Энвер Ходжа. Хрущевцы


     <b>Вся  информация об Албании была совершенно  недоступна советским людям.
Лично я  впервые прочитал  об этой стране в журнале "Молодая Гвардия" в 1998
году  No  12.  Считаю,  что  перед  тем,  как прочитать  книгу  Энвера Ходжи
"Хрущевцы" необходимо ознакомиться с этой статьей.
     С уважением, Шабалов Александр.</b>
     НЕИЗВЕСТНАЯ АЛБАНИЯ

     "...Сейчас <i>больше всего кричат о  гласности. Но ведь существует  немало
тем, на которые писать не принято. Попробовал найти что-нибудь  об Албании -
не  получилось.  Может   быть,   "Молодая  гвардия"  нарушит  этот  "заговор
молчания"?"</i>
     <i>Н. СУВОРОВ. Алма-Ата</i>


     Лозунг "Жить, работать и бороться как в окружении" во многом определяет
сегодняшнюю жизнь в Албании, внешнюю  и внутреннюю политику Албанской партии
труда.  Стремление руководителей уберечь  страну от  "тлетворной  буржуазной
идеологии  и  ревизионизма",  от  частых пересмотров  собственной  истории и
собственного опыта,  от социально-экономических и  политических "пороков"  и
язв",  порождаемых "капитализмом и  ревизионизмом", воплощается  в различных
областях экономики,  во  внутренней  и  внешней политике  страны  "истинного
"социализма, в повседневной жизни албанцев.
     Албания, длительное время получавшая значительную экономическую  помощь
от СССР  и других стран СЭВ, а  также от  КНР, во второй половине 70-х годов
провозгласила  политику отказа  от  иностранных  кредитов  и другой  помощи,
угрожающей, как считают в Тиране, экономической и политической независимости
"государства   диктатуры   пролетариата".   Ценой   огромных   материальных,
финансовых, трудовых усилий,  нередко  14-16  часового рабочего дня, Албания
оказалась  в  состоянии  преодолеть  трудности,  обусловленные  прекращением
сотрудничества   с   соцстранами.  Усилив   экономическую   и   политическую
централизацию, подчинив все наличные  средства и ресурсы  делу "выживания  в
окружении",  максимально  используя   научно-техническое  сотрудничество  со
многими  странами   (которое  никогда  не  прерывалось),  жестоко  карая  за
некомпетентность, халатность, бюрократизм и тем  более за "мелкое" воровство
(уже  не  говоря о  "крупном"),  Албания смогла  обеспечить экономическую  и
политическую  стабильность и  самостоятельность, сравнительно  высокие темпы
роста валового национального продукта  (в 80-х  годах  - 10-15  процентов  в
год).
     Уже  с  начала   80-х  за  счет  национального  производства  полностью
удовлетворяются потребности в зерне  (урожайность пшеницы в 80-х  годах - до
42  ц/га), мясомолочных  продуктах, одежде  и  обуви,  медикаментах,  многих
предметах  длительного   пользования.   Нефтехимические,   металлургические,
деревообрабатывающие  и другие предприятия,  созданные  в  70-80-х годах, на
80-90 процентов обеспечивают страну черными и цветными металлами, алюминием,
сельхозтехникой,   автомобилями,    многими    видами   энергетического    и
промышленного оборудования, нефтепродуктами, удобрениями,  стройматериалами,
электровозами, вагонами...
     Приняв  за  основу советский  опыт  индустриализации  промышленности  и
коллективизации  сельского  хозяйства,  используя богатые  природные ресурсы
{хром, медь, бокситы,  нефть и газ, железо-никелевая, цинковая и марганцевая
руды  и др.), с небольшим по  численности (3,2 млн. человек в 1988 году), но
самоотверженным  и трудолюбивым населением албанское руководство проводило и
проводит курс  на  создание  полностью  самообеспечивающейся  экономики,  на
расширение экспорта не за счет сырья, а полуфабрикатов и готовых изделий.
     Конечно,   небольшая  численность   и   потребительская  неискушенность
населения  в  определенной мере сдерживают "потребительскую"  направленность
экономики, а самоустранение по политическим мотивам от мировой экономической
интеграции,  идеологизация внешнеэкономических  связей вряд ли  положительно
влияют на экономику, научно-технический прогресс Албании.
     Тем не менее, успехи  налицо: страна, не имевшая до середины 70-х годов
черной  металлургии, ныне производит более 50 видов стали и  80  -  проката.
Страна, "не ведавшая" собственного  железнодорожного машиностроения до  80-х
годов, первые железные дороги, в которой появились лишь в конце  50-х годов,
ныне вывозит рельсы, некоторые виды грузовых вагонов. Электрифицированная до
середины 50-х  годов  лишь  на  20 процентов  территории за  счет  небольших
дизельных ТЭС, Албания ныне экспортирует электроэнергию в НРБ, СФРЮ, Грецию,
Румынию,  располагает крупными  ГЭС  на Балканах,  развивает  биоэнергетику,
геотермальную  и солнечную энергетику. Страна, в которой до 50-х годов около
80   процентов  населения  было   неграмотным,   стала   обществом  всеобщей
грамотности не  только албанцев, но и проживающих в Албании  греков, сербов,
черногорцев,  македонцев,  турок;  имеет  два  университета, десятки вузов и
исследовательских институтов, обучает студентов из ряда  стран Азии, Африки,
Латинской Америки.
     Если  раньше  население республики  считалось обреченным  на  вымирание
вследствие    многочисленных    6олезней,   эпидемий,   отсутствия   системы
здравоохранения,  то ныне  она  имеет самый  высокий  уровень рождаемости  в
Восточной Европе - 33 человека на 1 тысяч жителей и минимальный - смертности
- 6 человек на 1 тысячу жителей. Среднемесячная  зарплата рабочих и служащих
составляет   730-750  леков  (1970  г.-   650  леков),  плата  за  квартиру,
построенную  в  госсекторе,  - 10-15 леков, в кооперативном секторе -  25-30
леков. (По  курсу Госбанка ССCP (1989 г.)  100 леков составляют  12 рублей.)
Проработавшие на одном предприятии не менее 15 лет  имеют право на ежегодную
бесплатную  путевку на  курорты  (с  50-процентной  скидкой  членам  семьи),
оплачивают  только  50 процентов  стоимости  лекарств; цены  на  медикаменты
снижаются  один раз  в 3-4 года. Трудящиеся,  школьники, студенты пользуются
бесплатным  питанием по  месту работы  или учебы,  школьная форма и учебники
также  бесплатные. Студентам  выплачиваются  стипендии имени  В. Ленина,  И.
Сталина. Э. Ходжи (Э. Ходжа  - Первый секретарь ЦК АПТ с 1941 по  1985 год.)
Рабочие и служащие  к месту  работы  и обратно  доставляются государственным
(ведомственным)  транспортом  по  льготным тарифам.  Ежегодный  оплачиваемый
трехнедельный отпуск (до  середины 80-х  годов  - двухнедельный) большинство
трудящихся проводят на курортах "семейного типа".
     Мужчины имеют право  выхода на пенсию в 65 лет;  женщины - в  60 лет. В
случае кончины одного из супругов членам семьи в течение года  выплачивается
ежемесячная  зарплата  (или пенсия)  умершего. При  рождении первого ребенка
женщина получает 10-процентную прибавку к зарплате, второго - 15-процентную,
при этом оплачиваемый  (в  сумме месячного  заработка и  доплат)  отпуск  по
рождению  и уходу за ребенком составляет 2  года (в том числе послеродовой -
полтора года); в случае потери кормильца женщина в течение трех лет получает
125 процентов своей зарплаты.
     Браки с  иностранцами запрещаются. С 1986  года исключение делается для
"соратников и соратниц по борьбе с империализмом и ревизионизмом ".
     Примечательно,  что в Албании еще  в  60-е  годы был полностью  отменен
подоходный  налог,  а  с 1984 года наполовину уменьшен налог на холостяков и
малосемейных.  Ежегодно летом, по примеру  "сталинского", как  его называли,
снижения цен  в нашей стране,  в  НСРА  снижаются розничные  цены на  многие
потребительские товары в среднем на 5-15 процентов.
     Но есть,  как  говорится, и  обратная  сторона  медали.  Трудящимся  не
разрешается  иметь  в  личном  пользовании предметы  "буржуазной  роскоши" -
автомобиль, рояль  (правда, пианино можно), видеомагнитофон, "нестандартную"
по размерам и  "рекомендованным"  типам застройки  дачу, сдавать  жилплощадь
частным лицам  (последнее возможно по "специальному временному" разрешению).
Коротковолновые  радиоприемники   и  радиолы  не  производятся,  а  владение
импортными запрещено.
     Госхозы   не  имеют   права  реализации  сельхозпродуктов  на   рынках;
кооперативные хозяйства могут реализовать эти продукты по ценам, превышающим
государственные только на 10-20 процентов, причем государственные цены имеют
"сезонные"  колебания,  варьируются  в зависимости  от  качества  продукции.
Некоторые продовольственные товары (хлеб, молочные, мясные продукты, шерсть,
оливки, ягоды, чай и др.) вообще запрещено продавать на рынках. Государство,
часто  повышая закупочные цены, способствует  уменьшению  рыночной  торговли
продовольствием.
     В Албании очень  мало иностранных журналистов, несмотря на то, что НСРА
поддерживает   дипломатические  и   торговые   связи  с   95  государствами.
Максимальный  срок пребывания иностранцев  (не  дипломатов) в стране  -  три
недели, и то им разрешено  посещать лишь немногие города и районы.  Подобные
ограничения, правда, не распространяются на представителей "борющихся против
империалистов и  ревизионистов  "партий" и  движений", наоборот,  их  визиты
всячески приветствуются, широко освещаются в прессе, по радио и телевидению.
     Перечень "табу"  этим не исчерпывается. Длинные волосы,  джинсы и узкие
брюки,  импортные  юбки,   косметика,   "буржуазно-ревизионистские"  фильмы,
рок-музыка,  джаз  и  т.  п.-  все  это  безоговорочно  запрещено.  Известны
многочисленные случаи, когда  приезжих иностранцев, даже если они "искренние
друзья" и "истинные коммунисты", не церемонясь, прямо в аэропорту направляют
к парикмахерам или в "срочное" ателье. Сопротивляющихся отсылают обратно...
     Комментарий, как говорится, излишни. Вероятно, самолету с В. Леонтьевым
или А.  Пугачевой на  борту не разрешили бы не то  что приземлиться, но даже
пролететь над территорией страны...
     Тем  не менее,  времена  меняются.  Албания, хотя  бы  по экономическим
причинам, заинтересована  в  расширении  международных связей.  Она  активно
участвует  в  международных   выставках   и  ярмарках,  развивает  торговые,
научно-технические связи, поощряет иностранный туризм.
     Хочется  сказать еще вот  о  чем.  В  стране, как  и прежде,  уделяется
неослабное внимание пропаганде опыта социалистического строительства в  СССР
до  1956 года,  изучению  практики народно-демократических преобразований  в
странах  Восточной Европы  (кроме  СФРЮ,  считающейся  с 1948  года  страной
"классического ревизионизма"),  Китае,  Корее, Вьетнаме,  на  Кубе. В Тиране
считают, что  если до 1956 года  была только одна "ревизионистская" партия и
страна -  Югославия,  то после  1956  года  "ревизионистами"  оказались  все
восточноевропейские  страны  "во  главе"  с  СССР.  С  1978   года  к  числу
"социал-империалистов  и  предателей марксизма-ленинизма"  стали  относить и
Китай.  Албанию,  Кубу,   Вьетнам  и   КНДР   в   Тиране  называют  подлинно
социалистическими странами.
     В то же время НСРA поддерживает торгово-экономические связи со странами
СЭВ,  членом  которого  она являлась до 1961 года; с 1984  года возобновлена
торговля с КНР.
     Резко отрицательно  относятся  в Албании к политическим и экономическим
реформам  в СССР.  КНР,  странах Восточной  ЕВРОПЫ Руководители НСРA именуют
многочисленные  нововведения  "укреплением   государственно-бюрократического
капитализма",  "изменой  марксизму-ленинизму",  "дальнейшим  политическим  и
экономическим  разложением социализма".  Забастовки шахтеров  в СССР названы
"классовой борьбой  пролетариата против бюрократов-капиталистов",  события в
Пекине - "переходом ревизионистов к военно-полицейской  диктатуре". Не менее
категорично  Тирана  высказываетс<i>я</i>  и  в   отношении   "гласности",  которая
"сориентирована против Сталина - великого продолжателя дела Маркса, Энгельса
и Ленина. Такая  направленность  "гласности",  по мнению Тираны, объясняется
стремлением   "верхов"   заслужить   "похвалу   империалистов   "замалчивать
методичное разрушение социализма в  СССР и восточноевропейских странах после
1953 года".
     В Албании переиздаются на разных языках произведения  Маркса, Энгельса.
Ленина, Сталина, классиков русской и советской  литературы. Создана комиссия
по организации празднования 110-летия со дня рождения И. Сталина. Его именем
названы два города.
     В 1952 году в  Тиране открыт  Музей  Ленина и Сталина,  в 1961 году  Э.
Ходжа  потребовал  передать  Албании гроб  с  телом Сталина для последующего
установления его в  мавзолее в Тиране.  Годовщины Октябрьской революции, дни
рождения и кончины Ленина, Сталина, Ходжи отмечаются по всей стране. В  день
похорон В.М. Молотова (12.11. 1986 г.) в НСРА был объявлен траур.
