нежный сон заворожен, Звеня, кружатся отголоски, Им Демогоргон дал закон, Чтоб вечно пели переплески; И власть он дал им - всех вести На сокровенные пути. Когда сугробы стают с гор, - Поток растет среди тумана, Ладья спешит в морской простор, В неизмеримость Океана; Так душу, полную забот, Неясный голос вдаль зовет. И тех, кому настал предел, Как будто ветер приподнимет, От их вседневных тусклых дел Умчит и звуками обнимет; И ум не знает, отчего Так легок быстрый бег его. Они спешат своим путем, Плывут в просторе незнакомом, И звуки падают дождем, И гимн внезапно грянет громом, И ветер мчит их в полумгле, - Умчит к таинственной скале. Первый фавн Не можешь ли сказать мне, где живут Те духи, что мелодией певучей Звенят в лесах? Заходим мы в пещеры, Где мало кто бывает - в глушь лесов, - И знаем эти странные созданья, И часто слышим голос их, но встретить Не можем никогда, - они дичатся. Где прячутся они? Второй фавн Нельзя узнать. От тех, кто видел много разных духов. Такой рассказ я слышал: чары солнца Проходят с высоты на дно затонов, На илистое дно лесных озер, Там бледные подводные растенья Цветут, и с их цветков лучи дневные Впивают сок воздушных пузырей; Вот в этих-то шатрах, таких прозрачных, В зеленой золотистой атмосфере, Которую засвечивает полдень, Пройдя сквозь ткань листов переплетенных, Те духи гармоничные живут; Когда же их жилища разлетятся И воздух, распаленный их дыханьем, Из этих замков светлых мчится к небу, - Они летят на искрах, гонят их, И вниз полет блестящий направляют, И вновь скользят огнем в подводной мгле. Первый фавн О, если так, тогда другие духи Живут иною жизнью? В лепестках Гвоздики, в колокольчиках лазурных, Растущих на лугах? Внутри фиалок Иль в их душистой смерти - в аромате? Иль в капельках сверкающей росы? Второй фавн И множество еще придумать можем Для них жилищ. Но если будем мы Стоять и так болтать, - Силен сердитый, Увидев, что до полдня не доили Мы коз его, начнет на нас ворчать За то, что мы поем святые гимны О Хаосе, о Боге, о судьбе, О случае, Любви и о Титане, Как терпит он мучительную участь, Как будет он освобожден, чтоб сделать Единым братством землю, - те напевы, Которые мы в сумерки поем, Смягчая одиночество досуга И заставляя смолкнуть соловьев, Не знающих, что есть на свете зависть. СЦЕНА ТРЕТЬЯ Вершина скалы между гор. Азия и Пантея. Пантея Сюда привел нас звук, на выси гор, Где царствует могучий Демогоргон. Встают врата, подобные жерлу Вулкана, извергающего искры Падучих звезд; на утре дней, блуждая, Здесь люди одинокие впивают Дыхание пророческих паров, Зовут их добродетелью, любовью, Восторгом, правдой, гением, - и пьют Хмельной напиток жизни, до подонков, Пока не опьянят себя, - и громко Кричат, как рой вакханок: "Эвоэ!" - Для мира заразителен тот голос. Азия Престол, достойный Власти! Что за пышность! Земля, о как прекрасна ты! И если Ты только тень прекраснейшего духа, И если запятнала язва зла Красивое и слабое созданье, - Я все-таки готова ниц упасть И перед ним и пред тобой молиться. И даже в этот миг моя душа Готова обожать. О, как чудесно! Взгляни, сестра, пока еще пары Твой ум не затуманили: под нами Немая ширь волнистых испарений, Как озеро в какой-нибудь долине Среди Индийских гор, под небом утра Сверкающее блеском серебра! Смотри, равнина этих испарений, Подобная могучему приливу, Плывет, и верх скалы, где мы стоим, - Как остров одинокий, посредине; А там, кругом, как пояс исполинский, Цветущие и темные леса, Прогалины, окутанные мглою, Пещеры, озаренные ключами, И ветром зачарованные формы Кочующих и тающих туманов; А дальше, с гор, прорезавших лазурь, От их остроконечностей воздушных, Встает заря, как брызги светлой пены, Разбившейся об остров, где-нибудь В Атлантике, по ветру Океана Рассыпавшей играющие блестки; Их стены опоясали долину; От их обрывов, тронутых теплом, Ревущие струятся водопады И грохотом тяжелым насыщают Заслушавшийся ветер; долгий гул, Возвышенный и страшный, как молчанье! Снег рушится! Ты слышишь? Это - солнце Лавину пробудило; те громады, Просеянные трижды горной бурей, По хлопьям собирались; так в умах, На суд зовущих небо, возникает За думой дума властная, пока Не вырвется на волю песня правды, И долгим эхом вторят ей народы. Пантея Взгляни, прибой туманов беспокойных Рассыпался у самых наших ног Багряной пеной! Ширится все выше, Как волны Океана, повинуясь Волшебной чаре месяца. Азия Обрывки Огромных туч развеялись кругом; И ветер, что разносит их, ворвался В волну моих волос; мои глаза Как будто слепнут: ум - в водовороте; Ряд образов прозрачных предо мной! Пантея Я вижу - вдаль зовущую улыбку! И в золоте кудрей огонь лазурный! За тенью тень! Они поют! Внимай! Песнь духов Вниз, туда, где глубина, Вниз, вниз! Где у Смерти, в царстве сна, С Жизнью вечная война. Дальше, сквозь обман вещей, Бросив кладбище теней, Где миражи обнялись, - Вниз, вниз! Неустанно звук спешит Вниз, вниз! От собаки лань бежит; В туче молния дрожит; Смерть к отчаянью ведет; За любовью мука ждет; Мчится все, и ты умчись Вниз, вниз! К бездне вечной и седой, - Вниз, вниз! Где ни солнцем, ни звездой Не зажжется мрак пустой, Где всегда везде - Одно, Тем же все Одним полно, - В эту бездну устремись, - Вниз, вниз! В глубь туманной глубины, - Вниз, вниз! Для тебя сохранены Чар властительные сны, - Ценный камень в рудниках, Голос грома в облаках, Заклинанью подчинись, - Вниз, вниз! Мы тебя очаровали, Заклинанием связали, - Вниз, вниз! С утомленьем без печали Сердцем кротким не борись! О, в Любви такая сила, Что ее не победила Неуступчивость Судьбы, И Бессмертный, Бесконечный Эту кротость к жизни вечной Пробудил от сна борьбы! СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ Пещера Демогоргона. - Азия и Пантея. Пантея Какая форма, скрытая покровом, Сидит на том эбеновом престоле? Азия Покров упал. Пантея Я вижу мощный мрак, Он дышит там, где место царской власти, И черные лучи струит кругом, - Бесформенный, для глаз неразличимый; Ни ясных черт, ни образа, ни членов; Но слышим мы, что это Дух живой. Демогоргон Спроси о том, что хочешь знать. Азия Что можешь Ты мне сказать? Демогоргон Все, что спросить посмеешь. Азия Кто создал мир живущий? Демогоргон Бог. Азия Кто создал Все, что содержит он, - порыв страстей, Фантазию, рассудок, волю, мысль? Демогоргон Бог - Всемогущий Бог. Азия Кто создал чувство, Что в меркнущих глазах рождает слезы, Светлей, чем взор неплачущих цветов, Когда весенний ветер, пролетая, К щеке прильнет случайным поцелуем, Иль музыкой желанной прозвучит Любимый голос, - то немое чувство, Что целый мир в пустыню превращает, Когда, мелькнув, не хочет вновь блеснуть? Демогоргон Бог, полный милосердия. Азия Кто ж создал Раскаянье, безумье, преступленье И страх, и все, что, бросив цепь вещей, Влачась, вползает в разум человека И там над каждым помыслом висит, Идя неверным шагом к смертной яме? Кто создал боль обманутой надежды, И ненависть - обратный лик любви, Презрение к себе - питье из крови, И крик скорбей, и стоны беспокойства, И Ад иль острый ужас Адских мук? Демогоргон Он