4 Как ниже Тренто видится обвал, Обрушенный на Адиче когда-то Землетрясеньем иль паденьем скал, 7 И каменная круча так щербата, Что для идущих сверху поселян Как бы тропинкой служат глыбы ската, 10 Таков был облик этих мрачных стран; А на краю, над сходом к бездне новой, Раскинувшись, лежал позор критян, 13 Зачатый древле мнимою коровой. Завидев нас, он сам себя терзать Зубами начал в злобе бестолковой. 16 Мудрец ему: "Ты бесишься опять? Ты думаешь, я здесь с Афинским дуком, Который приходил тебя заклать? 19 Посторонись, скот! Хитростным наукам Твоей сестрой мой спутник не учен; Он только соглядатай вашим мукам". 22 Как бык, секирой насмерть поражен, Рвет свой аркан, но к бегу неспособен И только скачет, болью оглушен, 25 Так Минотавр метался, дик и злобен; И зоркий вождь мне крикнул: "Вниз беги! Пока он в гневе, миг как раз удобен". 28 Мы под уклон направили шаги, И часто камень угрожал обвалом Под новой тяжестью моей ноги. 31 Я шел в раздумье. "Ты дивишься скалам, Где этот лютый зверь не тронул нас? - Промолвил вождь по размышленье малом. - 34 Так знай же, что, когда я прошлый раз Шел нижним Адом в сумрак сокровенный, Здесь не лежали глыбы, как сейчас. 37 Но перед тем, как в первый круг геенны Явился тот, кто стольких в небо взял, Которые у Дита были пленны, 40 Так мощно дрогнул пасмурный провал, Что я подумал - мир любовь объяла, Которая, как некто полагал, 43 Его и прежде в хаос обращала; Тогда и этот рушился утес, И не одна кой-где скала упала. 46 Но посмотри: вот, окаймив откос, Течет поток кровавый, сожигая Тех, кто насилье ближнему нанес". 49 О гнев безумный, о корысть слепая, Вы мучите наш краткий век земной И в вечности томите, истязая! 52 Я видел ров, изогнутый дугой И всю равнину обходящий кругом, Как это мне поведал спутник мой; 55 Меж ним и кручей мчались друг за другом Кентавры, как, бывало, на земле, Гоняя зверя, мчались вольным лугом. 58 Все стали, нас приметив на скале, А трое подскакали ближе к краю, Готовя лук и выбрав по стреле. 61 Один из них, опередивший стаю, Кричал: "Кто вас послал на этот след? Скажите с места, или я стреляю". 64 Учитель мой промолвил: "Мы ответ Дадим Хирону, под его защитой. Ты был всегда горяч, себе во вред". 67 И, тронув плащ мой: "Это Несс, убитый За Деяниру, гнев предсмертный свой Запечатлевший местью знаменитой. 70 Тот, средний, со склоненной головой, - Хирон, Ахиллов пестун величавый; А третий - Фол, с душою грозовой. 73 Их толпы вдоль реки снуют облавой, Стреляя в тех, кто, по своим грехам, Всплывет не в меру из волны кровавой". 76 Мы подошли к проворным скакунам; Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы Густых усов, пригладил их к щекам 79 И, опростав свои большие губы, Сказал другим: "Вон тот, второй, пришлец, Когда идет, шевелит камень грубый; 82 Так не ступает ни один мертвец". Мой добрый вождь, к его приблизясь груди, Где две природы сочетал стрелец, 85 Сказал: "Он жив, как все живые люди; Я - вождь его сквозь сумрачный простор; Он следует нужде, а не причуде. 88 А та, чей я свершаю приговор, Сходя ко мне, прервала аллилуйя; Я сам не грешный дух, и он не вор. 91 Верховной волей в страшный путь иду я. Так пусть же с нами двинется в поход Один из вас, дорогу указуя, 94 И этого на круп к себе возьмет И переправит в месте неглубоком; Ведь он не тень, что в воздухе плывет". 97 Хирон направо обратился боком И молвил Нессу: "Будь проводником; Других гони, коль встретишь ненароком". 100 Вдоль берега, над алым кипятком, Вожатый нас повел без прекословии. Был страшен крик варившихся живьем. 103 Я видел погрузившихся по брови. Кентавр сказал: "Здесь не один тиран, Который жаждал золота и крови: 106 Все, кто насильем осквернил свой сан. Здесь Александр и Дионисий лютый, Сицилии нанесший много ран; 109 Вот этот, с черной шерстью, - пресловутый Граф Адзолино; светлый, рядом с ним, - Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты 112 Родимым сыном истреблен своим". Поняв мой взгляд, вождь молвил, благосклонный: "Здесь он да будет первым, я - вторым". 115 Потом мы подошли к неотдаленной Толпе людей, где каждый был покрыт По горло этой влагой раскаленной. 118 Мы видели - один вдали стоит. Несс молвил: "Он пронзил под божьей сенью То сердце, что над Темзой кровь точит". 121 Потом я видел, ниже по теченью, Других, являвших плечи, грудь, живот; Иной из них мне был знакомой тенью. 124 За пядью пядь, спадал волноворот, И под конец он обжигал лишь ноги; И здесь мы реку пересекли вброд. 127 "Как до сих пор, всю эту часть дороги, - Сказал кентавр, - мелеет кипяток, Так, дальше, снова под уклон отлогий 130 Уходит дно, и пучится поток, И, полный круг смыкая там, где стонет Толпа тиранов, он опять глубок. 133 Там под небесным гневом выю клонит И Аттила, когда-то бич земли, И Пирр, и Секст; там мука слезы гонит, 136 И вечным плачем лица обожгли Риньер де'Пацци и Риньер Корнето, Которые такой разбой вели". 139 Тут он помчался вспять и скрылся где-то. ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ 1 Еще кентавр не пересек потока, Как мы вступили в одичалый лес, Где ни тропы не находило око. 4 Там бурых листьев сумрачен навес, Там вьется в узел каждый сук ползущий, Там нет плодов, и яд в шипах древес. 7 Такой унылой и дремучей пущи От Чечины и до Корнето нет, Приют зверью пустынному дающей. 10 Там гнезда гарпий, их поганый след, Тех, что троян, закинутых кочевьем, Прогнали со Строфад предвестьем бед. 13 С широкими крылами, с ликом девьим, Когтистые, с пернатым животом, Они тоскливо кличут по деревьям. 16 "Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, - Так начал мой учитель, наставляя, - Знай, что сейчас мы в поясе втором, 19 А там, за ним, пустыня огневая. Здесь ты увидишь то, - добавил он, - Чему бы не поверил, мне внимая". 22 Я отовсюду слышал громкий стон, Но никого окрест не появлялось; И я остановился, изумлен. 25 Учителю, мне кажется, казалось, Что мне казалось, будто это крик Толпы какой-то, что в кустах скрывалась. 28 И мне сказал мой мудрый проводник: "Тебе любую ветвь сломать довольно, Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг". 31 Тогда я руку протянул невольно К терновнику и отломил сучок; И ствол воскликнул: "Не ломай, мне больно!" 34 В надломе кровью потемнел росток И снова крикнул: "Прекрати мученья! Ужели дух твой до того жесток? 37 Мы были люди, а теперь растенья. И к душам гадов было бы грешно Выказывать так мало сожаленья". 40 И как с конца палимое бревно От тока ветра и его накала В другом конце трещит и слез полно, 43 Так раненое древо источало Слова и кровь; я в ужасе затих, И наземь ветвь из рук моих упала. 46 "Когда б он знал, что на путях своих, - Ответил вождь мой жалобному звуку, - Он встретит то, о чем вещал мой стих, 49 О бедный дух, он не простер бы руку. Но чтоб он мог чудесное познать, Тебя со скорбью я обрек на муку. 52 Скажи ему, кто ты; дабы воздать Тебе добром, он о тебе вспомянет В земном краю, куда взойдет опять". 55 И древо: "Твой призыв меня так манит, Что не могу внимать ему, молча; И пусть не в тягость вам рассказ мой станет. 58 Я тот, кто оба сберегал ключа От сердца Федерика и вращал их К затвору и к отвору, не звуча, 61 Хранитель тайн его, больших и малых. Неся мой долг, который мне был свят, Я не щадил ни сна, ни сил усталых. 64 Развратница, от кесарских палат Не отводящая очей тлетворных, Чума народов и дворцовый яд, 67 Так воспалила на меня придворных, Что Август, их пыланьем воспылав, Низверг мой блеск в пучину бедствий черных 70 Смятенный дух мой, вознегодовав, Замыслил смертью помешать злословью, И правый стал перед собой неправ. 73 Моих корней клянусь ужасной кровью, Я жил и умер, свой обет храня, И господину я служил любовью! 76 И тот из вас, кто выйдет к свету дня, Пусть честь мою излечит от извета, Которым зависть ранила меня!" 79 "Он смолк, - услышал я из уст поэта. - Заговори с ним, - время не ушло, - Когда ты ждешь на что-нибудь ответа". 82 "Спроси его что хочешь, что б могло Быть мне полезным, - молвил я, смущенный. - Я не решусь; мне слишком тяжело". 85 "Вот этот, - начал спутник благосклонный, - Готов свершить тобой просимый труд. А ты, о дух, в темницу заточенный, 88 Поведай нам, как душу в плен берут Узлы ветвей; поведай, если можно, Выходят ли когда из этих пут". 