еется смерть... И ей заботы нет. Кому она страданья причинила Ужасен символ тайны и конца - Безгубый смех безглазого лица! 12 Не то чтобы улыбка до ушей, А все - таки улыбка остается; Без губ и без ушей она страшней: Не слышит шут, а все - таки смеется Над миром и над сущностью вещей; Наверно знает он, что доберется До каждого и что ему в ответ Осклабится ободранный скелет. 13 Смеется смерть. Печально созерцать Веселье устрашающее это; Но почему б и жизни не плясать, Не радоваться солнечному свету И пузырьками пены не мелькать? Ведь все равно системы и планеты, Века, мгновенья, атомы, миры Исчезнут в смене огненной игры. 14 "Быть иль не быть, - сказал Шекспир, - таков Вопрос", - а этот автор нынче в моде. Но я не Александр, и гордый зов Бесплодной славы чужд мне по природе. Я Бонапарта уважать готов, Но рак его на память мне приходит, И я словам абстрактным "власть" и "честь" Готов пищеваренье предпочесть. 15 "O! dura ilia messorumi"* - или: "Блажен желудок пахаря!" И тот, Кого катары злые истомили, Такое чувство зависти поймет; Не утешает пышность изобилий, Когда у вас в кишечнике течет Горячий Стикс! Спокойствие желудка - Залог любви богов; сие не шутка. {* "О, крепкие желудки жнецов!" (лат.).} 16 "Быть иль не быть?" Но я хотел бы знать - В чем бытия неясное значенье? Мы очень любим много рассуждать, Мы видим очень многие явленья, Но как себя всевидящим считать, Когда не видишь мудрого решенья? И жизнь и смерть в пределах бытия Сплетенными всегда встречаю я. 17 "Que sais-je?"* - сказал задумчивый Монтень; И он поддержан скептиками всеми: На всем сомненья тягостная тень, Любой вопрос приводит к этой теме. Но как же нам - то быть? Предвижу день: Настанет столь "сомнительное" время, Когда в самом сомненье буду я Иметь сомненье, милые друзья. {* "Что я знаю?" (франц.)} 18 Приятно по теченью рассуждений С Пирроном умозрительно скользить, Но я боюсь опасных приключений И не желаю в море уходить; К тому же далеко не всякий гений Умеет парус вовремя спустить. Я тихий бережок предпочитаю, Где отдохну я, камушки считая. 19 Припоминаю, Кассио сказал, Что небо для молитвы всем открыто, Но так как прародитель оплошал, На мирозданье божество сердито. "И воробей без промысла не пал"; А чем же согрешили воробьи - то? Уж не сидел ли первый воробей На древе, где таился Евин змей? 20 О боги! Что такое теогония? О люди! Что такое филантропия? О вечность! Что такое космогония? Мне, говорят, присуща мизантропия. Но почему? Не знаем ничего ни я, Ни этот стол; мне только ликантропия Понятна: люди все по пустякам Легко уподобляются волкам. 21 Но я ничуть не хуже и не злее, Чем Меланхтон и даже Моисей, Я обижать невинных не умею По самой щепетильности своей; Скажите мне, какого ж фарисея Затронул я безвинно? Я - злодей? Я - мизантроп? А злобные оравы, Травившие меня, выходит, правы? 22 Но возвращусь к роману моему. Роман хорош, я в этом убежден, Хотя не посчастливилось ему Быть понятым, как был задуман он. Не скоро миру явится всему Свет истины. Пока я принужден Смириться, пребывая в ожиданье; Я с Истиной делю почет изгнанья! 23 Вот наш герой, судьбой своей влеком, В полярную столицу поспешает - К вельможам, пообтесанным Петром. Теперь сия империя стяжает Немало лести. Жаль признаться в том, Но и Вольтер хвалой ее венчает По мне же, самодержец автократ Не варвар, но похуже во сто крат. 24 И вечно буду я войну вести Словами - а случится, и делами! - С врагами мысли Мне не по пути С тиранами Вражды святое пламя Поддерживать я клялся и блюсти. Кто победит, мы плохо знаем с вами, Но весь остаток дней моих и сил Я битве с деспотизмом посвятил. 25 Довольно демагогов без меня: Я никогда не потакал народу, Когда, вчерашних идолов кляня, На новых он выдумывает моду. Я варварство сегодняшнего дня Не воспою временщику в угоду. Мне хочется увидеть поскорей Свободный мир - без черни и царей. 26 Но, к партиям отнюдь не примыкая, Любую я рискую оскорбить. Пусть так; я откровенно заявляю, Что не намерен флюгером служить. Кто действует открыто, не желая Других вязать и сам закован быть, Тот никогда в разгуле рабства диком Не станет отвечать шакальим крикам. 27 Шакалы! Да! Я имя им нашел, Поистине достойное названье; Случалось мне у разоренных сел Их мертвенное слышать завыванье. Но всех, как наименьшее из зол, Шакал еще достоин оправданья; Шакалы служат льву, я видел сам, А люди - угождают паукам. 28 О, только разорвите паутину - Без паутины их не страшен яд! Сплотитесь все, чтоб устранить причины, Которые тарантулов плодят! Когда же рабски согнутые спины Все нации расправить захотят? Защите поучитесь героической У шпанской мухи и пчелы аттической. 29 О результате славного похода Царице Дон-Жуан депешу вез; Убитых - как траву, а кровь - как воду, Ей доблестный фельдмаршал преподнес. Великое побоище народа Екатерину заняло всерьез: Она, следя за петушиной дракон, Своим лишь восхищалась забиякой. 30 И вот в кибитке скачет мой герой. Не пользуйтесь проклятой сей коляской, Особенно осеннею порой! Но, увлечен грядущего развязкой И вымысла заманчивой игрой, Он только сожалел, намучен тряской, Что не крылаты лошади пока, А на сиденье нет пуховика. 31 Боялся он, что тряска, непогода Его Леиле могут повредить; Подобных рытвин и ухабов сроду Не видывал герой мой. Как тут быть? Царила там любезная Природа, Дороги не привыкшая мостить, А так всегда с угодьями случается, Которыми сам бог распоряжается. 32 Ведь бог, как всякий фермер - дворянин, Аренды не платя, живет без дела; Но в наши дни, по множеству причин, Дворянское сословье оскудело, И вряд ли фермер вылечит один Цереры обессиленное тело: Пал Бонапарте - волею судеб Монархи падают с ценой на хлеб. 33 Итак, Жуан на пленницу глядел, От всей души турчаночку жалея. Кровавые холмы из мертвых тел Я описать с восторгом не сумею; Мне шах Надир давно осточертел! Вы помните кровавого злодея: Весь Индостан он думал покорить, А не сумел обед переварить! 34 Как хорошо из черной бури боя Созданье беззащитное спасти! Такой поступок юному герою Способен больше пользы принести, Чем лавры с окровавленной листвою, Воспетые кантатах в двадцати. Когда сердца людей хранят молчанье, Все клики славы - праздное бряцанье. 35 Поэты многотомно-многогласные, Десятки, сотни, тысячи писак! Вы ложью увлекаетесь опасною, Вам платит власть, чтоб вы писали так! То вы твердите с пылкостью напрасною. Что все налоги подлинный пустяк, То на мозоли лордов наступаете И о "голодных массах" распеваете. 36 Поэты!.. Что бишь я хотел сказать Поэтам? Не припомню, ей-же-богу. Забывчивостью начал я страдать... Хотелось мне лачуге и чертогу Совет сугубо нужный преподать. А впрочем, это лишняя тревога; Особого убытка миру нет В том, что пропал бесценный мой совет. 37 Когда-нибудь отыщется и он Среди обломков рухнувшего зданья, Когда, затоплен, взорван, опален, Закончит старый мир существованье, Вернувшись, после шумных похорон, К первичному хаосу мирозданья, К великому началу всех начал, Как нам Кювье однажды обещал. 38 И новый мир появится на свет, Рожденный на развалинах унылых, А старого изломанный скелет, Случайно сохранившийся в могилах, Потомкам померещится, как бред О мамонтах, крылатых крокодилах, Титанах и гигантах всех пород. Размером этак футов до двухсот. 39 Когда б Георг был выкопан Четвертый Геологами будущей земли, Дивились бы они - какого черта И где такие чудища росли? Ведь это будет мир второго сорта, Мельчающий, затерянный в пыли. Мы с вами все - ни более, ни менее Как черви мирового разложения! 40 Каким же - я невольно повторяю - Покажется большой скелет такой, Когда, вторично изгнанный из рая, Пахать и прясть возьмется род людской? О войнах и царях еще не зная, Сочтет Георга разум их простой, В явленьях разбираться не умея, Чудовищем для нового музея. 41 Но я впадаю в тон метафизический: Мир вывихнут, но вывихнут и я. От темы безобидно - иронической Уводит рассудительность моя Бегите от стихии поэтической! Всегда стремитесь, милые друзья, Чтоб замысел был ясен, прост и верен, - А я менять привычки не намерен. 