Взберемся с тобой на забор И с маленьким кроликом будем Оттуда вести разговор. Давай все, что хочешь, папа, Лишь бы только мне быть с тобой. Исследуем все дороги, А к ночи вернемся домой. Вот твои сапоги, вот шляпа, Вот трубка, табак и трость. Бежим поскорее, папа, Пока не заметил гость! ПЕСНЬ ДАРЗИ, ПТИЧКИ-ПОРТНЯЖКИ, В ЧЕСТЬ ХРАБРОЙ МАНГУСТЫ РИККИ-ТИККИ-ТАВИ Жизнью живу я двойной: В небе я песни пою, Здесь, на земле, я - портной. Домик из листьев я шью. Здесь, на земле, В небесах, над землею, Шью я, и вью, и пою! Радуйся, нежная мать, - В битве убийца убит. Пой свою песню опять, - Недруг в могилу зарыт. Злой кровопийца, Таившийся в розах, Пойман, убит и зарыт! Кто он, избавивший нас? Имя его мне открой. Рикки - сверкающий глаз, Тикки - бесстрашный герой, Рик-Тикки-Тикки, Герой наш великий, Наш огнеглазый герой! Хвост пред героем развей, Трель вознеси к небесам. Пой ему, пой, соловей! Нет, я спою ему сам. Славу пою я великому Рикки, Когтям его смелым, Клыкам его белым И огненно-красным глазам! О ВСАДНИКЕ И КОНЕ Ни шпорой, ни плетью коня не тронь, Не надо вступать с ним в спор. Но может в пути минута прийти - И почувствует взнузданный конь Хлыста остроту, и железо во рту, И стальные колесики шпор. ЕСЛИ... О, если ты покоен, не растерян, Когда теряют головы вокруг, И если ты себе остался верен, Когда в тебя не верит лучший друг, И если ждать умеешь без волненья, Не станешь ложью отвечать на ложь, Не будешь злобен, став для всех мишенью, Но и святым себя не назовешь, И если ты своей владеешь страстью, А не тобою властвует она, И будешь тверд в удаче и в несчастье, Которым, в сущности, цена одна, И если ты готов к тому, что слово Твое в ловушку превращает плут, И, потерпев крушенье, можешь снова - Без прежних сил - возобновить свой труд, И если ты способен все, что стало Тебе привычным, выложить на стол, Все проиграть и вновь начать сначала, Не пожалев того, что приобрел, И если можешь сердце, нервы, жилы Так завести, чтобы вперед нестись, Когда с годами изменяют силы И только воля говорит: "Держись!" - И если можешь быть в толпе собою, При короле с народом связь хранить И, уважая мнение любое, Главы перед молвою не клонить, И если будешь мерить расстоянье Секундами, пускаясь в дальний бег, - Земля - твое, мой мальчик, достоянье! И более того, ты - человек! ТОММИ АТКИНС Хлебнуть пивца я захотел и завернул в трактир. - Нельзя! - трактирщик говорит, взглянув на мой мундир. Девчонки мне смотрели вслед и фыркали в кулак. Я усмехнулся, вышел вон, а сам подумал так: "Солдат - туда, солдат - сюда! Солдат, крадись, как вор. Но "Мистер Аткинс, в добрый путь!" - когда играют сбор. Когда играют сбор, друзья, когда играют сбор. "Любезный Аткинс, в добрый путь", - когда играют сбор". Явился трезвого трезвей я в театральный зал. Но пьяный щеголь сел на стул, где я сидеть желал. Назад спровадили меня - под самый небосвод. Но если пушки загремят, меня пошлют вперед! Солдат - туда, солдат - сюда! Гони солдата вон! Но если надо на войну, - пожалуйте в вагон. В вагон пожалуйте, друзья, пожалуйте в вагон. Но если надо на войну, пожалуйте в вагон! Пускай вам кажется смешным грошовый наш мундир. Солдат-то дешев, но хранит он ваш покой и мир. И вам подтрунивать над ним, когда он под хмельком, Гораздо легче, чем шагать с винтовкой и мешком. Солдат - такой, солдат - сякой, бездельник и буян! Но он храбрец, когда в строю зальется барабан, Зальется барабан, друзья, зальется барабан. Но он - храбрей, когда в строю зальется барабан. Мы - не шеренга храбрецов и не толпа бродяг. Мы - просто холостой народ, живущий в лагерях. И, если мы подчас грешим - народ мы холостой, - Уж извините: в лагерях не может жить святой! Солдат - такой, солдат - сякой, по он свой помнит долг, И, если пули засвистят, - в огонь уходит полк. В огонь уходит полк, друзья, в огонь уходит полк, Но, если пули засвистят, в огонь уходит полк! Сулят нам лучший рацион и школы - черт возьми! - Но научитесь, наконец, нас признавать людьми, Не в корме главная беда, а горе наше в том, Что в этой форме человек считается скотом. Солдат - такой, солдат - сякой, и грош ему цена. Но он - надежда всей страны, когда идет война. Солдат - такой, солдат - сякой! Но как бы не пришлось Вам раскусить, что он не глуп и видит все насквозь! БАЛЛАДА О ЦАРИЦЕ БУНДИ Он умирал, Удаи Чанд, Во дворце на крутом холме. Всю ночь был слышен гонга звон. Всю ночь из дома царских жен Долетал приглушенный, протяжный стон, Пропадая в окрестной тьме. Сменяясь, вассалы несли караул Под сводами царских палат, И бледной светильни огонь озарял Ульварскую саблю, тонкский кинжал, И пламенем вспыхивал светлый металл Марварских нагрудных лат. Всю ночь под навесом на крыше дворца Лежал он, удушьем томим. Не видел он женских заплаканных лиц, Не видел опущенных черных ресниц Прекраснейшей Бунди, царицы цариц, Готовой в могилу за ним. Он умер, и факелов траурный свет, Как ранняя в небе заря, С башен дворца по земле пробежал - От речных берегов до нависших скал. И женщинам плакать никто не мешал О том, что не стало царя. Склонившийся жрец завязал ему рот. И вдруг в тишине ночной Послышался голос царицы: - Умрем, Как матери наши, одеты огнем, На свадебном ложе, бок о бок с царем. В огонь, мои сестры, за мной! Уж тронули нежные руки засов Дворцовых дверей резных. Уж вышли царицы из первых ворот. Но там, где на улицу был поворот, Вторые ворота закрылись, - и вот Мятеж в голубятне затих. И вдруг мы услышали смех со стены При свете встающего дня: - Э-гей! Что-то стало невесело тут! Пора мне покинуть унылый приют, Коль дом погибает, все крысы бегут. На волю пустите меня! Меня не узнали вы? Я - Азизун. Я царской плясуньей была. Покойник любил меня больше жены, Но вдовы его не простят мне вины!.. - Тут девушка прыгнула вниз со стены. Ей стража дорогу дала. Все знали, что царь больше жизни любил Плясунью веселую с гор, Молился ее плосконосым божкам, Дивился ее прихотливым прыжкам И всех подчинил ее тонким рукам - И царскую стражу, и двор. Царя отнесли в усыпальню царей, Где таятся под кровлей гробниц Драгоценный ковер и резной истукан. Вот павлин золотой, хоровод обезьян, Вот лежит перед входом клыкастый кабан, Охраняя останки цариц. Глашатай усопшего титул прочел, А мы огонь развели. "Гряди на прощальный огненный пир, О царь, даровавший народу мир, Властитель Люни и Джейсульмир, Царь джунглей и всей земли!" Всю ночь полыхал погребальный костер, И было светло, как днем. Деревья ветвями шуршали, горя. И вдруг из часовни одной, с пустыря, Женщина бросилась к ложу царя, Объятому бурным огнем. В то время придворный на страже стоял На улице тихих гробниц. Царя не однажды прикрыл он собой, Ходил он с царем на охоту и в бой, И был это воин почтенный, седой И родич царицы цариц. Он женщину видел при свете костра, Но мало он думал в ту ночь, Чего она ищет, скитаясь во мгле По этой кладбищенской скорбной земле, Подходит к огню по горячей золе И снова отходит прочь. Но вот он сказал ей: - Плясунья, сними С лица этот скромный покров. Царю ты любовницей дерзкой была, Он шел за тобою, куда ты звала, Но горестный пепел его и зола На твой не откликнутся зов! - Я знаю, - плясунья сказала в ответ, - От вас я прощенья не жду. Творила я очень дурные дела, Но пусть меня пламя очистит от зла, Чтоб в небе я царской невестой была. Другие пусть воют в аду! Но страшно, так страшно дыханье огня, И я не решусь никогда! О воин, прости мою дерзкую речь: Коль ты запятнать не боишься свой меч, Ты голову мне согласишься отсечь? - И воин ответил: - Да. По тонкому, длинному жалу меча Струилась полоскою кровь, А воин подумал: "Царица-сестра С почившим супругом не делит костра, А та, что блудницей считалась вчера, С ним делит и смерть и любовь!" Ворочались бревна в палящем огне, Кипела от жара смола. Свистел и порхал по ветвям огонек Голубой, как стального кинжала клинок. Но не знал он, чье тело, чье сердце он жег, Это Бунди-царица была. ПЕХОТА В АФРИКЕ В ногу, в ногу, в ногу, в ногу - мы идем по Африке. Сотни ног, обутых в буцы, топают по Африке. Буцы, буцы, буцы, буцы топчут пыль дорожную. От войны никуда не уйдешь. Восемь, семь, пятнадцать миль, - тридцать нынче пройдено. Десять, три, четырнадцать, - двадцать семь вчера прошли, Буцы, буцы, буцы, буцы топчут пыль дорожную. От войны никуда не уйдешь. Думай, думай, думай, думай, - думай хоть о чем-нибудь Или станешь идиотом от такого топота. Буцы, буцы, буцы, буцы топчут пыль дорожную. От войны никуда не уйдешь. Считай, считай, считай, считай, патроны