лверсты подойти было
нельзя. И на все были акты, подписанные соотвeтствующими Ваньками, Петьками
и Степками.
"Ревизiонная комиссiя" вынесла соломоновское рeшенiе: согнать мужиковъ,
выкопавъ ямы, зарыть въ эти ямы оное гнилье.
Для полноты картины слeдуетъ добавить, что сгнившiя колбасы были
изготовлены изъ раскулаченныхъ у тeхъ же мужиковъ свиней. Въ теченiе мeсяца
послe этого благовоннаго происшествiя половина мeстнаго актива была вырeзана
мужиками "на корню". Остальные разбeжались.
АКТИВЪ И ИНТЕЛЛИГЕНЦIЯ
Такъ что -- куда ни кинь, все выходятъ чортовы черепки.
Особенно обидный варiантъ этихъ черепковъ получается въ отношенiи
актива и интеллигенцiи.
Нынeшнiй россiйскiй политическiй строй -- это абсолютизмъ, который
хочетъ быть просвeщеннымъ. Хозяйственный строй -- это крeпостничество,
которое хочетъ быть культурнымъ. Поэтому совeтскiй баринъ любитъ щеголять
культурой и бeлыми перчатками. Обращаясь къ аналогiи крeпостныхъ временъ,
слeдуетъ вспомнить, что тотъ самый Мирабо, который
...пьянаго Гаврилу
за измятое жабо
хлещетъ въ усъ и въ рыло... --
относился весьма сочувственно къ Вольтеру и украшалъ жизнь свою крeпостнымъ
балетомъ. Онъ, конечно, былъ покровителемъ и наукъ, и искусствъ. Онъ,
скажемъ, послe хорошей псовой охоты по мужичьимъ полямъ или послe
соотвeтствующихъ операцiй на конюшнe, былъ очень не прочь отдохнуть душой и
тeломъ за созерцанiемъ какихъ-нибудь этакихъ черныхъ тюльпановъ. По этой
самой причинe онъ милостиво пригласить въ свой барскiй кабинетъ ученаго,
хотя и тоже крeпостного, садовода и будетъ вести {97} съ нимъ проникновенные
разговоры о цвeтоводствe или о томъ, какъ бы этакъ распланировать барскiй
паркъ, чтобы сосeднее буржуазное помeстье издохло бы отъ зависти.
4 Подъ терминомъ "корешки" подразумевается вотъ этакая маленькая банда,
спаянная круговой порукой.
Какъ видите -- тема эта довольно тонкая. Бурмистръ же столь тонкихъ
разговоровъ вести не можетъ. Онъ выполняетъ функцiю грубую: бьетъ плебсъ по
мордe. Садовода пороть невыгодно, на обученiе его какiя-то деньги ухлопали.
А на мeсто бурмистра можно поставить приблизительно любого обормота съ
достаточно административными дланями и челюстями.
Вотъ приблизительная схема взаимоотношенiй треугольника -- партiя --
активъ -- интеллигенцiй -- такъ, какъ эта схема складывается въ послeднiе
годы. Ибо именно въ послeднiе годы стало ясно, что съ интеллигенцiей власть
одновременно и перепланировала, и недопланировала.
Истребленiе "буржуазной интеллигенцiи" было поставлено въ такихъ
масштабахъ, что, когда "планъ" при содeйствiи доблестныхъ активистскихъ
челюстей былъ выполненъ, то оказалось, что почти никого и не осталось. А
новая -- совeтская, пролетарская и т.д. -- интеллигенцiя оказалась,
во-первыхъ, еще болeе контръ-революцiонной, чeмъ была старая интеллигенцiя,
и, во-вторыхъ, менeе грамотной и технически, и орфографически, чeмъ была
старая даже полуинтеллигенцiя. Образовалась дыра или, по совeтской
терминологiи, прорывъ. Острая "нехватка кадровъ" врачебныхъ, техническихъ,
педагогическихъ и прочихъ. Интеллигентъ оказался "въ цeнe". А недорeзанный,
старый, въ еще большей. Это -- не "поворотъ политики" и не "эволюцiя
власти", а просто законъ спроса и предложенiя или, по Марксу, "голый
чистоганъ". При измeнившемся соотношенiи спроса -- активистскимъ челюстямъ
снова найдется работа.
Теперь представьте себe психологiю актива. Онъ считаетъ, что онъ --
соль земли и надежда мiровой революцiи. Онъ проливалъ кровь. Ему не единажды
и не дважды проламывали черепа и выпускали кишки. Онъ безусловно вeрный песъ
совeтскаго абдулъгамидизма. Ни въ какихъ уклонахъ, сознательныхъ, по крайней
мeрe, онъ не повиненъ и повиненъ быть не можетъ. Для "уклона" нужны все-таки
хоть какiе-нибудь мозги, хоть какая-нибудь да совeсть. Ни тeмъ, ни другимъ
активъ не переобремененъ. Можете вы представить себe уeзднаго держиморду,
замeшаннаго въ "безсмысленныхъ мечтанiяхъ" и болeющаго болями и скорбями
страны?
По всему этому активъ считаетъ, что кто -- кто, а ужъ онъ-то во всякомъ
случаe имeетъ право на начальственныя благодeянiя и на тотъ жизненный
пирогъ, который, увы, проплываетъ мимо его стальныхъ челюстей и разинутой
пасти и попадаетъ въ руки интеллигенцiи -- руки завeдомо ироническiя и
неблагонадежныя.
А пирогъ попадаетъ все-таки къ интеллигенцiи. Цeпныхъ псовъ никогда
особенно не кормятъ: говорятъ, что они отъ этого теряютъ злость. Не кормятъ
особенно и активъ -- прежде всего потому, что кормить до сыта вообще нечeмъ,
а то, что есть, перепадаетъ преимущественно "людямъ въ цeнe", т.е. партiйной
верхушкe и интеллигенцiи. {98}
Все это -- очень обидно и очень какъ-то двусмысленно. Скажемъ: активъ
обязанъ соглядатайствовать и въ первую голову соглядатайствовать за
интеллигенцiей и въ особенности за совeтской и пролетарской, ибо ея больше и
она болeе активна... Какъ бы осторожно человeка ни учили, онъ отъ этого
прiобрeтаетъ скверную привычку думать. А ничего въ мiрe совeтская власть у
трудящихся массъ такъ не боится, какъ оружiя въ рукe и мыслей въ головe.
Оружiе можно отобрать. Но какимъ, хотя бы самымъ пронзительнымъ обыскомъ,
можно обнаружить, напримeръ, складъ опасныхъ мыслей?
Слeжка за мыслями -- вещь тонкая и активу явно не подъ силу. Но слeдить
онъ обязанъ. Откопаютъ, помимо какого-нибудь приставленнаго къ этому дeлу
Петьки, какой-нибудь троцкистско-бухаринскiй право-лeвый уклоно-загибъ -- и
сейчасъ же Петьку за жабры: а ты чего не вцeпился? И поeдетъ Петька или на
Аму-Дарью, или въ ББК.
А, съ другой стороны, какъ его сигнализируешь? Интеллигентъ -- онъ "все
превзошелъ, депеши выдумывать можетъ", а ужъ Петьку ему этакимъ
уклоно-загибомъ обойти -- дeло совсeмъ плевое. Возьметъ въ руки книжку и
ткнетъ туда Петьку носомъ.
-- Видишь? Кeмъ написано? -- Бухаринымъ-Каменевымъ-Радекомъ написано.
Смотри: партиздатъ есть? -- Есть. Виза Главлита есть? -- Есть. "Подъ
редакцiей коммунистической академiи" написано? -- Написано. Ну, и пошелъ ты
ко всeмъ чертямъ.
Активисту ничего не останется, какъ пойти ко всeмъ чертямъ. Но и въ
этомъ мeстопребыванiи активисту будетъ неуютно. Ибо откуда его бeдная
чугунная голова можетъ знать, была ли инкриминируемая Бухаринско- и прочее
фраза или цитата написана до разоблаченiя? Или послe покаянiя? Или успeла
проскочить передъ обалдeлымъ взоромъ коммунистической академiи въ
промежутокъ между разоблаченiемъ и покаянiемъ? И не придется ли означенному
Бухарину за означенную фразу снова разоблачаться, пороться и каяться, и не
влетитъ ли при этомъ и оному активисту -- заднимъ числомъ и по тому же
мeсту?
Не досмотришь -- и:
Притупленiе классовой бдительности.
Хожденiе на поводу у классоваго врага.
Гнилой оппортунизмъ.
Смычка съ враждебными партiи элементами.
Перестараешься -- и опять палка:
"Головокруженiе", "перегибъ", "спецеeдство", "развалъ работы" и даже
"травля интеллигенцiи"... И какъ тутъ отличить "линiю" отъ "загиба",
"недооцeнку" отъ "переоцeнки", "пролетарскую общественность" отъ "голаго
администрированiя" и халтуру отъ просто кабака?
На всей этой терминологiи кружатся и гибнутъ головы, наполненныя и не
однимъ только "энтузiазмомъ". {99}
СТАВКА НА СВОЛОЧЬ
Совeтскую власть, въ зависимости отъ темперамента или отъ политическихъ
убeжденiй, оцeниваютъ, какъ извeстно, съ самыхъ различныхъ точекъ зрeнiя.
Но, повидимому, за скобки всeхъ этихъ точекъ зрeнiя можно вынести одинъ
общiй множитель, какъ будто безспорный: совeтская система, какъ система
власти во что бы то ни стало, показала мiру недосягаемый образецъ "техники
власти"...
Какъ бы мы ни оцeнивали совeтскую систему, безспорнымъ кажется еще
одно: ни одна власть въ исторiи человeчества не ставила себe такихъ
грандiозныхъ цeлей и ни одна въ исторiи власть по дорогe къ своимъ цeлямъ не
нагромоздила такого количества труповъ. И при этомъ -- осталась
непоколебленной.
Этотъ треугольникъ: цeлей, труповъ и непоколебленности -- создаетъ
цeлый рядъ оптическихъ иллюзiй... За голой техникой властвованiя людямъ
мерещатся: и "энтузiазмъ", и "мистика", и "героизмъ", и славянская душа -- и
много вещей въ стилe Откровенiя св. Iоанна. Или, во всякомъ случаe, столь же
понятныхъ...
...Въ 1918 году въ германскомъ Кiевe мнe какъ-то пришлось этакъ "по
душамъ" разговаривать съ Мануильскимъ -- нынeшнимъ генеральнымъ секретаремъ
Коминтерна, а тогда представителемъ красной Москвы въ весьма неопредeленнаго
цвeта Кiевe. Я доказывалъ Мануильскому, что большевизмъ обреченъ -- ибо
сочувствiе массъ не на его сторонe.
Я помню, какъ сейчасъ, съ какимъ искреннимъ пренебреженiемъ посмотрeлъ
на меня Мануильскiй... Точно хотeлъ сказать: -- вотъ поди-жъ ты, даже
мiровая война -- и та не всeхъ еще дураковъ вывела...
-- Послушайте, дорогой мой, -- усмeхнулся онъ весьма презрительно, --
да на какого же намъ чорта сочувствiе массъ? Намъ нуженъ аппаратъ власти. И
онъ у насъ будетъ. А сочувствiе массъ? Въ конечномъ счетe -- наплевать намъ
на сочувствiе массъ...
Очень много лeтъ спустя, пройдя всю суровую, снимающую всякiя иллюзiи,
школу совeтской власти, я, такъ сказать, своей шкурой прощупалъ этотъ, уже
реализованный, аппаратъ власти въ городахъ и въ деревняхъ, на заводахъ и въ
аулахъ, въ ВЦСПС и въ лагерe, и въ тюрьмахъ. Только послe всего этого мнe
сталъ ясенъ отвeтъ на мой давнишнiй вопросъ: изъ кого же можно сколотить
аппаратъ власти при условiи отсутствiя сочувствiя массъ?
Отвeтъ заключался въ томъ, что аппаратъ можно сколотить изъ сволочи, и,
сколоченный изъ сволочи, онъ оказался непреоборимымъ; ибо для сволочи нeтъ
ни сомнeнiя, ни мысли, ни сожалeнiя, ни состраданiя. Твердой души прохвосты.
Конечно, эти твердой души активисты -- отнюдь не специфически русское
явленiе. Въ Африкe они занимаются стрeльбой по живымъ чернокожимъ цeлямъ, въ
Америкe линчуютъ негровъ, покупаютъ акцiи компанiи Ноева Ковчега. Это
мiровой типъ. Это типъ человeка съ мозгами барана, челюстями волка и
моральнымъ чувствомъ протоплазмы. Это типъ человeка, ищущаго рeшенiя
плюгавыхъ своихъ проблемъ въ распоротомъ животe ближняго {100} своего. Но
такъ какъ никакихъ рeшенiй въ этихъ животахъ не обнаруживается, то проблемы
остаются нерeшенными, а животы вспарываются дальше. Это типъ человeка,
участвующаго шестнадцатымъ въ очереди въ коллективномъ изнасилованiи.
Реалистичность большевизма выразилась, въ частности, въ томъ, что
ставка на сволочь была поставлена прямо и безтрепетно.
Я никакъ не хочу утверждать, что Мануильскiй былъ сволочью, какъ не
сволочью былъ и Торквемада. Но когда христiанство тянуло людей въ небесный
рай кострами и пытками, а большевизмъ -- въ земной чекой и пулеметами, то въ
практической дeятельности -- ничего не подeлаешь -- приходилось базироваться
на сволочи. Технику организацiи и использованiя этой послeдней большевизмъ
отъ средневeковой и капиталистической кустарщины поднялъ до уровня эпохи
самолетовъ и радiо. Онъ этотъ "активъ" собралъ со всей земли, отдeлилъ отъ
всего остального населенiя химической пробой на доносъ и кровь, отгородилъ
стeной изъ ненависти, вооружилъ пулеметами и танками, и... сочувствiе массъ?
