никакого Кабира не завоевывал, то порадовался. Очень правильный ход. И такое ощущение, что авторы долго решались на него и пытались уйти от соблазна описать таки взятие Кабира не только в давно известной касыде, но и открытым текстом. В общем, книга достойная. Но не лучшее творение сэра Олди. Слишком, я бы сказал, вымученно. "Герой" был лучше. С "Путем меча", к которому книга формально относится, сравнивать не буду - она, по-моему, идейно ближе все-таки к "Герою". И к "Пасынкам". И еще обидно, что наиболее удачные стихи в книге взяты из "Пути меча", и цитируются неоднократно, с избытком. По-моему, "самоцитированием" Олди злоупотребили. А новых удачных стихов в книге почти и нет. Парочка разве что (конечно, и этого немало). Хотя вообще-то стихов в книге много. Даже слишком. (спустя примерно месяц) А я "Я возьму сам" недавно перечитал. Внимательно, со всеми стихами, часть которых при первом чтении пропустил. Сильная вещь. Но другая. Совсем другая, чем даже "Черный баламут", не говоря про предыдущее. Что-то с Олди случилось. Мироощущение поменялось. Как и должно случаться. Интересно, что будет дальше? -- Народ, это у меня глюки, или мужик с ятаганом на обложке "Я возьму сам" и вправду сильно смахивает на Лукьяненко? -- А я думала, это только у меня глюки, и Лукьяненко как 2 капли воды (или как одна?) похож на моего племянника... Особенно с усами. (Лукьяненко) Так я же художнику позировал... -- Что, серьезно? И кому же Вы там глотку режете? Ж;-) Или дело Банникова живет и побеждает? Ж;-) -- "Я возьму сам" Олди. Хождение во власть, конфликт личности и долга - тоже темы вечные, но опять-таки сделано красиво. -- Пожалуй, герои Дяченок - да еще Аль-Мутаннаби - те немногие герои из фантастики-98, которым действительно хочется сопереживать... -- Прогрессор - это Прометей, это Мелькор (Ниэннах и Иллет), это Абу-т Таиб Аль Муттанаби, вот кто такой прогрессор! Тот, кто говорит - "Я знаю, как надо" - не обязательно должен быть ПРАВ. Он ДЕЛАЕТ то, что как ОН знает - ПРАВИЛЬНО. Он ДЕЛАЕТ это, а не смотрит как турист на убийство Цезаря! (Джанни Родари). Настоящий человек, настоящий мужчина - НИКОГДА не примет фарр. Он скажет - "Я возьму сам". И если ему дадут в руки меч - он им воспользуется по назначению. Прогрессор - не фарр. Это Меч. Что делать с Мечом - решит Человек. А не бог. И пусть попробуют боги указывать людям путь. Мы уже выросли из возраста Ветхого завета. По крайней мере - думающая половина человечества. -- Мелькор - о да, фрукт еще тот! Точно прогрессор :) А вот аль-Муттанаби не трожь! Он ИЗБАВЛЯЛСЯ ОТ ФАРРА, и делал это как умел! Он за себя сражался, и сквозь трупы шел ДЛЯ СЕБЯ! И был прав. Да, он не желал быть богом. И не желал небесных даров. Он не знает, как надо - но он знает, как не хочет! -- Человек должен сказать - "я возьму сам", а тот кто говорит "бог мне подаст" - более не Человек. Это мое мнение. Прогрессор - это тот, кто поднялся над эволюцией, и сказал: МЕНЯ не устраивает закон джунглей. Прогрессор - это тот, кто всадит Меч в горло Создателю, посмевшему сказать "Не вкушай от дерева Знаний". Именно поэтому я и привьл в пример бесподобного Аль-Муттанаби, хотя он сражался только за себя. Он сказал: Не встававший на колени - стану ль ждать чужих молений? Не прощавший оскорблений - буду ль гордыми прощен?! Тот, в чьем сердце ад пустыни, в море бедствий не остынет, Раскаленная гордыня служит сильному плащом! Олди Прогрессор - тот, кто никогда не встанет на колени. А если кто встанет - он поможет им поднятся. Как помог Аль Муттанаби всему Кабиру получить свободу. -- Массаракш! Абу-т-Тайиб дрался за СВОЮ свободу! И освобождение Кабира - побочный эффект! Не более, но и не менее. И вставать на колени или нет - выбор самого человека. Можно сказать ему, что на коленях стоять необязательно и маячить перед ним личным примером. Но ПОМОГАТЬ - нельзя! Будем меряться цитатами, Драко? :) Глупец! Гордыней увлечен, Чего хотел, мечтал о чем?!. Я был наказан за гордыню. ...Мне снился сон. Я БЫЛ мечом. (с) Олди, "Путь Меча" -- Только что прочла "Я возьму сам". Проглотила за две ночи. Уже дала приятелю - пусть и он покайфует. :-) Когда давала, он спросил: "О чем книга?" Я опешила: а в самом деле, о чем? Задумалась, потом сказала: "О победе над собой". Он кивнул понимающе и дальше не стал расспрашивать. "Бойся не темноты, бойся самого себя." И еще. Никогда раньше стихи не воздействовали на меня так сильно, как теперь. Ваши стихи. ...Я поэзию не любила. И не чувствовала. А тут захотелось перечитать. сперва одни, потом другие. Потом еще раз, снова и снова, жадно перелистывая назад. Как музыка. Как диск, который крутишь по двадцать пять раз, а он все не надоедает. У Никитиных есть такая песенка: Каждый выбирает для себя - Женщину, Религию, Дорогу. Дьяволу служить или пророку - Каждый выбирает для себя. _____________________________________________________________________ НЕ МЕЧОМ, НО ПЕСНЕЙ From : Sergey Schegloff 2:5054/16.12 Sun 18 Oct 98 18:14. To : all Subj : FScan: Олди Г.Л. "Я возьму сам" ------------------------------------------------------------------------------ Олди Г.Л. "Я возьму сам" Москва, ЭКСМО-Пресс, 1998, "Абсолютная магия" "И военный титул был дороже для аль- Мутанабби диадемы царя царей" Кто сказал, что Олди - писатель-фантаст? Кто издал эту книгу в серии "Абсолютная магия"? Господа, вы не правы! Перед вами - поэма. Ведь аль-Мутанабби, главный герой романа - поэт, пусть даже меч его разит без промаха; а жизнь поэта - это его песня. Но кроме того, поэт и сам Олди - читая роман, не замечаешь разницы между плавно льющейся прозой и мерным ритмом восточных стихов. "Я возьму сам" - блестящая аллегорическая поэма о судьбе аль-Мутанабби, эмира и едва ли не шахиншаха, отринувшего меч, чтобы войти в историю в качестве поэта. А судьба эта ох как нелегка. В самом начале книги герой погибает - и попадает в ад (который кому-то другому показался бы раем). В этом аду шах - не просто шах, он носитель фарра, заставляющего всех вокруг подчиняться малейшим его прихотям. И не просто подчиняться, скрывая гнев - нет, подчиняться с радостью, меняясь, как картинки на экране дисплея. Вчерашний соперник становится преданным другом, женщины готовы отдаться по первому намеку, и даже ночной разбойник бросается на шаха только для того, чтобы утолить его жажду боя. Какой же мукой оборачивается такая жизнь для поэта, привыкшего иметь дело пусть с жестоким, но настоящим миром! И как труден его путь к свободе - ведь для этого ему придется схватиться с самим фарром, с черной магией, превратившей мир в театр марионеток. Какой простор для фантазии, для лихих схваток, кровавых ритуалов и толковищ с мудрыми волшебниками! Но не спешите читать дальше; ведь аль-Мутанабби поэт, и Генри Лайон Олди - тоже поэт. Ничего не будет дальше, кроме изысканных восточных метафор, длинных касыд и маловразумительных странствий по колдовским горам. Потому что меч - наваждение, посланное фарром; и сколь не завоевывай Кабир мечом, это не оживит запертых в нем марионеток. Силой обладает лишь песня; аль- Мутанабби обретает настоящую жизнь, а поэт Олди окончательно побеждает фантаста Олди. И только бедный АК опять остался в дураках, вознамерившись почитать фантастики... А.Калашников, 16.10.98 Всяческих успехов! Sergey --- xMail/beta * Origin: Часовой Армагеддона 2: 10% done... С.