царствует. Азия Скажи мне только имя, - Лишь имени его хотят страдальцы, Проклятия его повергнут ниц. Демогоргон Он царствует. Азия Я вижу, знаю. Кто? Демогоргон Он царствует. Азия Кто царствует? Вначале Повсюду были - Небо и Земля, Любовь и Свет; потом Сатурн явился, С его престола Время снизошло, Завистливая тень. В его правленье Все духи первобытные земли Спокойствием и радостью дышали, Как те цветы, которых не коснулся Ни ветер иссушающий, ни зной, Ни яд червей полуживых; но не дал Он права им - рождать себе подобных. Ни знания, ни власти, ни уменья Повелевать движеньями стихий, Ни мысли, проникающей, как пламя, В туманный мир, ни власти над собою, Ни стройного величия любви, Чего им так хотелось. И тогда-то Юпитеру дал мудрость Прометей, А мудрость - власть; и лишь с одним законом - "Пусть вечно будет вольным человеком!" - Ему все Небо сделал он подвластным. Не ведать ни закона, ни любви, Ни веры; быть всесильным, не имея Друзей, - то значит царствовать; и вот Юпитер царствовал; угрюмым роем На род людской с небес низверглись беды; Свирепый голод, темный ряд забот, Несчастия, болезни и раздоры, И страшный призрак смерти, не известный Дотоле никому: попеременно То зной, то холод, сонмом стрел своих, В безвременное время бесприютных Погнал к пещерам горным: там себе Нашли берлогу бледные народы; И в их сердца пустынные послал он Кипящие потребности, безумство Тревоги жгучей, мнимых благ мираж, Поднявший смуту войн междоусобных И сделавший приют людей - вертепом. Увидев эти беды, Прометей Своим призывом ласковым навеял Дремоту многоликих упований, Чье ложе - Элизийские цветы, Нетленный Амарант, Нипенсис, Моли. Чтоб эти пробужденные надежды, Прозрачностью небесно-нежных крыл, Как радугой, закрыли призрак Смерти. Послал Любовь связать единой сетью Сердца людей, - побеги винограда, Дающего напиток бытия, Смирил огонь, - и пламя, точно зверь, Хоть хищный, но ручной, резвиться стало От одного движенья глаз людских; И золото с железом, знаки власти, Ее рабы, сокрытые в земле, Покорны стали воле человека, - И ценные каменья, и яды, И сущности тончайшие, что скрыты В воде и в недрах гор; он человеку Дал слово, а из слова мысль родилась, Что служит измерением вселенной; И Знание, упорный враг преград, Поколебало мощные оплоты Земли и Неба; стройный ум излился В пророческих напевах; дух того, Кто слушал вздохи звуков гармоничных, Возвысился, пока не стал блуждать По светлой зыби музыки, изъятый Из тьмы забот, из смертного удела. Как Бог; и стали руки человека Ваяния из камня создавать, Сначала зримым формам подражая. Потом превосходя их так высоко, Что мрамор стал печатью Божества. Ключей и трав сокрытую целебность Истолковал, - Недуг вкусил и спал. И смерть, как сон, являться людям стала. Он изъяснил запутанность орбит, Разоблачил пути светил небесных, И все сказал он - как меняет солнце Прибежище свое в скитаньях вечных, Какая власть чарует бледный месяц, Когда его мечтательное око Не смотрит на подлунные моря; Он научил людей, как нужно править Крылатой колесницей Океана, И Кельт узнал Индийца. В эти дни Воздвиглись города; чрез их колонны, Сверкающие снежной белизной, Повеяли ласкающие ветры, С высот на них глядел эфир лазурный, Вдали виднелось море голубое, Тенистые холмы. Такие были Дарованы услады Прометеем, Чтоб человек имел иной удел; И вот за это он висит и терпит Назначенные пытки. Кто же в мире Является владыкой темных зол, Чумы неизлечимой, той отравы, Которая, - лишь стоит человеку Великое создать и поглядеть С божественным восторгом на созданье, - Спешит скорей клеймом его отметить И делает скитальцем, отщепенцем, Отверженным посмешищем земли? Юпитер? Нет: когда, от гнева хмурясь, Он небо сотрясал, когда противник Его в своих цепях алмазных проклял, - Он сам дрожал как раб. Молю, открой же, Кто господин его? И раб ли он? Демогоргон Все духи - если служат злу - рабы. Таков иль нет Юпитер, - можешь видеть. Азия Скажи, кого ты Богом называешь? Демогоргон Я говорю, как вы. Юпитер - высший Из всех существ, которые живут. Азия Кому подвластен раб? Демогоргон Возможно ль бездне Извергнуть сокровенность из себя! Нет образа у истины глубокой, Нет голоса, чтоб высказать ее. И будет ли тебе какая польза, Когда перед тобой весь мир открою С его круговращением? Заставлю Беседовать Судьбу, Удачу, Случай, Изменчивость и Время? Им подвластно Все, кроме нескончаемой Любви. Азия Так много вопрошала я, - и в сердце Всегда ответ такой же находила, Как ты давал; для этих истин каждый В себе самом найти оракул должен. Еще одно спрошу я, и ответь, Как мне моя душа ответ дала бы, Когда бы знала то, о чем прошу я. В урочный час восстанет Прометей И будет солнцем в мире возрожденном. Когда же этот час придет? Демогоргон Смотри! Азия Раздвинулся утес, в багряной ночи Я вижу - быстро мчатся колесницы, На радужных крылах несутся кони И топчут мрак ветров; их гонят вдаль Возницы с удивленными глазами, С безумным взором; тот глядит назад. Как будто враг за ним заклятый мчится, Но сзади только - лики ярких звезд; Другие, с лучезарными очами, Вперед перегибаются - и жадно Впивают ветер скорости своей, Как будто тень, что так для них желанна, Пред ними - тут - несется - и они Ее сейчас обнимут - обнимают; Их локоны блестящие струятся, Как вспыхнувшие волосы комет И все, легко скользя, стремятся дальше, Все дальше. Демогоргон То бессмертные Часы, О них ты вопрошала за минуту. Один с тобою хочет говорить. Азия С лицом ужасным, дух один замедлил Полет поспешный темной колесницы Над бездною разорванных утесов. Ты, страшный, ты, на братьев непохожий, Скажи мне, кто ты? Дай мне знать, куда Меня умчишь? Дух Я тень предназначенья, Страшнейшего, чем этот вид ужасный. И не зайдет еще вон та планета, Как черный мрак, со мною восходящий, Неумолимой ночью обоймет Небесный трон, царя небес лишенный. Азия Что хочешь ты сказать? Пантея Тот страшный призрак Сплывает вверх с престола своего, Как всплыл бы над равниною морскою Зловеще-синий дым землетрясенья, Дыхание погибших городов. Смотри: на колесницу он восходит. Объяты страхом, кони понеслись. Смотри, как путь его меж звезд небесных Чернеет в черной ночи! Азия То - ответ. Не странно ли! Пантея Взгляни: у края бездны Другая колесница; в перламутре Играет алый пламень, изменяясь По краю этой раковины нежной, Как кружево сквозное; юный дух, Сидящий в ней, глядит, как дух надежды; Улыбка голубиных глаз его Притягивает душу; так во мраке Лампада манит бабочек ночных. Дух Поспешностью молний лучистых Пою я проворных коней, С зарею, меж туч золотистых, Купаю их в море огней. Быстрота! Что сравняется с ней! Улетим же, о дочь Океана! Я жажду: и полночь блистает; Боюсь: от Тифона уйдем; И с Атласа туча не стает, Как землю с луной обогнем. От скитаний мы в полдень вздохнем. Улетим же, о дочь Океана! СЦЕНА ПЯТАЯ Колесница останавливается в облаке на вершине снежной торы. Азия, Пантея и Дух Часа. Дух Где рассвет и ночная прохлада, Там был отдых всегда для коня. Но Земля прошептала, что надо Гнать коней с быстротою огня, - Пусть дыхание пьют у меня! Азия Ты дышишь в