к. - Захочу - и пойду! Ты мне запретить не можешь - я не маленький. - Тише, тише... - вдруг зашептала тетка, приложив к губам палец с наперстком и оглядываясь с таким видом, будто в комнате спал ребенок. - Тише, тише... тише. - Чего - тише? - сбавляя тон, удивленно спросил Васек. - Сядь на место сейчас же, - тем же значительным шепотом произнесла тетка. Таня смотрела на нее испуганными глазами. - Сядь на место тихонечко... Васек пожал плечами, пошел в свою комнату и сел на место. - Ну и чего? - нетерпеливо спросил он, поднимая глаза на вошедшую за ним тетку. Тетка молча закрыла в кухню дверь и спокойно взяла свое шитье. - Что - чего? - сказала она обычным голосом. - Чего задано. Сиди и занимайся. Васек покраснел от злости. "На пушку взяла... "Тише... тише..." Колдунья старая!" - с раздражением думал он, глядя на склоненную голову тетки с ровным, как ниточка, пробором. Но делать было нечего. Он раскрыл учебник географии и стал заниматься. А поздно вечером, засыпая, слышал сквозь сон, как тетка отчитывала Таню: - Ваше ученье в ваших руках. Вы себя самостоятельной чувствуете, хотя и не сказать, что много над образованием трудились, а Ваську еще учиться да учиться. Теперь сын отца перегоняет, в жизни последнее место никому не надобно, а вы молодая, беспечная - может, вся ваша жизнь для кино пойдет... Васек не слышал, что отвечала Таня, и сам не мог двинуться на ее защиту; голос тетки, однозвучный и монотонный, как дождь по стеклу, заглушался непобедимым сном набегавшегося за день человека. "Иш-шь... ты... тетка..." Глава 13. РАСПИСАНИЕ Одинцов и Саша Булгаков, проводив Васька, пошли вместе, советуясь, как лучше составить расписание дежурств. - Хорошо бы девочек отдельно, а мальчиков отдельно, - сказал Саша, - а то они на дежурстве ссориться будут и сваливать друг на друга. - Верно! - обрадовался Одинцов. - Мы их отдельно поставим. Пусть они за себя отвечают, а мы за себя. Тогда, по крайней мере, Сергей Николаевич сразу будет знать, кто честно дежурит, а кто нечестно. - Да, и потом соревнование у нас получится. - Зайдем сейчас ко мне и сразу напишем, а завтра вывесим, - предложил Одинцов. - Зайдем! Товарищи провозились часа два, а утром чисто переписанное Одинцовым расписание висело в классе под двумя заголовками: ДЕЖУРСТВО МАЛЬЧИКОВ и ДЕЖУРСТВО ДЕВОЧЕК Дальше следовали фамилии. * * * На другой день Васек встал рано. Тетка разговаривала с ним как ни в чем не бывало. "Обманула меня вчера, хитрюга!" - беззлобно думал Васек, вспоминая вчерашний случай. В школе навстречу ему бросился Лепя Белкин: - Трубачев, иди скорей! Там девчонки из-за расписания крик подняли. - Какой крик? - Васек быстрыми шагами вошел в класс. Около нового расписания собралась целая куча ребят. - Неправильно! Все равно неправильно! - кричали девочки. - Не имеете права разделять класс! И мы ничуть не хуже вас дежурим! - Не хуже, а лучше! - А ты, Булгаков, звеньевой, да еще староста, Одинцов тоже звеньевой, а делаете неправильно! - кричала Лида Зорина, взъерошенная, как птица, защищающая своих птенцов. - Вы лучше, так вот мы вас отдельно и поставили! - старался перекричать ее Одинцов. - Мы думали соревноваться с вами, - оправдывался Саша. - Не спорьте, не спорьте! - вмешался Васек. - Не кричите! Сейчас все разберем... Зорина, подожди!.. В чем дело, Булгаков? - Понимаешь, мы их отдельно в расписании поставили, чтобы в случае чего они сами за себя отвечали, а мы сами... - А они орут! - с возмущением перебил Сашу Одинцов. - Мы хотим, чтоб лучше было... - Трубачев! - выскочила опять Лида. - Они хотят, чтобы мы дежурили отдельно, а я считаю - это не по-товарищески. Мы все должны быть вместе. И вообще, ребята к девочкам придираются... Ты разберись, Трубачев! - Вы вечно на нас жалуетесь! - кричал Белкин. - Из-за всякой мелочи тарарам поднимаете! - презрительно бросил Мазин. - Тише! - Васек крепко сдвинул брови, подошел к стене, сорвал расписание и сунул его Одинцову: - Перепиши заново. Зря это. Класс притих. Одинцов и Саша глядели на Трубачева виноватыми глазами. Васек сердито повернулся к ним: - Мы ведь как хотели сделать? Составить крепкие пары дежурных. А вы что? Одним словом, надо переписать заново... И нечего крик поднимать! - Девчонки все языкатые! - крикнул кто-то из ребят. - Мы не языкатые, а если неправильно, молчать не будем, мы тоже... - начала Степанова. - Перестань! - прервал ее Васек. - Сейчас звонок будет... Ребята, по местам! Ребята разошлись по партам, кое-кто продолжал еще ворчать. Васек Трубачев поднялся из-за парты и, обернувшись лицом к классу, постоял так несколько секунд. Потом молча сел. - Образцовая тишина. Я думал, у меня ни одного ученика нет, - пошутил Сергей Николаевич, входя в класс. Васек пригладил свой рыжий чуб и удовлетворенно улыбнулся. Глава 14. УРОК ГЕОГРАФИИ Первый урок был география. Сергей Николаевич принос в класс большую немую карту. - Сейчас мы с вами немножко попутешествуем, - сказал он, отходя в сторону и потирая руки. Из окна на лицо Сергея Николаевича падал свет, и ребята в первый раз заметили, что у него светло-серые глаза и очень белые зубы. - Ну так... Трубачев! Зорина! Мазин! - медленно вызывал учитель. Ребята с интересом смотрели, как один за другим подходили к доске вызванные. Васек старался казаться спокойным, черные брови Лиды Зориной испуганно лезли вверх, и даже на толстых щеках Мазина выступил румянец. Все трое остановились у карты. Учитель окинул их взглядом и обратился к классу: - Три рыбака... скажем, бригадиры рыболовецких бригад... водным путем везут в Москву рыбу. Ребята слушали внимательно, боясь пропустить хоть одно слово. Ты, Трубачев, везешь рыбу... - учитель прищурился и поглядел на карту, - с Балтийского моря. Зорина везет рыбу с Каспийского моря, а Мазин - с Белого моря. Все три бригады должны встретиться в Москве, понятно? - Понятно, - ответил за всех Васек. Лида Зорина уже бегала глазами по карте. Мазин тоже уставился на кар- ту, пытаясь определить направление рек. - Посмотрите внимательно, выберите себе путь и отправляйтесь, - сказал Сергей Николаевич. - Ну, кто первый начнет? Ребята поглядели друг на друга. - Я, - сказал Васек и взял указку. "Будь что будет!" - подумал он. - Трубачев? Ну, пожалуйста! - С Балтийского моря я вошел в Финский залив... - начал Васек. Учитель кивнул головой. - ...прошел по Неве... - Васек показал на карте. - Хорошо, - сказал Сергей Николаевич. ...в Ладожское озеро... - Васек откашлялся, чтобы выиграть время, - затем вот по этой реке... - Свири, - подсказал Сергей Николаевич. Васек заторопился: - ...в Онежское озеро... Через секунду он уже плыл по Шексне, достиг Рыбинского моря, благополучно прибыл в Москву и с облегчением вздохнул. - Очень хорошо, Трубачев! Теперь жди своих товарищей. Лида Зорина взяла указку. - Вот, кажется, на встречу с тобой направляется женская бригада Зориной... Откуда идешь, Зорина? - С Каспийского моря, - ответила Лида Зорина, осторожно вывела свой пароход на Волгу, прошла мимо Астрахани, мимо Сталинграда, вышла на реку Оку, бойко перечислила по пути несколько городов, благополучно прибыла в Москву и, тряхнув косичками, передала указку Мазину. - Я вот здесь поеду, - сказал Мазин, направляясь к Северной Двине. Учитель улыбнулся: - Как хочешь, но у тебя есть более короткий путь. - Я по Северной Двине, - безнадежно сказал Мазин, упираясь в неизвестные ему притоки. Направо узенькая ниточка неожиданно оборвалась. Налево путь был неизвестен. Мазин подумал и вернулся обратно. - Застрял, - сознался он, отвечая на вопросительный взгляд учителя. - Трубачев, подскажи ему, - сказал учитель. Трубачев взял у Мазина указку. - Можно через Сухону к Рыбинску, - сказал он. Когда Мазин с помощью Трубачева добрался до Москвы, Сергей Николаевич посадил всех трех учеников на место и сказал: - Трубачев справился с трудным путем. Зорина тоже не сплоховала. А вот Мазин пока что плохой путешественник. Москва, пожалуй, не скоро получит от него рыбу. Ребята засмеялись. Но Сергей Николаевич стал серьезным: - Тебе, Мазин, нужно немножко подучиться. Мазин почесал затылок: - Я много пропустил... - Трубачев, помоги товарищу, - сказал Сергей Николаевич. - Есть! - радостно отозвался Трубачев и оглянулся на Мазина. По одному взгляду его Мазин понял, что занятия будут серьезные. "Пожалуй, я с ним не только в Москву, а в Атлантический океан заеду", - со вздохом подумал он. И не ошибся. Сразу же на переменке Васек с решительным видом подошел к нему: - Выбирай: я к тебе или ты ко мне? - Я к тебе, - уныло ответил Мазин. - Ну, - сказал Русаков товарищу, - не хотел бы я быть на твоем месте. С Трубачевым дело иметь - чахотку наживешь. По всем горам будешь лазить, во всех реках искупаешься, - печально сострил он. - Зато в классе не утону, - усмехнулся Мазин. После обеда он направился к Трубачеву. Васек уже ждал его, с нетерпением поглядывая на дверь. - Ну и обедаешь ты! Целую корову можно съесть за это время! - встретил он товарища. Мазин увидел карту, разложенную на полу, и почесал затылок: - Эх, жизнь! Васек вытащил учебник географии: - Говори честно, что знаешь и чего не знаешь. Мазин скосил глаза на учебник: - Ничего не знаю. - Совсем ничего? - Совсем ничего. - Ладно, - сказал Васек, - начнем с первой страницы. - Я способный, - утешил его Мазин. - Давай показывай. Мальчики погрузились в занятия. Тетка два раза заглядывала в комнату, на цыпочках проходила мимо двух склоненных над картой голов и, когда Мазин ушел, сказала Ваську: - Это что ж ты на этого толстого здоровье свое тратишь? Два часа на коленках лазил, небось и чулки протер. Кто это велел тебе? - Учитель велел. Да он способный, ничего, - ответил