Щеглов (2:5054/16.12) ПУТЬ МЕЧА -- А я думал, я в RU. FANTASY один такой, не заценивший "Путь меча". -- Ох, это Ваше самомнение... -- Оно может сравниться только с моей скромностью. -- Да, да, помню... Меня этот путь не давил. Просто герои были какие то несолидные. Парни со двора, начавшие играть навязанные им роли - и без особого желания сыграть их хорошо. И - как следствие - читать было скучновато. -- Мне вообще не удалось. Почти сразу прекратил. -- Со мной сыграла шутку сверхпопулярность этого "пути". Я все ждал, когда же наконец мне откроется из что-нибудь того, за что сию книгу так любят... Не дождался. Потом взялся за "пасынков" - и вообще не дочитал. Потом полгода на их книги и не смотрел. Не попадись человек, убедивший прочитать "героя" - не читал бы их и по сию пору. Вот так сии писатели чуть было не лишились одного из перспективных "почти поклонников". -- А может стоило все-таки потрудиться и прочитать? Я давал "Путь меча" нескольким людям, тем кому удавалось "прорваться" сквозь первую главу, где повествование идет от лица Единорога, те дочитывали до конца и хвалили, другие же, других я так и не убедил в том, что книга - хорошая и интересная. Ты не увлекаешься холодным оружием? Во все века мечи, топоры и некоторые другие виды оружия наделялись сознанием, волей, душой - примеров масса. А они(Олди) взяли и создали мир, где оружие - разумно - тебе мало одной этой идеи? А проходящая через все произведение нитью идея, что само оружие - еще не Зло, зависит от того - в чьих руках... -- Уж если первую главу приходится терпеть... Меня одна эльфийка второй год уговаривает попытаться, но я пока что читаю более другие вещи. -- Терпеть всегда что-то приходится - долготу и скуку сидения с удочкой у пруда, к примеру.; )))))))) -- Первая глава совершенно неподъемна - исключительно потому что приходится привыкать к совершенно новому стилю... Я тоже очень долго пыталась прочитать, выяснила, что в электронном виде я вообще не смогу этого сделать и купила книгу. И с книгой мне наконец удалось перевалить через этот "рубеж первой главы", а дальше я уже, что называется, не успела оглянуться, а книга уже кончилась...: ) Правильно тебя эльфийка уговаривает. Потому как книга-то хорошая... -- А наоборот было? Мне начало как раз весьма понравилось и не в последнюю очередь - оригинальностью. А чем дальше - тем хуже. И в целом впечатление смазалось. Imho, разумеется. -- А мне аккурат только первая глава и понравилась! Вернее, больше всего. А дальше - все скучнее и скучнее. Так и не дочитала. -- У меня Путь шел "на ура" где-то до середины (до момента, когда Чен в родной город вернулся). Дальше я, признаться, заскучал. До конца одолел, но единственное, чем понравилась книга - попыткой авторов взглянуть на одни и те же вещи со стороны Людей и Блистающих. И этим, IMHO, полностью компенсируется банальность сюжетной линии. -- По-моему, для каждого человека существуют "его" или "не его" книги, и определить их можно только попробовав "на вкус". К примеру, прочитав "Путь меча" Олди, я сказал себе - "Вот книга, которую я ждал всю жизнь! " Другим людям она не понравилась настолько, что они не смогли дочитать до конца первой главы. Ну и что? -- У меня та же ситуация. "Путь меча" я читал, затаив дыхание - настолько книга проникнута духом айкидо: ) (этот смайлик посвящается "Волкодаву" - жить можно и не ломая pуки всем встречным-поперечным! ). И я знаю много людей, которые не смогли прочитать дальше первых трех страниц. -- Мне понравилась вся книга, весьма интересен двусторонний взгляд на одни и те же детали. Кстати, если не знаешь - есть продолжение "Дайте им умереть" 1997 "Эксмо" в серии "Абсолютная магия". Действие происходит в современности. А вообще: дык все книги - однообразны, если брать "голую" сюжетную линию. Кто-то писал, что в литературе используется очень малое количество сюжетов, все остальное - повторы. Мне понравилдся _весь_ "Путь меча". -- Сейчас дочитываю "Путь меча" Г. Л. Олди и у меня почему-то возникло ощущение, что главные герои этого произведения Олдей и "Дюны" Херберта (Чен Анкор и Пол Атредиас) жутко похожи между собой.. Пытаясь это проанализировать на более сознательном уровне я нашел такие точки соприкосновения: 1) Оба лишились каких-то частей тела, которым потом нашли мистическую замену ( рука аль-Мутанабби вместо родной руки для Чена и прозрение (дар пророчества) для Пола ) 2) Обоих помимо их воли возвели в ранг божества.. (Асмохат-та для Чена и Муад-диб для Пола) Это по крупному.. Там есть еще куча мелочей, которые подтверждают сходство.. ЗЫ: Это мое ИМХО, которым я захотел поделиться.. ЗЗЫ: Я не обвиняю Олдей в сознательном копировании, а бессознательное практически неуправляемо =).. -- На самом деле железячная pука куда как больше напоминает перчатку Лито II. Только он дальше пошел. Что-то еще действительно было, не помню уже. А в ранг божества в книжках кого только не возводили. -- Что угодно можно сравнивать с чем угодно. Тут как раз тот случай, когда сравнивать лучше качественно. При прочих равных Пол как был безжизненным силуэтом, так и остался, а Чен вполне живой, теплый, объемный человек, пусть даже с железной pукой. Мне так показалось; ну да мне вообще Дюна не понравилось, а Олди - совсем наоборот. -- В "Пути Меча" имеет место быть цивилизация-симбионт - Блистающие. Каковые и обеспечивали мир во всем мире и во человецех благоволение. Кстати, подумалось: не было никаких Блистающих. Были люди, обожествившие оружие до такой степени, что кровопролитие стало осквернением стали, и придумавшие весьма остроумное обозначение для коллективного бессознательного. -- То ись? Резко признаем половину "Пути меча" недействительной!; - ) Или же все было наоборот... Кто был раньше -- Придатки или Блистающие?: - ) Надо бы раздобыть текст, служивший Блистающим Библией, и в нем почерпнуть подробностей... -- Ой... Только не сериал! -- Кстати - не совсем. Или есть такие симбиозы, где один создает второго, а этот второй влияет на первого так, как это ему захочется? А насчет "коллективного бессознательного" -- сначала так и было, Блистающие осознали себя позже. Кстати - из коллективного бессознательного возможно получение новой для всего общества информации? -- Ага, и речи Единорога - второе _Я_ Чэна. А Дзюттэ - третье. И так далее... Всего Вам... и побольше.... и бесплатно! Игорь Черный, Анатолий Гусев. УКРАИНСКИЙ "ОМЕН" Валентинов А., Дяченко М., Дяченко С., Олди Г. Л. Рубеж: Фантастический роман. -- СПб.: "Стихия оЗон", Terra Fantastica, 1999. -- 576 c. Уста премудрых нам гласят: Там разных множество миров... М. В. Ломоносов Рецензируемый роман вышел и читался в те дни, когда вся планета готовилась к очередному концу света, который, согласно предсказаниям Нострадамуса, должен был состояться 11 августа 1999 г. То ли авторы специально подгадали время выхода книги, то ли это простое совпадение (хотя в литературе, тем более фантастической, подобные совпадения -- редкость), но сама атмосфера, пропитанная ощущением конца, распада, способствовала общению с писателями и их детищем. Ведь книга посвящена именно Концу света. Чего-либо подобного читатель уже вправе был ожидать от сочинителей. Недавно вышедшая дилогия Г. Л. Олди и А. Валентинова "Нам здесь жить", в которой описаны события, происходящие после Армагеддона, настраивала нас на появление книги о самой последней битве между Господом и Сатаной. Вероятно, учтя упреки критики в недостаточном внимании к лирическому началу, создатели жанров "философского боевика" и "криптоистории" решили привлечь к сотрудничеству и знаменитый семейный дуэт из Киева -- Марину и Сергея Дяченко. Эксперимент с авторским коллективом в пять человек таил в себе опасность превращения книги в разнополосое разноголосье, настолько различны творческие манеры каждого из уважаемых Мастеров (пишем это слово с большой буквы, ибо творчество авторов, несомненно, составляет золотой фонд отечественной фантастики). К счастью, разнополосицы не получилось. А разноголосье в "Рубеже" есть. Вернее, не разноголосье, а полифония, ставшая одним из основных приемов архитектоники романа. О чем и о ком эта книга? В некотором царстве, в некотором государстве, а точнее, на Украине XVIII в., процветающей под мудрым правлением гетмана Кирилла Разумовского, у вдовы Ярины Киричихи родилось дитя-безбатченко. В принципе, отец-то у него есть, но такой, что лучше бы его и не было. Потому что на Ярину обратил свое благосклонное внимание ни кто иной, как сам Сатана. Новорожденный младенец сразу становится причиной несчастий членов его семьи (мать умирает, брат становится изгоем), малой родины (село Гонтов Яр подвергается нападению бандитов и уничтожается) и объектом охоты всевозможных добрых и злых сил. А если сказать, что зовут младенца Денница (по-халдейски Ваал Зевув) или еще Несущий свет (на латыни Люцифер), то все становится на свои места. Сразу вспоминается роман Д. Зельцера "Омен" с его героем Демьеном. Да, "Рубеж" -- этакий "Омен" по-украински. С ведьмами, чертями, запорожцами, жидами, тютюном, салом и горилкой. Как тонко подметили авторы, любят в нашем Сосуде "байки про опырякив", <...