разыскивают домочадцы. Поэтому к телефону никто не хотел подходить. Потом трубку снял штурман и почти сердито спросил: -- Ну кого вам? -- и почти сейчас же переспросил еще недовольней: -- Какая милиция? Он вдруг замолчал, и все увидели, как медленно расплылось его лицо в широкой улыбке. Штурман задал тому, кто был на другом конце провода, еще несколько вопросов и, положив трубку на рычаг телефона, крикнул: -- Сел он на шоссе! Снаряд, разорвавшийся за окном, не произвел бы такого эффекта, как этот крик. Все бросились к Сергею, что-то кричали, хлопали его по спине, по рукам, будто он совершил эту невероятную посадку. Только Жердев, просветлев от радости, остался сидеть на своем месте. Сидел, не переставая повторять: -- Ну, дает сосед! Ну, дает! Наконец общий гвалт перекрыл голос руководителя полетов: -- Да расскажи же толком, где он? Все сразу замолчали. И штурман доложил. Звонили с поста ГАИ. Сообщили, что звонят по просьбе летчика капитана Кольцова. Машина целехонька. Он цел и просит побыстрее привезти горючее. Он взлетит, как только заправится. Милиция гарантирует при взлете полную безопасность. -- Одним словом, дело за нами, -- закончил штурман. -- Не тут-то было, -- усмехнулся руководитель полетов. -- Как бы не стало взлетать трудней, чем садиться. Послушаем, что скажет Москва. И он передал в Москву новое сообщение, со всеми известными ему подробностями. Москва, как и предполагал руководитель полетов, ответила, что она должна подумать и посоветоваться с кем надо, прежде чем решить вопрос, возвращаться ли спарке самостоятельно или на буксире, за тягачом. -- Ее же надо тогда демонтировать, снимать крылья, -- сразу настроился на деловой лад Жердев. -- Снимем. Было бы что снимать, -- ответил руководитель полетов. Часа через полтора Москва дала четкие указания: создать комиссию, которой выехать на место посадки и там решить, каким способом возвращать спарку на свой аэродром. Всех присутствующих на КП это почему-то рассмешило, хотя указание было вполне разумным. Но смеялись, очевидно, потому, что всем просто было весело. Пили кофе. Без конца курили. До рассвета никто и не подумал о сне. А на рассвете две машины -- одна с комиссией, другая, на всякий случай, с бригадой техников -- и заправщик топливом двинулись из Есино на шоссе. Сергей вначале тоже хотел поехать, но его отговорил Бочкарев. -- Что вам там делать? -- резонно спросил он. -- Только время потеряете. Лучше отдохните. Сергей послушался. Практически пользы он действительно не мог там принести никакой. Мог там задержаться. Возможно, даже до вечера. А утром в Есино могла приехать Юля. Она ведь обещала. Да и Занду надо было выгулять. И Сергей остался и пошел домой. Уснул он скоро. И спал так крепко, как, казалось, не спал никогда. Но едва над городком послышался гул самолета, немедленно поднялся на ноги и, натянув на ходу пижамные брюки, выскочил на балкон. Аэродрома с балкона не было видно. Мешал соседний дом. Но все пути подлета к нему просматривались как на ладони. Сергей, хоть и щурился от яркого солнца, сразу нашел в небе спарку. Владимир заходил на посадку. Вышел на полосу и уверенно нырнул вниз по крутой глиссаде. Сергей вернулся в комнату, взглянул на часы. Было ровно десять. Он спал не больше трех часов, но чувствовал себя отменно бодро, полным свежих сил, был в великолепном настроении. Да и как могло быть иначе! Владимир вернулся живым и здоровым -- он в этом уже не сомневался, как не сомневался и в том, что брат сделал интересные снимки -- дешифратор на КП подтвердил это. После угрюмой непогоды снова светило теплое, ласковое солнце. Сегодня он должен был увидеть Юлю. Сергей быстро оделся, схватил из холодильника кусок колбасы, со стола булку и, жуя на бегу, поспешил встречать Владимира. Когда он появился на аэродроме, спарку уже затягивали в ангар. А Владимир, окруженный со всех сторон друзьями, о чем-то оживленно рассказывал. Сергей еще издали услышал его голос. -- Ну, думаю, если этот несчастный самосвал хоть малость притормозит, вмажу я ему прямо в лоб, -- возбужденно говорил Владимир. -- Я-то сделать уже ничего не могу. Нос задрал до предела. Вот-вот сорвусь: А он, конечно, очумел. На него небо валится. То вправо возьмет, то влево. Но проскочил. С меня как воз свалили. Ручку вперед! Чувствую, сел: Сразу выбросил парашют -- и на тормоза. Ну, думаю, теперь только бы шоссе не вильнуло. А то через кювет и... прямо в дамки! Сергей слушал и не верил своим ушам. Ему казалось, Владимир вернется выжатым как лимон от напряжения и усталости. Не могло не потрясти человека то, что произошло ночью в воздухе. Не могли бесследно пройти перенесенные им психологические и физические перегрузки. А Владимир рассказывал обо всем случившемся, как о занимательной прогулке. Сергею даже подумалось, что он бравирует. Но Владимир был совершенно искренен и с тем же оживлением рассказывал уже о каком-то милиционере. -- Спарка остановилась, а мне вылезать неохота. Рукой пошевелить не могу. Вот-вот кто-нибудь под крыло влетит -- а не могу. Вдруг слышу: стучат по кабине. И голос там, за бортом: "Товарищ, вы живы?" Ну, тут-то я, конечно, встрепенулся. Фонарь -- на сторону. Выглядываю -- орудовец. -- У тебя, естественно, по привычке поджилки затряслись, -- пошутил кто-то. Все захохотали. -- Ни будь-будь! -- поклялся Владимир. -- Ты, говорю, откуда взялся? А он, оказывается, за мной, как за нарушителем, километров десять гнался. Как, говорит, увидел, что вы дорогу осветили, так тоже мигалку включил, сирену включил -- и за вами. Чем, говорит, вам помочь? Перекрывай, говорю, дорогу, а то сейчас мне все крылья поотшибают. Он, не долго думая, свою канарейку поперек шоссе -- раз! А с другой стороны факел бензиновый -- два! И тут Владимир увидел брата. -- И ты уже не спишь? -- направился он к нему, расталкивая окружавших его людей. -- С тобой уснешь, -- добродушно проворчал Сергей. -- А что такого? Покрышкин на дороги запросто еще во время войны садился. -- Так ведь то Покрышкин! -- заметил Сергей. -- Так ведь сейчас-то проще, не стреляют! -- засмеялся Владимир и вдруг закрыл глаза руками, растер лицо и вздохнул тяжело и устало. -- Иди-ка ты спать, -- посоветовал брату Сергей и только сейчас заметил, какие у него воспаленные, красные глаза. -- Доложу на КП и пойду, -- согласился Владимир. -- Это, кажется, последнее испытание было? -- В этой серии -- да. -- А следующая когда? -- Не скоро. Еще надо придумать, как ее проводить. -- Так, может, я пока в отпуск смотаю? -- Наверно, можно. Я скажу Бочкареву, чтобы он сегодня же /%`%#.".`(+ с шефом. -- Скажи, -- кивнул Владимир и пошел через поле к командному пункту нетвердой, непривычно обмякшей походкой. В ангаре со спарки сняли катушки с отснятой пленкой. Бочкарев повертел их, потряс над ухом, задумчиво проговорил: -- Дорогая штука получается: -- Случай. Непредвиденный случай, -- заметил Окунев. -- Э: милый вы мой, Олег Максимович, какой уж там случай! -- скептически поморщился Бочкарев. -- Да вся история науки полна таких случаев. И что в данных ситуациях особенно парадоксально: ошибаются одни, а расплачиваются за них другие. А Владимир, я скажу, божьей милостью испытатель! Это талант. Да еще какой! Жалко будет с ним расставаться. -- Почему расставаться? -- удивился Заруба. Бочкарев сделал вид, будто не расслышал вопроса. Только оглядел всю группу и сказал: -- Ладно, пойдемте к себе. У нас свои дела. И все пошли в инженерный дом. У самого подъезда Сергея взял под руку Заруба. -- А чего ради он решил с Володькой прощаться? -- указав в сторону Бочкарева взглядом, спросил он. Сергей догадался, в чем дело, но в ответ лишь неопределенно пожал плечами. -- Он думает, Володьку отстранят от полетов? -- продолжал допытываться Заруба. -- Не знаю. Ничего не знаю, -- буркнул Сергей и вошел в подъезд. В помещении все разошлись по своим рабочим местам. Но Бочкарев неожиданно попросил всех сесть поближе, как это обычно бывало на служебных совещаниях. И еще он сказал: -- Курите, пожалуйста, -- и закурил сам. Но поскольку он делал это лишь в исключительных случаях, все насторожились. -- Друзья, -- сказал Бочкарев, глядя куда-то в пол, -- я прощаюсь с вами. Я только что разговаривал с шефом и получил команду выехать в Москву. Приказ о моем назначении на новую работу подписан еще неделю назад, но шеф просил довести эту серию испытаний до конца. Я довел. Теперь все. Поверьте, мне очень трудно расставаться и с вами, и с КБ, и с работой, которой я отдал почти полжизни. Но это надо, как говорят, для пользы дела. Временно группу возглавит Сергей Дмитриевич. Желаю вам успехов, друзья. Бочкарев приподнял рукав кителя и долго смотрел на свои часы. Потом заговорил снова: -- Пойду собираться. В половине третьего придет машина. Кстати, наконец-то привезут снимки. Кажется, шеф понял, что здесь для работы они тоже нужны. А в час всех прошу ко мне отобедать. И Владимира, Сергей Дмитриевич, непременно пригласите. Непременно. И Жердева. И он ушел. А они остались. Как сидели, так и остались сидеть. Молчали. Курили. Нарушил раздумье Заруба. -- Значит, состоялось. А я думаю, чего ради он про какое-то расставание с Володькой сегодня ляпнул? Жаль: -- ни к кому не обращаясь, задумчиво проговорил он. -- Да: про него не скажешь: давай-давай, может, без тебя лучше будет, -- в тон ему продолжил Окунев. -- Не скажешь, -- согласился Заруба. -- А интересно, он это сам от начала до конца или все же шеф руку приложил? -- Какая разница, -- отозвался Сергей. -- Не скажи. Потому как надо вперед смотреть. И если он сам, то дело одним чередом пойдет. А если не сам -- то жди, как говорят мои земляки, чего не трэба. -- Остап прав, -- подтвердил Зарубу Окунев. Сергей и сам отлично понимал все. И сам, еще гораздо раньше, чем они, думал о том же самом и точно так же, как они. Но обсуждать их будущее он не хотел. Ему вдруг стало неприятно от мысли, что его друзья еще, чего доброго, заподозрят его в каких-нибудь корыстолюбивых помыслах. Ведь как-никак, а старшим, хоть и временно, h%d теперь назначил его. -- Как бы оно ни пошло, а делать его нам, -- сказал он. -- И только мы знаем, как его делать лучше. Сказав это, он поднялся из-за стола, достал из своего сейфа чертежи и, разложив их, приступил к работе. Остальные присутствовавшие последовали его примеру. Он не преувеличивал, когда говорил, что только они знают, как лучше делать или, уже теперь точнее, как лучше заканчивать совместно начатую работу. Все задуманное им по переделке объектива "Фотона" было уже выполнено: рассчитано, проверено, вычерчено. И уже надо было везти все в Москву, показывать Александру Петровичу, техническому совету, утверждать, делать опытный образец и снова испытывать. Еще несколько дней назад Сергей радовался тому, что эту работу, как и обычно, провернет Бочкарев. Потом расстроился, когда понял, что Бочкарев уйдет раньше. А сегодня, именно сейчас, смотря на чертежи, неожиданно решил: будет даже лучше, если новую схему КБ представит он сам. Мысль эта с каждой минутой укреплялась в нем все сильней. Да, он не хуже Бочкарева сумеет защитить новую их работу, так как львиная доля ее была сделана им. Да, он даже лучше, чем Бочкарев, докажет шефу и научно-техническому совету ее перспективность. И было очень кстати, что раньше, чем поедет в Москву, он покажет эту работу Юле. Для него это было даже важно. Он всегда очень высоко ценил ее объективность. Она умела смотреть вперед и никогда не цеплялась за старое. Сергей знал наверняка, если она, посмотрев на схему взглядом свежего человека, одобрит ее, его силы в Москве удвоятся. Примерно через час, сделав, очевидно, все необходимые приготовления, Бочкарев вернулся и как ни в чем не бывало включился в общую работу. Они трудились плодотворно. Даже лучше, чем в обычные дни, ни о чем почти не разговаривали, разве что по делу, ибо о постороннем говорить никому не хотелось. А в четверть первого Бочкарев так же просто, как будто ничего и не предстояло, сказал: -- Я пойду посмотрю, все ли там в порядке. И жду вас. Не задерживайтесь. И ушел, на сей раз навсегда ушел из инженерного дома. -- Придем точно, -- пообещал Сергей