е каменные глыбы. Солнца не видно, но небо над лесом ярко желтело. Кроны деревьев купались в багровом огне... Мальчишки еще не знали, что ночь так и не наступит. Здесь - долгий полярный день. Солнце скроется, но не глубоко: желтое сияние так и будет бродить всю ночь по необъятному небесному кругу. А утром большое, но нежаркое светило начнет выходить в зенит. И звезд здесь на небе летом не видно. Какая-то птица, забившись в бурелом, громко и уныло вопрошала: "Куда-да вы? Куда-да вы?" - Сюда-да-а! - крикнул Ваня и даже присел от неожиданности: громкое эхо тотчас раскатисто ответило: "...юда-да-а!" Андрей молча озирался. Ему не хотелось кричать. Как-то обстановка не располагала. А лес вокруг шумел мощно и ровно. С деревьев с долгим шорохом сыпались сухие иголки, сучки. Прямо у дороги к толстой сосне была косо прибита доска с крупной надписью: "Эспедиция". Черная стрела указывала направление. - "Эспедиция"... - не веря своим глазам, перечитал Андрей. - Нарочно, что ли? - Ученые, академики... - засмеялся Ваня. - У тебя есть химический карандаш? Карандаш нашелся, и Ваня, соорудив из камней пирамиду, взгромоздился на нее и приписал недостающее "к". Постояли еще немного. Посмотрели друг на друга. Разом вздохнули. - Надо идти, - сказал Ваня. - Тут хорошо, птички поют, - кисло улыбнулся Андрей. Его совсем не радовала встреча с сестрой. - Чего-то ты скучный стал, - внимательно посмотрел на друга Ваня. - Да нет, я веселый, - сказал Андрей и неестественно громко хихикнул. - Тебе чего горевать - к сестре в гости приехал. - Говорить ты будешь? - Вот что, Андрюха, я на аэродроме со всеми толковал, а теперь твой черед... - Я могу все испортить... - испугался Андрей. - Ты же сам не велел мне рот раскрывать. - Теперь смело раскрывай. Ничего уже не испортишь, - сказал Ваня. - Вон где мы, Андрюшка, с тобой - за Полярным кругом! Начальник экспедиции Георгий Васильевич Назаров брился, когда микробиолог Валентина Гавриловна привела в палатку двух смиренно потупившихся мальчишек. - Извините, я сейчас, - сказал Георгий Васильевич, снимая бритвой мыльную пену с покрасневшего подбородка. - Мы подождем, - улыбнулась Валентина Гавриловна. Назаров покосился на мальчишек, тихо стоявших у входа, и подумал: "А это еще что за субчики? Рожицы виноватые, но сразу видно: хитрюги... Мальчишки в нашем лагере - это какая-то фантасмогория!" - Вы из Умбы? - спросил он, ловко орудуя бритвой. - На рыбалку? Андрей, несколько раз отчаянно взмахнув ресницами, уже было раскрыл рот, но сестра сделала ему знак молчать. Она опасалась за своего начальника, как бы он не порезался, услышав, что мальчишки прибыли сюда из самого Ленинграда и совсем не собираются в ближайшее время уезжать обратно. - Брейтесь-брейтесь, - сказала она. - Если насчет лодки, то ничего не выйдет, - скрипя широким лезвием опасной бритвы, заговорил Назаров. - Лодок свободных нет. Да и не имею права давать несовершеннолетним. Начало не предвещало ничего хорошего, и Ваня вдруг подумал, пусть бы этот седоволосый человек еще долго-долго брился... Но Георгий Васильевич вытер холодно блестевшую бритву о клочок газеты, побрызгал на свежее, покрасневшее лицо одеколоном и повернулся к ним. Назарову лет сорок пять. Густые серебряные волосы и очень моложавое лицо с серыми внимательными глазами. Он в коричневом костюме, белой рубашке с полосатым галстуком. О том, что здесь суровый Север, напоминали лишь просторные резиновые сапоги, в которые были заправлены помятые брюки. Большой палец на руке начальника был обмотан бинтом. - Уж не с неба ли вы к нам свалились? - спросил Георгий Васильевич. Как всегда после освежающего бритья, настроение приподнялось. Андрей и Ваня разом взглянули на Валентину Гавриловну: можно говорить или нет? - У вас потрясающая интуиция, - сказала она. - И все-таки лучше присядьте... Эти сорванцы прилетели из Ленинграда. К нам в экспедицию. Этот черный оболтус с оттопыренными ушами, что хлопает глазами, мой родной брат. Андрей даже покраснел, но смолчал. Дома бы он такого своей старшей сестренке ни за что не спустил... - Вы меня разыгрываете... - только и нашелся, что сказать, Георгий Васильевич и начал заметно багроветь. - Я себя ущипнула, когда десять минут назад увидела их. Выходят себе с рюкзаками из дремучего леса... Как в кино. - Как в кино... - растерянно повторил начальник. - Это, знаете ли, не кино, а... черт знает что, извините! - Дядя Кузьма велел вам большой привет передать, - ввернул Ваня. - И поклон, - прибавил Андрей. - Дядя Кузьма... - нахмурил лоб Назаров. - Какой еще дядя Кузьма?! - Извините, мы забыли; он потом передумал и сказал, что не надо никаких приветов передавать, - поправился Андрей. - Он еще вашу машину вытащил из болота, - сказал Ваня и, улыбнувшись, продекламировал: - "Ох, и нелегкая это работа - из болота тащить бегемота!" - При чем тут бегемот! - взорвался Назаров, но сразу же взял себя в руки. - Не знаю я вашего дядю Кузьму и знать не желаю. - А он вас хорошо знает, - сказал Андрей. - Говорил, что вы хороший начальник. Ваня ободряюще взглянул на приятеля: Андрей определенно делал заметные успехи в области дипломатии. Назаров стал ходить по тесной палатке. Два шага вперед, крутой поворот - два шага назад. Внезапно остановившись напротив ребят, он стал пристально всматриваться в них. - Постойте-постойте... Я ведь вас где-то видел? - Я вас тоже сразу узнал, - заулыбался Ваня. - Они весной приходили ко мне и просились в экспедицию, - повернулся он к Валентине Гавриловне. - Я им тогда сказал... - Вы сказали: "Нам позарез нужны мотористы", - напомнил Ваня. - Вот именно - мотористы, а не бездельники! На чем вы сюда добрались из Умбы? - С дядей Кузьмой... - сказал Андрей. - Разыщите своего дядю Кузьму и передайте ему... - Привет? - спросил Ваня. - Похвально, что даже в такой ситуации ты не теряешь чувство юмора, - сказал начальник. - Так вот, передайте дяде Кузьме, которого я не имею чести знать... Короче говоря, он вас привез - он пусть и назад отвезет! Сейчас же, немедленно! - Он уже далеко отсюда, - вздохнул Андрей. - Дядя Кузьма лес возит, - прибавил Ваня. Во время всего этого разговора Валентина Гавриловна не проронила ни слова. Пряча улыбку, переводила взгляд с одного на другого. Теперь она сочла нужным вмешаться. - Я вас, мальчики, предупреждала, что из этой авантюры... - Вы тоже, оказывается, в сговоре с ними? - гневно воззрился на нее начальник. Валентина Гавриловна мужественно выдержала его взгляд и повернулась к ребятам. - Никто вас, на ночь глядя, никуда не отправит. Сейчас поужинаете и ляжете спать. - Завтра утром я вас отправлю в Умбу на нашей машине, - вдогонку сказал Георгий Васильевич. x x x Андрей Пирожков крепко спал и видел хороший сон. Снился ему родной Ленинград, набережная Кутузова и большой белый теплоход. Играет музыка. Андрей стоит на капитанском мостике и смотрит в бинокль. В сдвоенном круге сначала, как в тумане, потом все явственнее проступает знакомое лицо... Андрей крутит окуляры, морщит лоб, вспоминая, кто же это? И никак не может вспомнить... Вдруг лицо исчезает, появляется большая деревянная ложка с вкусной дымящейся похлебкой. Андрей раскрывает рот, и вдруг ложка - бац! - по лбу... Открыв глаза, Андрей ошалело хлопает ресницами. Прямо перед ним маячит Ванино лицо. Лицо медленно растягивается в широкой улыбке. Нет, не это лицо увидел в бинокль... - Ну ты и спать силен! - говорит приятель. Андрей чешет лоб и подозрительно смотрит на него. - Это ты меня по лбу? - спрашивает он. - Комара ликвидировал... Раздулся, как слон. Пощупав лоб, Андрей смотрит на пальцы, и правда - кровь. - Какой мне сон снился... - потягиваясь, говорит он. - Наверное, про жратву? Андрей ошеломленно смотрит на приятеля. - Откуда ты знаешь? - Тебе все сны про жратву снятся... И потом, ты чавкал во сне и облизывался. - Один раз мне зоопарк приснился, - говорит Андрей. - В прошлом году. - Бедных зверюшек ты конечно видел поджаренными на сковородке? - А тебе вообще сны не снятся, - бурчит Андрей, выбираясь из спального мешка. У него даже настроение испортилось оттого, что Ваня не дал досмотреть сон до конца. Нужно было ему убивать этого комара! Во-первых, он уже крови насосался, а во-вторых, Андрей ничего не чувствовал. А теперь мучайся, вспоминай, чье же это он лицо увидел в бинокль? Сквозь зеленое полотнище скупо пробивался солнечный свет. Над головой шумели деревья, пели птицы, неясно доносились голоса людей. Фыркнул лодочный мотор и громко затарахтел. Немного погодя замолк на самой высокой ноте. И снова: дерг, дерг, дерг! Когда они оделись в тесной палатке, Ваня сказал: - Помнишь, когда мы прилетели, тетя Дуся сказала: "Утро вечера мудренее..." Может, и нынче обойдется? - Лицо у начальника доброе, - подумав, ответил Андрей. - Впрочем, это еще ни о чем не говорит. У Нины Васильевны тоже доброе лицо, а двойки ставит почем зря. - Тебе-то не ставила. - А помнишь, как с нас стружку снимала, когда мы чуть в Атлантику не удрали? - Не вспоминай! - Неужели придется опять трястись по этой ужасной дороге до Умбы, - вздохнул Андрей. - Будь, что будет, - сказал Ваня и, отогнув полотнище, первым выбрался из палатки. День нынче был солнечный, но, как и в Умбе, дул холодный ветер. Вся палатка усыпана сухими иголками. И другие палатки тоже. Озера отсюда не видно, зато отчетливо доносился плеск волны о берег. На листьях папоротника сверкают капли. То ли ночью дождь прошел, то ли роса высыпала. Поеживаясь, мальчишки побрели по узкой протоптанной в лесу тропинке, которая и вывела их к самой большой палатке в лагере. В этой палатке обедали. Немного поодаль стоял сколоченный из желтых досок сарай с двумя застекленными окнами. Из круглой белой трубы валил дым. Это - кухня. У столовой стояли человек семь или восемь. И не разберешь, кто мужчина, а кто женщина: все в одинаковых ватниках, брюках и резиновых сапогах. Тот, кто на берегу запускал мотор, был в брезентовом плаще с капюшоном. Люди с интересом смотрели на приближающихся мальчишек. Даже тот, у лодки, выпрямился и уставился на них. Под этими суровыми и изучающими взглядами мальчишки несколько оробели, особенно Андрей, и опустили головы. Все смотрели на них и молчали. Лица непроницаемые. Молчание становилось тревожным. Из знакомых двое: Валентина Гавриловна и Назаров. В этот напряженный момент Андрей чуть не рассмеялся: наконец вспомнил, кого увидел во сне в бинокль. Увидел он студента-практиканта Виктора Викторовича. Среди стоявших у палатки его не было. Наверное, в другой экспедиции. Жаль, что нет здесь Виктора Викторовича, было бы легче... Все это время комары ребятам не докучали. Правда, вчерашний вечер был очень короткий. Если вечером или ночью можно назвать все тот же полярный день с кромкой вишнево-красного солнца над лесом. Да и лес здесь назывался тундрой. От Назарова они сразу попали в столовую, где чуть не объелись жареными окунями и щукой. Из столовой Валентина Гавриловна отвела в двухместную пустующую палатку. Забравшись на раскладушки в спальные мешки, они почти мгновенно заснули. А в палатку заглядывали незнакомые люди и подолгу смотрели на них. Кто-то еловой веткой выгнал притаившихся в темных углах комаров, повесил над раскладушками марлевый полог и застегнул с другой стороны входной клапан. А вечером, когда Ваня и Андрей спали мертвым сном, в просторной палатке-лаборатории микробиологов решалась их судьба... Комары, наверное, решили взять реванш за вчерашнее. Они так неистово набросились на мальчишек, что те опешили. Руки сами по себе втянулись в просторные рукава, а шеи - в воротники. Люди все так же молча смотрели на них. Они почему-то руками не размахивали и не шевелились. Как будто и не было вокруг комариных туч. - Доброе утро, - вежливо поздоровался Ваня, помахав перед ртом ладошкой. Андрей тоже хотел что-то сказать, но вдруг отвернулся и стал остервенело плеваться. На глазах выступили слезы. - С приездом, знаменитые путешественники, - ответила седоволосая полная женщина. - Как вам Север, нравится? Люди зашевелились. Кое-кто заулыбался. Это уже лучше. А то стоят и молчат, как равнодушные зрители. - Мы не на экскурсию приехали, а