- полны очей; я лишь означу, Что так смотрел бы Аргус, если б жил. 97 Чтоб начертать их облик, я не трачу Стихов, читатель; непосильно мне При щедрости исполнить всю задачу. 100 Прочти Езекииля; он вполне Их описал, от северного края Идущих в ветре, в туче и в огне. 103 Как на его листах, совсем такая Наружность их; в одной лишь из статей Я с Иоанном - крылья исчисляя. 106 Двуколая, меж четырех зверей Победная повозка возвышалась, И впряженный Грифон шел перед ней. 109 Он крылья так держал, что отделялась Срединная от трех и трех полос, И ни одна разъятьем не ломалась. 112 К вершинам крыл я тщетно взгляд вознес; Он был золототел, где он был птицей, А в остальном - как смесь лилей и роз. 115 Не то, чтоб Август равной колесницей Не тешил Рима, или Сципион, - Сам выезд Солнца был бедней сторицей, 118 Тот выезд Солнца, что упал, спален, Когда Земля взмолилася в печали И Дий творил свой праведный закон. 121 У правой ступицы, кружа, плясали Три женщины; одна - совсем ала; Ее в огне с трудом бы распознали; 124 Другая словно создана была Из плоти, даже кости, изумрудной; И третья - как недавний снег бела. 127 То белая вела их в пляске чудной, То алая, чья песнь у всех зараз То легкой поступь делала, то трудной. 130 А слева - четверо вели свой пляс, Одеты в пурпур, повинуясь ладу Одной из них, имевшей третий глаз. 133 За этим сонмищем предстали взгляду Два старца, сходных обликом благим И твердым, но несходных по наряду; 136 Так, одного питомцем бы своим Счел Гиппократ, природой сотворенный На благо самым милым ей живым; 139 Обратною заботой поглощенный, Второй сверкал столь режущим мечом, Что я глядел чрез реку, устрашенный. 142 Прошли смиренных четверо потом; И одинокий старец, вслед за ними, Ступал во сне, с провидящим челом. 145 Все семь от первых ризами своими Не отличались; но взамен лилей Венчали розы наравне с другими 148 Багряными цветами снег кудрей; Далекий взор клялся бы, что их лица Огнем пылают кверху от бровей. 151 Когда со мной равнялась колесница, Раздался гром; и, словно возбранен Был дальше ход, святая вереница 154 Остановилась позади знамен. ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ 1 Когда небес верховных семизвездье, Чьей славе чужд закат или восход И мгла иная, чем вины возмездье, 4 Всем указуя должных дел черед, Как указует нижнее деснице Того, кто судно к пристани ведет, 7 Остановилось, - шедший в веренице, Перед Грифоном, праведный собор С отрадой обратился к колеснице; 10 Один, подъемля вдохновенный взор, Спел: "Veni, sponsa, de Libano, veni!" - Воззвав трикраты, и за ним весь хор. 13 Как сонм блаженных из могильной сени, Спеша, восстанет на призывный звук, В земной плоти, воскресшей для хвалений, 16 Так над небесной колесницей вдруг. Возникло сто, ad vocem tanti senis, Всевечной жизни вестников и слуг. 19 И каждый пел: "Benedictus qui venis!" И, рассыпая вверх и вкруг цветы, Звал: "Manibus о date lilia plenis!" 22 Как иногда багрянцем залиты В начале утра области востока, А небеса прекрасны и чисты, 25 И солнца лик, поднявшись невысоко, Настолько застлан мягкостью паров, Что на него спокойно смотрит око, - 28 Так в легкой туче ангельских цветов, Взлетавших и свергавшихся обвалом На дивный воз и вне его краев, 31 В венке олив, под белым покрывалом, Предстала женщина, облачена В зеленый плащ и в платье огне-алом. 34 И дух мой, - хоть умчались времена, Когда его ввергала в содроганье Одним своим присутствием она, 37 А здесь неполным было созерцанье, - Пред тайной силой, шедшей от нее, Былой любви изведал обаянье. 40 Едва в лицо ударила мое Та сила, чье, став отроком, я вскоре Разящее почуял острие, 43 Я глянул влево, - с той мольбой во взоре, С какой ребенок ищет мать свою И к ней бежит в испуге или в горе, - 46 Сказать Вергилию: "Всю кровь мою Пронизывает трепет несказанный: Следы огня былого узнаю!" 49 Но мой Вергилий в этот миг нежданный Исчез, Вергилий, мой отец и вождь, Вергилий, мне для избавленья данный. 52 Все чудеса запретных Еве рощ Омытого росой не оградили От слез, пролившихся, как черный дождь. 55 "Дант, оттого что отошел Вергилий, Не плачь, не плачь еще; не этот меч Тебе для плача жребии судили". 58 Как адмирал, чтобы людей увлечь На кораблях воинственной станицы, То с носа, то с кормы к ним держит речь, 61 Такой, над левым краем колесницы, Чуть я взглянул при имени своем, Здесь поневоле вписанном в страницы, 64 Возникшая с завешенным челом Средь ангельского празднества - стояла, Ко мне чрез реку обратясь лицом. 67 Хотя опущенное покрывало, Окружено Минервиной листвой, Ее открыто видеть не давало, 70 Но, с царственно взнесенной головой, Она промолвила, храня обличье Того, кто гнев удерживает свой: 73 "Взгляни смелей! Да, да, я - Беатриче. Как соизволил ты взойти сюда, Где обитают счастье и величье?" 76 Глаза к ручью склонил я, но когда Себя увидел, то, не молвив слова, К траве отвел их, не стерпев стыда. 79 Так мать грозна для сына молодого, Как мне она казалась в гневе том: Горька любовь, когда она сурова. 82 Она умолкла; ангелы кругом Запели: "In te, Domine, speravi", На "pedes meos" завершив псалом. 85 Как леденеет снег в живой дубраве, Когда, славонским ветром остужен, Хребет Италии сжат в мерзлом сплаве, 88 И как он сам собою поглощен, Едва дохнет земля, где гибнут тени, И кажется-то воск огнем спален, - 91 Таков был я, без слез и сокрушений, До песни тех, которые поют Вослед созвучьям вековечных сеней; 94 Но чуть я понял, что они зовут Простить меня, усердней, чем словами: "О госпожа, зачем так строг твой суд!", - 97 Лед, сердце мне сжимавший как тисками, Стал влагой и дыханьем и, томясь, Покинул грудь глазами и устами. 100 Она, все той же стороны держась На колеснице, вняв моленья эти, Так, речь начав, на них отозвалась: 103 "Вы бодрствуете в вековечном свете; Ни ночь, ни сон не затмевают вам Неутомимой поступи столетий; 106 И мой ответ скорей тому, кто там Сейчас стоит и слезы льет безгласно, И скорбь да соразмерится делам. 109 Не только силой горних кругов, властно Белящих семени дать должный плод, Чему расположенье звезд причастно, 112 Но милостью божественных щедрот, Чья дождевая туча так подъята, Что до нее наш взор не досягнет, 115 Он в новой жизни был таков когда-то, Что мог свои дары, с теченьем дней, Осуществить невиданно богато. 118 Но тем дичей земля и тем вредней, Когда в ней плевел сеять понемногу, Чем больше силы почвенной у ней. 121 Была пора, он находил подмогу В моем лице; я взором молодым Вела его на верную дорогу. 124 Но чуть я, между первым и вторым Из возрастов, от жизни отлетела, - Меня покинув, он ушел к другим. 127 Когда я к духу вознеслась от тела И силой возросла и красотой, Его душа к любимой охладела. 130 Он устремил шаги дурной стезей, К обманным благам, ложным изначала, Чьи обещанья - лишь посул пустой. 133 Напрасно я во снах к нему взывала И наяву, чтоб с ложного следа Вернуть его: он не скорбел нимало. 136 Так глубока была его беда, Что дать ему спасенье можно было Лишь зрелищем погибших навсегда. 139 И я ворота мертвых посетила, Прося, в тоске, чтобы ему помог Тот, чья рука его сюда взводила. 142 То было бы нарушить божий рок - Пройти сквозь Лету и вкусить губами Такую снедь, не заплатив оброк 145 Раскаянья, обильного слезами". ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ 1 Ты, ставший, у священного потока, - Так, речь ко мне направив острием, Хоть было уж и лезвие жестоко, 4 Она тотчас же начала потом, - Скажи, скажи, права ли я! Признаний Мои улики требуют во всем". 7 Я был так слаб от внутренних терзаний, Что голос мой, поднявшийся со дна, Угас, еще не выйдя из гортани. 10 Пождав: "Ты что же? - молвила она. - Ответь мне! Память о годах печали В тебе волной еще не сметена". 13 Страх и смущенье, горше, чем вначале, Исторгли из меня такое "да", Что лишь глаза его бы распознали. 16 Как самострел ломается, когда Натянут слишком, и полет пологий Его стрелы не причинит вреда, 19 Так я не вынес бремени тревоги, И ослабевший голос мой затих, В слезах и вздохах, посреди дороги. 22 Она сказала: "На путях моих, Руководимый помыслом о благе, Взыскуемом превыше всех других, 25 Скажи, какие цепи иль овраги Ты повстречал, что мужеством иссяк И к одоленью не нашел отваги? 