и позвонил Владимиру. Еле дозвонился и еще с большим трудом объяснил ему, сонному, зачем надо вставать и куда идти. Владимир долго мычал в ответ что-то несуразное, а потом вдруг объявил: -- Ладно. Мы с Филиппычем придем. Он Бочкарева очень уважает. За обеденным столом было оживленно, и говорили поначалу обо всякой чепухе. Вспоминали в основном смешные истории из жизни КБ, людей, которые когда-то в нем работали и которых Сергей знал лишь понаслышке. Вспомнили, как впервые сам Кольцов-старший появился в КБ, о его докладе и какое он тогда произвел на всех впечатление. Почему-то теперь об этом вспоминали как об истории тоже довольно веселой. Потом незаметно сосредоточились на делах, на том, что предстояло сделать в самом ближайшем будущем. -- Я вам не советую ждать, когда вас вызовут в Москву, -- сказал Бочкарев Сергею. -- Позвоните сами завтра же. Конечно, обо всем могу сказать ему и я. И сегодня же. Но поверьте, будет не тот эффект. Надо знать нашего Главного. -- Но ведь он может отреагировать на все по-своему, -- заметил Сергей. -- Потребует провести еще какие-нибудь испытания. Дополнительные. Или повторные. -- Может, -- согласился Бочкарев. -- Но, в общем-то, это все ерунда. Не нужны ни те ни другие. Картина ясна. -- И у меня отпуск по графику, -- напомнил Владимир. -- Сколько же мне еще тут из-за вас загорать? -- Еще один повод быть настойчивей, -- согласился Бочкарев. -- Так что добивайтесь. "В конце концов, какую-то помощь окажет и Юля. С ее мнением тоже считаются. И важно, чтобы работа ей понравилась", -- подумал Сергей ( взглянул на часы. Время прошло удивительно незаметно. И было уже половина третьего. И вот-вот уже должна была прийти машина, но почему-то она не появлялась. Сергей смотрел теперь не только на часы, но и на стоянку возле инженерного дома. Он был уверен -- машина подойдет именно туда. И она подъехала с опозданием на час. Но Сергей на какой-то момент отвлекся от своего наблюдения, и машину первым увидел Бочкарев. Увидел и объявил: -- Ну, вот и карета подана. А вот и наша Ирочка. Сергей не поверил своим ушам. А Бочкарев и почти все присутствующие выбежали на балкон и дружно закричали: -- Ирочка! Давай сюда. Мы все тут! Ирина оглянулась на крик, приветливо помахала всем каким-то пакетом и быстрым шагом направилась к гостинице. -- Хорошо живете, -- сказала она, когда через несколько минут вошла в номер. -- А ты почему опоздала? -- Почему ехала так долго? -- посыпались на нее нарекания. -- Я вообще приехала случайно. Юля должна была ехать. А она в самый последний момент решила пойти на просмотр польской моды, -- оправдывалась Ирина. И опять Сергей не мог поверить тому, что слышал. Ведь Юля же обещала! И он ждал ее. Очень ждал. Она была ему необходима как воздух! Его мысли будто прочел Заруба. Добродушно улыбаясь и почему-то поглядывая на Сергея, он заметил: -- Наша Юля, как всегда, верна себе: Тем более польские моды! Он сказал это тепло, и все, выслушав эти слова, тоже заулыбались, потому что, в общем-то, к Юле относились очень хорошо и охотно многое ей прощали, как прощают шалости детям. -- Вы, кажется, что-то нам привезли? -- спросил Бочкарев Ирину. -- Да. Снимки, -- ответила Ирина и передала ему пакет. -- Прекрасно, -- сказал Бочкарев и в свою очередь передал пакет Сергею. -- Прекрасно. Присаживайтесь к столу, закусывайте -- и поехали. -- Я остаюсь, -- сказала Ирина. -- Как? -- удивился Бочкарев. -- Шеф нашел для меня еще одно дело. Я останусь тут до утра, а утром за мной придет машина, -- объяснила Ирина. -- А: тогда другой разговор. Тогда занимайте мой номер и будьте здесь полноправной хозяйкой. Телевизор работает исправно, приемник тоже. Располагайтесь и отдыхайте, -- гостеприимно предложил Ирине Бочкарев. Через полчаса, предупредив администрацию гостиницы, что номер остается за сотрудником КБ Ирины Власовой, Бочкарев стал прощаться. Все поднялись проводить его до машины. Но он попросил: -- Оставайтесь, товарищи, отдыхайте. Тем более сейчас начнется передача со стадиона. Меня проводит Сергей Дмитриевич. -- Конечно, конечно, -- подтвердил Сергей. -- Давайте чемодан. Странное это было прощание. Бочкарев проработал в коллективе многие годы. С сегодняшнего дня их пути расходились. А не было, почти не было сказано друг другу никаких напутственных слов, никаких пожеланий. А ведь к Бочкареву все относились с большой симпатией, его уважали и как начальника, и как доброго, отзывчивого человека. Сергей чувствовал: происходит что-то не так, проявившаяся неожиданно сдержанность не случайна. Но чем она была вызвана, понять не мог. Ему доводилось и раньше наблюдать скупые на проявления чувств сцены расставания однополчан. Офицеры уходили на повышение, уезжали к новому месту службы, на учебу. И всегда он был склонен относить это на счет некоторой суровости, присущей вообще всему укладу воинской жизни. Но в данной ситуации дело было, пожалуй, в другом. Бочкарев сам вдруг высказал ему по данному поводу свои соображения. -- Чувствую я, обиделись на меня наши товарищи, -- сказал он, когда они вышли из гостиницы. -- Поняли все так, что я вас бросил в самый ответственный момент. -- Об этом никто не говорил ни слова! -- категорически возразил Сергей. -- Неважно. Думают так. И ошибаются. Не под тем углом смотреть на все надо. Ну да ладно. Пойду, -- с грустью проговорил Бочкарев и взял Сергея под руку. Они остановились. -- Давайте закурим, -- предложил Бочкарев. Долго и старательно разминал потом сигарету, прикурил, глубоко затянулся несколько раз. -- Очень мне было приятно с вами работать, Сергей Дмитриевич. Смотрел я на вас и радовался, -- проникновенно продолжал он. -- Ум у вас светлый. Душа чистая. Характер легкий, общительный. Одна беда и для вас и для дела: защищенности маловато. Скромны вы очень. Почти застенчивы, как девица. Не обижайтесь, что я вам это говорю. Я искренне. Для вашего же блага. По-отцовски. Я думал, как вам укрепить свои позиции. И пришел к выводу: обретайте общественный вес. Обрастайте им. Вы слишком увлечены своим делом и как-то самоустранились от общественной жизни. Это неправильно. Вас должны знать. Вы должны быть на виду. Выступайте. Пишите: -- Когда? -- неожиданно даже для самого себя прервал его Сергей. -- Не знаю, -- откровенно ответил Бочкарев. -- Знаю только -- непременно надо. Непременно. У вас много друзей. А будет еще больше. В сто раз больше. И в сто раз вы будете сильней. И тогда: тогда загородить вам дорогу, заставить вас свернуть с выбранного пути будет очень, очень трудно. Если только вообще будет возможно. Сергей сердечно за все поблагодарил Бочкарева. -- Мне будет очень не хватать и вас и вашего опыта, -- откровенно сказал он. -- Не огорчайтесь. Опыт придет. Это дело наживное, -- подбодрил его Бочкарев. Они еще поговорили немного, и Бочкарев, крепко пожав Сергею руку, уехал. Проводив машину взглядом, Сергей вернулся в гостиницу. Эта маленькая, последняя часть их прощания разволновала его больше, чем вся предыдущая. Он даже о Юле на какое-то время забыл. В коридоре он встретил Владимира и Жердева. -- Куда спешите? -- остановил их Сергей. Владимир не ответил ничего. Но и так было ясно, что он не доспал, не отдохнул как следует и думает сейчас только об одном: поскорее домой -- и в постель. А Жердев, справедливо посчитав свою задачу выполненной, откровенно ответил: -- Так ведь работы полно. Да и ваши тоже уже делом занялись: Сергей не стал настаивать, чтобы они вернулись. -- Ладно, -- примирительно проговорил он и зашел в номер. К его удивлению, большой стол, за которым только что сидела вся компания и который сплошь был уставлен тарелками и блюдцами, оказался уже пустым. И снова покрыт скатертью. А на ней лежала кипа фотоснимков, которые внимательно разглядывали Заруба и Окунев. -- Вот так да! Быстро, однако, вы закруглились, -- недовольно сказал Сергей. -- Закруглились? Шутите, парниша, -- не отрываясь от снимков, ответил Остап и указал взглядом куда-то в угол комнаты. Сергей посмотрел туда же и только сейчас заметил, что все оставшиеся закуски были перенесены на маленький журнальный столик, стоявший в углу. -- О, виноват! -- извинился он, подошел к столику, наполнил вином четыре фужера и позвал всех. -- Давайте выпьем. Все же чертовски жалко, что Бочкарев осуществил-таки свою задумку. Ирина, Остап и Олег подошли к столу, подняли фужеры, но никто из них не ответил Сергею. Даже Ирина промолчала, никак не высказав своего отношения к этому событию. "Значит, точно обиделись", -- подумал Сергей и на сдержался, сказал снова то, о чем думал: -- Жалко. Очень жалко. И вы еще все почувствуете, как нам будет его не хватать. Ну что снимки? На эту тему охотно заговорили все. -- Ты прав: все дело в объективе, -- сразу высказался Олег. -- И очень хорошо, что у нас уже готов новый его вариант. -- Поезжай завтра же в Москву и толкай его там. И пока не протолкнешь, можешь назад не возвращаться. Здесь тебе делать уже нечего, -- по-своему продолжил мысль Олега Остап и добавил: -- Да и нам, пожалуй, тоже. -- Ну, это вы напрасно так думаете, -- усмехнулась вдруг Ирина. -- Нам действительно пока больше здесь делать нечего, -- подтвердил сказанное Остапом Олег. -- Это вам так кажется, -- не сдавалась Ирина. Она взяла свою сумку, достала из нее небольшую папку, раскрыла ее и извлекла на свет пачку каких-то карточек. -- Тут вопросы, на которые шеф непременно требует ответов. Он сказал, чтобы я без них не возвращалась. -- Вопросы? -- даже присел от неожиданности Остап и потянулся за карточками. -- Заниматься этой мутью? Но его опередил Олег. Взяв карточки и быстро прочитав несколько из них, он неожиданно спросил: -- А кто их придумал, эти вопросы? -- Руденко, -- ответила Ирина. -- Разве он в Москве? -- удивился Сергей. -- Уже давно. -- И судя по этим вопросам, собирается серьезно заняться "Фотоном", -- заметил Олег. -- И п---моему, уже занимается, -- подтвердила это предположение Ирина. Сергей совсем вдруг отрешенно махнул рукой, словно хотел сказать: "Ну и на здоровье! И дьявол с ним, пусть занимается". А Остап так же неожиданно засмеялся и хлопнул себя по лбу. -- Вот и понятно, почему так быстро отвалил Бочкарев! -- объявил он. -- Почему? -- снова насторожился Сергей. Остап сокрушенно вздохнул, давая друзьям понять всем своим видом, что ему их жаль просто до слез. -- Володькина Занда и та уже давно все сообразила, -- сказал он. -- Даже наверняка. Особенно если ты уже обсудил с ней этот вопрос, -- усмехнулся Окунев. -- А нам, может, все-таки объяснишь? -- А чего тут объяснять? То, что не получилось весной, шеф проворачивает снова: Бочкарева за дверь, а Руденко на его место. Приготовьтесь встречать новое начальство. Лично я предлагаю по этому поводу запасти пиво. Они, Игорь Тарасович, пивко обожают: Сергей скептически покачал головой. -- Не думаю. Бочкарев сам говорил, что уходит по собственному желанию. Кривить душой он бы не стал. -- И я не утверждаю, что шеф его выжил или тем более выпроводил, -- пояснил свою мысль Остап. -- Наш шеф человек не подлый. И даже не вредный. Он просто не стал его задерживать. Хочешь уходить? Уходи. Дуй, лышенько, на все четыре стороны. Тем более что в данный момент шефу это выгодно, ну прямо дальше некуда! Поясняю почему. Весной он его вроде куда-то переводил. А теперь Бочкарев сгинул вообще. И должность начальника группы освободилась, так сказать, тоже сама по себе. Ну на кой ляд шефу его держать дальше? Мыслей выдающихся Бочкарев уже давно не подавал, а спорить с шефом всегда был горазд. А Руденко и мыслишку дельную может подкинуть и хвост у него в любое время между ног. Закончив свое выступление, Остап окинул друзей взглядом победителя. -- Каково обоснование? -- осведомился он. -- Научно? О! Друзья молчали. Очень было похоже, что он прав. Возражать ему не имело смысла. А Сергею и вообще продолжать эту тему было неприятно. К тому же он неожиданно ощутил голод. Вспомнил, что, пока сидели за столом вместе с Бочкаревым, почти ничего не ел. И только пил, потому что хотел успокоиться после всех волнений, да и время хотел поскорее прогнать, так как ждал Юлю. -- Есть я, братцы, захотел! -- виновато