головы, И в сердце жестком верою слепою Оледенил разорванные швы - Жрец Иберийский мудрыми считает Лишь тех, кто кровью в сердце истекает. 11 Другие также думали, что он Велик и мудр, божественным считая Все, в чем терзанья пыток, страх и стон И красоты в любви не замечая. Теперь, с улыбкой демонской в глазах, Возникши как злорадное виденье, В товарищах своих сдержал он страх, Сказав устами, полными презренья: "Владыки перед женщиной бегут? Опомнитесь, другая жертва - тут". 12 Тиран сказал: "Но это нечестиво Нарушить клятву!" - И воскликнул Жрец: "Сдержать ее - бесчестно и трусливо! Пусть этот грех - мой будет, наконец! Рабы, к столбу ее! Представ пред троном Всевышнего, воскликну я: тебе Я предал ту, что над твоим законом Смеялась, непокорная судьбе; Когда б не я, она бы радость знала, Но мысль моя тебя не забывала". 13 Дрожа, никто не двигался кругом, Молчали все. И, повода бросая, Рассталась Цитна с бешеным конем, Целует лоб его, и, убегая, По улицам пустынным он летит, Как ветер, как порыв грозы мятежной, И скрылся. О, какой печальный вид, - Вид женщины такой прекрасной, нежной, Чей юный, полный мягких блесков лик В густом огне исчезнет через миг. 14 Из многих глаз невольно лились слезы, Но не могла роса весны блистать, Оледенили светлую морозы; И что ж они могли, как не рыдать! Увы, усталость Цитну победила, Она изнемогла в своем пути, И вот немых улыбкой убедила Помочь ей на костер ко мне взойти; Заставив их себе повиноваться, Она взошла, чтоб с жизнию расстаться. 15 Со мною, у столба, средь жадных змей, Она стояла. Ласковым упреком Она сказала все, и вот мы с ней Слились глазами, в счастии глубоком; Молчание бестрепетно храня, Насытиться друг другом не могли мы; Не слитые с толпой и с светом дня, Друг с другом были мы неразделимы, Перед любовью нашей мир исчез, Земля сокрылась, не было Небес. 16 Одно - одно - возвратное мгновенье, В пространствах незапятнанного дня Огней кроваво-красных воспаленье, Взметнувшися, коснулось до меня; Окутано свирепым током дыма, Оно плеснуло с шумом, как прилив, Свистя и трепеща неукротимо; И сквозь его пылающий разрыв Увидел я, как будто из тумана, Что пал ребенок наземь, близ Тирана. 17 И это смерть? Костер исчез от глаз, Нет Деспота, Чумы, толпы несчетной; Огонь, что был так яростен, погас; Я слышал звуки песни беззаботной, Подобной тем, что в юности поют, Когда нежна любовь с отрадой цельной, И ласки для души - живой приют; Она росла усладой колыбельной, Она плыла, меняясь каждый миг, И дух ее к моей душе приник. 18 Я был разбужен ласковой рукою, Коснувшейся меня; передо мной Сидела Цитна: светлою водою Блистал затон, манивший глубиной; На берегу, в сияниях приветных, Росли, склоняясь, нежные цветы, Был странен лик коронок звездоцветных, Безвестные деревья с высоты Глядели вглубь, цветы их, нежно-юны, В зеркальной влаге были точно луны. 19 Кругом вздымался склон зеленых гор, С пещерами, с душистыми лесами, Идущими в блистательный простор; Там, где вода встречалась с берегами, Лесное эхо с откликами струй Вело переговоры; из расщелин Волна стремила влажный поцелуй В мир трав, который ласков был и зелен, И возникала меж холмов река, Быстра, стрелообразна, глубока. 20 Меж тем как мы глядели с изумленьем, Приблизилась воздушная ладья, Она плыла, влекомая теченьем, И ветер пел, волну под ней струя; Ребенок с серебристыми крылами На ней сидел и так прекрасен был, Что тень, как от созвездий, над волнами Ронял он с этих нежно-томных крыл; И, ветру подчиняясь, эти крылья Бег лодки направляли без усилья. 21 Была из перламутра та ладья, Она плыла, внутри лучом играя: И были заостренными края, Она была - как будто молодая Луна, когда, превыше темных гор, Над соснами горит поток заката, Но багрянец и золотой узор Бледнеют, даль земная мглой объята, И грань Земли приемлет поздний свет, Отлив лучей отхлынул, солнца нет. 22 Ладья у наших ног остановилась, И Цитна повернулася ко мне, Сиянье слез в ее глазах светилось, Восторг внезапный был в их глубине; "Так это Рай, - она сказала нежно, - Не сон, мы - вместе, здесь передо мной Мое дитя, и счастие безбрежно; Когда моей измученной душой Безумие владело, как могила, Ко мне малютка эта приходила". 