работать, - сказал Ваня. - Готовы хоть сейчас за дело, - прибавил Андрей. - Поглядите-ка на этих работничков! Ну и умора... - расхохотался высокий представительный мужчина в помятом синем костюме и начищенных желтых полуботинках. На круглой голове - синяя кепочка блином. Лицо щекастое, румяное. Глаза маленькие, насмешливые. Не смотрят, а буравят насквозь. Если бы рядом не стоял Георгий Васильевич, этого человека вполне можно было бы принять за начальника экспедиции, такой у него был солидный и важный вид. "Заместитель, наверное, - подумал Ваня. - С таким, пожалуй, не договоришься..." - Зачем же вы все-таки сюда пожаловали, если не секрет? - спросил Назаров. - Работать, - сказал Ваня. - Наравне со всеми. - Мы не за деньги, за так, - присовокупил Андрей. - Держите меня - сейчас упаду! - опять засмеялся высокий в желтых ботинках. - Приехали такую даль задарма работать... Ну ладно бы на Кавказ, так аж за Полярный круг! Работать задарма! Да нынче таких дураков днем с огнем не сыщешь. "Ученые, а как выражаются... - с неприязнью подумал Ваня. - Слово скажет и ржет, как лошадь!" "Наверное, этот самый и написал "эспедиция", - подумал Андрей. - Больше некому". - Их же комары съедят! - спохватилась невысокая, но крепкая на вид девушка в белой косынке. На круглом лице ее выделялись яркие синие глаза. Она взяла с высокого ящика небольшую бутыль с бесцветной жидкостью и подошла к ребятам. - Помажьте лица и руки этим составом, - сказала она. - Только аккуратнее и не капните в глаз - долго щипать будет. И только сейчас ребята заметили, что у всех лица жирно блестят и комары их не кусают. Подлетят к самому носу и скорее - назад. Ваня и Андрей быстро намазались. От маслянистой жидкости противно пахло: смесью эфира с карболкой. С непривычки стянуло лицо. Зато комары тут же оставили их в покое. Зудеть зудели, но не трогали. - Два-три часа действует, - сказала девушка и улыбнулась. Улыбка у нее хорошая, располагающая. - Как вас зовут? - спросил Ваня. - Вера Хечекова, - сказала девушка. - А как вас звать, я уже знаю. - Что же мы будем с ними делать, товарищи? - спросил Назаров. - Экспедиция - это не детский сад, и нянек у нас тоже нет. - Положим, в няньках они уже давно не нуждаются, - сказала полная седоволосая женщина. - Ребята рослые, крепкие. - Мы никакой работы не боимся, - сказал Ваня. - Это я уже слышал, - проворчал Назаров. - За словом вы в карман не лезете... - Мальчики с таким трудом добрались к нам из Ленинграда - я до сих пор диву даюсь, как это им удалось? - а мы их прогоняем! - горячо сказала Вера Хечекова. - Как хотите, товарищи, но это жестоко. - Ты у нас добренькая, - ухмыльнулся человек в желтых ботинках. - А продукты на них кто нам отпустит? Я лично голосую за то, чтобы их с первой попутной... - К чему такая спешка? - спросила полная женщина. - Пускай познакомятся с настоящим Севером. - Вы уже забыли тот случай, на карельском перешейке? - спросил Назаров. - Гриша Федоров, сын начальника экспедиции, один выехал на озеро, подул ветер, лодку перевернуло - и он утонул. Через пять дней только тело нашли. - Какие страсти! - пожала плечами полная женщина. - Мы хорошо плаваем, - подал голос Ваня. - Помнится, в прошлом году, я тогда был в Хибинах, один пацаненок тоже богу душу отдал, - сказал розоволицый в желтых полуботинках. - Угодил в зыбучее болото, и пузырей не нашли. - Вот видите, - сказал Назаров. - Мы обязаны вас отправить домой... Придется вам, Иван Николаевич, отвезти их. - Чтобы я из-за этих сорванцов стал машину уродовать по такой дороге? - возразил розоволицый. Он оказался совсем не заместителем начальника, а всего-навсего шофером. - Ничего не выйдет... Я не рядился вам мальчишек возить. Ваня с благодарностью взглянул на сурового шофера. Хоть он совсем и не вызывал симпатий, но сейчас от него зависела их судьба. А с Иваном Николаевичем, судя по всему, здесь считались. - Когда вы поедете в Умбу за продуктами? - помолчав, спросил начальник. - Через неделю, а может, и того позднее. - Раз уж такое дело, можно и пораньше. - Пораньше не выйдет, - отрезал шофер. - Завтра с утра буду разбирать задний мост - сальник пробило. - Это долгая история, - сказал Назаров. - Пусть мальчики поживут у нас эту неделю, - вмешалась Вера Хечекова. - Я беру шефство над ними. - Конечно, пусть поживут, - заговорили и остальные, один шофер молчал. - К чему, Георгий Васильевич, такие строгости?.. - Они и недели-то тут не выдержат, - усмехнулась полная седоволосая женщина. - Вот увидите, сами домой запросятся. Ваня про себя усмехнулся: "Запросимся, как же!" Напряженная обстановка разрядилась. - Послал бог нахлебничков... - пробурчал шофер и, сплюнув, пошел к своей машине, что стояла на отшибе неподалеку от выгоревшей палатки. Еще дальше, на вскопанной желтой земле, виднелись железные бочки с бензином, канистры, жестяные банки. Назаров долгим взглядом посмотрел на мальчишек, так внезапно свалившихся на его голову, вздохнул и первым зашагал к берегу, где виднелись до половины вытащенные на сушу разнокалиберные лодки. Разошлись и другие. Остались Валентина Гавриловна и Вера Хечекова. - Вы слышали гонг? - строго спросила Валентина Гавриловна. - Гонг? - удивился Андрей. - А что, тут у вас бывают соревнования? Бегаете или плаваете? - Подъем у нас в семь утра, - улыбнувшись, пояснила Вера Хечекова. - Повар ударяет железякой в рельс... Видите - висит на суку? Это и есть наш гонг. - В рельс ударяют утром, в обед и ужин, - сказала Валентина Гавриловна. - У нас не принято опаздывать. - Мы разве опоздали? - огорченно спросил Ваня. - Сейчас половина девятого, - сказала Валентина Гавриловна и ушла в палатку микробиологов. - Надо посильнее ударять в рельс, - вдогонку ей крикнул Андрей. - Мы ничего не слышали! - Главные неприятности позади, - весело сказала Вера Хечекова. - Теперь, мальчики, быстро завтракать! И чтобы в следующий раз не опаздывать. У нас тут дисциплина. Видели, какой строгий у нас начальник? - Начальник - ладно, а вот этот Иван Николаевич... Глаза у него какие-то нехорошие, - сказал Ваня, шагая вслед за Хечековой в столовую. - Шофер в экспедиции после начальника - главный человек, - сказала Хечекова. - Мы без него, как без рук. Кто из райцентра продукты привозит? Лодки на другие озера доставляет? Наконец, в баню возит в поселок? Все Иван Николаевич... Так что вы лучше с ним не ссорьтесь. - Сорванцами нас обозвал, - вспомнил Андрей. - И нахлебниками, - добавил Ваня. - А мы еще ваш хлеб-то и не ели. - Он жадный? - спросил Андрей. - Признаться, он мне тоже не нравится, - сказала Вера Хечекова. - Да, пожалуй, не только мне, а всем. - Почему? - спросил Ваня. - Поживете - сами увидите. - И все-таки он молодец, - сказал Ваня. - Не повез нас обратно в Умбу. - В этом смысле - да! - рассмеялась Хечекова. Когда уселись за длинный, сколоченный из плохо отесанных досок стол, Ваня улыбнулся и сказал: - Замечательная эта пословица: утро вечера мудренее! 12. КОГДА МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ Жизнь в лагере шла своим чередом. В семь утра раздавались три-четыре звучных удара в рельс. Ваня и Андрей просыпались задолго до подъема и в мучительной полудреме ждали, когда ударят в этот проклятый гонг. И все равно первый удар заставал врасплох. Из палаток к озеру, зевая и потягиваясь, тянулись заспанные люди. Кто с мостков, кто с лодок, а кто и прямо с берега, согнувшись в три погибели, чистили зубы, умывались холодной прозрачной водой. Иван Николаевич, умытый и одетый, приседал у своей машины, держась рукой за крыло. Лицо у него при этом было важное и серьезное, а глаза устремлены вдаль. Когда налетают комары, сразу заметно. Они будто ветер суховей обдают лицо и шпарят, как крапива. Садятся с лету куда попало: на губы, нос, ресницы, лезут в уши, глаза. И не топчутся выбирая место поудобнее, а с ходу вонзают в кожу хобот. А вот коварная северная мошка действует совсем иначе. Не заметишь, когда и откуда она прилетает. И кусает незаметно, неощутимо. А потом на этом месте вздувается неровный белый волдырь, который мучительно хочется расчесывать. До крови. Мошка здесь разная: черная длинная, желтая короткая, обыкновенная мохнатая. Эта самая противная. Неторопливо и озабоченно ползает по одежде, пока не найдет дырочку, через которую можно добраться до тела. Особенно любит мошка ползать по ногам и жалить повыше щиколоток, где носки кончаются. Мошка досаждала еще больше, чем комары. Правда, бывали дни, когда она исчезала. Так же внезапно, как и появлялась. Комары никогда не исчезали. Разве что в сильный дождь. После завтрака химики, гидрологи, микробиологи, ихтиологи, гидробиологи, геофизики грузили на моторные лодки приборы, аппаратуру и уплывали в разные концы необъятного Вял-озера. Те, кто уходили до вечера, брали с собой продукты и термосы с чаем и кофе. Одна группа ихтиологов уже пять дней жила на дальнем необитаемом острове. В лагере оставались несколько человек: кухарка - тетя Поля, шофер Иван Николаевич, дежурный по столовой и Ваня с Андреем. И еще метеоролог Гера Михайловна. Она через каждые два часа садилась в лодку и ездила на заякоренный плот снимать какие-то пробы. Плот с многочисленными приборами находился всего в ста метрах от берега, где располагалась главная метеорологическая станция. Ваня и Андрей с тоской в глазах провожали уплывающие одна за другой моторные лодки. Собственно говоря, лагерь расположился на берегу ламбы, так здесь называли небольшое озеро, окруженное сосновым лесом. Настоящее Вял-озеро начиналось за узкой зеленой перемычкой, соединяющей ламбу с озером. Когда на Вял-озере гуляла большая волна, с берега ламбы было видно, как у перемычки над осокой и камышом мелькали белые гребешки. Научные работники, будто летчики на аэродроме, терпеливо ждали "летной" погоды. И даже Гера Михайловна не могла предсказать, когда же она установится, эта хорошая погода. Пока еще Ваня и Андрей ни разу не вышли на озеро. Георгий Васильевич Назаров строго-настрого запретил членам экспедиции брать их с собой. И мальчишки целыми днями скучали на берегу, но однажды... С утра моросил мелкий холодный дождь. Низкие дымчатые облака обложили небо. Закаленные северные комары плевать хотели на дождь. Лишь мальчишки высунули нос из палатки, как раздалось знакомое противное зудение. Вздыхая и морщась, приятели добросовестно намазались едкой жидкостью. Несмотря на дождь, лодки одна за другой отваливали от берега. Научные сотрудники закутались в плащи с капюшонами. Трава на берегу блестела, с деревьев дробно капало. У берегов разреженными пластами стоял сиреневый туман. Ламба была спокойной. Лишь частые иголочные уколы дождя от берега до берега исклевали воду. Далеко над зеленой перемычкой ниже громоздких серых облаков обнадеживающе виднелась яркая желтая полоска. Ваня и Андрей смотрели на уходящие по ламбе лодки. Лодки плыли к перемычке, над которой желтым светофором, расталкивая облака, разгоралось солнце. - Стоило такую даль переться сюда, чтобы дурак дураком торчать на берегу, - сказал Ваня, часто моргая правым глазом, в который попала едкая жидкость. - Что они, с ума сошли, считают нас за грудных младенцев? - Ну и холодина тут, - поежился Андрей. - Я под свитер две рубашки надел - и то пробирает! - Поговори с сестрой, - сказал Ваня. - Пусть возьмет с собой в лодку? - Вчера говорил. Она бы взяла, да вот Назаров... - Мало ли кто когда-то утонул... А мы теперь за них отвечай? - В Ленинграде, на заливе, уже вовсю купаются, - вздохнул Андрей. - А тут, видно, и не окунешься ни разу. - Кто тебе мешает? Иди и окунись. - Я лучше под плащ ватник надену. - До Вял-озера рукой подать, а мы... Послушай, давай угоним лодку Геры Михайловны? Ей теперь два часа не нужна будет. Вон там, за камышами, встанем и половим. Никто с берега и не увидит. - Я не хочу на скандал нарываться. - Что ты предлагаешь? - сердито уставился на приятеля Ваня. - Воевать с комариками на берегу? - У нас, на Карельском перешейке, еще получше есть озера, - сказал Андрей. - Озеро Пуннус куда красивее этого. И рыба есть, только ее ловить надо умеючи. - Я ему про Кузьму, а он про Ерему! - Гляди, у них мотор не