олкла; и я видеть мог, Что мысль она к другому обратила, Затем что прежний круг ее увлек. 67 Другая радость, чье величье было Мне ведомо, всплыла, озарена, Как лал, в который солнце луч вонзило. 70 Вверху весельем яркость рождена, Как здесь - улыбка; а внизу мрачнеет Тем больше тень, чем больше мысль грустна. 73 "Бог видит все, твое в нем зренье реет, - Я молвил, - дух блаженный, и ничья Мысль у тебя себя украсть не смеет. 76 Так что ж твой голос, небо напоя Среди святых огней, чей хор кружится, В шести крылах обличия тая, 79 Не даст моим желаньям утолиться? Я упредить вопрос твой был бы рад, Когда б, как ты в меня, в тебя мог влиться". 82 "Крупнейший дол, где волны бег свой мчат, - Так отвечал он, - устремясь широко Из моря, землю взявшего в обхват, 85 Меж розных берегов настоль глубоко Уходит к солнцу, что, где прежде был Край неба, там круг полдня видит око. 88 Я на прибрежье между Эбро жил И Магрою, чей ток, уже у ската, От Генуи Тоскану отделил. 91 Близки часы восхода и заката В Буджее и в отечестве моем, Согревшем кровью свой залив когда-то. 94 Среди людей, кому я был знаком, Я звался Фолько; и как мной владело Вот это небо, так я властен в нем; 97 Затем что не страстней была дочь Бела, Сихея и Креусу оскорбив, Чем я, пока пора не отлетела, 100 Ни родопеянка, с которой лжив Был Демофонт, ни сам неодолимый Алкид, Иолу в сердце заключив. 103 Но здесь не скорбь, а радость обрели мы- Не о грехе, который позабыт, А об Уме, чьей мыслью мы хранимы. 106 Здесь видят то искусство, что творит С такой любовью, и глядят в Начало, Чья благость к высям дольный мир стремит. 109 Но чтоб на все, что мысль твоя желала Знать в этой сфере, ты унес ответ, Последовать и дальше мне пристало. 112 Ты хочешь знать, кто в этот блеск одет, Которого близ нас сверкает слава, Как солнечный в прозрачных водах свет. 115 Так знай, что в нем покоится Раава И, с нашим сонмом соединена, Его увенчивает величаво. 118 И в это небо, где заострена Тень мира вашего, из душ всех ране В Христовой славе принята она. 121 Достойно, чтоб она среди сияний Одной из твердей знаменьем была Победы, добытой поднятьем дланей, 124 Затем что Иисусу помогла Прославиться в Земле Обетованной, Мысль о которой папе не мила. 127 Твоя отчизна, стебель окаянный Того, кто первый богом пренебрег И завистью наполнил мир пространный, 130 Растит и множит проклятый цветок, Чьей прелестью с дороги овцы сбиты, А пастырь волком стал в короткий срок. 133 С ним слово божье и отцы забыты, И отдан Декреталиям весь пыл, Заметный в том, чем их поля покрыты. 136 Он папе мил и кардиналам мил; Их ум не озабочен Назаретом, Куда раскинул крылья Гавриил. 139 Но Ватикан и чтимые всем светом Святыни Рима, где кладбище тех, Кто пал, Петровым следуя заветам, 142 Избудут вскоре любодейный грех". ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ 1 Взирая на божественного Сына, Дыша Любовью вечной, как и тот, Невыразимая Первопричина 4 Все, что в пространстве и в уме течет, Так стройно создала, что наслажденье Невольно каждый, созерцая, пьет. 7 Так устреми со мной, читатель, зренье К высоким дугам до узла того, Где то и это встретилось движенье; 10 И полюбуйся там на мастерство Художника, который, им плененный, Очей не отрывает от него. 13 Взгляни, как там отходит круг наклонный, Где движутся планеты и струят Свой дар земле на зов ее исконный: 16 Когда бы не был этот путь покат, Погибло бы небесных сил немало И чуть не все, чем дельный мир богат; 14 А если б их стезя положе стала Иль круче, то премногого опять Внизу бы и вверху недоставало. 22 Итак, читатель, не спеши вставать, Продумай то, чего я здесь касался, И восхитишься, не успев устать. 25 Тебе я подал, чтоб ты сам питался, Затем что полностью владеет мной Предмет, который описать я взялся. 28 Первослуга природы, мир земной Запечатлевший силою небесной И мерящий лучами час дневной, - 31 С узлом вышепомянутым совместный, По тем извоям совершал свой ход, Где он все раньше льет нам свет чудесный. 34 И я был с ним, но самый этот взлет Заметил лишь, как всякий замечает, Что мысль пришла, когда она придет. 37 Так быстро Беатриче восхищает От блага к лучшему, что ей вослед Стремленье времени не поспевает. 40 Каким сияньем каждый был одет Там, в недрах солнца, посещенных нами, Раз отличает их не цвет, а свет! 43 Умом, искусством, нужными словами Я беден, чтоб наглядный дать рассказ. Пусть верят мне и жаждут видеть сами. 46 А что воображенье низко в нас Для тех высот, дивиться вряд ли надо, Затем что солнце есть предел для глаз. 49 Таков был блеск четвертого отряда Семьи Отца, являющего ей То, как он дышит и рождает чадо. 52 И Беатриче мне: "Благоговей Пред Солнцем ангелов, до недр плотского Тебя вознесшим милостью своей!" 55 Ничья душа не ведала такого Святого рвенья и отдать свой пыл Создателю так не была готова, 58 Как я, внимая, это ощутил; И так моя любовь им поглощалась, Что я о Беатриче позабыл. 61 Она, без гнева, только, улыбалась, Но так сверкала радость глаз святых, Что целостная мысль моя распалась. 64 Я был средь блесков мощных и живых, Обвивших нас венцом, и песнь их слаще Еще была, чем светел облик их; 67 Так дочь Латоны иногда блестящий Наденет пояс, и, огнем сквозя, Он светится во мгле, его держащей. 70 В дворце небес, где шла моя стезя, Есть много столь прекрасных самоцветов, Что их из царства унести нельзя; 73 Таким вот было пенье этих светов; И кто туда подняться не крылат, Тот от немого должен ждать ответов. 76 Когда певучих солнц горящий ряд, Нас, неподвижных, обогнув трикраты, Как звезды, к остьям близкие, кружат, 79 Остановился, как среди баллаты, Умолкнув, станет женщин череда И ждет, чтоб отзвучал запев начатый, 82 В одном из них послышалось: "Когда Луч милости, который возжигает Неложную любовь, чтоб ей всегда 85 Расти с ним вместе, так в тебе сверкает, Что вверх тебя ведет по ступеням, С которых сшедший - вновь на них - ступает, 88 Тот, кто твоим бы отказал устам В своем вине, не больше бы свободен Был, чем поток, не льющийся к морям. 91 Ты хочешь знать, какими благороден Цветами наш венок, сплетенный тут Вкруг той, кем ты введен в чертог господень. 94 Я был одним из агнцев, что идут За Домиником на пути богатом, Где все, кто не собьется, тук найдут. 97 Тот, справа, был мне пестуном и братом; Альбертом из Колоньи он звался, А я звался Фомою Аквинатом. 100 Чтоб наша вязь тебе предстала вся, Внимай, венец блаженный озирая И взор вослед моим словам неся. 103 Дот этот пламень льет, не угасая, Улыбка Грациана, кем стоят И тот, и этот суд, к отраде Рая. 106 Другой, чьи рядом с ним лучи горят, Был тем Петром, который, как однажды Вдовица, храму подарил свой клад. 109 Тот, пятый блеск, прекраснее, чем каждый Из нас, любовью вдохновлен такой, Что мир о нем услышать полон жажды. 112 В нем - мощный ум, столь дивный глубиной, Что, если истина - не заблужденье, Такой мудрец не восставал второй. 115 За ним ты видишь светоча горенье, Который, во плоти, провидеть мог Природу ангелов и их служенье. 118 Соседний с ним счастливый огонек - Заступник христианских лет, который И Августину некогда помог. 121 Теперь, вращая мысленные взоры От света к свету вслед моим хвалам, Ты, чтоб узнать восьмого, ждешь опоры. 124 Узрев все благо, радуется там Безгрешный дух, который лживость мира Являет внявшему его словам. 127 Плоть, из которой он был изгнан, сиро Лежит в Чельдоро; сам же он из мук И заточенья принят в царство мира. 130 За ним пылают, продолжая круг, Исидор, Беда и Рикард с ним рядом, Нечеловек в превысшей из наук. 133 Тот, вслед за кем ко мне вернешься взглядом, Был ясный дух, который смерти ждал, Отравленный раздумий горьким ядом: 136 То вечный свет Сигера, что читал В Соломенном проулке в оны лета И неугодным правдам поучал". 139 И как часы зовут нас в час рассвета, Когда невеста божья, встав, поет Песнь утра жениху и ждет привета, 142 И зубчик гонит зубчик и ведет, И нежный звон "тинь-тинь" - такой блаженный, Что дух наш полн любви, как спелый плод, - 145 Так предо мною хоровод священный Вновь двинулся, и каждый голос в лад Звучал другим, такой неизреченный, 148 Как может быть лишь в вечности услад. ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ 1 О смертных безрассудные усилья! Как скудоумен всякий силлогизм, Который пригнетает ваши крылья 4 Кто разбирал закон, кто - афоризм, Кто к степеням священства шел ревниво, Кто к власти чрез насилье иль софизм, 7 Кого манил разбой, кого - нажива, Кто, в наслажденья тела погружен, Изнемогал, а кто дремал лениво, 10 В то время как, от смуты отрешен, Я с Беатриче в небесах далече Такой великой славой был почтен. 13 Как только каждый прокружил до встречи С той точкой круга, где он прежде был, Все утвердились, как в светильнях свечи. 16 И светоч, что со мною говорил, Вновь подал голос из своей средины И, улыбаясь, ярче засветил: 19 "Как мне сияет луч его единый, Так, вечным Светом очи напоя, Твоих раздумий вижу я причины. 22 Ты ждешь, недоуменный, чтобы я Тебе раскрыл пространней, чем вначале, Дабы могла постичь их мысль твоя, 25 Мои слова, что "Тук найдут", и дале, Где я сказал: "Не восставал второй": Здесь надо, чтоб мы строго различали. 28 Небесный промысл, правящий землей С премудростью, в которой всякий бренный Мутится взор, сраженный глубиной, 31 Дабы на зов любимого священный Невеста жениха, который с ней В стенаньях кровью обручен блаженной, 34 Уверенней спешила и верней, Как в этом, так и в том руководима, Определил ей в помощь двух вождей. 37 Один пылал пыланьем серафима; В другом казалась мудрость так светла, Что он блистал сияньем херувима. 40 Лишь одного прославлю я дела, Но чтит двоих речь об одном ведущий, Затем что цель их общею была. 43 Промеж Тупино и водой, текущей С Убальдом облюбованных высот, Горы высокой сходит склон цветущий 46 И на Перуджу зной и холод шлет В Ворота Солнца; а за ним, стеная, Ночера с Гвальдо терпят тяжкий гнет. 49 На этом склоне, там, где он, ломая, Смягчает кручу, солнце в мир взошло, Как всходит это, в Ганге возникая; 52 Чтоб это место имя обрело, "Ашези" - слишком мало бы сказало; Скажи "Восток", чтоб точно подошло. 55 Оно, хотя еще недавно встало, Своей великой силой кое в чем Уже земле заметно помогало. 58 Он юношей вступил в войну с отцом За женщину, не призванную к счастью: Ее, как смерть, впускать не любят в дом; 61 И, перед должною духовной властью Et coram patre с нею обручась, Любил ее, что день, то с большей страстью. 64 Она, супруга первого лишась, Тысячелетье с лишним, в доле темной, Вплоть до него любви не дождалась; 67 Хоть ведали, что в хижине укромной, Где жил Амикл, не дрогнула она Пред тем, кого страшился мир огромный, 70 И так была отважна и верна, Что, где Мария ждать внизу осталась, К Христу на крест взошла рыдать одна. 73 Но, чтоб не скрытной речь моя казалась, Знай, что Франциском этот был жених И Нищетой невеста называлась. 76 При виде счастья и согласья их, Любовь, умильный взгляд и удивленье Рождали много помыслов святых. 79 Бернарда первым обуяло рвенье, И он, разутый, вслед спеша, был рад Столь дивное настичь упокоенье. 82 О, дар обильный, о, безвестный клад! Эгидий бос, и бос Сильвестр, ступая Вслед жениху; так дева манит взгляд! 85 Отец и пестун из родного края Уходит с нею, теми окружен, Чей стан уже стянула вервь простая; 88 Вежд не потупив оттого, что он- Сын Пьетро Бернардоне и по платью И по лицу к презреннейшим причтен, 91 Он царственно все то, что движет братью, Раскрыл пред Иннокентием, и тот Устав скрепил им первою печатью. 94 Когда разросся бедненький народ Вокруг того, чья жизнь столь знаменита. Что славу ей лишь небо воспоет, 97 Дух повелел, чтоб вновь была повита Короной, из Гонориевых рук, Святая воля их архимандрита. 100 Когда же он, томимый жаждой мук, Перед лицом надменного султана Христа восславил и Христовых слуг, 103 Но увидал, что учит слишком рано Незрелых, и вернулся, чтоб во зле Не чахла италийская поляна, - 106 На Тибр и Арно рознящей скале Приняв Христа последние печати, Он их носил два года на земле. 109 Когда даритель столькой благодати Вознес того, кто захотел таким Смиренным быть, к им заслуженной плате, 112 Он братьям, как наследникам своим, Возлюбленную поручил всецело, Хранить ей верность завещая им; 115 Единственно из рук ее хотела Его душа в чертог свой отойти, Иного гроба не избрав для тела. 118 Суди ж, каков был тот, кто с ним вести Достоин был вдвоем ладью Петрову Средь волн морских по верному пути! 121 Он нашей братьи положил основу; И тот, как видишь, грузит добрый груз, Кто с ним идет, его послушный слову. 124 Но у овец его явился вкус К другому корму, и для них надежней Отыскивать вразброд запретный кус. 127 И чем ослушней и неосторожней Их стадо разбредется, кто куда, Тем у вернувшихся сосцы порожней. 130 Есть и такие, что, боясь вреда, Теснятся к пастуху; но их так мало, Что холст для ряс в запасе есть всегда. 133 И если внятно речь моя звучала И ты вослед ей со вниманьем шел И помнишь то, что я сказал сначала, 136 Ты часть искомого теперь обрел; Ты видишь, как на щепки ствол сечется И почему я оговорку ввел: 139 "Где тук найдут все те, кто не собьется". ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ 1 Едва последнее промолвил слово Благословенный пламенник, как вдруг Священный жернов закружился снова; 4 И, прежде чем он сделал полный круг, Другой его замкнул, вовне сплетенный, Сливая с шагом шаг, со звуком звук, 7 Звук столь певучих труб, что, с ним сравненный, Земных сирен и муз не ярче звон, Чем рядом с первым блеском - отраженный. 10 Как средь прозрачных облачных пелен Над луком лук соцветный и сокружный Посланницей Юноны вознесен, 13 И образован внутренним наружный, Похож на голос той, чье тело страсть, Как солнце - мглу, сожгла тоской недужной, 16 И предрекать дается людям власть, - Согласно с божьим обещаньем Ною, - Что вновь на мир потопу не ниспасть, 19 Так вечных роз гирляндою двойною Я окружен был с госпожой моей, И внешняя скликалась с основною. 22 Когда же пляску и, совместно с ней, Торжественное пенье и пыланье Приветливых и радостных огней 25 Остановило слитное желанье, Как у очей совместное всегда Бывает размыканье и смыканье, - 28 В одном из новых пламеней тогда Раздался голос, взор мой понуждая Оборотиться, как иглу звезда, 31 И начал так: "Любовь, во мне сияя, Мне речь внушает о другом вожде, Как о моем была здесь речь благая. 34 Им подобает вместе быть везде, Чтоб нераздельно слава озаряла Объединенных в боевом труде. 37 Христова рать, хотя мечи достала Такой ценой, медлива и робка За стягом шла, и ратных было мало, 40 Когда царящий вечные века, По милости, не в воздаянье чести, Смутившиеся выручил войска, 43 Послав, как сказано, своей невесте Двух воинов, чье дело, чьи слова Рассеянный народ собрали вместе. 46 В той стороне, откуда дерева Живит Зефир, отрадный для природы, Чтоб вновь Европу облекла листва, 49 Близ берега, в который бьются воды, Где солнце, долго идя на закат, Порою покидает все народы, 52 Есть Каларога, благодатный град, Хранительным щитом обороненный, В котором лев принижен и подъят. 55 И в нем родился этот друг влюбленный Христовой веры, поборатель зла, Благой к своим, с врагами непреклонный. 58 Чуть создана, душа его была Полна столь мощных сил, что, им чревата, Пророчествовать мать его могла. 61 Когда у струй, чье омовенье свято, Брак между ним и верой был свершен, Взаимным благом их даря богато, 64 То восприемнице приснился сон, Какое чудное исполнить дело Он с верными своими вдохновлен. 67 И, чтобы имя суть запечатлело, Отсюда мысль сошла его наречь Тому подвластным, чьим он был всецело. 70 Он назван был Господним; строя речь, Сравню его с садовником Христовым, Который призван сад его беречь. 73 Он был посланцем и слугой Христовым, И первый взор любви, что он возвел, Был к первым наставлениям Христовым. 76 В младенчестве своем на жесткий пол Он, бодрствуя, ложился, молчаливый, Как бы твердя: "Я для того пришел". 79 Вот чей отец воистину Счастливый! Вот чья воистину Иоанна мать, Когда истолкования правдивы! 82 Не ради благ, манящих продолжать Нелегкий путь Остийца и Фаддея, Успел он много в малый срок познать, 85 Но лишь о манне истинной радея; И обходил дозором вертоград, Чтоб он, в забросе, не зачах, седея; 88 И у престола, что во много крат Когда-то к истым бедным был добрее, В чем выродок воссевший виноват, 91 Не назначенья в должность поскорее, Не льготу - два иль три считать за шесть, Не decimas, quae sunt pauperum Dei, 94 Он испросил; но право бой повесть С заблудшими за то зерно, чьих кринов Двенадцать чет пришли тебя оплесть. 