реисполненный радостью, как вдруг птица собралась с последними силами, прыгнула мне навстречу и занесла надо мной скрюченную когтистую лапу... И в этот момент ее настиг вертолет. Он летел совсем низко, над самой поверхностью, и с размаху ударил Онакторниса всей своей массой: Чудовище испустил крик, и к небу взметнулся фонтан густой крови. Огромные когти скрючились, рассекая воздух, один из них глубоко вонзился в обшивку вертолета. Тот закачался и едва не рухнул на землю. -- Куба! -- завопил я. -- Осторожно, Куба! -- И словно услышав меня, вертолет с натужным ревом набрал высоту, поднимая Онакторниса в воздух. Чудовище бешено металось и пыталось снова ударить клювом капот. Вертолет с трудом, сильно раскачиваясь, пересек песчаную площадку и скрылся по ту сторону холма. Дег бросился ко мне. -- Мартин! Мартин! -- кричал он. Мы хотели бежать, чтобы что-то узнать, увидеть, но наши ноги были словно налиты свинцом, и вдруг мы услышали отчаянный злобный вопль, а вслед за ним мощный всплеск... И сразу же наступила полнейшая тишина. Мы в ужасе остановились. Потом снова донесся гул вертолета, похожий на предсмертный хрип. Дег, обливаясь слезами, опустился на землю. Я собрал остатки сил и побежал дальше, но споткнулся, упал, снова поднялся и с невероятным трудом вскарабкался на камни... И увидел. Вертолет, болтаясь из стороны в сторону, летел над открытым пространством вдоль болота. Темная поверхность водоема медленно колыхалась, разгоняя туман, висевший над ним, словно колеблющийся занавес. На поверхности болота вспучивались огромные мутные пузыри. Я все понял. И невольно испустил испуганный крик. Чудовище упало в болото. И утонуло в нем, навеки исчезнув в мрачной бездне. Потом я бросился к Кубе, который, еле держась на ногах, выбрался из вертолета, опустившегося на краю топи. Кубу трясло как в лихорадке. Его рубашка была разорвана и обрызгана кровью. Кровь была повсюду -- на капоте, на обшивке, на лопастях, погнутых и расшатанных. И все вокруг было усеяно перьями. От пышущего жаром раскаленного металла исходила жуткая вонь Онакторниса. В обшивке вертолета торчал сверкающий и твердый, как сталь, коготь. Встретившись, мы с Кубой ничего не сказали друг другу, а только обменялись долгими взглядами. Даалу выпрыгнул из вертолета, протянул руки в сторону кипящей трясины, опустился на колени и запел нечто торжественное. Куба хотел было что-то сказать, но не смог. Губы его дрожали. Я дружески похлопал по плечу нашего спасителя и прошел к болоту. Оно простиралось передо мной, равнодушное и враждебное. Зеленоватый туман снова медленно сгустился над ним. Трясина бурлила так, словно внутри прибавилось огня, вскоре из глубины вырвалось и лопнуло несколько крупных пузырей... Впрочем, нет. Я не уверен, что видел все это. Может быть, мне только померещилось. На душе у было невероятно тяжело. Гордо пересохло. Угнетало чувство полнейшего разочарования. Царила абсолютная тишина. Не знаю, сколько времени провел я, глядя на эту кипящую топь. До меня донесся громкий голос Кубы, я уловил отдельные слова: -- Напрасно пытаться... не сможем... кончено... Уничтожен. Я не ответил ему. Теперь мне уже все было совершенно безразлично. Меня угнетала горькая, безысходная тоска, от которой, вероятно, уже невозможно было избавиться. Дег спустился с холма, шатаясь, словно во хмелю. Он не остановился возле меня, а прошел к самому краю болота, пристально глядя на воду и с трудом переводя дыхание. Его пальцы сжимались и разжимались. Словно он хотел что-то ухватить, но ловил только воздух. Да так оно и было на самом деле. Счастливый случай был