91 Тут ствол дохнул огромно и тревожно, И в этом вздохе слову был исход: "Ответ вам будет дан немногосложно. 94 Когда душа, ожесточась, порвет Самоуправно оболочку тела, Минос ее в седьмую бездну шлет. 97 Ей не дается точного предела; Упав в лесу, как малое зерно, Она растет, где ей судьба велела. 100 Зерно в побег и в ствол превращено; И гарпии, кормясь его листами, Боль создают и боли той окно. 103 Пойдем и мы за нашими телами, Но их мы не наденем в Судный день: Не наше то, что сбросили мы сами. 106 Мы их притащим в сумрачную сень, И плоть повиснет на кусте колючем, Где спит ее безжалостная тень". 109 Мы думали, что ствол, тоскою мучим, Еще и дальше говорить готов, Но услыхали шум в лесу дремучем, 112 Как на облаве внемлет зверолов, Что мчится вепрь и вслед за ним борзые, И слышит хруст растоптанных кустов. 115 И вот бегут, левее нас, нагие, Истерзанные двое, меж ветвей, Ломая грудью заросли тугие. 118 Передний: "Смерть, ко мне, ко мне скорей!" Другой, который не отстать старался, Кричал: "Сегодня, Лано, ты быстрей, 121 Чем был, когда у Топпо подвизался!" Он, задыхаясь, посмотрел вокруг, Свалился в куст и в груду с ним смешался. 124 А сзади лес был полон черных сук, Голодных и бегущих без оглядки, Как гончие, когда их спустят вдруг. 127 В упавшего, всей силой жадной хватки, Они впились зубами на лету И растащили бедные остатки. 130 Мой проводник повел меня к кусту; А тот, в крови, оплакивал, стеная, Своих поломов горькую тщету: 133 "О Джакомо да Сант-Андреа! Злая Была затея защищаться мной! Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?" 136 Остановясь над ним, наставник мой Промолвил: "Кем ты был, сквозь эти раны Струящий с кровью скорбный голос свой?" 139 И он в ответ: "О души, в эти страны Пришедшие сквозь вековую тьму, Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный, 142 Сгребите листья к терну моему! Мой город - тот, где ради Иоанна Забыт былой заступник; потому 145 Его искусство мстит нам неустанно; И если бы поднесь у Арнских вод Его частица не была сохранна, 148 То строившие сызнова оплот На Аттиловом грозном пепелище - Напрасно утруждали бы народ. 151 Я сам себя казнил в моем жилище". ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 1 Объят печалью о местах, мне милых, Я подобрал опавшие листы И обессиленному возвратил их. 4 Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты, Где третий пояс лег внутри второго И гневный суд вершится с высоты. 7 Дабы явить, что взору было ново, Скажу, что нам, огромной пеленой, Открылась степь, где нет ростка живого. 10 Злосчастный лес ее обвил каймой, Как он и сам обвит рекой горючей; Мы стали с краю, я и спутник мой. 13 Вся даль была сплошной песок сыпучий, Как тот, который попирал Катон, Из края в край пройдя равниной жгучей. 16 О божья месть, как тяжко устрашен Быть должен тот, кто прочитает ныне, На что мой взгляд был въяве устремлен! 19 Я видел толпы голых душ в пустыне: Все плакали, в терзанье вековом, Но разной обреченные судьбине. 22 Кто был повержен навзничь, вверх лицом, Кто, съежившись, сидел на почве пыльной, А кто сновал без устали кругом. 25 Разряд шагавших самый был обильный; Лежавших я всех меньше насчитал, Но вопль их скорбных уст был самый сильный. 28 А над пустыней медленно спадал Дождь пламени, широкими платками, Как снег в безветрии нагорных скал. 31 Как Александр, под знойными лучами Сквозь Индию ведя свои полки, Настигнут был падучими огнями 34 И приказал, чтобы его стрелки Усерднее топтали землю, зная, Что порознь легче гаснут языки, - 37 Так опускалась вьюга огневая; И прах пылал, как под огнивом трут, Мучения казнимых удвояя. 40 И я смотрел, как вечный пляс ведут Худые руки, стряхивая с тела То здесь, то там огнепалящий зуд. 43 Я начал: "Ты, чья сила одолела Все, кроме бесов, коими закрыт Нам доступ был у грозного предела, 46 Кто это, рослый, хмуро так лежит, Презрев пожар, палящий отовсюду? Его и дождь, я вижу, не мягчит". 49 А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду, Его гордыне, отвечал, крича: "Каким я жил, таким и в смерти буду! 52 Пускай Зевес замучит ковача, Из чьей руки он взял перун железный, Чтоб в смертный день меня сразить сплеча, 55 Или пускай работой бесполезной Всех в Монджибельской кузне надорвет, Вопя: "Спасай, спасай. Вулкан любезный!", 58 Как он над Флегрой возглашал с высот, И пусть меня громит грозой всечасной, - Веселой мести он не обретет!" 61 Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной, Какой я в нем не слышал никогда: "О Капаней, в гордыне неугасной - 64 Твоя наитягчайшая беда: Ты сам себя, в неистовстве великом, Казнишь жесточе всякого суда". 67 И молвил мне, с уже спокойным ликом: "Он был один из тех семи царей, Что осаждали Фивы; в буйстве диком, 70 Гнушался богом - и не стал смирней; Как я ему сказал, он по заслугам Украшен славой дерзостных речей. 73 Теперь идем, как прежде, друг за другом; Но не касайся жгучего песка, А обходи, держась опушки, кругом". 76 В безмолвье мы дошли до ручейка, Спешащего из леса быстрым током, Чья алость мне и до сих пор жутка. 79 Как Буликаме убегает стоком, В котором воду грешницы берут, Так нистекал и он в песке глубоком. 82 Закраины, что по бокам идут, И дно его, и склоны - камнем стали; Я понял, что дорога наша - тут. 85 "Среди всего, что мы с тобой видали С тех самых пор, как перешли порог, Открытый всем входящим, ты едва ли 88 Чудеснее что-либо встретить мог, Чем эта речка, силой испаренья Смиряющая всякий огонек". 91 Так молвил вождь; взыскуя поученья, Я попросил, чтоб, голоду вослед, Он мне и пищу дал для утоленья. 94 "В средине моря, - молвил он в ответ, - Есть ветхий край, носящий имя Крита, Под чьим владыкой был безгрешен свет. 97 Меж прочих гор там Ида знаменита; Когда-то влагой и листвой блестя, Теперь она пустынна и забыта. 100 Ей Рея вверила свое дитя, Ища ему приюта и опеки И плачущего шумом защитя. 103 В горе стоит великий старец некий; Он к Дамиате обращен спиной И к Риму, как к зерцалу, поднял веки. 106 Он золотой сияет головой, А грудь и руки - серебро литое, И дальше - медь, дотуда, где раздвои; 109 Затем - железо донизу простое, Но глиняная правая плюсна, И он на ней почил, как на устое. 112 Вся плоть, от шеи вниз, рассечена, И капли слез сквозь трещины струятся, И дно пещеры гложет их волна. 115 В подземной глубине из них родятся И Ахерон, и Стикс, и Флегетон; Потом они сквозь этот сток стремятся, 118 Чтоб там, внизу, последний минув склон, Создать Коцит; но умолчу про это; Ты вскоре сам увидишь тот затон". 121 Я молвил: "Если из земного света Досюда эта речка дотекла, Зачем она от нас таилась где-то?" 124 И он: "Вся эта впадина кругла; Хотя и шел ты многими тропами Все влево, опускаясь в глубь жерла, 127 Но полный круг еще не пройден нами; И если случай новое принес, То не дивись смущенными очами". 130 "А Лета где? - вновь задал я вопрос. - Где Флегетон? Ее ты не отметил, А тот, ты говоришь, возник из слез". 133 "Ты правильно спросил, - мой вождь ответил. Но в клокотаньи этих алых вод Одну разгадку ты воочью встретил. 136 Придешь и к Лете, но она течет Там, где душа восходит к омовенью, Когда вина избытая спадет". 139 Потом сказал: "Теперь мы с этой сенью Простимся; следуй мне и след храни: Тропа идет вдоль русла, по теченью, 142 Где влажный воздух гасит все огни". ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ 1 Вот мы идем вдоль каменного края; А над ручьем обильный пар встает, От пламени плотину избавляя. 4 Как у фламандцев выстроен оплот Меж Бруджей и Гвидзантом, чтоб заране Предотвратить напор могучих вод, 7 И как вдоль Бренты строят падуане, Чтоб замок и посад был защищен, Пока не дышит зной на Кьярентане, 10 Так сделаны и эти, с двух сторон, Хоть и не столь высоко и широко Их создал мастер, кто бы ни был он. 13 Уже от рощи были мы далеко, И сколько б я ни обращался раз, Я к ней напрасно устремлял бы око. 16 Навстречу нам шли тени и на нас Смотрели снизу, глаз сощуря в щелку, Как в новолунье люди, в поздний час, 19 Друг друга озирают втихомолку; И каждый бровью пристально повел, Как старый швец, вдевая нить в иголку. 22 Одним из тех, кто, так взирая, шел, Я был опознан. Вскрикнув: "Что за диво!" Он ухватил меня за мой подол. 