Перси Биши Шелли. Эпипсихидион
----------------------------------------------------------------------------
Перевод В. Микушевича
Предисловие. Перевод К. Бальмонта
Перси Биши Шелли. Избранные произведения. Стихотворения. Поэмы. Драмы.
Философские этюды
М., "Рипол Классик", 1998
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Автор нижеследующих строк умер во Флоренции, готовясь отправиться в
путешествие на один из самых диких островов Спорадского архипелага, который
он купил, где оборудовал руины старого здания, намереваясь осуществить план
жизни, приспособленный скорее для того лучшего и счастливейшего мира, где он
теперь обитает, но едва ли пригодный в здешней юдоли. Его жизнь была
необычна не столько благодаря романтическим превратностям, разнообразившим
ее, сколько благодаря оттенку идеального, проистекавшему от его собственного
характера и чувствований. Настоящая поэма, как Vita Nuova Данте, достаточно
вразумительна для читателей определенного рода и без фактической истории
обстоятельств, относящихся к ней, а для читателей другого рода она навеки
останется непостижимой за неимением соответствующего органа для восприятия
идей, трактуемых в ней. Так пусть же "великого позора сподобится тот, кто
прячется в облачении риторических фигур и красок, а, спрошенный, не способен
сбросить со своих слов такое одеяние ради истинного понимания".
Настоящая поэма, кажется, была задумана автором как посвящение к поэме
более длинной. Строфа на противоположной странице - почти дословный перевод
из знаменитой Дантовой канцоны:
Voi, ch'intendendo, il terzo ciel movete etc.
Дерзость заключительных строк, предпосланных его собственному
сочинению, вызовет улыбку по поводу моего несчастного друга, но пусть это
будет улыбка жалости, а не презрения:
О песнь моя, боюсь, что мало тех,
Кто воспринять бы мог твой тонкий дух,
Поскольку твой непроницаем строй,
И, если снизойдешь до тех, кто глух,
Ничтожеству вверяя, как на грех,
Непостижимый смысл и образ твой,
Утешься ты последнею игрой
Моей отрады, ввергнутой во тьму,
Где ты прекрасна вопреки всему.
Эпипсихидион
Сладчайший дух! Сестрица сироты,
Чье царство - имя, над которым ты
Рыдаешь в храме сердца моего,
Прими венок мой блеклый, божество!
Поешь ты, птица бедная, в плену,
И музыка, наполнив тишину,
Смягчить могла бы сторожа без слов,
Однако глух жестокий птицелов;
Пусть будет песня розою твоей;
Она мертва, мой бедный соловей,
Увядшая, однако, благовонна,
И твоего она не ранит лона.
Как бьешься ты о прутья клетки, сердце!
Летучее, мечтаешь ты о дверце,
А перья-мысли, яркие крыла,
Которыми ты мрак превозмогла,
Поломаны, и льется в неродном
Гнезде твоя небесная в земном
Кровь; был бы кровь пролить и я не прочь,
Когда бы кровь могла тебе помочь.
Ты серафим, чье женское обличье
Таит невыносимое величье,
Которому земных подобий нет;
Ты вся любовь, бессмертие и свет!
Благословенье нежное в аду!
Покров, таящий в сумраке звезду!
Над облаками взмывшая Луна!
Жизнь в бездне беспросветнейшего сна!
Ты Красота, Восторг и Ужас Вечный!
Ты Зеркало Вселенной Бесконечной,
Где, как в лучах космической весны,
Тобою формы преображены!
И молниями тусклые слова
Сверкают, потому что ты жива;
Молю тебя, смой с грустной песни тлен,
Которым нас пятнает бренный плен;
Заплачь святыми каплями росы,
Лучащимися в сумерках красы,
Покуда скорбь не перейдет в экстаз,
Дабы, сияя, светоч не угас.
Лишь после смерти я твои черты
Узреть мечтал, Эмилия, но ты
Вселенной, чьи покровы - имена,
От посрамленья не защищена.