     Не менее любопытно и  то, что радио Албании, например,  в  передачах на
русском  языке называет Н.  Андрееву и  И. Щеховцова  "истинными  патриотами
Родины Великого  Октября,  принципиальными  защитниками героической  истории
социализма".  Ежедневно  радио-  и   телепрограммы  завершаются  трансляцией
"Интернационала".
     Нельзя  не сказать  и о  переиздании в НСРА известных Постановлений  ЦК
ВКП(б) "Об опере "Великая дружба", "О журналах "Звезда" и "Ленинград".
     Министр иностранных дел НСРА Р.  Малиле  "шокировал" тележурналиста  из
СФРЮ  знанием  русского   языка.   Как  отмечает  корреспондент  югославской
"Политики", в  Албании  можно приобрести книги на русском, который изучается
во многих школах, вузах, в учебных  заведениях ЦКАГП и МИДа Албании. Это, по
мнению  "Политики", "довольно  неожиданно для тех, кто прибывает в Албанию с
Запада".
     Действительно,  если  ничего  не   знать  о  характере,  сути  политики
албанского руководства, "эффект" неожиданности может  смениться обвинением в
"русофильстве". Но "русофильство" албанцев, как видим,  весьма своеобразное,
"неклассическое". И сегодняшний день этой страны наглядно демонстрирует силу
практического - не рекламного единения Коммунистической партии и народа.
     <b>А.ЧИЧКИН
     Молодая Гвардия, 1989 г. No 12</b>



     ЭНВЕР ХОДЖА
     Хрущевцы
     Воспоминания

     Прошло уже два десятилетия со времени  Совещания  81 коммунистической и
рабочей  партии  мира,  которое  вошло и останется  в истории  как  одно  из
важнейших  событий   в  борьбе,  ведущейся  между   марксизмом-ленинизмом  и
оппортунизмом.  На   этом   совещании   наша   партия   открыла   огонь   по
ревизионистской группе  Хрущева, которая  правила в  Советском Союзе и всеми
способами  пыталась  подчинить   себе  все   международное  коммунистическое
движение,  все коммунистические и  рабочие партии  мира и увести их  на свой
путь измены.
     Наше   открытое  и  принципиальное   выступление   против   хрущевского
современного  ревизионизма  на ноябрьском Совещании  1960  года  не  явилось
чем-то    неожиданным.    Напротив,   оно   было   логическим   продолжением
марксистско-ленинской  позиции,  которую  всегда  занимала Албанская  партия
Труда,  было переходом на новую, более  высокую  стадию борьбы, которую наша
партия   давно   вела   в   защиту   и   за    последовательное   проведение
марксизма-ленинизма.
     Отношения Албанской партии Труда с Коммунистической партией  Советского
Союза с тех пор, как хрущевцы  взяли власть в свои руки и вплоть до  момента
нашего  открытого  выступления против  них,  прошли через  сложный  процесс,
полный  зигзагов,  периодов  обострения  и  временной  нормализации. Это был
процесс взаимного ознакомления  в  ходе борьбы, трений,  в ходе  постоянного
столкновения  взглядов.  С  приходом  к  власти  хрущевских  ревизионистских
путчистов наша партия, учитывая ход событий там, как и некоторые  взгляды  и
действия,  которые  вначале были  неопределенными,  но  затем шаг  за  шагом
конкретизировались,   стала  чувствовать   большую  опасность   этой   клики
ренегатов,  прикрывавшейся оглушительной лжемарксистской  демагогией,  стала
понимать, что клика эта  становилась  большой угрозой как  делу  революции и
социализма в целом, так и нашей стране.
     Мы все более и более  замечали, что взгляды и позиция Никиты Хрущева по
важным    вопросам    международного     коммунистического     движения    и
социалистического  лагеря отличались от наших. Особенно XX съезд КПСС явился
тем событием, из-за которого мы оказались в оппозиции к Хрущеву и хрущевцам.
Мы, как  марксисты-ленинцы,  время  от времени  марксистско-ленинским  путем
говорили советским руководителям о  наших оговорках  и возражениях по поводу
их  примиренческих позиций в  отношении югославских ревизионистов, по многим
аспектам  их непринципиальной  внешней  политики,  по  многим их  ошибочным,
отнюдь не  марксистским позициям, касавшимся насущных международных вопросов
и т.д. Хотя иногда и  делали вид, будто отступают, они продолжали идти своим
путем, а  мы  отказывались  проглотить то,  что они преподносили нам;  более
того,  мы отстаивали свои взгляды  и  проводили  свою  внешнюю  и внутреннюю
политику.
     Все это помогло нам с течением времени лучше узнать позиции друг друга,
так что ни одна  из сторон не  верила  другой стороне. Мы, с  нашей стороны,
продолжали  хранить дружбу с  Советским Союзом,  с его  народом,  продолжали
строить  социализм в  соответствии  с  учением  Ленина и Сталина, продолжали
по-прежнему защищать великого Сталина и его  дело и вести решительную борьбу
с  югославским ревизионизмом.  Сомнение, которое копошилось у нас  в  душе в
отношении  советских  ревизионистов,  усиливалось и росло с каждым днем, ибо
Хрущев с компанией каждодневно поступали вразрез с марксизмом-ленинизмом.
     Хрущев знал о наших  оговорках  касательно XX съезда  и  его политики в
отношении  титовцев,  в  отношении  империализма  и  т.д.,  но  его  тактика
требовала не ускорить  обострение отношений с нами, албанцами.  Он  надеялся
воспользоваться нашими  чувствами  дружбы  к Советскому  Союзу, чтобы  взять
изнутри албанскую крепость  и заманить нас в ловушку посредством улыбок и  в
то  же время угроз, посредством  каких-то  урезанных  кредитов, а  также при
помощи давления и блокады. Хрущев и хрущевцы думали так: "Мы знаем албанцев;
как бы они ни были упрямыми, как бы они ни были запальчивыми, им некуда уйти
от  нас,  ибо  мы крепко зажали их  в  кулак,  так что в  случае  кривлянья,
неповиновения мы прибегнем к угрозе, установим против них блокаду, бойкот, а
всех тех, кто окажет сопротивление, низвергнем.
     'Группа Хрущева  подготовила себе этот путь,  развила и  углубила  его,
рассчитывая добиться  своего  "тихо-мирное" и "бесшумно". Между тем реальная
действительность убеждала ее в том, что эта тактика не приносила ей  плодов,
отчего   она  то  и  дело  выказывала   нетерпение  и  грубость.  Обстановка
обострялась, затем  "смягчалась",  чтобы вновь обостриться.  Мы  знали, куда
приведет  этот  путь   Хрущева  и  его  компанию;  вот  почему  мы  повышали
бдительность  и,  давая  отпор  проявлениям  самоуправства  с   их  стороны,
стремились продлить жизнь "миру", не отказываясь, однако, от принципов.
     Но  настал момент, когда чаша переполнилась. Прежний,  мнимый "мир" уже
не мог  дальше  продолжаться. Хрущев перешел  в открытое наступление,  чтобы
поставить   нас   на   колени   и    заставить   проводить   его    насквозь
оппортунистический  курс.  Тогда мы  прямо и во весь голос  сказали  Хрущеву
"Нет!",  сказали "Стой!"  его изменнической  деятельности. Это  ознаменовало
собой начало долгой и очень трудной борьбы, в  процессе которой наша партия,
во имя  своей славы  и славы  народа, который  ее породил и вырастил, всегда
отстаивала и отстаивает интересы  своей  социалистической  Родины, неизменно
защищала    и    защищает    марксизм-ленинизм,    истинное    международное
коммунистическое движение.
     В то  время многие не  поняли позицию Албанской  партии  Труда; были  и
среди доброжелателей нашей  партии  и нашей  страны та-к^е,  которые считали
опрометчивой такую  позицию,  другие  же  еще полностью  не осознали  измену
хрущевцев, третьи  полагали,  что мы порвали с  Советским  Союзом для  того,
чтобы сблизиться с  Китаем,  и т.д. Сегодня  же не только друзья, но и враги
социалистической  Албании уже  поняли  принципиальный  характер  непрерывной
борьбы, которую наша партия вела и ведет против оппортунистов всяких мастей.
     Время полностью подтвердило правоту  Албанской партии Труда, которая не
примкнула к курсу хрущевцев, а развернула борьбу с ними. Именно этой борьбе,
требовавшей и требующей больших жертв, и обязана наша маленькая страна своей
свободой и столь  ценной  независимостью,  своим успешным  развитием по пути
социализма.   Только  благодаря  марксистско-ленинской  линии  нашей  партии
Албания не стала и никогда не станет протекторатом русских или кого бы то ни
было другого.
     С 1961 года наша Партия Труда не поддерживает никаких связей  и никаких
контактов  с  хрущевцами. Она  и  в  будущем  никогда  не вступит с  ними  в
партийные отношения, а с советскими социал-империалистами мы не поддерживаем
и никогда не будем поддерживать  также государственных  отношений.  Как и до
сих   пор,  наша  партия   будет   последовательно  вести  идеологическую  и
политическую борьбу за  разоблачение  этих  врагов марксизма-ленинизма.  Так
поступали мы и когда Хрущев стоял у власти, и  когда он  был ниспровергнут и
сменен группой  Брежнева. Наша партия не питала никаких  иллюзий,  напротив,
была  убеждена и уверена,  что Брежнев,  Косыгин,  Суслов, Микоян и  другие,
которые  были ближайшими сотрудниками Хрущева и вместе с ним организовали  и
совершили  ревизионистскую контрреволюцию  в  Советском Союзе,  должны  были
последовательно проводить свой прежний курс.
     Они устранили Хрущева (Хрущев был снят с занимаемьжх постов  14 октября
1964  года.),  чтобы  оградить хрущевизм от самого  патрона,  который своими
бесконечными  шутовскими  выходками дискредитировал  его, устранили  "ютца",
чтобы ускоренными темпами и более успешно осуществлять полное восстановление
капитализма в Советском Союзе.
     В этом  отношении  Брежнев  и его сообщники показали  себя  "достойными
учениками"  своего  злополучного  учителя.  В  самом   Советском  Союзе  они
установили и  усилили  фашистский  диктаторский  режим,  тогда  как  внешнюю
политику   своего   государства   превратили  в  политику   великодержавного
шовинизма, экспансии и гегемонизма. Под  руководством  брежневских хрущевцев
Советский Союз превратился в мировую империалистическую державу, и,  подобно
Соединенным  Штатам  Америки,  стремится  к  мировому  господству.  Горькими
свидетельствами насквозь реакционной политики советского социал-империализма
являются,  в  частности,  трагические  события   в   Чехословакии,  усиление
господства Кремля над  странами Варшавского Договора  и рост их всесторонней
зависимости  от Москвы, протягивание когтей советского социал-империализма к
Азии, Африке и другим континентам.
     Правильность оценок и предвидений нашей партии относительно реакционной
внутренней   и   внешней   политики  Брежнева   подтвердилась  и  все  время
подтверждается фактами. Самым  свежим примером этого служит  Афганистан, где
брежневские  хрущевцы  совершили  открытую  фашистскую  агрессию,  а  теперь
пытаются огнем и мечом  погасить пламя народной войны, чтобы  продлить жизнь
своей социал-империалистической оккупации.
     Тот  факт,  что  нашу  малую страну  и  наш  малый  народ  не  постигла
трагическая участь  всех тех,  кто ныне томится под гнетом империалистов или
социал-империалистов - наилучшее доказательство правильности принципиальной,
смелой и  последовательной линии, которую проводила  и  проводит наша Партия
Труда.
     Что  мы  придерживаемся такого правильного  пути, в  этом  заслуга всей
партии  и  в особенности  ее руководства,  Центрального  Комитета,  который,
будучи  воспитанным в  духе марксистско-ленинского  учения  и храня верность
нашей  путеводной  теории, всегда  правильно руководил и руководит партией и
народом.  В  борьбе  за  преодоление  бушующих ураганов  блистало  и  дальше
закалилось единство партии со  своим руководством, единство  народа со своей
партией. Это стальное единство  придавало силы  партии и окрыляло ее также в
трудной, но славной борьбе  с хрущевскими ревизионистами; оно лежало и лежит
в  основе несокрушимости Албании и той уверенности, с которой она шла и идет
вперед, отражая давление и шантаж, улыбки и демагогию всякого рода врагов.
     Мне,  как коммунисту и руководителю партии, также приходилось принимать
деятельное участие и вносить свой вклад во всю эту героическую  борьбу нашей
партии.  По поручению партии и ее руководства я  многократно, сразу же после
освобождения  Албании  и   особенно  в  период  1950-1960  годов  возглавлял
партийно-правительственные делегации на  официальных  встречах с  советскими
руководителями и с главными руководителями других коммунистических и рабочих
партий. То  же  самое, мы  многократно обменивались визитами, я участвовал в
международных совещаниях и встречах коммунистических партий, где я излагал и
отстаивал  правильную линию партии, ее  постановления и указания.  Во  время
этих  встреч  и  визитов   я   непосредственно   познакомился  со  славными,
незабываемыми  руководителями -  Сталиным, Димитровым,  Готвальдом, Берутом,
Пиком  и другими; в  то  же время, мне приходилось  вступать  в  контакты  и
знакомиться с  хрущевскими  предателями,  которые  в  длительном  и  сложном
процессе постепенно узурпировали  власть (соответственно в Советском Союзе и
в бывших народно-демократических странах.