25 Я в опаленный лик взглянул пытливо, Когда рукой он взялся за кайму, И темный образ явственно и живо 28 Себя открыл рассудку моему; Склонясь к лицу, где пламень выжег пятна: "Вы, сэр Брунетто?" - молвил я ему. 31 И он: "Мой сын, тебе не неприятно, Чтобы, покинув остальных, с тобой Латино чуточку прошел обратно?" 34 Я отвечал: "Прошу вас всей душой; А то, хотите, я присяду с вами, Когда на то согласен спутник мой". 37 И он: "Мой сын, кто из казнимых с нами Помедлит миг, потом лежит сто лет, Не шевелясь, бичуемый огнями. 40 Ступай вперед; я - низом, вам вослед; Потом вернусь к дружине, вопиющей О вечности своих великих бед". 43 Я не посмел идти равниной жгущей Бок о бок с ним; но головой поник, Как человек, почтительно идущий. 46 Он начал: "Что за рок тебя подвиг Спуститься раньше смерти в царство это? И кто, скажи мне, этот проводник?" 49 "Там, наверху, - я молвил, - в мире света, В долине заблудился я одной, Не завершив мои земные лета. 52 Вчера лишь утром к ней я стал спиной, Но отступил; тогда его я встретил, И вот он здесь ведет меня домой". 55 "Звезде твоей доверься, - он ответил, - И в пристань славы вступит твой челнок, Коль в милой жизни верно я приметил. 58 И если б я не умер в ранний срок, То, видя путь твой, небесам угодный, В твоих делах тебе бы я помог. 61 Но этот злой народ неблагородный, Пришедший древле с Фьезольских высот И до сих пор горе и камню сродный, 64 За все добро врагом тебя сочтет: Среди худой рябины не пристало Смоковнице растить свой нежный плод. 67 Слепыми их прозвали изначала; Завистливый, надменный, жадный люд; Общенье с ним тебя бы запятнало. 70 В обоих станах, увидав твой труд, Тебя взалкают; только по-пустому, И клювы их травы не защипнут. 73 Пусть фьезольские твари, как солому, Пожрут себя, не трогая росток, Коль в их навозе место есть такому, 76 Который семя чистое сберег Тех римлян, что когда-то основались В гнездилище неправды и тревог". 79 "Когда бы все мои мольбы свершались, - Ответил я, - ваш день бы не угас, И вы с людьми еще бы не расстались. 82 Во мне живет, и горек мне сейчас, Ваш отчий образ, милый и сердечный, Того, кто наставлял меня не раз, 85 Как человек восходит к жизни вечной; И долг пред вами я, в свою чреду, Отмечу словом в жизни быстротечной. 88 Я вашу речь запечатлел и жду, Чтоб с ней другие записи сличила Та, кто умеет, если к ней взойду. 91 Но только знайте: лишь бы не корила Мне душу совесть, я в сужденный миг Готов на все, что предрекли светила. 94 К таким посулам я уже привык; Так пусть Фортуна колесом вращает, Как ей угодно, и киркой - мужик!" 97 Тут мой учитель на меня взирает Чрез правое плечо и говорит: "Разумно слышит тот, кто примечает". 100 Меж тем и сэр Брунетто не молчит На мой вопрос, кто из его собратий Особенно высок и знаменит. 103 Он молвил так: "Иных отметить кстати; Об остальных похвально умолчать, Да и не счесть такой обильной рати. 106 То люди церкви, лучшая их знать, Ученые, известные всем странам; Единая пятнает их печать. 109 В том скорбном сонме - вместе с Присцианом Аккурсиев Франциск; и я готов Сказать, коль хочешь, и о том поганом, 112 Который послан был рабом рабов От Арно к Баккильоне, где и скинул Плотской, к дурному влекшийся, покров. 115 Еще других я назвал бы; но минул Недолгий срок беседы и пути: Песок, я вижу, новой пылью хлынул; 118 От этих встречных должен я уйти, Храни мой Клад, я в нем живым остался; Прошу тебя лишь это соблюсти". 121 Он обернулся и бегом помчался, Как те, кто под Вероною бежит К зеленому сукну, причем казался 124 Тем, чья победа, а не тем, чей стыд. ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ 1 Уже вблизи я слышал гул тяжелый Воды, спадавшей в следующий круг, Как если бы гудели в ульях пчелы, - 4 Когда три тени отделились вдруг, Метнувшись к нам, от шедшей вдоль потока Толпы, гонимой ливнем жгучих мук. 7 Спеша, они взывали издалека: "Постой! Мы по одежде признаем, Что ты пришел из города порока!" 10 О, сколько язв, изглоданных огнем, Являл очам их облик несчастливый! Мне больно даже вспоминать о нем. 13 Мой вождь сказал, услышав их призывы И обратясь ко мне: "Повремени. Нам нужно показать, что мы учтивы. 16 Я бы сказал, когда бы не огни, Разящие, как стрелы, в этом зное, Что должен ты спешить, а не они". 19 Чуть мы остановились, те былое Возобновили пенье; к нам домчась, Они кольцом забегали все трое. 22 Как голые атлеты, умастясь, Друг против друга кружат по арене, Чтобы потом схватиться, изловчась, 25 Так возле нас кружили эти тени, Лицом ко мне, вращая шею вспять, Когда вперед стремились их колени. 28 "Увидев эту взрыхленную гладь, - Воззвал один, - и облик наш кровавый, Ты нас, просящих, должен презирать; 31 Но преклонись, во имя нашей славы, Сказать нам, кто ты, адскою тропой Идущий мимо нас, живой и здравый! 34 Вот этот, чьи следы я мну стопой, - Хоть голый он и струпьями изрытый, Был выше, чем ты думаешь, судьбой. 37 Он внуком был Гвальдрады именитой И звался Гвидо Гверра, в мире том Мечом и разуменьем знаменитый. 40 Тот, пыль толкущий за моим плечом, - Теггьяйо Альдобранди, чьи заслуги Великим должно поминать добром. 43 И я, страдалец этой жгучей вьюги, Я, Рустикуччи, распят здесь, виня В моих злосчастьях нрав моей супруги". 46 Будь у меня защита от огня, Я бросился бы к ним с тропы прибрежной, И мой мудрец одобрил бы меня; 49 Но, устрашенный болью неизбежной, Я побоялся кинуться к теням И к сердцу их прижать с приязнью нежной. 52 Потом я начал: "Не презренье к вам, А скорбь о вашем горестном уделе Вошла мне в душу, чтоб остаться там, 55 Когда мой вождь, завидев вас отселе, Сказал слова, явившие сполна, Что вы такие, как и есть на деле. 58 Отчизна с вами у меня одна; И я любил и почитал измлада Ваш громкий труд и ваши имена. 61 Отвергнув желчь, взыскую яблок сада, Обещанного мне вождем моим; Но прежде к средоточью пасть мне надо". 64 "Да будешь долго ты руководим, - Ответил он, - душою в теле здравом; Да светит слава по следам твоим! 67 Скажи: любовь к добру и к честным нравам Еще живет ли в городе у нас, Иль разбрелась давно по всем заставам? 70 Гульельмо Борсиере, здесь как раз Теперь казнимый, - вон он там, в пустыне, - Принес с собой нерадостный рассказ". 73 "Ты предалась беспутству и гордыне, Пришельцев и наживу обласкав, Флоренция, тоскующая ныне!" 76 Так я вскричал, лицо мое подняв; Они переглянулись, вняв ответу, Подобно тем, кто слышит, что был прав. 79 "Когда все просьбы так легко, как эту, Ты утоляешь, - отклик их гласил, - Счастливец ты, дарящий правду свету! 82 Да узришь снова красоту светил, Простясь с неозаренными местами! Тогда, с отрадой вспомянув: "Я был", 85 Скажи другим, что ты видался с нами!" И тут они помчались вдоль пути, И ноги их казались мне крылами. 88 Нельзя "аминь" быстрей произнести, Чем их сокрыли дали кругозора; И мой учитель порешил идти. 91 Я двинулся вослед за ним; и скоро Послышался так близко грохот вод, Что заглушил бы звуки разговора. 94 Как та река, которая свой ход От Монте-Везо в сторону рассвета По Апеннинам первая ведет, 97 Зовясь в своем верховье Аквакета, Чтоб устремиться к низменной стране И у Форли утратить имя это, 100 И громыхает вниз по крутизне, К Сан-Бенедетто Горному спадая, Где тысяча вместилась бы вполне, - 103 Так, рушась вглубь с обрывистого края, Мы слышали, багровый вал гремит, Мгновенной болью ухо поражая. 106 Стан у меня веревкой был обвит; Я думал ею рысь поймать когда-то, Которой мех так весело блестит. 109 Я снял ее и, повинуясь свято, Вручил ее поэту моему, Смотав плотней для лучшего обхвата. 112 Он, боком став и так, чтобы ему Не зацепить за выступы обрыва, Швырнул ее в зияющую тьму. 115 "На странный знак не странное ли диво, - Сказал я втайне, - явит глубина, Раз и учитель смотрит так пытливо?" 118 Увы, какая сдержанность нужна Близ тех, кто судит не одни деянья, Но видит самый разум наш до дна! 121 "Сейчас всплывет, - сказал наставник знанья, - То, что я жду и сам ты смутно ждешь; Сейчас твой взор достигнет созерцанья". 124 Мы истину, похожую на ложь, Должны хранить сомкнутыми устами, Иначе срам безвинно наживешь; 127 Но здесь молчать я не могу; стихами Моей Комедии клянусь, о чтец, - И милость к ней да не прейдет с годами, - 130 Я видел - к нам из бездны, как пловец, Взмывал какой-то образ возраставший, Чудесный и для дерзостных сердец; 133 Так снизу возвращается нырявший, Который якорь выпростать помог, В камнях иль в чем-нибудь другом застрявший, 136 И правит станом и толчками ног. ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ 1 Вот острохвостый зверь, сверлящий горы, Пред кем ничтожны и стена, и меч; Вот, кто земные отравил просторы". 4 Такую мой вожатый начал речь, Рукою подзывая великана Близ пройденного мрамора возлечь. 7 И образ омерзительный обмана, Подплыв, но хвост к себе не подобрав, Припал на берег всей громадой стана. 10 Он ясен был лицом и величав Спокойством черт приветливых и чистых, Но остальной змеиным был состав. 13 Две лапы, волосатых и когтистых; Спина его, и брюхо, и бока - В узоре пятен и узлов цветистых. 16 Пестрей основы и пестрей утка Ни турок, ни татарин не сплетает; Хитрей Арахна не ткала платка. 19 Как лодка на причале отдыхает, Наполовину погрузясь в волну; Как там, где алчный немец обитает, 22 Садится бобр вести свою войну, - Так лег и гад на камень оголенный, Сжимающий песчаную страну. 25 Хвост шевелился в пустоте бездонной, Крутя торчком отравленный развил, Как жало скорпиона заостренный. 28 "Теперь нам нужно, - вождь проговорил, - Свернуть с дороги, поступь отклоняя Туда, где гнусный зверь на камни всплыл". 31 Так мы спустились вправо и, вдоль края, Пространство десяти шагов прошли, Песка и жгучих хлопьев избегая. 34 Приблизясь, я увидел невдали Толпу людей, которая сидела Близ пропасти в сжигающей пыли. 37 И мне мой вождь: "Чтоб этот круг всецело Исследовать во всех его частях, Ступай, взгляни, в чем разность их удела. 40 Но будь короче там в твоих речах; А я поговорю с поганым дивом, Чтоб нам спуститься на его плечах". 43 И я пошел еще раз над обрывом, Каймой седьмого круга, одинок, К толпе, сидевшей в горе молчаливом. 46 Из глаз у них стремился скорбный ток; Они все время то огонь летучий Руками отстраняли, то песок. 45 Так чешутся собаки в полдень жгучий, Обороняясь лапой или ртом От блох, слепней и мух, насевших кучей. 52 Я всматривался в лица их кругом, В которые огонь вонзает жала; Но вид их мне казался незнаком. 55 У каждого на грудь мошна свисала, Имевшая особый знак и цвет, И очи им как будто услаждала. 58 Так, на одном я увидал кисет, Где в желтом поле был рисунок синий, Подобный льву, вздыбившему хребет. 61 А на другом из мучимых пустыней Мешочек был, подобно крови, ал И с белою, как молоко, гусыней. 64 Один, чей белый кошелек являл Свинью, чреватую и голубую, Сказал мне: "Ты зачем сюда попал? 67 Ступай себе, раз носишь плоть живую, И знай, что Витальяно, мой земляк, Придет и сядет от меня ошую. 70 Меж этих флорентийцев я чужак, Я падуанец; мне их голос грубый Все уши протрубил: "Где наш вожак, 73 С тремя козлами, наш герой сугубый?". Он высунул язык и скорчил рот, Как бык, когда облизывает губы. 76 И я, боясь, не сердится ли тот, Кто мне велел недолго оставаться, Покинул истомившийся народ. 79 Тем временем мой вождь успел взобраться Дурному зверю на спину - и мне Промолвил так: "Теперь пора мужаться! 82 Вот, как отсюда сходят к глубине. Сядь спереди, я буду сзади, рядом, Чтоб хвост его безвреден был вполне". 85 Как человек, уже объятый хладом Пред лихорадкой, с синевой в ногтях, Дрожит, чуть только тень завидит взглядом, - 88 Так я смутился при его словах; Но как слуга пред смелым господином, Стыдом язвимый, я откинул страх. 91 Я поместился на хребте зверином; Хотел промолвить: "Обними меня", - Но голоса я не был властелином. 94 Тот, кто и прежде был моя броня, И без того поняв мою тревогу, Меня руками обхватил, храня, 97 И молвил: "Герион, теперь в дорогу! Смотри, о новой ноше не забудь: Ровней кружи и падай понемногу". 100 Как лодка с места трогается в путь Вперед кормой, так он оттуда снялся И, ощутив простор, направил грудь 103 Туда, где хвост дотоле извивался; Потом как угорь выпрямился он И, загребая лапами, помчался. 106 Не больше был испуган Фаэтон, Бросая вожжи, коими задетый Небесный свод доныне опален, 109 Или Икар, почуя воск согретый, От перьев обнажавший рамена, И слыша зов отца: "О сын мой, где ты?" - 112 Чем я, увидев, что кругом одна Пустая бездна воздуха чернеет И только зверя высится спина. 115 А он все вглубь и вглубь неспешно реет, Но это мне лишь потому вдогад, Что ветер мне в лицо и снизу веет. 118 Уже я справа слышал водопад, Грохочущий под нами, и пугливо Склонил над бездной голову и взгляд; 121 Но пуще оробел, внизу обрыва Увидев свет огней и слыша крик, И отшатнулся, ежась боязливо. 124 И только тут я в первый раз постиг Спуск и круженье, видя муку злую Со всех сторон все ближе каждый миг. 127 Как сокол, мощь утратив боевую, И птицу и вабило тщетно ждав, - Так что сокольник скажет: "Эх, впустую!" 130 На место взлета клонится, устав, И, опоясав сто кругов сначала, Вдали от всех садится, осерчав, - 133 Так Герион осел на дно провала, Там, где крутая кверху шла скала, И, чуть с него обуза наша спала, 136 Взмыл и исчез, как с тетивы стрела. ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ 1 Есть место в преисподней. Злые Щели, Сплошь каменное, цвета чугуна, Как кручи, что вокруг отяготели. 4 Посереди зияет глубина Широкого и темного колодца, О коем дальше расскажу сполна. 7 А тот уступ, который остается, Кольцом меж бездной и скалой лежит, И десять впадин в нем распознается. 10 Каков у местности бывает вид, Где замок, для осады укрепленный, Снаружи стен рядами рвов обвит, 13 Таков и здесь был дол изборожденный; И как от самых крепостных ворот Ведут мосты на берег отдаленный, 16 Так от подножья каменных высот Шли гребни скал чрез рвы и перекаты, Чтоб у колодца оборвать свой ход. 19 Здесь опустился Герион хвостатый И сбросил нас обоих со спины; И влево путь направил мой вожатый 22 Я шел, и справа были мне видны Уже другая скорбь и казнь другая, Какие в первом рву заключены. 25 Там в два ряда текла толпа нагая; Ближайший ряд к нам направлял стопы, А дальний - с нами, но крупней шагая. 28 Так римляне, чтобы наплыв толпы, В год юбилея, не привел к затору, Разгородили мост на две тропы, 31 И по одной народ идет к собору, Взгляд обращая к замковой стене, А по другой идут навстречу, в гору. 34 То здесь, то там в кремнистой глубине Виднелся бес рогатый, взмахом плети Жестоко бивший грешных по спине. 87 О, как проворно им удары эти Вздымали пятки! Ни один не ждал, Пока второй обрушится иль третий. 40 Пока я шел вперед, мой взор упал На одного; и я воскликнул: "Где-то Его лицом я взгляд уже питал". 43 Я стал, стараясь распознать, кто это, И добрый вождь, остановясь со мной, Нагнать его мне не чинил запрета. 46 Бичуемый, скрывая облик свой, Склонил чело; но труд пропал впустую; Я молвил: "Ты, с поникшей головой, 49 Когда наружность носишь не чужую, - Венедико Каччанемико. Чем Ты заслужил приправу столь крутую?" 52 И он: "Я не ответил бы совсем, Но мне твоя прямая речь велела Припомнить мир старинный. Я был тем, 55 Кто постарался, чтоб Гизолабелла Послушалась маркиза, хоть и врут Различное насчет срамного дела. 58 Не первый я болонец плачу тут; Их понабилась здесь такая кипа, Что столько языков не наберут 61 Меж Савеной и Рено молвить sipa; Немудрено: мы с алчностью своей До смертного не расстаемся хрипа". 64 Тут некий бес, среди его речей, Стегнул его хлыстом и огрызнулся: "Ну, сводник! Здесь не бабы, поживей!" 67 Я к моему вожатому вернулся; Пройдя немного, мы пришли туда, Где длинный гребень от скалы тянулся. 70 Мы на него взобрались без труда И с этим истязуемым народом, Направо взяв, расстались навсегда. 73 И там, где гребень нависает сводом, Чтоб дать толпе бичуемой пройти, - Мой вождь сказал: "Постой - и мимоходом 76 Свои глаза на этих обрати, Которых ты еще не видел лица, Пока им было с нами по пути". 74 Под древний мост спешила вереница Второго ряда, двигаясь на нас, Стегаемая, как и та станица. 82 И вождь, не ждав вопроса этот раз, Сказал: "Взгляни вот на того, большого: Ему и боль не увлажняет глаз. 85 Как полон он величества былого! То мудрый и отважный властелин, Ясон, руна стяжатель золотого. 88 Приплыв на Лемнос средь морских пучин, Где женщины, отринув все, что свято, Предали смерти всех своих мужчин, 91 Он обманул, украсив речь богато, Младую Гипсипилу, в свой черед Товарок обманувшую когда-то. 94 Ее он бросил там понесшей плод; За это он так и бичуем злобно, И также за Медею казнь несет. 