айти ночлег. Пойду, пожалуй, за ручей - Там мне поможет дровосек. Посылаю губернатору Вэй Чжи * Лежит старинный городок В развалинах, в пыли. Вокруг него пустынно все На много тысяч ли. Бледна осенняя заря, - И слышу я, старик, Лишь бормотанье ветерка Да лебединый крик. И возле хижины моей Осыпалась листва, И отражается в пруду Увядшая трава. Так день за днем влачу в глуши Скупую жизнь мою, И о "Печальном старике" * Я песенку пою. И даже ты, мой старый друг, Представить бы не смог, Как я теперь, на склоне лет, Печально-одинок. Крестьяне на реке Вэйчуань * Глухую деревню Закат озарил, неподвижен. Бараны и овцы Бредут мимо нищенских хижин. Старик, беспокоясь, Стоит, опершись на ограду: Где внук его малый, Что пас проходящее стадо? Поют петухи, И желтеют колосья пшеницы, И черви на тутах Не в силах уже шевелиться. Крестьяне с работ Возвращаются к отчему крову, Друг друга приветствуют - Ласково доброе слово. Вот так бы и мне Отдыхать и работать беспечно, И я напеваю: "Сюда бы вернуться навечно..." Проездом у дома Ли И * Ворота закрыты Немало, наверное, дней - Здесь, вижу, давно Не ступали копыта коней. Я гостем случайным Иду в переулке глухом, Собаки залаяли Где-то за ближним леском. Но вот и хозяин, Без шпилек в седых волосах *; Даосскую книгу Он в старческих держит руках. Мы с ним уж давно От волнений мирских далеки. Нам славы не нужно, И бедность для нас - пустяки. В отшельничью хижину Я возвращусь все равно, Как только допьем мы Ичэнское наше вино *. Хижина в горах Чжуннань На середине жизни оценил я Путь Истины и Совершенства * путь. Теперь, на склоне лет, я поселился В горах Чжуннань - прожить бы как-нибудь... Когда ко мне приходит вдохновенье, Один я в горы ухожу всегда. Дела житейские, давно я понял, Перед природой - прах и суета: Гуляю долго, прихожу к долине И слышу бормотанье ручейка, Сажусь, смотрю на горы и на небо, Где тихо проплывают облака. И если где-нибудь в горах случайно Я встречу дровосека-старика, Болтаю с ним, смеюсь - и забываю, Что до дому дорога далека. Прохожу мимо храма "Собравшихся благовоний" * Храм "Собравшихся благовоний"... Он стоит от людей вдали, И взбираюсь по кручам вновь я Вот уж несколько трудных ли. Нет тропы меж старых деревьев, Нет тропы среди горных скал, Но откуда-то гулкий, древний, Дальний колокол прозвучал. Камни грозные - скал превыше - Ручейка поглотили стон. Зной полуденный, словно крышей, Тенью лиственной охлажден. Но ты видишь воды мерцанье, Пруд, заросший со всех сторон. Укрощен твоим созерцаньем Источающий яд Дракон *. Изнываю от жары Багровое солнце Сжигает и небо и землю, И огненных туч Громоздятся высокие горы. И травы и листья Сгорают, свернувшись и дремля, И высохли реки, И быстро мелеют озера. Одежды из шелка Сейчас тяжелее железных. И в лес не пойдешь - Нету тени, - от зноя сгоришь ты. Оконные шторы Уж несколько дней бесполезны, И за день одежду Стираю и дважды и трижды. Но мысли мои Ничему не подвластны на свете - Они устремляются В дальнюю даль по вселенной: На тысячу ли Там несется стремительный ветер, И волны морские Покрыты кипящею пеной. И понял я вдруг, Что страдает лишь бренное тело, Слабеет оно, Но душа остается крылатой. "Ворота Сладчайшей Росы" * Открываю несмело - И дух наслаждается Их чистотой и прохладой. Примечания Покидаю Цуй Син-цзуна. - Цуй Син-цзун - друг и родственник поэта. Ему посвящен целый ряд стихотворений Ван Вэя. ..."разлучить рукава". - Расстаться. ...знаменитый канал (или Императорский)... - канал, подводивший воду к дворцам в столице Чанъань с горы Чжуннаньшань. К портрету Цуй Син-цзуна. - Цуй Син-цзун - см. выше. Когда Цуй Син-цзун отправляется в горы Наньшань, я пишу экспромт и вручаю ему на прощанье. - Горы, Наньшань или Чжуннаншань находятся в современной провинции Шэньси. Провожаю Шэнь Цзы-фу в Цзяндун. - Шэнь Цзы-фу - видимо, знакомый поэта. Более подробных сведений о нем не имеется. Цзяндун - букв. "район к востоку от реки" (Янцзы), расположен на территории современной провинции Цзянсу. На ивовой переправе... - По древнему обычаю, расстающиеся друзья отламывали и брали с собой на память друг о друге ветки ивы. Поэтому ива в китайской поэзии - символ расставания, разлуки. Три стихотворения. - Мэнцзин - река в современной провинции Хэнань. Написал экспромт и показал Пэй Ди. - Пэй Ди - поэт, друг Ван Вэя и поэта Ду Фу. Ему посвящены несколько стихотворений Ван Вэя. Источник "Персиковых цветов" находится в "Персиквой долине", где, по преданию, живут в блаженстве ушедшие от мира люди. Поэт Тао Юань-мин (IV-V вв.) написал "Записки о Персиковом источнике". Слыша, как Пэй Ди декламирует стихи, в шутку посвящаю ему. - Вопят обезьяны... - Вопли обезьян в китайской поэзии - символ тоски. ...в ущелье... - В старинной рыбачьей песне говорится, что вопли обезьян в ущелье Уся, одном из трех знаменитых ущелий в верхнем течении реки Янзцы, вызывают слезы, увлажняющие одежды проезжающих. Когда меня, заключенного в храме Пугисы, навестил Пэй Ди и рассказал, что мятежники на берегах пруда "Сгустившейся лазури" под звуки флейт пируют, я, со слезами на глазах, сложил экспромт и продекламировал его Пэй Ди. - Храм Путисы - буддийский храм, находившийся в центре Чанъани, недалеко от императорского дворца. Мятежники - восставший танский полководец Ань Лу-шань и его сообщники. Пруд "Сгустившейся лазури" находится в дворцовом парке в Чанъани. Где государь... - Речь идет об императоре Сюаньцзуне, бежавшем от мятежников в провинцию Сычуань. Проживая в имении на берегу Ванчуани, преподношу Пэй Ди. - Цзе Юй - прозвище некоего Лу Туна. В царствование Чуского князя Чжао-вана (V в. до н. э.) Лу Тун, видя, что политическая обстановка неустойчива, прикинулся сумасшедшим и ушел со службы. Современники прозвали его "юродивым" или "безумцем из Чу". Однажды, когда Конфуций прибыл в царство Чу, Цзе Юй проходил мимо ворот его дома. Конфуций захотел с ним поговорить, но тот отказался и убежал. В этом стихотворении Ван Вэй сравнивает Пэй Ди с Цзе Юем, но, не решаясь сравнить себя с Конфуцием, отождествляет себя с Тао Цянем, знаменитым поэтом-эпикурейцем IV-V вв. нашей эры, у дома которого росли пять ив и который называл себя поэтому "господином пяти ив". Подношу Пэй Ди. - Разъединить рукава халатов - значит расстаться. Осенние мысли. - Небесная Река - Млечный Путь. На пруду у старого дворца... - Подразумевается дворцовый пруд Тайи у дворца Ханьцзянчжан, находившегося к западу от Чанъани. Мотивы весенней прогулки. - Вдоль тихой аллеи... - Речь идет о дворцовом парке Шанъюань или Шанлиньюань в Чанъани. Радости сельской жизни. - Тао Цянь или Тао Юань-мин - знаменитый поэт IV-V вв., воспевавший уединенную жизнь на лоне природы (см. выше). Он еще никогда не носил головного убора. - Головной убор, вроде тюрбана, повязывался юношам при достижении ими совершеннолетия. Мелодия осенней ночи. - По капле капает вода... - Имеется в виду вода, изливающаяся по капле из водяных часов. Вдова князя Си. - В глубокой древности князь царства Чу, Вэнь-ван, убил князя Си, а его вдову взял себе в жены. Она родила ему двух сыновей, но никогда не говорила ему ни одного слова. Когда ее спросили