     Отношения, которые  поддерживала наша партия,  и  позиции, которые  она
занимала за этот период, изложены в партийных документах, в моих сочинениях,
публикуемых постановлением Центрального Комитета, как и в других документах,
хранящихся в Центральном партийном архиве. Теперь я сдаю в печать в качестве
моих  воспоминаний  и  впечатлений  от  многочисленных  встреч и  схваток  с
хрущевцами и эти записи, охватывающие период с 1953 года,  т.е, после смерти
Сталина, до конца 1961 года, когда хрущевская группа порвала дипломатические
отношения с Народной Республикой Албанией. Наряду с другими, относящимися  к
этому  периоду  опубликованными документами и материалами,  думаю, что и эти
записи помогут  коммунистам и  трудящимся  массам лучше  ознакомиться как  с
контрреволюционной деятельностью советских ревизионистов  внутри  Советского
Союза и за его пределами, так и с  неизменно справедливой и последовательной
борьбой нашей  партии  в защиту марксизма-ленинизма,  нашего  народа и нашей
социалистической Родины.
     1980 г.
     1 БОРЬБА ЗА ВЫТЕСНЕНИЕ ДРУГ ДРУГА В ВЕРХОВНОМ СОВЕТСКОМ РУКОВОДСТВЕ
     Смерть  Сталина. Верховное советское  руководство  на следующий же день
делит  портфели. Хрущев поднимается по ступеням власти. Разочарование первой
встречей с  основными советскими руководителями в июне 19S3 г  Злонамеренные
замечания Микояна и Булганина. Конец кратковременной власти Берия. Встреча с
Хрущевым в июне 1954 г.:
     "Вы помогли раскрыть Берия".  "Теоретическая"  лекция  Хрущева: О  роли
первого секретаря  партии и премьер  министра.  Ревизионистская  мафия  ткет
паутину в Советском Союзе и за его пределами.
     Из того,  как  было сообщено  о смерти  Сталина и как была организована
церемония его похорон, у нас, албанских коммунистов и албанского народа, как
и  у  других,  подобных  нам,  сложилось  впечатление,  что  его   смерти  с
нетерпением   ждали  многие  из   членов  Президиума  Центрального  Комитета
Коммунистической партии Советского Союза.
     На следующий день  после смерти Сталина, 6 марта 1953 года. Центральный
Комитет партии, Совет Министров и Президиум Верховного  Совета СССР поспешно
провели  совместное  заседание. В случае  больших утрат,  какой была  смерть
Сталина,  подобные срочные  заседания нужны и необходимы.  Однако  большие и
значительные  изменения,  о  которых  было сообщено  в  печати  днем  позже,
говорили  о  том, что это  срочное  заседание состоялось  не  для  чего-либо
другого,  а для...  распределения постов! Сталин только  что  скончался, его
тело  еще не было перенесено  в зал, где  ему  должны  были отдать последний
долг, еще  не была составлена программа  организации  почестей и  похорон, а
советские коммунисты  и  советский народ  проливали слезы по  поводу великой
утраты, и  вот верховное  советское руководство выбрало именно этот день для
деления портфелей!  Премьер-министром  стал  Маленков,  первым  заместителем
премьер-министра  и  министром  внутренних  дел  - Берия, и  так по  порядку
остальные  посты были разделены  между  Булганиным,  Кагановичем,  Микояном,
Молотовым. В  течение этого дня были  произведены важные изменения  во  всех
высших  партийных  и  государственных органах.  Президиум и  Бюро Президиума
Центрального Комитета партии слились в один единственный орган, были избраны
новые  секретари Центрального  Комитета партии, некоторые  министерства были
упразднены, другие объединены, были внесены  изменения  в состав  Президиума
Верховного Совета и др.
     Все  это  не  могло  не  произвести  на  нас глубокое, причем совсем не
хорошее впечатление.  Само собой возникали потрясающие  вопросы: как же  это
возможно, чтобы  столь важные изменения были произведены так неожиданно,  за
день, причем не в какой-либо обыкновенный, а в первый траурный день?! Всякая
логика  наводит на  мысль,  что все было  заранее подготовлено.  Списки этих
изменений были давно составлены тайком и  втихомолку и ожидался лишь случай,
чтобы огласить их с тем, чтобы угодить и тому, и другому ...
     Совершенно невозможно за несколько часов, даже в день вполне нормальной
работы, принять такие весьма важные решения.
     Однако, если  вначале  это  были  только  потрясающими,  поразительными
вопросами, то  ход событий, происшествия и факты,  которые должны были стать
нам известны позднее, еще больше должны были убедить нас в том, что какие-то
скрытые руки уже давно подготовили заговор и ожидали лишь подходящего случая
взять курс на разгром Большевистской партии и социализма в Советском Союзе.
     Даже на похоронах Сталина явно бросалось в  глаза отсутствие единства в
Президиуме Центрального Комитета: каждый его  член пытался опередить других,
выступить  первым.  Вместо  того  чтобы  показать народам Советского  Союза,
коммунистам  всего  мира,   глубоко  потрясенным   и  безмерно   опечаленным
безвременной  кончиной  Сталина,  единство  в  день   несчастья,  "товарищи"
наперебой  пытались  выставить  себя.  Хрущев  открыл   траурную  церемонию.
Маленков, Берия  и Молотов выступили  перед  Мавзолеем Ленина. Хрущев  и его
сообщники по заговору  вели  себя лицемерно перед гробом Сталина  и  спешили
закончить похоронную церемонию, чтобы снова запереться в Кремле и продолжить
процесс раздела и
     передела постов.
     Мы,  да и  многие  другие, думали,  что Первым  Секретарем Центрального
Комитета  Коммунистической  партии Советского  Союза  будет избран  Молотов,
ближайший соратник Сталина, самый  старый, самый зрелый, наиболее опытный  и
наиболее  известный в  Советском Союзе  и за  его  пределами  большевик.  Но
произошло не так. Во главе  стал Маленков, за ним последовал Берия. В те дни
поодаль  как-то  в   тени  стояла  "пантера",   готовившаяся   поглотить   и
ликвидировать двух первых. Это был Никита Хрущев.
     Путь его  выдвижения  был  воистину  странным и  подозрительным: он был
назначен только председателем  центральной  комиссии  по организации похорон
Сталина, и,  когда 7  марта  было  сообщено  о распределении  постов,  он не
получил ни одного нового поста,  а всего лишь  был освобожден от обязанности
первого секретаря московского обкома партии ввиду того, что сбудет переведен
на работу в Центральном  Комитете партии. Прошло  лишь несколько  дней  и 14
марта 1953  года Маленков "по  своей  собственной просьбе" был освобожден от
поста секретаря Центрального Комитета партии(!), и в состав избранного в тот
же день нового секретариата Никита Хрущев фигурировал на первом месте.
     Подобные  действия,  хотя  они  нас  и  не  касались,  совсем  нам   не
понравились. Мы  разочаровались  в наших  мнениях относительно  стабильности
верховного  советского  руководства,  но  объясняли  все  это  тем,  что  мы
совершенно не  в курсе того,  как развертывались  события в Коммунистической
партии и в  руководстве Советского  Союза. На контактах,  которые я  имел со
Сталиным  лично,  с  Маленковым,  Молотовым,   Хрущевым,  Берия,   Микояном,
Сусловым, Ворошиловым, Кагановичем  и другими  главными руководителями, я не
замечал ни малейшей трещины, ни малейшего разногласия между ними.
     Сталин  вел последовательную борьбу за марксистско-ленинское единство в
Коммунистической партии Советского Союза и сам являлся одним из его решающих
факторов. Это партийное единство, за которое боролся Сталин, не было создано
террором,  как  заявили  позднее Хрущев  и  хрущевцы,  вторя  клеветническим
измышлениям империалистов  и мировой Капиталистической буржуазии, боровшихся
за низвержение и разгром диктатуры пролетариата в  Советском Союзе, оно было
основано  на  завоеваниях  социализма,  на  марк-систско-ленинской  линии  и
идеологии Большевистской партии,  на высокой и неоспоримой личности Сталина.
Всеобщее  доверие  к  Сталину было  основано  на его справедливости,  на его
умении  защищать Советский Союз и ленинизм. Сталин  правильно  вел классовую
"борьбу,  он беспощадно разил (и очень хорошо  делал) врагов социализма. Это
полностью   подтверждается   повседневной   конкретной   борьбой    Сталина,
Большевистской партии, всего советского народа, подтверждается политическими
и   идеологическими   выступлениями  Сталина   в   печати,   документами   и
постановлениями Коммунистической  партии  Советского  Союза,  подтверждается
печатью  и массовой  пропагандой  тех времен против троцкистов,  бухаринцев,
зиновьевцев,   Тухачевских  и   всех  других  предателей.  Это  была  острая
политическая   и  идеологическая  классовая   борьба  в  защиту  социализма,
диктатуры  пролетариата, партии  и  принципов  марксизма-ленинизма.  В  этом
Сталину принадлежат огромные заслуги.
     Сталин показал  себя выдающимся  марксистом-ленинцем,  придерживавшимся
ясных  принципов  и отличавшимся большой  смелостью, выдержкой, зрелостью  и
дальнозоркостью  революционера-марксиста. Достаточно  вспомнить о том. какой
силой  обладали  внешние  и  внутренние  враги  Советского  Союза,  к  каким
лукавствам  прибегали  они  и какую разнузданную  пропаганду разводили  они,
какие коварные тактические  приемы  применяли они, чтобы как следует оценить
правильные принципы  и  действия Сталина  во  главе  Коммунистической партии
Советского Союза.  И если  в  процессе  всей этой справедливой  титанической
борьбы имели место и отдельные перегибы, то виновником в них  был не Сталин,
а Хрущев и  Берия с  компанией, которые,  в своих  темных и затаенных целях,
когда они еще  не  обладали особой силой, показывали себя самыми  прилежными
сторонниками  чисток.  Они  поступили  так,  чтобы  вкрасться  в  доверие  и
завоевать славу "пламенных  защитников" диктатуры пролетариата, "беспощадных
с врагами"  и таким  образом  подниматься  по ступеням, ведшим к последующей
узурпации власти.  Факты  показывают, что,  когда Сталин  раскрыл враждебную
деятельность некоего
     Ягоды или  Ежова, революционный суд, не колеблясь, вынес им заслуженный
приговор.  Такие  элементы,  как и  Хрущев,  Микоян, Берия и их  аппаратчики
скрывали Сталину правду. Так или  иначе они надували, обманывали Сталина. Он
не  доверял  им,  поэтому прямо  в  глаза  говорил им:  "...  После  меня вы
продадите Советский  Союз". Это подтверждал сам  Хрущев.  И произошло именно
так, как предвидел Сталин. При его жизни о единстве говорили и эти враги, но
после  его  смерти  они  стали  поощрять  раскол.  Этот  процесс  непрерывно
нарастал. Bо  время неоднократных  поездок, которые  я совершал в  Советский
Союз  после  1953  года  с   целью  консультироваться   о   вопросах  нашего
политического  и   экономического  положения   или  о   какой-либо  проблеме
международной политики, выдвигаемой  советскими,  которые якобы спрашивали и
наше  мнение,  я все  лучше  и лучше подмечал  обострение противоречий среди
членов  Президиума Центрального  Комитета Коммунистической партии Советского
Союза.
     Несколько месяцев  спустя  после  смерти  Сталина, в  июне 1953 года, я
съездил  в  Москву  во  главе  Партийно-правительственной  делегации,  чтобы
запросить кредит экономического и военного характера.
     Это было время, когда казалось, что Маленков был главным руководителем.
Он был Председателем Совета Министров Советского Союза. Хрущев, хотя с марта
1953 года  и фигурировал первым  в списке секретарей  Центрального  Комитета
партии,  по-видимому, еще полностью не прибрал власть к своим рукам, еще  не
подготовил путча.
     Как правило,  свои запросы мы излагали сначала письменно, так что члены
Президиума   Центрального   Комитета   партии  и  Советского   правительства
заблаговременно  были   знакомы  с   ними;   более  того,   как   выяснилось
впоследствии, они уже решили, что будут давать и чего нет. Они приняли нас в
Кремле. Когда мы  вошли в  зал, советские руководители встали,  и мы  пожали
друг другу руку. Обменялись приветствиями.
     Я  знал всех еще со  времени Сталина. Маленков  был тот же -  полный, с
желтоватым лицом безбородого. С ним я познакомился за несколько лет до этого
в  Москве  во  время встреч  со  Сталиным, и  он  произвел  на  меня хорошее
впечатление. Он обожал Сталина и, по всей  видимости, Сталин тоже ценил его.
На XIX съезде он  выступил с докладом от имени Центрального Комитета партии.
Он относился к числу сравнительно  молодых,  пришедших к руководству кадров;
впоследствии  был  ликвидирован  замаскированным  ревизионистом  Хрущевым  и
компанией.  Но  теперь  он  сидел  на главном  месте,  так как занимая  пост
председателя Совета Министров  СССР. Рядом с ним  сидел Берия со сверкавшими
за  очками  глазами и  с  постоянно  движущимися руками.  Возле  Берия сидел
Молотов - спокойный, симпатичный, один из самых серьезных и самых уважаемых,
на наш взгляд, так как он был старым большевиком,  большевиком времен Ленина
и  близким соратником  Сталина.  Таким мы  считали  Молотова  и после смерти
Сталина.
     По соседству с Молотовым  сидел Микоян со смуглым и  нахмуренным лицом.
Этот  купец  держал  в руке полукрасный-полусиний  толстый карандаш (который
можно  было  видеть  во всех  канцеляриях  в  Советском Союзе)  и  занимался
"подсчетами".  Теперь  он  уже был  облечен  более широкими компетенциями. 6
марта,  в  день  распределения  постов,  было   решено  объединить   в  одно
министерство  Министерство  внешней  торговли   и   Министерство  внутренней
торговли, а портфель министра-купца захватил армянин.