О быть бы близнецами нам с тобою!
Сплотить бы, сестры, вас одной судьбою,
Чтоб звался тем же именем двойной
Луч, посланный мне вечностью одной!
Два имени, законное одно,
Правдивое другое, но дано
Тебе влюбленным властвовать, а власть
Сверх двух имен; ты целое, я часть.
Ты светоч! Муза-бабочка в огне
Твоем сожгла крыла и в вышине
Поет, как лебедь, веку преподав,
Кто ты такая. Кто же в мире прав
Без правоты твоей? Ты кто: родник,
В котором сокровенный луч возник
И музыкой блаженною вода
Целит разлад и сумрак? Ты звезда
Недвижная среди подвижных сфер?
Улыбка в хмуром сборище химер?
Мелодия средь грубых голосов?
Восторг, Уединенье, Свет и Кров,
Ты Лютня, на которой лишь Любовь
Играет, чтоб насупленная бровь
Разгладилась? Ты драгоценность клада?
Ты Колыбель, где греза и отрада?
Фиалковый гроб скорби - в сердце сада
Духовного тебе подобных нет;
Мне видится там только мой же бред.
Я встретился в дороге скорбной с ней,
Возжаждав смерти; как среди теней
Мрак движим светом, а надеждой грусть,
Я движим ею к новой жизни; пусть
Над бездной антилопа невесома,
Она еще воздушней; незнакома
Ей тяжесть, и трепещет божество
В небесных членах тела своего,
Как сквозь росу в июньских небесах
Безветренных сияет на часах
Луна; как с гиацинта, каплет с губ
Росой медовой лепет; слишком груб
Ум, над которым торжествует страсть,
Чтоб музыкой космическою всласть
Упиться духи звездные могли,
Танцуя с нею в трансе вне земли,
Лучи ручьев эфирных, чей исток -
Душа, где пляшут молнии; глубок
Он слишком и для мыслей и для глаз,
Но нимб ее сверхсущий не угас,
Холодную пятная белизну
Своею теплой тенью, чью весну
Творит любовь сиянием того,
Чем были порознь суть и существо,
Которым обрисованы ланиты
И гнезда для перстов летучих свиты,
Где непрерывно кровь течет и где
Трепещет (как руно в седой воде,
В белесой мгле пурпурный пульс рассвета)
Сия неиссякаемая Лета,
Стяженною кончаясь красотой,
Которою пронизан мир святой,
А красота чуть видима извне;
Благоуханье теплое ко мне
Нисходит, и, когда в голубизне
Ей расплетает волосы полет,
Бессмертных ветер сладостный влечет,
И чувствуется дикий аромат
В моей душе, как будто бы томят
Бутон замерзший огненной росой, -
Смотрите, вот она, со всей красой,
Которой смертный образ наделен,
Божественным сияньем обновлен
И потому бессмертный вне времен;
Тень золотой мечты, недостижимый,
Маяк для третьей сферы, недвижимый,
Двойник зеркальный любящей луны,
Которой волны жизни пленены;
Метафора весеннего рассвета,
Плоть облака апрельского, примета,
Сулящая с улыбкой не без слез:
Сойдет в могилу летнюю мороз.
Но горе мне! Как я посмел? Куда
Вознесся? Как вернусь? Моя звезда
Равна другим в любви, но у меня
В груди живет свидетельство огня:
Червь земляной порою восхищен,
Как будто бы он к Богу приобщен.
Сестра! Супруга! Ангел! Кормчий мой!
В беззвездном мире мне дана судьбой
Была ты слишком поздно! Мне твою
Божественность увидеть бы в краю
Бессмертных, где в согласии живом
Лишь божество едино с божеством;
Или твоею тенью быть с тех пор,
Как родилась ты; мне велит мой взор
Тебя любить, но у меня печать
На сердце, чтобы слез не источать
И сохранить источник чистоты,
Которой наслаждаешься лишь ты.
