и тревожно смотрит вдаль. - Лулпат! - шепчет она, и я чувствую, как дрожит ее рука. Лолопаты - произносится лулпат - дословно означает: бабочка смерти. Это довольно большая темно-коричневая с черными зигзагами на крыльях ночная бабочка. Ее часто можно видеть вблизи человеческих жилищ. Несколько таких бабочек - их латинское название Patula walkeri - Богдан поймал во время ночной охоты при лампе. Ему пришлось следить, чтобы ни один мальгаш не увидал этого, так как они считают, что в каждой бабочке лолопаты находится душа умершего чародея. На всем Мадагаскаре лолопаты считается печальным предвестником смерти, самым грозным фади. Даже один взгляд на нее, а не только ее прикосновение, приносит несчастье. Я слежу за взглядом Веломоди и замечаю летящую в полумраке среди кустов бабочку, которую, по-видимому, что-то разбудило раньше времени. Хватаю сетку из рук моей спутницы и бросаюсь за лолопаты. - Стой, вазаха! - кричит Веломоди на мальгашском языке, в волнении забыв французский. Несмотря на заросли, я догнал бабочку и удачно поймал ее. Она забилась в сетке, словно маленькая черная птичка. Ко мне подлетела Веломоди, схватила за руки и резко дергает их. На лице ее написан ужас. - Пусти, вазаха! - кричит. - Несчастье!.. Ужасное несчастье! Я никогда не слушался ее, когда речь шла о нелепых мальгашских суевериях, которые я авторитетом вазахи мог побороть, но тут я поколебался. Страх и отчаяние в ее глазах были настолько сильны, что я побоялся перетянуть струну. - Не убивай ее, не убивай! - умоляет Веломоди. Обычно она спокойна, и такое внезапное возбуждение доказывает, какое большое значение она придает всему происходящему. - Хорошо, Веломоди, успокойся. Я отпускаю бабочку на волю и улыбаюсь, заметив, с каким облегчением Веломоди следит за улетающей бабочкой. - Очень уж они опасны, - оправдывается она. - Думаю, только для тебя! - говорю шутливо. - Я - вазаха. Веломоди быстро обрела прежнее спокойствие. Говорит не торопясь, только движение век выдает скрытую насмешку: - А что, вазахи никогда не умирают? - Но не от какого-то лулпата, - отрезал я. - А ведь опасность была рядом с нами и рядом с тобой, - коротко и серьезно утверждает Веломоди, и мы шагаем дальше. Цель сегодняшнего похода - другая бабочка, которую мальчишки несколько дней тому назад поймали и принесли нам. Хоть они изрядно ее и помяли, но у нас с Богданом при виде ее чуть не выскочили глаза от удивления. Это была самая большая бабочка в мире из семейства Xanthopan morgani praedicta, голиаф, по величине напоминающая скорее ласточку, чем бабочку. Она коричневая с розовым брюшком. Мы очень обрадовались, когда узнали, что в Амбинанитело есть такая редкая бабочка, и стали расспрашивать жителей деревни о другой диковинке Мадагаскара, биологически тесно связанной с ксантопаной, об орхидее Arigraecum sesquipedale, славившейся тем, что ее цветок имеет очень длинный отросток. Необычайная орхидея известна европейцам более двух веков и всегда вызывала удивление и любопытство. С какой целью природа снабдила ее таким удивительным отростком? И вот недавно была открыта бабочка ксантопана, и вопрос стал ясен. Длинный хоботок бабочки соответствует ненормально длинному отростку орхидеи. И действительно, в тех местах на Мадагаскаре, где растет этот красивый необычный цветок, обитает бабочка-великан и прилетает к нему собирать нектар. Обнаружив бабочку, мы стали интересоваться цветком и выяснили, что местные жители знали его. Теперь Веломоди ведет меня в отдаленное место, где, по слухам, видели орхидею. - Мы уже близко, - говорит моя проводница. Впереди блеснула вода. Это не река, а широкий рукав ее, вроде залива. Здесь, как и всюду, заросли подходят к самой воде. Веломоди отводит меня на несколько десятков шагов от тропинки. Недалеко от берега залива торчат несколько свалившихся деревьев, а на их полусгнивших стволах белеют - да, это они! - цветы, которые я ищу. Мгновенно узнаю белые цветы с шестью лепестками и длинными отростками. Цветов более двадцати. На фоне зеленой чащи они сверкают, как сказочные звезды. Мы укрылись поблизости, держа наготове сетку. Я не уверен, что бабочка скоро появится, остался один час до заката солнца, кроме того, эта бабочка не так уж часто появляется. Может быть, еще не один раз долго и терпеливо придется дожидаться здесь. Сегодня только репетиция. Ожидание нельзя назвать приятным. Комары кусают, как драконы, а предохранительных сеток мы не захватили. И все же любоваться окружающей природой - наслаждение. Мы остановились в полутора десятках шагов от залива, видны его берега. Стоячая, илистая вода дает, вероятно, дополнительные источники тепла и влаги, потому что пышность растений здесь феноменальная. В других местах цветов в лесу мало. Здесь же, неподалеку от залива, растут цветы, каких до сих пор я не встречал. Деревья с раскидистыми ветвями и огромными листьями высятся у самой воды, с их веток свисают розовые шарообразные цветы, огромные, величиной в два кулака. Они привлекают внимание яркой расцветкой. - Вискоза, - называет деревья Веломоди, заметив, с каким восхищением я смотрю на них. "Вискоза" по-мальгашски означает что-то вроде "удара" или "молнии". Поднялся предвечерний ветерок и неожиданно донес омерзительный запах гниющего мяса. Недалеко от нашего укрытия растет в воде причудливое растение арум. Над метровыми листьями возвышается стебель с прекрасным громадным цветком. Из мясистого футляра снежной белизны торчит пурпурный столбик. Маленькие мушки опыляют громадный цветок, и для того, чтобы привлечь их, арум издает этот отвратительный запах. Внешность величественная, но запах отвратительный. У трудолюбивой природы нет ни минуты покоя. Веломоди к чему-то прислушивается и подает рукой знак. Под ближайшим кустом послышался глухой писк. Птица или насекомое - трудно разобрать. - Погоди! - воскликнула девушка, схватила валявшуюся на земле палочку, подбежала к кусту и быстро начала разгребать траву. Нашла. Поднимает на палочке что-то длинное, тонкое, медленно извивающееся, как змея. Оказывается, вовсе не змея. С трудом поверил глазам: дождевой червь длиною в метр, толщиною с палец. К тому же червь издает писклявые звуки. - Ну, сегодня нам попадаются оплошные великаны и чудища! - смеюсь я, пряча редкую добычу в банку. Со стороны залива послышался тихий, размеренный всплеск весел. Чья-то лодка подплыла к тому месту, где тропинка подходит к заливу. Сначала мы услышали, как лодка причалила и люди выскочили на берег, потом мы увидели их. Четверо молодых мальгашей быстрым шагом идут по тропинке и приближаются к нам. Меня удивило, что двое из них держат в руках копья с острыми железными наконечниками. Такое оружие имеют далеко на юге острова мужчины племени антандрои. Здесь такого обычая нет. - Это антандрои? - спрашиваю девушку. - Нет, - качает головой Веломоди. - Бецимизараки? - Да. - Ты их знаешь? - Нет, первый раз вижу. - А почему они так вооружены? - смеюсь, показывая на воинственное вооружение. Пришельцы молоды. Самому старшему не больше двадцати двух - двадцати трех лет. Они заметно возбуждены. Беспокойно оглядываются и рассматривают все вокруг; нас, разумеется, обнаружили сразу. Увидев меня, они смутились. Тот, что заметил меня раньше всех, остановился как вкопанный и, выпучив глаза, испуганно закричал, предостерегая товарищей: - Вазаха!!! Все четверо быстро пятятся и раздраженно совещаются, не зная, что предпринять. Они с трудом скрывают волнение. Их испуг показался мне странным и непонятным. На Мадагаскаре нет мальгашей, которые не знали бы белых людей. Немного погодя пришельцы подходят к нам, видимо о чем-то договорившись. Их улыбки неестественны. - Смотри, вазаха! - предупреждает вполголоса встревоженная Веломоди. - Они неискренни! Я не разрешаю подойти ближе чем на пятнадцать шагов. - Стойте! - кричу. - Ни шагу дальше! Что вам нужно? - Ничего, - отвечает старший из них. В то время как его товарищи остановились, он спокойно продолжает путь. В руке сжимает копье. Я поднимаю ружье. - Стой, буду стрелять! - чеканю я. - Ружье заряжено. Мальгаш останавливается. - Незачем так угрожать, - говорит с упреком. - Кто вы такие? - спрашиваю. - Жители деревни с того берега. - Какой деревни? - Рантаватобе. Эта деревня расположена несколько выше Амбинанитело. - Он врет, вазаха! - шепчет Веломоди. - Он не оттуда. Хорошенькая история! Не могу понять, что, собственно, нужно четверым пришельцам и почему они так разволновались, увидя мен". Во всяком случае, следует быть начеку и как можно скорее выпутаться из этой непонятной истории. Я было хотел попросить Веломоди объяснить, кто я, но даст ли это желаемый результат? А если они преступники? Вдруг со стороны залива снова послышались голоса. Подошла вторая лодка, и на берег высадилось несколько новых гребцов. Мальгаш, с которым я только что разговаривал, вступил с ними в оживленную беседу на мальгашском языке. - Бежим! - шепчет Веломоди. - Они