     У края стола, в конце, словно растерявшись, сидел белоголовый бородач с
расплывчатыми синими глазами, маршал Булганин.
     -  Мы  вас  слушаем!  - степенно  сказал  Маленков. Это было отнюдь  не
товарищеское начало.  У новых советских руководителей потом вошло в привычку
так начинать переговоры, и, безо всякого  сомнения, такое  поведение  должно
было  напомнить  о великодержавной  гордости. -  "Ну,  выкладывай,  мы  тебя
послушаем, а потом скажем наше окончательное мнением
     Я  хорошо  не  знал  русского  языка,  не  мог  говорить  по-русски, но
понимать-то понимал. Беседа проходила через переводчика.
     Я  начал  говорить  о  заботивших  нас проблемах, особенно о военных  и
хозяйственных  вопросах.  Сначала  я  сделал  вступление  о  занимавшем  нас
внутреннем и внешнем положении страны. Мне  обязательно надо было обосновать
наши нужды и запросы как в экономической, так и в военной области. Их помощь
нашей  армии  мы  высоко  ценили  также   публично,  хотя  она  всегда  была
недостаточной,  незначительной,  минимальной.  Заодно с  обоснованием  наших
скромных  запросов  я  остановился  также  на   отношениях  нашей  страны  с
югославскими,  греческими  и итальянскими  соседями.  Со всех  сторон  враги
развертывали  против  нашей  страны  усиленную  диверсионную,   шпионскую  и
саботажническую деятельность  - с моря, воздуха  и  суши.  Мы  находились  в
постоянных  схватках  с  бандами диверсантов,  так  что нам необходима  была
помощь военными материалами.
     Я старался  быть  возможно  более точным и конкретным в изложении своих
соображений, не распространяться, и уже говорил не более двадцати минут, как
змеиноглазый Берия сказал Маленкову, сидевшему как мумия и слушавшему меня:
     - Не сказать ли ему то, что надо, и закончить это дело?
     Маленков, не отрывая глаз  от  меня (конечно, ему  надо было  сохранять
авторитет перед своими заместителями!), ответил Берия:
     - Подожди!
     Мне стало  очень тяжело, во  мне все кипело, но я сохранил хладнокровие
и, чтобы дать  им понять, что я  слышал и понял, что  они  сказали, сократил
свое изложение и сказал Маленкову:
     - У меня все.
     - Правильно -сказал Маленков и передал слово Микояну.
     Довольный  тем, что  я  закончил  свое изложение,  Берия  сунул руки  в
карманы и  стал изучать меня, желая угадать, какое впечатление  произвели на
меня их ответы. Я, конечно, остался недоволен тем, что они решили дать нам в
ответ на наши весьма скромные  запросы. Я снова взял слово и сказал, что они
слишком урезали наши запросы. И тут же заговорил Микоян, который "разъяснил"
нам, что Советский Союз и сам беден, что он недавно вышел  из войны, что ему
приходится помогать и другим и т.п.
     - Составляя данные запросы,  - ответил я Микояну, - мы всегда учитывали
и  только  что  изложенные  вами соображения, причем делали мы расчеты очень
сжато, свидетельство тому - работающие у нас ваши специалисты.
     - Наши специалисты не знают, какими возможностями располагает Советский
Союз. Это  знаем  мы, и мы высказали вам  свое мнение, говорили вам о  наших
возможностях, - сказал Микоян.
     Молотов  сидел с опущенной  головой.  Он  сказал  что-то об  отношениях
Албании с соседями, но ни разу не поднял глаза. Маленков  и Берия были двумя
"петухами  курятника",  а  Микоян, холодный  и  язвительный,  говорил  вроде
меньше, зато изрыгал одну лишь хулу и отраву. По тому, как они говорили, как
прерывали друг друга, как напыживались, давая "советы",  можно было заметить
признаки расхождений между ними.
     -Раз вы уже решили так, - сказал я им, - мне нечего больше говорить.
     - Правильно, - снова сказал Маленков, и, повысив голос, спросил:
     - Замечания есть?
     - Есть, - сказал с конца стола Булганин.
     - Говори,  - сказал ему Маленков. Булганин открыл  какую-то папку и, до
сути дела, сказал:
     - Вы, товарищ Энвер, попросили помощь для  армии. Мы согласны дать  вам
то, что уже решено нами, но у меня  к вам  несколько  критических замечаний.
Армия  должна  быть мощным оружием диктатуры  пролетариата, ее  кадры должны
быть  верны партии,  они  должны  быть  пролетарского происхождения,  партия
должна прочно руководить армией ...
     Булганин сделал довольно длинную тираду, полную "советов" и "морали". Я
внимательно слушал его и ждал найти в его  словах критические замечания, ибо
таких не было. Наконец, он излился:
     - Товарищ Энвер, мы  располагаем  сведениями  о том,  что  многие кадры
вашей  армии   являются  сыновьями  баев,  богачей,  людьми  подозрительного
происхождения и подозрительной деятельности. Мы должны быть уверены, в какие
руки попадает оружие,  которое  мы вам даем, - сказал  он  далее, -  поэтому
советуем вам глубоко изучить эту проблему и произвести чистку.
     Мне кинулась  кровь в  голову,  ведь это была  выдумка,  клеветническое
обвинение  и  оскорбление  кадров  нашей  армии.  Я, повысив голос,  спросил
маршала:
     - Откуда  у вас такие сведения, которые  вы приводите  столь  уверенно?
Почему вы оскорбляете нашу армию?
     Присутствующих обдало леденящим холодом. Все подняли голову  и смотрели
на меня, а я все ждал ответа от Булганина. Он оказался в неловком положении,
ибо це ожидал столь колючего вопроса, и уставился глазами на Берия.
     Слово  взял  Берия, который,  раздраженно  и  нервно  двигая глазами  и
руками,  начал говорить, что,  по имеющимся  у них сведениям, неподходящие и
подозрительные  элементы у нас  были,  мол,  не  только  в  армии,  но  и  в
государственном  и хозяйственном аппарате,  он даже  привел какую-то цифру в
процентах.  Булганин  облегченно  вздохнул  и оглянулся,  не  скрывая своего
удовольствия,  но  Берия прервал  его  улыбку. Он открыто  противопоставился
"совету" Булганина относительно  чисток  и отметил, что  "элементы  с плохим
прошлым, вставшие впоследствии на правильный путь, не должны быть убраны, их
надо  простить".  Злоба  и  глубокие  противоречия между этими двумя  лицами
проявлялись  совершенно открыто. Как впоследствии  выяснилось,  противоречия
между Булганиным и Берия были не просто противоречиями между двумя лицами, а
отображением  глубоких противоречий,  грызни и противопоставлений,  кипевших
между органами  советской  госбезопасности  и  органами  разведки  Советской
Армии. Однако об этом мы узнали позже. В данном случае речь шла о возводимом
на  нас  тяжком  обвинении.  Мы  никак  не могли  взять  на  себя  подобного
обвинения, так что я встал и заявил:
     - Те, кто дал  вам такие сведения, клевещут, следовательно,  они враги.
Никакой правды нет  в сказанном  вами.  Подавляющее большинство кадров нашей
армии  были  бедными  крестьянами,  пастухами,  рабочими,  ремесленниками  и
революционно  настроенными  интеллигентами. Сыновей  баев  и богачей в нашей
армии нет. Даже если имеется 10 или 20 таких, то они уже отреклись от своего
класса и окровавились,  а когда я  говорю "окровавились", это  значит, что в
годы  войны  они  не  только обратили  оружие против  внешних  врагов,  но и
отрицали класс, которому они до этого принадлежали, и даже своих родителей и
родственнийов,  когда последние противопоставляли  себя партии и народу. Все
кадры нашей  армии прошли через войну и были выдвинуты в процессе войны, так
что я  не  только  не  могу принять  этих  обвинений,  но и скажу  вам,  что
осведомители обманывают  вас,  они  клевещут.  Я  заверяю  вас,  что оружие,
которое  мы  от вас  получали  и  получим, находилось и  будет находиться  в
надежных  руках, что нашей  Народной Армией  руководила  и  руководит Партия
Труда и никто другой. У меня все! - и я сел.
     После  меня слово  взял Маленков, чтобы закрыть дискуссию. Отметив, что
он разделяет соображения  предыдущих  ораторов,  дав  нам  уйму  "советов  и
наказов", он также остановился на вопросе о "врагах" в рядах нашей  армии, о
котором завязался спор с Булганиным и Берия.
     -  Что  касается проведения  чисток  в  армии,  я  думаю, что вопрос не
следует  ставить  так,   -  сказал  Маленков,  противопоставляясь   "совету"
Булганина о чистках. - Люди рождаются не подкованными, они делают и ошибки в
жизни.  Не  следует бояться  простить им  ошибки. У нас  есть  люди, которые
воевали против нас с оружием в  руках,  но  мы теперь издаем  особые указы о
том, чтобы  простить им прошлое и  тем самым дать им возможность работать  в
армии и даже вступить в партию. Термин "чистка" армии, -повторил Маленков, -
неподходящий-и этим он закрыл обсуждение.
     Ни  в чем нельзя было разобраться: один наобум говорил  "у  вас враги",
поэтому  "надо произвести чистку", другой говорил "издаем указы о том, чтобы
простить им прошлое"!
     Как бы  то ни было, это были их  мнения. Мы внимательно выслушали их, а
по тем вопросам, по которым мы не были согласны с ними, мы открыто возразили
им.  В  заключение  я  поблагодарил  их  за  прием и  мимоходом  сказал, что
Центральный Комитет нашей партии принял  решение облегчить меня - освободить
от многих функций и оставить за мною только основной мост -пост Генерального
Секретаря   партии.  (Тогда   я   был  и  Генеральным   секретарем   ЦК,   и
Премьер-министром,  и  Министром обороны,  и Министром иностранных дел.  Эти
функции  остались  за  мною  со  времени   освобождения  страны,  когда  нам
приходилось  преодолевать  многочисленные  трудности,  созданные внешними  и
внутренними врагами.)
     Маленков  нашел  правильным  такое   решение  и  дважды  повторил  свое
излюбленное правильной Больше  не о чем было говорить, и мы, пожав руки друг
другу, расстались.
     Мое заключение об этой встрече было горьким. Я понял, что в руководстве
Советского  Союза не было расположения к нашей стране. Явная напыщенность, с
которой   они  обращались  с  нами   во  время  встречи,   отклонение  наших
незначительных запросов и клеветническая выходка  против кадров  нашей армии
были дурными приметами.
     Из  этой встречи я  заключил также, что  в  Президиуме Коммунистической
партии  Советского  Союза  не было единства:  Маленков  и Берия преобладали.
Молотов почти безмолвствовал, стоявший  как бы в тени  Микоян изрыгал яд,  а
Булганин говорил гадости.
     Было  ясно,  что  среди  лидеров  в  Президиуме  Центрального  Комитета
Коммунистической партии  Советского  Союза разразилась борьба за  вытеснение
друг друга, как  ни старались они не создавать в публике впечатления  о том,
что  в Кремле происходила "смена  гвардии", всего происходившего нельзя было
скрывать.  В   партии  и  правительстве  были  произведены  и  производились
перестановки. Хрущев,  подставив ножку  Маленкову  и  предоставив ему только
пост  премьер-министра;  в  сентябре  1953  года  стал   Первым   секретарем
Центрального Комитета. Понятно, Хрущев и его приближенные удачно  состряпали
интригу  в  Президиуме, рассорив противников и устранив  Берия,  после  чего
остальных, по всей видимости, они "умиротворили".
     Что  же  касается ареста  и  казни Берия,  то приводится  много версий.
Говорили, в частности, что Берия был арестован военными во главе с генералом
Москаленко  прямо на  заседании  Президиума  Центрального  Комитета  партии.
По-видимому, Хрущев с компанией эту "специальную миссию" поручили армии, так
как не верили органам госбезопасности, поскольку они целые годы находились в
руках Берия. План  был  разработан заранее:  во  время заседания  Президиума
Центрального Комитета партии. Москаленко со своими людьми  незаметно вошел в
соседнюю  комнату.  В один  момент Маленков нажал кнопку звонка и, несколько
мгновений спустя, Москаленко  вошел в зал заседания и подошел к Берия, чтобы
арестовать  его. Говорят,  что  он  протянул  руку к  лежавшему рядом с  ним
портфелю,  но Хрущев, который "бдительно" сидел возле него, оказался "ловче"
-он первым схватил портфель.  "Птичке" некуда было улететь, акция увенчалась
успехом! Точь-в-точь как в детективных фильмах,  но не  в  заурядном фильме:
его действующими лицами были члены Президиума ЦК КПСС!
     Говорили, что именно так произошло, впрочем это признавал и сам Хрущев.
Потом  какой-то  генерал,  советский военный  советник, Сергацков,  кажется,
звали его,  когда  приехал  в  Тирану,  кое-что  рассказал и нам о  судебном
процессе по делу Берия. Он сказал нам,  что был  вызван в качестве свидетеля
заявить  на процессе по  делу Берия,  что последний, мол,  грубо обходился с
ним. В связи с этим Сергацков конфиденциально сказал нашим товарищам: "Берия
здорово защищался в суде, ни в чем не признался и отверг все обвинения".
     В июне 1954 года,  несколько месяцев спустя после вступления Хрущева на
пост   Первого  секретаря   Центрального  Комитета  Коммунистической  партии
Советского Союза, мы с
     тов. Хюсни Капо поехали в Москву и попросили у  советских руководителей
встречи,  чтобы обсудить с  ними  еще не  решенные  ими  наши  экономические
проблемы. Нас приняли Хрущев и Маленков, который еще был премьер-министром ;
присутствовали Ворошилов,  Микоян, Суслов и еще  один или два  других  более
низкого уровня.