42 Я буду отвлекаться, так и быть... Но в данный миг я возвращусь к роману. Как сказано - во всю ямскую прыть Неслась кибитка моего Жуана. Но долгий путь вас может утомить, И я его описывать не стану; Я в Петербурге ждать его готов, В столице ярко блещущих снегов. 43 Смотрите - в форме лучшего полка Мой Дон-Жуан, Мундир суконный красный, Сверкающий узор воротника. Плюмаж - как парус, гордый и прекрасный, Густые сливки тонкого чулка И желтых панталон отлив атласный Обтягивали пару стройных ног, Какими Феб - и тот гордиться б мог! 44 Под мышкой - треуголка, сбоку - шпага, Все, чем искусство, слава и портной Украсить могут юную отвагу, Цветущую здоровьем и весной, - Все было в нем. Не делая ни шагу, Стоял он статуэткой расписной, Как бог любви - ей-ей, не лицемерю я! В мундире лейтенанта артиллерии. 45 Повязка спала с глаз его, колчан И стрелы легкой шпагою сменились, А крылышки - и это не изъян! - В густые эполеты превратились Он был, как ангел, нежен и румян, Но по-мужски глаза его светились. Сама Психея, я уверен в том, Признала б Купидона только в нем. 46 Застыли дамы, замерли вельможи - и Царица улыбнулась Фаворит Нахмурился: мол, новый - то моложе и Меня без церемоний оттеснит! Все эти парни рослые, пригожие, Как патагонцы бравые на вид, Имели много прибыли и... дела, С тех пор как их царица овдовела. 47 Жуан не мог поспорить с ними в статности, Но грация была ему дана, Изящество лукавой деликатности; Притом - была и к юношам нежна Царица, не лишенная приятности: Похоронила только что она Любимца своего очередного, Хорошенького мальчика Ланского. 48 Вполне понятно, что могли дрожать Мамонов, Строганов и всякий "ов", Что в сердце, столь вместительном, опять Найдет приют внезапная любовь, А это не могло не повлиять На выдачу чинов и орденов Тому счастливцу, чье благополучие, Как выражались, "находилось в случае". 49 Сударыни! Не пробуйте открыть Значенье этой формулы туманной. Вам Каслрей известен, может быть, - Он говорит косноязычно - странно И может очень много говорить, Все затемняя болтовней пространной. Его - то метод подойдет как раз, Чтоб этот термин ясен стал для вас! 50 О, это хитрый, страшный, хищный зверь, Который любит сфинксом притворяться; Его слова, невнятные теперь, Его делами позже разъяснятся. Свинцовый идол Каслрей! Поверь, Тебя и ненавидят и боятся. Но я для дам припомнил анекдот, Его любая, думаю, поймет. 51 Однажды дочь Британии туманной Просила итальянку рассказать Обязанности касты очень странной - "Cavalier servente"? Как понять, Что многим дамам кажется желанной Судьба таким "слугою" обладать? "Ищите, - та ответила в смущенье, - Ответ у своего воображенья!" 52 Вообразить сумеете и вы, Что, будучи любимцами царицы, Любимцами фортуны и молвы Становятся означенные лица. Но очень шаток этот пост, увы! И стоит только снова появиться Отменной паре крепких, сильных плеч, - Как этот пост уже не уберечь. 53 Мой Дон-Жуан был мальчик интересней И сохранивший юношеский вид В том возрасте, в котором, как известно, Обильная растительность вредит Красивости. Не зря Парис прелестный Позором Менелая знаменит: Не зря бракоразводные законы Начало повели из Илиона! 54 Екатерина жаловала всех, За исключеньем собственного мужа. Она предпочитала для утех Народ плечистый и довольно дюжий; Но и Ланской имел у ней успех, И милостями взыскан был не хуже, И был оплакан - прочим не в пример, - Хотя сложеньем был не гренадер! 55 О ты, "teterima causa"* всяких "belli"**, Судеб неизъяснимые врата! Тобою открывается доселе Небытия заветная черта! О сущности "паденья" в самом деле Мы до сих пор не знаем ни черта; Но все паденья наши и паренья Подчинены тебе со дня творенья. {* "Худшая причина" (лат.).} {** "Воин" (лат.).} 56 Тебя считали худшей из причин Раздоров и войны, но я упорно Считаю лучшей, - путь у нас один К тебе, стихия силы животворной; Пускай тебе в угоду паладин Опустошает землю - ты проворно Ее целишь и населяешь вновь, Богиня плоти, вечная Любовь! 57 Царица этой силой обладала В избытке; и с умом и с мастерством Она ее отлично применяла В прославленном правлении своем. Когда она Жуана увидала Коленопреклоненного с письмом, Она забыла даже на мгновенье, Что это не письмо, а донесенье. 58 Но царственность ее превозмогла Четыре пятых женского начала: Она депешу все-таки взяла И с милостивым видом прочитала. Толста на первый взгляд она была, Но благородной грацией сияла. Вся свита настороженно ждала, Пока ее улыбка расцвела. 59 Во-первых, ей весьма приятно было Узнать, что враг разбит и город взят. Хотя она на это уложила Не тысячу, а тысячи солдат, Но те, кому даются власть и сила, О жертвах сокрушаться не хотят, И кровь не насыщает их гордыню, Как влага - Аравийскую пустыню. 60 Затем ее немного рассмешил Чудак Суворов выходкой своею; Развязно он в куплетец уложил И славу, и убитых, и трофеи: Но женским счастьем сердце озарил Ей лейтенант, склоненный перед нею. Ах! Для него забыть она б могла Кровавой славы грозные дела! 61 Когда улыбкой первой озарились Царицы благосклонные черты, Придворные мгновенно оживились, Как вспрыснутые дождиком цветы, Когда же на Жуана обратились Ее глаза с небесной высоты, То все застыли в сладком ожидании, Стараясь упредить ее желания. 62 Конечно, ожирения следы Лицо ее приятное носило; На зрелые и сочные плоды Она в своем расцвете походила Любовникам за нежные труды Она не только золотом платила; Амура векселя могла она По всем статьям оплачивать сполна. 63 Награда за услугу и геройство Приятна, но царица, говорят, Имела столь пленительные свойства, Что привлекать могла б и без наград! Но царских спален таково устройство, Что завсегдатая их всегда богат, - Она мужчин любила и ценила, Хоть тысячи их в битвах уложила. 64 Вы говорите, что мужчина странен? А женщина еще того странней: Как легкий ум ее непостоянен! Как много разных прихотей у ней! Сегодня - взор слезою затуманен, А завтра - зимней вьюги холодней Чему тут верить? Чем вооружиться? А главное - на что тут положиться? 65 Екатерина - ох! Царица - ах! Великим междометья подобают: В любви и в государственных делах Они смятенье духа выражают, Хоть было лестно ей узнать, что в прах Повержен враг, что Измаил пылает, Всему могла царица предпочесть Того, кто ей доставил эту весть. 66 Шекспировский Меркурий опустился "На грудь горы, лобзавшей облака", - И мой герой Меркурием явился. "Гора" была, конечно, высока, Но лейтенант отважный не смутился; Любая круча в юности легка, Не разберешься в вихре нежной бури, Где небо, где гора, а где Меркурий. 67 Вверх глянул он, вниз глянула она. В нем каждое ей нравилось движенье. Ведь сила Купидонова вина Великое рождает опьяненье. Глотками пей иль сразу все до дна - От этакого зелья нет спасенья: Магическая сила милых глаз Все, кроме слез, испепеляет в нас. 68 А он? Не знаю, полюбил ля он, Но ощутил тревожную истому И был, что называется, польщен. Ведь многим страсть подобная знакома, Когда талант бывает поощрен Восторгами влиятельного дома В лице красивой дамы средних лет, Чье мненье уважает высший свет. 69 Притом и возраст был его такой, В котором возраст женщин безразличен. Как Даниил во львином рву, герой В страстях и силе был неограничен И утолять природный пламень свой При всяких обстоятельствах привычен. Так утоляет солнце страстный зной В больших морях и в лужице любой. 70 Екатерина, следует сказать, Хоть нравом и была непостоянна, Любовников умела поднимать Почти до императорского сана Избранник августейший, так сказать, Был только по обряду невенчанный И, наслаждаясь жизнью без забот, О жале забывал, вкушая мед. 71 Сюда прибавь изящные манеры, Глаза, в которых разум отражен - Они, прошу прощенья, были серы, Но этот цвет хорош, коль взор умен. Тому великолепные примеры - Мария Стюарт и Наполеон, Да и глаза Паллады непокорные - Никак не голубые и не черные. 72 Ее улыбка, плавность полноты И царственная прихоть предпочтенья Столь мужественным формам красоты Каким не отказала б в иждивенье И Мессалина, все ее черты, Ее живое, сочное цветенье - Все это вместе, что и говорить, Могло мальчишке голову вскружить. 