----------------------------------------------------------------------------
Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
Для высших учебных заведений.
Том 2. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Римская литература.
М., "Просвещение", 1965
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
(43 г. до н. э. - 18 г. н. э.)
Публий Овидий Назон (Publius Ovidius Naso) - виднейший поэт в плеяде
писателей "золотого века" римской литературы. Родился в 43 г. в городе
Сульмоне (в средней Италии) и принадлежал к старинному роду "всадников". В
Риме Овидий прошел ораторскую школу, где учился декламации у знаменитых
риторов того времени Ареллия Фуска и Порция Латрона. По отзыву ритора
Сенеки, Овидий считался "хорошим декламатором", но любил декламировать
больше суасории ("увещательные речи"), требующие больше чувства; "всякая
аргументация была у него тяжела" {Сенека-ритор, Контроверсии, II, 2, 12.}.
Служебная карьера Овидию не удалась: ему с "детства служить небожителям
больше хотелось", как признается сам поэт в своей автобиографической элегии
(см. ниже); его "тайно влекла к себе Муза" и "все, что он ни пытался писать,
выходило стихом" {Овидий, Печальные элегии, IV, 10, 19, сл. 25.}.
Подобно другим элегикам, настроенный эпикурейски и выступая в своих
ранних произведениях "певцом любви" (по выражению Пушкина), Овидий, в
отличие от Тибулла, а также Вергилия, не очень был склонен идеализировать
прошлое; оно было, по его мнению, грубо. Овидий понимал, что повернуть назад
колесо истории нельзя. "Мы живем как люди нашей современности" {Овидий,
Фасты, I, 226.}, - заявляет поэт. "Я поздравляю себя, что я родился теперь"
{"Искусство любви", III, 121, сл.}, - пишет он. Овидий - сторонник изящества
и культуры, которую нес современный ему "золотой Рим" - властитель богатств
вселенной. Овидий не разделял тенденций политики Августа, направленных на
реставрацию старинной морали и гражданской доблести. В своих ранних "Песнях
любви" ("Amores") он выступал как изнеженный эпикуреец, самый яркий
представитель римской любовной элегии. Воспевая любимую им женщину, он умеет
со свойственной ему игривостью мастерски на свой лад варьировать общие
мотивы любовной элегии. В "Героинях" ("Heroides"), или в "Письмах", он дает
построенные в стиле риторической декламации поэтические письма
мифологических героинь и героев к их возлюбленным, разрабатывая главным
образом мотив ревности. В дополнение к этим ранним произведениям Овидий
пишет "Искусство любви" ("Ars amatoria"), где в игривых наставлениях молодым
людям пародирует подчас то методы избирательной кампании, то риторическую
теорию. "Лекарство от любви" ("Remedia amoris") и отрывок сочинения
"Медикаменты для лица" ("De medicamine facie") заключают ранний период
творчества поэта.
Но в атмосфере цезаризма с его реставрацией старинной религии и морали
Овидий, подобно Проперцию, не мог не обратиться и к иным сюжетам. Он пишет
"Фасты" ("Fasti" - календарь) - этиологические элегии в духе александрийской
поэзии, где дает календарное поэтическое описание происхождения римских
праздников и обычаев, а затем "Метаморфозы" ("Превращения"). Основываясь на
сборниках александрийского времени и на римском материале, поэт описывает
различные мифологические превращения, начиная от образования мира и кончая
"метаморфозой" Юлия Цезаря в звезду. Это на вид религиозное произведение,
отвечавшее политике Августа, по существу отразило те же особенности
творчества раннего Овидия. В этой поэме, составленной из отдельных, лишь
внешним образом искусственно связанных новелл, Овидий тот же эпикуреец,
сводящий богов с их пьедестала и не оставляющий игривой любовной тематики.
Отражая в мифах римскую современность, поэт вместе с тем старается поразить
своего маловерующего читателя чудесами мифологии, которая обращается у него
лишь в интересную сказку. А сказка эта у Овидия поистине прелестна; многие
его рассказы захватывают своей драматичностью и силой чувства.
Направление творчества раннего Овидия, подрывающее реформы Августа в
моральной, семейной и религиозной сфере, - его эпикурейство, яркая любовная
тематика, а также показ развращенности римских матрон (например, в
"Искусстве любви") - все это повлекло за собой ссылку поэта. В 8 г. н. э.
Август, воспользовавшись каким-то не вполне ясным для нас предлогом, выслал
его, уже пожилого человека, на берег Черного моря, в городок Томы, где
Овидий прожил до своей смерти (18 г. н. э.). Здесь Овидий написал два
больших произведения: "Печальные элегии" ("Tristia") и "Письма с Понта"
("Epistolae ex Ponto"), В них то изображаются страдания поэта (последняя
ночь в Риме, описание бури и др.), то Овидий старается оправдать свое
поведение и просит друзей выхлопотать ему помилование.
Творчество Овидия уже развивает те элементы, которые станут ведущими в
поэзии цезаризма, когда часто "фраза была выше содержания". Это увлечение
красотой словесного выражения выливается у Овидия, ученика ораторской школы,
в риторизацию его поэзии, особенно заметную в ранних произведениях
(например, в "Героинях"). Произведения из ссылки гораздо менее
риторизованы. Пушкин правильно отметил, что в "Понтийских элегиях" более
истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее
холодного остроумия... Сколько живописи в подробностях! И какая грусть о
Риме! Какие трогательные жалобы!.. {Отзыв на "Фракийские элегии"
("Стихотворения В. Теплякова", 1836).} Овидий считался певцом любви в
феодально-рыцарской поэзии трубадуров. В эпоху Ренессанса создавались но-
веллистические переработки мифов "Метаморфоз". Много трогательных стихов
посвятил Овидию, "певцу любви, певцу богов", Пушкин, который находил в своей
судьбе общее с участью римского поэта-изгнанника ("К Овидию", в поэме
"Цыганы" и др.).
"Песни любви" - стихотворный перевод А. Фета (1863). "Героики" -
перевод в изд. Сабашниковых (Овидий, Баллады, Послания, М., 1913).
"Метаморфозы" - перевод С. В. Шервинского, ("Academia", 1937). "Скорби" -
стихотворный перевод А. Фета (М., 1893).
ДЕКЛАМАЦИЯ ОВИДИЯ В ОРАТОРСКОЙ ШКОЛЕ {*}
{* Сенека-ритор, Контроверсии, II, 2 (10).}
[Тема. Муж и жена поклялись в том, что если что случится с одним из них,
другой умрет. Муж отправился в дальнюю страну, а жене послал вестника с
сообщением, что ее муж умер. Жена бросилась в пропасть, но ее вернули к
жизни. Она получает приказ от отца бросить мужа. Она не желает. Отец лишает
ее наследства.]
Вся трудность дела именно в том, что ты (отец) позволил моей жене
любить мужа, мужу - любить жену. Отсюда по необходимости вытекает, что,
позволив им любить друг друга, ты позволил им связать себя клятвой. Какую же
дали мы, думаешь, клятву? - Ты был у нас священным именем клятвы, тобой
поклялись. В случае же обмана, она призвала на свою голову весь гнев отца, а
я гнев тестя. Пощади же, отец, мы вовсе не клятвопреступники. Вот ты,
человек, громко бранящий нас, - какой увлечен необузданной любовью! Он
жалуется, что кто-то, кроме него, дорог для дочери. Есть ли такая сила,
которая сможет отвлечь его от его чрезмерной привязанности к дочери? Боги
милосердные! Как он любит (мою) жену! Но он любит свою дочь (мою жену) и -
лишает ее наследства! Страдает за перенесенную ею опасность и в то же время
удаляет ее - и от того именно человека, без которого она, по ее словам,
существовать не может; он сетует на грозящую ей опасность, от коей сам почти
застрахован, - он, приказывающий любить (мужа), но с осторожностью. Легче
добьешься в любви конца, нежели умеренности. Ты будешь оспаривать, что
любящие должны соблюдать границы, одобренные лишь тобой, что должны вести
себя во всем только обдуманно, что должны обещать лишь отвечающее твоей
воле, взвешивая все свои слова и рассудком и природною честностью?
Только старики любят так! Слишком мало проступков любящих ты знаешь,
отец: и тяжбы мы вели иногда, и проигрывали дело, и - что ты, возможно,
совсем не представляешь себе - ложно клялись. А касается ли сколько-нибудь
отца, что любящие клянутся в верности? И богов это не касается. Нечего
хвалиться тебе, жена, что ты первая совершила такой поступок: одна жена
погибла вместе с мужем, другая за мужа - и все же все поколения будут их
чтить, всякий талант будет прославлять. Пользуйся, тесть, своим счастьем. На
остальное время, согласно твоему приказанию, мы сделались более бдительными;
в нашем заблуждении мы сознаемся; у нас совсем выпало из ума, когда мы
клялись, что есть некто третий, который больше любит. Пусть, о боги! так
будет всегда! Ты упорствуешь, тесть? Прими обратно дочь: я согрешил и
достоин наказания. Зачем мне быть для жены причиной позора, а для тестя -
сиротства? Я уйду из государства, убегу, буду жить в изгнании, как смогу,
буду, несчастный, переносить свою тоску с жестким терпением. Я даже готов
умереть, если бы мне только одному пришлось умереть.