     С  Хрущевым мне привелось раза два встречаться на Украине еще до смерти
Сталина. Тогда мы только что  вышли из войны и,  естественно, в  то время мы
питали  большое   доверие  не  только  к  Сталину,  к  Советскому  Союзу,  к
Коммунистической партии Советского  Союза, что  было бесспорно, но и ко всем
руководителям  Коммунистической партии  Советского  Союза.  Еще  при  первой
встрече  Хрущев произвел на меня впечатление "энергичного и  словоохотливого
добряка";  он хорошо отзывался о нашей  борьбе, хотя  и  видно  было, что он
ничего не знал о ней.
     Он  приличия  ради обрисовал  мне  Украину,  устроил  для меня обед, от
которого в мою  память врезался какой-то суп, борщ, как и чаша  простокваши,
такой густой, что ее можно было ножом резать; я так и не понял, что это было
-  простокваша  или  брынза;  он подарил мне  узорчатую  украинскую рубаху и
попросил  извинения за то, что ему надо было выехать  в Москву  на заседание
Политбюро.
     Эта встреча  состоялась  в Киеве,  где  Хрущев,  сопровождая меня, то и
делал,  что всячески расхваливал Сталина. Я, естественно, видя лишь то,  как
эти  руководители, летавшие на Москву, так  умело  управляли  столь огромной
страной, которую мы горячо любили, и  слушая их хорошие слова о Сталине, был
очень доволен ими и восхищался их достижениями.
     Тем  не  менее столь  неожиданный  и  быстрей приход  к власти  Хрущева
произвел  на  нас нехорошее впечатление.  Не потому,  что  у нас было что-то
против него, а потому, что Хрущев ни  в самом Советском Союзе, ни за рубежом
не пользовался такой известностью и не  играл такую роль, чтобы столь быстро
занять  место великого Сталина  в  качестве  Первого  секретаря Центрального
Комитета партии.  Ни  на  одной из встреч, которые мы на протяжении ряда лет
имели  со Сталиным, Хрущев  ни  разу не показался, хотя  в большинстве  этих
встреч принимали участие почти все  главнейшие руководители Коммунистической
партии  и советского государства. И все-таки мы ни  разу не говорили о наших
соображениях  по  поводу столь  резкого  выдвижения Хрущева.  Это мы считали
внутренним делом Коммунистической партии Советского Союза, полагали, что они
сами  знают, что  делают,  и  мы всем сердцем желали, чтобы дела в Советском
Союзе шли всегда на лад, как во время Сталина.
     И вот настал день, когда мы оказались лицом к лицу с Хрущевым на первой
официальной встрече с ним.
     Первым слово взял я. Я кратко изложил положение страны в экономическом,
политическом  и  организационном  отношении,  положение  партии  и  народной
власти.  Зная  по  опыту  прошлогодней  встречи  с  Маленковым,  что   новые
руководители Коммунистической  партии  и  советского  государства не  любили
долго слушать других, я постарался  изложить свои соображения возможно более
сжато, делая упор в основном на экономические  вопросы, о которых два месяца
до этого  мы направили  советскому руководству  подробное письмо.  Помню, во
время  моего  выступления  Хрущев  вмешался  только  раз.  Я  рассказывал  о
замечательных итогах последних выборов в депутаты Народного Собрания в нашей
стране  и о  проявившемся на этих выборах монолитном единстве между партией,
народом и народной властью.
     - Эти результаты не должны усыпить вас, - вставил в этот момент Хрущев,
обратив внимание на тот вопрос, который мы всегда учитывали; я  сам в только
что  сделанном  изложении  подчеркнул  как  раз  нашу  работу  по  упрочению
единства, по усилению любви народа  к партии и народной власти, по повышению
бдительности и т.д. Ладно, это уж его
     право давать советы сколько ему угодно, нам не на что было обидеться.
     Вслед за мной слово взял Хрущев,  который  с самого начала показал себя
фокусником в подходе к делам:
     - Мы изучили ваш материал, так что  в  курсе  вашего положения и  ваших
проблем -начал он. - Сделанный товарищем Энвером доклад еще больше разъяснил
нам вопросы, и я считаю его  "совместным докладом"  -вашим и  нашим.  Но  я,
-сказал он  далее,  - еще  плохой албанец, и теперь  не буду  говорить ни об
экономических,  ни о политических  проблемах, выдвинутых товарищем  Энвером,
ибо  мы с  нашей стороны  еще  не  обменивались  мнениями и  еще не пришли к
единому мнению. Поэтому я коснусь другого вопроса.
     И начал он пространную беседу о значении роли партии.
     Говорил он громко, все время жестикулируя и махая головой,  оглядывался
вокруг, нигде не останавливая своего взгляда, временами прерывал свою беседу
и задавал вопросы, затем, часто еще не получив ответа, продолжал свою беседу
с пятого на десятое.
     - Партия, - теоретизировал он,  - руководит, организует, проверяет. Она
- инициатор, вдохновитель. Но Берия  стремился ликвидировать  роль партии, -
и,  замолкнув  на  мгновение, спросил меня: - Получили  ли  вы резолюцию,  в
которой сообщается о приговоре против Берия?
     - Да, - ответил я.
     Он  бросил  говорить о партии и заговорил о  деятельности Берия;  какие
только обвинения  не возводил он на него, назвав  его виновником многих бед.
Это были впервые  шаги  по  пути атак против  Сталина.  До  поры  до времени
Хрущеву нельзя было обрушиться на Сталина, на  его дело  и  фигуру,  он  это
понимал, так что начал с Берия, чтобы подготовить почву. К нашему удивлению,
на этой встрече Хрущев сказал:
     -  В  прошлом  году,  находясь  здесь,  вы  содействовали  раскрытию  и
изобличению Берия.
     Я  с  удивлением уставился глазами на него,  чтобы угадать, к  чему  он
клонит. Объяснение Хрущева было следующее:
     - Вы  помните ваш прошлогодний спор с Булганиным и Берия  в связи с  их
обвинением  в  адрес вашей армии.  Те  сведения нам  сообщил Берия,  и  ваше
решительное возражение в присутствии товарищей из Президиума помогло нам еще
лучше   дополнить   имевшиеся  у   нас  подозрения  и  данные  о  враждебной
деятельности Берия. Несколько дней спустя после вашего отъезда в Албанию, мы
осудили его.
     Однако  на этой первой встрече  с  нами Хрущев  имел в  виду не  просто
Берия.  Дело  "Берия" уже было закрыто. Хрущев рассчитался с ним. Теперь ему
надо  было дальше идти. Он долго говорил о значении и роли Первого секретаря
или Генерального секретаря партии.
     -  Для  меня  неважно,   как   он  будет   называться  -  "первым"  или
"генеральным", - сказал  он в  сущности. - Важно избрать на этот пост самого
умелого, самого  способного, самого  авторитетного  в стране человека. У нас
свой опыт, - продолжал он.- После смерти Сталина нас было четверо секретарей
Центрального  Комитета, но  у  нас не  было старшего, так  что  некому  было
подписать протоколы заседаний!
     Подробно изложив  этот вопрос с  "принципиальной" точки зрения,  Хрущев
стал  явно  подпускать  шпильки, естественно, в адрес Маленкова, ни  разу не
назвав его по имени.
     -Представьте себе,  что случилось  бы,  - лукаво  сказал  он, - если бы
самый способный и самый авторитетный товарищ был избран Председателем Совета
Министров. Все  обращались  бы к нему, а это содержит в себе опасность того,
что могут  не приниматься  во  внимание жалобы,  поданные через партию,  тем
самым партия ставится на второй план, превращается в орган Совета Министров.
     Во  время  его  выступления  я  несколько  раз  взглянул  на  бледного,
покрытого  желтовато--бурой краской Маленкова, не шевелившего ни головой, ни
телом, ни рукой.
     Ворошилов, покрасневший как  мак, смотрел на меня, ожидая, когда Хрущев
закончит свое "выступление". Затем начал он. Он указал мне на  то (как будто
я этого не знал), что  пост премьер-министра также очень важен по такой-то и
такой-то причине, и т.д.
     -  Полагаю, что товарищ Хрущев, - сказал Ворошилов  неуверенным  тоном,
так как не знал, кому угодить, -  не хотел сказать, что и Совет Министров не
имеет особого значения. Премьер-министр также ...
     Маленков стал  бледным, как полотно. Желая хоть сколько-нибудь сгладить
дурное  впечатление,  произведенное  словами  Хрущева  особенно относительно
Маленкова, своими словами Ворошилов  еще больше  подчеркнул существовавшее в
Президиуме ЦК партии напряженное  положение. Несколько  минут  длилась также
лекция Клизма Ворошилова о роли и значении поста премьер-министра!
     Маленков был  "козлом отпущения", которого преподносили мне "отведать".
А я  из этих двух  лекций  ясно понял,  что в Президиуме ЦК  КПСС углублялся
раскол, что Маленков и его люди  шли по наклонной  плоскости.  К чему привел
этот процесс- это мы увидели позже.
     На этой же встрече Хрущев сказал нам, что и другим братским партиям был
предложен советский "опыт" того, кто должен быть первым секретарем партии, а
кто премьер-министром в народно-демократических странах.
     -  Мы  обсудили  эти  вопросы  и с польскими  товарищами  накануне,  их
партийного съезда,-  сказал  нам  Хрущев, -Хорошенько  взвесили дела и сочли
целесообразным,   чтобы  товарищ   Берут   оставался   председателем  Совета
Министров, а товарища Охаба назначить первым секретарем партии ...
     Итак, раз он настаивал на том, чтобы первым секретарем был избран Охаб,
"замечательный польский товарищ", как он сам выразился  нам, Хрущев с самого
начала был за устранение от руководства партии (а затем и за его ликвидацию)
Берута.   Следовательно,   давалась   зеленая  улица   всем  ревизионистским
элементам, которые до  вчерашнего дня  скрывались и  притулились в  ожидании
подходящего  момента. Этот момент  создавал теперь  Хрущев,  который  своими
действиями,   своим  поведением   и  своими   "новыми   идеями"   становился
вдохновителем и организатором "изменений" и "реорганизаций".
     Однако  съезд  Польской  объединенной  рабочей  партии  не удовлетворил
желания  Хрущева. Берут, твердый товарищ марксист-ленинец, о котором я храню
очень  хорошие   воспоминания,  был   избран  первым  секретарем  партии,  а
премьер-министром был избран Циранкевич.
     Хрущев примирился с этим решением, так как иного выхода у него не было.
Однако ревизионистская мафия, которая стала оживляться,  думала о всех путях
и  возможностях.  Она  ткала  паутину.  И  если  Берут  не был  отстранен  с
партийного руководства  в Варшаве, как  этого желал и диктовал Хрущев, то он
должен  был  быть  позднее   полностью  ликвидирован  в  Москве  неожиданным
"насморком".

     2. СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА ХРУЩЕВА В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ
     Корни трагедии Советского Союза. Этапы через которые проходил Хрущев на
пути  к  взятию  политической  и  идеологической  власти.  Хрущевская  каста
притупила  меч  революции.  Что  скрывалось   за  хрущевским  "коллегиальным
руководством.  Хрущев и Микоян  -  головы  контрреволюционного  заговора.  В
Советском Союзе дует ветер либерализма. Хрущев и Ворошилов открыто выступают
против Сталина. Хрущев превозносит свой культ.  Враги революции  объявляются
"героями" и "жертвами".
     Одно из главных направлений  стратегии и тактики Хрущева заключалось  в
том,  чтобы полностью  прибрать к своим рукам политическую  и идеологическую
власть в Советском Союзе и поставить себе на службу Советскую армию и органы
государственной безопасности.
     Хрущевская группа думала осуществить эту цель поэтапно. Вначале  она не
должна   была   вести   фронтальное   наступление    на   марксизм-ленинизм,
социалистическое строительство  в Советском  Союзе и на  Сталина.  Напротив,
этой группе надо было опираться на осуществление достижения и даже как можно
больше превозносить их,  чтобы  завоевать  себе доверие и создать обстановку
эйфории с целью подорвать затем социалистический базис и надстройку.
     Эта группа  ренегатов собиралась прежде всего прибрать к рукам  партию,
чтобы  сломить  возможное  сопротивление  тех кадров,  которые  не  утратили
классовую   революционную   бдительность,   нейтрализовать   колеблющихся  и
перетянуть их на свою сторону методом убеждения или угроз, а также выдвинуть
на ключевые руководящие  посты зловредных, антимарксистских,  карьеристских,
оппортунистических элементов, а  такие элементы  в  Коммунистической  партии
Советского Союза и в советском государственном аппарате, конечно, были.
     После Великой Отечественной войны  в Коммунистической партии Советского
Союза  имели место  некоторые отрицательные  явления.  Тяжелое экономическое
положение, разруха,  разорение,  большие  людские  потери  Советского  Союза
требовали полной  мобилизации кадров и масс на  борьбу за его консолидацию и
прогресс.  Но  вместо  этого  произошли  известное  ослабление  характера  и
моральное  падение  многих  кадров. С другой  стороны,  своим  тщеславием  и
превознесением  одержанных  побед,  своими  наградами и  привилегиями, как и
многими пороками  и порочными взглядами кичливые элементы усыпляли и  душили
бдительность  партии, подтачивали  ее  изнутри.  В  армии  появилась  каста,
распространившая свое самовластное и грубое господство  и на партию, изменив
ее  пролетарский характер. Она притупила меч  революции, которым должна была
быть партия.