Васек, собирая на завтра книги. Глава 15. СТЕНГАЗЕТА "Доброе утро!" - сказал по радио чей-то громкий голос. Васек вспомнил, что как-то в разговоре с ребятами Сергей Николаевич посоветовал всем делать зарядку. Он почувствовал прилив бодрости, вско- чил с постели и, стоя в одних трусиках посреди комнаты, начал делать упражнения. - Ты что это акробатничаешь с утра? - недовольно спросила тетка, обходя его стороной с чайной посудой в руках. - Зарядку делаю! Васек показал ей на радио. Тетка прислушалась. "Вдох... выдох... приседание..." - Не очень-то приседай, а то в школу опоздаешь, - добродушно сказала тетка, не смея спорить с тем, чей голос в этот утренний час распоряжался всеми ребятами. "Значит, так надо, - решила она про себя. - Зря бы не стал человек по радио надрываться". И, выждав, пока Васек кончил, тетка спросила: - А что же ты раньше этой самой зарядки не делал? Васек, обтирая мохнатым полотенцем крепкое, как орех, разогретое дви- жениями тело, просто ответил: - Глупый был. - А... поумнел, значит? - пошутила тетка. Племянник ей нравился. Он аккуратно ходил в школу, учился, учил других, хорошо ел, крепко спал и редко спорил с нею. Каждый день спрашивал, нет ли писем от отца, скучал без него, но не жаловался, не ныл, а переносил разлуку стойко. От Павла Васильевича уже было одно письмо. Тетка с особым удовольствием передала его Ваську и, увидев его загоревшиеся глаза, с удовлетворением подумала: "Хороший сын. Такой сын и на старости отца не обидит". В письме Павел Васильевич описывал дорогу, места, которые он проезжал, мирную трудовую жизнь тамошних людей. "Богато тут живут люди, и всего здесь много, только нет моего вихрастого Рыжика", - неожиданно заканчивал отец. Васек читал, перечитывал, смеялся, а вечером забрался на отцовскую постель и заснул, положив письмо под подушку. Утром, лежа в кровати, он пересчитал по пальцам, сколько дней осталось еще до приезда отца: десять плюс шесть - шестнадцать. - Шестнадцать так шестнадцать, - сказал он вслух, тяжело вздыхая. Хотелось, обхватив руками шею отца, рассказать ему все новости, порадовать хорошей отметкой по географии и похвалой учителя. "Ничего! Я еще за это время постараюсь, - успокоил себя Васек. - Надо Мазина подтянуть хорошенько". После зарядки и умывания Васек позавтракал и отправился в школу. - Ну, как Мазин? Соображает что-нибудь? - спросили его ребята. - Способный, как черт! - с гордостью ответил Васек. - Да что ты? - удивился Саша и с сожалением покачал головой. - Значит, просто учиться не хотел. - Жирняк эдакий! - засмеялся Одинцов. - Ты с него жирок спусти маленько - лучше голова будет работать. - Лучше не надо - он и так все вперед как-то соображает. - Как это - вперед? - заинтересовались Саша и Одинцов. - А так... Смотрит по карте - реки там или горы, сейчас же надует щеки, уставится куда-нибудь в одну точку и скажет: "Здесь можно туннель пробить, тогда вот сюда выход будет". Или насчет реки интересуется: "Тут если плотиной загородить, так океанский пароход пройдет!" Васек откинул голову и засмеялся. Товарищи тоже засмеялись. - А ведь здорово! И правда вперед соображает, - удивился Леня Белкин. - Ну, лишь бы не назад! - сострил Одинцов и, заметив входившего Мазина, толкнул Трубачева: - Не смейся, а то подумает - над ним. Васек встал и пошел навстречу Мазину. - Ты повторил на ночь все, что мы прошли? - строго спросил он. - Повторил. - Ну, знаешь теперь? - Назубок. - Молодец! Сегодня опять приходи. - Сегодня стенгазету нужно делать, Митя спрашивал. Я свою статью на- писал, а ребята ничего не дают, - сказал подошедший Одинцов. - Одна Синицына какие-то дурацкие стихи написала. Ты объяви в классе сегодня. И так до последнего дня дотянули, - озабоченно добавил он. - А ты сам-то что молчал? Ты редактор!.. Булгаков! - крикнул Васек. - Чего? - отозвался со своей парты Саша. - "Чего"! Ничего! Митя сердится. В стенгазету никто не пишет, - сказал Трубачев. - А я виноват? - вспыхнул Саша. - У нас редактор есть - Одинцов. - "Редактор, редактор"! Что мне, за всех писать самому, что ли? - буркнул Одинцов. - Ну ладно, - сказал Трубачев, - сегодня соберем редколлегию. - Ребята! - закричал Одинцов. - После уроков - редколлегия. Сейчас же давайте заметки в стенгазету! - А о чем писать? Что писать? - раздались голоса. - Пишите о чем хотите! - Мое дело сторона! Я стихи дала, - вскочила Синицына. - Я тоже одну заметку написала, - сказала Зорина, оглянувшись на подруг. - А я не умею ничего - я не писатель, - заявил Петя Русаков. - Мазин! - крикнул Васек. - Чего? - Пиши заметку! - Хватит с меня географии. Ребята захохотали: - Он теперь с Трубачевым рыбу возит! - В Белом море купается! - У него на Северной Двине крушение произошло! - Эй, Мазин! - Ребята, без шуток! - сказал Васек. - Кто еще заметку даст? - А чего Трубачев командует? Пускай сам тоже напишет! - крикнул кто-то из девочек. - И напишу! - покраснел Трубачев. - Сегодня же. Кто еще? В классе стало тихо. - Я дам рисунок, - сказал Малютин. - Кто еще? - повторил Васек. Над партами поднялось несколько рук. Одинцов сосчитал. - Хватит, - облегченно сказал он и сел на свое место. * * * На большой перемене Васек вместе с ребятами вышел на школьный двор. Ребята сейчас же затеяли перестрелку снежками, но Васек потихоньку удалился в самый угол двора и, засунув руки в карманы пальто, стал ходить по дорожке вдоль забора. Его беспокоила заметка, которую он обещал сегодня же дать в стенгазету. Он завидовал Одинцову, который легко справлялся с такими вещами. "Он, может, вообще будущий писатель, а я, наверно, архитектор какой-нибудь - о чем мне писать? - Васек сердился на всех и на себя. - Если б я еще дома сел и подумал, а так сразу - какая это заметка будет!" Он слышал веселые голоса и хохот ребят, видел, как ожесточенно нападали они друг на друга, как шлепались о забор и разлетались белые комочки снега. "Бой с пятым классом. Наши дерутся. А я здесь..." - Трубачев, Трубачев, сюда! - несся издали призыв Саши. Закрываясь руками, он боком шел на врага, сзади него стеной двигались ребята из четвертого "Б", и даже девочки поддерживали наступление, обстреливая неприятеля со стороны. - Трубачев!.. Васек рванулся на призыв, но вдруг остановился, круто повернулся спиной к играющим, присел на сложенные у забора бревна и вытащил из кармана бумагу и карандаш. Несколько любопытных малышей вприпрыжку подбежали к нему. - Куда? Кыш отсюда! - грозно крикнул на них Васек и, устроившись поудобнее, решительно написал: "В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ Ребята! Ничего нельзя делать в последнюю минуту, потому что торопишься и ничего толком не думаешь. Эту заметку я мог бы написать дома, а сейчас пишу на большой перемене. Последняя минута - самая короткая из всех минут, а сейчас я вспомнил, что мог бы о многом написать - о дисциплине, например. Но в школе уже звонок, а заметку я обещал дать во что бы то ни стало, и получилось у меня плохо. Давайте, ребята, ничего не будем оставлять на последнюю минуту! В. Т р у б а ч е в". Васек решительно свернул листок и зашагал по тропинке. - Одинцов, прими заметку, - не глядя на товарища, сказал он. - Уже? - удивился Одинцов, вытирая шарфом мокрое, разгоряченное лицо. - Я так и знал, что ты пишешь! А мы тут пятых в угол загнали. Как окружили их со всех сторон - и давай, и давай! Сашка орет: "Трубачев! Трубачев!" Слышал? - Слышал... я на бревнах сидел, - с сожалением сказал Васек. - Сам себя наказал... да еще написал плохо... - Плохо? Посмотрим, - важно сказал Одинцов, пряча заметку. Он почувствовал себя ответственным редактором. - Плохо, так исправишь. - Отстань, пожалуйста! Я и эту-то наспех писал, когда мне исправлять ее? Не на уроке же! - рассердился на товарища Васек. - Плохо - не бери. Вот и все! - С Митей решим, что брать, а что нет. Материала хватит, - независимо ответил Одинцов и, увидев Лиду Зорину, подошел к ней. Васек уселся на свою парту и заглянул через плечо в тетрадку Малютина. Тот, глядя на картинку в книге, писал крупными буквами незнакомые слова. - По-каковски это? - спросил Васек. - Немецкий у меня сегодня после школы. Я в группу хожу,- пояснил Сева. - А зачем это тебе? Ведь у нас английский учат. - Немецкий тоже надо знать, - просто ответил Сева. - Всех языков не изучить! Сева хотел что-то возразить, но Васек был зол и повернулся товарищу спиной. "И зачем это я такую дурацкую заметку дал? Может, лучше назад взять, а то все надо мной смеяться будут. Пойти к Одинцову?" Но к Одинцову он не пошел, сомневаясь, что лучше: не выполнить обещание или осрамиться с плохой заметкой. * * * В пионерской комнате шла оживленная работа. Ребята складывали по порядку номера журналов и подшивали "Пионерскую правду", чтобы передать в школьную библиотеку. Васек покрывал лаком рамку для стенгазеты. "Вот это по мне", - думал он, с удовольствием макая кисть в густой лак. Митя сидел за столом, просматривая заметки для стенгазеты. - Это все у тебя? - спросил он Одинцова, приглаживая пальцами светлые волосы. - Маловато, плохо шевелитесь! - Многие только сегодня дали, - виновато сказал Одинцов. - Вот Лида Зорина дала заметку, и Трубачев, и еще несколько ребят... - Он подвинул к Мите новую пачку бумаг. - А, еще есть! - обрадовался Митя. - Давай, давай! Нюра Синицына вбежала в комнату и, оттолкнув Одинцова, положила на стол вырванный из тетрадки лист. - Вот, Митя! Я стихи написала, а Одинцов не берет. Он думает, что если он редактор, так может распоряжаться. А стихи очень хорошие, мои родители даже в "Пионерскую правду" послать хотели!.. - затрещала, размахивая руками, Синицына. - Стоп, стоп! - остановил