97 Потом, познанья вместе с волей двинув, Он выступил апостольским послом, Себя как мощный водопад низринув 100 И потрясая на пути своем Дебрь лжеученья, там сильней бурливый, Где был сильней отпор, чинимый злом. 103 И от него пошли ручьев разливы, Чьей влагою вселенский сад возрос, Где деревца поэтому так живы. 106 Раз таково одно из двух колес Той колесницы, на которой билась Святая церковь средь усобных гроз, - 109 Тебе, наверно, полностью открылась Вся мощь второго, чья святая цель Здесь до меня Фомой превозносилась. 112 Но след, который резала досель Его окружность, брошен в дни упадка, И винный камень заменила цвель. 115 Державшиеся прежде отпечатка Его шагов свернули до того, Что ставится на место пальцев пятка. 118 И явит в скором времени жнитво, Как плох был труд, когда сорняк взрыдает, Что житница закрыта для него. 121 Конечно, кто подряд перелистает Всю нашу книгу, встретит и листок, Гласящий: "Я таков, как подобает". 124 Не в Акваспарте он возникнуть мог И не в Касале, где твердят открыто, Что слишком слаб устав иль слишком строг. 127 Я жизнь Бонавентуры, минорита Из Баньореджо; мне мой труд был свят, И все, что слева, было мной забыто. 130 Здесь Августин, и здесь Иллюминат, Из первых меж босыми бедняками, Которым бог, с их вервием, был рад. 133 Гугон святого Виктора меж нами, И Петр Едок, и Петр Испанский тут, Что сквозь двенадцать книг горит лучами; 136 Нафан - пророк, и тот, кого зовут Золотоустым, и Ансельм с Донатом, К начатку знаний приложившим труд; 139 А там - Рабан; а здесь, в двунадесятом Огне сияет вещий Иоахим, Который был в Калабрии аббатом. 142 То брат Фома, любовию палим, Завидовать такому паладину Подвиг меня хвалением своим; 145 И эту вслед за мной подвиг дружину". ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ 1 Пусть тот, кто хочет знать, что мне предстало, Вообразит (и образ, внемля мне, Пусть держит так, как бы скала держала) 4 Пятнадцать звезд, горящих в вышине Таким огнем, что он нам блещет в очи, Любую мглу преодолев извне; 7 Вообразит тот Воз, что дни и ночи На нашем небе вольно колесит И от круженья дышла - не короче; 10 И устье рога пусть вообразит, Направленного от иглы устоя, Вокруг которой первый круг скользит; 13 И что они, два знака в небе строя, Как тот, который, чуя смертный хлад, Сплела в былые годы дочь Миноя, 16 Свои лучи друг в друге единят, И эти знаки, преданы вращенью, Идут - один вперед, другой назад, - 19 И перед ним возникнет смутной тенью Созвездие, чей светлый хоровод Меня обвил своей двойною сенью, 22 С которой все, что опыт нам несет, Так несравнимо, как теченье Кьяны С той сферою, что всех быстрей течет. 25 Не Вакх там воспевался, не пеаны, Но в божеской природе три лица И как она и смертная слияны. 28 Умолкнув, оба замерли венца И устремили к нам свое сиянье, И вновь их счастью не было конца. 31 В содружестве божеств прервал молчанье Тот свет, из чьих я слышал тайников О божьем нищем чудное сказанье, 34 И молвил: "Раз один из двух снопов Смолочен, и зерно лежать осталось, Я и второй обмолотить готов. 37 Ты думаешь, что в грудь, откуда бралось Ребро, чтоб вышла нежная щека, Чье небо миру дорого досталось, 40 И в ту, которая на все века, Пронзенная, так много искупила, Что стала всякая вина легка, 43 Весь свет, вместить который можно было Природе человеческой, влила Создавшая и ту и эту сила; 46 И странной речь моя тебе была, Что равного не ведала второго Душа, чья благость в пятый блеск вошла. 49 Вняв мой ответ, поймешь, что это слово С тем, что ты думал, точно совпадет, И средоточья в круге нет другого. 52 Все, что умрет, и все, что не умрет, - Лишь отблеск Мысли, коей Всемогущий Своей Любовью бытие дает; 55 Затем что животворный Свет, идущий От Светодавца и единый с ним, Как и с Любовью, третьей с ними сущей, 58 Струит лучи, волением своим, На девять сущностей, как на зерцала, И вечно остается неделим; 61 Оттуда сходит в низшие начала, Из круга в круг, и под конец творит Случайное и длящееся мало; 64 Я под случайным мыслю всякий вид Созданий, все, что небосвод кружащий Чрез семя и без семени плодит. 67 Их воск изменчив, наравне с творящей Его средой, и потому чекан Дает то смутный оттиск, то блестящий. 70 Вот почему, при схожести семян, Бывает качество плодов неравно, И разный ум вам от рожденья дан. 73 Когда бы воск был вытоплен исправно И натиск силы неба был прямой, То блеск печати выступал бы явно. 76 Но естество его туманит мглой, Как если б мастер проявлял уменье, Но действовал дрожащею рукой. 79 Когда ж Любовь, расположив Прозренье, Его печатью Силы нагнела, То возникает высшее свершенье. 82 Так некогда земная персть могла Стать совершеннее, чем все живое; Так приснодева в чреве понесла. 85 И в том ты прав, что естество земное Не ведало носителей таких И не изведает, как эти двое. 88 И если бы на этом я затих: "Так чем его премудрость несравненна?" - Гласило бы начало слов твоих. 91 Но чтоб открылось то, что сокровенно, Помысли, кем он был и чем влеком, Он, услыхав: "Проси!" - молил смиренно. 94 Я выразил не темным языком, Что он был царь, о разуме неложном Просивший, чтобы истым быть царем; 97 Не чтобы знать, в числе их непреложном, Всех движителей; можно ль заключить К necesse при necesse и возможном; 100 И можно ль primum motum допустить; Иль треугольник в поле полукружья, Но не прямоугольный, начертить. 103 Так вот и прежде речь клонил к тому ж я: Я в царственную мудрость направлял, Сказав про мудрость, острие оружья. 106 И ты взглянув ясней на "восставал", Поймешь, что это значит - меж царями; Их - множество, а круг хороших мал. 109 Вот, что моими сказано словами; Их смысл с твоим сужденьем совместим О праотце и о любимом нами. 112 Да будет то свинцом к стопам твоим, Чтобы ты шел неспешно, как усталый, И к "да", и к "нет", когда к ним путь незрим; 115 Затем что между шалых - самый шалый, Кто утверждать берется наобум Их отрицать с оглядкой слишком малой. 118 Ведь очень часто торопливость дум На ложный путь заводит безрассудно; А там пристрастья связывают ум. 121 И хуже, чем напрасно, ладит судно И не таким, как был, свершит возврат Тот рыбарь правды, чье уменье скудно. 124 Примерами перед людьми стоят Брис, Парменид, Мелисс и остальные, Которые блуждали наугад, 127 Савелий, Арий и глупцы иные, Что были как мечи для божьих книг И искривляли лица их прямые. 130 Никто не думай, что он столь велик, Чтобы судить; никто не числи жита, Покуда колос в поле не поник. 133 Я видел, как угрюмо и сердито Смотрел терновник, за зиму застыв, Но миг - и роза на ветвях раскрыта; 136 Я видел, как, легок и горделив, Бежал корабль далекою путиной И погибал, уже входя в залив. 139 Пусть донна Берта или сэр Мартино, Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть, О них не судят с богом заедино; 142 Тот может встать, а этот может пасть". ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 1 В округлой чаше от каймы к средине Спешит вода иль изнутри к кайме, Смущенная извне иль в сердцевине. 4 Мне этот образ вдруг мелькнул в уме, Когда умолкло славное светило И Беатриче тотчас вслед Фоме 7 В таких словах начать благоволила, - Настолько совершенно к их речам Уподобленье это подходило: 10 "Он хочет, хоть и не открылся вам Ни голосом, ни даже помышленьем, В одной из истин снизойти к корням. 13 Скажите: свет, который стал цветеньем Природы вашей, будет ли всегда Вас окружать таким же излученьем? 16 И если вечно будет, то, когда Вы станете опять очами зримы, Как зренью он не причинит вреда?" 19 Как, налетевшей радостью стремимы, Те, кто крутится в пляске круговой, Поют звончей и вновь неутомимы, 22 Так, при словах усердной просьбы той, Живей сказалась душ святых отрада Кружением и звуков красотой. 25 Кто сетует, что смерть изведать надо, Чтоб в горних жить, - не знает, не вкусив, Как вечного дождя сладка прохлада. 28 Единый, двое, трое, тот, кто жив И правит вечно, в трех и в двух единый, Все, беспредельный, в свой предел вместив, 31 Трикраты был воспет святой дружиной Тех духов, и напев так нежен был, Что всем наградам мог бы стать вершиной. 34 И вскоре, в самом дивном из светил Меньшого круга, голос благочестный, Как, верно, ангел деве говорил, 37 Ответил так: "Доколе Рай небесный Длит праздник свой, любовь, что в нас живет, Лучится этой ризою чудесной. 