73 А всякая любовь, как состоянье, Тщеславна от начала до конца. (Я исключаю случаи страданья, Когда неукротимые сердца Вдруг загорятся жаждой обладанья От преходящей прелести лица, За что философ - прочим в назиданье - Назвал любовь "пружиной мирозданья"). 74 Мы любим от мечтательной тоски И платонически и как супруги (Для рифмы говоря - "как голубки": Я знаю, смысл и рифма - не подруги, И слишком часто смыслу вопреки Рифмачества убогие потуги В стихи вставляют слово... Как тут быть?), Но я хочу о чувствах говорить! 75 Стремленье к совершенству познаем Мы все в томленье плоти ежечасном, В стремленье тела слиться с божеством, Являющимся в облике прекрасном. Блаженный миг! О, как его мы ждем С волненьем лихорадочным и страстным, А суть ведь в том, что это - путь прямой, Чтоб бренной плотью дух облечь живой. 76 Я дорожу любовью платонической, Ей первенство по праву надлежит; Вторую я назвал бы "канонической", Поскольку церковь к ней благоволит; Но третий вид - поистине классический - Во всем крещеном мире знаменит; Сей вид союза можно без опаски Назвать лукаво браком в полумаске. 77 Но полно, полно, ждет меня рассказ. Царицыны любовь иль вожделенье Жуану льстили. Странно - всякий раз, Когда про эти думаю явленья, Не замечает мой привычный глаз Различья между ними; без сомненья, Царица страстной женщиной была И не скромней швеи себя вела... 78 Придворные шептались, - правда, чинно, - К ушам соседа приложив уста, У фрейлин старых морщились морщины, "А юные, которых красота Еще цвела, сочувственно-невинно Смеялись меж собой. Но неспроста Все гренадеры, первенцы удачи, Молчали, от досады чуть не плача. 79 Лукавые заморские послы Осведомлялись - кто сей отрок новый, Который пробирается в орлы, Которому уже почти готовы И должности, и пышные хвалы, И награждений дождь многорублевый, И ордена, и ленты, и к тому ж Дарения десятков тысяч душ! 80 Она была щедра; любовь такая Всегда щедра! И, к сердцу путь открыв, Она во всем счастливцу потакает, Все прихоти его предупредив. Хотя жена была она плохая, Но, строго Клитемнестру осудив, Скажу: не лучше ль одному скончаться, Чем вечно двум в оковах оставаться? 81 Екатерина всем давала жить, С ней нашу не сравнить Елизавету Полуневинную; скупясь платить, Всю жизнь скучала королева эта. Избранника могла она казнить И горевать о нем вдали от света... Подобный метод флирта глуп и зол, Он унижает сан ее и пол. 82 Закончился прием. Пришли в движенье Придворные, пристойно расходясь. Шуршали платья в шелковом волненье. Вокруг Жуана ласково теснясь, Послы передавали поздравленья Своих монархов. Сразу поднялась Сумятица восторгов; даже дамы Ему любовь высказывали прямо. 83 Вокруг себя увидел мой герой Все формы лести самой непритворной - И что же? Этой праздною игрой Уже он забавлялся, как придворный: Особ высоких созерцая строй, Он кланялся, любезный и покорный, Как знамя красоту свою неся, Манерами чаруя всех и вся. 84 Екатерина всем понять дала, Что в центре августейшего вниманья Стал лейтенант прекрасный. Без числа Он принимал придворных излиянья, Потом его с собою увела Протасова, носившая названье Секретной eprouveuse* - признаюсь, Перевести при музе не решусь. {* Испытательница (франц.).} 85 Обязанности скромно подчинясь, Он удалился с ней - и я, признаться, Хотел бы удалиться: - мой Пегас Еще не утомился, может статься, Но, право, искры сыплются из глав, И мысли как на мельнице кружатся. Давно пора и мозг и нервы мне Подправить в деревенской тишине. ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ 1 Когда однажды, в думу погружен, Увидел Ньютон яблока паденье, Он вывел притяжения закон Из этого простого наблюденья. Впервые от Адамовых времен О яблоке разумное сужденье С паденьем и с законом тайных сил Ум смертного логично согласил. 2 Так человека яблоко сгубило, Но яблоко его же и спасло, - Ведь Ньютона открытие разбило Неведенья мучительное зло. Дорогу к новым звездам проложило И новый выход страждущим дало. Уж скоро мы, природы властелины, И на луну пошлем свои машины! 3 К чему тирада эта? Просто так! Я ваял перо, бумагу и чернила, Задумался, и - вот какой чудак! Фантазия во мне заговорила! Я знаю, что поэзия - пустяк, Что лишь наука - действенная сила, Но все же я пытаюсь, ей вослед, Чертить движенье вихрей и комет. 4 Навстречу вихрям я всегда бросался, Хотя мой телескоп и слаб и мал, Чтоб видеть звезды. Я не оставался На берегу, как все. Я воевал С пучиной вечности. Ревя, вздымался Навстречу мне неукротимый вал, Губивший корабли; но шторма сила Меня и крепкий челн мой не страшила. 5 Итак, Жуана, как героя дня, Заря фаворитизма ослепляла, Прекрасными надеждами маня; О прочем музы знают очень мало, Хоть на посылках музы у меня. Условность этикета допускала Их лишь в гостиные, и было им Не уследить за юношей моим. 6 Но ясно нам, что, крылышки имея, Он полетит, как голубь молодой Ив книги псалмопевца - иудея. Какой старик" усталый я седой, Далеко от земли парить не смея Унылой подагрической мечтой, Не предпочел бы все же с сыновьями Вздыхать, а не кряхтеть со стариками? 7 Но все пройдет. Страстей спадает зной, И даже реки вдовьих слез мелеют, Как Арно жарким летом, а весной Клокочет он, бурлит и свирепеет, Огромно поле горести земной, Но и веселья нива не скудеет, Лишь был бы пахарь, чтобы стать за плуг И наново вспахать весенний луг. 8 Но часто прерывает воздыханья Зловещий кашель; о, печальный вид, Когда рубцами раннего страданья Лилейный лоб до времени изрыт, Когда румянца жаркое пыланье, Как небо летним вечером, горит! Сгорают все - мечтой, надеждой, страстью - И умирают, это тоже счастье! 9 Но умирать не думал мой герой, Он был, наоборот, в зените славы И вознесен причудливой игрой Луны и женской прихоти лукавой. Но кто вздыхает летнею порой О будущей зиме? Обычай здравый - Побольше греться в солнечные дни, Чтоб на зиму запомнились они. 10 Жуана свойства дамы средних лет Скорее, чем девицы, замечали; У молодых к любви привычки нет, Они ее по книжкам изучали - Их помыслы мутит любой поэт Причудами лирической печали. Ах! Возраст милых женщин, мнится мне, Высчитывать бы надо по луне! 11 Как и луна, они непостоянны, Невинны и лукавы, как луна; Но на меня клевещут непрестанно, Что фраза каждая моя грешна И - это пишет Джеффри, как ни странно, - "Несдержанна и вкуса лишена". Но все нападки Джеффри я прощаю: Он сам себе простит, я полагаю. 12 Уж если другом стал заклятый враг, Он должен честно другом оставаться: В подобных случаях нельзя никак Нам к ненависти прежней возвращаться, Мне эта ненависть противна, как Чесночный запах, но остерегаться Прошу вас: нет у нас врагов страшней, Чем жены и подруги прошлых дней. 13 Но нет пути обратно ренегатам; Сам Саути, лжец, пройдоха и лакей, Из хлева, где слывет лауреатом, Не возвратится к юности своей, Когда был реформатором завзятым. По мненью всех порядочных людей, Честить того, кто не в чести, - бесчестие, Да будет это подлецам известно! 14 И критик и юрист обречены Рассматривать безжалостно и хмуро С невыгодной обратной стороны И человека и литературу. Им все людские немощи видны, Они отлично знают процедуры И, как хирурги, вскрыв любой вопрос, Суют нам суть явлений прямо в нос. 15 А кто юрист? Моральный трубочист, Но должность у него похуже даже! Он часто сам становится нечист От нравственной неистребимой сажи; Из тридцати едва один юрист Нам душу незапятнанной покажет. Но ты, мой честный критик и судья, Ты так же чист, как Цезарь, - знаю я! 16 Оставим наши прежние разлады, Мой милый Джеффри; это пустяки! Марионеткой делаться не надо, Внимая праздных критиков свистки. Вражда прошла, и пали все преграды. Я пью за "Auld Lang Syne"* и за стихи, За то, что я, в лицо тебя не зная, Тебя судьею честным почитаю. {* "Доброе старое время", "давние времена" (шотл.).} 17 И если мне за родину мою С тобою пить, быть может, не случится, Я с Вальтер Скоттом чашу разопью В его почтенной северной столице. Я снова годы детства узнаю. Я снова рад беспечно веселиться; В Шотландии родился я и рос, И потому растроган я до слез. 18 Я вижу снова цепи синих гор, Луга, долины, светлые потоки, Береты, пледы, непокорный взор - Младенческой романтики уроки! И Дий, и Дон я помню до сих пор, И мост Балгунский, черный и высокий, И "Auld Lang Syne", как отблеск юных дней, Сияет снова в памяти моей. 19 Не поминайте ж мне, что я когда - то, В приливе бурных юношеских сил, С досады оскорбил насмешкой брата, Когда меня он слишком раздразнил. Признаться, мы ведь оба виноваты, И я не мог сдержать драчливый пыл: Во мне шотландца сердце закипело, Когда шотландца брань меня задела. 