28 Какие на челе у прочих благ Увидел чары и слова обета, Что им навстречу устремил свой шаг?" 31 Я горьким вздохом встретил слово это И, голос мой усильем подчиня, С трудом раздвинул губы для ответа. 34 Потом, в слезах: "Обманчиво маня, Мои шаги влекла тщета земная, Когда ваш облик скрылся от меня". 37 И мне она: "Таясь иль отрицая, Ты обмануть не мог бы Судию, Который судит, все деянья зная.. 40 Но если кто признал вину свою Своим же ртом, то на суде точило Вращается навстречу лезвию. 43 И все же, чтоб тебе стыднее было, Заблудшему, и чтоб тебя опять, Как прежде, песнь сирен не обольстила, 46 Не сея слез, внимай мне, чтоб узнать, Куда мой образ, ставший горстью пыли, Твои шаги был должен направлять. 49 Природа и искусство не дарили Тебе вовек прекраснее услад, Чем облик мой, распавшийся в могиле. 52 Раз ты лишился высшей из отрад С моею смертью, что же в смертной доле Еще могло к себе привлечь твой взгляд? 55 Ты должен был при первом же уколе Того, что бренно, устремить полет Вослед за мной, не бренной, - как дотоле. 58 Не надо было брать на крылья гнет, Чтоб снова пострадать, - будь то девичка Иль прочий вздор, который миг живет. 61 Раз, два страдает молодая птичка; А оперившихся и зорких птиц От стрел и сети бережет привычка". 64 Как малыши, глаза потупив ниц, Стоят и слушают и, сознавая Свою вину, не подымают лиц, 67 Так я стоял. "Хоть ты скорбишь, внимая, Вскинь бороду, - она сказала мне. - Ты больше скорби вынесешь, взирая". 70 Крушится легче дуб на крутизне Под ветром, налетевшим с полуночи Или рожденным в Ярбиной стране, 73 Чем поднял я на зов чело и очи; И, бороду взамен лица назвав, Она отраву сделала жесточе. 76 Когда я каждый распрямил сустав, Глаз различил, что первенцы творенья Дождем цветов не окропляют трав; 79 И я увидел, полн еще смятенья, Что Беатриче взоры навела На Зверя, слившего два воплощенья. 82 Хоть за рекой и не открыв чела, - Она себя былую побеждала Мощнее, чем других, когда жила. 85 Крапива скорби так меня сжигала, Что, чем сильней я что-либо любил, Тем ненавистней это мне предстало. 88 Такой укор мне сердце укусил, Что я упал; что делалось со мною, То знает та, кем я повержен был. 91 Обретши силы в сердце, над собою Я увидал сплетавшую венок И услыхал: "Держись, держись, рукою!" 94 Меня, по горло погрузи в поток, Она влекла и легкими стопами Поверх воды скользила, как челнок. 97 Когда блаженный берег был над нами, "Asperges me", - так нежно раздалось, Что мне не вспомнить, не сказать словами. 100 Меж тем она, взметнув ладони врозь, Склонилась надо мной и погрузила Мне голову, так что глотнуть пришлось. 103 Потом, омытым влагой, поместила Меж четверых красавиц в хоровод, И каждая меня рукой укрыла. 106 "Мы нимфы - здесь, мы - звезды в тьме высот; Лик Беатриче не был миру явлен, Когда служить ей мы пришли вперед. 109 Ты будешь нами перед ней поставлен; Но вникнешь в свет ее отрадных глаз Среди тех трех, чей взор острей направлен". 112 Так мне они пропели; и тотчас Мы перед грудью у Грифона стали, Имея Беатриче против нас. 115 "Не береги очей, - они сказали. - Вот изумруды, те, что с давних пор Оружием любви тебя сражали". 118 Сто сот желаний, жарче, чем костер, Вонзили взгляд мой в очи Беатриче, Все на Грифона устремлявшей взор. 121 Как солнце в зеркале, в таком величье Двусущный Зверь в их глубине сиял, То вдруг в одном, то вдруг в другом обличье. 124 Суди, читатель, как мой ум блуждал, Когда предмет стоял неизмененный, А в отраженье облик изменял. 127 Пока, ликующий и изумленный, Мой дух не мог насытиться едой, Которой алчет голод утоленный, - 130 Отмеченные высшей красотой, Три остальные, распевая хором, Ко мне свой пляс приблизили святой. 133 "Взгляни, о Беатриче, дивным взором На верного, - звучала песня та, - Пришедшего по кручам и просторам! 136 Даруй нам милость и твои уста Разоблачи, чтобы твоя вторая Ему была открыта красота!" 139 О света вечного краса живая, Кто так исчах и побледнел без сна В тени Парнаса, струй его вкушая, 142 Чтоб мысль его и речь была властна Изобразить, какою ты явилась, Гармонией небес осенена, 145 Когда в свободном воздухе открылась? ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ 1 Мои глаза так алчно утоляли Десятилетней жажды жгучий зной, Что все другие чувства мертвы стали; 4 Взор здесь и там был огражден стеной Невнятия, влекомый неуклонно В былую сеть улыбкой неземной; 7 Но влево отклонился принужденно, " Когда из уст богинь, стоявших там, Раздалось слово: "Слишком напряженно!" 10 Упадок зренья, свойственный глазам, В которых солнце свеже отразилось, Меня на время приобщил к слепцам; 13 Когда же с малым зренье вновь сроднилось (Я молвлю "с малым", мысля о большом, С которым ощущенье разлучилось), 16 Я видел - вправо повернув плечом, Святое войско шло стезей возвратной, С седмицей свеч и с солнцем пред челом. 19 Как, оградив себя щитами, ратный Заходит строй, за стягом идя вспять, Пока порядок не создаст обратный, - 22 Так стран небесных головная рать Вся перед нами прежде растянулась, Чем колесница стала загибать. 25 Из женщин каждая к оси вернулась, И благодатный груз повлек Грифон, Но ни перо на нем не шелохнулось. 28 Та, кем я был сквозь воду проведен, И я, и Стаций шли с руки, где круче Колесный след в загибе закруглен. 31 Так, через лес, пустынный и дремучий С тех пор, как змею женщина вняла, Мы шли под голос ангельских созвучий. 34 Насколько трижды пролетит стрела, Настолько удалясь, мы шаг прервали, И Беатриче на землю сошла. 37 Тогда "Адам!" все тихо пророптали И обступили древо, чьих ветвей Ни листья, ни цветы не украшали. 40 Его намет, чем выше, тем мощней И вправо расширявшийся, и влево, Дивил бы индов высотой своей. 43 "Хвала тебе. Грифон, за то, что древа Не ранишь клювом; вкус отраден в нем, Но горькие терзанья терпит чрево", - 46 Вскричали прочие, обстав кругом Могучий ствол; и Зверь двоерожденный: "Так семя всякой правды соблюдем". 49 И, к дышлу колесницы обращенный, Он к сирой ветви сам его привлек, Связав их вязью, из нее сплетенной. 52 Как наши поросли, когда поток Большого света смешан с тем, который Вслед за ельцом небесным ждет свой срок, 55 Пестро рядятся в свежие уборы, Пока еще не под другой звездой Коней для Солнца запрягают Оры, - 58 Так в цвет, светлей фиалки полевой И гуще розы, облеклось растенье, Где прежде каждый сук был неживой. 61 Я не постиг нездешнее хваленье, Которое весь сонм их возгласил, И не дослушал до конца их пенье. 64 Умей я начертать, как усыпил Сказ о Сиринге очи стражу злому, Который бденье дорого купил, 67 Я, подражая образцу такому, Живописал бы, как ввергался в сон; Но пусть искуснейший опишет дрему. 70 А я скажу, как я был пробужден И полог сна раздрали блеск мгновенный И возглас: "Встань же! Чем ты усыплен?" 73 Как, цвет увидев яблони священной, Чьим брачным пиром небеса полны И чьи плоды бесплотным вожделенны, 76 Петр, Иоанн и Яков, сражены Бесчувствием, очнулись от глагола, Который разрушал и глубже сны, 79 И видели, что лишена их школа Уже и Моисея, и Ильи, И на учителе другая стола, - 82 Так я очнулся, в смутном забытьи Увидев над собой при этом кличе Ту, что вдоль струй вела шаги мои. 85 В смятенье, я сказал: "Где Беатриче?" И та: "Она воссела у корней Листвы, обретшей новое величье. 88 Взгляни на круг приблизившихся к ней; Другие ввысь восходят за Грифоном, И песня их и глубже, и звучней". 91 Звенела ль эта речь дальнейшим звоном, Не знаю, ибо мне была видна Та, что мой слух заставила заслоном. 94 Она сидела на земле, одна, Как если б воз, который Зверь двучастный Связал с растеньем, стерегла она. 97 Окрест нее смыкали круг прекрасный Семь нимф, держа огней священный строй, Над коим Австр и Аквилон не властны. 100 "Ты здесь на краткий срок в сени лесной, Дабы затем навек, средь граждан Рима, Где римлянин - Христос, пребыть со мной. 103 Для пользы мира, где добро гонимо, Смотри на колесницу и потом Все опиши, что взору было зримо". 106 Так Беатриче; я же, весь во всем К стопам ее велений преклоненный, Воззрел послушно взором и умом. 109 Не падает столь быстро устремленный Огонь из тучи плотной, чьи пласты Скопились в сфере самой отдаленной, 112 Как птица Дия пала с высоты Вдоль дерева, кору его терзая, А не одну лишь зелень и цветы, 115 И, в колесницу мощно ударяя, Ее качнула; так, с боков хлеща, Раскачивает судно зыбь морская. 