улыбаясь, признался Сергей. -- И очень кстати! -- словно ждал этого, обрадовался Окунев. -- Садись и заправляйся. А меня давно уже на боковую тянет. Ночь-то сегодня почти не спали. -- Да уж что и говорить: ночка была веселая, -- согласился Остап. -- Закруглиться я, пожалуй, тоже готов. -- Что ж, я один останусь? Может, еще: -- запротестовал было Сергей. Но его остановил Окунев. -- И не один, а с Ириной. Да и устали мы, ей-богу, не на шутку. -- Эх вы, слабаки! -- добродушно улыбнулась Ирина. -- Подумаешь тоже, ночь не поспали! Ладно. Забирайте карточки и отправляйтесь. Ему и со мной скучно не будет. -- Какая уж скука, -- в тон ей ответил Остап и, собрав карточки с вопросами, вместе с Окуневым вышел из номера. Сергей проводил их взглядом и подсел к столу. Ирина тотчас же устроилась напротив него. Она нашла для себя маленькую табуретку, села на нее, поджав колени к подбородку и обхватив их руками. Сергей невольно посмотрел на нее. Взгляды их встретились. Глаза у Ирины были широко открыты, полны необычайной решимости и в то же время явной беззащитности. Такими Сергей не видел их никогда. Он сразу же все вспомнил: и то, что в свое время ему рассказывал брат Ирины Евгений, и то, что недавно выслушал от Владимира. Вспомнил и подумал, что, хотя он на самом деле был голоден как волк, а дома, кроме колбасы, ничего нельзя найти, ему все равно не стоило оставаться. Ничего бы ровным счетом с ним не случилось, если бы и на сей раз, как это частенько бывало в его холостяцкой жизни, он обошелся без настоящего ужина. Но соблазн, враг человека, был велик: Он остался. А теперь отступать было уже поздно. -- Н-да: -- невольно вырвалось у него. Он положил вилку на столик и, пытаясь отвлечь Ирину от ее мыслей и настроить на какую-нибудь другую тему, на которую они могли бы поболтать непринужденно, в их обычной шутливой манере, спросил: -- А вы сами-то почему не едите? -- Я не хочу, -- почти машинально ответила Ирина. -- Тогда давайте хоть выпьем, -- предложил Сергей. Ирина кивнула: -- Давайте. Но и это она произнесла чужим, незнакомым Сергею голосом. Она взяла со стола фужер и подняла его. Рука ее дрожала. Ему от всего этого тоже начинало становиться не по себе. Он отхлебнул глоток сладковатого ароматного венгерского вина и понял, что от разговора начистоту, откровенного и серьезного, ему не уйти. Он все равно состоится не сегодня, так завтра. А раз так, то, очевидно, чем скорей, тем лучше. И стало быть, от него надо не уходить, а, наоборот, скорее его начинать. И он спросил: -- Что с вами, Ирочка? -- Ничего, -- ответила она и добавила: -- А в общем, я подумала, что, если бы могла каждый раз быть рядом с вами, я была бы самая счастливая женщина на свете. "Юля этого мне никогда не говорила, -- отметил Сергей. -- Никогда". И ответил: -- Вы мало меня знаете, Ирочка. Я большой зануда. И малоинтересный человек. Ирина неожиданно улыбнулась: -- Вы хотите меня разочаровать? -- Я правду говорю, -- нахмурился Сергей. -- Но это же не имеет абсолютно никакого значения, каким вы кажетесь самому себе. Важно, каким вы доходите до людей. И в данном случае до меня. И напрасно вы говорите, что я вас мало знаю. Знаю достаточно и вас и о вас. Не подумайте, я за вами не слежу. Но мне известен каждый ваш шаг. Сама вижу. От шефа слышу. Друзья рассказывают. Юля делится. Ведь мы же вместе работаем, -- сказала Ирина, поставила фужер на столик, оперлась руками о свои колени и /.+.&(+ на них подбородок. "А что Юля-то знает обо мне? -- снова подумал Сергей. -- Разве только: в Москве я или нет?" Ему захотелось поэтому сказать что- нибудь веселое. Но он взглянул на Ирину и не сказал ничего. Не до шуток сейчас ей было. И он не стал ее обижать. -- Я почему-то решила, что мне всегда с вами будет легко. Но сегодня мне трудно. Говорить трудно. И чувствую я себя явно не в своей тарелке. Но это сейчас пройдет. Должно пройти! -- уверенно сказала Ирина и встала со своей табуретки. Стиснув виски ладонями, она кругом обошла комнату, остановилась снова возле Сергея и очень внимательно, почти пристально посмотрела на него. -- Вы устали, Сережа, -- участливо сказала она, и во взгляде у нее снова появилось то тепло, которое почти никогда в нем не угасало. Сергей не ожидал, что она вдруг заговорит о нем, и немного растерялся. Но скоро понял: она сказала это искренне. Внутренне она, как и обещала, уже перестроилась, и с ней опять можно разговаривать по-дружески откровенно и непринужденно. И он ответил ей так же искренне: -- Устал как собака, Ирочка. -- Я не только о данном моменте говорю, -- продолжала она. -- За последние два года вас будто подменили. Вы становитесь угрюмым и молчаливым. Я никогда не вижу вас расслабленным. Сергей с недоверием взглянул на нее. -- Правда? -- Этого не замечаете только вы. -- Но что же делать, Ирочка? Вы же знаете, как я и как мы все работаем. -- Знаю. Но не равняйте себя со всеми. -- Почему? -- Да потому, что они и работают, и отдыхают. А вы только работаете. Работаете везде: в КБ, в дороге, дома. Ваш мозг не отключается никогда. -- Это в какой-то мере естественно. Я помимо всего прочего вынужден еще нагонять. -- Что? -- Время. Не скажу, что оно было упущено. Но сейчас, когда я, как говорится, дорвался до горячего дела, я должен за многое рассчитаться. -- Это я могу понять, -- кивнула Ирина. -- Но я никогда не пойму другого. Для чего вы помимо работы должны брать на себя еще целый ряд мелких, докучливых дополнительных нагрузок? Ведь те минуты, когда вы могли бы хоть ненадолго принадлежать себе, вы вынуждены заниматься всякими хозяйственными делами. Вам не кажется это абсурдным? -- Кажется, -- согласился Сергей. И поправил себя: -- Иногда кажется. Чаще же я об этом просто не думаю. -- И напрасно, -- сказала Ирина. -- А если бы задумались, то наверняка спросили бы себя: а почему, собственно, так происходит? -- Наверно, иначе нельзя. Аз есмь человек. Мне надо есть, пить, одеваться, следить за собой. -- Почему же обо всем этом думаете и заботитесь вы сами? -- Вот вы о чем, -- невесело, но откровенно улыбнулся Сергей. -- К сожалению, Ирочка, так сложилась жизнь. -- Неправда! -- категорически возразила Ирина. -- Так, Ирочка. -- Не так! -- снова возразила Ирина. -- Она, к счастью, еще не сложилась. Еще только складывается. Но складывается для вас и ради самого важного для вас -- вашей работы -- неумно. Она задела его больное место. Сергей умолк. Ирина, поняв это, заговорила быстро и горячо: -- Мне слишком близко и дорого все, связанное с вами. Вы даже не можете представить, какой вы мне родной. И мне от вас ничего не надо. Ничего! Я хочу только одного -- быть вам полезной. Я хочу все " h( заботы взять на себя. Все! Слышите? И большие, и маленькие! И освободить вас от всего, чтобы вы могли целиком посвятить себя своему делу. Я хочу только этого, и больше ничего. Я вас люблю. Очень люблю. И совершенно не представляю себе, что могу связать свою жизнь с кем-нибудь еще, кроме вас. Ирина говорила долго. Но она вдруг словно отодвинулась куда-то на второй план. И голос ее, хотя она стояла совсем рядом, уже звучал, как казалось Сергею, откуда-то издалека. Потому что он думал уже о своем. "Такого я не слышал еще ни от кого, -- почти вслух припоминал он. -- Юля мне таких слов не говорила никогда". Ирина заметила его отсутствующий взгляд. -- Куда вы ушли? -- спросила она. Он ответил почти машинально: -- Я тут. Просто это очень неожиданно. И у меня в голове все пошло кругом. -- За вашу голову я абсолютно спокойна, -- заверила его Ирина. -- Другое дело, ваше сердце. Вот оно воистину слепое. -- Такое оно, наверно, не только у меня, -- попытался защититься Сергей. -- Возможно, -- согласилась Ирина. -- Но меня интересуете только вы. Я знаю, вы любите Юлю. Она восхитительна. Я с вами согласна. Даю вам слово, я сама зачастую любуюсь ею. Но она вас погубит. И право, неужели же ваши лучшие годы стоят всего лишь нескольких свиданий с ней? -- Почему свиданий? -- воспротивился Сергей. -- Только свиданий, -- подтвердила Ирина. -- Ибо ничего другого не было и не будет. И вы знаете это. Но так упрямо, я бы даже сказала, упорно не желаете признать это окончательно. Сереженька: Теперь настала его очередь ходить по комнате туда и обратно. А Ирина закурила и снова налила себе вина. Отпила глоток и поставила фужер на столик. -- А может, мне ничего другого и не дано? -- сказал наконец он, остановился и тоже закурил. -- Вам? -- пытливо взглянула на него Ирина. -- Ну да. Мне. Как говорят, не предназначено судьбой -- и баста! Живут же на белом свете фатально невезучие личности! Может, я и есть одна из них! -- Если вы на самом деле так думаете, я бы, на вашем месте, гадать не стала! -- решительно возразила Ирина. -- Куда проще и современней просчитать все это на ЭВМ. Заложите в нее все свои сомнения, все покаяния, и она вам выдаст, чего ждать и на что надеяться. -- Тоже мысль, -- улыбнулся Сергей. Он также отхлебнул глоток вина и продолжал: -- Вы во всем, Ирочка, правы и несколько раз больно укололи меня этой правдой. Укололи и взъерошили. И я сейчас, должно быть, очень похож на ерша, которого вытаскивают из воды. По крайней мере, я сам себя ощущаю таким ершом. Но одного, окончательного и, пожалуй, самого главного, суждения обо мне я от вас сегодня не услышал. Я не отрицаю: я люблю Юлю. Хотя, конечно, уже не так горячо и самозабвенно, как это было раньше. Причин тому много: время, большие и малые обиды, действительно почти полная бесперспективность. Я все это отлично вижу и понимаю. Но я объясню вам, почему до сих пор это все не закончилось разрывом. Да только потому, что все это для меня уже перестало быть главным. Меня поглотила моя работа. И если раньше всякого рода размолвки и неудовлетворенности мешали ее, этой работе, то теперь даже от них она стала самым лучшим лекарством и единственным спасением. Она и только она обрела для меня главный смысл. Она -- моя радость, мои печали. Она меня и награждает, и казнит. Все же остальное, ей-богу, как-то так, между прочим. Потому, хоть я и понимаю всю незавидность своего положения, не рыпаюсь. Потому, Ирочка, даже на ваше предложение, которое, в общем-то, мне, да и, наверное, хоть кому, и сниться не могло, я тоже ничего не отвечу. -- А вы и не отвечайте, -- разрешила Ирина. -- Но я надеюсь на ваше благоразумие и очень хочу верить, что вы на меня за это не обидитесь. -- Не обижусь, -- пообещала Ирина. -- Я, в сущности, никакого ответа и не ожидала. Вы ведь не трамвай. И вас сразу на другой путь не переведешь. Но я хотела, чтобы вы подумали о себе. Подумали о своем будущем, и именно в том плане, о котором только что говорила. И естественно, знали бы, какое место в этой жизни могу занять я. Сергей поцеловал ее руку. -- Спасибо, Ирочка. Наверно, другого такого дня, как сегодня, в моей жизни не будет. -- Пусть не будет, -- согласилась Ирина. -- Я даже хочу этого. Сергей снова поцеловал ей руку и вздохнул. -- О чем вы? -- спросила Ирина. -- Подумал, какая потрясающая жена вы были бы Володьке. Ирина чуть заметно улыбнулась. -- Вам была бы не хуже, -- сказала она и поднесла ему свой фужер. -- Давайте допьем его по глотку. День действительно неповторим. И не только для вас. Через несколько минут Сергей ушел. И уже по пути домой вспомнил и пожалел о том, что не расспросил Ирину о делах в КБ. Теперь это было ему нужно. Но возвращаться он, естественно, не стал и решил: "Расспрошу обо всем утром". Дома перед дверью Сергей негромко позвал Занду, для того чтобы она узнала его, не лаяла и не будила Владимира. Собака в ответ радостно взвизгнула. А Владимир, оказывается, и не думал спать. Он сидел на балконе и курил. -- Ты же дрыхнуть собрался! -- увидев его, удивился Сергей. Владимир в ответ только махнул рукой и спросил: -- Говорили с Ириной? Сергей все понял. Конечно, Владимиру было не до сна. -- Говорили, -- ответил он. -- И что? -- Ничего. Как и должно быть, ничего. Разве только еще раз убедился в том, что человек она необыкновенный: чистый и преданный. Глава 19 Утром Сергей внимательно познакомился с вопросами Руденко и категорически заявил: -- Я писать не буду. -- А кто же