упущен. В этом болоте оказалось навеки погребенным самое поразительное существо, какое мы когда-либо на. своем веку. Самое грандиозное приключение, какое нам довелось пережить. Мы стояли и смотрели, как завороженные. Когда снова раздался голос Кубы, солнце был уже высоко в небе. Куба попросил нас: -- Помогите мне. Давайте посмотрим, что с вертолетом. Глава 16. "НАМ ПРИШЛОСЬ УНИЧТОЖИТЬ ЕГО" Покачиваясь из стороны в сторону, вертолет направлялся в Марагуа. Он летел над тропическим лесом -- бескрайним и бездушным. Мы сидели на своих местах и молчали. Мы о многом могли бы поговорить, разумеется, но не проронили ни слова. Каждый думал о своем. То, что мы пережили на холме, перечеркнуло все другие впечатления, эмоции, уничтожило страх. В течение нескольких минут -- скольких? -- да сколько нужно, чтобы взошло солнце -- мы находились как бы вне реальности. Как же привести теперь в порядок мысли? Пока что это было слишком трудно. Шум двигателей, накрывая нас, словно волной, оглушал к уносил куда-то далеко. Мы опять ощутили усталость, она проникла в ноги, в сердце. В наш мозг. Голова была слишком тяжелой, и я свесил ее на грудь. Я увидел свои руки -- руки, которыми сражался. И убил чудовище... Нет. Я отогнал эту мысль, с содроганием. Мы летели медленно. Казалось, вертолет вот-вот рухнет. Получив пробоины в великой битве, обессиленный, усталый, он мог не выдержать и потребовать отдыха. -- Нет, не упадет, -- вдруг крикнул Куба, хотя вертолет, сотрясаясь, снижался до самых крон деревьев, -- он дотянет до Марагуа, вот увидите. Мы промолчали. Нам не было никакого дела до Марагуа. Ровным счетом никакого. Куба снова заговорил: -- Хотите, Мартин, расскажу, что случилось с Мак-Анной Я только взглянул на него, и он продолжал: -- Вам не интересно это сейчас, я понимаю. Но таков уж этот мир, -- добавил он, показывая на джунгли под нами, внизу. -- Запомните это, Мартин. -- Вы правы, Куба. -- Прав, это точно. Под холмом, когда мы с Даалу спустились навстречу бандитам, Мак-Анне удалось убежать от меня... Я видел, как он несся, хорошо видел его спину, и мог выстрелить в него. Но я не сделал этого. Дег поднял голову. -- Почему? -- спросил он. Управляя штурвалом, Куба продолжал: -- Потому что он должен был узнать, кто я такой и за что хочу убить его. Мак-Анна должен был знать, что я не гнусный убийца, вроде него, а меч Фемиды. -- Торжественный тон, каким он произнес эти слова, удивил меня. Я понял, что отыскать Мак-Анну было для него важнее, чем найти Онакторниса. Кто знает, может, он был прав. Такова жизнь. Куба продолжал: -- У Мак-Анны был проводник, индеец из той живарии, поэтому он сумел скрыться... Мы с Даалу преследовали его три дня подряд, -- он нахмурился, -- бегом продираясь сквозь джунгли. Он замолчал. Тогда я спросил: -- Почему вы рассказываете мне об этом, Куба? Он улыбнулся -- улыбка была горькой, почти отчаянной. -- Потому что должен снять тяжесть с души, Мартин, -- не сразу ответил он. -- Это конец целой эпохи в моей жизни и... я настиг его, -- продолжал он глухим и бесконечно усталым голосом. -- Я открыл ему, кто я: жертва его преступления, человек, которого он ударил ножом и бросил пираньям, человек, который после того, как его спас Даалу, семь лет пролежал в больнице... -- Он провел рукой по шрамам на своем лице и показал на лоб: -- Здесь было пусто, -- прошептал он, -- один туман. Я не помнил, кроме этих проклятых рыб, которые кружили вокруг меня... Да... -- Он глубоко вздохнул. -- Я все это сказал Мак-Анне, прежде чем напасть на хижину, в которой он укрылся. Вертолет едва не задевал днищем верхушки