Мы - разве нам с тобою не дано
Быть нотами двумя, но заодно,
Различием своим озвучить глушь,
Чтобы затрепетали сонмы душ
В созвучии, как листья на ветру.
Я внял тебе, и факел я беру,
Чтобы предотвращать у мрачных скал
Крушение сердец, которым шквал
Грозит; я к секте той не примыкал,
Чья заповедь - с одним или с одной
Делить под рабским игом путь земной,
Как будто мудрость или красота
Всех остальных - забвенная тщета,
И учит современная мораль
Терпеть неизлечимую печаль,
Пока в цепях с тобой за шагом шаг
Плетется друг или ревнивый враг,
А скучный длинный путь ведет во мрак.
Любовь - не слиток золота. Она
Не убывает, хоть разделена.
Любовь - как мысль, которая растет
Во многих истинах; любовь - полет
Воображенья в глубине души,
Так что земля и небо хороши,
Когда из призм чеканных и зеркал
Лес молний отраженных засверкал,
Чтобы казнить солнцеподобным стрелам
Червя-ошибку; грех одним пределом
И сердце ограничивать, и мозг,
И жизнь свою, когда для духа воск -
Все сущее, и что-нибудь одно -
Лишь склеп, где творчество погребено.
Совпасть не могут в этом дух и прах,
Добро и зло, спасение и крах,
Величие и подлость - вот черта,
Где несовместны тлен и чистота.
Спасителен чарующий секрет:
Скорбь разделив, сведешь ее на нет,
Разделим счастье, и наверняка
Часть будет больше целого; пока
Боль и блаженство не разделены,
Не в силах мы постичь, как мы бедны;
Отсюда мудрый черпал испокон
Веков свет упования, закон,
Который нам наследовать велит
Запущенный сад мира, хоть сулит
Он в будущем рожденье только тем,
Кто девственный возделывал Эдем.
Среди видений было существо,
Которое для духа моего
Сияло на заре весенних дней
На дивных островах среди теней,
Среди волшебных гор, в пещерах сна,
Где воздухоподобная волна
Трепещет вровень с грезами чуть свет;
Где вымостил ее летучий след
Под сенью мыса берег обаянья,
Там виделась мне ткань ее сиянья,
А не она, но в шепоте лесов
Я временами слышал некий зов;
И ручеек, и аромат цветка,
Чьи лепестки дрожат еще слегка,
Как будто бы целуются во сне,
Влюбленные; о ней дышали мне
И ветерок, не громок и не тих,
И дождик, верный спутник туч своих,
И хоры птиц, и летняя листва,
И звуки, и молчанье, и слова
Баллад, романов, песен, - каждый лик,
Звук, запах, цвет, спасающие миг
От бури, рвущей нити прежних уз,
И тайны любомудрия, чей вкус
В том, чтоб воспламенился здешний ад
И в мученичестве растаял хлад.
В ней горняя гармония всех сфер.
Я в юности взлетел из грез-пещер,
Обут огнем крылатым, и к звезде
Моей мечты, сиявшей мне везде,
Вспорхнул, как лист или как мотылек,
Которого в совиной тьме завлек
Лучистый гроб, как будто бы земной
Светильник, а не Геспер предо мной
Сверкает, смертным явленный глазам, -
К молитвам равнодушна и к слезам,
Богиня пронеслась, чей трон - комета,
Иных миров сладчайшая примета,
В дурную нашу тень вовлечена,
И словно тот, чья жизнь омрачена
Утратою, я бросился за ней,
Хотя могила, полная теней,
Разверзлась, и сказал мне голос властный:
"Желанный призрак при тебе, несчастный!"
"Где?" - крикнул я. - "Где?!" - эхо мне в ответ.