-- Наплевать намъ на сочувствiе массъ...
ЛАГЕРНЫЕ ПРОМЫСЛЫ АКТИВА
Когда я нeсколько осмотрeлся кругомъ и ознакомился съ людскимъ
содержанiемъ УРЧ, мнe стало какъ-то очень не по себe... Правда, на волe
активу никогда не удавалось вцeпиться мнe въ икры всерьезъ... Но какъ будетъ
здeсь, въ лагерe?..
Здeсь, въ лагерe, -- самый неудачный, самый озлобленный, обиженный и
Богомъ, и Сталинымъ активъ -- всe тe, кто глядeлъ и недоглядeлъ, служилъ и
переслужился, воровалъ и проворовался... У кого -- вмeсто почти
облюбованнаго партбилета -- года каторги, вмeсто автомобиля -- березовое
полeно и вмeсто власти -- нищенскiй лагерный блатъ изъ-за лишней ложки
ячменной каши. А пирогъ? Пирогъ такъ мимо и ушелъ...
-- За что, же боролись, братишечки?...
...Я сижу на полeнe, кругомъ на полу валяются кипы "личныхъ дeлъ", и я
пытаюсь какъ-нибудь разобраться или, по Насeдкинской терминологiи,
опредeлить "что -- куда". Высокiй жилистый человeкъ, съ костистымъ
изжеваннымъ лицомъ, въ буденовкe, но безъ звeзды и въ военной шинели, но
безъ петлицъ -- значитъ, заключенный, но изъ привиллегированныхъ --
проходитъ мимо меня и осматриваетъ меня, мое полeно и мои дeла. Осматриваетъ
внимательно и какъ-то презрительно-озлобленно. Проходитъ въ слeдующую
закуту, и оттуда я слышу его голосъ:
-- Что эти сукины дeти съ Погры опять намъ какого-то профессора
пригнали?
-- Не, юресъ-кон-сулъ какой-то, -- отвeчаетъ подобострастный голосъ.
-- Ну, все равно. Мы ему здeсь покажемъ университетъ. Мы ему очки въ
задъ вгонимъ. Твердунъ, вызови мнe Фрейденберга.
-- Слушаю, товарищъ Стародубцевъ.
Фрейденбергъ -- это одинъ изъ украинскихъ профессоровъ, {101}
профессоръ математики. Въ этомъ качествe онъ почему-то попалъ на должность
"статистика" -- должность, ничего общаго со статистикой не имeющая.
Статистикъ -- это низовой погонщикъ УРЧ долженствующiй "въ масштабe
колонны", т.е. двухъ-трехъ бараковъ, учитывать использованiе рабочей силы и
гнать на работу всeхъ, кто еще не померъ. Неподходящая для профессора
Фрейденберга должность...
-- Товарищъ Стародубцевъ, Фрейденбергъ у телефона.
-- Фрейденбергъ? Говоритъ Стародубцевъ... Сколько разъ я вамъ, сукиному
сыну, говорилъ, чтобы вы мнe сюда этихъ очкастыхъ идiотовъ не присылали...
Что? Чей приказъ? Плевать мнe на приказъ! Я вамъ приказываю. Какъ начальникъ
строевого отдeла... А то я васъ со всeмъ очкастымъ г... на девятнадцатый
кварталъ вышибу. Тутъ вамъ не университетъ. Тутъ вы у меня не
поразговариваете. Что? Молчать, чортъ васъ раздери... Я вотъ васъ самихъ въ
ШИЗО посажу. Опять у васъ вчера семь человeкъ на работу не вышло. Плевать я
хочу на ихнiя болeзни... Вамъ приказано всeхъ гнать... Что? Вы раньше матомъ
крыть научитесь, а потомъ будете разговаривать. Что, ВОХРа у васъ нeтъ?..
Если у васъ завтра хоть одинъ человeкъ не выйдетъ...
Я слушаю эту тираду, пересыпанную весьма лапидарными, но отнюдь
непечатными выраженiями, и "личныя дeла" въ голову мнe не лeзутъ... Кто
такой этотъ Стародубцевъ, какiя у него права и функцiи? Что означаетъ этотъ
столь много обeщающiй прiемъ? И въ какой степени моя теорiя совeтскихъ
взаимоотношенiй на волe -- можетъ быть приложена здeсь? Здeсь у меня
знакомыхъ -- ни души. Профессора? Съ однимъ -- вотъ какъ разговариваютъ.
Двое служатъ въ УРЧ... уборщиками -- совершенно ясно, изъ чистаго
издeвательства надъ "очкастыми". Одинъ, профессоръ "рефлексологiи",
штемпелюетъ личныя карточки: 10-15 часовъ однообразнаго движенiя рукой.
..."Профессоръ рефлексологiи"... Психологiя въ Совeтской Россiи
аннулирована: разъ нeтъ души, то какая же психологiя? А профессоръ былъ
такой: какъ-то, нeсколько позже, не помню, по какому именно поводу, я
сказалъ что-то о фрейдизмe.
-- Фрейдизмъ, -- переспросилъ меня профессоръ -- это что? Новый уклонъ?
Профессоръ былъ совeтскаго скорострeльнаго призыва. А ужъ новую
совeтскую интеллигенцiю "активъ" ненавидитъ всeми фибрами своихъ твердыхъ
душъ. Старая -- еще туда-сюда. Училась при царскомъ строe -- кто теперь
разберетъ. А вотъ новая, та, которая обошла и обставила активистовъ на
самыхъ глазахъ, подъ самымъ носомъ... Тутъ есть отъ чего скрипeть зубами...
Нeтъ, въ качествe поддержки профессора никуда не годятся.
Пытаюсь разсмотрeть свою ситуацiю теоретически. Къ чему "теоретически"
сводится эта ситуацiя? Надо полагать, что я попалъ сюда потому, что былъ
нуженъ болeе высокому начальству -- вeроятно, начальству изъ чекистовъ. Если
это такъ -- на Стародубцева, если не сейчасъ, такъ позже можно будетъ
плюнуть, Стародубцева можно будетъ обойти такъ, что ему останется только
{102} зубами лязгать. А если не такъ? Чeмъ я рискую? Въ концe концовъ,
едва-ли большимъ, чeмъ просто лeсныя работы. Во всякомъ случаe, при любомъ
положенiи, попытки актива вцeпиться въ икры -- нужно пресeкать въ самомъ
корнe. Такъ говоритъ моя совeтская теорiя. Ибо, если не осадить сразу, --
заeдятъ. Эта публика значительно хуже урокъ. Хотя бы потому, что урки --
гораздо толковeе. Они, если и будутъ пырять ножомъ, то во имя какихъ-то
конкретныхъ интересовъ. Активъ можетъ вцeпиться въ горло просто изъ одной
собачьей злости -- безъ всякой выгоды для себя и безо всякаго, въ сущности,
расчета... Изъ одной, такъ сказать, классовой ненависти...
Въ тотъ же вечеръ прохожу я мимо стола Стародубцева.
-- Эй, вы, какъ ваша фамилiя? Тоже -- профессоръ?
Я останавливаюсь.
-- Моя фамилiя -- Солоневичъ. Я -- не профессоръ.
-- То-то... Тутъ идiотамъ плохо приходится.
У меня становится нехорошо на душe. Значитъ -- началось. Значитъ, нужно
"осаживать" сейчасъ же... А я здeсь, въ УРЧ, -- какъ въ лeсу... Но ничего не
подeлаешь. Стародубцевъ смотритъ на меня въ упоръ наглыми, выпученными,
синими съ прожилками глазами.
-- Ну, не всe же идiоты... Вотъ вы, насколько я понимаю, не такъ ужъ
плохо устроились.
Кто-то сзади хихикнулъ и заткнулся. Стародубцевъ вскочилъ съ
перекошеннымъ лицомъ. Я постарался всeмъ своимъ лицомъ и фигурой выразить
полную и немедленную, психическую и физическую, готовность дать въ морду...
И для меня это, вeроятно, грозило бы нeсколькими недeлями изолятора. Для
Стародубцева -- нeсколькими недeлями больницы. Но послeдняго обстоятельства
Стародубцевъ могъ еще и не учитывать. Поэтому я, предупреждая готовый
вырваться изъ устъ Стародубцева матъ, говорю ему этакимъ академическимъ
тономъ:
-- Я, видите ли, не знаю вашего служебнаго положенiя. Но долженъ васъ
предупредить, что, если вы хоть на одну секунду попробуете разговаривать со
мною такимъ тономъ, какъ разговаривали съ профессоромъ Фрейденбергомъ, то
получится очень нехорошо...
Стародубцевъ стоитъ молча. Только лицо его передергивается. Я
поворачиваюсь и иду дальше. Вслeдъ мнe несется:
-- Ну, подожди же...
И уже пониженнымъ голосомъ присовокупляется матъ. Но этого мата я
"оффицiально" могу и не слышать -- я уже въ другой комнатe...
Въ тотъ же вечеръ, сидя на своемъ полeнe, я слышу въ сосeдней комнатe
такой дiалогъ.
Чей-то голосъ:
-- Тов. Стародубцевъ, что такое их-тi-о-логъ?
-- Ихтiологъ? Это рыба такая. Допотопная. Сейчасъ ихъ нeту.
-- Какъ нeту? А вотъ Медгора требуетъ сообщить, сколько у насъ на учетe
ихтiологовъ. {103}
-- Вотъ тоже, сразу видно -- идiоты съ университетскимъ
образованiемъ... -- Голосъ Стародубцева повышается въ расчетe на то, чтобы я
смогъ слышать его афоризмъ. -- Вотъ тоже удивительно: какъ съ высокимъ
образованiемъ -- такъ непремeнно идiотъ. Ну, и напиши имъ: никакихъ
допотопныхъ рыбъ въ распоряженiи УРЧ не имeется. Утри имъ .... носъ.
Парень замолкъ, видимо, приступивъ къ "утиранiю носа". И вотъ, къ моему
ужасу, слышу я голосъ Юры:
-- Это не рыба, товарищъ Стародубцевъ, а ученый... который рыбъ
изучаетъ.
-- А вамъ какое дeло? Не разговаривать, когда васъ не спрашиваютъ,
чортъ васъ возьми!.. Я васъ тутъ научу разговаривать... Всякiй сукинъ сынъ
будетъ лeзть не въ свое дeло...
Мнe становится опять нехорошо. Вступиться съ кулаками на защиту Юры --
будетъ какъ-то глупо, въ особенности, пока дeло до кулаковъ еще не
доходитъ... Смолчать? Дать этому активу прорвать нашъ фронтъ, такъ сказать,
на Юриномъ участкe?.. И на какого чорта нужно было Юрe лeзть съ его
поправкой... Слышу срывающiйся голосъ Юры:
-- Слушаюсь... Но только я доложу объ этомъ начальнику УРЧ. Если бы
ваши допотопныя рыбы пошли въ Медгору, -- была бы непрiятность и ему.
У меня отходитъ отъ сердца. Молодцомъ Юрчикъ, выкрутился... Но какъ
долго и съ какимъ успeхомъ придется еще выкручиваться дальше?
___
Насъ помeстили на жительство въ палаткe. Было электрическое освeщенiе и
съ потолка вода не лилась. Но температура на нарахъ была градусовъ 8-10 ниже
нуля.
Ночью пробираемся "домой". Юра подавленъ...
-- Нужно куда-нибудь смываться, Ватикъ... Заeдятъ. Сегодня я видалъ:
Стародубцевъ выронилъ папиросу, позвалъ изъ другой комнаты профессора М. и
заставилъ ее поднять... Къ чортовой матери: лучше къ уркамъ или въ лeсъ...
Я тоже думалъ, что лучше къ уркамъ или въ лeсъ. Но я еще не зналъ
всего, что намъ готовилъ УРЧ, и мeсяцы, которые намъ предстояло провести въ
немъ. Я также недооцeнивалъ волчью хватку Стародубцева: онъ чуть было не
отправилъ меня подъ разстрeлъ. И никто еще не зналъ, что впереди будутъ
кошмарныя недeли отправки подпорожскихъ эшелоновъ на БАМ, что эти недeли
будутъ безмeрно тяжелeе Шпалерки, одиночки и ожиданiя разстрeла...
И что все-таки, если бы не попали въ УРЧ, то едва-ли бы мы выбрались
изъ всего этого живьемъ.
РАЗГОВОРЪ СЪ НАЧАЛЬСТВОМЪ
На другой день ко мнe подходитъ одинъ изъ профессоровъ-уборщиковъ.
-- Васъ вызываетъ начальникъ УРЧ, тов. Богоявленскiй... {104}
Нервы, конечно, уже начинаютъ тупeть. Но все-таки на душe опять
тревожно и нехорошо. Въ чемъ дeло? Не вчерашнiй ли разговоръ со
Стародубцевымъ?
-- Скажите мнe, кто, собственно, этотъ Богоявленскiй? Изъ заключенныхъ?
-- Нeтъ, старый чекистъ.
Становится легче. Опять -- одинъ изъ парадоксовъ совeтской путаницы...
Чекистъ -- это хозяинъ. Активъ -- это свора. Свора норовитъ вцeпиться въ
любыя икры, даже и тe, которыя хозяинъ предпочелъ бы видeть неизгрызанными.
