осажден между Чэнь и Цай. Того, кто убьет учителя, - не обвинят в преступлении; тот, кто оскорбит учителя, не нарушит запрета 18. [А он] все еще продолжает петь и играть на цине. Может ли благородный муж быть настолько бесстыдным? Ничего не возразив, Янь Юань вошел к Конфуцию и [обо всем ему] передал. Конфуций оттолкнул цинь, глубоко вздохнул и сказал: - [Оба они], Ю и Сы, - ничтожные люди! Позови их, я им объясню. [Когда] Цзылу и Цзыгун вошли, Цзылу произнес: - Вот это можно назвать безвыходным положением! - Что это за слова? - ответил Конфуций. - Постичь учение, вот что называется удачей для благородного мужа. Зайти в тупик в учении, вот что называется безвыходным положением. [Если], храня учение о милосердии и справедливости, [я], Цю, ныне встретился с бедствиями смуты, о каком безвыходном положений может идти речь? Поэтому тот, кто исследует [свое] внутреннее, не зайдет в тупик в учении, не утратив своих добродетелей перед, лицом опасности. Лишь когда настают холода и выпадает иней, мы узнаем красоту вечнозеленых сосен и кипарисов. Бедствие между Чэнь и Цай - да, для [меня], Цю, это счастье! Конфуций снова взялся за цинь, стал перебирать струны и петь. Цзылу поднял щит и с воинственным [видом] стал танцевать, а Цзыгун сказал: - Насколько высоко небо, насколько низка земля - я не ведаю. А вот те, кто в древности обрел учение, радовались и в беде, радовались и при удаче. [Их] радость не зависела ни от беды, ни от удачи. Если есть учение и добродетель, тогда удача и неудача чередуются так же, как холод и жара, ветер и дождь. Поэтому Никого не Стесняющий радовался на южном берегу Ин, а Гун Бо был доволен собой на вершине [горы] Гун {19}. Ограждающий уступал Поднебесную своему другу, Северянину не допускающему выбора {20}, и тот сказал: - Удивительный [Вы], государь, человек! Жили посреди орошаемого поля, а прогуливались в воротах Высочайшего. И это еще не все! Еще хотите осквернить и меня своими позорными поступками. Мне стыдно на вас смотреть! И он бросился в пучину реки Цинлин. Собираясь идти походом против Разрывающего на Части, Испытующий стал советоваться со Вспыльчивым Суем {21}. Вспыльчивый же сказал: - Не мое дело. - С кем же можно [посоветоваться]? - спросил Испытующий. - Я не знаю, - ответил Вспыльчивый. Тогда Испытующий стал советоваться с Омраченным Светом. Омраченный Свет сказал: - Не мое дело. - С кем же можно [посоветоваться]? - спросил Испытующий. - Я не знаю, - ответил Омраченный Свет. - А каков Найденный на реке Инь? - спросил Испытующий. - Подвергнувшись насилию стерпит позор, - ответил Омраченный Свет. - О прочем не ведаю. Тогда Испытующий, посоветовавшись с Найденным на реке Инь, пошел походом против Разрывающего на Части, и его победил. [Тут он] стал уступать [Поднебесную] Вспыльчивому. Отказываясь, тот сказал: - [Вы], правитель, перед походом против Разрывающего на Части, [просили] моего совета, хотели выдать меня за бунтовщика. Победив Разрывающего на Части, уступаете мне [Поднебесную], желая выдать меня за алчного. Я родился во времена смуты, но я не могу больше терпеть, когда человек без пути дважды оскверняет меня своими позорными поступками! И тут Вспыльчивый бросился в воды [реки] Чжоу и утонул. Испытующий стал тогда уступать [Поднебесную] Омраченному Свету и сказал: - Этот [поход] советовал знающий, его выполнил воинственный, милосердный же станет заселять Поднебесную - таково учение древних. Почему бы [Вам], мой учитель, не встать [на трон]? Отказываясь, Омраченный Свет сказал: - Свергнуть высшего - нарушить долг; убивать народ - нарушить милосердие. [Если] другой, рискуя, шел на преступление, мне пожинать его выгоду - значит стать бесчестным. Я слышал, что "нельзя принимать жалованье от того, кто нарушил свой долг; нельзя ступать на ту землю, где царствует [человек] без пути", а тем более [позволять] почитать себя! Я не могу больше этого терпеть! И, взяв камень, Омраченный Свет погрузился в воды [реки] Лу. В старину, [когда] возвысилось [царство] Чжоу {22}, в [царстве] Одинокий бамбук жили два мужа, [одного] звали Старший дядя Ровный, [другого] - Младший дядя Равный. Они сказали друг другу: - Мы слышали, будто кто-то на Западе постиг учение, попробуем сходить [на него] поглядеть. [Когда они] прибыли к южному склону [горы] Двуглавой, о них услышал царь Воинственный и послал Чжоу-гуна с ними повидаться, а также заключить клятвенный союз со словами: "Примите должность первого ранга, жалованье увеличу на два ранга. Заколем жертвенное животное и его закопаем" {23}. Поглядев друг на друга, оба мужа усмехнулись и сказали: - Вот странно! Это не то, что мы называем учением. В старину, [когда] Священный Земледелец владел Поднебесной, [он] своевременно со всем уважением приносил жертвы, но не молил о счастье. И людям [он] был предан, полон доверия, все приводил в порядок, но ничего не просил. Те, кому нравилось вместе [с ним] управлять, управляли; кому нравилось вместе [с ним] наводить порядок, наводили порядок. [Но он] не создавал себе славы с помощью чужих пороков; не возвышал себя низостью других; не обогащался, пользуясь удобным случаем. Ныне же чжоусцы, увидев смуту у иньцев, спешат взяться за управление. Против высших плетут заговоры, низших подкупают. Опираясь на оружие, поддерживают страх. Выдают за доверие клятву о союзе с закланием жертвенного животного. Превозносят [собственные] поступки, чтобы уговорить толпу. Убивают и карают ради выгоды. Это означает свергнуть смутьяна, чтобы заменить [его] деспотом. Мы слышали, что мужи древности во времена порядка не уклонялись от своих обязанностей, но не [держались за них] для того лишь, чтобы влачить существование во времена смуты. Ныне же Поднебесная во мраке, добродетель чжоусцев в упадке, и стать рядом с ними означает запачкаться самим. Лучше от этого уклониться и сохранить свое достоинство. Оба брата пошли на север на гору Первого Солнца, где и умерли от голода. Такие мужи, как Старший Ровный и Младший Равный, не станут опираться на богатство и знатность, добытые нечестным путем. [Столкнувшись с] жестокостью в поступках [при своем] высоком сознании долга, [они] наслаждались лишь своими стремлениями и не служили миру. Таков [был] нравственный долг этих двух мужей. Глава 29 РАЗБОЙНИК ЧЖИ У Конфуция был друг Цзи под Ивой {1}, младшего брата которого звали Разбойник Чжи. За Разбойником Чжи следовало девять тысяч удальцов. [Они] бесчинствовали по [всей] Поднебесной, нападали на правителей и убивали их, прорывались через стены и двери, угоняли чужих буйволов и коней, уводили чужих жен и дочерей. В жадности забывали о [собственной] родне, не заботились о родителях и братьях, не приносили жертв предкам. В местностях, по которым [они] проходили, [жители] крупных царств оборонялись за стенами городов, [жители] малых царств укрывались за [стенами] селений. От разбойников страдал весь народ. Обратившись к Цзи под Ивой, Конфуций сказал: - Тот, кого называют отцом, должен уметь наставить своего сына; тот, кого называют старшим братом, должен уметь научить младшего. Если отец не способен наставить своего сына, а старший брат не способен научить младшего, то [они] не уважают родства между отцом и сыном, между старшим и младшим братом. Ныне [Вы], Преждерожденный, достойный муж среди современников, а [Ваш] младший брат, Разбойник Чжи, - пагуба всей Поднебесной, и [Вы] не способны [его] научить. [Я], ничтожный Цю, стыжусь за [Вас], Преждерожденного. Разрешите отправиться к нему и вместо [Вас], Преждерожденного его усовестить. Цзи под Ивой ответил: - [Вы], Преждерожденный, говорите, что тот, кого называют отцом, должен уметь наставить своего сына; тот, кого называют старшим братом, должен уметь научить младшего. Но если сын не слушает наставлений отца, а младший брат не принимает поучений старшего? Что можно поделать даже при [таком] красноречии, [каким] ныне владеете [Вы], Преждерожденный? Да ведь что за человек Чжи! Сердце - точно бьющий фонтаном источник, мысль - будто смерч, силы хватит, чтобы справиться с [любым! врагом, а красноречия - приукрасить [любое] злодеяние. Угодите ему - обрадуется, станете ему перечить - разгневается. [Ему] легко оскорбить другого словами. [Вы], Преждерожденный, не должны [к нему] отправляться. Конфуций не послушался и отправился к Разбойнику Чжи с Янь Юанем - возничим и Цзыгуном - помощником. В это время Разбойник Чжи расположив на отдых свою ватагу на солнечном склоне горы Великой, резал человеческую печень {2} и кормил всех ужином. Конфуций спустился с повозки, [пошел] вперед и, встретившись с Дозорным, произнес: - [Я], лусец Кун Цю, прослышал о высокой справедливости военачальника. [Он] двукратно почтительно поклонился Дозорному, и тот пошел с докладом. Выслушав Дозорного, Разбойник Чжи сильно разгневался: глаза засверкали, словно звезды, волосы встали дыбом, подняв шапку, и он сказал: - Не тот ли это Кун Цю, искусный лжец из царства Лу? Передай ему от меня: "Ты сеешь ложь, разносишь клевету, безрассудно восхваляешь [царей] Прекрасного и Воинственного; носишь шапку, разукрашенную ветками, словно дерево, опоясываешься шкурой с дохлого быка. [Ты] слишком много разглагольствуешь об ошибочном учении, не пашешь, а ешь; не ткешь, а одеваешься {3}. Шлепая губами и молотя языком, [ты] по собственному произволу решаешь, где правда, а где ложь, чтобы вводить в заблуждение владык Поднебесной, чтобы мудрые мужи Поднебесной не занимались своим делом. В безрассудстве выдумал сыновнее почтение, братское повиновение и домогаешься удачи у правителей, у богатых и знатных. Преступления твои тяжкие. Скорее уходи, а не то я добавлю твою печень к нашей сегодняшней трапезе". Конфуций снова [просил] доложить, сказав: - [Я], Цю, удостоился благоволения [Вашего брата] Цзи под Ивой и хочу взглянуть [на землю] под [Вашими] ногами. Дозорный снова доложил, и Разбойник Чжи [передал] в ответ: - Пусть подойдет. Конфуций поспешил войти. Он отступил, обходя циновку, и двукратно поклонился Разбойнику Чжи. Разбойник Чжи пришел в ярость, глаза [у него] загорелись огнем. Широко шагнув, он схватился за рукоять меча и прорычал, словно кормящая тигрица: - Подойди, Цю. Если [твои] слова придутся мне по душе - будешь жить, не придутся - умрешь! - [Я], Цю, слышал, - заговорил Конфуций, - что в Поднебесной существуют три добродетели. [Если человек] вырастает высокий, не встречает равного себе красотою, [если], любуясь на него, радуются и стар и мал, и благородный и презренный, [то он] обладает высшей добродетелью. [Если человек] своими познаниями объемлет небо и землю, способен красноречиво рассуждать обо всем, [то он] обладает средней добродетелью. [Если человек] отважен и решителен, собирает вокруг себя толпы и ведет воинов, [то он] обладает низшей добродетелью. Одной из этих добродетелей уже достаточно, чтобы встать лицом к югу и назвать себя единственным. Ныне [Вы], военачальник, обладаете всеми тремя одновременно. Рост восемь чи и два цуня, от глаз и лица исходит блеск, губы - чистая киноварь, зубы - ровный [перламутр] раковин, голос, словно медный колокол, а называетесь [Вы] - разбойник Чжи. [Мне], ничтожному Цю, стыдно за [Вас], военачальник. Если у [Вас], военачальник, есть желание выслушать [меня, своего) слугу, то [я, Ваш] слуга, прошу разрешения посетить послом на юге У и Юэ, на севере Ци и Лу, на востоке Сун и Вэй, на западе Цзинь и Чу. [Я их] склоню построить для [Вас], военачальник, стену [длиной] в несколько сот ли, основать город в сотни тысяч дворов и почитать [Вас], военачальник, как правителя. Вместе со [всей] Поднебесной [Вы] обновитесь, прекратятся сражения, отдохнут воины. Соберете своих братьев, будете их кормить и приносить жертвы предкам. Таким должно быть поведение мудрого и талантливого мужа, таково желание [всей] Поднебесной. - Подойди, Цю, - в великом гневе ответил Разбойник Чжи. - Все, кого можно прельстить и соблазнить выгодой, глупы и невежественны. [Если] ныне [я] вырос высоким и красивым, и люди, любуясь на меня радуются, так это достоинство, переданное мне отцом и матерью. Разве я [о нем] не знал бы, если бы [ты], Цю, меня не прославил? Да притом я слышал, что любитель превозносить человека в