Он все мерит "аршином" своей эрудиции. 31 августа 1987 года (из дневника) "Вчера, в соответствии со своим планом, закончил правку машинописного экземпляра второго (дополнительного) варианта "греков". 388 страниц основного текста и 100 страниц Приложения (Религия и Погребальная речь Перикла). Получилось, ей-богу, неплохо. За счет сокращений основной текст уплотнился, приобрел необходимую динамичность. А авторские комментарии, адресованные в современность, придали ему вкус, как соль мясу. Больше переделывать рукопись не буду. Сашура намерен обсудить с Натаном, в какое издательство ее предложить. Пока намечены: "Знание", "Книга", "Наука", "Госполитиздат". ........................................................................................................................ Дальнейшая судьба рукописи была несчастливой. Об этом очень коротко. В начале октября 87-го года мой друг Саша Свободин рекомендовал рукопись знакомой редакторше издательства "Книга" Ирине Вадимовне Чернович. Я встретился с ней в редакции, принес рукопись. Милая женщина встретила меня приветливо и просила написать авторскую заявку, что я в тот же день и сделал. Через пару дней она мне позвонила и поздравила с "первой победой". Директор издательства дал "добро" на продолжение нашего с ней контакта. Назавтра она уезжала в отпуск. Сказала, что вернется в конце месяца и будет читать рукопись. Но после ее возвращения выяснилось, что за время отпуска руководство издательством сменилось и рукопись повисла в воздухе. Я решил, что звонить Ирине Вадимовне не буду. Если ей интересно и есть возможность работать с моей рукописью, она позвонит сама... Она позвонила в конце сентября 89-го года, то есть через 2 года. Сказала, что прочла рукопись, очень хочет заняться ею и пригласила встретиться с новым главным редактором издательства. После нашего с ним разговора он обещал просмотреть рукопись за две недели... Следующую весточку из издательства "Книга" я получил еще через 3 года. Моя редакторша к тому времени уволилась, а издательство перешло на торговлю какой-то мануфактурой (заканчивался 92-й год). Мне сообщили, что переводят оставшиеся 40% гонорара, а рукопись можно забрать. Что я и сделал. В то время, как я узнал у Сашуры, дела у всех издательств были плохи. Сильно выросли цены на бумагу и полиграфию. Я в это время уже давно занимался римской Историей. Решил с "Грецией" никуда не соваться. Ясно, что издавать мне, человеку без имени в литературе, можно будет только за свой счет. Для этого надо заработать (честным трудом) много денег. С этой целью начал 2-годичную программу совершенствования своего французского языка. Об этом расскажу чуть дальше, но итог таков, что разбогатеть не сумел. Успел написать 3-томную книгу по римской истории и даже издать ее в 98-м году. А "Греция" все лежала... Денег для ее издания скопил только к концу тысячелетия. В 2001 году она, наконец, увидела свет. Вот такая история... Любезный читатель, я рассказал о том, как работал над книгой "О Солон!" Пересказывать содержание книги не имело смысла. Быть может, ты захочешь ее прочитать. Дай-то Бог! Из того, что ты здесь прочитал, я полагаю, тебе ясно, что вся она написана без всяких авторских фантазий, на основании строго выверенных свидетельств древних авторов. Но в самом ее конце есть пара страниц, полностью выдуманных автором. В них выражено мое отношение к главному герою книги, да и ко всей истории описанного периода. В качестве заключения темы я хочу воспроизвести их здесь. *** "...Конец лета. Тихая, безветренная ночь. За черной громадой Акрополя восходит луна. Четкая линия края храмовой площадки отделила посветлевшее небо от непроглядной тени обрыва скалы. Продолжением тени выступают над обрывом карниз и кровля Парфенона. Ясно очерчены дальний скат фронтона и профиль капители угловой колонны. Блестят отполированные камни Священной дороги. Город спит... На пороге слабо освещенной комнаты небольшого дома близ дороги стоят двое: мужчина и женщина. Он обнял ее сзади за плечи и задумчиво смотрит вверх на Парфенон. Она, отклонившись, подняла глаза к его лицу. Едва белеют тонкие колонки портика, окаймляющие внутренний дворик. Через проем двери виден еще один человек. Он сидит подле догорающего очага. Длинные седые волосы позволяют угадать в нем философа. Красные отблески огня ведут свою безмолвную игру в неподвижных чертах строгого лица. Взгляд пристально, и вместе с тем рассеянно, следит за быстрыми перебежками языков пламени. Двое у двери разговаривают вполголоса, с долгими паузами. - Ты доволен сегодня мною, мой господин? - Не говори так, Аспасия, даже в шутку. Я доволен. Ты сумела немного рассеять мою тревогу. И наш молодой друг Сократ помог тебе в этом. - Он замечательно умен и заражает своей верой в людей... А что, война неизбежна? - Боюсь, что так. В этому году спартанцы не тронутся с места, но следующей весной... - Ты попробуешь еще отговорить Архидама? - Я уже отправил ему письмо. Но апелла и эфоры настроены решительно. Коринф угрожает выйти из Союза. А это - флот... Однако сейчас меня больше тревожит Фукидид и те, что с ним... - Закон о неверующих? Он принят специально против Анаксагора? - Да. И это только начало... - Ты говорил с учителем (взгляд на сидящего у очага). - Я сказал, что готов защищать его в гелиее. Но не могу поручиться за успех. - Он уедет? - Не знаю... Наверное, так было бы лучше. - Фидию тоже грозит опасность? - Возможно... Но сейчас не время говорить с ним об этом. Он так счастлив, что закончил Парфенон. - Все-все окончено? - Все. Иктин установил последнюю метопу. Алкамен и Агоракритос закончили отделку фронтонов. - А Пропилеи? - Мнесиклу осталось доделать самую малость. - Как замечательно, что они закончили одновременно! - Да. Ансамбль Акрополя этим заложен. Он будет пополняться такими же шедеврами... Даже и без меня. - Не говори так. - Любовь моя, мне скоро шестьдесят. Мой срок близок. - Не говори так. - Я рад за Фидия и за Афины. Что бы ни случилось, Парфенон будет стоять века. Любуясь им, люди будут вспоминать и нас. Наш опыт будет им полезен... Надеюсь, что Геродот о нем напишет. Талант его в расцвете, и он на пять лет меня моложе. - Он приедет? - Обещал. Прощаясь, сказал мне, что ты его очаровала. - Ты мне льстишь. - Нет. Это правда. Да и кто может устоять перед обаянием самой умной и прекрасной женщины на земле? - Спасибо, милый. Хоть это и не так, но мне приятно... Геродот очень уважает тебя. - Надеюсь... Кто знает? Быть может, пройдут века и века... В прах обратятся и Афины, и даже божественные творения Фидия, а сочинения великого историка будут жить... Наши отдаленные потомки создадут государство еще прекраснее и справедливее, чем наше. - И новые правители скажут: "Мы продолжаем дело Перикла!" - Теперь ты мне льстишь. Но мне приятно. Так хочется верить, что смерть не унесет в безвестное ничто наши страдания и радости... То, пусть немногое, что мы сумели сделать... Полная луна поднялась над кровлей Парфенона. Испарения спящего города в ее лучах превратились в светлый туман. Он заливает подножие Акрополя, скрывает домик близ Священной дороги и бессмертные образы его обитателей... Музыкальные среды Уважаемый читатель, раздел "Музыкальные среды" может тебе показаться неуместным в этой главе. Однако посуди сам. Во-первых, "Новая стезя" - это переход из сферы естественных наук в гуманитарную сферу. История, литература и музыка принадлежат к ней в равной степени. Во-вторых, написание книги и наши музыкально-литературные собрания практически совпадали по времени. Работа над рукописью продолжалась с июня 1984 года до января 1987 года. А "Музыкальные среды" просуществовали в нашем доме с ноября 1985 года по февраль 1990 года. Надеюсь, я убедил тебя в том, что совмещение этих двух сюжетов в одной главе вполне оправданно. Позволю себе начать с предыстории этих "сред". Мое приобщение к музыке было не ранним. Родителям и в голову не приходило учить музыке детей. Зачем? Хотя в большой комнате на старой квартире стоял рояль. Не наш. Кто-то из знакомых (наверное, из "бывших", подвергшихся "уплотнению") за недостатком площади пристроил его "на время" у нас. После смерти отца в 31-м году об уроках музыки нечего было и думать - жили очень бедно. Маме, участковому врачу районной поликлиники, выматываясь на двух ставках, едва удавалось одеть и прокормить двух сыновей-подростков. Хотя у моего старшего брата был явно хороший слух - он легко подбирал на рояле (без нот) популярные в начале 30-х годов песенки. В старших классах школы меня приобщила к опере соученица Ира Глазова. Мама ее называла "театральная Ирина". Никакого "романа" у нас с ней не было. Только увлечение оперой. Мы оба восхищались знаменитым тенором Иваном Козловским. Билеты в Большой театр в довоенные времена были относительно дешевы, и мы не пропускали ни одной новой постановки с участием нашего кумира. В выпускном 10-м классе с компанией моего соседа по квартире Льва Штейнрайха (впоследствии актера Театра на Таганке) я приобщился к симфонической музыке. Компания была "богемная" - все будущие театральные критики, среди них и мой друг на долгие годы Саша Свободин. "Богема" в те строгие времена обозначала посетителей симфонических концертов и... только что открывшегося "Коктейль-холла" на Тверской, где мы заказывали, в основном, мороженое. В 52-м году, вскоре после женитьбы, мы с Линой решили приобрести только что появившийся в продаже радиоприемник "Мир" производства рижского радиозавода. Его большая деревянная полированная коробка с двумя полуколонками по краям обеспечивала, по утверждению знатоков, очень хорошее звучание. (Отстояли за ним ночь в очереди.) К приемнику купили электропроигрыватель и стали понемногу собирать пластинки: записи опер, симфонической музыки и вокалистов. Когда набралась приличная коллекция, объявили нашим друзьям-сверстникам и нашим ученицам-школьницам (мы оба работали в 9-х классах женской средней школы) о том, что каждую среду будем устраивать концерты на дому для всех желающих. Наша комнатка на старой квартире была маленькая - узкая и длинная. В ней только и помещались: письменный стол у окна, широкая тахта, покрытая спускавшимся со стены ковром машинной работы, и в ее головах тумбочка для белья, на которую мы водрузили наш "Мир", а на него - проигрыватель. "Музыкальные среды", как мы их окрестили, имели успех. Приходили и друзья, и ученицы. Человек 7-8, редко 10, поскольку всем приходилось тесниться на тахте и трех стульях, которые удавалось еще втиснуть в эту комнатку. Эти концерты (в осенне-зимний сезон) продолжались в течение четырех лет, до рождения в 57-м году нашего сына Андрюши. Его кроватку пришлось поставить в ту же комнату. Спустя двадцать семь лет счастливое совпадение обстоятельств побудило нас с Линой возобновить "музыкальные среды". Летом 85-го года мы принимали у себя дома, в просторной кооперативной квартире на Юго-Западе Москвы главу французской фирмы "Гилсон", выпускавшей биохимическую аппаратуру, Эрика д'Отри, с которым я был связан не только закупками этой аппаратуры, но и подружился. Он привез мне в подарок японский портативный магнитофон очень высокого качества. В это же время благодаря успеху за рубежом моих книг по "Методам исследования" представилась возможность купить в "Березке" на чеки Внешторгбанка комплект японской аппаратуры для воспроизведения звука. И еще одно совпадение: наш Андрюша, которому уже было 28 лет, свел дружбу со своим сверстником Сережей Лебедевым, хранителем учебной фонотеки Московской консерватории. С пластинок этой фонотеки Сережа переписал по своему квалифицированному выбору для меня на магнитофонную пленку два десятка кассет. Потом он, нарушая соответствующие запреты, давал мне по одной пластинке (на день), которую я переписывал сам. Мои французские друзья: Эрик, его подруга Мари-Жозе и сотрудник фирмы "Гилсон" Жан-Пьер Манже привозили во время очередных выставок в Москве или присылали с оказией кассеты из Парижа. Потом, когда я сам получил возможность посещать Францию, то каждый раз покупал несколько кассет. А сосед по дому нашей давней парижской приятельницы Лили Эпштейн, доктор Мишель (большой меломан) переписал для меня несколько превосходных вещей из своей