20 Я не сужу, реален или нет Мой Дон-Жуан, да и не в этом дело - Когда умрет ученый иль поэт, Что в нем реальней - мысли или тело? Причудливо устроен белый свет! Еще пытливость наша не сумела Решить проблему вечности, и нам Невнятна суть вещей ни здесь, ни там. 21 Жуан мой стал российским дворянином, Не спрашивайте, как и почему, - Балы, пиры, изысканные вина Согрели даже русскую зиму! В такой момент способны ли мужчины Противиться соблазну своему? Подушке даже лестно я приятно Лежать на царском троне, вероятно. 22 Жуану льстила царская любовь; Хотя ему порой бывало трудно, Не, будучи и молод и здоров, Справлялся он с обязанностью чудно; Он цвел, как деревце, и был готов Любить, блистать, сражаться безрассудно. Лишь в старости унылой и скупой Всего дороже деньги и покой. 23 Но, видя (что отнюдь не удивительно!) Заманчиво-опасные примеры, Он начал наслаждаться расточительно И пользоваться жизнью свыше меры. Оно и для здоровья ощутительно; Слаб человек, а во хмелю карьеры Себялюбив становишься порой, И сердце покрывается корой. 24 Я рад заняться нашей странной парой; Но офицера юного союз С императрицей, в сущности нестарой, Подробно описать я не решусь. Не восстановит молодости чары Ни власть монарха, ни усердье муз. Морщины - эти злые демократы - Не станут льстить ни за какую плату! 25 А Смерть - владыка всех земных владык, Вселенский Гракх - умело управляет. Любого как бы ни был он велик, Она своим законам подчиняет Аграрным. И вельможа и мужик Надел один и тот же получают, Безропотно реформе подчинясь, - И никакой не спорит с нею князь. 26 Жуан мой жил, не тяготясь нимало, В чаду безумств, балов и баловства, В стране, где все же иногда мелькала Сквозь тонкие шелка и кружева Медвежья шкура. Роскошь обожала Российская, - подобные слова, Быть может, неприличны для царицы, - Российская венчанная блудница. 27 О чем же мне писать? Кого судить? Как сложен мой роман замысловатый! Притом я сам готов уже вступить В сей Дантов лес, дремучий и проклятый, Где лошадей приходится сменить И, умеряя жизненные траты, В последний раз на молодость взглянуть - Смахнуть слезу и... грань перешагнуть! 28 Я вспоминать об этом не хочу, Но одержим сей мыслью бесполезной; Так скалы покоряются плющу, А любящим устам - уста любезной. Я знаю, скоро и мою свечу Погасит ветер, веющий из бездны. Но полно! Не хочу морочить свет! Я все же не философ, а поэт. 29 Заискивать Жуану не случалось; Другие все заискивали в нем. Его порода всем в глаза бросалась, Как в жеребце хорошем племенном. В нем красота отлично сочеталась С мундиром; он сиял в мундире том, Как солнце. Расцветал он, как в теплице, От милостей стареющей царицы. 30 Он написал в Испанию к родным, И все они, как только услыхали, Что он судьбою взыскан и любим, - Ему ответы сразу написали. Иные в предвкушенье русских зим Мороженым здоровье укрепляли, Твердя, что меж Мадридом и Москвой Различья мало - в шубе меховой! 31 Премудрая Инеса с одобреньем О процветанье первенца прочла. Он бросил якорь с подлинным уменьем, Исправив сразу все свои дела; Его благоразумным поведеньем Инеса нахвалиться не могла И впредь ему советовала нежно Держаться так же мудро и прилежно. 32 Вручала, по обычаю отцов, Его судьбу мадонне и просила Не забывать в стране еретиков Того, чему религия учила; Об отчиме, не тратя лишних слов, И о рожденье братца сообщила И в заключенье - похвалила вновь Царицы материнскую любовь. 33 Она бы этих чувств не одобряла И не хвалила, но царицын сан, Ее лета, подарки - все смиряло Злословие, как верный талисман. Притом себя Инеса уверяла, Что в климате таких холодных стран Все чувства замирают в человеке, Как тяжким льдом окопанные реки. 34 О, дайте сорок мне поповских сил Прославить Лицемерие прекрасное, - Я б гимны Добродетели трубил, Как сонмы херувимов сладкогласные! И в бабушкин рожок я б не забыл Трубить хвалы: глуха была, несчастная, А все внучат любила заставлять Божественные книги ей читать. 35 В ней было лицемерия не много; Всю жизнь она попасть мечтала в рай И ревностно выплачивала богу Свой маленький, но неизменный пай. Расчет разумный, рассуждая строго" Кто заслужил, тому и подавай! Вильгельм Завоеватель без стесненья Использовал сей принцип поощренья. 36 Он отобрал, не объяснив причин, Обширные саксонские владенья И роздал, как хороший господин, Норманнам за усердное служенье. Сия потеря сотен десятин Несчастных саксов ввергла в разоренье, Норманны, впрочем, на земле своей, По счастью, понастроили церквей. 37 Жуан, как виды нежные растений, Суровый климат плохо выносил (Так не выносят короли творений. Которые не Саути настрочил). Быть может, в вихре зимних развлечений На льду Невы о юге он грустил? Быть может, забывая долг для страсти, - Вздыхал о Красоте в объятьях Власти? 38 Быть может... Но к чему искать причину? Уж если заведется червячок, Он не щадит ни возраста, ни чина И точит жизни радостный росток. Так повар заставляет господина Оплачивать счета в законный срок, И возражать на это неуместно: Ты кушал каждый день? Плати же честно! 39 Однажды он почувствовал с утра Озноб и сильный жар. Царица, в горе, Врача, который пользовал Петра, К нему послала. С важностью во взоре, К великому смятению двора, Жуана осмотрев, сказал он вскоре, Что частый пульс, и жар, и ломота Внушают спасенья неспроста! 40 Пошли догадки, сплетни, обсужденья. Иные на Потемкина кивали, Его подозревая в отравленье; Иные величаво толковали О напряженье, переутомленье И разные примеры называли; Другие полагали, будто он Кампанией последней утомлен. 41 Его лечили тщательно, по плану, Микстурами заполнив пузырьки: Пилюли, капли Ipecacuanhae, Tincturae Sennae Haustus*, порошки... Рецепты у постели Дон-Жуана Звучали, как латинские стихи: Bolus Potassae Sulphuret sumendus, Et haustus ter in die capiendus**. {* Смесь из ипекакуаны и настойки сенны (лат.).} {** Принимать пилюли сернокислого калия и трижды в день пить микстуру (лат.).} 42 Так доктора нас лечат и калечат Secundum artem* - все вольны шутить, Пока здоровы, а больной лепечет, Что доктора бы надо пригласить! Когда судьба о жизни жребии мечет И бездна нас готова поглотить, Мы закоцитных стран не воспеваем, А робко Эскулапа призываем. {* По правилам искусства (лат.).} 43 Мой Дон-Жуан едва не умер, но Упорная натура одолела Болезнь, хоть это было мудрено. Однако на щеках его алело Здоровье слабым отблеском - оно Пока еще лишь теплилось несмело; Врачи усердно стали посему Твердить о путешествиях ему. 44 "Южанам климат севера вредит!" - Решили все. Царица поначалу Имела хмурый, недовольный вид (Она терять любимца не желала!); Но, видя, как теряет аппетит И тает он, - она затрепетала И сразу средство мудрое нашла: Развлечь Жуана должностью посла! 45 В то время шли как раз переговоры Меж русским и английским кабинетом. Все дипломаты - нации опора - Им помогали делом и советом; О Балтике велись большие споры И о правах торговли в море этом (Известно, что Фетиду бритт любой Считает юридически рабой). 46 Екатерина даром обладала Друзей и фаворитов ублажать. Она Жуана в Англию послала - Чтоб собственную славу поддержать И отличить его; она желала Его в достойном блеске показать И посему казны не пожалела Для пользы государственного дела. 47 Ей все давалось; дива в этом нет - Ей было все покорно и подвластно, Но прихоти свои на склоне лет Она переживала очень страстно И, как легко заметил высший свет, Жуана проводив, была несчастна. Она, не перестав его любить, Его была не в силах заменить. 48 Но время все залечивает раны, А кандидатам не было числа; Когда настала ночь, и без Жуана Она прекрасно время провела. Носителя желаемого сана Она еще наметить не могла: Она их примеряла, и меняла, И состязаться им предоставляла! 