заводится, - кивнул Андрей на берег. Одна лодка не отчалила. Моторист Володя Кузнецов, студент Ленинградского университета, отчаянно дергал трос и тихонько ругался сквозь стиснутые зубы. Ногой он упирался в корму, вторую далеко отставил. Шляпа неопределенного цвета, с которой он никогда не расставался, была сбита на затылок. На лбу блестели капли дождя или пот. В лодке сидела полная седоволосая женщина, та самая, которая сказала, что Ваня и Андрей через неделю сами отсюда сбегут. Звали ее Галина Алексеевна. На опрокинутом ящике сидела Лена, тоже студентка университета. Лена всегда работала вместе с Галиной Алексеевной. Если гидробиолог с беспокойством поглядывала на Володю, все ожесточеннее дергавшего трос, то лицо девушки было безмятежным. Чуть опустив густые темные ресницы, она смотрела вдаль и улыбалась какой-то отрешенной улыбкой. Лена, наверное, и не замечала, что мотор не заводится, а моторист страшно нервничает. Лена думала о чем-то своем и пребывала в отличном настроении. И аппетит у нее всегда был прекрасный. Тетя Поля даже не спрашивала, нужна ли добавка, сама подкладывала ей в тарелку. - Чудак, ну чего дергает? - сказал Ваня. - Сразу не завелся - выворачивай свечу. Наверняка забросало горючкой. - "Ветерок", сразу видно, - блеснул своими познаниями и Андрей. - Машина капризная. Но Володя не выворачивал свечу: дергал и дергал. Лицо его покраснело от злости, нижнюю губу прикусил. А злость в этом деле плохой помощник. Яростно дернув за тросик, Володя неожиданно выпустил его и, не удержав равновесия, с шумом и брызгами плюхнулся в воду. Галина Алексеевна ахнула, а Леночка засмеялась. Привстав, она протянула руку, но моторист не обратил внимания. Побарахтавшись на мели, Володя, злой, как черт, выбрался на берег и только тут заметил, что вся ладонь в крови. Падая, видно, порезал руку об острый край кожуха. Володя смотрел на ладонь, и губы его шевелились. Правда, слов было не слышно. Прибежала Гера Михайловна - она исполняла обязанности и медсестры - и увела Володю в палатку на перевязку. Резиновые сапоги его при каждом шаге звучно хлюпали и брызгали водой, темно-русые курчавые волосы слиплись и жгутами спустились на глаза. А любимая Володина шляпа подкладкой вверх спокойно плавала неподалеку от берега. Ребята подошли к лодке. Андрей подцепил удилищем Володину шляпу и, встряхнув, повесил на куст. Галина Алексеевна уже собиралась вылезать. - Я заведу мотор, - уверенно сказал Ваня. Женщина удивленно взглянула на него и, поколебавшись, осталась в лодке. - Попробуй, - сказала она. - Уж если Володя не смог завести, то... - Лена пожала плечами и стала смотреть на ламбу. Дождь перестал колоть озеро, а полоска над перемычкой становилась все шире и ярче. - Что же делать, - с беспокойством проговорила Галина Алексеевна. - Я сегодня должна взять шесть станций на разных глубинах, а Володя, видно, уже не работник... - Возьмем, - сказал Ваня, с натугой выворачивая торцовым ключом свечу. - Самоуверенный пингвин, - усмехнулась Лена. - А вы пингвинов видели? - спросил Андрей. Лена не ответила. - Пингвины могут жить только в Антарктиде, - сказал Андрей. - В зоопарках они погибают. - Это интересно, - иронически заметила Лена. Так и есть, вся свеча забрызгана горючей смесью. Можно было и тысячу раз дернуть, мотор все равно бы не завелся. Ваня тщательно протер носовым платком свечу, продул. Потом несколько раз дернул за трос, чтобы прочистить цилиндр, и снова поставил свечу на место. Андрей проверил, поступает ли в карбюратор горючее, взболтал как следует в баке смесь. Галина Алексеевна с интересом смотрела на деловито работающих мальчишек. Ей очень хотелось поверить, что они сумеют завести мотор. Гидробиолог дорожила каждым навигационным днем, и сегодняшняя неудача очень ее расстроила. Мотор после третьего рывка весело затарахтел. Ваня поудобнее уселся на корме и прибавил газу. Лодка описала широкую дугу и взяла курс на перемычку. - Вы, оказывается, действительно специалисты! - удивилась сразу повеселевшая Галина Алексеевна. - Наш Володя сегодня встал не на ту ногу, - сказала Лена. - Потому у него все из рук и валится. - Когда же это вы, дорогие мои, научились с моторами обращаться? - спросила Галина Алексеевна. - Мы полгода готовились к этой экспедиции, - с обидой сказал Ваня. - Все лодочные моторы изучили, а нас почему-то держат на берегу... И главное, даже разговаривать никто не хочет! - Не все, - возразил честный Андрей. - "Вихрь" совсем не знаем и со стационарными ни разу не имели дела. - Так держать? - спросил Ваня, кивнув на приближающуюся зеленую перемычку, за которой начиналось настоящее Вял-озеро. У Вани даже сердце сильнее забилось. Он вертелся, вытягивал шею, так ему хотелось поскорее увидеть Вял-озеро. - Ну что ж, - сказала Галина Алексеевна. - Вперед, капитаны! Мотор неторопливо тянет свою ровную четкую строчку. Глухо шумит, расступаясь, вода. Румпель немного вибрирует в руке, но это даже приятно: как бы ощущаешь пульс механизма. Вот он, тот долгожданный миг, когда он, Ваня Мельников, на Вял-озере и, будто капитан, ведет свой маленький корабль с пассажирами в голубую даль, где смутно вырисовываются лесистые острова. Рядом на фанерном ящике сидит Андрей, посередине лодки, спиной к нему, - Галина Алексеевна, на носу - задумчивая Лена. И хотя она обозвала его самоуверенным пингвином, Ваня не сердится. У Лены приятное лицо, симпатичные глаза и вообще она хорошая девушка. Видно, немного расстроилась, что вместо кудрявого Володи он, Ваня, ведет лодку. Когда миновали неширокое, заросшее по берегам невысокой осокой и камышом устье, соединяющее ламбу с Вял-озером, плотный строй дымчато-белых дождевых облаков будто споткнулся обо что-то, нарушился - и сразу в нескольких местах образовались глубокие синие окна. В одно из них обрадованно прорвался ослепительный солнечный луч и с размаху, будто мечом, ударил в темно-свинцовую воду, пронзив засверкавшее озеро до самого дна. Вершины сосен и елей на большом песчаном острове, величественно вырастающем прямо по курсу, серебристо замерцали, стряхнув с ветвей дождевые капли. И на озере стало тихо. Лениво шевеля кроны деревьев, ветер нехотя ушел в тундру; еще на плесе рябило, а у берегов на отмелях лопалась комковатая белая пена, сорванная с гребней высоких волн, но уже было ясно, что наступает полный штиль. Когда мотор работает, на лодке не разговаривают. Во-первых, все равно не слышно друг друга, во-вторых, не хочется. Когда мотор исправно работает, а вдоль бортов умиротворенно журчит вода, хорошо думается... Андрей думал о том, что пора бы Ване и догадаться уступить ему место у мотора. Он, Андрей, ничуть не хуже знает устройство "Ветерка" и поведет лодку как положено. Желание подержаться за черный румпель все росло, а Ваня и в ус не дул. Андрей бросал на него красноречивые взгляды, даже один раз постучал носком резинового сапога по Ваниной ноге. Тот мельком взглянул на приятеля и отодвинул ногу. - Вань! - крикнул Андрей. - Давай я сяду за мотор! Ваня улыбнулся и покачал головой, - мол, ничего не слышу. Андрей стал знаками показывать, что им надо поменяться местами, но Ваня отвернулся и стал смотреть прямо перед собой. Андрей так и не понял: нарочно он или нет? Андрею стало обидно: столько времени ждали этого часа и вот Ваня - капитан, а он, Андрей, - пассажир. Настроение испортилось, и его уже не радовало озеро, живописные острова, белые чайки с длинными красными носами. Раздражал и Ваня, уверенно сидящий на корме и смотрящий вдаль с таким видом, будто он действительно настоящий капитан. Озеро расстилается перед ними огромное, как море. Чем дальше от ламбы, тем больше островов. Острова дикие, необитаемые. По крайней мере, такими они кажутся с лодки. На берегах, очевидно, ураган вырвал с корнем большие деревья, и они валялись вкось и вкривь, цепко зажав корнями коричневые пласты земли. На песчаных отмелях, будто гигантские рыбины, трутся друг о дружку желтые, белые, серые, обкатанные водой до костяного блеска бревна. Иногда они в несколько обхватов толщиной, с извилистыми трещинами. Десятки, сотни бревен прибило к захламленным сухими корягами берегам. Бревна тоже, как рыбы и птицы, держатся стаями. Некоторые из них бурей вышвырнуло на крутые берега, и они нацелились на проплывающих мимо, будто жерла орудий. По озеру Вял сплавляют древесину, и вот от длинных, плотов отрываются бревна и плывут сами по себе. Один такой буксир, тянувший за собой хвост из десятков тысяч бревен, прошел совсем неподалеку от них. Вернее, они прошли мимо, потому что буксир двигался так медленно, что его можно было обогнать и на весельной лодке. Буксир был старый, обшарпанный, на палубе стоял всего один матрос в бушлате и лениво смотрел за борт. Когда миновали большой продолговатый остров, Галина Алексеевна, до сего времени сидевшая неподвижно, зашевелилась, зорко осмотрелась по сторонам и сказала: - Правее немного... Сбавь обороты. Теперь все ищите буй. Это красный флажок на перекладине. Видите остров? А во-он там, на берегу, раздвоенная береза? Буй должен быть где-то между ними. Андрей хмурым взглядом окинул горизонт. Он был зол на Ваню, на весь мир. Наплевать ему было на буй и вообще на все. Уже приплыли. Так и не дал ему закадычный друг подержать румпель... Ваня, напротив, до рези в глазах ощупывал глазами широкое водное пространство. Ему очень хотелось первым увидеть красный флажок. Но по озеру гуляла мелкая рябь и все кругом сливалось в ровном и однообразном движении. Вот парит в воздухе озерная чайка, опустив вниз маленькую хохлатую голову с длинным черным клювом, высматривает рыбину. Стоит чайке спланировать в воду - и сразу пропадает из глаз. Галина Алексеевна попросила уменьшить скорость. Андрей лениво смотрел прямо перед собой. На Ваню ему смотреть не хотелось. Ваня, забывшись, резко повернул румпель, и лодка накренилась, заставив всех схватиться за что попало. Лена покачала головой. Галина Алексеевна взглянула на него, но ничего не сказала. И Ваня был благодарен ей за это. - Буй! - негромко сказал Андрей, небрежно показывая на чуть заметную черненькую точку. - По-моему, это топляк, - заметила Лена. - Я вижу флажок, - спокойно возразил Андрей. - Я смотрел в другую сторону, - сказал Ваня. - На озере всегда так, - сказала Галина Алексеевна. - Замечаешь одно место, а буй почему-то оказывается совсем в другом... - В прошлый раз вообще не нашли, - напомнила Лена. - Наверное, буксир зацепил и оторвал. Ваня немного не рассчитал и проскочил мимо буя. Андрей ядовито улыбнулся, но промолчал. Галина Алексеевна велела заглушить мотор и на веслах подгребла к бую. Лена быстро привязала к перекладине веревку, и лодка закачалась на легкой волне рядом с буем. Галина Алексеевна сняла отсыревший, покоробившийся дождевик, достала из ящика какие-то приборы, склянки, банки и даже белое нейлоновое сито. Все это разложила на широком фанерном листе. - Леночка, приготовь дночерпатель! - скомандовала она. Лена достала продолговатый металлический ящик, щелкнула пружина - и ящик раскрылся наподобие ковша экскаватора. - Опускай! Дночерпатель плавно заскользил вниз на тонком нейлоновом шнуре с черными отметками через каждый метр. Пятиметровые отметки - красного цвета. - Двенадцать метров, - сообщила Лена, держа трос в натянутом положении. - "Кондуктор"! Лена надела на шнур увесистую гирьку с отверстием и с силой пустила ее вниз, вслед за дночерпателем. Удара, на двенадцатиметровой глубине не было слышно, но девушка каким-то образом почувствовала, что "кондуктор" ударил по замку пружины и дночерпатель закрылся, прихватив изрядную порцию ила, как это выяснилось, когда железную коробку вытащили на поверхность и раскрыли ее тугие челюсти. Галина Алексеевна плюхнула дночерпатель в заранее приготовленный эмалированный таз. Жирный коричневый с черным ил быстро промыли, а потом пропустили через сито. Оставшуюся на дне таза горсть ила Галина Алексеевна осторожно собрала в стеклянную баночку с наклеенной бумажкой и плотно закрыла крышкой. - Вот это и есть "станция", - сказала она, с улыбкой взглянув на озадаченных мальчишек. - В этой баночке находится бентос, то есть мелкие озерные организмы: личинки комаров, алигохеты, моллюски. В лаборатории я точно высчитаю, сколько здесь организмов. - А зачем это? - поинтересовался Андрей. - Таким образом мы будем знать кормовой режим этого района. Какова здесь пища для рыб, достаточно ли ее. Чем питаются сиги, ряпушка, окуни, плотва. - Ряпушка? - удивился Андрей. - Никогда про такую рыбу не слышал. - Это маленькая рыбка из семейства лососевых, - пояснила Галина Алексеевна. - Довольно редко встречается. - А на что ловится? - спросил Ваня. - Это вы поинтересуйтесь у ихтиологов. Неподалеку громко бултыхнуло. По воде пошли круги. - Эх, не взяли удочки, - с сожалением сказал Ваня. - Тут, наверное, рыбы прорва! 