богатой фонотеки. Таким образом, к осени 85-го года у меня образовалась очень приличная коллекция из более чем ста двадцати кассет с первоклассными записями симфонической музыки в исполнении всемирно известных оркестров, дирижеров и солистов. Был составлен каталог. На 15 сентября назначили открытие первого сезона. Всем близким друзьям и некогда связанным со мной по совместным выездам в лес и на слеты КСП ученикам 179-й школы (81-й год) были разосланы по почте приглашения. Был разработан регламент наших музыкальных сред. Наибольшая из трех комнат квартиры (мама уже умерла) превращалась в музыкальный салон. Стоявший у боковой стены диван поворачивали на девяносто градусов - лицом к звуковой установке, смонтированной у дальней от окна стены. Впереди него выстраивались рядами все наличные в доме стулья и табуреты. Получался "зал" на 25 мест. Если их не хватало, на полу укладывались съемные подушки от диванов и кресел. Круглый стол из этой комнаты, обычно служившей столовой, перекочевывал в спальню Лины, превращенную в "буфет". На стол водружался старинный самовар с вмонтированным мною в его трубу электронагревателем, все имеющиеся в доме разнокалиберные и разномастные чашки и два-три блюда с бутербродами - ведь слушатели приезжали прямо с работы или из вуза. Бутерброды с сыром и дешевой колбасой мы с Линой заготавливали непосредственно перед вечером в количестве от сорока до ста штук - в зависимости от ожидаемого числа слушателей. Музыкальная программа начиналась в 19-30. Однако самовар кипел и бутерброды были готовы часом раньше. Приезжать рекомендовалось пораньше, чтобы спокойно выпить чаю, "заморить червячка" и... пообщаться. Это свободное общение было едва ли не самой интересной частью вечера. Начиналась новая эпоха. Генсеком партии стал Горбачев. Ожидали важных перемен в общественной жизни. Обменивались последними новостями, почерпнутыми из передач западных радиостанций, вещавших на русском языке. Спорили о том, что нас ожидает в ближайшем будущем. Некоторые из молодых были настроены весьма оптимистически. Мои сверстники в своих прогнозах проявляли большую осторожность. Однако те и другие придерживались определенно либеральных взглядов, высказывали их свободно в довольно широком и не вполне знакомом круге лиц. И одно это было внове и создавало приподнятое настроение. Дебаты нередко продолжались во время антракта между двумя отделениями концерта, а иногда и после его окончания. Согласно регламенту, можно было приходить со своими друзьями, с которыми мы с Линой знакомились, стараясь выказать им максимальное гостеприимство. Некоторые молодые люди встретились здесь впервые, и это привело к двум заключенным на сей музыкальной почве бракам. Разрешалось также опаздывать к началу музыки. Дверь в квартиру оставалась все время открытой. Запоздавший гость мог тихо раздеться в прихожей, на цыпочках пройти в "залу", сесть на свободное место или расположиться на полу. Программа на следующую среду согласовывалась с присутствовавшими и вывешивалась на небольшой афишке в коридоре. Так что приходящий вновь мог узнать, что его ожидает. Программу вечера и фамилии всех присутствовавших записывали в "летопись" наших сред. Всего за 5 лет была зарегистрирована 121 музыкальная среда. Впрочем, не все они были чисто музыкальными. В среднем каждая десятая была целиком или в одном отделении литературной. Так, например, 20 апреля 86-го года в первом отделении был "Пер Гюнт", а во втором, к 100-летию со дня рождения Гумилева, я читал его стихи. Закончил трагическим стихотворением Волошина "На дне преисподней", посвященное памяти Блока и Гумилева. Вечер памяти Анны Андреевны Ахматовой был целиком литературный. Его начала Лина рассказом о судьбе поэтессы, по воспоминаниям Лидии Корнеевны Чуковской и лекции Шилова. После чего я читал большую программу из 73 стихотворений Ахматовой (тогда у меня еще была нормальная память). Закончил я ее "Реквиемом", после чего поставили последнюю часть Реквиема Моцарта. И наконец, несколько стихотворений, записанных самой Ахматовой - ее живой голос! В среду 8 февраля 90-го года читал стихи Пастернака - за два дня до 100-летия со дня его рождения. Три литературные среды были посвящены моим записям на магнитофон творческих вечеров Булата Окуджавы, Александра Городницкого и Юлия Кима. 24 апреля 87-го года читали в рукописи пьесу Горенштейна "Бердичев". У нас его тогда не печатали, вскоре он эмигрировал в Германию. Восемь вечеров подряд, во втором отделении, я читал по рукописи свою "Историю афинской демократии". Два вечера подробно рассказывал впечатления от поездок во Францию. Один вечер (21 февраля 89-го года) - о предвыборном окружном собрании по выбору делегатов на 1-й съезд народных депутатов, на котором я присутствовал. С магнитофонной записью ответов на вопросы Бориса Ельцина. Были еще две мои научно-популярные лекции: о природе иммунитета и СПИДе и о принципиальной возможности деторождения мужчинами, об общественно-нравственных последствиях реализации такой возможности. Юбилейная, сотая среда (29 марта 89-го года) была отдана целиком мне для чтения рукописи эссе "Размышления об отдаленном будущем людей" (не публиковалась). Состоялась оживленная дискуссия. Присутствовало 34 человека. В обычные вечера приходило по 20-25 человек. Наибольший сбор был на следующих вечерах: 100-летие Гумилева - 45 человек. Рассказы о Франции - 40 и 39 человек (2 вечера). Бетховен - "Патетическая соната", Сен-Санс - 5-й концерт для фортепиано с оркестром, Мендельсон - Концерт для скрипки с оркестром, Григ - Сюита No 2 - 39 человек. Рахманинов - "Всенощная" - 38 человек. В сезон 89/90 годов посещаемость снизилась в среднем до 10-12 человек. Дети выросли, женились, обзавелись малышней. Сверстники - постарели. Этот сезон в серии регулярных музыкальных сред был последним. 21 октября 98-го года еще на одну среду (No 123) собралось по моему приглашению двадцать пять моих бывших учеников. В первом отделении я им представил (и каждому подарил) только что вышедшую мою книгу "Римская история в лицах". Рассказал по дневниковым записям хронологию работы над ее рукописью... Зная, что накануне у меня был день рождения, подарили мне проигрыватель для компакт-дисков. Так современность вторглась в мой дом. Во втором отделении, в соответствии с былой традицией, слушали 2-й концерт Рахманинова в исполнении Вана Клиберна... Теперь слушаем музыку из нашего фонда (плюс компакт-диски) эпизодически, по настроению, в семейном кругу, иногда с ближайшими друзьями (многие, увы, ушли из жизни). В те пять лет (1985-1990), когда весь жизненный уклад драматически ломался, наши среды, я надеюсь, служили островком стабильности и культуры для нескольких десятков молодых людей. Быть может, они послужили для них нравственной опорой. Глава 15. "Римская история в лицах" Подготовка рукописи с таким названием заняла в три раза больше времени, чем рукопись по Истории афинской демократии (7,5 и 2,5 года). Примерно так же соотносятся между собой и объемы этих книг (65,5 и 19 условных печатных листов). Римская история представлена в трех томах: Республика, Гражданская война и Империя. Процесс подготовки материала описывать не буду. Он точно такой же, как при подготовке "греков". Те же 8-10 часов в Ленинке ежедневно в течение четырех лет. Та же мучительная борьба со сном. Путешествия по лестницам от подвала до четвертого этажа. Те же конспекты сочинений древних авторов, записанных мелким почерком на съемных листках в клеточку - вплотную, строка к строке. В общей сложности 1837 листков. Первое знакомство с героями и хронология событий по учебнику Н.А. Машкина. Знакомство со вторичными источниками с целью сопоставления трактовок исторических событий и оценок деятельности главных персонажей, как и ранее - после окончания собственного чернового варианта рукописи. Здесь были использованы не только труды выдающихся российских исследователей, но и все, что удалось найти в фондах Государственной библиотеки в Париже на французском и английском языках. Я имею в виду, конечно, не монографии, посвященные отдельным деятелям, периодам или социальным аспектам римской истории, а книги с полным ее изложением. Таких оказалось около тридцати. Начиная с IV века до нашей эры погодичные записи важнейших событий в Риме делал глава жрецов - Великий понтифик. Во времена Республики и далее годы связывались с именами консулов, избранных на каждый год (фасты). События, происходившие в дореспубликанскую эпоху, лучше считать легендарными. Впрочем, легенда, передаваемая из уст в уста, может довольно точно описывать реальные ситуации. Что было доказано Шлиманом, отыскавшим остатки древней Трои по ее описанию в "Илиаде" Гомера, сделанному через пять веков после Троянской войны. Труднее с хронологией. Римский историк Тит Ливий ведет свое повествование "от основания города", которое он датирует 753 годом до нашей эры. По данным современной археологии, основание города на семи холмах следует отнести к началу VI века до н.э. По-видимому, описанные Ливием факты были плотнее расположены во времени. Для нас это не так уж важно. Классический период римской истории, начало которого я склонен относить к нашествию галлов в 370-м году до н.э. можно считать датированным по фастам вполне надежно. Это не означает, что следует пренебрегать фактами, которые мною были названы легендарными. Во все интересующие нас времена римляне верили в их подлинность. И эта вера, сама по себе, является важнейшим историческим фактом, поскольку мировоззрение римского народа было всегда ориентировано на подражание примеру "предков" (имея в виду под этим словом не только прямых прародителей, но все героическое сообщество первых веков существования Рима). ...Я буду использовать ниже общепринятую датировку событий, опуская там, где это не необходимо, обозначения "до н.э." или "н.э.". Когда все доступные свидетельства древних авторов были собраны, зафиксированы в конспектах и систематизированы, я приступил к написанию книги, хорошо представляя себе объем ожидающей меня работы. Ее построение определялось хронологией описываемых исторических событий. Свою задачу я видел в объективном их описании, обязательным условием которого считал воздержание от собственных оценок, тем более - от предложения каких-либо параллелей с современностью. Я полагал, что все это может сделать сам читатель. И потому старался освободить свое изложение от какой-либо дидактики. Но это совсем не означает равнодушия к тому, что я писал и с чем впервые серьезно знакомился. Наоборот, меня живо интересовал ряд кардинальных вопросов. Например, таких: 1. Как случилось, что Римское государство (не изолированное от всего мира, подобно архидревнему Египту) смогло в течение почти тысячелетия - до конца "Высокой империи" сохранить свое могущество, а также (в основных чертах) психологию и жизненный уклад своих граждан? 2. Как сочеталось поддержание древнеримских демократических традиций с эффективным управлением огромной многоязычной Римской империей? 3. Как быстро могли происходить необходимые для этого изменения общественной структуры и государственного устройства древних римлян? 4. Какова была при этом эволюция роли сената и Народного собрания? 