40 Ее свеченье пылу вслед идет, Пыл - зренью вслед, а зренье-до предела, Который милость сверх заслуг дает. 43 Когда святое в новой славе тело Нас облечет, то наше существо Прекрасней станет, завершась всецело: 46 Окрепнет свет, которым божество По благости своей нас одарило, Свет, нам дающий созерцать его; 49 И зрения тогда окрепнет сила, Окрепнет пыл, берущий мощность в нем, Окрепнет луч, рождаемый от пыла. 52 Но словно уголь, пышущий огнем, Господствует над ним своим накалом, Неодолим в сиянии своем, 55 Так пламень, нас обвивший покрывалом, Слабее будет в зримости, чем плоть, Укрытая сейчас могильным валом. 58 И этот свет не будет глаз колоть: Орудья тела будут в меру сильны Для всех услад, что нам пошлет господь". 61 Казались оба хора так умильны, Стремясь "Аминь!" проговорить скорей, Что им был явно дорог прах могильный, - 64 Быть может, и не свой, а матерей, Отцов и всех, любимых в мире этом И ставших вечной чередой огней. 67 И вот кругом, сияя ровным светом, Забрезжил блеск над окаймлявшим нас, Подобный горизонту пред рассветом. 70 И как на небе в предвечерний час Рождаются мерцанья, чуть блистая, Которым верит и не верит глаз, 73 Я видел - новых бестелесных стая Окрест меня сквозит со всех сторон, Два прежних круга третьим окружая. 76 О Духа пламень истинный! Как он Разросся вдруг, столь огнезарно ясно, Что взгляд мой не стерпел и был сражен! 79 Но Беатриче так была прекрасна И радостна, что это воссоздать Мое воспоминание не властно. 82 В ней силу я нашел глаза поднять И увидал, что вместе с ней мгновенно Я в высшую вознесся благодать. 85 Что я поднялся, было несомненно, Затем что глубь звезды, раскалена, Смеялась рдяней, чем обыкновенно. 88 Всем сердцем, речью, что во всех одна, Создателю свершил я всесожженье За то, что эта милость мне дана; 91 Еще в груди не кончилось горенье Творимой жертвы, как уже я знал, Что господу угодно приношенье; 94 Затем что сонм огней так ярко ал Предстал мне в двух лучах, что, созерцая: "О Гелиос, как дивно!" - я сказал. 97 Как, меньшими и большими мерцая Огнями, Млечный Путь светло горит Меж остий мира, мудрецов смущая, 100 Так в недрах Марса, звездами увит, Из двух лучей, слагался знак священный, Который в рубежах квадрантов скрыт. 103 Здесь память победила разум бренный; Затем что этот крест сверкал Христом В красе, ни с чем на свете несравненной. 106 Но взявший крест свой, чтоб идти с Христом, Легко простит мне упущенья речи, Узрев тот блеск, пылающий Христом. 109 Сияньем озарив и ствол, и плечи, Стремились пламена, искрясь сильней При прохожденье мимо и при встрече. 112 Так, впрямь и вкривь, то тише, то быстрей, Подобные изменчивому рою, Крупинки тел, короче и длинней, 115 Плывут в луче, секущем полосою Иной раз мрак, который, хоронясь, Мы создаем искусною рукою. 118 Как струны арф и скрипок, единясь, Звенят отрадным гудом неразымно Для тех, кому невнятна в звуках связь, 121 Так в этих светах, блещущих взаимно, Песнь вдоль креста столь дивная текла, Что я пленился, хоть не понял гимна. 124 Что в нем звучит высокая хвала, Я понял, слыша: "Для побед воскресни", Но речь невнятной разуму была. 127 Я так влюбился в голос этой песни, И так он мной всецело овладел, Что я вовек не ведал уз чудесней. 130 Мне скажут, что язык мой слишком смел И я принизил очи заревые, В которых всем мечтам моим предел; 133 Но взвесивший, что в высоте живые Печати всех красот мощней царят, А там я к ним поздней воззрел впервые, 136 Простит мне то, в чем я виниться рад, Чтоб быть прощенным, и воздаст мне верой; Святой восторг отсюда не изъят, 139 Затем что он все чище с каждой сферой. ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ 1 Сочувственная воля, истекая Из праведной любви, как из дурной И ненасытной истекает злая, 4 Прервала пенье лиры неземной, Святые струны замиряя властно, Настроенные вышнею рукой. 7 Возможно ль о благом просить напрасно Те сущности, которые, чтоб дать Мне попросить, умолкли так согласно? 10 По праву должен без конца страдать Тот, кто, прельщен любовью недостойной, Такой любви отринул благодать. 13 Как в воздухе прозрачном ночи знойной Скользнет внезапный пламень иногда И заставляет дрогнуть взор спокойный, 16 Как будто передвинулась звезда, Хоть там, где вспыхнул он, светил держава Цела, а сам он гаснет без следа, - 19 Так от плеча, простершегося вправо, Скользнула вниз, вдоль по кресту нисшед, Одна из звезд, чья там блистает слава. 22 И с ленты не сорвался самоцвет, А в полосе луча промчался, светел, Как блещущий за алебастром свет; 25 Так дух Анхиза страстно сына встретил, В чем высшая нас уверяет муза, Когда его в Элисии заметил. 28 "О sanguis meus, о superinfusa Gratia Dei, sicut tibi cui Bis unquam coeli ianua reclusa?" 31 Так этот свет; внимательно к нему я Возвел глаза; потом возвел к моей Владычице, и здесь, и там ликуя: 34 Столь радостен был блеск ее очей, Что мне казалось - благодати Рая Моим очам нельзя познать полней. 37 А дух, мой слух и зренье услаждая, Продолжил речь, но смысл был так глубок, Что я ему внимал, не понимая. 40 Он не нарочно мглой себя облек, А поневоле: взлет его суждений Для цели смертных слишком был высок. 43 Когда же лук столь жарких изъявлений Был вновь ослаблен, так что речь во всем Сошла до нашей умственной мишени, 46 То сразу же я различил потом: "Благословен в трех лицах совершенный, Столь милостивый в семени моем!" 49 И дальше: "Голод давний и блаженный, Той книгою великой данный мне, Где белое и черное нетленны, 52 Ты в этом, сын мой, утолил огне, Где говорю я, и да восхвалится Та, что тебя возносит к вышине! 55 Ты веруешь, что мысль твоя стремится Ко мне из Первой так, как пять иль шесть Из единицы ведомой лучится; 58 И ты вопрос не хочешь произнесть, Кто я, который больше, чем вся стая Счастливых духов, рад тебя обресть. 61 Ты в этой вере прав: здесь обитая, Большой и малый в Зеркало глядят, Где видима заране мысль любая. 64 Но чтоб любви, которой я объят, Бессонно зрящий, и всегда взволнован, Как сладкой жаждой, не было преград, 67 Пусть голос твой, уверен, смел, нескован, Мне явит волю, явит мне вопрос, Которому ответ предуготован!" 70 Тогда я к Беатриче взор вознес; Та, слыша мысль, улыбкой отвечала, И, окрыленный, мой порыв возрос. 73 Я начал так: "Вы - те, кому предстало Всеравенство; меж чувством и умом Для вас неравновесия не стало; 76 Затем что в Солнце, светом и теплом Вас озарившем и согревшем, оба Вне всех подобий в равенстве своем. 79 Но мысль и воля в смертных жертвах гроба, Чему ясна причина вам одним, В своих крылах оперены особо; 82 И я, как смертный, свыкшийся с таким Неравенством, творю благодаренье За отчий праздник сердцем лишь своим. 85 Тебя молю я, в это украшенье Столь дивно вправленный топаз живой, По имени твоем уйми томленье". 88 "Листва моя, возлюбленная мной Сквозь ожиданье, - так он, мне в угоду, Ответ свой начал, - я был корень твой". 91 Потом сказал мне: "Тот, кто имя роду Дал твоему и кто сто с лишним лет Идет горой по первому обводу, 94 Мне сыном был, а им рожден твой дед; И надо, чтоб делами довременно Ты снял с него томительный запрет. 97 Флоренция, меж древних стен, бессменно Ей подающих время терц и нон, Жила спокойно, скромно и смиренно. 100 Не знала ни цепочек, ни корон, Ни юбок с вышивкой, и поясочки Не затмевали тех, кто обряжен. 103 Отцов, рождаясь, не страшили дочки, Затем что и приданое, и срок Не расходились дальше должной точки. 106 Пустых домов назвать никто не мог; И не было еще Сарданапала, Дабы явить, чем может стать чертог. 109 Еще не взнесся выше Монтемало Ваш Птичий Холм, который победил В подъеме и обгонит в час развала. 112 На Беллинчоне Берти пояс был Ременный с костью; с зеркалом прощалась Его жена, не наведя белил. 110 На Нерли и на Веккьо красовалась Простая кожа, без затей гола; Рука их жен кудели не гнушалась. 158 Счастливицы! Всех верная ждала Гробница, ни единая на ложе Для Франции забыта не была. 121 Одна над люлькой вторила все то же На языке, который молодым Отцам и матерям всего дороже. 124 Другая, пряжу прядучи, родным И домочадцам речь вела часами Про славу Трои, Фьезоле и Рим. 127 Казались бы Чангелла между нами Иль Сальтерелло чудом дивных стран, Как Квинций иль Корнелия - меж вами. 130 Такой прекрасный, мирный быт граждан, В гражданственном живущих единенье, Такой приют отрадный был мне дан 133 Марией, громко призванной в мученье; И, в древнем вашем храме восприят, Я Каччагвидой стал в святом крещенье. 