13. ЭХ ТЫ, АНДРЕЙ, АНДРЕЙ! Поужинав, мальчишки уселись на гладкое бревно и стали смотреть, как окунь в ламбе гоняет мальков. Сразу за метеорологическим плотом вода прямо-таки кипела. Окуни чертили красноватыми плавниками гладкую поверхность, мелкая рыбешка вразнобой выпрыгивали из воды. У берегов тяжелой артиллерией била щука. Удары следовали один за другим. Округлыми волнами разбегались круги. Чайки молча и сосредоточенно кружили над перемычкой. То и дело круто пикировали вниз, и, едва коснувшись воды, снова взмывали в воздух, но почему-то без добычи. Что-то жуя, подошел шофер Иван Николаевич. Вытерев губы тыльной стороной ладони, поглядел, как жирует рыба, и сказал: - Какие-то вы, мальцы, безыдейные... Поглядите, рыба в ламбе с ума сходит, сама на крючок просится, а вы торчите на берегу, как пни. - Вы хотели сказать безынициативные? - поправил Андрей. - Я на вашем месте уже пол-лодки накидал бы окуней, - продолжал Иван Николаевич. - А окуни тут здоровенные! - Ну и накидали бы, - сказал Ваня. - Не рыбак я, вот какое дело, и потом, в ногах у меня сидит ревматизм застарелый... Никак нельзя мне ноги мочить. - Сапоги резиновые наденьте, - посоветовал Андрей. - Вот ведь какая оказия, ревматизм-то, черт бы его побрал, резины еще больше, чем воды, боится. - А кто нам лодку даст? - спросил Ваня. - Знаете, как Назаров сегодня отругал Галину Алексеевну? Зачем разрешила нам сесть в лодку. - Я дам, - сказал Иван Николаевич. - Вон ту голубую берите, а весла сейчас принесу. - А как же Назаров? - спросил Андрей. - Это уж не ваша забота, - усмехнулся шофер. - Меня Назаров ругать не будет. На мне, как говорится, где сядешь, там и слезешь... Уяснили? Вопросов больше нет? - Есть, - сказал Ваня. - А где мы возьмем удочки? - Что бы вы без меня делали! - сказал Иван Николаевич. Когда он ушел в рабочую палатку, Андрей усмехнулся: - Чего это он сегодня такой добрый! - Что же делать-то? Ловить не на что, - засуетился Ваня. - Тут ведь днем с огнем не найдешь ни одного червяка. Иван Николаевич принес весла и две самодельные удочки. - Тут на одной крючка нет, - сказал он. - Оборвали, черти! - Крючков у нас полно, - сказал Ваня. - Червей нет, вот беда! - Кто же тутошнего окуня на червя ловит? - сказал Иван Николаевич. - На глаз надо. - На глаз? - удивился Андрей. - Это что-то новое. - На чей глаз? - уточнил Ваня. - Эх вы, лопушки, - добродушно рассмеялся шофер. - Ладно, так и быть, научу вас... Он принес из кухни пяток дохлых окуней и гвоздем ловко выковырял им помутневшие глаза: - Главное, чтобы не проткнуть, - поучал он. - Сразу вытечет, и никто на такую наживку не посмотрит. На крючок нацеплять надо с обратной стороны. Чтобы глаз в воде глядел, как молодой. И подмигивал! Иван Николаевич громко рассмеялся, довольный собственной шуткой. Когда мальчишки забрались в лодку, он сходил за фанерным ящиком из-под консервов и бросил им. - Рыбу сюда складывайте, - сказал он. - Ну, ни пуха вам! - Что это нынче случилось с Иваном Николаевичем? - не переставал удивляться Андрей. - Прямо отец родной! - Где будем ловить? - спросил Ваня. - У берега или за плотом? Андрей пожал плечами и усмехнулся. - Где хочешь, - сказал он, а про себя подумал, какое имеет значение его, Андрея, мнение? Где Ваня захочет, там и будет ловить, что бы Андрей ни сказал. К великому удивлению ребят, не успели они закинуть удочки с окуневым глазом, как почти одновременно вытащили двух крупных окуней. И пошло! Удилища изгибались дугой, жилка рывками со свистом резала воду. Изгибающиеся, трепещущие зеленые с черными полосами тела рыбин шлепались на дно лодки и молотили хвостами и головами по деревянному настилу. Такой рыбалки еще никто из них не видел. А если бы и рассказали, не поверил. За полтора часа большой ящик был набит крупными холодными окунями. Поплавок и секунды не стоял на месте. В рыбацком азарте мальчишки позабыли все на свете. Глаза у них блестели, руки не успевали подсекать, вываживать, втаскивать в лодку, снимать с крючка. Первым опомнился Андрей. Он снял очередного окуня с крючка и стал внимательно рассматривать: рыбина, изгибалась, вращала глазами с золотистой окаемкой, раскрывала и закрывала беззубый рот. Андрей взял ее и бросил за борт. Окунь какое-то мгновение неподвижно лежал на поверхности, жадно распустил жабры, встрепенулся и косой черной молнией ушел в непроницаемую глубину, оставив на воде лишь маленькую воронку. - Хватит, - сказал Андрей. - Сколько можно? Уже ловить неинтересно. - Ты погляди, как клюет! - возбужденно воскликнул Ваня. - Иди-иди к лодке, голубчик! Раз - и в сумке! - Дай тебе волю - ты всю бы рыбу переловил в озере, - сказал Андрей. - Откуда в человеке такая жадность? Ты посмотри, уже ящик с верхом. Не можешь остановиться? Ваня нехотя положил удочку на дно лодки, взглянул на полный окуней ящик, потом на приятеля. - У меня еще никогда в жизни так не клевало, - сказал он. - И у меня. Но надо же знать и меру. Что мы будем делать с этой рыбой? - Отдадим тете Поле на кухню. - У нее полная корзина. - Андрей взял из ящика побледневшего снулого окуня и повертел в руках. - Такой был красивый живой... - Хватит так хватит, - сказал Ваня, усаживаясь за весла. - А ты прав: когда такой клев, остановиться трудно. На берегу их поджидал Иван Николаевич. На широком румяном лице довольная улыбка. В руке два наточенных ножа. Принимая ящик, похвалил: - Гляди-ко, килограммов пятнадцать наколотили! А теперь живо потрошить. Ножичками-ножичками! Как это делается, я вам сейчас покажу. Кишочки бросайте вот в этот ящик, потом закопаете на берегу. Вон там, где кусточки. У нас тут чистота и порядок. Он показал, как нужно подрезать окуням жабры и брюхо, потом рывком вытаскивать сразу все внутренности. У него это ловко получалось. После нескольких неудачных попыток мальчишки тоже освоили скоростной поточный метод. Убедившись, что дело идет на лад, шофер удалился в сторону кухни. Когда рыба была добросовестно выпотрошена и вымыта, снова появился Иван Николаевич и все забрал. Ребята думали, он понесет улов на кухню, но шофер, насвистывая что-то веселое, прошел мимо. Остановился в негустом ельнике, где стояли три больших деревянных бочки. - Эй, рыбачки! Быстренько сюда! - позвал он. Когда мальчишки подошли, снял с крайней бочки фанерный лист, положил на него раскрытую пачку крупной соли, рядом поставил ящик с выпотрошенными окунями. - Глядите в упор, как это делается, - сказал он, опускаясь на корточки. - Берется рыбина, натирается против шерсти солью, в брюхо тоже сыпьте, особенно в голову не жалейте... Этого добра - соли - у нас десять ящиков... Натерли голубчика, а теперь аккуратненько спинкой кверху ложим в бочку. И так один к одному плотными рядками... Освоили? Люблю толковых людей, которые с ходу шурупят... Ну вот, в таком, значит, разрезе действуйте и дальше... Не забудьте накрыть бочку фанерой и камнем притиснуть. - А потом что? - спросил Андрей. - Как что? - Ну из бочки... - Из бочки мы ее, голубушку, через три денька за хвостик и на солнышко, - ласково сказал Иван Николаевич. - И нехай нам на радость вялится на ветерке. - Нам? - спросил Андрей. - Вон там за палатками, в лесочке, крытая вышка. Видите? Там на веревочке наша рыбка и будет вялиться. У меня там уже много висит... Надо будет вас как-нибудь вяленым окуньком попотчевать. Пальчики оближете! - А потом куда окуньков вяленых? - полюбопытствовал Ваня. - Потом в большой мешок - у меня их тоже много захвачено - в кузов моей кормилицы - и прямым ходом в Видное, есть такой городок под Москвой, где стоит моя родная хата... Еще вопросики будут? - Теперь понятно, - сказал Ваня, ожесточенно натирая колючего окуня солью. - У меня один маленький вопросик, - поднял глаза на шофера Андрей. - Это вы написали вывеску в лесу? Ну, как поворачивать с дороги к ламбе? - А что? По почерку узнал? - ухмыльнулся Иван Николаевич. - Я, рыбачки-чудачки, люблю во всем порядок. Раз тут стоит эспе... наша организация, значит, должна быть и вывеска. Верно я говорю? - Верно, - кивнул Ваня, покусывая губы. Чтобы не рассмеяться, он еще быстрее стал натирать окуня солью и укололся о плавник. - Удочки сверните и поставьте вон у той кривой сосенки, что у машины... А завтра, ежели бог даст ведро, снова на промысел. Вам одно удовольствие, а мне добыча! - Вот те и отец родной, - сказал Ваня, когда шофер ушел. - Да он настоящий кулак! - Давай бросим все и уйдем? Пусть сам солит-вялит. - Лодку не даст, - подумав, возразил Ваня. - Жалко нам, что ли, этой рыбы? Пусть подавится! А делать нам с тобой все равно ведь нечего. - У, зараза! - выругался Андрей. - Не окуни, а ежи колючие! - Ты не нервничай, - усмехнулся Ваня. Завтра будет ровно неделя, как мальчишки в лагере. Три поездки совершили они за это время с Галиной Алексеевной. Несмотря на неудовольствие Назарова, она брала их с собой. С утра до вечера бороздили мальчишки на моторке притихшее Вял-озеро. Три дня Володя Кузнецов проболтался на берегу, и вот завтра он поплывет брать "станции" с гидробиологами. Пораненная рука зажила, и снова может Володя свирепо дергать стартер и ругать ни в чем неповинный мотор. У Вани "Ветерок" заводился, как говорят, с полуоборота. Во время второй поездки Ваня чуть не налетел на топляк. Или размечтался, или просто не заметил, но когда Андрей крикнул: "Впереди что-то черное!" - Ваня так резко отвернул в сторону, что накренившаяся лодка бортом зачерпнула воду, а красный спасательный пояс вместе с Леночкиным ватником очутился в озере. На этот раз Галина Алексеевна сердито отчитала моториста за невнимательность. Ваня молча проглотил все это; возразить было нечего. И когда, наконец, он с опозданием догадался уступить Андрею место у мотора, гидробиолог не позволила. - Хватит с меня, мальчики, экспериментов, - сказала она. - Если бы лодка на всем ходу ударилась в топляк, мы с вами сами стали бы кормом для рыб. - А пояса на что? - спросил Андрей. - Когда случается авария, почему-то спасательных поясов не оказывается под рукой, - сказала Галина Алексеевна. Ваня сочувственно посмотрел на Андрея и развел руками, - дескать, я бы всей душой, да вот не разрешают... Завтра рано утром Иван Николаевич поедет в Умбу за продуктами. Он с вечера поковырялся в моторе, поднакачал и без того тугие скаты, даже протер ветошью кабину. К машине своей шофер относится любовно и ласково называет кормилицей. Да так и есть на самом деле. За два с половиной летних месяца, что будет работать на Вял-озере экспедиция, Иван Николаевич насолит бочку грибов, бочку рыбы, а когда поспеет ягода морошка - бочку морошки насыплет. В углу кухни уже стоит мешок вяленой рыбы. А сколько вялится на вышке! Все это погрузит Иван Николаевич на свою кормилицу, а кормилицу, когда совсем будут уезжать, загонит на железнодорожную платформу и вместе с ней поедет в Ленинград, а потом своим ходом в Видное, где у него добрая хата. Когда поспеет морошка, сюда должна приехать жена Ивана Николаевича. Она в день собирает по пуду спелой морошки. Об этом ребятам сам шофер сообщил. Никто пока мальчишкам не заявил, что завтра утром они должны покинуть лагерь. Назаров сегодня видел их, но прошел мимо, ничего не сказал. Может, забыл, что хотел их отправить домой через неделю? В этот довольно теплый вечер комары и мошка особенно свирепствовали. Через каждый час приходилось намазываться едкой пахучей жидкостью. У Андрея на осунувшемся лице высыпали мелкие красные прыщи. Ноги выше щиколоток были