В моей тоске, в молчании планет
Я даже ветер спрашивал немой,
Летавший над моею скорбной тьмой;
Как мне с душой моей души совпасть;
Моим словам приписывая власть,
Я тщетно заклинал безгласый рок;
Ни жалобный мой вопль, ни стих не мог
Во мраке, что по-прежнему глубок,
Врожденный хаос мой пересоздать,
Где божество мое, где благодать -
Она одна в благоговенье дум,
И где я шел с надеждой наобум,
Грозящей смертью страсть насторожив,
Одним лишь только ожиданьем жив,
Хоть наша жизнь - дремучий зимний лес,
А верный проводник давно исчез;
Я, спотыкаясь, падал, но алкал
Лишь встречи с ней, без устали искал
Средь неуклюжей нежити лесной
Какого-нибудь сходства с ней одной,
Чтоб распознать ее среди личин,
И голос мне послышался один,
Мелодией отравленной дразня,
А в мрачно-синей куще западня,
Как бы родник, а лживый рот - цветок,
Но прямо мне в нутро ударил ток
Ее лукавых взоров, и магнит
Ее цветущих, сладостных ланит
Убийствен был, и пала мне краса
На сердце, как медвяная роса,
Чтобы мою зеленую весну
До срока перекрасить в седину.
Исследуя земное естество,
Искал я тень кумира моего,
Но красотой маскировался тлен,
А в мудрости таился яд измен;
Верна была лишь верность. Ах! Зачем
Не мне? В дремучих дебрях был я нем,
Как раненый затравленный олень
Бежать не в силах, и холодный день
Усилиям бессильным сострадал.
Я в сумерках, однако, угадал
Спасение. Увидел я черты
Моей живой блистательной мечты,
Которая менялась, как луна,
Что солнцу уподобиться должна,
Блюдя небесный свой архипелаг,
Где, стоит ей подать улыбкой знак,
Все хорошеет перед ней одной,
Сияющей, но вечно ледяной
Душою сферы, где она взошла,
Храня меня; так, действенно светла,
Луна хранит от мрачной бездны ночь,
Чтоб темноту ночную превозмочь
В моей душе сиянием лучей;
Как облако летающее, чей
Возница - ветер, привела меня
В пещеру, где, свой пламенник склоня,
Безропотно мой освещала сон
Луною, словно я Эндимион,
И я во сне то вспыхивал, то гас,
Как будто бы луна в полночный час
То улыбнется в глубине морской,
То, бледная, нахмурится с тоской,
Холодную постель заворожив,
Где я лежал, не мертв, но и не жив:
И Жизнь, и Смерть, забыв привычный спор,
Ведущийся меж ними с давних пор,
Пришли, как близнецы, сестрица с братом,
Чья мать привыкла к тягостным утратам,
Без крыл кружась, кричали: "Что за блажь!
Прочь! Это же не твой, не мой! Не наш!"
И вновь я плачу, как тогда, во сне.
Как бурный сон грозил моей луне,
Чьи бледные ущербные уста
Снедала хворью тусклой темнота;
Как морем без огней была душа,
Где ураган свирепствовал, страша
Угрюмый час, когда погашен свет
Ее звезды, как будто больше нет
Спасения от стужи; как меня
Уже сковала льдистая броня
И треснула в напоре глубины
Под белою улыбкою луны,
Мне лучше скрыть, иначе бить ключу
Слез дружеских, а слез я не хочу.