о причине такого длительного молчания, она ответила: "Я - жена двух мужей. Хотя меня и не берет смерть, но тоска и стыд не позволяют мне говорить". Бань Цзе-юй. - Бань Цзе-юй ("фрейлина Бань") - гаремная красавица и фаворитка Ханьского императора Чэн-ди (31-5 гг. до н. э. ), придворная дама при императрице Сюй-хоу. Утратив милость государя, увлекшегося новой возлюбленной по имени Чжао Фэй-янь, она удалилась в Чансиньский дворец, где жила в уединении, не помышляя соперничать с новой фавориткой. Когда же ее обвинили в чародействе, то остроумными ответами она сумела отвести это обвинение. Золотая колесница - в ней разъезжал император со своей новой фавориткой. Вместе с Лу Сяном прохожу мимо беседки. - Лу Сян - поэт и писатель, друг Ван Вэя и поэта-министра Чжан Цзю-лина (673-740), который его очень высоко ценил. Имел высшее ученое звание цзиньши, занимал крупные посты, но после восстания Ань Лу-шаня (755) был сослан и умер по пути в ссылку. Написал на реке Фаньшуй в День "холодной пищи". - Река Фаньшуй - в современной провинции Хэнань. День "холодной пищи" наступает примерно в апреле по современному календарю, накануне Дня поминовения усопших. В праздник "холодной пищи" в течение трех дней запрещается разводить в очаге огонь. Проводы. - Наньпу - пристань в провинции Цзянсу, где останавливались пассажирские джонки. Провожаю Юаня Второго, назначенного в Аньси. - Второй - потому что он - второй мужчина в роду. Аньси - административный центр времен Танской империи в современной провинции Синьцзян. Вэйчэн - город в провинции Шэньси, недалеко от Чанъани, на реке Вэй, притоке Хуанхэ. В снегу вспоминаю Ли И, - Ли И - друг поэта. Его имя неоднократно встречается в стихах Ван Вэя. Чанъань - одна из двух столиц Китая эпохи Танской династии, так называемая Западная столица, ныне город Сиань в провинции Шэньси. Оплакиваю Мэн Хао-жаня. - Мэн Хао-жань (689-740) - известный танский поэт, учитель и друг Ван Вэя. Сянъян - город и уезд в современной провинции Хубэй, родина Мэн Хао-жаня. Цайчжоу - живописный островок на реке Хань, около Сянъяна, где жил Мэн Хао-жань и красоты которого он воспел в своих стихах. В поход за Великую стену. - Лунчэн - местность во Внешней Монголии, современной Монгольской Народной Республике, где происходили собрания вождей всех родов племени "сюнну" для жертвоприношения духам неба и земли. Провожая цзычжоуского Ли Ши-цзюня. - Цзычжоу - уезд в современной провинции Сычуань. Ли Ши-цзюнь - друг поэта, занимавший разные должности. Вэн Вэнь - известный в древности правитель области Шу (ныне провинции Сычуань), в значительной степени содействовавший процветанию этой далекой окраины. Провожаю друга, возвращающегося на юг. - Трехречье - местность на границе современных провинций Хунань и Хубэй, у города Юэяна, где сходятся реки Миньцзян, Лицзян и Сянцзян. Гуси покидают Трехречье, улетая весной на север. Ханьшуй - река Хань, северный приток Янцзы. Юньго - в древности область, находившаяся в пределах уезда Аньлун в современной провинции Хубэй. Пестрый халат Лаолая. - Лаолай - один из превозносимых конфуцианством преданных родителям сыновей. Достигнув семидесятилетнего возраста, он продолжал носить пестрые детские платья и играл в игрушки, чтобы не дать родителям почувствовать, как они стары. Весенней ночью в бамбуковой беседке подношу чиновнику Цянь Ци. - Цянь Ци - поэт, имевший, как и Ван Вэй, высшую ученую степень цзиньши. Собираешь травы... - намек на старинную легенду о двух братьях-отшельниках - Бо И и Шу Ци. После того как в XII в. до н. э. князь У-ван, свергнув последнего императора Иньской династии Чжоу-синя, основал новую Чжоускую династию, оба брата, отказавшиеся есть хлеб У-вана, которого они считали мятежником и узурпатором, удалились на гору Шоуяншань и стали жить там, собирая для своего пропитания папоротники. Проходя мимо горной хижины монаха Тань Сина у обители Ганьхуасы. - Ганьхуасы - буддийский храм, находившийся в горах Ланьтяньшань в провинции Шэньси. Проживаю в имении на берегу Ванчуани. - Байшэ - букв.: "Белая община". Так поэт называет свое имение в Ванчуани. Зеленые ворота - восточные ворота столичного города Чанъани. Чэнь - речь идет о Чэне Чжун-цзы, брате министра древнего царства Ци. Видя, что последний поступает бесчестно и несправедливо, Чэнь Чжун-цзы не захотел дышать с ним одним воздухом и бежал с женой и детьми в царство Чу. Там он поселился в местности Юйлин. Князь царства Чу узнал о его добродетели и послал к нему гонца с двумя тысячами лянов золота, прося Чэнь Чжун-цзы стать его министром, но тот отказался и отправился по найму орошать огороды. Написал, вернувшись на гору Суншань. - Суншань - священная гора в современной провинции Хэнань. ...закрою ворота. - т. е. хочу уйти от мира и жить отшельником. Провожаю Цю Вэя, провалившегося на экзаменах и возвращающегося в Цзяндун. - Цю Вэй - друг Ван Вэя, тоже поэт. Экзамены - в феодальном Китае существовала многоступенчатая система государственных экзаменов на ученые степени, дававшие доступ к государственной службе. Экзамены на высшую степень цзиньши проводились в столице. Часто даже эрудированные и талантливые люди не выдерживали схоластических экзаменов и до старости лет вынуждены были сдавать их заново. Цзяндун - район современной провинции Цзянсу. Приехавшему на экзамены в столицу и провалившемуся Цю Вэю придется проделать долгий путь домой. Юноши. - Синфэн - местность в современной провинции Шэньси, в окрестностях Чанъани, знаменитая своим вином. Доу - мера объема, равная приблизительно 10 литрам. На прощанье. - Южные горы - горы Наньшань или Чжуннаньшань в современной провинции Шэньси. Наблюдаю охоту. - Вэйчэн - см. прим. к стихотв. "Провожаю Юаня Второго, назначенного в Аньси" Силю - пригород Чанъани. Одиноко сижу осенней ночью. - Стража вторая. - В древности в Китае ночное время делилось на двухчасовые "стражи", отмечавшиеся ударами гонга или колокола. Вторая стража - время от девяти до одиннадцати часов вечера. ...нет вообще бытия. - По буддийским воззрениям, весь реальный мир иллюзорен. Жизнь в горах. - Речные орехи съедобны. Смотрю с высоты на реку Хань. - Река Хань - северный приток Янцзы. Три Сяна - три уезда в современной провинции Хунань, в названия которых входит слог "сян", - Сянтянь, Сянъинь и Сянъян. Чуское царство - древнее царство, находившееся на территории современных провинций Хунань, Хубэй и части провинций Цзянсу, Цзянси и Чжэцзян. Шань - генерал Цзинской династии (265-420). Шань Цзянь, который любил бывать в Сянъяне и любоваться его пейзажами, попивая вино. Живу в деревне на реке Цишуй. - Цишуй - река в современной провинции Хэнань. ...запрет калитку за собой... - в знак того, что он удаляется от мира. Ожидаю Чу Гуан-си, но он не приезжает. - Чу Гуан-си - известный поэт, приятель Ван Вэя. Расставшись с моим младшим братом Цзинем, поднялся к храму Синего Дракона и гляжу вдаль на гору Ланьтяньшань. - Цзинь - любимый брат Ван Вэя, тоже поэт. Храм Синего Дракона находился к юго-востоку от Чанъани. Ланьтяньшань - горы в восточной части уезда Ляньтянь в провинции Шэньси. В этих горах добывалась лучшая яшма. Послом прибываю на пограничную заставу, - Сяогуань - застава в современной провинции Ганьсу. Яньжаньские горы находятся во Внешней Монголии, ныне Монгольской Народной Республике. Наместник в Яньжани при Танской династии управлял Внешней Монголией. Зимней ночью пишу о том, что у меня на сердце. - ...