ПЕСНИ ЛЮБВИ (Amores)
I, 2 [ТРИУМФ АМУРА]
О, почему мне постель такою кажется жесткой,
И покрывало мое плохо лежит на софе?
И почему столь долгую ночь провел я бессонно,
И, беспокойно вертясь, тело устало, болит?
5 Я бы почувствовал, думаю, будь я терзаем Амуром,
Или подкрался хитрец, скрытым искусством вредит?
Да, это так. Уже в сердце сидят тонкоострые стрелы;
Душу мою покорив, лютый терзает Амур.
Сдаться мне или борьбою разжечь внезапное пламя?
10 Сдался. Спокойно неся, мы облегчаем свой груз.
Видывал я, как растет от движенья светильника пламя,
Если ж его не трясти, то угасает огонь.
Меньше ударов быкам достается, ко плугу привычным,
Нежели тем, кто ярмо видит впервые свое;
15 Конь своенравный больнее удары удил испытает;
Чувствует меньше узду, кто приспособился к ней {1}.
Мучит сильнее Амур и свирепей терзает мятежных,
Нежели тех, что готов рабство свое выносить.
Да, признаю, Купидон, я твоей стал новой добычей,
20 Я побежден и себя власти твоей предаю.
Битва совсем не нужна. Милосердия, мира прошу я.
Нечем хвалиться тебе; я, безоружный, разбит.
Миртом главу увенчай, запряги голубей материнских {2},
А колесницу к крыльцу вотчим подарит тебе.
25 Ставши тогда на нее, при приветственных криках народа,
Птиц запряженных вперед двинешь искусной рукой.
Юношей пленных вослед поведут и девушек нежных:
Шествие это тебе будет триумфом большим {3}.
Свежий улов твой - я, получивши недавнюю рану,
30 В пленной душе понесу груз непривычных оков.
Ум здравый сзади с руками в цепях поведут за тобою,
Стыд, да и все, что вредить станет могучей Любви.
Все убоятся тебя. Свои руки к тебе простирая,
Громко воскликнет народ: "О триумфатор, ликуй!"
35 Спутники будут твои Безумие, Ласки и Страсти;
Будут упорно толпой все за тобою ходить.
Этим-то войском людей и богов постоянно смиряешь,
Этой поддержки лишись - станешь бессилен и наг.
Рада триумфам твоим, с Олимпийских высот возликует
40 Мать, и осыплет она розами сыну лицо.
С перлами в крыльях своих, с испещренными перлом
кудрями,
На колеснице златой в золоте тронешься в путь.
Даже тогда (мы знаем тебя) распалишь очень многих,
Даже тогда, на ходу, множество ран нанесешь.
Знай, ты не можешь и сам лишать могущества стрелы:
Ведь уж соседством одним жгучее пламя палит.
Вакх ликовал так, смирив пригангскую {4} в Индии землю;
Птицами ты всемогущ, мощь его в тиграх была.
Так как в триумфе твоем и я принимаю участье,
60 То, победитель, не трать силу твою на меня.
Глянь на доспехи счастливые Цезаря {5}, брата по крови.
Раз победивши, под щит он побежденных берет.
Перевод А.В. Артюшкова
1 Ряд аналогий - обычный метод аргументации у Овидия и у других
элегиков.
2 Голубей Венеры, матери Амура. Выезд Венеры на колеснице, запряженной
голубями, ярко описан Апулеем (см. ниже).
3 Триумф Амура, изображенный Овидием, вдохновил Петрарку в его поэме
"Триумфы"; он представил Амура, повелителя мира, за которым покорно следует
в цепях плененное человечество.
4 Близ реки Ганга в Индии.
5 Августа; он считался потомком Энея, сына Венеры; таким образом, Амур
(тоже сын Венеры) - брат Энея.
I, 9 [ЛЮБОВЬ - ВОЕННАЯ СЛУЖБА]
Каждый любовник - солдат, и есть у Амура свой лагерь;
Мне, о Аттик {1}, поверь: каждый любовник - солдат {2}.
Для войны и любви одинаковый возраст подходит:
Стыдно служить старику - стыдно любить старику.
5 Те года, что для службы военной вожди назначают,
Требует также она, милая дева твоя.
Бодрствуют оба: и тот и другой на земле почивают;
Этот вход к госпоже, тот к полководцу хранит.
Служба солдата - походы. Отправь ты девицу подальше,
10 Вслед за ней без конца будет любовник спешить;
Он на горы крутые пойдет и в разлив через реки,
И по сугробам снегов будет за нею идти.
И, собираяся в море, не будет ссылаться на Эвры
И созвездий искать в небе не будет тогда.
15 Только солдат да любовник выносят хладные ночи
И потоки дождя вместе со снегом густым.
Смотрит один за врагом, лазутчиком будучи послан;
Очи не сводит другой: это соперник его.
Тот города осаждает, а этот двери подруги;
20 Ломит ворота один, в двери стучится другой.
Часто служило на пользу напасть на врага, когда спит он,
И безоружных людей сильной рукой избивать.
Так суровые орды погибли фракийского Реса {3},
И не стало коней, отнятых смелой рукой.
25 Сон мужей любовникам также на пользу бывает,
И для сонливых врагов много оружья у них -
Через стражей отряды пройти и умело и ловко.
Как искусен солдат, так и любовник всегда.
Марс, как Венера, сомнителен; и побежденные часто
30 Снова встают, а те, что побеждали, лежат.
Значит, оставь называть любовное чувство ты праздным:
Свойственно чувство любви и энергичным мужам,
Страстью горит Ахиллес, лишившись Брисовой дщери {4},
Пусть сокрушают сыны Трои аргивян добро.
35 Гектор в битву ходил после сладостных ласк Андромахи,
И на главе у него шлем был женою надет.
Даже ты, о Атрид {5}, прельстился дщерью Приама {6},
Как у менады {7}, у ней были красивы власы.
Также и Марс, попавшись, узнал художника сети {8},
40 Там на небе рассказ этот известнее всех.
Я и сам был вял и для отдыха нежного создан:
Ложе и тихая жизнь сердце смягчили мое;
Но кручина по деве прогнала безумную леность
И приказала служить в лагере строгом ее,
45 Вот и подвижным я стал и войны ночные ведущим:
Кто от лени бежит, пусть тот полюбит скорей.
Перевод С. Бельского
1 Друг Овидия.
2 Овидий искусно раскрывает этот тезис, напоминающий тему школьной
риторической декларации, и, настроенный эпикурейски, издевается над военной
службой, к которой он не был склонен.
3 Рес - фракийский царь, союзник троянцев, обладатель великолепных
коней. Греческие герои Одиссей и Диомед хитростью увели ночью коней Реса,
так как оракул предсказал, что если кони Реса поедят или напьются в
осажденной Трое, город не будет взят греками (см. "Илиаду", II, X).
4 Брисеида - пленница, была отобрана у Ахиллеса Агамемноном, вследствие
чего Ахиллес отказался участвовать в битвах (см. "Илиаду", II, 1).
5 Агамемнон.
6 Кассандрой.
7 У вакханки.
8 Миф о том, как бог Гефест опутал сделанными им тонкими сетями
любовников - Марса и Венеру (см. "Одиссею", VIII, 266-366).
I, 15 [ПОЭЗИЯ БЕССМЕРТНА]
Что ж ты гложешь меня, упрекая в беспечности, Зависть,
Будто напевы мои праздный талант породил?..
Брось твердить, что поэт не пошел в цвете сил за отцами
Лавры войны добывать, пыльные лавры войны,
Или закон изучать пышнословный, или на форуме
Неблагодарной толпе имя свое продавать {1}.
Все, что ты ищешь, - умрет, мне же вечная слава мерцает,
Чтобы навеки везде песнь раздавалась моя.
Нет! Гомер не умрет, Тенедос {2} пока с Идою {3} целы,
10 Быстрые воды пока в море стремит Симоэнт {4}...
Нет! не умрет Гесиод, пока гроздь наливается соком
Или изогнутый серп режет Цереры дары {5}...
Всюду по свету звучать будет вечная песнь Каллимаха...
Пусть и талантом он слаб, - сильно искусство его.
Нет! никогда не придет конец для трагедий Софокла.
С солнцем, с луной заодно будет в веках и Арат {6}.
Жив сварливый отец, раб-проныра, бесчестная сводня
Или гетера-краса, - жив будет также Менандр.
Энний, пусть плох мастерством, и в слове порывистый
Акций {7}
20 Славное имя свое не затемнят никогда...
Кто ж про корабль не слыхал тот первый, воспетый
Варроном,
Как золотое руно мчался Ясон добывать {8}.
С песнью высокой своей в тот день лишь погибнет Лукреций,
Миру который конец вместе с собой принесет.
Будут о Титире знать, о нивах, о войнах Энея,
Мир побежденный пока Рим, как столицу, хранит.
Там, где любовный огонь и лук, Купидона оружье,
Будут, о милый Тибулл, песни твои повторять.