118 Потом я видел, как, вскочить ища, Кралась лиса к повозке величавой, Без доброй снеди до костей тоща. 121 Но, услыхав, какой постыдной славой Ее моя корила госпожа, Она умчала остов худощавый. 124 Потом, я видел, прежний путь держа, Орел спустился к колеснице снова И оперил ее, над ней кружа. 127 Как бы из сердца, горестью больного, С небес нисшедший голос произнес: "О челн мой, полный бремени дурного!" 130 Потом земля разверзлась меж колес, И видел я, как вышел из провала Дракон, хвостом пронзая снизу воз; 133 Он, как оса, вбирающая жало, Согнул зловредный хвост и за собой Увлек часть днища, утоленный мало. 136 Остаток, словно тучный луг - травой, Оделся перьями, во имя цели, Быть может, даже здравой и благой, 139 Подаренными, и они одели И дышло, и колеса по бокам, Так, что уста вздохнуть бы не успели. 142 Преображенный так, священный храм Явил семь глав над опереньем птичьим: Вдоль дышла - три, четыре - по углам. 145 Три первые уподоблялись бычьим, У прочих был единый рог в челе; В мир не являлся зверь, странней обличьем. 148 Уверенно, как башня на скале, На нем блудница наглая сидела, Кругом глазами рыща по земле; 151 С ней рядом стал гигант, чтобы не смела Ничья рука похитить этот клад; И оба целовались то и дело. 154 Едва она живой и жадный взгляд Ко мне метнула, друг ее сердитый Ее стегнул от головы до пят. 157 Потом, исполнен злобы ядовитой, Он отвязал чудовище ив лес Его повлек, где, как щитом укрытый, 160 С блудницей зверь невиданный исчез. ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 1 Deus, venerunt gentes", - то четыре, То три жены, та череда и та, Сквозь слезы стали петь стихи Псалтири. 4 И Беатриче, скорбью повита, Внимала им, подобная в печали, Быть может, лишь Марии у креста. 7 Когда же те простор для речи дали, Сказала, вспыхнув, как огонь во тьме, И встав, и так слова ее звучали: 10 "Modicum, et non videbitis me; Et iterum, любимые сестрицы, Modicum, et vos videbitis me". 13 И, двинувшись в предшествии седмицы, Мне, женщине и мудрецу - за ней Идти велела манием десницы. 16 И ранее, чем на стезе своей Она десятый шаг свой опустила, Мне хлынул в очи свет ее очей. 19 "Иди быстрей, - она проговорила, Спокойное обличие храня, - Чтобы тебе удобней слушать было". 22 Я подошел, по ней мой шаг равня; Она сказала: "Брат мой, почему бы Тебе сейчас не расспросить меня?" 25 Как те, кому мешает страх сугубый Со старшими свободно речь вести, И голос их едва идет сквозь зубы, 28 Так, полный звук не в силах обрести: "О госпожа, - ответил я, смущенный, - То, что мне нужно, легче вам найти". 31 Она на это: "Пусть твой дух стесненный Боязнь и стыд освободят от пут, Так, чтобы ты не говорил, как сонный. 34 Знай, что порушенный змеей сосуд Был и не стал; но от судьи вселенной Вино и хлеб злодея не спасут. 37 Еще придет преемник предреченный Орла, чьи перья, в колесницу пав, Ее уродом сделали и пленной. 40 Я говорю, провиденьем познав, Что вот уже и звезды у порога, Не знающие никаких застав, 43 Когда Пятьсот Пятнадцать, вестник бога, Воровку и гиганта истребит За то, что оба согрешали много. 46 И если эта речь моя гласит, Как Сфинга и Фемида, темным складом, И смысл ее от разума сокрыт, - 49 Событья уподобятся Наядам И трудную загадку разрешат, Но будет мир над нивой и над стадом. 52 Следи; и точно, как они звучат, Мои слова запомни для наказа Живым, чья жизнь - лишь путь до смертных врат 55 И при писанье своего рассказа Не скрой, каким растенье ты нашел, Ограбленное здесь уже два раза. 58 Кто грабит ветви иль терзает ствол, Повинен в богохульственной крамоле: Бог для себя святыню их возвел. 61 Грызнув его, пять тысяч лет и доле Ждала в мученьях первая душа, Чтоб грех избыл другой, по доброй воле. 64 Спит разум твой, размыслить не спеша, Что неспроста оно взнеслось так круто, Таким наметом стебель заверша. 67 Не будь твое сознание замкнуто, Как в струи Эльсы, в помыслы сует, Не будь их прелесть - как Пирам для тута, 70 Ты, по наличью этих лишь примет, Постиг бы нравственно, сколь правосудно Господь на древо наложил запрет. 73 Но так как ты, - мне угадать нетрудно, - Окаменел и потускнел умом И свет моих речей приемлешь скудно, 76 Хочу, чтоб ты в себе их нес потом, Подобно хоть не книге, а картине, Как жезл приносят с пальмовым листом". 79 И я: "Как оттиск в воске или глине, Который принял неизменный вид, Мой разум вашу речь хранит отныне. 82 Но для чего в такой дали парит Ваш долгожданный голос, и чем боле К нему я рвусь, тем дальше он звучит?" 85 "Чтоб ты постиг, - сказала, - что за школе Ты следовал, и видел, можно ль ей Познать сокрытое в моем глаголе; 88 И видел, что до божеских путей Вам так далеко, как земному краю До неба, мчащегося всех быстрей". 91 На что я молвил: "Я не вспоминаю, Чтоб я когда-либо чуждался вас, И в этом я себя не упрекаю". 94 Она же: "Если ты на этот раз Забыл, - и улыбнулась еле зримо, - То вспомни, как ты Лету пил сейчас; 97 Как судят об огне по клубам дыма, Само твое забвенье - приговор Виновной воле, устремленной мимо. 100 Но говорить с тобою с этих пор Я буду обнаженными словами, Чтобы их видеть мог твой грубый взор". 103 Все ярче, замедленными шагами, Вступало солнце в полуденный круг, Который создан нашими глазами, 106 Когда в пути остановились вдруг, - Как проводник, который полн сомнений, Увидев незнакомое вокруг, - 109 Семь жен у выхода из бледной тени, Какую в Альпах стелет вдоль ручья Вязь черных веток и зеленой сени. 112 Там растекались, - мог бы думать я, - Тигр и Евфрат из одного истока, Лениво разлучаясь, как друзья. 115 "О светоч смертных, блещущий высоко, Что это за раздвоенный поток, Сам от себя стремящийся далеко?" 118 На что сказали так: "Тебе урок Подаст Мательда". И, путем ответа Как бы желая отвести упрек, 121 Прекрасная сказала: "И про это, И про иное с ним я речь вела, И не могла ее похитить Лета". 124 И Беатриче: "Больших мыслей мгла, Ложащихся на память пеленою, Ему, быть может, ум заволокла. 127 Но видишь льющуюся там Эвною: Сведи его и сделай, как всегда, Угаснувшую силу вновь живою". 130 Как избранные души без труда Желанное другим желают сами, Лишь только есть малейшая нужда, 133 Так, до меня дотронувшись перстами, Она пошла и на учтивый лад Сказала Стацию: "Ты следуй с нами". 136 Не будь, читатель, у меня преград Писать еще, я бы воспел хоть мало Питье, чью сладость вечно пить бы рад; 139 Но так как счет положен изначала Страницам этой кантики второй, Узда искусства здесь меня сдержала. 142 Я шел назад, священною волной Воссоздан так, как жизненная сила Живит растенья зеленью живой, 145 Чист и достоин посетить светила.  * РАЙ *  ПЕСНЬ ПЕРВАЯ 1 Лучи того, кто движет мирозданье, Все проницают славой и струят Где - большее, где - меньшее сиянье. 4 Я в тверди был, где свет их восприят Всего полней; но вел бы речь напрасно О виденном вернувшийся назад; 7 Затем что, близясь к чаемому страстно, Наш ум к такой нисходит глубине, Что память вслед за ним идти не властна. 10 Однако то, что о святой стране Я мог скопить, в душе оберегая, Предметом песни воспослужит мне. 13 О Аполлон, последний труд свершая, Да буду я твоих исполнен сил, Как ты велишь, любимый лавр вверяя. 16 Мне из зубцов Парнаса нужен был Пока один; но есть обоим дело, Раз я к концу ристанья приступил. 19 Войди мне в грудь и вей, чтоб песнь звенела, Как в день, когда ты Марсия извлек И выбросил из оболочки тела. 22 О вышний дух, когда б ты мне помог Так, чтобы тень державы осиянной Явить, в мозгу я впечатленной мог, 25 Я стал бы в сень листвы, тебе желанной, Чтоб на меня возложен был венец, Моим предметом и тобой мне данный. 28 Ее настолько редко рвут, отец, Чтоб кесаря почтить или поэта, К стыду и по вине людских сердец, 31 Что богу Дельф должно быть в радость это, Когда к пенейским листьям взор воздет И чье-то сердце жаждой их согрето. 34 За искрой пламя ширится вослед: За мной, быть может, лучшими устами Взнесут мольбу, чтоб с Кирры был ответ. 37 Встает для смертных разными вратами Лампада мира; но из тех, где слит Бег четырех кругов с тремя крестами, 40 По лучшему пути она спешит И с лучшею звездой, и чище сила Мирскому воску оттиск свой дарит. 