молодежь полюбил Императорский дом - намек на историю с неким Янь Сы. Однажды, как гласит предание, ханьский император У-ди (140-87 гг. до н. э.) увидел в одном из своих приказов старого чиновника, имевшего низшее звание. Император спросил его, почему он, будучи в преклонном возрасте, все еще имеет такое звание. Чиновник ответил: "Меня зовут Янь Сы, и я уже во времена императора Вэнь-ди (179-157 гг. до н. э.) получил это звание, но император Вэнь-ди любил гражданские дела, а я увлекался военными; потом император Цзин-ди (156-141 гг. до н. э.) любил старых чиновников, а я еще был молод; вы, Ваше Величество, любите молодых чиновников, а я уже стар. Вот как мне не повезло в течение трех царствований". Император был тронут его словами и назначил Янь Сы губернатором области Гуйцзи. Прибыв в Хуачжоу, смотрю через реку на город Лиян и вспоминаю Дин Юя. - Хуачжоу - ныне уезд Хуасянь в провинции Хэнань. Лиян - остатки старого танского города Лиян находятся в северо-восточной части уезда Цзюньсянь в провинции Хэнань. Отвечаю Чжану Пятому. - Чжан Пятый - друг и единомышленник поэта. В горах Чжуннань. - Тайи - одно из названий гор Чжуннань. Посылаю губернатору Вэй Чжи. - Вэй Чжи был губернатором разных областей: Сянъян, Хэдун, Чжунли, Цзянчжоу и др. "Печальный старик" - старинная народная песня. Крестьяне на реке Вэйчуань. - Вэйчуань или Вэйшуй - река в провинции Шэньси, протекающая к северу от Чанъани и впадающая в Хуанхэ. Проездом у дома Ли И. - Ли И - см. прим. к стихотв. "В снегу вспоминаю Ли И". ...без шпилек в седых волосах... - В древности в Китае мужчины носили волосы, собранные на макушке в пучок, и зашпиливали их шпильками. "Без шпилек" - т. е. небрежно причесанный, не следящий за своей внешностью. Ичэнское вино. - Город Ичэн в современной провинции Хубэй славился прекрасным вином. Хижина в горах Чжуинань. - ...путь Истины и Совершенства... - Ван Вэй имеет в виду буддийское учение. Прохожу мимо храма "Собравшихся благовоний". - Храм "Собравшихся благовоний" находился около Чанъани. Укрощен твоим созерцаньем источающий яд Дракон. - Буддийские монахи-отшельники, погружаясь в созерцание, стремились уничтожить в себе все страсти и желания, всякое стремление к жизни. Поэт сравнивает человеческие страсти с ядовитым драконом, заимствуя этот образ из буддийской священной книги "О нирване". Изнываю от жары. - "Ворота Сладчайшей Росы". - Ван Вэй имеет в виду буддийское учение. Г. О. Монзелер ^TВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ А. А. ШТЕЙНБЕРГА^U ПОЭТ И ВРЕМЯ {*} {* Воспроизводится по изданию: Ван Вэй. Стихотворения / М.: "Худ. лит-ра", 1979. - Прим. сост.} Более полувека минуло от той поры, как в 1923 году мне, шестнадцатилетнему тогда подростку, довелось прочесть в третьей книге журнала "Восток" удивительное произведение, называвшееся "Тайны живописи", - древний китайский кодекс, с гениальной убедительностью переведенный ныне покойным академиком В. М. Алексеевым. Я и сейчас не в силах спокойно его перечитывать, неведомо в который раз, а тогда он просто ошеломил меня и околдовал - на всю жизнь. В нем открылись мне не только тайны живописи, но и тайны поэзии, и вообще - тайны всякого искусства. И Ван Вэй, предполагаемый автор кодекса, живший на другом конце света, 1200 лет тому назад, и его переводчик В. М. Алексеев, мой современник, стали для меня учительными и родными; они доказали мне, что для искусства, связующего людей, нет преград - ни в пространстве, ни во времени, что самые глубокие различия языков, культур и мировоззрений - преодолимы. Уже очень давно я задумал: в будущем, пусть - отдаленном, попытаться переложить русскими стихами и издать поэтический сборник Ван Вэя. Но как это осуществить, не зная китайского языка, не умея читать и понимать иероглифы? Исподволь начал я торить окольную дорогу к танскому художнику и поэту; обнаружилось, что для этого есть немало возможностей. Живопись не нуждается в словах и понятна без знания языка, а китайская пейзажная живопись, проникнутая пафосом бесконечного пространства и этим странно родственная зрелой европейской пейзажной живописи XVI-XVII-XVIII столетий, открывает надежный путь к Ван Вэю. На этом пути моими водителями были: все тот же трактат "Тайны живописи", позже - трактат "Слово о живописи из сада с горчичное зерно", переведенный, прокомментированный и изданный Е. В. Завадской, и ее же прекрасная книга "Эстетические проблемы живописи старого Китая" и многие другие. Я пристально вчитывался в переводы Л. 3. Эйдлина, впервые доказавшие на деле реальную, полноценную возможность русских переложений древних китайских стихов. Я постепенно прочел и посильно усвоил многое из того, что можно прочесть в переводах о Китае - его истории, философских и религиозно-философских системах, мифологии, фольклоре; познакомился с классической прозой, историческими сочинениями и некоторыми философскими и эстетическими трактатами и т. д. Все это позволило мне, до известной степени, приблизиться к пониманию мира высококультурного, утонченного танского чиновника-ученого и подготовиться к осуществлению заветного замысла. И, наконец, мне исключительно повезло: судьба свела меня с В. Т. Сухоруковым, много лет изучавшим творчество Ван Вэя и согласившимся сотрудничать со мной. Благодаря его глубоко понятым прозаическим переводам стихов Ван Вэя, обширным комментариям к ним и безотказным устным советам я смог приступить к работе и закончить ее. x x x Китайская иероглифическая письменность коренным образом и принципиально отличается от европейской, основанной на буквах алфавита, слагающихся в слова. Иероглиф "многослоен", он заключает в себе понятие, которое может быть словесно обозначено и произнесено на любом языке; например, японцы, пользующиеся иероглифами, могут их прочесть по-японски, не зная китайского языка. Кроме того, сложные иероглифы составлены из более простых элементов, имеющих каждый свое значение и определенным образом влияющих на восприятие читающего. И, наконец, сама внешняя форма иероглифа несет эстетическую нагрузку, бесконечно много говорящую образованному китайцу. Китайское стихотворение в первую очередь "созерцается" и лишь потом "читается" и "произносится". Каждый иероглиф пятизначного или семизначного стихотворения имеет кроме общего и самостоятельное значение. Он как бы стоит не только в строке, но и отдельно и окружен неким локальным, хотя и условным, пространством молчания. Вместе с тем китайские стихи рифмованы и построены на одинаковых концевых созвучиях, на монориме, конечно - в произнесении. Европейская рифма не только слышна, но и видна; китайская - только слышна. Передать европейскими, в частности русскими, стихотворными средствами китайскую версификацию невозможно, тем более что китайский язык односложен и русская пяти- и семисловная строка в несколько раз длиннее