97 С ним те, кто обманул ему подобно; Про первый ров и тех, кто стиснут в нем, Нет нужды ведать более подробно". 100 Достигнув места, где тропа крестом Пересекает грань второго вала, Чтоб дальше снова выгнуться мостом, 103 Мы слышали, как в ближнем рву визжала И рылом хрюкала толпа людей И там себя ладонями хлестала. 106 Откосы покрывал тягучий клей От снизу подымавшегося чада, Несносного для глаз и для ноздрей. 109 Дно скрыто глубоко внизу, и надо, Дабы увидеть, что такое там, Взойти на мост, где есть простор для взгляда. 112 Туда взошли мы, и моим глазам Предстали толпы влипших в кал зловонный, Как будто взятый из отхожих ям. 115 Там был один, так густо отягченный Дермом, что вряд ли кто бы отгадал, Мирянин это или постриженный. 118 Он крикнул мне: "Ты что облюбовал Меня из всех, кто вязнет в этой прели?" И я в ответ: "Ведь я тебя встречал, 121 И кудри у тебя тогда блестели; Я и смотрю, что тут невдалеке Погряз Алессио Интерминелли". 124 И он, себя темяша по башке: "Сюда попал я из-за льстивой речи, Которую носил на языке". 127 Потом мой вождь: "Нагни немного плечи, - Промолвил мне, - и наклонись вперед, И ты увидишь: тут вот, недалече 130 Себя ногтями грязными скребет Косматая и гнусная паскуда И то присядет, то опять вскокнет. 133 Фаида эта, жившая средь блуда, Сказала как-то на вопрос дружка: "Ты мной довольна?" - "Нет, ты просто чудо!" 136 Но мы наш взгляд насытили пока". ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 1 О Симон-волхв, о присных сонм злосчастный, Вы, что святыню божию, Добра Невесту чистую, в алчбе ужасной 4 Растлили ради злата и сребра, Теперь о вас, казнимых в третьей щели, Звенеть трубе назначена пора! 7 Уже над новым рвом мы одолели Горбатый мост и прямо с высоты На середину впадины смотрели. 10 О Высший Разум, как искусен ты Горе, и долу, и в жерле проклятом, И сколько показуешь правоты! 13 Повсюду, и вдоль русла, и по скатам, Я увидал неисчислимый ряд Округлых скважин в камне сероватом. 16 Они совсем такие же на взгляд, Как те, в моем прекрасном Сан-Джованни, Где таинство крещения творят. 19 Я, отрока спасая от страданий, В недавний год одну из них разбил: И вот печать, в защиту от шептаний! 22 Из каждой ямы грешник шевелил Торчащими по голени ногами, А туловищем в камень уходил. 25 У всех огонь змеился над ступнями; Все так брыкались, что крепчайший жгут Порвался бы, не совладав с толчками. 28 Как если нечто маслистое жгут И лишь поверхность пламенем задета, - Так он от пят к ногтям скользил и тут. 31 "Учитель, - молвил я, - скажи, кто это, Что корчится всех больше и оброс Огнем такого пурпурного цвета?" 34 И он мне: "Хочешь, чтоб тебя я снес Вниз, той грядой, которая положе? Он сам тебе ответит на вопрос". 37 И я: "Что хочешь ты, мне мило тоже; Ты знаешь все, хотя бы я молчал; Ты - господин, чья власть мне всех дороже". 40 Тогда мы вышли на четвертый вал И, влево взяв, спустились в крутоскатый И дырами зияющий провал. 43 Меня не раньше отстранил вожатый От ребр своих, чем подойдя к тому, Кто так ногами плакал, в яме сжатый. 46 "Кто б ни был ты, поверженный во тьму Вниз головой и вкопанный, как свая, Ответь, коль можешь", - молвил я ему. 49 Так духовник стоит, исповедая Казнимого, который вновь зовет Из-под земли, кончину отдаляя. 52 "Как, Бонифаций, - отозвался тот, - Ты здесь уже, ты здесь уже так рано? На много лет, однако, список врет. 55 Иль ты устал от роскоши и сана, Из-за которых лучшую средь жен, На муку ей, добыл стезей обмана?" 58 Я был как тот, кто словно пристыжен, Когда ему немедля возразили, А он не понял и стоит, смущен. 61 "Скажи ему, - промолвил мне Вергилий: - "Нет, я не тот, не тот, кого ты ждешь". И я ответил так, как мне внушили. 64 Тут грешника заколотила дрожь, И вздох его и скорбный стон раздался: "Тогда зачем же ты меня зовешь? 67 Когда, чтобы услышать, как я звался, Ты одолеть решился этот скат, Знай: я великой ризой облекался. 70 Воистину медведицей зачат, Радея медвежатам, я так жадно Копил добро, что сам в кошель зажат. 73 Там, подо мной, набилось их изрядно, Церковных торгащей, моих предтеч, Расселинами стиснутых нещадно. 76 И мне придется в глубине залечь, Сменившись тем, кого я по догадке Сейчас назвал, ведя с тобою речь. 79 Но я здесь дольше обжигаю пятки, И срок ему торчать вот так стремглав, Сравнительно со мной, назначен краткий; 82 Затем что вслед, всех в скверне обогнав, Придет с заката пастырь без закона, И, нас покрыв, он будет только прав. 85 Как, в Маккавейских книгах, Иасона Лелеял царь, так и к нему щедра Французская окажется корона". 88 Хоть речь моя едва ль была мудра, Но я слова привел к такому строю: "Скажи: каких сокровищ от Петра 91 Ждал наш господь, прельщен ли был казною, Когда ключи во власть ему вверял? Он молвил лишь одно: "Иди за мною". 94 Петру и прочим платы не вручал Матвей, когда то место опустело, Которое отпавший потерял. 97 Торчи же здесь; ты пострадал за дело; И крепче деньги грешные храни, С которыми на Карла шел так смело. 100 И если бы я сердцем искони, И даже здесь, не чтил ключей верховных, Тебе врученных в радостные дни, 103 Я бы в речах излился громословных; Вы алчностью растлили христиан, Топча благих и вознося греховных. 106 Вас, пастырей, провидел Иоанн В той, что воссела на водах со славой И деет блуд с царями многих стран; 109 В той, что на свет родилась семиглавой, Десятирогой и хранила нас, Пока ее супруг был жизни правой. 112 Сребро и злато - ныне бог для вас; И даже те, кто молится кумиру, Чтят одного, вы чтите сто зараз. 115 О Константин, каким злосчастьем миру Не к истине приход твой был чреват, А этот дар твой пастырю и клиру!" 118 Пока я пел ему на этот лад, Он, совестью иль гневом уязвленный, Не унимал лягающихся пят. 121 А вождь глядел с улыбкой благосклонной, Как бы довольный тем, что так правдив Звук этой речи, мной произнесенной. 124 Обеими руками подхватив, Меня к груди прижал он и початым Уже путем вернулся на обрыв; 127 Не утомленный бременем подъятым, На самую дугу меня он взнес, Четвертый вал смыкающую с пятым, 130 И бережно поставил на утес, Тем бережней, что дикая стремнина Была бы трудной тропкой и для коз; 133 Здесь новая открылась мне ложбина. ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ 1 О новой муке повествую ныне В двадцатой песни первой из канцон, Которая о гибнущих в пучине. 4 Уже смотреть я был расположен В провал, раскрытый предо мной впервые, Который скорбным плачем орошен; 7 И видел в круглом рву толпы немые, Свершавшие в слезах неспешный путь, Как в этом мире водят литании. 10 Когда я взору дал по ним скользнуть, То каждый оказался странно скручен В том месте, где к лицу подходит грудь; 13 Челом к спине повернут и беззвучен, Он, пятясь задом, направлял свой шаг И видеть прямо был навек отучен. 16 Возможно, что кому-нибудь столбняк, Как этим, и сводил все тело разом, - Не знаю, но навряд ли это так. 19 Читатель, - и господь моим рассказом Тебе урок да преподаст благой, - Помысли, мог ли я невлажным глазом 22 Взирать вблизи на образ наш земной, Так свернутый, что плач очей печальный Меж ягодиц струился бороздой. 25 Я плакал, опершись на выступ скальный. "Ужель твое безумье таково? - Промолвил мне мой спутник достохвальный. 28 Здесь жив к добру тот, в ком оно мертво. Не те ли всех тяжеле виноваты, Кто ропщет, если судит божество? 31 Взгляни, взгляни, вот он, землею взятый, Пожранный ею на глазах фивян, Когда они воскликнули: "Куда ты, 34 Амфиарай? Что бросил ратный стан?", А он все вглубь свергался без оглядки, Пока Миносом не был обуздан. 37 Ты видишь - в грудь он превратил лопатки: За то, что взором слишком вдаль проник, Он смотрит взад, стремясь туда, где пятки. 40 А вот Тиресий, изменивший лик, Когда, в жену из мужа превращенный, Всем естеством преобразился вмиг; 43 И лишь потом, змеиный клуб сплетенный Ударив вновь, он стал таким, как был, В мужские перья снова облаченный. 46 А следом Арунс надвигает тыл; Там, где над Луни громоздятся горы И где каррарец пажити взрыхлил, 49 Он жил в пещере мраморной и взоры Свободно и в ночные небеса, И на морские устремлял просторы. 