Хозяинъ можетъ быть любою сволочью, но накинувшуюся на васъ свору онъ въ
большинствe случаевъ отгонитъ плетью. Съ мужикомъ и рабочимъ активъ
расправляется болeе или менeе безпрепятственно. Интеллигенцiю сажаетъ само
ГПУ... Въ столицахъ, гдe активъ торчитъ совсeмъ на задворкахъ, это мало
замeтно, но въ провинцiи ГПУ защищаетъ интеллигенцiю отъ актива... Или, во
всякомъ случаe, отъ самостоятельныхъ поползновенiй актива.
Такая же закута, какъ и остальные "отдeлы" УРЧ. Задрипанный письменный
столъ. За столомъ -- человeкъ въ чекистской формe. На столe передъ нимъ
лежитъ мое "личное дeло".
Богоявленскiй окидываетъ меня суровымъ чекистскимъ взоромъ и начинаетъ
начальственное внушенiе, совершенно безпредметное и безсмысленное: здeсь,
дескать, лагерь, а не курортъ, здeсь, дескать, не миндальничаютъ, а съ
контръ-революцiонерами въ особенности, за малeйшее упущенiе или нарушенiе
трудовой лагерной дисциплины -- немедленно подъ арестъ, въ ШИЗО, на
девятнадцатый кварталъ, на Лeсную рeчку... Нужно "взять большевицкiе темпы
работы", нужна ударная работа. Ну, и такъ далeе.
Это свирeпое внушенiе дeйствуетъ, какъ бальзамъ на мои раны: эффектъ,
какового Богоявленскiй никакъ не ожидалъ. Изъ этого внушенiя я умозаключаю
слeдующее: что Богоявленскiй о моихъ статьяхъ знаетъ, что оныя статьи въ его
глазахъ никакимъ препятствiемъ не служатъ, что о разговорe со Стародубцевымъ
онъ или ничего не знаетъ, или, зная, никакого значенiя ему не придаетъ и
что, наконецъ, о моихъ будущихъ функцiяхъ онъ имeлъ то самое представленiе,
которое столь блестяще было сформулировано Насeдкинымъ: "что -- куда"...
-- Гражданинъ начальникъ, позвольте вамъ доложить, что ваше
предупрежденiе совершенно безцeльно.
-- То-есть -- какъ такъ безцeльно, -- свирeпeетъ Богоявленскiй.
-- Очень просто: разъ я попалъ въ лагерь -- въ моихъ собственныхъ
интересахъ работать, какъ вы говорите, ударно и стать цeннымъ работникомъ,
въ частности, для васъ. Дeло тутъ не во мнe.
-- А въ комъ же, по вашему, дeло?
-- Гражданинъ начальникъ, вeдь черезъ недeлю-двe въ одной только Погрe
будетъ 25-30 тысячъ заключенныхъ. А по всему отдeленiю ихъ будетъ тысячъ
сорокъ-пятьдесятъ. Вeдь вы понимаете: какъ при такомъ аппаратe... Вeдь и мнe
въ конечномъ счетe придется отвeчать, всему УРЧ и мнe -- тоже. {105}
-- Да, ужъ насчетъ -- отвeчать, это будьте спокойны. Не поцеремонимся.
-- Ну, конечно. На волe тоже не церемонятся. Но вопросъ въ томъ, какъ
при данномъ аппаратe организовать разсортировку этихъ сорока тысячъ?
Запутаемся вeдь къ чертовой матери.
-- Н-да. Аппаратъ у насъ -- не очень. А на волe вы гдe работали?
Я изобрeтаю соотвeтствующiй моменту стажъ.
-- Такъ. Что-жъ вы стоите? Садитесь.
-- Если вы разрeшите, гражданинъ начальникъ. Мнe кажется, что вопросъ
идетъ о квалификацiи существующаго аппарата. Особенно -- въ низовкe, въ
баракахъ и колоннахъ. Нужно бы небольшiе курсы организовать. На основe
ударничества.
И я запинаюсь... Усталость... Мозги не работаютъ... Вотъ дернула
нелегкая ляпнуть объ ударничествe. Не хватало еще ляпнуть что-нибудь о
соцiалистическомъ соревнованiи: совсeмъ подмочилъ бы свою нарождающуюся
дeловую репутацiю.
-- Да, курсы -- это бы не плохо. Да кто будетъ читать?
-- Я могу взяться. Медгора должна помочь. Отдeленiе, какъ никакъ --
ударное.
-- Да это надо обдумать. Берите папиросу.
-- Спасибо. Я старовeръ.
Моя образцово-показательная коробка опять появляется на свeтъ Божiй.
Богоявленскiй смотритъ на нее не безъ удивленiя. Я протягиваю:
-- Пожалуйста.
Богоявленскiй беретъ папиросу.
-- Откуда это люди въ лагерe такiя папиросы достаютъ?
-- Изъ Москвы прiятели прислали. Сами не курятъ, а записаны въ
распредeлителe номеръ первый.
Распредeлитель номеръ первый -- это правительственный распредeлитель
такъ, для наркомовъ и иже съ ними. Богоявленскiй это, конечно, знаетъ...
Минутъ черезъ двадцать мы разстаемся съ Богоявленскимъ, нeсколько не въ
томъ тонe, въ какомъ встрeтились.
ТЕХНИКА ГИБЕЛИ МАССЪ
Мои обязанности "юрисконсульта" и "экономиста-плановика" имeли то
замeчательное свойство, что никто рeшительно не зналъ, въ чемъ именно онe
заключаются. Въ томъ числe и я. Я знакомился съ новой для меня отраслью
совeтскаго бытiя и по мeрe своихъ силъ пытался завести въ УРЧ хоть
какой-нибудь порядокъ. Богоявленскiй, надо отдать ему справедливость,
оказывалъ мнe въ этихъ попыткахъ весьма существенную поддержку. "Активъ"
изводилъ насъ съ Юрой десятками мелкихъ безсмысленныхъ подвоховъ, но ничего
путнаго сдeлать не могъ и, какъ оказалось впослeдствiи, концентрировалъ силы
для генеральной атаки. Чего этому активу было нужно, я такъ и не узналъ до
конца. Возможно, что одно время онъ боялся, какъ бы я не сталъ на скользкiе
пути {106} разоблаченiя его многообразнаго воровства, вымогательства и
грабежа, но для такой попытки я былъ все-таки слишкомъ стрeляннымъ
воробьемъ. Благопрiобрeтенные за счетъ мужицкихъ жизней бутылки совeтской
сивухи распивались, хотя и келейно, но вкупe съ "головкой" административнаго
отдeла, третьей части и прочихъ лагерныхъ заведенiй... Словомъ -- та же
схема: Ванька -- въ колхозe, Степка -- въ милицiи, Петька -- въ Госспиртe.
Попробуйте пробить эту цeпь круговой, прiятельской, пролетарской поруки.Это
и на волe жизнеопасно, а въ лагерe -- ужъ проще сразу повeситься. Я не
собирался ни вeшаться, ни лeзть съ буржуазнымъ уставомъ въ пролетарскiй
монастырь. Но активъ продолжалъ насъ травить безсмысленно и, въ сущности,
безцeльно. Потомъ въ эту, сначала безсмысленную, травлю вклинились мотивы
дeловые и весьма вeсомые. Разыгралась одна изъ безчисленныхъ въ Россiи сценъ
"классовой борьбы" между интеллигенцiей и активомъ -- борьбы за человeческiе
жизни...
"БЕЗПОЩАДНОСТЬ" ВЪ КАЧЕСТВE СИСТЕМЫ
Техника истребленiя массъ имeетъ два лица. Съ одной стороны
простирается "кровавая рука ГПУ", то-есть система обдуманная,
безпощадно-жестокая, но все же не безсмысленная. Съ другой стороны
дeйствуетъ активъ, который эту безпощадность доводитъ до полной безсмыслицы,
уже никому, въ томъ числe и ГПУ, рeшительно ни для чего не нужной. Такъ
дeлается и на волe, и въ лагерe.
Лагерный порядокъ поставленъ такъ: заключенный Иванъ долженъ срубить и
напилить 7,5 кубометровъ лeса въ день или выполнить соотвeтствующее
количество другой работы. Все эти работы строго нормированы, и нормы
отпечатаны въ обоихъ справочникахъ. Этотъ Иванъ получаетъ свое дневное
пропитанiе исключительно въ зависимости отъ количества выполненной работы.
Если онъ выполняетъ норму цeликомъ -- онъ получаетъ 800 граммъ хлeба. Если
не выполняетъ -- получаетъ 500, 400 и даже 200 граммъ. На энномъ лагпунктe
имeется тысяча такихъ Ивановъ, слeдовательно, энный лагпунктъ долженъ
выполнить 7500 кубометровъ. Если эта норма выполнена не будетъ, то не только
отдeльные Иваны, но и весь лагпунктъ въ цeломъ получитъ урeзанную порцiю
хлeба. При этомъ нужно имeть въ виду, что хлeбъ является почти единственнымъ
продуктомъ питанiя и что при суровомъ приполярномъ климатe 800 граммъ
обозначаетъ болeе или менeе стабильное недоeданiе, 400 -- вымиранiе, 200 --
голодную смерть. Количество использованныхъ рабочихъ рукъ подсчитываетъ УРЧ,
количество и качество выполненной работы -- производственный отрядъ, на
основанiи данныхъ котораго отдeлъ снабженiя выписываетъ то или иное
количество хлeба.
Нормы эти практически не выполняются никогда. И отъ того, что "рабочая
сила" находится въ состоянiи постояннаго истощенiя, и оттого, что совeтскiй
инструментъ, какъ правило, никуда не годится, и оттого, что на каждомъ
лагерномъ пунктe имeется {107} извeстное количество "отказчиковъ" --
преимущественно урокъ, и по многимъ другимъ причинамъ. Техники, вродe
Лепешкина, экономисты, вродe меня, инженеры и прочiе интеллигенты
непрестанно изощряются во всякихъ комбинацiяхъ, жульничествахъ и подлогахъ,
чтобы половину выполненной нормы изобразить въ качествe 70 процентовъ и
чтобы отстоять лагпункты отъ голоданiя. Въ нeкоторой степени это удается
почти всегда. При этой "поправкe" и при, такъ сказать, нормальномъ ходe
событiй лагпункты голодаютъ, но не вымираютъ. Однако, "нормальный порядокъ"
-- вещь весьма неустойчивая.
Карьеръ ? 3 на лагпунктe Погра занятъ земляными работами. Эти работы
опять-таки нормированы. Пока карьеръ копается въ нормальномъ грунтe, дeло
кое-какъ идетъ. Затeмъ землекопы наталкиваются на такъ называемый "плывунъ"
-- водоносный слой песка. Полужидкая песчаная кашица расплывается съ лопатъ
и съ тачекъ. Нормы выполнить невозможно физически. Кривая выработки
катастрофически идетъ внизъ Такъ же катастрофически падаетъ кривая
снабженiя. Бригады карьера -- тысячи двe землекоповъ -- начинаютъ пухнуть
отъ голода. Кривая выработки падаетъ еще ниже, кривая снабженiя идетъ вслeдъ
за ней. Бригады начинаютъ вымирать.
Съ точки зрeнiя обычной человeческой логики -- нормы эти нужно
пересмотрeть. Но такой пересмотръ можетъ быть сдeланъ только управленiемъ
лагеря и только съ санкцiи ГУЛАГа въ каждомъ отдeльномъ случаe. Это дeлается
для того, чтобы никакое мeстное начальство, на глазахъ котораго дохнутъ
люди, не имeло бы никакой возможности прикрывать "объективными причинами"
какiе бы то ни было производственные прорывы. Это дeлается, дальше, потому,
что система, построенная на подстегиванiи "рабочей силы" угрозой голодной
смерти, должна показать людямъ эту смерть въ, такъ сказать, натуральномъ
видe, чтобы публика не думала, что кто-то съ нею собирается шутки шутить.
Въ данномъ случаe -- случаe съ карьеромъ ? 3 -- санкцiя на пересмотръ
нормъ получилась только тогда, когда всe бригады полностью перешли въ такъ
называемую слабосилку -- мeсто, куда отправляютъ людей, которые уже совсeмъ
валятся съ ногъ отъ голода или отъ перенесенной болeзни, гдe имъ даютъ 600
граммъ хлeба и используютъ на легкихъ и ненормированныхъ работахъ. Обычный
лагерникъ проходитъ такую слабосилку раза три за свою лагерную жизнь. Съ
каждымъ разомъ поправка идетъ все труднeе. Считается, что послe третьей
слабосилки выживаютъ только исключительно крeпкiе люди.
Конечно, лагерная интеллигенцiя -- иногда при прямомъ попустительствe
мeстнаго лагернаго начальства, ежели это начальство толковое, -- изобрeтаетъ
самыя фантастическiя комбинацiи для того, чтобы спасти людей отъ голода.
Такъ, въ данномъ случаe была сдeлана попытка работы въ карьерe прекратить
совсeмъ, а землекоповъ перебросить на лeсныя работы. Но объ этой попыткe
узнало управленiе лагеремъ, и рядъ инженеровъ поплатился добавочными
сроками, арестомъ и даже ссылкой на Соловки. Въ {108} бригадахъ изъ 2.000
человeкъ до слабосилки и въ самой слабосилкe умерло, по подсчетамъ Бориса,
около 1.600 человeкъ.