ноздри им, но я могла бы, Вздохнув, придать им больше быстроты. Дух Увы! Нельзя. Пантея Скажи, о Дух, откуда Свет в облаке? Ведь солнце не взошло! Дух Оно взойдет сегодня только в полдень. На небе Аполлон удержан чудом, И этот свет, подобный легкой краске В воде - от роз, глядящихся в фонтан, Исходит от твоей сестры могучей. Пантея Да, чувствую, что... Азия Что с тобой, сестра? Бледнеешь ты. Пантея О, как ты изменилась! Не смею на тебя взглянуть. Не вижу, Лишь чувствую тебя. Почти не в силах Переносить сиянье красоты. Я думаю, в стихиях совершилась Благая перемена, если могут Они терпеть присутствие твое, Не скрытое покровом. Нереиды Рассказывали мне, что в день, когда Раздвинулась прозрачность океана И ты стояла в раковине светлой, По глади вод хрустальных уплывая, Меж островов Эгейских, к берегам, Что носят имя Азия, - любовью, Внезапно засверкавшей от тебя, Наполнился весь мир, как светом солнца, И небо, и земля, и океан, И темные пещеры, - до тех пор, Пока печаль - в душе, откуда встала, - Не создала затмения; теперь Не я одна, твоя сестра, подруга, Избранница, а целый мир со мной В тебе найти сочувствие хотел бы. Ты слышишь звуки в воздухе? То весть Любви всех тех, в ком есть душа и голос. Ты чувствуешь, что даже мертвый ветер К тебе любовью страстной дышит? Чу! (Музыка.) Азия Твои слова - как эхо слов его; По нежности одним лишь им уступят. Но всякая любовь нежна, - и та, Что ты даешь, и та, что получаешь; Любовь - для всех, как свет, и никогда Ее знакомый голос не наскучит; Как даль небес, как все хранящий воздух, Она червя равняет с Божеством. И кто внушит любовь, тот сладко счастлив, Как я теперь; но кто полюбит сам, Насколько он счастливей, после скорби, Как скоро буду я. Пантея О, слушай! Духи! Голос в воздухе, поющий Жизни Жизнь! Любовью дышит Воздух между губ твоих; Счастлив тот, кто смех твой слышит. Спрячь его в глазах своих; Кто туда свой взгляд уронит, В лабиринте их потонет. Чадо Света! Твой покров Светлых членов не скрывает; Так завесу облаков Блеск рассвета разрывает; И куда бы ты ни шла, Вкруг тебя растает мгла. Красота твоя незрима, Только голос внятен всем, Ты для сердца ощутима, Но не видима никем, Души всех с тобой, как звенья, - Я, погибшее виденье. Свет Земли! Везде, где ты, Тени, в блеске, бродят стройно, В ореоле красоты По ветрам идут спокойно И погибнут, - не скорбя, Ярко чувствуя тебя. Азия Моя душа, - как лебедь сонный И как челнок завороженный, Скользит в волнах серебряного пенья. А ты, как ангел белоснежный, Ладью влечешь рукою нежной, И ветры чуть звенят, ища забвенья. Тот звук вперед ее зовет, И вот душа моя плывет В реке, среди излучин длинных, Средь гор, лесов, средь новых вод, Среди каких-то мест пустынных. И мне уж снится Океан, И я плыву, за мной - туман, И сквозь волненье, Сквозь упоенье, Все ярче ширится немолкнущее пенье, И я кружусь в звенящей мгле забвенья. Все выше мчимся мы, туда, Где свет гармонии всегда, Где небеса всегда прекрасны. И нет течений, нет пути, Но нам легко свой путь найти, Мы чувству музыки подвластны, И мы спешим. От лучших снов, От Элизийских островов, Ты мчишь ладью моих желаний В иные сферы бытия, - Туда, где смертная ладья Еще не ведала скитаний, - В тот светлый край, где все любовь. Где чище волны, ветры тише, Где землю, узренную вновь, Соединим мы с тем, что всех предчувствий выше. Покинув Старости приют, Где льды свой блеск холодный льют, Мы Возмужалость миновали, И Юность, ровный океан, Где все - улыбка, все - обман, И детство, чуждое печали. Сквозь Смерть и Жизнь - к иному дню, К небесно-чистому огню, - Чтоб вечно дали голубели! В Эдем уютной красоты, Где вниз глядящие цветы Струят сиянье в колыбели, - Где мир, где места нет борьбе, Где жизнь не будет сном докучным, Где тени, близкие тебе, Блуждают по морям с напевом сладкозвучным! ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ СЦЕНА ПЕРВАЯ Небо. - Юпитер на престоле, Фетида и другие Божества. Юпитер Союз, подвластный мне, - о силы неба, Вы делите со мною власть и славу, Ликуйте! Я отныне всемогущ. Моей безмерной силе все подвластно, Лишь дух людской, огнем неугасимым, Еще горит, взметаясь к небесам, С упреками, с сомненьем, с буйством жалоб, С молитвой неохотной, - громоздя Восстание, способное подрыться Под самые основы нашей древней Монархии, основанной на вере И страхе, порожденном вместе с адом. Как хлопья снега в воздухе летят, К утесу прилипая, - так в пространстве Бесчисленность моих проклятий людям Пристала к ним, заставила взбираться По скатам жизни, ранящим их ноги, Как ранит лед лишенного сандалий, - И все-таки они, превыше бед, Стремятся ввысь, но час паденья близок: Вот только что родил я чудо мира, Дитя предназначенья, страх земли, И ждет оно медлительного часа, Чтоб с трона Демогоргона примчать Чудовищную силу вечных членов, Которой этот страшный дух владеет, - Оно сойдет на землю и растопчет Мятежный дух восстанья. Ганимед, Налей вина небесного, наполни Как бы огнем Дедаловые чаши. И ты, союз торжественных гармоний, Воспрянь в цветах от пажитей небесных, Все пейте, все, - покуда светлый нектар В крови у вас, о Гении бессмертья, Не поселит дух радости живой, И шумная восторженность прорвется В одном протяжном говоре, подобном Напевам Элизийских бурь. А ты, Блестящий образ вечности, Фетида, Взойди и сядь на трон со мною рядом, В сиянии желания, которым И я, и ты сливаемся в одно. Когда кричала ты: "О всепобедный Бог, пощади меня! Изнемогаю! Присутствие твое - огонь палящий; Я таю вся, как тот, кого сгубила Отравой Нумидийская змея", - В то самое мгновение два духа Могучие, смешавшись, породили Сильнейшего, чем оба; он теперь Невоплощенный между нас витает Невидимо; он ждет, чтобы к нему От трона Демогоргона явилось Живое вогогощенье! Чу! Грохочут Среди ветров колеса из огня! Победа! Слышу гром землетрясенья. Победа! В быстролетной колеснице Тот мощный дух спешит на высь Олимпа. (Приближается колесница духа Часа. Демогоргон сходит и направляется к трону Юпитера.) Чудовищная форма, кто ты? Демогоргон Вечность. Не спрашивай названия страшнее. Сойди и в бездну уходи со мною. Тебя Сатурн родил, а ты меня, Сильнейшего, чем ты, и мы отныне С тобою будем вместе жить во тьме. Не трогай молний. В небе за тобою Преемника не будет. Если ж хочешь, С червем полураздавленным сравняйся, - Он корчится, покуда не умрет. - Что ж, будь червем. Юпитер Исчадье омерзенья! В глубоких Титанических пещерах Тебя я растопчу. Вот так! Ты медлишь? Пощады, о, пощады! Нет ее! Ни жалости, ни капли снисхожденья! О, если б враг мой был моим судьей, Хоть там, где он висит в горах Кавказа, Прикованный моею долгой местью, Не так бы он судил меня. Скажи мне, Он кроткий, справедливый и бесстрашный, Монарх вселенной? Кто же ты? Скажи! Ответа нет. Так падай же со мною. В угрюмых зыбях гибели умчимся, Как коршун с истощенною змеей, Сплетенные в одном объятье схватки, Низвергнемся в безбрежный океан, Пусть адское жерло испустит пламя, Пусть в эту бездну огненную рухнет Опустошенный мир, и ты, и я, И тот, кто побежден, и победитель, И выброски ничтожные