> любят особенной, чистой и бескорыстной любовью". Если уж речь зашла о литературных реминисценциях, то их в романе немало. Вообще, постановка своих произведений в общелитературный контекст -- один из важных элементов поэтики произведений Г. Л. Олди и А. Валентинова (у супругов Дяченко этого меньше). Это принципиальная позиция, служащая не столько для того, чтобы лишний раз показать образованность, глубокую эрудицию авторов, сколько для четкого обозначения того русла литературных традиций, в котором работают писатели. Вспомним, что начало этому приему положил еще безымянный автор бессмертного "Слова о полку Игореве", упомянувший в зачине песни одного из своих непосредственных предшественников и учителей -- вещего Бояна. То же и в "Рубеже". С самых первых страниц романа мы настраиваемся на определенную волну. "Пролог на небесах" отсылает нас к книгам Священного писания "Берейшит, иначе Бытие; Тегилим, иначе Псалтирь", книге Иова, к Корану, толкованиям мудрецов Мишны и великой книге Зогар. И сам "Пролог" является блестящей стилизацией под эти древние книги. Так обозначена одна из главных сюжетных линий "Рубежа" -- линия "чортова сына" и его отца, мятежного ангела. Следующий пласт реминисценций в романе связан с творчеством нашего великого земляка и одного из основоположников "химерной" прозы в отечественной литературе Н. В. Гоголя. На страницах книги встречаются мотивы и образы "Вия", "Петербургских повестей", "Тараса Бульбы" и, конечно же, "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Достаточно сказать, что одним из второстепенных (второстепенных ли?) действующих лиц становится пасичник Рудый Панько -- старый ведьмач, помогающий героям оседлать чорта, чтобы слетать на нем в Петербург за визой в Иноземье. Вскользь упоминается и сам автор "Вечеров" -- "паныч из Больших Сорочинцев", который "укатил к москалям, аж в самый Питербурх; байки <...> там, сказывают, друкует, про души мертвячьи <...>, шинель напялил, нос задрал; и по ихнему клятому Невскому прошпекту гоголем...". Итак, еще одна традиция (традиция украинского "химерного" романа) и еще одна сюжетная линия, связанная с украинским козачеством. Помимо этого есть в "Рубеже" отсылки и к другим литературным источникам. Например, к рассказу В. Пелевина "Хрустальный мир" (эпизод со столкновением героев в Петербурге с тремя всадниками). Отправной точкой сюжетной линии Юдки-Душегубца была, по нашему мнению, поэзия Т. Г. Шевченко (прежде всего, поэма "Гайдамаки"). Не забыли авторы и свое собственное творчество. Во второй части романа встречаются реминисценции из романов М. и С. Дяченко "Ритуал", Г. Л. Олди "Я возьму сам" и А. Валентинова "Овернский клирик". Здесь виден не только элемент подтрунивания, легкой самоиронии, но и момент снова-таки знаковый, позволяющий определить жанр "Рубежа" как сплав "философского боевика" (Олди), "криптоистории" (Валентинов) и "волшебного романа" (Дяченко). Вообще же дать жанровое определение "Рубежа" достаточно сложно. Тут уместно говорить о неком жанровом конгломерате. С одной стороны, -- это роман мистический, религиозно-философский. Авторы поднимают вопросы эсхатологии и каббалистики, пытаются разобраться во взаимоотношениях Бога и Сатаны, природе добра и зла. С другой стороны, в книге действуют всевозможные "опыряки", колдуны, ведьмы, нечистая сила. Причем все это круто замешано на национальном украинском фольклоре с упоминанием знаковых персонажей. Так что речь может идти и о "химерном", или барокковом романе. Наличие же странствующих героев, связанных обетом, представителей цивилизаций Иномирья (крунгов, хронгов, Глиняных Шакалов, железных ежей) позволяет видеть в "Рубеже" образец "fantasy". Наконец, историко-бытовые реалии, coleur locale, относящие время действия ко второй половине XVIII в. (упоминание гетмана К. Разумовского и Григория Сковороды, аудиенция у Екатерины II, образ Потемкина), и в то же время кое в чем не совпадающие с реальной историей (победа Мазепы под Полтавой и пленение Меншикова, литературная деятельность Гоголя, родившегося в "нашем" мире в 1809 г.) позволяют говорить об "альтернативной" или "криптоистории". И все же: о чем и о ком "Рубеж"? Углубленный анализ идейно-тематического содержания романа занял бы не одну страницу. Попытаемся остановиться на главном. Книга эта, как ни банально это звучит, о рубежах. То есть, о границах. О границах между добром и злом, кажущимся и реальным, "можно" и "нельзя". О рубежах внешних и внутренних, находящихся в самом человеке. О запретах и преодолении их. Ломать стереотипы тяжело. Вся наша жизнь построена на них. К ним привыкаешь, с ними сживаешься, они становятся милыми и родными. Но вот приходит время, и границы-рубежи между устоявшимися представлениями и нормами поведения размываются, становятся прозрачными и тонкими, как пленочки. И тогда наступает настоящий Конец света. Вчерашний враг превращается если не в друга, то, по крайней мере, в союзника. То, что мы всегда считали добром, становится злом. Полезное трансформируется во вредное. Как тут устоять, как сохранить ясность мысли и равновесие души? А нужна ли она, эта незыблемость, стабильность? Ведь жизнь -- это борьба, движение, а не стагнация. Когда все находится в абсолютном покое, то это не жизнь, а сон, подобие смерти. Может быть, конец света -- это не так уж и плохо? Ведь наступает время нарушать запреты, что и делают герои "Рубежа". Центральных персонажей в романе семь: заклятый герой-двоедушец Рио и чернокнижник ("зацный и моцный пан") Мацапура-Коложанский, отважная дочка валковского сотника Ярина Загаржецка и мститель-убийца Иегуда бен-Иосиф, Блудный каф-Малах, исчезник из Гонтова Яра, и волшебница Сале Кеваль; а также "чортов сын" (будущий то ли Антихрист, то ли Спаситель) Денница -- Несущий Свет. Думается, не случайно в аннотации книги не упоминается чумак Гринь, старший сын вдовы Киричихи, "чортов братец". Ну, не тянет он на главного героя, никак не тянет. Куда более уместным было бы предложить это место валковскому сотнику Логину Загаржецкому, этакому новоявленому Тарасу Бульбе, в очередной раз доказывающему (или опровергающему?) тезис о том, что "нет уз святее товарищества". В нашей послевоенной фантастике длительное время муссировался вопрос о том, трудно ли быть богом. Создатели "Рубежа" сформулировали его иначе: легко ли быть демоном, тем, "чей взор надежду губит", и "кого никто не любит"? Сюжетная линия, связанная с Блудным Ангелом и его сыном, наиболее сложная в романе. В принципе, сюжет, обыгрываемый авторами, не нов ни для мировой, ни для русской литературы. В свое время к нему обращались Д. Мильтон, Д. Байрон, Т. Мур, И. В. Гете, А. де Виньи, А. Пушкин, М. Лермонтов. Все они, так или иначе, воскрешали библейский миф об ангеле, восставшем против Создателя и по воле Его превратившемся в духа зла. Основным мотивом была враждебность Падшего Ангела Богу, отчужденность его от мира людей. Этот образ получил устойчивое символическое значение, олицетворяя идею бунта, гордого одиночества, неприятия окружающего