китайской. Я воспользовался системой, предложенной в свое время академиком В. М. Алексеевым и утвержденной впоследствии творчеством Л. 3. Эйдлина: передавать иероглиф значащим, понятийным русским словом, не считая союзов, предлогов и т. д. При этом, само по себе, возникает некое подобие ритма, которое можно усилить и упорядочить, сообразно с приемлемой русской просодией, обратив в своеобразный паузник; строка делится неравномерно: в пятисловных стихах цезура после второго или третьего слова, в семисловных - после третьего или четвертого. Такую систему я нарушаю очень редко и лишь когда этого настоятельно требуют неумолимые законы русского языка и стихосложения. Мои переложения рифмованы, но от монорима я, конечно, отказался. Свободное расположение рифм в предлагаемых переводах нисколько не копирует рифмы Ван Вэя, но служит лишь для большего приближения стихов к русскому читателю и должно быть рассматриваемо как допустимая вольность переводчика. x x x Стихи Ван Вэя и его друга Пэй Ди (см. приложение) могут показаться в первом приближении как бы написанными ни о чем, незавершенными отрывками некоего целого, утаенного от читателя. Однако это не так. Ван Вэй и другие поэты его круга, в том числе Пэй Ди, были сторонниками учения Чань. Не вдаваясь в подробности изложения этого в высокой степени своеобразного ответвления буддизма, что выходит не только за рамки настоящего послесловия, но и далеко превышает возможности его автора, все же необходимо хотя бы кратко осветить эстетику Чань, без чего творчество Ван Вэя и Пэй Ди не может быть в удовлетворительной степени оценено. Чань отводит главную роль внезапному, мгновенному озарению, просветлению - перед умозрением, созерцанию и медитации - перед рациональным изучением. Чань полагает, что мысль невыразима словом, а вся истина заключена в моменте истины. Тютчевское: "Молчи, скрывайся и таи..." и "Мысль изреченная есть ложь" - как нельзя лучше и концентрированней излагают чаньское понимание преимущества молчания перед словом; пустой, ничем не зарисованной, незакрашенной поверхности бумаги или шелка перед штрихом, пятном и мазком; одноцветной черной туши перед многокрасочной пестротой. Средь путей живописца тушь простая выше всего. Он раскроет природу природы, он закончит деянье Творца. Так начинается трактат Ван Вэя "Тайны живописи". Молчание окружает каждый иероглиф, молчанием окружено и все стихотворение. Чаньский поэт призывает читателя к сотворчеству. Над стихотворением надо остановиться, заглянуть в глубину собственной души и услышать отзвук на скупые слова-знаки: "вода", "тростник", "горы", "птицы", "одинокая переправа", "глухой городок"... Перед читателем стоит отнюдь не легкая задача: стать самому поэтом и художником одновременно, превратить внутренним зрением-прозрением слова в живую, становящуюся реальность. Вода должна заструиться, тростник закачаться, а над крышами городка - заклубиться дым. "...Он раскроет природу природы, он закончит деянье Творца". Читатель повинен довершить и довоплотить замысел поэта. Только в таком сотворчестве возникает неисчерпаемое, как электрон, многомерное, а может и безмерное, истинное содержание крохотного стихотворения. Старая сосна проповедует мудрость, и дикая птица выкрикивает истину. Таков Чань. Но стихи слагаются из слов, а не из молчания, и потому значение слова в таком немногословии во много раз повышается. Слово должно стать драгоценным, как драгоценен материал каждого мазка Рембрандта, Констебля, Врубеля. Напряженная духовность художника придает одухотворенность краске, маслу, лаку, одушевляет косное вещество, делает драгоценным. Нечто подобное происходит со словом в стихах чаньского поэта. Слова, их начертание, смысл и звук, долженствующие вызвать голос молчания, дабы отступить в тень перед могуществом этого голоса, подлежат особому отбору и, прибавлю, - особому прочтению и восприятию. Ведь голос молчания - это внутренний голос читателя. Выразить все это в русских переложениях - немыслимо. Понимаю, конечно, что мои стихи лишь слабый, затуманенный образ оригинала. Но "feci quod potui" - сделал, что мог. Заканчивая послесловие, склоняю голову перед памятью академика В. М. Алексеева и сердечно благодарю Л. 3. Эйдлина и В. Т. Сухорукова, без участия и помощи которых моя работа не была бы ни начата, ни завершена. Аркадий Штейнберг 7.04.1978 Отвечаю Пэй Ди {*} * {* Здесь и далее переводы А. А. Штейнберга воспроизводятся по изданию: Ван Вэй. Стихотворения / М.: "Худ. лит-ра", 1979. - Прим. сост.} Безбрежно широк Разлив холодной воды. Сумрак зеленый - Осенний дождь проливной. Ты вопрошаешь: Где горы Чжуннаньской гряды? Ведаю сердцем: За облачной, белой стеной. Сочинил стихи и показал их Пэй Ди Как разорвать С мирскими тенетами связь, Прах отряхнуть, Отречься житейских забот? Посох возьми И возвратно, не торопясь, Путь предприми К роднику, где персик цветет *. Меня, пребывавшего в заключении в храме Путисы *, навестил Пэй Ди и поведал, что бунтовщики устроили пиршество с музыкой на берегу пруда Застывшей Лазури *; актеры, прервав пение, разразились рыданьями, Я сложил стихи и прочел их другу В скорби десять тысяч домов - Пожарище, дым и чад. Когда же узрит сотни вельмож Владыки царственный взгляд? Осенних акаций сухая листва Шуршит средь пустынных палат, А рядом с прудом Застывшей Лазури Флейты и лютни звучат. Живя на покое у реки Ванчуань, преподношу сюцаю * Пэй Ди Яшмово-сизой Стылая стала гора. В русле все выше Влаги осенней раскат. С посохом вышел За изгородку двора, К ветру лицом Слушаю поздних цикад. Над переправой - Закат, у края небес. Над деревушкой Сирый возносится дым. Бражник Цзе-юй, "Чуский безумец", воскрес *, Пятеро Ив Распевам внимают хмельным", Пишу, поднявшись на башенку в доме сюцая Пэй Ди Можно здесь жить, Не выходя из ворот, Видеть вседневно Гряду облаков над горой. Птицы к полям На закате снижают полет, Люди плетутся Осенней равниной сырой. Знаю: оттуда, С опушки дальних лесов, Горенки этой Окна совсем не видны. Люблю здесь гостить, Нередко сижу до луны... Двери, привратник, Не запирай на засов! Преподношу Пэй Ди Окрестный вид Прекрасен в закатный час. Слагаю стихи, Предназначаю для вас. Дальним простором Любуюсь к исходу дня. Тихо гляжу, Подбородком к трости припав. Ветер весенний Играет стеблями трав, И орхидеи Пышно растут у плетня. В жарких покоях - Сумрак и тишина. Мне говорят Соседи-крестьяне тогда: "Ликуют луга, В полном разгаре весна. В сельском пруду Весело плещет вода. Слива и персик Пока еще не цветут, Но почки набухли И срока урочного ждут. Просим готовить Посох дорожный свой. Нынче приспело Время страды полевой!" ИЗ СТИХОВ "ДОМ ХУАНФУ ЮЭ В ДОЛИНЕ ОБЛАКОВ" * 1. Поток, где поют птицы Вкушаю покой. Отцветает корица вокруг. Затишная ночь. Горы пустынны весной. Явилась луна, Всполошила дремных пичуг: Поют - не смолкают Над вешней влагой речной. 2. Заводь, где цветут лотосы Плыву что ни день По лотосы в утлом челне. Остров велик. Допоздна замедляю возврат. Толкаюсь шестом, Не плещу, скользя по волне: Боюсь увлажнить Цветов червленый наряд. 