деревьев. После долгой паузы Куба продолжал: -- Когда закончилась перестрелка у подножия холма, я мог бы вернуться за вами, естественно. Но я не сделал этого, потому что тогда у меня не было бы больше случая сразиться с Мак-Анной. С вами вместе, -- добавил он, -- я вынужден был бы двигаться медленно и не смог бы догнать его. Я должен просить у вас прощения, -- заключил он. Я покачал головой. -- Да нет. Вы прибыли вовремя, Куба. Как всегда. -- Как и в тот раз, -- тихо произнес Дег, -- с барба амарилла. -- С тех пор, как ко мне вернулась память, --снова заговорил Куба, -- я только и ждал случая, чтобы попасть в Марагуа. Узнав, что двум журналистам нужен вертолет, я сразу же предложил свои услуги. Я даже заплатил за то, чтобы эта работа досталась именно мне. Остальное, -- хмуро добавил он, -- вы знаете. Да, остальное мы знали. Больше не было сказано ничего. На закате вертолет приземлился на площади у гостиницы в Марагуа. Возле нее стояла та же небольшая кучка людей. Они смотрели, как мы спускаемся с вертолета. Мы прошли в гостиницу. Завидев нас, хозяин принес несколько стаканов и бутылку агуардиенте. Мы долго молча пили. Даалу тоже выпил с нами. Дега трясла лихорадка. Мне очень многое хотелось сказать, но я не знал, как это сделать, да и стоит ли говорить. Так, в молчании, мы просидели за стаканом вина до тех пор, пока не наступила лунная ночь. Луна теперь вызывала у меня суеверный страх. Наконец, я поднялся и вышел на улицу. В отдалении блестела серебром река. Вскоре я услышал, как шатаясь подошел Дег. Потом появился Куба и тоже остановился возле меня, рядом с юношей. Наверное, они ждали, что я что-нибудь скажу -- поставлю заключительную точку. Видимо, это действительно было необходимо. И тогда я заговорил: -- Это было величайшее свидетельство эволюции жизни на земле, -- тихо начал я, обращаясь к самому себе. -- Это был... мост в предысторию человечества. Но нам пришлось уничтожить его... Да простит нас Бог... -- Я чувствовал, как горькое, мучительное волнение, охватывает меня. Куба шепнул: -- Или мы или он, Мартин. -- Ну да, конечно. Разве это не любопытно, Куба? Я бы непременно погиб, если бы вы не пришли на помощь, друг мой... И все же, если выбирать между мною и Онакторнисом, то было бы лучше, чтобы погиб я... Я ведь всего-навсего человек. Он же был... чудовищем. Дег и Куба тяжело дышали у меня за спиной. Я продолжал, закрыв глаза, словно отдаваясь во власть какого-то странного сна: -- Думаю, что у меня навсегда останется в душе чувство вины... и жалости. Однако, -- добавил я, помолчав и думая о том, что без сомнения скажет мне Спленнервиль, -- хороший журналист не должен усложнять дело. Мы помолчали. -- Что же вы собираетесь делать дальше, Мартин?-- поинтересовался Дег. -- Напишете обо всем этом? Я посмотрел на него. Глаза его лихорадочно блестели и в них была видна тревога. Я покачал головой. -- Нет, -- сказал я. Куба крепко сжал мою руку. -- Нет. Вы молодец, Мартин. Спустя три дня мы покинули Марагуа на пароходе. Куба не отплыл с нами. Он передал со мной в Манаус длинный отчет губернатору провинции. Отчет был подписан так: комиссар Матиа Рентрерос. Куба остался ждать ответа. Мы попрощались, почти ничего не сказав друг другу. Пароход начал отходить от причала, и я почувствовал какое-то прямо-таки дьявольское волнение. А Куба, стоя на причале, весело крикнул: -- Я пришлю вам барба амарилла на Рождество, Мартин! Похоже, только в эту минуту я и вздохнул, наконец, облегченно. Да, так уж устроен мир, такова жизнь -- улыбка, шутка, прощальный привет... -- Сами привезете ее, Куба, -- ответил