мира. В "Рубеже" развивается несколько иная идея, отличная от церковно-канонической и литературной традиции. Авторы отстаивают мысль, что Сатана не враг Творцу. Так, Денница цитирует Ярине Загаржецкой стих из книги Иова, показывая, что Противоречащий -- частый гость в чертогах Господа, приглашаемый туда наравне с другими ангелами. Но, может быть, это всего лишь лукавые словеса Искусителя, пытающегося погубить очередную невинную душу? Ведь Сатана -- мастер казуистики. Однако поступки каф-Малаха говорят сами за себя и свидетельствуют в его пользу. Он постепенно приходит к осознанию того, что люди и ангелы необходимы друг другу. Общение с людьми делает Падшего Ангела как бы человечнее. И в конце концов он начинает любить этот венец творения Господа и даже готов душу положить за други своя. Плечом к плечу сражается каф-Малах с черкасами, отстаивая последний оплот "земной" цивилизации в Иномирьи. Олди и Ко создают новое Евангелие, где ключевыми фигурами являются все те же Отец и Сын. "Могу я избавить весь мир от суда с того дня, когда я был сотворен, до нынешнего. А если отец мой со мной -- со дня, когда был сотворен мир, до нынешнего. А если будут товарищи наши с нами, то от дня сотворения мира до конца времен". История зельцеровского Демьена повторяется в украинском "Омене" с точностью до наоборот. Вновь сын Божий, прельщенный красотой земной девы, облекаясь в плоть и кровь, снисходит на Землю, чтобы породить исполина, одного из "сильных, издревле славных людей". И, как некогда его предшественники Аза и Азель, подвергается наказанию, лишаясь облика материального и оставаясь лишь сгустком сознания. Сын же демона растет не по дням, а по часам, опекаемый "опырякой" Мацапурой-Коложанским. Кто может вырасти при таком воспитателе из "чортова сына"? Не иначе, как Антихрист, погубитель мира в огне Армагеддона. Но будущий Денница -- вещь в себе. Он развивается по своим, не известным людям законам. Ему изначально ведомо Добро и Зло. Рубежей для Несущего Свет не существует. Они для него -- лишь тонкие радужные пленочки. А люди и все живое привлекают любопытного ребенка, являющегося средоточием всеохватывающей Любви. Денница жалеет и любит всех: и "доброго дядьку" Мацапуру, и "злую-добрую тетку" Сале, и Несущую Мир Ярину Загаржецку, и крунгов с хронгами, и даже грозных стражей Рубежей, "бабочек" бейт-Малахов. Он решает всех спасти. Но для этого ему нужно "вырасти". Создавая образ каф-Малаха, авторы использовали оригинальный прием, показав его в процессе ученичества. Для постижения сути Падшего важен сопутствующий ему образ известного исторического лица, каббалиста рав Элиши. Налицо парадоксальная ситуация: взрослый дьявол учится, превращаясь из Противоречащего в Вопрошающего и Постигающего, а дьяволенок знает все изначально. Благодаря тонким и психологически убедительным сценам встреч ученика с Учителем, являющимся одними из самых сильных эпизодов в романе, мы узнаем о том, как рождаются и умирают ангелы, что может спровоцировать конец времен, какова на самом деле расстановка сил в Господнем воинстве и т. п. Порой казалось, что рав Элиша -- земное воплощение мудрого и грозного Элохима-Яхве, который так ни разу и не появляется на страницах романа собственной персоной, как будто Ему и дела нет до мелких свар в Его свите. Удачны портретная и речевая характеристики этих героев. Сочинители не впали в соблазн нарисовать очередного Мефистофеля в свитке и шароварах. Их нежить по-своему симпатична. Особенно это можно сказать о Деннице. Несмотря на относительную эпизодичность появления героя на страницах, он дан в динамике. Постепенно из-под типично дьявольских черт проступает то, к чему приходит в финале и его отец: человеческий облик. "Да, мальчишка рос не по дням, а по часам, -- размышляет в книге Сале Кеваль, -- да, его облик стремительно менялся -- но, меняясь, черты лица Денницы становились все более человеческими! Еще недавно темная, едва ли не чешуйчатая кожа теперь смотрелась уже просто смуглой. Длиннющие узкие глаза выглядели теперь скорее раскосыми, обычными, хотя и не потеряли своего завораживающего мерцания. "А ведь вырастет -- от девок отбою не будет!" -- вдруг подумалось Сале". Посредством речевой характеристики Денницы авторам удалось передать психологию ребенка, причем в процессе его развития. Постепенно детский лепет приобретает осмысленное звучание. Среди наивных мыслей появляются глубокие философские обобщения, ставящие в тупик взрослых. Впрочем, далеко не все образы главных героев "Рубежа" равноценны и выписаны так же мастерски, как упомянутые выше. Это и неудивительно. Роман -- очень масштабное и грандиозное сооружение, и не все составляющие его кирпичики несут одинаковую нагрузку. Так, к недостаточно разработанным следует, по нашему мнению, отнести образ странствующего героя Рио. В отличие от его двойника Юдки, он почти не вызывает никакого сочувствия. Этакая сума переметная. Авторы пытаются объяснить его поведение особенностями данной им клятвы, обрекающей Рио на постоянное служение кому-либо, но от этого образ не становится более убедительным. Право же, думалось, что, покончив с миссией парламентера, Рио останется на замковых бастионах, чтобы сражаться вместе со своими друзьями-врагами против войск Сагора. Сложен и прояснен не до конца образ другой представительницы Иномирья -- Проводника Сале Кеваль. Как Рио и Юдка, она одержима идеей мщения. Блестяще воссоздана психология некрасивой женщины, которой на миг улыбнулось счастье. Казалось бы, вот она, долгожданная любовь, а там замужество, материнство... Но безжалостная судьба судила иначе. Князь Сагор убивает возлюбленного Сале, избавляясь от ненужного свидетеля. И Проводник чисто внешне угасает. Ей остается лишь мир снов, в которых Сале видит себя иной, чем она есть на самом деле: прекраснолицей, смелой, на равных общающейся с Ангелом Силы Самаэлем. Какой сгусток нерастраченной энергии, сил и эмоций! Ее тоска пробивается нечасто, импульсами. Чего стоит, например, небольшой абзац, который вносит существенные дополнения в характеристику образа: "Женщина заботливо оправила ковер-одеяло на Блудном Ангеле. "Как на усталом муже", -- мелькнула диковинная мысль. Едва касаясь, тронула ладонью лоб Денницы (холодный! мокрый...) -- и легко сбежала по ступенькам в обширный холл замка, а там и во двор". Заметим, что это уже не Сале Кеваль 1-й части -- бесстрастный ангел мести. Как и все герои романа, она к финалу преображается, становится способной сочувствовать и сострадать людям, что сразу же замечает Несущий Свет, переведя Сале из разряда "злых" в "злые-добрые" тетки. Особую группу в людности "Рубежа" составляют образы, связанные с Украиной. С помощью авторов мы переносимся в яркий и пестрый мир, воспетый И. Котляревским, Г. Квиткой-Основьяненко и Н. Гоголем. Под тенью этих трех выдающихся украинцев и происходят все события книги, касающиеся "земной" цивилизации. Заметим, что здесь таилась определенная опасность. Вступать в соперничество с классиками литературы, из-за спин которых виднеется и силуэт великого Кобзаря с его "Гайдамаками"... Для этого нужна еще какая смелость! Признаемся, что мы не без предубеждения принялись знакомиться с украинскими страницами "Рубежа", опасаясь нарваться либо на очередной пасквиль, либо на очередной панегирик. К счастью, за дело взялись не космополиты или "сальные" (в отличие от квасных) патриоты, а люди по-настоящему любящие свое Отечество. Прошлое Украины воссоздано достаточно точно и выразительно, несмотря на ряд шагов в сторону Альтернативной истории. Чем отличается история Украины в "Рубеже" от общеизвестной? Ну, разве что тем, что в 1709 г. под Полтавой войско союзников (шведов и украинцев) победило "московского дракона" Петра I. И все. Почему бы и нет? Украина просто отстояла ряд своих прав и вольностей. Но, судя