И наконец виденье снизошло
В дремучий лес, где было тяжело
Мне в поисках, но вопреки шипам
И холоду заря сияла там,
Жизнь освещая в сумраке разлуки,
Где ветры, словно мертвые крыла,
А путь пред ней был вымощен, и кров
Был ей дарован трепетом цветов,
И музыка в дыхании была,
Как ясный свет, и остальные звуки
Пронизывал чуть слышный, нежный звук,
И ветры не решались дуть вокруг;
Власы благоуханною волной
Растапливали воздух ледяной,
И лучезарным солнцем во плоти
В пещеру соизволила войти
Сияющая, чтоб мой дух позвать
И грезящий мой прах очаровать,
Чтобы взлетел он дымом от огня,
И я в моей почувствовал ночи
Живительные, жаркие лучи;
Так через много лет в ночи земной
Эмилия возникла предо мной,
Покорная земля подчинена
Двум сферам света; движима весна
И осень магнетизмом бытия,
Как цвет и плод, как мир любви и я;
Две сферы света движут облака
И волны моря вдаль издалека,
Реке проворной указуя цель,
Где кажется могилой колыбель,
Заманивая дождь в цветной намет,
Где радужный кончается полет,
Пока на небесах еще блюдет
Чета светил земной летучий шар,
Явь чередуя с хмелем сонных чар,
И равные в различии своем
Влекутся к цели сладостной вдвоем;
Так над моею сферою царят
Два божества, черед которых свят!
Ты, для кого заемной мощи нет
И очевиден даже дальний свет,
Пока весна и осень будут зреть,
Чтобы воскреснуть, а не умереть,
Чтобы в могиле зимней прорасти
И в новой жизни ярче расцвести,
И ты, комета, чей опасный путь
Смог даже сердце мира притянуть,
Чтобы с твоим, заблудшее, сомкнулось,
Однако, раздвоившись, оттолкнулось
И потеряло свой ориентир,
Вернись ко мне в лазурный этот мир!
Стань путеводною звездой любви,
От Солнца пламень свой возобнови,
И скрыла бы луна свой бледный рог
В твоих улыбках; Запад и Восток
Тебе бы воскуряли фимиам
Дыханья своего, как будто храм -
Весь этот мир, и многие дары
Сложили бы две дикие сестры,
Надежда и Тревога, на алтарь
Рождения и смерти, как и встарь,
И ты не презирай моих цветов
Осмысленных, Владычица; готов
Я ждать, пока нальются, как в раю,
Плоды, весну признавшие твою.
Настал наш день, и мы с тобой бежим.
Пока я смертным гнетом одержим,
Молю тебя, сестрой-весталкой будь
Мне не моей, храня святую суть
Глубинную, которой нет границы
В служении невесты-чаровницы;
Настал наш час, взойдет звезда все та же,
Но будет некого держать под стражей
Среди враждебных неприступных стен
В тюрьме, куда любовь попала в плен,
Что невозможно: стоит ей вспорхнуть,
И перед ней молниеносный путь
В невидимом, и как небесный дух,
Нет, словно смерть, виновница разрух,
Которая не ведает преград,
Перед которой не закроешь врат.
Однако же любовь сильней стократ
И торжествует, плотский склеп круша,
Где хаосом измучена душа;
Эмилия! Ты видишь: хороша
Дорога наша в бурю, как и в штиль;
Ее голубизны не взрезал киль
Пока еще, но крепнут паруса,
Попутным ветром дышат небеса,
И зыбь морская девственно светла
У островов, где чайкам нет числа;
Свободны и отважны моряки.
Ты хочешь в море бурям вопреки?
У нас ладья - крылатый альбатрос,
Гнездящийся в раю пурпурных гроз;
И между крыл его мы поплывем;
Нас в море ночь настигнет вслед за днем,
Смениться штилем буря может вдруг,
Все это сонмы наших быстрых слуг.