того, Из-за чего была борьба. О, горе! Не слушают меня стихии. Вниз! Лечу! Все ниже, ниже! Задыхаюсь! И, словно туча, враг мой торжеством Темнит мое падение. О, горе! СЦЕНА ВТОРАЯ Устье широкой реки на острове Атлантиде. - Океан, склонившийся около берега. - Аполлон возле него. Океан Ты говоришь: он пал? Низвергнут в бездну Под гневом победителя? Аполлон Да! Да! И лишь борьба, смутившая ту сферу, Что мне подвластна, кончилась, и звезды Недвижные на небе задрожали, - Как ужас глаз его кровавым светом Все небо озарил, и так он пал Сквозь полосы ликующего мрака Последней вспышкой гаснущего дня, Горящего багряной агонией По склону неба, смятого грозой. Океан Он пал в туманность бездны? Аполлон Как орел, Застигнутый над высями Кавказа Взорвавшеюся тучей, в буре бьется, И с вихрем обнимается крылами, - И взор очей, глядевших прямо в солнце, От блеска ярко-белых молний слепнет, А град тяжелый бьет его, пока Он вниз не устремится, точно камень, Облепленный воздушным цепким льдом. Океан Отныне под мятежными ветрами Поля морей, куда глядится Небо, Не будут подниматься тяжело, Запятнанные кровью; нет, как нивы, Едва шумя в дыханье летних дней, Они чуть слышно будут волноваться; Мои потоки мирно потекут Вокруг материков, кишащих жизнью, Вкруг островов, исполненных блаженства; И с тронов глянцевитых будет видно Протею голубому, влажным нимфам, Как будут плыть немые корабли; Так смертные, подняв глаза, взирают На быструю ладью небес - луну, С наполненными светом парусами И с рулевым - вечернею звездой, Влекомой в быстрой зыби, по отливу Темнеющего дня; мои валы В скитаниях не встретят криков скорби, Не встретят ни насилия, ни рабства, А лики - в глубь глядящихся - цветов, Дыхание пловучих ароматов И сладостных напевов музыкальность, Какая духам грезится. Аполлон А я Не буду видеть темных злодеяний, Мрачащих дух мой скорбью, как затменье Подвластную мне сферу омрачает. Но чу! Звенит серебряная лютня, То юный дух на утренней звезде Из струн воздушных гимны исторгает. Океан Спеши. Твои недремлющие кони Под вечер отдохнут. Пока прощай. Морская глубь зовет меня протяжно, Чтоб я питал ее лазурной негой, Что в урнах изумрудных, в преизбытке. Скопляется у трона моего. Смотри, из волн зеленых Нереиды Возносят по теченью, как по ветру, Волнующихся членов красоту, Приподняты их руки к волосам, Украшенным гирляндами растений, Морскими звездоносными цветами, Они спешат приветствовать восторг Своей сестры могучей. (Слышен звук волн.) Это - море Спокойной неги жаждет. Подожди же, Чудовище. Иду! Прощай. Аполлон Прощай. СЦЕНА ТРЕТЬЯ Кавказ. - Прометей, Геркулес, Иона, Земля, Духи, Азия и Пантея несутся в колеснице вместе с Духом Часа. Геркулес освобождает Прометея; Прометей сходит вниз. Геркулес Славнейший в царстве духов! Так должна Служить, как раб, властительная сила Пред мудростью, пред долгою любовью Пред мужеством, - перед тобой, в чьем сердце Всех этих светлых качеств совершенство. Прометей Твои слова желанней для меня, Чем самая свобода, о которой Так долго, так мучительно мечтал я. Внемлите мне - ты, Азия моя, Свет жизни, тень неузренного солнца, Вы, сестры-нимфы, сделавшие мне Года жестоких пыток сном чудесным, Любовью вашей скрашенным навек, - Отныне мы не будем разлучаться. Здесь есть пещера; вся она кругом Обвита сетью вьющихся растений, Семьей цветов, - преградою для дня; Мерцает пот отливом изумруда, Звучит фонтан, как песни пробужденья; С изогнутого верха сходят вниз, Как серебро, как снег, как бриллианты, Холодные спирали, слезы гор, Струят вокруг неверное сиянье; И слышен здесь всегда подвижный воздух, От дерева он к дереву спешит, С листа на лист; тот рокот - вне пещеры; И слышно пенье птиц, жужжанье пчел; Повсюду видны мшистые сиденья, И камни стен украшены травой, Продолговатой, сочной; здесь мы будем В жилище невзыскательном сидеть, Беседовать о времени, о мире, О том, как в нем приливы и отливы Проходят целым рядом перемен, Меж тем как мы от века неизменны, - О том, как человека уберечь От уз его изменчивости вечной. Вздохнете вы, и я вам улыбнусь, А ты, Иона, слух наш зачаруешь, Припомнив звуки музыки морской, - Пока из глаз моих не брызнут слезы, Чтоб вы улыбкой стерли их опять. Переплетем лучи, цветы и почки, Сплетем из повседневности узоры, Нежданные по странности своей, Как то доступно детям человека В рассвете их невинности; мы будем Упорством слов любви и жадных взглядов Искать сокрытых мыслей, восходя От светлого к тому, в чем больше света, И, точно лютни, тронутые в бурю Воздушным поцелуем, создадим Все новых-новых звуков гармоничность, Из сладостных различий без вражды; Со всех концов небес примчатся с ветром, - Как пчелы, что с цветов воздушных Энны Летят к своим знакомым островам, Домам в Химере, - отзвуки людские, Почти неслышный тихий вздох любви, И горестное слово состраданья, И музыка, сердечной жизни эхо, И все, чем человек, теперь свободный, Смягчается и делается лучшим; Красивые видения, - сперва Туманные, блистательные позже. Как ум, в который брошены лучи От тесного объятья с красотою, - Прибудут к нам: бессмертное потомство, Чьи светлые родители - Ваянье, И Живопись, и сказочный восторг Поэзии, и многие искусства, Что в эти дни неведомы мечте, Но будут ей открыты; рой видений, Призывы, откровения того, Чем будет человек, - восторг предчувствий, Связующих зиждительной любовью Людей и нас, - те призраки и звуки, Что быстро изменяются кругом, Становятся прекрасней и нежнее, В то время как добро сильней растет Среди людей, бегущих от ошибок. Таких-то чар исполнена пещера И все вокруг нее. (Обращаясь к Духу Часа.) Прекрасный Дух, Еще одно сверши предназначенье. Дай раковину светлую, Иона, Которую из моря взял Протей Для Азии, как свадебный подарок: Дыша в нее, он вызовет в ней голос, Тобою скрытый в травах под скалой. Иона Желанный Час, из всех Часов избранник, Вот раковина тайная, возьми; Играют в ней мистические краски, Лазурь, бледнея, чистым серебром Ее живит и нежно одевает: Неправда ли, она как тот напев, Что дремлет в ней, мечтою убаюкан? Дух Да, в водах Океана нет другой, Чтоб с ней могла сравниться; в ней, конечно, Сокрыт напев - и сладостный, и странный. Прометей Спеши, лети над сонмом городов, Пусть кони ветроногие обгонят Стремительное солнце, вкруг земли Свершающее путь; буди повсюду Горящий воздух; в раковине светлой Могучесть звуков скрытых воззови, - На этот гром Земля ответит эхом, Потом вернись и будешь вместе с нами В пещере жить. А ты, о Мать-Земля - Земля Я слышу, слышу уст родных дыханье, Твое прикосновение доходит До центра бриллиантового мрака, Что бьется в нервах мраморных моих. О жизнь! О радость! Чувствую дыханье Бессмертно-молодое! Вкруг меня Как будто мчатся огненные стрелы. Отныне в лоне ласковом моем Все детища мои, растенья, рыбы, Животные, и птицы, и семья Ползучих форм и бабочек цветистых, Летающих на радужных крылах, И призраки людские, что отраву В груди моей увядшей находили, - Теперь взамену яда горьких мук Найдут иную сладостную пищу; Все будут для меня - как антилопы, Рожденные одной красивой самкой, Все будут