49 Пока на пост героя моего Вакансии, как видите, открыты, Мы проводить попробуем его. Из Петербурга ехал он со свитой; Он получил в подарок, сверх всего, Возок Екатерины знаменитый, Украшенный царицыным гербом. Она Тавриду посещала в нем. 50 Он вез с собой бульдога, горностая И снегиря; веселый мой герой, К зверям пристрастье нежное питая, Охотно с ними тешился игрой. (Пусть мудрецы определят, какая Тому причина, сложная порой.) Котят и птиц он обожал до страсти - Был вроде старых дев по этой части! 51 Его сопровождали пять возков, В которые царица поместила Секретарей и бравых гайдуков; А с ним была турчаночка Леила, Которую от сабель казаков Он спас во время штурма Измаила. (Ты улыбнулась, муза, вижу я; Тебе по сердцу девочка моя!) 52 Она была скромней и тише всех: Нежна, бледна, серьезна и уныла. Так выглядел, наверно, человек Средь мамонтов и древних крокодилов Великого Кювье. Земных утех И радостей не ведала Леила. Особенного дива в этом нет - Бедняжке было только десять лет. 53 Жуан ее любил. Да и она Его любила. Но, скрывать не стану, Любви такой природа мне темна: Для нежности отцовской - будто рано, А братская любовь - не столь нежна! Но, впрочем, будь сестра у Дон-Жуана, - Я, в общем, даже склонен допустить, Он мог бы горячо ее любить. 54 Но чувственности в нем, вполне понятно, Леила не могла бы вызывать; Лишь старым греховодникам приятно Плоды совсем незрелые срывать: Кислоты им полезны, вероятно, Чтоб стынущую кровь разогревать. Жуан был платоничен, я ручаюсь, Хоть забывал об этом, увлекаясь. 55 В душе Жуана нежность расцвела, И был он чужд греховным искушеньям. Ему сиротка - девочка была Обязана свободой и спасеньем. Она была покорна и мила, И лишь одно он встретил с огорченьем: Турчаночка, упрямая как бес, Креститься отказалась наотрез. 56 Пережитые ужасы едва ли Любовь к аллаху в ней искоренили: Три пастыря ее увещевали, Но отвращенья в ней не победили К святой воде. Леилу не прельщали Попы; что б ей они ни говорили, Она твердила сумрачно в ответ, Что выше всех пророков Магомет. 57 Жуана одного она избрала Из христиан и одному ему Бесхитростное сердце доверяла, Сама не понимая почему. Конечно, эта парочка являла Забавный вид: герою моему. По молодости лет, приятно было, Что им оберегаема Леила. 58 Итак, в Европу поспешает он; Вот миновал плененную Варшаву, Курляндию, где с именем "Бирон" Всплывает фарс постыдный и кровавый... Здесь в наше время Марс - Наполеон Шел на Россию за сиреной Славой Отдать за месяц стужи лучший цвет Всей гвардии и двадцать лет побед. 59 Тогда разбитый бог воскликнул: "О! Ма vieille Garde!"* - только не примите Анжамбеман в насмешку и во зло: Пал громовержец, что ни говорите, Убийце Каслрею повезло. Замерзла наша слава. Но внемлите - Костюшко! Это слово, как вулкан, Пылает и во льдах полярных стран. {* "Моя старая гвардия!" (франц.)} 60 Жуан увидел Пруссию впервые И Кенигсберг проездом посетил, Где в те поры цвела металлургия И жил профессор Кант Иммануил; Но, презирая диспуты сухие, В Германию герой мой покатил, Где мелкие князья неугомонно Пришпоривают подданных мильоны. 61 Потом, минуя Дрезден и Берлин, Они достигли гордых замков Рейна... Готический пейзаж! Не без причин Поэты чтут тебя благоговейно! Прекрасен вид торжественных руин - Ворота, башни, стен изгиб затейный! Тут унестись мечтой могу и я Куда-нибудь на грани бытия. 62 Но милый мой Жуан стремился мимо. Проехал Маннгейм он, увидел Бонн И Драхенфельс, глядящий нелюдимо, Как привиденье рыцарских времен; Был в Кельне; каждый там неотвратимо Почтить святые кости принужден Одиннадцати тысяч дев - блаженных И потому, наверное, нетленных! 63 Голландия - страна больших плотин - Открылась путешественника взгляду. Там много водки пьет простолюдин И видит в этом высшую награду; Сенаты без особенных причин Стремятся запретить сию отраду, Которая способна заменить Дрова, обед - и шубу, может быть! 64 И вот - пролива пенистые воды И пляшущего шторма озорство Под парусами к острову свободы Уже несут героя моего. Он не боится ветреной погоды, Морской недуг не трогает его; Он только хочет первым, как влюбленный, Увидеть белый берег Альбиона! 65 И берег вырос длинною стеной У края моря. Сердце Дон-Жуана Забилось. Меловою белизной Залюбовался он. Сквозь дым тумана Все путники любуются страной, Где смелые купцы и капитаны, Сноровки предприимчивой полны. Берут налоги чуть ли не с волны. 66 Я, правда, не имею основанья Сей остров с должной нежностью любить, Хотя и признаю, что англичане Прекрасной нацией могли бы быть: Но за семь лет - обычный срок изгнанья И высылки - пора бы позабыть Минувшие обиды, ясно зная: Летит ко всем чертям страна родная. 67 О, знает ли она, что каждый ждет Несчастия, которое б сломило Ее величье? Что любой народ Ее считает злой, враждебной силой За то, что всем, кто видел в ней оплот, Она, как друг коварный, изменила И, перестав к свободе призывать, Теперь и мысль готова заковать. 68 Она тюремщик наций. Я ничуть Ее свободе призрачной не верю; Не велика свобода - повернуть Железный ключ в замке тяжелой двери. Тюремщику ведь тоже давит грудь Унылый гнет тоски и недоверья, Он тоже обречен на вечный плен Замков, решеток и унылых стен. 69 Жуан увидел гордость Альбиона - Твои утесы, Дувр мой дорогой, Твои таможни, пристани, притоны, Где грабят простаков наперебой, Твоих лакеев бойких батальоны, Довольных и добычей и судьбой. Твои непостижимые отели, Где можно разориться за неделю! 70 Жуан - беспечен, молод и богат Брильянтами, кредитом и рублями - Стеснялся мало суммами затрат; Но и его огромными счетами Порядком озадачил, говорят, Хозяин - грек с веселыми глазами. Бесплатен воздух, но права дышать Никто не может даром получать. 71 Скорее! Лошадей в Кентербери! Цок - цок по гравию, топ - топ по лужам! Отлично скачут! Что ни говори, У немцев кучера гораздо хуже: Они за Schnaps'ом *, черт их побери, Судачат, как мы, путники, ни тужим На станциях, и наш унылый крик "Verfluchter Hund!"** не действует на них. {* Водкой (нем.).} {** "Проклятая собака!" (нем.).} 72 Ничто на свете так не тешит глаз Веселостью живого опьяненья, Как быстрая езда; чарует нас Неудержимо - буйное движенье. Мы забываем с легкостью подчас И цель свою, и место назначенья, И радостно волнуют нас мечты В стремительном полете быстроты. 73 В Кентербери спокойно и уныло Им служка показал большой собор, Шлем Эдуарда, Бекета могилу, Приезжих услаждающие взор. (Любая человеческая сила В конце концов - химический раствор, И все герои, все без исключенья, Подвержены процессу разложенья!) 74 Жуан, однако, был ошеломлен И шлемом благородного героя, Свидетелем боев былых времен, И Бекета плачевною судьбою: Поспорить с королем задумал он И заплатил за это головою. Теперь монархи стали привыкать Законностью убийство прикрывать. 75 Собор весьма понравился Леиле, Но беспокоилась она о том, Зачем гяуров низких допустили, Злых назареян, в этот божий дом? Они ведь столько турок истребили В жестоком озлоблении своем! Как допустила воля Магомета Свиней в мечеть прекраснейшую эту? 76 Но дальше, дальше! Светлые поля, Везде цветущий хмель, залог дохода; Мила родная скромная земля Тому, кто в жарких странах больше года Пространствовал, где, ум испепеля, Нагромоздила знойная природа Леса олив, вулканы, ледники, Лимоны, апельсины и пески. 77 Ах, боже мой! Мне захотелось пива! Гони скорей, мой милый почтальон! Жуан несется вскачь весьма ретиво, Любуясь на свободный Альбион, Что многими воспет красноречиво - Своими и чужими, - но и он Неукротимых пасынков имеет, С которыми ужиться не умеет. 78 Как ровная дорога хороша, Укатанная, гладкая, прямая! Какие крылья чувствует душа, Полет полей беспечно наблюдая, Порывисто и весело дыша! Сам Фаэтон - я смело утверждаю, - До Йорка проскакав на почтовых, Смирил бы страсти выдумок своих. 79 Макиавелли поучал когда - то, Что лишь потеря денег нам горька; Убей сестру, отца, жену и брата, Но никогда не трогай кошелька! Лишь эту незабвенную утрату Нам не прощают люди на века. Великий флорентинец понял это И, как я говорил, поведал свету, - 80 А также в назиданье королям. Вернемся же к Жуану. Постепенно Стемнело, и предстал его глазам Холм, Шутерс-Хилл, хранящий неизменно Великий город. Обращаюсь к вам, Все англосаксы, "кокни", джентльмены, - Вздыхай и улыбайся, каждый бритт, - Перед тобою город твой открыт! 