лицо не прочь поносить [его] за спиной. Ныне [ты], Цю, посулил мне собрать народ за большой стеной. Соблазняя меня выгодой, разложил приманку, как невежде. Но разве [царства] долговечны? Нет царства большего, чем Поднебесная. Высочайший и Ограждающий владели Поднебесной, но у [их] сынов и внуков не стало земли - даже, чтобы воткнуть шило. Испытующий и Воинственный воцарились в Поднебесной, но род [их] был прерван и истреблен. Не был ли тому причиной [соблазн] большой выгоды Поднебесной? А еще я слышал, что в старину людей было мало, птиц же и зверей - множество. Чтобы спастись от них, люди селились тогда в гнездах. Днем собирали желуди и каштаны, а по ночам ютились на деревьях. Поэтому их и назвали "Род Владеющих гнездами" {4}. В древности люди не знали одежды. Летом запасали побольше хвороста, а зимой грелись у костра. Поэтому их и назвали "Народ, Умеющий жить". Во времена Священного Земледельца процветали высшие свойства: человек спал спокойно, пробуждался довольный, знал свою мать, но не знал своего отца {5}, бродил вместе с оленями и лосями, пахал и кормился, ткал и одевался. Никто не хотел вредить другому. Однако Желтый Предок не сумел сохранить этих свойств - сражался с Красным Злодеем {6} на равнине Чжолу, и кровь залила сотни ли. Высочайший и Ограждающий стали вершить дела и поставили много начальников. Испытующий изгнал своего государя, Воинственный убил Бесчеловечного. И с тех пор сильные помыкают слабыми, многочисленные угнетают малочисленных. Со времен Испытующего и Воинственного все стали приспешниками смутьянов. А ныне ты насаждаешь путь Прекрасного и Воинственного, насаждаешь красноречие в Поднебесной, чтобы поучать потомков. В широком халате с узким поясом [ты] лицемерными речами и фальшивыми поступками, вводишь в заблуждение владык Поднебесной, домогаясь богатства и знатности. Нет большего разбойника, чем ты! Почему же в Поднебесной зовут разбойником меня, Чжи, а не тебя, Конфуций? Своими сладкими речами ты уговорил Цзылу и заставил следовать за собой. Цзылу снял высокую шапку [храбреца], отвязал свой длинный меч и стал слушать твои поучения. Все в Поднебесной заговорили о том, что Конфуций-де способен остановить насилие и запретить злодеяние. А в конце концов, [когда] Цзылу захотел убить вэйского царя, да не сумел, тело его засолили [и выставили] на восточных воротах Вэй. Это ты виновен в его неудаче? Не зовешь ли ты сам себя талантливым мужем, мудрецом? А [ведь] тебя дважды изгоняли из Лу, [ты] заметал следы [при бегстве] из Вэй, терпел бедствие в Ци, был осажден между Чэнь и Цай. Во всей Поднебесной тебе не нашлось места. Твое учение довело Цзылу до такой беды - [его] засолили! Разве стоит ценить твое учение? [Оно] ничего не дает ни тебе самому, ни людям! Никого в мире не возвышали так, как Желтого Предка. А он не сумел обрести целостных свойств: сражался на равнине Чжолу, и кровь залила сотни ли. Высочайший не был милостив к сыну. Ограждающий не был почтителен с отцом. Молодой Дракон наполовину иссох [телом]. Испытующий изгнал своего государя. Царь Воинственный пошел походом против Бесчеловечного. Царь Прекрасный был заключен в Юли. Этих шестерых мужей в мире возвышали. [Если] же судить здраво, все они во имя выгоды вводили в заблуждение свою истинную [природу], насиловали собственные чувства и характер. Их поведение было весьма постыдным. Среди добродетельных мужей в мире называли Старшего Ровного и Младшего Равного. А оба они отказались стать государями в [царстве] Одинокий бамбук, умерли от голода на горе Первого солнца, и тела их остались без погребения. Бао Цзяо {7} приукрашивал [собственное] поведение и порицал современников, а умер, обхватив дерево. Наставник Олень, подав совет государю, не был выслушан, и, взяв камень, бросился в Реку, был съеден рыбами и черепахами. Цзе Цзытуй был самым преданным. [Он] отрезал [кусок мяса] от своего бедра, чтобы накормить царя Прекрасного. [Когда же] Прекрасный от него отвернулся, Цзытуй в гневе ушел, и, обхватив дерево, сгорел. Вэй Шэн назначил встречу с девушкой под мостом, но она не пришла. Вода все прибывала, а [Вэй Шэн] не уходил и утонул, обхватив опору моста. Эти шестеро мужей, попав в сети славы, легкомысленно расстались с жизнью. [Смертью они] не отличались от пса, разорванного на куски, свиньи, унесенной течением, или нищего с его чашей для поданий. [Они] забыли об основном - о долголетии. Самыми верными слугами в мире называли царевича Щита и У Цзысюя. [Тело] Цзысюя утонуло в реке, у Щита вырезали сердце. Этих двух мужей в мире называли верными слугами, а в конце концов [над ними] смеялись [все] в Поднебесной. Ни один из тех, о ком говорилось ранее, включая Щита и [У] Цзысюя, не достоин уважения. Чем же [ты], Цю, меня убедишь? Если делами загробными, то [их] я не могу знать; если делами людскими, то только теми, о которых я уже слышал. Теперь же я тебя наставлю с помощью человеческих чувств. Зрение [человека] влечет к красоте, слух - к музыке, уста - ко вкусному, воля - к полноте. Высший предел жизни сто лет {8}, средний предел - восемьдесят лет, низший предел - шестьдесят лет. А [если] исключить [время] болезней и страданий, смертей и утрат, горя и беды, так всего лишь четыре-пять дней за одну луну [человек] смеется, широко раскрыв рот. Небо и земля бесконечны, а для человека наступает время смерти. Ограниченное же во времени при сравнении с неограниченным подобно мгновенью, в которое скакун промелькнет мимо щели. Все те, кто не способен наслаждаться своими мыслями и желаниями, поддерживать жизнь многие годы, не понимают пути. Все, что [ты], Цю, говоришь, я отбрасываю. Побыстрей уходи, возвращайся к себе и больше об этом не заговаривай! [Ты] обманываешь и хитришь, фальшивишь и лицемеришь. Твое учение лживо. Разве [его] стоит обсуждать? [Оно] не может дать полноты истины. Конфуций двукратно поклонился и поспешил удалиться. Вышел за ворота, поднялся на повозку, но трижды ронял вожжи. Глаза [ему] застлал туман, [он] ничего не видел, побледнел, словно угасший пепел. Стоял, опершись о перекладину, повесив голову, и еле дышал. На обратном [пути], у восточных ворот Лу, [они] встретили Цзи под Ивой, и тот сказал: - Сейчас [Вы] в воротах, а несколько дней [Вас] не было видно. [Судя] по повозке и коням, [Вы] были в пути. Быть может, ездили повидаться с Чжи? Конфуций возвел очи к небу и, вздохнув, ответил: - Да. - Не пошел ли Чжи против Вашей воли, как [я] предупреждал? - спросил Цзи под Ивой. - Да, - ответил Конфуций. - Можно сказать, что [я], Цю, сделал себе прижигание, не будучи больным. Поспешил погладить тигра по голове, заплести [ему] усы и чуть было не попал к нему в пасть. Цзычжан спросил [человека по прозвищу] Выгода Любой Ценой {9}: - Почему [Вы] не стремитесь к [справедливости]? Без справедливости [Вам] не будут доверять, без доверия не получите службы, без службы не будет и выгоды. Справедливость - верное средство добиться славы и выгоды. А те мужи, что пренебрегают славой и выгодой, отвращаются от них в [своем] сердце, разве могут хоть один день обойтись в своих поступках без [справедливости]? Выгода Любой Ценой ответил: - Бесстыжий богатеет, болтливого прославляют. Доверие - верное средство добиться славы и выгоды. А те мужи, что пренебрегают славой и выгодой, отвращаются от них в [своем] сердце, не сохраняют ли в поступках свою природу? - В старину Разрывающего на Части и Бесчеловечного чествовали как Сынов Неба, богатство их составляла [вся] Поднебесная, - сказал Цзычжан. - А ныне скажите стяжателю: "Ты действуешь подобно Разрывающему на Части и Бесчеловечному", и он устыдится, станет негодовать, - таких презирает даже мелкий люд. Конфуций и Mo Ди были бедны, как простолюдины. А ныне скажите жрецу, ведающему закланием жертвенных животных: "Вы действуете подобно Конфуцию и Mo Ди", и он побледнеет, смутится и скажет, что недостоин [такой похвалы]. Мужи [их] действительно чествуют. Так что облеченный властью Сына Неба не обязательно благороден, а бедняк, простолюдин не обязательно презренен. Деление на благородных и подлых в поступках - добрых или недобрых. - Мелких воров - в темницы, крупных - в цари. У ворот царей и обретаются мужи, [ратующие] за справедливость. В старину Сяобо, царь Хуань, убил своего старшего брата и вошел к его жене, а Гуань Чжун стал [его] советником. Тяньчэн Цзычан убил своего государя и украл [его] царство, а Конфуций принял [от него] в подарок шелк. В своих речах <Гуань Чжун и Конфуций> их осуждали, а в своих делах падали еще ниже, чем они. Разве это не противоречие? В их груди слова воевали с делами! Поэтому в преданиях и говорится: "Кто добрый? Кто недобрый? Победил - стал во главе, неудачник - остался в хвосте". - [Если] вы не станете поступать [по обычаю], - сказал Цзычжан, - то не будет различия между родичами и чужими, не будет [сознания] долга у благородных и презренных, не будет порядка [в отношениях] между старшими и младшими. Как же тогда разбираться в пяти устоях и шести основах? {10} Выгода Любой Ценой ответил: - Соблюдалось ли различие между родичами и чужими [когда] Высочайший убил своего старшего сына, а Ограждающий изгнал своего единоутробного младшего брата? Было ли [сознание] долга у благородных и презренных, [когда] Испытующий изгнал Разрывающего на Части, а Воинственный пошел походом на Бесчеловечного? Соблюдался ли порядок [в отношениях] между старшими и младшими, [когда] Ван Цзи {11} взял власть, а Чжоугун убил своего старшего брата? Можно ли разобраться в пяти устоях и шести основах после конфуцианцев с их лицемерными речами и моистов с их всеобщей любовью? И притом ведь вы действуете воистину ради славы, а я действую воистину ради выгоды, а сущность славы и выгоды не согласуется с естественными законами, [ее] не найти в пути. [Попросим же] на днях рассудить нас с вами Свободного от Условностей {12}. [Свободный от Условностей] сказал: - Мелкий человек жертвует собой ради богатства, благородный муж - ради славы. То, от чего меняются их чувства, изменяется характер - различно, [но если бы] они бросили то, чем занимаются, и предались тому, чем не занимаются, стали бы одинаковыми. Поэтому и говорится: "Не будь мелким человеком, вернись к своему естественному началу; не будь благородным мужем, следуй естественным законам". И в кривом и в прямом увидишь высшее в природе. Наблюдая за всеми четырьмя сторонами, останавливайся вместе с временами года. И в истинном и в ложном держись середины круга. Совершенствуйся сам, думай и странствуй вместе с путем. Не предавайся [чему-либо] одному, не совершенствуйся в справедливости, и тогда оставишь свои деяния. Не гонись за богатством, не жертвуй собой ради совершенства, отбрось [все] и станешь естественным. У Щита вырезали сердце, у Цзысюя вырвали глаза, - до гибели [их довела] преданность. Прямой человек свидетельствовал против отца {13}, Вэй Шэн утонул - до беды их довело доверие. Баоцзы стоял, [пока не] высох, Шэньцзы {14} не сумел оправдаться, - до беды их довела честность. Конфуций не виделся с матерью {15}, Куан Чжан не встречался с отцом {16} - таковы изъяны справедливости. Все это передавалось из поколения в поколение, и считалось, что те мужи, которые [стремились] к правильным речам и соответствующим делам, попадали в беду и гибли. Недовольный сказал Довольному {17}: - Каждый человек в конце концов жаждет если не славы, так выгоды. Стоит человеку разбогатеть, и все к нему бегут, а придя, становятся ниже его и снизу его чествуют. Поэтому лесть низших и принимают за путь к долголетию, покою и наслаждениям. Ныне только вы один свободны от страстей. Разве [у вас] не хватает знаний? Или есть знания, но не хватает сил? Оттого и предаетесь поискам истины? Довольный ответил: - Ныне здесь есть человек, который считает, что мужи, родившиеся с ним в одно время и живущие с ним в одном селении, отрешились от пошлости и превзошли своих современников. [Но сам он] нисколько не думает постичь правильное [учение], чтобы обозревать древнее и современное, отделять истинное от ложного. Он изменяется вместе с дюжинными современниками, отказывается от самого важного, отбрасывает самое ценное, чтобы предаваться своим занятиям. Не далеко