ее Митя. - Экая ты мельница! - Вот она всегда так! - возмущенно сказал Одинцов. - Кричит только, а у самой голова ничего не работает. Вот прочти, что она тут написала. - "Что написала, что написала"!.. - передразнила его девочка. - Сядь и помолчи! - потянул ее за рукав Митя. - Сейчас разберемся. Я уже говорил тебе, Одинцов, что такие спорные вещи надо решать сообща. Васек оставил работу и подошел к столу. - Мы всей редколлегией проверяли. Тут она Лермонтова и Пушкина списала, да еще сама между ними втерлась! - сердито сказал он. - Неплохо попасть в такое соседство! - засмеялся Митя. - Сейчас посмотрим, что у нее получилось. Он громко прочел: Уж небо осенью дышало, А я учебу начинала. Взяла тетрадки и пошла, Так я учебу начала. - Тьфу! - не выдержал Одинцов. - Вот он всегда на меня нападает! - пожаловалась Синицына. - Да потому нападаю, что глупо! Противно... - Потише, потише, - сказал Митя. - Плохо ведешь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даешь прочитать до конца. Одинцов замолчал. Митя начал читать сначала: Уж небо осенью дышало, А я учебу начинала. Взяла тетрадки и пошла, Так я учебу начала. Белеет школа одиноко В тумане неба голубом, Идти мне в школу недалеко - На крайней улице мой дом. Мои родители давали Мне на прощание совет: "Учись ты, Нюра, хорошенько - В награду купим мы конфет". М-да... - задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. - Плохо. Очень плохо! - А почему плохо? Рифма есть, все есть, - забормотала Синицына, поглядев на всех. Митя еще раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул: - Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе: А я учебу начинала. Взяла тетрадки и пошла... А родители тебе за эту учебу обещали конфет. Ребята фыркнули. - А еще Пушкин и Лермонтов тут у нее! - Вот уж ничего подобного! - сказала Синицына. - Ну как же ничего подобного? - улыбнулся Митя. - Вот смотри: Уж небо осенью дышало, Уж реже солнышко блистало... Чье это? Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать. - Постой. Дальше посмотрим: Белеет парус одинокий В тумане моря голубом... Это чье? - Во-первых, у меня не парус, а школа белеет... Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился: - Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень - и не умеешь себя в руках держать. Ступай! Одинцов нехотя отошел от стола. - А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберемся хорошенько. Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула. - Что она там - все спорит? - спросил Одинцова Булгаков. За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками. Нюра сидела красная, надув губы. Ответы ее становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят. - Поняла наконец, - улыбнулся Васек. - Сейчас мне нахлобучка будет, - сказал Одинцов. - Ребята! - Митя постучал по столу. - Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки... - Он строго посмотрел на присмиревших ребят. - А чего ж она... - вспыхнул Одинцов. Васек вспомнил свою заметку: "И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет". Когда Митя кончил, он подошел к нему и сам сказал: - У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой. - Сейчас будем читать, - сказал Митя. - У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя. Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел - "Жизнь нашего класса". Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: "В классе было грязно". Митя внимательно просмотрел ее, улыбнулся и написал: "Принять". К статье Зориной он отнесся очень серьезно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так: "Многие мальчики говорят: "Мы, ребята, между собой всегда поладим - кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дернешь - и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя". А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные - это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать. З в е н ь е в а я З о р и н а". Читая, Митя все время одобрительно кивал головой и в уголке тоже написал: "Принять". Пока Митя читал заметки Одинцова и Зориной, Васек делал вид, что совершенно поглощен своей работой. Но Митя и на его заметке написал своим размашистым почерком: "Принять". Потом подозвал Сашу: - Кто переписчик? - Я, - сказал Саша. - Вот еще три статьи. Кто нарисует заголовок? - Малютин. В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич: - Работаете? Митя засмеялся: - Фабрика-кухня. Стенгазету делаем, журналы подшиваем. Ребята при Сергее Николаевиче сразу подтянулись; каждому хотелось, чтобы учитель заметил его работу. Васек тоже хотел обратить на себя внимание учителя. - Рамка готова! - громко сказал он, деловито собирая кисти. - Булга- ков, какую заметку пишешь? - Четвертую, - ответил Саша тоже громко, чтобы слышал учитель. Остальные ребята один за другим подходили к столу с кипой журналов и газет. - Подшито! - Готово! Сергей Николаевич пробежал глазами Лидину заметку. - Нужный вопрос... Лида Зорина... А... черненькая такая, с косичками! - сказал он, припоминая, и взял вторую заметку. - Мою читает, - шепнул ребятам Одинцов, прислушиваясь, что скажет учитель. Сергей Николаевич прочитал про себя, потом улыбнулся и прочитал Мите вслух: - "Сергей Николаевич увидел, что на полу валяются бумажки и вообще сор. Он не начал урока, заложил руки за спину, отошел к окну и не повернулся к нам, пока мы все не убрали. А потом сказал: "Чтобы это было в последний раз". Теперь ребята стараются вовсю. Редакция надеется, что такой случай больше не повторится". Последние слова Одинцов списал со взрослой газеты. Учитель засмеялся и громко сказал: - Совершенно точно и честно! А относительно надежд редакции - просто солидно получается! Он крепко пожал руку Мите, кивнул головой ребятам и вышел. - Что он сказал? Что он сказал? - заволновались ребята. - Ты слышал? - спросил Одинцова Саша. Одинцов сиял. - Сергей Николаевич сказал "Точно и честно. И просто солидно", - взволнованным голосом сообщил он окружившим его ребятам. - Честно и точно! Это значит - не наврано ничего! - Ну еще бы, Одинцов вообще никогда не врет! - Молодец! - радовались ребята. - Молодчага! - сказал Васек, хлопнув Одинцова по плечу. Он был рад за товарища. Саша тоже был рад, но он не понял, что значит "солидно". - Одинцов! Как это понять - "солидно"? - спросил он. - Ты знаешь? - Нет, - сознался Одинцов. - А как по-твоему? - Он улыбнулся. - Это, наверно, самая главная похвала. Давай спросим у Мити! Но Митя стоял уже в дверях и, крикнув ребятам: "Не задерживайтесь долго!" - исчез. - У него комсомольское собрание сегодня, - сказал Трубачев. - Сами разберемся. - А ты тоже не знаешь? - допытывался Саша. - Да я знаю, только объяснить не могу. Это о старых людях говорят: солидный! - догадался Васек. - А какой же я старый? - растерянно спросил Одинцов, обводя всех удивленным взглядом. Ребята прыснули со смеху. Из соседней комнаты - читальни - прибежали девочки. - Тише! Читать мешаете! - Ребята, я "Пионерскую правду" в библиотеку относила, а вы так кричите, что даже там слышно, - сказала, входя, Лида Зорина. - Что у вас тут такое? Ребята, смеясь, рассказали ей. - Солидный - это толстый. Сейчас только в библиотеке про один журнал сказали, что он солидный, - объяснила Лида. - Но какой же я толстый? - обтягивая свою курточку, расшалившись, крикнул Одинцов. - Я спортсмен, человек без веса! Он действительно был тоненький и на редкость легкий. Ребята опять закатились смехом: - Одинцов, Одинцов! Это он тебя с Мазиным спутал! Это Мазин у нас солидный. - Попадет вам сегодня! Лучше уходите скорей, - кричала Лида, - сейчас из читальни прибегут! И Сергей Николаевич еще не ушел. Он с Грозным в раздевалке разговаривает и, наверно, все слышит. - Тише! - крикнул Васек. - Булгаков! Одинцов! Пойдем к Сергею Николаевичу! - Он обнял товарищей за плечи и пошептал им что-то. - Не посадит он нас вместе - лучше не просить! - с сомнением сказал Саша. - А может, и посадит. Попросим! Все трое побежали в раздевалку. Сергей Николаевич, надевая калоши, разговаривал с Грозным. - Еще эта школа семилеткой была, как я сюда пришел, еще Красным знаменем нас не награждали... - рассказывал старик. - Сергей Николаевич! - запыхавшись, крикнул Одинцов. - У нас к вам просьба. - Мы просим... - начал Саша. - Разрешите нам сесть вместе! - возбужденно блестя глазами, сказал Васек. - Мы друзья. Сергей Николаевич нахмурился: - Я разговариваю с Иваном Васильевичем, а вы скатываетесь откуда-то сверху, перебиваете разговор взрослых... Что это такое? - Простите, - покраснел Одинцов, - мы нечаянно... Мы боялись, что вы уйдете... - А что вам нужно? - Мы вот товарищи, мы хотели сесть в классе рядом, - запинаясь, пояснил Васек. - Зачем? - строго спросил Сергей Николаевич. Мальчики оробели. - Чтобы дружить втроем, - сказал Васек. - Дружить втроем? - переспросил учитель. - Разве ваш класс делится на такие дружные тройки? А остальные в счет не идут? - Да нет, мы просто друзья... ну, закадычные, что ли, - пояснил Одинцов. - Допустим, что вы закадычные друзья. Это очень хорошо, но усаживаться со своей закадычной дружбой на одну парту - это совершенно лишнее. Я не разрешаю! - твердо сказал Сергей Николаевич - До свиданья!.. До свиданья, Иван Васильевич! - Счастливо! Счастливо! - заторопился Грозный, закрывая за ним дверь. - Что, не вышло ваше дело? - усмехнулся он, глядя на оторопевших ребят. - Не вышло, - вздохнул Одинцов. - Отменный учитель, просто-таки знаток вашего брата! - одобрительно сказал Грозный. Нюра схватила свое пальтишко и выбежала из раздевалки. Она никак не могла успокоиться после сцены в пионерской комнате. Осрамили. На