хотят тебя забрать. Теперь их много... Держа ружье на изготовку, я стал удаляться. Ближайший мальгаш заметил это и, не двигаясь с места, приказывает: - Вазаха, не уходить! - Имей в виду, - отвечаю ему грозно, - у меня оба ствола заряжены. Первых двоих уложу на месте. Пока другие сумеют подойти, ружье снова будет заряжено... А вообще что вам нужно?! Не ожидая ответа, пытаюсь все же уйти. Но события развиваются с такой молниеносной быстротой, что я не успеваю отойти даже на десять шагов. Вновь прибывшие обошли нас и пытаются отрезать обратный путь. Вдруг Веломоди выскочила вперед и помчалась в сторону тех, кто нас окружал. "Неужели изменила?" - пронзает идиотская мысль. - Веломоди!! - зову ее. Девушка, не обращая на меня внимания, останавливается и зовет одного из прибывших: - Разафы! Разафы отвечает ей удивленным возгласом. Бежит к Веломоди, и оба не скрывают своей радости. Юноша хватает девушку за плечи и в избытке чувств крепко трясет ее. Остальные мальгаши смотрят на эту сцену с не меньшим удивлением, чем я. Веломоди поворачивается лицом ко мне и, сияющая, показывает на юношу: - Это Разафы. А заметив, что я не знаю, кто такой Разафы, весело добавляет: - Ну, мой брат. Теперь я понял. Разафы - внук Джинаривело, рабочий на европейских плантациях в Анталахе, о котором прошел слух, что он арестован. Короткое объяснение брата с сестрой, и прежнее враждебное настроение как рукой сняло. Мальгаши улыбаются мне, на этот раз совершенно искренне. Старший из них, разговаривавший со мной, руководитель группы, со всей откровенностью рассказывает, что произошло. Все они - их девять человек - попали в тюрьму. Их обвинили в тяжких вымышленных преступлениях за то, что они возглавили забастовку на плантациях. Три дня назад в Анталахе снова вспыхнули волнения, во время которых рабочие ворвались в тюрьму и освободили товарищей. Освобожденным удалось удрать из города, благо горы и леса близко. Пробрались сквозь тропический лес и благополучно попали сюда, к реке Антанамбалана. - Что же дальше? - спрашиваю я, искренне взволнованный их судьбой. Молодой мальгаш пожимает плечами и беспомощно глядит вдаль. Только теперь заметна его усталость. После короткого возбуждения он совершенно сник. - Не знаю, что будем делать, - отвечает, - может быть, останемся здесь, в Амбинанитело. - А погони не боитесь? - Нет. Они не знают, в какую сторону мы бежали. - Вы в этом уверены? Рабочие не уверены. Они знают, что нужно быть начеку. Боятся Раяоны, шефа кантона в Амбинанитело. Впрочем, не теряют бодрости духа. Благодарны за то, что я отнесся к ним дружелюбно. Прощаясь, каждый протягивает руку, и все уходят в лес. Разафы старше Веломоди на три-четыре года, красивый парень, очень похож на свою сестру Беначихину. Я остаюсь с Веломоди. Наступает вечер, лучшая пора для ловли бабочек. Но сегодня уже не хочется заниматься охотой. Мы отправляемся в обратный путь. Вызывающие искорки блеснули в ее глазах. - Ты что? - спрашиваю дружелюбно, научившись уже читать в ее глазах. - Опасность была очень близка, - напоминает она. - Да, была, - признаюсь. - Лулпат предсказал это! - заявляет она серьезно. Веломоди благородна, сдержанна и не воспользовалась победой, а я не затеваю опора. Меня победило стечение обстоятельств. РАССКАЗ О БАБАКУТАХ На следующий день, вскоре после восхода солнца, я собрался позавтракать. Рядом играл лемур-бабакут, с которым мы уже давно подружились. Веломоди приносит нам из кухни еду. Со двора доносится крик голодных птиц, свивших гнезда на верхушках кокосовых пальм, кудахтанье кур из огородов и звуки толчения риса. Но вот осторожно приоткрывается дверь, и к нам заглядывает учитель Рамасо. Увидев, что я завтракаю, он быстро вошел в хижину, поздоровался за руку и сел у стены. - Так быстро? - обрадовался я его возвращению. - Я пришел к вам по одному вопросу... - начал он тихим голосом. - Догадываюсь! - прерываю его. Несмотря на хмурое лицо, он улыбнулся: - Именно потому и пришел, чтобы вы ни о чем не догадывались. Прошу вас, вычеркните из памяти некоторые события и сведения. Просто их не было. - Я понимаю. Ожидаются преследователи? - Скорее нет. Но все возможно. Он закурил папиросу. Я предложил кофе. - Следует быть очень осторожным с вашим ближайшим соседом, - предупреждает учитель, показывая движением головы в сторону хижины старосты Раяоны. - Правильно. Рамасо смотрит на меня долгим, испытующим взглядом. - Боюсь, - говорит, - что вас может ожидать тяжелое испытание. - Какое? - Испытание совести. Если погоня явится сюда, непременно будут расспрашивать вас. Я знаю, вы не так уж сильно любите плантаторов, но вы пришелец в этой колонии и, наверно, у вас есть обязательства перед французскими властями. Что вы им скажете в данном случае? - Обязательства по отношению к властям это одно, а главное то, что я не люблю врать. Но не беспокойтесь, как-нибудь справлюсь. - Помните, что правда на стороне рабочих. Их нужно защищать. - Разумеется. Беглецов стало больше. Богдан обнаружил во время утренней охоты группу молодых мальгашей, явно нездешних, которые скрывались в укромном уголке. Деревня живет прежней жизнью, только на дорогах теперь много жителей спешат куда-то. Встречные останавливаются, сообщают друг другу какие-то новости и быстро исчезают. В воздухе висит тревога. В таком состоянии люди льнут друг к другу, и даже я испытал это на себе. Сегодня на послеполуденную беседу пришло гораздо больше соседей, чем обычно, и среди них был редкий гость, сотский Безаза. Общая забота сгладила размолвку между родами заникавуку и цияндру. Люди чувствуют потребность пожать друг другу руки и обменяться мнениями. Свое беспокойство они стараются чем-нибудь заглушить, хотя бы разговорами о духах. С кажущимся рвением они хватаются за эту тему. Большинство мальгашей верит, что души непогребенных мертвецов вселяются в диких кошек, сов и летучих мышей. Та же участь ожидает души преступников, особенно колдунов. Следует избегать этих зловещих животных. В крокодилах тоже часто сидят души предков, хороших предков. Но такие крокодилы хорошо относятся только к людям из своего племени, других они пожирают. - У вас, - укоряю шутливо, - большинство лесных животных враждебно настроено. Даже добряка хамелеона вы сделали грозным демоном рантутру! - О нет, вазаха! - возражает старик Джинаривело. - Не все животные. А птицы дронго? - А лемуры? - подсказывает Манахицара, исследователь и знаток легенд. - Лемуры всегда дружественны к нам. В жарких лесах восточного побережья Мадагаскара, особенно вокруг залива Антонжиль, живет редкая порода ночных лемуров, называемых "аые-аые". Раньше они возбуждали большое любопытство европейских исследователей и путешественников не только тем, что у них большой палец на верхней конечности очень тонкий и удлиненный (приспособлен для вытаскивания насекомых, забравшихся в глубокие дупла), но и тем, что мальгаши очень почитают их и оберегают как важных фади. Европейцы не могли их раздобыть - местные жители всячески противились этому. - А здесь поблизости есть лемуры аые-аые? - спрашиваю гостей. - Есть, - отвечает Джинаривело, - но их трудно встретить: корм они добывают себе только по ночам, и, кроме того, их немного. - А ты видел их когда-нибудь? - Только раз видел одного, спящего в лесу на дереве. Никто из присутствующих, кроме Джинаривело, не видел аые-аые. Этот лемур настолько значительное фади, что моя гости неохотно говорят о нем и переводят разговор на других животных. - Манахицара, - воскликнул кто-то, - расскажи вазахе о наших бабакутах! Бабакуты хорошие, сердечные лемуры. Они ласковые, чуткие, и жители Амбинанитело относятся к ним с большой теплотой. Бабакут моей Веломоди уселся между нами; зверек потешно гримасничает и любезничает со всеми. Некоторые бабакуты прежде тоже были людьми, но потом преобразились в лемуров, но не потому, что были нехорошими и их заколдовали. - Расскажи, Манахицара! - настаивают гости. - А ты знаешь, вазаха, почему бабакуты фади? - обращается ко мне Манахицара. - Не знаешь? Ну вот, послушай. Большинство бабакутов происходит от людей. Прежде люди были очень злые, часто дрались и убивали друг друга. Те, кто хотел жить спокойно, покидали селения, уходили в глубокие леса и там оставались. Из поколения в поколение люди жили в зарослях, покрылись шерстью, неохотно спускались с деревьев на землю, отучились говорить, объяснялись между собой жестами и возгласами. Люди все больше становились похожими на теперешних бабакутов... - Рассказ чуть-чуть расходится с теорией Дарвина, - шепчет мне на ухо учитель Рамасо. - ...