52 А та, чья гривой падает коса, Покров грудям незримым образуя, Как прочие незримы волоса, 55 Была Манто; из края в край кочуя, Она пришла в родные мне места; И вот об этом рассказать хочу я. 58 Когда она осталась сирота И принял рабство Вакхов град злосчастный, Она скиталась долгие лета. 61 Там, наверху, в Италии прекрасной, У гор, замкнувших Манью рубежом Вблизи Тиралли, спит Бенако ясный. 64 Ключи, которых сотни мы начтем Меж Валькамбникой и Гардой, склоны Пеннинских Альп омыв, стихают в нем. 67 Там место есть, где пастыри Вероны, И Брешьи, и Тридента, путь свершив, Благословить могли бы люд крещеный. 70 Оплот Пескьеры, мощен и красив, Стоит, грозя бергамцам и брешьянам, Там, где низиной окружен залив. 73 Все то, что в лоне уместить песчаном Не мог Бенако, - устремясь сюда, Течет рекой по травяным полянам. 76 Начав бежать из озера, вода Зовется Минчо, чтобы у Говерно В потоке По исчезнуть навсегда. 79 Встречая падь, на полпути примерно, Она стоит, разлившись в топкий пруд, А летом чахнет, но и губит верно. 82 Безжалостная дева, идя тут, Среди болота сушу присмотрела, Нагой и невозделанный приют. 85 И здесь она, чуждаясь всех, осела Со слугами, гаданьям предана, И здесь рассталась с оболочкой тела. 88 Рассеянные кругом племена Потом сюда стянулись, ибо знали, Что эта суша заводью сильна. 91 Над мертвой костью город основали И, по избравшей древле этот дол, Без волхвований Мантуей назвали. 94 Он многолюдней прежде был и цвел, Пока недальновидных Касалоди Лукавый Пинамонте не провел. 97 И если ты услышал бы в народе Не эту быль о родине моей, Знай - это ложь и с истиной в разброде". 100 И я: "Учитель, повестью твоей Я убежден и верю нерушимо. Мне хладный уголь - речь других людей. 103 Но молви мне: среди идущих мимо Есть кто-нибудь, кто взор бы твой привлек? Во мне лишь этим сердце одержимо". 106 И он: "Вот тот, чья борода от щек Вниз по спине легла на смуглом теле, - В те дни, когда у греков ты бы мог 109 Найти мужчину только в колыбели Был вещуном; в Авлиде сечь канат Он и Калхант совместно повелели. 112 То Эврипил; и про него звучат Стихи моей трагедии высокой. Тебе ль не знать? Ты помнишь всю подряд. 115 А следующий, этот худобокой, Звался Микеле Скотто и большим В волшебных плутнях почитался докой. 118 А вот Бонатти; вот Азденте с ним; Жалеет он о коже и о шиле, Да опоздал с раскаяньем своим. 121 Вот грешницы, которые забыли Иглу, челнок и прялку, ворожа; Варили травы, куколок лепили. 124 Но нам пора; коснулся рубежа Двух полусфер и за Севильей в волны Нисходит Каин, хворост свой держа, 127 А месяц был уж прошлой ночью полный: Ты помнишь сам, как в глубине лесной Был благотворен свет его безмолвный". 130 Так, на ходу, он говорил со мной. ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 1 Так с моста на мост, говоря немало Стороннего Комедии моей, Мы перешли, чтоб с кручи перевала 4 Увидеть новый росщеп Злых Щелей И новые напрасные печали; Он вскрылся, чуден чернотой своей. 7 И как в венецианском арсенале Кипит зимой тягучая смола, Чтоб мазать струги, те, что обветшали, 10 И все справляют зимние дела: Тот ладит весла, этот забивает Щель в кузове, которая текла; 13 Кто чинит нос, а кто корму клепает; Кто трудится, чтоб сделать новый струг; Кто снасти вьет, кто паруса платает, - 16 Так, силой не огня, но божьих рук, Кипела подо мной смола густая, На скосы налипавшая вокруг. 19 Я видел лишь ее, что в ней - не зная, Когда она вздымала пузыри, То пучась вся, то плотно оседая. 22 Я силился увидеть, что внутри, Как вдруг мой вождь меня рукой хранящей Привлек к себе, сказав: "Смотри, смотри!" 25 Оборотясь, как тот, кто от грозящей Ему беды отвесть не может глаз, И обессилен робостью томящей, 28 И убегает и глядит зараз, - Я увидал, как некий дьявол черный Вверх по крутой тропе бежит на нас. 31 О, что за облик он имел злотворный! И до чего казался мне жесток, Раскинув крылья и в ступнях проворный! 34 Он грешника накинул, как мешок, На острое плечо и мчал на скалы, Держа его за сухожилья ног. 37 Взбежав на мост, сказал: "Эй, Загребалы, Святая Дзита шлет вам старшину! Кунайте! Выбор в городе немалый, 40 Я к ним еще разочек загляну. Там лишь Бонтуро не живет на взятки, Там "нет" на "да" меняют за казну". 43 Швырнув его, помчался без оглядки Вниз со скалы; и пес таким рывком Не кинется вцепиться вору в пятки. 46 Тот канул, всплыл с измазанным лицом, Но бесы закричали из-под моста: "Святого Лика мы не признаем! 49 И тут не Серкьо, плавают не просто! Когда не хочешь нашего крюка, Ныряй назад в смолу". И зубьев до ста 52 Вонзились тут же грешнику в бока. "Пляши, но не показывай макушки; А можешь, так плутуй исподтишка". 55 Так повара следят, чтобы их служки Топили мясо вилками в котле И не давали плавать по верхушке. 58 Учитель молвил: "Чтобы на скале Остаться незамеченным, укройся За выступом и припади к земле. 61 А для меня опасности не бойся: Я здесь не первый раз, и я привык К подобным стычкам, ты не беспокойся". 64 Покинул мост мой добрый проводник; Когда он шел шестой надбрежной кручей, Он должен был являть спокойный лик. 67 С такой же точно яростью кипучей, Как псы бросаются на бедняка, Который просит всюду, где есть случай, 70 Они рванулись прочь из-под мостка И стали наступать, грозя крюками; Но он вскричал: "Не будьте злы пока 73 И подождите рвать меня зубцами! С одним из вас я речь вести хочу, А там, как быть со мной, решайте сами". 76 Все закричали: "Выйти Хвостачу!" Один пошел, а прочие глядели; Он шел, ворча: "Чего я хлопочу?" 79 Мой вождь сказал: "Скажи, Хвостач, ужели, Нетронут вашей злобой, я бы мог Прийти сюда, когда б не так хотели 82 Господня воля и содружный рок? Посторонись; мне небо указало Пройти с другим сквозь этот дикий лог". 85 Тогда гордыня в бесе так упала, Что свой багор он уронил к ногам И молвил к тем: "С ним драться не пристало" 88 И вождь ко мне: "О ты, который там, Среди камней, укрылся боязливо, Сойди без страха по моим следам". 91 К нему я шаг направил торопливо, А дьяволы подвинулись вперед, И я боялся, что их слово лживо. 94 Так, видел я, боялся ратный взвод, По уговору выйдя из Капроны И недругов увидев грозный счет. 97 И я всем телом, ждущим обороны, Прильнул к вождю и пристально следил, Как злобен облик их и взгляд каленый. 100 Нагнув багор, бес бесу говорил: "Что, если бы его пощупать с тыла?" Тот отвечал: "Вот, вот, да так, чтоб взвыл!" 103 Но демон, тот, который вышел было, Чтоб разговор с вождем моим вести, Его окликнул: "Тише, Тормошило!" 106 Потом сказал нам: "Дальше не пройти Вам этим гребнем; и пытать бесплодно: Шестой обрушен мост, и нет пути. 109 Чтоб выйти все же, если вам угодно, Ступайте этим валом, там, где след, И ближним гребнем выйдете свободно. 112 Двенадцать сот и шестьдесят шесть лет Вчера, на пять часов поздней, успело Протечь с тех пор, как здесь дороги нет. 115 У наших в тех местах как раз есть дело - Взглянуть, не прохлаждается ль народ; Не бойтесь их, идите с ними смело". 118 "Эй, Косокрыл, и ты, Старик, в поход! - Он начал говорить. - И ты, Собака; А Борода десятником пойдет. 121 В придачу к ним Дракон и Забияка, Клыкастый Боров и Собачий Зуд, Да Рыжик лютый, да еще Кривляка. 124 Вы осмотрите весь кипящий пруд; А эти до ближайшего отрога, Который цел, пусть здравыми дойдут". 127 "Что вижу я, учитель? Ради бога, Не нужно спутников, пойдем одни, - Сказал я. - Ты же знаешь, где дорога. 130 Когда ты зорок, как всегда, взгляни: Не видишь разве их кивков ужасных И как зубами лязгают они?" 133 Не надо страхов и тревог напрасных; Пусть лязгают себе, - мой вождь сказал, - Чтоб напугать варимых там несчастных". 136 Тут бесы двинулись на левый вал, Но каждый, в тайный знак, главе отряда Сперва язык сквозь зубы показал, 139 И тот трубу изобразил из зада. ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 1 Я конных ратей видывал движенья, В час грозных сеч, в походах, на смотрах, А то и в бегстве, в поисках спасенья; 4 Я видывал наезды, вам на страх, О аретинцы, видел натиск бранный, Турнирный бой на копьях и мечах, - 7 Под трубный звук, набатный, барабанный, Или по знаку с башен, как когда, На итальянский лад и чужестранный; 10 Но не видал, чтобы чудней дуда Звучала конным, пешим иль ветрилам, Когда маячит берег иль звезда. 13 Мы шли с десятком бесов; вот уж в милом Сообществе! Но в церкви, говорят, Почет святым, а в кабачке - кутилам. 