будет? -- пожелала узнать Ирина. -- Не знаю, -- ответил Сергей и указал на своих коллег. -- Может, вот они. -- Я бы тоже не стал, да с шефом ссориться неохота. Звание у меня в этом году выходит: Сами понимаете, -- честно признался Олег. -- Значит, вы напишите, -- поняла Ирина. -- Но только о том, что сделано мною. Остальное меня совершенно не касается. -- Хорошо. А вы, Остап? -- Та мне не все равно какая работа? Сказали, -- значит, сделаю. А эти же очень о себе понимают, -- кивнул Остап в сторону друзей и забрал у Олега карточки. -- Ну вот и сиди, -- благословил его Сергей. -- А я поеду в Москву. -- Поедем вместе. За мной же машина придет, -- предложила Ирина. Но Сергей отказался. -- Поздно будет, Ирочка. Он провозится с вопросами до вечера. А я к вечеру надеюсь уже вернуться. Он собрал свои записи и отправился к дежурному по гарнизону искать попутную машину. Через полчаса такая машина нашлась. И он выехал. У входа в КБ он совершенно неожиданно встретился с Юлей. Она подъехала к КБ на машине, увидела его поднимавшимся по лестнице и живо окликнула: -- Куда вы так спешите, Сергей Дмитриевич? Он сразу же узнал ее голос и оглянулся. Юля запирала машину. -- Подождите меня, -- попросила она. -- Я не видела вас тысячу лет. Сергей спустился по лестнице ей навстречу, но не улыбнулся, а лишь протянул руку и сказал: -- Могли бы этот срок сократить, если бы вместо просмотра мод приехали, как и обещали, в Есино. -- Логично, -- согласилась Юля. -- Но, кажется, Юпитер сердится? Юпитер, ты не прав. -- Как всегда! -- Но я, честное слово, рада тебя видеть! Подожди! -- остановила она его, видя, что он поворачивается ко входу. -- Там нам не дадут поговорить. Ты зачем приехал? Тебя вызвали? Сергей в двух словах рассказал ей, почему он тут. Она все поняла и похвалила его: -- Молодец. Вызывать тебя шеф и не думал. Значит, ты сейчас пойдешь прямо к нему? -- Пойду. -- А потом? -- Хотел сегодня же вернуться. -- Ну, это как получится. Еще неизвестно, чем закончится ваше свидание, -- заметила Юля. -- Но все равно независимо от этого не уезжай сегодня и жди меня. Я приеду часов в восемь. -- Ты уже столько раз обещала! -- усмехнулся Сергей. -- И приготовь ужин: -- Хорошо. Возьму готовых цыплят. -- Прекрасно. Зелень, фрукты у меня есть: А теперь пошли. Только не пори горячку. О том, о чем ты собираешься докладывать и что ты привез, в КБ даже не подозревают. Бочкарев вчера никому о твоем объективе не обмолвился и словом. Пожимая на ходу руки коллегам, Сергей, нигде не задерживаясь ни на минуту, прошел прямо в приемную Кулешова. Ирина была еще в Есино, и Сергею волей-неволей пришлось ломиться к шефу безо всякого доклада. Решительно отворив дверь, спросив на ходу разрешения и не дожидаясь ответа, он вошел в кабинет. Александр Петрович очень удивился, увидев его. -- Вы? -- словно не веря своим глазам, спросил он. -- Что случилось? -- Ничего. Хотел посоветоваться, -- успокоил его Сергей. -- Здравия желаю. -- Здравствуйте, -- протянул ему руку Кулешов. -- Присаживайтесь и советуйтесь. Благо есть свободная минута. Кстати, вы получили карточки с вопросами? Видели их? -- Видел, -- доложил Сергей. -- Заполнили и привезли? -- Нет, не привез. С ними занимаются Окунев и Заруба. -- А вы? -- А я по поводу снимков, которые мы получили от вас вместе с карточками. -- Понятно, -- сразу как-то разочарованно промычал Александр Петрович. -- Но потом, когда вернетесь к себе, вы тоже проштудируйте вопросы. Так как со снимками? Сергей чувствовал: Кулешов явно делает над собой усилия, чтобы сдержаться и не выставить непрошеного визитера за дверью И, оставайся Бочкарев на своем месте, он, вероятно, именно так бы с ним и поступил. Но в данный момент Сергей был в группе старшим, и это давало ему право при решении серьезных вопросов непосредственно выходить прямо на Главного. Очевидно, Александр Петрович сейчас вспомнил об этом и потому усадил Сергея в кресло перед своим столом. -- Уже первые полученные от вас фотоснимки целей дали нам основание считать объектив "Фотона" неудачным. Последующие серии снимков подтвердили это мнение, -- начал сразу с сути дела Сергей. Он говорил долго, спокойно и рассудительно. Перед ним лежала его ` !.g o тетрадь, он листал ее, называл цифры, приводил расчеты и формулы. Несколько раз он бросал взгляды на шефа. Тот, казалось, слушал его внимательно. Но никак, ни единым возгласом, ни единым жестом, не давал понять, нравится ему это или нет. Сергей знал манеру Александра Петровича не перебивать докладчика. -- Учитывая сказанное мною, -- продолжал Сергей, -- мы предлагаем испытания временно прекратить и начать создание нового опытного образца объектива. На это уйдет месяц-два. Сейчас вполне можно отпустить испытателей в отпуск. Их рапорта имеются. Вот они, -- закончил Сергей и выложил на стол два рапорта: Владимира и Жердева. -- Теперь все. -- Хорошо, -- сказал Александр Петрович. Он взял рапорты офицеров, сунул их в ящик своего стола и встал. Сергей встал тоже. - - Мне надо обдумать ваши предложения. Я не готов ответить вам сразу, -- сказал Александр Петрович. -- Поэтому сегодня отдыхайте. А завтра в двенадцать я жду вас здесь. -- После этого Александр Петрович пожал Сергею руку. Сергей попрощался и вышел из кабинета. Визит оставил у него неприятное впечатление. И в то же время он был доволен собой -- ошеломил шефа. Лучшим и самым верным доказательством этого было то, что Александр Петрович совершенно ничего не мог сказать ему в ответ по существу вопроса. Такое с ним случалось крайне редко. Но в данный момент было именно так. Сейчас Сергей попытался решить: что же все- таки больше всего возымело действие на Александра Петровича? Неожиданность сделанного им предложения или само предложение? В течение дня он несколько раз возвращался к мыслям об этом. Но к окончательному выводу так и не пришел. Делать в городе ему было нечего. Он поехал в бассейн "Москва" и, благо погода была жаркой, часов до пяти купался и загорал. О Юле он не думал. Не думал и о Ирине. И лишь изредка вспоминал о делах. Впервые за долгие дни оказался незанятым и расслабился. И сразу отрешился от всего. Было удивительно приятно лежать на горячем галечнике и смотреть на зеленоватую от кафеля воду бассейна. Потом он зашел в "Прагу", купил кое-что на ужин и отправился домой. Дома он, выгрузив из ящика порядком накопившуюся за время его отсутствия почту, в основном газеты и журналы, улегся на тахту и принялся рассматривать броские заголовки и снимки. Время приближалось к восьми, а он на сей раз почему-то почти не волновался, не ходил по комнате от окна к двери, не выскакивал на балкон и не смотрел вниз в надежде увидеть у парадного "Жигули". Конечно, ему хотелось, чтобы Юля пришла. Но если бы она и не пришла, он бы не удивился и, как ни странно, не очень бы даже на нее обиделся. Но она пришла. Зашла в квартиру и сразу же фыркнула: -- Господи, как у тебя жарко: -- Не жарче, наверное, чем у других, -- ответил Сергей. -- Не знаю, не знаю, -- не пожелала соглашаться Юля. -- Я ни у кого больше не была. Она сняла туфли, сунула ноги в его шлепанцы и отправилась в ванную. -- Послушай, -- раздался оттуда ее голос, -- а если я выкупаюсь? -- Пожалуйста, -- ответил он. -- Да, но мне потом надо будет что-нибудь надеть. Где твой халат? -- Сдал в стирку. -- Давай простыню, завернусь, как римлянка. И чистое полотенце, - - потребовала она. Сергей невольно улыбнулся. -- Такого, какое нужно тебе, может не оказаться. -- Очень жаль, -- сказала Юля и открыла кран. В ванной зашумела вода. На душе у Сергея заплескалось что-то веселое, похожее на весенний ручей. Он опустился на тахту и прислушался. Вот Юля сбросила шлепанцы, вот тонко звякнули о стеклянную полочку под зеркалом ее кольца и часы. -- Чем ты там занимаешься? -- снова нетерпеливо спросила она. -- В общем, отдыхаю, -- ответил он. -- Нашел время! Рассказывай, как прошло рандеву с отцом. Сергей сразу вдруг все вспомнил. В том числе и вопрос, на который не мог ответить себе днем. Но почему-то сейчас ему уже не хотелось на него отвечать. Но он тем не менее начал рассказывать ей о встрече с Александром Петровичем. -- Что ты там бубнишь? -- недовольно прервала она его. -- Ты думаешь, я что-нибудь тут слышу? Возьми табуретку, сядь здесь и рассказывай. Сергей послушно взял табуретку и зашел в ванную. Юлю надежно скрывал пышный покров легкой как пух пены, над которым возвышалась лишь ее голова с собранным в тугой жгут волосами. -- Хороший шампунь я достала? -- спросила она. -- Можно назвать его "Снежный обвал", -- по достоинству оценил моющее средство Сергей. -- Завтра же возьму целую коробку, -- решила Юля. -- Так о чем вы еще говорили? Сергей снова начал рассказывать о своей встрече с Александром Петровичем. -- Не то, -- остановила его Юля. -- Меня больше интересует твой объектив. Но тут на Сергея вдруг накатило. -- А почему же тогда не приехала, когда я тебя просил? Когда ждал? -- с упреком спросил он. -- Расскажи, как пришла тебе в голову сама идея? -- пропустив мимо ушей его реплику и сразу тем самым обезоружив его, продолжала Юля. -- Не мне она пришла, Володьке, -- признался Сергей. -- Он тогда брякнул: "Я тебе не стрекоза", или что-то в этом роде. И с этого все началось. А почему именно стрекоза? А почему она видит и впреди себя и сзади? И пошло разматывать, и пошло: Сергей увлекся воспоминаниями и вовсе забыл, где он и чем занята его собеседница. Лишь время от времени замечал, как щурит, что-то одобряя, зеленые глаза Юля. Сначала она слушала его молча, потом стала задавать вопросы. Она вникала во все детали, все понимала, и ему было интересно ей рассказывать. -- Чем же закончилась ваша беседа? -- неожиданно прервала она его рассказ. -- Извини меня, но, по-моему, шеф малость обалдел, -- не стал скрывать Сергей своего впечатления. Юля на минуту задумалась. -- Боюсь, ты неправильно его понял, -- решила она. -- Но он сам сказал, что не готов ответить мне сразу, -- отстаивал свое мнение Сергей. -- И все же, думаю, ты его недооцениваешь. -- Но я говорю правду. -- Не сомневаюсь. И допускаю: он не был готов. Но к чему? Удивить его чем-нибудь трудно. Врасплох застать можно. А это разные вещи. -- Тогда не знаю, как ответить на твой вопрос. -- Я сама отвечу! -- усмехнулась Юля. -- Ты сделал самое оригинальное в своей жизни изобретение: и по замыслу, и по конструкции. Ты один стоишь половины нашего КБ. -- Не говори ерунды, -- даже смутился Сергей. -- Мы работали вчетвером: -- А Владимира ты еще не посчитал, -- подсказала Юля. -- Да, и Владимир. -- И Занда: Сергей ничего не ответил и только отмахнулся рукой. -- Ладно, ладно. Я не стану сравнивать тебя с Леонардо или Эдисоном, -- пообещала она. -- И никому не скажу, что ты лишь всего- навсего самый обыкновенный гений: -- Тебе весело? -- принял он ее шутливый тон. -- Весело! Мне всегда весело, когда ты делаешь умные вещи! -- искренне сказала она. -- А вообще я не русалка и не собираюсь тут ночевать. -- Так вылезай. -- Так давай тогу, сари или что ты там обещал? -- Простыню, -- уточнил он. -- Какая проза! И это после такой пены! -- вздохнула Юля. -- Я уверена, такая пена Афродите даже не снилась. -- Но и простыня не халам-балам -- накрахмаленная! -- Покарает тебя небо за такое кощунство, -- подняла из воды руку Юля и погрозила ему пальцем. -- Давай свою накрахмаленную. И встречай меня шампанским. Шампанское он купил. Он знал, она его любит, и купил две бутылки полусладкого. Быстро достал одну из них из холодильника, открыл и стал разливать по фужерам. Он также знал: теперь уже она не заставит себя ждать. И действительно, один фужер еще был не полон, а Юля уже подошла к столу. -- Я не шутила, ты сделал очень интересную работу. Я за тебя рада и, если хочешь, даже горжусь тобой, -- сказала она. -- Ее еще надо доделывать, эту работу, -- ответил он. -- Знаю, -- согласилась Юля. -- Но это уже другой этап. И он зависит уже не от тебя. А то, что должен был сделать ты, сделано великолепно. Так у нас не сделает больше никто. Я пью за тебя. -- Она выпила и попросила: -- Налей еще. Он налил. -- Но ты не понял отца. Того, другого этапа, может и не