Люди-бабакуты в то время были очень счастливы, да и теперь не жалуются. В лесу вдоволь хватает плодов, и им не приходится, как нам, заботиться о еде. Некоторые мальгашские племена называют лемуров дедушками, а название бабакото (мы произносим бабакут) состоит из двух слов: баба - отец и кото - ребенок. Слова эти показывают, с какой нежностью относятся люди к этим животным. В конце рассказа Манахицары вошел староста Раяона, молча подал мне руку и сел рядом. Гости украдкой бросают на него испытующие взгляды, но лицо старосты, как всегда, замкнуто и непроницаемо. Трудно догадаться, знает он о сбежавших узниках или нет. Все присутствующие в заговоре против него, но никто не выдал своих мыслей и чувств; у мальгашей поразительная способность скрывать свои настроения. Даже у рассказчика Манахицары не дрогнул ни один мускул. Поражаюсь, как может он так великолепно импровизировать легенду о бабакутах и одновременно лихорадочно думать о происходящих событиях, внимательно наблюдая за лицом Раяоны. Когда Манахицара окончил рассказ, Джинаривело попросил выслушать его и поведал историю несчастной женщины, которая должна была родить. Ребенок вот-вот появится, но ленивые родственники, вопреки установившемуся обычаю, пренебрегают своими обязанностями и не дают положенных по обряду лекарств. Отчаявшаяся женщина ушла в лес, и там добрые духи смилостивились над нею и превратили ее в бабакута. Предчувствуя недоброе, родные женщины кинулись на розыски и обнаружили ее в образе лемура, лицо которого было поразительно похоже на лицо пропавшей родственницы. И тут они поняли, какое большое зло причинили женщине, но, увы, было уже поздно, изменить ничего они не могли. С тех пор люди стали лучше. Рассказ Джинаривело вызвал у Рамасо сомнения. - И ты веришь, Джинаривело, что так было в действительности? Старик пожал плечами: - Многие верят этому. - Я верю! - восклицает Манахицара. - Ведь никто не видел, как женщина превращалась в бабакута, - говорит Рамасо, - а то, что бабакут похож был на нее, - неубедительное доказательство. У людей очень богатая фантазия. Разговор иссяк, наступило неловкое молчание. Трудно непринужденно беседовать, когда тревожат мысли, которые в присутствии Раяоны нельзя высказать вслух. Я хочу разрядить гнетущую обстановку и предлагаю чаю с сухарями. Вдруг Джинаривело осмелел и непринужденно спрашивает: - Что нового у тебя? Староста с минуту смотрит на старика и медленно отвечает: - Если у вас нет ничего нового, то у меня и подавно. Он сделал ударение на словах "у вас". Это звучит двусмысленно, и создается впечатление, что Раяона знает, где собака зарыта. Гости заметно встревожены. - В Таматаве я слышал историю о лемурах, - возвращается Рамасо к прежней теме, - немного похожую на ту, что нам рассказал Джинаривело. Это было еще до нашествия французов. В Таматаве стоял тогда крупный гарнизон ховского войска. Однажды отряд солдат вел по улице молодого бецимизараку, приговоренного к смерти за какую-то провинность. Воспользовавшись тем, что стражники отвлеклись, узник вырвался из их рук и помчался к лесу. Ховы за ним. Но это был здоровый и быстроногий юноша, и ему удалось намного опередить своих преследователей, а в лесу очень легко исчезнуть. Его искали долго и упорно. Солдаты знали: если они вернутся в Таматаве без пленника, то понесут за это суровое наказание. После многих часов напрасных поисков они стали подозревать, не помогли ли узнику нечистые силы. И вдруг вскрикнули от радости: нашли! Они заметили его на дереве. Он превратился в большого лемура. Тогда они выстрелили в него из ружья и свалили на землю. Потом его притащили в город и поклялись своему начальнику, что лемур - заколдованный преступник. А что им оставалось делать? Ловкие солдаты боялись наказания и воспользовались легендой о лемурах. Наивные люди поверили, а солдаты спасли себя от неприятностей. Снова молчание. Сказав несколько незначительных слов, Раяона встал и попрощался со мной. - Что, уходите? - спрашиваю. - Нужно подготовиться к отъезду, - отвечает староста. - Завтра чуть свет отправляюсь в объезд по своему округу. - Надолго уезжаете? - На несколько дней. После его ухода у моих гостей точно камень свалился с плеч. Все вздохнули свободней, хотя подозревают, что срочный отъезд Раяоны чем-то связан с появлением беглецов. Но чем? Мнения разделились. - Говорю вам, - уверяет Манахицара, - ждите самого худшего! Раяона поедет в Мароанцетру и донесет на нас местным властям! - Не верю! - отрицает Безаза. - Ты такой же, как и он, поэтому защищаешь его! - возмутился Манахицара. - Одним миром мазаны! - Тихо! Не ссориться! - строго сказал учитель. - Когда червь точит зуб, единственное спасение удалить больной зуб! - приводит Манахицара мальгашскую пословицу. - У кого червь в зубе? Что ты плетешь? Разве вы не догадываетесь, почему Раяона хочет уехать? - Если знаешь, Рамасо, объясни! - Я не могу сказать наверняка, но все говорит о том, что Раяона не хочет быть в Амбинанитело, когда сюда нагрянет погоня. Он не желает впутываться в это дело. - Это неплохо характеризует его! - А почему должно быть иначе? Разве шеф кантона так уж плохо обращается с вами? К чему сразу предполагать самое худшее? - Он не может быть другом наших родственников рабочих! Гости покидают хижину. Последним уходит Рамасо. Он отводит меня в сторону и делится своими сомнениями: - Раяона хитрая штучка. Для меня ясно, почему он не хочет быть замешанным в эту историю. Дрожит за свою шкуру. Для него одинаково невыгодно вооружать против себя жителей Амбинанитело или колониальные власти, поэтому он предпочел исчезнуть... - А вы не думаете, что он поедет в Мароанцетру и доложит своему начальству, шефу дистрикта? - Об этом мы узнаем завтра. Пошлю людей проследить за ним. На следующий день, вскоре после восхода солнца, влетел ко мне встревоженный учитель: - Поехал в сторону Мароанцетры! - Все-таки в Мароанцетру! - Да. Но я все еще не теряю веры в него. Впрочем, все средства предосторожности соблюдены. - А беглецы все еще в деревне? - Что вы! Я им велел немедленно укрыться в лесу, в таком месте, где их сам черт не разыщет. Надежные люди носят туда еду. - У вас есть голова на плечах, Рамасо! - говорю с одобрением. Прощаясь, учитель вдруг вспоминает что-то: - А вы ничего подозрительного не заметили в поведении Марово? - Марово? - спрашиваю удивленно. - Моего повара? - Да. - Почему вы задаете такой вопрос? - Оказывается, повар - доверенное лицо шефа дистрикта в Мароанцетре. К тому же мои ребята заметили, что он подслушивал наши разговоры. - Вот это мило! Надо вспомнить все, о чем мы говорили. - Да в общем ничего особенного. Один только раз, помните, когда приезжал врач Ранакомбе, у нас была интересная беседа о будущем Мадагаскара. - И Марово подслушал? - Думаю, да. Но не обращайте на это внимания. Найдем способ заставить его молчать. - Террор? - Зачем! Поговорим с ним так, что он наверняка образумится. - Почему же вы раньше не предупредили? - вырвалось у меня. - Только в последние дни мы убедились в этом. Пока все пусть будет по-прежнему, повар должен у вас работать. Когда я остался один, мною овладели приходившие уже раньше мысли: события втягивают меня во все более узкий и сложный круг дел деревни, той деревни, жизнь которой казалась мне в начале приезда сонной, идиллической, невинной и лишенной волнений. ВООРУЖЕННОЕ НАШЕСТВИЕ Прошло не больше двух часов после нашего разговора, и в девять часов утра примерно мы услышали приглушенный шум моторов на главной дороге. Два грузовика, нагруженные солдатами и местной полицией - garde indigene, - въехали во двор между хижиной Раяоны и моей. Машины еще не остановились, а приехавшие уже соскочили на ходу, держа винтовки на изготовку. Небольшими группами они разбежались по всей деревне, словно по намеченному заранее плану. Операцией руководит молодой, порывистый подпоручик, француз с продолговатым лицом и тонкими черными усиками. Он - сердитый, властный и все время подпрыгивает. Вместе с солдатами вернулся Раяона. Вскоре стало известно, что с ним произошло. Утром староста отправился в сторону Мароанцетры, но за местностью Анкофа встретился с отрядом, мчавшимся в Амбинанитело. Подпоручик, узнав, кто он такой, велел Раяоне пересесть на грузовик и ехать вместе с ними. Теперь он держит шефа кантона при себе и требует сведений о жителях и о расположении деревни. Оказывается, солдаты, приехавшие на грузовиках, только часть отряда. Другие сошли, не доезжая Амбинанитело, и осторожно, чтобы никто из жителей не увидел их, побежали вдоль опушки леса. Здесь они заняли удобные позиции и окружили со всех сторон рисовые поля и деревню, расположенную в центре. Деревня взята в широкое плотное кольцо, и никто из Амбинанитело не может выбраться. Селение и не заметило, как оказалось в западне. Двор старосты заполняется жителями деревни. Все мужчины и юноши свыше шестнадцати лет должны дать показания; женщинам не разрешено покидать своих хижин. Солдаты ужасно грубы с населением. Подгоняют прикладами, пинками, орут на них без всякого повода. Отряд состоит из сенегальцев, командует им тоже сенегалец, громадный капрал, правая рука подпоручика. Он - олицетворение животной грубости. Постоянно придумывает, чем бы досадить людям, и бросается на всех, как дикий зверь. Подпоручик