Славен на западе Галл, восток тоже знает о Галле {9},
30 С Галлом же вместе живет имя Ликоры его...
Пусть бы и камень погиб - от времени, плуга железо
Пусть бы погибло, но песнь смерти не знает совсем.
В этом и царский триумф, и цари пусть песне уступят,
Пусть уступает и брег Тага {10} с песком золотым...
Чернь за презренным бежит, а мне, Аполлон златокудрый,
Полную чару, молю, влаги кастальской {11} налей.
Дай мне на кудрях сдержать тот мирт, что от холода вянет,
Дай, чтоб с волненьем меня всякий влюбленный читал.
Зависти пища - живой; как умрешь, успокоится зависть;
40 Каждому будет тогда в меру заслуги почет...
Мне ли бояться чего? Пусть сгорю на костре без остатка,
Жив буду я - не умру лучшею частью своей.
Перевод Н.И. Шатерникова
1 Быть оратором.
2 Остров у троянского берега в Малой Азии.
3 Гора в Троаде.
4 Река близ Трои.
5 Хлебные колосья.
6 Греческий поэт-эпик, представитель александрийской поэзии.
7 Римский драматург-трагик II-I в. до н. э.
8 Разумеется поэма "Аргонавты" Публия Теренция Варрона, римского поэта
I в. до н. э.
9 Римский поэт-элегик I в. до н. э.
10 Река в Луситании (Пиренейский полуостров).
11 Источник у подножия горы Парнаса в Фокиде, посвященный Аполлону.
III, 1 [ТРАГЕДИЯ И ЭЛЕГИЯ ПЕРЕД ПОЭТОМ]
Старый тут тянется лес, не рубленный долгие годы.
Можно подумать: живет в этом лесу божество...
Грот... а в средине его, где скалы нависли, - источник
Льется священный, и птиц сладкое пенье кругом.
Здесь я ходил, под сенью укрыт зеленеющей рощи,
Думал, куда поведет Муза мой творческий дар.
Вижу: Элегия вот - узлом благовонные кудри -
Входит; нога у нее, мнится, короче другой {1};
Формы чудесной красы, ткань нежная, взоры влюбленной;
10 Самый порок ее ног был в ней особенно мил.
Грозная входит за ней Трагедия поступью тяжкой...
Кудри - на мрачном челе, вплоть до земли ее плащ.
Левой рукой простирала она свой скипетр владычный;
Ногу лидийский котурн {2} ей высоко обвязал...
Молвила так: "Ну, когда же конец будет песне любовной.
Собственной слабости друг, преданный сердца поэт?
Громко кричат о распутстве твоем попойки с друзьями,
Все перекрестки кричат улиц, где носишься ты.
Видят нередко тебя и пальцами кажут иные:
20 "Вот он! глядите: - поэт! жжет его дикая страсть!"
Или не чувствуешь ты, что по городу стал уже притчей,
Бросивши стыд и в стихах подвиги славя свои.
Время теперь перейти к твореньям высокого стиля.
Медлил довольно уж ты, - дело поглубже начни.
Дар содержаньем теснишь, - славь подвиги, славь ты
героев:
"Поприще вот для меня!" - смело ты можешь сказать.
Творчество Музы твоей - лишь песни для девушек нежных,
Только одну молодежь стих твой способен увлечь.
Нет! Вот задача тебе: трагедию сделай ты римской:
30 Смело законы мои может постигнуть твой дух!"
Молвила так - и, на шитый котурн опираясь, тряхнула
Трижды она головой, прядью густою волос.
Помню, что очи другой тут искоса мило сверкнули, -
В правой руке у нее ветка от мирта была.
Молвила так: "Меня ли коришь, Трагедия, грозно!
Бурная! Или невмочь быть и не грозной тебе?
К неравносложным стихам решилась ты нынче прибегнуть.
Против меня ты идешь, мой же использовав стих..
С песнью моей не сравню высокой поэзии дело:
40 Ваш подавляет чертог малых отверстье дверей...
Я же легка, и, забота моя, Купидон тоже легок:
Я не сильнее того, в чем содержанье мое...
Все же моих больше заслуг! Стерплю я такое, что вряд ли,
Бровью не дрогнув своей, ты бы смогла потерпеть.
Грубой была б без меня игривого матерь Амура,
Ей я помощник большой, спутник всегда для нее.
Дверь, что никак распахнуть тяжелым котурном не сможешь,
Вот посмотри - отворю вкрадчивой лаской своей.
Сторожа введши в обман, со мной научилась Коринна {3}
50 Ловко порог обойти, верный замок миновать, -
Быстро с постели вскочить и, рубашкой накрывшись широкой,
Тихо в ночной темноте легкой стопою пройти.
Много висела я раз на двери непреклонной прибита:
Пусть и прохожий прочтет, - страшного нет для меня.
Помню я: как-то ушел от двери сторож суровый -
Ловко служанка меня в пазухе скрыла своей...
Помнишь, послал ты меня, в день рожденья, как дар,
а рабыня
Вскрыла, - и вот уж в воде быть мне жестоко пришлось.
Первый счастливый посев твоей мысли я насадила...
60 Дар это мой, что к тебе дева стремится душой..."
Кончила... Начал я тут: "О пусть же от вас от обеих
В жадные уши слова робкий воспримет поэт...
Скиптр и высокий котурн в украшенье одна посылает -
Следом за нею уста громко готовы звучать.
Но увлеченьям моим посылает вечность другая -
Будь же со мною и стих длинный с коротким сплети.
Время, Трагедия, мне - о, позволь - хоть недолгое
выждать:
Дело твое - на века, ей же - так короток срок!.."
Милость любезно дана! - поспешите ж скорее, Амуры...
70 Ждет она, - там же, вдали, важная речь предстоит...
Перевод Н.И. Шатерникова
1 Элегия рисуется хромой, так как в античном смысле элегия -
стихотворение, состоящее из двустиший, в которых второй стих (пентаметр)
короче первого (гекзаметра).
2 Обувь с высокой деревянной подошвой; ее надевали актеры в трагедии.
3 Женщина, которую воспевает Овидий в "Песнях любви".
III, 9 [НА СМЕРТЬ ТИБУЛЛА]
Матерью был и Мемнон {1}, и Ахилл в рыданьях оплакан.
Слезы несчастные их тронули мощных богинь...
В траур и ты облекись, Элегия, косы распутай:
Имя сегодня твое ты оправдала, увы!
Видишь, твой призванный жрец Тибулл, твоя громкая слава,
Здесь бездыханен лежит, с телом пылает костер!
Вот опрокинут колчан у Венерина сына {2} в печали,
Лук свой - гляди - поломал, факел потух у него.
Вот он, печальный, идет, и крылья опущены книзу,
10 Бьет в обнаженную грудь он в исступленье рукой,
Кудри его по плечам раскидались - и мочат их слезы,
Стоны уста издают, юноша плачет навзрыд...
Так и тогда он рыдал, как брата Энея в могилу,
Выйдя из дома с тобой, милый Иул, провожал.
Смертью певца смущена не меньше Венера, чем прежде
В день, как Адонису {3} бок дикий кабан растерзал...
Святы поэты! Их дар заботой богов именуют...
Есть и такие, что в нас видят божественный дух...
Смерть беспощадная все - и святое - собой оскверняет,
20 Темные руки свои тянет она ко всему.
Чем помогли и отец и мать фракийцу Орфею,
Тому, что от пенья его даже и зверь цепенел?
Тот же в нагорных лесах отец оплакал и Лина {4};
Лира, без воли его, пела плачевную песнь...
Вспомни, как славен Гомер, что будто извечный источник,
Всем нам, поэтам, в уста влагу Пиэрии {5} льет...
Смерть и его увела во мрачные воды Аверна {6}, -
Жадного смерти костра песни избегнут одни!
Слава троянских боев крепка, то созданье поэтов;
30 Помнят, как ночью обман позднее дал торжество {7}.
Так сохранится в веках Немесиды и Делии имя -
Цвет его поздних страстей, цвет его первой любви.
Чем вам поможет обряд? к чему вам гремушки Египта?
Ложе пустое к чему, где сиротливо лежать?
Если уносит судьба наилучших - простите признанье, -
Страшно мне, будто и нет вовсе богов никаких {8}.
Свято живи - все ж умрешь; соблюдай все святое - но
смертью
Будешь от храма ты взят, к темной могиле влеком.
Вверься ты песням благим - но вот тебе тело Тибулла.
40 Что уцелело? Лишь то, в малой что урне лежит.
О, наш священный поэт, тебя ли похитило пламя,
Сердце твое не боясь пищей своею избрать?!
Пусть бы чертог золотой священных богов истребило, -
Там беззаконье идет - сносят и эту там смерть!
Взор отвращает назад и Венера, что Эриком {9} правит;
Кажется, слезы она больше не в силах сдержать,
Все ж это лучшая смерть, чем если в стране феакийской
Скроет неведомый труп холмик невзрачной земли.
Мать сомкнула рукой уходящего влажные очи,
50 Мать на могилу несла в жизни последний свой дар...
С матерью вместе сестра в печали делила несчастье,
Волосы все разбросав, свой растерзавши убор...