пересчитывай. А если зазеваешься, - тебя раздавят тысячи. Буцы, буцы, буцы, буцы втопчут в пыль дорожную. От войны никуда не уйдешь. Голод, боль, бессонницу - все ты можешь вынести. Но нельзя, нельзя, нельзя слышать, как без устали Буцы, буцы, буцы, буцы топчут пыль дорожную. От войны никуда не уйдешь. Днем еще туда-сюда - все же ты в компании. Но когда кругом ни зги, только слышишь сапоги - Только буцы, буцы, буцы топчут пыль дорожную. От войны никуда не уйдешь. Сорок дней я был в аду и скажу по совести, Там не жарят, не пекут, - там все то же, что и тут - Буцы, буцы, буцы, буцы топчут пыль дорожную От войны никуда не уйдешь. НАДПИСЬ НА МОГИЛЕ СОЛДАТА БЫВШЕГО КОНТОРЩИКА Не плачьте, - сделала борьба Свободным робкого раба. И, став свободным, он открыл В себе источник новых сил. И силы отдал он свои Товариществу и любви. И, жизнь за дружбу положив, Он пал, но вечно будет жив. МАШИНЫ Человек из-под земли нас откопал И расплавил в огненной печи, Дал нам блеск, и форму, и закал, По размеру обстрогал и обточил. Дайте воду нам и уголь в срок. Смажьте маслом - и пустите в ход. Выполнять мы будем свой урок Дни и ночи, дни и ночи напролет. Мы толкаем, Тянем, Гоним И везем, Ткем, Печатаем И строим - Вместо вас, Пилим Доски И взрываем Чернозем, Слышим, Видим - Без ушей И глаз, Мы послушны человеку, но заметь: Нам чужда ошибка или ложь. Ни прощать мы не умеем, Ни жалеть - За один случайный промах Ты умрешь! x x x Не было краше Балкиды-царицы В мире во все времена, Но, как с подругой, могла сговориться С бабочкой легкой она. Был повелитель могучий и славный - Азии царь Соломон. Но с мотыльками, как с равными равный, Часто беседовал он. Сладко подумать о том, что когда-то Два властелина земли С бабочкой легкой, плясуньей крылатой, В рощах беседы вели! ИЗ ВИЛЬЯМА ЙЕЙТСА СКРИПАЧ ИЗ ДУННИ Когда я на скрипке играю, Вся улица пляшет со мной. Двоюродный брат мой - священник. Священник и брат мой родной. Но я не завидую братьям: Им старый молитвенник мил, А я себе песенник славный На ярмарке сельской купил. Когда постучимся мы трое В день Судный у райских ворот, Привратник нам всем улыбнется, Но первым меня позовет. Кто праведен сердцем, тот весел, Коль скорбный не выдался час. А веселые любят скрипку, А веселые любят пляс. СТАРАЯ ПЕСНЯ, ПРОПЕТАЯ ВНОВЬ Я ждал в саду под ивой, а дальше мы вместе пошли. Ее белоснежные ножки едва касались земли. - Любите, - она говорила, - легко, как растет листва. Но я был глуп и молод и не знал, что она права. А в поле, где у запруды стояли мы над рекой, Плеча моего коснулась она белоснежной рукой. - Живите легко, мой милый, как растет меж камней трава. Но я был молод, и горько мне вспомнить ее слова. ИЗ ДЖОНА МЭЙСФНЛЬДА МОРСКАЯ ЛИХОРАДКА Опять меня тянет в море, где небо кругом и вода. Мне нужен только высокий корабль и в небе одна звезда, И песни ветров, и штурвала толчки, и белого паруса дрожь, И серый, туманный рассвет над водой, которого жадно ждешь. Опять меня тянет в море, и каждый пенный прибой Морских валов, как древний зов, влечет меня за собой. Мне нужен только ветреный день, в седых облаках небосклон, Летящие брызги, и пены клочки, и чайки тревожный стон. Опять меня тянет в море, в бродячий цыганский быт, Который знает и чайка морей, и вечно кочующий кит. Мне острая, крепкая шутка нужна товарищей по кораблю И мерные взмахи койки моей, где я после вахты сплю. ИЗ Т.-С. ЭЛИОТА МАКAВИТИ Макавити - волшебный кот. У нас его зовут Незримой Лапой, потому что он великий плут. В тупик он ставит Скотланд-Ярд {*}, любой патруль, пикет... Где был он миг тому назад - его и духу нет! Макавити, Макавити, таинственный Макавити! Законы наши соблюдать его вы не заставите. Презрел он тяготения всемирного закон. На месте преступлениями разу не был он. Его преследуй по пятам, беги наперерез, Ищи по крышам, чердакам - Макавити исчез! Он ярко-рыж, высок и худ, угрюмый кот-бандит, Глаза ввалились у него, но в оба он глядит. Морщины мыслей и забот на лбу его легли, Усы не чесаны давно, и воротник в пыли. Он так и вьется на ходу змеей среди кустов. Вам кажется, что он уснул, а он к прыжку готов! Макавити, Макавити, таинственный Макавити, Он дьявол в образе кота, его вы не исправите. У вас на крыше, на дворе встречает он рассвет, Но на месте преступленья никогда злодея нет! По виду он - почтенный кот от лап до бакенбард, И оттиска его когтей не сделал Скотланд-Ярд. Но если ночью совершен на окорок налет, Стекло разбито в парнике, цыплят недостает, Ограблен сейф, иль певчий дрозд погиб во цвете лет, - Там без него не обошлось... Но там его уж нет! А если в министерстве исчезнет договор Или в Адмиралтействе чертеж похитит вор, И вы найдете чей-то след у входа в кабинет, - Искать его - напрасный труд: злодея нет как нет! В секретном департаменте, наверно, скажут вам: "Да тут не без Макавити... Но где теперь он сам?.." Он отдыхает в тишине и лижет рыжий хвост Иль смертности мышей и крыс учитывает рост. Макавити, Макавити, единственный Макавити! Его вы не отравите, его вы не удавите! Он двадцать алиби подряд представит на суде, Как доказательство того, что не был он нигде. Я знаю множество других разбойников-котов, Но я уверен, убежден и присягнуть готов, Что все коты, которых ждет и ловит Скотланд-Ярд, На побегушках у него, а он - их Бонапарт! {* Скотланд-Ярд - штаб английской полиции.} ИЗ ЭДВАРДА ЛИРА ЭДВАРД ЛИР О САМОМ СЕБЕ Мы в восторге от мистера Лира, Исписал он стихами тома. Для одних он - ворчун и придира, А другим он приятен весьма. Десять пальцев, два глаза, два уха Подарила природа ему. Не лишен он известного слуха И в гостях не поет потому. Книг у Лира на полках немало. Он привез их из множества стран. Пьет вино он с наклейкой "Марсала", И совсем не бывает он пьян. Есть у Лира знакомые разные. Кот его называется Фосс. Тело автора - шарообразное, И совсем нет под шляпой волос. Если ходит он, тростью стуча, В белоснежном плаще за границей, Все мальчишки кричат: - Англича- нин в халате бежал из больницы! Он рыдает, бродя в одиночку По горам, среди каменных глыб, Покупает в аптеке примочку, А в ларьке - марципановых рыб. По-испански не пишет он, дети, И не любит он пить рыбий жир... Как приятно нам знать, что на свете Есть такой человек - мистер Лир! ПРОГУЛКА ВЕРХОМ Щипцы для орехов сказали соседям - Блестящим и тонким щипцам для конфет: - Когда ж, наконец, мы кататься поедем, Покинув наш тесный и душный буфет? Как тяжко томиться весною в темнице, Без воздуха, света, в молчанье глухом, Когда кавалеры и дамы в столице Одно только знают, что скачут верхом! И мы бы могли гарцевать по дороге, Хоть нам не случалось еще до сих пор. У нас так отлично устроены ноги, Что можем мы ездить без седел и шпор. - Пора нам, - вздохнули щипцы для орехов, Бежать из неволи на солнечный свет. Мы всех удивим, через город проехав! - Еще бы! - сказали щипцы для конфет. И вот, нарушая в буфете порядок, Сквозь щелку пролезли щипцы-беглецы, И двух верховых, самых быстрых лошадок Они через двор провели под уздцы. Шарахнулась кошка к стене с перепугу, Цепная собака метнулась за ней. И мыши в подполье сказали друг другу: - Они из конюшни уводят коней! На полках стаканы зазвякали звонко. Откликнулись грозным бряцаньем ножи. От страха на голову стала солонка. Тарелки внизу зазвенели: - Держи! В дверях сковородка столкнулась с лоханью, И чайник со свистом понесся вослед За чашкой и блюдцем смотреть состязанье Щипцов для орехов - щипцов для конфет. И вот по дороге спокойно и смело, Со щелканьем четким промчались верхом Щипцы для орехов на лошади белой, Щипцы для конфет на коне вороном. Промчались по улице в облаке пыли, Потом - через площадь, потом - через сад. И только одно по пути говорили: - Прощайте! Мы вряд ли вернемся назад! И долго еще отдаленное эхо До нас доносило последний привет Веселых и звонких щипцов для орехов, Блестящих и тонких щипцов для конфет... КОТ И СОВА Кот и Сова, Молодая вдова, Отправились по морю в шлюпке, Взяв меду в дорогу И денег немного (Чтоб за морем делать покупки). Сова, поглядев на луну, На волну, Запела под звон гитары: "Ах, милый мой Кот, ты хорош И пригож. Давай обручимся - нигде не найдешь Такой восхитительной пары, Такой, такой, Такой, такой, Такой восхитительной пары". "Голубушка! - Кот В ответ ей поет. - Как ваше прекрасно лицо! На вас, моя птица, Хочу я жениться, Но где бы найти нам кольцо?" И ночи и дни Скитались они, Покуда в прибрежном лесу, У края земли, Свинью не нашли С кольцом обручальным в носу, В носу, в носу, В носу, в носу, С