занял дом старосты и оттуда командует. Я пока не выхожу из своей хижины, чтобы не напороться на неприятности со стороны рассвирепевших солдат. Богдан тоже сидит у себя. Веломоди приносит вести, что делается у старосты и в деревне. Ей, как и всем остальным женщинам, не разрешено выходить из хижины, но на нашем дворе полно мальгашей, и Веломоди вполголоса разговаривает с ними. Деревню обвиняют в том, что она укрывает бежавших из тюрьмы в Анталахе рабочих. Поэтому всех мужчин собрали во дворе старосты, и в присутствии офицера и шефа кантона они должны удостоверить свою личность. Допрошенным не разрешается покидать двор. И они, подавленные, терпеливо стоят на солнцепеке. Со всех сторон торчат штыки направленных на них винтовок. Одновременно солдаты перетряхивают каждую хижину и прочесывают все рощи в поисках беглецов. Вдруг со двора доносится громкий, грубый окрик: - Эй, там, в хижине! Выглядываю. Капрал-сенегалец стоит внизу, у ступенек. Увидев меня, делает повелительный жест рукой в сторону канцелярии и кричит: - К поручику! Немедленно! Он так уверен в послушании, что, не дожидаясь результатов окрика, повернулся и зашагал обратно. Вызывающе гордо несет он свою громадную фигуру гладиатора. Находящихся неподалеку мальгашей очень удивляет такая неучтивость по отношению к вазахе. Еще при появлении отряда в деревне я дал себе слово избегать всего, что могло бы спровоцировать солдат. Но грубость капрала перешла всякие границы, и я решил ради своей же защиты и чтобы не стать посмешищем, не слушать его приказания. Прошло несколько минут, и я снова услыхал шаги, теперь на ступеньках. Капрал громко постучал и тут же резко открыл дверь. - Ты что, не слыхал меня? - грозно загремел он. - Слыхал, - отвечаю спокойно. Он не ожидал такого ответа и немного сбит с толку. - Немедленно отправляйся к поручику! - рычит он, взбешенный. Подходит ко мне и хочет схватить за плечо. С таким насилием ничего не поделаешь. - Отойдите! - кричу я, повысив голос, и срываюсь с места. - Сам пойду! Издевательская улыбка скривила его противную рожу. - Наконец-то одумался! - хрипит. Канцелярия старосты битком набита людьми. С трудом пробираюсь к столу, за которым сидит подпоручик. Рядом стоят Раяона, Рамасо и Безаза. Все трое смотрят на меня с беспокойством. - Вас что, по два раза нужно звать? - раздраженно обращается ко мне офицер. И, не ожидая объяснений: - Я хочу вас допросить, - говорит он, нервно перебирая карандаш в руке. - Вы давно в Амбинанитело? Я молчу, собираясь с мыслями. В хижине воцарилась мертвая тишина. - Прежде чем ответить, - говорю, взвешивая каждое слово, - я должен заявить следующее: я, как иностранец, временно пребывающий в этой стране и имеющий заграничный паспорт с официальной визой, категорически протестую против оскорбительного для меня поведения вашего подчиненного. - Было ли поведение капрала Али оскорбительным потому, что он вынужден был вызывать вас два раза? - офицер сварливо оскалил зубы. - Ирония не меняет существа дела. Грубость и скандальный тон капрала были настолько нетерпимы, что начальник обязан его наказать, а не пренебрегать моим протестом. - Прошу меня не учить. Я сам знаю, что нужно делать. - Я в этом уверен. Но разрешите, господин поручик, предупредить. Вы собираетесь допрашивать меня, не предъявив мандата. Мы, правда, находимся в канцелярии шефа кантона, но, насколько мне известно, вы не являетесь шефом кантона и только сегодня впервые здесь появились. И если бы у вас даже было письменное разрешение, то неизвестно еще, имеете ли вы право допрашивать меня, иностранца. Вы прибыли сюда по делу, касающемуся споров между властью и здешними людьми. Почему в таком случае должно быть замешано постороннее лицо? В подпоручике закипает злоба, и я догадываюсь, в чем ее причина. Молодой офицер влетел в Амбинанитело с полным сознанием неограниченной власти, которую в таких случаях имеет начальник сильного военного отряда над туземцами отдаленных уголков колонии. Он наверняка собирался вволю поиздеваться над жителями долины. А тут на пути его величества появляется какой-то иностранец да еще читает ему нотации. По его глазам видно, что надо мной собираются грозные тучи. Офицер задумался, как получше отомстить. Возможно, он даже кое в чем согласен со мной, но тем хуже для меня. Он прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать чьи-то рассуждения. Он разыскивает виновных мальгашей, он должен наказать людей, подрывающих существующий в колонии порядок. С ним солдаты и заряженные винтовки, которые смогут преодолеть все преграды; может быть, он хочет меня арестовать? А может быть, "потерять" где-нибудь в лесу? И разыграется ли скандал по этому поводу? Ерунда. Здесь легко спрятать концы да еще взвалить вину на пострадавшего. После продолжительного молчания подпоручик что-то придумал и резко, но внешне учтиво сказал: - Предъявите, пожалуйста, ваш паспорт! Подаю его. Он внимательно просматривает его, пытаясь найти малейшую неправильность для придирки. - У меня есть еще один документ, - говорю. И подаю удостоверение, которое мне выдал генерал-губернатор Мадагаскара Кайла. Вот его содержание: "Прошу всех администраторов районов и шефов дистриктов благожелательно отнестись к польскому писателю г. Аркадию Фидлеру, путешествующему по колонии с целью собрать материал для книжки о Мадагаскаре, и оказать ему всякую помощь. Генерал-губернатор Кайла". Генерал-губернатор выдал мне удостоверение как проявление формальной вежливости во время официального визита. Но подпоручик не знает этого и не знает, какие у меня связи в Тананариве. Он прочел удостоверение несколько раз и решил, что со мной лучше не связываться. Отдал мне паспорт и заявил официальным тоном: - Хорошо. Благодарю. Вы пока свободны. - А удостоверение генерал-губернатора? - спрашиваю, подняв кверху брови. Офицер читает еще раз. Безусловно, ему хочется оставить удостоверение у себя. Я делаю вызывающее, суровое лицо и готов к решительной борьбе. Подпоручик сдался. Поколебавшись, отдал удостоверение. Уходя, я заметил, как лицо Рамасо на мгновение осветилось радостью. СМЕРТЬ МАНАХИЦАРЫ Мужчины Амбинанитело, согнанные во двор старосты, все еще ждут чего-то, сидя либо лежа на земле. Многие спрятались в тени кокосовых пальм, но для всех не хватило места, и остальные страдают на солнцепеке. В деревне время от времени раздаются окрики солдат, перетряхивающих хижины. К моему столу неслышно подошла Веломоди и, нежно тронув меня, шепчет: - Вазаха! Червяк! В ее голосе, хотя и приглушенном, слышится возбуждение. - Что с тобой? - спрашиваю, встревоженный. - Червяк появился! - отвечает девушка. Рядом стоит ее братишка Бецихахина, мой старательный охотник за цурами и другими привлекательными созданиями; нашествие солдат застало его в моей хижине. Раздраженный неокладным объяснением сестры, мальчик слегка ее отталкивает и говорит: - Бабочка появилась! Из той большой куколки, помнишь! Пойдем покажу тебе. Идем на солнечную сторону веранды, где две недели назад мы прикрепили веточку с громадным коконом; мальчик нашел его на опушке леса. И вот из кокона вылупилась бабочка. Крыльев еще нет, пока только какие-то некрасивые култышки, но зато мощное туловище. Пройдет час-два, и вырастут крылья; какие они будут? Трое сердец забились сильнее. На время тайна природы отвлекла нас от мирских горестей этого дня. Но, увы, только на время. Люди во дворе чем-то сильно взволнованы, послышался шепот беспокойства. - Манахицара! - слышу со всех сторон, точно бьют в набат. - Манахицара! - Что там такое? Что с ними? - спрашиваю Веломоди. - Что-то нехорошее, - отвечает она, как всегда с трудом подбирая слова. - Манахицара... Манахицара остался в деревне. - Он не пришел сюда с другими мужчинами? - Нет. Это плохо. Ох, плохо, плохо... Что ты наделал, Манахицара, дорогой друг! Разве ты не хотел жить, ты - скромный сочинитель легенд, сокровищница неисчерпаемых рассказов, певец мифических бабакутов? Манахицара знал сотни всевозможных историй и умел, как никто другой, красиво рассказывать их. В любую минуту он готов был одарить каждого своими неисчерпаемыми познаниями. Сколько раз просил меня послушать его и записать. Сознавая ценность этих умных сказаний, я записывал только некоторые, остальное откладывал, зная, что пока я в Амбинанитело, Манахицара всегда охотно поможет. Я ошибся. Сокровища милого безумца погибли навсегда. Сорок лет жил Манахицара среди мирных рисовых полей, боялся духов, увлекался своими легендами. Уважал власть, избегал опасностей, не искал приключений, не был заносчивым. У него был двадцатилетний сын. Он работал в Анталахе, бежал вместе с другими из тюрьмы и оказался в Амбинанитело. Появление сына вывело Манахицару из равновесия, нарушило весь распорядок жизни. Никто из соседей не мог понять, почему он не послушал разумного совета учителя Рамасо и не отправил сына вместе со всеми беглецами в лес; Манахицара укрыл