Это -- "безпощадность" обдуманная и осмысленная. Бороться съ нею почти
невозможно. Это -- система. Въ систему входятъ, конечно, и разстрeлы, но я
не думаю, чтобы по Бeломорско-Балтiйскому лагерю разстрeливали больше
двухъ-трехъ десятковъ человeкъ въ день.
АКТИВИСТСКАЯ ПОПРАВКА ВЪ СИСТЕМЪ БЕЗПОЩАДНОСТИ
Параллельно этой системe, возглавляемой и поддерживаемой ГПУ,
развивается "многополезная" дeятельность актива, причиняющая "лагерному
населенiю" неизмeримо большiя потери, чeмъ ГПУ, слабосилка и разстрeлы. Эта
дeятельность актива направляется говоря схематично, тремя факторами:
рвенiемъ, безграмотностью и безтолковостью.
А. Рвенiе.
Прибывающiе въ лагерь эшелоны этапниковъ попадаютъ въ "карантинъ" и
"распредeлительные пункты", гдe людямъ даютъ 600 граммовъ хлeба и гдe
нормированныхъ работъ нeтъ. Лагерная система съ необычайной жестокостью
относится къ использованiю рабочей силы. Переброски изъ отдeленiя въ
отдeленiе дeлаются только въ выходные дни. Пребыванiе лагерника въ карантинe
и на распредeлительномъ пунктe считается "утечкой рабочей силы". Эта
"утечка" организацiонно неизбeжна, но УРЧ долженъ слeдить за тeмъ, чтобы ни
одного лишняго часа лагерникъ не проторчалъ внe производственной бригады.
УРЧ изъ кожи лeзетъ вонъ, чтобы въ самомъ стремительномъ порядкe разгрузить
карантинъ и распредeлительные пункты. Этимъ дeломъ завeдуетъ Стародубцевъ.
Десятки тысячъ лагерниковъ, еще не оправившихся отъ тюремной голодовки, еще
еле таскающихъ свои истощенныя ноги, перебрасываются на лeсныя работы, въ
карьеры и прочее. Но дeлать имъ тамъ нечего. Инвентаря еще нeтъ. Нeтъ пилъ,
топоровъ, лопатъ, тачекъ, саней. Нeтъ и одежды -- но одежды не будетъ
совсeмъ: въ лeсу, на двадцатиградусныхъ морозахъ, по поясъ въ снeгу придется
работать въ томъ, въ чемъ человeка засталъ арестъ.
Если нeтъ топоровъ, нормы выполнены не будутъ. Люди хлeба не получатъ
-- такъ же и изъ тeхъ же соображенiй, по которымъ не получили хлeба
землекопы карьера ? 3. Но тамъ давали хоть по 400 граммъ -- все-таки хоть
что-то да копали, а здeсь будутъ давать только 200, ибо выработка равна
приблизительно нулю.
Слeдовательно, УРЧ, въ лицe Стародубцева, выполняетъ свое заданiе, такъ
сказать, "въ боевомъ порядкe". Онъ рабочую силу далъ. Что съ этой рабочей
силой будетъ дальше -- его не касается: пусть расхлебываетъ производственный
отдeлъ. Производственный отдeлъ, въ лицe своихъ инженеровъ, мечется, какъ
угорeлый, собираетъ топоры и пилы, молитъ о прiостановкe этого {109} потока
людей, не могущихъ быть использованными. А потокъ все льется.
Пришлось говорить Богоявленскому не о томъ, что люди гибнутъ -- на это
ему было наплевать, -- а о томъ, что, если черезъ недeлю-двe придется
поставить на положенiе слабосилки половину лагеря, -- за это и ГУЛАГ по
головкe не погладитъ. Потокъ былъ прiостановленъ, и это было моимъ первымъ
дeловымъ столкновенiемъ со Стародубцевымъ.
Б. Безграмотность.
Строительство гидростанцiи на рeкe Нивe ("Нивастрой") требуетъ отъ
нашего отдeленiя 860 плотниковъ. По такимъ требованiямъ высылаютъ крестьянъ,
исходя изъ того соображенiи, что всякiй крестьянинъ болeе или менeе
плотникъ. Въ партiю, назначенную на отправку, попадаетъ 140 человeкъ
узбековъ, которые въ "личныхъ карточкахъ" въ графe "профессiи" помeчены
крестьянами. Урчевскiй активъ и понятiя не имeетъ о томъ, что эти узбеки,
выросшiе въ безводныхъ и безлeсныхъ пустыняхъ Средней Азiи, съ плотничьимъ
ремесломъ не имeютъ ничего общаго, что слeдовательно, какъ рабочая сила --
они будутъ безполезны, какъ eдоки -- они, не вырабатывая плотницкой нормы,
будутъ получать по 200-400 гр. хлeба, что они, какъ жители знойной и сухой
страны, попавъ за полярный кругъ, въ тундру, въ болото, въ полярную ночь
вымрутъ, какъ мухи, и отъ голода, и отъ цынги.
В. Безтолковщина.
Нeсколько дней подрядъ Стародубцевъ изрыгалъ въ телефонную трубку
неописуемую хулу на начальство третьяго лагпункта. Но эта хула была, такъ
сказать, обычнымъ методомъ административнаго воздeйствiя. Каждое совeтское
начальство, вмeсто того, чтобы привести въ дeйствiе свои мыслительныя
способности, при всякомъ "прорывe" хватается прежде всего за привычное
оружiе разноса и разгрома. Нехитро, кажется, было бы догадаться, что, если
прорывъ на лицо, то все, что можно было сдeлать въ порядкe матерной эрудицiи
-- было сдeлано уже и безъ Стародубцева. Что "подтягивали", "завинчивали
гайки", крыли матомъ и сажали подъ арестъ и бригадиры, и статистики, и
начальники колоннъ, и ужъ, разумeется, и начальникъ лагпункта. Никакой
Америки Стародубцевъ тутъ изобрeсти не могъ. Нехитро было бы догадаться и о
томъ, что, если низовой матъ не помогъ, то и Стародубцевскiй не поможетъ...
Во всякомъ случаe, эти фiоритуры продолжались дней пять, и я какъ-то
слыхалъ, что на третьемъ лагпунктe дeла обстоятъ совсeмъ дрянь. Наконецъ,
вызываетъ меня Богоявленскiй, съ которымъ къ этому времени у меня успeли
установиться кое-какiя "дeловыя отношенiя".
-- Послушайте, разберитесь-ка вы въ этой чертовщинe. По нашимъ даннымъ
третiй лагпунктъ выполняетъ свою норму почти цeликомъ. А эти идiоты изъ ПРО
(производственный отдeлъ) показываютъ только 25 процентовъ. Въ чемъ здeсь
дeло? {110}
Я засeлъ за кипу "сводокъ", сотней которыхъ можно было бы покрыть
доброе нeмецкое княжество. Графы сводокъ, говорящiя объ использованiи
конскаго состава, навели меня на нeкоторыя размышленiя. Звоню въ
ветеринарную часть лагпункта.
-- Что у васъ такое съ лошадьми дeлается?
-- У насъ, говоря конкретно, съ лошадьми фактически дeло совсeмъ дрянь.
-- Да вы говорите толкомъ -- въ чемъ же дeло?
-- Такъ что лошади фактически не работаютъ.
-- Почему не работаютъ?
-- Такъ что, можно сказать, почти всe подохли.
-- Отъ чего подохли?
-- Это, такъ сказать, по причинe вeточнаго корма. Какъ его, значитъ,
осенью силосовали, такъ вотъ, значитъ, какъ есть всe кони передохли.
-- А на чемъ же вы лeсъ возите?
-- Говоря фактически -- на спинахъ возимъ. Ручною тягой.
Все сразу стало понятнымъ...
Кампанiя -- конечно, "ударная" -- на внeдренiе вeточнаго корма
провалилась по Руси, когда я еще былъ на волe. Когда отъ раскулачиванiя и
коллективизацiи не то что овесъ, а и трава расти перестала -- власть стала
внeдрять вeточный кормъ. Оффицiально доказывалось, что кормъ изъ сосновыхъ и
еловыхъ вeтокъ -- замeчательно калорiйный, богатый витаминами и прочее. Это
было нeчто вродe пресловутаго кролика. Кто дерзалъ сомнeваться или, упаси
Боже, возражать -- eхалъ въ концлагерь. Колхозные мужики и бабы уныло
бродили по лeсамъ, рeзали еловыя и сосновыя вeтки, потомъ эти вeтки
запихивались въ силосныя ямы... Та же исторiя была продeлана и здeсь. Пока
было сeно -- лошади кое-какъ держались. Когда перешли на стопроцентный
дровяной способъ кормленiя -- лошади передохли всe.
Начальство лагпункта совершенно правильно разсудило, что особенно
торопиться съ констатированiемъ результатовъ этого елово-сосноваго кормленiя
-- ему совершенно незачeмъ, ибо, хотя это начальство въ данномъ нововведенiи
ужъ никакъ повинно не было, но вздуютъ въ первую очередь его по той именно
схемe, о которой я говорилъ въ главe объ активe: отвeчаетъ преимущественно
самый младшiй держиморда. Дрова таскали изъ лeсу на людяхъ на разстоянiи отъ
6 до 11 километровъ. Такъ какъ "подвозка ручной тягой" въ нормировочныхъ
вeдомостяхъ предусмотрeна, то лагерники выполнили приблизительно 70-80
процентовъ, но нормы не по рубкe, а по перевозкe. Путемъ нeкоторыхъ
статистическихъ ухищренiй лагпунктовская интеллигенцiя подняла этотъ
процентъ до ста. Но отъ всeхъ этихъ мeропрiятiй дровъ отнюдь не
прибавлялось. И единственное, что могла сдeлать интеллигенцiя
производственнаго отдeла -- это: путемъ примeрно такихъ же ухищренiй поднять
процентъ фактической заготовки лeса съ 5-10% до, скажемъ, 40-50%. Отдeлъ
снабженiя изъ этого расчета и выдавалъ продовольствiе лагпункту.
Населенiе лагпункта стало помаленьку {111} переeзжать въ слабосилку. А
это -- тоже не такъ просто: для того, чтобы попасть въ слабосилку, раньше
нужно добиться врачебнаго осмотра, нужно, чтобы были "объективные признаки
голоднаго истощенiя", а въ этихъ признакахъ разбирался не столько врачъ,
сколько члены комиссiи изъ того же актива... И, наконецъ, въ слабосилку,
всегда переполненную, принимаютъ далеко не всeхъ. Лагпунктъ вымиралъ уже къ
моменту моего открытiя этой силосованной чепухи...
Когда я съ этими результатами пошелъ на докладъ къ Богоявленскому,
Стародубцевъ кинулся сейчасъ же вслeдъ за мной. Я доложилъ. Богоявленскiй
посмотрeлъ на Стародубцева:
-- Двe недeли... двe недeли ни черта толкомъ узнать даже не могли...
Работнички, мать вашу... Вотъ посажу я васъ на мeсяцъ въ ШИЗО...
Но не посадилъ. Стародубцевъ считался незамeнимымъ спецiалистомъ по
урчевскимъ дeламъ... Въ Медгору полетeла средактированная въ трагическихъ
тонахъ телеграмма съ просьбой разрeшить "внeплановое снабженiе" третьяго
лагпункта, ввиду открывшейся конской эпидемiи. Черезъ три дня изъ Медгоры
пришелъ отвeтъ: "Выяснить и подвергнуть суровому наказанiю виновныхъ"...
Теперь "въ дeло" былъ брошенъ активъ третьей части. Арестовывали
ветеринаровъ, конюховъ, возчиковъ. Арестовали начальника лагпункта --
чекиста. Но никому въ голову не пришло подумать о томъ, что будетъ съ
лошадьми и съ силосованнымъ дубьемъ на другихъ лагпунктахъ...
А на третьемъ лагпунктe работало около пяти тысячъ человeкъ...
___
Конечно, помимо, такъ сказать, "массовыхъ мeропрiятiй", активъ широко
практикуетъ и индивидуальный грабежъ тeхъ лагерниковъ, у которыхъ что-нибудь
есть, а также и тeхъ, у которыхъ нeтъ рeшительно ничего. Такъ, напримeръ,
отъ посылки на какой-нибудь Нивастрой можно откупиться литромъ водки. Литръ
водки равенъ заработку лeсоруба за четыре -- пять мeсяцевъ каторжной работы.
Лeсорубъ получаетъ 3 р. 80 коп. въ мeсяцъ, и на эти деньги онъ имeетъ право
купить въ "ларькe" (лагерный кооперативъ) 600 гр. сахару и 20 граммъ махорки
въ мeсяцъ. Конечно, лучше обойтись и безъ сахару, и безъ махорки, и даже
безъ марокъ для писемъ домой, чeмъ поeхать на Нивастрой. Способовъ въ этомъ
родe -- иногда значительно болeе жестокихъ -- въ распоряженiи актива имeется
весьма обширный выборъ... Я полагаю, что, въ случаe паденiя совeтской
власти, этотъ активъ будетъ вырeзанъ приблизительно сплошь -- такъ, въ
масштабe семизначныхъ чиселъ. Отнюдь не будучи человeкомъ кровожаднымъ, я
полагаю, что -- стоитъ. {112}
ЗА ЧТО ЛЮДИ СИДЯТЪ?
Всe эти прорывы, кампанiи и прочая кровавая чепуха касались меня, какъ
"экономиста-плановика", хотя я за все свое пребыванiе на этомъ
отвeтственномъ посту ничего и ни на одну копeйку не напланировалъ. Въ
качествe же юрисконсульта, я, несмотря на оптимистическое мнeнiе Насeдкина:
"ну, вы сами разберетесь -- что къ чему", -- все-таки никакъ не могъ
сообразить, что мнe дeлать съ этими десятками пудовъ "личныхъ дeлъ".