И в поцелуе с тобой Немесида и Делия слились,
Смертное ложе твое бросить не могут они...
Делия молвит, сходя: "О, меня ты любил посчастливей!
Я пока страстью была - жил ты, ведь жил ты, Тибулл".
Ей Немесида в ответ: "Что тебе до чужого несчастья?
Слабой рукой меня он перед смертью держал!.."
О, если только от нас что-нибудь, кроме имени, тени,
Может остаться, - Тибулл, ты в Елисейских полях!
Выйди, младое чело венком плющевым украсив,
Выйди навстречу ему - с Кальвом {10}, о мудрый Катулл!
Выйди и Галл, если ложь, будто другу нанес оскорбленье,
Ты, не щадивший себя, крови и жизни своей.
С ними пойдет твоя тень! Если тени людей существуют,
Будешь, о милый Тибулл, вместе с блаженными ты!
Вы же, о кости, молю, безмятежно здесь в урне покойтесь!
Праху, Тибулл, твоему пусть будет легкой земля!
Перевод Н.И. Шатерникова
1 Герой Троянской войны, убитый Ахиллесом.
2 У Амура.
3 Юноша, любимец Венеры, которая обратила его после гибели в цветок
(см. Шекспир, Венера и Адонис).
4 Мифический Лин вместе с Орфеем считались первыми сочинителями гимнов
богам.
5 Область в Македонии, близ Олимпа, местопребывание муз.
6 Озеро в Кампании, около которого, по представлению древних, был вход
в подземное царство.
7 Введение в Трою деревянного коня (см. "Энеиду").
8 Религиозный скептицизм проявляется у Овидия - поэта-эпикурейца.
9 Гора и город в Сицилии, посвященные Венере.
10 Римский поэт I в, до н. э. из кружка "новых" поэтов-лириков,
ГЕРОИНИ, или ПИСЬМА
ПИСЬМО VII. ДИДОНА - ЭНЕЮ
Так, пред концом роковым, меж влажною павши травою,
Возле Меандровых вод {1} белая лебедь поет.
Не потому, что смягчить тебя мольбою надеюсь,
Я говорю, и моим боги враждебны речам.
5 Но и заслуги, и честь, и тело, и чистое сердце -
Все потеряв до конца, речи терять не беда.
Так, ты решился бежать и бедную бросить Дидону;
Ветер один унесет парус и клятву твою.
Ты решился, Эней, союз свой расторгнуть и якорь
10 И к Италийским венцам мчаться в безвестную даль.
Новый тебя Карфаген не манит, и растущие стены,
И под скипетр тебе препорученная власть.
Сделанных дел ты бежишь, к обещающим трудность
стремишься;
Новой уж хочешь искать: мало найденной земли!
15 Пусть обретешь ты страну - позволят ли в ней воцариться?
Кто незнакомцу свои нивы на волю предаст?
Новой любви предстоит добиться и новой Дидоны,
Новые клятвы давать, чтобы опять обмануть.
Скоро ли сможешь создать Карфагену равную крепость
20 И с недоступных твердынь царство свое озирать?
Пусть и успеешь во всем, и воля твоя совершится;
Где ты такую найдешь с страстной любовью жену?
Таю, как факела воск под серною тает светильней,
25 Ночью и днем предо мною образ Энея стоит.
Он же признательных чувств не знает, к дарам безразличен,
Будь не безумье мое, с ним бы рассталася я.
Но, хоть не мыслит о нас Эней, не могу ненавидеть,
30 Плача, неверного я жарче и жарче люблю.
Сжалься, Венера-свекровь {2}! Смягчи жестокого брата,
Отрок Амур! Пусть в твоем воинстве бьется и он!
Я полюбила сперва, от любви отрекаться не стану,
Только б поддержку моим чувствам и он оказал.
35 Тщетный обман! Без пути мне этот мечтается образ,
И бесконечно он чужд матери сердцу своей.
Камень и горы тебя, и скал обитатели крайних -
Дубы - родили на свет, или безжалостный зверь,
Или же море, еще доселе гонимое ветром,
40 Море, в которое плыть рвешься по грозным валам.
Что ты бежишь? Ведь зима! Пусть помощь зима мне окажет!
О, посмотри же, как Эвр роет и гонит валы!
Тем, что желательно мне, без меня ты бурям обязан,
Ветер и волны - и те сердца правей твоего.
45 И не ничтожна ж я так, что ты трепещешь, неверный,
Гибели, лишь бы от нас в дальнее море уйти!
Ненависть, видно, в тебе сильна и навек неизменна,
Если - подальше от нас - самая смерть ни во что!
Скоро уляжется вихрь: последнее сгладив волненье,
50 На голубых скакунах в море промчится Тритон.
Если б, как ветры, и ты умел изменяться душою!
И передумаешь ты, если дубов не грубей.
Точно не ведаешь впрямь, что море безумное может?
Как доверяться волне, столько испытанной раз?
55 Даже когда разрешишь канаты при ласковом море,
Много несчастий еще ширь голубая таит.
Слово свое не сдержать опасно, пускался в море,
Кару за низкий обман здесь вымогает волна,
И особливо когда любовь оскорбляют: Амуров
60 Матерь нагая из вод вышла Киферы {3} на свет.
Как бы сгубившего мне не сгубить, зла не сделать злодею,
Как бы в крушении враг влаги морской не испил!
Нет же, живи! Так лучше тебя, чем смертью, сгублю я.
Пусть за причину моей смерти тебя огласят.
65 Только представь же, как вдруг - не будь предвещанием
это! -
Бурной ты схвачен волной: что тут подумаешь ты?
Перед тобой пролетят и лживые клятвы, и речи,
И Дидоны конец ради обмана того;
И пред очами жены обманутой образ предстанет -
70 Косы распущены, взор грустный и кровь на груди.
Сколько воскликнешь ты раз: "Всего я достоин! Простите!"
Молний сколько в тебя, брошенных с неба, падет!
Дай же короткий ты срок жестокости моря и сердца,
И за отсрочку в обмен путь безопасный открыт.
75 Не за тебя я боюсь, над юным смилуйся Юлом {4},
Будет с него, что отец - смерти причина моей.
Чем же Асканий и чем грешны родные Пенаты?
Пламя ль стерпевшие их лики покроет волна?
Но и не нес ты богов, и - полно, злодей, величаться! -
80 Не бременили твоих плеч ни отец, ни Пенат {5}.
Все и во всем ты налгал! Но речью твоей обмануться
Мне уж не первой пришлось и пострадать от тебя.
Если спросить, где же мать красавца осталася Юла:
Грубый покинул супруг на одинокую смерть {6}.
85 Это ты сам рассказал - и все ж я тобой увлеклася.
Жги же: все меньше греха будет жестокая казнь.
Нет и сомненья во мне, что боги тебя наказуют:
По морю ты, по земле бродишь седьмую зиму.
Выброшен морем ты был - тебе я приют даровала,
90 Только заслышав твое имя - престол отдала.
Если бы этим одним довольна была я служеньем,
Если б осталась мертва нашего брака молва!
Тот был погибелен день, когда нас к глубокому гроту
Вдруг неожиданный дождь черным потоком погнал {7}.
95 Голос заслышала я: я думала, нимфы завыли -
Нет, Евмениды к моей знак подавали беде.
Требуй, поруганный стыд, отмщенья, и тени Сихея {8},
К коим, несчастная, я с горьким позором сойду.
В мраморном храме стоит изваянье святое Сихея,
100 В темную скрыто листву и в белоснежную шерсть.
Здесь, мне послышалось, меня четырежды голос знакомый
Кликал и томным звучал звуком: "Эллиса, приди!"
Медлить не стану, иду, иду, мой суженый милый,
Здесь задержало меня нашей сознанье вины.
105 Сжалься над слабой душой! Коварный смутил обольститель,
Всю преступность вины уничтожает моей.
Мать-богиня, отец престарелый - отрадное бремя -
Сына - надежду дают ложа законного мне.
Если судьба - согрешить, причина ошибки почтенна;
110 Верность прибавь - и ни в чем жалкого нет уж греха.
Так до последнего дня и крайние жизни пределы
Тот же преследует рок с прежним упорством своим.
Пал мой супруг - у родных алтарей закланная жертва,
И за злодейство свое взял все сокровище брат.
115 Я убегаю, и прах супруга, и родину бросив,
И по суровым путям гонится враг по следам.
Чуждой достигнув страны, от брата избавясь, от моря,
Отданный ныне тебе берег купила тут я,
Город поставила здесь и широко раздвинула стены,
120 Всем порубежным местам ненависть, зависть и страх.
Вспыхнули войны. Войной чужестранную женщину мучат,
Чуть лишь оплот создала нового города я.
Многим была по душе, и много, сходяся, просили.
Уж и не знаю, кого в брачном чертоге принять.
125 Что ж ты медлишь в цепях предать нас гетульскому Ярбе {9}?
Руки свои и сама я бы тебе предала.
Есть и брат у него; могла б нечестивые руки
Кровь и моя оросить вслед за супругом моим.
Только богов и святыни оставь: не бесчесть их руками!
130 Верь: неугоден богам от нечестивых почет.