его в роще за своей хижиной. Он также нарушил беспрекословный приказ офицера и не явился со всеми мужчинами во двор старосты и остался в своей хижине. Вдруг в селении грянули винтовочные выстрелы. Все во дворе и в хижинах с ужасом повскакали с мест. Из дома старосты выбежал подпоручик. Выстрелы все еще гремят, иногда одиночные, иногда по два и даже по три сразу - враждебные, смертоносные голоса, направленные против кого-то из жителей деревни. Но против кого? - Что творится? - дрожат во дворе мальгаши с застывшими душами и свинцовыми лицами. - Что творится? - Капрал Али! - резкий крик офицера пронзает воздух. Но капрала Али нет поблизости. К подпоручику подбегает солдат из караула и докладывает, что капрал Али в деревне. Али там, откуда раздаются выстрелы. Так что же случилось? Несколько минут назад солдаты обнаружили в хижине упорствующего Манахицару и разыскали ненадежно спрятанного сына, который пытался бежать сквозь заросли бананов. - Огонь! Стрелять! - закричал капрал Али, находившийся рядом. Несмотря на стрельбу сенегальцев, сын Манахицары продолжал бежать, солдаты за ним. Тогда Манахицара выскочил из хижины на помощь сыну. Широко расставил руки, стараясь преградить преследователям дорогу. Ближе всех был Али. Не задумываясь, он выстрелил из револьвера. Смертельно раненный в голову, мальгаш с тихим стоном опустился на землю. А сын все мчался сквозь рощи и сады к лесу. Солдаты неслись за ним и стреляли. Не попали. Он был впереди солдат метров на сто, влетел в лес и там искусно укрылся; погоня потеряла его след, искали его полчаса, но не нашли. Рассвирепевший от неудачи капрал Али велел поджечь хижину Манахицары, а его труп притащить во двор старосты. Когда капрал докладывал подпоручику о случившемся, черный столб дыма, вознесшийся к небу, возвестил о свершившейся каре. - Бездельники! - громил подпоручик капрала и его людей. - Держали его почти в руках и упустили! Бездари! Он приказывает возобновить погоню и посылает на розыски почти всех солдат. Но дебри Амбинанитело покровительствуют беглецам. Многие века добрый лес помогает жителям долины, которые обращаются к нему за помощью. Сенегальцы напрасно безумствовали в зарослях. Даже бешенство Али не помогло. А во дворе лежит мертвый Манахицара. Лицо его так же спокойно, как и при жизни, смерть только немного искривила сжатые губы. Его красивые глаза всегда пылали огнем. Они и сейчас полуоткрыты, и в них застыло такое кроткое выражение, точно они увидали новую легенду о бабакутах. Кровь из раны на лбу разлилась вокруг и присохла. Большие, с металлическим блеском мухи роятся над трупом. Брат Манахицары сидит рядом и отгоняет их. НЕПРИЯТНЫЙ ОБЕД Учитель Рамасо великолепно все устроил, за исключением прискорбного и непредвиденного случая с Манахицарой. Облава не дала никаких результатов. Ничего подозрительного солдаты не обнаружили, никто из допрошенных не видел беглецов. Миновал полдень, допрос продолжается. Хижина Манахицары сгорела дотла, и дым развеялся. Так как хижины в Амбинанитело стоят на расстоянии примерно сорока шагов друг от друга, пожар не перекинулся на другие строения. Но офицер, обозленный неудачей, грозится сжечь всю деревню. В какой-то момент влетает в мою хижину учитель Рамасо. - У меня к вам большая просьба, - говорит он торопливо. - Я слушаю! - Нужно что-то сделать с офицером. - А именно? - Он еще не ел. Пригласите его к себе на обед. - О, благодарю за такое общество! - Прошу вас, не отказывайтесь, сделайте добро деревне! Его нужно накормить и напоить. Умоляю вас! Рамасо прав. Я не должен уклоняться от неприятного долга. Положение, которое я занимаю в Амбинанитело, обязывает меня пригласить начальника отряда. Не знаю только, что повар Марово приготовил к обеду. Зовем его. Все в порядке: курица, рис, овощи, кофе, сухари, джем и свежие фрукты. - А что есть из напитков? - спрашивает Рамасо. - Ром и перно. - Прекрасно. Напоите его как следует. Учитель хочет убежать. Я задерживаю его. - Я приглашу офицера при одном условии: если вы и Раяона пообедаете вместе с нами. Рамасо качает головой. - Неизвестно, - отвечает с озабоченной улыбкой, - захочет ли он сидеть за одним столом с туземцами. - Плевать я хотел на его желания! - Но не мы! Ведь все дело в том, чтобы его не раздражать. Наоборот. Хорошо, я нашел выход: мы придем, но посидим у стены, будто уже пообедали. Хорошо? - Ладно! - Еще одно, к вашему сведению, - шепчет Рамасо. - В отношении Марово не беспокойтесь. - Как это понимать? - Он предупрежден: если скажет хоть одно слово, распрощается с жизнью. - А не придаете ли вы ему слишком большое значение? Ведь он страшный тупица! - Тупица не тупица, а навредить может. В конце разговора с учителем в дверях появились возбужденные Бецихахина и Веломоди, подают какие-то веселые знаки. Мальчик поднимает руки в уровень с лицом, держит их на определенном друг от друга расстоянии, хочет показать что-то большое, больше, чем кокосовый орех. Меня раздражают их смешки. Сейчас не время для веселых развлечений. Когда Рамасо ушел, Бецихахина подбегает ко мне, снова поднимает маленькие ручонки и хвастливо говорит: - Вот такой! - Что - такой? - гаркнул я, рассердившись не на шутку. - Поди, вазаха, посмотри! - просит он и тянет меня за рукав. Я резко, почти грубо вырываюсь из его рук и кричу: - Оставь меня в покое! Некогда сейчас! Слишком резкий голос, слишком резкое движение! У обоих мгновенно исчезла улыбка. Бецихахина мрачно опустил голову, Веломоди грустно поникла. Я зол на себя и беру себя в руки. Как я мог поступить так нехорошо с преданными существами! Хочу исправить ошибку. - Пойдем, покажешь мне! - говорю извиняющимся тоном. Они ведут меня на веранду. Догадываюсь, что речь идет о бабочке, которая сегодня утром вылупилась из куколки. Бабочка действительно превратилась в великолепный, громадный, яркий экземпляр. Я смотрю на нее ослепленный: здесь совсем другой мир, он не похож на тот, в котором молокосос-офицер - хозяин жизни и в котором убивают скромного певца легенд и даже после смерти мстят ему, сжигая его дом. Какая красота! С восхищением смотрю на бабочку. В приливе чувств целую Бецихахину в коричневую щечку и обнимаю Веломоди: мы счастливы. - А теперь оставьте меня! - говорю, просияв, и тороплюсь вернуться к своим обязанностям. - А ты, Веломоди, помоги мне! Велю повару немедленно накрывать на стол. В это время приходит староста Раяона и сообщает, что подпоручик благодарит за приглашение и вскоре прибудет. Потом шеф кантона торжественным полушепотом спрашивает: - Помните, вазаха, тот день, когда мы разговаривали у вас на политические темы? - Мы не раз говорили об этом. - Правильно. Но я имею в виду беседу, когда был врач Ранакомбе и учитель Рамасо провозглашал свой план будущего строя на Мадагаскаре? - А, тогда! - Вы припоминаете? Раяона впивается в меня горящим взглядом и, видно, безумно хочет, чтобы я вспомнил подробности. - Вы помните, как Рамасо говорил о разрушении существующего строя и передаче власти в руки крестьян? Как враждебно высказался о так называемой мальгашской буржуазии? Как выкладывал свои революционные, большевистские взгляды? - Вы к чему клоните, Раяона? - Но ведь вы не опровергаете того, что он действительно так говорил? - К чему вы клоните?! - повторяю. - Я хочу вас представить властям как свидетеля, который слышал, что Рамасо говорил все это. - Ра-я-о-на!!! - прошипел я возмущенно. - Вы что, сошли с ума? Повар Марово вносит тарелки. Раяона подает мне знаки, что при нем не хочет говорить. Когда мы снова остались одни, шеф кантона продолжает не то с покорной, не то с хитрой улыбкой: - Не удивляйтесь, вазаха! Своя шкура ближе всего, а здесь дело касается шкуры. - Слишком сгущаете краски! - Нет! Ваш повар - доносчик, это все знают. Он вынюхивает и сообщает или хочет сообщить шефу дистрикта все, что услышит. Для собственной безопасности я должен заявить властям о большевистских взглядах учителя. - А почему вы говорите мне все это? - Как почему? Вы, вазаха, должны сыграть здесь важную роль. Я прошу, когда вас вызовут власти, повторить им всю правду о том, что говорил тогда Рамасо. Меня точно обухом по голове ударило. На секунду от возмущения у меня отнялся голос. Я окинул старосту кипящим от ярости взглядом. - Всю правду, ни больше ни меньше? - медленно цежу каждое слово. - Да, да, вазаха! - А вы не помните, какое впечатление создалось у Ранакомбе от болтовни учителя? "Утопия"! Так ведь он сказал? - Верно, верно! - Он назвал это утопией. Но то, что я во время этой беседы услышал от вас и из уст Ранакомбе, отнюдь не было утопией, наоборот, вы высказали вполне реальный план, как из Мадагаскара, окажем прямо, выгнать французов. Раяона изумленно качает головой и хочет возразить. Я не даю ему заговорить. - Не искажайте факты! Это было так! Вы хотите, чтобы я сказал правду властям? Хорошо, я расскажу, но только всю правду, и тогда неизвестно, кому будет хуже: вам или Рамасо. Вы