Под небом ионийским остров есть -
Обломок рая, веянье и весть
О нем, но так опасна гавань там,
Что пребывать бы этим берегам
Пустынными, когда бы не народ
Пастушеский, чей истинный оплот -
Элизиум, где с гордой простотой
Век может продолжаться золотой;
Лазурная эгейская волна
Там всюду, белопенная, слышна,
Целует и песок, и седину
Пещер, и, соблюдая тишину,
Прибою вторит ветер на часах;
Рогатых фавнов множество в лесах;
Где речка, где ручей, где тихий пруд,
Чистейший, как природный изумруд
Или как воздух утра; там и тут
Оленьи тропы, на которых глух
Шаг (раз в году проходит здесь пастух),
Приводят на прогалины, где плющ
Навис в тени благоуханных кущ,
Где светится, сверкая, водопад,
Днем соловьям поющим вторить рад;
Со всех сторон сладчайшие лады,
Как будто в ясном воздухе сады
Лимонным цветом пахнут, и незрим
Благоуханный дождь, но только с ним
На веках сон - клубящийся покров;
Нарциссы и фиалки среди мхов
Стреляют в мозг, и кто бы не сомлел
От этих метких ароматных стрел?
Все проблески, все запахи, все сны
В гармонию Вселенной включены,
Душа души, сопутствующей снам,
Что до рожденья вечно снились нам.
Среди других прельстительных земель
Сей благодатный остров - колыбель
Всех четырех стихий, как Люцифер -
Эдемского сияния пример;
Война, землетрясение, чума -
Стервятники слепые; только тьма
Прельщает их, и здешних ясных гор
Их крылья не касались; до сих пор;
Со всей своей стихийною борьбой
Стихают бури в бездне голубой
Над островом, и светлая роса
Их слез питает нивы и леса
В бессмертии зелено-золотом.
Встают над морем синим, а потом
С небес на землю сеются пары,
Чтобы совлечь покровы до поры
С нее дерзнул блуждающий эфир,
Тем самым завершая брачный пир,
Когда, собою заворожена,
Невеста юная обнажена;
На острове прекрасном зажжена
Душа-лампада атомом огня
Неугасимого; улыбка дня
Предвечного таится, не видна
В лесах и там, где синяя волна,
И в скалах многочисленных окрест,
Но истинное чудо этих мест -
Один очаровательный чертог;
Никто назвать мне зодчего не мог;
Неукрепленный высится дворец
Над лесом; видно, некий царь-мудрец,
Властитель океана, прежде тех
Времен, когда пришел на землю грех,
Воздвиг обитель сладостных утех,
Святилище таинственной игры
Для дорогой супруги и сестры.
Руина, но руина не людских
Трудов, а титанических; для них
Являли только недра образец;
Подземный камень ожил, наконец,
И сводами пророс, хотя судьба
Решила так, что древняя резьба
Должна была стереться, но взамен
Плющ с диким виноградом этих стен
Не обошли, в тени перевиты,
И светятся росистые цветы,
Паразитируя на лоне тьмы,
И блекнут, образуя ткань зимы,
И вышивкой займутся небеса,
И лунная проляжет полоса
Вся в блестках звезд; напомнить ей не лень
Мозаикой паросской ясный день,
Когда с высоких башен океан
Виднеется, как ночью; стройный стан
Земли в его объятьях; день за днем
Их грезы мы реальностью зовем.
Тот остров и чертог мои навек;
Их госпожою я тебя нарек.
Я приготовил для тебя, как мог,
Ряд комнат, выходящих на восток,
И ветер вровень с ними в вышине
Подобен голубой морской волне.
Читать и музицировать мы там
С тобою будем, и предстанет нам
Грядущее, покинув колыбель,
И прошлое загробную постель
Свою покинет, ибо в свой черед
Все сущее заснет, а не умрет.
Там будет счастью нашему чужда
Завистливая роскошь, чья вражда
Смущает красоту, когда сама
Природа - гений нашего холма;
В густом плюще любовный слышен зов
Скорбящей горлицы, и крылья сов
Вкруг башен чертят воздух тем быстрей,
Чем звезднее полет нетопырей.
Олени будут спать у наших врат
В сиянье лунном, чтобы аромат
Их вздохов мерил время до утра.