16 Лишь на смолу я обращал мой взгляд, Чтоб видеть свойства этой котловины И что за люди там внутри горят. 19 Как мореходам знак дают дельфины, Чтоб те успели уберечь свой струг, И над волнами изгибают спины, - 22 Так иногда, для обегченья мук, Иной всплывал, лопатки выставляя, И, молнии быстрей, скрывался вдруг. 25 И как во рву, расположась вдоль края, Торчат лягушки рыльцем из воды, Брюшко и лапки ниже укрывая, - 28 Так грешники торчали в две гряды, Но, увидав, что Борода крадется, Ныряли в кипь, спасаясь от беды. 31 Один - как вспомню, сердце ужаснется - Заждался; так одна лягушка, всплыв, Нырнет назад, другая остается. 34 Собачий Зуд, всех ближе, зацепив Багром за космы, слипшиеся туго, Втащил его, как выдру, на обрыв. 37 Я помнил прозвища всего их круга: С тех пор, как их избрали, я в пути Следил, как бесы кликали друг друга. 40 "Эй, Рыжик, забирай его, когти, - Наперебой проклятые кричали, - Так, чтоб ему и шкуры не найти!" 43 И я сказал: "Учитель мой, нельзя ли Узнать, кто этот жалкий лиходей, Которого враги к рукам прибрали?" 46 Мой вождь к нему подвинулся плотней, И тот сказал, в ответ на обращенье: "Я был наваррец. Матерью моей 49 Я отдан был вельможе в услуженье, Затем что мой отец был дрянь и голь, Себя сгубивший и свое именье. 52 Меня приблизил добрый мой король, Тебальд; я взятки брал, достигнув власти, И вот плачусь, окунут в эту смоль". 55 Тут Боров, у которого из пасти Торчали бивни, как у кабана, Одним из них стал рвать его на части. 58 Увидели коты, что мышь вкусна; Но Борода, обвив его руками, Сказал: "Оставьте, помощь не нужна". 61 Потом, к вождю оборотясь глазами: "Ты, если хочешь, побеседуй с ним, Пока его не разнесли баграми". 64 И вождь: "Скажи, из тех, кто здесь казним, Не знаешь ли каких-нибудь латинян, В смоле?" И тот: "Сейчас я был с одним 67 Из мест, откуда путь до них недлинен. Мне крюк и коготь был бы нипочем, Будь я, как он, опять в смолу заклинен". 70 Тут Забияка: "Больно долго ждем!" - Сказал, рванул ему багром предплечье И выхватил клок мяса целиком. 73 Тогда Дракон решил нанесть увечье Пониже в ноги; но грозою глаз Десятник их пресек противоречье. 76 Они смирились и на этот раз, А тот смотрел, как плоть его разрыта; И спутник мой спросил его тотчас: 79 "Кто это был, кому нашлась защита, Когда, на горе, ты остался тут?" И он ответил: "Это брат Гомита, 82 Что из Галлуры, всякой лжи сосуд, Схватив злодеев своего владыки, Он сделал так, что те хвалу поют. 85 Всех отпустил за деньги, скрыв улики, Как говорит; корысти не тая, Мздоимец был не малый, но великий. 88 Он и Микеле Цанке здесь друзья; Тот - логодорец; вечно каждый хвалит Былые дни сардинского житья. 91 Ой, посмотрите, как он зубы скалит! Я продолжал бы, да того гляди - Он мне крюком всю спину измочалит". 94 Начальник, увидав, что впереди Стал Забияка, изготовясь к бою, Сказал: "Ты, злая птица, отойди!" 97 "Угодно вам увидеть пред собою, - Так оробевший речь повел опять, - Тосканцев и ломбардцев, - я устрою. 100 Но Загребалам дальше нужно стать, Чтоб нашим знать, что их никто не ранит; А я, один тут сидя, вам достать 103 Хоть семерых берусь; их сразу взманит, Чуть свистну, - как у нас заведено, Лишь только кто-нибудь наружу глянет". 106 Собака вскинул морду и, чудно Мотая головой, сказал: "Вот штуку Ловкач затеял, чтоб нырнуть на дно!" 109 И тот, набивший на коварствах руку, Ему ответил: "Подлинно ловкач, Когда своим же отягчаю муку!" 112 Тут Косокрыл, который был горяч, Сказал, не в лад другим: "Скакнешь в пучину, - Тебе вдогонку я пущусь не вскачь, 115 А просто крылья над смолой раскину. Мы спустимся с бугра и станем там; Посмотрим, нашу ль проведешь дружину!" 118 Внемли, читатель, новым чудесам: В ту сторону все повернули шеи, И первым тот, кто больше был упрям. 121 Наваррец выбрал время, половчее Уперся в землю пятками и вмиг Сигнул и ускользнул от их затеи. 124 И тотчас в каждом горький стыд возник; Всех больше злился главный заправило; Он прыгнул, крикнув: "Я тебя настиг!" 127 Но понапрасну: крыльям трудно было Поспеть за страхом; тот ко дну пошел, И, вскинув грудь, бес кверху взмыл уныло. 130 Так селезень ныряет наукол, Чтобы в воде от сокола укрыться, А тот летит обратно, хмур и зол. 133 Старик, все так же продолжая злиться, Летел вослед, желая всей душой, Чтоб плут исчез и повод был схватиться. 136 Едва мздоимец скрылся с головой, Он на собрата тотчас двинул ногти, И дьяволы сцепились над смолой. 139 Но тот не хуже, чтоб нацелить когти, Был ястреб-перемыт, и их тела Вмиг очутились в раскаленном дегте. 142 Их сразу жгучесть пекла разняла; Но вызволиться было невозможно, Настолько прочно влипли их крыла. 145 Тут Борода, как все, томясь тревожно, Велел, чтоб четверо, забрав багры, Перелетели ров; все безотложно 148 И там и тут спустились на бугры; Они к увязшим протянули крючья, А те уже спеклись внутри коры; 151 И мы ушли в разгар их злополучья. ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 1 Безмолвны, одиноки и без свиты, Мы шли путем, неведомым для нас, Друг другу вслед, как братья минориты. 4 Недавний бой припомянув не раз, Я баснь Эзопа вспомнил поневоле, Про мышь и про лягушку старый сказ. 7 "Сейчас" и "тотчас" сходствуют не боле, Чем тот и этот случай, если им Уделено вниманье в равной доле. 10 И так как мысль дает исток другим, Одно другим сменилось размышленье, И страх мой стал вдвойне неодолим. 13 Я думал так: "Им это посрамленье Пришло от нас; столь тяжкий претерпев Ущерб и срам, они затеют мщенье. 16 Когда на злобный нрав накручен гнев, Они на нас жесточе ополчатся, Чем пес на зайца разверзает зев". 19 Я чуял - волосы на мне дыбятся От жути, и, остановясь, затих; Потом сказал: "Они за нами мчатся; 22 Учитель, спрячь скорее нас двоих; Мне страшно Загребал; они предстали Во мне так ясно, что я слышу их". 25 "Будь я стеклом свинцовым, я б едва ли, - Сказал он, - отразил твой внешний лик Быстрей, чем восприял твои печали. 28 Твой помысел в мои помысел проник, Ему лицом и поступью подобный, И я их свел к решенью в тот же миг. 31 И если справа склон горы удобный, Чтоб нам спуститься в следующий ров, То нас они настигнуть не способны". 34 Он не успел домолвить этих слов, Как я увидел: быстры и крылаты, Они уж близко и спешат на лов. 37 В единый миг меня схватил вожатый, Как мать, на шум проснувшись вдруг и дом Увидя буйным пламенем объятый, 40 Хватает сына и бежит бегом, Рубашки не накинув, помышляя Не о себе, а лишь о нем одном, - 43 И тотчас вниз с обрывистого края Скользнул спиной на каменистый скат, Которым щель окаймлена шестая. 46 Так быстро воды стоком не спешат Вращать у дольной мельницы колеса, Когда струя уже вблизи лопат, 49 Как мой учитель, с высоты утеса, Как сына, не как друга, на руках Меня держа, стремился вдоль откоса. 52 Чуть он коснулся дна, те впопыхах Уже достигли выступа стремнины Как раз над нами; но прошел и страх, - 55 Затем что стражу пятой котловины Им промысел высокий отдает, Но прочь ступить не властен ни единый. 58 Внизу скалы повапленный народ Кружил неспешным шагом, без надежды, В слезах, устало двигаясь вперед. 61 Все - в мантиях, и затеняет вежды Глубокий куколь, низок и давящ; Так шьют клунийским инокам одежды. 64 Снаружи позолочен и слепящ, Внутри так грузен их убор свинцовый, Что был соломой Федериков плащ. 67 О вековечно тяжкие покровы! Мы вновь свернули влево, как они, В их плач печальный вслушаться готовы. 70 Но те, устав под бременем брони, Брели так тихо, что с другим соседом Ровнял нас каждый новый сдвиг ступни. 73 И я вождю: "Найди, быть может ведом Делами или именем иной; Взгляни, шагая, на идущих следом". 76 Один, признав тосканский говор мой, За нами крикнул: "Придержите ноги, Вы, что спешите так под этой тьмой! 79 Ты можешь у меня спросить подмоги". Вождь, обернувшись, молвил: "Здесь побудь; Потом с ним в ногу двинься вдоль дороги". 82 По лицам двух я видел, что их грудь Исполнена стремления живого; Но им мешали груз и тесный путь. 85 Приблизясь и не говоря ни слова, Они смотрели долго, взгляд скосив; Потом спросили так один другого: 88 "Он, судя по работе горла, жив; А если оба мертвы, как же это Они блуждают, столу совлачив?" 91 И мне: "Тосканец, здесь, среди совета Унылых лицемеров, на вопрос, Кто ты такой, не презирай ответа". 