5. Чем были обусловлены и как переживались мрачные, тиранические периоды римской истории? В конце этой главы я попробую предложить свои варианты ответов на поставленные вопросы. Если бы все читатели были хорошо знакомы с историей Древнего Рима или, хотя бы с моей "Римской историей в лицах", мне было бы достаточно для обоснования высказываемых там суждений сослаться на многочисленные эпизоды, разбросанные по всей долгой истории Рима. Не имея такой гарантии, я предпочел выбрать три самых значительных и ярких ее персонажа и вкратце рассказать об их деяниях, позволяющих обосновать мои ответы и суждения. Разумеется, для понимания и оценки этих деяний мне придется бегло представить самих выбранных персонажей и описать историческую обстановку, в которой они действовали. Кроме того, мне не обойтись без элементарного ознакомления неискушенного читателя с историей возникновения древнеримского сообщества, с его последующей структурой и должностными лицами сформировавшегося государства. Прежде всего я должен обратить внимание читателя на совершенно особую ситуацию возникновения города Рима, во многом определившую психологию и поведение его первых обитателей. В силу уже отмеченной ретроспективности ориентировки древних римлян при выборе своей жизненной позиции, эта психология и поведение формировали знаменитый "римский характер" в течение многих последующих поколений. Будь то компания пастухов и жаждущих независимости юношей из города Альба-Лонга, пошедших в середине VIII века за Ромулом и Ремом, или оставшийся в VI веке на левом берегу Тибра гарнизон предмостного укрепления этрусков, как полагают нынешние историки, первоначальные жители города были сплошь молодые и воинственные мужчины. С самого начала они намеревались жить грабежами своих соседей. Эти первые римляне понимали, что их набеги приведут к тому, что соседи попытаются уничтожить новый город. В нем собрались те, кто готов был отразить эти попытки. Их должны были отличать качества, присущие любого рода изолированному военному отряду, будь то база партизан или даже логово разбойников: мужество, дисциплина, преданность своему сообществу и строгое следование законам, установленным этим сообществом. Прирост населения города происходил за счет беглых рабов или должников-крестьян, которым Город предоставлял защиту. Все это были люди сильные и смелые. Без этих качеств не уйти бы им от погони через густые леса, обильные диким зверем. Те из них, кто умел владеть копьем и мечом, пополняли военный отряд, а те, кто крестьянствовал, осваивали земельные участки в окрестностях города. Бывшие рабы до своего пленения были воинами или даже вождями каких-то покоренных народов. Должники-крестьяне - свободными, независимыми гражданами. Те и другие стремились к тому, чтобы в новом городе стать вровень с его основателями. И для старожилов, и для новичков было очень важно пользоваться уважением своих товарищей. Из него проистекало чувство собственного достоинства. Это чувство для потомков первых римлян стало одним из главных нравственных устоев их жизни. Полный комплект основных качеств истинного римлянина ("римских добродетелей") я бы записал в таком порядке: собственное достоинство, мужество, дисциплинированность, преданность Риму и строгое соблюдение его законов. Я даже рискну уже здесь утверждать (а дальше сумею это подтвердить на конкретных примерах), что именно сохранность всей совокупности этих качеств у подавляющего большинства граждан Римского государства обеспечила длительность его могущества. Сама же эта сохранность являлась результатом того, что нравственные критерии своих поступков римляне традиционно искали в прошлом, в подражании примеру героических предков. Естественные побуждения, равно как и забота о будущем развитии Города, требовали появления в нем женщин. Оно состоялось "одномоментно", благодаря хорошо известному событию - похищению сабинянок. Известно и то, что благодаря заступничеству женщин, успевших оценить любовь и заботу своих похитителей, неизбежную, казалось, войну между римлянами и соседним племенем сабинян заменило их слияние в одно государство. Столицей его был определен Рим. Зато все граждане согласились называть себя "квиритами" по названию родного города царя сабинян Тация. За счет сабинян крестьянская часть граждан этого государства составила большинство. Однако военный отряд, пополненный сабинскими юношами, сохранил за собой ведущее положение. Двое царей, Ромул и Таций, правившие совместно, опирались на совет из двухсот наиболее выдающихся граждан нового государства, названный сенатом. Первые сенаторы именовали себя отцами Города. В их число вошло большинство тех молодых римлян, которым достались сабинские жены. Благодаря такой ситуации дети этих сенаторов оказались почти одногодками и составили одно поколение. Они называли себя патрициями, что означает "дети отцов". Название сохранялось и за их прямыми потомками. Остальных граждан города-государства, число которых быстро увеличивалось за счет присоединения жителей соседних покоренных городов, стали называть плебеями. В этом названии не было ничего обидного. Немалое число плебейских родов стали впоследствии очень влиятельными и гордились своей древностью. Поначалу правом совершать жертвоприношения богам, а следовательно, и правом занимать должности в постепенно формировавшейся магистратуре обладали только патриции. Такое различие было как-то оправдано до тех пор, пока в военных вылазках к ближайшим соседям участвовали одни патриции. Когда же началась эпоха серьезных войн с другими италийскими племенами, римскую армию пришлось формировать в основном из плебеев. Теперь ущемление их гражданских прав оказалось для плебеев нетерпимым. Они начали долгую борьбу с патрициями за уравнение в этих правах. Борьба закончилась победой плебеев, хотя на нее ушло более двух столетий. Главные должности в сложившейся магистратуре Рима (в порядке сужения полномочий) именовались: консул, претор, эдил и квестор. Все они к началу III века до н.э. были доступны плебеям. Помимо этих магистратур по требованию плебеев была учреждена еще и должность народного трибуна, не имевшая распорядительных функций. Зато с ней было связано право вето по отношению к решениям любых магистратов, включая консулов. Кроме того, народные трибуны имели право вносить на рассмотрение Народного собрания проекты новых законов. Любопытно, что на все перечисленные должности избиралось по два человека. Быть может, такой порядок был подсказан ситуацией с двумя царями. Но он сохранился и в Республике благодаря тому, что накладывал определенные ограничения на произвол не сменяемых в течение года "чиновников" государства (в том числе и народных трибунов). Каждый из двоих обладал правом вето по отношению к постановлениям своего коллеги... Теперь я могу начать свою повесть. Начну ее с эпизодов, заведомо относящихся к легендарному времени (они были известны каждому школьнику). Первый из них связан с войной Рима против города Альба-Лонга (650 год). Сошедшиеся для битвы два войска договорились решить судьбу сражения единоборством трех римлян, братьев-близнецов из рода Горациев, и трех близнецов-альбанцев из рода Куриациев. Жестокая дуэль шести юношей заканчивается смертью для пятерых. Лишь один из братьев Горациев жив. Он собирает оружие и доспехи трех поверженных врагов и во главе торжествующего римского войска возвращается в Город. У городских ворот победителя встречает его родная сестра, которая была просватана за одного из трех куриациев... "...Узнав на плечах брата женихов плащ, вытканный ею самой, - пишет Тит Ливий, - она распускает волосы и, плача, окликает жениха по имени. Свирепую душу юноши возмутили сестрины вопли, омрачавшие его победу и великую радость всего народа. Выхватив меч, он заколол девушку, воскликнув при этом: "Отправляйся к жениху с твоею не в пору пришедшей любовью! Ты забыла о братьях - о мертвых и о живом - забыла об отечестве. Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!" Гораций схвачен и приведен на суд к царю. За убийство сестры ему грозит казнь. Суд будет вершиться перед собранием граждан. Закон разрешает осужденному просить помилования у народа (как ни странно, но такое обращение именовалось "провокация"). Однако к народу обращается не он, а его отец... "На суде, - повествует далее Ливий, - особенно сильно тронул собравшихся Публий Гораций - отец, объявивший, что дочь свою считает убитой по праву. Случись по-иному, он сам бы наказал сына отцовской властью. Потом он просил всех, чтобы его, который так недавно был обилен потомством, не оставляли вовсе бездетным". Сын был помилован собранием народа. Согласно закону, в нем участвовали только мужчины. Очевидно, в их глазах преданность Городу стояла выше, чем горе утраты любимого человека. Второй эпизод широко известен. Он относится к 507 году и связан с именем Гая Муция Сцеволы. В тот год войска этрусского царя Порсены осаждали Рим. Из-за нехватки продовольствия город не смог бы продержаться долго. Знатный юноша Гай Муций решает убить Порсену и ценой своей жизни спасти город. Ему удается незаметно пробраться в лагерь врага. У царской палатки собралось много воинов. Муций видит, что они толпятся вокруг стола, за которым сидят два богато украшенных воина. Обращаются к одному из них. Юноша принимает его за царя и поражает своим кинжалом. Но это был всего лишь казначей, раздававший жалованье. Царь сидел рядом. Муция схватили, стали допрашивать, грозили пыткой. Он сказал царю: "Знай же, сколь мало ценят плоть те, кто чает великой славы!" - и неспешно положил правую руку в огонь, горевший на жертвеннике. Он жег ее, будто ничего не чувствуя, покуда царь, пораженный этим чудом, не приказал оттащить юношу от алтаря. Он даже велел отпустить героя на свободу. После чего Муций сказал царю, что триста лучших римских юношей поклялись убить его, что сам он был лишь первым по жребию. Один за другим последуют и остальные. Кто-нибудь из них наверняка сумеет поразить его. Царь был так потрясен случившимся и так напуган перспективой сотен подобных покушений на его жизнь, что немедленно отправил в Рим послов с предложением мира. Личное достоинство, мужество, преданность Риму - все в это яркой легенде, известной с детства каждому римлянину. Ради экономии места я не буду пересказывать приведенные в книге легенды о Лукреции, обесчещенной сыном последнего римского царя, сообщившей об этом мужу и покончившей с собой. Этот эпизод, согласно легенде, послужил толчком для изгнания в 509 году царя Тарквиния Гордого из Рима. Не буду воспроизводить и легенду о центурионе (командире сотни воинов), плебее Вергинии, чью дочь преследовал своими домогательствами знатный патриций Аппий Клавдий. Вызванный из действующей армии отец, поняв, что он бессилен защитить дочь, убил ее на глазах у народа, собравшегося на форуме. За этим последовал бунт войска, послуживший началом прямого столкновения плебеев с патрициями. Отмечу только, что в этих двух легендах, ввиду весьма серьезных последствий происшедшего, можно усмотреть глубокое уважение римлян к женщинам... Оставлю в стороне и легенду о Кориолане, вдохновившую Шекспира на написание трагедии, а Бетховена - увертюры того же названия. Но не могу не упомянуть легенду о Луции Цинциннате. Заслуженный воин, но человек скромного достатка, он пахал на своем крошечном участке, когда к нему явились гонцы из Рима. Они попросили его надеть тогу и выслушать послание сената. Жена принесла из их лачуги тогу. Луций вытер пот и пыль с лица, облачился в тогу и вышел к послам. Они ему объявили, что римское войско окружено и его солдатами владеет страх. Сенат, ценя его военный опыт, назначил Цинцинната диктатором и призывает в Город. (При чрезвычайных обстоятельствах сенат назначал на полгода диктатора и вручал ему неограниченную власть над гражданами и воинами). Цинциннат тут же отправился в Рим. Собрал новое войско и атаковал противника, оказавшегося между двух огней. Разгромив его, он через 16 дней после назначения сложил с себя диктаторские полномочия и вернулся на свое поле. Образ простого римлянина, встающего, едва отерев пот со лба, в критическую минуту во главе государства, будет столетиями в глазах потомков служить эталоном личного достоинства и преданности Риму. Еще одна важная легенда, относящаяся к присущей римлянам дисциплинированности. Консул Тит Манлий в битве с латинянами, имея в виду, что они почти неотличимы от римлян по языку, роду вооружения и боевым порядкам, во избежания ошибок запретил своим воинам сходиться с врагом вне строя. "Случилось так, - рассказывает Тит Ливий, - что сын консула (тоже Тит Манлий) во главе небольшого отряда всадников, отправившись на разведку, столкнулся с дозорным отрядом латинян во главе со знатным и прославленным воином Гемином Месцием. Узнав сына консула, Гемин стал насмехаться над ним и над римским войском. Предлагал сразиться с ним один на один, обещая показать, насколько латинянин сильнее римлянина. Горячий юноша не вытерпел насмешек и очертя голову ринулся в схватку. Он победил. Оскорбитель был убит. Сняв вражеские доспехи, Манлий младший поспешил в свой лагерь, а потом в палатку консула... "Отец, - сказал он, - чтобы все видели во мне истинного