кольцом обручальным в носу. - Продашь ли колечко иль дашь нам без денег? - Свинья отвечала: - Продам! - И этим кольцом обручил их священник - Индюк, оказавшийся там. В тот день они ели Бисквит, карамели, А вечером, счастья полны, Рука в руке, На прибрежном песке Плясали при свете луны, Луны, луны, Луны, луны, Плясали при свете Луны... УТКА И КЕНГУРУ Прокрякала Утка: - Мой друг Кенгуру, Какой же ты сильный и ловкий! Ты скачешь и в холод, и в дождь, и в жару, Не зная в пути остановки. А мне надоел этот илистый пруд, Где жалкие слизни и жабы живут. Неужто я, света не видя, умру? Возьми меня в путь, Кенгуру! Тебя я не буду тревожить никак, - Добавила вкрадчиво Утка, - Я буду молчать и скажу только "кряк", Коль станет особенно жутко. Увижу я бурного моря прибой И чаек свободных игру... Возьми же меня поскорее с собой, Любезнейший Кенгуру! - Мне надо, - промолвил в ответ Кенгуру, Обдумать твое предложенье. Быть может, оно нам послужит к добру, Но есть и одно возраженье: Меня ты прости, но учесть мы должны, Что лапки твои чересчур холодны, И если схвачу ревматизм, То это не будет сюрпризом! Прокрякала Утка: - О нет, пустяки! Я знала, что очень ты зябкий, И, видишь, надела тройные носки Из шерсти и пуха на лапки. Купила и плащ, чтоб не стыть на ветру Ни мне, ни тебе, Кенгуру! - Ну что ж, я готов тебя в спутницы взять. Смотри, как луна чиста!.. Но чтоб равновесья в пути не терять, Садись-ка на кончик хвоста. И вот они оба пустились в галоп Вдоль горных дорожек и вьющихся троп, По желтым пескам и лесному ковру - Утка и Кенгуру. В СТРАНУ ДЖАМБЛЕЙ {*} В решете они в море ушли, в решете, В решете по седым волнам. С берегов им кричали: - Вернитесь, друзья! - Но вперед они мчались - в чужие края - В решете по крутым волнам. Колесом завертелось в воде решето... Им кричали: - Побойтесь греха! Возвратитесь, вернитесь назад, а не то Суждено вам пропасть ни за что, ни про что!.. - Отвечали пловцы: - Чепуха! Где-то, где-то вдали От знакомой земли, На неведомом горном хребте Синерукие Джамбли над морем живут, С головами зелеными Джамбли живут. И неслись они вдаль в решете. Так неслись они вдаль в решете, в решете, В решете, словно в гоночной шлюпке. И на мачте у них трепетал, как живой, Легкий парус - зеленый платок носовой На курительной пенковой трубке. И матросы, что с ними встречались в пути, Говорили: - Ко дну они могут пойти, Ведь немыслимо плыть в темноте в решете, В этой круглой дырявой скорлупке! А вдали, а вдали От знакомой земли - Не скажу, на какой широте, - Острова зеленели, где Джамбли живут, Синерукие Джамбли над морем живут. И неслись они вдаль в решете. Но проникла вода в решето, в решето, И, когда обнаружилась течь, Обернули кругом от колен до ступни Промокашкою розовой ноги они, Чтоб от гриппа себя уберечь, И забрались в огромный кувшин от вина (А вино было выпито раньше до дна), И решили немного прилечь... Далеко-далеко, И доплыть нелегко До земли, где на горном хребте Синерукие Джамбли над морем живут, С головами зелеными Джамбли живут. И неслись они вдаль в решете... По волнам они плыли и ночи и дни, И едва лишь темнел небосклон, Пели тихую лунную песню они, Слыша гонга далекого звон: "Как приятно нам плыть в тишине при луне К неизвестной, прекрасной, далекой стране. Тихо бьется вода о борта решета, И такая кругом красота!.." Далеко-далеко, И доплыть нелегко До страны, где на горном хребте Синерукие Джамбли над морем живут, С головами зелеными Джамбли живут. И неслись они вдаль в решете... И приплыли они в решете, в решете В край неведомых гор и лесов... И купили на рынке гороха мешок, И ореховый торт, и зеленых сорок, И живых дрессированных сов, И живую свинью, и капусты кочан, И живых шоколадных морских обезьян, И четырнадцать бочек вина Ринг-Бо-Ри, И различного сыра - рокфора и бри, - И двенадцать котов без усов. За морями - вдали От знакомой земли - Есть земля, где на горном хребте Синерукие Джамбли над морем живут, С головами зелеными Джамбли живут... И неслись они вдаль в решете! И вернулись они в решете, в решете Через двадцать без малого лет. И сказали друзья: - Как они подросли, Побывав на краю отдаленной земли, Повидав по дороге весь свет! И во славу пловцов, что объехали мир, Их друзья и родные устроили пир И клялись на пиру: - Если мы доживем, Все мы тоже туда в решете поплывем!.. За морями - вдали От знакомой земли - На неведомом горном хребте Синерукие Джамбли над морем живут, С головами зелеными Джамбли живут. И неслись они вдаль в решете! {* Джамбли - от английского слова "jumble" путаница. (Примеч. С. Маршака.)} КОМАР ДОЛГОНОГ И МУХА 1 Папаша Комар Долгоног, В костюм серо-бурый одетый, У моря бродил в стороне от дорог В прекраснейший полдень лета. Навстречу - мистер Зум-Зум-зум, Без умолку жужжащий, Одетый в праздничный костюм, Как зеркало, блестящий. Пока часов протяжный бой Их не позвал к обеду, Они вели между собой Приятную беседу. Потом на золотом песке Играли мирно в бильбоке. 2 Комар Долгоног, оглядевшись вокруг, У друга спросил наконец: - Почему никогда, уважаемый друг, Не ездите вы во дворец? Ведь так богат у вас наряд, Как зеркало, блестящий, Что двор, наверно, был бы рад Вас принимать почаще. Средь мрамора и хрусталя Вы увидали б короля. А рядом королева Сидит на троне слева. Сияет золотом их трон. Она - в зеленом, в красном - он. 3 - Нет, - Зум-зум-зум сказал в ответ, - Бывать я там не мог. Я вам открою свой секрет: Все горе - из-за ног! Богат и пышен мой наряд, Да ноги коротки. Об этом в свете говорят Все злые языки. И, если я пойду в чертог, Мне не простят коротких ног. Король и королева Сойдут с ума от гнева. И, верно, скажет мне король: "Ты, Муха, выйти вон изволь!" 4 - Мой друг, - немного погрустив, Промолвил Зум-зум-зум, - Прошу я: спойте мне мотив, Какой придет на ум. Бывало, слушать вашу трель Любили окунь и макрель, И краб, клешнями шевеля, Пел вместе с вами: "Тру-ля-ля!" Вы пели так, как ни одно Земное существо. Но не поете вы давно. Скажите, отчего? Хоть ради праздничного дня Вы спойте нынче для меня! 5 - Мой друг, - ответил Долгоног, - От вас не утаю, Какое множество тревог Терзает грудь мою. Уж столько лет я петь не мог Из-за ужасно длинных ног. И эти ноги - целых шесть! - Мне не дают ни лечь, ни сесть. Шесть длинных ног - и там и тут - Все время, кажется, растут. Как на ходулях, я стою. Вот отчего я не пою. Мне пенье не идет на ум, Любезный мистер Зум-зум-зум! 6 Тут мистер Комар Долгоног И мистер Зум-зум-зум Присели рядом на песок Морской послушать шум. И оба думали, полны Тревоги и тоски: То ноги чересчур длинны, То слишком коротки! Один не мог попасть в чертог Из-за своих коротких ног. Другой же песню спеть не мог Из-за ужасно длинных ног. Кругом царит такой сумбур. Все в этом мире чересчур! 7 Мистер Комар Долгоног И мистер Зум-зум-зум К воде со всех пустились ног Без цели, наобум. Они вскочили в утлый бот, Столкнув его легко, И понеслись вдвоем вперед, Далеко-далеко!.. Они приплыли невзначай В Громбулианский славный край И там на золотом песке Играют мирно в бильбоке. Пока протяжный бой часов Не возвестит: обед готов! ПОББЛ, У КОТОРОГО НЕТ НА НОГАХ ПАЛЬЦЕВ У Поббла Без Пальцев Ног Были пальцы в былые года. Но в ответ На совет, Чтоб он пальцы берег, Отвечал он всегда: - Ерунда! А тетя Джобиска, В сырую погоду Давая племяннику Хинную воду, Клялась, что никто бы Придумать не мог Лекарства полезней Для Поббловых ног. Поббл Без Пальцев Ног, Едва он немного подрос, Бристольский канал Пересек Поперек, Фланелью укутав нос. От леди Джобиски он знал, что вода Ногам никогда не приносит вреда И тот, кто от холода нос уберег, Навек не расстанется с пальцами ног. В пути он все время повязку хранил, А если встречал корабли, "Динь-динь-дили-динь" - в колокольчик звонил, Чтоб сбоку его обошли. И каждый морской капитан, адмирал, Увидев плывущего Поббла, кричал: - Плывет он за рыбой для киски Почтеннейшей леди Джобиски! И вот уж близка его цель - Почти переплыл он канал. Как вдруг мимоходом цветную фланель Дельфин с его носа сорвал. Он на ноги бросил испуганный взгляд, Где было на каждой минуту назад Пять розовых пальцев, уложенных в ряд, И замер в тоске и тревоге, Увидев беспалые ноги. И никто никогда не узнал - И не сможет узнать, вероятно, - Кто начисто пальцы ему обкорнал Так быстро и так аккуратно: Акула, чьи зубы кинжала острей, А может, русалка - жилица морей, А может быть, краб или вобла Насытились пальцами Поббла... Поббла Без Пальцев Ног Уложили заботливо в барку, А потом понесли (Ведь ходить он не