3. Затон, где охотится баклан Юрко нырнул Под красные лотосы вмиг. Вынырнул, взмыл, Над затоном набрал высоту. Перья топорща, Вновь одиноко возник. В клюве рыбешка. Замер на старом плоту. 4. Пруд, заросший ряской Пруд обширен. Челн под веслом кормовым Вот-вот причалит, Колеблет влажную гладь. Лениво-лениво Сомкнется ряска за ним. Плакучая ива Разгонит ряску опять. У высокой башни проводил чиновника Ли Простились у башни. Пойма безбрежна на взгляд. Закат изгорает, Меркнет медленно свет. В укромные гнезда Птицы на ночь летят, А путник шагает - Скитальцу отдыха нет. Прощание С другом простился. Пустынные горы вокруг. Солнце зашло. Закрыта калитка моя. В новом году Травой покроется луг - Встречу ли вас, Вернетесь ли в наши края? Прощаюсь с ванчуаньским домом Нехотя, медленно Тащит повозку гнедой. Горько грустя, Выезжаю из чащи лиан. Так трудно расстаться С этой синей грядой! А что же мне делать С этой зеленой водой? Когда Цуй Девятый * отправлялся в Южные горы *, я сочинил стихи и подарил ему на прощание За предместьем расстались, В душе и надежда и страх: Мы сойдемся ли снова, Или это разлука навек? На коричных деревьях Цветы распустились в горах - Так не ждите, чтоб землю Лепестки устлали, как снег. Портрет Цуй Син-цзуна * Вас написал В молодые ваши года, Старость пришла, Голова сегодня седа. Пусть на портрете Новые ваши друзья Нынче увидят, Каким вы были тогда. Вместе с чиновником Лу Сяном * посетил лесную обитель отшельника Цуй Син-цзуна Деревья поляну укрыли Тенью сплошной. Темные мхи загустели, Травы чисты. Простоволосый, ноги поджав, Сидит под сосной, Белками глядит на пришельцев * Из мира тщеты. Вдова князя Си * Не приневолить Милостью нынешних дней К пренебреженью Любовью минувших лет. Глядит на цветы - На ресницах слезы у ней. Чускому князю Слова не молвит в ответ. ИЗ СТИХОВ "НАЛОЖНИЦА БАНЬ" * 1 Жучки-светляки Снуют в проеме окна. В безлюдных покоях Теперь царит тишина. За пологом ждет. Осенняя полночь темна. Печально-печально Мигает лампада одна. 2 У терема сникли Метелки травы негустой. Любовь государя Отныне призрак пустой. Терпения нет Свирелям и флейтам внимать, Коль мимо ворот Несут паланкин золотой *. Пишу на слюдяной ширме друга У ваших дверей В проеме ширма-слюда; Поставлена прямо, Чиста, прозрачна насквозь. Горный ручей Сам забежал сюда: На ширме он въявь, Его рисовать не пришлось. Красный пион Мирно-спокоен Убор зеленый цветка. Разных оттенков Алого платья шелка. Венчик в тоске Вот-вот разорваться готов... Разве душа Есть у вешних цветов? Лепестки грушевых цветов у левых дворцовых ворот Нехотя слетают На траву у крыльца, Ветерок относит Их легко от дверей. Желтой иволге любо Шалить без конца - С лепестком впорхнула В палаты дворца. ИЗ "СТИХОВ О РАЗНОМ" 1 Вы побывали В моем селенье родном, Знаете, верно, Все события в нем. Очень прошу, Поведайте мне об одном: Слива тогда Цвела под узорным окном? 2 Видела я - Слива цвела предо мной. Слышала я - Стонала кукушка вдали. С грустью гляжу *: Проклюнулись травы весной, Робкие стебли К нефриту крыльца поползли. Горный кизил У подножья горы Рдеют ягоды, нынче созрев, Чистый их аромат Лишь сильнее в ночи ледяной. Мнится - это цветы Благовонных коричных дерев Расцвели у окна Под холодной, осенней луной. Оплакиваю Мэн Хао-жаня * Мне старого друга Не встретить уже наяву, А воды Ханьшуя * Текут и текут на восток. О старце сянъянском Поведать кого призову? - Пустынный Цайчжоу *, Горы и пенный поток. В снегопад вспоминаю о Ли И Все стежки-дорожки Застлал-завалил снегопад, И нечего ждать, Что друг прибудет сюда. Десять тысяч дверей В Чанъани * и тысяча врат. Где шагает-бредет Ваш конь - золотая узда? ИЗ СТИХОВ "РАДОСТИ ПОЛЕЙ И САДОВ" 1 Душиста и сочна весной Густая трава. В тени могучей сосны Сбывает жара. По улочкам сельским стада Шагают в хлева. Не видела знати вовек У нас детвора. 2 Персик в цвету Ночным окроплен дождем. Вешний туман Ивы обвил опять. Летят лепестки - Слуга подметет потом. Иволга плачет, А гость мой изволит спать. 3 Выпить вина пожелав, Сидим над ручьем. С цинем стою под сосной, Опираюсь плечом. В южном саду поутру Подсолнухи рвем, Ночью, в восточном логу, Просо толчем. В девятый день девятой луны * вспоминаю о братьях, оставшихся к востоку от горы Один, томлюсь на чужбине, Чужак-старожил. В осенний праздник на память Приходит родня. Чудится: братья в горах Ломают кизил *, Дабы в волосы ветки воткнуть, Но средь них нет меня. В шутку пишу на гладком камне Досадно, что камень лежит Столь близко к ручью: Ветвями ива смахнула Чарку мою. Скажут: досада моя Ветру чужда, - Зачем же горсть лепестков Он привеял сюда? Провожаю Юаня Второго, отправившегося в Аньси * Утренний дождь. Пыль стала сырой. Двор постоялый. Ивы ярче, свежей. Очень прошу: Выпьем по чарке второй. Пройдя Янгуань *, Вам не встретить друзей. Провожаю Шэнь Цзы-фу, возвращающегося в Цзяндун * Малолюдная переправа. Ивы и тополя. Гонит лодку гребец, кормилом Влагу деля. Как весна - пойдет вслед за вами Боль моей тоски, По дорогам - на юг и на север От Янцзы-реки. Пишу в дни холодной пищи * на реке Сышуй * Под Гуанъучэном * Встретил исход весны. Из Вэньяна * вернулся, Влажен платок от слез. Лепестки опадают. Птичьи стоны слышны. В ивах и тополях Люди и перевоз. Оплакиваю Инь Яо * Мы вас погребли на высокой горе Средь облаков. Кипарисы и сосны густо-темны. Пора по домам. Кости зарыты в тучах седых На веки веков, И только этот живой ручей Вы оставили нам. Оплакиваю Инь Яо * Жизни людской Сколько назначено лет? В царство без форм Мы все вернуться должны. Стоит лишь вспомнить, Что вас в живых уже нет, - Тысячью горестей Чувства уязвлены. Матерь свою Не успели могиле предать, Сущий ребенок - Десятилетняя дочь... За холодным предместьем - Равнины безбрежная гладь, В тиши, в запустенье Одни рыданья слышны. Тучи плывут - Из-за вас им конца не видать, Птицы летят - Из-за вас им крикнуть невмочь, Бредут пешеходы, Глухое молчанье храня, Под ясным, студеным Светилом зимнего дня. Помню, при жизни Вы просили меня Дать наставленье, Поведать о небытии. Горько, что поздно Взялся вас научить И не сумел Завершить уроки мои. Вам принесли Дары друзья и родня, Вы подношенья Уже не могли получить. Будем пока Идти по разным стезям. В келью вернусь, Дам волю тоскливым слезам. Вздыхаю о седых волосах Увял, обескровлен Твой давний лик молодой. Редеют седины, Вот-вот их лишишься ты. Изранено сердце Мирской, жестокой тщетой. И есть ли спасенье, Помимо Врат Пустоты? * В горах Белые камни В речке устлали дно. Небо застыло. Мало красной листвы. На горной дороге Дождь не падал давно. Влажное платье Небесной полно синевы. ВЕСЕННИЕ ПРОГУЛКИ 1 Вея всю ночь, На рассвете ветер притих, И расцвели Абрикосовые сады. Деревья, деревья В бледных оттенках, в густых, Отразились в волнах Речной зеленой воды. 2 Деревьев бесчисленных Полон дворцовый сад, Цветы распускаются Неторопливо на них. Коляски душистые, Щеголи в платьях цветных, - Даже в безветрие Пыль облаками клубят. Память о друге Красных бобов Много в южном краю. Осень придет - Новых побегов не счесть. Очень прошу: Рвите их в память мою, Ибо они О друге - лучшая весть *. Провожая весну Мы дряхлей, что ни день, Седина все ярче видна. Возвращается вновь С каждым новым годом весна. Наша радость теперь: В дружеских чашах - вино. Так не будем грустить, Что цветам облететь суждено. Пишу с натуры Дождь моросит На хмурой заре. Вяло забрезжил День на дворе. Вижу лишайник На старой стене: Хочет вползти На платье ко мне. Поход За спиною колчаны - В край порубежный пришли. Дудки свищут на марше - Идут средь Ганьсуской * земли. Значит, рядом граница, Если желты облака. И трава поседела - Стало быть, осень близка. ИЗ СТИХОВ "ЖЕНА ТОСКУЕТ О ДАЛЕКОМ МУЖЕ" 1 Наступила весна. Сады поспешили расцвесть. Водоемы дворца Отражают ивы опять. Хочу передать Ляоянскому страннику весть *: Облака ароматов Не станут нас ожидать! 