нежно-чистыми, как снег, И быстрыми, как ветер беспокойный, Питаемый шумящею рекой Средь белых лилий; сон мой будет реять Росистыми туманами над миром, - Бальзам для всех, кто дышит в царстве звезд; Цветы, свернув листки свои во мраке, Найдут во сне таинственные краски, Что раньше им не грезились; а люди И звери, в сладкой неге снов ночных, Для зреющего дня найдут блаженство Нетронутых, нерасточенных сил; И будет смерть - объятием последним Той матери, что жизнь дала ребенку И шепчет: "Милый, будь со мной всегда". Азия Зачем ты вспоминаешь имя смерти? Скажи, родная, тот, кто умирает, Перестает глядеть, дышать, любить? Земля Могу ли я ответить? Ты бессмертна, А эта речь понятна только тем, Кто мертвое хранит молчанье, мертвый; Смерть есть покров, который в царстве жизни Зовется жизнью: если ж тот, кто жил, Уснет навек, - покров пред ним приподнят; А между тем в разнообразье нежном, Проходят смены осени, зимы, Весны и лета; радугой обвиты, Спешат дожди, воздушно шепчут ветры, И стрелы метеоров голубых Пронизывают ночь, и солнце светит Всезрящим, вечно творческим огнем, И льется влажный блеск спокойствий лунных; Влияния зиждительные всюду, В лесах, в полях и даже в глубине Пустынных гор, лелеющих растенья. Но слушай! Есть пещера, где мой дух Изнемогал от горести безумной, Дыша твоим мученьем, - и другие, Дышавшие тем воздухом со мной, Испытывали также бред безумья: Построив храм, воздвигли в нем оракул И множество кочующих народов К войне междоусобной подстрекнули; Теперь в местах, где реял дух вражды, Вздыхает дуновение фиалок, Сиянье безмятежное поит Прозрачный воздух злостью чудесной; Живут леса, уклоны гор; змеится Зеленый виноград; плетет узоры Причудливый, замысловатый плющ; Цветы - в бутонах, в пышности расцвета, С увядшим благовонием - вздыхают, Звездятся в ветре вспышками цветными; Висят плоды округло-золотые В своих родных зеленых небесах, Среди листов с их тканью тонких жилок; Среди стеблей янтарных дышат чащи Пурпуровых цветов, блестя росою, Напитком духов; с шепотом о счастье Кругом чуть веют крылья снов полдневных, Блаженных, потому что с нами - ты. Иди в свою заветную пещеру. Явись! Восстань! (Дух появляется в образе крылатого ребенка.) Мой факельщик воздушный, Он в древности светильник погасил, Чтоб в те глаза смотреть, откуда снова Достал огня сверкающей любви, В твои глаза, о дочь моя, в которых Действительно горит огонь лучистый. Беги вперед, шалун, веди собранье Все дальше, за Вакхическую Нису, Пристанище Менад, - за выси Инда С подвластной свитой рек, топчи потоки Извилистых ручьев, топчи озера Своими неустанными ногами, - Иди туда, туда, где мирный дол, К стремнине зеленеющей, где дремлет На глади неподвижного прудка, Среди кристальной влаги, образ храма, Стоящего в прозрачной высоте, С отчетливою стройностью узоров Колонн и архитрава и с похожей На пальму капителью, с целым роем Праксителевых форм, созданий мысли, Чьи мраморные кроткие улыбки Притихший воздух вечно наполняют Бессмертием немеркнущей любви. Тот храм теперь покинут, но когда-то Твое носил он имя, Прометей; Там юноши в пылу соревнованья Сквозь мрак священный в честь твою несли Твою эмблему - светоч; вместе с ними Другие проносили тот же факел, Светильник упования, сквозь жизнь Идя в могилу, - как и ты победно Пронес его сквозь тьму тысячелетий К далекой цели Времени. Прощай. Иди в тот храм, иди к своей пещере! СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ ее. - На заднем фоне пещера. - Прометей, Азия, Пантея, Иона и Дух Земли. Иона Сестра! Но это что-то неземное! Как он легко над листьями скользит! Над головой его горит сиянье. Какая-то зеленая звезда; Сплетаются с воздушными кудрями, Как пряди изумрудные, лучи; Он движется, и вслед за ним на землю Ложатся пятна снега. Кто б он был? Пантея Прозрачно-нежный дух, ведущий землю Сквозь небо. С многочисленных созвездий Издалека он виден всем, и нет Другой планеты более прекрасной; Порою он плывет вдоль пены моря, Проносится на облаке туманном, Блуждает по полям и городам, Покуда люди спят; он бродит всюду, На высях гор, по водам рек широких, Средь зелени пустынь, людьми забытых, - Всему дивясь, что видит пред собой. Когда еще не царствовал Юпитер, Он Азию любил, и каждый час, Когда освобождался от скитаний, Он с нею был, чтоб пить в ее глазах Лучистое и влажное мерцанье. Ребячески он с ней болтал о том, Что видел, что узнал, а знал он много, Хотя о всем по-детски говорил. И так как он не знал - и я не знаю, - Откуда он, всегда он звал ее: "О мать моя!" Дух Земли (бежит к Азии) О мать моя родная! Могу ли я беседовать с тобою? Прильнуть глазами к ласковым рукам, Когда от счастья взоры утомятся? И близ тебя резвиться в долгий полдень, Когда в безмолвном мире нет работы? Азия Люблю тебя, о милый, нежный мой, Теперь всегда тебя ласкать я буду; Скажи мне, чт_о_ ты видел: речь твоя Была утехой, будет наслажденьем. Дух Земли О мать моя, я сделался умнее, Хоть в этот день ребенок быть не может Таким, как ты, - и умным и счастливым. Ты знаешь, змеи, жабы, червяки, И хищные животные, и ветви, Тяжелые от ягод смертоносных, Всегда преградой были для меня, Когда скитался я в зеленом мире. Ты знаешь, что в жилищах человека Меня пугали грубые черты, Вражда холодных взглядов, гневность, гордость. Надменная походка, ложь улыбок, Невежество, влюбленное в себя, С усмешкою тупой, - и столько масок. Которыми дурная мысль скрывает Прекрасное создание, - кого Мы, духи, называем человеком; И женщины, - противнее, чем все, Когда не так они, как ты, свободны, Когда не так они чистосердечны, - Такую боль мне в сердце поселяли, Что мимо проходить я не решался, Хотя я был незрим, они же спали; И вот, последний раз, мой путь лежал Сквозь город многолюдный, к чаще леса, К холмам, вокруг него сплетенным цепью; Дремал у входа в город часовой; Как вдруг раздался возглас, крик призывный, - И башни в лунном свете задрожали: То был призыв могучий, нежный, долгий, Он кончиться как будто не хотел; Вскочив с постелей, граждане сбежались, Дивясь, они глядели в Небеса, А музыка гремела и гремела; Я спрятался в фонтан, в тенистом сквере, Лежал, как отражение луны, Под зеленью листов, на зыбкой влаге, И вскоре все людские выраженья, Пугавшие меня, проплыли мимо По воздуху бледнеющей толпой. Развеялись, растаяли, исчезли; И те, кого покинули они, Виденьями пленительными стали, Ниспала с них обманчивая внешность; Приветствуя друг друга с восхищеньем, Все спать пошли; когда же свет зари Забрезжился, - не можешь ты представить, - Вдруг змеи, саламандры и лягушки, Немного изменивши вид и цвет, Красивы стали; все преобразилось; В вещах дурное сгладилось; и вот Взглянул я вниз на озеро и вижу - К воде склонился куст, переплетенный С ветвями белладонны: на ветвях Уселись два лазурных зимородка И быстрыми движениями клюва Счищали гроздья светлых ягод амбры, Их образы виднелись в глади вод, Как в небе, видя всюду перемены, Счастливые, мы встретились опять, И в этой новой встрече - верх блаженства. Азия И больше мы не будем разлучаться, Пока твоя стыдливая сестра, Ведущая непостоянный