ли это от того, что сам он называет путем к долголетию, покою и наслаждениям? [Разве] жестокие страдания и безмятежный покой не отражаются на теле? [Разве] ужас испуга и радость веселья не отражаются на сердце? Он знает, что действует, но не знает, почему действует. Поэтому будь [он даже таким] почитаемым, как Сын Неба, владей он [таким] богатством, как Поднебесная, не сумел бы избежать беды. - Богатство не бесполезно, - сказал Недовольный. - Предела красоты и власти не достичь ни настоящему человеку, ни добродетельному. [Он берет] отвагу и силу других, но не ради устрашения и насилия; принимает знания и советы других для изучения и понимания; прибегая к достоинствам других, становится добродетельным и добрым. Даже не владея царством, он величествен, как государь, как отец. Ведь, чтобы сердце наслаждалось музыкой, красотой, яствами, властью, человеку не нужно учиться; чтобы тело [наслаждалось] покоем, не нужно подражать образцам; чтобы любить и ненавидеть, [от чего-то] отказываться и [чего-то] домогаться, естественно, не требуется наставника, - такова человеческая природа. Кто же способен от этого отказаться, хотя бы. [вся] Поднебесная его порицала? - Поступки мудрого, - сказал Довольный, - вдохновляются народом, но не нарушают его мерила. Поэтому, имея достаток, не заводят тяжб, не действуют и [большего] не домогаются. [Когда же] нет достатка, то домогаются [большего], повсюду заводят тяжбы, но не считают себя жадными. [Те же, кто] обладает избытком и от него отказывается, бросает [управление] Поднебесной, но не считают себя бескорыстными. К бескорыстию или жадности не принуждают извне, напротив, их рассматривают как мерило. Облеченный властью Сына Неба не гордится перед другими своим благородством. Его имущество - [вся] поднебесная, но [он] не пользуется своим богатством, чтобы посмеяться над другими. [Те же, кто] не принимает [поста] или [от него] отказывается, не ищут славы и похвал. Обдумав бедствия и неудачи, которыми он [грозит], находят [в нем] вред для своей природы. Высочайший и Ограждающий стали владыками, и воцарился мир. [Они] не облагодетельствовали Поднебесную, но и не загубили свою жизнь ради красоты. Умеющий Свернуться и Никого не Стесняющий могли стать владыками, но не приняли [поста]. Отказывались не лицемерно, [ибо] не [хотели] повредить себе делами. Оба они стремились к полезному для себя, отказываясь от вредного, а в Поднебесной [их] превознесли как добродетельных. Так могут обрести это название те, кто отнюдь не домогался славы и похвал. - [Те, кто] во имя славы изнуряет свое тело, отказывается от наслаждений, ограничивает себя в пище, [лишь бы] поддержать жизнь, [обрекает себя] на длительные болезни и постоянную нужду вплоть до самой смерти, - сказал Недовольный. - Счастье в умеренности, вред в излишествах, - сказал Довольный. - И так во всем, а особенно - в богатстве. А ныне богачи услаждают свой слух колоколами, барабанами, свирелями и флейтами; [они] объедаются [мясом] травоядных и хлебоядных животных, хмелеют от густого вина. Удовлетворяя свои прихоти, забывают о деле, - это ли не смута? Отягощенные изобилием, [они] будто взбираются на высоту с тяжкой ношей, - это ли не страдание? Жаждут богатства, а получают болезни; жаждут власти, а истощают свое тело. Пребывая в покое, [как бы] тонут [в пучине; когда] тело наливается соками, приходят в гнев, - это ли не болезнь? В погоне за богатством и наживой, набивают [все до отказа], ни о чем не желают слышать, ни [от чего] не хотят отступиться; мчатся [все быстрее] не в силах остановиться, - это ли не позор? Богатство скапливается, его некуда девать; но [его] прижимают к груди и не могут [с ним] расстаться; сердце исполнено огорчений, но желания растут, [их] невозможно остановить, - это ли не горе? В собственном доме подозревают кражи, [в каждом] видят вора; выйдя из дома страшатся разбойников; дома _у них] окружены башнями и бойницами, за [стенами они] не осмеливаются ходить поодиночке, - это ли не страх? Что может быть вреднее всех этих [пороков] в Поднебесной? А [об этом] все забывают, не пытаются разобраться и спохватываются лишь, когда придет беда. [И тогда], истощив [все свое] естество, [все] богатства, не вернут ни дня покоя. [Этого] не видят, ослепленные славой; не понимают - в погоне за выгодой. Так не заблуждение ли вся эта борьба, которая опутывает и тело, л мысли?! Глава 30 ОТУЧИЛ ФЕХТОВАТЬ Некогда царь Чжао Прекрасный {1} пристрастился к фехтованию, Фехтовальщики осаждали [его] ворота, и гостили у него по три тысячи человек и более. Днем и ночью перед дворцом происходили поединки. За год убивали и ранили больше сотни удальцов. Страсть же царя оставалась ненасытной. Прошло три года. Царство [Чжао] стало приходить в упадок, [другие] цари начали строить против него козни. Сокрушаясь об этом, наследник Печальный собрал [всех придворных, чьи места] справа и слева, и спросил: - Кто бы взялся отвратить царя от его страсти и положить конец [поединкам] фехтовальщиков? [Тому я] дал бы в награду тысячу золотом. - [Это] под силу [только] Чжуанцзы, - ответили справа и слева. Наследник отправил посланцев к Чжуанцзы, чтобы поднести [ему] тысячу золотом. Чжуанцзы золота не принял, [но] отправился вместе с посланцами и, представ перед наследником, спросил: - Что повелит [мне] наследник, награждая [меня], Чжоу, тысячей золотом? - Прослышав о [Вашей] проницательности и мудрости, учитель, - ответил наследник, - [я] почтительно поднес тысячу золотом на дары [Вашей] свите. Но разве осмелюсь [я] заговорить, [если Вы], учитель, [дар] отклонили! - [Я] слышал, - сказал Чжуанцзы, - что [вы], наследник, хотите с [моей] помощью отвратить царя от [его] страсти. Предположим, что [я, Ваш] слуга, отговаривая высшего, государя,, стану ему перечить, и для низшего, для [вас], наследник, не сумею уладить дело. Меня покарают смертью. К чему тогда [мне], Чжоу, золото? Предположим, что [я, Ваш] слуга, уговорю высшего, великого государя, улажу дело низшего, [Ваше] наследник. [Ведь тогда я] получу все, что бы ни пожелал в царстве Чжао! - Верно! - молвил наследник. - Но наш государь допускает к себе только фехтовальщиков. - Прекрасно, - ответил Чжуанцзы. - [Я] отлично фехтую. - Верно, - сказал наследник, - но у всех фехтовальщиков, которых принимает наш государь, волосы всклокочены, борода торчит вперед, шлемы с грубыми кистями надвинуты на глаза, платье сзади короче, [чем спереди. У них] сердитый вид, а речь косноязычна. Такие-то царю и нравятся. [Если же] ныне [Вы], учитель предстанете перед государем в платье мыслителя, дело примет плохой оборот. - Дозвольте [мне] приготовить себе костюм фехтовальщика, - попросил Чжуанцзы. Через три дня, [Чжуанцзы] в костюме фехтовальщика встретился с наследником, и вместе [с ним] предстал перед царем. Царь ожидал их, обнажив клинок. Не спеша Чжуанцзы вошел в зал, а, глянув на царя, не поклонился. - Если желаешь чему-нибудь меня обучить, - сказал государь, - покажи сначала [свое уменье] наследнику. - [Я, Ваш] слуга, слыхал, что великому государю нравится фехтование, поэтому и предстал перед государем как фехтовальщик. - Как ты управляешься с мечом? - спросил государь. - Через [каждые] десять шагов, меч [в руке Вашего] слуги, разит одного человека, на тысяче ли не оставляет [в живых] ни одного путника. - В Поднебесной [тебе] нет соперника! - воскликнул обрадованный царь. - Хорошо бы [с кем-нибудь] помериться силами. Фехтуя [я], сделав ложный выпад, даю противнику [как будто] преимущество, [Но], нанося удар позже него, опережаю его в попадании. - [Вы], учитель, [пока] отдохните! Ожидайте приказа в [своих] покоях. [Я] же велю устроить забаву и приглашу [Вас], учитель, - сказал царь. Тут государь устроил состязание меченосцев, и за семь дней убитых и раненых оказалось более шестидесяти человек. Отобрав пять-шесть [победителей, царь] велел вручить [им] мечи возле дворца, а [сам] призвал Чжуанцзы и объявил: - Сегодня испытаем, кто из мужей искуснее всех в фехтовании! - Давно жду этого [дня], - ответил Чжуанцзы. - Какова длина оружия, которым [Вы], учитель, будете сражаться? - спросил царь. - Могу сражаться любым, который вручат [мне, Вашему] слуге, - ответил Чжуанцзы. - Но у [меня, Вашего] слуги, есть три меча. Буду драться [любым], только [по выбору] государя. Прежде чем испробовать, дозвольте [о них] рассказать. - Готов выслушать [речь] о трех мечах, - согласился царь. И Чжуанцзы [повел свой] рассказ: - Первый меч - меч Сына Неба, второй - меч царский, третий - меч Удальца. - Каков же меч Сына Неба? - спросил [его] царь. - У меча Сына Неба лезвие от Ласточкиного Потока {2} до Каменной стены, острие - пик горы Преемства {3} в [царстве] Ци, тупая сторона - от Цзинь до Вэй, чашка [эфеса] - Чжоу и Сун, рукоять - Хань и Вэй, в ножны вмещаются все варвары, все времена года; в перевязи - море Бохай, в портупее - гора Вечности. [С его помощью] обуздывают пять первоэлементов, определяют преступления и достоинства {4}, отделяют жар от холода, удерживают весну и лето {5}, вершат дела осенью и зимой {6}. Рубанешь этим мечем прямо - никто перед [тобой] не устоит, взмахнешь вверх - никто вверху не удержится, вниз - никого внизу не останется, поведешь кругом - никого по сторонам не окажется. Вверху - рассечет плывущие облака, внизу перережет земные веси. Только пустишь меч в ход - наведешь порядок среди царей, и вся Поднебесная покорится. Таков меч Сына Неба! - Каков же царский меч? - как в тумане, растерянно спросил - царь Прекрасный. - Лезвием царского меча служат мужи знающие и отважные; острием - мужи бескорыстные и честные; тупой стороной - мужи достойные и добрые, чашкой [эфеса] - мужи преданные и мудрые; рукоятью - мужи отваги и доблести. Рубанешь этим мечем прямо - никто перед [тобой] не устоит, взмахнешь вверх - никто вверху не удержится, вниз - никого внизу не останется, поведешь кругом - никого по сторонам не окажется. Наверху [он] уподобляется круглому Небу, чтобы послушны были [все] три [рода] светил, внизу уподобляется квадратной земле, чтобы послушны были времена года; в центре согласуется с желаниями народа, чтобы был покой во всех четырех сторонах. Только пустишь меч в ход - поразит словно удар грома, и каждый во [всех] четырех границах явится в одежде гостя {8}, чтобы повиноваться указам государя. Таков царский меч! - Каков же меч удальца? - спросил царь. - Меч удальца [для всех, у кого] волосы всклокочены, борода торчит вперед, шлемы с грубыми кистями надвинуты на глаза, платье сзади короче, [чем спереди; у кого] сердитый вид, а речь косноязычна; [кто] вступает перед [Вами] в поединки, сверху - перерезает горло, перерубает шею, снизу рассекает печень и легкие. Таков меч удальца, что не отличается от драчливого петуха. Жизнь его может прерваться в любое утро. Для государственных дел [он] не годится. Ныне у [Вас], великий государь, пост Сына Неба, а пристрастились [Вы] к мечу удальца. [Мне, Вашему] ничтожному слуге, стыдно за [Вас], великий государь! Царь повел [Чжуанцзы] за собой в зал, стольничий подавал кушанья, [но] все перемены царь трижды отсылал по кругу. - Доклад о мечах закончен, - заметил Чжуанцзы. - Посидите в тишине, великий государь, успокойте [свое] дыхание. После этого царь Прекрасный три месяца не покидал дворца, и все фехтовальщики, облачившись в траур, покончили с собой на своих местах. Глава 31 РЫБОЛОВ {1} Прогуливаясь по роще Черный полог {2}, Конфуций сел отдохнуть на возвышение [среди] абрикосов. Ученики заучивали предания, Конфуций пел, играя на цине. Не допел [песню] еще и до половины, как [некий] Рыболов, выйдя из лодки, (к ним] приблизился. Брови и борода - седые, волосы - распущенные, рукава свисали вниз. Поднявшись с берега на ровное место, [он] остановился, левой рукой оперся о колено, правой подпер щеку и стал слушать. [Когда же] песня закончилась, [он] подозвал Цзыгуна и Цзылу. Оба они подошли. Указав на Конфуция, гость спросил: - [Вот] тот, что за человек? - Благородный муж из царства Лу, - ответил Цзылу. - Из какого рода? - Из рода Кунов. - Чем занимается [человек] из рода Кунов? Цзылу промолчал, а Цзыгун ответил: - [Человек] из рода Кунов подчиняет свой характер