136 Моронто - брат мне, Элизео - брат; Супругу взял я из долины Падо; Отсюда прозвище ее внучат. 139 Я следовал за кесарем Куррадо, И мне он пояс рыцарский надел, Затем что я служил ему, как надо. 142 С ним вышел я, как мститель злобных дел, На тех, кто вашей вотчиной законной, В чем пастыри повинны, завладел. 145 Там, племенем нечистым отрешенный, Покинул я навеки лживый мир, Где дух столь многих гибнет, загрязненный, 148 И после мук вкушаю этот мир". ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ 1 О скудная вельможность нашей крови! Тому, что гордость ты внушаешь нам Здесь, где упадок истинной любови, 4 Вовек не удивлюсь; затем что там, Где суетою дух не озабочен, Я мыслю - в небе, горд был этим сам. 7 Однако плащ твой быстро укорочен; И если, день за днем, не добавлять, Он ножницами времени подточен. 10 На "вы", как в Риме стали величать, Хоть их привычка остается зыбкой, Повел я речь, заговорив опять; 13 Что Беатриче, в стороне, улыбкой Отметила, как кашель у другой Был порожден Джиневриной ошибкой. 16 Я начал так: "Вы - прародитель мой; Вы мне даете говорить вам смело; Вы дали мне стать больше, чем собой. 19 Чрез столько устий радость овладела Моим умом, что он едва несет Ее в себе, счастливый до предела. 22 Скажите мне, мой корень и оплот, Кто были ваши предки и который В рожденье ваше помечался год; 25 Скажите, велика ль была в те поры Овчарня Иоаннова, и в ней Какие семьи привлекали взоры". 28 Как уголь на ветру горит сильней, Так этот светоч вспыхнул блеском ясным, Внимая речи ласковой моей; 31 И как для глаз он стал вдвойне прекрасным", Так он еще нежней заговорил, Но не наречьем нашим повсечасным: 34 "С тех пор, как "Ave" ангел возвестил По день, как матерью, теперь святою, Я, плод ее, подарен свету был, 37 Вот этот пламень, должной чередою, Пятьсот и пятьдесят и тридцать крат Зажегся вновь под Львиною пятою. 40 Дома, где род наш жил спокон, стоят В том месте, где у вас из лета в лето В последний округ всадники спешат. 43 О прадедах моих скажу лишь это; Откуда вышли и как звали их, Не подобает мне давать ответа. 46 От Марса к Иоанну, счет таких, Которые могли служить в дружине, Был пятой долей нынешних живых. 49 Но кровь, чей цвет от примеси Феггине, И Кампи, и Чертальдо помутнел, Была чиста в любом простолюдине. 52 О, лучше бы ваш город их имел Соседями и приходился рядом С Галлуццо и Треспьяно ваш предел, 55 Чем чтобы с вами жил пропахший смрадом Мужик из Агульоне иль иной Синьезец, взятку стерегущий взглядом! 58 Будь кесарю не мачехой дурной Народ, забывший все, - что в мире свято, А доброй к сыну матерью родной, 61 Из флорентийцев, что живут богато, Иной бы в Симифонти поспешил, Где дед его ходил с сумой когда-то. 64 Досель бы графским Монтемурло слыл, Дом Черки оставался бы в Аконе, Род Буондельмонти бы на Греве жил. 67 Смешение людей в едином лоне Бывало городам всего вредней, Как от излишней пищи плоть в уроне. 70 Ослепший бык повалится скорей Слепого агнца; режет острой сталью Единый меч верней, чем пять мечей. 73 Взглянув на Луни и на Урбисалью, Судьба которых также в свой черед И Кьюзи поразит, и Синигалью, 76 Ты, слыша, как иной пресекся род, Мудреной в этом не найдешь загадки, Раз города, и те кончина ждет. 79 Все ваше носит смертные зачатки, Как вы, - хотя они и не видны В ином, что длится, ибо жизни кратки. 82 Как берега, вращаясь, твердь луны Скрывает и вскрывает неустанно, Так судьбы над Флоренцией властны. 85 Поэтому звучать не может странно О знатных флорентийцах речь моя, Хоть память их во времени туманна. 88 Филиппи, Уги, Гречи видел я, Орманни, Кателлини, Альберики - В их славе у порога забытья. 91 И видел я, как древни и велики Дель Арка и Саннелла рядом с ним, Ардинги, Сольданьери и Бостики. 94 Вблизи ворот, которые таким Нагружены предательством, что дале Корабль не может плавать невредим, 97 В то время Равиньяни обитали, Чтоб жизнь потом и графу Гвидо дать, И тем, что имя Беллинчоне взяли. 100 Умели Делла Пресса управлять; И уж не раз из Галигаев лучший Украсил позолотой рукоять. 103 Уже высок был белий столб, могучи Фифанти, те, кто кадкой устыжен, Саккетти, Галли, Джуоки и Баруччи. 106 Ствол, давший ветвь Кальфуччи, был силен; Род Арригуччи был средь привлеченных К правлению, род Сиции почтен. 109 В каком величье видел я сраженных Своей гордыней! Как сиял для всех Блеск золотых шаров непосрамленных! 112 Такими были праотцы и тех, Что всякий раз, как церковь опустеет, В капитуле жиреют всем на смех. 115 Нахальный род, который свирепеет Вслед беглецу, а чуть ему поднесть Кулак или кошель, - ягненком блеет, 118 Уже тогда все выше начал лезть; И огорчался Убертин Донато, Что с ними вздумал породниться тесть. 121 Уже и Капонсакко на Меркато Сошел из Фьезоле; и процвели И Джуда меж граждан, и Инфангато. 124 Невероятной истине внемли: Ворота в малый круг во время оно От Делла Пера имя повели. 127 Кто носит герб великого барона, Чью честь и память, празднуя Фому, Народ оберегает от урона, 130 Те рыцарством обязаны ему; Хоть ищет плотью от народной плоти Стать тот, кто этот щит замкнул в кайму. 133 Я Импортуни знал и Гвальтеротти; И не прибавься к ним иной сосед, То Борго жил бы не в такой заботе. 136 Дом, ставший корнем ваших горьких бед, Принесший вам погибель, в злобе правой, И разрушенье бестревожных лет, 139 Со всеми сродными почтен был славой. О Буондельмонте, ты в недобрый час Брак с ним отверг, приняв совет лукавый! 142 Тот был бы весел, кто скорбит сейчас, Низринь тебя в глубь Эмы всемогущий, Когда ты в город ехал в первый раз. 145 Но ущербленный камень, мост блюдущий, Кровавой жертвы от Фьоренцы ждал, Когда кончался мир ее цветущий. 148 При них и им подобных я видал Фьоренцу жившей столь благоуставно, Что всякий повод к плачу отпадал; 151 При них народ господствовал так славно И мудро, что ни разу не была Лилея опрокинута стремглавно 154 И от вражды не делалась ала". ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ 1 Как вопросить Климену, слыша новость, Его встревожившую, поспешил Тот, кто в отцах родил к сынам суровость, 4 Таков был я, и так я понят был И госпожой, и светочем священным, Который место для меня сменил. 7 И Беатриче: "Пусть не будет пленным Огонь желанья; дай ему пылать, Отбив его чеканом сокровенным; 10 Не потому, чтобы ты мог сказать Нам новое, а чтобы приучиться, Томясь по влаге, жажды не скрывать". 13 "Мой ствол, чей взлет в такие выси мчится, Что, как для смертных истина ясна, Что в треугольник двум тупым не влиться, 16 Так ты провидишь все, чему дана Возможность быть, взирая к Средоточью, В котором все совместны времена, - 19 Когда Вергилий мне являл воочью Утес, где дух становится здоров, И мертвый мир, объятый вечной ночью, 22 Немало я услышал тяжких слов О том, что в жизни для меня настанет, Хотя к ударам рока я готов; 25 Поэтому мои желанья манит Узнать судьбу моих грядущих лет; Стрела, которой ждешь, ленивей ранит". 28 Так я промолвил, вопрошая свет, Вещавший мне; так, повинуясь строго, Я Беатриче выполнил завет. 31 Не притчами, в которых вязло много Глупцов, когда еще не пал, заклан, Грехи людей принявший агнец бога, 34 Но ясной речью был ответ мне дан, Когда отец, пекущийся о чаде, Сказал, улыбкой скрыт и осиян: 37 "Возможное, вмещаясь в той тетради, Где ваше начерталось вещество, Отражено сполна в предвечном взгляде, 40 Не став необходимым оттого, Как и ладьи вниз по реке движенье- От взгляда, отразившего его. 43 Оттуда так, как в уши входит пенье Органных труб, все то, что предстоит Тебе во времени, мне входит в зренье. 46 Как покидал Афины Ипполит, Злой мачехой гонимый в гневе яром, Так и тебе Флоренция велит. 49 Того хотят, о том хлопочут с жаром И нужного достигнут без труда Там, где Христос вседневным стал товаром. 52 Вину молва возложит, как всегда, На тех, кто пострадал; но злодеянья Изобличатся правдой в час суда. 55 Ты бросишь все, к чему твои желанья Стремились нежно; эту язву нам Всего быстрей наносит лук изгнанья. 48 Ты будешь знать, как горестен устам Чужой ломоть, как трудно на чужбине Сходить и восходить по ступеням. 61 Но худшим гнетом для тебя отныне Общенье будет глупых и дурных, Поверженных с тобою в той долине. 64 Безумство, злость, неблагодарность их Ты сам познаешь; но виски при этом Не у тебя зардеют, а у них. 67 Об их скотстве объявят перед светом Поступки их; и будет честь тебе, Что ты остался сам себе клевретом. 