месяц - Холодную луну, - не взглянет с лаской На более горячее светило, И сердце у нее, как снег, растает, Чтоб в свете вешних дней тебя любить. Дух Земли Не так ли, как ты любишь Прометея? Азия Молчи, проказник. Что ты понимаешь? Ты думаешь, взирая друг на друга, Вы можете самих себя умножить, Огнями напоить подлунный воздух? Дух Земли Нет, мать моя, пока моя сестра Светильник свой на небе оправляет, Идти впотьмах мне трудно. Азия Тсс! Гляди! (Дух Часа входит.) Прометей Мы чувствуем, чт_о_ видел ты, и слышим, Но все же говори. Дух Часа Как только звук, Обнявший громом землю с небесами, Умолк, - свершилась в мире перемена. Свет солнца вездесущий, тонкий воздух Таинственно везде преобразились, Как будто в них растаял дух любви И слил их с миром в сладостном объятье. Острее стало зрение мое, Я мог взглянуть в святилища вселенной; Отдавшись вихрю, вниз поплыл я быстро, Ленивыми крылами развевая Прозрачный воздух; кони отыскали На солнце место, где они родились, И там отныне будут жить, питаясь Цветками из растущего огня. Там встану я с своею колесницей, Похожей на луну, увижу в храме Пленительные Фидиевы тени - Тебя, себя, и Азию с Землей, И вас, о нимфы нежные, - глядящих На ту любовь, что в наших душах блещет; Тот храм воскреснет в память перемен, Вздымаясь на двенадцати колоннах, Глядя открыто в зеркало небес Немым собором, с фресками-цветами; И змеи-амфисбены... Но увы! Увлекшись, ничего не говорю я О том, что вы хотели бы узнать. Как я сказал, я плыл к земле, и было До боли сладко двигаться и жить. Скитаясь по жилищам человека, Я был разочарован, не увидев Таких же полновластных перемен, Какие ощутил я в мире внешнем. Но это продолжалось только миг. Увидел я, что больше нет насилий, Тиранов нет, и нет их тронов больше, Как духи, люди были меж собой, Свободные; презрение, и ужас, И ненависть, и самоуниженье Во взорах человеческих погасли, Где прежде в страшный приговор сплетались, Как надпись на стене у входа в ад: "Кто в эту дверь вошел, оставь надежду!" Никто не трепетал, никто не хмурил Очей угрюмых; с острым чувством страха Никто не должен был смотреть другому В холодные глаза и быть игрушкой В руках тиранов, гонящих раба Безжалостно, покуда не падет он, Как загнанная лошадь; я не видел, Чтоб кто-нибудь с усмешкой спутал правду, Храня в своей душе отраву лжи; Никто огня любви, огня надежды В своем остывшем сердце не топтал, Чтобы потом, с изношенной душою, Среди людей влачиться, как вампир, Внося во все своей души заразу: Никто не говорил холодным, общим, Лишенным содержанья языком, Твердящим нет на голос утвержденья, Звучащий в сердце; женщины глядели Открыто, кротко, с нежной красотою, Как небо, всех ласкающее светом, - Свободные от всех обычных зол, Изящные блистательные тени, Они легко скользили по земле, Беседуя о мудрости, что прежде Им даже и не снилась, - видя чувства, Которых раньше так они боялись, - Сливаясь с тем, на что дерзнуть не смели, И землю обращая в небеса; Исчезли ревность, зависть, вероломство И ложный стыд, торчащий из всего, Что портило восторг любви - забвенье. Суды и тюрьмы, все, что было в них, Все, что их спертым воздухом дышало, Орудья пыток, цепи, и мечи, И скипетры, и троны, и тиары, Тома холодных, жестких размышлений, Как варварские глыбы, громоздились, Как тень того, чего уж больше нет, - Чудовищные образы, что смотрят С бессмертных обелисков, поднимаясь Над пышными гробницами, дворцами Тех, кто завоевал их, - ряд эмблем, Намек на то, что прежде было страхом, - Видения, противные - и богу, И сердцу человека; в разных формах Они служили диким воплощеньем Юпитера, - мучителя миров, - Народности, окованные страхом, Склонялись перед ними, как рабы, С разбитым сердцем, с горькими слезами, С мольбою, оскверненной грязью лести - Тому, к кому они питали страх; Теперь во прахе идолы; распались: Разорван тот раскрашенный покров, Что в дни былые жизнью назывался И был изображением небрежным Людских закоренелых заблуждений; Упала маска гнусная; отныне Повсюду будет вольным человек, Брат будет равен брату, все преграды Исчезли меж людьми; племен, народов, Сословий больше нет; в одно все слились, И каждый полновластен над собой; Настала мудрость, кротость, справедливость; Душа людская страсти не забудет, Но в ней не будет мрака преступленья, И только смерть, изменчивость и случай Останутся последнею границей, Последним слабым гнетом над движеньем Души людской, летящей в небеса, - Туда, где высший лик звезды блистает В пределах напряженной пустоты. ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Сцена. - Часть леса вблизи пещеры Прометея. - Пантея и Иона спят; в течение первой песни они постепенно пробуждаются. Голос незримых духов Звезды, бледнея, ушли, Свет их потух; Солнце вдали, Их быстрый пастух, В выси голубой Блеском своим Гонит стада их домой, - Встает в глубине рассвета, Метеоры гаснут за ним В волнах голубого света, И близкие звезды к далекой звезде Спешат, отдаваясь предутренним играм, Толпятся, как лани пред тигром. Но где же вы? Где? Длинный ряд темных форм и теней смутно проходит с пением. Идем мы к забвенью, Несем к погребенью Отца отошедших годов; Уносим мы в вечность Времен бесконечность, Мы тени погибших Часов! Не зеленью тиса, Не сном кипариса, А мрачностью мертвых цветов, - Не светлой росою, - Почтите слезою Царя отошедших Часов! Скорее, скорее! Как тени, бледнея, Бегут пред сиянием дня, Небесной пустыней, Бездонной и синей, Развеются в брызгах огня, - Так пеной мы таем, Бежим, пропадаем Пред чадами лучшего дня; И ветры за нами Чуть плещут крылами, Чуть плещут, крылами звеня! Иона Кто там шествует толпой? Пантея То минувшие Часы Мчатся длинною тропой В свете гаснущей росы. Иона Где же все они? Пантея Ушли. Вон уж там, вдали, вдали, Обогнали молний свет, - Лишь сказали мы, их нет. Иона Ушли, но куда? К Небесам? Или к морю огромному? Пантея Ушли навсегда к невозвратному, к мертвому, к темному. Голос незримых духов Сбираются тучи и тают, И звездные росы блистают, Редеет туман, Высоты безмолвны, Встал Океан, Пляшут шумящие волны; В синей воде Рождается грохот, Панический хохот. Но где же вы? Где? Бессмертные сосны-громады Поют вековые баллады; Их голос могуч, Звенят их вершины; Плещется ключ, Музыке внемлют долины, Радость везде, В восторге истомы Рождаются громы. Но где же вы? Где? Иона Кто они? Пантея Где они? Полухор Часов Заклятия духов Земли и Лазури Порвали узорное кружево сна; Мы спали глубоко в дыхании бури. Голос Глубоко? Полухор второй Глубоко: где спит глубина. Полухор первый Над нами во мраке склонялись виденья, Бежали столетья, враждою полны, И мы открывали глаза на мгновенье, Чтоб встретиться с правдой - Полухор второй Страшнее, чем сны. Полухор первый Любовь позвала нас, и мы задрожали. Внимали мы лютне Надежды во сне, И, веянье Власти услышав, бежали - Полухор второй Как утром волна убегает к волне. Хор Носитесь, кружитесь по склонам зефира, Пронзайте напевом немой небосвод, Чтоб день торопливый не скрылся из мира В пещере полночной, за дымкою вод. Когда-то Часы беспощадной толпою, Голодные, гнали