по событиям романа, она осталась частью конфедерации с Россией, ведь для получения визы на "зарубежную" поездку герои едут не в гетманскую столицу, а в Петербург. Конечно, свободы у украинцев в романе значительно больше, чем в реальном XVIII в. Они самостоятельно ведут военные действия против Турции. У них действует свое законодательство, а не законы Российской империи. Однако есть здесь и своеволие "диких помещиков", пользующихся слабостью центральной власти для решения своих проблем, и погромы, и охота на ведьм. Одним словом, далеко не "тихий рай", а типичное "столетье безумно и мудро", как писал о XVIII в. Радищев. На наш взгляд, следует быть признательными авторам за второе открытие Украины. Ведь, говоря откровенно, классику сейчас перечитывают все менее и менее охотно. Разве что "проходят" ее в школе. А так, взяв в руки новый добротный фантастический роман, может, кто и исполнится гордости за наших предков. Какими они, однако, были славными людьми, какие славные песни сложили. Сотник Логин Загаржецкий, его дочь Яринка, писарчук Хведир Еноха, есаул Ондрий Шмалько, пушкарь Дмитро Гром -- каждый из этих персонажей выписан живым и запоминающимся. Так и всплывают в памяти строки из "Энеиды" Котляревского: Любов к отчизне где героит, Там сыла вража нэ устоит, Там грудь сыльниша од гармат. Несколько образов стоят в этой группе особняком. Это Иегуда бен-Иосиф и пан Мацапура-Коложанский. Последний является лицом историческим, реально существовавшим. Это типичный украинский Дракула или, точнее, Синяя Борода. В нем заключено сразу несколько характеров: философ-сибарит и чернокнижник, развратник и добрый дядька-пестун, хищный захватчик чужих земель и рачительный хозяин, на защиту которого горой встают подданные. Юдка, наряду с "дьявольской семейкой", герой довольно сложный и противоречивый. С ним связана проблема, которую в свое время так талантливо воплотил В. Гроссман в "Жизни и судьбе". Это проблема геноцида еврейского народа. Семья Иегуды становится жертвой набега гайдамаков на Умань. Авторы рисуют страшную и омерзительную сцену насилия, время от времени всплывающую по ходу повествования перед глазами героя. Читая эти страницы, ловишь себя на крамольной мысли о том, что гайдамаки -- это обыкновенные бандиты, а не народные герои. И вот двенадцатилетний малыш (возраст знаковый для иудейской религиозной философии), ставший свидетелем погрома, просит у Неба последней милости. Он молит сделать его убийцей, не знающим пощады. И, как в истории с Рио, мольба была услышана. С тех пор в Иегуде бен-Иосифе живут два человека: малыш, которому так и не суждено вырасти, и Мститель. Противоречивость образа и заключается в этой двойственности. Как малыш, от которого ожидали в будущем великих свершений, суля сан "наставного рава в самом Кракове", Юдка умен и поэтичен. В нем воплотилась и сплелась воедино мудрость еврейского и украинского народов. Он умеет тонко чувствовать и переживать. Но Мстителю приходится пользоваться всеми приемами, даже запрещенными. И потому зеркальным отражением сцены изуверства гайдамаков Зализняка становится эпизод взятия Юдкой села Гонтов Яр, устроенной им кровавой свадьбы. Все же и Иегуда бен-Иосиф не избежал общей судьбы всех главных героев "Рубежа". В финале он также нарушает Запрет на милосердие по отношению к врагу и избавляется от раздвоения личности. Глубоко символичной становится сцена единения трех нарушителей Запрета: Юдки, Рио и каф-Малаха. "Трое стояли там. Рыжебородый мудрец, стройный воин и чудной бродяга. Спорили о чем-то; руками размахивали. Казалось: вот сейчас взмахнут посильнее и взмоют в ширь небесную, так и не прекратив спора. А ведь взмоют... Пойдут по облакам, лишь обернутся напоследок: ну что же вы? догоняйте!" Финал "Рубежа", как и почти во всех книгах сочинителей, оставляет двойственное впечатление. Не хватает конкретики, четкости, к которой нас приучили авторы массовой литературы и к которой мы привыкли в нашей рациональной и жесткой повседневности. Попросил ли и Денница чего-то у небес, в результате так и не став взрослым? И все, происходящее в "Эпилоге на земле под небом", -- это события "нашей" или уже запредельной (загробной) реальности? Повержены ли в прах равнодушные ко всему бейт-Малахи? Как видим, вопросов много. Однако отвечать на них должен сам читатель. Хочется все же верить, что героям "Рубежа" уготована куда более светлая судьба, чем персонажам дилогии "Нам здесь жить". Уж больно они все симпатичны. Не лишним будет сказать и о чисто внешнем оформлении "Рубежа". Это настоящий полиграфический шедевр, выполненный в лучших традициях элитарных изданий. Уже с суперобложки мы входим в мир романа, знакомясь с его авторами и героями. Заслуживают внимания работы художников П. Борозенца и П. Кудряшова, дизайнера книги А. Нечаева. Пожелаем Книжному клубу "Стихия оЗон" и издательству Terra Fantastica и в дальнейшем радовать нас подобными проектами. Тем же любителям фантастики, которым не посчастливилось стать обладателями этого роскошного и по праву дорогого издания (к сожалению, среди них и пишущий эти строки), остается лишь ждать массового, более дешевого тиража, обещанного авторами к Новому, 2000 году. Поистине, он станет отличным подарком всем читателям, живущим на Рубеже (не в этом ли тайный, скрытый смысл названия романа?) двух тысячелетий. А что же конец света?.. К счастью, он, как и в рецензируемом романе, не состоялся. Черный Игорь Витальевич, доктор филологических наук, август 1999 г. Анатолий Гусев Анатолий Гусев. МЕЖДУ МИФОМ И ЛЕГЕНДОЙ Мы живем в странном мире. В мире, где вчерашний день предсказать порой труднее, чем день завтрашний. В мире, где на газетной полосе сверхскоростные истребители мирно соседствуют со "снимающими сглаз и порчу" магами-целителями с "дипломом международного образца". В мире, где усилиями идеологов и рекламодателей символ и знак обрели самостоятельную жизнь, а то, что они призваны были воплощать -- погребено под грудой позднейших напластований. В мире, в котором миф и реальность так плотно переплелись между собой, что нет никакой возможности определить, где заканчивается одно и начинается другое. Да и нужно ли определять?.. ...Вся творческая биография сэра Генри Лайона Олди от начала до конца связана с мифами и легендами самым непосредственным образом. Начать с собственно происхождения вышеозначенного "сэра"... Первые произведения, подписанные этим непривычно звучащим именем, появились в самое тяжелое для отечественной фантастики последнего десятилетия время, в 1992 году. В первом сборнике харьковской серии "Перекресток. Элитарная фантастика" (прошу отметить название!) вышли две повести Г. Л. Олди: "Живущий в последний раз" и "Витражи Патриархов". Для внимательных читателей, конечно же, эсэнгэшное происхождение "сэра Олди" не осталось тайной надолго. Ну посудите сами, какой англосакс станет так много и густо цитировать отечественную классику и вставлять в текст большие фрагменты прозы Андрея Столярова и поэзии Элмера Ричарда Транка -- замечательной, но, увы, малоизвестной вне ролевой тусовки поэтессы. В 1993 году книжный рынок, перегруженный дурными переводами второсортной англо-американской фантастики, не был готов принять пусть талантливого, но -- вот беда! -- отечественного дебютанта, и у харьковских авторов, поставивших себе целью во что бы то ни стало "пробить" в печать свои произведения, по сути, просто не оставалось иного выхода, кроме как взять англозвучащий псевдоним. Более того, "Олди" оказались в этом смысле отнюдь не одиноки -- можно вспомнить Елизавету Манову из того же Харькова (укрывшуюся под именем Лу Мэн), Елену Хаецкую (она же Мэделайн Симонс), и многих-многих других. И все же целый год -- до выхода очередного сборника серии "Перекресток", в состав которого вошел роман Олди "Сумерки мира" -- для широкой читательской