Наконецъ, я сообразилъ, что, если я опредeлю мои никому неизвeстныя функцiи,
какъ "оказанiе юридической помощи лагерному населенiю", то это будетъ нeчто,
соотвeтствующее, по крайней мeрe, моимъ собственнымъ устремленiямъ. На
"юридическую помощь" начальство посмотрeло весьма косо:
-- Что, кулаковъ собираетесь изъ лагеря выцарапывать?..
Но я заявилъ, что по инструкцiи ГУЛАГа такая функцiя существуетъ.
Противъ инструкцiи ГУЛАГа Богоявленскiй, разумeется, возражать не посмeлъ.
Правда, онъ этой инструкцiи и въ глаза не видалъ, я -- тоже, но инструкцiя
ГУЛАГа, даже и несуществующая, звучала какъ-то внушительно.
Отъ тридцати пудовъ этихъ "дeлъ" несло тяжкимъ запахомъ того же
безправiя и той же безграмотности. Здeсь дeйствовала та же схема:
осмысленная безпощадность ГПУ и безсмысленное и безграмотное рвенiе актива.
Съ папками, прибывшими изъ ГПУ, мнe не оставалось дeлать рeшительно ничего;
тамъ стояло: "Ивановъ, по статьe такой-то, срокъ десять лeтъ". И точка.
Никакой "юридической помощи" тутъ не выжмешь. Городское населенiе сидeло
почти исключительно по приговорамъ ГПУ. Если и попадались приговоры судовъ,
то они въ подавляющемъ большинствe случаевъ были мотивированы съ
достаточной, по совeтскимъ масштабамъ, убeдительностью. Крестьяне сидeли и
по приговорамъ ГПУ, и по постановленiямъ безконечныхъ "троекъ" и "пятерокъ"
-- по раскулачиванiю, по коллективизацiи, по хлeбозаготовкамъ, и я даже
наткнулся на приговоры троекъ по внeдренiю вeточнаго корма -- того самаго...
Здeсь тоже ничего нельзя было высосать. Приговоры обычно были формулированы
такъ: Ивановъ Иванъ, середнякъ, 47-ми лeтъ, 7/8, ?, 10 лeтъ. Это значило,
что человeкъ сидитъ за нарушенiе закона о "священной соцiалистической
собственности" (законъ отъ 7 августа 1932 года) и приговоренъ къ десяти
годамъ. Были приговоры народныхъ судовъ, были и мотивированные приговоры
разныхъ "троекъ". Одинъ мнe попался такой: человeка засадили на 10 лeтъ за
кражу трехъ картошекъ на колхозномъ полe, "каковыя картофелины были
обнаружены при означенномъ обвиняемомъ Ивановe обыскомъ".
"Мотивированные приговоры" были мукой мученической. Если и былъ
какой-то "составъ преступленiя", то въ литературныхъ упражненiяхъ
какого-нибудь выдвиженца, секретарствующаго въ Краснококшайскомъ народномъ
судe, этотъ "составъ" былъ запутанъ такъ, что -- ни начала, ни конца. Часто,
здeсь же рядомъ, {113} въ дeлe лежитъ и заявленiе осужденнаго, написанное
уже въ лагерe. И изъ заявленiя ничего не понять. Соцiальное происхожденiе,
конечно, бeдняцкое, клятвы въ вeрности соцiалистическому строительству и
"нашему великому вождю", призывы къ пролетарскому милосердiю. Одновременно и
"полное и чистосердечное раскаянiе" и просьба о пересмотрe дeла, "потому
какъ трудящiй съ самыхъ малыхъ лeтъ, а что написано у приговорe, такъ въ
томъ виноватымъ не былъ".
Изъ такихъ приговоровъ мнe особенно ясно помнится одинъ: крестьянинъ
Бузулукскаго района Фаддeй Лычковъ осужденъ на 10 лeтъ за участiе въ
бандитскомъ нападенiи на колхозный обозъ. Здeсь же къ дeлу пришита справка
бузулукской больницы: изъ этой справки ясно, что за мeсяцъ до нападенiя и
полтора мeсяца послe него Лычковъ лежалъ въ больницe въ сыпномъ тифу. Такое
алиби, что дальше некуда. Судъ въ своей "мотивировкe" признаетъ и справку
больницы, и алиби -- а десять лeтъ все-таки далъ. Здeсь же въ дeлe покаянное
заявленiе Лычкова, изъ котораго понять окончательно ничего невозможно. Я
рeшилъ вызвать Лычкова въ УРЧ для личныхъ объясненiй. Активъ сразу полeзъ на
стeнку: я разваливаю трудовую дисциплину, я отрываю рабочую силу и прочее и
прочее. Но за моей спиной уже стояла пресловутая "инструкцiя ГУЛАГа", въ
которую я, въ мeру элементарнeйшаго правдоподобiя, могъ втиснуть рeшительно
все, что мнe вздумается. На этотъ разъ Богоявленскiй посмотрeлъ на меня не
безъ нeкотораго недовeрiя: "что-то врешь ты, братъ, насчетъ этой
инструкцiи". Но вслухъ сказалъ только:
-- Ну, что-жъ. Разъ въ инструкцiи есть... Только вы не очень ужъ этимъ
пользуйтесь.
Вызванный въ УРЧ, Лычковъ объяснилъ, что ни о какомъ нападенiи онъ,
собственно говоря, рeшительно ничего не знаетъ. Дeло же заключается въ томъ,
что онъ, Лычковъ, находился въ конкурирующихъ отношенiяхъ съ секретаремъ
сельсовeта по вопросу о какой-то юной колхозницe. Въ этомъ соцiалистическомъ
соревнованiи секретарь перваго мeста не занялъ, и Лычковъ былъ "пришитъ" къ
бандитскому дeлу и поeхалъ на 10 лeтъ въ ББК: не соревнуйся съ начальствомъ.
Въ особенно подходящiй моментъ мнe какъ-то особенно ловко удалось
подъeхать къ Богоявленскому, и онъ разрeшилъ мнe переслать въ Медгору
десятка полтора такихъ дeлъ для дальнeйшаго направленiя на ихъ пересмотръ.
Это былъ мой послeднiй успeхъ въ качествe юрисконсульта.
АКТИВЪ СХВАТИЛЪ ЗА ГОРЛО
Сeлъ я въ калошу изъ-за "дeлъ по выясненiю". Дeла же эти заключались въ
слeдующемъ:
Территорiя ББК, какъ я уже объ этомъ говорилъ, тянется въ
меридiональномъ направленiи приблизительно на 1200 километровъ.
По всей этой территорiи идутъ непрерывные обыски, облавы, провeрки
документовъ и прочее: въ поeздахъ, на пароходахъ, на {114} дорогахъ, на
мостахъ, на базарахъ, на улицахъ. Всякое лицо, при которомъ не будетъ
обнаружено достаточно убeдительныхъ документовъ, считается бeжавшимъ
лагерникомъ и попадаетъ въ лагерь "до выясненiя". Onus probandi возлагается,
по традицiи ГПУ, на обвиняемаго: докажи, что ты не верблюдъ. Человeкъ, уже
попавшiй въ лагерь, ничего толкомъ доказать, разумeется, не въ состоянiи.
Тогда мeстное УРЧ черезъ управленiе ББК начинаетъ наводить справки по
указаннымъ арестованнымъ адресамъ его квартиры, его службы, профсоюза и
прочее.
Разумeется, что при темпахъ мрачныхъ выдвиженцевъ такiя справки могутъ
тянуться не только мeсяцами, но и годами. Тeмъ временемъ незадачливаго
путешественника перебросятъ куда-нибудь на Ухту, въ Вишеру, въ Дальлагъ и
тогда получается вотъ что: человeкъ сидитъ безъ приговора, безъ срока, а
гдe-то тамъ, на волe семья попадаетъ подъ подозрeнiе, особенно въ связи съ
паспортизацiей. Мечется по всякимъ совeтскимъ кабакамъ, всякiй кабакъ
норовитъ отписаться и отдeлаться -- и получается чортъ знаетъ что... Изъ той
кучи дeлъ, которую я успeлъ разобрать, такихъ "выясняющихся" набралось около
полусотни. Были и забавныя: какой-то питерскiй коммунистъ -- фамилiи не
помню -- участвовалъ въ рабочей экскурсiи на Бeломорско-Балтiйскiй каналъ.
Экскурсантовъ возятъ по каналу такъ: документы отбираются, вмeсто
документовъ выдается какая-то временная бумажонка и дeлается свирeпое
предупрежденiе: отъ экскурсiи не отбиваться... Мой коммунистъ, видимо,
полагая, что ему, какъ партiйному, законы не писаны -- отъ экскурсiи
отбился, какъ онъ писалъ: "по причинe индивидуальнаго пристрастiя къ рыбной
ловлe удочкой". При этомъ небольшевицкомъ занятiи онъ свалился въ воду, а
когда вылeзъ и высохъ, то оказалось -- экскурсiя ушла, а бумажка въ водe
расплылась и разлeзлась до неузнаваемости. Сидeлъ онъ изъ-за своего
"индивидуальнаго пристрастiя" уже восемь мeсяцевъ. Около полугода въ его
дeлe лежали уже всe справки, необходимыя для его освобожденiя -- въ томъ
числe справка отъ соотвeтствующей партiйной организацiи и справка отъ
медгорскаго управленiя ББК съ приложенiемъ партiйнаго билета незадачливаго
рыболова, а въ билетe -- и его фотографiя...
Человeкъ грeшный -- въ скорострeльномъ освобожденiи этого рыболова я
отнюдь заинтересованъ не былъ: пусть посидитъ и посмотритъ. Любишь кататься,
люби и дрова возить.
Но остальныя дeла какъ-то не давали покоя моей интеллигентской совeсти.
Загвоздка заключалась въ томъ, что, во-первыхъ, лагерная администрацiя
ко всякаго рода освободительнымъ мeропрiятiямъ относилась крайне
недружелюбно, а во вторыхъ, въ томъ, что среди этихъ дeлъ были и такiя,
которыя лежали въ УРЧ въ окончательно "выясненномъ видe" больше полугода, и
они давно должны были быть отправлены въ управленiе лагеремъ, въ Медвeжью
Гору. Это долженъ былъ сдeлать Стародубцевъ. Съ точки зрeнiя
лагерно-бюрократической техники здeсь получалась довольно сложная
комбинацiя. И я бы ее провелъ, если бы не сдeлалъ довольно {115} грубой
технической ошибки: когда Богоявленскiй слегка заeлъ по поводу этихъ дeлъ, я
сказалъ ему, что о нихъ я уже говорилъ съ инспекторомъ Мининымъ, который въ
эти дни "инструктировалъ" нашъ УРЧ. Мининъ былъ изъ Медвeжьей Горы,
слeдовательно, -- начальство и, слeдовательно, отъ Медвeжьей Горы скрывать
уже было нечего. Но съ Мининымъ я не говорилъ, а только собирался
поговорить. Богоявленскiй же собрался раньше меня. Вышло очень неудобно. И,
во-вторыхъ, я не догадался какъ-нибудь заранeе реабилитировать Стародубцева
и выдумать какiя-нибудь "объективныя обстоятельства", задержавшiя дeла въ
нашемъ УРЧ. Впрочемъ, ничeмъ эта задержка Стародубцеву не грозила -- развe
только лишнимъ крeпкимъ словомъ изъ устъ Богоявленскаго. Но всей этой
ситуацiи оказалось вполнe достаточно для того, чтобы подвинуть Стародубцева
на рeшительную атаку.
Въ одинъ прекрасный день -- очень невеселый день моей жизни -- мнe
сообщили, что Стародубцевъ подалъ въ третью часть (лагерное ГПУ или, такъ
сказать, ГПУ въ ГПУ) заявленiе о томъ, что въ цeляхъ контръ-революцiоннаго
саботажа работы УРЧ и мести ему, Стародубцеву, я укралъ изъ стола
Стародубцева 72 папки личныхъ дeлъ освобождающихся лагерниковъ и сжегъ ихъ
въ печкe. И что это заявленiе подтверждено свидeтельскими показанiями
полдюжины другихъ УРЧ-евскихъ активистовъ. Я почувствовалъ, что, пожалуй,
немного разъ въ своей жизни я стоялъ такъ близко къ "стeнкe", какъ сейчасъ.
"Теоретическая схема" мнe была уныло ясна, безнадежно ясна: заявленiя
Стародубцева и показанiй активистовъ для третьей части будетъ вполнe
достаточно, тeмъ болeе, что и Стародубцевъ, и активисты, и третья часть --
все это были "свои парни", "своя шпана". Богоявленскаго же я подвелъ своимъ
мифическимъ разговоромъ съ Мининымъ. Богоявленскому я все же не всегда и не
очень былъ удобенъ своей активностью, направленной преимущественно въ
сторону "гнилого либерализма"... И, наконецъ, когда разговоръ дойдетъ до
Медгоры, то Богоявленскаго спросятъ: "а на кой же чортъ вы, вопреки
инструкцiи, брали на работу контръ-революцiонера, да еще съ такими
статьями?" А такъ какъ дeло по столь контръ-революцiонному преступленiю, да
еще и караемому "высшей мeрой наказанiя", должно было пойти въ Медгору, то
Богоявленскiй, конечно, сброситъ меня со счетовъ и отдастъ на растерзанiе...