испуганный день; Теперь он не будет долиной, ночною Бежать, как бежит полумертвый олень. Сплетем же, сплетем полнотою певучей И песни и пляски в живое звено, Чтоб духи блаженства, как радуга с тучей, С Часами сливались. Голос Сливались в одно. Пантея Толпятся Духи разума людского, Закутаны, как в светлую одежду, В гармонию напевов неземных! Хор Духов В восторге своем Мы пляшем, поем, И дикие вихри свистят; Так с птичьей толпой Над бездной морской Летучие рыбы летят. Хор Часов Откуда вы мчитесь? Безумен ваш взгляд! На ваших сандалиях искры горят, Стремительны крылья, как мысли полет, Во взорах любовь никогда не умрет! Хор Духов Из людского ума, Где сгущалася тьма, Где была слепота без просвета; Там растаял туман, Там теперь океан, Небеса безграничного света. Из глубоких пучин, Где лишь свет - властелин, Где дворцы и пещеры - хрустальны, Где с воздушных высот Вьется Дум хоровод, Где Часы навсегда беспечальны. Из немых уголков, Где в прозрачный альков Никогда не заглянут измены; Из лазурной тиши, Где улыбки Души Зачаруют, как песня сирены. Где Поэзии свет, Где Скульптуры привет, Где Наука, вздохнув от усилья, Ключевою водой И росой молодой Освежает Дедаловы крылья. За годами года Нам грозила беда, И с тоскою мы ждали блаженства, Но в траве островов Было мало цветов, Полумертвых цветов совершенства. А теперь наш полет Человеческий род Орошает бальзамом участья, И любовь из всего Создает торжество, Создает Элизийское счастье. Хор Духов и Часов Сплетемте ж узоры мелодий певучих; С небесных глубин, от пределов земли, Придите, о Духи восторгов могучих, Чтоб песни и пляски устать не могли; Как дождь между молний проворных и жгучих, Мы будем блистать в золотистой пыли, Мы будем как звуки поющего грома, Как волны, как тысячи брызг водоема. Хор Духов Мы закрытую дверь Отомкнули теперь, Мы свободны, свободны, как птицы; По высотам летим, За звездою следим, Догоняем сверканье зарницы. Мы уходим за грань; Многозвездную ткань Разрываем в бездонной лазури; Смерть, и Хаос, и Ночь Устремляются прочь, Как туман от грохочущей бури. Наш могучий полет Всем Дыханье дает, И Любовь улыбается Неге; Звезд играющий рой, Свет и Воздух с Землей Сочетаются в огненном беге. В пустоте мы поем И чертог создаем, Будет Мудрость царить в нем, светлея; Возрожденья хотим, Новый мир создадим, Назовем его сном Прометея. Хор Часов Рассыпьте, как жемчуг, гармонию слов, Одни оставайтесь, умчитесь другие; Полухор первый Нас манит за небо, за ткань облаков; Полухор второй Нас держат, к нам ластятся чары земные; Полухор первый Мы быстры, мы дики, свободны во всем, Мы новую землю мечтой создаем, У неба не просим ответа; Полухор второй Мы шествуем тихим и ясным путем, И Ночь обгоняем, и День мы ведем, Мы - Гении чистого света; Полухор первый Мы вьемся, поем, - и являются сном Деревья, и звери, и тучи кругом, И в хаосе дышат виденья; Полухор второй Мы вьемся вокруг океанов земли, И горы, как тени, под нами легли, - Созвучия нашего пенья. Хор Часов и Духов Рассыпьте, как жемчуг, гармонию слов, Одни оставайтесь, умчитесь другие; Для нежной любви мы сплетаем покров, Мы всюду несем откровения снов, Несем облака дождевые. Пантея Они ушли! Иона Но разве ты не слышишь, Как дышит сладость нежности минувшей? Пантея О, слышу! Так зеленые холмы Смеются миллионом светлых капель, Когда гроза, промчавшись, отзвучит. Иона И вновь, пока беседа наша длится, Кругом встают иные сочетанья Певучих звуков. Пантея То напев чудесный. То музыка грохочущего мира, Летящего по воздуху немому И в ветре зажигающего звуки Эоловых мелодий. Иона Слушай, слушай! Еще звучат стихающие звуки, Пронзительно-сребристые напевы, Чаруют душу, с чувствами живут Одним созвучьем братским, точно звезды, Что в воздухе зимы кристальной светят, Глядя на лик свой в зеркале морей, Пантея Но видишь, там, среди ветвей нависших, Раздвинулись прогалины в лесу, Средь мхов густых, с фиалками сплетенных, Один ручей раскинул два теченья, И два ключа спешат, как две сестры, Чтоб встретиться с улыбкой после вздохов. Там два виденья в блеске непонятном Плывут в волнах магических мелодий, Что все звончей, настойчивей звучат Во мгле земли в безветрии лазури. Иона Я вижу, колесница быстро мчится, Как та ладья тончайшая, в которой По тающим волнам глубокой ночи Мать месяцев уносится на Запад, Когда встает от междулунных снов, Обвеянных покровом нежной дымки. И темные холмы, леса, долины Отчетливо из этой мглы растут, Как тени в светлом зеркале у мага; Ее колеса - тучи золотые, Подобные громадам разноцветным, Что гении громов молниеносных Над морем озаренным громоздят В тот час, как солнце ринется за волны; Как будто ветром внутренним гонимы, Они растут, и катятся, и блещут; Внутри сидит крылатое дитя, Его лицо блистает белизною Нетронутого снега; перья крыльев - Как пух мороза в солнечных лучах; Сквозь складки перламутровой одежды Воздушно-белой дышит красота Лучисто-белых членов; кудри - белы, Как белый свет, рассыпанный по струнам, Но взор двух глаз - два неба влажной тьмы, Как будто Божество туда излилось, Как буря изливается из туч, И стрельчатых ресниц густые тени Холодный светлый воздух умягчают; В руке того крылатого дитяти - Дрожащий лунный луч; с его конца, Как кормчий, сходит правящая сила, Ведя по тучам эту колесницу, Меж тем как тучи мчатся над травой, Над царством волн, цветов, и будят звуки Нежней, чем звон поющего дождя. Пантея А из другой прогалины стремится, С гармонией кружащихся циклонов, Иная сфера, - сотни тысяч сфер Как будто в ней вращаются, - кристаллы Могли бы с ней по плотности сравниться, Но сквозь нее, как сквозь простор пустой, Плывет сиянье, музыка: я вижу, Как тысячи кругов, один в другом, Один легко летящий из другого, Сплетаются, пурпурно-золотые, Лазурные, играющие светом. То белым, то зеленым; сфера в сфере; И каждое пространство между ними Населено нежданными тенями, Какие снятся духам в глубине Безжизненных просторов, чуждых света; Но каждая из тех теней прозрачна, И все они вращаются, кружатся, В богатстве направлений разнородных, На тысяче незримых тонких осей, И с силой быстроты, в себе самой Рождающей и гибель и начало, Настойчиво, торжественно стремятся, И смешанностью звуков зажигают Разумность слов, безумие напевов; Вращением могучим сложный шар, Как жерновом, захватывает воды Блестящего ручья, дробит их мелко, Из них лазурный делает туман - На свет похожей тонкости стихийной; И дикий аромат лесных цветов, Богатство песен воздуха, деревьев, Живых стеблей, листов переплетенных, С их светом переливно-изумрудным, Вкруг этой напряженной быстроты, В себе самой преграду находящей, Сливаются легко в одну воздушность, Где тонут чувства. В самом центре шара, Склонясь на алебастровые руки, Свернувши крылья, кудри разметав, Забылся Дух Земли в дремоте сладкой, Усталое и нежное дитя, Едва лепечут маленькие губы, В неверном свете собственных улыбок, И чудится, что шепчет он о том, Что любит в сновидении. Иона Он только Гармонии всей сферы подражает. Пантея С его чела звезда струит лучи, Подобные мечам огнисто-синим И копьям золотым, переплетенным