43 Почти из этих врат там утро всплыло, Здесь вечер пал, и в полушарьи том Все стало белым, здесь все черным было, 46 Когда, налево обратясь лицом, Вонзилась в солнце Беатриче взором; Так не почиет орлий взгляд на нем. 49 Как луч выходит из луча, в котором Берет начало, чтоб отпрянуть ввысь, - Скиталец в думах о возврате скором, - 52 Так из ее движений родились, Глазами в дух войдя, мои; к светилу Не по-людски глаза мои взнеслись. 55 Там можно многое, что не под силу Нам здесь, затем что создан тот приют Для человека по его мерилу. 58 Я выдержал недолго, но и тут Успел заметить, что оно искрилось, Как взятый из огня железный прут. 61 И вдруг сиянье дня усугубилось, Как если бы второе солнце нам Велением Могущего явилось. 64 А Беатриче к вечным высотам Стремила взор; мой взгляд низведши вскоре, Я устремил глаза к ее глазам. 67 Я стал таким, в ее теряясь взоре, Как Главк, когда вкушенная трава Его к бессмертным приобщила в море. 70 Пречеловеченье вместить в слова Нельзя; пример мой близок по приметам, Но самый опыт - милость божества. 73 Был ли я только тем, что в теле этом Всего новей, Любовь, господь высот, То знаешь ты, чьим я вознесся светом. 76 Когда круги, которых вечный ход Стремишь, желанный, ты, мой дух призвали Гармонией, чей строй тобой живет, 79 Я видел - солнцем загорелись дали Так мощно, что ни ливень, ни поток Таких озер вовек не расстилали. 82 Звук был так нов, и свет был так широк, Что я горел постигнуть их начало; Столь острый пыл вовек меня не жег. 85 Та, что во мне, как я в себе, читала, - Чтоб мне в моем смятении - помочь, Скорей, чем я спросил, уста разъяла 88 И начала: "Ты должен превозмочь Неверный домысл; то, что непонятно, Ты понял бы, его отбросив прочь. 91 Не на земле ты, как считал превратно, Но молния, покинув свой предел, Не мчится так, как ты к нему обратно". 94 Покров сомненья с дум моих слетел, Снят сквозь улыбку речью небольшою, Но тут другой на них отяготел, 97 И я сказал: "Я вновь пришел к покою От удивленья; но дивлюсь опять, Как я всхожу столь легкою средою". 100 Она, умея вздохом сострадать, Ко мне склонила взор неизреченный, Как на дитя в бреду - взирает мать, 103 И начала: "Все в мире неизменный Связует строй; своим обличьем он Подобье бога придает вселенной. 106 Для высших тварей в нем отображен След вечной Силы, крайней той вершины, Которой служит сказанный закон. 109 И этот строй объемлет, всеединый, Все естества, что по своим судьбам! - Вблизи или вдали от их причины. 112 Они плывут к различным берегам Великим морем бытия, стремимы Своим позывом, что ведет их сам. 115 Он пламя мчит к луне, неудержимый; Он в смертном сердце возбуждает кровь; Он землю вяжет в ком неразделимый. 118 Лук этот вечно мечет, вновь и вновь, Не только неразумные творенья, Но те, в ком есть и разум и любовь. 121 Свет устроительного провиденья Покоит твердь, объемлющую ту, Что всех поспешней быстротой вращенья. 124 Туда, в завещанную высоту, Нас эта сила тетивы помчала, Лишь радостную ведая мету. 127 И все ж, как образ отвечает мало Подчас тому, что мастер ждал найти, Затем что вещество на отклик вяло, - 130 Так точно тварь от этого пути Порой отходит, властью обладая, Хоть дан толчок, стремленье отвести; 133 И как огонь, из тучи упадая, Стремится вниз, так может первый взлет Пригнуть обратно суета земная. 136 Дивись не больше, - это взяв в расчет, - Тому, что всходишь, чем стремнине водной, Когда она с вершины вниз течет. 139 То было б диво, если бы, свободный От всех помех, ты оставался там, Как сникший к почве пламень благородный". 142 И вновь лицо подъяла к небесам. ПЕСНЬ ВТОРАЯ 1 О вы, которые в челне зыбучем, Желая слушать, плыли по волнам Вослед за кораблем моим певучим, 4 Поворотите к вашим берегам! Не доверяйтесь водному простору! Как бы, отстав, не потеряться вам! 7 Здесь не бывал никто по эту пору: Минерва веет, правит Аполлон, Медведиц - Музы указуют взору, 10 А вы, немногие, что испокон Мысль к ангельскому хлебу обращали, Хоть кто им здесь живет - не утолен, 13 Вам можно смело сквозь морские дали Свой струг вести там, где мой след вскипел, Доколе воды ровными не стали. 16 Тех, кто в Колхиду путь преодолел, Не столь большое ждало удивленье, Когда Ясон предстал как земледел. 19 Врожденное и вечное томленье По божьем царстве мчало наш полет, Почти столь быстрый, как небес вращенье. 22 Взор Беатриче не сходил с высот, Мой взор - с нее. Скорей, чем с самострела Вонзится, мчится и сорвется дрот, 25 Я долетел до чудного предела, Привлекшего глаза и разум мой; И та, что прямо в мысль мою глядела, - 28 Сияя радостью и красотой: "Прославь душой того, - проговорила, - Кто дал нам слиться с первою звездой". 31 Казалось мне - нас облаком накрыло, Прозрачным, гладким, крепким и густым, Как адамант, что солнце поразило. 34 И этот жемчуг, вечно нерушим, Нас внутрь воспринял, как вода - луч света, Не поступаясь веществом своим. 37 Коль я был телом, и тогда, - хоть это Постичь нельзя, - объем вошел в объем, Что должно быть, раз тело в тело вдето, 40 То жажда в нас должна вспылать огнем Увидеть Сущность, где непостижимо Природа наша слита с божеством. 43 Там то, во что мы верим, станет зримо, Самопонятно без иных мерил; Так - первоистина неоспорима. 46 Я молвил: "Госпожа, всей мерой сил Благодарю того, кто благодатно Меня от смертных стран отъединил. 49 Но что, скажите, означают пятна На этом теле, вид которых нам О Каине дает твердить превратно?" 52 Тогда она с улыбкой: "Если там Сужденья смертных ложны, - мне сказала, - Где не прибегнуть к чувственным ключам, 55 Взирай на это, отстраняя жало Стрел удивленья, раз и чувствам вслед, Как видишь, разум воспаряет вяло. 58 А сам ты мыслишь как?" И я в ответ: "Я вижу этой разности причину В том, скважен ли, иль плотен сам предмет". 61 Она же мне: "Как мысль твоя в пучину Неистинного канет, сам взгляни, Когда мой довод я навстречу двину. 64 Восьмая твердь являет вам огни, И многолики, при числе несчетном, Количеством и качеством они. 67 Будь здесь причина в скважном или плотном, То свойство было бы у всех одно, Делясь неравно в сонме быстролетном. 70 Различье свойств различьем рождено Существенных начал, а по ответу, Что ты даешь, начало всех равно. 73 И сверх того, будь сумрачному цвету Причиной скважность, то или насквозь Неплотное пронзало бы планету, 76 Или, как в теле рядом ужилось Худое с толстым, так и тут примерно Листы бы ей перемежать пришлось. 79 О первом бы гласили достоверно Затменья солнца: свет сквозил бы здесь, Как через все, что скважно и пещерно. 82 Так не бывает. Вслед за этим взвесь Со мной второе; и его сметая, Я домысл твой опровергаю весь. 85 Коль скоро эта скважность - не сквозная, То есть предел, откуда вглубь лежит Ее противность, дальше не пуская. 88 Отсюда чуждый луч назад бежит, Как цвет, отосланный обратно в око Стеклом, когда за ним свинец укрыт. 91 Ты скажешь мне, что луч, войдя глубоко, Здесь кажется темнее, чем вокруг, Затем что отразился издалека. 94 Чтоб этот довод рухнул так же вдруг, Тебе бы опыт сделать не мешало; Ведь он для вас - источник всех наук. 97 Возьми три зеркала, и два сначала Равно отставь, а третье вдаль попять, Чтобы твой взгляд оно меж них встречало. 100 К ним обратясь, свет за спиной приладь, Чтоб он все три зажег, как строй светилен, И ото всех шел на тебя опять. 103 Хоть по количеству не столь обилен Далекий блеск, он яркостью своей Другим, как ты увидишь, равносилен. 106 Теперь, как под ударами лучей Основа снега зрится обнаженной От холода и цвета прежних дней, 109 Таков и ты, и мысли обновленной Я свет хочу пролить такой живой, Что он в глазах дрожит, воспламененный. 112 Под небом, где божественный покой, Кружится тело некое, чья сила Все то, что в нем, наполнила собой. 115 Твердь вслед за ним, где столькие светила, Ее распределяет естествам, Которые, не слив с собой, вместила. 118 Так поступает к остальным кругам Премного свойств, которые они же Приспособляют к целям и корням. 121 Строй членов мира, как, всмотревшись ближе, Увидел ты, уступами идет И, сверху взяв, патом вручает ниже. 124 Следи за тем, как здесь мой шаг ведет К познанью истин, для тебя бесценных, Чтоб знать потом, где пролегает брод. 127 Исходят бег и мощь кругов священных, Как ковка от умеющих ковать, От движителей некоих блаженных. 130 И небо, где светил не сосчитать, Глубокой мудрости, его кружащей, Есть повторенный образ и печать. 