смех подняли, а сами и вовсе ни одной строчки сочинить не умеют... И потом мама так хвалила ее за эти стихи. Разве мама меньше ихнего понимает? И папа хвалил. Правда, папа никогда ничего не дослушает до конца. Он просто погладил ее по голове и сказал: "Пиши, пиши, дочка!" Нюра снова вспомнила смех ребят и обидные остроты Одинцова. Сами побыли бы на моем месте. Вот и пиши... Митя сказал: "Разве учатся за конфеты?" Может, не надо было писать про конфеты? И еще Митя сказал: "Пустые стихи. Разве у тебя нет других мыслей: о школе, о товарищах?.." Нюра глубоко вздохнула и заспешила домой. Папы дома не было. Папа всегда приходил поздно, и Нюра с мамой обедали одни. Когда девочка приходила из школы, стол уже был накрыт и около каждого прибора лежала нарядная салфеточка. Но сегодня мама запоздала и, крикнув Нюре: "Раздевайся!" - засуетилась у буфета. Нюра повесила пальто и, бросив на стул сумку, исподлобья взглянула на мать. Мария Ивановна расставляла тарелки, неестественно оттопыривая пальцы, с густо окрашенными в красный цвет острыми ноготками. - А я, доченька, в парикмахерской была. Такая очередь! Все дамы, дамы... И все хотят быть красивыми! - Она поправила рыжую челку на лбу и с улыбкой взглянула на дочь: - Ну, как тебе нравится твоя мама? Нюра бросилась на стул и, закрыв лицо руками, расплакалась. - Ах, боже мой! Что с тобой? Что случилось? Мария Ивановна испуганно заглядывала в лицо дочери, трясла ее за плечи: - Да говори же! Я ведь ничего не понимаю! Что случилось? Нюра сбивчиво рассказала про стихи, про насмешки ребят. - А ты сама хвалила! Нарочно хвалила... И теперь все меня глупой считают... - всхлипывая, повторяла она. Мария Ивановна гневно закричала на дочь: - Перестань! Сию же минуту перестань!.. Они тебе завидуют! Понимаешь ли ты? За-ви-ду-ют! Слезы Нюры высохли. Она с изумлением глядела на мать. Мария Ивановна презрительно сжала губы, сузила зеленоватые глаза и еще раз повторила: - Завидуют! Глава 16. ОБИДА У Севы болело горло. Он уже три недели не ходил в школу. К нему забегала Лида Зорина. Она присаживалась на кончик стула, раскрывала свою сумку и, пока Малютин списывал с ее дневника заданные уроки, поспешно рассказывала ему все новости: Митя болен, без него скучно, ребята ходили его навещать. Трубачев все еще занимается с Мазиным. Мазин даже немножко похудел от этого. Стенгазету они делают без Мити. Поболтав, Лида уходила. Сева с завистью смотрел, как мимо его окна пробегают школьники. Он чувствовал себя оторванным от товарищей, от школы. Во время болезни он много читал, пробовал рисовать, но после картины, отданной на выставку, никак не мог придумать чего-нибудь нового и говорил матери: - Я всегда так... нарисую, отдам... и скучно, скучно мне делается... - Вот и папа твой, бывало, кончит картину и заскучает. Как будто всего себя вложил в нее и ходит опустошенный. А я, наоборот, сдам свои чертежи - и рада-радешенька! - смеялась мама. - Потому что ты с готового чертишь, а мы с папой свое придумываем, - серьезно сказал Сева. - Конечно. Но разве не приятно тебе, что твоя картина всем понравилась? Ведь это, по-моему, самое главное. Разве интересно человеку делать что-нибудь только для себя? - Ну конечно, я рад, а то все ребята меня таким каким-то считают... - Сева запнулся и с упреком посмотрел на мать, но сдержался и только добавил: - Я многого не умею делать... Мать поняла его: - Сева, я знаю, о чем ты говоришь. Но без этого футбола и всякой чехарды можно обойтись. Они здоровые, крепкие мальчики, а у тебя порок сердца. - Ну, вот я никуда и не гожусь, мамочка, - грустно усмехнулся Сева. Мать заволновалась. - Это совсем не нужно внушать себе. Это пройдет, с годами ты окрепнешь, на рисковать сейчас - просто глупо. - Ну ладно, ладно, мама! Я ведь так сказал... Просто я боюсь, что мне никогда ничего такого не сделать. Вот как наши герои. - Конечно, не всякий может быть героем. Сева, но я думаю все-таки, что в каждом честном человеке непременно есть это геройство... непременно есть... Ой, Сева, - вдруг вспомнила мать, - у нас плитка зря горит, мы же хотели чай пить. И вечно мы с тобой заговоримся! Она бежала с чайником в кухню и на цыпочках возвращалась обратно: - Тише, Севочка, весь дом уже спит, только мы с тобой никак не угомонимся. И каждый день так. Завтра же сделаю строгое расписание. Но строгое расписание не помогало. Мать приходила с работы поздно, за день у обоих накапливались разные новости - времени для разговоров не хватало. - Сева, пей чай и ложись спать... Положи, положи книжку. Я не буду тебя слушать. - Подожди, мама. Я только один вопрос... Почему это говорят, что трус умирает много раз, а храбрый один раз? Как ты это понимаешь, мама? - Как я это понимаю?.. - подняв глаза вверх и сморщив лоб, начинала мать и вдруг, спохватившись, сердито обрывала себя: - Никак не понимаю! Опять ты меня в длинный разговор втягиваешь, Сева... Когда Сева был болен, мама вставала ночью, осторожно щупала ему лоб, утром торопилась приготовить еду и, уходя, уговаривала сына, чтобы он не переутомлял себя чтением и не выдумывал себе никаких занятий. - А мне сегодня лучше, мама! Куда лучше! - каждый день заявлял ей Сева. - Ты не беспокойся! Сегодня в первый раз Севе было позволено выйти. Он решил зайти к Саше Булгакову и узнать у него, что задано на завтра, так как Лида уже два дня не приходила. Закутавшись теплым шарфом, Сева вышел на улицу. Непрочный мартовский снег сбивался под ногами в грязные комья. Саша Булгаков жил недалеко. Сева хорошо знал его улицу и дом, так как в прошлом году, когда Саша был болен, Сева приносил ему уроки. Но теперь, по рассеянности, мальчик долго путался, заглядывая в чужие дворы и припоминая номер дома. Наконец в одном дворе он узнал одноэтажный флигель, где жил Саша. "Сейчас погреюсь, возьму уроки, узнаю все новости!" Во дворе маленькая девочка в теплом платке с длинными пушистыми концами усаживала на санки крепкого, толстого мальчугана в больших валенках. - Положи ноги на санки, а то они будут по снегу ехать. Ну, положи свои ноги! - хлопотала она. Малыш, опираясь на санки, шевелил тяжелыми валенками. - Да не поднимаются они, - уверял он девочку. Какой-то высокий мальчик в шапке, без пальто подскочил к мальчугану, вытащил его из санок, сел на них верхом и крикнул: - Н-но! Поехали! Девочка схватила за руку малыша и замахнулась на мальчика. Когда Сева вошел в длинный коридор, со двора послышался громкий плач, и тотчас в углу открылась дверь, из нее выскочил Саша. Не заметив товарища, он пробежал по коридору и бросился к девочке. Сева выглянул во двор. Чужой мальчик дергал девочку за пушистые концы платка и, сидя верхом на санках, кричал: - Н-но! Поехали, поехали! Малыш сбоку старался столкнуть обидчика с санок. - Эй, ты! Брось! - сердито закричал Саша. Мальчик вскочил, отбежал в сторону и, кривляясь, завизжал: - Ох, ох! Деточек обидели. Караул! Нянечка пришла! - Дурак! - вытирая носовым платком мокрые щеки сестренки, крикнул ему Саша. - Связался с малышами! Попробуй только тронуть их еще раз! - Еще раз, еще два!.. А что ты мне сделаешь? - Тогда посмотришь! - показал ему кулак Саша. Он был очень рассержен и тяжело дышал. Сева уже хотел поспешить ему на помощь, но дверь в коридоре снова открылась, из нее вышла женщина, поставила на порог ведро с мыльной водой и, крикнув: "Сашенька, вынеси помои!" - поспешно ушла. - Го-го-го! Сашенька, вынеси помои! Постирай пеленочки! - запрыгал мальчишка. Сева увидел красное, злое лицо Саши. Не замечая товарища, Саша схватил ведро и молча, не оглядываясь, потащил его по двору, сопровождаемый насмешками. Сева поспешно вышел и решительными шагами направился к обидчику. - Ты подлый человек! - сказал он, поднося к его носу свой худенький кулак, и, круто повернувшись, направился к воротам. У ворот он услышал, как, возвращаясь назад и позвякивая пустым ведром, Саша презрительно говорил мальчишке: - Ну, и что ты этим доказал? Что ты этим доказал? Я на тебя плевать хочу! Ты хулиган. Я с тобой даже связываться не буду. А за ребят когда-нибудь так дам, что своих не узнаешь! "Расстроился, - подумал Сева. - Хорошо, что меня не видел, а то ему неприятно было бы..." Он тихонько пошел по улице к своему дому. В этот день была суббота. Для Саши это был самый трудный день в неделе. В субботу мать купала ребят. Придя из школы, Саша наливал ванночку, менял воду, выносил помои, укладывал в кроватки выкупанных ребятишек. В такую-то минуту и попал к нему Сева. А перед этим, сразу после уроков, Одинцов и Васек Трубачев звали Сашу на каток. - Пойдем! Ведь последние зимние денечки. Скоро каток растает! - уговаривали они его. - Да не могу я сегодня. Мать ребят купает. Давайте завтра пойдем. - Ну, завтра! Я и коньки в школу принес, чтобы домой не заходить, - говорил Одинцов. - А я вообще не люблю откладывать. Решили - значит, пойдем, - заявил Трубачев. - Это у тебя всегда дела какие-то находятся. Пусть мать сама купает. При чем тут ты? - Чудак! - усмехнулся Саша. - А кто же ей помогать будет? Одной воды сколько натаскать надо! И вообще... она моет, а я вытираю. Ведь у нас мал мала пять штук... Одна Нютка самостоятельная. - Фью! - свистнул Васек. - Так это ты их и до ночи не перемоешь. - Да пойдем! Скажи матери - может, она завтра их выкупает? - спросил Одинцов. - Ну ладно! Зайдем ко мне. Вы постоите, а я спрошу, - согласился Саша. Ребята зашли. Пока Саша бегал спрашиваться, Васек говорил Одинцову: - Чудак Сашка: вечно со своими ребятами нянчится! - Ну, - протянул Одинцов, оглядываясь на Сашину дверь, - ему же нельзя иначе. У них отец целый день на работе, а детей куча. Саша вышел: - Ребята, идите! Мне