расчесаны до крови. И в добавок ко всему днем в лоб ему с лету ударила огромная полосатая оса. Андрей чуть память не потерял. На лбу у него, над переносицей, образовалась приличная шишка. С Ваней Андрей почти не разговаривал: ходил по лагерю злой, недовольный и все время прикладывал к багровой шишке мокрый лист подорожника. Когда Ваня предложил съездить на плес порыбачить, Андрей зло ответил: - Я не нанимался к твоему дружку-кулаку заготовителем... тебе нравится - рыбачь. У него мешков много припасено. - С каких это пор он моим дружком стал? - опешил Ваня. - Ты говори, да не заговаривайся. - Я могу вообще с тобой не разговаривать, - отрезал Андрей и, в сердцах припечатав ко лбу лист подорожника, ушел в палатку к микробиологам. Так до ужина они больше и не перекинулись ни одним словом. За столом тоже сидели молча, каждый глядя в свою тарелку. После ужина Андрей сразу пришел в палатку и стал собирать свои вещи. - Ты чего это? - первым не выдержал и спросил Ваня. - Переезжаешь в другую палатку? - Не переезжаю, а уезжаю, - пробурчал Андрей. - Завтра утром в путь-дорогу. - Нас никто не гонит. - Мало ли, что не гонят... Надо совесть знать: разрешили побыть здесь неделю - и на том спасибо. - Вера Хечекова только что мне сказала, что завтра поплывем на дальний остров к ихтиологам. У них там моториста нет. - Это ты у нас известный моторист, а я никто, - с обидой сказал Андрей. - Впередсмотрящий. - Я хотел тебе дать, но, помнишь, Галина Алексеевна... - Помню, помню, как ты хотел мне дать, - оборвал Андрей. - На другой день, когда чуть в топляк не врезался... - Хорошо, приедем к ихтиологам, ты сядешь за мотор. - Поздно, Ваня, поздно, - сказал Андрей. - Не сяду я больше за мотор. И в лодку не сяду. Никакой не моторист я, а пустое место! Поэтому ты мне и не доверил румпель. И правильно сделал. И вообще... - Что вообще? Андрей не ответил. Молча запихивал в вещмешок грязную клетчатую рубаху, шерстяные носки, коробку с блеснами. В скудном свете, пробивающемся сквозь зеленый брезент, лица его было не видно. - Хечекова сказала, что мы три дня будем жить на острове с ихтиологами, - продолжал Ваня. - Вот там и щук будем ловить, и ряпушку. - Лови на здоровье, а я - гуд бай! До дому, до хаты! Андрей швырнул вещмешок в угол и повернулся к приятелю. - Не получился из меня полярник-папанинец, - сказал он. - Только и гожусь на то, чтобы твои удочки сзади носить, да "подай-принеси". И зачем я инструкции зубрил?! Карбюраторы, конденсаторы, маховики... Стоило на Север ехать, чтобы на все эти моторы издали любоваться? Их у нас, в Ленинграде, в магазинах полно. Да мне Иван Васильевич - отец Кости - всегда разрешит по Неве покататься! И ничего прекрасного на твоем Вял-озере нет. Наши карельские озера в тысячу раз красивее, и нет таких омерзительных комаров и гнуса. Даже выкупаться ни разу не пришлось... Дурак я, болван, что послушался тебя и поехал сюда! Хотя последнее время Ваня и чувствовал, что с приятелем творится что-то неладное, такого взрыва он не ожидал. - А рыбалка какая здесь! - растерянно сказал он. - Где ты еще так ловил? - Я человек не жадный. Мне много не надо. Зачем попусту губить рыбу? Для Ивана Николаевича? То-то он ласковый стал! Будто кот ходит по берегу и ждет готовеньких окуней... И никакого у него ревматизма нет. Привык жар загребать чужими руками. Мы ему уже три ящика наловили, а он даже попробовать вяленого окуня не дал. - Хочешь, залезу на вышку и приволоку тебе хоть сто штук? - Я сейчас уехал бы отсюда, - сказал Андрей. - Да не на чем... - Один? Без меня? Андрей нагнулся и стал расшнуровывать ботинки. Черная прядь волос, прикрыв шишку, закачалась у носа. - Ты не поедешь со мной, - негромко сказал Андрей. - Поэтому я тебя и не зову. - И ты не поедешь. - Поеду, Ваня, - твердо сказал Андрей. - Еще как поеду! - Знаешь кто ты тогда будешь? Дезертир! - Обзывай меня как хочешь, - устало сказал Андрей. - Самые плохие слова - ничто по сравнению с комарами да мошкой! - Комары всех одинаково кусают. - Я спать хочу, - сказал Андрей и, не раздеваясь, бухнулся на раскладушку, быстро забрался в спальный мешок, застегнулся до самого верха и старательно засопел. "Чего это он забастовал? - подумал Ваня, тоже укладываясь спать. - Ладно, проспится - одумается. Утро вечера мудренее..." Однако когда утром Ваня открыл глаза, раскладушка Андрея Пирожкова была пуста. Не было в углу и рюкзака. Сидя до половины в мешке, Ваня растерянно хлопал глазами. Уходил сон, приходило незнакомое чувство одиночества. Как же это так? Лучший друг... Ваня все еще не мог поверить, что Андрея нет. Не будет рядом за завтраком, на берегу, в палатке. Он еще и еще раз обводил взглядом полусумрачные углы, прыгнув на брезентовый пол, заглянул под раскладушку: пусто. Лишь в кармашке над маленьким окошком обнаружил карандаш и белый блокнот. На первой странице написано: "Ваня..." - и все, больше ни слова. "Удрал потихоньку, как мышь, и даже не попрощался... - с горечью подумал Ваня. - Мошка, комары... Может быть, это оса его доконала?.. Вроде не жаловался, не ныл; что с ним случилось? Эх, ты, Андрей, Андрей!" Большая алюминиевая "Казанка" ходко идет по Вял-озеру. От кормы в обе стороны разбежались пенистые волны. Крепко держа румпель мотора "Москва", на сиденье нахохлился Ваня. В лодке Валентина Гавриловна, Вера Хечекова и Галя Летанская, тоже микробиолог. Холодный ветер с брызгами хлещет в лицо. Девушки закутались в брезентовые плащи, подняли остроконечные капюшоны и повернулись к ветру спинами. "Казанка" идет хорошо. Еще бы! "Москва" - это не "Ветерок". Одиннадцать лошадиных сил. Если дать полный газ, лодка приподнимет нос и еще быстрее помчится. Полный газ давать нельзя. Валентина Гавриловна строго-настрого запретила. В озере прячутся коварные топляки. Топляк - это бревно, торчком плавающее в озере. Наружу выглядывает лишь круглая черная шапочка. Такие топляки не страшны, их издалека видно. Встречаются топляки, полностью ушедшие под воду, как подводные лодки. Их вообще можно не увидеть. Лодка проскакивает над таким топляком, а крыльчатка мотора может зацепить. И тогда стой и меняй шплинт. Самый опасный топляк - это тот, который то немного выглянет из воды, то снова спрячется. Не отвернешь вовремя - такой топляк может пропороть дно лодки. Валентина Гавриловна говорит, такие случаи на этом озере были. Поэтому Ваня не дает полный газ и внимательно смотрит на воду. Прямо по курсу что-то мелькнуло в волнах и пропало. Ваня отводит в сторону румпель, и лодка плавно меняет направление. Так и есть - самый коварный топляк! Когда набегает волна, его не видно. Потом выглянет на секунду - и снова под воду. Да-а, тут гляди в оба! Сегодня Ваня не радуется живописным берегам, озеру, интересному путешествию. У него плохое настроение. Светлые пронзительные глаза сощурены, губы сжаты. Не ожидал от Андрея такого! Где он сейчас? Машина ушла в три утра. Валентина Гавриловна еще вечером дала ему деньги на билет. Наверное, уже к Ленинграду подлетает... Разве можно так? Вместе приехали - вместе и назад. Будто одного Андрея кусают комары и мошка... Что и говорить, Север - это не Крым. Нет, дело не в комарах и мошках. И даже не в осе. Ваня знал приятеля не один год. Андрей умеет терпеть. Не это вынудило его уехать... Что же тогда? И Ваня вспомнил их первую поездку с Галиной Алексеевной и Леной. Вспомнил то необыкновенное чувство свободы, радости, когда мотор заработал и лодка пошла по ламбе к перемычке. Глаза Андрея тоже сияли гордостью и радостью... Потом, уже на Вял-озере, с Андреем произошла какая-то перемена: глаза стали отсутствующими, лицо непроницаемым, он старался не смотреть на Ваню... Мотор взревел, лодка вздрогнула и рванулась вперед, - это Ваня в сердцах крутанул румпель. Он увидел повернутые к себе лица девушек и тотчас сбавил газ... Зачем он обманывает самого себя? Ведь отлично знает, что произошло с приятелем: Андрей обиделся. И обиделся за дело. Ведь Ваня, хотя и не слышал, что тогда на лодке говорил ему Андрей, но прекрасно понял: приятель просил уступить ему место на корме. Андрей хотел сам повести лодку. Но Ваня сделал вид, что ничего не понял. И это было большое свинство. Даже не свинство, а предательство. Не мог тогда Ваня оторваться от румпеля. Это было свыше его сил. Казалось, он и мотор - единое целое. До чего удивительно приятное чувство, а вот Андрею не довелось испытать этого. Из-за Вани. И потом, когда Ваня попытался передать Андрею румпель, а Галина Алексеевна не разрешила, было уже поздно... Андрей не простил ему. Не из-за комаров и мошки уехал Андрей, а из-за него - Вани. Ледяные брызги окатили лицо, тоненькой струйкой проникли за воротник. Ваня зябко передернул плечами и еще больше съежился. Утром после завтрака Георгий Васильевич Назаров подошел к нему и, пожав руку, как взрослому, сам попросил доставить микробиологов на дальний остров, где разбили свой лагерь ихтиологи. - Я, признаться, не верил, что вы разбираетесь в моторах, - сказал он. - В общем, спасибо за помощь. И еще одно: из лагеря не гоню. Нравится - живи. В другое время от этой похвалы сурового начальника Ваня так и расцвел бы, а сейчас лишь кивнул. Володя Кузнецов - он тащил в лодку канистру с горючей смесью - остановился и, подмигнув, продекламировал: - "Гарун бежал быстрее лани, быстрей чем заяц от орла..." А ты чего же остался, юный пионер? - У него хроническая ангина, - соврал Ваня. - Каждый вечер температура поднимается. - Ангина - это ужасно... - засмеялся Володя. - Ты покрепче обмотай горло шарфом, а то, чего доброго, и тебя прихватит... - Мне бы такую шляпу, как у вас, - подковырнул в свою очередь Ваня. - Если через неделю не сбежишь - подарю! - громко, чтобы услышали микробиологи, заявил Володя. Высматривая топляки, Ваня и не заметил, как прямо по курсу вырос большой лесистый остров. Один берег крутой, с вывороченными деревьями, другой пологий, с узкой песчаной косой. Туда Ваня и направил лодку. Валя покивала, - мол, все правильно. Когда "Казанка" с выключенным мотором по инерции проскрежетала днищем по песку, Ваня заметил в осоке большую лодку со стационарным мотором, установленным посередине. Нос лодки был вытащен на берег. Девушки, оставив в лодке задубевшие плащи, вышли на берег. На острове ветра не слышно. Лишь где-то далеко в подветренной стороне тихо плещет в берег волна. Перекрыв бензоподачу, Ваня тоже выбрался на берег и с удовольствием распрямился. По узкой тропинке из глубины острова спускался высокий бородатый парень в штормовке. Голенища подвернутых сапог звучно шлепали. - Что я вижу? Наш суровый и неприступный остров посетили прекрасные амазонки... Ура! - еще издали сказал он. - Вера, Галя, мы амазонки! - засмеялась Валентина Гавриловна. В ватниках, брюках и резиновых сапогах девушки уж если кого и напоминали сейчас, так это рыбачек-поморок. Услышав голос, Ваня поднял голову - он привязывал веревкой лодку к пню - и уставился на парня. - Ихтиологи искренне рады приветствовать на берегу этого пустынного острова своих дорогих коллег микробиологов... - балагурил парень и вдруг увидел Ваню. Лицо у него смешно вытянулось, рука машинально стала щипать закудрявившуюся бороду. - Девочки, ущипните меня, кого я вижу?! Вот это встреча... Ваня... Ваня Пирожков! - Мельников, - улыбаясь, поправил Ваня. - Вот так встреча... - повторил парень. - Мой дорогой ученик Ваня Мельников на диком острове... Девочки, ну стукните меня, пожалуйста, по спине! Это галлюцинация. - Сейчас палку потолще найду, - пообещала Галя Летанская. - Я вас тоже сразу не узнал, - сказал Ваня. - Вы в школе были без бороды. Парень сделал скорбное лицо и приложил руку к сердцу. - Покорнейше прошу меня извинить, Ваня Мельников. Я уже краснею... На этом прекрасном и благоустроенном острове почему-то до сих пор не установили электростанцию, а даровую комариную энергию - ее здесь изобилие, к сожалению, мы еще не научились превращать в электрическую... Но поверь, бьемся над этой серьезнейшей проблемой - и уже кое-какие успехи есть... Девушки рассмеялись. - А где же твой лучший друг... вспомнил! Андрей Пирожков? - Далеко, - сказал Ваня. - Наверное, уже в Ленинграде. 