2 Славословья герою С далеких границ не слышны, А зеркало ранит В пустынных покоях дворца. Украсясь, глядит На сады, на цветенье весны. Немотствует. Слезы Ручьями бегут, без конца. 3 Тело и тень - На заре расстались они, Пар и волна - Меж ними тысячи ли. В сторону ту, Где я поджидаю, взгляни: Лишь облака Плывут неспешно вдали *. 4 В темной спальне блестит Словно иней, - луна. Светла, как шелка, Ее белизна. Озаряя жену, Что тоскует одна, До рассвета струит Сиянье она. ОСЕННЕЕ 1 Стоит на террасе. Холодный ветр Платье колышет едва. Стражу вновь возвестил барабан *, Водяные каплют часы. Небесную Реку * луна перешла, Свет - словно россыпь росы. Сороки в осенних деревьях шуршат, Ливнем летит листва. 2 Пруд дворцовый Тайи * Синей плещет волной. Днями спадает зной. Близкой осени жду. До рассвета играл Ряской ветер ночной. Сплошь в жемчужной росе Лотосы на пруду. НАПЕВЫ ОСЕННЕЙ НОЧИ 1 Мерна капель водяных часов, А ночи исхода нет. Меж легких туч, устилающих твердь, Пробивается лунный свет. Осень торопит ночных цикад, Звенят всю ночь напролет. Еще не послала теплых одежд * - Там снег, быть может, идет. 2 Луна едва рождена. Осенних росинок пыльца. Надо бы платье сменить - Похолодает потом. Звенит на серебряном чжэне * Ночи не видно конца. Боится покоев пустых, Не смеет вернуться в дом. Сложил во сне Не дивись любви и вражде - Тщетно горе, отрада пуста. На награду не уповай - Труд не впрок, ни к чему маета. И Конфуций * и Хуанди * - Где искать их, в какой стране? Эти древние, может быть, Нам привиделись лишь во сне. Отвечаю чиновнику Чжану Только покой Ценю на закате лет. Тысячи дел Уже не владеют мной. В сердце давно Обширных замыслов нет. Знаю одно: Вернуться к роще родной. Ветер сосны качнет - Распояшусь тогда, Буду на цине бряцать Под горной луной. Спросите: в чем наша радость, Наша беда? Песней ответит рыбак На излуке речной. Дом в горах Чжуннань * К срединным годам Возлюбил я истины суть. Близ Южной горы Поселился в пору седин. Радость вкусив, Всегда гуляю один, К лучшим местам Наилучший ведаю путь. К началу ручья Дойду дорогой прямой, Присяду, смотрю, Как встают облака над горой. Старик-дровосек Навстречу выйдет порой: Смех, болтовня, - Забываем, что время домой. Горная обитель отшельника Ли Толпы вельмож - В покоях дворцовых палат; Мелкая сошка Важных чуждается дел. Как мудрецы, Что у тиглей плавильных стоят *, - Выше лесов, Средь гор он жить восхотел. На перевале Цветы еще не цвели, В облако вступишь - Листва то светла, то темна, День на дворе, А он не восстал ото сна. Горная птица Изредка свищет вдали. Пишу в разгар весны, среди полей и садов В доме внемлю: Воркуют весной голубки. В садах, за селом, Зацвел-забелел абрикос. Взмахнув топором, Обрубаю сухие сучки, Ищу родники, Рыхлю мотыгой откос. Ласточки стаей К прежним гнездам летят, В численник новый Старые люди глядят. Чарку вознес И опустил ее вдруг: Грусть охватила, Дальний вспомнился друг. После ненастья гляжу на поля Ширь небосвода Вновь над равниной светла. Не нагляжусь! - Ни грязи, ни пыли нигде. У переезда Ворота, ограда села. Купы деревьев Тянутся к самой воде. Светлое поле, За ним белеют пруды. Горы синеют Из-за холмистой гряды. Лодырей нет В разгаре общей страды. Пусто в домах - Все принялись за труды. Отвечаю на стихи чиновника Су, посетившего мой дом в горах Ланьтянь * и не заставшего меня Нищая келья, Теснина, скальный отрог. Горстка лачуг В кругу высоких стволов. Зря повозку вы гнали Средь горных дорог. Гостя кто зазовет Под отшельничий кров? К мерзлому брегу Прилип челнок рыбака. В стылой степи - Костер, охотничий стан. Лишь с вышины, Где как снег белы облака, Колокол мерный, Вопли ночных обезьян. Радуюсь приезду Цзу Третьего *, уговариваю его остаться ночевать Друг из Лояна Сошел у ворот с коня. С платья дорожного Пыль отряхнул поскорей. Если случайный гость Беспокоит меня, Чаще всего Не отмыкаю дверей. Солнце заходит. Лучи ложатся на снег. Люди редеют. Улицы пусты вокруг. Век под халатом одним Мы делили ночлег, - Что же вы на ночь В путь пускаетесь, друг? В Цичжоу * провожаю Цзу Третьего * При встрече - улыбка, В разлуке - слез не уйму. В прощальном шатре, Еще на отвальном пиру, Уврачеванья Горю нет моему; Город безлюдный Пуще наводит хандру. Стылое небо, Чистый гребень хребта. Солнце заходит. Стремнина большой реки. Отвязан канат - И вы уже далеки. Щурясь гляжу: Все стоите вы у борта. Посылаю министру Чжану * в Цзинчжоу Где он теперь, Былой покровитель и друг? С грустью гляжу Туда, где Цзинмэньский хребет *. В целой вселенной Мудрых наперсников нет. Помню до гроба Милости давешних лет. Вместе с крестьянами Не покладая рук Сад на старом холме Насаждаю чуть свет. Взором гусей провожаю, Летящих на юг: Как бы возмочь Переправить с ними привет! На исходе зимней ночи, в снегопад, вспоминаю о доме отшельника Ху Вестник зари - Барабана мерзлого стук. Старческий облик В зеркале видеть могу. Ветр за окном Встревожил-взвеял бамбук. Дверь отворяю: Горы в глубоком снегу. В воздухе реет - На улицах глухо, мертво. Сбился в сугробы - Пустые дворы заволок. Дом Юань Аня; Я обнаружу его, Ибо хозяин За дверью замкнутой лег *. В зимнюю ночь пишу о том, что на душе Зимняя ночь Очень долга, холодна. Глухо бубнит Ночной барабан из дворца *. Изморозь пала, Трава белей полотна, Ивы дряхлеют, Ясно сияет луна. Пышный наряд Оттеняет морщины лица, Красным светильником Озарена седина. У государя Молодость нынче в цене. В зеркало глянул - Куда уж в придворные мне! Осенней ночью сижу один Грущу одиноко. Виски с годами седей. Стража вторая Вот-вот вдали прозвучит. В горах опадают Плоды от хлестких дождей. Под лампой цикада Всю ночь стрекочет-сверчит. Чернее не станет Волос побелевшая прядь. Нельзя-невозможно Золото в тигле создать. Как исцелиться, Старость осилить свою? Книги же только Учат небытию *. Осенний вечер в горах Весь день моросило В пустынных горах дотемна. Небесная глубь Вечерней прохладой полна. Средь хвои сосновой Слепит-блистает луна. Прозрачно бежит По камням ручьевая волна. Бамбук зашумел - Возвращаются прачки с реки. Лотос качнулся - Рыбачьи плывут челноки. Хоть вешний давно Отлетел аромат травяной, Хочу, чтобы вы Остались на осень со мной. Написал, возвращаясь к горе Суншань * Чистый поток Оброс ивняком и травой. Конь и повозка Медленны, словно скользят. Воды текут - Река сдается живой. Поздние птицы Летят в гнездовья назад. Близ переправы - Древний глухой городок. Горы осенние Солнце зажгло ввечеру. К склонам