133 И как душа, под перстью преходящей, В разнообразных членах растворясь, Их направляет к цели надлежащей, 136 Так этот разум, дробно расточась По многим звездам, благость изливает, Вокруг единства своего кружась. 139 И каждая из разных сил вступает В связь с драгоценным телом, где она, Как в людях жизнь, по-разному мерцает. 142 Ликующей природой рождена, Влитая сила светится сквозь тело, Как радость сквозь зрачок излучена. 145 В ней - ключ к тому, чтоб разное блестело По-разному, не в плотности отнюдь: В ней - то начало, что творит всецело, 148 По мере благости, и блеск и муть". ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ 1 То солнце, что зажгло мне грудь любовью, Открыло мне прекрасной правды лик, Прибегнув к доводам и прекословью; 4 И, торопясь признать, что я постиг И убежден, я, сколько подобало, Лицо для речи поднял в тот же миг. 7 Но предо мной видение предстало И к созерцанью так меня влекло, Что речь забылась и не прозвучала. 10 Как чистое, прозрачное стекло Иль ясных вод спокойное теченье, Где дно от глаз неглубоко ушло, 13 Нам возвращают наше отраженье Столь бледным, что жемчужину скорей На белизне чела отыщет зренье, - 16 Такой увидел я чреду теней, Беседы ждавших; тут я обманулся Иначе, чем влюбившийся в ручей. 19 Как только взором я до них коснулся, Я счел их отраженьем лиц людских И, чтоб взглянуть, кто это, обернулся; 22 Вперив глаза в ничто, я вверил их Вновь свету милой спутницы; с улыбкой, Она пылала глубью глаз святых. 25 "Что я смеюсь над детскою ошибкой, - Она сказала, - странного в том нет: Не доверяясь правде мыслью зыбкой, 28 Ты вновь пустому обращен вослед. Твой взор живые сущности встречает: Здесь место тех, кто преступил обет. 31 Спроси их, слушай, верь; их утоляет Свет вечной правды, и ни шагу он Им от себя ступить не позволяет". 34 И я, к одной из теней обращен, Чья жажда говорить была мне зрима, Сказал, как тот, кто хочет и смущен: 37 "Блаженная душа, ты, что, хранима Всевечным светом, знаешь благодать, Чья сладость лишь вкусившим постижима, 40 Я был бы счастлив от тебя узнать, Как ты зовешься и о вашей доле". Та, с ясным взором, рада отвечать: 43 "У нас любовь ничьей правдивой воле Дверь не замкнет, уподобляясь той, Что ждет подобных при своем престоле. 46 Была я в мире девственной сестрой; И, в память заглянув проникновенно, Под большею моею красотой 49 Пиккарду ты узнаешь, несомненно. Среди блаженных этих вкруг меня Я в самой медленной из сфер блаженна. 52 Желанья наши, нас воспламеня Служеньем воле духа пресвятого, Ликуют здесь, его завет храня. 55 И наш удел, столь низменней иного, Нам дан за то, что нами был забыт Земной обет и не блюлся сурово". 58 И я на то: "Ваш небывалый вид Блистает так божественно и чудно, Что он с начальным обликом не слит. 61 Здесь память мне могла служить лишь скудно; Но помощь мне твои слова несут, И мне узнать тебя теперь нетрудно. 64 Но расскажи: вы все, кто счастлив тут, Взыскуете ли высшего предела, Где больший кругозор и дружба ждут?" 67 С другими улыбаясь, тень глядела И, радостно откликнувшись потом, Как бы любовью первой пламенела: 70 "Брат, нашу волю утолил во всем Закон любви, лишь то желать велящей, Что есть у нас, не мысля об ином. 73 Когда б мы славы восхотели вящей, Пришлось бы нашу волю разлучить С верховной волей, нас внизу держащей, - 76 Чего не может в этих сферах быть, Раз пребывать в любви для нас necesse И если смысл ее установить. 79 Ведь тем-то и блаженно наше esse, Что божья воля руководит им И наша с нею не в противовесе. 82 И так как в этом царстве мы стоим По ступеням, то счастливы народы И царь, чью волю вольно мы вершим; 85 Она - наш мир; она - морские воды, Куда течет все, что творит она, И все, что создано трудом природы". 88 Тут я постиг, что всякая страна На небе - Рай, хоть в разной мере, ибо Неравно милостью орошена. 91 Но как, из блюд вкусив какого-либо, Мы следующих просим иногда, За съеденное говоря спасибо, 94 Так поступил и молвил я тогда, Дабы услышать, на какой же ткани Ее челнок не довершил труда. 97 "Жену высокой жизни и деяний, - Она в ответ, - покоит вышний град. Те, кто ее не бросил одеяний, 100 До самой смерти бодрствуют и спят Близ жениха, который всем обетам, Ему с любовью принесенным, рад. 103 Я, вслед за ней, наскучив рано светом, В ее одежды тело облекла, Быть верной обещав ее заветам. 106 Но люди, в жажде не добра, а зла, Меня лишили тихой сени веры, И знает бог, чем жизнь моя была. 109 А этот блеск, как бы превыше меры, Что вправо от меня тебе предстал, Пылая всем сияньем нашей сферы, 112 Внимая мне, и о себе внимал: С ее чела, как и со мной то было, Сорвали тень священных покрывал. 115 Когда ее вернула миру сила, В обиду ей и оскорбив алтарь, - Она покровов сердца не сложила. 118 То свет Костанцы, столь великой встарь, Кем от второго вихря, к свевской славе, Рожден был третий вихрь, последний царь". 121 Так молвила, потом запела "Ave, Maria", исчезая под напев, Как тонет груз и словно тает въяве. 124 Мой взор, вослед ей пристально смотрев, Насколько можно было, с ней простился, И, к цели больших дум его воздев, 127 Я к Беатриче снова обратился; Но мне она в глаза сверкнула так, Что взгляд сперва, не выдержав, смутился; 130 И новый мой вопрос замедлил шаг. ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1 Меж двух равно манящих яств, свободный В их выборе к зубам бы не поднес Ни одного и умер бы голодный; 4 Так агнец медлил бы меж двух угроз Прожорливых волков, равно страшимый; Так медлил бы меж двух оленей пес. 7 И то, что я молчал, равно томимый Сомненьями, счесть ни добром, ни злом Нельзя, раз это путь необходимый. 10 Так я молчал; но на лице моем Желанье, как и сам вопрос, сквозило Жарчей, чем сказанное языком. 18 Но Беатриче, вроде Даниила, Кем был смирен Навуходоносор, Когда его свирепость ослепила, 16 Сказала: "Вижу, что возник раздор В твоих желаньях, и, теснясь в неволе, Раздумья тщетно рвутся на простор. 19 Ты мыслишь: "Раз я стоек в доброй воле, То как насилье нанесет урон Моей заслуге хоть в малейшей доле?" 22 Еще и тем сомненьем ты смущен, Не взносятся ли души в самом деле Обратно к звездам, как учил Платон. 25 По-равному твое стесняют velle Вопросы эти; обращаясь к ним, Сперва коснусь того, чей яд тяжеле. 28 Всех глубже вбожествленный серафим И Моисей и Самуил пророки Иль Иоанн, - он может быть любым, - 31 Мария - твердью все равновысоки Тем духам, что тебе являлись тут, И бытия их не иные сроки; 34 Все красят первый круг и там живут В неравной неге, ибо в разной мере Предвечных уст они дыханье пьют. 37 И здесь они предстали не как в сфере, Для них назначенной, а чтоб явить Разностепенность высшей на примере. 40 Так с вашей мыслью должно говорить, Лишь в ощутимом черплющей познанье, Чтоб разуму затем его вручить. 43 К природе вашей снисходя, Писанье О божией деснице говорит И о стопах, вводя иносказанье; 46 И Гавриила в человечий вид, И Михаила церковь облекает, Как и того, кем исцелен Товит. 49 То, что Тимей о душах утверждает, Несходно с тем, что здесь дано узнать, Затем что он как будто впрямь считает, 52 Что всякая душа взойдет опять К своей звезде, с которой связь порвала, Ниспосланная тело оживлять. 55 Но может быть - здесь мысль походит мало На то, что выразил словесный звук; Тогда над ней смеяться не пристало. 58 Так, возвращая светам этих дуг Честь и позор влияний, может статься, Он в долю правды направлял бы лук. 61 Поняв его превратно, заблуждаться Пошел почти весь мир, и так тогда Юпитер, Марс, Меркурий стали зваться. 64 В другом твоем сомнении вреда Гораздо меньше; с ним пребудешь здравым И не собьешься с моего следа. 67 Что наше правосудие неправым Казаться может взору смертных, в том Путь к вере, а не к ересям лукавым. 70 Но так как человеческим умом Глубины этой правды постижимы, Твое желанье утолю во всем. 73 Раз только там насилье, где теснимый Насильнику не помогал ничуть, То эти души им не извинимы; 76 Затем что волю силой не задуть; Она, как пламя, борется упорно, Хотя б его сто раз насильно гнуть. 79 А если в чем-либо она покорна, То вторит силе; так и эти вот, Хоть в божий дом могли уйти повторно. 82 Будь воля их тот целостный оплот, Когда Лаврентий не встает с решетки Или суровый Муций руку жжет, - 85 Освободясь, они тот путь короткий, Где их влекли, прошли бы сами вспять; Но те примеры - редкие находки. 