мог) По тропинке к Джобискину парку. И тетя от счастья, что он не погиб, Устроила завтрак из жареных рыб - Из тех, что в Бристольском канале К племяннику в руки попали. И Побблу сказала: - Конечно, беда, Что пальцев своих ты лишен навсегда. Но, если ты ноги без пальцев сберег, Куда это лучше, чем пальцы без ног! ЧИКИ-РИКИ-ВОРОБЕЙ Чики-Рики - воробей Отдыхал в тени ветвей, А жена его для крошек Суп готовила из мошек, Для полдюжины ребят, Желторотых воробьят. И над ними тихо-тихо Пела песню воробьиха: Твики-вики-вики-ви, Чики-рики-твики-ти, Спики-бики-би! Воробьиха шепчет мужу: - Милый друг, в такую стужу Мне все ночи напролет Спать твой кашель не дает. И чихаешь ты ужасно. Мне давно уж стало ясно, Что тебе во время сна Шапка теплая нужна! Чики-вики-мики-ти, Бики-вики-тики-ми, Спики-чипи-ви! Ты не стар, но и не молод, И тебе опасен холод. Надо, надо не забыть Завтра шапку раздобыть. Воробей ответил: - Верно! Ты заботлива безмерно, И тебе желаю я Счастья, уточка моя! Витчи-битчи-литчи-би! Твики-мики-вики-би! Тики-тики-ти! О тебе, в постели лежа, Я сегодня думал тоже - Как ужасно ты храпишь, И чихаешь, и сопишь. Воробьи - народ незябкий, Но нельзя нам спать без шапки. Полетим с тобой вдвоем, Капор в городе найдем. Витчи-китчи-китчи-ви. Спики-вики-мики-би, Чипи-випи-чи. Купим в Лондоне сапожки На твои босые ножки, Купим платье мы с тобой, Шарф небесно-голубой, Теплый капор самый модный, Как у дамы благородной! Джики-вики-бики-ти, Чики-бики-вики-би, Твики-витчи-ви! Утром оба, встав с постели, В город Лондон полетели. Опустились на момент На старинный Монумент. А потом на Пикадилли Платье с обувью купили, Воробью купили шляпу, Воробьихе - модный капор. Зики-вики-мики-би, Витчи-витчи-митчи-ки, Рики-тики-ви! Увидав отца и мать, Дети начали кричать: - Как нарядны мама с папой! Как идут обоим шляпы! Воробей сказал: - О да! Мы одеты хоть куда, Можем в этаком уборе Красоваться на заборе И чирикать: Чики-чи! Чиви-чиви-бики-би! Чики-рики-ми! СКАЗКА О ПЕЛИКАНАХ Мы - король с королевой Пели-канов. Не найдете нигде вы Таких великанов. Таких, похожих На ласты, ног И сложных Кожаных Ртов и щек. Плофскин! Плафскин! Когда и где Прекраснее птицы Плескались в воде? Плофскин! Пламскин! Плошкин! Кряк! Так будет вчера, И сейчас было так! Мы любим Нил, Мы на Ниле живем, На Нильских утесах Мы дремлем вдвоем, Мы ловим рыбешку В дневные часы, А вечером смотрим С песчаной косы. И едва только солнце Сойдет с вышины, И станут прибрежные Скалы черны, И зардеет река От закатных огней, И шнырять будут ибисы Быстро над ней, - Крыло в крыло Мы становимся в ряд, И пляшем, И скачем, И топаем в лад. И, наши огромные клювы раскрыв, Мы песню поем на такой мотив: Плофскин! Плафскин! Когда и где Так радостно птицы Плескались в воде? Плофскин! Пламскин! Плошкин! Кряк! Так будет вчера, И сейчас было так! Прошлогодней весной Нашу дочь юных лет, Пеликанью принцессу, Мы вывезли в свет. И на этот бал Оказать ей честь Прилетели все птицы, Какие есть. Цапля, и чайка, И жирный баклан, И птица фламинго Из жарких стран, Косяк журавлей, И гусей табун, И тысячи уток С болот и дюн. Все хором поздравили Дэлл, нашу дочь, И ели, И пили, И пели всю ночь. И гул голосов до утра долетал До ближних песков и далеких скал: Плофскин! Плафскин! Когда и где Прекраснее птицы Плескались в воде? Плофскин! Пламскин! Плошкин! Кряк! Так будет вчера, И сейчас было так! Но средь множества птиц Из лесов и полей Величавее всех Был король журавлей. Был широк его шаг, И высок его рост, И красив его фрак, И хорош его хвост. Кружева прикрывали Ступни его ног, Чтоб никто разглядеть Его пальцев не мог. (Хоть для света всего Уж давно не секрет, Что меж пальцев его Перепонок нет!..) И едва лишь увидел Он дочь нашу Дэлл, Как влюбился И сердцем ее завладел. Он влюбился В ее ковыляющий шаг И креветок венок На ее волосах. Преподнес он ей в дар Крокодилье яйцо И на лапку надел Из кораллов кольцо. И вот наша дочь С королем-журавлем Далеко, далеко Улетели вдвоем. В дальний путь Провожало их множество птиц - Лебедей и гусей, Журавлей и синиц. Унеслись они прочь Из родимой земли И, как длинное облако, Скрылись вдали... Плофскин! Плафскин! Когда и где Прекраснее птицы Плескались в воде? Плофскин! Пламскин! Плошкин! Кряк! Так будет вчера, И сейчас было так! Мы с прибрежья Смотрели им вслед полчаса, До тех пор пока слышались Их голоса. Где-то в сумерках летних Исчезли они, И на желтых песках Мы остались одни... Часто-часто с тех пор Летом в лунную ночь На прибрежных песках Вспоминаем мы дочь. Улетела она, Неизвестно куда, И, должно быть, не встретиться Нам никогда... Плофскин! Плафскин! Когда и где Печальнее птицы Плескались в воде? Плофскин! Пламскин! Плошкин! Кряк! Так будет вчера, И сейчас было так! ИЗ ЛЬЮИСА КЭРРОЛЛА БАЛЛАДА О СТАРОМ ВИЛЬЯМЕ - Папа Вильям, - сказал любопытный малыш, - Голова твоя белого цвета, Между тем ты всегда вверх ногами стоишь. Как ты думаешь, правильно это? - В ранней юности, - старей, промолвил в ответ, - Я боялся раскинуть мозгами, Но, узнав, что мозгов в голове моей нет, Я спокойно стою вверх ногами. - Ты старик, - продолжал любопытный юнец. - Этот факт я отметил вначале. Почему ж ты так ловко проделал, отец, Троекратное сальто-мортале? - В ранней юности, - сыну ответил старик, - Натирался я мазью особой, По два шиллинга банка - один золотник. Вот, не купишь ли банку на пробу? - Ты немолод, - сказал любознательный сын, - Сотню лет ты без малого прожил. Между тем двух гусей за обедом один Ты от клюва до лап уничтожил. - В ранней юности мышцы своих челюстей Я развил изучением права, И так часто я спорил с женою своей, Что жевать научился на славу! - Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря На неловкость такого вопроса: Как сумел удержать ты живого угря В равновесье на кончике носа? - Нет, довольно! - сказал возмущенный отец. Есть границы любому терпенью. Если новый вопрос ты задашь, наконец, - Сосчитаешь ступень за ступенью! МОРСКАЯ КАДРИЛЬ Говорит треска улитке: - Побыстрей, дружок, иди. Мне на хвост дельфин наступит, - он плетется позади. Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас. Нынче бал у нас на взморье, ты пойдешь ли с нами в пляс? Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс? Можешь, хочешь, хочешь, можешь ты пуститься с нами в пляс? Ты не знаешь, как приятно, как занятно быть треской, Если нас забросят в море и умчит нас вал морской! - Ох! - улитка пропищала. - Далеко забросит нас! Не хочу я, не могу я, не хочу я с вами в пляс. Не могу я, не хочу я, не могу пуститься в пляс! - Ах, что такое далеко? - ответила треска. - Где далеко от Англии, там Франция близка. За много миль от берегов есть берега опять. Не робей, моя улитка, и пойдем со мной плясать. Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пойти со мной плясать? Можешь, хочешь, хочешь, можешь ты пойти со мной плясать? ИЗ А.-А. МИЛЬНА БАЛЛАДА О КОРОЛЕВСКОМ БУТЕРБРОДЕ Король, Его величество, Просил ее величество, Чтобы ее величество Спросила у молочницы: Нельзя ль доставить масла На завтрак королю. Придворная молочница Сказала: - Разумеется, Схожу, Скажу Корове, Покуда я не сплю! Придворная молочница Пошла к своей корове И говорит корове, Лежащей на полу: - Велели их величество Известное количество Отборнейшего масла Доставить к их столу! Ленивая корова Ответила спросонья: - Скажите их величествам, Что нынче очень многие Двуногие-безрогие Предпочитают мармелад, А также пастилу! Придворная молочница Сказала: - Вы подумайте! - И тут же королеве Представила доклад: - Сто раз прошу прощения За это предложение. Но если вы намажете На тонкий ломтик хлеба Фруктовый мармелад, Король, его величество, Наверно, будет рад! Тотчас же королева Пошла к его величеству И, будто между прочим, Сказала невпопад: - Ах да, мой друг, по поводу Обещанного масла... Хотите ли попробовать На завтрак мармелад? Король ответил: - Глупости! - Король сказал: - О боже мой! - Король вздохнул: - О господи! - И снова лег в кровать. - Еще никто, - сказал он, - Никто меня на свете Не называл капризным... Просил я только масла На завтрак мне подать! На это королева Сказала: - Ну, конечно! - И тут же приказала Молочницу позвать. Придворная молочница Сказала: - Ну, конечно! - И тут же побежала В коровий хлев опять. Придворная корова Сказала: - В чем же дело? Я ничего дурного Сказать вам не хотела. Возьмите простокваши, И молока для каши, И сливочного масла Могу вам тоже дать! Придворная молочница Сказала: - Благодарствуйте! - И масло на подносе Послала