Если чтителем их, изъятых из пламени, будешь,
Каяться будут они, что от пожара бегли.
Может быть, тяжкой меня, жестокий злодей, покидаешь,
И уже часть твоего тела скрывает мое.
135 Матери смерть разделит тогда и несчастный ребенок,
И нерожденного ты ж будешь виной похорон;
С матерью вместе своей и брат у Иула погибнет {10},
Сплетшихся вместе двоих гибель одна унесет.
Бог повелел отплывать - ах, лучше б пристать не позволил,
140 И не вступала нога Тевкрская на берег наш!
Видно, что бог вас ведет, удручаемых злобною бурей,
Видно же, в грозных волнах бог вас так долго кружит!
Даже к Пергаму возврат такой бы не стоил тревоги,
Если б стоял он таким, как и при Гекторе был.
145 Не на родной Симоис {11} - на Тибрcкие волны стремишься.
Пусть на желанный сойдешь берег - все будешь чужой.
Все таится та даль, от своих кораблей ускользая;
Старцем едва доплывешь к обетованной земле.
Лучше с народом моим прими, позабывши коварство,
150 Груды свезенных сюда Пигмалиона {12} богатств.
Перенеси Илион счастливее в город Тирийский
И заступи нам царя с скиптром священным в руках.
Если ты жаждешь войны, когда пожелает Асканий
В марсовой битве себе славу триумфа достать,
155 Будет и враг, и врага ему предадим в одоленье;
Будет и мира закон, будут и битвы в стране.
Матерью только молю и братским доспехом-стрелами,
Отчих святыней богов, спутников бегства, молю:
Побереги своего народа последний остаток,
160 Марса жестокого гнев пусть уж Энея щадит;
Сыну Асканию пусть счастливо исполнятся годы,
И в тишине отдохнут кости Анхиса, отца!..
Сжалься над домом, молю, в твою предающимся волю!
Есть ли за мною вина, кроме безумной любви?
165 Я не Фтиотянка {13}, нет, родилась не в великих Микенах {14},
Против тебя не дрались муж и родитель мои.
Если стыдишься жены, зови не женой, а хозяйкой:
Только б остаться твоей, всем бы готова я быть.
Ведомы воды мне здесь, в Африканский гремящие берег,
170 В определенные дни путь открыт и закрыт.
С ветром попутным сейчас распустишь ты парус по ветру;
Ныне корабль - на земле, легкой травою повит.
Время вели наблюдать Дидоне; поедешь позднее -
Медлить сама не велю, хоть и захочешь, тебе.
175 Ныне хотят моряки вздохнуть, и малой отсрочки
Молит разбитый волной, полуисправленный флот.
Я за услуги, за все, чем только Эней нам обязан,
И за надежду на брак краткой отсрочки прошу:
Море пока смягчится и страсть, и силой привычки
180 Сердце свое приучу с твердостью горе сносить.
Если же нет, то хочу с печальною жизнью проститься,
И беспощаден ко мне долго не можешь ты быть.
Если б тебе повидать, как это пишу я посланье:
Пишет рука, на груди ж меч уж троянский лежит.
185 Слезы, стекая с ланит, по стали бегут обнаженной;
Вот-вот заместо тех слез кровью окрасится сталь!
Как хорошо подошли дары твои к нашему року!
Как без затрат громоздишь нам погребальный костер!
И не впервые сейчас железо проникнет мне в сердце:
190 В нем уж таится давно горькая рана любви.
Анна, Анна, сестра, наперсница злого паденья,
Скоро последний ты дар праху сестры принесешь!
И по сожженье меня женой не пишите Сихея,
Пусть на могильной плите эта останется песнь:
195 "Смерти причину и меч Эней предоставил царице;
Пала Дидона, своей сердце пронзивши рукой".
Перевод Д. Шестакова
1 Река во Фригии (Малая Азия).
2 Венера - мать Энея,
3 Остров, где родилась Венера.
4 Сын Энея, иначе Иул.
5 См. песнь II "Энеиды".
6 Подразумевается Креуса; любопытно, как Дидона обращает в вину Энею
факт случайного исчезновения его жены (см. песнь II "Энеиды").
7 См. выше, песнь IV "Энеиды".
8 Первый муж Дидоны.
9 Царь африканских гетулов, один из женихов Дидоны.
10 Дидона преувеличивает вину Энея, представляя его убийцей не только
ее, но и ее будущего ребенка.
11 Река под Троей, иначе Симоэнт.
12 Брат Дидоны, тирский царь.
13 Фтия - родина Ахилла.
14 Родина Агамемнона.
(КН. II)
[24 февраля-праздник "бегство царя" (Regifugium). Самоубийство Лукреции,
жены Коллатина, обесчещенной Секстой Тарквинием, послужило поводом для
изгнания царей.]
685 Должно теперь рассказать о "бегстве царя"; это имя
Носит шестой от конца нашего {1} месяца день...
721 Римское войско меж тем держало в осаде Ардею {2};
Враг не сдавался, терпя; медленно дело велось;
Битвы боялись враги; спокойно тянулась осада.
В стане ж веселье царит; много свободы бойцам.
Пир и попойка идут; молодой угощает Тарквиний {3}
Близких друзей. Среди них так царевич сказал:
"Держит упорно пока затяжною осадой Ардея,
К отчим нашим богам нам не давая уйти;
Брачное ложе у нас все так же ли чисто? И женам
Нашим все так же ль мила общая наша любовь?"
731 Каждый хвалит свою. Настойчивость споры рождает.
Бурно кипят от вина их языки и сердца.
Вдруг поднимается тот, Коллатин кому славное имя:
"Нечего тратить слова! Верьте, - сказал, - лишь делам.
Долгая ночь впереди. На коней! И в город помчимся".
По сердцу эти слова. Тотчас взнуздали коней.
Быстро домчались верхом. К царю во дворец они прямо
Прибыли. Видят: совсем нет сторожей у ворот.
Царских невесток нашли проводящих ночь за попойкой;
Пышных гирлянды цветов падают с пьяных голов.
741 Быстрым шагом идут оттуда к Лукреции: пряла
Около ложа она, с шерстью корзины стоят.
Скудно светильник горел; служанки, урок выполняя,
Пряли; хозяйка же им ласково так говорит:
"Девушки! Ну, поспешайте! Нам нужно послать господину
Плащ возможно скорей, сделанный нашей рукой.
Слухи какие? Ведь больше, чем мне, вам приходится
слышать.
Сколько еще, говорят, времени будет война?
Рано иль поздно падешь - твой противник сильней -
о Ардея,
Ты, что от нас отняла так уж надолго мужей!
751 Лишь бы вернулись они! Но храбр до безумья супруг мой:
Меч обнажив, он готов тотчас же броситься в бой.
В страхе сознанье теряю, почти умираю, представив,
Как он рискует в бою; сердце стынет в груди".
Речь прерывает от слез, выпадают из рук ее нити;
Низко склонилось лицо, грудь орошает слеза;
Стала прекраснее тем; ведь женские слезы стыдливость
Так украшают: лицо было достойно души.
"Страх отложи, - восклицает супруг, - я здесь!"
Встрепенулась,
Мужу повисла на грудь - сладкое бремя ему.
761 Страстью преступной меж тем в безумье охвачен царевич,
Скрыта любовь; тем сильней скрытой любовью горит.
Нравится внешность ему, волоса золотистые, нежной
Кожи ее белизна, милых манер простота.
Нравятся речи ее и ее чистоты неприступность.
Чем ему меньше надежд, тем он желает сильней.
Вестник крылатой зари, петух уж пропел свои песни:
Юноши, быстро несясь, в лагерь вернулись назад.
Мучит Тарквиния страсть; перед ним стоит образ далекий.
Вспомнит ли, нравится в ней все тем сильнее ему:
771 "Так сидела, одета была так, сплетала так нити,
Волосы вольной волной падал" на спину ей.
Были черты лица таковы, таковы были речи,
Цвет лица таков был, облик изящен был весь".
Так после бури жестокой как будто утихнет волненье,
Но хоть прошел ураган, все же вздымается вал.
Пусть далека красота, что любовь при встрече внушила,
К той, что внушила любовь, страсть остается все та ж.
Мучит к супруге чужой нечистая страсть; весь в огне он.
Хитростью, силой - он всем чистому ложу грозит.
781 Но под сомненьем успех: "Рискнем, - говорит, - а там
видно.
Случай счастливый и бог - смелому в помощь всегда:
Так мы и Габии взяли". Сказал - и меч надевает
На бок, садится верхом, быстро пускается в путь.
Солнце уже заходило, когда через медные двери
В дом Коллатина вошел юноша смелой стопой.
Недруг в обличий друга проник к Коллатину в покои.
Ласково принят он был, - связан ведь кровным родством!
Как ошибаться возможно всегда! Всегда, не зная коварства,
Бедная жертва сама яства готовит врагу.
791 Ужин окончен. Уж время ночное ко сну призывает.
Полночь была, и весь дом тьмою ночною объят.
Он поднялся, из ножон обнажил свой меч золоченый,
Входит в спальню твою, в спальню стыдливой жены.
Стал он коленом на ложе. "Со мною, Лукреция, меч мой;
Сын я царя, - говорит. - Сам я Тарквиний зовусь!"