хотите потопить учителя, чтобы выгородить себя. Не выйдет, я не допущу такой несправедливости... Я так взволнован и говорю так убедительно, что Раяона заколебался. Он живо представил грозящую ему опасность: попасть в яму, которую он приготовил для другого. Заметив его колебания, я хочу окончательно покончить с этим вопросом. - Послушайте, Раяона, я считаю вас в глубине души порядочным человеком и не желаю никому бед, в том числе и вам. Сделаем так: вычеркнем тот разговор совершенно из памяти, просто его не было, но и сегодняшнего разговора тоже не было. Хорошо? Раяона неуверенно посматривает в сторону выхода, где находится кухня. - Но Марово... Он расскажет и предаст нас. - Не беспокойтесь! Если не донес до сих пор, теперь уже наверняка не донесет. Раяона кивком головы соглашается и протягивает руку. Во дворе послышались приближающиеся шаги и обрывки разговора. Входит подпоручик и учитель Рамасо. Вслед за ними появляется Богдан. - Вот и я! - оживленно восклицает подпоручик и, желая, видимо, загладить впечатление от первой встречи, шутливо добавляет: - Меня два раза звать не приходится! - Совершенно верно, - подлаживаюсь под его тон. - Ведь я послал за вами культурного человека. В этом вся разница! - Да, - соглашается офицер, - капрал Али учтивостью не отличается. - Я думал о том, нужен ли вам, то есть армии и администрации колонии, такой тип. Он, наверно, приносит больше вреда, чем пользы. - Нужен! А иногда просто необходим! Нам очень часто требуется тяжелая рука! Ведь мы в колонии! Делаю жест, точно хочу что-то отогнать от себя. - Не будем касаться таких тем! Лучше примем что-нибудь для успокоения души. Вид двух бутылок на столе вызывает громкое восхищение подпоручика. - О, перно! - восклицает. - Обожаю перно! Разливаю напиток в стаканчики и разбавляю водой. Офицер с удовольствием следит, как прозрачная жидкость становится молочно-белой. Поднимаем стаканы. - За что пьем? - спрашиваю я. - За благополучие... - Он минуту подумал, чтобы провозгласить надлежащий тост, - пожалуй, за благополучие Мадагаскара! Веломоди, по обычаю мальгашских женщин, помогает повару. Подпоручик заметил, как она ловко возится у стола, и догадался, что это моя вади. Не спуская с нее пристального взгляда, он воскликнул: - Нет, предлагаю другой тост: выпьем за то, чем по праву может гордиться Мадагаскар, - за его женщин, и за дело Франции. Выпиваем, офицер одним глотком опустошает весь стакан. - Великолепный перно! - похвалил он. - Только тост немножко хромает, - замечаю смеясь. - Неужели вы хотели сказать, что дело Франции может так же быстро состариться, как женщины? - Молодых мальгашек всегда будет вдоволь на Мадагаскаре! - Это правда! - подтверждаем все. Рассаживаемся, как договорились: офицер, Богдан и я за столом, учитель и староста у стены. - У меня волчий аппетит! - сознается офицер. - Ничего удивительного при такой работе, - невнятно бросает Богдан. Подпоручик внимательно смотрит на него, не насмешка ли это. - Работа, работа! - пыхтит он. - Черт бы ее побрал вместе с жителями этой гиблой деревни! - Что, возвращаемся к политике? - фыркаю шутливо. - Нет, предпочитаю выпить. - Я тоже. Здесь у нас общая точка зрения. Разговор завязался вокруг нашей, моей и Богдана, работы в Амбинанитело. Сбор экспонатов здешней фауны вызывает любопытство у гостя, и он подробно расспрашивает, как мы это делаем. Охотно отвечаем на все вопросы. Когда он узнал, что Богдан охотится в глубине леса, его осенила новая идея, глаза разгорелись, и, обращаясь к Богдану, он говорит: - А вы далеко забираетесь? - Иногда очень далеко. - И вы хорошо знаете местные леса? - Довольно хорошо. - И, наверно, укромные уголки, где могли бы укрыться беглецы, тоже? Наивный вопрос. Таких мест в долине Амбинанитело сколько угодно. Вероятно, перно уже подействовал на него. - Ах! - отвечает Богдан, загадочно вздохнув. - Что означает это "ах"? - холодно говорит офицер, высоко подняв черные брови. - Я столько знаю укромных мест, что тысяча не только людей, но и слонов могла бы укрыться там до скончания века. У подпоручика созрело решение. Он пронзает Богдана властным взглядом и, точно своему солдату, приказывает: - Я вас беру с собою в лес! Вы будете моим разведчиком. Я хочу выручить Богдана. - Снова, - хватаю увлекшегося офицера за плечо, - снова возвращаемся к бурным волнам политики! Что же касается Кречмера, то, с вашего разрешения, он пока находится в моем подчинении. И умоляю вас, поручик, не делайте из хорошего зоолога гончей собаки. Наливаю в его стакан рому. - Под курочку, которой нас угощает Марово, разрешите! Этот благородный напиток из Рениона! Офицер выпил, забыв на время Богдана. Но неудача, которую он потерпел, наполняет его злобной горечью. Он просит еще один стакан рому, сам себе наливает и сразу выпивает. Наступило молчание. Я ищу подходящую тему, чтобы перевести разговор на безопасный путь. И вдруг ни с того ни с сего подпоручик закипает гневом. Лицо его безобразно искажается, глаза мечут молнии. - Сволочи!!! - громко рычит он и шумно выпускает воздух из гортани. По его глазам, обращенным в сторону двора, догадываюсь, что это относится к жителям деревни. Им овладело бешенство. Он не стал есть, резко отодвинул от себя тарелку. - Сволочи!!! - шипит снова сквозь стиснутые зубы. - Скажите, поручик, почему вы так сердиты на них? Ведь это вы убили у них человека, а не они у вас. Говорю спокойно, желая продолжить беседу по-деловому. Но мое спокойствие оказывает обратное действие. Еще больше рассердившись, он презрительно кидает: - Да что с вами говорить?! Что вы о них знаете, вы, писаки и естественники?.. Какие это коварные змеи!.. Какие подлые бестии!.. Лживые, хитрые, злые! Он захлебывается. На лице написано омерзение. Чувствую, что он перегнул палку. С трудом удерживаюсь, чтобы не потерять терпения. Молодой колониальный офицер, возомнивший себя божеством, способен на все. - Их нужно истребить, всех до единого! Уничтожить весь этот навоз! - А разве теперь это так легко сделать? - выпалил Богдан. Бросаю на него предостерегающие взгляды: не надо, мол, впутываться, но сам не выдерживаю и говорю с иронической серьезностью: - Вы говорите, поручик, что их нужно уничтожить? Но кто же тогда будет работать на ваших плантациях? - Наберем людей в Индо-Китае, не беспокойтесь! - фыркает он. - А в Индо-Китае вас любят? И так уж торопятся сюда? Он не слушает. Его ничего не интересует. Он не владеет собой. Непреклонное сопротивление деревни доводит его до исступления. Им овладело только одно желание. - Сжечь гнездо бунтовщиков, уничтожить деревню дотла! - Его душит злоба. - Расстрелять всех до единого, никого не пощадить! - Поручик, ешьте, пожалуйста! - говорю кротко. Он не обращает внимания на мои слова. - Подлые, скрытные гадины! Никому из туземцев нельзя доверять, все предатели!.. - Преувеличиваете, - бормочет Богдан. - А вы думаете, - язвительно говорит офицер, показывая пальцем на Раяону и Рамасо, сидевших у стены, - вы думаете, им можно доверять? Настало время призвать его к порядку. - Господин поручик!! - крикнул я резким голосом. Я демонстративно отложил в сторону нож и вилку и выпрямился. Богдан делает то же самое. Наступает напряженная тишина. Смотрим на него твердо и решительно. Он приходит в себя. Возбужденное лицо успокаивается. Офицер буркнул под нос что-то вроде "извините" и потянулся к тарелке. Одновременно протянул руку за бутылкой с ромом, глазами спрашивая разрешения. Я отрицательно покачал головой и, пытаясь учтиво улыбнуться, говорю: - Если можно, прошу вас, не пейте больше. Сейчас подадут кофе... Гость послушался, убрал руку. Успокоился. Обед продолжается. КАПРАЛ АЛИ ИЗВИВАЕТСЯ ОТ БОЛИ Обед похож на игру с динамитом. Каждая секунда грозит взрывом. Сидим за столом, как на угольях, с нетерпением ждем конца трапезы. Пока все идет довольно гладко. В веселом настроении принимаемся за кофе. Солдаты в это время варят рис во дворе старосты. Ничего не ели только мальгаши, согнанные во двор. Оттуда доносится негромкий говор. И вдруг во дворе, вернее в хижине старосты, раздался пронзительный крик; мы оборвали разговор на полуслове и сорвались с места. Потрясенные прислушиваемся. Раздаются новые нечеловеческие вопли. Мы вопросительно смотрим друг на друга. Крики, сначала прерывистые, переходят в протяжный вой и хрип. Офицер вскакивает с места как ошпаренный. - Да это же Али! - Капрал Али? - спрашиваю, подозревая самое худшее. - Он! Мои гости в таком же ужасе, как и я: звуки, которые доносятся со двора, дают основание предполагать, что мальгаши в припадке отчаяния набросились на капрала и истязают его. Вылетаем из хижины и, изумленные, останавливаемся. Люди во дворе, как и прежде, сидят спокойно, только все напряженно смотрят в сторону хижины старосты. Оттуда доносится хрип Али. Мы бросились туда. Там на полу лежит Али, корчась от боли. Глаза закатились, лицо какое-то зеленое, цвета плесени. На губах