Въ лагерe -- да и на волe тоже -- можно расчитывать на служебные и личные
интересы всякаго партiйнаго и полупартiйнаго начальства, но на человeчность
и даже на простую порядочность расчитывать нельзя.
Деталей Стародубцевскаго доноса я не зналъ, да такъ и не узналъ
никогда. Не думаю, чтобы шесть свидeтельскихъ показали были средактированы
безъ вопiющихъ противорeчiй (для того, чтобы въ такомъ дeлe можно было
обойтись безъ противорeчiй -- нужны все-таки мозги), но вeдь мнe и передъ
разстрeломъ этихъ показанiй не покажутъ... Можно было, конечно,
аргументировать и тeмъ соображенiемъ, что, ежели я собирался "съ
диверсiонными цeлями" срывать работу лагеря, то я могъ бы придумать для
{116} лагеря что-нибудь менeе выгодное, чeмъ попытку оставить въ немъ на
годъ-два лишнихъ больше семидесяти паръ рабочихъ рукъ. Можно было бы указать
на психологическую несообразность предположенiя, что я, который лeзъ въ
бутылку изъ-за освобожденiя всeхъ, кто, такъ сказать, попадался подъ руку,
не смогъ выдумать другого способа отмщенiя за мои поруганныя Стародубцевымъ
высокiя чувства, какъ задержать въ лагерe 72 человeка, уже предназначенныхъ
къ освобожденiю. Конечно, всeмъ этимъ можно было бы аргументировать... Но
если и ленинградское ГПУ, въ лицe товарища Добротина, ни логикe, ни
психологiи обучено не было, то что же говорить о шпанe изъ подпорожской
третьей части?
Конечно, полсотни дeлъ "по выясненiю", изъ-за которыхъ я, въ сущности,
и сeлъ, были уже спасены -- Мининъ забралъ ихъ въ Медвeжью Гору. Конечно,
"нeсть больше любви, аще кто душу свою положитъ за други своя" -- но я съ
прискорбiемъ долженъ сознаться, что это соображенiе рeшительно никакого
утeшенiя мнe не доставляло. Роль мученика, при всей ея сценичности, написана
не для меня...
Я въ сотый, вeроятно, разъ нехорошими словами вспоминалъ своего
интеллигентскаго червяка, который заставляетъ меня лeзть въ предпрiятiя, въ
которыхъ такъ легко потерять все, но въ которыхъ ни въ какомъ случаe ничего
нельзя выиграть. Это было очень похоже на пьяницу, который клянется: "ни
одной больше рюмки" -- клянется съ утренняго похмeлья до вечерней выпивки.
Нeкоторый просвeтъ былъ съ одной стороны: доносъ былъ сданъ въ третью
часть пять дней тому назадъ. И я до сихъ поръ не былъ арестованъ.
Въ объясненiе этой необычной отсрочки можно было выдумать достаточное
количество достаточно правдоподобныхъ гипотезъ, но гипотезы рeшительно
ничего не устраивали. Борисъ въ это время лeчилъ отъ романтической болeзни
начальника третьей части. Борисъ попытался кое-что у него выпытать, но
начальникъ третьей части ухмылялся съ нeсколько циничной загадочностью и
ничего путнаго не говорилъ. Борисъ былъ такого мнeнiя, что на всe гипотезы и
на всe превентивныя мeропрiятiя нужно плюнуть и нужно бeжать, не теряя ни
часу. Но какъ бeжать? И куда бeжать?
У Юры была странная смeсь оптимизма съ пессимизмомъ. Онъ считалъ, что и
изъ лагеря -- въ частности, и изъ Совeтской Россiи -- вообще (для него
совeтскiй лагерь и Совeтская Россiя были приблизительно однимъ и тeмъ же) --
у насъ все равно нeтъ никакихъ шансовъ вырваться живьемъ. Но вырваться
все-таки необходимо. Это -- вообще. А въ каждомъ частномъ случаe Юра
возлагалъ несокрушимыя надежды на такъ называемаго Шпигеля.
Шпигель былъ юнымъ евреемъ, котораго я никогда въ глаза не видалъ и
которому я въ свое время оказалъ небольшую, въ сущности, пустяковую и
вполнe, такъ сказать, "заочную" услугу. Потомъ мы сeли въ одесскую
чрезвычайку -- я, жена и Юра. Юрe было тогда лeтъ семь. Сeли безъ всякихъ
шансовъ уйти {117} отъ разстрeла, ибо при арестe были захвачены документы, о
которыхъ принято говорить, что они "не оставляютъ никакихъ сомнeнiй".
Указанный Шпигель околачивался въ то время въ одесской чрезвычайкe. Я не
знаю, по какимъ собственно мотивамъ онъ дeйствовалъ -- по разнымъ мотивамъ
дeйствовали тогда люди -- не знаю, какимъ способомъ это ему удалось --
разные тогда были способы, -- но всe наши документы онъ изъ чрезвычайки
утащилъ, утащилъ вмeстe съ ними и оба нашихъ дeла -- и мое, и жены. Такъ
что, когда мы посидeли достаточное количество времени, насъ выпустили въ
чистую, къ нашему обоюдному и несказанному удивленiю. Всего этого вмeстe
взятаго и съ нeкоторыми деталями, выяснившимися значительно позже, было бы
вполнe достаточно для холливудскаго сценарiя, которому не повeрилъ бы ни
одинъ разумный человeкъ
Во всякомъ случаe терминъ: "Шпигель" вошелъ въ нашъ семейный словарь...
И Юра не совсeмъ былъ неправъ. Когда приходилось очень плохо, совсeмъ
безвылазно, когда ни по какой человeческой логикe никакого спасенiя ждать
было неоткуда -- Шпигель подвертывался...
Подвернулся онъ и на этотъ разъ.
ТОВАРИЩЪ ЯКИМЕНКО И ПЕРВЫЯ ХАЛТУРЫ
Между этими двумя моментами -- ощущенiя полной безвыходности и ощущенiя
полной безопасности -- прошло около сутокъ. За эти сутки я передумалъ
многое. Думалъ и о томъ, какъ неумно, въ сущности, я дeйствовалъ. Совсeмъ не
по той теорiи, которая сложилась за годы совeтскаго житья и которая
категорически предписываетъ изъ всeхъ имeющихся на горизонтe перспективъ
выбирать прежде всего халтуру. Подъ щитомъ халтуры можно и что-нибудь путное
сдeлать. Но безъ халтуры человeкъ беззащитенъ, какъ средневeковый рыцарь
безъ латъ. А я вотъ, вопреки всeмъ теорiямъ, взялся за дeло... И какъ это у
меня изъ головы вывeтрилась безусловная и повелительная необходимость
взяться прежде всего за халтуру?...
Очередной Шпигель и очередная халтура подвернулись неожиданно...
Въ Подпорожье свозили все новые и новые эшелоны лагерниковъ, и
первоначальный "промфинпланъ" былъ уже давно перевыполненъ. Къ серединe
февраля въ Подпорожскомъ отдeленiи было уже около 45.000 заключенныхъ.
Кабакъ въ УРЧ свирeпствовалъ совершенно невообразимый. Десятки тысячъ людей
оказывались безъ инструментовъ, слeдовательно, безъ работы, слeдовательно,
безъ хлeба. Никто не зналъ толкомъ, на какомъ лагпунктe и сколько находится
народу. Одни "командировки" снабжались удвоенной порцiей пропитанiя, другiя
не получали ничего. Всe списки перепутались. Сорокъ пять тысячъ личныхъ
дeлъ, сорокъ пять тысячъ личныхъ карточекъ, сорокъ пять тысячъ формуляровъ и
прочихъ бумажекъ, символизирующихъ гдe-то погибающихъ живыхъ людей, засыпали
УРЧ лавиной бумаги: и писчей, {118} и обойной, и отъ старыхъ этикетокъ
кузнецовскаго чая, и изъ листовъ старыхъ дореволюцiонныхъ акцизныхъ
бандеролей, и Богъ знаетъ откуда еще: все это называется бумажнымъ голодомъ.
Такiе же формуляры, личныя карточки, учетныя карточки -- и тоже, каждая
разновидность -- въ сорока пяти тысячахъ экземпляровъ -- перетаскивались
окончательно обалдeвшими статистиками и старостами изъ колонны въ колонну,
изъ барака въ баракъ. Тысячи безымянныхъ Ивановъ, "оторвавшихся отъ своихъ
документовъ" и не знающихъ, куда имъ приткнуться, бродили голодными толпами
по карантину и пересылкe. Сотни начальниковъ колоннъ метались по баракамъ,
пытаясь собрать воедино свои разбрeдшiяся стада. Была оттепель. Половина
бараковъ -- съ дырявыми потолками, но безъ крышъ -- протекала насквозь.
Другая половина, съ крышами, протекала не насквозь. Люди изъ первой
половины, вопреки всякимъ вохрамъ, перекочевывали во вторую половину, и въ
этомъ процессe всякое подобiе колоннъ и бригадъ таяло, какъ снeгъ на
потолкахъ протекавшихъ бараковъ. Къ началу февраля въ лагерe установился
окончательный хаосъ. Для ликвидацiи его изъ Медвeжьей Горы прieхалъ
начальникъ УРО (учетно-распредeлительнаго отдeла) управленiя лагеремъ. О
немъ, какъ и о всякомъ лагерномъ пашe, имeющемъ право на жизнь и на смерть,
ходили по лагерю легенды, расцвeченныя активистской угодливостью, фантазiей
урокъ и страхомъ за свою жизнь всeхъ вообще обитателей лагеря.
___
Часа въ два ночи, окончивъ нашъ трудовой "день", мы были собраны въ
кабинетe Богоявленскаго. За его столомъ сидeлъ человeкъ высокаго роста, въ
щегольской чекистской шинели, съ твердымъ, властнымъ, чисто выбритымъ
лицомъ. Что-то было въ этомъ лицe патрицiанское. Съ нескрываемой
брезгливостью въ поджатыхъ губахъ онъ взиралъ на рваную, голодную, вороватую
ораву актива, которая, толкаясь и запинаясь, вливалась въ кабинетъ. Его,
казалось, мучила необходимость дышать однимъ воздухомъ со всей этой рванью
-- опорой и необходимымъ условiемъ его начальственнаго бытiя. Его хорошо и
вкусно откормленныя щеки подергивались гримасой холоднаго отвращенiя. Это
былъ начальникъ УРО, тов. Якименко.
Орава въ нерeшимости толклась у дверей. Кое-кто подобострастно кланялся
Якименкe, видимо, зная его по какой-то предыдущей работe, но Якименко
смотрeлъ прямо на всю ораву и на поклоны не отвeчалъ. Мы съ Юрой пробрались
впередъ и усeлись на подоконникe.
-- Ну, что-жъ вы? Собирайтесь скорeй и разсаживайтесь.
Разсаживаться было не на чемъ. Орава вытекла обратно и вернулась съ
табуретками, полeньями и досками. Черезъ нeсколько минутъ всe разсeлись.
Якименко началъ рeчь.
Я много слыхалъ совeтскихъ рeчей. Такой хамской и по смыслу, и по тону
я еще не слыхалъ. Якименко не сказалъ {119} "товарищи", не сказалъ даже
"граждане". Рeчь была почти безсодержательна. Аппаратъ расхлябанъ, такъ
работать нельзя. Нужны ударные темпы. Пусть никто не думаетъ, что кому-то и
куда-то удастся изъ УРЧ уйти (это былъ намекъ на профессоровъ и на насъ съ
Юрой). Изъ УРЧ уйдутъ либо на волю, либо въ гробъ...
Я подумалъ о томъ, что я, собственно, такъ и собираюсь сдeлать -- или
въ гробъ, или на волю. Хотя въ данный моментъ дeло, кажется, стоитъ гораздо
ближе къ гробу.
Рeчь была кончена. Кто желаетъ высказаться?
Орава молчала. Началъ говорить Богоявленскiй. Онъ сказалъ все то, что
говорилъ Якименко, -- ни больше и ни меньше. Только тонъ былъ менeе
властенъ, рeчь была менeе литературна и выраженiй нелитературныхъ въ ней
было меньше. Снова молчанiе.
Якименко обводитъ презрительно-испытующимъ взоромъ землисто-зеленыя
лица оравы, безразлично скользить мимо интеллигенцiи -- меня, Юры и
профессоровъ -- и говоритъ тономъ угрозы:
-- Ну?
Откашлялся Стародубцевъ. "Мы, конечно, сознавая нашъ пролетарскiй
долгъ, чтобы, такъ сказать, загладить наши преступленiя передъ нашимъ
пролетарскимъ отечествомъ, должны, такъ сказать, ударными темпами. Потому,
какъ нeкоторая часть сотрудниковъ, дeйствительно, работаетъ въ порядкe
расхлябанности, и опять же нeту революцiоннаго сознанiя, что какъ наше
отдeленiе ударное и, значитъ, партiя довeрила намъ отвeтственный участокъ
великаго соцiалистическаго строительства, такъ мы должны, не щадя своихъ
силъ, на пользу мiровому пролетарiату, ударными темпами въ порядкe боевого
заданiя."
Безсмысленной чередой мелькаютъ безсмысленныя фразы -- штампованныя
фразы любого совeтскаго "общественника": и въ Колонномъ Залe Москвы, и въ
прокуренной закутe колхознаго сельсовeта, и среди станковъ цеховаго
собранiя. Что это? За семнадцать лeтъ не научились говорить такъ, чтобы
было, если не смысловое, то хотя бы этимологическое подлежащее? Или просто
-- защитная окраска? Не выступить нельзя -- антiобщественникъ. А
выступить?.. Вотъ такъ и выступаютъ -- четверть часа изъ пустого въ
порожнее. И такое порожнее, что и зацeпиться не за что. Не то что смысла --
и уклона не отыскать.