никак нельзя: завтра воскресенье, отец дома, - ему тоже отдохнуть надо. - Значит, не пойдешь? - хмуро спросил Васек. - Не могу. - Ну ладно! Идем, Трубачев! - звякнув коньками, сказал Одинцов. Саша с сожалением посмотрел им вслед и открыл свою дверь. В кухне над плитой поднимался пар, на двух стульях стояла детская ванна. - Кого первого? - не глядя на мать, спросил Саша. - Меня! Меня!.. - запрыгали вокруг него малыши. - Витюшку, - сказала мать. На кровати ползал малыш с закрученной на спине рубашонкой. Он протянул к брату пухлые ручки и что-то залепетал. Но Саша молча стащил с него рубашонку и, пока мать пробовала локтем воду, удерживал подпрыгивающего на кровати малыша. - Расстроился, Сашенька? - спросила мать. - Еще бы... Товарищи на каток пошли, а я тут как банщик какой-то... - Ну что же, иди тогда. Я сама как-нибудь, - вздохнула мать. - "Сама, сама"! Давай уж скорей, что ли! - с раздражением сказал Саша. Мать взяла у него из рук голого малыша: - Иди! - Да чего ты еще! Знаешь ведь, что не пойду. Сажай лучше! Через минуту Саша смотрел, как Витюшка ловит мыльные пузыри и, подняв из воды толстую ножку с короткими розовыми пальчиками, изо всех сил тащит ее к себе. - Смотри, смотри, мама! Он думает, это игрушка. Неужели и я такой был? Глава 17. "СО СВОИМ ПРОФЕССОРОМ" С утра гуляла по городу метель. Был конец марта. Этот сердитый месяц яростно нападал на прохожих, забивая снегом меховые воротники и шапки. Дул резкий ветер, и, хотя мороза не было, ребята прибегали в школу замерзшие. Грозный, весь засыпанный снегом, в широком тулупе и меховой шапке, стоял на крыльце, как дед-мороз, и, размахивая платяной щеткой, командовал: - Наклоняй голову! Давай воротник!.. Эк, зима на тебя насела!.. Ну, беги грейся! Русаков пришел с Мазиным. Они встретились за воротами своего дома и шли вместе. По дороге Русаков упрекал Мазина, что тот уж слишком занялся учебой: - Тебе только подучиться сказали, а ты совсем в книгу носом зарылся. А тут у одних овчарка пропала... Я уже на след напал. - Некогда мне чужую собаку искать! - буркнул Мазин. - Если б Сергей Николаевич вызвал меня да поставил мне хорошую отметку, а то он все только с места меня спрашивает... - Значит, так и будешь до конца года к Трубачеву шататься? А в землянку скоро вода затекать начнет, что я там один сделаю? - Говорю, некогда мне сейчас. - Тебе все некогда... У меня, может, отец скоро женится, а тебе и на это наплевать, - обиженно сказал Петя. - Не женится. - Почему это? - А почему женится? - Почем я знаю. Только он сам сказал: "Скоро к нам моя жена переедет, люби ее", - неожиданно сообщил Русаков. - Так уже, значит? - Наверно, уже, - вздохнул Петя. - Теперь мне вдвое доставаться будет - от двух родителей сразу. - А какая она? - забеспокоился Мазин. - Посмотреть надо. Хорошую женщину сразу узнать можно. - Узнаешь ее! Начнет отцу на меня наговаривать. Ведь она мачеха. Читал сказку про Золушку? Ведь ее даже на экскурсию во дворец не брали. Хорошо, ей фея помогла, а мне кто помогать будет? - Обойдешься без дворца, лишь бы не дралась она, - задумчиво сказал Мазин. Петька растерянно заморгал ресницами и покрутил головой: - Если вдвоем будут меня драть, так... ого! - Вдвоем, вчетвером! Не морочь мне голову... При Советской власти таких мачехов нет! - "Мачехов"? - засмеялся Русаков. - Неправильно говоришь. - А ты не учи! - рассердился Мазин. - Сам небось ни одной речки на карте не можешь найти. - Ладно, пускай я пропаду и чужая овчарка пропадет, раз ты с географией связался, - сказал Русаков и, бросив товарища, пошел вперед. В этот день последним уроком была география. На большой перемене Трубачев подошел к Мазину и сказал: - Если вызовут тебя, не трусь. А чего не знаешь, говори прямо: не знаю. Мазин кивнул головой. Он был расстроен ссорой с Русаковым. Печальное, вытянутое лицо товарища вызывало в нем раздражение и сочувствие. "Мачеха у него там еще какая-то..." - озабоченно думал он. Сергей Николаевич пришел веселый, потер руки и сказал: - Весной пахнет! Сердится старушка-зима. Проходит ее время. Конец марта! В классе было чисто, уютно и тепло. Дежурные Одинцов и Степанова старались вовсю. Они пришли в школу раньше всех, облазили все углы, вытерли пыль. Валя Степанова принесла из дому чистую, выглаженную тряпочку для доски. А когда Одинцов ловко и красиво развернул перед учителем карту, Сергей Николаевич пошутил: - Совсем как в сказке цветистый ковер раскинул! Одинцов сел. Учитель посмотрел в записную книжку и вдруг сказал: - Мазин и Трубачев! Трубачев вспыхнул и встал. Мазин сидел впереди. Он неловко вылез из-за парты, одернул курточку и, обернувшись к Трубачеву, сказал: - Пошли! Ребята фыркнули. Сергей Николаевич улыбнулся. - Со своим профессором, - пошутил он. Оба мальчика стали у доски. Сергей Николаевич перелистал учебник географии. Класс затих. Только Русаков беспокойно вертелся на парте, быстро-быстро обкусывая на левой руке ногти и не сводя испуганных глаз с товарища. - Ну, Мазин, как теперь твои дела? - спросил Сергей Николаевич. Мазин медленно повернулся к Трубачеву: - Как мои дела? Ребята снова засмеялись. Сергей Николаевич покачал головой: - Я не Трубачева спрашиваю. Ты мне сам отвечай, как ты чувствуешь: прибавилось у тебя знаний или нет? Мазин пристально посмотрел на карту: - Прибавилось. - Выберешься ты теперь из Белого моря без посторонней помощи? - Выберусь. - Хорошо. А если мы тебя, скажем, из Ленинграда в Белое море пошлем? - Поеду, - сказал Мазин и взял указку. - По Беломорско-Балтийскому каналу поеду, вот так... - Он проехал по каналу и остановился в Архангельске. - Есть. Пять суток потратил. - Немного, - сказал Сергей Николаевич. - А если б не было Беломорско-Балтийского канала, как бы ты поехал? Мазин показал длинный путь вокруг северных берегов Европы и тотчас уточнил время: - Семнадцать суток потратил. - Хорошо, Мазин! Я вижу, что ты действительно окреп. Теперь расскажи нам все, что ты знаешь о Беломорско-Балтийском канале. А если ты ошибешься, то Трубачев тебя поправит. Мазин ровным и бесстрастным голосом начал рассказывать: - Беломорско-Балтийский канал тянется на триста километров. - На двести, - поправил его Трубачев. Он стоял выпрямившись, под рыжим завитком лоб его стал влажным, глаза блестели. - На двести километров, - спокойно поправился Мазин и взял указку. - Канал соединяет Онежское озеро с Белым морем... Мазин обращался с картой вежливо и осторожно. Ребята, облокотившись на парты, внимательно следили за указкой, двигающейся вдоль канала. Петя Русаков вертелся, нервно потирал руки и обводил всех торжествующим взглядом. "Ну, как Мазин? Вот вам и Мазин!" - говорили его взволнованные глаза. - Хорошо, Мазин! Пожалуй, тебе и Трубачев не нужен, а? - сказал Сергей Николаевич. - Нет, пусть стоит. Я к нему привык, - заявил Мазин. - Отвыкай. Трубачев всю жизнь не будет стоять с тобой рядом... Трубачев, садись! - Пусть стоит! - тревожно выкрикнул Русаков. Все головы повернулись к нему. Он смутился и юркнул под парту. Отпуская Мазина, Сергей Николаевич похлопал его по плечу и сказал: - Совсем хорошо, Мазин! Я очень рад за тебя. Я вижу, ты поймал быка за рога. Смотри не упускай его больше! А Трубачеву скажи спасибо... Трубачев! Васек вскочил. Учитель посмотрел на его взволнованное лицо: - Молодец! Когда Сергей Николаевич вышел, в классе поднялся шум. Русаков бросился к Мазину и, забыв утреннюю размолвку, обнял его: - Здорово, Колька! Ребята тоже радовались: - Вот так жирняк! - Повезло тебе! - Держись крепче за Трубачева! - Привяжи к себе веревочкой! - добродушно острили они. Толстые щеки Мазина лоснились и набегали на нижние веки, щелочки карих глаз лениво и ласково глядели на ребят. - А насчет мачехи твоей я подумаю, - улучив минуту, ни с того ни с сего шепнул он Русакову. Саша и Одинцов поздравляли Трубачева. - Здорово подогнал его! А я боялся - у меня прямо в ушах зазвенело, когда Сергей Николаевич вас обоих вызвал, - сказал Саша. - А Русаков-то? Вот кто вертелся, как карась на сковороде! - Верный товарищ! Преданный, как собака! - восхищенно сказал Саша. - Такой - на всю жизнь! - А мы трое? Не на всю жизнь? - ревниво спросил Одинцов. Васек вспомнил морозный вечер и огромную желтую луну над снежным прудом. - Я за нас троих головой ручаюсь! - Я тоже, - тихо сказал Одинцов. - А обо мне и говорить нечего! - радостно улыбнулся Саша. Все трое вошли в класс растроганные и счастливые. После уроков Васек бежал домой, размахивая сумкой и толкая прохожих. "Молодец! Молодец! Молодец!" - повторял он про себя. Во дворе для охлаждения он бросился в сугроб и, вывалявшись в снегу, предстал перед теткой. - Тетя Дуня, я молодец! - Вижу, - сказала тетка и, повернув его обратно, сунула ему щетку: - Обчистись в сенях, молодец! Глава 18. ВАЖНЫЙ ВОПРОС Зима наконец устала. Она притихла, порыхлела, а на небо вышел новый хозяин - весеннее солнце. Ребята, расстегнув пальто, шли из школы. В толпе слышались веселый насмешливый голос Одинцова, ленивые замечания Мазина, смех ребят. Звонко перекликались девочки. На каждом углу толпа редела; уходившие домой долго пятились задом, сожалея о том, что приходится расставаться. Лиде Зориной тоже не хотелось расставаться с товарищами. Она прыгала у своей калитки и все уговаривалась да уговаривалась с подружками о каких-то пустяках на завтра. Наконец все голоса смолкли. Лида быстро побежала по дорожке. Она была взволнована больше всех. Митя выздоровел, и сегодня на сборе поставили на обсуждение ее заметку об отношениях девочек с мальчиками. Об этом необходимо рассказать маме, а если не маме, которая еще не скоро придет с работы, то хотя бы кому-нибудь. Но