70 Твой первый дом в скитальческой судьбе Тебе создаст Ломбардец знаменитый, С орлом святым над лестницей в гербе. 73 Тебя укроет сень такой защиты, Что будут просьба и ответ у вас В порядке необычном перевиты. 76 С ним будет тот, кто принял в первый час Такую мощь от этого светила, Что блеском дел прославится не раз. 79 Его толпа еще не отличила По юности, и небо вечный свод Вокруг него лишь девять лет кружило; 82 Но раньше, чем Гасконец проведет Высокого Арриго, безразличье К богатствам и к невзгодам в нем сверкнет. 85 Так громко щедрое его величье Прославится, что даже у врагов Оно развяжет их косноязычье. 88 Отдайся смело под его покров; Через него судьба преобразится Для многих богачей и бедняков. 91 В твоем уме о нем да впечатлится, Но ты молчи..." - и тут он мне открыл Невероятное для очевидца. 94 Затем добавил: "Сын, я пояснил То, что тебе сказали; козни эти Круговорот недальний затаил. 97 Но не завидуй тем, кто ставил сети: Давно отмщенной будет их вина, А ты, как прежде, будешь жить на свете". 100 Когда я понял, что завершена Речь праведной души и что основа, Которую я подал, заткана, 103 Я произнес, как тот, кто от другого Совета ждет, наставника ценя, В желаньях, в мыслях и в любви прямого: 10Ь "Я вижу, мой отец, как на меня Несется время, чтоб я в прах свалился, Раз я пойду, себя не охраня. 109 Пора, чтоб я вперед вооружился, Дабы, расставшись с краем, всех милей, Я и других чрез песни не лишился. 112 В безмерно горьком мире, и, поздней, Вдоль круч, с которых я, из рощ услады, Взнесен очами госпожи моей, 115 И в небе, от лампады до лампады, Я многое узнал, чего вкусить Не все, меня услышав, будут рады; 118 А если с правдой побоюсь дружить, То средь людей, которые бы звали Наш век старинным, вряд ли буду жить". 121 Свет, чьи лучи улыбку облекали Мной найденного клада, засверкал, Как отблеск солнца в золотом зерцале, 124 И молвил так: "Кто совесть запятнал Своей или чужой постыдной славой, Тот слов твоих почувствует ужал. 127 И все-таки, без всякой лжи лукавой, Все, что ты видел, объяви сполна, И пусть скребется, если кто лишавый! 130 Пусть речь твоя покажется дурна На первый вкус и ляжет горьким гнетом, - Усвоясь, жизнь оздоровит она. 133 Твой крик пройдет, как ветер по высотам, Клоня сильней большие дерева; И это будет для тебя почетом. 136 Тебе явили в царстве торжества, И на горе, и в пропасти томленья Лишь души тех, о ком живет молва, - 139 Затем что ум не чует утоленья И плохо верит, если перед ним Пример, чей корень скрыт во тьме забвенья, 112 Иль если довод не воочью зрим". ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ 1 Замкнулось вновь блаженное зерцало В безмолвной думе, а моя жила Во мне и горечь сладостью смягчала; 4 И женщина, что ввысь меня вела, Сказала: "Думай о другом; не я ли Вблизи того, кто оградит от зла?" 7 Я взгляд возвел к той, чьи уста звучали Так ласково; как нежен был в тот миг Священный взор, - молчат мои скрижали. 10 Бессилен здесь не только мой язык: Чтоб память совершила возвращенье В тот мир, ей высший нужен проводник. 13 Одно могу сказать про то мгновенье, - Что я, взирая на нее, вкушал От всех иных страстей освобожденье, 16 Пока на Беатриче упадал Луч Вечной Радости и, в ней сияя, Меня вторичным светом утолял. 19 "Оборотись и слушай, - побеждая Меня улыбкой, молвила она. - В моих глазах - не вся отрада Рая". 22 Как здесь в обличьях иногда видна Бывает сила чувства, столь большого, Что вся душа ему подчинена, 25 Так я в пыланье светоча святого Познал, к нему глазами обращен, Что он еще сказать мне хочет слово. 28 "На пятом из порогов, - начал он, - Ствола, который, черпля жизнь в вершине, Всегда - в плодах и листьем осенен, 31 Ликуют духи, чьи в земной долине Столь громкой славой прогремели дни, Что муз обогащали бы доныне. 34 И ты на плечи крестные взгляни: Кого я назову - в их мгле чудесной Мелькнут, как в туче быстрые огни". 37 И видел я: зарница глубью крестной, Едва был назван Иисус, прошла; И с действием казалась речь совместной. 40 На имя Маккавея проплыла Другая, как бы коло огневое, - Бичом восторга взвитая юла. 43 Великий Карл с Орландом, эти двое Мой взгляд умчали за собой вослед, Как сокола паренье боевое. 46 Потом Гульельм и Реноард свой свет Перед моими пронесли глазами, Руберт Гвискар и герцог Готофред. 49 Затем, смешавшись с прочими огнями, Дух, мне вещавший, дал постигнуть мне, Как в небе он искусен меж певцами. 52 Я обернулся к правой стороне, Чтобы мой долг увидеть в Беатриче, В словах иль знаках явленный вовне; 55 Столь чисто было глаз ее величье, Столь радостно, что блеском превзошло И прежние, и новое обличье. 58 Как в том, что дух все более светло Ликует, совершив благое дело, Мы видим знак, что рвенье возросло, 61 Так я постиг, что большего предела Совместно с небом огибаю круг, - Столь дивно Беатриче просветлела. 64 И как меняют цвет почти что вдруг У белолицей женщины ланиты, Когда стыдливый с них сбежит испуг, 67 Так хлынула во взор мой, к ней раскрытый, Шестой звезды благая белизна, Куда я погрузился, с нею слитый. 70 Была планета Диева полна Искрящейся любовью, чьи частицы Являли взору наши письмена. 73 И как, поднявшись над прибрежьем, птицы, Обрадованы корму, создают И круглые, и всякие станицы, 76 Так стаи душ, что в тех огнях живут, Летая, пели и в своем движенье То D, то I, то L сплетали тут. 79 Сперва они кружили в песнопенье; Затем, явив одну из букв очам, Молчали миг - другой в оцепененье. 82 Ты, Пегасея, что даришь умам Величие во времени далеком, А те - тобой - краям и городам, 85 Пролей мне свет, чтоб, виденные оком, Я мог их начертанья воссоздать! Дай мощь твою коротким этим строкам! 88 И гласных, и согласных семью пять Предстало мне; и зренье отмечало За частью часть, чтоб в целом сочетать. 91 "Diligite I ustitiam", - сначала Глагол и имя шли в скрижали той; "Qui Judicatis Terrain", - речь кончало. 94 И в М последнего из слов их строй Пребыл недвижным, и Юпитер мнился Серебряным с насечкой золотой. 97 И видел я, как новый сонм спустился К вершине М, на ней почить готов, И пел того, к чьей истине стремился. 100 Вдруг, как удар промеж горящих дров Рождает вихрь искрящегося пыла, - Предмет гаданья для иных глупцов, - 103 Так и оттуда стая светов взмыла И вверх к различным высотам всплыла, Как Солнце, их возжегшее, судило. 106 Когда она недвижно замерла, - В той огненной насечке, ясно зримы, Возникли шея и глава орла. 109 Так чертит мастер неруководимый; Он руководит, он дает простор Той силе, коей гнезда сотворимы. 112 Блаженный сонм, который до сих пор В лилее М не ведал превращений, Слегка содвигшись, завершил узор. 115 О чистый светоч! Свет каких камений, И скольких, мне явил, что правый суд Нисходит с неба, в чьей ты блещешь сени! 118 Молю тот Разум, где исток берут Твой бег и мощь, взглянуть на клубы дыма, Которые твой ясный луч крадут, 121 И вновь разгневаться неукротимо На то, что местом торга сделан храм, Из крови мук возникший нерушимо. 124 О рать небес, представшая мне там, Молись за тех, кто бродит, обаянный Дурным примером, по кривым путям! 127 В былом сражались, меч подъемля бранный; Теперь - отнять стараясь где-нибудь Хлеб, любящим Отцом всем людям данный. 130 Но ты, строчащий, чтобы зачеркнуть, Знай: Петр и Павел, вертоград спасая, Тобой губимый, умерли, но суть. 133 Ты, впрочем, скажешь: "У меня такая Любовь к тому, кто одиноко жил И пострадал, от плясок умирая, 136 Что и Ловца и Павла я забыл". ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 1 Парил на крыльях, широко раскрытых, Прекрасный образ и в себе вмещал Веселье душ, в отрадном frui слитых. 4 И каждая была как мелкий лал, В котором словно солнце отражалось, И жгучий луч в глаза мне ударял. 7 И то, что мне изобразить осталось, Ни в звуках речи, ни в. чертах чернил, Ни в снах мечты вовек не воплощалось. 10 Я видел и внимал, как говорил Орлиный клюв, и "я" и "мой" звучало, Где смысл реченья "мы" и "наш" сулил. 13 "За правосудье, - молвил он сначала, - И праведность я к славе вознесен, Для коей одного желанья мало. 16 Я памятен среди земных племен, Но мой пример в народах извращенных, Хоть и хвалим, не ставится в закон". 19 Так пышет в груде углей раскаленных Единый жар, как были здесь слиты В единый голос сонмы просветленных. 