быть, -- продолжала она. -- Я знаю отца. Хотя в последнее время, откровенно говоря, перестала его понимать. -- Почему может не быть? -- насторожился Сергей. -- Ты должен знать: что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. -- Ну, это мы еще посмотрим, -- усмехнулся Сергей. -- Хорошо, посмотрим, -- не стала спорить Юля. -- Ты прав. Добивайся. Пробивай. -- Но если что-нибудь знаешь -- скажи, -- попросил Сергей. -- Я не знаю ничего конкретного. Но знаю обстановку и о ней говорю. Каждый раз, когда ты что-либо предлагаешь КБ, ты взбираешься на ступеньку выше. Тебе, естественно, завидуют. Но дело даже не в этом. Просто каждый раз ты непременно кого-то теснишь. -- Неправда. Никого я не тесню. -- Правда. И это видят и знают все. -- Юля подумала и добавила: - - Все, кроме тебя. -- Тогда я тут ни при чем, -- решил Сергей. -- И это правда, -- согласилась Юля. -- Ты не выскочка и не карьерист, и поэтому друзей у тебя гораздо больше, чем недоброжелателей. -- А ты меня любишь? -- спросил Сергей. -- Конечно. Я настолько к тебе привыкла, что без тебя уже не смогу. -- Но почему тогда так мало берешь? -- Есть и другие привычки. А вот ты, кажется, ко мне уже охладеваешь. -- Не выдумывай, -- сказал Сергей и поймал себя на мысли, что сказал, пожалуй, тоже по привычке. -- Тогда в чем же дело? -- лукаво улыбнулась Юля. -- Или тебе не нравится мой загар? -- Она открыла плечо и показала ему каштанового отлива тело. Загар очень ей шел. Он был не слишком темным и не слишком светлым, как патина на старинных бронзовых скульптурах, которые всегда стоят дома, никогда не попадали под дождь, не обжигались солнцем и не обдувались ветром и потому не огрубели, а светились откуда-то изнутри. -- Или ты стал настолько современным мужчиной, что мне уже самой во всем и до конца проявлять инициативу? -- продолжала Юля. -- Ну что ж, тогда хоть слушайся меня. Иди ко мне, мой большой и ершистый ребенок. -- Она взяла его за руку и потянула к себе. -- Я право же очень тебя люблю. Даже не предполагала, что способна так полюбить. Тоскую, когда тебя не вижу. И всегда хочу быть с тобой. -- Так что же тебе мешает? -- невольно вырвалось у Сергея. -- Наверно, трусость, -- усмехнулась Юля. -- И то, о чем я тебе говорила. И трусость. Столько нужно всего ворошить. Но люблю! Ей- богу, люблю! Сергей хотел что-то ей ответить, но не нашел никаких слов. Он посмотрел в ее зеленые глаза и шагнул ей навстречу: Глава 20 В назначенное время Сергей появился в приемной Александра Петровича. Увидел Ирину и обрадовался. Но еще больше обрадовалась она. Она прямо вся просияла. -- Где вы пропадаете? -- спросила Ирина. -- Вас нет ни в КБ, ни дома. -- Аудиенция назначена на двенадцать, -- сказал Сергей и взглянул на часы. -- Я знаю. Шеф просил вас обождать. -- Буду ждать, -- ответил Сергей. -- Когда вы вернулись? -- Сегодня утром. -- Как там личный состав? Справился с заданием? -- Отлично справился. Все карточки я еще утром передала шефу. -- Что же он с ними делает? -- Разложил на столе и изучает. Я заходила к нему раза три -- просматривал не отрываясь. А вчера я весь вечер гуляла с Зандой. Мы ходили с ней в лес. Она нашла трех белок. Это так интересно! Ирина с увлечением начала рассказывать, как собака облаивала зверьков, как они сначала таились, а потом удирали от нее по деревьям и как она преследовала их: Сергей слушал ее с улыбкой, но думал совсем о другом. Ему почему-то вдруг вспомнилось то, что Ирина говорила ему об их взаимоотношениях с Юлей: вся жизнь ради нескольких встреч. Хотел он соглашаться с ее словами или нет, но именно так оно и было. Вчерашняя его встреча с Юлей лишь лишний раз подтвердила это. На предложения и просьбы Сергея сделать их взаимоотношения более определенными Юля довольно твердо ответила, что разговор на эту тему у них уже был, она высказала тогда ему свои доводы и повторять все вновь нет смысла. Все было как и обычно. Однако появилось и нечто новое: вчера они не поссорились. Она уехала, а он вроде бы даже не обиделся, и не рассердился, и вообще на протяжении всего вечера был удивительно спокоен и уравновешен. И сегодня утром ни за что не корил себя, как бывало, ни в чем ни себя, ни ее не упрекал. А думал о том, как будет защищать свою позицию перед Александром Петровичем, если тот, ознакомившись с его записями, начнет против чего-нибудь возражать. -- Вы меня не слушаете, Сережа? -- заметила его отсутствующий взгляд Ирина. -- Могу повторить каждое ваше слово! -- поклялся Сергей. -- И Володька ходил вместе с вами? -- Да. Мы гуляли втроем! -- довольно ответила Ирина. И уже совсем другим тоном добавила: -- Он все-таки замечательный человек. Вот настоящий мужчина. Сергей кивнул: -- Вы правы, Ирочка. Что-то в нем есть: Дверь кабинета открылась, из кабинета вышел небезызвестный "кадр" с неизменной папкой под мышкой и, улыбнувшись Ирине и лишь слегка кивнув Сергею, не останавливаясь, проследовал к себею. И сейчас же раздался звонок. Александр Петрович вызвал Ирину. Она впорхнула в кабинет, тотчас вернулась и пригласила Сергея: -- Проходите, Сережа. Сергей зашел к Александру Петровичу. Кулешов стоял за своим столом. На столе, разложенные по кучкам, лежали карточки, заполненные Зарубой и Окуневым. А на самом видном месте красовалась рабочая тетрадь Сергея, накануне оставленная им шефу. Александр Петрович поздоровался с Сергеем и сел в кресло. Выглядел он куда менее мрачно, чем вчера. Дождавшись, когда Сергей тоже сядет, Александр Петрович передал %,c тетрадь. -- Пожалуйста. Это ваша. Я просмотрел, -- сказал он таким тоном, будто предмет сей не имел к делу ни малейшего отношения. Сергей молча взял свою тетрадь и терпеливо продолжал смотреть на Александра Петровича. Он еще перед встречей решил ни о чем его не спрашивать и ждать, что он скажет сам. -- Я просмотрел работу, -- повторил Александр Петрович. -- Она любопытна. Но у нас сейчас нет ни времени, ни средств для ее реализации. Вы сами понимаете: проект, утверждение его, опытный образец -- на все надо не меньше года. А мы обязаны представить "Фотон" комиссии через месяц, самое позднее, через два. Одним словом, увы! Но я хочу поговорить с вами о другом. Помню, как-то весной у меня состоялся о вас разговор с Владимиром Георгиевичем. Он выразил тогда озабоченность тем, что вы до сих пор не имеете ученой степени. Я думаю, он совершенно прав. Работаете вы хорошо, человек вы, бесспорно, способный. Так почему же вам не защититься? Это и в ваших интересах и в интересах КБ. Короче говоря, я смотрел сейчас ваше личное дело. Кандидатский минимум у вас сдан. Это очень кстати, ибо я решил направить вас на учебу в адъюнктуру. И уже переговорил о вас с начальником академии и договорился. Поскольку вступительные экзамены вам сдавать не надо, вас зачислят даже с некоторым опозданием. Посему отправляйтесь сейчас в отпуск. Указания отделу кадров я дал. Идите туда, получайте отпускной билет, деньги и поезжайте отдыхать. А когда отгуляете, получите предписание и приступите к занятиям. Рекомендую вам, кстати, взять темой для защиты вашу новую разработку, которую вы мне показывали. Думаю, что она вполне перспективна. Александр Петрович снял с пепельницы недокуренную сигару, щелкнул зажигалкой и прикурил. Дым от сигары сизым облаком поплыл по кабинету. Сергей взглянул сквозь дым на Александра Петровича. Александр Петрович отодвинулся вдруг куда-то далеко, в самый уголок кабинета, и виделся там маленьким, сгорбленным и в то же время всесильным гномом. Взгляд у гнома был строгим, неприступным. Губы плотно сжаты, словно высеченные из камня. Сергей не верил своим ушам. Ведь то, что говорил Александр Петрович, означало ни много ни мало поворот в его жизни даже не на сто восемьдесят, а на все двести семьдесят градусов. Только что налаженная жизнь давала лихой скачек. Ее надо было -- в который раз! -- начинать на новом месте. И при сем не на кого, да и не на что, было обижаться: его выдвигали, заботились о его росте. Так ловко и красиво выглядело все со стороны! Как же права оказалась Юля, когда говорила ему, что он совершенно ошибочно истолковал вчера молчание Кулешова. -- Вот так, -- спокойно проговорил гном и снова стал Александром Петровичем. -- Надеюсь, вам все ясно. -- Да, -- совершенно машинально согласился Сергей. -- Только как же это получается? -- Что именно? -- невозмутимо спросил Александр Петрович. -- Я, автор проекта, не буду участвовать при приеме его комиссией? Разве так может быть? -- А почему бы и нет? Это же чистая формальность, -- почти дружелюбно проговорил Александр Петрович. -- Ваше авторство никто не оспаривает и не собирается этого делать. Оно везде заявлено и зафиксировано. Так что все ваше остается с вами. А вот время, целый год, вы неминуемо потеряете, поэтому не раздумывайте и поезжайте. Желаю вам хорошенько отдохнуть. Александр Петрович встал и протянул Сергею руку. Сергею ничего не оставалось делать, как пожать ее. Но прежде чем уйти, он все же задал Александру Петровичу еще один вопрос: -- А как, простите, с рапортами летчиков? -- Это пусть вас не беспокоит, -- ответил Александр Петрович. -- В данный момент удовлетворить их просьбу я не смогу. Они закончат намеченную серию испытаний до конца. Теперь решено было абсолютно все. Сергей вышел в приемную. К нему сразу же подступила Ирина. -- Что с вами? У вас такой растерянный вид, -- участливо спросила она. -- Ничего, Ирочка, -- успокоил ее Сергей. -- Вас уже разыскивает Боровиков. Вы уезжаете в отпуск? -- Я, кажется, вообще уезжаю. -- Куда? -- не поняла Ирина. -- Сначала, вы правы, в отпуск. А потом в адъюнктуру. Во всяком случае, в КБ я больше не работаю. -- Не может быть, -- не поверила Ирина. -- Правда, Ирочка. -- Вы сами так захотели? -- Нет, Ирочка. Мне такая мысль в голову не приходила. -- Значит, это они? -- указала она пальцем на дверь кабинета. -- Именно "они". -- Я имею ввиду -- вместе с Руденко, -- пояснила Ирина. -- Теперь он главный советник по всем вопросам. -- Он, надо полагать, был им всегда. -- В таком случае я тоже здесь не останусь ни на один день, -- сказала Ирина. -- Ну зачем же так, Ирочка? -- поразился ее решительности Сеогей. -- Это будет неправильно. К вам все относятся чудесно. -- А что с вашей работой, которую вы привозили? -- неожиданно спросила Ирина. -- А вы откуда о ней знаете? -- удивился Сергей. -- Рассказывали ваши коллеги. И очень смеялись. -- Над чем? -- Представляли, как вытянется физиономия у шефа, когда вы будете докладывать ему о ней. -- Она вытянулась у меня! -- усмехнулся Сергей и добавил: -- Работа пока отклонена. Но только пока. -- Сегодня же подам заявление! -- упрямо повторила Ирина. -- Не делайте этого, Ирочка, -- попросил Сергей. -- Не делайте во всяком случае до тех пор, пока не подберете себе другую работу. -- Где вы будете сегодня? Дома? В Есино? -- Еще не знаю. -- Я хочу к вам приехать. -- Наверное, все-таки махну в Есино, -- решил Сергей. -- Надо кое- что передать ребятам. А пока пойду к Боровикову. -- Позвоните мне, Сережа, когда вернетесь из Есино, -- попросила Ирина. -- Хорошо, -- пообещал Сергей. -- Я буду очень ждать. Сергей понимающе кивнул. -- Обязательно позвоню. Только не делайте никаких глупостей, -- сказал он и вышел из приемной. "Милое, трогательное существо", -- невольно подумал он об Ирине. -- И преданное, как, пожалуй, никто. Единственная, кто встретил меня здесь с улыбкой и с таким решительным протестом провожает". Сергей шел по коридору и вдруг остановился. Ему не захотелось проходить через общий зал, не захотелось отвечать на вопросы. Не захотелось даже встречаться с Юлей, хотя он и не был уверен, что она там, у кульмана, на своем рабочем месте. Он свернул на боковую лестницу и задержался. Закурил. "Ловко все получилось, -- снова подумал он. -- А может, и к лучшему? Три года учебы. Кандидатская степень. А что будет потом -- это уже другой разговор. Хорошо сказал как-то Леша Чекан: "Жизнь, командир, как та барабулька. Пока ее тянешь, она сто раз перевернется". Только почему же над новым объективом надо работать год? Выдумал, старый черт, тот срок, который ему выгоде, и ляпнул!" Боровиков встретил Сергея, как и