81 Выбрасывал он в небо тучи дыма, Как полупотухающий вулкан. Казалось, это ад неукротимый Из серных недр выбрасывал фонтан. Но, как в объятья матери любимой, Спешил ему навстречу Дон-Жуан. Он уважал высокие свободы Страны, поработившей все народы. 82 Туман и грязь на много миль вокруг, Обилье труб, кирпичные строенья, Скопленье мачт, как лес поднятых рук. Мелькнувший белый парус в отдаленье, На небе - дым и копоть, как недуг, И купол, что повис огромной тенью Дурацкой шапкой на челе шута, - Вот Лондон! Вот родимые места! 83 Но мой герой в дымящем этом море Увидел лишь алхимии пары, Магическую власть лабораторий, Творящую богатства и миры; И даже климат - Альбиона горе - Его почти не трогал до поры, И то, что солнце в плесени тумана Померкло, не смущало Дон-Жуана! 84 Но здесь немного я остановлюсь, Мой дорогой земляк; однако знай, Что к нашей дружбе я еще вернусь, И потому меня не забывай: Я правду показать тебе берусь И лучше, чем любая миссис Фрай, С моральною воюя паутиной, Пообмету углы в твоей гостиной. 85 Напрасно вы стремитесь, миссис Фрай, Убить порок по тюрьмам и притонам! Напрасно там лепечете про рай Своим филантропическим жаргоном! Гораздо хуже светский негодяй И все пороки, свойственные тронам, - О них - то вы забыли, ай-ай-ай! А в них-то все и дело, миссис Фрай! 86 Скажите им, что жить должны пристойней Правители весьма преклонных лет, Что купленных восторгов шум нестройный Больной страны не умаляет бед, Что Уильям Кертис - низкий, недостойный Дурак и шут, каких не видел свет, Что он - Фальстаф при престарелом Гале, Что шут бездарней сыщется едва ли. 87 Скажите им, - хоть поздно говорить, - Что чванство не способствует величью, Что лишь гуманность может озарить Достоинством правителя обличье. (Но знаю - вы смолчите. Вашу прыть Умерят воспитанье и приличья; И я один тревожить буду их, Трубя в Роландов рог октав моих!) ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ 1 Епископ Беркли говорил когда - то: "Материя - пустой и праздный бред". Его система столь замысловата, Что спорить с ней у мудрых силы нет, Но и поверить, право, трудновато Духовности гранита; я - поэт, И рад бы убедиться, да не смею, Что головы "реальной" не имею. 2 Весьма удобно мир предполагать Всемирным порожденьем солипсизма; Подобная система - благодать Для произвола и для эгоизма... Но искони мешает мне мечтать Сомненье - преломляющая призма Великих истин; портит мне оно Духовности небесное вино. 3 А что же в результате? Несваренье Иллюзий, представлении и мечтаний, Гипотез беспокойное паренье, Туман философических скитаний И самое неясное скопленье Сортов, явлений, видов, сочетаний. Вселенная - большой клубок проблем, Доселе не разгаданных никем. 4 Возник ли мир по Ветхому завету Иль сам собой, без божьего труда, - Мыслители не вскрыли тайну эту И, может быть, не вскроют никогда. Но мы недолго странствуем по свету И все однажды явимся туда, Где очень точно все узнаем - или Навеки успокоимся в могиле. 5 Пора оставить спор метафизический, Философов безумную мечту, Что есть, то есть - вот вывод мой логический, И больше спорить мне невмоготу, Я начал ощущать периодически Озноб и кашель, жар и ломоту - И с каждым новым приступом чахотки Я становлюсь уступчивым и кротким. 6 Во-первых, я уверовал, как водится, В спасителя и даже в сатану, Потом поверил в девство богородицы И, наконец, в Адамову вину... Вот с троицей трудненько мне приходится. Но скоро я улаживать начну Посредством благочестья и смиренья И это цифровое затрудненье... 7 Но к теме возвращусь, читатель мой, Тот, кто бывал в Китае, в Византии, Кто любовался Аттикой святой С Акрополя, кто с корабля впервые Узрел Константинополь золотой, Кто видел Тимбукту и Ниневию, - Тот Лондоном не будет поражен, Но через год - что станет думать он? 8 Мой Дон-Жуан стоял на Шутерс-Хилл" В закатный час, раздумьями томим, - И темным океаном крыш и шпилей Лежал огромный Лондон перед ним, И до него неясно доходили, Как по равнине стелющийся дым, Далекое жужжанье, бормотанье, Кипящей грязной пены клокотанье... 9 Мой Дон-Жуан в порыве экзальтации Глядел на чудный город и молчал - Он пламенный восторг к великой нации В своем наивном сердце ощущал. "Привет тебе, твердыня Реформации, О родина свободы, - он вскричал, - Где пытки фанатических гонений Не возмущают мирных поколений! 10 Здесь честны жены, граждане равны, Налоги платит каждый по желанью; Здесь покупают вещь любое цены Для подтвержденья благосостоянья; Здесь путники всегда защищены От нападений..." Но его вниманье Блеснувший нож и громкий крик привлек: "Ни с места, падаль! Жизнь иль кошелек!" 11 Четыре парня с этим вольным кличем К Жуану бросились, решив, что он Беспечен и сражаться непривычен, И будет сразу сдаться принужден, И лакомой окажется добычей, Лишившись кошелька и панталон, А может быть, и жизни; так бывает На острове, где все преуспевают. 12 Жуан английских слов не понимал, Точнее - понимал весьма немного; Вначале он приветствием считал Ругательство с упоминаньем бога. Не улыбайтесь - он не совершал Большой ошибки, рассуждая строго; Я слышал эту фразу, как привет, От многих соплеменников в ответ. 13 Жуан не понял слов, но понял дело, И, действуя, как в битве, наугад, Он вынул пистолет и очень смело Вогнал в живот обидчику заряд. Разбойника простреленное тело Бессильно опрокинулось назад, И только стон раздался хрипловатый; "Эх, уходил меня француз проклятый!" 14 Все прочие удрали что есть сил. Испуганные слуги Дон-Жуана, Когда и след разбойников простыл, На место схватки прибежали рьяно; Но мой герой лишь об одном просил - Чтоб незнакомцу осмотрели рану. Уже он сожалел, что был жесток И слишком поспешил спустить курок. 15 "Быть может, - размышлял он, - в самом деле В обычаях страны такой прием! С поклоном нас ограбили в отеле, А этот просто бросился с ножом. Различные пути к единой цели... Но как-никак, а я виновен в том, Что он страдает, и уйти не вправе, Его без всякой помощи оставя!" 16 Он подал знак - но только трое слуг Приблизились, как раненый, бледнея, Промолвил: "Нет, ребята, мне каюк! Мне только б рюмку джину!" И, слабея, Он судорожным жестом цепких рук Распутал шарф на посиневшей шее, С усилием сказал в последний миг: "Отдайте Салли!" - и навек поник. 17 Окровавленный шарф к ногам Жуана Упал, хотя Жуан не понимал, Ни в чем цена такого талисмана, Ни что ему британец бормотал. Еще недавно Тома - капитана, Гуляку Тома целый город знал; В короткий срок он промотал, пируя, И денежки, и жизнь свою лихую... 18 Старательно герой мой совершил Обряды показаний полисмену И, подписав бумаги, поспешил В желанную столицу. Несомненно, Он озадачен был, что согрешил На первые же сутки: он мгновенно В пылу самозащиты уложил Свободного британца в цвете сил... 19 Он мир лишил великого героя - Том - капитан был парень первый сорт: Краса "малин", по взлому и разбою Не в первый раз он побивал рекорд. Очистить банк и смыться от конвоя Умел он изумительно, как черт, Как он шикарил с черноокой Салли! Все воры королем его считали. 20 Но кончен Том, и кончено о нем; Герои исчезают понемногу, И скоро мы последних изведем. А вот и Темза! Сразу на дорогу Мощеную, рождая стук и гром Колес, Жуан въезжает, слава богу, И Кеннингтон - обычный серый тон Предместий грязных - созерцает он. 21 Вот перед ним бульвары, парки, скверы, Где нет ни деревца уже давно, Вот "Холм отрады" - новая химера, - Где отыскать отраду мудрено, А "Холм" принять приходится на веру; А вот квартал, означенный смешно Названьем "Парадна", - такого "рая" Не пожалела б Ева, убегая... 