Там жить мы будем, а когда пора
Придет часам поблекнуть, как листве,
Давай сольем навеки наши две
Души в одну и райский остров тот
Одушевим сияньем, но восход
На острове еще не раз мы встретим
Под ионийским синим небом этим;
Мы посетим долины и леса,
Высь мшистую, где жаждут небеса
Свою лазурь с лазурью слить морской,
И берег, обрисованный тоской
Влюбленных волн, целующих песок,
Чтобы сверкать камням у наших ног
Чертою чар, где не заворожить
Нельзя друг друга, где любить и жить -
Одно, и мы найдем в пещере путь,
Куда боится солнце заглянуть,
Не смея света лунного спугнуть,
И где таится в сумраке мечта
И где уединение - фата
Под кровом, где отважилась бы ночь
Твои зеницы дремой превозмочь,
И влага сна, которой не до свеч,
Погасит поцелуи, чтоб разжечь.
Мы будет говорить, пока слова
Не умертвят мелодий, но жива
Мелодия во взорах, так что взор
В безгласном сердце пробуждает хор
Безмолвия, смешав со вздохом вздох,
Так что тела сплетаются врасплох,
И пульс у нас один, когда уста
Без речи затмевают неспроста
Пылающую душу, и родник,
Который в нашем существе возник,
Кипучий ток, в котором бьется страсть,
Не может с чистотою не совпасть,
Как солнце в сердце горного ключа.
Друг другу в унисон уже звуча,
Единый дух мы в двух телах - зачем
В двух? - образуем. Неужели нем
Пыл в близнецах-сердцах, когда сведет
Два метеора сих один полет,
Когда различье преображено
И, значит, обе сферы заодно,
И в единенье бывшая чета
Питается друг другом и сыта,
Поскольку отвергает низший корм
Жизнь высшая в чередованье форм;
Две воли, век один, одна весна,
Два разума, но жизнь и смерть одна,
Едино небо, ад един в огне,
Единая погибель. Горе мне!
Мои слова крылаты, но они
Оковы, стоит мне в моей тени
Начать полет к высотам бытия,
Я никну, содрогаюсь, гасну я.
-----------------------------
Мои стихи, владычицу свою
Спросите: "Что нам делать? Повели!
Мы властелины твоего раба".
Окликните своих сестер вдали.
Пропев: "Страдалец любящий в раю,
И вас в раю вознаградит судьба,
На небесах, а не в земной пыли".
Останетесь вы здесь, я буду там.
Извольте возвестить в земном краю
Марине, Ванне и другим сердцам:
"Для вас любовь - неколебимый храм".
Пускай томится чернь в своих сетях,
Я гость Любви, вы у меня в гостях.
Поэма написана в 1821 году.
Внешним толчком к написанию поэмы "Эпипсихидион" (то, что в душе), этой
"жертвы на алтарь Любви", послужило увлечение П. Б. Шелли юной красавицей,
графиней Эмилией Вивиани. Как писал один из английских исследователей жизни
и творчества П. Б. Шелли, "эта поэма является романом вне времени и
пространства - песнью стихийного духа, заключенного, как в тюрьме, в этой
хрупкой вселенной и известного среди людей под именем Шелли, - духа,
которого всякая смертная любовь должна была оставить неудовлетворенным". О
нежная душа, сестра другой... - Под "другой" (земной, чувственной) Шелли
имеет в виду свою жену Мэри.
...Но другая там ждала, // Отравной музыкой речей звала....- Отрава -
образ чувственной любви.
...Так некогда во сне был озарен // Ущербною Луной Эндимион... -
Здесь Шелли вспоминает греческий миф о юноше Эндимионе, которого влюбленная
богиня Луны навещала в пещере в течение тридцати лет. По одному из вариантов
этого мифа, Эндимион испросил себе у богов вечный сон, бессмертие и юность.
Марина - Мэри Шелли.
Ванна, Прим - по-видимому, друзья Шелли - Джейн и Эдвард Уильямсы.
Л. Володарская
Популярность: 22, Last-modified: Thu, 15 Sep 2005 05:02:22 GMT