аудитории оставалось загадкой: кто же именно скрывается под этим звонким псевдонимом? В отличие от биографии Г. Л. Олди, в жизни Дмитрия Громова и Олега Ладыженского практически отсутствует интрига, загадка, элемент недоговоренности. Немало усилий к этому приложили сами авторы, с готовностью отвечающие на самые неудобные вопросы в сетевых конференциях, в которых Дмитрий и Олег участвуют с завидной регулярностью. Кажется, у отцов "Генри Лайона" нет никаких "скелетов в шкафу", никаких тщательно скрываемых экзотических хобби и тайных увлечений -- разве можно сегодня назвать "экзотикой" занятия каратэ или работу в театре? В общем, никакой почвы для слухов, сплетен и тонких намеков на толстые обстоятельства -- всего того, что не дает умереть корреспондентам разного рода "желтой прессы". Даже рекламируя новое литературное направление, "философский боевик" (единственным полноценным представителем которого, похоже, сегодня является лишь сам Г. Л. Олди), соавторы вопреки всем традициям не пытались ни ниспровергнуть своих предшественников, ни осмеять идейных противников, ни втоптать в грязь недоброжелтелей. Пожалуй, самая серьезная претензия к Громову и Ладыженскому (а точнее, еще один миф, который очень легко развеять) -- аполитичность Олди, декларированная соавторами где-то в 1995-1996 годах. Увы, для того, чтобы увлекаться реальной политикой текущего дня и каким-то образом отражать это увлечение в своем творчестве, Громов и Ладыженский слишком хорошо понимают людей и слишком любят своих героев. Причем, что самое удивительное, не только "положительных", а всех без исключения. Стоит присмотреться, и становится понятно, что практически у каждого персонажа Олди есть резон совершать те или иные поступки, что никто из героев Громова и Ладыженского не творит зла просто так, от извращенной предрасположенности к пакостям. То, что порою действия одних героев идут во вред другим -- следствие скорее фатального стечения обстоятельств или не менее фатального взаимонепонимания, но вовсе не злого умысла. В книгах Олди попросту некого изобличать как "предателей национальных интересов" или как перекрасившихся приспешников коварной Системы-Голема. А какая "реальная политика" может быть там, где безраздельно господствует релятивизм, и любой поступок оправдан и верен -- с той или иной точки зрения? Даже нечистая сила у Олди по-своему привлекательна и ни в коем случае не злокозненна. Самое забавное, что так оно, в общем-то, и есть: совершая даже самые неблаговидные поступки, каждый из нас держит обычно в голове какие-то вполне разумные оправдания, и нет оснований полагать, что в этом смысле господа политики так уж сильно отличаются от простых смертных. Однако все это вовсе не означает, что Олди совершенно не интересуются взаимоотношениями человека и власти. Напротив -- философский и нравственный аспекты этих отношений глубоко и подробно рассматриваются во многих произведениях авторов -- от повести "Войти в образ", где главный герой силой искусства обретает удивительную власть над умами целых племен, до уникальной в своем роде книги "Я возьму сам", полностью посвященной проблеме "богоданности" власти. Да и небесная канцелярия у Олди не слишком отличается от земных "инстанций". Достойный смертный может без особых помех добиться уважения у богов, стать с ними вровень -- и даже выше, -- а то и попросту войти в пантеон. При этом все этические и нравственные аспекты взаимоотношений человека с властью остаются практически неизменными... x x x Вообще значение мифа, легенды, эпоса в творчестве Олди трудно переоценить. И дело не только и не столько в том, что подавляющее большинство произведений Громова и Ладыженского, написанных за последние пять лет, базируются на образах и сюжетах, пришедших непосредственно из мифологии тех или иных стран. "Герой должен быть один" -- и Древняя Греция, "Мессия очищает диск" -- и средневековый Китай, "Черный Баламут" -- и Индия ведического периода... Эта связь пряма и очевидна. Но куда важнее -- мифологическое восприятие мира, пропитывающее насквозь все без исключения книги Олди. То самое, которое делает их творчество редким и драгоценным явлением не только в отечественной, но и в мировой фантастике, и почти уникальным -- в фэнтези. Итак, для начала условимся, что литература не просто осмысливает и отражает (пусть порой в кривом зеркале) те или иные проявления жизни, как утверждал советский марксизм. Литература и есть жизнь. Ну, а жизнь, соответственно -- литература. Грань тонка, практически неразличима, да и к чему различать?.. Как часто, шагая по знакомой с детства улице, мы вдруг ощущаем себя героем той или иной книги или фильма. Или напротив: листая страницы очередного романа, неожиданно понимаем, что автор, совершенно чужой и незнакомый нам человек, с удивительной точностью уловил и описал именно наши чувства, эмоции, мысли... Да нет, о чем там спорить: мы живем в книжном мире. Именно они, книги, самые разные -- от "Морального кодекса строителя коммунизма" до, казалось бы, сугубо развлекательных романов Эдмонда Гамильтона, в значительной степени сформировали наше представление об окружающем. Стереотипы поведения в определенных ситуациях, стандартные реакции на те или иные раздражители -- все это почерпнуто из книг и фильмов, рекламных плакатов и предвыборных лозунгов, застольных песен и бородатых анекдотов -- ибо больше неоткуда. Сами того не замечая, мы живем во многих книгах, ежеминутно переходя из одной в другую и постоянно меняя маски. Чем шире знания, эрудиция человека, чем разнообразнее его интересы, тем шире пространство выбора -- но и только. Вырваться за грань структуры, в которую мы оказываемся влиты с первого своего дня, не дано никому. Но сама эта структура настолько широка и разнообразна, что здесь есть место всему, что только в силах представить человек. Что значит "ощущать себя человеком НАШЕГО мира"? Реальность -- не более чем совокупность бесконечного множества представлений о ней, незримо соседствующих, конфликтующих и подпитывающих друг друга в одном физическом объеме. Взгляд на мир представителя академической науки и молодежной "тусовки", писателя-фантаста и преуспевающего банкира могут различаться куда сильнее, чем представления о строении вселенной у землян и инопланетян в НФ-книге или фильме. Но при этом мир не перестает существовать! Скорее наоборот -- каждый новый взгляд, новая точка зрения, новый вариант придают вселенной еще одно дополнительное измерение, раз за разом раздвигая ее границы. Заметьте: все поголовно герои Олди в той или иной степени являются творцами. Они создают государства и поэмы, религии и рок-баллады, философские теории и новых разумных... Герой-созидатель, которого так не хватает в сегодняшней отечественной НФ, занимает в творчестве Дмитрия Громова и Олега Ладыженского центральное место. Независимо от своего социального статуса и даже от биологического происхождения, все без исключения их персонажи творят -- или, по меньшей мере, кардинально изменяют мир. Грань между словом и делом стирается напрочь в "Витражах Патриархов", актерское искусство становиться реальной и могучей силой в "Войти в образ", писатель из романа "Нам здесь жить" буквально на глазах превращается во всемогущего демиурга... Там, где у многих создателей НФ гениальные (согласно авторской ремарке) творцы начинают думать, как наемные убийцы, у Олди происходит прямо обратный процесс -- их разбойники и душегубы уподобляются поэтам. Подмечено на редкость точно: если любое действие, любое слово и мысль влияют на все происходящее в этом мире (а это, несомненно, обстоит именно так), то разница между создателем сотен бессмертных касыд, бродягой, сложившим за свою жизнь пару матерных частушек, и любой бессловесной тварью, самовыражающейся через действие -- только количественная. В этом плане