88 Так, если точно речь мою понять, Исчез вопрос, который, возникая, Тебе и дальше мог бы докучать. 91 Но вот теснина предстает другая, И здесь тебе вовеки одному Не выбраться; падешь, изнемогая. 94 Как я внушала, твоему уму, Слова святого никогда не лживы: От Первой Правды не уйти ему. 97 Слова Пиккарды, стало быть, правдивы, Что дух Костанцы жаждал покрывал, Моим же как бы противоречивы. 100 Ты знаешь, брат, сколь часто мир видал, Что человек, пред чем-нибудь робея, Свершает то, чего бы не желал; 103 Так Алкмеон, ослушаться не смея Родителя, родную мать убил И превратился, зла страшась, в злодея. 106 Здесь, как ты сам, надеюсь, рассудил, Насилье слито с волей, и такого Не извинить, кто этим прегрешил. 109 По сути, воля не желает злого, Но с ним мирится, ибо ей страшней Стать жертвою чего-либо иного. 112 Пиккapдa мыслит в повести своей О чистой воле, той, что вне упрека; Я - о другой; мы обе правы с ней". 115 Таков был плеск священного потока, Который от верховий правды шел; Он обе жажды утолил глубоко. 118 "Небесная, - тогда я речь повел, - Любимая Вселюбящего, светит, Живит теплом и влагой ваш глагол. 121 Таких глубин мой дух в себе не встретит, Чтоб дар за дар воздать решился он; Пусть тот, кто зрящ и властен, вам ответит. 124 Я вижу, что вовек не утолен Наш разум, если Правдой непреложной, Вне коей правды нет, не озарен. 127 В ней он покоится, как зверь берложный, Едва дойдя; и он всегда дойдет, - Иначе все стремления ничтожны. 130 От них у корня истины встает Росток сомненья; так природа властно С холма на холм ведет нас до высот. 133 Вот что дает мне смелость, манит страстно Вас, госпожа, почтительно спросить О том, что для меня еще неясно. 136 Я знать хочу, возможно ль возместить Разрыв обета новыми делами И груз их на весы к вам положить". 139 Она такими дивными глазами Огонь любви метнула на меня, Что веки у меня поникли сами, 142 И я себя утратил, взор склоня. ПЕСНЬ ПЯТАЯ 1 Когда мой облик пред тобою блещет И свет любви не по-земному льет, Так, что твой взор, не выдержав, трепещет, 4 Не удивляйся; это лишь растет Могущественность зренья и, вскрывая, Во вскрытом благе движется вперед. 7 Уже я вижу ясно, как, сияя, В уме твоем зажегся вечный свет, Который любят, на него взирая. 10 И если вас влечет другой предмет, То он всего лишь - восприятий ложно Того же света отраженный след. 13 Ты хочешь знать, чем равноценным можно Обещанные заменить дела, Чтобы душа почила бестревожно". 16 Так Беатриче в эту песнь вошла И продолжала слова ход священный, Чтоб речь ее непрерванной текла: 19 "Превысший дар создателя вселенной, Его щедроте больше всех сродни И для него же самый драгоценный, - 22 Свобода воли, коей искони Разумные создания причастны, Без исключенья все и лишь они. 25 Отсюда ты получишь вывод ясный, Что значит дать обет, - конечно, там, Где бог согласен, если мы согласны. 28 Бог обязаться дозволяет нам, И этот клад, такой, как я сказала, Себя ему приносит в жертву сам. 31 Где ценность, что его бы заменяла? А в отданном ты больше не волен, И жертвовать чужое - не пристало. 34 Ты в основном отныне утвержден; Но так как церковь знает разрешенья, С чем как бы спорит сказанный закон, 37 Не покидай стола без замедленья: Кусок, который съел ты, был тугим И требует подмоги для сваренья. 40 Открой же разум свой словам моим И в нем замкни их; исчезает вскоре То, что, услышав, мы не затвердим. 43 Две стороны мы видим при разборе Подобных жертв: одну мы видим в том, Чем жертвуют; другую - в договоре. 46 Последний обязателен во всем, Пока не выполнен, как изъяснялось Уже и выше точным языком. 49 Вот почему евреям полагалось, - Ты помнишь, - жертвовать из своего, Хоть жертва иногда и заменялась. 52 Зато второе, то есть существо, Бывает и таким, что есть пределы, В которых можно изменить его. 55 Но бремя плеч своих и самый смелый Менять не смеет и обязан несть, Пока недвижны желтый ключ и белый. 58 Да и обмен нелепым надо счесть, Когда предмет, имевшийся доселе, Не входит в новый, как четыре в шесть. 61 А если ценность - всех других тяжело И всякой чаши книзу тянет край, Ее ничем не возместить на деле. 64 Своим обетом, смертный, не играй! Будь стоек, но не обещайся слепо, Как первый дар принесший Иеффай; 67 Он не сказал: "Я поступил нелепо!", А согрешил, свершая. В тот же ряд Вождь греков стал, безумный столь свирепо, 70 Что вместе с Ифигенией скорбят Глупец и мудрый, все, кому случится Услышать про чудовищный обряд. 73 О христиане, полно торопиться, Лететь, как перья, всем ветрам вослед! Не думайте любой водой омыться! 76 У вас есть Ветхий, Новый есть завет, И пастырь церкви вас всегда наставит; Вот путь спасенья, и другого нет. 79 А если вами злая алчность правит, Так вы же люди, а не скот тупой, И вас меж вас еврей да не бесславит! 82 Не будьте, как ягненок молодой, Который, бросив мать, беды не чуя, По простоте играет сам с собой!" 85 Так Беатриче мне, как здесь пишу я; Потом туда, где мир всего живей, Вновь обратила взоры, вся взыскуя. 88 Ее безмолвье, чудный блеск очей Лишили слов мой жадный ум, где зрели Опять вопросы к госпоже моей. 91 И как стрела спешит коснуться цели Скорее, чем затихнет тетива, Так ко второму царству мы летели. 94 Такая радость в ней зажглась, едва Тот светоч нас объял, что озарилась Сама планета светом торжества. 97 И раз звезда, смеясь, преобразилась, То как же - я, чье естество всегда Легко переменяющимся мнилось? 100 Как из глубин прозрачного пруда К тому, что тонет, стая рыб стремится, Когда им в этом чудится еда, 103 Так видел я - несчетность блесков мчится Навстречу нам, и в каждом клич звучал: "Вот кем любовь для нас обогатится!" 106 И чуть один к нам ближе подступал, То виделось, как все в нем ликовало, По зареву, которым он сиял. 109 Суди, читатель: оборвись начало На этом, как бы тягостно тебе Дальнейшей повести недоставало; 112 И ты поймешь, как мне об их судьбе Хотелось внять правдивые глаголы, Едва мой взгляд воспринял их в себе. 115 "Благорожденный, ты, кому престолы Всевечной славы видеть предстоит, Пока не кончен труд войны тяжелый, - 118 Тот свет, который в небесах разлит, Пылает в нас; поэтому, желая Про нас узнать, ты будешь вволю сыт". 121 Так молвила одна мне тень благая, А Беатриче: "Смело говори И слушай с верой, как богам внимая!" 124 "Я вижу, как гнездишься ты внутри Своих лучей и как их льешь глазами, Ликующими пламенней зари. 127 Но кто ты, дух достойный, и пред нами Зачем предстал в той сфере, чье чело От смертных скрыто чуждыми лучами?" 130 Так я сказал сиявшему светло, Тому, кто речь держал мне; и сиянье Его еще лучистей облекло. 133 Как солнце, чье чрезмерное сверканье Его же застит, если жар пробил Смягчающих паров напластованье, 136 Так он, ликуя, от меня укрыл Священный лик среди его же света И, замкнут в нем, со мной заговорил, 139 Как будет в следующей песни спето. ПЕСНЬ ШЕСТАЯ 1 С пор как взмыл, послушный Константину, Орел противу звезд, которым вслед И Он встарь парил за тем, кто взял Лавину, 4 Господня птица двести с лишним лет На рубеже Европы пребывала, Близ гор, с которых облетела свет; 7 И тень священных крыл распростирала На мир, который был во власть ей дан, И там, из длани в длань, к моей ниспала. 10 Был кесарь я, теперь - Юстиниан; Я, Первою Любовью вдохновленный, В законах всякий устранил изъян. 13 Я верил, в труд еще не погруженный, Что естество в Христе одно, не два, Такою верой удовлетворенный. 16 Но Агапит, всех пастырей глава, Мне свой урок преподал благодатный В той вере, что единственно права. 19 Я внял ему; теперь мне так понятны Его слова, как твоему уму В противоречье ложь и правда внятны. 22 Я стал ступать, как церковь; потому И бог меня отметил, мне внушая Высокий труд; я предался ему, 25 Оружье Велисарию вверяя, Которого господь в боях вознес, От ратных дел меня освобождая. 28 Таков ответ на первый твой вопрос; Но надо, чтоб, об этом повествуя, Еще немного слов я произнес, 31 Всю правоту тебе живописуя Тех, кто подвигся на священный стяг, Его присвоив или с ним враждуя. 34 Взгляни, каким величьем всякий шаг Его сиял; чтоб он владел державой, Паллант всех прежде кровию иссяк. 