22 И я тогда: "О вечные цветы Нетленной неги, чьи благоуханья Слились в одно, отрадны и чисты, 25 Повейте мне, чтоб я не знал алканья, Которым я терзаюсь так давно, Не обретая на земле питанья! 28 Хоть в небесах другой стране дано Служить зерцалом правосудью бога, Оно от вашей не заслонено. 31 Вы знаете, как я вам внемлю строго, И знаете сомненье, тайных мук Моей душе принесшее столь много". 34 Как сокол, если снять с него клобук, Вращает голову, и бьет крылами, И горд собой, готовый взвиться вдруг, 37 Так этот образ, сотканный хвалами Щедротам божьим, мне себя явил И песни пел, неведомые нами. 40 Потом он начал: "Тот, кто очертил Окружность мира, где и сокровенный, И явный строй вещей распределил, 43 Не мог запечатлеть во всей вселенной Свой разум так, чтобы ее предел Он не превысил в мере несравненной. 46 Тот первый горделивец, кто владел Всем, что доступно созданному было, Не выждав озаренья, пал, незрел. 49 И всякому, чья маломощней сила, То Благо охватить возбранено, Что, без границ, само себе - мерило. 52 Зато и наше зренье, - а оно Лишь как единый из лучей причастно Уму, которым все озарено, - 55 Не может быть само настолько властно, Чтобы его Исток во много раз Не видел дальше, чем рассудку ясно. 58 И разум, данный каждому из вас, В смысл вечной справедливости вникая, Есть как бы в море устремленный глаз: 61 Он видит дно, с прибрежия взирая, А над пучиной тщетно мечет взгляд; Меж тем дно есть, но застит глубь морская. 64 Свет - только тот, который восприят От вечной Ясности; а все иное - Мрак, мгла телесная, телесный яд. 67 Отныне правосудие живое Тебе раскрыл я и вопрос пресек, Не оставлявший мысль твою в покое. 70 Ты говорил: "Родится человек Над брегом Инда; о Христе ни слова Он не слыхал и не читал вовек; 73 Он был всегда, как ни судить сурово, В делах и в мыслях к правде обращен, Ни в жизни, ни в речах не делал злого. 76 И умер он без веры, не крещен. И вот, он проклят; но чего же ради? Чем он виновен, что не верил он?" 74 Кто ты, чтобы, в судейском сев наряде, За много сотен миль решать дела, Когда твой глаз не видит дальше пяди? 82 Все те, чья мысль со мной бы вглубь пошла, Когда бы вас Писанье не смиряло, Сомненьям бы не ведали числа. 85 О стадо смертных, мыслящее вяло! Благая воля изначала дней От благости своей не отступала. 88 То - справедливо, что созвучно с ней; Не привлекаясь бренными благами, Она творит их из своих лучей". 91 Как аист, накормив птенцов, кругами, Витая над гнездом, чертит простор, А выкормок следит за ним глазами, 94 Так воспарял, - и так вздымал я взор, - Передо мною образ благодатный, Чьи крылья подвигал такой собор. 97 Он пел, кружа, и молвил: "Как невнятны Тебе мои слова, так искони Пути господни смертным непонятны". 100 Когда недвижны сделались огни Святого духа, все как знак чудесный, Принесший Риму честь в былые дни, 103 Он начал вновь: "Сюда, в чертог небесный, Не восходил не веривший в Христа Ни ранее, ни позже казни крестной. 106 Но много и таких зовет Христа, Кто в день возмездья будет меньше prope К нему, чем те, кто не знавал Христа. 109 Они родят презренье в эфиопе, Когда кто здесь окажется, кто - там, Навек в богатом или в нищем скопе. 112 Что скажут персы вашим королям, Когда листы раскроются для взора, Где полностью записан весь их срам? 115 Там узрят, средь Альбертова позора, Как пражская земля разорена, О чем перо уже помянет скоро; 118 Там узрят, как над Сеной жизнь скудна, С тех пор как стал поддельщиком металла Тот, кто умрет от шкуры кабана; 121 Там узрят, как гордыня обуяла Шотландца с англичанином, как им В своих границах слишком тесно стало. 124 Увидят, как верны грехам земным Испанец и богемец, без печали Мирящийся с бесславием своим; 127 Увидят, что заслуги засчитали Хромцу ерусалимскому чрез I, А через М - обратное вписали; 130 Увидят, как живет в скупой грязи Тот, кто над жгучим островом вельможен, Где для Анхиза был конец стези; 133 И чтобы показать, как он ничтожен, О нем напишут с сокращеньем слов, Где многий смысл в немного строчек вложен. 136 И обличатся в мерзости грехов И брат, и дядя, топчущие рьяно Честь прадедов и славу двух венцов. 139 И не украсят царственного сана Норвежец, португалец или серб, Завистник веницейского чекана. 142 Блаженна Венгрия, когда ущерб Свой возместит! И счастлива Наварра, Когда горами оградит свой герб! 145 Ее остерегают от удара Стон Никосии, Фамагосты крик, Которых лютый зверь терзает яро, 148 С другими неразлучный ни на миг". ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ 1 Как только тот, чьим блеском мир сияет, Покинет нами зримый небосклон, И ясный день повсюду угасает, 4 Твердь, чьи высоты озарял лишь он, Вновь проступает в яркости мгновенной Несчетных светов, где один зажжен. 7 Я вспомнил этот стройный чин вселенной, Чуть символ мира и его вождей Сомкнул, смолкая, клюв благословенный; 10 Затем что весь собор живых огней, Лучистей вспыхнув, начал песнопенья, Утраченные памятью моей. 13 О жар любви в улыбке озаренья, Как ты пылал в свирельном звоне их, Где лишь святые дышат помышленья! 16 Когда в лучах камений дорогих, В шестое пламя вправленных глубоко, Звук ангельского пения затих, 19 Я вдруг услышал словно шум потока, Который, светлый, падает с высот, Являя мощность своего истока. 22 Как звук свое обличие берет У шейки цитры или как дыханью Отверстье дудки звонкость придает, 25 Так, срока не давая ожиданью, Тот шум, вздымаясь вверх, пророкотал, Как полостью, орлиною гортанью. 28 Там в голос превратясь, он зазвучал Из клюва, как слова, которых знойно Желало сердце, где я их вписал. 31 "Та часть моя, что видит и спокойно Выносит солнце у орлов земли, - Сказал он, - взоров пристальных достойна. 34 Среди огней, что образ мой сплели, Те, чьим сверканьем глаз мой благороден, Всех остальных во славе превзошли. 37 Тот, посредине, что с зеницей сходен, Святого духа некогда воспел И нес, из веси в весь, ковчег господень. 40 Теперь он знает, сколь благой удел Он выбрал, дух обрекши славословью, Затем что награжден по мере дел. 43 Из тех пяти, что изогнулись бровью, Тот, что над клювом ближе помещен, По мертвом сыне скорбь утешил вдовью. 46 Теперь он знает, сколь велик урон - Нейти с Христом, и негой несказанной, И участью обратной искушен. 49 А тот, кто в этой дужке, мной названной, Вверх по изгибу продолжает ряд, Отсрочил смерть молитвой покаянной. 52 Теперь он знает, что навеки свят Предвечный суд, хотя мольбы порою Сегодняшнее завтрашним творят. 55 А тот, за ним, с законами и мною, Стремясь к добру, хоть это к злу вело, Стал греком, пастыря даря землею. 58 Теперь он знает, как родивший зло Похвальным делом - принят в сонм счастливы! Хоть дело это гибель в мир внесло. 61 Тот, дальше книзу, свет благочестивый Гульельмом был, чей край по нем скорбит, Скорбя, что Карл и Федериго живы. 64 Теперь он знает то, как небо чтит Благих царей, и блеск его богатый Об этом ярко взору говорит. 67 Кто бы поверил, дольной тьмой объятый, Что здесь священных светов торжество Рифей - троянец разделил как пятый? 70 Теперь он знает многое, чего Вам не постигнуть в милости бездонной, Неисследимой даже для него". 73 Как жаворонок, в воздух вознесенный, Песнь пропоет и замолчит опять, Последнею отрадой утоленный, 76 Такою мне представилась печать Той изначальной воли, чьи веленья Всему, что стало, повелели стать. 79 И хоть я был для моего сомненья Лишь как стекло, прикрывшее цвета, Оно не потерпело промедленья, 82 Но: "Как же это?" - сквозь мои уста Толкнуло грузно всем своим напором; И вспыхнула сверканий красота. 85 Тогда, еще светлей пылая взором, Ответил мне благословенный стяг, Чтоб разум мой не мучился раздором: 88 "Хоть ты уверовал, что это так, Как я сказал, - твой ум не постигает; И ты, поверив, не рассеял мрак. 91 Ты - словно тот, кто имя вещи знает, Но сущности ее не разберет, Пока другой помочь не пожелает. 94 Regnum coelorum принужденья ждет Живой надежды и любви возжженной, Чтобы господней воли пал оплот. 97 Она, - не как боец, бойцом сраженный, - Сама желает быть побеждена, И побеждает благость побежденной. 100 Тебе в брови и первая странна, И пятая душа, и то, что в стане Бесплотных сил горят их пламена. 103 Из тел они взошли как христиане, Не как язычники, в пронзенье ног Тот как в былое веря, тот - заране. 