94 Я молвил: "Я родился и возрос В великом городе на ясном Арно, И это тело я и прежде нес. 97 А кто же вы, чью муку столь коварно Изобличает этот слезный град? И чем вы так казнимы лучезарно?" 100 Один ответил: "Желтый наш наряд Навис на нас таким свинцовым сводом, Что под напором гирь весы скрипят. 103 Мы гауденты, из Болоньи родом, Я - Каталано, Лодеринго - он; Мы были призваны твоим народом, 106 Как одиноких брали испокон, Чтоб мир хранить; как он хранился нами, Вокруг Гардинго видно с тех времен". 109 Я начал: "Братья, вашими делами..." - Но смолк; мой глаз внезапно увидал Распятого в пыли тремя колами. 112 Он, увидав меня, затрепетал, Сквозь бороду бросая вздох стесненный. Брат Каталан на это мне сказал: 115 "Тот, на кого ты смотришь, здесь пронзенный, Когда-то речи фарисеям вел, Что может всех спасти один казненный. 118 Он брошен поперек тропы и гол, Как видишь сам, и чувствует все время, Насколько каждый, кто идет, тяжел. 121 И тесть его здесь терпит то же бремя, И весь собор, оставивший в удел Еврейскому народу злое семя". 124 И видел я, как чудно поглядел Вергилий на того, кто так ничтожно, В изгнанье вечном, распятый, коснел. 127 Потом он молвил брату: "Если можно, То не укажете ли нам пути Отсюда вправо, чтобы бестревожно 130 Из здешних мест мы с ним могли уйти И черных ангелов не понуждая Нас из ложбины этой унести". 133 И брат: "Тут есть вблизи гряда большая; Она идет от круговой стены, Все яростные рвы пересекая, 136 Но рухнула над этим; вы должны Подняться по обвалу; склон обрыва И дно лощины сплошь завалены". 139 Вождь голову понурил молчаливо. "Тот, кто крюком, - сказал он наконец, - Хватает грешных, говорил нам лживо". 142 "Я не один в Болонье образец Слыхал того, как бес ко злу привержен, - Промолвил брат. - Он всякой лжи отец". 145 Затем мой вождь пошел, слегка рассержен, Широкой поступью и хмуря лоб; И я от тех, кто бременем удержан, 148 Направился по следу милых стоп. ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1 Покуда год не вышел из малюток И солнцу кудри греет Водолей, А ночь все ближе к половине суток 4 И чертит иней посреди полей Подобье своего седого брата, Хоть каждый раз его перо хилей, - 7 Крестьянин, чья кормушка небогата, Встает и видит - побелел весь луг, И бьет себя пониже перехвата; 10 Уходит в дом, ворчит, снует вокруг, Не зная, бедный, что тут делать надо; А выйдет вновь - и ободрится вдруг, 13 Увидев мир сменившим цвет наряда В короткий миг; берет свой посошок И гонит вон пастись овечье стадо. 16 Так вождь причиной был моих тревог, Когда казался смутен и несветел, И так же сразу боль мою отвлек: 19 Как только он упавший мост приметил, Он бросил мне все тот же ясный взгляд, Что у подножья горного я встретил. 22 Он оглядел загроможденный скат, Подумал и, кладя конец заботам, Раскрыв объятья, взял меня в обхват. 25 И словно тот, кто трудится с расчетом, Как бы все время глядя пред собой, Так он, подняв меня единым взметом 28 На камень, намечал уже другой И говорил: "Теперь вот тот потрогай, Таков ли он, чтоб твердо стать ногой". 31 В плаще бы не пройти такой дорогой; Едва и мы, с утеса на утес, Ползли наверх, он - легкий, я - с подмогой. 34 И если бы не то, что наш откос Был ниже прежнего, - как мой вожатый, Не знаю, я бы вряд ли перенес. 37 Но так как область Злых Щелей покатый К срединному жерлу дает наклон, То стены, меж которых рвы зажаты, 40 По высоте не равны с двух сторон. Мы наконец взошли на верх обвала, Где самый крайний камень прислонен. 43 Мне так дыханья в легких не хватало, Что дальше я не в силах был идти; Едва взойдя, я тут же сел устало. 46 "Теперь ты леность должен отмести, - Сказал учитель. - Лежа под периной Да сидя в мягком, славы не найти. 49 Кто без нее готов быть взят кончиной, Такой же в мире оставляет след, Как в ветре дым и пена над пучиной. 52 Встань! Победи томленье, нет побед, Запретных духу, если он не вянет, Как эта плоть, которой он одет! 55 Еще длиннее лестница предстанет; Уйти от них - не в этом твой удел; И если слышишь, пусть душа воспрянет". 58 Тогда я встал; я показать хотел, Что я дышу свободней, чем на деле, И молвил так: "Идем, я бодр и смел!" 61 Мы гребнем взяли путь; еще тяжеле, Обрывистый, крутой, в обломках скал, Он был, чем тот, каким мы шли доселе. 64 Чтоб скрыть усталость, я не умолкал; Вдруг голос из расселины раздался, Который даже не как речь звучал. 67 Слов я понять не мог, хотя взобрался На горб моста, изогнутого там; Но говоривший как бы удалялся. 70 Я наклонился, но живым глазам Достигнуть дна мешала тьма густая; И я: "Учитель, сделай так, чтоб нам 73 Сойти на вал, и станем возле края; Я слушаю, но смысла не пойму, И ничего не вижу, взор склоняя". 76 И он: "Мой отклик слову твоему - Свершить; когда желанье справедливо, То надо молча следовать ему". 79 Мы с моста вниз сошли неторопливо, Где он с восьмым смыкается кольцом, И тут весь ров открылся мне с обрыва. 82 И я внутри увидел страшный ком Змей, и так много разных было видно, Что стынет кровь, чуть вспомяну о нем. 85 Ливийской степи было бы завидно: Пусть кенхр, и амфисбена, и фарей Плодятся в ней, и якул, и ехидна, - 88 Там нет ни стольких гадов, ни лютей, Хотя бы все владенья эфиопа И берег Чермных вод прибавить к ней. 91 Средь этого чудовищного скопа Нагой народ, мечась, ни уголка Не ждал, чтоб скрыться, ни гелиотропа. 94 Скрутив им руки за спиной, бока Хвостом и головой пронзали змеи, Чтоб спереди связать концы клубка. 97 Вдруг к одному, - он был нам всех виднее, - Метнулся змей и впился, как копье, В то место, где сращенье плеч и шеи. 100 Быстрей, чем I начертишь или О, Он вспыхнул, и сгорел, и в пепел свился, И тело, рухнув, утерял свое. 103 Когда он так упал и развалился, Прах вновь сомкнулся воедино сам И в прежнее обличье возвратился. 106 Так ведомо великим мудрецам, Что гибнет Феникс, чтоб восстать, как новый, Когда подходит к пятистам годам. 109 Не травы - корм его, не сок плодовый, Но ладанные слезы и амом, А нард и мирра - смертные покровы. 112 Как тот, кто падает, к земле влеком, Он сам не знает - демонскою силой Иль запруженьем, властным над умом, 115 И, встав, кругом обводит взгляд застылый, Еще в себя от муки не придя, И вздох, взирая, издает унылый, - 118 Таков был грешник, вставший погодя. О божья мощь, сколь праведный ты мститель, Когда вот так сражаешь, не щадя! 121 Кто он такой, его спросил учитель. И тот: "Я из Тосканы в этот лог Недавно сверзился. Я был любитель 124 Жить по-скотски, а по-людски не мог, Да мулом был и впрямь; я - Ванни Фуччи, Зверь, из Писгойи, лучшей из берлог". 127 И я вождю: "Пусть подождет у кручи; Спроси, за что он спихнут в этот ров; Ведь он же был кровавый и кипучий". 130 Тот, услыхав и отвечать готов, Свое лицо и дух ко мне направил И от дурного срама стал багров. 133 "Гораздо мне больнее, - он добавил, - Что ты меня в такой беде застал, Чем было в миг, когда я жизнь оставил. 136 Я исполняю то, что ты желал: Я так глубоко брошен в яму эту За то, что утварь в ризнице украл. 139 Тогда другой был привлечен к ответу. Но чтобы ты свиданию со мной Не радовался, если выйдешь к свету, 142 То слушай весть и шире слух открой: Сперва в Пистойе сила Черных сгинет, Потом Фьоренца обновит свой строй. 145 Марс от долины Магры пар надвинет, Повитый мглою облачных пелен, И на поля Пиценские низринет, 148 И будет бой жесток и разъярен; Но он туман размечет своевольно, И каждый Белый будет сокрушен. 151 Я так сказал, чтоб ты терзался больно!" ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ 1 По окончаньи речи, вскинув руки И выпятив два кукиша, злодей Воскликнул так: "На, боже, обе штуки!" 4 С тех самых пор и стал я другом змей: Одна из них ему гортань обвила, Как будто говоря: "Молчи, не смей!", 7 Другая - руки, и кругом скрутила, Так туго затянув клубок узла, Что всякая из них исчезла сила. 10 Сгори, Пистойя, истребись дотла! Такой, как ты, существовать не надо! Ты свой же корень в скверне превзошла! 13 Мне ни в одном из темных кругов Ада Строптивей богу дух не представал, Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града. 16 Он, не сказав ни слова, побежал; И видел я, как следом осерчало Скакал кентавр, крича: "Где, где бахвал?" 19 Так много змей в Маремме не бывало, Сколькими круп его был оплетен Дотуда, где наш облик брал начало. 22 А н