я, -- только не забудьте револьвер! Пароход шел по серой воде. Мы с Дегом продолжали прощально махать рукой до тех пор, пока Марагуа не стал таким, каким мы его увидели первый раз -- призрачным и нереальным. Мы долго еще стояли и молча смотрели в ту сторону, пока городок не исчез, наконец, словно поглощенный джунглями. ЭПИЛОГ "Полковник Джордж В. Спленнервиль, и директор". Шеф ждал нас за большим письменным столом. Он был, как всегда, элегантен и свеж, уверен в себе. Полковник протянул нам крепкую, холеную руку и предложил сесть. Мы опустились в мягкие кресла. Он посмотрел на нас, улыбаясь и что-то бормоча, потом бумаги и глянцевые фотографии, лежавшие на столе. -- Огромная работа, ребята, -- сказал он довольным тоном, -- огромная. Блестящая. История про Анну -- это же история века. Никогда не читал ничего подобного. Роман. Я уже уступил, -- добавил он, -- права на публикацию четырем журналам. Может быть, из этого сделают фильм. Вы сделаете... -- поправил он, улыбаясь, -- и мы заработаем немало денег, ребята. Да. Да, отлично, -- и снова углубился в бумаги. Мы находились в Нью-Йорке уже двенадцать дней. Запершись дома, я написал про все, что случилось с нами в командировке. Написал на одном дыхании, сходу, пока не заболела голова и не устали руки. Мы отправились искать доисторическое чудовище, подчеркнул я, а нашли чудовище наших дней -- Фриско Мак-Анну. Я рассказал историю доктора Савиля, Кубы, Даалу, описал Марагуа, который неумолимо поглощали джунгли. Рассказал и про барба амарилла, и про пылающую живарию. Я упомянул обо всем и обо всех -- кроме НЕГО. Потом отправил рукопись и фотографии Дега полковнику. Он пришел в восторг. -- Гораздо лучше этой проклятой курицы, Мартин, -- кричал он мне в телефонную трубку, -- намного лучше. Тем более, что читатели все равно не поверили бы нам. История Мак-Анны в тысячу раз правдивее, живее. В сто тысяч раз. Теперь я действительно почувствовал усталость и, кроме того, меня переполняла горечь. Я молча смотрел на Спленнервиля, который читал вслух отдельные фразы и повторял: -- Да, отлично... Это твоя лучшая работа... Ты у меня лучше всех пишешь, я уже говорил... Рози! -- позвал он вдруг в микрофон. -- Да, полковник? -- Позовите ко мне главного редактора и... Это был самый подходящий момент. Я поднялся и жестом остановил его. -- Прошу вас, полковник... -- сказал я. Он недовольно посмотрел на меня: -- В чем дело? -- Подождите, пожалуйста. -- Ну? Что с тобой? Чего ждать? -- Подождите, пожалуйста, десять минут! -- воскликнул я. Он посмотрел на меня, прищурившись: -- Ладно, Мартин, не сердись, Мартин... -- Я не сержусь. -- Ну да, я хочу сказать -- не волнуйся. Рози, подождите, не зовите пока никого. Я скажу вам, когда нужно будет. И не беспокойте меня. -- Он выключил микрофон и повернулся ко мне: -- Ну, так в чем дело, почему ты не хочешь, чтобы они пришли? Все с нетерпением ждут встречи с вами... хотят увидеть вас, черт возьми! С тех пор, как вы вернулись, вы заперлись в своих четырех стенах, словно прокаженные! -- Я же работал, полковник, понимаете? Он хлопнул рукой по столу: -- Работа, все время работа! Ну ладно... Так что же ты хочешь сказать мне? Это касается работы? -- Я хотел сказать... -- заговорил я, но не знал, с чего начать. Я вдруг растерялся, однако продолжал: -- Есть одно дело, полковник -- Дело? Какое? -- Речь идет об Онакторнисе. Полковник сделал решительный жест: -- Не будем больше вспоминать о нем, мой дорогой. С точки зрения журналистики это отработанный материал. Совершенно отработанный. Старый Гростер, -- продолжал он, немного подумав, -- хотел