Олди удивительно демократичны -- в хорошем смысле слова. Они принципиально не разделяют человечество на "элиту" и "плебс". Более того, авторы нигде ни словом не намекают на саму возможность подобной сегрегации -- позиция, бесспорно заслуживающая уважения. Герои Олди никогда не занимаются бессмысленным разрушением ради разрушения -- на месте ушедшего в небытие, по воле героя или против нее, тут же возникает нечто иное, новое. Даже в лучших отечественных образчиках "твердой НФ" широко распространена мысль, что достаточно уничтожить тех, кто "мешает нам жить" (злодеев-политиканов, непонятных и оттого пугающих чужаков, просто "бесполезных" людей) -- и путь к земному раю окажется открыт. Штамп бульварной литературы: благородный герой, весь в белом, стоит над телом поверженного злодея, воздев к небесам сияющий меч, и смело, не щурясь, смотрит вдаль на восходящее солнце. Занавес, аплодисменты. У Олди все не так. Поверженный враг сам по себе ничего не значит. Победа как таковая не способна подтвердить (или, если уж на то пошло, опровергнуть) верность твоей точки зрения. Тот, кого ты ныне попираешь, тоже был по-своему прав. А значит, ты должен все силы положить на то, чтобы подтвердить жизнеспособность точки зрения, за которую сражался. Остается снять белые доспехи и надеть фартук гончара... А лучше -- и вовсе оставить латы в покое, бескровно доказав свою правоту жизнью, творчеством, созиданием. x x x Как показывает опыт, мифы и легенды прорастают сквозь стекло, бетон и теплотрассы современного города так же свободно и легко, как и через пески арабского Востока времен "Тысячи и одной ночи" или сквозь мозаичные окна храмов и крепостей средневековой Европы. Именно так обстоит дело в ранней повести Олди "Дорога" из цикла "Бездна Голодных глаз", именно так происходит в одном из последних произведений авторов, романе-дилогии "Нам здесь жить", написанном совместно с Андреем Валентиновым. Разные произведения, разные темы, разные уровни писательского мастерства -- ан нет, что-то заставляет писателей раз за разом возвращаться к "городской сказке", берущей в европейской традиции начало от фантастических повестей Э. Т. А. Гофмана, немецкого романтика. Помните? Обычный летний день, солнце, река, и долговязый студент Ансельм, разомлевший в тенечке и размечтавшийся о золотых змейках... "Городская сказка" Олди существенно менее лирична и оптимистична. Особенно это касается романа "Нам здесь жить". Но все же и здесь писатели умудряются сохранить свое обычное понимание человеческих слабостей, свою обычную сдержанность и чувство меры. Казалось бы, чего проще: назови поименно виновников бедствия, обрушившегося на крупный райцентр (в котором без труда угадывается славный город Харьков), разделайся с ними руками героев -- и шагай себе в новую, светлую жизнь! Но ткань мифологической реальности не терпит столь грубого насилия. Все одновременно правы, и все не правы в этом конфликте. Только если обычно героям Олди удается ценой тех или иных жертв свести на нет опасные последствия -- и выжить самим, то на сей раз ценой отсрочки приговора миру стала гибель всех центральных персонажей романа. Впрочем, Олди -- одни из немногих современных отечественных авторов, в произведениях которых смерть героя очень редко ассоциируется с поражением. Обычно писатель может сколько угодно доказывать себе и читателям, что его персонаж погиб ради торжества правого дела, и так далее, и тому подобное. Но самому-то покойному от этого какой прок? У Олди человек может прожить долгую и полную (по его мнению) жизнь -- и не оставить в этом мире почти никакого следа. А значит -- безымянным кануть в Бездну Голодных глаз. А может -- разрядиться краткой, но яркой вспышкой, навсегда войдя в историю и тем самым обеспечив себе бессмертие -- и "право вернуться". Ведь разве не оживают древние боги и герои, когда мы задумываемся о них? Ну, а кроме того... "Мертвых не существует! Совсем." (с) Анатолий Гусев, 20.05.1999 г. "Рубеж" (Олди-Валентинов-Дяченко): Читать осталось совсем немного, так что прямо сейчас и отпишу. Книга мне понравилась. Я всегда скептически относилась к разовому соавторству, тем более, большой компанией, но вещь получилась монолитная. Я скептически относилась к книгам большого объема, но читается очень хорошо, и даже мой придирчивый взгляд не нашел или почти не нашел там длиннот. Эксперименты с мовой очень забавны. Конечно, как постоянный прием они были бы не забавны, но в одной книге, в таком сюжете и антураже -- самое то. Хотя, ничего нового в антуражах там нет, мир Рио вообще как бы из штампов компьютерных игр и фэнтезийных книг составлен, а Войско Запорожское -- это Гоголь, вплоть до имен казаков. Но придумать такое -- скрестить Гоголя с героической фэнтези, и историей о конце света, и с каббалистикой -- это блеск! Я бы смеялась, в общем-то и смеялась, но смысл книги достаточно серьезный. У книги есть то, что так редко стало встречаться в фэнтези -- оригинальность. Открылся тот факт, который я подозревала интуитивно -- фэнтезийные вещи, основанные на фольклоре или классике бьют по яркости и оригинальности, и даже по фантазии, тексты, написанные едино за счет нагромождения собственных вымыслов автора. Лена (Шаграта). Андрей Валентинов, Марина и Сергей Дяченко, Генри Лайон Олди: "РУБЕЖ". "...чуяло,чуяло вещее мое: зря на эту книжку бумагу извели... ...бач, яка кака намалевана!" Рубеж. Итак, случилось! Вот она, свеженькая нетленка из мира фэнтези! Сначала определим жанр. Известно, что если автор один, то это монография, ессли их двое -- это парнография. Ну а ежели их пять, то это уже свальный грех. Ладно, не в жанре дело. Как говорится, лишь бы человек был хороший. Раз в этой групповухе участвуют(-ет?) Г. Л. Олди, значит, будет пренепременно новая модель мироздания. И действительно: мир, всесвит, это что-то наподобие надутой перчатки, и по ее внутренней поверхности, по околице, мчится бешеный сотник Логин, не замечая троп, ведущих в миры, сосуды по здешней терминологии. Среди этих сосудов где-то и наш, родненький, а где-то и не совсем наш, а где-то и освсем не наш. Ну да про эти дела мы читывали многократно и у других авторов. Ежели в каком из сосудов число праведников ниже критической, сосуд схлопывается, наступает полный абзац. А чтобы люди и нелюди не шастали из сосуда в сосуд, этим бардаком управляет целое полчище ангелов, у которых друг с другом тоже свои счеты. И про это мы тоже читывали, у тех же Олдей, например. Вообще, первое впечатление, а оно всегда самое... -- что мы имеем дело с чем-то нарочито литературным. Тут и Рудый Панько, и Тарас Бульбенко, и нос майора Ковалева, и полет в Питербурх на чорте, в общем, Н. В. Гоголем так и смердит. Про исчезника, "той що в скали сыдыть", мы читывали у Леси, да и в Котляревского мы тоже нет-нет, да и заглядывали. Это я уже к одному из главных антигероев подбираюсь. Мацапура -- его фамилия. У классика по этому поводу сказано примерно так: "Якусь особу Мацапуру Там жарылы на шашлыку. Горячый мэд лылы за шкуру Та розтыналы на быку..." А за що ж йому, бидолази, були таки пэкэльни мукы? А щоб не друкував чужэ, як свое.... Не страшно, хлопцы? Ну да ладно, не вы первые, не вы последние. Тот же Котляревский перелицевал Энеиду на малороссийский лад, да и дедушка Крылов, да и другие. Вот тут и вопрос: все дозволено, только ради чего?? Нарядить героев в запорожские одежки да поплавать всласть в знакомом антураже? И все? Да, вот еще что: подкинуть читателю подлянку -- ему, бедолаге, и невдомек, что сосудец-то не совсем наш. Об этом он сможет догадаться только где-то на сотой странице, где будет упомянут гетьман Петр Мазепа, заслуживший славу под Полтавой, когда помог сокрушить северного московского дракона. А в остальном-то будет все путем. Про Умань и Зализняка мы у Тараса читывали, то, что какого-то гетьмана