Молча смотрит она; не в силах сказать хоть бы слово;
Замерло сердце, в уме мысли мешаются все.
Трепет ее охватил. В одинокой овчарне трепещет
Так вот овечка, когда волк ее подомнет.
801 Как поступить ей? Бороться? Слабей ведь в борьбе сила
женщин.
Будет кричать? Но в руке - меч, он кричать не велит.
Броситься в бегство скорей? Сжаты сильной рукой ее груди,
Груди... чужая рука их не касалась досель.
Пущены в ход врагом его просьбы, подарки, угрозы.
Просьбы, угрозы, дары тронуть ее не могли.
"Выхода нет для тебя; твою смерть объясню преступленьем;
Ложный свидетель вини, сам я тебя ж обвиню.
Будет убит мною раб, с которым застал тебя, скажут".
Страх пред молвой победил; воле преступной сдалась.
811 Что ж, победитель, ты рад? От победы ты этой погибнешь!
Ночь эта стоит тебе царства потери всего.
День уж настал. Распустив волоса, печально сидела:
Сына неся на костер, мать так обычно идет.
Старца отца вызывает к себе; зовет верного мужа
Лагерь покинуть скорей; оба явились тотчас.
Видя такою ее, рассказать велят, что за причина
Горести - умер ли кто, горем каким сражена?
Долго она молчит, лицо от стыда закрывая.
Слезы бегут, как ручей вечно текущей воды.
821 Муж и отец в слезах и волненье ее утешают,
Что за причина, сказать просят. В страхе слепом
Трижды напрасно пыталась она говорить; на четвертый
Все рассказала, но глаз все ж не решилась поднять.
"Это я тоже должна претерпеть от Тарквиния? Пусть так!
Правду - о горе! - скажу, свой я открою позор!"
Все, что могла, рассказала. Осталось последнее: плача,
Смолкла, стыд краской покрыл щеки честной жены.
Грех подневольный готовы простить и муж и родитель.
"Я не приму, - говорит, - то, что даете вы мне".
831 Тотчас же скрытый кинжал в свое сердце вонзила;
к отцовским
Тотчас упала ногам, кровью залитая вся.
Даже тогда, умирая, возлечь она хочет достойно,
Даже и в смертный свой час вся ей забота о том.
Муж и отец, забыв о внешнем приличье, в печали
Общей, на землю упав, плакали горько над ней.
Был тут и Брут: он заставил забыть свое прозвище славным
Делом теперь; не боясь, вырвал из тела кинжал,
Поднял высоко его, благородной политый кровью.
841 Грозно его слова тут прозвучали царям:
"Чистою кровью твоей и смелой душою клянуся,
Тенью твоею клянуся - святы они для меня, -
Кару Тарквиния род понесет: изгоним злодеев!
Нечего больше скрывать смелый замысел мой!"
Слышит обет, и дрогнули очи потухшие жертвы.
Будто кивнув головой, их одобряет она.
Вот на сожженье несут жену с душою мужчины,
Вслед за собою несет слезы и гнев на царей.
Рана открыта ее. Крик Брута римлян сзывает,
Подлое дело царя все он народу открыл.
Изгнан Тарквиний, и вот берет власть ежегодную консул.
День тот для власти царей был роковым навсегда.
Перевод С.П. Кондратьева
1 Февраля; за шесть дней до Календ (1 числа) марта - 24 февраля.
2 Город к югу от Рима, столица рутулов.
3 Сын Тарквиния Гордого, - последнего, седьмого царя Рима.
ПЕЧАЛЬНЫЕ ЭЛЕГИИ (Tristia)
I, 3 [ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ В РИМЕ]
Чуть лишь представится мне картина печальная ночи -
В Риме последняя ночь это была для меня,
Вспомню ли время, когда дорогого я столько покинул,
Даже сейчас у меня катится капля из глаз.
5 Был уже близок рассвет. В наступающий день из пределов
Милой Авсонии мне Цезарь уйти повелел.
Не было времени в путь снарядиться, расстроился ум мой,
В долгих отсрочках совсем оцепенела душа,
Ни провожатых собрать, ни рабов, ни одежды для ссылки,
10 Ни даже средств для пути сил не хватало во мне,
Весь онемел я, точь-в-точь как сраженный перунами бога;
Жив он, а жизни в себе больше не чувствует сам.
Все же, когда прогнала помрачение духа такое
Скорбь и когда, наконец, чувства окрепли мои,
15 Перед уходом к друзьям опечаленным я обращаюсь:
Их из толпы налицо были один да другой.
Крепко меня обнимала супруга, мы плакали оба,
Ливнем лились по щекам слезы безвинной жены.
Дочь в отдаленном краю находилась, в пределах ливийских,
20 И о несчастье моем весть не могла получить.
Всюду, куда ни взгляни, раздавались рыданья и стоны:
Вид все имело кругом шумных внутри похорон,
На погребенье моем плачут жены, мужья, даже дети,
В доме любой уголок горя исполнен и слез.
25 Если великий пример для ничтожных подходит событий,
Вид точно тот же могло взятие Трои иметь.
Псов уже лай замолкал, голоса затихали людские,
Бегом упряжки ночной правила в небе луна.
Взгляд на нее устремив и потом бросив взгляд
в Капитолий -
30 Нашему дому в беде этот сосед не помог, -
Я говорю: "Божества, живущие в ближних жилищах!
Храмы, которых моим больше не видеть глазам!
Боги высокого града Квирина {1} (покинуть обязан
Вас навсегда я), навек шлю вам прощальный привет!
35 Правда, хвататься за щит опоздал я, уж будучи ранен:
От неприязни молю ссылку очистить мою
И об ошибке моей сказать небесному мужу {2},
Чтобы в вину не вменял он преступление мне.
То, что знаете вы, пусть знает также каратель:
40 Умилосердится бог - с горем расстанусь и я".
Так умолял я богов, еще больше молила супруга
И прерывала слова звуком рыданий своих.
Волосы вот уж она распустив, перед Ларами пала
Наземь, трепещущим ртом тронув угасший очаг.
45 Много за мужа сказала она враждебным Пенатам,
Горько оплакав его: не было силы в словах!
Ночь подходила к концу, не давая дальнейшей отсрочки;
Круто дала поворот в небе Медведицы ось.
Что было делать? Я с родиной связан был нежной любовью:
50 Строгий приказ мне давал эту последнюю ночь.
Ах! Сколько раз говорил я иным провожавшим: "Что
гонишь?
Вспомни, куда ты спешишь! Вспомни, откуда идешь!"
Ах! Сколько раз сам себя я обманывал, будто другой час
Лучше подходит к тому, чтобы отправиться в путь!
55 Трижды ступал на порог, был трижды оторван, и шаг мой.
Вдруг замедлялся: душа мне не давала уйти.
Часто, сказавши "прости", говорил я многое снова,
Словно, уже уходя, всех начинал целовать.
Часто все те же давал поручения в самообмане,
60 Милых, родных мне людей взором вокруг обводя.
И, наконец: "Что спешу? Ведь в Скифию нас отправляют!
Должен покинуть я Рим! Медлить законно вдвойне.
Жив - и при жизни навек я теряю живую супругу,
Дом свой и с ним дорогих верного дома друзей.
65 И сотоварищей всех, которых люблю я по-братски, -
Дружбой Тесея со мной связаны эти сердца.
Есть еще время обнять! Никогда, может быть, не удастся
В будущем! Выгоден мне каждый даруемый час!"
Но уже медлить нельзя. Замолкаю, не кончивши слова,
70 И обнимаю в душе смелых мне близких людей.
Так говорил я. Мы плачем. А на небе тою порою
Грозным светилом для нас яркий взошел Люцифер.
Я отрываюсь, точь-в-точь будто члены свои оставляю;
Кажется, тело мое рвется на части само...
77 Тут поднимается крик и рыданья моих домочадцев,
Руки с печалью, с тоской бьют в обнаженную грудь.
Тут и супруга, прильнув к плечам уходящего мужа,
80 Грустные речи к моим так примешала слезам:
"Ты не уйдешь от меня! Вместе, вместе пойдем! За тобою
В ссылку последую я, ссыльному буду женой!
Путь приготовлен и мне, и меня примет край отдаленный,
Грузом прибавлюсь судну ссыльного я небольшим.
85 Цезаря гнев тебя из отечества гонит, меня же
Верность жены: для меня Цезарем будет она" {3}.
Вот чего добивалась она, добивалась и раньше
И уступила с трудом: польза склоняла к тому.
Я выхожу - это был словно вынос живого в могилу -
90 Грязно одет и космат, с гущей волос на лице.
А у нее, говорят, от скорби в глазах потемнело,
И среди дома она навзничь упала без чувств.
После ж, когда поднялась, запачкав гадкою пылью
Волосы, оторвала тело с холодной земли,
95 Плакала то о себе, то о брошенных наших Пенатах
И беспрерывно звала мужа, отнятого вдруг.
Так-то рыдала, точь-в-точь как будто видя глазами
Мой или дочери труп на возведенных кострах.