преданности и доверию, вершит милосердие и справедливость, украшает обряды и музыку, отбирает правила отношений человека к человеку, чтобы были преданы властителю, высшему, чтобы улучшались отношения во всем народе, у низших. Все это принесет пользу Поднебесной. Вот чем занимается [человек] из рода Кунов. - Владеет ли благородный муж землей? - спросил снова [гость]. - Нет, - ответил Цзыгун. - Помогает правителю или царю? - Нет. Гость рассмеялся, повернулся и пошел, говоря: - Милосерден-то милосерден, но, пожалуй, самого себя не освободит. Утруждает сердце, изнуряет тело, подвергает опасности истинное в самом себе. Увы! Как далеко отошел он от учения! Цзыгун вернулся и доложил [обо всем] Конфуцию. Тот оттолкнул цинь, поднялся и сказал: - Не мудрец ли то был? - пошел вниз его искать и догнал на берегу озера. [Рыболов] как раз взялся за шест и выводил лодку, [когда], обернувшись, заметил Конфуция, возвратился к селению и остановился. Конфуций с благоговением отступил, двукратно поклонился и подошел [поближе]. - Чего ты ищешь? - спросил Рыболов. - Только что [Вы], Преждерожденный, не договорили и ушли, - сказал Конфуций. - [Я], Цю, [человек] негодный, еще не узнал, что [Вы] хотели сказать. [Я], ничтожный, ожидал [возможности Вам] покориться. К счастью, услышал, как [Вы] кашляли. Помогите [мне], Цю, поскорее! - Ах! - воскликнул Рыболов. - Как сильна у тебя любовь к учению! Конфуций двукратно поклонился и, поднимаясь, сказал: - [Я], Цю, учусь с детства и поныне, до шестидесяти девяти лет. Но слышать об истинном учении [мне] не доводилось. Разве осмелюсь не очистить [для этого] сердца? - Подобные по роду следуют друг за другом, подобные по голосу откликаются друг другу, - сказал Рыболов. - Таков естественный закон. Разреши мне объяснить, чем обладаю я, и чем занимаешься ты. То, чем ты занимаешься, дела людские: Сына Неба, царей, великих мужей, простолюдинов. Если каждый, [принадлежащий к] этим четырем [званиям], на своем месте, то правление прекрасное; но нет смуты больше той, [когда] они не отвечают [своим] постам. [Если] должностные лица исполняют свои обязанности, а люди заботятся о своих делах, то нет никаких беспорядков. Поэтому заросшие травой поля, дом без кровли, недостаток пищи и одежды, не внесенные в срок налоги, раздоры между женой и наложницей, несогласие между старыми и малыми, - таковы заботы простолюдина; небрежность и лень народа и подчиненных, опасение не справиться с обязанностями, не выполнить порученных дел, оказаться небезупречным в поступках, утратить заслуги и доброе имя, потерять ранг и жалованье, - таковы заботы великого мужа; мятежи влиятельных родов, отсутствие при дворе верных слуг, искусных ремесленников, недостаток красоты в дарах [Сыну Неба, боязнь оказаться] ниже других весной и осенью <комментарий Чэн Сюаньина: при заключении союзов между правителями; Лу Дэмина: на приемах у Сына Неба>, непокорным Сыну Неба, - таковы заботы царя; отсутствие гармонии между [силами] жара и холода, несвоевременное [наступление] тепла и мороза, вред, причиняемый ими всем вещам; смуты царей, споры из-за заслуг в походах, самоуправные захваты друг у друга, [когда] калечат людей, истощение богатств, непорядок в обрядах и музыке, ухудшение отношений между людьми, распутство и беспорядки в народе, - таковы заботы Сына Неба и [его] советников. Ныне же ты, не облеченный властью ни царя, ни сановника, не обладающий рангом великого слуги или его должностного лица, по собственному произволу украшаешь обряды и музыку, отбираешь правила отношений между людьми, чтобы улучшить [отношения] во всем народе. Не слишком ли много на себя берешь? Да притом людям присущи восемь пороков, а [тем, кто] служит, - четыре зла, которые нельзя не изучить. Делать то, что не поручено, называется превышением власти; выдвигать то, что не удостаивают вниманием - болтливостью; говорить, [лишь] с оглядкой на [чужое] мнение - угодливостью; хвалить, не разбирая где правда, где ложь - лестью; со страстью судить о чужих недостатках - поношением; отделиться от родных, отколоться от друзей - бунтом, восхвалять лживого, чтобы нанести удар по ненавистному, - злонамеренностью; хладнокровно допускать и доброе и злое без разбора, чтобы воровски овладеть желаемым, - коварством. Из-за этих восьми пороков поднимают смуту вовне, среди других, губят самого себя внутри, благородные мужи лишаются друзей, мудрые цари - слуг. Четыре зла [следующие]: питать пристрастие к важным делам, к переменам и изменениям обычного, долговременного, чтобы присвоить себе заслуги и славу, называется злоупотреблением; вершить дела лишь по собственному произволу, захватывать людей для собственных нужд - алчностью; не исправлять замеченных ошибок, усугублять их вопреки советам - высокомерием; не разбирая кто хорош, а кто плох, одобрять с тобой согласных, [не одобрять] с тобой несогласных, - самодурством. Таковы четыре зла. Сумел бы [ты] уничтожить эти восемь пороков, искоренить эти четыре зла, тогда и мог бы начать [свое] воспитание. Конфуций опечалился, вздохнул, двукратно поклонился и, поднимаясь, сказал: - [Меня], Цю, дважды изгоняли из Лу, [на меня] свалили дерево в Сун, [я] заметал следы [при бегстве] из Вэй, был осажден [между] Чэнь и Цай. Как же мог [я], Цю, четыре раза избежать позора, [если] не понимал, в чем [мои] ошибки? Рыболов, огорченный, изменился в лице и сказал: - Трудно, очень трудно тебя вразумить! [Вот] Боявшийся [своей] тени, [своих] следов от них уходил. Но как бы [он] ни спешил, тень от него не отставала, чем быстрее передвигал ноги, тем больше оставалось следов. Думая, что медлит, бежал без передышки [пока не] лишился сил и [не] умер. [Он] был также очень глуп: не ведал, что, останься [он] в темноте, и тень исчезнет, стой [он] на месте - и следов не будет. Ты почти не избежал того же во время своих размышлений о милосердии и справедливости, тождестве и различии, наблюдений за изменениями в движении и покое, за правилами вручения и получения, за упорядочением любви и ненависти, гармонией радости и гнева. [Начни] внимательно совершенствовать самого себя, тщательно хранить в себе истинное, возвращать другим все вещи, и не станет [у тебя] никаких тягот. Ныне же [ты] не достиг совершенства сам, а ищешь его у других. Разве это также не внешнее? Опечаленный Конфуций спросил: - Разрешите задать вопрос: что [Вы] называете истинным? - Истинное - высшая искренность, высшее чистосердечие. Без искренности, без чистосердечия нельзя взволновать других. Поэтому плач по принуждению не вызывает печали даже в скорби; гнев по принуждению не внушает страха даже перед великим; любовь по принуждению {3} не выражает согласия даже в улыбке. При истинной скорби не голосят, а печалятся; при истинном гневе не кричат, а внушают страх; при истинной любви и без улыбок царит согласие. При истинном внутри волнение проявляется и во внешнем - вот чем ценно истинное. Применяя истинное в отношениях между людьми, служении родным, становятся почтительными детьми и милостивыми родителями; в служении государю становятся преданными и прямыми; когда пьют вино, становятся радостными и веселыми; на похоронах - скорбными и печальными. Главное в преданности и прямоте - подвиг, главное на пиру - веселье, главное на похоронах - печаль, главное в служении родителям - своевременность. В красоте подвигов нет единообразия, в служении родителям нужна своевременность, а в чем - неважно. Вино пьют в радости, не выбирая чарок. В похоронах участвуют со скорбью, не распрашивая об обряде. Обряды созданы обычаями века, истинное же воспринято от природы, естественное нельзя изменить. Вначале мудрые уподоблялись природе, ценили истинное, не связывали себя обычаями. Глупые же, напротив, не способны уподобиться природе. [Они] печалились о людях, не умели ценить истинное, в [своих] хлопотах дошли до пошлости, поэтому-то [о них] и не стоит [говорить]. Как жаль, что ты давно уже погрузился в человеческое лицемерие и слишком поздно услышал о великом учении! Конфуций снова дважды поклонился и, вставая, сказал: - Ныне [я], Цю, удостоился встречи - счастья, подобного Небу! Не устыдитесь ли [Вы], Преждерожденный, [если] приближусь к Вам в одежде слуги, чтобы [Вы] лично обучали меня? Осмелюсь ли спросить, где [Ваше] жилище? Разрешите поскорее воспользоваться [Вашими] наставлениями и поскорее воспринять великое учение? - Можно идти вместе с тем, с кем достигнешь тончайшей [сущности] пути, но нельзя идти вместе с тем, кому этот путь неведом, - ответил Рыболов. - Я об этом слышал и остерегусь, чтоб не совершить ошибки. Ты старайся сам. Я же ухожу, я ухожу. - И [он] заработал шестом, удаляясь, а в тростниках [за лодкой] длинной лентой протянулся [след]. Янь Юань вернулся к повозке, Цзылу отдал [ему] возжи, но Конфуций не обернулся. Он осмелился взойти [на повозку] лишь после того, как стихли удары шеста и улеглись волны. [Стоя] рядом с повозкой, Цзылу спросил: - Чем заслужил такое Рыболов? [Я], Ю, давно уже служу [Вам], но никогда еще не видел, чтобы [Вы], учитель, отнеслись к человеку с таким благоговением. Властители тысячи колесниц, тьмы колесниц в своих дворцах всегда принимали [Вас], учитель, как равного, [Вы] же, учитель, сохраняли на церемониях свой гордый вид. Ныне [Вам] противостоял Рыболов с шестом, а [Вы], учитель, сгорбленный, словно цинь, гнули перед ним спину, с поклонами отвечая на каждое слово. Не чересчур ли это? Все [мы], ученики, удивляемся [Вам], учитель! Конфуций упал на перекладину повозки и, вздохнув, ответил: - Ах, трудно! Как трудно просветить [тебя], Ю! Давно уже [ты] погрузился в [изучение] обрядов и долга, а доныне не избавился от грубых мыслей. Подойди, я с тобой поговорю. Не уважить старшего при встрече, [значит допустить] ошибку в обряде; не почтить добродетельного при встрече, [значит] не проявить милосердия. [Даже если] это -не настоящий человек, его нельзя презирать. Презирающий людей не искренен и не обретает свое истинное, а поэтому постоянно губит самого себя. Как жаль! Не быть милосердным - нет беды большей, а она в тебе, Ю. Ведь путь - источник [всей] тьмы вещей. Теряя его, все умирает, обретая его, все живет. Тот, кто в делах ему противодействует - терпит поражение; тот, кто в делах с ним согласуется - добивается успеха. Поэтому мудрый почитает все, в чем присутствует путь. Нынешний же Рыболов, можно сказать, обладает путем. Посмел ли я его не почтить?! Глава 32 ЛЕ ЗАЩИТА РАЗБОЙНИКОВ Ле Защита Разбойников направился в Ци, [но] с полдороги вернулся и встретил Дядю Темнеющее Око. - Почему возвратился? - спросил Темнеющее Око. - Я испугался! - Чего же испугался? - Я ел в десяти харчевнях, и в пяти [мне] подавали раньше всех. - Пусть так. Но чего же тебе пугаться? - Чистота внутри еще не освободилась, а из тела просачивается [в виде] луча. Внешним воздействовать на сердца людей, чтобы они пренебрегали уважаемыми и старыми, - [значит] готовить себе беду. Ведь хозяин харчевни не имеет лишних доходов, продает лишь кашу да похлебку. Если так поступает тот, у кого прибыль скудная, а власть ничтожная, что же сделает властитель тьмы колесниц, который отдает все свои силы государству и все знания управлению? Поэтому-то я и испугался, что тот [царь] захочет поручить мне дела и [станет] ждать от меня заслуг. - Прекрасное наблюдение! - воскликнул Темнеющее Око. - [Но . если] ты останешься у себя, люди станут искать у тебя защиты. Вскоре [Темнеющее Око] пришел [к Лецзы] и у дверей увидел множество туфель. Обернувшись лицом к северу <как подчиненный> Темнеющее Око оперся подбородком о посох, нахмурился, и, постояв немного, молча вышел. Принимавший гостей доложил об этом Лецзы. Лецзы босой с туфлями в руках побежал [за Темнеющим Оком] и, догнав у ворот, спросил: - Поскольку [Вы], Преждерожденный, пришли, не дадите ли [мне] совета? - [Все] кончено! Я же предупреждал, что люди станут [искать] у тебя защиты. Это действительно так. Способный привлечь других, чтобы [стекались] к тебе, ты оказался неспособным помешать искать у тебя [защиты]. К чему это? [Стоит] результату разойтись с предвидением, и непременно получится огорчение. [Оно] бессмысленно и поколеблет твои способности. Никто из