14. БУРЯ НА ВЯЛ-ОЗЕРЕ Виктор Викторович шагает впереди, Ваня немного отстал. Ему все интересно на этом холмистом диком острове. Будто сказочные великаны свирепо дрались здесь друг с другом. Палицами служили им вывороченные с корнями толстенные деревья, камнями - вот эти огромные позеленевшие глыбы, а там, где исполины схватились врукопашную, остались их беспорядочные следы - глубокие неровные ямы с затянутой ряской гнилой водой на дне. Бросишь туда камень, зеленая муть неохотно расступится, жирно блеснув черной водой, и, звучно чмокнув, снова сомкнется. Таких буйных первобытных лесов Ваня не видел. Еще в детском саду его воображение поразила известная картина Васнецова "Иван-царевич на сером волке". Дремучий непроходимый лес, оскаленная волчья морда и бедный Иван-царевич... Эту картину вспомнил Ваня, продираясь сквозь чащобу северного леса. Все здесь, на Севере, поражало своей необузданностью, размахом и мощью. Пусть сосны, ели, березы здесь не такие высокие и стройные, как под Ленинградом, но зато они кряжистые, могучие. И растут вплотную друг к дружке. Если буря здесь пронесется, так выворачивает деревья с корнями, если разыграется Вял-озеро, то даже буксиры-водометы спешат поскорее укрыться в бухте, засвистит ветер - ушам больно, зарядит проливной дождь, так в несколько часов все вокруг затопит. Оно и понятно: зима здесь суровая и длинная. Сплошная полярная ночь. Семь-восемь месяцев мертво стоят большие и малые озера подо льдом. А уж пришла весна, все сразу оживает, буйно зацветает, спешит в этот короткий отпущенный природой срок взять свое. Уж если солнце в зените, то печет так, что от земли испарина поднимается к самым облакам. За три-четыре месяца все успевает распуститься, отцвести и принести обильные плоды. Морошку на болотах собирают ведрами, грибы можно косить, рыбу ловить руками. Неожиданно прямо перед ними на заросшей кустарником опушке возникла странная деревянная постройка, чем-то напоминающая церковь. До самого крыльца поднялась длинная тонкая трава с грустными сиреневыми цветами. Постройка давным-давно заброшена, в окнах нет стекол, крыша в нескольких местах провалилась. Немного в стороне стоят толстенные трухлявые пни. Поблизости даже деревьев таких не видно. Да и пни необычные: высокие, в человеческий рост. - Настоящая избушка на курьих ножках, - сказал Ваня. - Это монашеский скит. - Виктор Викторович остановился. Здесь отшельники жили. У студента густая черная борода. К воротнику прицепилась сухая ветка. - Заберись-ка на столб, - предложил Виктор Викторович. - Зачем? - удивился Ваня. - Никогда таких длинных пней не видел. - Эти пни интересные, - сказал Виктор Викторович и подошел к столбу. Покачав его, осторожно взобрался. Ване пришлось подкатить еще один растрескавшийся чурбан, и только тогда он залез на соседний пень. - Смог бы ты простоять вот так весь день? - спросил Виктор Викторович. - А вы? - Я твой бывший учитель, - улыбнулся Виктор Викторович. - Я спрашиваю - ты отвечай... Ты случайно не в Одессе научился отвечать на вопрос вопросом? - Я в Одессе не был, - сказал Ваня. - Монахи, жившие в прошлом веке в этом ските, наложили на себя обет. Вон видишь в кустах две могилы? Там похоронены молчальники. Один молчал восемь лет, другой - девятнадцать. Представляешь себе, за все это время они не произнесли ни одного слова! А на этих самых столбах стояли столпники. И стояли не так, как мы с тобой, а обнаженные. И ничем не мазались от комаров и мошки. - А как же они спали? Тоже стоя? - Они стояли по пять-шесть часов в сутки. - Чудаки, - сказал Ваня. - Зачем они накладывали на себя такие обеты? - Религиозные фанатики; возможно, в молодости много нагрешили, а к старости вот таким варварским способом решили свои грехи искупать. - Целый день простоять голым на столбе! - содрогнулся Ваня. - И веткой не обмахивались от гнуса? - Терпели. - Вот это сила воли! - восхищенно сказал Ваня. - Сила воли, - повторил Виктор Викторович. - Это верно. Отшельники обладали огромной силой воли, а какой смысл был в этом? Людям какая от этого польза? Когда человек жертвует собой, готов на любые страдания во имя высоких идеалов, это понятно. А стоять день на столбе или молчать годами - это глупое самоистязание. Кто вспомнит этих и тысячи других великомучеников добрым словом? Пройдет еще несколько лет, разрушится скит, а могилы сравняются с землей. Ваня задумался и помрачнел. Стоя на столбе, снова вспомнил Андрея Пирожкова. Эх, Андрей, Андрей! Так хорошо жили в палатке, спали в теплых мешках, ели жареную рыбу, а какая тут рыбалка! Комары кусали, так ведь всегда можно этой дрянью намазаться... Не из-за комаров удрал Андрей... - Теперь, наверное, нет таких людей, чтобы смогли свои обеты выдержать? - с грустью сказал Ваня. - Давай попробуем? - с серьезным видом предложил Виктор Викторович. - Разденемся и хотя бы часик постоим, а? Ваня взглянул на него и стал стаскивать куртку. - Час простою, - сказал он, намереваясь снять и свитер. - Вот обида! Придется в другой раз устроить нам себе такое испытание, - засмеялся Виктор Викторович. - Сюда идут женщины. Никто здесь не запрещал Ване брать лодку и ловить рыбу. Лишь просили не отплывать далеко от острова. Вял-озеро очень коварное: сейчас тихо, спокойно, а через час-два может настоящая буря разыграться. Сорвет лодку с якоря и унесет бог знает куда. Волны, как в море, гуляют. Ничего не стоит лодку опрокинуть. Все это говорила Валентина Гавриловна. Виктор Викторович не пугал и ни о чем не предупреждал. Он считал, что настоящий мужчина должен во всем быть самостоятельным и иметь трезвый ум. Там, в школе, Ваня по сути дела два-три раза и видел-то практиканта. Виктор Викторович оказался веселым, жизнерадостным человеком. Ваня ни разу еще не видел его мрачным. Вечером, когда солнце зайдет за Сень-гору, в бревенчатом рыбацком доме с почерневшим потолком собирались ихтиологи, микробиологи и, поужинав, просили Виктора Викторовича сыграть что-нибудь и спеть. Он хорошо играл на гитаре и пел про бродяг-геологов, студентов. Ваня готов был слушать до утра, если можно назвать утром все тот же полярный день. Только солнце появлялось не из-за Сень-горы, а с противоположной стороны, где в туманной дымке виднелся вытянутый в длину остров, который почему-то называли Дураком. Когда Ваня не ездил с микробиологами, Виктор Викторович брал его с собой. Они проверяли капроновые сети. Почти каждый раз вынимали по десять - двадцать килограммов разной рыбы. Живую щуку и окуней отпускали, а сигов и плотву вытаскивали из сети и потом тщательно обмеряли, взвешивали, вскрывали, копались во внутренностях и все записывали в толстую клеенчатую тетрадь. Проверять сети Ваня любил, а вот ковыряться в рыбьих потрохах ему не нравилось. Микробиологи привозили пузырьки с пробами воды. Пробы брали они начиная с поверхности и так до самого дна. Микробиологов здесь прозвали "микрушками", а гидробиологов - "букашками". Впрочем, никто на это не обижался. В этот запомнившийся на всю жизнь день озеро было на редкость безмятежное. У берегов вода не шелохнется. Горбатые сосны и ели, высокие розоватые облака, черная рогатая коряга - все это отчетливо отражалось в озере. Далеко за островом чуть заметно рябило. А может быть, это рыба играла. Ваня решил плыть к Каменной гряде, где, как утверждал Виктор Викторович, водились крупные черные окуни. Пока такого горбача тащишь, удилище так и ходит ходуном в руках. Каменная гряда находилась, примерно, в двух километрах от острова. Когда на озере гуляет волна с белыми гребешками, гряду не увидишь, а сегодня в тихую ясную погоду вытянувшиеся в длинную цепочку черные камни были отчетливо видны. Чем ближе к гряде, тем камни становятся больше. Бока у них влажно лоснятся. На камнях, изредка поворачивая головы, отдыхают чайки. Одна лодка уже стояла на якоре. Сразу видно, не из экспедиции. Черные просмоленные лодки с высокими бортами и крутым выгнутым носом принадлежали местным жителям, и называли их карбасами. На таком карбасе со стационарным двигателем однажды по какому-то делу приплыл в лагерь рыбак. Подплыв ближе, Ваня увидел на карбасе девчонку лет четырнадцати. Из-под выгоревшего платка выбивались ярко-желтые пряди волос. Девчонка то и дело заталкивала волосы под платок, но они снова вылезали. Во все стороны торчали поставленные на рогульки длинные кривые удочки. Больше в лодке никого не было. В прутяной корзине зеленели порядочные окуни. Верхние шевелились и подпрыгивали. - Можно, я здесь встану? - вежливо спросил Ваня. - Жалко, что ли, - ответила девчонка и с любопытством взглянула на него. Ваня осторожно опустил якорь, размотал леску и, нанизав на крючок кусочек плотвичного мяса, закинул удочку. Он думал, проворный черный горбач тут же потопит поплавок, но ничего подобного не произошло. Поплавок - гусиное перо - неподвижно краснел в спокойной воде. Вот всегда так: плывешь в заветные места, надеешься на бешеный клев, а все наоборот: у острова - куда ни кинь - прекрасно клевало, а тут полная тишина. Ваня уже по опыту знал: если окунь сразу не схватил, вытаскивай удочку и ищи другое место. Северный окунь не любит церемониться: уж если клюет, так сразу поплавок на дно, а нет, так будто отрезал. Между тем девчонка резко взмахнула удочкой и стала спокойно, без обычной суеты выводить добычу. Окунь чертил красноватым спинным плавником воду, упирался, ошалело сигал в сторону, но девчонка ловко подтаскивала его все ближе к лодке. Когда трепыхающийся окунь шлепнулся в плетенку, Ваня завистливо вздохнул: ему такие крупные еще не попадались. Когда она вывернула из глубины третьего горбача, Ваня не выдержал и спросил: - На что ловишь? - На ряпушку, - ответила девчонка. Про эту маленькую рыбку Ваня слышал много уже, но ни разу не видел ее. Вчера только поставили с Виктором Викторовичем специальную мелкоячеистую сеть на ряпушку, но еще не проверяли. - А я на плотвиное мясо, - сказал Ваня. - Можешь весь день сидеть, и ни один не клюнет, - авторитетно заметила девчонка. Взмахнула свистнувшим удилищем и подсекла еще одного красавца. Судя по тому, как он заартачился, это тоже был крупный экземпляр. - Везет же людям, - вздохнул Ваня. И хотя он произнес эти слова почти шепотом, девчонка услышала. - Чего такой гордый?.. - усмехнулась она. - Попросил бы, давно дала бы тебе наживки. Ваня вытащил якорь - тяжеленную ржавую железяку - и подплыл к девчонке. Рядом с его маленькой фанерной лодчонкой карбас выглядел катером. Посередине установлен большой мотор неизвестной Ване конструкции. Вместо румпеля - кривой, причудливо изогнутый железный прут. Ржавая выхлопная труба перевешивается через высокий борт. Неужели девчонка сможет запустить эту керосинку? Вслух свои сомнения Ваня не стал выражать, чего доброго, обидится и не даст ряпушки. Девчонка с интересом смотрела на него. Губы припухлые, круглый подбородок с ямочкой, на скуле маленький белый шрам. А вообще глазастая, симпатичная. - Как тебя звать? - спросил Ваня. - Элла. - Живешь в глуши, а имя... - Не всем ведь жить в городе, - ничуть не обиделась девчонка. - По правде говоря, я город не люблю. Очень много людей. Даже страшно. - Чего же тут страшного? - Чувствуешь себя букашкой, микробом. - Я живу в большом городе и не чувствую себя букашкой. Это ты загнула! Ляпнула, не подумав. - В городе живешь, а какие слова говоришь: загнула, ляпнула! Ваня заерзал на сиденье: еще учит, как ему говорить! Забралась в чужую лодку и воображает. Сама и мотор-то запустить не сможет. - Нормально я говорю, - пробурчал Ваня, сдерживая раздражение. - Тебя сюда дядя Кузьма из Умбы привез, да? - Смотри, все знает! - Ваня усмехнулся. - И Саньку знаешь? - Конечно. - И мать его знаешь? - Тетю Дусю-то? - Я молчу, - сказал Ваня. Вот он, поселок. Здесь все друг про друга знают, а в Ленинграде Ваня даже в своей парадной не всех жильцов знает. - Вы ведь приехали вдвоем. Где же твой друг? - Был да сплыл. - Неужели утонул! - усмехнулась девчонка. - Соскучился по своей дорогой мамочке и уехал в Ленинград, - сказал Ваня. - У вас тут лютуют комары и один сплошной день. А наш Андрюшенька привык спать ночью. - Нехорошо так про