     Мне  думается, что  в Коммунистической  партии Советского Союза еще  до
войны, но особенно после войны, появились симптомы предосудительной  апатии.
Эта  партия пользовалась  большой  славой, она добилась больших  успехов  на
своем  пути, но  в  то же  время  она стала терять революционный  дух, стала
заражаться  бюрократизмом  и  рутинерством.  Ленинские  нормы,  ленинские  и
сталинские  положения  были  превращены  аппаратчиками  в избитые формулы  и
словеса,  лишенные действующей  силы. Советский  Союз  был огромной страной,
народ  трудился, создавал, творил. Говорили, что промышленность  развивалась
нужными   темпами,  что  социалистическое  сельское  хозяйство  продвигалось
вперед, тогда как фактически они не были на должной высоте.
     Не  "ошибочная"  линия  Сталина  тормозила  прогресс,  напротив,  линия
Сталина  была  правильной,  марксистско-ленинской, но зачастую ее  проводили
плохо, се даже извращали и саботировали вражеские элементы. Правильную линию
Сталина   извращали  также   замаскированные  враги   в   рядах   партии   и
государственных  органах,  оппортунисты,  либералы, троцкисты, ревизионисты,
какими являлись  открыто выступившие впоследствии Хрущевы, Микояны, Сусловы,
Косыгины и другие.
     Хрущев  и  его  ближайшие  соучастники  путча  еще  до  смерти  Сталина
относились  к   числу  главных  руководителей,   действовавших   исподтишка,
подготавливавших  и  ожидавших  подходящего  момента   для  развернутого   и
открытого   выступления.   Факт,  что  эти   предатели   являлись   заядлыми
заговорщиками, перенявшими опыт различных русских  контрреволюционеров, опыт
анархистов,  троцкистов,  бухаринцев.  Они  были  знакомы   также  с  опытом
революции и  Большевистской  партии, однако ничему  хорошему не научились  в
процессе  революции,  но  зато  усвоили  все,  что  нужно  было  для подрыва
революции и социализма, избежали удара  революции и  диктатуры пролетариата.
Словом,  они были  контрреволюционерами и действовали как двурушники С одной
стороны,  они славословили  социализм,  революцию,  Коммунистическую  партию
большевиков,  Ленина  и  Сталина,  тогда  как  с  другой   -  подготавливали
контрреволюцию.
     Итак,  весь  этот  скопившийся  сброд  саботировал  самыми  ухищренными
методами,   которые   он  прикрывал  восхвалениями   в   адрес   Сталина   и
социалистического  строя.  Эти  элементы  срывали  революцию,  организовывая
контрреволюцию,  показывали себя "суровыми"  с  внутренними  врагами,  чтобы
сеять страх и террор в партии, стране и народе. Это они измышляли и рисовали
Сталину  блестящую  обстановку,  тогда  как на деле подрывали основу партии,
основу государства, развращали души и  превозносили до  небес культ Сталина,
чтобы легче было низвергнуть его завтра,
     Это  была  коварная   враждебная  деятельность,   схватившая  за  горло
Советский Союз, Коммунистическую партию Советского Союза и Сталина, который,
как показали  исторические  факты, был окружен  врагами.  Почти  ни  один из
членов  Президиума  и  Центрального  Комитета  не  поднял  голоса  в  защиту
социализма и Сталина.
     Если   тщательно   проанализировать   политические,  идеологические   и
организационные  директивы Сталина  в  отношении руководства  и  организации
партии, борьбы и труда, в целом нельзя найти в них принципиальных ошибок, но
если  учесть то, как  они извращались врагами и как  проводились в жизнь, то
увидим опасные последствия этих  извращений и поймем,  почему  партия  стала
бюрократизироваться,  сползала  к  рутине,  к  опасному формализму,  которые
сковывали  ее,  выхолащивали ее  революционный  дух и  порыв.  Партия  стала
покрываться ржавчиной,  впадать в  политическую апатию,  неверно считая, что
только голова,  руководство действует и  решает  все.  Из-за такой концепции
сложилось положение, при котором везде и обо всем говорили: "это руководство
знаете, Центральный Комитет не ошибается", "это сказал Сталин  и все" и т.д.
Возможно,  многое не  было сказано  Сталиным,  но  прикрывалось его  именем.
Аппараты и служащие стали  "полномочными",  "безошибочными" и бюрократически
орудовали,     прикрываясь    формулами    демократического     централизма,
большевистской  критики  и  самокритики,  которая  фактически  уже  не  была
большевистской. Этим самым Большевистская партия, несомненно,  утратила свою
былую жизнеспособность. Она жила правильными формулами, но только формулами;
она была  исполнительной,  но  не  самодействующей партией; применявшиеся  в
руководстве  партии  методы   и  формы  работы  привели  к   противоположным
результатам.
     При  таких  условиях бюрократические административные меры  стали брать
верх над  революционными  мерами. Бдительность  утратила свою действенность,
так  как она  лишилась  революционности,  хотя  и  трубили  о  революционной
бдительности. Из бдительности партии  и масс она превращалась в бдительность
бюрократических  аппаратов;  если  не  полностью,  с точки  зрения форм,  то
фактически она превращалась в бдительность госбезопасности и судов.
     Понятно, что в таких  условиях  в  Коммунистической  партии  Советского
Союза,  среди  коммунистов, в  сознании многих  из  них стали  насаждаться и
укоренились  непролетарские,  неклассовые   настроения  и  взгляды.   Начали
распространяться   карьеризм,   подхалимство,    шарлатанство,   болезненное
покровительство, антипролетарская мораль  и т.д.  Все это изнутри  подмывало
партию,  душило  чувство  классовой  борьбы и  самоотверженности  и поощряло
погоню за "хорошей", уютной жизнью,  за привелегиями,  личными выгодами,  за
жизнью,  требующей  меньше  труда,  меньше  лишений.  Тем  самым   создалось
буржуазное  и  мелкобуржуазное настроение,  которое  чувствовалось  в  таких
словах   и  мнениях:  "Мы   трудились,  боролись  за  это   социалистическое
государство  и победили,  а  теперь  будем  радоваться  и  пользоваться  его
благами", "Мы  неприкосновенны, прошлое прикрывает у нас все". Самая большая
опасность  заключалась  в том,  что это  умонастроение  укоренялось также  в
старых партийных кадрах с хорошим прошлым и пролетарским происхождением, и в
членах Президиума Центрального Комитета, которые должны были подавать другим
пример чистоты.  Многие  из них стояли в руководстве, работали  в аппаратах,
умело  оперировали словами, революционными фразами, теоретическими формулами
Ленина  и Сталина, стяжали  славу на  чужом  труде и поощряли дурной пример.
Итак,  в  Коммунистической  партии   Советского  Союза  создавалась  рабочая
аристократия из кадров-бюрократов.
     К  сожалению,  этот процесс вырождения  происходил  под "радостными"  и
"обнадеживающими" лозунгами о том, что  "все идет благополучно, нормально, в
соответствии с партийными нормами  и законами", которые  на деле нарушались,
что   "классовая  борьба  продолжается",  что  "соблюдается  демократический
централизм",  "критика  и  самокритика развертывается как и раньше", что  "в
партии   существует   стальное   единством",  "нет   больше  фракционных   и
антипартийных элементов", "время  троцкистских и бухаринских групп кануло  в
вечностью"  и т.д., т.п. Подобное  извращенное  представление  о положении -
впрочем  именно  в этом и заключается  суть  драмы и  роковой ошибки  - даже
революционными  элементами  считалось  вообще нормальным  явлением,  поэтому
полагали,  что  ничего   тревожного  не  было,  что   врагов,  расхитителей,
нарушителей  морали карали суды, что недостойных членов партии исключали  из
нее, как обычно, что, как обычно, принимались другие, новые члены, что планы
выполнялись,  хотя  были  и  случаи  недовыполнения, что  людей критиковали,
наказывали,  хвалили и др. Итак, по их  мнению,  жизнь  шла своим чередом, и
Сталину  так  и  докладывали: "Все идет  нормально". Мы убеждены  в том, что
Сталин,  будучи великим  революционером, если бы  он знал реальное положение
дел  в  партии,  нанес  бы  сокрушительный удар этому  нездоровому  духу,  и
Коммунистическая партия, советский народ встали бы как один, так как  они по
праву питали к Сталину огромное доверие.
     Аппараты не только  неправильно информировали Сталина  и бюрократически
искажали его правильные директивы,  но и  создали  в народе и  партии  такую
обстановку, что  даже когда Сталин,  насколько  это ему позволяли возраст  и
здоровье,  вступал  в контакты с  партийными  и  народными  массами,  те  не
информировали  его   о  недостатках  и  недочетах,  ибо   аппараты   внушали
коммунистам и народным массам идею, что "не следует беспокоить Сталина".
     Поднятая  хрущевцами  большая  шумиха  вокруг  так  называемого  культа
Сталина фактически  была блефом. Этот  культ насаждал не Сталин, который был
скромным человеком,  а весь ревизионистский сброд, который собрался во главе
партии и государства и, помимо  всего прочего, использовал  в своих  целях и
горячую любовь народов Советского Союза к Сталину, особенно после победы над
фашизмом.  Если  читать выступления  Хрущева, Микояна и всех  других  членов
Президиума,  то  можно  видеть,  какие  разнузданные  и  лицемерные  похвалы
расточали эти враги по адресу Сталина при его жизни. При мысли о том, что за
этими похвалами  они скрывали свою враждебную работу от коммунистов  и масс,
которые заблуждались, полагая,  что имели дело с верными марксизму-ленинизму
руководителями,  с  верными  соратниками  Сталина,  чтение  этих выступлений
вызывает отвращение.
     И после смерти Сталина некоторое время "новые" советские руководители и
прежде всего  Хрущев продолжали не  отзываться о нем дурно; более  того, они
ценили его и называли "великим человеком", "вождем, пользующимся неоспоримым
авторитетом"  и  др. Хрущеву  надо было  говорить так,  чтобы завоевать себе
доверие в  Советском Союзе и  за его пределами, создать  впечатление, что он
был  "верен"  социализму  и  революции, был  "продолжателем" дела  Ленина  и
Сталина.
     Хрущев и  Микоян были самыми  заклятыми  врагами  марксизма-ленинизма и
Сталина. Оба  они были головой заговора и путча, давно  подготовленного  ими
вкупе  с   карьеристскими   и  антимарксистскими  элементами  в  Центральном
Комитете, армии и с местными руководителями. Эти путчисты не  раскрыли карты
сразу же после смерти Сталина, но  продолжали дозировать яд в своих похвалах
по  адресу  Сталина,  когда это  им  надо было  и в нужной им мере.  Правда,
особенно Микоян, на многочисленных встречах, которые мне приходилось иметь с
ним,  никогда  не хвалил  Сталина,  хотя 'путчисты  в  своих выступлениях  и
докладах  кстати  и некстати пели  дифирамбы Сталину,  славословили его. Они
культивировали  культ  Сталина,  чтобы как можно  больше изолировать  его от
массы и, прикрываясь этим культом, подготавливали катастрофу.
     Хрущев и  Микоян работали  по плану и  после  смерти Сталина  они нашли
свободное поле действия еще потому, что Маленков, Берия, Булганин, Ворошилов
показали себя  не только ротозеями, но  и властолюбивыми  -  каждый рвался к
власти.
     Они  и   другие,  старые   революционеры  и   честные  коммунисты,  уже
превратились  в типичных  представителей  той  бюрократической  рутины,  той
бюрократической  "легальности",  которая  дала  себя  знать,  но  когда  они
захотели как-нибудь использовать  эту "легальность" против  явного  заговора
хрущевцев, все уже было сделано.
     Хрущев и Микоян,  в  полном единстве между  собой, сумели  действовать,
противопоставить  одного  другому.  Иными словами,  они прибегли к  тактике:
разделяй  в Президиуме, организовывай силы  путча  вне его, продолжай хорошо
высказываться  о Сталине, чтобы  миллионные массы были  на  твоей стороне, и
приближай,  тем  самым, день взятия власти,  ликвидацию  противников и  всей
славной эпохи  социалистического строительства,  эпохи  победы Отечественной
войны  и   др.  Вся  эта  лихорадочная  деятельность  (мы  это  чувствовали}
преследовала цель сделать Хрущева популярным в Советском Союзе и за рубежом.
     Прикрываясь  победами, одержанными Советским Союзом  и Коммунистической
партией Советского Союза под руководством Ленина и Сталина, Хрущев все делал
для того, чтобы народы Советского  Союза и  советские коммунисты думали, что
ничего  не изменилось, великий вождь умер, но выдвигался "еще более великий"
вождь, да какой! "Столь же принципиальный и такой же ленинец,  что и первый,
и даже больше его, но зато либеральный, обходительный, веселый, полный юмора
и шуток!
     Между  тем  оживлявшаяся ревизионистская гадюка  стала  изрыгать яд  на
облик и дело Сталина. Вначале это они делали, не  атакуя Сталина по имени, а
нападая на него косвенно.
     Во  время одной из моих встреч с Хрущевым в июне 1954  года он  якобы в
принципиальном и  теоретическом  плане  принялся  развивать мысль о  большом
значении "коллегиального руководства",  о большом ущербе, который  наносится
делу,  когда это руководство заменяется  культом одного лица,  он привел мне
также  отдельные цитаты  из Маркса  и Ленина,  чтобы дать  мне  понять,  что
сказанное им основывалось на "марксистско-ленинской почве".