Суншань Труден путь и далек; В горную келью Вернусь - и калитку запру. Написал, возвращаясь на реку Ванчуань Колокол тихий в долине Слышу порой. Реже навстречу бредут Лесоруб, рыбак. Долгий тлеет закат За дальней горой. К белым стремлю облакам Одинокий шаг *. Стебель рогатика * слаб - К влаге приник. Пух тополей невесом - Взмыл на ветру. Луг восточный весной - Словно цветник. Тихо грустя, Калитку молча запру. Жилище в горах Запер калитку в тиши. Безбрежен закат. Вижу - гнездо журавля На каждой сосне. Дверцу из веток * открыть Случится навряд, - Редко друг и собрат Заглянет ко мне. Красные лотосы Сбросили ветхий наряд. Вешний бамбук - в пыльце, Рощи цветут. На переправе Огни мелькают подряд. Собран орех водяной - Расходится люд. Горы Чжуннань Гребень Тайи * - Небесной Столицы сосед. К самому морю Тянется горный хребет. Белые тучи - Взгляни - затмевают свет. Сизый туман - Вглядись - и вот его нет. Главный отрог Разделил уезды, края, В каждом ущелье Всегда погода своя. Ежели вам В горах потребен ночлег * - Через поток Голос подаст дровосек. Живу на покое у реки Ванчуань В Белый храм * воротясь, В келью мою, В стольный не езжу град, К Зеленым вратам *. К древу у дома припав, Нередко стою, Даль созерцаю, Вижу селение там. Белые птицы парят Над сизой горой, Дикий рис отражен Зерцалом воды. Словно второй Улин-цзы, Отшельник второй, Движу скрипучий журавль, Поливаю сады *. В саду весной В легких сандалиях, После ночного дождя, В утренник вешний Ветхий накинув халат, Сад по частям поливаю, С бадейкой бредя. Персик румяный цветет, Ивы пылят. Словно доска для шахмат - Делянки трав. Поднял над рощей журавль Свой наклонный шест. Столик из шкуры оленьей К закату взяв, Прячусь в полыни, Укромных взыскую мест. Поля и сады на реке Ци * Над плесом Цишуя В благой живу тишине. Нет гор на востоке. Бескрайны дали полей. За тутовой рощей Простор в закатном огне. Меж сел побережных Река сверкает светлей. В деревне подпасок Тропой бредет луговой. Охотничий пес Бежит за владельцем как тень. А чем же отшельник Досуг заполняет свой? Калитка из веток С рассвета закрыта весь день. Поздней весной меня навещает чиновник Янь с друзьями Три тропинки, Астры и сосны в саду. На пять повозок В хижине свитков и книг. Клубни варю, Гостей уважаемых жду. К дому зову - Взглянуть на гибкий тростник. Сорока спешит Взрастить птенцов по весне. Иволга плачет - Хоть высох никлый цветник. Близясь к закату, Грущу о моей седине, Время отныне Мне драгоценно вдвойне. Меня навещает правитель области Гочжоу * Солнечный блеск Озарил последки весны. Луг обновлен. Свежа трава луговин. Полировщик зеркал * - Близ ложа сижу у стены, Поливальщик садов * - Брожу средь рощи один. В пять коней колесница * Всполошила убогий приют. Старца выводят Слуги-мальчики под рамена. Яства простые Готовят на кухне, снуют. Не обессудьте - Семья Жуаней бедна *. Посетил горную обитель почтенного Тань Сина в храме Ганьхуа Тигровый ручей * - Здесь, на закате дня, С тростью в руках Вы ожидали меня. Гость торопливый Услышал тигра вдали. По дороге домой Вы за течением шли. Диких цветов Заросли так хороши. Голос птицы в теснине Столь одинок и чист. Вам ночью не спится. В тихом лесу - ни души. Лишь в сосняке Ветра осеннего свист. Посещаю обитель Сянцзи * Бреду наудачу К святому храму Сянцзи. В глушь углубился - Гряда вершин, облака. Древни деревья, Безлюдны крутые стези. Где-то в ущелье Колокол издалека. Меж скальных уступов Клокочет пена реки. Солнце на хвое К закату все золотей. Под вечер монахи У дикой, глубокой луки, Уйдя в созерцанье, Смиряют дракона страстей. Пишу ранней осенью в горах Лишен дарований. От службы себя отстранил. О бегстве мечтаю К ветхой ограде, к ручью. Не каюсь, что рано Шан Пин детей оженил *, - Жаль, что Тао столь поздно Должность покинул свою *. В келье сверчки Под осень стрекочут быстрей. В стенаньях цикад Ввечеру нарастает тоска. Давно не видать Гостей у пустынных дверей. В безлюдном лесу Со мной - одни облака. Пишу в деревне у реки Ванчуань в пору долгих дождей В чаще глухой, в пору дождей, Вяло дымит костер. Просо вареное и гаолян К восточной делянке несу. Белые цапли летят над водой - Залит полей простор, Иволги желтые свищут в листве Рослых деревьев в лесу. Живу средь гор, вкушаю покой, Люблю на цветы смотреть, Пощусь под сосной, подсолнухи рву, От мирской тщеты в стороне, Веду простую крестьянскую жизнь, С людьми не тягаюсь впредь, Но птицы - не ведаю почему, - Нисколько не верят мне. В горах попал под дождь Ливень стеной. Сумраком день объят. Чистых небес Не разглядеть ни клочка. В темных горах Молнии взор слепят, До шири морской Только одни облака. К ручью нисхожу, Скольжу: обрыв, крутизна. Брода ищу, Не медлю - ведь ночь близка. Вот, наступила... Светла над рекой луна. Где-то вдали Песня гребцов слышна. Провожаю Чжана Пятого *, возвращающегося в горы Вас провожая, Замер в горе своем: Встречу ли вас, Дождусь ли желанного дня? Долгие годы Мы служили вдвоем, Вы отряхнули Одежды прежде меня. В горах на востоке Скромная хижина есть. Был бы я счастлив Для вас у калитки подместь. Надо бы тоже Мне выйти в отставку теперь, - Разве откажешь Сердцу, что подало весть? Провожаю чиновника Цяня *, возвращающегося в горы Лантьшянь Все краше трава, Но к Персиковому ключу * Мало кто едет - Пребыть в благой тишине. В оде Чжан Хэна Напутственных мыслей ищу *, Наряд Лао Лая * Все время видится мне. С Южного взморья Ласточки к дому спешат, Горные вишни Цветут в разгаре весны. Вешним постом Пора устремиться назад. К дверце из веток И вы вернуться должны. Весенней ночью в Бамбуковой беседке преподношу чиновнику Цяню, который возвращается в Ланътянь Тихая ночь. Мир живых - покоем объят. Лишь за рощей порой Собаки лают, не спят. Вспоминаю опять Пребыванье в горном краю, От ручья на закат - Убогую келью мою. Завидую вам: На заре вы уехать должны, Травы сбирать *, Богатство презрев и чины. Провожаю Цю Вэя *, который, провалившись на экзаменах, возвращается к себе в Цзяндун * К вам пришла неудача - И меня печалит она. Ветки ивы * плакучей Незабвенны в цветенье весны. На чужбине остаться - Золотая иссякла казна; В край родной возвратиться Возрастет серебро седины. Возле озера Тай * Скромный домик, малый надел, И скиталец усталый Пред дорогой в тысячи ли. Зная мудрость Ми Хэна, Продвинуть его не сумел *, Все придворные связи, Стыжусь, - помочь не могли. Дарю Цю Вэю на прощание Возвратной тропой, За предел седых облаков, Петляя, плетусь Верхом на горный подъем. И ныне и завтра, Знаю - мой жребий таков: Тревогу таить В тоскливом сердце моем. "Пояс и шпильки" За проводы благодарю *. Как бы весной Вам снова встретить меня! На каждом шагу Назад понуро смотрю, К ближней заставе Нехотя правлю коня. По Желтой реке * плыву в Цинхэ * Наша лодка плывет По великой Желтой реке. До границы небес Простерлось обилие вод. Прерываются вдруг И волны и небосвод: В десять тысяч домов Город возник вдалеке. Продолжаем путь - Возникают вновь города, Как в тумане видны Шелковицы и конопля. Обернешься, глядишь Туда, где родная земля: Вплоть до самых туч Без края - вода и вода. Ночью проплываю Цзинкоудай * Сирый мой парус