твоего сына, я кладу к твоим ногам эти доспехи всадника, вызвавшего меня на поединок и сраженного мною". Услыхав эти слова, консул отвернулся от сына и приказал трубить общий сбор. Когда воины собрались, он молвил: "Раз уж ты, Тит Манлий, не почитая ни консульской власти, ни отчей, вопреки запрету, без приказа сразился с врагом и тем, в меру тебе доступного, подорвал в войске послушание... то пусть лучше мы будем наказаны за наш проступок, чем государство станет дорогой ценой искупать наши прегрешения... коль скоро надо либо смертью твоей скрепить священную власть консулов на войне, либо навсегда подорвать ее, оставив тебя безнаказанным, то ты, если подлинно нашей ты крови, не откажешься, верно, понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине. Ступай, ликтор, привяжи его к столбу". На глазах отца и всего войска несчастный юноша был обезглавлен. К сожалению, я должен прервать пересказ героических древних легенд, многие века питавших доблесть римлян, далеко не исчерпав списка тех, которые приведены в книге. Пора мне перейти к описанию избранных эпизодов надежно зафиксированной истории Древнего Рима, начиная с 390 года. В этот год состоялось первое нашествие галлов на Рим. В двадцати километрах от города их встречает наспех собранное римское войско. На стороне галлов значительное численное преимущество. Римляне растягивают фронт, но галлы все равно его обходят. Не начав сражения, римляне обращаются в бегство. В тот же вечер галлы подходят к воротам Рима. Откладывают штурм города до утра. Тем временем, по решению сената, все способные сражаться юноши, а также самые крепкие из сенаторов вместе с женами и детьми поднимаются на Капитолий. Там, на вершине холма, они занимают оборону крепости, свозят в нее оружие и запасы продовольствия. Тит Ливий так поясняет смысл этого перемещения: "Если грозящее Городу разрушение переживут крепость и Капитолий, обитель богов, если уцелеет боеспособная молодежь и сенат, средоточие государственной мудрости, то можно пожертвовать толпою стариков, оставляемых в Городе на верную смерть". Разграбив и, быть может, предав огню беззащитный город, галлы уйдут. Взять стоящую на скалистом холме крепость им не удастся. Ее защитники из праха восстановят поверженный Рим. Основная масса граждан, в большинстве своем плебеи, перешли по мосту Тибр и укрылись в близлежащих городах. Утром, не встретив сопротивления, галлы вошли в Город. Он был почти пуст и только в окрестностях форума они увидели старцев, облаченных в священные одежды и украшенных почетными знаками отличия. Они спокойно восседали на креслах из слоновой кости у порога своих домов. "Кроме украшений и одежд, более торжественных, чем бывает у смертных, - пишет наш историк, - эти люди походили на богов еще и той величественной строгостью, которая отражалась на их лицах. Варвары дивились на них, как на статуи. Рассказывают, что в этот момент один из стариков, Марк Папирий, ударил жезлом из слоновой кости того галла, который вздумал погладить его по бороде (а тогда все носили бороды). Тот пришел в бешенство, и Папирий был убит первым. Другие старики также погибли в своих креслах". Это дорогого стоит - иметь право вообразить в истории своего народа опустевший город и стариков в торжественных одеяниях, восседающих в ожидании жертвенной смерти! Предположения римлян оправдались. Город был разграблен и сожжен, но крепость галлы взять не смогли. Только варвары не просто ушли, а бежали, потерпев жестокое поражение в битве на улицах мертвого города с подошедшей к нему большой армией римлян. Ею командовал опытный полководец Марк Фурий Камилл. Я решил рассказать об этом эпизоде не только ради величественной картины ожидающих доблестной смерти старцев. Но еще и ради некоторых событий, происходивших вне города, когда в нем хозяйничали галлы. В этих событиях поражает степень уважения законов, изначально присущая древним римлянам. Дело было так. Придя в себя после постыдного бегства, римские воины собрались в расположенном неподалеку этрусском городе Вейи. Их численность существенно увеличилась. Они горели желанием освободить Рим и смыть позор своего поражения. Все были единодушны в том, что командование операцией следует поручить Камиллу. Но по закону, командующего должен был назначить сенат, окруженный на Капитолии. Казалось бы, какая бессмыслица - считаться с этим законом на пороге гибели государства! Но для римлян это было не так. Послушаем рассказ Тита Ливия: "Проникнуть через вражеские посты было делом рискованным. Для этого свершения предложил свои услуги отважный юноша Понтий Комний. Завернувшись в древесную кору, он вверил себя течению Тибра и был принесен в Город. А там вскарабкался по ближайшей к берегу скале (Капитолия. - Л.О.), такой отвесной, что врагам и в голову не приходило ее охранять. Ему удалось подняться на Капитолий и передать просьбу войска на рассмотрение должностных лиц. В ответ было получено распоряжение сената, согласно которому Камилл немедленно провозглашался от имени народа диктатором; воины же получили право выбрать полководца, какого пожелают. И с этим вестник, спустившись то же дорогой, поспешил обратно". Выбор воинов был уже сделан, и войско под командованием Камилла немедленно направилось к Риму... За один год после изгнания галлов разрушенный и сожженный, деревянный в ту пору Рим отстраивается заново. Каждый гражданин получает право ломать камни и рубить лес где угодно. Население Города, за исключением благородных старцев, сохранилось. Малоимущим издержки строительства помогает покрыть государство... Теперь продвинемся на сто восемьдесят лет вперед, чтобы познакомиться с самым выдающимся римским гражданином и полководцем II века до н.э. Публием Корнелием Сципионом младшим. Тревожные мысли римлян и первоочередная забота сената сейчас, в 209 году, связаны с событиями в Испании. Вот уже девять лет идет крайне тяжелая для Рима война с Карфагеном. В 218 году командующий карфагенскими наемниками в Испании, еще очень молодой (ему 28 лет), но уже многоопытный полководец Ганнибал с пятьюдесятью тысячами воинов и полусотней боевых слонов совершил неслыханно дерзкий переход из Испании через Пиренеи и Альпы в Италию. В первом же сражении он разбил римскую армию консула Фламинина, но на Рим не пошел, понимая, что без осадных орудий взять город штурмом не удастся. А для длительной осады у него мало сил и пока что нет возможности обеспечить армию в течение долгого времени продовольствием. Такую возможность он рассчитывает получить от перешедших на его сторону италийских союзников Рима. Но для этого надо нанести римлянам достаточно убедительное поражение. Поэтому вот уже восемь лет он со своим заметно уменьшившимся войском бродит по дорогам Италии, провоцируя римлян на битву в открытом поле. Но пожилой и многоопытный командующий новым римским войском Квинт Фабий Максим упорно придерживается тактики изматывания противника. Он следует за Ганнибалом по неудобным для сражения холмам, нападая на его фуражиров и тревожа короткими наскоками конницы. Дважды, сначала Фабия, потом сменившего его консула Эмилия Павла, недовольный вялым течением войны народ в Риме заставляет сразиться с Ганнибалом. И оба раза карфагенянин оказывается победителем. Тем не менее союзные с Римом города Италии все еще боятся открыть ему свои ворота. В конце концов Ганнибал уходит на самый кончик италийского "сапога" - в Регию. Здесь он может легко обороняться и ожидать прихода подкрепления из Испании. Там формируются три больших войска. Одно из них его брат Гасдрубал должен в ближайшее время по тому же пути привести в Италию. Вот почему римляне, измученные это странной войной и порядком напуганные победами Ганнибала, с такой тревогой следят за тем, что происходит в Испании. Туда с интервалом в два года было отправлено два римских войска: одно под командованием Гнея Корнелия Сципиона - дяди Сципиона младшего; второе - под командованием его отца, Публия Корнелия Сципиона старшего. К 209 году обе римские армии потерпели поражение, а оба командующих были убиты. И все же судьба Рима должна решаться в Испании. Войско Ганнибала достаточно потрепано, чтобы он не осмелился покинуть Регию до прибытия подкрепления. Во что бы то ни стало надо помешать армии Гасдрубала, а вслед за ним и двум другим армиям уйти в Италию. Формируется еще одно 30-тысячное войско. В Испании к нему присоединятся остатки воевавших там легионов. Но кого назначить командующим? Когда в специально созванном Народном собрании ставится этот вопрос, оказывается, что никто не предлагает свою кандидатуру. Для описания того, что случилось далее, предоставим слово историку Аппиану: "Печаль и молчание нависли над собранием, как вдруг Корнелий Сципион, сын Публия Корнелия, убитого в Иберии (Испании. - Л.О.), еще очень юный - ему было всего 24 года - но считавшийся очень благоразумным и даровитым, выступив на середину... заявил, что он является по наследству ближайшим из всех мстителей за отца, дядю и отечество. Он со всей силой и твердостью заявил, между прочим, как бы охваченный божеским наитием, что овладеет не только Иберией, но вслед за ней и Ливией, и Карфагеном. Некоторые считали, что он пустословит, как это бывает у юношей, но он поднял удрученный дух народа - испуганные всегда радуются обещаниям улучшения - и был выбран военачальником в Иберию". Здесь неуместно описывать ход военных действий в Испании. Молодой Сципион проявил себя там гениальным полководцем. Сначала он овладел, казалось бы, неприступной приморской крепостью Новый Карфаген, затем одно за другим разбил два намного превосходящих по численности карфагенских войска, но... поневоле упустил Гасдрубала, который, все-таки, дошел до Италии. К счастью, он не успел соединиться с Ганнибалом и был разбит. Так что, когда Сципион вернулся в Рим, никто не упрекал его за то, что он не смог задержать Гасдрубала. Военные действия Сципиона в Испании подробно описаны в книге. Здесь же я хочу уделить внимание личности победителя. Всю захваченную в крепости казну карфагенян он передал Римскому государству. Всех заложников, которых прислали поддерживавшие карфагенян испанские города, он отпустил. Не стал наказывать и сами эти города. Предложение испанцев избрать его своим царем - отверг. "Несколько римских солдат, - рассказывает историк Полибий, - повстречали девушку, выдававшуюся юностью и красотой. Зная слабость Публия к женщинам, солдаты привели девушку к нему и предложили ее в дар. Публий, однако, объявил, что для него как для частного человека, но не военачальника, не могло бы быть дара более приятного. Солдатам он выразил благодарность и велел позвать отца девушки, которому тут же передал ее... Этим поступком Публий показал умение владеть собой и воздерживаться, чем снискал себе расположение со стороны покоренного народа". А он был молод, и испанка, надо полагать, была исключительно хороша собой!.. В Рим возвращается уже не дерзкий юноша, а прославленный полководец, кумир римского народа. Сенат, встревоженный такой популярностью, отказывает ему в триумфе, поскольку он вел войну, не занимая ни одной из высших государственных должностей. Сципион не обижается. Ему нужен не триумф, а звание консула с правом набора войска - ведь он обещал народу, что овладеет Ливией и Карфагеном. В первые же консульские выборы восторженный народ римский выбирает Сципиона консулом. Он открыто заявляет о своем намерении возглавить экспедицию в Африку. Не сомневается в том, что это заставит карфагенян отозвать Ганнибала из Италии. Ручается, что сумеет победить его уже на африканской земле, а затем принудить к капитуляции и сам Карфаген. Прославленный Фабий Максим выступает в сенате против поспешной переправы в Африку. Он предлагает Сципиону сначала победить Ганнибала в Италии, а потом уже думать о Карфагене. Сенат принимает компромиссное решение. Сципион получает право построить в Сицилии тридцать кораблей и переправиться в Африку, "если он сочтет это согласным с интересами государства". Но набор регулярного войска не разрешен. Он может пригласить с собой добровольцев. Публия это устраивает. За несколько месяцев он строит тридцать военных кораблей и великое множество транспортных судов. В течение года собирает из добровольцев многочисленный экспедиционный корпус. Осенью 204 года происходит переправа в Африку. Как то предвидел Сципион, карфагенские старейшины решают отозвать из Италии Ганнибала с его уже небольшим, но закаленном в боях войском. С горечью 45-летний полководец покидает Италию. Высадившись южнее Карфагена, он с помощью нумидийских шейхов быстро набирает сильную армию, ядро которой составляют вернувшиеся вместе с ним ветераны. Тем временем Сципион ведет своих солдат ему навстречу. 