     О Сталине  он  ничего плохого не сказал,  а все батареи обратил  против
Берия,  обвинив его  в действительных и вымышленных  преступлениях. В  самом
деле, на  этом  первоначальном  этапе  ревизионистского наступления  Хрущева
Берия являлся  подходящим козырем для продвижения тайных планов. Как я писал
и выше, Хрущев изобразил Берия  виновником  многих зол,  Берия недооценивал,
мол,  роль   первого  секретаря,   он,   мол,  посягнул  на   "коллегиальное
руководство",    стремился   поставить    партию   под    контроль   органов
госбезопасности. Под маской борьбы за преодоление ущерба, нанесенного Берия,
Хрущев,  с  одной  стороны,  пускал  корни  в  партийном  и  государственном
руководстве и прибрал к  рукам Министерство внутренних дел, с другой стороны
-  подготавливал общественность к предстоящему открытому нападению на Иосифа
Виссарионовича   Сталина,   на   истинное   дело   Коммунистической   партии
большевиков, партии Ленина и Сталина.
     Мы  удивлялись многим из этих неожиданных действий  и изменений, однако
рано еще было угадать  истинные размеры осуществлявшегося заговора.  Тем  не
менее еще тогда мы не могли не уловить противоречивый характер в действиях и
мыслях этого "нового руководителя", бравшего в свои руки  бразды правления в
Советском  Союзе. Тот  же  Хрущев,  который теперь  выступал "последователем
коллегиального руководства", за несколько дней до этого, на встрече, которую
мы   имели  с   ним,  говоря   нам  о  роли   первого  секретаря   партии  и
премьер-министра, выступал  пламенным сторонником "роли  личности", "крепкой
руки".
     После смерти Сталина создалось впечатление,  будто эти "принципиальные"
деятели  установили коллегиальное руководство.  Они трубили об  этом,  чтобы
доказать, будто "Сталин нарушил принцип коллегиальности", будто он "извратил
эту  важную  норму  ленинского  руководства",  будто  при нем  "партийное  и
государственное  руководство   превратилось  из   коллегиального  в   личное
руководство".  Это была  вопиющая  ложь, и  хрущевцы  распространяли  ее для
подготовки почвы. Если принцип коллегиальности и был нарушен, то вину за это
надо искать  не  в правильных  мыслях Сталина о  различных  проблемах,  а  в
мошенничестве других  и в произвольных решениях, которые они сами принимали,
извращая линию в различных  подведомственных им секторах. Как  же можно было
контролировать  подобные  действия  этих  окружавших  Сталина  антипартийных
элементов, если  они сами распространяли идею о  том,  что Цэ-Ка знает все?!
Этим  они пытались убедить партию и народ в том,  что "Сталину известно все,
что  делается",  и  "он  все  одобряет".  Иными  словами,  именем Сталина  и
посредством  своих аппаратчиков они  зажимали  критику и пытались превратить
Большевистскую партию в мертвую партию, в организм, лишенный воли и энергии,
который прозябал  бы,  одобряя  все  бюрократические  решения,  махинации  и
извращения.
     В  период  кампании  за  установление  тик  называемого  коллегиального
руководства  Хрущев пытался ухищренно жонглировать,  поднимая  оглушительный
шум о борьбе  против  культа  личности. Исчезли портреты Хрущева  со страниц
газет, исчезли заголовки  с крупными буквами, полные  похвал в его адрес, но
была  пущена  в  ход  другая,  избитая  тактика:  все  газеты заполняли  его
публичные  выступления  и речи,  сообщения о  его  встречах  с  иностранными
послами, о его ежедневном участии  в  приемах, устраивавшихся дипломатами, о
его   встречах  с  делегациями   коммунистических  партий,  с  американскими
журналистами, дельцами  и  сенаторами  и  с западными  миллионерами-друзьями
Хрущева. Эта тактика  должна была быть противопоставлена  методу  "замкнутой
работы  Сталина",  методу  "его  сектантской  работы",  который,  по  словам
хрущевцев, серьезно мешал открытию Советского Союза по отношению ко внешнему
миру.
     Эта хрущевская пропаганда  должна была показать советскому народу,  что
он теперь приобрел  "истинного вождя-ленинца, который  все знает, все решает
правильно,  выделяется  исключительной,  живостью,  дает  заслуженный  отпор
любому", и бурная  деятельность  которого "помогает  исправить  в  Советском
Союзе все, преодолеть преступления прошлого и двигаться вперед".
     Я  находился  в  Москве  по  случаю  какого-то  совещания  партий  всех
социалистических стран.  Кажется, это было в январе 1956 года, на  совещании
по вопросам экономического развития стран-членов СЭВ. Это было  время, когда
Хрущев  и  хрущевцы усиливали  свою вражескую деятельность. Мы с Хрущевым, и
Ворошиловым были  на  даче  под Москвой, где  должны  были  обедать все  мы,
представители  братских партий.  Остальные еще  не  пришли. Никогда до этого
советские руководители  открыто  не говорили мне  плохо  о Сталине, и я,  со
своей  стороны,  продолжал  по-прежнему   с  любовью  и  глубоким  уважением
отзываться о великом Сталине.  По-видимому,  эти мои слова  плохо  звучали в
ушах Хрущева. В ожидании остальных товарищей Хрущев и Ворошилов сказали мне:
     - Не выйти ли нам в парк подышать свежим воздухом?
     Мы вышли и прошли по дорожкам парка. Хрущев говорит Климу Ворошилову:
     - Ну, расскажи-ка Энверу об ошибках Сталина.
     Я  навострил  уши,  хотя  давно  подозревал  их  в  злопыхательстве.  И
Ворошилов заговорил  о том,  что "Сталин допускал ошибки  в партийной линии,
был груб и до того жесток, что с ним нельзя было спорить".
     -  Он, -  продолжал Ворошилов, -  потворствовал  даже преступлениям, за
которые  и  несет ответственность. Ошибки  допускал он и  в области развития
народного хозяйства, поэтому эпитет "зодчий социалистического строительства"
ему не подходит. К другим партиям Сталин относился неправильно ...
     Ворошилов вдоволь наговорил на Сталина.
     Кое-что я понял,  а  кое-чего нет, ибо я,  как писал и  выше, не хорошо
знал русский язык, но тем не менее суть беседы и цель обоих я хорошо понял и
был возмущен  услышанным.  Хрущев шел впереди  и палкой касался посеянных  в
парке капуст.  (Хрущев даже в парках  сеял овощи, выдавая  себя за  большого
знатока земледелия.)
     Когда Ворошилов закончил  свою болтовню и  клеветнические измышления, я
спросил его:
     - Как это возможно, чтобы Сталин допускал такие ошибки?
     Побагровевший Хрущев обернулся и ответил мне:
     - Возможно, возможно, товарищ Энвер, Сталин такие ошибки допускал.
     -  Но ведь вы  все  это замечали еще при жизни  Сталина. Как это вы  не
помогли ему избежать этих ошибок, которые, как вы утверждаете, он  допускал?
- спросил я Хрущева.
     - Вопрос-то, товарищ Энвер, естественный, но видишь эту капусту? Сталин
рубил  голову с такой легкостью, с какой садовник может срубить эту капусту,
- и Хрущев палкой тронул капусту.
     -Все ясно! - сказал я Хрущеву и больше не вымолвил ни слова.
     Мы  вернулись  на  дачу.  Остальные  товарищи  уже  приехали.  Я  кипел
негодованием. В тот  вечер они  собирались преподнести  нам  улыбки,  как  и
обещания  "более  быстрого"  и  "более  стремительного" развития социализма,
обещания   "большей   помощи"   и   "более   широкого"   и   "всестороннего"
сотрудничества. Это было время, когда готовили пресловутый XX съезд,  время,
когда  Хрущев  рвался  к  власти.  Он  создавал  облик  руководителя-мужика,
"народного"  руководителя,  который  открывал  двери  тюрем, открывал ворота
концентрационных  лагерей,  который  не  только  не  боялся  реакционеров  и
осужденных и  заключенных врагов  Советского Союза, но, выпуская их на волю,
хотел показать этим, что среди них были и "несправедливо" наказанные.
     Известно,   что    за   троцкисты,   что   за   заговорщики,   что   за
контрреволюционеры  были  Зиновьев  и  Каменев,  Рыков  и  Пятаков,  что  за
предатели были Тухачевский и другие генералы-агенты Интеллидженс сервиса или
немцев. А для  Хрущева и Микояна  все они были хорошими  людьми, и несколько
позже,  в  феврале  1956  года,  они должны  были быть  объявлены  невинными
жертвами "сталинского террора". Эта  волна поднималась постепенно, тщательно
подготавливалось общественное мнение.
     "Новые" руководители, которые  были теми же старыми  руководителями, за
исключением Сталина, выдавали себя за либералов, чтобы сказать народу: "Дыши
свободно, ты на воле, пользуешься настоящей демократией, ибо тиран и тирания
исчезли. Теперь все  идет по  ленинскому пути, создается обилие, рынки будут
завалены товарами и нам некуда будет девать продукцию".
     Хрущев, эта отвратительная трещетка,  свои уловки и коварства прикрывал
болтовней и вздором. И тем не менее этим  ему удалось  создать благоприятную
для  своей  группы  обстановку.  Не  было  дня,  чтобы  Хрущев  не  разводил
разнузданную демагогию о сельском хозяйстве, не менял людей и методы работы,
не объявлял  себя единственным "компетентным знатоком"  сельского хозяйства,
предпринимавшим подобные личные "реформы".
     Своему  вступлению  на  пост Первого  секретаря  Центрального  Комитета
Коммунистической партии Советского Союза Хрущев "положил начало" пространным
докладом  о вопросах сельского хозяйства, сделанном на  пленуме Центрального
Комитета в  сентябре 1953 года.  Этот  доклад,  который  был  назван  "очень
важными докладом, содержал  в  себе те  хрущевские идеи  и  реформы, которые
фактически подорвали  советское  сельское  хозяйство  настолько  сильно, что
катастрофы видны  и по  сей  день. Шум и фанфаронство относительно "целинных
земель"  являлись  ложной  рекламой.  Советский  Союз  покупал  и продолжает
покупать у Соединенных Штатов Америки миллионы тонн зерна.
     Однако "коллегиальному руководству" и исчезновению портретов Хрущева со
страниц  газет суждено было  недолго  длиться.  Культ  Хрущева возвеличивали
мошенники,  либералы,  карьеристы,  лизоблюды  и льстецы.  Великий авторитет
Сталина, основанный на его бессмертном  деле, был подорван в Советском Союзе
и за его пределами. Его авторитет уступил место авторитету шарлатана, клоуна
и шантажиста.
     3. НЕ МАРКСИСТЫ-ЛЕНИНЦЫ, А ТОРГОВЦЫ-ПЕРЕКУПЩИКИ
     Микоян-  перекупщик  космополит   и  неизменный   антиалбанец.  Трудные
переговоры в июне 1953 г. по экономическим вопросам - советские руководители
торгуются  относительно помощи Албании. "Советы" Хрущева год спустя: "На что
вам тяжелая промышленность" "Нефть и металлы дадим мы",  "Не  беспокойтесь о
хлебе, хлеба  мы дадим вам столько, сколько вы  захотите". Ссора с Микояном.
Недовольство  ревизионистских лидеров в  СЭВ Охаб,  Деж,  Ульбрихт. Июньское
(1956 г) совещание СЭВ в Москве - Хрущев;  "... мы должны поступать так, как
поступал Гитлер". Снова беседа с  Хрущевым. Его  "советы":  "Албания  должна
идти вперед с помощью хлопка, овец, рыбы и цитрусовых".
     Мы   были   преисполнены  решимости   продолжать   и  дальше  развивать
утвердившуюся при Сталине  практику обмена мнениями и обращения за помощью к
советскому  руководству относительно  наших экономических проблем. За первые
8-9  лет народной  власти  мы добились целого  ряда успехов в  экономическом
развитии  страны, сделали первые  шаги  в области индустриализации, как и  в
области коллективизации  сельского хозяйства, создали известную  базу в этом
направлении  и  приобрели  известный  опыт,  который помогал  нам  неуклонно
двигать вперед нашу  социалистическую  экономику.  Однако  мы не зазнавались
достигнутым  и не скрывали имевшиеся  у  нас большие  проблемы, недостатки и
трудности.  Поэтому  мы считали необходимым постоянно советоваться  с нашими
друзьями   ив   первую  очередь  с  руководителями  Коммунистической  партии
Советского  Союза; мы  нуждались также в  некоторой  материальной  помощи  и
кредитах с их  стороны.  Но мы никогда не считали их подачками  и никогда не
просили их в качестве подаяний.
     Однако  вскоре  и  в  этой  области  наших  отношений  и  контактов   с
послесталинским  советским руководством появились сигналы о том, что дела не
идут  как раньше. Что-то  хромало, что-то поломалось  из прежней  атмосферы,
когда мы шли к Сталину и, не стесняясь, делились с ним нашими заботами, а он
слушал   и    говорил    нам    также    с    открытым   сердцем,    сердцем
коммуниста-интернационалиста. В его  преемниках мы с каждым днем все более и
более вместо коммунистов видели купцов.
     Самым отрицательным,  самым подозрительным элементом  и  самым  заядлым
интриганом среди  членов  Президиума Центрального Комитета  Коммунистической
партии Советского Союза был Микоян. Этот торговец, который  все  время жевал
губами и скрежетал своими вставными зубами, как выяснилось впоследствии, так
же  жевал коварные антимарксистские,  заговорщицкие, путчистские планы. Этот
жестокосердный,  антипатичный  и по своей  внешности человек показывал  себя
зловещим особенно  с нами, албанцами.  С этим перекупщиком и  барышником  мы
поддерживали связи  по  экономической и  торговой части.  Все,  что касалось
Албании -как предоставление кредитов, так и торговый обмен - этот индивидуум
рассматривал  исключительно  сквозь  торговую  призму.  В  нем  уже  исчезли
интернационалистские, социалистические, дружеские чувства.