37 Ты знаешь, как он в Альбе величавой Три века ждал, чтоб на ее полях Три против трех вступили в бой кровавый; 40 И что он сделал при семи царях, От скорби жен сабинских до печали Лукреции, в соседях сея страх; 43 Что сделал он, когда его вздымали На Бренна и на Пирра и подряд Властителей и веча покоряли, - 46 За что косматый Квинций, и Торкват, И Деции, и Фабии доныне Прославлены, и я почтить их рад. 49 Он ниспроверг арабов в их гордыне, Вслед Ганнибалу миновавших склон, Откуда, По, ты держишь путь к равнине. 52 Он видел, как Помпеи и Сципион Повиты юной славой и крушима Вершина, под которой ты рожден. 55 Пока то время близилось незримо, Когда свой облик твердь земле дала, Им Цезарь овладел, по воле Рима. 58 От Вара к Рейну про его дела Спроси волну Изары, Эры, Сенны И всех долин, что Рона приняла. 61 А что он сделал, выйдя из Равенны И минув Рубикон, - то был полет, Ни словом, ни пером не изреченный. 64 Он двинул на Испанию поход; Затем к Дураццо; и в Фарсал вонзился, Исторгнув стон у жарких Нильских вод; 67 Антандр и Симоэнт, где встарь гнездился, Увидел вновь, и Гекторов курган, И вновь, на горе Птолемею, взвился. 70 На Юбу пал, как грозовой таран, И вновь пошел на запад ваш, где к брани Опять взывали трубы помпеян. 73 О том, чем был он в следующей длани, Брут лает с Кассием в Аду, скорбят Перузий с Мутиной, полны стенаний. 76 И до сих пор отчаяньем объят Дух Клеопатры, спасшейся напрасно, Чтоб смерть ей дал змеиный черный яд. 79 Он долетел туда, где море красно; Он подарил земле такой покой, Что Янов храм был заперт повсечасно. 82 Но все, что стяг, превозносимый мной, Свершил дотоле и свершил в грядущем Для подданной ему страны земной, - 85 Мрак и ничто, когда умом нелгущим И ясным оком взглянем на него При третьем кесаре, его несущем. 88 Живая Правда, в длани у того, Ему внушила славный долг - сурово Исполнить мщенье гнева своего. 91 Теперь дивись, мое услышав слово: Он с Титом вновь пошел и отомстил За отомщение греха былого. 94 Когда же лангобардский зуб язвил Святую церковь, под его крылами Великий Карл, разя, ее укрыл. 97 Суди же сам о тех, кто с их грехами Помянут мной, суди об их делах, Первопричине всех несчастий с вами. 100 Тот - всенародный стяг втоптал во прах Для желтых лилий, тот - себе присвоил; Чей хуже грех - не взвесишь на весах. 103 Уж пусть бы гибеллин себе устроил у Особый стяг! А этот - не для тех, Кто справедливость и его - раздвоил! 106 И гвельфам нет надежды на успех С их новым Карлом; львы крупней ходили, А эти когти с них сдирали мех! 109 Уже нередко дети слезы лили За грех отца; и люди пусть не ждут, Что бог покинет герб свой ради лилий! 112 А эта малая звезда - приют Тех душ, которые, стяжать желая Хвалу и честь, несли усердный труд. 115 И если цель желаний - лишь такая И верная дорога им чужда, То к небу луч любви восходит, тая. 118 Но в том - часть нашей радости, что мзда Нам по заслугам нашим воздается, Не меньше и не больше никогда. 121 И в этом так отрадно познается Живая Правда, что вовеки взор К какому-либо злу не обернется. 124 Различьем звуков гармоничен хор; Различье высей в нашей жизни ясной - Гармонией наполнило простор. 127 И здесь внутри жемчужины прекрасной Сияет свет Ромео, чьи труды Награждены неправдой столь ужасной. 130 Но провансальцам горестны плоды Их происков; и тот вкусит мытарства, Кому чужая доблесть злей беды. 183 Рамондо Берингьер четыре царства Дал дочерям; а ведал этим всем Ромео, скромный странник, враг коварства. 136 И все же, наущенный кое-кем, О нем, безвинном, он повел дознанье; Тот на десять представил пять и семь. 139 И, нищ и древен, сам ушел в изгнанье; Знай только мир, что в сердце он таил, За кусом кус прося на пропитанье, - 142 Его хваля, он громче бы хвалил!" ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ 1 Osanna, sanctus Deus sabaoth, Superillustrans claritate tua Felices ignes horum malacoth!" 4 Так видел я поющей сущность ту И как она под свой напев поплыла, Двойного света движа красоту. 7 Она себя с другими в пляске слила, И, словно стаю мчащихся огней, Внезапное пространство их укрыло. 10 Колеблясь, я: "Скажи, скажи же ей, - Твердил себе. - Ты, жаждой опаленный, Скажи об этом госпоже твоей!" 13 Но даже в БЕ и в ИЧЕ приученный Святыню чтить, я, голову клоня, Поник, как человек в истоме сонной. 16 Она, таким не потерпев меня, Сказала, улыбнувшись мне так чудно, Что счастлив будешь посреди огня: 19 "Как я сужу, - а мне понять нетрудно, - Ты тем смущен, что праведная месть Быть может отомщенной правосудно. 22 Твои сомненья мне легко расплесть; А ты внимай, и то, чего не ведал, В моих словах ты будешь рад обресть. 25 За то, что тот, кто не рождался, не дал Связать свой произвол, себе на зло, - Прокляв себя, он всех проклятью предал; 28 И человечество больным слегло На долгие века во тьме растленной, Пока господне Слово не сошло 31 В мир, где природу, от творца вселенной Отпавшую, оно слило с собой Могуществом Любви неизреченной. 34 На то, что я скажу, глаза открой! Была природа эта, с ним слитая, Как в миг созданья, чистой и благой; 37 Но все же - тою, что обитель Рая Утратила, в преступной слепоте Путь истины и жизни презирая. 40 Поэтому и кара на кресте, Свершаясь над природой восприятой, Была превыше всех по правоте; 43 Но также и неправеднейшей платой, Когда мы взглянем, с чьим лицом слилась Природа эта и кто был распятый. 46 Так эта смерть, в последствиях делясь, И бога, и евреев утолила: Раскрылось небо, и земля встряслась. 49 И я тебе отныне разъяснила, Как справедливость праведным судом За праведное мщенье отомстила. 52 Но только вновь твой ум таким узлом, За мыслью мысль, обвился многократно, Что ждет свободы и томится в нем. 55 Ты говоришь: "Мне это все понятно; Но почему господь для нас избрал Лишь этот путь спасенья, мне невнятно". 58 Никто из тех, мой брат, не проникал Очами в тайну этого решенья, Чей дух в огне любви не возмужал. 61 Здесь многие пытают силу зренья, Но различают мало; потому Скажу, чем вызван этот путь спасенья. 64 Господня благость, отметая тьму, Горит в самой себе и так искрится, Что вечные красоты льет всему. 67 Все то, что прямо от нее струится, Пребудет вечно, ибо не прейдет Ее печать, когда она ложится. 70 Все то, что прямо от нее течет, Всецело вольно, ибо то свободно, Что новых сил не ощущает гнет. 73 Что ей сродней, то больше ей угодно; Священный жар, повсюду излучен, Живее в том, что более с ним сходно. 76 И человек всем этим наделен; Но при утрате хоть единой доли Он благородства своего лишен. 79 Один лишь грех его лишает воли, Лишая сходства с Истинным Добром, Которым он не озаряем боле. 82 Низверженный в достоинстве своем, Он встать не может, не восполнив счета Возмездием за наслажденье злом. 85 Природа ваша, согрешая tota В своем зерне, утратила, упав, Свои дары и райские ворота; 88 И не могла вернуть старинных прав, Как строгое покажет рассужденье, Тот или этот брод не миновав: 91 Иль чтоб господь ей даровал прощенье Из милости; иль чтобы смертный сам Мог искупить свое грехопаденье. 94 Теперь направь глаза ко глубинам Предвечного совета и вниманьем Усиленно прильни к мои словам! 97 Сам человек достойным воздаяньем Спасти себя не мог, лишенный сил Принизиться настолько послушаньем, 100 Насколько вознестись, ослушный, мнил; Вот почему своими он делами Себя бы никогда не искупил. 103 Был должен бог, раз не могли вы сами, К всецелой жизни возвратить людей, Будь то одним, будь то двумя путями. 106 Но делателю дело тем милей, Чем более, из сердца источая, В него вложил он благости своей; 109 И благость божья, в мире разлитая, Тем и другим направилась путем, Вас к прежним высям вознести желая. 112 Между последней тьмой и первым днем Величественней не было деянья И не свершится впредь ни на одном. 115 Бог, снизошедший до самоотданья, Щедрее вам помог себя спасти, Чем милостью простого оправданья; 118 И были бы закрыты все пути Для правосудья, если б сын господень Не принял униженья во плоти. 121 Чтоб ты от всех сомнений был свободен, Добавлю поясненье, и тогда Ты зоркостью со мною станешь сходен. 124 Ты говоришь: "И пламя, и вода, И воздух, и земля, и их смешенья, Придя в истленье, гибнут без следа. 127 А это ведь, однако же, творенья! И если речь твоя была верна, Им надо быть избавленным от тленья". 130 Брат! Ангелы и чистая страна, Где ты сейчас, - я так бы изложила, - В их совершенстве созданы сполна. 