19 октября 202 года близ селения Зама происходит знаменитое сражение между двумя великими полководцами. Впервые военное счастье изменяет Ганнибалу. Его армия терпит сокрушительное поражение. Ветераны сопротивлялись упорно, но были истреблены полностью. Карфаген запросил мира. Были выработаны его условия - не слишком тяжелые для побежденных. Карфаген обязан был выдать свой военный флот, слонов, сто человек заложников и уплатить контрибуцию в десять тысяч талантов с рассрочкой на 50 лет. Теодор Моммзен в своей "Истории Рима" так оценивает эти условия: "...политическая мудрость двух великих противников сказалась как в готовности Ганнибала преклониться перед необходимостью, так и в мудром отказе Сципиона от чрезмерных и постыдных выгод, которые он мог извлечь из победы. Разве этот великодушный и дальновидный человек не должен был сам себе задать вопрос: какая польза была бы для его отечества, если бы после совершенного уничтожения политического могущества Карфагена было разрушено это старинное средоточие торговли и земледелия и кощунственно ниспровергнут один из главных столпов тогдашней цивилизации?" Римляне освободились наконец от 16-летнего страха, который не оставлял их все время, что Ганнибал находился в Италии. Легко понять восторг, который единодушно выражало население Рима, встречая Сципиона в великолепном триумфе, отмечавшем окончательную победу над Карфагеном. К имени Публия Корнелия Сципиона было добавлено почетное наименование Африканский... Я намерен здесь же продолжить до конца биографию Сципиона Африканского, поскольку ее конец будет для нас особенно интересен в плане понимания истинно римского характера. Для этого придется сделать прыжок во времени длительностью еще в 12 лет. Во II веке до н.э. начинается экспансия Рима на Восток. Вначале как будто с самой благой целью. Македонский царь Филипп V и сирийский Антиох III в связи со смертью египетского царя Птоломея Филопатора сговариваются поделить между собой сам Египет, его владения на малоазиатском побережье и островах Эгейского моря, а также Грецию. Афиняне обращаются к римлянам за защитой. Рим всегда считал Афины своей как бы прародиной. Он объявляет войну Македонии. Пока длится эта война, Антиох в 196 году переправляется с войском через Геллеспонт (Дарданеллы) и захватывает один за другим города Фракии (нынешняя Болгария), а затем в 192 году вторгается в Грецию. Годом позже римский консул Глабрион изгоняет сирийцев из Греции и Фракии. Македонская война заканчивается победой римлян. Теперь они намереваются наказать и Антиоха. В 190 году сенат поручает сделать это новоизбранному консулу Луцию Корнелию Сципиону, родному брату Сципиона Африканского. Тот, находившийся некоторое время не у дел, решает выступить в поход вместе с братом в скромном качестве его легата, то есть помощника. Братья с войском проходят через Македонию, благополучно переплывают Геллеспонт и направляются к Сардам - столице Антиоха. Сирийский царь готов без боя отдать римлянам все захваченное им в Европе и любые греческие города на малоазиатском побережье. Луций требует уступить всю Малую Азию и полностью возместить все военные издержки римлян... Главная надежда царского посольства не в уступках. Антиох понимает, что хотя номинально римским войском командует Луций Сципион, решающее слово принадлежит Публию. И надо же! - счастливый случай. Сын победителя Ганнибала попадает в плен к сирийцам. Посол уполномочен приватно сообщить Публию Сципиону, что царь намерен возвратить ему сына и с ним прислать щедрые дары. Но надеется, что великий римлянин "с пониманием", как мы бы сказали ныне, отнесется к его мирным предложениям. Тит Ливий приводит следующий ответ Публия: "...Из щедро предложенных мне царских даров приму самый лучший - сына. Царь почувствует ту признательность, которую я испытываю за великий дар, поднесенный мне, но только если он согласен принять частную благодарность за частное благодеяние. Но как государственный муж я ничего от него не приму и не дам ничего. Все, что я мог бы ему сейчас подарить, это добрый совет, ступай и передай ему мои слова: пусть он откажется от войны и соглашается на любые условия мира". Уязвленный высокомерием римлян, Антиох решает дать им генеральное сражение. К тому же стало известно, что Публий Сципион заболел и не может следовать за войском. Царь все же счел нелишним заручиться благодарностью Публия и отослал к нему сына. На что - по свидетельству Ливия - тот ответил: "Передайте царю, что я благодарю его, но отплатить пока могу только советом: пусть не выводит войско для битвы, пока не услышит, что я возвратился в лагерь". По-видимому, он надеется убедить Антиоха согласиться на предложенные римлянами условия мира и тем избежать разгрома его войска. Царь не последовал этому совету. Сражение состоялось. Оно было тяжелым, шло с переменным успехом, но римская подготовка, организация и дисциплина в конце концов решили его исход. Армия царя потерпела сокрушительное поражение. Условия мира, предложенные римлянами, были приняты. Рим прочно укрепился в Азии. Новый командующий принял от Луция остававшееся там войско. Братья Сципионы возвратились на родину. Во все времена существовали мерзавцы, добивавшиеся популярности тем, что обливали грязью имена, а иной раз даже "обличавшие" преступления людей, ни в чем не повинных, но знаменитых и уже пожилых, сошедших с авансцены общественной жизни. В 187 году, когда Сципиону Африканскому было уже 48 лет (в античные времена это возраст пожилого человека), два народных трибуна привлекают его к суду, обвиняя во взяточничестве, а также в неуважении к званию консула и всего римского государства. Первое обвинение базировалось на том, что царь Антиох вернул ему сына без выкупа. Второе - на том, что для своего брата, консула, он был не легатом, а диктатором, единолично решавшим все вопросы. А жителей Азии старался убедить в том, что ему принадлежит вся власть в Римском государстве. Одни римляне негодовали и возмущались самим фактом привлечения к суду спасителя Рима. Но другие говорили, что возможность судить даже самых могущественных, как ничто другое, содействует свободе и равенству граждан. В первый день суда огромная толпа провожала Публия на форум. Тит Ливий описывает то, что произошло потом: "Речи продлились до ночи, и день суда был отложен. Когда он настал, трибуны с рассветом расселись на рострах. Обвиняемый, вызванный в суд, с большой толпой друзей и клиентов прошел посередине собрания и подошел к рострам. В наступившей тишине он сказал: "Народные трибуны и вы, квириты! Нынче годовщина того дня, когда я счастливо и благополучно в открытом бою сразился в Африке с Ганнибалом и карфагенянами. А потому было бы справедливо оставить на сегодня все тяжбы и ссоры. Я отсюда сейчас же иду на Капитолий поклониться Юпитеру Всеблагому и Величайшему, Юноне, Минерве и прочим богам. И возблагодарю их за то, что они мне в тот день и многократно в других случаях давали разум и силы достойно служить государству. И вы, квириты, те, кому это не в тягость, пойдите со мной и молите богов, чтобы и впредь были у вас вожди, подобные мне... От ростров он отправился на Капитолий. Вслед за Сципионом отвернулось от обвинителей и пошло за ним все собрание, так что наконец даже писцы и посыльные оставили трибунов. Сципион, сопровождаемый римским народом, обошел все храмы не только на Капитолии, но и по всему Городу. Великолепный тот день воссиял для Сципиона последним. Предвидя в будущем силу зависти и борьбу с трибунами, он, когда суд был надолго отсрочен, удалился в свое литернеское имение с твердым намерением в суд не являться. Слишком гордый - и от природы, и от привычки к большим успехам - он знал, что не сможет мириться с положением подсудимого и смиренно выслушивать судей..." В Риме он больше не появлялся и через четыре года умер, одинокий в своем очень скромном имении. Вот что написал по этому поводу своему другу Сенека более чем через двести лет после изложенных выше событий: "Сенека приветствует Луцилия! Я пишу тебе из усадьбы Сципиона Африканского, почтив его маны и алтарь, который, сдается мне, и есть могила великого человека. Я убеждаю себя, что душа его вернулась на небо, откуда снизошла, и не за то, что он предводительствовал многолюдным войском, а за его необычайную скромность и верность долгу, которые, я считаю, больше заслуживали восхищения в те дни, когда он покинул родину, нежели когда защищал ее. Или Сципион,или свобода должны были уйти из Рима. И он сказал: "Я ничего не хочу менять ни в законах, ни в установлениях; пусть все граждане будут равноправны. Пользуйся моим благодеянием без меня, родина! Если я стал больше, чем тебе полезно, я ухожу!" Как мне не восхищаться этим величием души, с которым он удалился в добровольное изгнание, избавив отчизну от бремени? Ведь дело дошло до того, что либо Сципион ущемил бы свободу, либо свобода - волю Сципиона. И то, и другое было бы нечестием - и он уступил место законам, а сам уединился в Литерне..." *** Какие еще здесь уместны комментарии? Человек такого достоинства, мужества, такой преданности Риму (который он не представлял себе иначе как Сенатской Республикой) и такого уважения к законам, бесспорно, должен был служить объектом восхищения и подражания для бесчисленных поколений римлян... Следующий персонаж моей иллюстративной выборки, конечно же, Гай Юлий Цезарь. Он из старинного патрицианского рода Юлиев. Родился в 101 году. Отец умер, когда Гаю было 16 лет. Сестра отца была замужем за знаменитым полководцем Гаем Марием, выходцем из батраков. Яростным противником Мария был другой великий полководец и диктатор 82 года Сулла. Жесточайшими преследованиями он уничтожил почти всех сторонников Мария. Затем обновил и пополнил сенат своими клевретами. Вернул ему все отнятые ранее привилегии и власть в Риме. После чего добровольно сложил с себя пожизненные диктаторские полномочия и вскоре умер. Здесь он упоминается только для того, чтобы пояснить, почему для Юлия Цезаря были закрыты все "нормальные" пути гражданской и военной карьеры. Родственник Мария не мог рассчитывать на необходимую поддержку со стороны укомплектованного Суллой сената. Его честолюбие могло опереться только на завоевание благосклонности Народного собрания. Цезарь был хорошо образованным молодым человеком. В 25 лет он на три года уезжает на остров Родос. Берет уроки ораторского искусства, с глубоким интересом изучает историю Греции. Особенно восхищается Периклом. Тем не менее он достаточно трезв и практичен. Понимает, что любовь римской толпы надо завоевывать подарками, пышными зрелищами и раздачей денег. А денег-то как раз и нет. В 17 лет он женился на дочери Цинны, еще одного кровного врага Суллы. После прихода к власти диктатор приказал юному Цезарю развестись, но тот не подчинился и был за это лишен отцовского наследства. Тем не менее без всякой рекомендации сената или кого-нибудь из прославленных римлян, никому не известного молодого человека Народное собрание в 68 году избирает квестором. Секрет этого успеха нетрудно понять. На практически неимущем Цезаре висит колоссальный долг в 8 миллионов денариев. Деньги потрачены на ремонт Аппиевой дороги, смотрителем которой он был назначен (каждый римлянин по многу раз проходит по этой дороге), но в большей своей части - на подкуп, угощения и развлечения римского плебса. Тайна долга в Риме соблюдается строго. Юлий беспрепятственно уезжает в Испанию в качестве квестора при ее наместнике... Здесь я должен прервать едва начатое повествование о Цезаре, чтобы откровенно сообщить читателю о некотором "вольном" приеме, который был мною использовали при написании второй половины книги. Он заключается в эпизодическом предложении