своего друга говорить, - с укоризной сказала Элла. - А бросать товарища одного - хорошо? - Кто непривычный к нашему климату, тому первое время трудно здесь... Взрослые и то бывает не выдерживают. - Трус он, вот кто! - сказал Ваня. - Дезертир. - А ты злой... И глаза у тебя злые. - Не надо мне твоей ряпушки, - обиделся Ваня и оттолкнулся от карбаса, в который уже намеревался взобраться. - И окуней мне не надо... Мы каждый день на острове уху из сигов едим. - В сетку-то и дурак поймает... - Сама ты дура! И глаза у тебя глупые, как у куклы. - Правильно сделал твой приятель, что сбежал, - невозмутимо сказала Элла. - С таким злюкой за одним столом-то сидеть противно... А кто других людей дураками обзывает, сам не очень-то умный. - Если бы ты не была девчонка, я сейчас бы залез в твою дырявую лоханку и... - Залезь, - спокойно сказала девчонка. Если бы она тоже разозлилась и стала ругаться, Ване не так было бы обидно, но девчонка была невозмутима. Все так же прямо сидела в лодке и смотрела на поплавки. Ваня решил, что вот сейчас смотает удочки и проплывет под носом у девчонки, прямо по поплавкам. Специально распугает всю рыбу. - С сопливыми девчонками я не дерусь, - проворчал он, желая, чтобы последнее слово было за ним. - Если бы ты сунул свой толстый глупый нос в мою лодку, я бы тебя как миленького выкупала. - Извини, хозяйка Медной горы, я не знал, что это твое озеро, - ядовито заметил Ваня. - Может быть, оно называется Элл-озеро? В этот момент налетел порыв ветра и сорвал с Ваниной головы кепку. Он успел подхватить, а то упала бы в воду. Девчонка посмотрела на небо, потом на озеро и сказала: - Я тебе советую плыть к нашему берегу. - Обойдусь, - буркнул Ваня. Небо, оно только что было голубое и чистое, вдруг побледнело, а потом посерело. Из-за горизонта неслись плоские округлые облака. Вслед за ними, толкаясь, наползая друг на друга, торопились короткие тупорылые тучи. Тревожно закричали чайки. Лишь те, что сидели на камнях, пока помалкивали. Тихое до сей поры Вял-озеро как-то незаметно пришло в движение. Сначала наперегонки с облаками к гряде весело побежали маленькие сиреневые волны. Даже не волны, а глубокая рябь. Но уже видно было, как вдали озеро вдруг сразу все заходило ходуном. Порывы ветра становились все сильнее, иногда в лицо ударяли мелкие брызги. Вода у камней ожила, зашевелилась. Не рассердись Ваня так на девочку, он ни за что не поплыл бы к острову. Хотя еще и не видел Вял-озера во всей его штормовой красе, было ясно, что путешествие предстоит рискованное. Лодка слишком легкая, а волны будут высокие. Но Ваня уже закусил удила. Злясь на девчонку и на себя, что не смог сдержаться, он даже не стал сматывать леску - бросил удочку на дно и взмахнул веслами. Лодка послушно скользнула вперед. С удовлетворением отметив, что весла уходят в неспокойную воду без всплеска, а лодка с каждым взмахом двигается быстрее, Ваня почувствовал себя уверенным, сильным. Он знал, что девчонка наблюдает за ним. Когда Ваня отплыл метров на пятьдесят, девчонка поднялась и, сложив ладошки рупором, закричала: - Греби к нашему берегу-у! Слышишь, к берегу-у! До острова не доплыве-ешь! Опрокине-ет! Ваня даже не посмотрел в ее сторону. Подумаешь, ветер поднялся, заштормило! Ну, покачает маленько, велика беда... Но он, оказывается, совсем не знал Вял-озера. Вокруг засвистело, застонало, на лицо будто кто-то тугую подушку положил, даже дыхание перехватило, а глаза застлало слезами. Лодка сама по себе круто развернулась, причем так быстро и неожиданно, что чуть весла из рук не вырвались. Ваня глянул вперед и обомлел: прямо на него катились огромные валы с белыми развевающимися на ветру гребнями. От них отлетали и растворялись в воздухе клочья пены. Вместе с волнами нарастал тревожный мощный гул. В следующий момент Ваня взглянул в ту сторону, где осталась девчонка, но тоже увидел валы. И ему показалось, что они идут на него. И между этими двумя стенами воды, будто в ущелье, оказался он на своей лодке. Гряду будто кошка языком слизнула. Ни одного камня не видно. Весла вдруг замолотили по воздуху, лодку завертело, закрутило. То она проваливалась куда-то вниз - и у мальчишки замирало сердце, то взлетала вверх. Волна обдала его с ног до головы, и лодка сразу стала не такой верткой. Ваня перестал ориентироваться, где остров, где берег. Кругом грохочущая вода и летящее над головой серое небо. Лодка норовистым козлом еще пыталась прыгать по волнам. Ваня бросил весла на залитое водой дно: бесполезно и пытаться грести. Лодка повернулась боком к волне, и Ваня, еще толком не успев сообразить, что произошло, пробкой вылетел из лодки и оказался в жгучей холодной воде. Вода сомкнулась над головой, заломило в ушах. Выплыв на поверхность, увидел скользкое серое днище своей лодки. В пазах чернела смола. Одно весло пронеслось мимо самого носа и исчезло. Где-то должен быть спасательный пояс... Одежда намокла, стало тянуть вниз. И тогда он закричал. Причем, каким-то тонким, незнакомым голосом. Он даже не подозревал, что может так кричать. Впрочем, из-за свиста ветра и шума волн он сам-то себя еле услышал. Но все равно этот смертельно-тоскливый крик запомнился на всю жизнь. Тяжелые резиновые сапоги гирями тянули на дно, брезентовая куртка стала картонно-жесткой и стесняла движения. Спасательный пояс из пенопласта, на котором он сидел, розовел на колыхающихся вдалеке волнах. Нечего было и думать за ним гнаться... Вспомнилось, Виктор Викторович говорил, что пояс всегда нужно привязывать бечевкой хотя бы к петле куртки... Щедро плеснуло в лицо, и он закашлялся, наглотавшись воды. Больше он не кричал. Изо всех сил работая руками и ногами, старался удержаться на поверхности. Чувствовал, что его все ближе относит к берегу. Было слышно, как волны с грохотом разбивались о сушу. Но он знал, что не доплывет. Попробовал сбросить с ног сапоги-гири, но лишь снова наглотался воды. Силы убывали. И злые горячие слезы текли из глаз. Несколько раз до него донесся далекий тревожный крик, скомканный ветром, но он уже не мог повернуть голову. И тут послышался негромкий, добродушный шум мотора. Прямо перед ним вырос просмоленный бок карбаса. Всего в каких-то трех метрах. Элла с развевающимися на ветру золотистыми волосами и хлопающей за спиной косынкой протягивала ему тонкую мокрую руку... До самого берега они не произнесли ни слова. Ваня с трудом стащил резиновые сапоги и вылил из них воду. Карбас колоколом гудел от свирепых ударов волн, но шел точно в том направлении, куда правила девчонка. Платок улетел с ее шеи, когда помогала Ване взбираться в высокий карбас. Ветер швырял девчонке в глаза длинные желтые пряди волос, она то и дело одной рукой отбрасывала их с глаз. Другой - крепко держала кривой железный прут, заменявший румпель. На берегу их ждал высокий человек в брезентовой куртке, подпоясанный широким ремнем с медной пряжкой. Как только карбас ткнулся носом в песчаный берег, человек ухватился за него и еще дальше вытащил на отмель. Потом, будто котенка, сгреб мокрого, дрожащего Ваню и поставил на землю. Сверху вниз посмотрел на него, усмехнулся: - Выкупался, молодец? На нашем озере это не диво. Моли бога, что дочка у меня такая проворная, я бы уже не успел до тебя добраться. - Это Ваня, - сказала Элла. - Он с острова приплыл, папа. - Лодка-то моя утонула, - первое, что сказал Ваня, выйдя на берег. - Гляди какой шустряк! - удивился человек. - Чуть в гости к ракам не угодил, а про лодку помнит... Бегом в сторожку! Там печь затоплена, погрейся, обсушись. Элла взяла Ваню за руку и, как маленького, повела по узкой тропинке в лес, где виднелась небольшая серая избушка, похожая на ту, в которой они жили на острове. Из круглой железной трубы валил дым. Ветер тут же подхватывал его и, разодрав на синие клочки, развешивал на колючие лапы елей. - Мой папа сплавщик, - сказала Элла. - Собирает прибитые к берегам хлысты, связывает их, а потом приходит катер и забирает. Ваня не ответил. Он вдруг почувствовал, что смертельно устал. Хотя и был босиком, казалось, к каждой ноге привязано по пуду. Глаза слипались. Так бы и упал грудью на эту родную твердую землю и прямо в мокрой одежде заснул бы... - Отпусти, я сам, - вырвал руку Ваня. - В детском садике и то никого за руку не держал. Элла взглянула на него и прикрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться. - Ты чего? - подозрительно спросил Ваня. - У тебя окунь в ухе! Ваня машинально поднял руку и пощупал ухо. - Смешной ты... - громко рассмеялась девчонка. К вечеру лодку прибило к берегу. Она так и вылезла на желтый прибрежный песок днищем кверху. Какой-то противный моллюск уже прилепился к доске. Обрадованный Ваня два раза обошел кругом весь остров в надежде найти и весла, но, куда не кинь взгляд, кругом бревна. Много их выбросило в этот раз на пустынный берег. Отец Эллы бродил по берегу в высоких резиновых сапогах, сталкивал багром бревна снова в воду и там связывал просмоленными канатами в плоты. Ваня обсушился у печки. Пришлось все снимать с себя, выжимать и потом развешивать над печкой. Элла специально веревку протянула от стены до стены. Сделанная из железной бочки печка топилась жарко, и через полтора часа все высохло, даже сапоги. За окном завывал ветер, шумело озеро, в стекла хлестко ударяли крупные дождевые капли, скрипели, раскачиваясь, деревья, а в избушке тепло и сухо. Пахнет свежим хлебом, вяленой рыбой и березовым веником. Ваню разморило и с новой силой стало клонить в сон. Он "клюнул" и чуть не обжег нос о трубу. Взяв с топчана старенькое коричневое одеяло, завернулся в него и, прислонившись спиной к ящику с канатом, сразу же провалился в тяжелый глубокий сон без сновидений. Разбудила Элла. Пока Ваня сушился, она помогала отцу вязать бревна, а теперь вот пришла проведать. Молча поставила на стол котелок с застывшей, как холодец, ухой, нарезала хлеб, положила деревянную ложку и головку чесноку. - Не обессудь, - насмешливо заметила она, - сигов мы еще не наловили... Ваня, моргая со сна, смотрел на нее. Одеяло сползло с плеч, и он натянул его. С трудом сообразил, где он и что с ним произошло. Элла подбросила в едва теплившуюся печку дров. На загорелых коленках девчонки свежие царапины. Если бы не Элла... Ваня даже плечами передернул, представив на миг, что бы тогда было... - Кажется, я заснул, - сказал он. - Кажется! - фыркнула девчонка. - Ты спал два часа. Чуть одеяло не сжег. Из печки выкатился уголек - и прямо тебе на колени. Видишь, дырка? Мог бы и сам сгореть... - Элла рассмеялась. - Как говорится, из огня да в полымя. - Из воды в огонь, - поправил Ваня. - И ты потушила... этот пожар? - Из кружки плеснула, ты даже не пошевелился. - Выходит, ты меня уже два раза спасла? - А ты все считай, - опять засмеялась девчонка. - Уж тогда не два, а три раза. - Три? - Когда я первый раз прибежала сюда, гляжу, у твоих ног змея свернулась и смотрит на огонь... - Врешь! - воскликнул Ваня. - Иди погляди, она под сосной валяется... Здоровенная! Я ее за хвост и об пол. - Действительно, я попал в избушку на курьих ножках, - сказал Ваня. - Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит... Русалка - это ты. - Будешь обзываться - не дам компота. - Ты была в Ленинграде? - помолчав, спросил он. - В Кандалакше была, в Мурманске, а в Ленинграде нет, - ответила Элла. - Если приедешь, я тебе весь город покажу, - сказал Ваня. - Запиши мой адрес. - Не в последний, наверное, раз видимся, - улыбнулась Элла. - Ты ешь, уха-то двойная... Видишь, сама застыла. Уха была великолепная. Ваня съел все, что было в котелке. На второе Элла подала подогретую на печке картошку с жареной рыбой. Ваня и это съел с удовольствием. Черствую корку хлеба он старательно натирал крепким пахучим чесноком и посыпал солью, как научил его Виктор Викторович. На третье девчонка налила в стакан из жестянки консервированный компот из слив. - Обязательно приезжай, - сказал Ваня. - Будешь жить у нас, квартира большая. - Здесь останешься ночевать, или на остров отвезти? - Наверное, уже волнуются, - сказал Ваня. Элла быстро убрала со стола, вымыла в большой эмалированной миске посуду. Ваня все