дома обычно в это время бывали только соседи: старичок бухгалтер Николай Семенович и молоденькая Соня, ужасная копуша, которую Лида долго будила каждое утро. Наверно, им тоже очень интересно послушать, как прошел сбор. У крыльца стоял какой-то высокий молодой человек в лыжном костюме, с широким смешным носом и темным пушком на верхней губе. Он нетерпеливо поглядывал вокруг и время от времени, постукивая двумя пальцами в Сонино окошко, басил: - Сонечка, поторопитесь! - Сейчас! Сейчас! - кричала в форточку Соня. Лида замедлила шаг и на всякий случай вежливо кивнула головой: - Здравствуйте! - Привет! Привет! Вы из школы? Какая смена? - деловито осведомился юноша. - Я в первой смене, но сегодня после обеда у нас был сбор. - Ого! Это, значит, часиков пять уже! Сонечка, поторопитесь! - Может, и не пять, но у нас сегодня разбирали очень важный вопрос, - задерживаясь на крыльце, сказала Лида. - Важный вопрос? Ого! Какой же это вопрос? - поглядывая на Сонино окошко, спросил юноша. - Это, знаете, о дружбе девочек с мальчиками. У нас в классе... - охотно начала Лида. - О дружбе девочек с мальчиками? Это очень важный вопрос... Сонечка, поторопитесь! Сонечка, ведь мы же опоздаем! - подбегая к окну и не обращая больше внимания на Лиду, закричал он. Соня высунула в форточку розовое лицо и сделала сердитые глаза: - Не кричите на весь двор, а то никуда не пойду! - Сонечка!.. Лида открыла дверь и вошла в кухню. - А, школьница наша пришла! - закричал из своей комнаты бухгалтер Николай Семенович. - Это хорошо! А то я уж всякую надежду потерял ее увидеть сегодня. - Я на сборе была, - улыбнулась Лида. - У нас вожатый Митя наши дела разбирал. - Дела разбирал? - копаясь в корзинке с бумагами, рассеянно сказал Николай Семенович. - Хорошо бы, чтоб этот самый Митя и мои дела разобрал, а то я никак не разберу... Никак не разберу никаких своих дел, - глядя на заваленный бумагами стол, развел руками Николай Семенович. - Проклятая память! Такая небольшая синенькая тетрадка была у меня, и не знаю, куда делась. Куда делась? - потирая двумя пальцами лоб и глядя на Лиду светлыми близорукими глазами, пожаловался Николай Семенович. - Сейчас! Я только пальто сниму, - сказала Лида и, повесив в передней пальто, заглянула под стол Николая Семеновича. - Я знаю, вы иногда мимо корзины бросаете. - Мимо корзины? Никогда! - возмутился старичок. - Я аккуратнейший человек. Я, прежде чем бросить что-нибудь в корзину, тысячу раз проверю. У меня с письменного стола ни одна бумажка не упадет... Лида неожиданно нырнула под стол: - Вот она! Николай Семенович схватил тетрадку и близко поднес ее к глазам: - Скажите пожалуйста! Как же это вы нашли? - Да за ножкой стола, на самом видном месте лежала, - засмеялась Лида, поднимаясь с колен. - Ну, спасибо! Спасибо, девочка! А то я как без рук, работа стоит, - усаживаясь за стол, благодарил старичок. Лида вышла, постояла немного в кухне, потом тихо побрела в свою комнату. Вечером пришла мама. Она еще на пороге, снимая шапочку, крикнула: - Был сбор, Лидуша? - Был, был, мамочка! - бросилась к ней Лида. - Интересно! Подожди только минутку. Я сейчас вымою руки, сядем за стол, и ты мне все подробно расскажешь, - заторопилась мама. - Подожди, подожди только, я с самого начала хочу. - С самого начала так... Митя прочел мою заметку... Вот полотенце, мамочка. Вытирай одну руку, а я другую буду вытирать. - Нет, я сама... Ну, прочел заметку... Мама придвинула к столу два стула, вынула из портфеля булку, налила чай: - Ну, теперь все... Митя прочел заметку, а что мальчики? - Ну вот... Сначала никто из мальчиков ничего не говорил, и, наоборот, даже пересмеивались и толкали друг дружку. - Это не наоборот вовсе. Ну, предположим... А девочки? - Ой, мама, девочки сразу давай на ребят жаловаться: кто там кого дернул за косу, кого кто толкнул... Понимаешь, не обсуждали вопрос, а жаловались только! - высоко вскидывая брови и округляя глаза, сказала Лида. - Ну, ну? - А Митя слушал, слушал, потом так сморщился и говорит: "Вот я вас слушаю и удивляюсь. Лида Зорина подняла такой серьезный вопрос..." - Правильно, - кивнула головой мама, помешивая ложечкой в стакане. - Да, правильно, - протянула Лида, - а у меня зато сердце в пятки ушло. - Трусишка!.. - Да, трусишка! У нас ведь знаешь как дразниться любят... - Ну, об этом потом. Не перебивай себя. Что же сказал Митя еще? - Он очень хорошо сказал, мама... Он сказал, что при важном вопро- се... то есть на важном вопросе пионеры себя так небрежно ведут. Мальчи- ки позволяют себе всякие глупые шутки, пересмеиваются, а девочки только обиды свои перебирают. И что он уже тысячу раз слышал, как Мазин у Синицыной ленточку из косы выдернул, что это уже разбирали, и Мазина тогда наказали уже, а теперь надо поговорить не о случаях таких, а о том, чтобы их никогда больше не было, чтобы класс был дружный. Что и мальчики и девочки виноваты, и чтобы не торговаться здесь, кто больше виноват, а исправить это, потому что мы все пионеры и должны быть хорошими товарищами... Он, мама, прямо рассердился даже на нас... - Ну, а ребята что? - Ребята покраснели многие, а девочкам тоже стыдно стало. А потом все начали говорить, что у нас все по пустякам выходят всякие глупые ссоры. А Митя сказал, что мы уже в четвертом классе, а нам можно поставить в пример малышей - они так дружат между собой! Потом он привел примеры всякие... А потом, мамочка, потом!.. - Лида вскочила, зажмурилась и подпрыгнула на одной ножке. - Мы все шли домой вместе. И никто никого не дразнил. И солнце было такое, прямо на всю улицу! Я пальто расстегнула. А Коля Одинцов шапку снял, у него густые волосы. И солнышко нагрело их, - они даже чуть-чуть теплые стали, мы все трогали... А некоторые девочки завтра уже в драповом пальто придут. И я... Хорошо, мамочка? - Нет, драповое еще рано. А остальное все хорошо! Все хорошо, Лидок! Вечером папа тоже слушал о сборе, но ему рассказывала не одна Лида. Лиде помогала мама, они перебивали друг друга и так часто начинали сначала, что папа не дождался конца и ушел спать. Глава 19. СРЫВ Павел Васильевич все еще не возвращался. Васек нервничал, придирался к тетке. - Может, и были письма, да ты потеряла их! - подозрительно говорил он. Тетка обижалась: - Да что я, голову, что ли, потеряла? Писем не было. Не зная, чем объяснить молчание отца, Васек беспокоился. Иногда ему начинало казаться, что с отцом что-то случилось. Он просыпался ночью и, лежа с открытыми глазами, представлял себе всякие ужасы: то ему казалось, что отец, починяя паровоз, попал под колеса, то заболел и лежит где-нибудь в больнице. Васек плохо спал и в класс приходил хмурый и сонный. * * * В этот день Васек Трубачев дежурил. В паре с ним был Саша Булгаков. - Давай так дежурить, чтоб ни сучка ни задоринки, - уславливались мальчики. Первые три урока прошли без запинки. На большой перемене Сашу вызвала мать. - Васек, положи мел, вытряхни тряпку. Проверь, чтобы все было в порядке. Я сейчас! - крикнул он, убегая. Васек, закрывшись один в классе, протер парты, вытряхнул в форточку тряпку, сбегал за мелом, подлил в чернильницы свежих чернил. Когда Саша вернулся, осталось только подмести пол. Пока дежурные наводили в классе чистоту, в укромном уголке раздевалки Русаков с расстроенным лицом говорил Мазину: - Обязательно он меня вызовет! Пропал я, Колька! На четвертом уроке был русский язык. Учитель сказал, что будет вызы- вать тех, у кого плохая отметка. - Не надо было по собачьим следам рыскать. Взял бы да почитал грамматику... Я хоть по географии хорошо ответил, а ты что? - сердился Мазин. - Чересчур уж... Ни по одному предмету ничего не знаешь. - По арифметике лучше тебя еще... Да все равно мне пропадать сегодня. Мазин нахмурился. - Я подскажу тебе. Русаков махнул рукой: - Будет мне дома! Отец да еще мачеха... - Да ведь она уже неделю у вас живет, и ничего еще не было. - Придраться не к чему было. Она начнет разговаривать со мной, а я молчу... А сегодня... - Русаков покрутил головой и умоляюще посмотрел на Мазина: - Ты бы придумал что-нибудь, Коля. - Придумаешь тут. Оба мальчика постояли молча. Прислонившись к вешалке, Мазин задумчиво вертел чью-то пуговицу. Потом толстые вялые щеки его вдруг начали оживать, он выпятил вперед нижнюю губу и, притянув к себе товарища, зашептал что-то ему на ухо, а потом добавил вслух: - Надо время затянуть, понимаешь... чтобы он не успел тебя спросить до звонка. Русаков понятливо кивнул головой. - А вдруг он меня первого? - испуганно спросил он. - А вдруг пол провалится? - передразнил его Мазин. В коридоре Леня Белкин, щупленький Медведев и Нюра Синицына наскоро проверяли свои знания. - Только мне никто не подсказывайте, а то я собьюсь, - предупреждал Леня Белкин. - А мне немножко, одними губами первое слово только... Подскажешь, Зорина? Ты близко к доске сидишь, - просил Медведев. - Нет, я боюсь, я ни за что! - испуганно отговаривалась Лида. - Я ни губами, никак... Синицына, закрыв глаза, громко повторяла правила грамматики. Звонок рассадил всех по местам. Васек привстал с парты. Все в порядке: тряпка, мел, чернильница... Он заметил на полу скомканную промокашку и погрозил ребятам кулаком: только бросьте еще! Сергей Николаевич вошел в класс. Мазин бросил быстрый взгляд на Русакова: - Сергей Николаевич! Сейчас в пруду девочка утонула, в полынье... Ребята живо повернулись к Мазину: - Какая девочка? - Маленькая? - Где? Где? Мазин откашлялся. - Небольшая девочка... - Он еще раз откашлялся. - Годика три... Она так шла, шла, с саночками... - Ой, с саночками! Мазин привстал и обернулся к классу: - Ну да, с саночками. Да как провалится вдруг... весь