наряду с документированными материалами некоторых фантазий или, говоря деликатным научным языком, "реконструкций" размышлений, диалогов исторических персонажей, даже небольших сцен с их участием. В конце концов, древние историки тоже не располагали стенограммами речей своих героев, а следовательно, их "реконструировали". Я старался, чтобы мои реконструкции (или, если угодно, фантазии) были всегда основаны либо на документах, либо на каких-нибудь косвенных свидетельствах древних авторов, либо на знании последующих фактов биографий действующих лиц. Документальные основания для реконструкции нижеследующих размышлений Юлия Цезаря довольно скудны. У Светония есть упоминание о не дошедшем до нас письме Цицерона к некоему Аксию, где он замечает, что Цезарь помышлял о царской власти в ту пору, когда был еще только эдилом (а на эту должность он будет выбран через год после возвращения из Испании). Есть еще в основном совпадающие свидетельства Плутарха и Светония о том, как однажды в Испании Цезарь, вспомнив об Александре Македонском, с грустью говорил друзьям, что в его возрасте Александр уже покорил весь мир, а он, Цезарь, до сих пор еще не совершил ничего замечательного. Зато мне хорошо известны как из сочинений древних историков, так и из сохранившихся записок самого Цезаря факты его последующей жизни. Поэтому я решаюсь переписать сюда представленную в книге на суд читателя реконструкцию мыслей Цезаря, стоящих за вырвавшимся у него горьким замечанием. На пути в Испанию Цезарь непременно проплывал мимо крепости Новый Карфаген. Он, конечно же, подумал, что именно здесь начиналась блистательная военная биография одного из самых великих полководцев прошлого века, Публия Корнелия Сципиона Африканского... Когда Публий вел своих солдат через обмелевшую лагуну на штурм городской стены, ему было всего двадцать шесть лет. Горько думать, что ему, Цезарю, уже тридцать три, а за его плечами нет ничего, если не считать пустякового венка под Метиленой. Когда Сципиону было тридцать три... Юпитер Великий и Всеблагой! Это же в 202 году. Он уже разбил Ганнибала в битве при Заме! Консул римского народа, Сципион был уже удостоен величайшего триумфа. А он, Цезарь, всего лишь квестор в покорной римской провинции... У Сципиона впереди еще победа над Антиохом... Потом этот постыдный суд... Как он ответил тем жалким трибунам! Их имена справедливо забыты. Впрочем, они были лишь орудиями в руках сената, который боялся Сципиона. Великий Сципион!.. Затем он навсегда покинул Рим. Не готов был подчиняться власти сената, но и не захотел властвовать сам. А ведь мог бы! Воины были преданы ему безоглядно. А народ - боготворил! Как они все пошли за ним на Капитолий, покинув жалкое судилище! С дозволения великих богов Сципион мог бы стать новым царем в Риме... Но для него Республика была неприкосновенна! Он сказал тогда: "Если я стал больше, чем тебе полезно, родина, я ухожу". Замечательные слова! Поступил бы я так же на его месте? Не знаю. А сейчас? Ушел бы Сципион из Рима сейчас? Нет, наверное, нет!. Тогда была великая Республика, великий сенат. На его скамьях в те времена сидели: Фабий Максим. Тит Фламинин, Марк Катон, Эмилиий Павел, потом Сципион Эмилиан, Лелий и другие им подобные мужи. Затем Сулла и дядя Марий. Но с них начались междоусобицы. Республика стала больна, а теперь и вовсе умирает. Не Сулла ее погубил, а сенат. Его падение началось еще со времени войны с Югуртой. Сейчас не любят вспоминать те скандальные разоблачения подкупа сенаторов, бездействия и измены полководцев. Покойная тетя рассказывала об этом позоре. Не любят вспоминать, потому что нынешние сенаторы такие же бездельники и взяточники. Думают только о наживе, о выгодном наместничестве, о своих дворцах и виллах. А народные трибуны беспомощны или продажны. Народные собрания в Риме, после того как государство так разрослось, бессмыслица. Большая часть сходящегося на них народа - это римская чернь, толпа, которую может увлечь на что угодно каждый ловкий демагог. Разве могут они решать судьбу Рима и множества народов, зависящих теперь от него? Нет! Плебс не способен, а сенат не желает спасти Республику. Она обречена! И Сципион сегодня не ушел бы. Он бы взял власть в свои сильные и чистые руки. Важна ведь не оболочка республики, не учреждения - важна ее суть. Верность традициям, честь и достоинство римлян, их могущество, их преданность Риму - все это утрачено и почти забыто. Но при твердом и достойном правлении может воспрянуть вновь. Такое правление, конечно, не должно быть советом или собранием. В огромном государстве, в сегодняшнем опасном положении на его границах, ни самый лучший сенат, ни самое превосходное Народное собрание не могут быстро принимать решения, которых требует новое время. Любое собрание, когда дело доходит до принятия важных государственных решений, либо увязает в спорах, либо оказывается во власти страстей и общего ослепления. И нельзя голосованием решать вопросы, требующие подлинного знания дела. А ежегодная смена консулов? Какая нелепица - каждый год заново учиться руководить государством! Ведь учиться можно только на практике, решая каждодневные проблемы. И не год, не два, а много лет. Значит, нужен один достойный правитель! Его достоинство, умение и право управлять пусть будут хоть ежегодно подтверждаться решением народа, которому он отчитается в своих действиях. В этом отношении закон пусть будет непреложен и строг. Но пока доверие не утрачено, менять правителя не следует. Сенат? А что сенат? Пусть советует правителю, как это было при царях. Пусть следит за сохранением традиций, пресекает пороки и злоупотребления магистратов. Пусть будет высшим судом чести подобно афинскому ареопагу. Да, вот в Афинах Перикл был именно таким, неизменно пользовавшимся доверием народа правителем! Целых пятнадцать лет, до самой своей смерти. И разве личный пример правителя, который у всех на виду, не наилучшее средство воспитания граждан? Пока Перикл был жив, афиняне были достойны Перикла. Конечно, то была крошечная республика. Так что из этого? Для огромного государства единовластие еще более необходимо - важнее знания и опыт, сложнее задачи, быстрее их надо решать, энергично, без споров и колебаний действовать. А достоинство и весь нравственный облик правителя пусть будут примером для подражания его помощникам и наместникам во всех отдаленных уголках государства. Личное достоинство и честь должны быть отличительными чертами большинства граждан государства. Тогда честь и достоинство правителя станут обязательными условиями подтверждения народом его полномочий. Или выбора нового на его место. Нет, сейчас Сципион не ушел бы! И он, Цезарь, если бы у него было такое войско и его так же обожал народ, он не ушел бы, а взял власть и возродил величие Рима. Я знаю, что сумел бы это сделать! Да, а пока... пока я всего лишь квестор в покоренной Испании. И хотя народ в Риме ко мне расположен, силы у меня нет никакой - одни долги..." Однако Юлий Цезарь не принадлежал к породе людей, которых сожаления о неудачно складывающейся жизни заставляют опустить руки. Наоборот! Он возвращается из Испании, полный решимости продолжить рискованную игру. Выдвигает свою кандидатуру на следующую государственную должность. Благодаря проявленной ранее щедрости и обходительности его избирают эдилом на 65 год. Это уже авантюра! Согласно традиции, в обязанность эдилов, помимо заботы о порядке и городском хозяйстве, входит организация угощений и праздников для народа. Причем исключительно за свой счет. Успех этих празднеств определяет популярность устроителя и его шансы на дальнейшее продвижение по ступеням государственной службы. Состязаясь со своими предшественниками, эдилы от года к году увеличивают пышность зрелищ и угощений, а значит, и свои расходы. Цезарь понимает, что без блестящего эдилата не быть ему претором. А денег нет! Восемь миллионов долга! Пока что эта общая сумма известна только ему. Но если она заметно возрастет, кто-нибудь из старых кредиторов потребует возврата долга. За ним последуют и остальные - дело кончится судом. Однако другого пути нет. Надо занимать еще денег, занимать много! Чтобы благодаря неслыханному размаху игр, представлений и обедов для народа как можно скорее пройти в преторы и, опередив кредиторов, получить в управление доходную провинцию. Это позволит расплатиться с наиболее нетерпеливыми и двинуться дальше - к консульству. Слава богам, чем выше положение, тем лучше кредит! Тот, кто, рискуя, остановится на полпути - проиграет. Цезарь умеет рисковать! Отмечая двадцатилетие со дня смерти своего отца, он выводит на арену цирка триста двадцать пар гладиаторов, все убранство которых - латы, щиты и даже оружие - изготовлено из серебра. Такое еще не приходило в голову никому. Зато и народ, по свидетельству Плутарха, "...стал настолько расположен к нему, что каждый выискивал новые должности и почести, которыми можно было вознаградить Цезаря". В 63 году умер Верховный понтифик (жрец) Метелл. В борьбу за избрание на этот почетный и влиятельный пост вступили два известных сенатора. Цезарь имеет дерзость в Народном собрании выставить свою кандидатуру и получает значительное большинство голосов. Это, естественно, повлияло на настроение кредиторов. Тем не менее надо спешить: сумма долга выросла до чудовищной величины в двадцать пять миллионов денариев. Сразу после избрания Верховным понтификом Цезарь выдвигает свою кандидатуру в преторы на 62 год. Успешно проходит и на эту должность. По окончании претуры получает назначение в хорошо знакомую и расположенную к нему Испанию. Отбытие туда едва не сорвалось. Некоторые из кредиторов потребовали возврата ссуды. Спасла дружба Цезаря с Крассом. Самый богатый человек в Риме предоставил наиболее агрессивным заимодавцам гарантию в общей сложности на пять миллионов денариев. Тучи, собравшиеся над головой Цезаря, рассеялись... В конце того же 62 года в Рим с Востока возвращается с войском человек, который мог бы немедленно осуществить то, о чем Цезарь только мечтает, взять безраздельную власть в Риме. Это Помпей Великий (так его назвал еще Сулла). Он на пять лет старше Цезаря, но уже прославленный полководец, удостоенный триумфа. Недавно он по поручению сената очистил море от пиратов, а затем наголову разбил войско грозного понтийского царя Митридата. Преследуя его, дошел до столицы Армении Артаксаты. Царь Тигран вышел ему навстречу и сдался на милость Помпея. Преследуя дальше Митридата, тот прошел страну альбанцев (нынешний Азербайджан), прошел страну иберов (Грузия), подавив их сопротивление, вышел на восточный берег Понта, в Колхиду. Митридат бежал в Приазовье. Туда Помпей уже не пошел, но завершил начатое Лукуллом покорение территории нынешней Турции, образовав две новые провинции Рима - Вифинию и Понт. Потом спустился в Сирию. Оставался там в течение года. Основал сорок городов - центров эллинской цивилизации. Дошел до независимой в то время Иудеи. Силой решил спор между двумя ее кандидатами в первосвященники в пользу одного из них - Гиркана. Назначил его этнархом - правителем, но не царем. А саму Иудею объявил частью римской провинции Сирия. Улаживая споры между городами Азии, завоевал там славу человека справедливого и милосердного. Популярность Помпея в римском народе - легендарная! Закаленное в трудных кавказских походах (и отменно за них вознагражденное) войско предано ему беззаветно. Только чеканной монеты, серебряных и золотых сосудов он везет с собой на 120 миллионов денариев. Но Помпею и в голову не приходит посягнуть на власть в государстве. Для этого у него не хватает фантазии. Его мировоззрение традиционно, а законопослушание привычно с ранних лет. Он честолюбив и даже очень... но в рамках римской республиканской традиции. Сейчас он мог бы, как некогда Сулла, двинуть свои войска с юга Италии на Рим. Кое-кто в сенате этого серьезно опасается. Но опасения эти напрасны. Сразу после высадки в Брундизии Помпей благодарит воинов за верную службу и приказывает им разойтись по домам до того момента, когда он призовет их в Рим для участия в триумфе. В своей речи он, конечно же, обещает добиться у сената наделения своих ветеранов землей. "После того как войско таким образом разошлось