следовало ожидать, предельно официально. -- Где будете отдыхать? -- спросил он, не поднимая на Сергея #+ '. -- Пиши: Сухуми, -- указал Сергей. Боровиков на мгновение задумался. -- Надеетесь достать путевку? -- Надеюсь вдоволь накупаться в море, -- ответил Сергей. Больше вопросов Боровиков не задавал, заполнил отпускной билет и выдал его Сергею. Сергей сунул билет в карман. Решил, не заходя домой, ехать в Есино. В вестибюле минуту задержался и по внутреннему телефону позвонил Юле. Трубки никто не снял. "Позвоню завтра", -- подумал Сергей. Вышел на улицу, остановил проходившее мимо такси и поехал на вокзал. Надо сказать, что дорога несколько успокоила его. Народу в вагоне было немного. Ему никто не мешал. Он мог обдумать все не торопясь. И он обдумал. В конце концов, разве не того же добивался от него Верховский? И при каждой встрече напоминал, что ему совершенно необходимо расти как ученому, что на одной практике он далеко не уедет. Разве не это же предложил, хотя и в приказном порядке, сейчас ему Кулешов? Друзья встретили его упреком. -- Ты бы хоть предупредил, что в отпуск собираешься, -- пожимая ему руку, сказал Заруба. -- А вам откуда об этом известно? -- удивился Сергей. -- Боровиков звонил. Нигде не может тебя найти. Просил передать, что шеф приказал достать для тебя путевку. Так вот, в следующий вторник можешь ехать. -- И даже сказал куда? -- Ты же сам вроде Сухуми выбрал: -- Удивительно трогательная забота о бывшем подчиненном! -- усмехнулся Сергей. -- О бывшем? -- переспросил Окунев. К ним подошел Владимир. Оказывается, он тоже уже знал, что Кулешов не пустил его в отпуск. Сообщил все тот же старательный Боровиков. -- Как же ты там все перепутал? Доверяй серьезные дела вашему брату! -- полушутя, полусерьезно проговорил он. Сергей впервые вдруг за все это время почувствовал обиду. Друзья смотрели на него с укором. От него чего-то ждали, на него надеялись, а он уже ни для кого ничего не мог сделать. Его уже оторвали от них. Оторвали, и даже не посоветовались с ним. И вот за эту бесцеремонность по отношению к себе было обидно. Сергей рассказал друзьям, чем закончилась для него встреча с Кулешовым. Его не перебивали, хотя слушали, почти не веря. Но потом поняли, что он не шутит. И тогда Окунев вдруг выругался зло и хлестко. -- Никогда не думал, что шеф такой старый дурень. Отпустить тебя мог только полный осел, -- откровенно сказал Заруба. -- Он не отпустил, он выгнал, -- поправил Окунев. -- То-то и оно, -- согласился Остап. -- Ну и черт с ним! Защищайся и не возвращайся к нему! -- сказал Владимир. -- Разве тебя в другое КБ не возьмут? -- Защищусь и останусь на преподавательской работе, -- вслух подумал Сергей. -- Получу звание и тоже уйду в адъюнктуру. Не запретит. Я давно уже тут ишачу, -- сказал Окунев. -- Ладно. В отпуск так в отпуск, -- сказал Сергей. -- Я, знаете, пока в электричке ехал, даже помечтал малость. Хоть раз в бархатный сезон покупаюсь: -- Хочешь сразу на юг? -- спросил Владимир. -- Почему сразу? Приехал к тебе договариваться. Махну на неделю к старикам. Подваливай в пятницу. Пару дней вместе постреляем. -- Буду как пить дать! -- пообещал Владимир. -- А оттуда, захочешь, и тебя прихвачу. -- Дети вы. Малые и неразумные хлопчики, -- вздохнул вдруг Заруба. -- Такой поворот в жизни, а они думают о какой-то дурацкой стрельбе. -- А что теперь, удавиться? -- усмехнулся Сергей. -- Да нет, тебе не надо. Пусть давится кто из ума выживает, -- рассудил Заруба. -- Только я смотрю, как у вас все легко. Легко вы живете. Наверно, так и надо. Вечером Сергей вернулся в Москву. Весь день он был на людях. Теперь никого рядом с ним не было. И он сразу почувствовал себя в этом огромном многомиллионном городе одиноким. Очень одиноким. За эти годы он немного нажил друзей. Но все они были в КБ. А КБ вдруг стало для него чужим. Был, конечно, брат, Владимир. Но он был в Есино. А Сергею нужен был кто-то здесь, рядом, с кем бы он мог сейчас перекинуться живым словом. Был самый дорогой для него на свете человек -- Юля. Но она тоже была не с ним. А где? Сергей мог только догадываться: либо дома, либо у матери, либо на даче. Ни по первому, ни по второму, ни по третьему адресу он даже не мог ей позвонить. Но почему до сих пор не позвонила она сама? Неужели она еще ничего не знала? Был умный, добрый Бочкарев. Ему Сергей позвонить бы мог, несмотря на поздний час. Но Бочкареву звонить не хотелось. Помешало ущемленное самолюбие. Слишком это было бы похоже на разговор отверженных. Незаметно для себя самого он снова вернулся к мыслям о Юле. Решил сам ей на сей раз не звонить. Пусть все узнает не от него. И не только узнает. Пусть как-нибудь проявит себя на этом крутом повороте в его жизни. Раздумья его прервал телефонный звонок. Сергей быстро снял трубку. -- Вы уже дома? -- услышал он голос Ирины и обрадовался ему, хотя сам за все это время не вспомнил о ней ни разу. А Ирина, не дождавшись ответа, продолжала: -- Я вам звонила уже дважды. -- Я только вкатился. Знаете, пока все там передал, тары да бары. Потом шастал по магазинам. -- Когда вы уезжаете? -- Завтра утром. -- Я хотела помочь вам собраться. -- Спасибо, Ирочка. И обязательно поможете, -- поблагодарил Сергей. -- Только не сейчас. Поеду на юг -- тогда. -- Путевка будет завтра, -- сообщила Ирина. -- А Боровиков сказал: во вторник, -- вспомнил Сергей. -- Он бы и к концу месяца не достал, -- засмеялась Ирина. -- Я соединила с кем надо шефа, и вы знаете, он сам все пробил. Шеф, когда захочет, он как паровоз: Вы очень расстроены, Сереженька? -- В общем-то, да, -- не стал скрывать Сергей, почувствовав в ее голосе искреннее участие. -- Я тоже, -- сказала она. -- А потом подумала: а чего, собственно, вам переживать? Вам везде открыта дорога. Вы будете кандидатом, доктором, член-корром. Не верите мне? Спросите у вашего Верховского. Он-то точно обрадуется, когда узнает, что вы ушли из КБ. -- Что меня отсюда вытурили, -- поправил Сергей. -- Для него это не имеет ни малейшего значения. Он будет лишь рад, если вы вернетесь в науку. Она говорила очень убежденно. Она встряхнула его. С него свалилась какая-то тяжесть. -- Вы верите, я буду член-корром? -- оживился он. -- Вы на уровне мировых стандартов. Я же читаю. Я знаю, -- горячо заговорила Ирина. -- А вы не верите? -- Вы прелесть, Ирочка. Если бы вы были рядом, я расцеловал бы вас! -- засмеялся Сергей. -- А в КБ обо всей этой истории уже знают? -- Только о ней и говорят. -- Что именно? -- Одни вас хвалят. Говорят, вы и тут оказались умнее всех: надо и о себе подумать. Другие недоумевают, почему шеф вас отпустил. -- И никому не приходит в голову, что меня просто выставили за дверь? -- Пришло. -- Кому? -- Юле. -- Она сама сказала вам? -- Сама. "Странно, почему же она до сих пор мне не позвонила?" -- чуть не вырвалось у него. Но он не стал задавать такого вопроса Ирине. Он лишь поблагодарил ее: -- Спасибо, Ирочка, за заботу. Вы самый теплый человек на свете. -- Не надо меня благодарить, -- вдруг сухо сказала она. Сергей сразу почувствовал смену ее настроения. Понял, что обидел ее. Но он не хотел этого и смутился. -- Я не шпион в лагере ваших соперников. Я люблю вас и поэтому так откровенна с вами, -- продолжала она. -- Если бы вы позвали меня с собой, я поехала бы с вами к вашим старикам. Потом на юг. Потом на Камчатку. Потом на Чукотку. Потом совсем к чертям на кулички. Но не ради вашей благодарности. Отдыхайте, Сережа. Она повесила трубку. Он услыхал прерывистые гудки и тоже сердито бросил трубку на рычаги. "И этой досадил. Надо же родиться такому уроду? -- подумал он. -- А впрочем, в чем я виноват? Мне-то ведь хотелось только одного -- закончить свою работу!" Глава 21 Владимир не обманул. Как и обещал, в пятницу ночью он уже был в родном селе. Его и ждали и не ждали. Решили: не приедет вечером -- приедет утром. Или даст телеграмму, как договорились с Сергеем. Но телеграммы не было. И мать, несмотря на поздний час, не спала. Владимир приехал. И Занда, загнав кошку на чердак, громким лаем разбудила весь дом. Но ее никто не ругал, потому что все были рады приезду Кольцова-младшего. Второй раз, уже всем семейством, поужинали, и братья стали собираться на зорьку. До рассвета оставалось часа полтора. Но они еще в Есино планировали засесть в шалаши по темноте и теперь спешили не опоздать. Шалаши Сергей построил на островках, посреди озера, метрах в трехстах один от другого. Ночь стояла тихая, безветренная. Но небо все же заволокло облаками. Звезд почти не было видно, и горизонт тоже начал отбеливать позднее обычного. До озера шли кустами, потом по лугу теми же стежками, по которым ходили еще в далеком детстве. Они не прошли и половину пути, а Занда уже побывала в воде и, мокрая, вернулась встретить их. Она же первой прыгнула в лодку. Сергей сел за весла. Владимир столкнул лодку с берега. Плыли без лишнего шума. Вода в озере была теплой, казалась в темноте густой и застывшей. Сергей высадил в шалаш Владимира и поплыл дальше. -- Ни пуха ни пера! -- напутствовал его Владимир. -- Пошел к черту! -- как требовала того примета, ответил Сергей и налег на весла. Минут через десять он, с ходу вогнав лодку в камыш, тоже был в укрытии. Однако высаживаться на островок, как Владимиру, ему и думать было нечего. Островок тонул, едва на него ступала нога: Так что ему предстояло стрелять прямо с лодки. Сергей зарядил ружье и затаился. Было еще темно и так тихо, что даже слабые, в отдалении родившиеся звуки слышались совершенно отчетливо. Гудели комары. Плескалась рыба, то играя, то спасаясь от хищника. Светать начало примерно через полчаса над противоположным берегом, в заозерной стороне. Сначала край неба там едва посинел. Потом синь будто бы размылась. Горизонт посветлел и чуть видимо зарумянился. Но облака висели плотно. И солнце так и не пробилось сквозь их махровую пелену. Немного погодя румяна пропали, а светлая размоина стала шире и вытянулась далеко за пределы озера. На ее светлом фоне сразу же обозначился округлыми шапками осин и острыми шпилями елей лес. И выплыли снова из былинного небытия шатры стогов, сметанных на заливном лугу, и покосившиеся, давно уже потерявшие всякий цвет купола церквушки в заозерном селе: Все это до самых мельчайших деталей было знакомо Сергею еще с детства. И десять, и пятнадцать, и, наверно, сто лет назад так же чернел над этим озером лес; так же косили земляки Сергея в низинах, за озером, траву и сметывали ее в стога; так же студено и прозрачно было озеро; таким &% умиротворяще спокойным висело над ними небо, порой бездонно голубое, чаще затянутое хмурыми тучами, а еще чаще синее, с медленно, будто нехотя проплывающими над этим озером снежными облаками. Окружающий мир дышал покоем. Он не спал, не замер, этот мир. Он весь был полон жизни -- шевелений, шорохов, всплесков, посвистывания, покрякивания. Но все эти звуки не только не нарушали всеобщего покоя, а, наоборот, лишь усиливали его ощущение. Он был властным, этот покой. Он заполнял душу, проникал в каждую нервную клетку, успокаивал и в то же время будил широкие и глубокие, под стать раскинувшейся вокруг озерной глади, мысли и чувства. Мыслей было много. Одни еще злей разжигали в нем обиду, другие -- сегодня их почему-то было больше, и звучали они убедительнее -- настойчиво успокаивали. Ведь если бы Александр Петрович не был так категоричен, он мог бы напомнить ему, что вообще-то попал в КБ и стал конструктором почти случайно, лишь в силу определенных обстоятельств. Что он, по всем своим данным, прирожденный исследователь, способный аналитик и его место, конечно, не столько за кульманом, сколько в лабораториях научно-исследовательских институтов. И стало быть, не было в том ничего плохого, если его в какой-то момент снова вернули к тому, с чего он начал свой путь. Ведь защититься ему все равно было надо! А сделанная им последняя работа разве не стала еще одним убедительным доказательством того, что он для этого давно уже созрел? Но беда, а вместе с ней и обида в том, наверное, и состояла, что Кулешов почему-то не посчитал нужным вдаваться во все эти рассуждения и подробности, а отбарабанил ему свое