королю. Король воскликнул: - Масло! Отличнейшее масло! Прекраснейшее масло! Я так его люблю! - Никто, никто, - сказал он И вылез из кровати. - Никто, никто, - сказал он, Спускаясь вниз в халате. - Никто, никто, - сказал он, Намылив руки мылом. - Никто, никто, - сказал он, Съезжая по перилам, - Никто не скажет, будто я Тиран и сумасброд За то, что к чаю я люблю Хороший бутерброд! НЕПОСЛУШНАЯ МАМА Джеймс Джеймс Моррисон Моррисон, А попросту - Маленький Джим, Смотрел за упрямой, Рассеянной мамой Лучше, Чем мама за ним. Джеймс Джеймс Говорил: - Дорогая, Помни, что ездить одна В город До самого Дальнего края Ты без меня не должна! Но очень упряма Была его мама. (Так люди о ней говорят.) Упрямая мама Надела упрямо Свой самый Красивый наряд. "Поеду, поеду, - Подумала мама, - И буду к обеду Назад!" Король Объявленье велел написать И вывесить Там, где надо: "Пропала, Ушла Иль украдена мать, И тем, кто сумеет Ее отыскать, Сто золотых награда!" Искали-искали Пропавшую маму, Искали три ночи, Три дня. Был очень Английский король озабочен, И свита его, И родня. Английский король Говорил королеве: - Ну кто же из нас виноват, Что многие мамы Ужасно упрямы И ездят одни, без ребят? Я знаю, - Сказал он, - Ту площадь в столице, Где мой расположен дворец. Но в нашей столице Легко заблудиться, Попав В отдаленный конец! Джеймс Джеймс Моррисон Моррисон, А попросту - Маленький Джим, Смотрел за упрямой, Рассеянной мамой Лучше, чем мама за ним. Он очень скучал По уехавшей маме. - Но чья, - говорил он, - вина, Что бедная мама Решила упрямо Куда-то поехать одна?.. Но вот отыскалась Пропавшая мама. С дороги Пришла от нее телеграмма, В которой писала она: "Целую, здорова, И - честное слово - Не буду я ездить Одна!" ГОП-ГОП! Мой Робин не ходит, Как люди, - Топ-топ, - А мчится вприпрыжку, Галопом - Гоп-гоп! Он мчится вприпрыжку, Галопом - гоп-гоп! И если гуляем мы вместе, Напрасно в пути Я кричу ему: "Стоп!" - Не может стоять он на месте. А если бы Робин Не прыгал в пути, Шагов десяти Он не мог бы пройти И скоро бы снова Пустился в галоп - Гоп! Гоп! Гоп! У ОКНА Вот две капли дождевые На стекле. Они живые. Кто скорей домчится вниз, Та получит первый приз. Каждой капле дал я имя: Это - Джонни, это - Джимми. Первым в путь пустился Джим. Джон покуда недвижим. Джим немножко тяжелее, Но за Джона я болею. С места сдвинулся и он. Поторапливайся, Джон! Джим вперед летит без страха. Джон ползет, как черепаха. Но и Джим застрял в пути - Должен муху обойти. Джон догнал в дороге Джима И спокойно мчится мимо, Но и Джим неутомим - Нажимает снова Джим, Вниз несется что есть духу, Налетел опять на муху. Джон его и обогнал. Молодец! Я так и знал. Но изчез он, словно не был... Тут и солнце вышло в небо! ВЕЖЛИВОСТЬ Когда я родных И знакомых встречаю, Я кланяюсь, Шляпу сорвав с головы, И вежливо Всем на вопрос отвечаю: - Большое спасибо. Прекрасно. А вы? Но знаете, Взрослые дяди и тети, Я мог бы счастливее Жить-поживать, Когда бы любезный Вопрос "Как живете?" Никто мне при встрече Не стал задавать! МАЛЕНЬКИЙ ТИМ У Тимофея-Тима На ножках десять пальцев. Чулки на десять пальцев Натягивает Тим, Наденет и сапожки, И новые галошки, - И весь десяток пальцев Гулять уходит с ним. У Тима-Тимофея На ручках десять пальцев, И делают все пальцы, Что им прикажет Тим. Он сунет их в перчатки На меховой подкладке, - И десять пальцев в прятки Зимой играют с ним. У Тимофея-Тима Два синих-синих глаза. Они всегда смеются, Когда смеется Тим. А если мальчик болен Иль чем-то недоволен, То сразу Оба глаза Заплачут вместе с ним. У Тима-Тимофея На ручках десять пальцев, На ножках десять пальцев, А голова одна. Когда, зевая сладко, Ложится он в кроватку, - На мягкую подушку Ложится и она. ХВОСТЫ У льва есть хвост - могучий, длинный, А у осла есть хвост ослиный. У кошки хвост и у коня, Но нет у вас и у меня. Когда я буду именинник, Куплю я хвостик за полтинник. Мне продавец измерит рост И подберет отличный хвост. Скажу я льву, киту, верблюду: - Я вам завидовать не буду. Смотрите, - с нынешнего дня Завелся хвост и у меня! ПРИМЕЧАНИЯ В творческой биографии С. Я. Маршака большое место занимает работа над переводами многонационального фольклора, произведений зарубежных поэтов и стихов писателей советских национальных республик. Свою работу над переводами английской литературы Маршак начал еще будучи студентом. В автобиографии-предисловии к сборнику избранных стихов в серии "Библиотека советской поэзии" (1964), вспоминая о своем пребывании в студенческие годы в Англии, он писал: "...больше всего подружила меня с английской поэзией университетская библиотека", где "я впервые узнал то, что переводил впоследствии, - сонеты Шекспира, стихи Вильяма Блейка, Роберта Бернса, Джона Китса, Роберта Браунинга, Киплинга... Переводить стихи я начал в Англии, работая в нашей тихой университетской библиотеке. И переводил я не по заказу, а по любви..." Такое отношение к переводимому материалу определило и метод перевода. Маршак пришел к убеждению, что прежде всего в переводе, говоря его словами, "нельзя рабски следовать за подлинником, нельзя попадать в плен к особенностям, к строю чужого языка". Сохранившиеся в архиве поэта варианты переводов дают возможность познакомиться с процессом его работы над ними. Как правило, первоначальный вариант по своим формальным признакам (количество строф, стихотворных строк в строфе, размер произведения и т. д.) более близок к тексту оригинала. Сличая автографы, можно совершенно точно установить, что, делая иногда десятки вариантов перевода того или иного стихотворения, Маршак стремился к одному - "верно выразить мысль и чувство" оригинала. И только тогда, когда это ему "удавалось, оказывалось, что и форма для данного произведения найдена верно". Маршак считал, что важнее всего передать подлинный облик переводимого поэта. Верно отразить его эпоху и национальный колорит его произведений, волю, душу, характер, темперамент писателя. Вместе с тем опыт поэта приводил к выводу, что, работая над переводом, следует одинаково избегать как "порочной точности, так и столь же недопустимой, преступной вольности, поскольку читатель должен быть уверен, что поэт-переводчик донес до него подлинные мысли и чувства переводимых поэтов, не утеряв ничего главного, основного, существенного". Во многих письмах и статьях, как бы подводя итог своей многолетней работы, Маршак последовательно утверждал принципиальное для него положение - когда переводишь стихи, следует смотреть не только в книгу, откуда переводишь, но и в окружающую жизнь, и в себя. Поэт-переводчик должен как бы перевоплотиться в автора и, во всяком случае, влюбиться в него, в его манеру и язык, сохраняя при этом верность своему языку и даже своей поэтической индивидуальности. Маршак подчеркивал, что хороший переводчик невольно и неизбежно отражает и свою эпоху, и себя самого. Таков был незыблемый принцип Маршака-переводчика. И об этом свидетельствуют его переводы, высоко оцененные и читателями и критикой. Маршак не прерывал своей работы над переводами английских поэтов с 1913 года и до конца жизни, и каждый раз, готовя к изданию очередной сборник своих переводов, открывал их произведениями английской литературы. И в настоящем Собрании сочинений сохранена эта традиция прижизненных изданий. В III том Собрания сочинений вошли переводы С. Я. Маршака из английских и шотландских писателей в соответствии с хронологией их жизни и творчества, начиная с XVI века и кончая XX веком {В составлении настоящего тома принимали участие члены комиссии по литературному наследию С. Я. Маршака - В. М. Жирмунский, И. С. Маршак.