Смерти хотела она и со смертью утратить все чувства,
100 Но не погибла тогда из-за вниманья ко мне.
Да, пусть живет, если так повелела судьба, и своею
Помощью ссыльному жизнь пусть облегчает она!
Перевод А.В. Артюшкова
1 Посмертное прозвание Ромула.
2 Августу.
3 Стремление к изысканному заключительному афоризму не покидает Овидия
и в этих полных волнения и грусти стихах.
I, 4 [ОПИСАНИЕ БУРИ]
Низко глядит в океан Эриманфской Медведицы {1} сторож,
Воды пучины морской мутит светилом своим.
Все-таки мы бороздим не своей Ионийское море
Волею; смелыми быть мы из-за страха должны.
Горе! Как силой ветров нарастает морская поверхность!
Как закипает песок, взрытый из самых глубин!
Валом не ниже горы на кривую корму налетают
Волны и на нос и бьют в изображенья богов.
Связки из сосен звенят под ударом, канаты скрежещут,
10 Стонет о наших бедах самый и остов судна.
Вот уж моряк, побледнев, не тая леденящего страха,
Сдался: судна не ведет, следует сам за судном.
Как малосильный ездок отпускает поводья на шею
Рвущему буйно коню (пользы от них никакой), -
Так, вижу я, не туда, куда бы хотел, направляет
Кормчий судно, а куда нас увлекает волной.
Если не вышлет Эол дуновение встречного ветра,
То унесет нас в места, где нам являться нельзя.
С левой от нас стороны далеко остались иллирийцы.
20 Прямо - Италии вид, нам возбраненной страны.
Пусть перестанет нас влечь к воспрещенному берегу ветер!
Пусть покорится, как я, богу {2} великому он.
Так говорю - и боюсь и хочу в то же время вернуться.
С силой какою в борта вдруг нам ударился вал!
Боги синеющих вод! Пощадите, молю, пощадите!
Гонит Юпитер меня: хватит с меня и того!
Мой истомившийся дух от безжалостной смерти избавьте!
Впрочем, тому, кто погиб, гибели как избежать?
Перевод А.В. Артюшкова
1 Созвездие Малой Медведицы. Сторож ее - Арктур.
2 Обожествленному императору Августу.
5 В счастье покуда живешь, ты много друзей сосчитаешь,
А как туманные дни явятся, будешь один.
К белым, видишь ли, как несутся голуби кровлям,
Грязные башни в себя птиц не приемлют совсем.
К опустелым ларям муравьи никогда не стремятся,
10 После утраты добра друг ни один не придет.
Так сопутствует тень идущим в сиянии солнца,
Но как покроют его тучи, она убежит,
Так подвижная толпа следит за блестками счастья:
Лишь в набежавшей они скроются туче, уйдет.
15 Я бы желал, чтоб тебе навсегда это ложным казалось,
Но по судьбе моей то правдой признать надлежит.
Перевод А. Фета
Так в моей то судьбе было Скифию видеть и также
Землю, на коей лежит свод Ликаонских небес {1}.
Мудрой толпою ни вы, Пиэриды {2}; они чадо Латоны {3},
Вы жрецу своему помощи не принесли.
5 Не помогло мне, что я шутил, преступленья не чуя,
Что шаловливей моя Муза являлась, чем жизнь.
А по морям и земле перенесшего множество бедствий
Понт {4} воспринял к себе, вечною стужей палим.
10 Неженкой прежде я был и невынослив на труд,
Ныне я крайне терплю, и ни без пристаней море,
Ни распутицы все не загубили меня.
Свыкся с бедами мой дух, от него получало и тело
Силы, чтобы выносить, что едва выносимо.
15 Все же по суше пока и морям я метался в сомненье,
И заботу, и боль сердца скрывала беда,
Но как кончился путь и труд затихнул похода,
И я коснулся земли, в кару назначенной мне,
Только что плакать могу, и слезы из глаз моих льются
20 Не скудней, чем вода из-под весенних снегов.
Рим восстает предо мной и дом, и к местам вожделенье,
И ко всему, что мое в граде покинутом есть.
Горе, как часто я в дверь своей могилы стучался,
Но не бывала она все ж никогда отперта!
25 Отчего избежал я стольких мечей, и ни разу
Буря несчастной моей не погребла головы?
Боги, которых вражду ко мне ощущал я слишком,
Коих участниками гнева бог принял один {5},
Подстрекните, прошу, судьбы замедленье и двери
30 Запретите моей гибели быть запертой.
Перевод А. Фета
1 Ликаонские небеса - небо севера с созвездием Большой Медведицы, в
которую была превращена Каллиста, дочь царя Ликаона.
2 Пиэриды - музы, по имени посвященной им горы Пиэрии в Фессалии.
3 Чадо Латоны - Аполлон.
4 Понт Эвксинский - Черное море. Здесь Овидий разумеет берега Черного
моря - место своей ссылки.
5 Здесь Овидий имеет в виду Октавиана Августа.
Если случайно тебя удивит, что чужими перстами
Писано это письмо, - болен в ту пору я был,
Болен на самом краю земли мне совсем неизвестной,
Я сомневался почти даже в спасенье своем.
Что на душе у меня, упавшего в области дикой
Меж савроматов {1} теперь и между гетов, поймешь?
Не выношу ни небес, ни к этой воде не привыкну,
И не знаю, чем мне даже противна земля.
Мало удобен и дом, здесь пища больному не в пользу.
10 Некому зла облегчить, как научал Аполлон.
Нет, кто утешить бы мог, и друга такого со мною,
Чтобы рассказами мог времени лень обмануть.
Утомленный лежу средь дальнейших я стран и народов,
И перед страдальцем встает все, что покинуто мной.
15 Хотя и все восстает, ты все побеждаешь, супруга,
И в груди моей часть большую всех заняла.
Я заочно с тобой говорю, одну именую.
Ни одна без тебя ночь не проходит, ни день;
Даже, сказывали, до того говорил я бессвязно,
20 Что и в бессознанье хранил имя твое на устах.
30 И настает для меня жизни так скоро конец.
Что ж умирающего пощадить вам, великие боги,
Стоит, чтобы погребен был я в родимой земле?
37 Знать вдалеке я умру на берегах неизвестных.
40 И при останках моих плакать не будет никто.
45 Только без похорон эту голову и без почета,
Не оплаканную варваров скроет земля!
Перевод А. Фета
1 Савроматы (сарматы) и геты - племена, живущие на берегу Черного моря,
в пределы которых был сослан Овидий.
Начерченное вдруг, ступай поклониться Перилле {1},
Ты, письмо, моих верный хранитель речей!
Или найдешь ты ее сидящей близ матери милой,
Или же посреди книг и своих Пиэрид {2}.
5 Что б ни творила, узнав, что пришло ты, все она кинет,
Тотчас же спросит, зачем ты пришла и что делаю я.
Ты скажи, что я жив, но так, что и жить не желал бы,
И от давности лет легче нет злу моему,
И что к Музам, хотя мне повредили они, вернулся
10 Я и, меняя стопы, слов подходящих ищу.
[Далее Овидий советует Перилле не бояться участи отца и писать стихи так
же, как она писала их под его руководством.]
43 Что по частям говорить? Ничем не владеем бессмертным
Мы, кроме благ, что в груди нам вдохновенье дает.
45 Вот хоть и лишен я отечества, семьи и дома,
И у меня отнято все, что возможно отнять,
Но вдохновенье мое при мне и меня оно утешает;
Цезарь над ним возыметь власти не мог никакой.
Пусть бы, кто б ни был, жизнь мечом прекратил мне
жестоким,
50 Все же по смерти моей слава пребудет моя.
С высей доколе своих взирать на мир покоренный
Будет воинственный Рим, все меня будут читать.
Перевод А. Фета
1 Перилла - видимо, дочь Овидия, поэтесса, как и ее отец.
2 Пиэриды - музы.
Если случится изъян в моей книжке, как это и будет,
То его времени ради ты, читатель, прости.
Ссыльным я был, искал себе отдыха, а не славы,
Чтобы не все обращен ум был на беды свои.
5 Это - то, ради чего землекоп в кандалах распевает,
Как облегчает он труд тяжкий напевом простым,
И, склонившись, поет, напирая на илистый берег,
Тот, кто навстречу реке тащит медлительный плот.
10 Как усталый пастух, опершись на жезл, иль на камне
Сидя, пленяет овец звуками из тростника, -
Так у поющей рабыни, урок свой прядущей,
14 Скрытый обманом идет незамечаемый труд.
В Понте Муза и мне места услаждала изгнанья,
20 Спутницей ссылки она только осталась одна.
Не боится она одна засад и воинских
Синта мечей, и морей, ветров и дикой страны.
Знает, когда я погиб, какой был обманут ошибкой,
И что в этом событье вина - не преступленье мое.
25 Верно, добра и теперь за то, что сперва повредила,
Как преступной была признана вместе со мной.
Все ж бы хотелось, чтобы за то, что Муза мне повредила,
К таинствам я Пиэрид не прикасался рукой.
Что же мне делать теперь? Сестер {1} тех влечет меня сила,
30 И, безумец я, сражен песнью, песню все же люблю.
35 Радуют тоже меня, хотя повредили мне, песни.