пена. - Ой-ой-ой-ой-ой-ой! - стонет он и рвет руками живот. Судороги сводят его громадную тушу. - Он кончается, - с ужасом говорит подпоручик и приказывает стоящим вокруг солдатам: - Дайте ему воды! - Осторожно с водой! - предупреждаю. - Ему это может еще хуже повредить. Али стонет, точно его рвут на части. Исчезла обычная наглость и надменность. Внезапная болезнь сделала его похожим на беспомощного ребенка. Мальгаши во дворе затянули какую-то странную, монотонную песню. Звучит она потрясающе, точно ворчит зверь, запертый в подземной пещере. Несколько без конца повторяемых тонов похожи не то на жалобу, не то на угрозу. Каждый из мальгашей поет тихо, но все голоса вместе сливаются в мощную волну, оставляющую неизгладимое впечатление. - Что это? - возмущается офицер. - Погребальное пение, посвященное Али, - поясняет Рамасо. - Разве нельзя им запретить? - Можно, поручик... В ваших руках власть и солдаты. Офицер подавил в себе готовое вырваться проклятие и обращается к присутствующим солдатам: - Что он ел? - Капрал Али ел рис, господин поручик! - Какой рис? - Тот же, что и мы. Мы сами готовили. - И ели из одного котла? - Да, господин поручик. - У вас тоже боли в желудке? - Нет, господин поручик. - А до этого Али ел что-нибудь? Этого солдаты не знают. Если ел, то где-то случайно, когда был в деревне. Никто не видел. Когда спросили самого Али, он ничего не ответил. Все стонал в полузабытьи. Офицер вызывает во двор старосту, учителя и меня. Люди запели тише, но пения не прекратили. - Тихо!!! - гаркнул офицер. Тишина продолжалась только несколько мгновений. В самом отдаленном углу кто-то подал ноту, и снова раздался прежний, упорный гул. - Для меня, - говорит офицер, обращаясь к нам, - нет сомнения: капрал Али отравлен здесь, в деревне. Вы не находите этого, господа? - Признаки болезни наводят на размышления, - говорю я, - но заявлять об этом определенно нельзя. Впрочем, у меня нет опыта в таких делах. - В нашей стране, - говорит Рамасо, - часто бывают такие заболевания, от которых люди умирают. Это не обязательно отрава. - Это отрава, даю голову на отсечение! - упрямится офицер и нетерпеливо топает ногой. - Где-нибудь поблизости есть врач? - Нет, - отвечает Раяона. Пение мальгашей и в самом деле действует на нервы. Это какой-то пассивный протест против обид, которые им приходится терпеть. Мы с учителем стоим в стороне, я спрашиваю его: - Они произносят определенные слова? Рамасо кивает головой. - Поют, - объясняет, - примерно следующее: К злому человеку Идет злая смерть, э-эй! Духи справедливые, Духи отомстили, э-эй! - Духи, - говорю, - это, вероятно, тангуин? - Признаков отравления тангуином нет. - Значит, чем-то другим? - Пожалуй, да. - Учитель незаметно прищурил глаза. Из поющей толпы мальгашей вышел Джинаривело и медленно подходит ко мне. - Передайте молодому офицеру, - говорит он, остановившись рядом с нами, - что капрал умрет, если ему не будет оказана быстрая помощь. - Почему, - заорал подпоручик, набросившись на старика, - почему ты не обращаешься ко мне, если я здесь стою? Зачем посредники? - Он мой искренний друг! - беру Джинаривело под защиту. - Почему он не обратился к старосте или учителю? - Но, поручик! - сдерживаю его ярость. - Вас волнуют нарушения правил этикета, а не капрал, жизнь которого висит на волоске. Я очень хорошо знаю своего друга и думаю, что он хочет сообщить нам что-то важное. Правда? - обращаюсь к Джинаривело. - Да, правда, - отвечает старик. - Капрала нужно спасать. - Спасать, как?! - злится офицер. - Нам известны фанофоды, которые помогут ему. - Какие фанофоды? - Лекарственные растения. - Принеси их! Джинаривело выжидающе смотрит на офицера и молчит. - Иди в лес и принеси их! - приказывает подпоручик. - Не так-то легко, господин поручик. Это редкие растения, и неизвестно, сможет ли их отыскать один человек, а если и отыщет, то не будет ли слишком поздно. Искать их должны многие, все должны! Последние слова Джинаривело говорит с особым нажимом, и рука его очертила большой круг: он показывает на всех мальгашей, собравшихся во дворе. - Ах, вот что тебе нужно? - насмешливо вскрикнул офицер. - Да, это мне нужно! - сдержанно подчеркивает каждое слово старик и смотрит подпоручику прямо в глаза. - Хотите удрать в лес и не вернуться! - кипятится офицер. - Здесь наши хижины! - с достоинством отвечает Джинаривело. - Зачем нам удирать? Мы никакой вины за собой не чувствуем. Офицер понял, что попал в западню, и не знает, как быть. Бросает на нас вопросительный взгляд. - Простите, господин поручик, - выкладываю ему, - что вмешиваюсь не в свои дела. Допрос жителей уже закончен? - Собственно, да! Ничего нового от этих твердолобых скотин я уже не узнаю. - Так зачем вы их держите? - Надо их проучить! - Проучить ценой жизни вашего капрала? Но, может быть, вы, господин поручик, посмотрите на эти дела с другой точки зрения - с точки зрения вашей ответственности? - Мне наплевать, что в Тананариве напишут обо мне писаки в глупых газетах! Но, вероятно, ему это не совсем безразлично. Чем слабее становятся мрачные стоны капрала, тем сильнее напрягаются нервы молодого начальника. Смерть капрала приближается, а ведь Джинаривело предложил единственный способ спасти его. Остатки здравого смысла подсказывают решение. Джинаривело он оставляет заложником, а всех других отпускает, приказав сотскому Безазе присмотреть за порядком. Оборвалось похоронное пение мальгашей. Все бегом бросились со двора, многие устремились прямо в лес. В деревне и на рисовых полях полно людей, разбегающихся в разные стороны. Этот бурлящий котел стал для солдат недосягаемым: согнать всех жителей сейчас было бы немыслимо. Прошло немного времени, и нужные лекарственные растения из леса принесены. Джинаривело сам отобрал их, сварил и приготовил. С помощью Безазы и других земляков он влил варево в рот капрала. Результат сказался почти мгновенно. Больного сильно вырвало, а через несколько минут он почувствовал себя лучше и впал в забытье. Хрип прекратился. Прошел час, и капрал настолько поправился, что смог встать и пройти несколько шагов. Он рассказал, что съел в деревне два банана. Это произошло, когда сгорела хижина Манахицары. Он увидел на дороге маленькую девочку, которая держала в руке несколько бананов. Он вырвал два банана и съел. Лица девочки не запомнил. Ничего другого не ел. Вопрос, отравлен он был или нет, остался без ответа и, пожалуй, уже неразрешим. Дикая злоба больше не одолевает капрала Али. Он сидит мрачный и ворчливый - устал от тяжелых переживаний. Неприятное происшествие угнетает и других солдат: они понимают, что находятся во власти случая, который может навлечь на них несчастье в любой момент. Даже сам подпоручик, прежде такой воинственный, под конец задумался и уже менее самоуверен. К вечеру он решил, что его миссия в Амбинанитело закончена, и приказал солдатам садиться в машины. Немногого он сумел добиться. Прощается с нами, надутый и кислый. Когда рокот моторов затих за поворотом, постоянные вечерние звуки деревни вступили в свои права: слышно, как в ступах толкут рис. Мальгашская деревня готовится к ужину, никакой враг не угрожает ее спокойствию. РОЖДЕНИЕ ГРОМАДНОЙ БАБОЧКИ У малыша Бецихахины зоркие глаза и легкая рука. Две недели назад на опушке леса он заметил большой необыкновенный кокон. Белая, отливающая серебром, пряжа куколки приклеена к листве куста. Мальчик сорвал ветку и осторожно, чтобы кокон не свалился, притащил в мою хижину и прикрепил на веранде. Кокон был огромный, неизвестный и очень интересный. Много дней висел он на стене без малейшего движения, без всяких перемен, точно неодушевленный предмет. Мы знали, что настанет минута, жизнь забьется в нем и появится новое чудо в мире насекомых: гигантская оса или бушующий шмель, а может быть, бабочка. Но когда это свершится? А пока кокон, хотя и погружен в летаргический сон, уже не дает нам покоя: возбуждает любопытство, вызывает радостные домыслы. Кокон, точно живой зверек, вносит оживление в нашу хижину. В тот памятный день, когда на Амбинанитело обрушилось нашествие солдат, в моей хижине царило понятное оживление. Веломоди и Бецихахина взволнованно сообщили, что "червяк появился". Наконец появилась бабочка! Пробила пряжу и выглянула на свет божий. Слабая, дрожащая, с трудом цепляется ножками за стенки кокона. Она беспомощна и будто оглушена яркостью мира. У нее нет еще крыльев. Две ничтожные култышки заменяют их. Червяк! Бабочка быстро развивается. Еще не наступил полдень, а култышки стали похожи на тряпочки. Некрасивые, сморщенные, скрюченные, ничем не напоминающие крылья, но уже живые. День прибавляется, и крылья увеличиваются, словно тайный союз соединяет бабочку и солнце. И действительно, соединяет: бабочки - дети тепла. Чем выше поднимается солнце, тем заметнее хорошеет бабочка. Приближается полдень, крылья широко раскрылись. Они почти готовы. Какой прекрасный экземпляр! Крылья