В зеленом тумане плывет. Тлеет красный закат Над разливом холодных вод. Ивы речные С рассветом явятся мне, Песни из У * Звучали в ночной тишине. Южные воды Расплылись в приливной волне, Северный Ковш * Ближе к родной стороне. К службе спешу, На чужбине странствую сам, Мысли о доме Вверяю пролетным гусям. Хозяин тысячи пагод * Праздник встречаю На постоялом дворе - Не надобно ставить Парус на ранней заре. Под самым окном Воды Бяньхэ-реки *, У врат перевоз, Чуских гребцов * челноки. Куры и псы По всему селенью бредут, Дальше поля Под сенью вязов и тут... Вовеки никто Не узрит жилья старика: Над ложем его - Туманы и облака. Любуюсь охотой Ветер упруг. Луки звенят у реки. Военачальник Лов под Вэйчэном * ведет. Травы засохли. У соколов злые зрачки. Снега не стало. Коней копыта легки. Мимо Синьфэна * Мчит полководец вперед, В лагерь Силю *, В стан подвластных полков. На запад, назад, Глядит, где стреляли орлов: На тысячу ли Гряда заревых облаков. В походе Зычно трубя, Рога подымают солдат; Тронулись в путь, Нестройно шумят, галдят. Ржанье коней, Дудок жалобный плач. Чрез воды Цзиньхэ * Скорей перебраться - и вскачь! Солнце заходит За край пустынной земли. Клики сраженья В густом дыму и в пыли. Взять на аркан Именитых князей степных, Пред Сыном Неба * В путах повергнуть их! Тоскливые думы поздней весной В новом уборе Жалость внушает вдвойне. Время завесу К закату поднять на окне. Дымом курений Ковры и циновки полны. На яшмовых плитах Тянется тень от стены, В двери влетает Весенняя мошкара. Вечером птицам В ветках укрыться пора. К сумеркам ближе Горше тоскует она... Персик и слива Цветут у пустого окна. Отвечаю Чжану Пятому В Чжуннаньских горах Хижина, кровля-тростник. Прямо напротив Зубчатый гребень хребта. За год - ни гостя, Подолгу дверь заперта, Не знаю забот, Давно к безделью привык. Вина разопьем, Рыбку поудим вдвоем - Хоть бы денек Погостите в доме моем! Проводы Сударь, спешьтесь, Прошу, испейте вина. Вы в дороге - Куда ведет вас она? Всадник ответил: Мечты развеяны в прах. Я обрету Забвенье в Южных горах * Что вопрошать? Решимость ваша тверда: Но седым облакам Не будет конца никогда *. Провожаю секретаря Циму *, который, оставив службу, возвращается в Цзяндун Наш век просвещенный Давно догнать не могу И с вами равно Неуместен в ученом кругу. На волю Небес В душе роптания нет. Прост и покладист Мой нрав от младенческих лет. Помню, как вы, Отряхнув одежды, ушли. Довольство и мир Вкушает родная страна. Осеннее небо Прозрачно на тысячи ли, Солнце садится, Река пустынна, ясна. Сияет луна. Ночь светла, безмятежно тиха. О кромку челна Отбиваете меру стиха. В дружбе с птицей и рыбой Таите светильник души *. Живете в покое Среди тростниковой глуши. Стоит ли влечься В мир, где бренность одна, Где что ни день Клочковатей висков седина? Вы глупым невеждой В дикой гнездитесь щели, Чуждым заботе, От мудрости Неба вдали *. Коль найдут примененье, Не брезгуя мной, простаком, Кто судить справедливо Возможет в деле таком? Отсель удалиться Хочу по вашим следам, Стать простым земледельцем, Вернуться к полям и садам. Вэйчуаньские крестьяне * Косыми лучами Селенье озарено. В хлева возвращаясь, Проулками тянется скот. Старик у калитки Оперся на посох давно, Замыслясь глубоко, Подпаска-мальчика ждет. В созревшей пшенице Фазаны подняли крик. Окуклились черви - Листвы на шелковицах нет. Шагают крестьяне - Торчат рукояти мотыг, - Толкуют, встречаясь, Никак не окончат бесед. Грустная зависть Душу печалит мою: "Скоро стемнеет..." * - Я потихоньку пою. Зеленый ручей Когда отправляюсь На реку Желтых Цветов *, Всегда берегами Иду Зеленым ручьем. Тысячи раз Меж гор он извиться готов, Хотя по прямой Сотню ли не счесть нипочем. Звуки рокочут В разбросанных грудах камней, Краски тускнеют В сосновой чаще лесной. Плещет струя, Колышет орех водяной, И тростники, Дрожа, отражаются в ней. Сердце мое Уже беспечно давно, Лоно ручья Тем же покоем полно. Здесь, на скале, Я бы остаться хотел, С удочкой сесть, Отрешиться от суетных дел... Обитель Каменных Ворот * в горах Ланьтянь Горы и воды Прекрасны в закатном огне. Ветру вверяюсь, Плыву к верховьям в челне. Дивные виды Путь сократили мне. Вот и приплыл К истокам, в глухие места. Взор веселит Облаков и гор красота, Но усомнился: Быть может, ошибся в пути. Как средь протоков Единственно верный найти? Глянь - впереди Стезя к подножью хребта. Срезал посох, Оставил в затоне ладью, Рад, что нашел Надежную тропку свою. Пять-шесть монахов Гуляют в лесистой тени, Ранним рассветом Санскрит изучают они, В безлюдье ночном Созерцанию дух предают, От сельчан-дровосеков О мирских делах узнают, И пастушески прост Их блаженный мирный приют. Здесь деревья высоки - Под ними ночь провожу, Возжигаю куренья, На чистой циновке лежу. Благовоньем цветов До отказу одежды полны, Отсвет горной луны Серебрится на камне стены... Заблудиться боюсь В повторной дороге сюда. Мой челнок на заре Унесет по теченью вода. Прощайте, друзья И ручей, где персик цветет! * Заалеют цветы - Возвращусь на будущий год. Посещаю жилище Ли И Праздна калитка, Осенние травы пред ней. Целыми днями Повозок нет и коней. Заулок глухой Негаданный гость посетил. Взлаяли псы. Лес недвижно застыл. Вечно без шпилек *, Пряди волос - вразброд. Даже в прогулку Даосские книги * берет. Мы духом едины, Брезгуем смутой мирской, Любим лишь Дао, Нищую жизнь и покой. Вино из Ичэна * Вместе с ним разопью И возвращусь В Лоянскую келью мою *. Наслаждаюсь прохладой Бессчетных деревьев Стволы крепки, высоки, Бегущий меж ними Поток прозрачен, широк. Поток достигает Устья великой реки, Оттуда обильно Дальний летит ветерок. Влажная рябь Смочила белый песок, Как в пустоте, Белый осетр плывет. На плоской скале У самой воды я прилег, Брызжа в меня, Катятся волны вперед. Ноги мои Омывает волна за волной. Вижу - рыбак Удит с той стороны. Сколько же рыб Его червяком прельщены? Что вспоминать Игры в траве водяной! ИЗ СТИХОВ "ЧЕТЫРЕ МУДРЫХ МУЖА, ЧТО ОБИТАЮТ У РЕКИ ЦЗИХЭ" * Чжэн и Хо, жители гор Беззаботна, беспечна Одетая в шелк молодежь. В наипервых домах Появляется часто она. Уродилась в богатстве, Наследной казны не сочтешь, Благосклонностью царской От юности одарена. Не обучена с детства. В достатке мясная еда. В золоченых колясках Разъезжает везде и всегда. Почему ж в небреженье Отшельники дебрей лесных? Не представит никто Ко двору государеву их. Чжэн - почтенный мудрец Постарел средь потоков и скал, На холме, за плетнем, Хо - учитель жилье отыскал. Лишь по твердой цене Лекарства больным продают *, В десять тысяч словес Пишут книги, не устают. Лишь у добрых дерев Обретают тенистый приют. Лишь прозрачную воду Из чистых источников пьют *. Я, ничтожный, о них Недостоин высказать суд. Где же те, что в грядущем Отшельникам честь воздадут? Провожаю Циму Цяня *, который, провалившись на экзаменах, возвращается в родные места В просвещенное время Горных отшельников нет: Всех людей одаренных Снова на службу берут. Тем, кто в кельях убогих Населяет Восточный хребет *, Для сбирания трав Не стоит браться за труд. Хоть вы едете в глушь, Золотые оставя врата *, Помышления ваши Не могут быть очернены.