последователей [этого] тебе не скажет. Вся их мелкая болтовня - яд для человека. Без пробуждения, без сознания разве [помогут] созреванию друг друга? Искусный трудится, знающий печалится, неспособному же нек чему стремиться. Наевшись досыта, скитается в праздности, подобно отвязавшемуся в половодье челну, пустой движется по воле волн. Чжэнец Педант {1} [учился] в местности рода Одетых в Меха {2}, благоговейно повторяя [все] нараспев. [Через] три года стал конфуцианцем, и милости потекли [к нему] рекой на девять ли, благодеяния распространились на три рода. Младшему же брату [он] велел [стать] моистом. [Когда] пошли споры между конфуцианцами и монетами, отец Педанта помогал [Mo] Ди, и через десять лет Педант покончил с собой. Отец увидел Педанта во сне, и [тот] сказал: - Ведь это я велел Вашему [младшему] сыну [стать] моистом. Почему бы [Вам] не взглянуть на мою могилу и не убедиться, какие [над ней] могучие кипарисы? {3} То, что творит вещи, воздает человеку, но воздает не самому человеку, а его природе. Один <Педант>, конечно, принудил другого <брата>, но, чтобы презирать своего отца, человек [должен! считать себя выше других. [С тех пор] как подрались цисцы, которые пили воду из [одного] колодца, стали говорить: "В нынешнем мире все - Педанты". По этой-то причине и пользуется незнанием тот, кто обладает достоинством, а тем более тот, кто обладает путем. В старину это называлось: "избежать кары природы". Мудрый [обретает] покой в том, что дает покой; не [ищет] покоя в том, что не [дает] покоя. Дюжинный человек [ищет] покой в том, что не [дает] покоя; не [обретает] покоя в том, что [дает] покой. Чжуанцзы сказал: - Познать путь легко, не говорить [о нем] трудно. Познавать и не говорить - так достигнешь естественного. Познавать и говорить - так достигнешь человеческого. Древние люди обращались к естественному, а не к человеческому. Чжу Легкомысленный был учеником Урода Полезного {4}, [учился] убивать драконов {5}. Разорил [свою] семью, [обладавшую] тысячей золотом, и за три года овладел мастерством. Однако своему искусству [он] не нашел применения. Мудрый и необходимое не считает необходимостью, поэтому не обладает оружием. Дюжинный человек считает необходимостью и не необходимое, поэтому [обладает] многим [оружием]. Послушен оружию, поэтому и пускает его в ход при [своих] домогательствах. [Но] тот, кто полагается на оружие, гибнет. Мелкий человек в своих знаниях не выходит за пределы свертка с подарком и дощечки для письма. [Он] утруждает свой разум незначительными препятствиями, а хочет всемерно помогать пути и [всем] вещам и в великом единстве [с ними] очищать свое тело. Подобные ему, не зная первоначала, обременяя свое тело, блуждают во вселенной. Другой же, настоящий человек, обращается разумом к безначальному и сладко дремлет в небытии. [Он подобен] воде, которая течет без формы и, просачиваясь, обнаруживается в великой чистоте. Как печально! Ведь, обратив свои знания на кончик волоска, не познаешь великого покоя. Жил среди сунцев Цао Торгаш {6}. Отправил его сунский царь Послом в Цинь и дал [ему] с собой несколько колесниц. А Торгаш сумел угодить [циньскому] царю, и колесниц у него стала сотня. Вернувшись в Сун, [Торгаш] встретился с Чжуанцзы и стал над ним смеяться: - [Вы] живете в самом закоулке нищей деревеньки, от нужды плетете сандалии. У [меня], Торгаша, конечно нет ни такой длинной иссохшей шеи, ни такого пожелтевшего лица. Зато стоило мне вразумить властителя тьмы колесниц, и [за мной] последовала их сотня. - Уходи прочь! - ответил Чжуанцзы. - [Когда] циньский царь хворал, [он] звал лекарей. Тот [лекарь], что вскрыл чирей и удалил легкую опухоль, получил одну повозку; тот, что вылизал геморрой - пять повозок. Чем ниже способ лечения, тем выше награда {7}. Как же ты лечил его геморрой, что заслужил столько колесниц? Луский царь Айгун спросил у Яня Врата Бытия: - Будет ли лучше в царстве при Конфуции? Я считаю его даровитым деятелем. - [Он] опасен! [Быть] беде! - ответил Янь Врата Бытия. - Конфуций разрисовывает даже фазаньи перья. Занимаясь лишь цветистыми речами, выдает побочное за главное, Терпеливо поучает народ, не зная [его] и [ему] не доверяя. Воспринимая [лишь свои] мысли, управляя [лишь своим] умом, разве достоин [он] стоять над народом? Считать его пригодным, кормить [его] можно лишь по ошибке. [Он] ныне велит народу уйти от сущности, учиться лицемерию - это не то, чему следует поучать народ. Лучше от этого отказаться, [а не то] трудно будет управлять, достанется забот и последующим поколениям. Раздавать так, чтобы [о даяниях] не забывали, [это] не [похоже на] даяния природы. Купцов оседлых и странствующих не разделяют по рангам. Хотя дела их различны, [но] мудрые отнюдь не разделяют [их] по рангам. [Орудия] внешних пыток - металл и дерево {8}. [Орудия] внутренних пыток - действия и ошибки. Малый люд, подвергшийся внешней пытке, допрашивают металл и дерево; подвергшихся внутренней пытке грызут [силы] жара и холода. Ведь избежать пытки и внешней, и внутренней способен лишь настоящий человек. Конфуций сказал: - Познать каждое человеческое сердце труднее, чем природу, оно опаснее, чем горы и реки. У природы есть сроки весны и осени, зимы и лета, утра и вечера. У человека же лицо непроницаемо, чувства [таятся] глубоко. Бывает с виду добрый, но алчный; бывает одаренный, похожий на никчемного; бывает нетерпеливый, но проницательный; бывает [внешне] решительный, а [внутренне] медлительный; бывает [внешне] нерешительный, а [внутренне] вспыльчивый; поэтому-то и случается, что стремятся во имя долга пожертвовать собой, будто охваченные жаждой, но и отступают от долга, будто опаленные жаром. Поэтому-то государь посылает человека далеко, чтобы проверить его преданность; посылает близко, чтобы проверить его почтительность; дает сложные поручения, чтобы проверить его способности; задает вопросы внезапно, чтобы проверить его сообразительность; назначает кратчайший срок [исполнения], чтобы проверить, [насколько можно] ему доверять; вверяет ему богатство, чтобы посмотреть, [насколько] он милосерден; сообщает ему об опасности, чтобы посмотреть, [насколько] он верен долгу; поит его допьяна, чтобы посмотреть, [куда] он склонится; сажает его в смешанные <вместе с женщинами> ряды, чтобы посмотреть, [насколько] он целомудрен. В этих девяти испытаниях и обнаруживают человека негодного. Покойный Отец Правильный {9} при первом указе [о возведении в ранг] пригибался, при втором указе горбился, при третьем указе клонился до земли и уползал вдоль стены. Кто посмел бы не счесть [его] за образец! А есть и такие мужи: при первом указе [становятся] надменными, при втором - красуются на колеснице, при третьем - [начинают] звать всех старших по имени. Кого же из них уподобишь Высочайшему и Никого не Стесняющему? Нет разбойника хуже того [человека], чьи достоинства искусственные, чье сердце обладает [выражением, как] ресницы. [Если выраженное] его ресницами сопоставить с [его] внутренним, то рассмотрение [его] внутреннего нанесет [ему] поражение. Злых свойств - пять. Основное - считать главными [собственные] достоинства. Что это означает? Это означает - превозносить собственные достоинства и порицать тех, кто поступает по-иному. Бедствия вызывают восемь крайностей, успех приносят три необходимости, тело вмещает шесть внутренних органов. Красота, [длинная] борода, высокий рост, крепкое телосложение, цветущий вид, величие, смелость и решительность - это восемь крайностей. При превосходстве над другими [они] служат причиной бедствий. Покорность, уступчивость, опасение [оказаться] хуже других - эти три необходимости приносят успех. Сообразительность проникает во внешнее, смелые поступки [вызывают] большие обиды; милосердие и справедливость [вызывают] многие укоры. Кто проник в [сущность] жизни - велик; кто проник в знания - незначителен; постигший большую жизнь <природу> следует [за главным]; постигший малую жизнь <отдельного человека, свою собственную> следует за случайным. Некто [удостоился] приема у сунского царя, был пожалован десятью колесницами и стал хвастаться своими десятью колесницами перед Чжуанцзы. Чжуанцзы же сказал: - У Реки жила бедная семья, которая кормилась тем, что плела [вещи] из полыни. [И вот] юноша из этой семьи нырнул в пучину и достал жемчужину [ценой] в тысячу золотом. - Разбей ее камнем! - велел ему отец. - Ведь жемчужина в тысячу золотом хранится под челюстью у Черного Дракона в Девятой Пучине. Ты достал ее лишь потому, что он спал. А проснется Черный Дракон и [сожрет] тебя без остатка! Ныне [омут] в царстве Сун поглубже Девятой Пучины, а сунский царь пострашнее Черного Дракона. Ты раздобыл колесницы лишь потому, что он спал. А проснется сунский царь и сотрет тебя в порошок! Некто звал Чжуанцзы [к себе] на службу. Чжуанцзы так ответил его посланцу: - Видели вы жертвенного быка? [Как] наряжают [его] в узорчатые ткани, [как] кормят травой и бобами! Но вот его поведут, и [он] вступит в храм предков. Сможет ли он [снова] стать вольным теленком, как бы [ему этого] не хотелось?! Чжуанцзы лежал при смерти {10}, и ученики собирались устроить ему пышные похороны. Но Чжуанцзы воспротивился: - К чему все это? Я считаю землю своим гробом, небо - саркофагом, солнце и луну - нефритовыми кружками, планеты и звезды - мелким жемчугом, а [всю] тьму существ - своими провожатыми. Разве мои похороны не будут совершенными? - Мы боимся, - ответили ученики, - что [Вас], учитель, склюют вороны и коршуны. - На земле, - сказал Чжуанцзы, - [я] пойду на пищу воронам и коршунам, под землей - муравьям. Отнимите у одних, отдадите другим. За что же муравьям такое предпочтение?! [Если] выравнивать с помощью неровного, то и ровное станет неровным. [Если] доказывать с помощью недоказанного, то и доказанное станет недоказанным. Знающий действует [на других] только своими знаниями. Прозорливость подтверждается [естественными законами]. Ведь давно уже [известно] что знающему далеко до прозорливого. Но разве не печально, что глупцы, опираясь лишь на виденное ими самими, несут [это] людям? Их успехи только во внешнем. Глава 33 КАК УПРАВЛЯТЬ ПОДНЕБЕСНОЙ Учений как управлять Поднебесной много, но ни одно из них нельзя применить, оттого что они деятельны. Где же в действительности так называемое учение древних? Отвечу - "повсюду". На вопросы - "Откуда появляется прозорливый? Откуда появляется умный?" - [отвечу]: "Источник рождения мудрого, формирования государя - один". Не отделяющегося от рода называют естественным человеком, не отделяющегося от тончайшего семени называют прозорливым человеком, не отделяющегося от истинного называют настоящим человеком. Того, кто [своим] родом считает природу, корнем - основные свойства, воротами - путь, началом же - развитие, называют мудрым человеком. А тот, кто считает милосердие наградой, справедливость - правилом, обряды - поведением, музыку - гармонией, от кого пахнет благими делами и милосердием, называется благородным мужем. Те, кто разделяет с помощью устоев, берут за образец имена <славу>, считают обучение свидетельством, а сопоставление - решением, они считают [всего лишь] до четырех. Так вот [все] сто должностных лиц общаются друг с другом по старшинству. Обычным [они] считают дела, главным - пищу и одежду; естественным законом народа - размножение, собирание и накопление для прокормления всех - старых и малых, сирых и вдовых. Разве этого не было в изобилии у людей древности? Равные прозорливому по разуму, будучи безыскусственными, [как] природа, взращивали тьму существ, гармонировали со [всей] Поднебесной, и [ее] даяния распространялись на [все] сто семейств. Понимая исходные числа, соединяли [их] и с конечным мерилом. Шесть стран света, четыре времени года, малое и великое, грубое и тонкое - движение, которое существует повсюду. [Все это] они понимали и неоднократно повторяли. Есть еще много хронистов, передающих старые устои от поколения к поколению. Те [устои, что содержатся] в песнях и преданиях, обрядах и музыке, способны понимать многие из мужей в Цзоу и Лу {1} - Преждерожденных в широких поясах с табличками. [Они] используют песни, предания, обряды, чтобы говорить о стремлениях, о событиях, о поведении; [они] используют музыку, гадательные знаки, хронику "Весна и осень", чтобы говорить о гармонии, о жаре и холоде, о разделении по именам <знатности>. Сколько-то их рассеялось по [всей] Поднебесной, [они] утвердились в Срединных царствах. В учениях ста школ их иногда хвалят и о них говорят. [С тех пор как] в Поднебесной началась великая смута, утратилась ясность достойных и мудрых, не стало единства в [понимании] пути и основных свойств, многие пришли к пристрастности во имя самовосхваления. Так, уши, глаза, нос, рот - каждый [из этих органов] что-то воспринимает, но [они] не способны общаться друг с другом. То же и во всех искусствах, в ста школах, - у каждой есть какие-то достоинства, которые иногда следует использовать. Но крайне пристрастные мужи, не обладающие ни проницательностью, ни кругозором, берутся судить о красоте природы, объяснять законы тьмы вещей, целостность древних людей. [У них] не хватает способностей для того, чтобы охватить красоту природы, оценить проницательных и умных. По этой-то причине путь внутренний - мудрых и внешний - царей становился скрытым и неясным, приходил в застой и не проявлялся. Каждый в Поднебесной принимал то, что ему нравилось за собственное учение. Как печально! Ведь [все] сто школ уходили, но не возвращались и, конечно, не объединялись. Учащиеся же последующих поколений, к несчастью, не увидели безыскусственности природы, высшей сущности древних, и тогда в учении Поднебесной произошел раскол. В учение древних входили такие [положения]: чтобы быть готовыми к неожиданным бедствиям, исправлять [все] по плотничьему правилу и [с помощью] туши, не [приучать] молодое поколение к роскоши, к расточительству, к блеску в числах и установлениях. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Mo Ди и Цинь Гули, но стали проводить их чрезмерно строго. Назвав это бережливостью, они провозгласили отказ от музыки, [чтобы] живые перестали петь, мертвых перестали одевать. Моцзы [учил] всеобщей! любви и пользе, а также отрицанию войны. Не допуская гнева, его учение требовало любви к обучению, привлечения сторонников; но не было тождественным [учению] ранних государей и разрушало обряды и музыку древних. При Желтом Предке была песня "Восход солнца", при Высочайшем - "Великое уложение", при Ограждающем - "Великое цветение", при Молодом Драконе - "Великое лето", при Испытующем - "Великий разлив", при царе Прекрасном - "Согласие в каре", царь Воинственный с Чжоугуном создали "Воителя" {2}. В древнем похоронном обряде был ритуал для благородных и для презренных, были ранги для высших и низших: гроб внутренний и саркофаг для Сына Неба - семикратной толщины, для правителей царств - пятикратной, для великих мужей - троекратной, для мужей - двойной толщины. Ныне только один Моцзы [учит], чтобы живые перестали петь, мертвых перестали одевать, чтобы, как правило, стали делать гробы и дриандры толщиной в три цуня, без саркофага; Учить этому людей [значит], пожалуй, их не любить, действовать, так самому - [значит], конечно, не любить самого себя. Учение Моцзы еще не потерпело поражения, но разве достойно [человеческой] природы осуждать пение, когда поют, осуждать плач, когда плачут; осуждать радость, когда радуются. Жизнь Моцзы прошла в тяжелом труде, похороны его были бедными, учение его очень жестокое. [Оно] велит людям печалиться, горевать, его трудно осуществить и, боюсь, нельзя считать учением мудрого. [Оно] противоречит сердцам Поднебесной и для Поднебесной невыносимо. Хотя сам Моцзы мог его выполнять, но что было делать с Поднебесной? [Оно] отделилось от [всей] Поднебесной и далеко ушло от [учения древних] государей. Восхваляя свое учение, Моцзы говорил: - В старину Молодой Дракон преградил [путь] потопу, проложил русла рек и потоков, открыл [дороги] во [все] девять областей и ко [всем] четырем [странам] варваров. На трехстах знаменитых горах <реках> {3}, трех тысячах притоках, малых же речках без числа Молодой Дракон сам брал в руки мешки и лопату, смешивал [воды для стока] в девять рек Поднебесной. [У него] стерлись волоски на икрах и пушок на голенях {4}. Умывал [его] проливной дождь, причесывал быстрый ветер. [Он] учредил тьму царств. Молодой Дракон был великий мудрец, а так утруждал себя ради Поднебесной. Поэтому монеты следующих поколений одевались большей частью в шкуры и платье из грубого сукна, носили деревянные сандалии или плетеные из соломы, не отдыхали ни днем, ни ночью и считали высшим [благом] тяжкий труд. [Они] говорили: "[Тот, кто] на это не способен, отрицает путь Молодого Дракона и недостоин называться моистом". Ученики Сянли Циня - слуги пяти правителей. Южные моисты, такие как Гу Ху, Цзи Чи, Дэнлинцзы {5}, все распевали основу [учения] Mo {6}, но каждый по-своему обманывал вдвойне, называли же друг друга отдельной [ветвью] моистов. Они поносили друг друга в спорах о том, что такое "твердость" и "белизна" {7}, что такое "тождество" и "различие" {8}, отвечали друг другу речами о различии между единичным и парным {9}. Наиболее выдающийся считался мудрецом, и все стремились сделать его Покойником <главой> в надежде на преемство в следующем поколении. Это не прекратилось и поныне. Замыслы Mo Ди и Цинь Гули были истинными, а поступки - ложными. [Они] повели к тому, что монеты последующих поколений лишь состязались друг с другом, изнуряя себя в труде [до тех пор, пока] не стирались волоски на икрах и пушок на голенях. В смуте [они] первые, в управлении - последние. Несмотря на это, [сам] Моцзы воистину лучший из [людей] Поднебесной, и [другого] такого не найти. Пусть иссох, как сухое дерево, [от него] нельзя отказаться, [он] действительно талантливый муж. В учение древних входили такие [положения]: не отягощать себя обычаями, не приукрашиваться перед другими, не относиться нечестно к людям, не приносить вреда народу, желать Поднебесной мира и покоя, чтобы оживить жизнь народа, чтобы [все] ограничивались питанием, достаточным и для себя и для других, и этим очистили сердце. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Сун Цзянь и Инь Вэнь {10}. Отличительным знаком они выбрали для себя шапку [в форме] Хуа-горы {11}. Воспринимая [всю] тьму вещей, начинали со снисходительности к отличавшимся [от них], говорили о терпимости и назвали это движением сердца. [Пытались] гармонией соединить в радости и привести в согласие [всех] среди морей. Стремились [к этому] и просили принять эту идею как главную. Встречаясь с оскорблениями, но не считая [их] позором, [они стремились] спасти народ от борьбы, запретить нападения, отложить оружие, спасти [своих] современников от войн. С этим обходили [они] всю Поднебесную, убеждая высших и поучая низших. Хотя в Поднебесной [их учения] не принимали, они непрестанно на нем настаивали, поэтому [о них] говорили: "Настойчиво [добиваются] встреч, хотя [всем] сверху донизу надоели". Несмотря на это, они добивались для людей слишком многого, для себя же делали слишком мало. Говорили: "Стремимся и просим твердо установить питание в пять шэн [зерна, этого] достаточно. Преждерожденные, пожалуй, не будут сыты, а ученики, даже голодные, не забудут о [заботе] Поднебесной". Днем и ночью без отдыха твердили: "Должны же мы обрести возможность жить! Необходимо гордиться мужами, спасающими [свое] поколение!". Говорили: "Государь не должен сурово взыскивать, не должен присваивать себе чужого, считать ниже себя по уму тех, кого признают бесполезными для Поднебесной". В большом и малом, грубом и тонком их учение ограничивалось тем, что во внешнем [они требовали] запретить нападения, отложить оружие, а во внутреннем - умерить желания и страсти. В учение древних входили такие [положения]: быть справедливым и беспристрастным, ровным и бескорыстным, решительным,, но без предвзятости; следовать за другими, но без измены; не оглядываться с опаской, не хитрить со знаниями; отправляться, вместе со всеми, никому не отдавая предпочтения. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Пэн Мэн, Тянь Пянь и Шэнь. Дао {12}. Главным [они] признали равенство [всей] тьмы вещей. Говорили: "Небо способно покрывать их [сверху], но не способно поддерживать их снизу; земля способна поддерживать их снизу, но не способна покрывать их сверху {13}. Великий путь способен их вмещать, но не способен их различать". [Они] знали, что для [каждой из] тьмы вещей есть возможное, есть и невозможное, поэтому говорили: "При выборе нет всеобщего, обучение не [каждого]; достигает, [лишь] путь [объемлет все] без остатка". По этой причине Шэнь Дао отбросил знания, отказался от самого себя и действовал лишь по принуждению. [Он] считал естественным законом очищение от вещей и равнодушие. Говорил: "Знание - это незнание, даже незначительные знания приближают к опасности". Стыдил безнравственных, не служил, но высмеивал [тех, кто] почитал достойных в Поднебесной; свободный, необузданный, [он] не действовал, но порицал великих мудрецов Поднебесной. То молотком, то рукой [он] сглаживал шероховатости и вместе с другими приспосабливался [к обстоятельствам]. Отбрасывал и истинное и ложное, лишь бы избежать [затруднений]. Не изучал ни [людских] знаний, ни забот, не ведал ни прошедшего, ни будущего и лишь величественно возвышался. Действовал, лишь когда толкали; шел, лишь когда тащили; крутился, подобно вихрю, кружился, подобно перышку {14}, вращался подобно жернову. Почему же [он] оставался целостным, не встречая порицания, не делая ошибок ни в движении, ни в покое, никогда не совершая преступлений? Потому что [подобно] вещи, не обладающей знаниями, не ведал беды самоутверждения, не отягощал себя применением знаний, не отходил от естественных законов ни в движении, ни в покое; поэтому-то за всю жизнь так и не прославился. Поэтому говорил: "Высшее лишь в том, чтобы уподобиться вещи, не обладающей знаниями, не использовать ни достойных, ни мудрых. Ведь [любой] ком земли не утратит пути". Удальцы между собой его высмеивали: "Не достойно ли удивления учение Шэнь Дао? [В нем] поведение не живого человека, а мертвого!" Таково же и [учение] Тянь Пяня. [Он] удостоился перенять у Пэн Мэна [учение] без поучений. Наставляя, Пын Мэн говорил: "Даосы древности пришли лишь к тому [выводу], что нет ни истинного, ни неистинного". [Его наставления подобны] шуму встречного ветра, как же можно [о них] говорить? [Он] всегда противоречит людям, но не встречает внимания и неизбежно сглаживает шероховатости. То, что он называет учением, не [настоящее] учение; в истине, о которой [он] говорит, неизбежно [есть] ложь. Пын Мэн, Тянь Пянь и Шэнь Дао не знали учения, хотя, в общем о нем и слышали. В учение древних входили такие [положения]: считать основой мельчайшее [семя], а вещью - крупное; считать накопление недостатком, жить безмятежно, в одиночестве, с ясным разумом. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Страж Границы и Лаоцзы. [Они] построили учение на постоянстве бытия и небытия с главным - великим единством. [Учили] во внешнем - быть терпеливым, мягким, уступчивым, в сущности <во внутреннем> - пустым [чистым], не разрушать [ни одной из] тьмы вещей. Страж Границы сказал: "[Телесные] формы и вещи сами показываются [тому, кто] на самом себе не останавливается. Его движения подобны [течению] воды, его покой подобен зеркалу, его ответ подобен эху. Туманный, будто отсутствует; тихий, будто прозрачен, уподобляясь [вещам], гармоничен, приобретая [вещи], несет урон. Никогда не опережая других, всегда следует за другими". Лаоцзы сказал: "[Кто] сознавая свою мужественность, соблюдает женственность, становится для Поднебесной [главным] руслом. [Кто], сознавая свою чистоту, соблюдает стыдливость, становится для Поднебесной долиной. Все предпочитают быть первыми, лишь он предпочитает быть последним". [И еще] сказал: "[Он] принимает на себя унижение Поднебесной. Все предпочитают полноту, только он предпочитает пустоту; не накапливает, поэтому обладает избытком. Обладая избытком, высится одинокий. В поведении нетороплив и потерь не несет, [держится] недеяния и высмеивает ловкость [других]. Все домогаются счастья, и лишь он [видит] целостность несовершенного" [И еще] сказал: "Лишь бы избежать беды. Считать глубокое корнем, умеренность правилом". [И еще] сказал: "Твердое ломается, острое тупится. [Он] всегда великодушен к вещам, ничего не отнимает у других. Вот что можно назвать высшим совершенством" {15}. Да! Воистину настоящими людьми среди древних были великие Страж Границы и Лаоцзы! В учение древних входили такие [положения]: о туманном, обширном, не обладающем [телесной] формой; об изменениях, о развитии, не обладающих постоянством. Объединяются ли жизнь и смерть с небом и землей? Уходят ли душа и разум? Почему же? Неясно! Куда же? Туманно! [Всю] тьму вещей [оно] охватывает сетью, нечего (и говорить], что все к нему возвращается. Услышав такие наставления, обрадовался Чжуан Чжоу. В безрассудных речах, в небылицах, в выражениях, бесконечных и беспредельных, всегда необузданный, но не пристрастный, [он] рассматривал учение не с одной единственной точки зрения. Считая, что Поднебесная погрязла в пороках, не мог говорить прямо. С помощью речей, [как вина] из чарки, развивал [мысли] беспредельно, с помощью речей почитаемых подтверждал истинность, с помощью притч расширял [замысел]. В одиночестве общался разумом со вселенной, но не отделял себя в гордости от [всей] тьмы вещей, не отвергал {чужой} истины или не истины, чтобы найти себе место среди пошлости современников. Хотя записи его [речей] - редкая драгоценность, и, [внимая им], все время отбивают такт, (они] не приносят вреда. Хотя выражения у него неровные, странные, но внимания заслуживают. Полнота сущности у него неисчерпаема. Наверху он странствует вместе с тем, что создает вещи, а внизу дружит с теми, для кого ни жизнь, ни смерть не составляют ни начала, ни конца. [В понимании] основы он необъятен и открывает новое - глубоко, огромно, необузданно. [В отношении] основы <дао> он, можно сказать, многое привел в порядок и достиг высшей проницательности. Несмотря на то что следовал развитию и освобождался от вещей, его учение безгранично и не отклонилось от своих истоков. [Оно] глубоко, непостижимо, неисчерпаемо. Творящий Благо очень разносторонен. Записей речей {16} у него пять повозок. Его учение противоречиво. Его слова не попадают в цель. Перечисляя значение вещей, сказал: "У самой большой нет внешнего, назовем ее великим единством; у самой малой нет внутреннего, назовем ее малым единством. Не обладающее толщиной {17} нельзя нагромоздить, а заполняет [оно] тысячи ли. Небо вместе с землей - низкое, горы вместе с болотами - ровные: Солнце в зените - в то же время на закате; рождение вещи - в то же время [ее] смерть. Тождество в большом отличается от тождества в малом, это назовем малым тождеством и [малым] различием. [Вся] тьма вещей и тождественна и различна, это назовем большим тождеством и [большим] различием. Южная сторона и предельна и беспредельна. Направился в Юэ сегодня, а пришел [в Юэ] вчера. Соединенные кольца можно разнять. Я знаю, [где] центр Поднебесной: к северу от Янь, к югу от Юэ. [Тот, кто], любовью охватывает [всю] тьму вещей, [составляет] единое целое с природой". Такими изречениями {18} Творящий Благо привлек в Поднебесной общее внимание и стал известным оратором. Ораторы Поднебесной стали ими наслаждаться. Вместе с Творящим Благо ораторы отвечали друг другу подобными [софизмами]: "В яйце есть перья"; "у курицы три ноги"; "[город] Ин владеет Поднебесной"; "пес мог стать бараном"; "у лошади есть яйцо"; "у лягушки есть хвост"; "огонь не горячий"; "у горы есть рот"; "колесо не давит на землю"; "глаза не видят"; "свойства беспредельны, вещи неисчерпаемы"; "черепаха длиннее змеи"; "наугольник не квадратный"; "циркуль не может быть круглым"; "паз не окружает клина"; "тень летящей птицы не движется"; "в полете стрелы с наконечником есть мгновенье, [когда она] не движется и не покоится"; "кобель не пес"; "гнедой конь и вороной бык [вместе составляют] три"; "белый пес черен", "у жеребенка-сироты никогда не было матери". "Если ежедневно делить пополам палку [длиною] в один чи, не закончить и через тьму поколений". [Подобных софизмов] не исчерпать и за целую жизнь. Хуань Туань {19} и Гунсунь Лун {20} - последователи софистов. [Они] приукрашивали сердца людей, изменяли их мысли. Были способны победить уста, но не способны покорить сердца. (Таков] замкнутый круг софистов. С помощью таких знаний Творящий Благо ежедневно спорил с другими и вызывал особое удивление у софистов Поднебесной. Такова была его основа. Однако сам Творящий Благо считал свою болтовню наивысшим достоинством {21} и говорил: "Разве во вселенной [найдется] мне равный!" Творящий Благо остался сильнейшим, а учения от него не осталось. Жил на юге чудак, которого звали Хуан Связанный {22}. [Он] спросил: "Почему небо не падает, земля не проваливается? Каковы причины [появления] ветра, дождя и грома?" Творящий Благо [ему] отвечал, не отказываясь, давал ответ без размышлений. Изложил все учение о тьме вещей, говорил без передышки, все длиннее, без конца и, будто этого было мало, все добавлял и добавлял, лишь бы [вызвать] удивление. [Он] считал главным опровергать других, желая приобрести славу победителя. Вот по этой-то причине и не подходил для народа. [Он был] слаб во [внутренних] свойствах, силен во [внешних] вещах, [шел] окольными путями. Если оценить способности Творящего Благо с точки зрения пути природы, то (они] уподобятся лишь труду комара или москита. Мог ли он принести вещам пользу? [Он] мог еще пригодиться для [какого-нибудь] одного [дела, но] разве приближался [к тому, чтобы] еще больше ценить путь? [Нет!] Творящий Благо не был способен на нем успокоиться. [Он] растрачивал себя без устали на [всю] тьму вещей и в конце концов заслужил славу прекрасного оратора. Как жаль, что Творящий Благо при таком большом таланте ничего не создал. Увы! В погоне за [всей] тьмой вещей не вернулся [к учению], своим голосом будил лишь эхо, состязался в беге [лишь] с собственной тенью. КОММЕНТАРИИ  ГЛАВА 1  1 О разногласиях в толковании этого сказочного образа см. Предисловие, прим. 24. 2 Сыма Бяо (III-IV вв.) считает Ци Се фамилией и именем, лянский Цзяньвэньди - названием книги. 3 В Китае до 1911 г. был принят лунный календарь. 4 Сыма и Чэнь Сюаньин говорят о жарких парах на болоте весной, движение которых уподобляется "диким копям". 5 Здесь рациональное познание противопоставляется конкретно-чувственному в гиперболическом контрасте образов: гигантской птицы (Феникса), взирающей на мир с огромной высоты, и малых существ (Цикады и Горлицы), почти не способных оторваться от земли. 6 Сунца Мужа Чести (Юнцзы) отождествляли с философом Сун Цзянем, см. гл. 33, стр. 317. (Wilhelm, Dschuang Dsi, S. XVIII). Ср. "Хань Фэйцзы", цз. 50, V, 357. 7 Шесть явлений - жар и холод, ветер и дождь, пасмурная погода и ясная. 8 Для познания природы (т. е. объективного мира) даосские философы требовали отказа от собственного "я" (т. е. всего субъективного). 9 Покойник (Ши) - внук или другой родственник, одетый в костюм умершего, исполнял его роль на похоронах, во время жертвоприношений, при провозглашении преемника умершего и в других обрядах. Покойник был первым и ведущим артистом в раннем действе - зачатке театрального зрелища. - 10 Этот герой выступает и как человек (стр. 170, 245) - современник Суньшу Гордого (VII-VI вв. до н. э.), и как дух горы (стр. 164). 11 Лянь Шу - известен лишь по данному фрагменту. 12 Лу Дэмин и Чэн Сюаньин пытаются отождествить Встречающего Колесницы (Цзеюй) с отшельником Лу Туном, отказавшимся служить чускому царю. В других эпизодах (см. стр. 155-156, 170; "Изречения", гл. 18, I, 390), он похож на юродивого, называется Чуским безумцем и выступает с темными, пророческими речами. Трактовку безумия у даосов см. стр. 73-74, 245-247. 13 Здесь явно выражено признание Чжуанцзы необходимости чувственного познания (см. также стр. 168, 268, 283). 14 Не изучая чужих обычаев, нельзя даже торговать: сунец из Срединных царств Китая, где мужчины носили длинные волосы, перевязывая их шнурком, сворачивая и закрепляя шляпой, не знал, что коротковолосым юэсцам такая, сложная прическа была чуждой. 15 Учитель Высочайшего - Никого не Стесняющий (Сюй Ю), учитель Сюй Ю - Беззубый (Не Цюэ), учитель Беззубого-Наставник Юных (Ван Ни) и учитель Ван Ни - В Тростниковом Плаще (Пи И или Пу И), см. стр. 189. 16 Творящий Благо (Хойцзы, Хой Ши)- IV в. до н. э., принадлежал к школе логиков-софистов (минцзя), постоянный участник споров с Чжуанцзы, см. также стр. 320-321. 17 Дань - мера объема, около 100 л. 18 Фрагмент о субъективном понимании полезного, см. такжестр. 232-233, 280. ГЛАВА 2  1 Владеющий Своими Чувствами, Странник Красоты Совершенной см. также стр. 154, 265, 283. Несмотря на некоторое расхождение в именах (Наньго Цзыци - Наньбо Цзыци, Яньчэн Цзыю - Яньчэнцзы) комментарий устанавливает, что это одни и те же герои. 2 Варианты см. стр. 59, 256, 265-266. Даосское образное обозначение отказа от всего субъективного для познания объекта - природы, ее законов, в данном случае причины возникновения ветра (ср. с одой Сун Юя "Ветер", - В. М. Алексеев, Китайская классическая проза). 3 Устройство музыкального инструмента объясняется как подражание ветру, явлению природы (см. также стр. 230-231, гл. 19, прим. 8). 4 В утверждении саморазвития всех вещей содержится отрицание "воли . Неба". 6 См. Предисловие, стр. 20-21. 6 Здесь заметна попытка выразить единство объективного и субъективного - субъективное осознается лишь в сопоставлении с объективным. 7 Размышляя над строением человеческого тела, Чжуанцзы отказывается определить, что в нем второстепенное (слуги), что главное (государь), и, наконец, отрицает бессмертие (душа превращается в прах вместе с телом). 8 Одно из положений Хойцзы, с которым полемизирует Чжуанцзы (см. также стр. 320-321). 9 Чжуанцзы признает возможность выразить речью все многообразие объективного мира, но отрицает роль красноречия, которое затемняет содержание. 10 Дословно "этот" и "тот" - местоимения, которые по-русски не ассоциируются с данной проблемой - относительности объективного и субъективного возможности познания противоположностей лишь в единстве (например, "я" в сравнении с "не я", смерти - с жизнью и т. д.). 11 Чжуанцзы полемизирует с положениями моистов ("белый конь - не конь" и др.). 12 Си Ши - ставшее нарицательным имя знаменитой красавицы (начало V в. до н. э.). Подаренная юэсским царем царю У, она сыграла немалую роль в разгроме последнего. 13 Признание постепенного познания мира (повторение этих положений см. стр. 258). 14 Чжао Прекрасный (Вэнь) - легендарный музыкант. Чэн Сюаньин поясняет, что Чжао бросил играть на цине, убедившись в своем пристрастном отношении то к одному, то к другому тону, что было несовместимо с целостностью дао. 15 Положения моистов, с которыми полемизирует Чжуанцзы (см. также стр. 161, "317;. 16 Вариант космогонии Лецзы (ср. стр. 143). 17 Шесть стран света - восток, запад, юг и север вместе с зенитом и надиром. 18 Возможно, здесь подразумевается эпоха, охватываемая хроникой Лу {723-481 гг. до н. э.) или других царств, которые также назывались "Весна л осень". 19 "Встал лицом к югу" - взошел на трон, стал царем. 20 Цзун, Гуй и Сюйао - племена, которые позже завоевал Высочайший {см. также стр. 149). 21 Здесь дается вариант мифа о десяти солнцах, ср. "Хуайнаньцзы": "Во времена Высочайшего сразу взошли десять солнц, спалили [все] злаки, иссушили [все] растения... Охотник по приказу Высочайшего... поразил [девять] из десяти солнц..." ("Хуайнаньцзы", цз. 8, VII, 117-118). 22 Первая - наложница царя Юэ (начало V в. до н. э.), вторая - наложница царя Цзинь (VII в. до н. э.), имена их стали нарицательными. Значение фрагмента: иллюстрация к положению об относительности субъективного восприятия действительности (см. также притчу о морской птице в Лу, стр. 224, 232). 23 "Река и Хань" - реки Хуанхэ и Ханьшуй. 24 Комментарий говорит о первом герое как об ученике Конфуция, но прозвище в даосском стиле (Зоркий, как у птицы, взгляд, Цюй Цяоцзы) свидетельствует о его переходе к даосам; прозвание второго - Высокий Платан (Чан Уцзы) обычно для даосов: настолько познал природу, что стал ей подобен (см. также стр. 273). 