лед на пруду треснул под ней... - Ой, бедненькая! - заволновались девочки. - Так сразу и провалилась? - Поговорим об этом после уроков, - сказал Сергей Николаевич, усаживая Мазина движением руки и раскрывая классный журнал. - Синицына! - вызвал он. Мазин хрустнул пальцами и уставился в потолок. Нюра одернула под партой платье и с вытянутым лицом пошла к доске. - А вы пишите в тетрадях, - сказал Сергей Николаевич, перелистывая учебник. - У меня перо сломалось, - неожиданно заявил Русаков, поднимая вверх ручку. Учитель вынул из бокового кармана коробочку и положил ее на стол: - Пожалуйста, возьми себе перо. Русаков толкнул Мазина и пошел к столу. Мазин поднял руку. - А у меня царапает, - сказал он. - Подойди и ты к столу. Учитель подошел к передним партам и спросил: - Кто еще пришел в класс, не заготовив себе хорошее перо? Трубачев беспокойно заерзал на парте. Ребята молчали. Мазин за спиной Русакова протянул руку к доске, схватил мел и спрятал его в карман. - Все с перьями? - еще раз спросил учитель. - Все! - Значит, только вот эти двое... - Учитель повернулся к Мазину и Русакову и вынул часы: - Вы отняли у нас три минуты. Сядьте оба. Русаков и Мазин пошли к своим партам. - Пишите, - сказал Сергей Николаевич: "Колхозники рано начнут сев..." Синицына беспокойно завертелась у доски. Она присела на корточки, пошарила руками по полу и, повернувшись к ребятам, вытянула в трубочку губы. - Ме-е-ел! - раздался ее пронзительный шепот. Васек поднял голову. Саша повернулся к нему и тихо спросил: - Где мел? - Я клал, - взволнованно ответил Васек. Сергей Николаевич постучал пальцами по столу. - Ищи-и! - зашипели на Синицыну ребята. Синицына испуганно развела руками. Лицо Сергея Николаевича потемнело. - Одинцов, сбегай за мелом, живо! Одинцов опрометью бросился из класса. - Кто сегодня дежурный? Васек встал, чувствуя, как кровь приливает к его щекам. Рядом встал Саша Булгаков. Сергей Николаевич поднял брови: - Трубачев? Булгаков? Булгаков, ты к тому же и староста. Саша вытянул шею и замер. - Надо лучше знать свои обязанности, - резко сказал учитель. - Садитесь! Не глядя ни на кого, Васек опустился на место. Ему казалось, что сзади него перешептываются девочки. Неподалеку слышалось тяжелое дыхание Мазина - ему было жарко. Русаков, забыв обо всем на свете, считал минуты. Одинцов, запыхавшийся от бега по лестнице, принес мел и от волнения протянул его прямо учителю. - Положи на место, - сказал Сергей Николаевич. Синицына перехватила из рук Одинцова мел и, держа его наготове, таращила на учителя глаза. "Колхозники рано начнут сев..." - снова продиктовал учитель. Урок пошел как обычно. Синицына разбирала предложения бойкой скороговоркой. "И куда торопится, лягушка эдакая?" - с тревогой думал Русаков. После Синицыной отвечал Медведев. Проходя мимо Зориной, он тихонько толкнул ее локтем. Лида замотала головой и заткнула уши. - Что-нибудь случилось, Зорина? - спросил Сергей Николаевич. Лида вскочила: - Нет. - Тогда сиди спокойно и не делай гримас, - отвернувшись, сказал учитель. Лида села, боясь пошевельнуться. В классе было тихо. Сергей Николаевич вызывал, спрашивал, но ребята чувствовали, что он недоволен. Звонок, как свежий студеный ручей, ворвался из коридора и разлился по классу. Ребята облегченно вздохнули. Сергей Николаевич взял портфель. Когда за ним закрылась дверь, ребята повскакали с мест и окружили Трубачева и Булгакова: - Что же вы? Как это вы? - Не могли мел положить! - Осрамили! Весь класс осрамили! - Честное пионерское... - начал Саша и, возмущенный, повернулся к Трубачеву: - Я на тебя, как на себя самого, надеялся! - А я что? Что я? - сразу вскипел Трубачев. - Ты сказал, что у тебя все в порядке, а сам... - Что - сам? - подступил к нему Васек. На щеках у него от обиды расплылись красные пятна. - Дисциплина! - крикнул кто-то из ребят. - А сами еще всех подтяги- вают! - И на девочек нападают, - пискнула Синицына. - Молчите! - с бешенством крикнул Васек и обернулся к Саше: - Говори, что я сделал? - Мел не положил, вот что! - Кто не положил? - Ты! - бросил ему в лицо Саша. - Весь класс подвел. - Врешь! - топнул ногой Васек. - Я все проверил, и все было, - нечего на меня сваливать! - Я не сваливаю. Я еще больше отвечаю! Я староста! - Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить! - выбрасывая из себя всю накопившуюся злобу, выкрикнул Васек. - Трубачев! - сорвался с места Малютин. - А-а, ты так... этим попрекаешь!.. - Саша поперхнулся словами и, сжав кулаки, двинулся на Васька. Тот боком подскочил к нему. - Разойдись! Разойдись! - выпрыгнул откуда-то Одинцов. Несколько ребят бросились между поссорившимися товарищами: - Булгаков, отойди! - Трубачев, брось! - Перестаньте! Перестаньте! - кричали девочки. Валя и Лида хватали за руки Трубачева. Одинцов держал Сашу. - Ты мне не товарищ больше! Я плевать на тебя хочу! - кричал через его плечо Саша. - Староста! - презрительно бросил Васек, отходя от него и расталкивая локтями собравшихся ребят. Пустите! Чего вы еще? Сева Малютин загородил ему дорогу: - Трубачев, так нельзя, ты виноват! Васек смерил его глазами и, схватив за плечо, отшвырнул прочь. Класс ахнул. Надя Глушкова заплакала. Валя Степанова бросилась к Малютину. Васек хлопнул дверью. Мазин и Русаков стояли молча в уголке класса. Когда Трубачев вышел, Мазин повернулся к Русакову и с размаху дал ему по шее. - За что? - со слезами выкрикнул Русаков. - Сам знаешь, - тяжело дыша, ответил Мазин. Ребята удивленно смотрели на них: - Еще драка! Но Мазин уже выходил из класса, спокойно советуя следовавшему за ним Русакову: - Не реви, хуже будет. Глава 20. КАК БЫТЬ? Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шел, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щелкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил: - Знаешь, он просто со зла, нечаянно... Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал... И сам не знал... Да тут еще ребята кричат. Ну, довели его до зла - он и сказал. Одинцов перевел дух и взглянул в упрямое лицо Саши. - Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома - так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да еще бабушка скажет: "Ну, сел на свинью!" Это у нее поговорка такая. Коля неловко засмеялся и, ободренный Сашиным молчанием, продолжал: - Это с каждым человеком бывает. А Трубачев все-таки наш товарищ. Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза: - Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я... я... - Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: - Ни-когда не прощу! - Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! - горячо сказал Одинцов. Саша вдруг остановился. - А, ты за него, значит? - тихо и угрожающе спросил он в упор. - Я не за него, - взволновался Одинцов, - я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду еще говорили... - Ладно, дружите... А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! - с горечью сказал Саша. Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому. - Саша! Одинцов догнал его уже у ворот: - Саша! Я все понимаю. Я за тебя... Мне только очень жалко... - А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! - Саша кивнул головой и пошел к дому. Одинцов глубоко вздохнул, оглянулся и одиноко зашагал по улице. "Пропала дружба... - грустно думал он, стараясь представить себе, как будут теперь держаться Трубачев и Саша. А с кем я буду? Один или с каж- дым по отдельности?" Одинцов не стоял за Трубачева. Поступок Васька казался ему грубым и глупым. "На весь класс товарища осрамил! "Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить!" - с возмущением вспоминал он слова Трубачева. - И как это ему в голову пришло? Ведь Саша не виноват, что у них детей мно- го, ему и так трудно, размышлял он, шлепая по лужам. - И еще Малютина отшвырнул... Севка и так слабый..." Коля Одинцов был растревожен. Дома он наскоро выучил уроки, весь вечер слонялся без дела и, ложась спать, вдруг вспомнил: "А ведь сегодня четверг. К субботе статью писать надо..." Перед ним встал Васек Трубачев, с рыжим взъерошенным чубом на лбу, с красными пятнами на щеках. "Я ведь о нем писать должен. Все... Честно... И вся школа узнает... Митя... Учитель... - Одинцов нырнул под одеяло и накрылся с головой: - Не буду. На своего же товарища писать? Ни за что не буду!" Он замотал головой и беспокойно заворочался. - Коленька, - окликнула его бабушка, - ты что вертишься, голубчик? - У меня голова болит, - пожаловался ей мальчик. - Голова? Уж не простудился ли? Старушка порылась в деревянной шкатулке, подошла к кровати и пощупала Колин лоб: - На-ко, аспиринчику глотни. - Зачем? - отодвигая ее руку с порошком, рассердился Коля. - Вечно ты, бабушка, с этим аспиринчиком! У меня, может, не то совсем. - Да раз голова болит. Ведь аспирин - первое средство при всяком случае. - Ну и лечи себя при всяком случае, а ко мне не приставай... Тебе хорошо - ты дома сидишь, а я целый день мотаюсь. Иди, иди! Я и так засну! Он повернулся к стене и закрыл глаза. Перед ним опять встал Васек Трубачев. Потом стенгазета, перед ней кучка ребят и учитель. "Совершенно точно и честно", - глядя на статью, говорит Сергей Николаевич. "Одинцов никогда не врет!" - кричат ребята. "Не врет... Мало ли что... Можно и не врать, а просто промолчать. Только вот Митя спросит, почему не написал, и ребята скажут: побоялся на своего дружка писать, а как про кого другого, так все описывает... - Одинцов вздохнул. - Нет, я должен написать... всю правду". Кровать заскрипела. Бабушка заглянула в комнату. Коля громко захрапел, как будто во сне. "Какой же я пионер, если не напишу? - снова подумал