23 К пленительному Призраку она С рыданьем упоения прильнула, Нежней, чем этот нежный образ Сна, Ее земная красота блеснула, И чудилось, что воздух задрожал И заалел от светлого блаженства, Согрелся и теплом ее дышал; Вся - нега, вся - виденье совершенства, Она дитя волной своих волос Закрыла, сердце с сердцем здесь сошлось. 24 Тогда тот Серафим голубоглазый Заговорил, приблизившись ко мне, И искрились в его зрачках алмазы: "Я вся была как будто бы во сне С тех пор, когда мы встретились впервые; Меня очаровав мечтой своей, Ты дал узнать мне грезы золотые, Твой образ я соединяла с _ней_; И встретились в блаженный миг мы снова, Изъяты от страдания земного. 25 Когда зажгли костер, мечта моя Исчезла и, поддавшися бессилью, В бесчувствии упала наземь я, Мой смутный взор закрылся серой пылью, Мой ум блуждал; вдруг, яркий, точно день, Передо мною Лик Чумы промчался, Дохнул, и вот меня коснулась тень, И шепот, мне почудилось, раздался: "Спеши к ним, ждут они, окончен мрак!" И грудь моя прияла смертный знак. 26 И стало мне легко - я умирала. Я видела дымящийся костер, Зола седая кучею лежала, И черный дым, заполнивший простор, Еще висел у шпилей и на башнях; Молчали отупевшие войска, Забывши о своих мечтах вчерашних, В сердцах была глубокая тоска, Исполнилось заветное желанье, И пустота сменила ожиданье. 27 Вид пыток был как миг бегущих снов, И налегло жестокое молчанье; Тогда один восстал среди рядов И молвил: "Ток времен, без колебанья, Течет вперед, мы - на его краю, Они же к мирным отошли пределам, Где тихо смерть струит реку свою. И что же, вы своим довольны делом? Погибли те, кем жизни душный сон Мог быть в виденье счастья превращен. 28 Они погибли так, как погибали Великие - великих прошлых дней; Убийцы их узнают гнет печали, И много слез прольется из очей Лишь потому, что вам скорбеть придется О тех, чьей жизнью был украшен мир, Чей яркий светоч больше не вернется; Но, если неземной их взял эфир, В том мудрость есть для тех, что горько знают, - Жизнь - смерть, когда такие умирают. 29 Теперь бояться нечего Чумы. От нас должны исчезнуть страхи Ада, Освободились от неверных мы, Их казнь в огне была для вас услада; Но горестно вернетесь вы домой, Несчастные и робкие, как дети, И этот час забросит отблеск свой В немую бездну будущих столетий; И эту ночь, в которой все мертво, Навеки озарит огонь его. 30 Что до меня, мне этот мир холодный Стал тесен, как уродливая клеть. Узнайте же, как может благородный Республиканец смело умереть, - И детям расскажите". - Тут, нежданно, Себе кинжалом сердце он пронзил; В моем уме все сделалось туманно, И смерть меня совсем лишила сил, Но все же гул толпы сказал мне ясно. Что новый свет возник в ней полновластно. 31 Крылатой Мыслью очутилась я С бессмертными, с их Хором многоликим, Там, где, сиянье звездное струя, Над всем, что можем мы назвать великим, Был Дух блестящий. Гений мировой. Вкруг Храма простирает он владенья; Там острова, Элизиум живой, Там вольные живут для наслажденья; От их жилищ я послана сюда. Чтоб в этот Рай ввести вас навсегда". 32 Ласкающей безмолвною улыбкой Она дала нам знак войти в ладью, И вот мы, молча, сели в лодке зыбкой, Тревожившей прозрачную струю; И, распустив блистающие крылья По ветру благовонному, она Вела свой челн; воздушно, без усилья, Как паутинка, что едва видна, Ладья летела, устремляясь к дали, И точно берега от нас бежали. 33 Все вниз и вниз ликующий поток Среди стремнин, где кедры смотрят мрачно, Бежал, и по нему летел челнок, И глубь воды под ним была прозрачна, Незримый ветер, рея и звеня, Мчал звуки и дыханье аромата, Так плыли мы три ночи и три дня, В рассвете, в полдень, в зареве заката, Мы уносились весело вперед, По лабиринту светлых вольных вод. 34 Какая поразительная смена Теней, и форм, и всех картин реки! Горит заря, и золотится пена, Дрожат, переливаясь, огоньки; Средь скал, поросших нежными цветами, С певучим всплеском льется водопад; Сверкают искры быстрыми звездами, Водовороты зыбкие кипят; Блеснет луна и глянет с небосклона, - Вкруг островов недвижна гладь затона. 35 Сквозь день и ночь жемчужная ладья Летела вдаль, как тучка золотая, Как мысль, что вечно мчится, свет струя, И мчится все, нигде не отдыхая, - Через леса дремучие, как тьма, Средь мощных гор, на чьих немых вершинах Циклоповские были терема, Вещая нам о давних властелинах; Нахмурившись, глядели с высоты На блеск воды их грубые черты. 