}. Исключение сделано для писателей XVI-XVII веков, Тербервилла (1540-1598), де Вера (1550-1604) и Донна (1573-1631), переводы из которых помещены вместе и после переводов из Шекспира (1564-1616), а также для Лира, Кэрролла и Мильна: произведения этих поэтов даны в конце раздела, в соответствии с расположением произведений в III томе прижизненного издания "Сочинений" С. Маршака. Том представляет собой, по сравнению с предшествующими изданиями, наиболее полное собрание поэтических переводов из английской литературы. В него включены широко известные переводы, неоднократно печатавшиеся при жизни автора, а также не опубликованные им, сохранившиеся в архиве. Переводы каждого поэта располагаются в соответствии с последним изданием, в котором принимал участие С. Я. Маршак. Не опубликованное при жизни помещается в конце каждого раздела. Тексты даются по последним прижизненным публикациям, иные случаи оговариваются особо. В примечаниях, кроме библиографических данных, приводятся наиболее характерные варианты отдельных переводов из первоначальных публикаций и автографов. Остальные случаи авторской правки не оговариваются. Ниже дается список принятых в примечаниях сокращений. Сочинения, тт. 1,3, 4 - С. Маршак, Сочинения в четырех томах, Гослитиздат, М. 1957-1960. "Избранные переводы", 1959 - С. Маршак, Избранные переводы, Детгиз, М. 1959. "Избранные переводы", 1946 (1947) - С. Маршак, Избранные переводы, Гослитиздат, М. 1946 (на обл. 1947). "Английские баллады и песни", 1941, 1944 - Маршак С. Я., Английские баллады и песни, "Советский писатель", М. 1941, Гослитиздат, 1944 (подписано к печати 25/VIII 44 г.). "Роберт Бернс", 1950 и т. д. - Роберт Бернс в переводах С. Маршака, Гослитиздат, 1950, 1957 и т. д. "Сатирические стихи" - Маршак С. Я., Сатирические стихи, "Советский писатель", М. 1964. "Сонеты", 1948 и т. д. - Сонеты Шекспира в переводах Маршака, "Советский писатель", М. 1948, 1949, 1955. "Сонеты", 1960 и т. д. - Сонеты Шекспира в переводах С. Я. Маршака, Гослитиздат, М. 1960, 1963, 1964. "Северные записки", 1915, 1916 - ежемесячный литературно-политический журнал "Северные записки", 1915, э 10; 1916, э 3. "Сказки" - С. Маршак, Сказки, песни, загадки, "Детская литература", М. 1966. В том случае, когда ссылки даются на сборники и статьи С. Я. Маршака, имя автора не указывается. Упоминаемые в примечаниях автографы хранятся в архиве С. Я. Маршака. Письма С. Я. Маршака цитируются по 8-му тому настоящего Собр. соч. ИЗ АНГЛИЙСКИХ И ШОТЛАНДСКИХ ПОЭТОВ Из Вильяма Шекспира Вильям Шекспир (1564-1616) - величайший английский драматург эпохи Возрождения. Широко известны и лирические произведения Шекспира. Особенно знаменит цикл его сонетов, созданный, предположительно, между 1592 и 1600 годами. Первые переводы шекспировских сонетов появились на русском языке еще в прошлом веке. Отдельные сонеты переводили И. Мамуна, Н. Холодковский, Валерий Брюсов, Борис Пастернак и др. Два полных перевода всего цикла сделаны были Н. Гербелем и М. И. Чайковским. Заслуга С. Я. Маршака в том, что он, по определению А. Фадеева, сделал сонеты Шекспира "фактами русской поэзии". "Мне лично выпало на долю счастье и большая ответственность, - писал сам Маршак в незаконченной работе о Шекспире, - перевести на русский язык лирику Шекспира, его сонеты" (Новый мир, 1964, э 9). По свидетельству Маршака, он начал работать над сонетами "с первых же дней после окончания войны и работал несколько лет" (Письмо А. Г. Кравцову 20/XII 1962 г.). Судя по многим высказываниям поэта, ему казалось, что сила и страстность поэзии Шекспира особенно близка советскому читателю середины XX века: "Революционные эпохи резко отличаются от тех, когда люди едва замечают замедленный ход истории... Вот почему нам легче понять Шекспира, чем нашим отцам и детям. Нам довелось увидеть собственными глазами и ощутить всем своим существом крутые повороты истории" ("Новый мир", 1964, э 9). "Не все сонеты раскроются перед вами сразу, - писал Маршак в письме Алле Лаказо, - но вы почувствуете, сколько в них благородства, веры в человека, в любовь" (20/XII 1963 г.). "Вероятно, вы найдете в этих сонетах - может быть, не во всех сразу - отклик на Ваши собственные чувства и мысли. Как Вы увидите, Шекспир, которому в этом году исполняется четыреста лет, кажется нам современником. Так перекликаются его чувства с нашими. Сонеты Шекспира - это книга для долгого вдумчивого чтения" (Письмо Н. Г. Вострецовой, 27/I 1964 г.). И в переводах сонетов и других стихотворений Шекспира Маршак, как всегда, стремился не к буквализму, а к сохранению "единства мысли, чувства, настроения". Для него самое важное, "передано ли в переводе основное стремление поэта, его завещание, его воля?" (Письмо В. С. Рудину, 23/И 1952 г.). По поводу перевода сонетов Маршак снова напоминает свой важнейший принцип: "Фотографировать или копировать стихи, написанные на другом языке, нельзя и не стоит. Можно создать новые - русские - стихи, сохраняющие мысли, чувства, мелодию оригинала. Только тогда строки поэтического перевода могут войти в русскую поэзию" (в том же письме В. С. Рудину). Здесь Маршак поясняет, почему он не стремился в точности воспроизводить сложные метафоры ренессансного стиля: "Я адресую сонеты читателю XX века, и мне очень важно, чтобы до него дошел весь внутренний жар, таящийся в оригинале, и то удивительное сочетание глубокой мысли и простодушия, которое заключено во многих строчках Шекспира... Не в передаче стилистических архаизмов я видел свою задачу, в в сохранении того живого, что уцелело в сонетах до наших дней, что, конечно, переживет нас, наших детей и внуков" {Курсив С. Маршака.}. В таком восприятии Шекспира как современника и заключается секрет успеха переводов Маршаком шекспировских сонетов, которые вышли отдельными изданиями, а также в собраниях сочинений великого драматурга. Сонет - сложная поэтическая форма, предъявляющая поэту строгие формальные требования. Английский сонет, как итальянский, считающийся классическим, состоит из четырнадцати стихов, только построен в виде трех четверостиший (первые два не связаны между собой единой рифмой) и, как правило, одного завершающего двустишия. Написан чаще всего пятистопным ямбом. В 90-е годы XVI столетия сонет был весьма распространенной в Англии литературной формой, тогда и создан шекспировский лирический цикл. Сонеты носят явно автобиографический характер, в них - эмоциональная реакция поэта на события личной и общественной жизни, его душевный опыт, переданный в поэтических образах. В сонетах отразились и дружеские и любовные отношения поэта, и раздумья над жестокими противоречиями жизни. Первые 26 сонетов обращены к другу, вероятно, к графу Саутгемптону (ему же посвящены две поэмы, "Венера и Адонис" и "Лукреция"). В 17-ти из них поэт уговаривает друга жениться и "восстановить" себя в потомстве. Основной темой этих сонетов становится "бренность жизни", мотив, распространенный в поэзии эпохи Возрождения. Этой теме посвящены сонеты - 2, 5, 6, 9, 11, 13, 15. Уже в переводах этих первых сонетов видно, что Маршак, адресуя их читателям иной страны и иного времени, сознательно отказывается от поэтики, присущей английской поэзии XVI века, считая ее архаичной для современного восприятия (см. письмо В. С. Рудину 23/II 1952 г.). Например, английской поэзии свойственны развернутые метафоры, которые логически вбирают в себя все стихотворение. Маршак часто, оставляя метафору, не развертывает ее (см. прим. к сонету седьмому). В письме к К. Чуковскому 23/Х 1963 года Маршак отмечал, что в сонетах чуть ли не над каждым стихом можно поставить музыкальные обозначения "allegro", "andante" и т. д., и он сохраняет и передает музыкальный строй оригинала. На примере первого сонета Маршак объясняет, почему он иной раз смягчает грубоватость и "натуралистичность" Шекспира: "Первоначально я перевел это место грубее, чем впоследствии: Жалея этот мир, не пожирай Ему принадлежащий урожай. Потом я решил, что при необходимой в русском переводе экономии места важнее сохранить понятие "by the grave": Жалея мир, земле не предавай... Кроме того, русские слова "обжора", "пожирай" грубее английского "glutton" (Письмо В. С. Рудину 23/II 1952 г.). Сонеты. Сонеты печатаются по юбилейному изданию "Сонеты Шекспира в переводах С. Маршака", "Художественная литература", М. 1964, при подготовке которого С. Маршак существенно переработал отдельные, сонеты. Сонет 1. - Впервые в "Сонетах", 1948 {Данные о первых публикациях подготовлены библиографом Е. А. Яновской.}. Сонет 2. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3. В письме 3. И. Лейбман Маршак писал: "Переводя сонеты Шекспира, я делал по десять-двадцать вариантов каждого сонета" (14/II 1963 г.). Один из последних автографов-вариантов второго сонета сохранился на полях конспекта статьи о Шекспире английского литературоведа А. Л. Роуза (The Times Literary Supplement, 17.9.1963): . . . . . . . . . . . . . . . . . . На смену мне прекрасный сын растет, Моя былая свежесть в нем жива, В нем оправданье жизни и отчет (расчет)". Сонет 3. - Впервые в "Сонетах", 1948. В письме Рудину (23/II 1952 г.) Маршак приводит перевод этого сонета как пример вынужденного "смягчения" Шекспира: "В стихах Какая смертная не будет рада Отдать тебе нетронутую новь, - я не сохраняю понятия "womb" потому, что по-русски это будет звучать еще натуралистичнее (матка, чрево, недра). Английское слово "womb" встречается чаще и при этом нередко в символическом смысле. Да к тому же "нетронутая новь" соответствует всему контексту... Кстати, во многих случаях я грубость подлинника сохранил. Но не забывайте, что мы живем не в XVI веке, не в Эпоху Ренессанса, когда циничная откровенность была присуща светской беседе". Сонет 4. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 5. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10. Сонет 6. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 7.- Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10, под номером 27. Перевод представляет собой характерный пример, когда Маршак снимает развернутую метафору. У Шекспира жизнь человека уподобляется катящемуся от восхода к закату солнцу. Маршак же сравнивает жизнь с солнцем, приглашая человека быть наблюдателем. Сонет 8. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонеты 9, 10. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 11. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонет 12. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 13. - Впервые в "Сонетах", 1948. В изданий 1964 года внесены изменения. Конец второй строфы и последнее двустишие в публикациях с 1948 по 1963 год читаются по-иному: Пускай по праву перейдет она К наследнику прямому твоему. . . . . . . . . . . . . . . . О, пусть, когда настанет твой конец, Звучат слова: - "Был у меня отец!" Сонет 14. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 15. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонет 16. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 17. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10. На этом сонете заканчивается тема, в разработке которой Шекспир проявил поистине неиссякаемую фантазию и изобретательность, - это тема "недолговечности жизни, продления жизни в своих потомках". Маршак в письме к К. И. Чуковскому отмечает, что, несмотря на материальную зависимость Шекспира от графа Саутгемптона, "в самых комплиментарных стихах нет и тени подобострастия. А лучшие сонеты полны гордости, достоинства, презрения к судьбе и к случайным ее баловням" (31/Х 1963 г.). Сонет 18. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. С 18 по 99 сонет можно, условно, сказать, что они посвящены другу и дружбе, которую Шекспир считает самым высоким и прекрасным чувством и ставит даже выше любви. Тема дружбы нередко перерастает в сонетах в преклонение перед Человеком - венцом природы. Сонет 19. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонет 20. - Впервые в "Сонетах", 1948. Маршак писал в письме К. И. Чуковскому (31/Х 1963 г.): "...в одной строфе известного сонета (20-го) я исправил две строчки, сделав их откровеннее и грубее. У меня было: Тебя природа женщиною милой Задумала, но, страстью пленена, Она меня с тобою разлучила, А женщин осчастливила она. Две последние строчки я хочу заменить такими: Она тебя приметой наделила, Что мне в тебе нисколько не нужна. Я был рад, когда нашел слово "примета". Раньше я пробовал перевести это "оnе thing to my purpose nothing" более вещественно, но получалось слишком уж похабно". Сонет 21. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонет 22. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 23. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10. Сонет 24. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кп. 3. Один из самых стилистически сложных сонетов. По поводу своего перевода Маршак пишет Рудневу: "Как перевести слово "perspective" в 24-м сонете? Толкования, высказываемые различными комментаторами, зыбки и ненадежны. А в том случае, когда слова толкуются по-разному и ни одно из толкований не кажется достаточно убедительным и победительным, вернее всего брать простое, буквальное значение слова. Пусть уж лучше оно останется не раскрытым до конца, чем истолковано неверно. Мне кажется, что сложный, полный поэтической игры, смысл 24-го сонета мой перевод в какой-то степени передает" (курсив С. Маршака) (23/II 1952 г.). Сонет 25. - Впервые в "Сонетах", 1948. Ряд исследователей усматривают в сонете прямой намек на падение могущественного временщика, поэта и военачальника, сэра Уолтера Раллей, что было политической сенсацией 1592 года. Сонет 26. - Впервые в "Сонетах", 1948. У Шекспира этот сонет оказывается как бы рубежом настроения лирического героя: безоблачная радость, любование другом, упоение миром и совершенством человека сменяется чувством обиды, ревностью и сетованиями на непрочность красоты человеческих отношений. На полях конспекта статьи Роуза о Шекспире есть вариант последних трех стихов, более близкий к оригиналу: в стихе "Моей судьбе, безвестной и убогой", слово "судьба" заменено на "любовь", как в оригинале, и дальше: Тогда любовь я покажу свою, А до тех пор в душе ее таю (тени себя таю). Сонет 27. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонет 28. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонеты 29, 30. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 31. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонет 32. - Впервые с первой строкой "О, если ты, мой друг, переживешь..." в журнале "Знамя", 1943, кн. 4. Сонет 33. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 34. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонет 35. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 36. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3. Сонеты 37, 38. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 39. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонеты 40, 41 и 42. - Впервые в "Сонетах", 1948. В этих сонетах со всей очевидностью звучит тема ревности. Любимый друг обольстил возлюбленную поэта, измена друга тяжело поразила Шекспира, судя по содержанию сонетов, тяжелее, чем неверность возлюбленной (см. также примеч. к сонетам 66 и 127). Сонет 43. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонет 44. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10, под номером 144. Сонет 45. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 46. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3, Сонет 47. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 48. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 49. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3. Сонеты 50 и 51. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 52. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 53. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 54. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 55. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонет 56. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3. Сонет 57. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 58. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1, под номером 68. Сонет 59. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 60. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонет 61. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонеты 62, 63. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3. Сонет 64. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 6. Сонет 65. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 66. - Впервые в "Сонетах", 1948. Один из самых знаменитых сонетов, общее звучание которого перекликается с идейной проблематикой высоких трагедий Шекспира. После 26 сонета тема разочарования все сильнее звучит в лирике Шекспира. Горечь утраты друга и возлюбленной постепенно перерастает в философское осмысление несовершенства окружающей жизни; переходы от отчаянья к надежде все больше уступают место раздумью над жестокими законами бытия. Гамлетовская тема с особой силой звучит в этом сонете. "Между сонетами и драматургией Шекспира, несомненно, есть общее, - писал Маршак Л. Е. Ковалевой. - На мой взгляд, больше всего общего у сонетов с Гамлетом" (8/II 1963 г.). Сонет 67. - Впервые с первой строкой "Спроси, зачем он дышит и живет..." в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонеты 68, 69, 70. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонеты 71, 72. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э И-12. Перевод 72 сонета являет собой редкий случай, когда Маршак меняет строй сонета. Вместо трех четверостиший с перекрестными рифмами и двустишия с парной рифмой, он дает здесь два четверостишия и два трехстишия. В трехстишиях рифмовка сложная: первый и третий стих первого трехстишия рифмуются с первым и третьим стихом второго; так же рифмуются между собой вторые стихи трехстиший. Такое построение свойственно сонету итальянскому, а не английскому. Сонет 73. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонеты 74, 75. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 76. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10. Сонет 77. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонет 78. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонеты с 78 по 86 объединены общей новой темой: поэт страдает оттого, что его друга воспевают другие поэты и, очевидно, соответственно пользуются его покровительством. Если считать, что сонеты обращены к графу Саутгемптону, то известно, что он покровительствовал драматургу и поэту Томасу Нэшу, возможно, что соперником Шекспира был и Джордж Чэпмен. Сонет 79. - Впервые в "Сонетах", 1948. Имеется автограф 1963 года первой строфы, написанный на полях конспекта статьи Роуза: Когда к тебе взывал я, одинокий, О помощи, ты жаловал мой стих. Но как теперь мои померкли строки, Когда звучат стихи сильней моих. Сонет 80. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. В автографе 1963 года, на полях конспекта статьи Роуза, имеется вариант второй строфы, более близкий к оригиналу: Но океан души твоей широк, А так как он качает наравне С могучим судном маленький челнок, Дерзнул я появиться на волне. Сонет 81. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. В этом сонете Шекспир обращается к другу, в его словах звучит гордость и за любимого человека, который будет жить в его стихах, и за собственный поэтический дар, который может сделать имя друга бессмертным. В оригинале буквально сказано - "таким высоким свойством обладает мое перо" ("Such virtue hath my pen"). Сонеты 82, 83. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонеты 84, 85. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонет 86. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет заключает собой небольшой цикл сонетов-жалоб на соперника-поэта. По некоторым толкованиям, в сонете содержится намек на Кристофера Марло, в частности на его последнюю трагедию "Доктор Фауст". Сонеты 87, 88. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 89. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1, под номером 39. Сонет 90. - Впервые с первой строкой "Коли разлюбишь, - разлюби теперь..." в журнале "Знамя", 1947, кн. 6. Начиная с этого сонета, поэтическая условность и изысканность языка первых сонетов сменяется у Шекспира живой речью, вместо пышных метафор - лаконичная простота. Считая этот стиль более близким для восприятия современного читателя, Маршак полностью сохраняет поэтику оригинала (см. общее примеч. к разделу "Из Вильяма Шекспира", а также примеч. к сонету 130). Сонет 91. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10. Сонет 92. - Впервые в "Сонетах", 1948. При переводе сонетов, адресованных то другу, то любимой женщине, Маршак, так же как и другие переводчики, столкнулся с определенной трудностью. Фразеология дружеских и любовных излияний в поэзии XVI века довольно близка, в английском языке отсутствуют родовые окончания, и часто невозможно установить, в каком роде стоит прилагательное или глагол, то есть к кому обращен сонет - к мужчине или к женщине. Маршак большей частью обходит эту трудность при помощи прямого обращения "ты", "тебе". Однако в первых публикациях некоторых сонетов он предпочел адресовать слишком пылкие стихи любимой женщине. Но в конце 1963 года, после чтения статей шекспироведа Роуза, он вновь задумался над правильностью найденного решения. "Никак не могу решить, стоит ли переадресовать два-три любовных сонета, которые Роуз считает явно относящимися к Саутгемптону. Ведь в английском языке родовых окончаний нет, а по-русски определенность в обозначении пола может придать сонетам ложный - уайльдовский - оттенок" (письмо К. Чуковскому 31/Х 1963 г.). И все-таки Маршак решил изменить сонеты. Исправления внесены в сонеты 95, 104, 106, 109. В 92 сонете, в изданиях "Сонетов", 1948 и 1963 гг., второй стих первой строфы: "Моей ты будешь до последних дней..." Сонет 93. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонеты 94, 95, 96. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонеты 97, 98. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонеты 99, 100. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 101. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 102. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 103. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 104. - Впервые с первыми строками: "Ты не меняешься с теченьем лет. // Такой же ты была, когда впервые..." в журнале "Новый мир" 1945, э11-12 (см. также примечание к сонету 92). Сонет 105. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 106. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. В журнальной публикации и в издании "Сонетов", 1948, имеется разночтение с изданием 1964 года в третьей строфе: В любой строке к своей прекрасной даме Поэт мечтал тебя предугадать, Но всю тебя не мог он передать, Впиваясь в даль влюбленными глазами. См. также примечание к сонету 92. Сонеты, 107, 108. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 109. - Впервые в "Сонетах", 1948, с последней строкой "Ты в нем одна. Другого счастья нет...". Сонет 110. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 111. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 6. Сонеты 112, 113, 114, 115. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 116. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. По поводу этого сонета Маршак в беседе со Ст. Рассадиным о поэтическом мастерстве говорил о бессознательной "музыкальной теме" любого поэтического произведения. Эта музыкальность проявляется в аллитерациях, которые порой не сразу замечает и сам поэт. О своих аллитерациях в 116 сонете он пишет: "...Мешать соединенью двух сердец Я не намерен. Может ли измена Любви безмерной положить конец? ...Слышите, здесь уже повторяются два звука, "ме". И дальше: ...Не меркнущий во мраке и тумане... Определяет место в океане... У времени, стирающего розы На пламенных устах и на щеках... Все это, конечно, получилось невольно, но теперь мне кажется, что этот тон стихам задало слово "измена", о которой и идет в сонете речь" ("Вопросы литературы", М. 1964, э 9"). Сонет 117. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 118. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3. Сонет 119. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 120. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 1. Сонет 121. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонет 122. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 123. - Впервые в книге "Избранные переводы", 1946-1947. Сонет 124. - Впервые в журнале "Знамя", 1948, кн. 3. Сонет 125. - Впервые в "Сонетах", 1948. По сравнению с первым изданием стихотворение подверглось переработке. В прежних изданиях: второй стих первого четверостишия: Держать венец над троном властелина... первый стих третьего четверостишия: Нет, лишь твоих даров я буду ждать... первый стих двустишия: Прочь, искуситель! Чем душе трудней... Сонет 126. - Впервые в "Сонетах", 1948. Перевод сонета в соответствии с оригиналом состоит из шести двустиший с парными рифмами. Сонет 127. - Впервые в "Сонетах", 1948. С 127 по 152 сонет в лирическом цикле у Шекспира появляется новое лицо - жестокая и своенравная возлюбленная, которая становится между поэтом и его другом. Сонет 128. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э11-12. Сонет 129. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 130. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. На примере этого сонета особенно ясно видно, как изменился строй, поэтика шекспировской лирики, как далеко отошел он от условной вычурности первых сонетов. Сонет 131. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 132. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонеты 133, 134, 135, 136, 137. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 138. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 1. Сонет 139. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10. Сонеты 140, 141, 142. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 143. - Впервые в журнале "Новый мир", 1945, э 11-12. Сонеты 144, 145. - Впервые в "Сонетах", 1948. Сонет 146. - Впервые в журнале "Знамя", 1947, кн. 10. По поводу этого сонета Маршак в беседе с Ст. Рассадиным ("Вопросы литературы", М. 1964, э 9) высказал предп