поиграть с вами, позабавиться... Словом, Мартин, я доволен твоей работой. Можешь поверить мне. Он продолжал что-то говорить, а я достал пакет и положил его на письменный стол. Он сразу умолк. Нахмурился. В глазах его мелькнула тревога, когда он перевел взгляд со стола на меня. -- Что это? -- спросил полковник. -- Посмотрите. Шеф немного поколебался, потом развернул пакет. Он кусал губы, глядя на перо и коготь, которые я привез. Коготь был измазан черной, запекшейся кровью. И я опять почувствовал этот невыносимый запах, а Дег побледнел и сжал ручки кресла. Прошла наверное целая минута. Спленнервиль медленно поднял на меня глаза. И я прочел в них немой вопрос. Я подтвердил: -- Да, полковник. -- Но в таком случае... -- Профессор Гростер не сыграл с вами шутку. -- Да, конечно... -- Онакториис, -- произнес я, невольно содрогаясь, существует. Или, -- мрачно добавил я, -- существовал. Полковник покраснел, потом побледнел. Хотел что-то сказать, но промолчал. Закрыл глаза, нахмурился. Я понял, что должен помочь ему. -- У нас нет ни одного доказательства, полковник, кроме этого пера и когтя. Нет ни одного снимка. Пуля попала в фотоаппарат Дега. И Онакторнис... -- Что Онакторнис? -- спросил он, не открывая глаза. -- В кипящем болоте. Похоронен. Вытащить его оттуда стоило бы огромных денег. -- Но у меня есть деньги, -- проговорил он. -- Конечно. Только мы, скорее всего, ничего не найдем там... -- Теперь я целиком выполнил свой долг. -- Решайте вы, полковник. Мы с Дегом будем немы, как рыбы. Верно, Дег? Юноша решительно кивнул. Полковник продолжал сидеть, закрыв глаза. Он вел серьезную борьбу с самим собой, я понимал это. Что делать? Сообщить обо всем -- значит вызвать на себя критику и насмешки ученых, публики, других газет... Или пусть все останется в кипящем болоте и в наших воспоминаниях? Что делать? Организовать новую экспедицию или... Шеф посмотрел на меня своими голубыми, холодными глазами. -- Ладно, ребята, -- воскликнул он, и было ясно, что он снова чувствует себя вполне уверенно, хозяином положения, -- хороший журналист не должен усложнять дело. Важно, чтобы я знал, что Гростер был настоящим другом. Ну, а я еще подумаю, и мы со временем вернемся к этому разговору... -- поспешно солгал он, потом добавил: -- Да, Мартин, а что ты теперь собираешься делать? Опять зазвонили колокольчики тревоги. -- Собираюсь отправиться в Канаду, на рыбную ловлю, -- медленно, но твердо заявил я. Он взглянул на меня. -- Да, да, -- сказал он, немного помолчав, -- а я думал, что... -- Он нахмурился, сделал нетерпеливый жест, но потом улыбнулся и протянул руку: -- Хорошо, Мартин, хорошо... Наверное, Дег тоже поедет с тобой... Ладно, постарайтесь выловить для меня хорошего осетра... Кто знает, мы еще вернемся к этому разговору... к этой курице, как она там называется... -- Конечно, вы еще вспомните о ней, полковник. Онакторнис. -- Да, да, верно -- Онакторнис. Ладно, вернемся к этому разговору. Возможно. А теперь идите. Вы, должно быть, устали? Не так ли, Мартин, Дег? Он пожал нам руки и смотрел вслед, пока мы направлялись к двери. Я взялся за ручку, когда он произнес: -- Молодец, молодец, Мартин! Ты прекрасно поработал. Наверное нелегко было в джунглях, а? Я улыбнулся и, закрывая дверь, ответил: -- Нелегко, полковник? Ну, конечно, досаждали иногда комары. x x x Перевод с итальянского Ирины Константиновой Константинова Ирина Георгиевна, член трех творческих Союзов России - литераторов, журналистов, переводчиков. Санкт-Петербург, 197183, Наб. Черной речки, 16 - 27., Тел./факс 4307991, E-mail: kig@mail.wplus.net 1 ноября 2000