     Для Микояна Албания была  "географическим понятием", страной с народом,
не представлявшим какой-либо ценности. Я ни разу не слыхал, чтобы он хотя бы
словечко говорил о нашей борьбе, о нашем народе, о наших усилиях  в борьбе с
большими  трудностями  на   пути  к  восстановлению   страны  и   экономики,
разрушенной войной.  В каких только странах он  не бывал, и тем не  менее ни
разу  не  выразил желания  приехать в Албанию. Было очевидно,  что советское
руководство   основывалось   на    "большом   экономическом   опыте"   этого
перекупщика-космополита,  который,  как  уже  доказано  историей,  заодно  с
Никитой Хрущевым составлял  заговоры  против  Сталина,  которого они  решили
убить, как это он собственными устами сказал нам в феврале 1960  года. После
путча они связались с  американским империализмом и взялись за окончательное
разрушение великого дела Ленина и Сталина  - социализма  в  Советском Союзе.
Когда  речь шла о советской помощи Албании, как и другим странам, дело решал
Микоян.
     В отношениях с нами Микоян  был не  только самым  большим скупцом, но и
самым беззастенчивым оскорбителем. Он всегда проводил антиалбанскую линию  и
при  жизни  Сталина.  В  моих  воспоминаниях "Со Сталиным"  я писал об одном
случае,  когда Сталин, говоря мне  об  интернационалистской  помощи, которую
советские собирались оказать нам, спросил меня, улыбаясь:
     - Ну а сами албанцы, будут ли они работать?!
     Я сразу  понял, почему Сталин сказал это: Два-три дня до этого мы долго
спорили с Микояном относительно  нашего  экономического  положения  и  наших
запросов   советскому  руководству   о  помощи.  Микоян   обрушился  на  нас
оскорбительными словами в связи с нашим положением и нашими делами и до того
опустился,  что заявил нам:  "Вы основываете  свое развитие только на помощи
извне!".
     - Нет, - возразил я ему.- То,  что вы говорите,  неверно.  Мы  трудимся
денно  и нощно, отказываем себе во сне, но  ведь  у нас условия и  трудности
таковы.  - И я говорил ему о том, как в Албании  неустанно и  самоотверженно
трудятся рабочие, трудящееся крестьянство, молодежь, женщины, весь народ - и
стар и млад.
     - Ну вот, -отступил купец,- вы хотите создать индустрию. Индустрия  для
вас дело трудное, к тому же вам негде приобрести ее, кроме как за  границей,
у  нас. Занимайте  силы  в сельском хозяйстве, улучшайте  жизнь деревни,  не
добивайтесь развития одной только промышленности.
     Долго мы спорили с армянским торговцем и, как всегда, он закрыл беседу,
сказав: "ладно, доложу руководству".  Фактически Сталин  согласился со всеми
нашими запросами, он ни в данном случае, ни позднее не  делал нам замечаний,
подобных замечаниям Микояна. Тем  не менее,  последний  свой  яд  против нас
излил и перед Сталиным.
     Со  всеми  нашими  экономическими  делегациями  Микоян  обращался   как
перекупщик.
     Нам нечего давать  вам, вы просите много кредитов.  Мы не можем  помочь
вам строить  рисоочистительный  завод, цементный  завод  и др., - говорил он
нам, хотя мы просили самых минимальных кредитов, которых лишь можно просить.
     Наша  скромность  и  наше  стеснение  при  запросах  являлись  чертами,
характеризующими  многострадального  бедняка,  знавшего цену поту  и  труду,
понимавшего  и  колоссальные нужды испепелившегося во время войны Советского
Союза,   и  его  международные   обязательства.  Путь  к  сооружению  у  нас
большинства  фабрик  и  других  объектов,  которые были предоставлены нам  в
кредит  и  которые у нас  строились,  был  открыт  еще  при Сталине.  Тщетно
объясняли мы Микояну бедственное положение нашей страны, которая не получила
в наследство от буржуазии ни  единой фабрики  и которая во  время войны была
сожжена  и испепелена  и не  имела ни  одного трактора для  обработки земли,
поэтому  неправильно было  ставить  нас в  один план с  Восточной Германией,
Чехословакией  и т д. Однажды я здорово поспорил с Микояном, так как он стал
упрекать меня в том, что наши коровы давали по 500-600 литров молока в год.
     - Зачем они вам? - сказал он - Режьте их!
     Разгневанный, я отвечаю ему:
     - Мы никогда не встанем на путь убоя скота, мы будем лучше кормить их и
улучшать  их породу. Вам надо знать, что у  нас не то что скот, но даже люди
не едят досыта.
     - У нас одна корова  даст .... - кичливо  сказал он  и стал перечислять
столько-то и столько-то тысяч литров молока.
     - Вы уж простите меня, -  ответил я ему, - вы старый деятель советского
государства, так что, наверное, знаете: давали ли ваши коровы сразу же после
Октябрьской революции, в 1920 или 1924 годах, столько молока,  сколько  дают
они сегодня?
     - Нет, - сказал он, - тогда дело обстояло иначе.
     - Так обстоит и теперь у нас, - сказал я ему, - мы не можем  достигнуть
вашего уровня за 4-5 лет  свободной жизни. Главное -мы уже приступили к делу
и  жаждем идти вперед по пути развития и  прогресса. У нас не отсутствуют ни
желание, ни воля. Однако надо все правильно мерить.
     После    смерти    Сталина    антиалбанские    оттенки    в   поведении
министра-торговца Советского Союза превратились в неизменный курс. Но теперь
он был  уже не  один.  Его карандаш, склонный ставить больше всего  кресты и
"нет" на наших скромных запросах, теперь встретил поддержку и у других. Выше
я  говорил  об июньской  встрече  1953  года  в Москве с Маленковым,  Берия,
Микояном и другими. Помимо всего прочего, исходя из того, как они обращались
с  нами,  как они подходили к  выдвинутым нами  экономическим  проблемам,  я
почувствовал, что в Кремле отсутствовали уже не  только  тело  незабываемого
Сталина, но и  его великая и человеческая душа, его чуткость,  его сердечное
обращение с людьми, его мысль выдающегося марксиста-ленинца.
     Не  успел  я говорить  даже  несколько минут  о социально-экономическом
положении  Албании,   о   невиданном  трудовом   подъеме  трудящихся   масс,
коммунистов и кадров, как Маленков прервал меня:
     -  Ну, товарищ Энвер,  - сказал  он,  - вы утверждаете, что положение в
Албании  хорошее,  но  факты  говорят  о  другом.  Поэтому  послушайте  наши
констатации.
     И посыпались их замечания о нашем положении и наших делах. Откуда у них
такие "сведения"  мы этого  не знаем,  но это факт, что  они  до  странности
преувеличивали  и утрировали дела. В  мою память  врезались особенно два  их
"замечания".
     Первое касалось нашего государственного аппарата.
     - Ваш аппарат,  -  "констатировал" советское  руководство, -  настолько
большой и раздутый, что  даже Рокфеллер  и Морган не осмеливались бы держать
его!
     И сразу же после того, как сделали нас Рокфеллерами и  морганами, своим
вторым замечанием они ударились в другую крайность:
     -  У ваших  крестьян не хватает  хлеба насущного, у них  нет волов, нет
скота, нет ни одной курицы (они сами знают, как им удалось  подсчитать кур в
Албании!), не говоря уже о других предметах первой необходимости.
     И Рокфеллер, и гол как сокол! Как мне понимать такую логику?!
     Однако голос Микояна не дал мне долго думать. Будучи цифроманом, Микоян
говорил на языке процентов, цифр, сравнений, таблиц. Далее он сказал:
     -  Экономическое положение у  вас  плохое,  ваше  сельское хозяйство  в
плачевном состоянии, скота у вас меньше чем до войны, 20  процентов хлеба вы
ввозите из-за  границы, коллективизация  движется медленно, крестьянство  не
верит  в преимущества коллективного хозяйства. Вы эксплуатируете крестьян. С
финансами у вас дела обстоят плохо. Вы не умеете торговать, -болтал армянин.
     При всем уважении к советским руководителям, я не мог больше молчать:
     - Мы ведь не танцуем и не пируем, -  ответил  я.-- Мы трудимся, потеем,
однако  все сразу нельзя исправить. Вы  тоже прошли  через такую стадию, так
что не забывайте о ней.
     -Забывать-то не забываем, - сказал
     он, - но мы сами трудились.
     -Мы тоже  сами трудимся, -  продолжал я, - так как  в  нашей стране нет
колонов. Мы не выпрашиваем, а просим у вас интернационалистической помощи.
     Мои  реплики  заставили  его  кое-как  сбавить  тон.  Тем  не менее  он
продолжал:
     -  Ваши  планы  постоянно не  выполняются.  Возьмем  строительство.  Вы
развертываете  колоссальное  для  вашей  страны  строительство,  однако ваши
строительные планы не осуществляются, а это, во-первых, потому, что у вас не
хватает  рабочей  силы  и  вы  не  создали  подходящих  для  этого  условий,
во-вторых, потому, что вы заняты строительством многих ненужных вам фабрик и
заводов.  Вы предпринимает такое строительство без  учета  реальных  условий
Албании. Вы строите гидростанцию на Мате (Речь идет о гидростанции им. Карла
Маркса  на реке  Мат  в Северной Албании.  Ее строительство было завершено в
январе  1958 года.) Мы спрашиваем: где будете употреблять электроэнергию? Мы
не  видим, где вы ее будете употреблять, вы не нуждаетесь в таком количестве
электроэнергии.
     Его рассуждения показались мне очень странными, и я возразил ему:
     - Гидростанция на реке Мат, когда  закончится будет давать  около 25000
киловатт. Вы что,  такое  количество находите  большим  и излишним?! Учтите,
товарищ Микоян, что мы уже теперь нуждаемся в электроэнергии;
     более того, плановое развитие нашей экономики  в  будущем не может Дыть
гарантировано  без  заблаговременного принятия  мер  по  обеспечению  нужной
электроэнергии.
     -  Вы неточны в планировании. Гидростанция обойдется вам  исключительно
дорого,  к тому же вам  некуда будет  девать  электроэнергию, - продолжал он
настаивать на своем.  -  Вы  планируете строительство ненужных вам  фабрик и
заводов, таких как  сталепрокатный и  деревообрабатывающий заводы,  бумажная
фабрика, стекольный завод,  льнозавод, хлебозавод и др. На  что Албании  все
эти фабрики  и  заводы?  На  что  вам  нефтеперегонный  завод? (Речь идет  о
нефтеперегонном  заводе, который строился  тогда  в  Церрике.) Есть ли у вас
достаточно нефти или  же  вы  строите этот нефтеперегонный завод  для  того,
чтобы  он простаивал? Хорошенько рассмотрите эти  вопросы и  отмените лишние
стройки. Сельское хозяйство у вас в очень критическом положении, так что вам
надо  уменьшить  капиталовложения  в промышленность и  взять  крен в сторону
подъема сельского хозяйства!
     Я  слушал, как он говорил, и на миг мне показалось, что передо  мною не
член  Президиума  Центрального Комитета  Коммунистической  партии Советского
Союза и советский зам-премьер, а Кидрич, посланец  Тито, который 7-8 лет  до
этого  вместе  со  своими  друзьями  из  кожи  вон  лез, чтобы  убедить  нас
отказаться   от   промышленности,  не   строить  ни   одного   промышленного
предприятия. "Сельское  хозяйство, сельское хозяйство",  - настаивали люди в
Белграде.  "Сельское хозяйство, только  сельское хозяйство" - советовали мне
теперь, в 1953 году, и в Москве...
     Вся  эта  встреча,   на  которой  должны   были  рассматриваться   наши
экономические проблемы, именно в таком духе продолжалась до конца.
     Несколько  дней  спустя мы  снова  уселись  с Микояном и двумя  другими
советскими   служащими   за   "обсуждение"   экономических  вопросов.   Видя
нерасположение друзей, мы  сами поставили  большой крест на  многих из наших
запросов.  Мы  ограничились  некоторыми самыми  необходимыми объектами,  но,
несмотря  на их "советы" я  настаивал и добился  незначительного  кредита на
развитие индустрии, особенно нефтяной и горнорудной промышленности.
     Я не  могу  забыть тот  момент,  когда  мы встретились с  Маленковым  и
Микояном для заключительной беседы.
     -По вашим советам, - сказал я,  - я обсудил вопросы  с товарищами, и из
прежних  запросов мы решили перенести на будущую пятилетку бумажную фабрику,
стекольный и сталелитейный заводы, как и хлебозавод.
     - Правильно,  - сказал  Маленков, а  Микоян  тут же поставил  на списке
крест своим толстым карандашом.
     - Перенести сооружение Матской гидростанции на 1957 год!
     - Правильно! - повторил Маленков, а Микоян сразу поставил крест.
     - Снять с плана строительство железной дороги, битумной установки ...
     -Правильно! Правильно! ... Вот так закончилась эта встреча.
     - Приезжайте опять! - сказали они нам на прощание, - тщательно взвесьте
дела и напишите.
     Мы поблагодарили  друзей  и  за  то,  что они нам  дали, и  вернулись в
Албанию.
     Хотя  назвать  нехорошими впечатления от этой  поездки в Советский Союз
было