Это стремленье могло б, пожалуй, казаться безумством. -
Некая польза меж тем в этом безумии есть.
Мысли оно не дает созерцать непрестанно невзгоды
40 И заставляет забыть о настоящих скорбях.
Пока моя грудь, зелень тирса {2} учуя, пылает,
Дух возносится мой выше несчастий людских.
Ни изгнания он, ни прибрежия Скифского моря,
45 Ни раздраженных уже не ощущает богов.
И как будто испил я Леты снотворного кубка,
Так ощущенья во мне времени бедствия нет.
Вправе поэтому чтить я богинь, облегчающих горе,
С Геликона моих в бегстве печальных подруг,
Удостоивших следом за мною идти.
85 Здесь, в ссылке я, новый жилец, скрываюся в месте
опасном.
О времена чересчур долгие доли моей!
А к песнопеньям все же и к жертвам давнишним вернуться
Пришлая Муза среди стольких несчастий смогла!
Только нет никого, кому бы мог я песни свои почитать,
90 Никого, чей бы слух понял латинскую речь.
Сам для себя - что же мне делать? - пишу и читаю,
Муза хранима моя собственным только судом.
Часто меж тем говорю: "Для кого этот труд и забота?
Или сарматам мои книжки да гетам читать?"
95 Часто у пишущего, у меня, прорываются слезы,
И бывают от слез мокры страницы стихов.
Старые раны иди сердце, как новые, слышит,
И упадает мне дождь влаги печальной на грудь,
Как с переменой судьбы, чем я был и чем стал, поразмыслю,
100 И откуда меня рок перенес и куда.
Часто в безумьи рука, на себя и занятия в злобе,
Песни бросала мои на пламеневший очаг.
Так, потому что теперь из многого цело немного,
Ты с благосклонностью все, кто бы ты ни был, прочти!
105 Ты же песню мою, что не лучше бедной моей судьбы,
С добротою прими, мой запрещенный мне Рим!
Перевод А. Фета
1 Овидий под сестрами разумеет Муз.
2 Зелень тирса - жезл тирса в руках Вакха и вакханок, по представлениям
древних греков, был увит плющом и виноградными побегами.
IV, 10 [АВТОБИОГРАФИЯ]
1 Кто это был тот певец, тот рассказчик любовных историй?
Песни кого пред тобой, ныне, потомство, узнай.
Сульмон - мой город родной, ледяными богатый ключами,
Рим от него отстоит на девяносто лишь миль.
5 Там я родился в тот год (чтобы время ты знал поточнее),
Оба погибли когда консулы в битве одной {1}.
Может быть, стоит сказать, что я всадник по званию дедов,
А не щедротам судьбы званьем обязан я тем.
Первенцем не был в семье и родился я после уж брата:
10 За год как раз до меня он появился на свет.
Нам и денница одна в дни рожденья обоим светила.
Дома пекли в один день жертвенных два пирога.
Это один из пяти дней праздника ратной Минервы.
Праздничный бой с того дня кровопролитный идет.
15 С малых лет стали учить нас, и к лучшим наставникам
в Риме
Чтобы я с братом ходил, распорядился отец.
С юных к ораторству лет на форуме словолюбивом
Брат мой стремился, рожден для ратоборства в речах.
Мне же уж с детства служить небожителям больше
хотелось.
20 Тайно меня за собой Муза упорно влекла.
Часто твердил мне отец: "За пустое ты дело берешься:
Даже Гомер по себе много ль оставил богатств?"
Тронутый речью отца и забросивши муз с Геликоном {2},
Стал было я сочинять, вовсе чуждаясь стиха.
25 Сами, однако, собой слова в мерные строились стопы,
То, что я прозой писал, в стих выливалось само.
Тихой стопой между тем шли вперед мои юные годы;
Тоги свободнее нам с братом уж были даны.
В туники мы облеклись с широкой пурпурной каймою {3},
30 Но сохранились в душе те же стремленья у нас.
Только удвоить успел своих лет мой брат первый десяток,
Умер он вдруг, и я стал жить без частицы себя.
Первую занял затем я почетную в юности должность
И в коллегии трех {4} частью единою был.
35 Был впереди и сенат. Но... поуже я сделал полоску:
Больше, чем вынести мог, груз тот мне плечи давил.
Был я и телом-то слаб, и умом к тому делу не склонен,
От честолюбья, тревог дальше держаться хотел.
К мирным досугам своим меня музы все звали, а с ними
40 Тихий досуг коротать очень всегда я любил.
О, как ценил, уважал современных себе я поэтов!
Сколько певцов вкруг меня, столько же, мнилось, богов!
[Стихи 43-55. Литературное окружение Овидия.]
56 Рано снискала моя муза известность себе.
Выступить с нею когда я впервые решился открыто,
Бороду брил до того я не то раз, не то два.
Мой пробудила талант та воспетая всею столицей
60 Женщина, коей в стихах имя Коринны я дал.
Много я, правда, писал, но то, что считал неудачным,
Для исправленья в огонь собственноручно бросал.
Также, и в ссылку спеша, кое-что из удачного сжег я
В гневе на ревностный труд, в гневе на песни свои.
65 Нежное сердце имел я; противиться стрелам Эрота
Долго не мог, и меня повод пустой распалял.
Вот когда был я таким и влюблялся направо, налево,
Имя мое не вплетал в римские сплетни никто.
В детстве почти вступив в брак с недостойной, негодной
особой,
70 Прожил, однако, я с ней очень недолго потом.
Той, что сменила ее, хоть была безупречной супругой,
Тоже судьба не дала долго со мною прожить.
Третья осталась со мной и до старости самой лет поздних,
С мужем изгнанье делить не отказавшись притом.
75 Дочь моя в юных годах меня дважды уж сделала дедом;
Внуков же тех не с одним мужем она прижила.
Дожил свой век и отец между тем, к девяти пятилетьям
Столько ж прибавить успев, сколько прожил до тех пор,
Так я оплакал отца, как он бы оплакал смерть сына.
80 После того мне и мать вскоре пришлось схоронить.
Оба (счастливцы!) ушли, своевременно с жизнью
простившись,
Не дожидаяся дня кары, постигшей меня.
Счастлив бедняга и я хотя тем, что по смерти обоих
Стал я несчастным и тем их огорчить не успел.
85 Если ж и кроме имен после смерти что вашей осталось,
Ваших коль нежных теней пламя костра не сожгло,
Если к вам слух обо мне докатился, отцовские тени,
Коль средь стигийской толпы {5} толки идут обо мне,
Знайте ж, молю: послужил (обмануть-то ведь вас я не смею)
90 Ссылке моей ложный шаг, не преступленье виной.
Больше не нужно теням пояснять... Возвращаюсь к вам,
други:
Прошлое жизни моей просите вы досказать?
Стала видна седина. Мои лучшие годы минули;
Старость пришла, изменив вид моих прежних кудрей.
95 С тех пор как я родился, в венке олимпийской оливы
Десять уж раз получить всадник награды успел.
В Томы вдруг ехать велел, в городок, что на западе Понта,
Мной оскорбленный наш вождь {6} в гневе большом на
меня.
Поводы к ссылке моей без того всем известны и очень,
100 Сам же про то рассказать я не позволю себе.
Что говорить про друзей и рабов вероломных измену?
То, что тогда перенес, ссылки самой тяжелей.
Пасть пред бедой все ж я счел для себя невозможным
и стойко
Натиск ее перенес, силы в себе ж отыскав.
105 Я позабыл о себе и о жизни спокойной прошедшей,
Вооружившись хоть тем, что само время дало.
На море бед испытал и на суше не меньше, чем сколько
Звезд от зенита блестит вплоть до зенита, что скрыт.
Долго блуждал я в пути и пристал к побережью сарматов,
110 Смежному с гетов страной, метких из лука стрелков.
Здесь хоть кругом и гремит бой - война меж соседями
часто, -
Песнью, какою могу, горечь смягчаю судьбы.
Здесь хоть нет ни души, кому я прочитать ее мог бы,
Все ж коротаю я день, легче себя обманув.
115 Вот даже тем, что живу, не поддавшись суровым невзгодам,
И что тревожная жизнь не опротивела мне,
Муза, обязан тебе: ты одна мне в беде утешенье,
Ты даешь отдых в тоске, ты одна врач для меня.
Ты лишь мне спутник и вождь; с берегов меня Истра {7}
уносишь,
120 Чтоб Геликона на склон к сестрам доставить своим.
Ты мне при жизни дала, что так редко, и имя и славу
(Чаще дождется поэт славы по смерти своей).
Зависть, которая все современное любит унизить,
Ни к одному из моих не прикоснулась трудов.
1 43 г. до н. э., когда оба консула - Гирций и Панса - погибли в битве
под стенами цизальпинской крепости Мутины.
2 Гора в Беотии (области Греции), по мифам, местопребывание муз.
3 При наступлении 16 лет.
4 Триумвиры по уголовным делам.
5 У толпы теней, собравшейся к подземной реке Стиксу.
6 Август.
7 Дуная.
Популярность: 52, Last-modified: Fri, 11 Mar 2005 12:40:16 GmT