25 Здесь речь идет о Конфуции. 26 Данный фрагмент в более пространном варианте см. стр. 284. В нем - попытка поставить проблему всеобщей зависимости явлений объективного мира. Поскольку причина движения тени солнечных часов была известна, причудливые объяснения ее (зависимость от "чешуи змеи..."), вызывались, видимо, полемическими целями. 27 Данный фрагмент без заключительной фразы используется для доказательства "мистицизма" Чжуанцзы, см. Предисловие, стр. 20-21, прим. 79. ГЛАВА 3  1 Признание возможности познания объективной истины, которое не позволяет относить Чжуанцзы к релятивистам, как это делают некоторые ученые (см. также стр. 269-270, 274, Предисловие, стр. 26, прим. 100). 2 Прекрасномилостивый (Вэньхой) - комментаторы отождествляют его с царем Милостивым (Хойваном), который правил в Л ян г 370 по 335 г. до н э. 3 Сведений о содержании упоминаемых произведений, не вошедших в "Книгу песен", не сохранилось. 4 Здесь представлена попытка Чжуанцзы объяснить процесс познания как переход от чувственных наблюдений к рациональному обобщению (ср. "Лецзы", стр. 94-95, гл. 5, прим. 60; Предисловие, стр. 26, прим. 99). 5 Средство для достижения долголетия, по признанию царя, - познание законов объективного мира (здесь - анатомии) и умение ими пользоваться для покорения природы, других существ, а также самого себя. Герой притчи - повар, простой человек, умелец. 6 Правый Наставник (Ю Ши), Гунвэнь Высокая Колесница (Сянь) - персонажи с прозвищем, образованным от ранга или присвоенных ему регалий. 7 В древнем Китае преступника, которому отрубали ногу, обращали в раба. Говоря о "внешнем виде", одноногий, по мнению комментаторов, указывает на целостность духовную (собственное достоинство), которой свободный, даже калека, отличался от порабощенного. 8 Во фрагменте опровергается известная легенда о том, что Лаоцзы ушел на запад и больше не возвратился. 9 Цинь Свободный от Суеты (И) - прозвание и взгляды героя указывают на его принадлежность к даосам. 10 Инвектива против Конфуция и конфуцианцев, см. также стр. 148, 158, 310; ГЛАВА 4  1 Гуань Встреченный Драконом (Лунфын) - (миф.) советник Разрывающего на Части. 2 Ветви Терновника (Цунчжи), Владеющие домами (Юху) - названия племен, завоеванных китайцами. 3 Скоромными в Китае считаются пряности: лук, чеснок, порей, рута, полевой тмин (Палладий Кафаров и П. С. Попов, Китайско-русский словарь, т. II, Пекин, 1888, стр. 149). 4 Полемический прием: положения даосов вкладываются в уста их противника - Конфуция (ср. "Лецзы", стр. 75). 5 Опирающийся о Стол (Цзи Цюй) - по комментарию, правитель, предшественник Готовящего Жертвенное Мясо. 6 Царский сын Высокий (Гунцзы Гао, или Шэ Чжулян) - этот персонаж встречается и в "Изречениях", где выступает с вопросом другого характера (ср. "Изречения", гл. 7, I, 145). 7 Свидетельство об отсутствии принципа неприкосновенности послов, что отличает международные обычаи, вырабатывавшиеся в древнем Китае, от древнейших представлений о "праве гостеприимства" в Греции и Риме - будущего дипломатического иммунитета (см. "История дипломатии", т. I, М., 1959, стр. 32, 61). 8 По толковому словарю - это речи "древних царей", представленные в "Книге песен", "Книге преданий" и других конфуцианских сводах (см. "Цы хай", т. I, разд. сы, стр. 48), с которыми, однако, расходятся цитируемые здесь наставления. Это был, видимо, устный свод. От него, как сообщает комментарий, заимствовал название своего труда Ян Сюн (I в. до н. э. - I в. н. э.). Фрагмент свидетельствует о том, что послы отправлялись не с грамотами, а с речами (ср. Д. С. Лихачев, Возникновение русской литературы, М., 1952, стр. 97-98), а также объясняет причины расхождений в записях одной и той же речи в различных царствах (см. Л. Д. Позднеева, Ораторское искусство и памятники древнего Китая, "Вестник древней истории", 1959, Э 3, стр. 25-26). 9 Янь Врата Бытия (Хэ) - уроженец царства ЛУ, о нем см. также стр. 231, 287, 311. 10 Чудотворный (Лингун) - царь Вэй, правил с 534 по 493 г. до н. э. 11 Цюй Боюй - уроженец царства Вэй (о нем см. также стр. 274; "Изречения", гл. 14, 15, I, 319, 335). 12 Ср. "Лецзы", 57-58. Рассказы об укрощении тигра, об уходе за конем - иллюстрации к диалогу о воспитании наследника, кроме его обличения, подчеркивают и принадлежность человека к животному миру, который необходимо изучать, чтобы подчинить человеку. 13 Притча о Плотнике и Дубе и следующие за ней фрагменты посвящены проблеме относительности субъективного понимания полезного (см. также стр. 232-233). Заключает раздел атеистический вывод: вредное для богов оказывается полезным для человека. 14 Здесь относительность полезного и бесполезного связана с особым героем, человеком с физическими недостатками; о значении этого образа см. Предисловие, стр. 30-31, прим. 105-107. 15 Вариант см. "Изречения", гл. 18, I, 390, где "Песня безумца" дается в сокращенном виде. В "Книге песен" она отсутствует. ГЛАВА 5  1 "Знак полноты свойств" (дэ) - этот термин в конфуцианской школе трактовался как "добродетель", в даосской - как "постоянные свойства" вещей, их атрибуты, качества (см. Ян Хин шун, стр. 634 и ел.). 2 Ван Кляча (Тай) - признание этого изувеченного героя более мудрым, чем сам Конфуций, - полемический прием даосов. 3 Точные сведения о Чан Цзи отсутствуют. 4 Характеристика, обозначавшая учение Лаоцзы и даосской школы в целом. См. "Дао дэ цзин", 43. 5 Попытка определить единичное и всеобщее как ступени в познании: конкретно-чувственном, низшем и рациональном, высшем. 6 Догадку о познании как "отражении" см. Предисловие, стр. 29, прим. 102, 103. 7 Чэн Сюаньин видит здесь классификацию: растений, у которых голова внизу; животных, у которых голова сбоку; человека, у которого голова наверху. 8 Наставник Счастливый (Шэньту Цзя) - сторонник даосизма родом из Чжэн. Этот искалеченный герой выходит победителем в споре с Цзычанем (полемический прием). 9 Охотник (И) - (миф.) легендарный стрелок, см. гл. 2, прим. 21. 10 Беспалый (Учжи) - герой, изуродованный физически, ставится выше Конфуция и по уму и по моральному облику (полемический прием). 11 Царь Айгун - правил в Лу с 495 по 467 г. до н. э. 12 Жалкий Горбун (Айтай) То - герой, который, вопреки своему уродству, оказывается настоящим человеком. 13 Единственный - местоимение, обозначавшее царя. 14 Миньцзы (Минь Цзыцянь) - ученик Конфуция (см. также "Изречения" гл. 11, I, 238). 15 Ум, доказывают эти герои и Чжуанцзы, важнее внешности и способен за- ставить забыть об уродстве. ГЛАВА 6  1 "Учитель - это тот, кому подражают... учителем здесь считается дао" - этот комментарий Го Сяна (умер в 312 г.) подтверждается текстом дважды (см. стр. 168, 197). В ряде фрагментов в главе представлена попытка сформулировать дао как природу, материю в ее противоречии с человеческим субъективным, т. е. как объективную действительность, и утвердить ее познаваемость 2 "Настоящий человек" - чжэнь жэнь, термин, возникший для обозначения: даосского философа; приобрел позже значение "святой", "бессмертный". 3 Ху Буцзе - по комментарию Чэн Сюаньина не принял трона, предложенного ему Высочайшим, бросился в реку и утонул. 4 Омраченный Свет (У Гуан, или Моу Гуан) - отказался от трона, предложенного ему Испытующим, и, обняв камень, утопился в реке Лу (см. стр. 291-292). 5 Помнящий о Других (Цзи То) - скрылся вместе со своими учениками из опасения, что после отказа Омраченного Света, Испытующий предложит ему престол (см. стр. 282). 6 Наставник Олень (Шэньту Ди) - утопился от горя, думая, что Цзи То погиб (см. стр. 282). 7 Жизнь и смерть рассматриваются Чжуанцзы как звенья одного и того же процесса - движения "огромной массы" (материи). Ср. с образом "огромный плавильный котел" (стр. 166). 8 В этом изречении Чжуанцзы сближается с утверждением Анаксимена (VI в. до н. э.) о том, что сами боги возникли из материального первоначала - воздуха (см. "История философии", т. I, стр. 78). 9 "[Человек] из рода Кабаньей Шкуры (Сивэй или Чжувэй)" - комментаторы, как обычно, называют его древним царем, предком, но, судя по значению слов, это название племени, уничтоженного, согласно традиции, в 1879 г. до н.э. 10 Ковш, Связующий Звезды (Вэйдоу) - Большая Медведица. Древние китайские астрономы считали, что от нее зависят все звезды. 11 Каньпэй - по Чэн Сюаньину, получеловек, полузверь, который обрел дао и стал божеством. 12 Фын И - человек, который овладел силами жара и холода и стал богом реки Хуанхэ. 13 Вечно Недовольный (Чжуаньсюй) - комментатор называет его предком из рода Высокого Солнца (Гао Ян), который стал богом Севера. Дворец у него Черный - цвета Севера (см. "Лецзы", гл. 5, прим. 6). 14 Пять царей (У бо)-или пять гегемонов (У ба). Ни один из приводимых комментаторами вариантов "пятерки" не приводит к возрасту Пэн Цзу - восьмистам лет. 15 Фу Юэ (миф.) стал помощником иньского царя Удина, согласно традиции, в 1322 г. до н. э. 16 Подсолнечник из Южного Предместья (Наньбо Цзыкуй) - комментаторы отождествляют его с Владеющим Своими Чувствами из Южного Предместья (Наньбо Цзыци), см. гл. 2, прим. 1. 17 Женщина Одинокая (Нюй Юй), - судя по ее речи, она знаток даосского учения. 18 Бу Опора Балки (Лянъи)-о нем ничего не известно. 19 Так Чжуанцзы формулирует противоречие и единство покоя и движения, в результате которых и возникают вещи. 20 Первое в этой традиции имя-прозвище (см. также стр. 203, гл. 14, прим. 2) подтверждает предположение о том, что даосское учение происходит от оракулов (см. Чжан Сюэчэн, Вэнь ши тун и. Историко-филологическое толкование, Пекин, 1956, стр. 17). Именно из среды гадателей, повседневно наблюдавших за явлениями природы, могли появиться люди, пытавшиеся перейти к первым научным, философским выводам из изучения объективной действительности. Остальные имена-прозвища представляются обозначением каких-то звеньев познания, на что указывает и комментарий. Но несмотря на то что ко второму имени - внуку Повторяющего, дан комментарий Чэн Сюаньина: "Древние предания сначала передавались устно, а затем были записаны на бамбуке и шелке"; несмотря на то что передача представлена в тексте устной (всюду глагол "слушать" - вэнь), синологи трактуют Фумо как "написанное" и дают неверный перевод, например, "I got it from books" (Herbert A. Giles, p. 80); "I learned it from writing" (Yu-lan Fung, p. 120). 21 Носильщик (Цзыюй) - часть данного фрагмента с заменой Цзыюя на Цзыци (см. "Хуайнаньцзы", цз. 7, VII, 106-107. 22 Пахарь (Цзыли) - собеседники здесь люди простые, один из них калека, но все они показаны настоящими мыслителями (ср. с диалогами на стр. 166-167, 169). 23 Еще один образ, иллюстрирующий единство процесса жизни и смерти. 24 Это, как и следующие предположения, своей нарочитой нелепостью подчеркивают мысль Чжуанцзы о стихийности процесса создания вещей. Они направлены против конфуцианского учения о "воле Небес", а также лишают оснований сближение древнего даосизма с буддизмом, с его догматом о переселении душ как воздаянии за жизнь предшествующую. 25 Этот образ творящей природы вместе с другими - "литейщик" металла, "огромная масса" (см. также стр. 163), которая снабжает телом, со всей полнотой выражает материалистическое миропонимание Чжуанцзы, а поэтому лишает оснований идеалистическую трактовку памятника и перевод "создание вещей", или "то, что творит вещи" (цзао у, цзао у чжэ) как Бог. Создатель - "he creator" (J. Legge, vol. XXXIX, I, pp. 247-250; "God" H. Giles, pp. 80-82); "Der Schopfer" (R. Wilhelm, Dschuang Dsi, p. 50-51); "The Maker of things" (Yulan Fung. pp. 121-122). Следует отметить появление критики на перевод Тао как "God" в рецензии D. Leslie на книгу James R. Ware "The Sayings of Chuan Chou" (New York 1963. - см. "The journal of the American Oriental Society" 1964, vol. 84, Э 1, p. 62). 26 Учитель с Тутового Двора (Цзы Санху), Мэн Цзыфань, Цзы Циньчжан - имя первого (см. также стр. 169, 236) говорит о том, что он принадлежит к беднейшим слоям населения, к которым относились дворы, выращивавшие туты; имена двух остальных расшифровать не удалось. Следует присоединиться к Дж. Легге, который критикует попытку отождествить этих трех героев-