Стародубцевъ заткнулся.
-- Кончили?
-- Кончилъ.
Якименко снова обводитъ ораву гипнотизирующимъ взоромъ.
-- Ну?.. Кто еще?.. Что, и сказать нечего?
Откашливается Насeдкинъ.
-- У меня, разрeшите, есть конкретное предложенiе. По части, чтобы
заключить соцiалистическое соревнованiе съ УРЧ краснознаменнаго
Водораздeльскаго отдeленiя. Если позволите, я зачитаю...
-- Зачитывайте, -- брезгливо разрeшаетъ Якименко.
Насeдкинъ зачитываетъ. О, Господи, какая халтура!.. Какая {120} убогая
провинцiальная, отставшая на двe пятилeтки халтура! Эхъ, мнe бы...
Насeдкинъ кончилъ. Снова начальственное "ну?" и снова молчанiе. Я
рeшаюсь:
-- Разрeшите, гражданинъ начальникъ?
Разрeшающее "ну"...
Я говорю, сидя на подоконникe, не мeняя позы и почти не подымая головы.
Къ совeтскому начальству можно относиться корректно, но относиться
почтительно нельзя никогда. И даже за внeшней корректностью всегда нужно
показать, что мнe на тебя, въ сущности, наплевать -- обойдусь и безъ тебя.
Тогда начальство думаетъ, что я дeйствительно могу обойтись и что,
слeдовательно, гдe-то и какую-то зацeпку я и безъ него имeю... А зацeпки
могутъ быть разныя. Въ томъ числe и весьма высокопоставленныя... Всякiй же
совeтскiй начальникъ боится всякой зацeпки...
-- ... Я, какъ человeкъ въ лагерe новый -- всего двe недeли -- не
рискую, конечно, выступать съ рeшающими предложенiями... Но, съ другой
стороны, я недавно съ воли, и я хорошо знаю тe новыя формы соцiалистической
организацiи труда (о, Господи!), которыя провeрены опытомъ миллiоновъ
ударниковъ и результаты которыхъ мы видимъ и на Днeпростроe, и на
Магнитостроe, и на тысячахъ нашихъ пролетарскихъ новостроекъ (а опытъ сотенъ
тысячъ погибшихъ!..) Поэтому я, принимая, такъ сказать, за основу интересное
(еще бы!) предложенiе тов. Насeдкина, считалъ бы нужнымъ его уточнить.
Я поднялъ голову и встрeтился глазами со Стародубцевымъ. Въ глазахъ
Стародубцева стояло:
-- Мели, мели... Не долго тебe молоть-то осталось...
Я посмотрeлъ на Якименко. Якименко отвeтилъ подгоняющимъ "ну"...
И вотъ изъ моихъ устъ полились: Уточненiе пунктовъ договора.
Календарные сроки. Коэффицiентъ выполненiя. Контрольныя тройки. Буксиръ
отстающихъ. Соцiалистическое совмeстительство лагерной общественности.
Выдвиженчество лучшихъ ударниковъ...
Боюсь, что во всей этой абракадабрe читатель не пойметъ ничего. Имeю
также основаны полагать, что въ ней вообще никто ничего не понимаетъ. На
извилистыхъ путяхъ генеральной линiи и пятилeтокъ все это обрeло смыслъ и
характеръ формулъ знахарскаго заговора или завыванiй якутскаго шамана.
Должно дeйствовать на эмоцiи. Думаю, что дeйствуетъ. Послe получаса такихъ
заклинанiй мнe лично хочется кому-нибудь набить морду...
Подымаю голову, мелькомъ смотрю на Якименко... На его лицe -- насмeшка.
Довольно демонстративная, но не лишенная нeкоторой заинтересованности...
-- Но, помимо аппарата самаго УРЧ, -- продолжаю я, -- есть и низовой
аппаратъ -- колоннъ, лагпунктовъ, бараковъ. Онъ, извините за выраженiе, не
годится ни къ... (если Якименко выражался не вполнe литературными
формулировками, то въ данномъ случаe {121} и мнe не слeдуетъ блюсти излишнюю
pruderie). Люди новые, не всегда грамотные и совершенно не въ курсe
элементарнeйшихъ техническихъ требованiй учетно-распредeлительной работы...
Поэтому въ первую голову мы, аппаратъ УРЧ, должны взяться за нихъ... Къ
каждой группe работниковъ долженъ быть прикрeпленъ извeстный лагпунктъ...
Каждый работникъ долженъ ознакомить соотвeтственныхъ низовыхъ работниковъ съ
техникой работы... Тов. Стародубцевъ, какъ наиболeе старый и опытный изъ
работниковъ УРЧ, не откажется, конечно (въ глазахъ Стародубцева вспыхиваетъ
матъ)... Каждый изъ насъ долженъ дать нeсколько часовъ своей работы
(Господи, какая чушь! -- и такъ работаютъ часовъ по 18). Нужно отпечатать на
пишущей машинкe или на гектографe элементарнeйшiя инструкцiи...
Я чувствую, что -- еще нeсколько "утонченiй" и "конкретизацiй", и я
начну молоть окончательный вздоръ. Я умолкаю...
-- Вы кончили, товарищъ...?
-- Солоневичъ -- подсказываетъ Богоявленскiй.
-- Вы кончили, товарищъ Солоневичъ?
-- Да, кончилъ, гражданинъ начальникъ...
-- Ну, что-жъ... Это болeе или менeе конкретно... Предлагаю избрать
комиссiю для проработки... Въ составe: Солоневичъ, Насeдкинъ. Ну, кто еще?
Ну, вотъ вы, Стародубцевъ. Срокъ -- два дня. Кончаемъ. Уже четыре часа.
Выборы a` la soviet кончены. Мы выходимъ на дворъ, въ тощiе сугробы.
Голова кружится и ноги подкашиваются. Хочется eсть, но eсть рeшительно
нечего. И за всeмъ этимъ -- сознанiе, что какъ-то -- еще не вполнe ясно,
какъ -- но все же въ борьбe за жизнь, въ борьбe противъ актива, третьей
части и стeнки какая-то позицiя захвачена.
БАРИНЪ НАДEВАЕТЪ БEЛЫЯ ПЕРЧАТКИ...
На другой день Стародубцевъ глядeлъ окончательнымъ волкомъ. Даже
сознанiе того, что гдe-то въ джунгляхъ третьей части "прорабатывается" его
доносъ, не было достаточно для его полнаго моральнаго удовлетворенiя.
Мой "рабочiй кабинетъ" имeлъ такой видъ:
Въ углу комнаты -- табуретка. Я сижу на полу, на полeнe. Надо мною на
полкахъ, вокругъ меня на полу и передо мною на табуреткe -- всe мои дeла:
ихъ уже пудовъ пятьдесятъ -- пятьдесятъ пудовъ пестрой бумаги,
символизирующей сорокъ пять тысячъ человeческихъ жизней.
Проходя мимо моего "стола", Стародубцевъ съ демонстративной
небрежностью задeваетъ табуретку ногой, и мои дeла разлетаются по полу. Я
встаю съ окончательно сформировавшимся намeренiемъ сокрушить Стародубцеву
челюсть. Въ этомъ христiанскомъ порывe меня останавливаетъ голосъ Якименки:
-- Такъ вотъ онъ гдe...
Я оборачиваюсь.
-- Послушайте, куда вы къ чертямъ запропастились? Ищу его {122} по
всeмъ закоулкамъ УРЧ... Не такая ужъ минiатюрная фигура... А вы вотъ гдe
приткнулись. Что это -- вы здeсь и работаете?
-- Да, -- уныло иронизирую я, -- юрисконсультскiй и
планово-экономическiй отдeлъ.
-- Ну, это безобразiе! Не могли себe стола найти?
-- Да все ужъ разобрано.
-- Tarde venientibus -- полeнья, -- щеголевато иронизируетъ Якименко.
-- Бываетъ и такъ, что tarde venientibus -- полeньями...
Якименко понимающимъ взоромъ окидываетъ сцену: перевернутую табуретку,
разлетeвшiяся бумаги, меня, Стародубцева и наши обоюдныя позы и выраженiя
лицъ.
-- Безобразiе все-таки. Передайте Богоявленскому, что я приказалъ найти
вамъ и мeсто, и стулъ, и столъ. А пока пойдемте ко мнe домой. Мнe съ вами
кое о чемъ поговорить нужно.
-- Сейчасъ, я только бумаги съ пола подберу.
-- Бросьте, Стародубцевъ подберетъ. Стародубцевъ, подберите.
Съ искаженнымъ лицомъ Стародубцевъ начинаетъ подбирать.... Мы съ
Якименко выходимъ изъ УРЧ...
-- Вотъ идiотская погода, -- говоритъ Якименко тономъ, предполагающимъ
мою сочувственную реплику. Я подаю сочувственную реплику. Разговоръ
начинается въ, такъ сказать, свeтскихъ тонахъ: погода, еще о художественномъ
театрe начнетъ говорить...
-- Я гдe-то слыхалъ вашу фамилiю. Это не ваши книжки -- по туризму?..
-- Мои...
-- Ну, вотъ, очень прiятно. Такъ что мы съ вами, такъ сказать, товарищи
по призванiю... Въ этомъ году собираюсь по Сванетiи...
-- Подходящiя мeста...
-- Вы какъ шли? Съ сeвера? Черезъ Донгузъ-Орунъ?
...Ну, чeмъ не черные тюльпаны?..
И такъ шествуемъ мы, обсуждая прелести маршрутовъ Вольной Сванетiи.
Навстрeчу идетъ начальникъ третьей части. Онъ почтительно беретъ подъ
козырекъ. Якименко останавливаетъ его.
-- Будьте добры мнe на шесть вечера -- машину... Кстати -- вы не
знакомы?
Начальникъ третьей части мнется...
-- Ну, такъ позвольте васъ познакомить... Это нашъ извeстный туристскiй
дeятель, тов. Солоневичъ... Будетъ намъ читать лекцiи по туризму. Это...
-- Да я уже имeю удовольствiе знать товарища Непомнящаго...
Товарищъ Непомнящiй беретъ подъ козырекъ, щелкаетъ шпорами и
протягиваетъ мнe руку. Въ этой рукe -- доносъ Стародубцева, эта рука
собирается черезъ иксъ времени поставить меня къ стeнкe. Я тeмъ не менeе
пожимаю ее...
-- Нужно будетъ устроить собранiе нашихъ работниковъ... Вольнонаемныхъ,
конечно... Тов. Солоневичъ прочтетъ намъ докладъ объ экскурсiяхъ по
Кавказу...
Начальникъ третьей части опять щелкаетъ шпорами. {123}
-- Очень будетъ прiятно послушать...
На всю эту комедiю я смотрю съ нeсколько запутаннымъ чувствомъ...
___
Приходимъ къ Якименкe. Большая чистая комната. Якименко снимаетъ
шинель.
-- Разрeшите, пожалуйста, товарищъ Солоневичъ, я сниму сапоги и
прилягу.
-- Пожалуйста, -- запинаюсь я...
-- Уже двe ночи не спалъ вовсе. Каторжная жизнь...
Потомъ, какъ бы спохватившись, что ужъ ему-то и въ моемъ-то присутствiи
о каторжной жизни говорить вовсе ужъ неудобно, поправляется:
-- Каторжная жизнь выпала на долю нашему поколeнiю...
Я отвeчаю весьма неопредeленнымъ междометiемъ...
-- Ну, что-жъ, товарищъ Солоневичъ, туризмъ -- туризмомъ, но нужно и къ
дeламъ перейти...
Я настораживаюсь...
-- Скажите мнe откровенно -- за что вы, собственно, сидите?
Я схематически объясняю -- работалъ переводчикомъ, связь съ
иностранцами, оппозицiонные разговоры...
-- А сынъ вашъ?
-- По формe -- за то же самое. По существу -- для компанiи...
-- Н-да. Иностранцевъ лучше обходить сторонкой. Ну, ничего, особенно
унывать ничего. Въ лагерe культурному человeку, особенно если съ головой --
не такъ ужъ и плохо... -- Якименко улыбнулся не безъ нeкотораго цинизма. --
По существу не такая ужъ жизнь и на волe... Конечно, первое время тяжело...
Но люди ко всему привыкаютъ... И, конечно, восьми лeтъ вамъ сидeть не
придется.
Я благодарю Якименко и за это утeшенiе.
-- Теперь дeло вотъ въ чемъ. Скажите мнe откровенно -- какого вы мнeнiя
объ аппаратe УРЧ.
-- Мнe нeтъ никакого смысла скрывать это мнeнiе.
-- Да, конечно, но что подeлаешь... Другого аппарата нeтъ. Я надeюсь,
что вы поможете мнe его наладить... Вотъ вы вчера говорили объ инструкцiяхъ
для низовыхъ работниковъ. Я васъ для этого, собственно говоря, и
побезпокоилъ... Сдeлаемъ вотъ что: я вамъ разскажу, въ чемъ заключается
работа всeхъ звеньевъ аппарата, а вы на основанiи этого напишите этакiя
инструкцiи. Такъ, чтобы было коротко и ясно самымъ дубовымъ мозгамъ. Пишите
вы, помнится, недурно.
Я скромно наклоняю голову.