насухо вытер полотенцем. Элла подобрела и весело посматривала на него. Да и Ваня никак не мог взять в толк, с чего это он тогда взъелся на такую хорошую девчонку? - Ты далеко отсюда живешь? - спросил он, застегивая куртку. - В Вильмаламбине. Это далеко, на другой стороне озера. Ваши приезжают в наш поселок в бане мыться. - Я ни разу не был. - Каждую субботу на машине приезжают. Как закон. Они вышли из дома. Глядя на озеро, трудно было поверить, что была буря. Ровная зеркальная гладь раскинулась кругом. Ни одной морщинки. Редкие облака отражались в воде. Закатившееся за остров солнце подкрасило их в желто-розовый цвет. Отсюда Сень-гора видна как на ладони. У подножия растут сосны и ели, выше - березы, осины. Меж деревьев разбросаны гранитные обломки. Чем круче Сень-гора, тем меньше деревьев. Недостает им сил вскарабкаться на этакую крутизну. Лишь кустарник да зеленые мхи добрались до самого верха. Над вершиной неподвижно застыла огромная сизая воронка. Широкая розовая горловина направлена в небо, а сужающийся книзу конец воткнулся в самую маковку горы. Уж не этот ли смерч свирепствовал днем над Вял-озером? А сейчас, опустошенный, побледневший, успокоился и остановился передохнуть над красавицей Сень-горой. - Никогда такого не видел, - кивнул Ваня на гигантскую воронку. - Я тоже, - призналась Элла и, помолчав, спросила: - Почему ты назвал меня хозяйкой Медной горы? Кроме Сень-горы, тут близко и гор-то больше нет. - Ты разве не читала "Малахитовую шкатулку" Бажова? - удивился Ваня. - Не читала. - Ладно, я тебе из Ленинграда пришлю, - пообещал Ваня. - Книга - закачаешься. - Я в библиотеке возьму, - сказала Элла. - Если только она там есть. У нас маленькая библиотека. Андрей Степанович - отец Эллы - сам привязал Ванину лодку к карбасу. К своему удивлению и радости, мальчишка увидел на дне лодки два желтых, только что вытесанных топором весла. Это Андрей Степанович сделал, пока они с Эллой беседовали в избушке. - Спасибо, - сказал Ваня. - С Вял-озером, парнишка, шутки плохи, - сказал сплавщик. - На такой лодочке далеко от берега больше не рискуй выходить. На этот раз повезло, а в другой раз - кто знает... Ваня думал, Андрей Степанович заберется в карбас и поплывет с ними, но он только встряхнул канистру со смесью и, подождав, когда они усядутся, оттолкнул карбас от берега. Элла завела мотор и взялась за кривую железяку. - Погоди! - вспомнил Ваня. - Где же моя змея? - Ты что, змей не видел? - удивилась Элла. - Глуши, говорю! Элла пожала плечами и передвинула какую-то железяку: негромко квохтавший мотор заглох. - Что еще? - спросил Андрей Степанович. - Забыли чего? - Ага, - сказал Ваня, выскакивая из лодки. Мертвая, изогнувшаяся дугой змея лежала под сосной во мху. Ваня с опаской поднял ее за хвост - змея не разогнулась. - Гадюка, - сказал он. - Их много тут, - сказала Элла. - Меня уже два раза кусали. - Можно, я ее возьму? - Чудной ты! - посмотрела на него Элла. - Бери, да только зачем она тебе? - Надо, - сказал Ваня и, держа изогнувшуюся змею за холодный хвост, понес к лодке. Карбас, таща на буксире лодку, ходко пошел на плес. Позади на зеркальной глади озера образовалась жирно поблескивающая полоса взбаламученной винтом воды. Будто гигантский плуг прошел по озеру. Из-за острова вымахнула красноносая чайка и низко полетела за лодкой. Элла достала из кармана голубой куртки кусок хлеба, отщипнула и бросила. Чайка красиво спикировала и, едва коснувшись воды, ловко схватила хлеб. Отлетев немного в сторону, села и проглотила. На берегу стали собираться люди. Издали их трудно было узнать. Все смотрели на приближающуюся лодку. Ваня заерзал на месте, помрачнел. Лучше бы причалить тихо, без публики... Когда карбас с шорохом вполз на берег, Ваня не поверил своим глазам: у самой воды вместе со всеми стояли Андрей Пирожков и Саня из Умбы. Если взрослые старались быть серьезными, то Андрей и Саня широко улыбались. - Ну, Ваня, не ожидала я от тебя такого! - бросилась к нему Валентина Гавриловна. - Где ты был? Почему твоя лодка на буксире. - Дай ему прийти в себя, - сказала улыбающаяся Вера Хечекова. - Жив, здоров, а это главное. - Где же все-таки был? - непривычно сухо спросил Виктор Викторович. - Я пол-озера обшарил - не нашел тебя. - Удил рыбу, тут как задует... - сбивчиво начал Ваня. - Ну, я... это... - Гляди-ка, Элка! - первым заметил притихшую в лодке девчонку Санька. - Чего ты тут делаешь? - Когда начался шторм, Ваня переждал на берегу, - коротко объяснила Элла. - Мы с папой там плоты из бревен вяжем. - А мы чего уж тут ни передумали... - сказала Валентина Гавриловна. - Никого не предупредил, сел на лодку и - до свиданья. Разве так можно? - Ты забыл, я ведь за тебя отвечаю, - сказала Вера Хечекова. - На Верочке лица не было, когда налетела буря, - ввернула Галя Летанская. - Она два часа тебя на моторке разыскивала. - Все хорошо, что хорошо кончается, - улыбнулась Вера. - Здравствуй, - сказала Элла и, выбравшись из лодки, по-взрослому подала Сане руку. - Я думал, Пирог, ты давно в Ленинграде, - сказал Ваня. Он все еще не мог прийти в себя от изумления. - А ты вон где - на острове! - Нас Виктор Викторович, когда тебя разыскивал, захватил из Вильмаламбины... У Сани там родственники. Мы еще вчера приехали из Умбы с дядей Кузьмой. - Элка - моя двоюродная сестра, - сообщил Саня. Виктор Викторович подошел к лодке, достал весла, посмотрел их и, усмехнувшись, положил на место. Ваня настороженно наблюдал за ним: сейчас спросит, где пояс, удочки, но студент спросил о другом: - Веселая была у тебя, Мельников, рыбалка? - Какое уж тут веселье. - А мне сдается, надолго запомнишь ты сегодняшний день, - без улыбки сказал Виктор Викторович. - Отчитывать и пилить я тебя не буду, да, пожалуй, и не за что, тем более, ты теперь сам близко познакомился с настоящим Вял-озером. И, надеюсь, сделал соответствующие выводы? По крайней мере, усвоил хотя бы одну прописную истину: не зная броду, не суйся в воду. - Это точно, - сказал Ваня. - Больше не сунусь. - Вот и великолепно! Подошли Андрей, Санька, Вера Хечекова. - Где же твоя рыба, рыбак? - спросила девушка. - Там, где я ловил, берет только на ряпушку, - сказал Ваня. - Не верите - спросите у Эллы. 15. ОДНАЖДЫ НА ОЗЕРЕ... С Андреем Пирожковым приключилось вот что. Доехав с Иваном Николаевичем до Умбы, он отправился на аэродром, но самолет улетал в Кировск только завтра. Тогда Андрей пошел к Саньке. Его твердое решение уехать в Ленинград поколебалось. Трясясь четыре часа в кузове грузовика, Андрей все на свете передумал. И уже в Умбе в душу закралось сомнение: неправ он! Так настоящие друзья не поступают. Дезертир он - вот кто! А как он, Андрей, рано утром боялся, что Ваня проснется. Даже записку, где хотел что-то объяснить и попрощаться, не посмел написать... Санька, увидев его, очень обрадовался. Даже не обратил внимания на рюкзак. По-видимому, Саньке и в голову не могло прийти, что Андрей, бросив товарища, завтра улетает в Ленинград. Санька стал рассказывать, что уже три дня, как готовится к поездке на Вял-озеро, в гости к ним. Накопал за поселком банку навозных червей, а черви здесь на вес золота, договорился с дядей Кузьмой и завтра - в путь-дорогу! - А ты зачем сюда прикатил? - наконец спросил Саня. - Где твой Ваня-дружок. И Андрей не решился сказать правду. Сказать, что заели комары и мошка, от ядовитой мази стянуло лицо и воспалились глаза, что в палатке по утрам так холодно, что невозможно заставить себя вылезти из спального мешка, что устал он, надоело ему тут и еще его сильно обидел Ваня-дружок. С этого, пожалуй, все и началось... Ему, Андрею, до смерти хочется посидеть дома за чистым столом, полистать журналы "Знание - сила", "Техника - молодежи", а он дурак дураком торчит в лесу, на берегу холодного озера, в котором даже выкупаться нельзя. Ваня хоть на моторках шпарит, а ему и этого не доверяют... Не мог все это сказать Андрей Пирожков, глядя в прозрачные Санькины глаза. Язык не поворачивался. Да и не поймет его Саня. Для него Север - дом родной. И вместо всего этого он сказал: - Мы приехали за хлебом. - Поедем обратно с дядей Кузьмой, - тут же решил Саня. - Он нас в кабинку посадит. Беспокойно спал эту ночь Андрей, а утром уже больше не колебался, решил вернуться. Если бы он улетел в Ленинград, то вряд ли они остались бы друзьями с Ваней. И Андрей вернулся. Когда они встретились на берегу, Андрей видел, как радостно вспыхнули серые Ванины глаза. Без лишних слов мальчики сразу простили все друг другу. И никто в лагере не сказал Андрею ни одного обидного слова. Никто, кроме Ивана Николаевича. Шофер придержал Андрея за плечо, когда тот собирался выйти из столовой, и сказал: - Чего же воротился-то, цыпленок жареный? Ходил бы сейчас по городу Питеру, поплевывал в Неву и на железных коней любовался... Аль по нашинским комарикам соскучился? - По вас, - буркнул Андрей, отворачиваясь. Ему неприятно было смотреть в широкое лоснящееся лицо шофера. - По мне, значит, соскучился, цыпленок жареный? - ухмыльнулся Иван Николаевич. - Никакой я не цыпленок и тем более не жареный, - сказал Андрей. - А рыбу вам больше ловить не буду, поищите других... - Какой из тебя, сопливого, рыбак-то... Прыщик ты, а не рыбак! - нахмурился шофер и, дав легкого подзатыльника, отпустил. Три дня еще прожили они на острове. Утром, если озеро было спокойное, выезжали на лодках с микробиологами или с Виктором Викторовичем проверять сети. После ужина становились неподалеку от острова и удили. Саня пробыл с ними два дня и уехал с дядей Кузьмой в Умбу. С собой он увез три крупных щуки и десятка четыре окуней. Ваня предложил ему и свой улов, но Саня отказался, зато дядя Кузьма с удовольствием взял. Элла обещала наведаться к ним - на лодке это час ходу, - но вот уже три дня прошло, а ее все нет. Наверное, где-нибудь далеко с отцом плоты из бревен вяжет. У Каменной гряды как-то остановился катер. Забрал приготовленные плоты и отправился дальше. Когда жили на острове, Ваня часто смотрел в сторону Каменной гряды, но знакомой высокой лодки-карбаса больше не видел. В лагерь они вернулись вовремя: не успели причалить, как задул ветер и озеро вздыбилось, во всю ширь загуляли волны. Пошел нудный дождь. Ваня и Андрей почти не вылезали из палатки ихтиологов. Виктор Викторович часто выходил на берег и озабоченно смотрел на ламбу. Далеко отсюда, за островом, поставлены сети. Давно пора их вытаскивать, а погода не дает... И как часто бывает в этих краях, дождь внезапно кончился, облака разбежались в разные стороны и засияло долгожданное солнце. Ваня с Виктором Викторовичем тотчас отправились проверять сети. Андрей с Верой Хечековой на другой моторке поплыли разыскивать свой буй. Андрей гордо сидел на корме и держал в руке румпель. За Ваней ему не угнаться: на "Казанке" мотор "Москва", а у Андрея всего-навсего "Ветерок". Отыскав красный флажок, Андрей привязал лодку к бую и стал помогать Вере Хечековой опускать в воду термистер: толстые алюминиевые трубки, навинчивающиеся друг на дружку до тех пор, пока не коснутся дна. Чтобы трубка шла перпендикулярно к поверхности, первые три метра собирают над водой и опускают, а затем сверху навинчивают секцию за секцией. Этим прибором измеряют температуру воды на различных глубинах. Когда под воду ушло почти девятнадцать метров трубки и конец ее воткнулся в илистое дно, неожиданно в одном место нарезная втулка полетела и длинное колено осталось в руках девушки. А термистер, соединенный лишь тонким электрическим проводом, был на дне. - Что же теперь делать, Андрюша? - чуть не плача, сказала Вера Хечекова. - Злата Дмитриевна меня убьет... Это единственный наш термистер, а без него мы, как без рук. - Чего-нибудь придумаем, - сказал Андрей. Он попробовал оставшимся концом трубки нащупать термистер, но ничего не получилось. Трубка тяжело ворочалась в глубине и ни за что не задевала. Тогда он лег на корму и стал вглядываться в прозрачную глубину. Черный провод отвесно уходил в воду. Где-то далеко в зеленоватой мгле смутно виднелся увеличенный белый ствол термистера. - Попробуем захватить петлей, - сказал Андрей. Но веревочная петля скользила вни