и все узнали об этом, - пишет с почтительным изумлением Плутарх, - случилось нечто совершенно неожиданное. Жители городов видели, как Помпей Великий без оружия, в сопровождении небольшой свиты возвращается, как будто из обычного путешествия. И вот из любви к нему они толпами устремлялись навстречу и провожали его до самого Рима, так что он шел во главе большей силы, чем та, которую он только что распустил. Если бы он задумал совершить государственный переворот, для этого ему вовсе не нужно было войско". Но подобного замысла у Помпея нет, и провожающие мирно возвращаются в свои города и селения. Сенат же, напуганный его успехами, принимает Помпея весьма холодно. Триумф его откладывается на целый год, а ходатайство о наделении землей ветеранов не получает поддержки. Свободных земель в Италии почти нет. Помпей предлагает покупать земли для ветеранов в течение ближайших пяти лет за счет доходов от завоеванных им провинций. Но лидеры "демократов" из верхушки сословия всадников торопятся откупить у государства сбор контрибуций и налогов, которыми обложены азиатские провинции. Положение Помпея становится все более шатким. Сенат его явно игнорирует. В то же самое время становится затруднительным и положение Красса. Поспешив противостоять попытке обратить доходы из Азии на покупку земель для ветеранов, всадники согласились на слишком высокую цену откупа налогов из новообретенных провинций. Это делает сомнительной прибыльность заключенной сделки. Их лидер Красс должен поставить в сенате вопрос о пересмотре условий откупа. Но понимает, что шансы на успех у него ничтожны. В таком безрезультатном противостоянии Помпея и Красса сенату проходит еще полгода. И вот в июне 60 года из Испании возвращается Цезарь. Он разбогател, хотя никто его не может упрекнуть во взяточничестве или вымогательстве. То ли он завладел богатыми трофеями при покорении двух испанских племен, остававшихся свободными; то ли состоятельные испанцы, оценив его таланты, "спонсируют", как бы сказали нынче, его будущую карьеру. Так или иначе, но он расплатился с большей частью своих кредиторов и может направить свои усилия к заветной цели - стать консулом. Оценив ситуацию, Цезарь начинает крупную интригу с участием двух обиженных сенатом, но потенциально могущественных людей - Помпея и Красса. Им он предлагает поддержать его избрание в консулы на 59 год, благо, многие ветераны Помпея после триумфа еще остаются в городе, а необходимые для избирательной кампании деньги может предложить Красс. За это он обещает им, отодвинув сенат, добиться у Народного собрания удовлетворения их запросов. Все так и происходит. Цезарь избран консулом. Вносит соответствующие предложения в сенат. Получив отказ, выходит на форум к народу. Стоя рядом с Помпеем и Крассом, просит помочь против тех, кто препятствует принятию справедливых законов. Созванное им Народное собрание принимает решение о предоставлении ветеранам земли из Кампанского поля, незаконно захваченного сенаторами и их близкими, а для всадников снижает цену откупа на треть. Позднее Народное собрание, опять-таки при поддержке Красса и Помпея, назначает Цезаря (после окончания срока консульства) наместником Рима в Цизальпинскую Галлию и Иллирию сроком на пять лет. С правом набора трех легионов. Сенаторы, в надежде погубить Цезаря, добавляют к наместничеству еще и Нарбоннскую Галлию, где очень неспокойно. И еще один легион. Но это как раз то, что нужно Цезарю. Он наберет за свой счет еще легионы и распространит военные действия на всю Галлию. Сплотит в сражениях мощное войско и завоюет его преданность. Богатые трофеи обеспечат его средствами, необходимыми как для восстановления симпатий народа, так и для подкупа обнищавших аристократов и всадников. После этого он сможет начать атаку на сенат. В апреле 58 года Цезарь отбывает в Галлию. Перед отъездом он предусмотрительно женит Помпея на своей дочери Юлии, а сам женится на Кальпурнии - дочери консула 58 года Луция Кальпурния Пизона. Здесь нет места для того, чтобы описывать военные успехи Цезаря в Галлии. Там он заслуженно приобретает славу великого полководца. Однако война в Галлии затягивается - главным образом потому, что Цезарь все расширяет сферу своей агрессии. Зиму он, как правило, проводит в Цизальпинской Галлии, то есть на севере Италии. Внимательно следит с помощью своих агентов за тем, что происходит в Риме. Замечает, в частности, некоторое сближение Помпея с сенатом. В голодный год тому даны чрезвычайные полномочия по добыванию хлеба в провинциях и союзных государствах. Ввиду этого в апреле 56 года Цезарь организует встречу всех трех участников "первого триумвирата" в городе Лука - там же, в Цизальпинской Галлии. Его интрига продолжается, так сказать, в обращенном виде. Цезарь обещает прислать своих солдат в отпуск во время Народного собрания по выбору консулов на 55 год и обеспечить таким образом избрание Помпея и Красса. С тем еще, чтобы им было сразу назначено наместничество, тоже на пять лет, Помпею - в Испанию, а Крассу - в Сирию. Они же, став консулами, должны добиться продления его, Цезаря, наместничества в Галлии еще на пять лет с правом содержания за счет казны десяти легионов. Кроме того, Цезарю должна быть предоставлена возможность заочно участвовать в выборах консула на 48 год. Соглашение состоялось. Его условия выполняются. Помпей и Красс избраны консулами. Наместничество Цезаря продлено. Галльская война продолжается. Цезарь одерживает одну победу за другой. Это уже сильно не нравится Помпею. До недавних пор он считал Цезаря мальчишкой, а себя - лучшим, несравненным полководцем Рима. Теперь он, Помпей, не у дел, а его тесть присылает одну победную реляцию за другой. Самолюбие Помпея уязвлено. По окончании консульства Красс уезжает на Восток, начинает войну с парфянами и погибает. Помпей отсылает набранное им войско в Испанию, а сам задерживается в Риме. Во-первых, он не хочет расставаться с Юлией, которую горячо полюбил (взаимно), а во-вторых, не хочет упускать из виду Цезаря. На беду летом 54 года Юлия умирает родами вместе с ребенком. Ниточка, связывавшая Помпея с Цезарем, рвется. Сенат тоже встревожен ходом войны в Галлии. Цезарь давно расширил без согласия на то сената сферу военных действий против варваров. Сенаторам вполне ясен его замысел. Они со страхом думают о его возвращении в Италию во главе могучей, преданной ему армии. Против Цезаря плетется заговор. Срок его продленного наместничества оканчивается 1 марта 49 года. Сенат намерен заставить Цезаря распустить войско и вернуться в Рим сразу после окончания срока. Тогда его можно будет отдать под суд за превышение полномочий в Галлии, прежде чем его снова выберут в консулы и он будет неприкосновенен. Принято решение, что если Цезарь не распустит все войско 1 марта и не вернется в Рим, то будет признано, что он замышляет государственный переворот. Помпею предписано срочно набрать войско и выступить навстречу Цезарю, который, по слухам, уже перевалил с войском через Альпы и движется к Риму. Помпей отбывает к местам поселения своих ветеранов. Слух - ложный. Цезарь привел в Цизальпинскую Галлию только один 13-й легион и остается там, в Равенне. Между тем ему доносят, что Помпей уже набирает войско. Ждать больше нельзя! 10 января ночью Цезарь с легионом переходит речушку Рубикон, то есть вторгается на территорию Республики. Останавливается неподалеку, в городе Аримин. Он крайне огорчен перспективой военного столкновения с Помпеем. Цезарь - римлянин и не хочет, чтобы достижение поставленных им в интересах Рима целей оплачивалось гибелью его соотечественников. В течение четырех лет, что будет продолжаться гражданская война с Помпеем и его последователями, он будет неизменно стараться пролить как можно меньше римской крови и отпускать на свободу всех побежденных им противников. В ожидании появления войска Цезаря у стен Рима в городе воцаряется паника. 17 января из него к войску отбывает Помпей. За ним оба консула, магистраты и большинство сенаторов. Торопятся так, что даже не успевают увезти казну. Между тем Цезарь не трогается из Аримина. Он посылает лично Помпею письмо с предложением о встрече, чтобы уладить дело миром и обоим распустить войска. Помпей в ответ предлагает Цезарю вернуться в Галлию и распустить там войско. Тогда и он уедет в Испанию. Ни согласия на встречу, ни срока отъезда - явный обман! Сам Помпей с войском и всеми своими сторонниками спешит на юг, в порт Брундизий с тем, чтобы переправиться в Грецию. Сразиться своим только что набранным войском с закаленными в боях легионами Цезаря (они уже подходят из Галлии) слишком рискованно. В Греции он обучит свое войско, получит основательные подкрепления из Азии и тогда уже вернется в Италию. Цезарь за ним последовать в Грецию не сможет - у него нет флота. Пока что он тоже идет на юг к Брундизию. По дороге приходится преодолеть сопротивление города Корфиний. Цезарь легко берет его штурмом и отпускает весь гарнизон, включая командовавшего обороной. Но к Брундизию опаздывает. Помпей успевает отплыть. Последующие события я позволю себе просто перечислить. Оставив свое войско зимовать в Брундизии, Цезарь направляется в Рим. Ему приходится силой завладеть государственной казной - деньги нужны для постройки кораблей, на которых он сможет переправиться в Грецию. Затем он отправляется в Испанию, где находится войско, набранное Помпеем, - его нельзя оставлять в тылу. Туда же подходят легионы, остававшиеся в Галлии. Окружив помпеянцев в пустынной и безводной местности, они одерживают бескровную победу. До сих пор еще не погиб ни один римлянин! В декабре Цезарь возвращается в Брундизий. Неожиданно, в начале января следующего года, в самое штормовое время он сажает на наличные корабли семь легионов ветеранов и мимо зимовавшего "на приколе" флота Помпея прорывается в Грецию. В апреле туда же приплывает и Антоний с тремя легионами ветеранов, одним - новобранцев и 800 человек конницы. В Греции происходит два сражения. Первое Цезарь без больших потерь проигрывает, во втором, под Фарсалой, решительно побеждает. На этот раз с обеих сторон погибает около семи тысяч римлян. Войско Помпея капитулировало. Цезарь помиловал всех - солдат и офицеров. Во избежание расширения раскола в государстве приказал сжечь, не читая, всю захваченную в лагере корреспонденцию Помпея. Самому Помпею в сопровождении немногих друзей удается достичь берега моря и сесть на купеческий корабль. Забрав с Лесбоса жену и сына, он плывет в Египет, где царствует 13-летний Птоломей, отец которого был обязан своим троном Помпею. Однако коварные египтяне, опасаясь Цезаря, предательски убивают Помпея во время высадки на берег. Цезарь действительно вскоре прибывает в Египет на 35 кораблях с 3200 воинами, но не преследуя Помпея, а для того, чтобы получить с египтян долг в 17 миллионов денариев. Деньги нужны для расплаты с войском и, увы, для продолжения гражданской войны. Прощенные Цезарем офицеры и часть солдат армии Помпея перебрались в Африку, где они могут рассчитывать на поддержку африканского царя Юбы. Там же находятся сыновья Помпея, Гней и Секст, а также знаменитый оратор и яростный защитник Республики Марк Катон младший. Египтяне не желают возвращать долг. Своей армией они осаждают Александрийский дворец, где Цезарю приходится с трудом обороняться. Осада длится почти полгода, вплоть до прибытия к Цезарю подкрепления из Азии. После чего в дельте Нила египетская армия разбита, а малолетний царь утонул. Царицей стала его сестра Клеопатра, которой уже 21 год. Цезарь получил долг, и казалось бы, ему следовало поспешить в Африку, где помпеянцы в союзе с царем Юбой уже собрали большое войско. Но он остается в Египте еще на два с половиной месяца. Даже совершает с Клеопатрой плавание в верховья Нила. Любовь? Наверное. Позади 11 лет походной жизни. Встреча с умной, высокообразованной и обаятельной молодой женщиной не может оставить его равнодушным. После отъезда Цезаря Клеопатра родила от него сына, которого назвала Цезарионом. Но не только любовь! Я предполагаю, что Цезарь тянул время еще и для того, чтобы африканская армия помпеянцев пополнилась воинами Юбы и другими местными наемниками. Тогда он попытается в первую очередь разгромить их, в надежде, что римляне, входящие в состав этой армии, откажутся от сопротивления и он сможет опять их всех помиловать. В июле 47 года Цезарь покидает Египет, чтобы вернуться в Италию через Сирию. По дороге он с небольшим отрядом ветеранов громит Фарнаха, сына Митридата, который, воспользовавшись гражданской войной римлян, захватил все их владения в Малой Азии. Это та самая молниеносная война, о которой он сообщает в Рим знаменитой фразой: "Пришел, увидел, победил!" В сентябре он уже в Городе. После гибели Помпея испуганный сенат назначает Цезаря диктатором, дает ему право выставлять свою кандидатуру в консулы в течение пяти лет подряд, право объявлять войну и заключать мир без санкции сената и народа. Кроме того, ему присваивается пожизненно трибунская неприкосновенность. Надо сказать, что в соответствии со своей концепцией Цезарь третирует этот сенат "по достоинству". Цицерон с ужасом и возмущением пишет в письме другу, что когда сенаторы пришли к нему, чтобы объявить о новых назначениях, он даже не встал им навстречу, принимал стоявших перед ним сенаторов сидя. Это - неслыханное оскорбление сената! В конце 47 года Цезарь опять зимой с шестью легионами неожиданно из Сицилии переплывает в Африку. Позже к нему прибывают еще ветераны. 