-- Ну, видите ли, тов. Якименко, я боюсь, что на мою помощь трудно
расчитывать. Здeсь пустили сплетню, что я укралъ и сжегъ нeсколько десятковъ
дeлъ, и я ожидаю... {124}
Я смотрю на Якименку и чувствую, какъ внутри что-то начинаетъ
вздрагивать.
На лицe Якименки появляется вчерашняя презрительная гримаса.
-- Ахъ, это? Плюньте!...
Мысли и ощущенiя летятъ стремительной путаницей. Еще вчера была почти
полная безвыходность. Сегодня -- "плюньте"... Якименко не вретъ, хотя бы
потому, что врать у него нeтъ никакого основанiя. Неужели это въ самомъ дeлe
Шпигель? Папироса въ рукахъ дрожитъ мелкой дрожью. Я опускаю ее подъ
столъ...
-- Въ данныхъ условiяхъ не такъ просто плюнуть. Я здeсь человeкъ
новый...
-- Чепуха все это! Я этотъ доносъ... Это дeло видалъ. Сапоги въ смятку.
Просто Стародубцевъ пропустилъ всe сроки, запутался и кинулъ все въ печку. Я
его знаю... Вздоръ... Я это дeло прикажу ликвидировать...
Въ головe становится какъ-то покойно и пусто. Даже нeтъ особаго
облегченiя. Что-то вродe растерянности...
-- Разрeшите васъ спросить, товарищъ Якименко, почему вы повeрили, что
это вздоръ?..
-- Ну, знаете ли... Видалъ же я людей... Чтобы человeкъ вашего типа,
кстати и вашихъ статей, -- улыбнулся Якименко, -- сталъ покупать месть
какому-то несчастному Стародубцеву цeной примeрно... сколько это будетъ?
Тамъ, кажется, семьдесятъ дeлъ? Да? Ну такъ, значитъ, въ суммe лeтъ сто
лишняго заключенiя... Согласитесь сами -- непохоже...
-- Мнe очень жаль, что вы не вели моего дeла въ ГПУ...
-- Въ ГПУ -- другое. Чаю хотите?
Приносятъ чай, съ лимономъ, сахаромъ и печеньемъ. Въ срывахъ и взлетахъ
совeтской жизни -- гдe срывъ -- это смерть, а взлетъ -- немного тепла,
кусокъ хлeба и нeсколько минутъ сознанiя безопасности -- я сейчасъ чувствую
себя на какомъ-то взлетe, нeсколько фантастическомъ.
Возвращаюсь въ УРЧ въ какомъ-то туманe. На улицe уже темновато. Меня
окликаетъ рeзкiй, почти истерически, вопросительный возгласъ Юры:
-- Ватикъ? Ты?
Я оборачиваюсь. Ко мнe бeгутъ Юра и Борисъ. По лицамъ ихъ я вижу, что
что-то случилось. Что-то очень тревожное.
-- Что, Ва, выпустили?
-- Откуда выпустили?
-- Ты не былъ арестованъ?
-- И не собирался, -- неудачно иронизирую я.
-- Вотъ сволочи, -- съ сосредоточенной яростью и вмeстe съ тeмъ съ
какимъ-то мнe еще непонятнымъ облегченiемъ говоритъ Юра. -- Вотъ сволочи!
-- Подожди, Юрчикъ, -- говоритъ Борисъ. -- Живъ и не въ третьей части
-- и слава Тебe, Господи. Мнe въ УРЧ {125} Стародубцевъ и прочiе сказали,
что ты арестованъ самимъ Якименкой, начальникомъ третьей части и
патрульными.
-- Стародубцевъ сказалъ?
-- Да.
У меня къ горлу подкатываетъ острое желанiе обнять Стародубцева и
прижать его такъ, чтобы и руки, и грудь чувствовали, какъ медленно хруститъ
и ломается его позвоночникъ... Что должны были пережить и Юра, и Борисъ за
тe часы, что я сидeлъ у Якименки, пилъ чай и велъ хорошiе разговоры?
Но Юра уже дружественно тычетъ меня кулакомъ въ животъ, а Борисъ столь
же дружественно обнимаетъ меня своей пудовой лапой. У Юры въ голосe слышны
слезы. Мы торжественно въ полутьмe вечера цeлуемся, и меня охватываетъ
огромное чувство и нeжности, и увeренности. Вотъ здeсь -- два самыхъ моихъ
близкихъ и родныхъ человeка на этомъ весьма неуютно оборудованномъ земномъ
шарe. И неужели же мы, при нашей спайкe, при абсолютномъ "всe за одного,
одинъ за всeхъ", пропадемъ? Нeтъ, не можетъ быть. Нeтъ, не пропадемъ.
Мы тискаемъ другъ друга и говоримъ разныя слова, милыя, ласковыя и
совершенно безсмысленныя для всякаго посторонняго уха, наши семейныя
слова... И какъ будто тотъ фактъ, что я еще не арестованъ, что-нибудь
предрeшаетъ для завтрашняго дня: вeдь ни Борисъ, ни Юра о Якименскомъ
"плюньте" не знаютъ еще ничего. Впрочемъ, здeсь, дeйствительно, carpe diem:
сегодня живы -- и то глава Богу.
Я торжественно высвобождаюсь изъ братскихъ и сыновнихъ тисковъ и столь
же торжественно провозглашаю:
-- А теперь, милостивые государи, послeдняя сводка съ фронта побeды --
Шпигель.
-- Ватикъ, всерьезъ? Честное слово?
-- Ты, Ва, въ самомъ дeлe, не трепли зря нервовъ, -- говоритъ Борисъ.
-- Я совершенно всерьезъ. -- И я разсказываю весь разговоръ съ
Якименкой.
Новые тиски, и потомъ Юра тономъ полной непогрeшимости говоритъ:
-- Ну вотъ, я вeдь тебя предупреждалъ. Если совсeмъ плохо, то Шпигель
какой-то долженъ же появиться, иначе какъ же...
Увы! со многими бываетъ и иначе...
___
Разговоръ съ Якименкой, точно списанный со страницъ Шехерезады, сразу
ликвидировалъ все: и доносъ, и третью часть, и перспективы: или стeнки, или
побeга на вeрную гибель, и активистскiя поползновенiя, и большую часть
работы въ урчевскомъ бедламe.
Вечерами, вмeсто того, чтобы коптиться въ махорочныхъ туманахъ УРЧ, я
сидeлъ въ комнатe Якименки, пилъ чай съ печеньемъ {126} и выслушивалъ
Якименковскiя лекцiи о лагерe. Ихъ теоретическая часть, въ сущности, ничeмъ
не отличалась отъ того, что мнe въ теплушкe разсказывалъ уголовный коноводъ
Михайловъ. На основанiи этихъ сообщенiй я писалъ инструкцiи. Якименко
предполагалъ издать ихъ для всего ББК и даже предложить ГУЛАГу. Какъ я
узналъ впослeдствiи, онъ такъ и поступилъ. Авторская подпись была, конечно,
его. Скромный капиталъ своей корректности и своего печенья Якименко
затратилъ не зря. {127}
--------
БАМ (Байкало-Амурская Магистраль)
МАРКОВИЧЪ ПЕРЕКОВЫВАЕТЪ
Шагахъ въ двухстахъ отъ УРЧ стояла старая, склонившаяся на бокъ,
бревенчатая избушка. Въ ней помeщалась редакцiя лагерной газеты "Перековка",
съ ея редакторомъ Марковичемъ, поэтомъ и единственнымъ штатнымъ сотрудникомъ
Трошинымъ, наборщикомъ Мишей и старой разболтанной бостонкой. Когда мнe
удавалось вырываться изъ УРЧевскаго бедлама, я нырялъ въ низенькую дверь
избушки и отводилъ тамъ свою наболeвшую душу.
Тамъ можно было посидeть полчаса-часъ вдали отъ УРЧевскаго мата,
прочесть московскiя газеты и почерпнуть кое-что изъ житейской мудрости
Марковича.
О лагерe Марковичъ зналъ все. Это былъ благодушный американизированный
еврей изъ довоенной еврейской эмиграцiи въ Америку.
-- Если вы въ вашей жизни не видали настоящаго идiота -- такъ
посмотрите, пожалуйста, на меня...
Я смотрeлъ. Но ни въ плюгавой фигуркe Марковича, ни въ его
устало-насмeшливыхъ глазахъ не было видно ничего особенно идiотскаго.
-- А вы такой анекдотъ о евреe гермафродитe знаете? Нeтъ? Такъ я вамъ
разскажу...
Анекдотъ для печати непригоденъ. Марковичъ же лeтъ семь тому назадъ
перебрался сюда изъ Америки: "мнe, видите-ли, кусочекъ соцiалистическаго рая
пощупать захотeлось... А? Какъ вамъ это нравится? Ну, не идiотъ?"
Было у него 27.000 долларовъ, собранныхъ на нивe какой-то
комиссiонерской дeятельности. Само собою разумeется, что на совeтской
границe ему эти доллары обмeняли на совeтскiе рубли -- неизвeстно уже, какiе
именно, но, конечно, по паритету -- рубль за 50 центовъ.
-- Ну, вы понимаете, тогда я совсeмъ какъ баранъ былъ. Словомъ --
обмeняли, потомъ обложили, потомъ снова обложили такъ, что я пришелъ въ
финотдeлъ и спрашиваю: такъ сколько же вы мнe самому оставить собираетесь --
я уже не говорю въ долларахъ, а хотя бы въ рубляхъ... Или мнe, можетъ быть,
къ своимъ деньгамъ еще и приплачивать придется... Ну -- они меня выгнали
вонъ. Короче говоря, у меня уже черезъ полгода ни копeйки не осталось.
Чистая работа. Хе, ничего себe шуточки -- 27.000 долларовъ. {128}
Сейчасъ Марковичъ редактировалъ "Перековку". Перековка -- это лагерный
терминъ, обозначающiй перевоспитанiе, "перековку" всякаго рода
правонарушителей въ честныхъ совeтскихъ гражданъ. Предполагается, что
совeтская карательная система построена не на наказанiи, а на перевоспитанiи
человeческой психологiи и что вотъ этакiй каторжный лагерный трудъ въ голодe
и холодe возбуждаетъ у преступниковъ творческiй энтузiазмъ, пафосъ
построенiя безклассоваго соцiалистическаго общества и что, поработавъ вотъ
этакимъ способомъ лeтъ шесть-восемь, человeкъ, ежели не подохнетъ, вернется
на волю, исполненный трудовымъ рвенiемъ и коммунистическими инстинктами.
"Перековка" въ кавычкахъ была призвана славословить перековку безъ кавычекъ.
Нужно отдать справедливость -- "Перековка", даже и по совeтскимъ
масштабамъ, была потрясающе паршивымъ листкомъ. Ея содержанiе сводилось къ
двумъ моментамъ: энтузiазмъ и доносы. Энтузiазмъ испущалъ самъ Марковичъ,
для доносовъ существовала сeть "лагкоровъ" -- лагерныхъ корреспондентовъ,
которая вынюхивала всякiе позорящiе факты насчетъ недовыработки нормъ,
полового сожительства, контръ-революцiонныхъ разговоровъ, выпивокъ,
соблюденiя религiозныхъ обрядовъ, отказовъ отъ работы и прочихъ грeховъ
лагерной жизни.
-- Вы знаете, Иванъ Лукьяновичъ, -- говоритъ Марковичъ, задумчиво
взирая на свое творенiе, -- вы меня извините за выраженiе, но такой газеты
въ приличной странe и въ уборную не повeсятъ.
-- Такъ бросьте ее къ чорту!
-- Хе, а что я безъ нея буду дeлать? Надо же мнe свой срокъ
отрабатывать. Разъ уже я попалъ въ соцiалистическiй рай, такъ нужно быть
соцiалистическимъ святымъ. Здeсь же вамъ не Америка. Это я уже знаю -- за
эту науку я заплатилъ тысячъ тридцать долларовъ и пять лeтъ каторги... И еще
пять лeтъ осталось сидeть... Почему я долженъ быть лучше Горькаго?..
Скажите, кстати -- вотъ вы недавно съ воли -- ну что такое Горькiй? Вeдь это
же писатель?
-- Писатель, -- подтверждаю я.
-- Это же все-таки не какая-нибудь совсeмъ сволочь... Ну, я понимаю, --
я. Такъ я вeдь на каторгe. Что я сдeлаю? И, вы знаете, возьмите медгорскую
"Перековку" (центральное изданiе -- въ Медгорe) -- такъ она, ей Богу, еще
хуже моей. Ну, конечно, и я уже не краснeю, но все-таки я стараюсь, чтобы
моя "Перековка", ну... не очень ужъ сильно воняла... Какiе-нибудь тамъ
доносы -- если очень вредные -- такъ я ихъ не пускаю, ну, и все такое...
Такъ я -- каторжникъ. А Горькiй? Въ чемъ дeло съ Горькимъ? Что -- у него
денегъ нeтъ? Или онъ на каторгe сидитъ? Онъ же -- старый человeкъ, зачeмъ
ему въ проститутки идти?
-- Можно допустить, что онъ вeритъ во все, что пишетъ... Вотъ вы вeдь
вeрили, когда сюда eхали.
-- Ну, это вы оставьте. Я вeрилъ ровно два дня. {129}
-- Да... Вы вeрили, пока у васъ не отняли денегъ. Горькiй не вeрилъ,
пока ему не дали денегъ... Деньги опредeляютъ бытiе, а бытiе опредeляетъ
сознанiе... -- иронизирую я.
-- Гмъ, такъ вы думаете -- деньги? Слава? Реклама? Не з