Зиновия часто вспоминают, так это тоже не проблема, -- Богдан Зиновий Хмельницкий. Вот и разбнрись тут! Да только беда не в этом. А вот то, что с огнем, хлопцы, играете, вот где главная опасность! Я-то знаю, что вы там у себя не полные антисемиты. Но от одного из главных героев, Юдки, мстителя за погубленных в Умани сестер, желающего искоренить этот подлый народ, до Протоколов Сионских мудрецов совсем недалеко. Ох, не надо бы, ох не надо бы!.. Христа ненароком задели: "Так однажды уже считал пылкий сын Иосифа и Марьям... Ради этой истины он кормил тысячи людей пятью хлебами и заставлял мертвых восставать из пелен. Ради этой истины он бросался Именами направо и налево. И что? Кто увидел смысл за покровами всех этих чудес, творимых им? Единицы, как всегда и везде, единицы... Приведет ли это к свету?! Нет -- такие дары приводят лишь к Хлебу Стыда..." А что же приведет к свету? И когда он настанет? О, это интересно. Послушайте: "Лишь в 5755-м году от сотворения мира, лишь через два тысячелетия без пяти лет после твоего рождения, о сын Иосифа и Марьям, когда лицо поколения станет подобно морде собаки, знание Каббалы откроется многим." Давайте прикинем, Христу 2000 лет исполнится в январе 2001 года. Минус пять, получсается 1996. Не тогда ли у честной компании родился замысел написания "Рубежа"? Я, конечно, подозревал что-то такое... Вдруг ЭТО -- новое ОТКРОВЕНИЕ?!. Сказать по правде, меня и без этой подсказки подмывало составить из выдержек только беседы каф-Малаха с рав Элиша и посмотреть, что получится? Навешивание это лапши на уши, или и впрямь, как говаривал рудый Панько у Н. В. Г., "В этом что-то есть", а все остальное -- это только разбрасывание камней по кустам? Вопросы... Это то, что музыкой навеяно. А ответы ? Работа читателя не заканчивается по прочтении книги, работа только начинается. Не убирайте ладони со лба. Талците да отверзется... Немного мелочевки: Я думаю, слово "черкасы" относилось не только к реестровому казачеству, но употреблялось в противовес понятию "русские". Посмотрите на названия: рядышком расположены Русские Тишки и Черкасские Тишки, Русская Лозовая и Черкасская Лозовая и т. д., а про казаков Хмельницкий писал: "За нашим сарматским звычаем". А может, я и неправ. А вот это точно ляп: "Морозный воздух слегка обжигал... сгребла в ладошку скрипучий снег и, слепив упругий комок, запустила им в стойку ворот..." Братцы, когда снег скрипит, он не лепится! Все, что сказано выше, это от большого ума. А ежели говорить попроще, то книжку я, что называется, проглотил. Дважды. Лихо закручено! А фразы-то какие вкусные попадаются! "А чортяка подумал-подумал, скрутил левой рукой кукиш, да такой щедрый, что и за неделю не обгадишь..." Все, ребята, кончайте! Лучше все равно не написать! Солунский Владимир Игоревич Гуртом и батька бить сподручней... ________________________________________________________________ Олди Генри Лайон, Валентинов Андрей, Дяченко Марина и Сергей. Рубеж: Роман. -- СПб.: Terra Fantastica, Книжный Клуб "Стихия о3он", 1999. -- 576 с. -- (Корона). 500. -- ISBN 5-7921-0257-0. ________________________________________________________________ Похоже, Украине самой судьбой предрешено стать Меккой для любителей фэнтези. Харьковский затворник Генри Лайон Олди (в составе Дмитрия Громова и Олега Ладыженского), супруги Марина и Сергей Дяченко из Киева, немного в стороне -- еще один харьковчанин, Андрей Валентинов (он же -- Андрей Валентинович Шмалько), произведения которого с одинаковым успехом можно отнести как к жанру фэнтези, так и к альтернативной истории... Кого из российских авторов можно поставить с ними рядом? Разве что Святослава Логинова, "внезапного патриарха отечественной фэнтези". Возможно, дело в том, что на Украине фантастика пользуется такой государственной поддержкой, какой у нас сумели заручиться лишь представители так называемого "литературного бомонда"? ...А еще в последнее время среди украинских фантастов вошло в моду сложное соавторство. Частенько случается, что вполне сложившиеся самостоятельные авторы образовывают временные или постоянные писательские союзы. Причин к тому может быть множество -- от простого интереса до интереса денежного. Но чтобы люди, и без того постоянно работающие в соавторстве, допускали в свой тесный круг третьего-лишнего... а тем паче -- четвертого и пятого! Такого, кажется, у нас еще не бывало. Но одна из многих прелестей всякой литературной традиции состоит в том, что раньше или позже ее неизбежно ломают. Этим в последние полтора-два года и занялись украинские фантасты -- активно и с явным удовольствием. Не так давно уже увидел свет совместный двухтомный роман Г. Л. Олди и А. Валентинова "Нам здесь жить", работа весьма небанальная и неожиданная. А теперь подоспела и новая книга, написанная на сей раз уже тремя авторами (и пятью людьми) -- "Рубеж". ...В неведомой чужедальней стране, где открыто действует магия, а герои борются с драконами и полубогами, но не ведают огнестрельного оружия, местный правитель подбирает человека, способного выполнить необычный заказ: отправиться в иной мир и в целости и сохранности доставить оттуда ребенка, сына то ли смертельного врага правителя, то ли его возлюбленного сородича. Выбор падает на Рио, профессионального странствующего героя, Непобедимого, жертву страшного и удивительного заклятия. А тем временем далеко-далеко, в ином Здесь и Сейчас, по ту сторону строго охраняемого Рубежа, неладные дела творится на землях Украинских. В лесном замке набирает силу страшный пан Станислав, душегуб и чернокнижник, вдова в дальнем селе рожает ребенка от "чорта", и со все большим трудом справляют свою службу черкасы сотника Загаржецкого во главе с бешеной сотниковой дочкой... Бессмысленно пытаться кратко пересказать все хитросплетения сюжета, динамично разворачивающегося перед нами на страницах "Рубежа". Впрочем, роман, вышедший тиражом 500 экземпляров в новой элитарной серии "Корона", сложен не только сюжетно. Накал страстей и углубленная историчность (местами альтернативная), характерные для Валентинова; изящная словесная вязь, ставшая визитной карточкой Олди; ненавязчивый психологизм и лиричность Дяченко... Все это смешано тут в равных, строго гармоничных пропорциях, и от того текст читается "на вылет". Ничего удивительного: как-никак, к тому объемом в сорок авторских листов приложили руку три самых талантливых русскоязычных автора фэнтези (даже четыре, если считать Святослава Логинова, выступившего редактором и автором предисловия). Перца в процесс чтения добавляет и неизбежная попытка угадать: кому из таких разных, таких непохожих писателей принадлежит тот или иной фрагмент? Кто какой мир живописал, за кого из героев "болел"? Чья именно фантазия породила тот или иной неожиданный поворот сюжета? Нелегкая игра: несмотря на то, что в проекте принимало участие рекордное количество писателей, каждый со своим языком, стилем и излюбленными приемами, обнаружить швы ох как непросто! Роман скорее напоминает мозаику, где каждый элемент в точности соответствует своему месту и назначению, но только все в совокупности создает яркую целостную картину. Удачно (особенно для такого объемистого произведения) закручена интрига, затягивающая читателя с первых же страниц. Откровенно хороши "украинские" сцены: цвет и запах, своеобразный местный говор и неповторимый колорит -- все это не раз заставит сладостно трепетать сердце ценителя "гоголевской" Малороссии. Герои -- живые, яркие, сочные, непохожие друг на друга... Э-э, да что там говорить! Очередной эксперимент увенчался удачей, по крайней мере, частичной: о коммерческом успехе проекта говорить пока рано, но будем надеяться, и он не обойдет авторов стороной. Интересно, будут ли наши украинские коллеги и дальше усложнять задачу? И если будут, то как? (с) Дании Старк, июль 1999 г.