решение, как в былое время Семин давал приказ с вышки -- коротко и ясно: выдвинуться на огневой рубеж и поразить цель. Были и другие мысли, которые в основном тоже успокаивали, но которые Сергей просто не успел переварить, так как Занда между тем делала свое дело и подняла уток. Они с шумом взлетели. Сергей услыхал их недовольные голоса, торопливое хлопанье крыльев и сразу забыл обо всем на свете. Он пригнулся к борту лодки, стараясь разглядеть птиц на фоне зари. И увидел их: трех кряковых и двух чирков. Стайка, описав в воздухе полукруг, полетела над озером. От Сергея они пролетели метрах в ста. Стрелять по ним было далеко. Но от Владимира они были совсем близко. Он выстрелил раз и почти сразу же второй и выбил этим дуплетом одну утку из стайки. Едва гул выстрелов раскатился за берега, утка тяжело ударилась о воду. И тотчас Владимир заторопил Занду: "Занда! Подай! Быстро подай!" Стало светло. Уже отчетливо виделись берега. Послышался перезвон колокольцев и мычание коров. К озеру, на заливные луга, из окрестных сел погнали стада. Пара чирков вывернулась из-за высокой колки камыша и взмыла вверх совершенно неожиданно. Но Сергей все-таки успел вскинуть ружье и выстрелить. Дробь не задела птиц, но, очевидно, напугала их, потому что один чирок после выстрела круто отвернул вправо, а другой полетел еще выше. Сергей тем не менее накрыл стволами именно его и выстрелил второй раз. Чирок сложил крылья и рухнул с высоты вниз. Следующие четыре выстрела он, однако, промазал. А Владимир стрелял три раза и сбил еще одну утку. Сергей не завидовал брату. Он знал, что Владимир стреляет лучше. У него и реакция была быстрей и глаз наметанней. И хотя было немного обидно палить, как говорят охотники, в вольный свет как в копеечку, Сергей тем не менее не расстраивался: во время охоты он обрел душевный покой. И то, что волновало его еще накануне, теперь казалось ему незначительным, ненужным, нестоящим даже малых переживаний. Все эти интриги, недооценки, недопонимания каких-то всем очевидных вещей выглядели просто ничтожными по сравнению с вечным покоем озера, с безмолвием манящих светлых далей, раскинувшихся до самого горизонта, с неторопливым и плавным движением облаков-пилигримов. Часам к девяти утка почти совсем перестала мотаться над озером. Лет практически прекратился. И наконец-то солнцу удалось пробиться сквозь облака. Его лучи, как гигантские световые столбы, уперлись в воду, и она, обрадованная им и обласканная ими, тотчас же засверкала ( заискрилась мириадами бликов. Сергей вытолкнул лодку из укрытия, подобрал убитого им чирка и поплыл к брату. Владимир непротив был бы посидеть еще часок. Но Сергей справедливо урезонил его: -- Куда нам больше? И так жареха получится царская. Давай лучше поплаваем. -- Ну давай, -- согласился Владимир. Они забрали вынесенную на маленький островок Зандой утку и поплыли к песчаному откосу. Там и берег и дно озера сплошь было устланы мелким песком, мягким и чистым, будто его специально вымачивали и простирывали в мыльной пене. Солнце еще не успело нагреть его, но он все равно не был холодным. Сергей разделся и лег на разостланную штормовку. Владимир не поленился, принес из лодки сена, бросил охапку брату. -- Положи под себя, -- посоветовал он. -- Сейчас жарко будет, -- взглянув на небо, сказал Сергей. -- Когда будет, тогда будет, а пока давай, -- ответил Владимир и тоже начал раздеваться. А когда разделся, то не сел и не лег на песок, как старший брат, а бегом бросился в воду. Нырнул, вынырнул и поплыл от берега. Потом перевернулся на спину и, раскинув руки, лег на воде. К нему тотчас подплыла Занда и даже попыталась забраться на него. Но он, испугавшись ее когтей, снова ушел под воду. Занду это обескуражило, она заскулила и повернула к берегу. А скоро вылез на берег и Владимир. Теперь он сел рядом с братом и заговорил: -- Ты уехал тогда, а ребята потом тебя ругали. -- За что? -- не понял Сергей. -- Почему ты к Ачкасову не сходишь?! Рассказал бы ему обо всем. -- Ачкасова нет в Москве. Он отдыхает, -- объяснил Сергей. -- Но дело даже не в этом. Он ведь не нянька. Спасибо ему, и так для меня сделал немало. -- Нет, тогда другой разговор, -- кивнул Владимир. -- Что же ты сам решил? -- Решил принять предложение Кулешова. Другого выхода у меня нет. Впрочем, оно даже, может, лучше будет. -- Для кого? -- Наверно, для всех. А для меня -- уж это точно. -- Вот ты как заговорил! -- удивился Владимир. -- Есть основания, братишка, -- усмехнулся Сергей. -- Когда же это они появились? Вроде когда прощались в Есино, их не было. -- Были, наверно, уже и тогда. И раньше были. Не думал только о них, а вчера вот задумался: -- Ты попроще можешь? -- не вытерпел Владимир. -- Могу, -- согласно кивнул Сергей. -- Все проще простого. Я сюда вчера приехал. Мать напоила чаем с медом, и я рванул на озеро. Шалаши ставить. Возился тут и все никак не мог понять своего состояния. До того чувствовал себя неожиданно легко и свободно, будто в страшную жару раздели меня донага, да еще свежей водой окатили. -- Ничего удивительного: в отпуск ушел, -- заметил Владимир. -- Не в том дело. И в прошлом и в позапрошлом году в отпуске я бывал, а такого раскрепощения, другого определения и не подберешь, даю тебе слово, и не наступало. Я только сейчас понял, в каком напряжении прожил последние годы. Впрочем, пожалуй, даже не прожил, находился. Хочешь верь, хочешь нет: я раньше, когда, бывало, в Москву приезжал, за месяц больше успевал всего посмотреть и всюду побывать, чем за все это время, которое работаю в КБ. Ты вспомни, где меня по телефону находил: работа -- дом, дом -- работа. Суббота и воскресенье самые лучшие дни, чтобы творчески пошевелить мозгами. Ведь если бы не Юля, я наверняка и раза бы в театр не сходил. Разве так можно жить, брат? Читать некогда. Газеты и журналы получаю пачками, а читаю только иностранную хронику, ну и еще ерунду какую- нибудь из мелочи про слонов и бегемотов, для души, чтобы хоть перед сном отключиться от своих рабочих мыслей и уснуть. Мне во сне уже чертежи снятся. И все в них не так, все что-то хочется улучшить: -- А об учебе разве не будешь думать? -- Учеба -- совсем другое. -- Ерунда. От себя не уйдешь. Твоя голова всегда будет занята мыслями. -- А я тебе говорю, такой потогонки, такого спринтерского бега с барьерами не будет! -- твердо сказал Сергей. -- Да и откуда им взяться? Тема мне ясна: теоретически обосную то, что уже создано в чертежах. Три года для этого куда как предостаточно. -- Времени, Сережа, ни у кого нет. Жизнь такая сумасшедшая, -- задумчиво проговорил Владимир. -- Но поверь мне, я ведь тебя знаю как облупленного. Лежать на тахте и смотреть телевизор ты все равно не станешь. -- Почему это? -- даже удивился Сергей. -- А потому, что, если у тебя появится хоть немного свободного времени, ты будешь изучать второй язык! Или, дьявол тебя знает, еще что-нибудь! -- Язык не исключается, -- согласился Сергей. -- Ну вот! -- Но я буду делать то, что угодно моей душе, -- уточнил Сергей. -- Да я два года собирался серьезно заняться эпохой Возрождения, чтобы составить для себя какое-то законченное о ней представление, но даже по Музею изобразительного искусства не мог побродить вдоволь. Был вместо этого раза два по часу, и точка! А ведь надо же обогащаться, Володя. Непременно обогащать себя, иначе превратишься в гаечный ключ! Знаешь, кто в этом отношении у нас ведет себя всех разумней? Юля! -- Ну, с ней я тебя равнять не собираюсь, -- заметил Владимир. -- А почему? Специалист она очень хороший, серьезный. А что касается общей эрудиции, общего кругозора -- она спокойно даст сто очков вперед любому из нас. -- Да ты не забывай, у нее жизнь совершенно другая! Она себе может позволить все! И всегда наверняка позволяла. -- Вот и мне представилась возможность немного мою жизнь изменить. Я сначала не понял этого, даже обиделся. А потом разобрался и сказал: пусть так и будет! -- закончил разговор Сергей. Но Владимир не удовлетворился таким объяснением. А может, просто не захотел его принимать и поэтому заговорил вдруг снова. -- А по-моему, ничего ты не понял. -- Это почему же? -- удивился Сергей. -- Как же ты можешь так легко отказаться от своего "Фотона"? Он же до конца твой? Сколько он тебе стоил сил? -- Я не отказывался. -- Прекратить работу -- все равно что отказаться. -- Не я прекратил. -- Да. Но ты этому обрадовался. -- А что бы ты сделал на моем месте? -- запальчиво спросил Сергей. -- Не знаю. Я как-то тебе уже говорил, не очень-то я хорошо разбираюсь в твоих делах. Но, во всяком случае, на полпути останавливаться не стал бы, -- сказал Владимир и поднялся с песка. Глава 22 Юля не очень удивилась, не увидев в понедельник утром Сергея в КБ. Он вполне мог вернуться в группу. Но ей не терпелось узнать, чем закончился его разговор с отцом, как тот отнесся к предложению Сергея о новом объективе, и она позвонила в Есино. К аппарату подошел Остап. Он выслушал Юлю и вздохнул: -- Ты, мать, как с луны свалилась. -- Почему? -- удивилась Юля. -- Так он же у нас больше не работает. -- А где же он работает? -- совсем опешила Юля. -- Тебе лучше знать. Ты там к начальству ближе: -- Ничего не понимаю, -- растерялась Юля. -- Или это у тебя юмор сегодня такой? -- Нет, мать. На сей раз не до шуток, -- сказал Остап и повесил трубку. Юля поняла: произошло совершенно непредвиденное. Она предупреждала Кольцова, что отец может встретить его предложение в штыки, ибо оно, вопреки всякому здравому смыслу, может ему не понравиться только за то, что никогда и ни с кем не было согласовано. Этого можно было ожидать вполне. Но такого бесцеремонного обращения с Сергеем она даже представить себе не могла. От возмущения у нее даже румянец выступил на щеках, что бывало очень и очень редко. Два дня, субботу и воскресенье, она провела с отцом и Игорем. Но никто из них и полусловом не обмолвился о случившемся, хотя о делах КБ они затевали разговор постоянно. Выходит, они умышленно замалчивали эту тему? Ситуация выглядела более чем странно: Юля сунула в сейф чертежи, заперла его и зашла в приемную, к Ирине. Зашла и безо всяких обиняков передала ей свой разговор с Остапом. Ирина в ответ тоже задала ей вопрос: -- Ты действительно ничего не знаешь? -- Клянусь, ничего! -- заверила Юля. -- У меня такое впечатление, что вокруг меня настоящий заговор. Тогда Ирина рассказала ей все, что знала сама. Юля слушала ее, не проронив ни слова. -- Я тоже решила уйти из КБ, -- объявила в самый последний момент Ирина. -- Вот те на! А ты-то чего ради? -- не уставала удивляться Юля. -- Я люблю его. И без него мне тут нечего делать, -- сказала Ирина. Юле показалось, что ее окатили ушатом холодной воды. И еще ей показалось, что сегодня все сговорились свести ее с ума и несли какую-то чушь, ибо иначе, как чушью, нельзя было назвать все, о чем говорили. -- Я хочу и буду там, где будет он, -- сказала Ирина. Но этого Юля уже не слышала. "Я люблю его, -- машинально повторила она слова Ирины. -- Она любит его. О, господи:" -- К сожалению, я не знаю, куда его откомандируют, -- сказала Ирина. -- Узнаем, -- коротко ответила Юля и направилась к Боровикову. Она не думала о том, как истолкует ее любопытство кадровик. Ей стало вдруг это совершенно безразлично. Но она подумала, что на ее прямой вопрос он может и не ответить. И, войдя к нему в комнату, зажатую между АХО и экспедицией, повела разговор несколько окольно. -- Вы, без сомнения, Николай Гаврилович, в курсе дела, кого пошлют в Есино вместо Кольцова? -- почти утвердительно спросила она, протягивая Боровикову руку. К ее удивлению, всегда предельно любезный, Боровиков на этот раз в ответ только беспомощно заморгал. Он был бы рад сказать ей все, что знает по этому вопросу. Но к сожалению, на данном этапе ему ничего не было известно. Начальство еще не приняло по этому поводу никаких решений. -- Не хотите ли вы сами там поработать? -- участливо спросил Боровиков. -- Вот именно, -- уклончиво ответила Юля. -- С удовольствием предложу вашу кандидатуру, -- пообещал Боровиков. -- А Кольцов уже получил предписание? -- спросила Юля. -- Пока только отпускной билет. И