22 Шлагбаумы, фуры, вывески, возки, Мальпосты, как стремительные птицы, Рычанье, топот, выкрики, свистки, Трактирщиков сияющие лица, Цирюлен завитые парики И масляные светочи столицы, Как тусклый ряд подслеповатых глаз. (В то время газа не было у нас!) 23 Все это видят - правда, в разном свете, Смотря какой случается сезон, - Все путники, верхом или в карете Въезжая в современный Вавилон. Но полно мне писать о сем предмете, Путеводитель есть на то, и он Пускай займется этим. Ближе к делу! Покамест я болтал, уж солнце село. 24 И вот на мост въезжает Дон-Жуан - Он видит Темзы плавное теченье, Он слышит ругань бойких англичан, Он видит, как в прозрачном отдаленье Вестминстер возникает сквозь туман - Величественно - гордое виденье, - И кажется, что слава многих лет Покоится на нем, как лунный свет. 25 Друидов рощи, к счастью, исчезают, Но цел Стоун-хендж - постройка древних бриттов, И цел Бедлам, где цепи надевают Больным во время родственных визитов; И Ратуша, которую считают Довольно странной, по словам пиитов; И Королевский суд охаять грех, Но я люблю Аббатство больше всех. 26 Теперь и с освещеньем Черинг-Кросса Сравнить Европу было бы смешно - Не сравнивают с золотом отбросы! На континенте попросту темно. Французы разрешение вопроса Разумное нашли уже давно, Украсив фонари, мы знаем с вами, Не лампами, а просто подлецами. 27 Не спорю, дворянин на фонаре Способствует и о- и про-свещенью. Так мог пожар поместий на заре Свободы ярко освещать селенья. Но все - таки нужнее в декабре Не фейерверк, а просто освещенье. Пугает нас тревожный блеск ракет; Нам нужен мирный, но хороший свет. 28 Но Лондон освещается прекрасно; И если Диогену наших дней В огромном этом омуте напрасно Пришлось искать порядочных людей, То этому причина (все согласны!) Никак не в недостатке фонарей - И я за поиски такие брался, Но каждый встречный стряпчим мне казался. 29 По мостовой грохочет мой герой... Уже редеют толпы и кареты (Обедают вечернею порой Все лучшие дома большого света). Наш дипломат и грешник молодой По улицам несется, как комета, Мелькают перед ним в окне подряд Дворец Сент-Джеймсский и Сент-Джеймсский "ад". 30 Но вот отель. Нарядные лакеи Навстречу приезжающим спешат; Стоит толпа бродяг, на них глазея, И, как ночные бабочки, кружат Готовые к любым услугам феи Пафосские, которыми богат Вечерний Лондон. Прок от них бывает: Они, как Мальтус, браки укрепляют. 31 То был отель из самых дорогих - Для иностранцев высшего полета, Привыкших не вести расходных книг И все счета оплачивать без счета; Притон дипломатических интриг, Где проводилась сложная работа Особами, которые гербом Могли прикрыться в случае любом. 32 О крайне деликатном назначенье Приезда своего из дальних стран И о своем секретном порученье Не сообщал в отеле Дон-Жуан; Но все заговорили в восхищенье, Что он имеет вес и важный сан, И сплетничали знающие лица, Что от Жуана без ума царица... 33 Молва ходила, будто он герой В делах военных и в делах любовных} А романтичной тешиться игрой - Во вкусе англичанок хладнокровных, Способных на фантазии порой. Так в результате слухов баснословных Жуану в моду удалось попасть, А в Англии ведь мода - это страсть. 34 Я не считаю, что они бесстрастны, Но страсть у них рождается в мозгу, А не в сердцах, хоть и она опасна - Тому я быть свидетелем могу. Ах, боже мой, ни для кого не ясно, Где возникают страсти! Я бегу От этой темы: в сердце ль, в голове ли - Не все ль равно; вели бы только к цели! 35 Жуан, как должно царскому гонцу, Все грамоты свои и объясненья Представил надлежащему лицу И принят был с гримасою почтенья. Политики, к смазливому юнцу Приглядываясь, приняли решенье Отменно обработать новичка, Как ястреб молодого петушка... 36 Они ошиблись... Но на эту тему Поговорю я после. Надо знать, Какая это трудная проблема - Политиков двуличных обсуждать... Все в жизни лгут, но смело лжем не все мы, Вот женщины - они умеют лгать Так безупречно, гладко и красиво, Что правда в их устах бледна и лжива. 37 Но что такое ложь? Простой ответ: Не более как правда в полумаске. Юрист, герой, историк и поэт Ее употребляют для подкраски. Правдивой правды беспощадный свет Испепелил бы хроники, и сказки, И всех пророков - кроме тех господ, Что прорицают на текущий год. 38 Хвала лжецам и лжи! Никто не смеет Послушливую музу попрекать За мизантропию; она умеет Отлично славословия слагать, А за несклонных к этому краснеет. Итак, друзья, давайте ж целовать Монархам все целуемые части - Как Эрин, подчиняющийся власти. 39 Жуан представлен был. Его наряд И внешность возбудили изумленье, Равно и перстень в множество карат, Который в состоянье опьяненья... Ему Екатерина, говорят, Надела в знак любви и одобренья... И, уж конечно, не жалея сил, Он это одобренье заслужил. 40 Сановники и их секретари Любезнейшим чаруют обхожденьем Гонцов, которых хитрые цари Прислали с неизвестным порученьем... И даже клерки - что ни говори, Прославленные мерзким повеленьем, - И те бывают вежливы подчас, Хотя, - увы! - конечно, не для нас. 41 Они грубят на совесть и на страх, Как будто их особо обучают; Почти во всех присутственных местах Нас окриком чиновники встречают, Где ставят штемпеля на паспортах И прочие бумаги получают; Из всей породы сукиных детей Плюгавенькие шавки - всех лютей. 42 С empressement* Жуана принимали. Французы мастера подобных слов - Все тонкости они предугадали, Всю изощренность шахматных ходов Людского обхожденья. Но едва ли Пригоден для Британских островов Их разговор изящный. Наше слово Звучит свободно, здраво и сурово... {* Любезность, сердечность (франц.).} 43 Но наше "dam'me"* кровное звучит Аттически - и это доказательство Породы; уху гордому претит Материка матерое ругательство; Аристократ о том не говорит, И я не оскорблю его сиятельство, Но "dam'me" - это смело, дерзко, зло И как - то платонически светло! {* "Черт меня побери" (англ.).} 44 Простая грубость есть у нас и дома, А вежливости надо поискать В чужих краях, доверясь голубому И пенистому морю; тут опять Все аллегории; уж вам знакома Моя привычка весело болтать, Но время вспомнить, что единство темы - Существенное качество поэмы. 45 Что значит "высший" свет? Большой район На западе столицы, с населеньем В четыре тысячи; отличен он От всех патрицианским самомненьем. Сии персоны, задавая тон, Взирают на вселенную с презреньем, Ложатся утром, вечером встают - И больше ничего не признают. 46 Мой Дон-Жуан, как холостой патриций, Очаровал девиц и юных дам. О Гименее думали девицы И предавались радостным мечтам; Мечтали и кокетливые львицы, К амурным благосклонные делам: Ведь ежели любовник неженатый, - То меньше грех и меньше риск расплаты. 47 Мой Дон-Жуан блистал по всем статьям: Пел, танцевал, играл в лото и в карты И волновал сердца прелестных дам, Как нежная мелодия Моцарта... Почтительно печален, и упрям, И весел без особого азарта, Познав людей, он ясно понимал, Что трезво их никто не описал. 48 Девицы и особы средних лет При встрече с ним румянцем расцветали. (Последние невинный этот цвет Тайком от всех в аптеке покупали!) Красавицы, как радостный букет, Его веселым роем окружали, А маменьки справлялись в свой черед: "Велик ли у отца его доход?" 49 Портнихи принимали деловито Заказы от блистательных цирцей, До свадьбы открывая им кредиты (В медовый месяц у младых мужей Сердца и кошельки всегда открыты). Портнихи так принарядили фей, Чтоб будущим супругам - доля злая! - Пришлось платить, ропща и воздыхая... 50 И синие чулки - любезный хор, Умильно обожающий сонеты, Смутил его вопросами в упор (Не сразу он придумывал ответы): Какой на слух приятней разговор - Кастильский или русский? Где поэты Талантливей? И повидал ли он Проездом настоящий Илион? 51 Жуан имел поверхностное знанье Литературы - и ученых жен Экзаменом, похожим на дознанье, Был крайне озадачен и смущен. Предметом изученья и вниманья Войну, любовь и танцы выбрал он - И вряд ли знал, что воды Иппокрены Содержат столько мутно-синей пены. 52 Но он сумел принять достойный вид И подавал сужденьям столько веса, Что умных дев восторженный синклит Ему внимал. И даже поэтесса, Восьмое чудо, Араминта Смит, Воспевшая "Безумство Геркулеса" В шестнадцать лет, любезна с ним была И разговор в блокнотик занесла. 53 Двумя-тремя владея языками, Он сей блестящий дар употреблял, Чтоб нравиться любой прекрасной даме, - Но вот стихов, к несчастью, не писал. Изъян досадный, согласитесь сами! Мисс Мэви Мэниш - юный идеал - И леди Фриски звучными сонетами Мечтали по-испански быть воспетыми. 