огромные - в две мужские ладони, цвет желтоватый, напоминает старую слоновую кость; постепенно желтизна переходит в бледно-розовый тон. Одета она в неземной красоты наряд. Если его придумал какой-то неизвестный художник, он обладал самым тонким чувством красоты. В центре каждого из четырех крыльев он нарисовал коричневый полумесяц и этим включил бабочку-прялку в семейство павлиноглазок. По сравнению с насыщенным звуками утром и шумным вечером полдень в долине Амбинанитело всегда какой-то безжизненный, притаившийся. С рисовых полей поднимается пар, в затуманенных влагой глазах природа теряет четкие контуры, соседняя роща полна таинственных неожиданностей. Но сегодня мы ничего не замечали. Трагические события деревни приковали наше внимание. И все же во время приготовлений к обеду - к тому самому "неприятному обеду" - Веломоди и ее брат влетели ко мне с новыми вестями о бабочке и на минуту оторвали от грустных событий этого дня. Бабочка, несмотря на, казалось бы, законченный внешний вид и большие крылья, не прекратила развития. Вот у нижних крыльев снизу выросли два хвоста, по одному хвосту у каждого крыла. Они продолжают расти, становятся все длиннее и длиннее. Они уже больше туловища, больше нижних крыльев, больше даже нижних и верхних, вместе взятых; хвосты - непонятные, фантастические отростки. Странная выходка буйной природы. Красота соединилась с карикатурой. Райская птица, которая здесь, на Мадагаскаре, воплотилась в бабочку. Райскую бабочку. Даже люди науки пленились ее красотой и назвали бабочкой-кометой. Я очарован, как и все, но для меня она не комета. Гораздо больше. Я не могу оторвать глаз от этого феномена. Здешняя богатая природа капризно разбросала бурлящий избыток своих сил в виде разных диковин. В рамках биологического процесса ведется жестокая борьба за существование. Но здесь природа создала иной мир - бурный, фантастический, как бы лишенный логики и разума. Все существует и действует, как в сказке, и все же это будничная действительность. Итак, лес здесь ошалел от щедрости; животные решают судьбы людей; люди живут жизнью растений и благородных животных; реки и горы - хищные чудовища или благожелательные духи. Все, что нас здесь окружает, похоже на эту бабочку: действительность и вымысел, явь и сон, солнце и туман. Жизнь побеждает смерть. Но в долине притаился ужас смерти, более жестокий, чем где бы то ни было. А там, где рождается такая бабочка, вероятно, нет ужаса; жестокость укрощена, смерть высмеяна. Господство жизни всесильно. Оно опровергает древние законы борьбы за существование и презирает все опасности. Великолепие мечтает и мечты свои облекает в реальные формы. Невзирая на врагов, великолепие навязывает природе пляску беспечной красоты и совершает сказочные безумства. Безумство природы: бабочка, которая кажется существом из иного мира, и могла бы жить только в дерзкой сказке. Она прикрепила к крыльям громадный шлейф. ПУТИ ЛЕГЕНДАРНЫХ ЛЮДЕЙ В долине Амбинанитело легенды растут так же пышно, как растения. Человеческая душа так же податлива к восприятию мифов, как почва к восприятию риса. Недалеко от моей хижины разрослась роща громадных бамбуков, устремившихся ввысь. Они свидетельствуют о безудержной плодовитости здешней природы. Воображение коричневых людей наполнено такой же безудержной фантазией. Река Антанамбалана не просто река и не только дикий зверь; она еще живая легенда о красивой девушке, которую отравила испорченной водой ревнивая ведьма. В соседних горах властвуют неукротимые духи. Они требуют от пришельцев приношений в виде скота. Эта легенда связана с одним событием, приключившимся в старину. В соседнем лесу живут кроткие лемуры-бабакуты, потомки, как известно, несчастной женщины, изгнанной некогда злыми людьми. За моей хижиной, у подножия горы Амбихимицинго, - рисовое поле. Не для всех жителей села оно хорошее, для некоторых оно страшное и враждебное. Последняя легенда в этой местности достигла ближайшей горы и оживила ее духом Беневского. Маленькая искорка, некогда брошенная мною, внезапно разгорелась ярким пламенем и разожгла умы. Она существует, крепнет и распространяется. Легенда перекинулась на другую сторону реки, проникла в соседние долины. Имя белого вождя врывается в жизнь все более отдаленных селений. Ко мне пришел сотский из деревни Амбохибола и сказал, что его люди обнаружили в поле рвы и валы странной формы, следы старой крепости, "крепости Беневского". Другая делегация из деревни Сантаха принесла весть о существовании там руин, остатков прежнего городища, воздвигнутого по преданию белым бароном - "бароном Беневским". Руин и валов нет, их создала фантазия человека. Сияние этой легенды озаряет прежде всего нас, двух белых людей и, помимо нашей воли, выдвигает нас на первый план, будто мы стражи мальгашской веры. Коричневые люди знают, что Беневский был поляк, но его принадлежность к их племени вырастает уже до многозначительной тайны. В Амбинанитело наступила пора благополучных и спокойных дней. Солдаты больше не показываются. Да если бы и появились, ничего подозрительного не нашли бы ни в деревне, ни в соседних лесах: беглецы из Анталахи исчезли из окрестностей залива Антонжиль. Умный Рамасо послал их на юг и разместил вдоль побережья до самой Таматаве. Там они затерялись среди сотен похожих на них товарищей. Угасает также вражда между родами заникавуку и цияндру. События, затронувшие в равной мере и тех и других, открыли им глаза. Мой счастливый брак с Веломоди удивляет и меня и всех жителей Амбинанитело. Девушка всем говорит, что я хороший человек. Люди относятся ко мне со все растущим доверием. Даже мужская молодежь, прежде враждебно настроенная против меня, все чаще заходит в мою хижину дружелюбно побеседовать. Старик Джинаривело доволен. - Ты счастлив здесь? - спрашивает он однажды. - Да, я счастлив! - отвечаю. - Будет ли тебе лучше в другом месте? - Пожалуй, нет. - Значит, останешься у нас навсегда? Щекотливый вопрос. Я смущенно улыбаюсь. Джинаривело догадлив, понял все без слов. Нам стало грустно. Но Джинаривело мальгаш, он выдержан и честолюбив. Он не может сдержать пробудившейся фантазии. Он должен мечтать, он надумал планы будущего. Он охотно создал бы новую легенду. Как-то Джинаривело приходит ко мне и с торжественным видом говорит: - Если бы ты был потомком Беневского, ты стал бы для нас больше, чем другом, - вождем. Ты выполнил бы здесь призвание своей жизни, и твоим детям мы оказывали бы надлежащие почести. Скажи, ты потомок Беневского? - Нет! Джинаривело нетерпеливо хватает меня за плечо и просит: - Скажи лучше "да"... Я весело рассмеялся. - Ты требуешь, чтобы я рядился в чужие перья? Дни уходят, а Джинаривело настаивает все сердечней, все упорней. Он уже не требует родства с Беневским; он просто хочет, чтобы я остался у них навсегда. Благородный старик умен и знает мои склонности. Он отдает должное узам, связывающим меня с миром белых людей, и не хочет, чтобы я разорвал их. Он считает, что, живя в Амбинанитело, я могу продолжать черпать важные сведения, напечатанные на бумаге; но здесь я мог бы познать живое мальгашское слово, менее важное, но более теплое. - Ты стоишь на распутье! - говорит он. - Умно выбирай, вазаха, умно!.. Выбрать, казалось бы, нетрудно: здесь счастливый уголок с благословенным небом, чудесная долина с обильными плодами, дружественно настроенные люди с красивыми душами и небольшими заботами. Там мир белых людей, отравленный спешкой, нервами, железом и сердцем из железа. - Значит, ты выбрал! - восклицает радостный Джинаривело. - Останешься у нас?! Как мне ему объяснить?!. До сих пор я как будто одерживал верх над коричневыми друзьями, углубляясь в их сложные обычаи и суеверия. А вот оказалось, что и у меня душа не свободна, что сидят во мне мощные тормозы, держащие меня в оковах еще крепче, чем суеверия и фади держат коричневого человека. По-разному называются таинственные силы, руководящие белым человеком, но самая большая и самая беспощадная именуется долгом. Как объяснить старику, что я не могу здесь остаться? Что ради долга я наперекор чувствам, сердцу и разуму обязан покинуть этот счастливый уголок красоты и плодородия. - Уеду! Я должен уехать. Покину тростниковую хижину и солнечную долину, ее танреков, хамелеонов, лемуров, бабочек. Покину Веломоди, которая на прощание, стойко поборов слезы, благородно заверит меня, что в жизни каждый хороший день кончается закатом и темнотой. Покину доброго друга Джинаривело. Искренним долгим пожатием руки и глубоким взглядом попрощаюсь с храбрым борцом за лучшее будущее Мадагаскара учителем Рамасо, человеком новой эпохи. Именно он не дает мне забыть о неустанном долге борьбы. Мне нельзя утопать в безмятежном блаженстве, каким меня награждает Амбинанитело. Моя обязанность быть там, где запутаны дороги, отравленные человеческим хищничеством, и внести свою лепту в строительство нового, простого и справедливого пути.