путевку я ему достал по указанию Александра Петровича. Правда, не на Кавказ, а в Крым: -- сообщил Боровиков. -- Где же он будет учиться? -- продолжала спрашивать Юля. -- Тоже не в курсе. -- Да это и не так важно, -- решила Юля и вышла от Боровикова. Она не сомневалась в том, что кадровик ничего не знал о перестановках в Есино. Но в таком случае это было еще удивительней. Gначит, Кулешов не доверил свои намерения относительно есинской группы даже ему. Но для чего понадобилось отцу облачать все это в такую тайну?! Уже на лестнице, поднимаясь к себе, Юля пожалела о том, что не спросила Боровикова, согласовывал ли отец вопрос об учебе Кольцова с Ачкасовым. Однако, вспомнив об Ачкасове, Юля тут же поймала себя на мысли о том, что ее волнует не только судьба Сергея, но не меньше и его последнее изобретение. И хотя по поводу этой работы ей сегодня никто не говорил ничего, а все говорили лишь о самом Сергее, было очень похоже, что предложение Сергея о новом объективе также не нашло поддержки у отца. Но тогда перед ней невольно возник другой вопрос: а знает ли Ачкасов вообще о последнем проекте Кольцова? Эта мысль показалась Юле настолько важной, что она в первую минуту решила немедленно позвонить генералу. Но потом одумалась. Но не потому, что испугалась, захочет ли он с ней разговаривать. В этом она не сомневалась. Как, впрочем, не сомневалась нисколько и в том, что если она того пожелает, он немедленно ее примет. Владимир Георгиевич всегда относился к ней очень доброжелательно. Но разговор между ними мог получиться совсем не таким, каким бы он должен быть. Пожалуй, эмоций в нем могло быть больше, чем деловой информации. Она, естественно, будет защищать проект, доказывать Ачкасову, что он очень интересен, а в доказательство не сможет привести никаких расчетов, никаких выкладок. В ее распоряжении на сей раз не будет даже кольцовской тетради с его записями. Юля поднялась на свой этаж, но не пошла к себе, а остановилась на лестничной клетке и, попросив у кого-то из сотрудников сигарету, закурила. У нее словно открылись уши. Оказалось, все говорят только о Кольцове. И в то же время говорят не столько о нем, сколько о том, кто теперь займет место Бочкарева. Конкретных кандидатур не называли. Но говорили так, как будто все уже было ясно. Юля поняла, ее совсем не стесняются. И может быть, даже потому, что в ней тоже видят одну из претенденток. И уж во всяком случае не исключают ее участия в устранении Кольцова. От этой мысли ей стало не по себе. Она бросила сигарету в урну и пошла к своему столу. Коридор, окрашенный в спокойный, голубоватый цвет, показался ей ядовито- синим. И еще ей показалось, будто она вся вымазалась этой ядовитой синью и поэтому на нее все смотрят улыбчивым, но не добрым взглядом. Ей вспомнилась весна, Руза, Дом творчества ВТО, разговор с мужем. Но мысль неожиданно остановилась на Бочкареве. "Вот кто может быть деловым собеседником Ачкасову!" Эта догадка окрылила ее. Бочкарев до последнего дня работал вместе с Сергеем, он знал абсолютно все. Его слова будут, бесспорно, намного авторитетней. Телефон Бочкарева у нее был. Он уже звонил ей со своего нового места. Она набрала номер. На ее счастье, Бочкарев оказался на кафедре. Он несколько удивился ее звонку, но больше обрадовался. А она сразу взяла быка за рога, сказала, что ей очень надо с ним встретиться, и выразила готовность немедленно приехать к нему. Бочкарев ответил, что примет ее с удовольствием, но сможет это сделать только после окончания занятий, а именно в четырнадцать часов. Юля поблагодарила его и попросила заказать на нее пропуск. Человек десять услужливо согласились проводить ее и показать, где находится кабинет начальника кафедры. И почти все при этом пожелали узнать: не собирается ли она на этой кафедре работать? Юля от сопровождения отказалась, а на вопрос о работе отвечала, что все даже очень может быть. Бочкарев встретил ее с радостью, будто не видел сто лет. Выслушав Юлю, он долго ходил вдоль своего узкого, как пенал, кабинета. Потом сказал: -- Всего я мог ожидать. Но такого? Это уже за гранью добра и зла. Это уже прямой ущерб делу. А с другой стороны, сразу стало ясно, почему ваш батюшка на сей раз так легко и быстро отпустил меня. Нет сомнения, дело снова идет к тому, чтобы назначить Игоря старшим группы. Препятствий, надо сказать, для этого больше нет. -- Вот почему я и хотела попросить вас встретиться с Ачкасовым, - - сказала Юля. -- Готов, -- сразу согласился Бочкарев. -- И напросился бы на прием немедленно. Но Владимира Георгиевича нет в Москве. -- Когда же он вернется? -- разочарованно спросила Юля. -- Говорят, только в конце месяца. Интересно, а сам Сергей не пытался найти Ачкасова? -- спросил Бочкарев. -- Это мне неизвестно, -- ответила Юля. Но подумала и добавила: - - Вряд ли. Он самолюбив. И за себя просить не станет. -- В данном случае на первом плане дело, заметил Бочкарев. -- Для него это одно и то же, -- сказала Юля. -- Придется ждать конца месяца. Бочкарев понимал: Юля расстроена чем-то гораздо большим, нежели только этим делом. Но из деликатности ни о чем не стал ее расспрашивать. -- Другого выхода у нас нет, -- согласился он и попросил: -- Звоните. Не забывайте. Всегда буду раз вас видеть. -- Хорошо, -- пообещала Юля и ушла. В КБ она вернулась, не опоздав, точно уложившись в обеденный перерыв. Ее уже ждал Игорь. -- Где ты была? Я хотел с тобой вместе пообедать, -- с упреком сказал он. -- Я больше не обедаю, -- холодно ответила Юля. -- Опять диета? -- усмехнулся Игорь. -- Будем считать -- да. -- Но почему-то очень скоро испортилось настроение, -- сыронизировал Игорь и добавил: -- Тебя уже дважды вызывал отец. -- Еще раз вызовет, -- ответила Юля и достала рабочие чертежи. Но ей опять не удалось приступить к работе. Раздался звонок внутреннего телефона, и Ирина пригласила ее к Александру Петровичу. Только сейчас Юля вспомнила то, о чем говорила ей Ирина утром. "Она любит его. Какой, однако, это вздор! И зачем только она такое выдумала? Еще не дай бог, если дело у них дошло до серьезного. А впрочем, меня это абсолютно не касается", -- решила Юля и вошла в кабинет Кулешова. Александр Петрович встретил ее с улыбкой. -- Поздравляю тебя. Умница ты, -- сказал он. -- Чем заслужила такую похвалу? -- пожелала узнать Юля. -- Пришло заключение о результатах заводских испытаний "Совы-4". Исключительно положительные отзывы, -- сказал Александр Петрович и положил перед ней на стол акт, подписанный авторитетной комиссией. - - Конечно, тут заслуга не только твоя. И Игорь над ней хорошо поработал. И Кольцов. Но твоя лепта была завершающей. А это, дочка, очень ответственный момент. -- Хорошо, -- кивнула Юля. -- Не хорошо, Юленька, а отлично. Праздник души и сердца, -- поправил ее Александр Петрович. -- Если и войсковые испытания подтвердят те завидные качества, которые прибор показал сейчас, я вас всех троих представлю на Государственную премию. -- Всех троих?.. За что же Игоря? -- Хотя бы за то, что он удешевил прибор в полтора раза. -- В основном за счет надежности. -- Всякая экономия чему-нибудь в ущерб. Но не будем спорить, я же сказал, подождем результатов войсковых испытаний. -- Что же внесла в прибор я? -- Ты успешно завершила всю работу. Раз. В "Сове-4" очень много от "Совы-1" . А сколько в том первом образце твоего? Два, -- терпеливо перечислял Александр Петрович. -- В-третьих: -- И все-таки было бы гораздо справедливей, -- прервала его Юля, -- вместо обоих Руденко выдвинуть одного Бочкарева. Его консультации: -- Нет. Сто раз нет! -- в свою очередь не дослушал дочь Александр Петрович. -- Если уж на то пошло, нас, милая, и Верховский консультировал. И я, между прочим, тоже немало вложил .`# -(' b.`a*.#. труда в проект. Но я тем не менее считаю: ни Верховский, ни я, ни тем более Бочкарев никак не могут быть причислены к авторскому коллективу. К тому же подождем войсковых испытаний. Да и потом о чем ты беспокоишься? Не один я буду решать вопрос. Я лишь выдвину кандидатуры, а утверждать их будет партком, профком, вышестоящая инстанция. Но уж кого выдвигать, позволь решать мне. -- И все же я остаюсь на своем мнении, -- сказала Юля. -- Это дело твое. К тому же я вижу, ты сегодня не в духе, -- заметил Александр Петрович. -- Но если учесть мое мнение и что я тебе сказал, то, очевидно, на войсковые испытания недели через две, по старой памяти, придется ехать тебе. -- Хорошо, -- не стала спорить Юля. -- Ну, хорошо так хорошо! -- обрадовался Александр Петрович. -- Но есть еще одно дело. Ерунда какая-то получается. Вдруг ни с того и с сего подала заявление об уходе Власова. Я ей повысил оклад, назначил почти своим референтом, а она, видите ли, решила уйти из КБ. А мне сейчас переводчик с английского совершенно необходим. -- Чего же ты хочешь от меня? -- спросила Юля. -- Ты сама понимаешь, я вынужден Власову отпустить. Но повторяю, переводчики мне нужны. Так вот я хочу тебя попросить, пока, временно, поработать на ее месте. -- Для кого я буду переводить и что? -- пожелала знать Юля. -- Естественно, для меня, -- заверил ее Александр Петрович. -- И для Игоря. Некоторые иностранные источники. Юля отрицательно покачала головой: -- Нет, отец. Этой работой я заниматься не стану. -- Почему? -- Разреши без объяснений. -- Да, но ты поставишь в очень затруднительное положение Игоря, - - предупредил ее Александр Петрович. -- Больше, чем это сделал он сам, ему никто уже этого не сделает, -- ответила Юля. -- Поясни свою мысль, -- попросил Александр Петрович. -- Поговорим еще, отец. Время будет, -- сказала Юля. -- А для переводов найди кого-нибудь другого. -- Странно, -- пожал плечами Александр Петрович. -- Весьма странно. И очень жаль. Но неволить я тебя не могу. У тебя, конечно, есть другая работа. Юля не сказала больше ни слова и вышла из кабинета. Ее встретила Ирина. -- Вот и все, -- сказала она. -- И очень зря, -- не поддержала ее Юля. -- Но пойми, я не могу иначе! -- Многое приходится делать через "не могу", -- без обычной улыбки сказала Юля и оставила Ирину одну. Ей еще предстоял сегодня разговор с мужем, и надо было заранее твердо и четко решить, что она ему скажет. Однако в тот вечер она не стала разговаривать с Игорем. Ей вдруг показалось, что, возможно, Сергей еще вернется в Москву. И тогда, конечно, в первую очередь ей следовало все обговорить с ним. Но Сергей не появился. Юля подождала еще день и позвонила в Есино Владимиру. Она застала его дома. Он отдыхал. На все ее вопросы он ответил исчерпывающим образом, хотя разговаривал, как показалось Юле, необычно сдержанно. -- Какое же он принял решение? -- задала Юля последний вопрос. -- Сказал, будет учиться. Но я, честно говоря, не очень поверил в его искренность, -- признался Владимир. -- он здорово там у вас обломался. Стал какой-то не тот. Я его плохо понимаю: -- Он просто устал. Слишком много работал, -- сказала Юля. -- Не больше, чем в полку, -- ответил Владимир. -- Одним словом, вернется, как договорились, числа десятого будущего месяца -- и тоже прямо к старикам. Неделя у него останется, так что малость еще поохотимся. Юля поблагодарила Владимира. Ей стало ясно больше, много больше. Только сильная обида могла заставить Сергея плюнуть на все и даже не попытаться защищать свои позиции. Обида незаслуженная и потому ранившая особенно глубоко. Она не одобрила решение Сергея. Она даже несколько изменила о нем свое мнение. Но это не помешало ей принять часть его обиды на себя. Но в ней даже эта часть вызвала не смирение, а совершенно обратное -- бурю протеста. Ее взорвало несправедливое отношение к Сергею, стремление непременно избавиться от него, как от сильного партнера, который невольно стал и столь же сильным конкурентом. Теперь она четко знала, как вести себя в этой ситуации. Она не хотела осуждать отца. Ему было уже за шестьдесят. И надеяться на то, что он в чем-то изменится, было уже нереально. Но мириться с ловкачеством Игоря, закрывать глаза на его непорядочность она не могла и не желала. Накопившееся за последние годы у нее на душе помимо воли теперь выплеснулось наружу. Подошла к концу неделя, и Александр Пе