54 Апломбом и достоинством своим Он заслужил почтенье львов столичных. В салонах промелькнули перед ним Десятки сотен авторов различных, Как тени перед Банко... Слава - дым, Но, по расчетам критиков двуличных, "Великих литераторов" сейчас Любой журнальчик расплодил у нас! 55 Раз в десять лет "великие поэты", Как чемпионы в уличном бою, Доказывают мнительному свету Сомнительную избранность свою... Хотя корону шутовскую эту Я ценностью большой не признаю, Но почему - то нравился мильонам И слыл по части рифм Наполеоном. 56 Моей Москвою будет "Дон-Жуан", Как Лейпцигом, пожалуй, был "Фальеро", А "Каин" - это просто Мон-Сен-Жан... La belle Alliance* ничтожеств разной меры Ликует, если гибнет великан... Но все или ничто - мой символ веры! В любом изгнанье я утешусь им, Будь даже Боб тюремщиком моим. {* Прекрасный союз (франц.).} 57 Скотт, Мур и Кэмбел некогда царили, Царил и я, но наши дни прошли, А ныне музы святость полюбили, Взамен Парнаса на Сион взбрели. Оседланный попом. Пегас весь в мыле Плетется в одуряющей пыли; Его ханжи - поэты поднадули, К его копытам привязав ходули. 58 Но поп еще, пожалуй, не беда - Он все же вертоград свой насаждает, Хотя, увы, от этого труда Уж не вино, а уксус получает. Бывает музам хуже иногда; Их смуглый евнух Спор одолевает - Вол стихоплетства, тянет строки он И на читателей наводит сон. 59 Вот Эвфуэс - мой нравственный двойник (По отзывам восторженных приятелей). Не знаю я, каков его язык, - У критиков спросите и читателей. У Колриджа успех весьма велик, Двух-трех имеет Вордсворт обожателей, Но Лэндер с похвалой попал впросак. Не лебедь Саути, а простой гусак. 60 А Джона Китса критика убила, Когда он начал много обещать; Его несмелой музе трудно было Богов Эллады голос перенять Она ему невнятно говорила. Бедняга Китс! Что ж, поздно горевать. Как странно, что огонь души тревожной Потушен был одной статьей ничтожной. 61 Да, списки претендентов все растут (Живых и мертвых!). Все в тревоге праздной, Что обречен их кропотливый труд Забвенью - смерти злой и безобразной. Но я боюсь, что музы не найдут Достойных в сей толпе однообразной: Не мог тиранам тридцати своим Бессмертье обеспечить даже Рим. 62 Увы, литература безголоса В руках преторианцев; вид печальный! Все подбирают жалкие отбросы, Покорно льстят солдатчине нахальной, А те еще поглядывают косо! Эх, возвратись бы я, поэт опальный, - Я научил бы этих янычар, Что значит слова меткого удар. 63 Я несколько таких приемов знаю, Которые любого свалят с йог, Но я возиться с ними не желаю - Не стоит мелюзга моих тревог! Притом и муза у меня не злая, Ее укор насмешлив, а не строг; Она нередко, потакая нравам, Смягчает шутку книксеном лукавым! 64 Среди поэтов и ученых жен Оставили мы нашего героя В опасности. Но скоро бросил он Их общество кичливое и злое, Где царствует высокопарный тон, И, вовремя спасаемый судьбою, Он в круг светил блистательных попал. Где скоро сам, как солнце, засиял. 65 Он по утрам прилежно занимался Почти ничем, но этот вид труда Обычен; он изрядно утомлялся И отдыхать ложился иногда. Так Геркулес не делом отравлялся, А платьем. Утверждаем мы всегда, Что трудимся для родины любимой, Хотя успех от этого лишь мнимый. 66 Все остальное время посвящал Он завтракам, визитам, кавалькадам И насажденья "парков" изучал (Где ни цветов, ни пчел искать не надо, Где муравей - и тот бы отощал). Но светским леди эта "сень - услада" (Так пишет Мур!), единственный приют, Где кое-как природу познают. 67 Переодевшись, он к обеду мчится; Его возок летит, как метеор, Стучат колеса, улица кружится, И даже кучеров берет задор. Но вот и дом; прислуга суетится, Гремит тяжелый бронзовый запор, Избранникам дорогу отворяя В мир "or molu"* - предел земного рая. {* "Позолота" (франц.).} 68 Хозяйка отвечает на поклон, Уже трехтысячный. Блистают валы, В разгаре вальс (красавиц учит он И мыслить, да и чувствовать, пожалуй); Сверкает переполненный салон, А между тем с улыбкою усталой, Прилежно выполняя светский труд, Сиятельные гости все идут. 69 Но счастлив, кто от бального угара Уединится в мирный уголок, Кому открыты двери будуара, Приветный взор и тихий камелек; Он смотрит на кружащиеся пары Как скептик, как отшельник, как знаток, Позевывая в сладком предвкушенье Приятной поздней ночи приближенья. 70 Но это удается не всегда; А юноши, подобные Жуану, Которые летают без труда В блистанье кружевного океана, Лавируют искусно иногда. Они по части вальса - капитаны, Да и в кадрили, право же, они По ловкости Меркурию сродни. 71 Но кто имеет планы на вниманье Наследницы иль чьей-нибудь жены, Тот прилагает мудрое старанье, Чтоб эти планы не были ясны. Подобному благому начинанью Поспешность и стремительность вредны; Беря пример с прославленного бритта - Умей и глупость делать деловито! 72 За ужином - старайтесь быть соседом, Напротив сидя - не сводите глаз; О, самым обаятельным беседам Равняется таких молчаний час! Он может привести к большим победам, Он сохранится в памяти у вас! Чья нежная душа в теченье бала Всех мук и всех надежд не испытала? 73 Но эти замечания нужны Для тех, кому полезна осторожность, Чьим хитроумным замыслам страшны Улыбка, взгляд и всякая ничтожность. А если вы судьбой одарены, Она предоставляет вам возможность Во имя денег, сана, красоты Осуществлять и планы и мечты. 74 Жуан мой был неглуп, хорош собою, И знатен, и богат, и знаменит, Его, как иностранца, брали с бою (Опасности угроза сторожит Со всех сторон блестящего героя!). "Народ страдает, - плачется пиит, - От нищеты, болезней и разврата!" Взглянул бы он на жизнь аристократа! 75 Он молод, но стара его душа, В объятьях сотен силы он теряет, Он тратит, не имея ни гроша, К ростовщику-еврею попадает. Живет - хитря, безумствуя, спеша, В парламенте порою заседает, Развратничает, ест, играет, пьет, - Пока в фамильный склеп не попадет. 76 "Где старый мир, в котором я родился?" - Воскликнул Юнг восьмидесяти лет; Но я и через восемь убедился, Что старого уже в помине нет. Как шар стеклянный, этот мир разбился И растворился в суете сует - Исчезли денди, принцы, депутаты, Ораторы, вожди и дипломаты. 77 Где Бонапарт великий - знает бог! Где Каслрей ничтожный - знают бесы! Где пылкий Шеридан, который мог Путем речей содействовать прогрессу? Где королева, полная тревог? Где Англии любимая принцесса? Где биржевые жертвы? Где цари? И где проценты, черт их побери! 78 Что Бреммель? Прах. Что Уэлсли? Груда гнили. Где Ромили? На кладбище снесли. И Третьего Георга схоронили, Да только завещанья не нашли! Четвертого ж внезапно полюбили Шотландцы; он, от Лондона вдали, Внимает Соуни, зуд вкушая сладкий, Пока ему льстецы щекочут пятки. 79 А где миледи Икс? Где лорд Эн-Эн? Где разные хорошенькие мисс? Я вижу очень много перемен - Те обвенчались, эти развелись... Все в мире - суета, все в мире - тлен. Где клики Дублина? Где шум кулис? Где Гренвиллы? В отставке и в обиде. Что виги? Совершенно в том же виде. 80 Где новые конфликты? Где развод? Кто продает именье? Кто карету? Скажи мне, "Морнинг пост", оракул мод, Великосветских прихотей газета, Кто лучшие теперь балы дает? Кто просто умер? Кто ушел от света? Кто, разорившись в несчастливый год, На континенте сумрачно живет? 81 За герцогом охотилась иная, А ей достался только младший брат; Та стала дамой дева молодая, А та - всего лишь мамой невпопад; Те потеряли прелесть, увядая... Ну, словом, - все несется наугад! В наружности, в манере обращенья - Во всем, во всем большие измененья. 82 Лет семьдесят привыкли мы считать Эпохою. Но только в наши годы Лет через семь уж вовсе не узнать Ни правящих народом, ни народа. Ведь этак впору голову сломать! Все мчится вскачь: удачи и невзгоды, Одним лишь вигам (господи прости!) Никак к желанной власти не прийти. 83 Юпитером я знал Наполеона И сумрачным Сатурном. Я следил, Как пыл политиканского трезвона И герцога в болвана превратил. (Не спрашивай, читатель благосклонный, Какого!) Я видал, как осудил И освистал монарха гнев народа