106 Одна из Ада, где замкнут порог Раскаянью, в свой прах опять вступила; И тем воздал живой надежде бог, 109 Живой надежде, где черпалась сила Мольбы к творцу - воззвать ее в свой час, Чтоб волю в ней подвигнуть можно было. 112 Тот славный дух, о ком идет рассказ, На краткий срок в свое вернувшись тело, Уверовал в того, кто многих спас; 115 И, веруя, зажегся столь всецело Огнем любви, что в новый смертный миг Был удостоен этого предела. 118 Другой, по благодати, чей родник Бьет из таких глубин, что взор творенья До первых струй ни разу не проник, 121 Направил к правде все свои стремленья; И бог, за светом свет, ему открыл Грядущую годину искупленья; 124 И с той поры он в этой вере жил, И не терпел языческого смрада, И племя развращенное корил. 127 Он крестник был трех жен господня сада, Идущих рядом с правым колесом, - Сверх десяти столетий до обряда. 130 О предопределение, в каком Скрыт недре корень твой от глаз туманных, Не видящих причину целиком! 133 Ваш суд есть слово судей самозванных, О смертные! И мы, хоть бога зрим, Еще не знаем сами всех избранных. 136 Мы счастливы неведеньем своим; Всех наших благ превыше это благо- Что то, что хочет бог, и мы хотим". 139 Так милостью божественного стяга, Чтоб озарить мой близорукий взгляд, Мне подалась целительная влага. 142 И как певцу искусный лирник в лад Бряцает на струнах и то, что спето, Звучит приятнее во много крат, 145 Так, речи вторя, - ясно помню это, - Подобно двум мигающим очам, - Я видел, - оба благодатных света 148 Мерцали огоньками в лад словам. ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 1 Уже моя властительница снова Мои глаза и дух мой призвала, И я отторгся от всего иного. 4 Она, не улыбаясь, начала: "Ты от моей улыбки, как Семела, Распался бы, распавшись, как зола. 7 Моя краса, которая светлела На ступенях чертогов божества, Как видел ты, к пределу от предела, 10 Когда б не умерялась, такова, Что, смертный, испытав ее сверканье, Ты рухнул бы, как под грозой листва. 13 Мы на седьмое вознеслись сиянье, Которое сейчас под жгучим Львом С ним излучает слитное влиянье. 16 Вослед глазам последовав умом, Преобрази их в зеркала видений, Встающих в этом зеркале большом". 19 Кто ведал бы, как много упоений В лице блаженном почерпал мой взгляд, Когда был призван к смене впечатлений, 22 Тот понял бы, как я свершить был рад Все то, что госпожа повелевала, Когда б он взвесил чаши двух услад. 25 В глубинах мирокружного кристалла, Который как властитель наречен, Под чьей державой мертвым зло лежало, 28 Всю словно золото, где луч зажжен, Я лестницу увидел восходящей Так высоко, что взор мой был сражен. 31 И рать огней увидел нисходящей По ступеням, и мнилось - так светла Вся яркость славы, в небесах горящей. 34 И как грачи, едва заря взошла, Обычай свой блюдя, гурьбой толкутся, Чтоб отогреть застывшие крыла, 37 Потом летят, одни - чтоб не вернуться, Другие - чтоб вернуться поскорей, А третьи все над тем же местом вьются, 40 Так поступал и этот блеск огней, К нам с высоты стремившийся согласно, - Столкнувшись на одной из ступеней. 43 И к нам ближайший просиял так ясно, Что в мыслях я промолвил: "Этот знак Твоей любви понятен мне безгласно". 46 Но мне внушавшая, когда и как Сказать и промолчать, тиха; желанье Я подавляю, и мой выбор благ. 49 Она увидела мое молчанье, Его провидя в видящем с высот, И мне сказала: "Утоли алканье!" 52 Я начал: "По заслугам я не тот, Чья речь достойна твоего ответа. Но, ради той, кто мне просить дает, 55 О жизнь блаженная, ты, что одета Своею радостью, скажи, зачем Ты стала близ меня в сиянье света; 58 И почему здесь в этой тверди нем Напев, который в нижних кругах Рая Звучит так сладко, несравним ни с чем". 61 "Твой слух, как зренье, смертей, - отвечая, Он молвил. - Потому здесь не поют, Не улыбнулась путница святая. 64 Я, снизошед, остановился тут, Чтоб радостным почтить тебя приветом Слов и лучей, в которых я замкнут. 67 Не большая любовь сказалась в этом: Такой и большей пламенеют там, Вверху, как зримо по горящим светам; 70 Но высшая любовь, внушая нам Служить тому, кто правит всей вселенной, Здесь назначает, как ты видишь сам". 73 "Мне ясно, - я сказал, - о свет священный, Что вольною любовью побужден Ваш сонм идти за Волей сокровенной; 76 Но есть одно, чем разум мой смущен: Зачем лишь ты средь стольких оказался К беседе этой предопределен". 79 Еще последний слог мой не сказался, Когда, средину претворяя в ось, Огонь, как быстрый жернов, завращался, 82 И из любви, в нем скрытой, раздалось: "Свет благодати на меня стремится, Меня облекший пронизав насквозь, 85 И, с ним соединясь, мой взор острится, И сам я так взнесен, что мне видна Прасущность, из которой он струится. 88 Так пламенная радость мне дана, И этой зоркости моей чудесной Воспламененность риз моих равна. 91 Но ни светлейший дух в стране небесной, Ни самый вникший в бога серафим Не скажут тайны, и для них безвестной. 94 Так глубоко ответ словам твоим Скрыт в пропасти предвечного решенья, Что взору сотворенному незрим. 97 И ты, вернувшись в смертные селенья, Скажи об этом, ибо там спешат К ее краям тропою дерзновенья. 100 Ум, здесь светящий, там укутан в чад; Суди, как на земле в нем сила бренна, Раз он бессилен, даже небом взят". 103 Свои вопросы я пресек мгновенно, Стесняемый преградой этих слов, И лишь - кто он, спросил его смиренно. 106 "Есть кряж меж италийских берегов, К твоей отчизне близкий и намного Взнесенный выше грохота громов; 109 Он Катрию отводит в виде рога, Сходящего к стенам монастыря, Который служит почитанью бога". 112 Так в третий раз он начал, говоря. "Там, - продолжал он мне, благоречивый, - Я так окреп, господень труд творя, 115 Кто, добавляя к пище сок оливы, Легко сносил жары и холода, Духовным созерцанием счастливый. 118 Скит этот небу приносил всегда Обильный плод; но истощился рано, И ныне близок день его стыда. 121 В той киновии был я Пьер Дамьяно, И грешный Петр был у Адрийских вод, Где инокам - Мариин дом охрана. 124 Когда был близок дней моих исход, Мне дали шляпу противу желанья, Ту, что от худа к худшему идет. 127 Ходили Кифа и Сосуд Избранья Святого духа, каждый бос и худ, Питаясь здесь и там от подаянья. 130 А нынешних святителей ведут Под локотки, да спереди вожатый, - Так тяжелы! - да сзади хвост несут. 133 и конь и всадник мантией объяты, - Под той же шкурой целых два скота. Терпенье божье, скоро ль час расплаты!" 136 При этом слове блески, больше ста, По ступеням, кружась, спускаться стали, И, что ни круг, росла их красота. 139 Потом они умолкшего обстали И столь могучий испустили крик, Что здесь подобье сыщется едва ли. 142 Слов я не понял; так был гром велик. ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 1 Объят смятеньем, я направил взоры К моей вожатой, как малыш спешит Всегда туда, где верной ждет опоры; 4 Она, как мать, чей голос так звучит, Что мальчик, побледневший от волненья, Опять веселый обретает вид, 7 Сказала мне: "Здесь горние селенья. Иль ты забыл, что свят в них каждый миг И все исходит от благого рвенья? 10 Суди, как был бы искажен твой лик Моей улыбкой и поющим хором, Когда тебя так потрясает крик, 13 Непонятый тобою, но в котором Предвозвещалось мщенье, чей приход Ты сам еще увидишь смертным взором. 16 Небесный меч ни медленно сечет, Ни быстро, разве лишь в глазах иного, Кто с нетерпеньем иль со страхом ждет. 19 Теперь ты должен обернуться снова; Немало душ, одну другой славней Увидишь ты, мое исполнив слово". 22 Я оглянулся, повинуясь ей; И мне станица мелких сфер предстала, Украшенных взаимностью лучей. 25 Я был как тот, кто притупляет жало Желания и заявить о нем Не смеет, чтоб оно не раздражало. 28 Но подплыла всех налитей огнем И самая большая из жемчужин Унять меня в томлении моем. 31 В ней я услышал: "Будь твой взор так дружен, Как мой, с любовью, жгущей нашу грудь, Вопрос твой был бы в слове обнаружен. 34 Но я, чтоб не замедлен был твой путь К высокой цели, не таю ответа, Хоть ты уста боишься разомкнуть. 37 Вершину над Касино в оны лета Толпами посещал в урочный час Обманутый народ, противник света. 40 Я - тот, кто там поведал в первый раз, Как назывался миру ниспославший Ту истину, что так возносит нас; 43 По милости, мне свыше воссиявшей, Я всю округу вырвал из тенет Нечистой веры, землю соблазнявшей. 46 Все эти светы были, в свой черед, Мужи, чьи взоры созерцали бога, А дух рождал священный цвет и. плод. 49 Макарий