С листами кроткой мирты - символ мира Земли и неба, слитых воедино, - Огромные лучи, как будто спицы Колес незримых, - кружатся они С круженьем сферы; молнии трепещут, Летят, бегут, пространство заполняют, Здесь косвенны они, а там отвесны, Огнем пронзают сумрачную почву, И грудь земли разоблачает тайны; Виднеются без счета рудники, В них слитки золотые, бриллианты, Игра камней невиданных, бесценных, Пещеры на столбах из хрусталя, С отделкой из серебряных растений, Бездонные колодцы из огня: Ключи прозрачной влажности, кормильцы Своих детей - морей необозримых, Сплетающих свои пары в узоры - Царям земли, вершинам гор, покрытым Воздушностью нетронутых снегов, Одеждою из царских горностаев; Лучи горят, и в блеске их встают Умерших циклов скорбные руины; Вон якори, обломки кораблей; Вон доски, превратившиеся в мрамор; Колчаны, шлемы, копья: ряд щитов, С верхушками - как голова Горгоны; Украшенные режущей косою Военные повозки; целый мир Знамен, трофеев, битвенных животных, Вкруг чьей толпы смеялась смерть; эмблемы Погибшие умерших разрушений; Развалина в развалине! Обломки Обширных населенных городов, Чьи жители, засыпанные прахом, Когда-то были, двигались и жили Толпой нечеловеческой, хоть смертной; Лежат изображенья страшных дел, Раскинуты их грубые скелеты, Их статуи, их капиша, дома; Объятые седым уничтоженьем, Чудовищные формы, друг на друге, Друг другом сжаты, стиснуты, разбиты, В угрюмой, беспощадной глубине; Другие сверху видятся скелеты Крылатых и неведомых существ, Скелеты рыб, что были островами Подвижной чешуи, - цепей когтистых, Гигантских змей, - одни из них свились Вкруг черных скал, - другие, в смертных муках Своею извивающейся мощью Испепелив железные утесы, Застыли в грудах праха; в высоте Виднеются зубчатый аллигатор И землю потрясавший бегемот: Среди зверей они царями были И, точно черви в летний день на трупе, Плодились в вязком иле, размножались На берегах, средь исполинских трав, До той поры, когда потоп, сорвавшись Со свода голубого, задушил их Одеждою текучей, между тем как, Раскинув пасть, они пугали воздух Пронзительным, протяжно-диким воплем, Иль, может быть, до той поры, когда Промчался Бог какой-нибудь по небу, На огненной комете пролетел И крикнул: "Да не будет их!" - И вот уж, Как этих слов, их в мире больше нет. Земля Восторг, безумье, счастье, торжество! Безбрежен блеск блаженства моего! Я вся горю, дрожу от исступленья! Во мне для муки места нет, Меня, как тучу, обнял свет, Уносит бури дуновенье. Луна О счастливая сфера земли, Брат, спокойно бегущий вдали, От тебя устремляется Дух из огня, Он певуч, он могуч, он, подобно ручью, Проникает в замерзшую сферу мою, Он проходит, любя, и дыша, и звеня, Сквозь меня, сквозь меня! Земля Мои пещеры, долы, склоны гор, Мои ключи, бегущие в простор, Грохочут победительностью смеха; Вулканы вторят им, горя, Пустыни, тучи и меря Им шлют хохочущее эхо. Они кричат: Проклятие всегда Пугало нас; нам грезилась беда, Зловещая угроза разрушенья, Земля дрожала, и над ней Из туч свергался дождь камней, Живому нес уничтоженье. Чума плыла везде, во все концы, Соборы, обелиски, и дворцы, И сонмы гор, окутанных лавиной, Листы, прильнувшие к ветвям, Леса, подобные морям, Казались мертвенной трясиной. О, счастье! Уничтоженьем зло Исчерпано; растаяло; прошло; Все выпито, как стадом ключ в пустыне; И небеса уже не те, И в беспредельной пустоте Любовь - любовь горит отныне. Луна Снега на моих помертвелых горах Превратились в ручьи говорящие, Мои океаны сверкают в лучах, Гремят, как напевы звенящие. Дух загорелся в груди у меня, Что-то рождается, нежно звеня, Дух твой, согретый в кипучем огне, Дышит на мне, - На мне! В равнинах моих вырастают цветы, И зеленые стебли качаются, В лучах изумрудных твоей красоты Влюбленные тени встречаются. Музыкой дышит мой воздух живой, Море колышет простор голубой, Тучи, растаяв, сгущаются вновь, Это любовь, - Любовь! Земля Все камни, весь гранит проникнут ей, Узлы глубоких спутанных корней, Листы, что чуть трепещут на вершинах; Она проносится в ветрах, Живет в забытых мертвецах, В никем не знаемых долинах. И как гроза из облачной тюрьмы Гремит, встает, взрывается из тьмы, - Болото мысли, спавшее от века, Огнем любви возмущено, И страх с тоскою заодно Бегут, бегут от человека. Многосторонним зеркалом он был И столько отражений извратил; Теперь любовь не смята в нем обманом, Теперь душа с душой людской, Как небо с бездною морской, Горят единым океаном. Ребенок зачумленный так идет За зверем заболевшим, все вперед, К расщелине, где ключ целебный блещет, И возвращается домой, Здоровый, розовый, живой, И мать рыдает и трепещет. Теперь душа людей слилась в одно Любви и мысли мощное звено И властвует над сонмом сил природных, Как солнце в бездне голубой Царем блистает над толпой Планет и всех светил свободных. Из многих душ единый дух возник, В себе самом всему нашел родник, В нем все течет, сливаясь на просторе. Как все потоки, все ручьи Несут течения свои В неисчерпаемое море. Обычных дел знакомая семья Живет в зеленой роще бытия, И новые в них краски заблистали; Никто не думал никогда, Чтоб скорбь и тягости труда Когда-нибудь так легки стали. Людская воля, страсти, мрак забот Слились, преображенные, и вот Корабль крылатый мчится океаном, Любовь на нем, как рулевой, Волна звучит, растет прибой И манит к новым диким странам. Все в мире признает людскую власть, На мраморе запечатлелась страсть. И в красках спят людских умов мечтанья, Из светлых нитей - для детей - Сплетают руки матерей Живые ткани одеянья. Людской язык - Орфический напев, И мысли внемлют звукам, присмирев, Растут по зову стройных заклинаний, И гром из дальних облаков Гремит в ответ на звучный зов И ждет послушно приказаний. И взором человека сочтены Все звезды многозвездной глубины, Они идут покорными стадами; И бездна к небу говорит: "И твой, и твой покров раскрыт! Людская мысль царит над нами!" Луна Наконец от меня отошла Белой смерти упорная мгла, - Мой могильный покров Мертвых снов и снегов; И в зеленой пустыне моей молодой, Обнимаясь, идет за счастливой четой Молодая чета; И хоть в детях твоих дышит высшая власть, Но в сердцах у моих - та же нега, и страсть, И одна красота. Земля Как теплое дыхание зари, Обняв росу, живит ее кристаллы, И золотом пронзает янтари, И ласки дня властительны и алы, И мчится ввысь крылатая роса, Скитается, воздушна и лучиста, До вечера не бросит небеса, Весь день висит руном из аметиста, - Луна Так и ты лежишь, объята Блеском радостей беспечных - Своего же аромата И своих улыбок вечных. Сколько есть светил небесных, Все тебе струят сиянье, Из лучей плетут чудесных Золотое одеянье. И богатством светлой сферы Ты струишь поток огня, Ты лучи свои без меры Проливаешь на меня. Земля Вращаюсь я под пирамидой ночи, Она горит в лазури гордым сном, Глядит в мои восторженные очи, Чтоб я могла упиться торжеством; Так юноша, в любовных снах вздыхая, Лежит под тенью прелести своей, И нежится, и слышит песни Рая Под греющей улыбкою лучей. Луна Когда на влюбленных дрожащих устах В затмении сладко