6 апреля 46 года близ города Тапса происходит решительное сражение, в котором Цезарь побеждает снова. К сожалению, дело не обходится без трагического кровопролития. Как Цезарь и рассчитывал, собравшиеся на холме римские воины сдаются, но озверевшие от долгих войн с помпеянцами ветераны Цезаря, несмотря на его просьбы остановиться, убивают всех до последнего. Катон, находившийся в африканском городе Утика, отпускает всех, кто этого просит, в бега по морю, а сам вспарывает себе живот кинжалом. Когда у него отняли кинжал и зашили огромную рану, он ночью, молча, разорвал швы руками и умер мучительной смертью. Чем стал навеки знаменитым, получив посмертно название Катон Утический. Цезарь и в Африке никого не казнил. Сенаторов и видных помпеянцев помиловал, а у трехсот купцов, поддержавших его противников деньгами, только конфисковал их имущество. В конце июля он возвращается в Рим и... вынужден готовиться еще к одному, последнему сражению. Сыновья Помпея из Африки перебрались в Испанию и там собрали, в основном из испанских наемников, 13 легионов, во главе которых стал сын Помпея, Гней. Подобострастный сенат назначает Цезаря вновь диктатором, но уже не на полгода, а на десять лет. И на три года - цензором для пересмотра состава сената... Решительное сражение в Испании происходит 15 марта 45 года. У Гнея Помпея солдат значительно больше, чем у Цезаря, и солдаты неплохие. Был момент равновесия, когда воины Цезаря дрогнули. Все резервы уже были введены в бой. У командующего оставалось единственное средство спасти дело своей жизни - поставить на кон саму эту жизнь. "Когда страх и отчаяние, - пишет Аппиан, - точно степной пожар, стали быстро распространяться по рядам его воинов, Цезарь сам, схватив щит одного из них и воскликнув вокруг стоявшим командирам: "Да станет это концом: для меня - жизни, а для вас - походов" - выбежал вперед из боевого строя навстречу врагам настолько далеко, что находился от них на расстоянии десяти футов. До двухсот копий было в него брошено, но от одних он уклонялся, другие отразил щитом. Тут уже каждый из его полководцев, подбегая, становился рядом с ним, и все войско бросилось в бой. С ожесточением, но с переменным успехом оно сражалось весь день. К вечеру победа была наконец достигнута. Как передают, Цезарь сказал, что ему приходилось вести много битв за победу, но в этот день он вел битву за жизнь". Гней Помпей был убит. Секст - спасся. Наказав одни испанские города и наградив другие, Цезарь в октябре 45 года вернулся в Рим. Он сложил с себя все пожалованные ему сенатом звания и созвал комиции для выбора консулов на 44 год. Были выбраны он сам и Марк Антоний. Войско Цезарь распустил, оставив себе только личную охрану из испанцев. Всех врагов простил. Объявил всеобщую амнистию эмигрантам. Наконец-то после четырнадцати лет войны Цезарь мог заняться переустройством государства, которое он замыслил двадцать три года назад в Испании. Если бы он знал, что у него на это есть всего четыре месяца! Ясно, что ничего кардинального за это время случиться не могло. Тем не менее из принятых им и частично осуществленных решений можно составить себе представление о том пути, по которому он начал двигаться. Перечислю кратко эти решения и их смысл. 1. Распространил права римского гражданства на жителей всех территорий, входящих в орбиту римской государственности. На ветеранов, поселившихся в колониях, образованных в провинциях и зависимых от Рима государствах. Кроме отставников, в них добровольно переселилось 80 тысяч люмпенов. Издал муниципальный закон, сильно расширяющий права городов, в частности самостоятельность выбора городского руководства и несменяемость главы муниципалитета. Это были первые шаги по созданию огромного многонационального государства с едиными законами и равноправием всех граждан. 2. Реорганизовал сенат с тем, чтобы превратить его в совещательный орган при единовластном правителе. В качестве цензора исключил из списка сенаторов несколько одиозных его членов, но зато увеличил этот список до 900 человек за счет людей компетентных и незнатных. В том числе своих войсковых командиров, провинциалов и даже вольноотпущенников. Тем самым он лишил сенат аристократического ореола. Столь дорогое сенаторам право назначать наместников в провинции он оставил, но выбирать они могли только из кандидатур, предложенных Цезарем. 3. Взыскание контрибуций и сбор налогов в провинциях Рима он поручил своим доверенным людям. Ввел строгие кары за мздоимство и вымогательство. 4. Проводя линию на постепенное свертывание уже бессмысленных Народных собраний, Цезарь большинство своих законов все-таки "оформлял" через их решения. Но половину избираемых магистратов, в том числе и кандидатуры обоих консулов, предлагал сам. 5. Он даже посягнул на неприкосновенность трибунов. Двух трибунов, арестовавших людей, которые приветствовали Цезаря как царя, он обвинил в провокации, отрешил от должности и изгнал из сената. Становиться царем Цезарь не хотел! По-видимому, он стремился к установлению авторитарно-демократического правления. Чтобы его и последующих правителей ежегодно переизбирали консулом (без коллегии). Потому и отказался от 10-летней диктатуры, пожалованной ему сенатом. 6. Цезарь создал свою "команду" из знающих, энергичных и преданных ему людей. Не занимая никаких постов, они ему советовали, исполняли его ответственные задания, даже иногда замещали его. 7. Будучи назначен сенатом пожизненно императором, он и в мирное время сохранял за собой верховное командование всеми войсками. Никакой гвардии в Городе он держать не собирался. Но командиров легионов (на постоянной основе) назначал сам. Они должны были находиться в провинциях, но могли быть в случае необходимости вызваны вместе со своими легионами в Рим. 8. Были приняты законы, обуздывавшие ростовщичество. А также законы против роскоши. Введена высокая пошлина на иноземные товары. Носилки, пурпур и жемчуга были разрешены только пожилым гражданам. Городские стражи имели право конфисковывать роскошные яства прямо со стола. Все эти действия Цезаря вели к определенной цели - созданию единого, многоязычного государства, включающего в свой состав все провинции Рима. Государства, подчиненного эффективной власти самодержавного правителя, в качестве императора и единственного консула, опирающегося на им самим созданный и только ему подчиненный управленческий аппарат, ведающий всеми делами как в Риме, так и в его бывших провинциях. Власть правителя должна быть, по мысли Цезаря, подотчетна римскому народу и подтверждаться им ежегодно посредством пролонгации полномочий консула. В противном случае народ должен иметь право принять решение о замене консула. Такова должна была быть важнейшая функция Народного собрания, реализующего таким образом демократическую основу предполагаемого единовластия (недаром в молодости Цезарь так восхищался примером Перикла!). Всех "чиновников" магистратуры правитель должен назначать сам из числа доверенных людей. В случае отставки правителя единственного консула избирает Народное собрание, а сенат присвоением ему титула императора возводит его в ранг нового главы государства. Прочие функции сената предполагалось свести к консультациям правителю и наблюдению за поддержанием римских традиций и нравственных норм жизни граждан. Издание новых законов должно быть прерогативой правителя... Однако Цезарь не оценил степень готовности римского общества к столь резким переменам. Его первые шаги, по-видимому, не встретили понимания и одобрения сограждан. Древние авторы не упоминают о любви к нему римского народа, хотя бы отдаленно напоминавшей чувства, которые ранее удалось завоевать Помпею (если, конечно, оставить в стороне любовь и преданность Цезарю его солдат). Успешность заговора сенаторов тоже свидетельствует о непопулярности Цезаря. Вряд ли заговор, возглавленный Брутом, оставался тайной для всех граждан Рима. Убийство Цезаря описывалось неоднократно (описано и в книге). Понятно, что когда весть о нем проникла в город, его население попряталось по домам - в Риме оставалось немало ветеранов Цезаря, опасались их слепой и кровавой мести. Светоний лаконично описывает это мгновение: "Все разбежались. Бездыханный он остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки, со свисающей рукою, не отнесли его домой". Не знаю, как ты, читатель, а я невольно содрогаюсь, воображая опустевшие улицы Вечного города, по которым испуганные рабы влекут окровавленное тело величайшего из его граждан, а рука, еще недавно державшая бразды правления полумиром, как плеть раскачивается в такт их торопливым шагам. *** Юлий Цезарь не оставил преемника. Все его должности были выборными или назначенными лично ему сенатом. Правда. в последний год жизни он усыновил 18-летнего сына своей племянницы Гая Октавия, после чего тот стал именоваться Гай Юлий Цезарь Октавиан или попросту - Октавиан. Его Цезарь в своем завещании назвал наследником, но это касалось только имущества и исполнения предсмертной воли: раздать всем горожанам по 75 денариев его собственных денег и передать в общее пользование принадлежавшие ему сады за Тибром. Внучатого племянника он собирался испытать в деле - взять с собой на войну с Парфией. В день смерти Цезаря Октавиан находился в Македонии, где формировалась армия. Он немедленно возвратился в Рим. Мальчик был честолюбив и в душе питал надежду стать преемником славы Цезаря. Возможно, что тот рассказывал ему о своих далеко идущих планах. Ветераны Цезаря горячо приветствовали приемного сына своего любимого полководца. Был и другой человек, с бльшим основанием надеявшийся стать преемником Цезаря - лучший из его полководцев, друг и соратник Марк Антоний. Ему уже почти сорок лет. После смерти Цезаря он единственный консул. Ему Кальпурния, вдова Цезаря, передала все бумаги и деньги мужа. Сразу по приезде в Рим Октавиан встречается с Антонием, спрашивает у него деньги отца для раздачи их, согласно завещанию, народу. Тот отвечает, что деньги забрали сенаторы и вообще разговаривает с мальчиком холодно и свысока. Между ними вспыхивает вражда. Октавиан на деньги своего родного отца набирает войско из ветеранов Цезаря. Сенат, по рекомендации Цицерона, возводит его в ранг сенатора и назначает командующим своей собственной армией (как ни слаб сенат, римляне, по традиции, заботятся о законности своих действий!). Сенаторы боятся мести Антония. 18-летний Октавиан, как им кажется, будет легко управляем. Антоний тоже набирает войско из ветеранов Цезаря. Дело доходит до столкновения двух армий, когда ветераны сражаются друг против друга. Потом ситуация для них разряжается. Сенат объявляет Антония мятежником, а Октавиану в то же время отказывают в звании консула, которого тот домогается, опираясь на свое войско. Это сближает Антония и Октавиана. Кроме того, оба они жаждут отомстить Кассию и Бруту. Те, еще согласно прижизненному распределению Цезаря, уехали наместниками: Б