133 И те стихии, что ты назвал было, И сложенное ими естество Образовала созданная сила. 136 Сотворены само их вещество И сила тех творящих излучений, Что льют светила, движась вкруг него. 139 Душа животных и душа растений Из свойственной среды извлечены Лучами и движеньем звездной сени. 142 А ваши жизни в вас вдохновлены Всевышней благостью и к ней всецело, В нее влюбленные, устремлены. 145 На этом основать ты можешь смело И ваше воскресенье, если ты Припомнишь, как творилось ваше тело 148 И творенье прародительской четы". ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ 1 В погибшем мире веровать привыкли, Что излученья буйной страсти льет - Киприда, движась в третьем эпицикле; 4 И воздавал не только ей почет Обетов, жертв и песенного звона В былом неведенье былой народ, 7 Но чтились вместе с ней, как мать - Диона, И Купидон - как сын; и басня шла, Что на руки его брала Дидона. 10 Той, кем я начал, названа была Звезда, которая взирает страстно На солнце то вдогонку, то с чела. 13 Как мы туда взлетели, мне неясно; Но что мы - в ней, уверило меня Лицо вожатой, став вдвойне прекрасно. 16 Как различимы искры средь огня Иль голос в голосе, когда в движенье Придет второй, а первый ждет, звеня, 19 Так в этом свете видел я круженье Других светил, и разный бег их мчал, Как, верно, разно вечное их зренье. 22 От мерзлой тучи ветер не слетал Настолько быстрый, зримый иль незримый, Чтоб он не показался тих и вял 25 В сравненье с тем, как были к нам стремимы Святые светы, покидая пляс, Возникший там, где реют серафимы. 28 Из глуби тех, кто был вблизи от нас, "Осанна" так звучала, что томился По этим звукам я с тех пор не раз. 31 Потом один от прочих отделился И начал так: "Мы все служить тебе Спешим, чтоб ты о нас возвеселился. 34 В одном кругу, круженье и алчбе Наш сонм с чредой Начал небесных мчится, Которым ты сказал, в земной судьбе: 37 "Вы, чьей заботой третья твердь кружится"; Мы так полны любви, что для тебя Нам будет сладко и остановиться". 40 Мои глаза доверили себя Глазам владычицы и, их ответом Сомнение и робость истребя, 43 Вновь утолились этим щедрым светом, И я: "Скажи мне, кто вы", - произнес, Замкнув большое чувство в слове этом. 46 Как в мощи и в объеме он возрос От радости, - чья сила умножала Былую радость, - слыша мой вопрос! 49 И, став таким, он мне сказал: "Я мало Жил в дельном мире; будь мой век продлен, То многих бы грядущих зол не стало. 52 Я от тебя весельем утаен, В лучах его сиянья незаметный, Как червячок средь шелковых пелен. 55 Меня любил ты, с нежностью не тщетной: Будь я в том мире, ты бы увидал Не только лишь листву любви ответной. 58 Тот левый берег, где свой быстрый вал Проносит, смешанная с Соргой, Рона, Господства моего в грядущем ждал; 61 Ждал рог авзонский, где стоят Катона, Гаэта, Бари, замкнуты в предел От Верде к Тронто до морского лона. 64 И на челе моем уже блестел Венец земли, где льется ток Дуная, Когда в немецких долах отшумел; 67 Прекрасная Тринакрия, - вдоль края, Где от Пахина уперся в Пелор Залив, под Эвром стонущий, мгляная 70 Не от Тифея, а от серных гор, - Ждала бы государей, мной рожденных От Карла и Рудольфа, до сих пор, 73 Когда бы произвол, для угнетенных Мучительный, Палермо не увлек Вскричать: "Бей, бей!" - восстав на беззаконных. 76 И если бы мой брат предвидеть мог, Он с каталонской жадной нищетою Расстался бы, чтоб избежать тревог; 79 Ему пора бы, к своему покою, Иль хоть другим, его груженый струг Не загружать поклажею двойною: 82 Раз он, сын щедрого, на щедрость туг, Ему хоть слуг иметь бы надлежало, Которые не жадны класть в сундук". 85 "То ликованье, что во мне взыграло От слов твоих, о господин мой, там, Где всяких благ скончанье и начало, 88 Ты видишь, верю, как я вижу сам; Оно мне тем милей; и тем дороже, Что зримо вникшим в божество глазам. 91 Ты дал мне радость, дай мне ясность тоже; Я тем смущен, услышав отзыв твой, Что сладкое зерно столь горьким всхоже". 94 Так я; и он: "Вняв истине одной, К тому, чем вызвано твое сомненье, Ты станешь грудью, как стоишь спиной. 97 Тот, кто приводит в счастье и вращенье Мир, где ты всходишь, в недрах этих тел Преображает в силу провиденье. 100 Не только бытие предусмотрел Для всех природ всесовершенный Разум, Но вместе с ним и лучший их удел. 103 И этот лук, стреляя раз за разом, Бьет точно, как предвидено стрельцом, И как бы направляем метким глазом. 106 Будь иначе, твердь на пути твоем Такие действия произвела бы, Что был бы вместо творчества - разгром; 109 А это означало бы, что слабы Умы, вращающие сонм светил, И тот, чья мудрость их питать должна бы. 112 Ты хочешь, чтоб я ближе разъяснил?" И я: "Не надо. Мыслить безрассудно, Что б нужный труд природу утомил". 115 И он опять: "Скажи, мир жил бы скудно, Не будь согражданином человек?" "Да, - молвил я, - что доказать нетрудно". 118 "А им он был бы, если б не прибег Для разных дел к многоразличью званий? Нет, если правду ваш мудрец изрек". 121 И, в выводах дойдя до этой грани, Он заключил: "Отсюда - испокон Различны корни ваших содеяний: 124 В одном родится Ксеркс, в другом - Солон, В ином - Мельхиседек, в ином - родитель Того, кто пал, на крыльях вознесен. 127 Круговорот природы, впечатлитель Мирского воска, свой блюдет устав, Но он не поглядит, где чья обитель. 130 Вот почему еще в зерне Исав Несходен с Яковом, отец Квирина Так низок, что у Марса больше прав. 133 Рожденная природа заедино С рождающими шла бы их путем, Когда б не сила божьего почина. 136 Теперь ты к истине стоишь лицом. Но чтоб ты знал, как мне с тобой отрадно, Хочу, чтоб вывод был тебе плащом. 139 Природа, если к ней судьба нещадна, Всегда, как и любой другой посев На чуждой почве, смотрит неприглядно; 142 И если б мир, основы обозрев, Внедренные природой, шел за нею, Он стал бы лучше, в людях преуспев. 145 Вы тащите к церковному елею Такого, кто родился меч нести, А царство отдаете казнодею; 148 И так ваш след сбивается с пути". ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ 1 Когда твой Карл, прекрасная Клеменца, Мне пролил свет, он, вскрыв мне, как вражда Обманет некогда его младенца, 4 Сказал: "Молчи, и пусть кружат года!" И я могу сказать лишь, что рыданья Ждут тех, кто пожелает вам вреда. 7 И жизнь святого этого сиянья Опять вернулась к Солнцу, им полна, Как, в мере, им доступной, все созданья. 10 Вы, чья душа греховна и темна, Как от него вас сердце отвратило, И голова к тщете обращена? 13 И вот ко мне еще одно светило Приблизилось и, озарясь вовне, Являло волю сделать, что мне мило. 16 Взор Беатриче, устремлен ко мне, В том, что она с просимым согласилась, Меня, как прежде, убедил вполне. 19 "Дай, чтобы то, чего хочу, свершилось, Блаженный дух, - сказал я, - мне явив, Что мысль моя в тебе отобразилась". 22 Свет, новый для меня, на мой призыв, Из недр своих, пред тем звучавших славой, Сказал, как тот, кто щедрым быть счастлив: 25 "В Италии, растленной и лукавой, Есть область от Риальто до вершин, Нистекших Брентой и нистекших Пьявой; 28 и там есть невысокий холм один, Откуда факел снизошел, грозою Кругом бушуя по лицу равнин. 31 Единого он корня был со мною; Куниццой я звалась и здесь горю Как этой побежденная звездою. 34 Но, в радости, себя я не корю Такой моей судьбой, хоть речи эти Я не для вашей черни говорю. 37 Об этом драгоценном самоцвете, Всех ближе к нам, везде молва идет; И прежде чем умолкнуть ей на свете, 40 Упятерится этот сотый год: Тех, чьи дела величьем пресловуты, Вторая жизнь вослед за первой ждет. 43 В наш век о ней не думает замкнутый Меж Адиче и Тальяменто люд И, хоть избит, не тужит ни минуты. 46 Но падуанцы вскорости нальют Другой воды в Виченцское болото, Затем что долг народы не блюдут. 44 А там, где в Силе впал Каньян, есть кто-то, Владычащий с подъятой головой, Кому уже готовятся тенета. 52 И Фельтро оросит еще слезой Грех мерзостного пастыря, столь черный, Что в Мальту не вступали за такой. 56 Под кровь феррарцев нужен чан просторный, И взвешивая, сколько унций в ней, Устал бы, верно, весовщик упорный, 58 Когда свой дар любезный иерей Преподнесет как честный враг крамолы; Но этим там не удивишь людей. 61 Вверху есть зеркала (для вас - Престолы), Откуда блещет нам судящий бог; И эти наши истины глаголы". 64 Она ум