36 Порой среди лугов необозримых За милей милю плыли мы вперед, И в очертаньях еле уловимых Бежали тени облачных высот; Порой сквозь мглу пещер дугообразных Скользили, с их высоких потолков Струился свет как бы лучей алмазных, Воздушно-изумрудных нежных снов, И проскользали тени чрез теченье, Как сны на светлой зыби сновиденья. 37 И между тем как мы вступали в Рай, В умах у нас любовь и мудрость были, Как в чашах, что налиты через край, Кипит вино сверканьем влажной пыли; Безумны были острые слова, Звучавшие как отклик в чаще леса, Улыбки, слезы, радость в них жива, - И порвалась великая завеса; Мы знали, что, хоть благо на Земле Затемнено, оно горит во мгле. 38 Три дня, три ночи - мысли сосчитали, Как много обольстительных часов! Меж тем в лазурной выси, в новой дали, Неслись Луна и Солнце, сонмы снов Лучистых, луноликие светила, Созвездья неизведанных Небес; В четвертый раз заря озолотила Весь этот мир непознанных чудес, И стал поток - как яростное море, Но прямо дух стремил челнок в просторе. 39 Да, прямо там, где, точно глыбы гор, Вздымались груды волн в лощине смутной, И изо всех щелей лился в простор, Под дикий гром, поток ежеминутный, И ветер прилетал от берегов, Как стая вихрей, зарыдавших звонко, - Как тень, на зыби яростных валов, Летел челнок прекрасного ребенка, И радуг исступленных блеск сверкал, И бился пенный дождь о камни скал. 40 Поток реки, безумьем обуянной, Умолк; челнок застыл, как он взвился; Мы глянули назад: во мгле туманной Прибой блестящий с озером слился; И, точно овладела ей услада, Ладья застыла между двух Небес; Четыре рокотали водопада, Как бы из золотых идя завес; Они из туч бегут по горным склонам, И это море делают затоном. 41 На глади недвижим, я увидал, Как льнет вершина снежная к вершине, И каждый остров, там вдали, блистал, И, точно сфера света, посредине, Храм Духа возвышался вдалеке, Оттуда исходил к нам звук призывный, К нему, в объятом чарой челноке, Скользили мы дорогой переливной, Так диск Луны проходит вкруг Земли, И гавань здесь мы светлую нашли. КОММЕНТАРИИ Возмущение Ислама (Лаон и Цитна). Поэма написана в 1817 году. В первом варианте она называлась "Лаон и Цитна, или Возмущение Золотого города. Видение девятнадцатого века", но по причинам нелитературным Шелли поменял название на "Возмущение ислама" и несколько переделал текст. Если определять жанр поэмы, то, скорее всего, это социальная утопия, навеянная Французской революцией. В этой поэме, пожалуй, впервые английская поэзия подняла голос в защиту равноправия женщин. Для Шелли, поэта и гражданина, эта проблема была одной из важнейших. К сожалению, К. Бальмонт не сохранил в переводе Спенсерову строфу (абаббвбвв, первые восемь строк пятистопные, девятая - шестистопная), которой написана поэма Шелли, оправдывая себя тем, что, упростив ее, он "получил возможность не опустить ни одного образа, родившегося в воображении Шелли". Дальше Бальмонт пишет: "Считаю, кроме того, нужным прибавить, что мне, как и многим английским поклонникам Шелли, спенсеровская станса представляется малоподходящей условиям эпической поэмы: наоборот, она удивительно подходит к поэме лирической "Адонаис"..." Предисловие. ...бурях, которые потрясли нашу эпоху... - Имеется в виду Французская революция и ее последствия, то есть наполеоновские войны, реставрация Бурбонов, деятельность Священного союза, а также национально-освободительные движения в Европе. Дрюммонд Вильям (1770?-1828) - английский мыслитель и публицист. Мальтус Томас Роберт (1766-1834) - английский экономист, утверждавший, что бедственное положение трудящихся - результат "абсолютного избытка людей". ...трагические поэты эпохи Перикла... - Эсхил, Софокл и Еврипид. Спенсер Эдмунд (1552?-1599) - английский поэт эпохи Возрождения. ...драматурги Елизаветинской эпохи... - Драматурги второй половины XVI столетия, первым из которых был Вильям Шекспир (1564-1616). Бэкон Фрэнсис (1561-1626) - английский философ, автор трактата "Новый органон" и утопии "Новая Атлантида". ...Лукреций, когда он размышлял над поэмой... - Имеется в виду поэма "О природе вещей". Астарот (Астарта) - финикийская богиня брака и любви. Сократ (ок. 469-399 гг. до н.э.) защищал принципы высокой нравственности. Зенон (IV в. до н.э.) отличался крайне суровым образом жизни. Чапман Джордж (1559?-1634) - английский поэт и драматург. Л. Володарская