он, прижимаясь к подушке горячей щекой. - Ведь меня выбрали для этого... А какой же я товарищ, если напишу?" - вдруг с ужасом ответил он себе и, сбросив одеяло, сел на кровати. - Коленька, тебе чего? - Дай аспиринчику, - жалобно сказал Коля. Глава 21. МАЛ МАЛА МЕНЬШЕ Когда Саша открыл дверь своего дома, на него пахнуло знакомым теплым детским запахом, звонкая возня ребятишек неприятно оглушила его. Он схватил за рубашонку играющего у порога Валерку: - Куда лезешь? Пошел отсюда! Валерка сморщился и вытянул пухлые губы. Мать поспешно подхватила его на руки и тревожным взглядом окинула расстроенное лицо сына: - Саша, Саша пришел! Ребятишки, отталкивая друг друга, бросились к Саше. - Брысь! - сердито крикнул он и, заметив взгляд матери, с раздражением сказал: - И чего лезут! Домой прийти нельзя! - Да они всегда так... радуются, - осторожно сказала мать. - Виснут на шее! Как будто я верблюд какой-нибудь... ну, пошли от ме- ня! - закричал он на сестренок. - А мы без тебя играли. Знаешь как? - заглядывая ему в лицо и пряча что-то за спиной, сказала его любимица - Татка. Саша молча отодвинул ее в сторону и прошел в комнату. - Не троньте его, отойдите, - тихо сказала мать. - Играйте сами. Саша бросил на стол книги и сел, стараясь не замечать внимательного взгляда матери. Этот взгляд тоже вызывал в нем раздражение: "Так и смотрит, все знать ей надо..." Мать наскоро вытерла руки, накрыла на стол: - Сашенька, иди обедать! Ребята с шумом полезли на стулья. Трехлетняя Муська зазвенела ложкой о тарелку. - Руки под стол! - закричал Саша. - Что ты звонишь, как вагоновожатый! - накинулся он на Муську, отнимая у нее ложку. - Сейчас выгоню! - Саша, Саша! - удивленно, с упреком сказала мать. - Что это ты, голубчик? - "Голубчик"! Нянька я вам, а не "голубчик"! Не буду я им больше ничего делать! Сама, как хочешь, с ними справляйся! - отодвигая свою тарелку, закричал Саша. - Все на меня свалила!.. Он вдруг остановился. Мать смотрела на него с жалостью и испугом. Половник дрожал в ее руке. Дети притихли. - Ешь. Вот тебе мясо. Сам порежешь? - Сам, - буркнул Саша, давясь куском хлеба. За столом стало тихо. Мать резала маленькими кусочками мясо и клала его в тарелки малышам. - Кушайте, кушайте, - говорила она вполголоса, помогая то одному, то другому справляться с едой. Татка, придвинув к Саше свою тарелку, шепотом сказала: - Саша, порежь мне. - Сама не маленькая! - отодвигая локтем ее тарелку, сказал Саша. - Мама, чего он не хочет? - обиженно протянула Татка. - Не приставай к нему, Таточка. Дай свою тарелку! Татка вскочила, с колен ее покатился на пол круглый пенал. Этот пенал Саша сам подарил ребятам для игры "в школу". Но сейчас, чувствуя заки- павшие в глазах слезы и острую потребность придраться к чему-нибудь, Са- ша схватил пенал и выбежал из-за стола. - На моем столе роетесь! Все мое хватаете! Ладно, я теперь всех швырять буду! - кричал он неизвестно кому со слезами в голосе. Потом бросился ничком на свою кровать и разрыдался. - Сашенька, Саша... Кто тебя, сынок мой дорогой? Кто тебя обидел, голубчик? - гладя его по спине, спрашивала мать. Саша молча плакал, уткнувшись в подушку круглой стриженой головой. Вокруг кровати, прижимаясь к матери, всхлипывали испуганные ребята. Валерка, приподнявшись на цыпочки, обхватил Сашину шею и уткнулся лбом в подушку. Саша высвободил руку и обнял теплое тельце братишки. Глава 22. ВАСЕК Васек стоял у окна и на все вопросы тетки отвечал: - А тебе-то что? - Как это - тебе-то что? - возмутилась тетя Дуня. - Прибежал, как с цепи сорвался! Я тебя и спрашиваю: случилось с тобой что, отметку плохую получил или наказали тебя в школе? - Ну и наказали, - усмехнулся Васек. - А тебе-то что? - Ты мне не смей так отвечать! Я не с улицы пришла ответ у тебя спрашивать. Мне вот отец пишет, что еще недели на две задержится. - Письмо есть? Отец пишет? Давай письмо! Почему сразу не дала мне? - закричал на тетку Васек. Тетка вынула из-под скатерти письмо. - Я с тобой поговорю еще... Вот почитай раньше... - холодно сказала она, испытующе глядя на племянника поверх очков. - Ладно! - нетерпеливо сказал Васек, отходя к своему столу и вытаскивая из конверта тонкую серую бумажку. Отец писал, что никак не мог сообщить о себе, так как ездил со своей бригадой на другие участки и все надеялся скоро вернуться. Но сейчас в паровозном депо идет большой ремонт, и придется недельки на две задержаться. Он просил тетку приглядеть за племянником, спрашивал, как учится Васек, как он ест, спит, не очень ли скучает. В конце стояла приписка сыну: "Дело, Рыжик, прежде всего. Паровозы мои - пациенты смирные, слушаются меня. Есть среди них очень интересные, новой системы, наши советские. Приеду - расскажу. А пока делаq ты, Рыжик, свои дела так, чтобы совесть была чиста. Твой папа". Васек опустил письмо и задумался. Отец задерживается... Не с кем поговорить по душам. Некому рассказать, что произошло за это время в его жизни... Васек подумал о Саше. Вспомнил его лицо и слова, которые тот бросил ему: "Не товарищ!" "Подумаешь, напугал! И что я ему сказал? Разве это не правда, что он сестричек нянчит? Правда..." - храбрясь и оправдываясь перед собой, думал Васек. Потом, вспыхнув до ушей, он растерянно посмотрел на свою твердую загорелую руку. В этой руке осталось ощущение острого, худенького плеча Севы. Васек прикусил губу, чувствуя стыд и недовольство собой. Как это с ним случилось, что он швырнул Севу? Конечно, Малютин сам полез, его никто не просил. Васек посмотрел на письмо. Задерживается... в такую минуту, когда ему одному мог он рассказать обо всем, что произошло в классе. "Ну и ладно... Пусть со своими паровозами остается... Хоть и совсем не приезжает, раз так", - с горькой обидой на отца думал он. - Вот и поговорим, - сказала тетка, закончив какие-то кухонные дела и присаживаясь на стул против Васька. - Разболтался! Грубишь! Думаешь, тетка сквозь пальцы глядеть будет? - Тетя Дуня оправила подол юбки и поудобнее уселась на стуле. - Нет, племянничек, я здесь не для этого живу. На меня не напрасно твой отец надеется. Трубачевы зря ничего не обещают, и я тебя на ум-разум направлю, - медленно цедила слова тетка. Васек вдруг вышел из берегов: - А что ты мне сделаешь? Что ты ко мне привязалась сегодня? "На ум-разум направлю"! Вот я отцу расскажу! - кричал он, размахивая руками. Тетка поджала тонкие губы. - А я и отца ждать не буду. Я в школу пойду, - язвительно сказала она. - Ты... в школу? - задохнулся Васек. - В школу?.. Ведьма! - неожиданно для себя выпалил он и испугался. Лицо у тетки вдруг сморщилось, очки упали на колени, ресницы заморгали, и на них показались слезы. - Спасибо, Васек, спасибо, племянник, - тихо сказала тетка, поднимаясь со стула. Васек хотел броситься к ней, попросить прощения, но слова застряли у него в горле. Первая минута была потеряна, и, провожая глазами ее сгорбившуюся фигуру, он только беспомощно шевелил губами. Тетка весь вечер просидела в кухне. "Ну и пускай! - думал Васек, стараясь побороть в себе чувство жалости и раскаяния. - Еще каждому кланяться буду! Просить, унижаться!" Вечером пришла Таня. В последнее время Васек редко видел ее и особенно обрадовался теперь, чувствуя себя одиноким и несчастным. - Таня, ты где все пропадаешь? - спросил он, поглаживая глиняного петуха. - Я тебя совсем не вижу. -- Да у меня дела теперь сверх головы. Меня, Васек, в комсомол принимают! - с гордостью сказала Таня, показывая на толстую книгу в коленкоровом переплете. - Вот, учусь! И работаю. Ведь это заслужить надо. - А я еще пионер только, - со вздохом сказал Васек и сразу подумал: "А вдруг Митя узнает про то, что в классе было? Или учитель?" Сердце его сжалось, и к щекам опять прилила краска. - Ты что? - спросила Таня. - Ничего. Спать захотел, - сказал Васек. - Да посиди, рано еще... Что отец пишет? - Пишет - задерживается... Я пойду, - устало сказал Васек. Ему и правда захотелось спать. Он лег, но сон не приходил долго. На душе было одиноко и тоскливо. Васек вспомнил Одинцова и грустно улыбнулся. "Один товарищ у меня остался... Один друг, а было два... Эх, из-за куска мела! - Он приподнялся на локте. - А куда же этот проклятый мел делся? Ведь я же сам клал его - длинный, тонкий кусочек. Куда же он делся? Надо было поискать хорошенько, найти, доказать. Может, он лежал в уголке где-нибудь..." Васек пожалел, что не сделал этого сразу, а в раздражении ушел из класса. * * * Утром Васек долго валялся в кровати, лениво делал зарядку. Он не торопился: день перед ним вставал хмурый и неприятный. В первый раз не хотелось идти в школу. "Теперь, наверно, все на меня глазеть будут, как на зверя какого-нибудь..." Не хотелось видеть Сашу, Малютина, и перед остальными ребятами было стыдно и нехорошо. "А что такое? Фью! Больше бояться меня будут! Никто не полезет ко мне!" - хорохорился он наедине с собой, пытаясь заглушить чувство стыда и беспокойства. Входя в класс, он сделал равнодушное лицо и как ни в чем не бывало направился к своей парте, хотя сразу заметил, что ребята его ждали и говорили о нем. Ему даже показалось, что из какого-то угла донесся шепот: - А еще председатель совета отряда... На самом деле слова эти никем не были сказаны, Ваську это только показалось. Но он насторожился и, небрежно обернувшись к классу, посмотрел на ребят дерзким, вызывающим взглядом. Саша Булгаков, который сидел впереди, ни разу не обернулся с тех пор, как Трубачев вошел в класс. На его круглом открытом лице было вчерашнее упрямое выражение, в глазах - мрачная, застоявшаяся обида. Васек, чтобы показать, что он совершенно не интересуется Сашей, небрежно развалился на парте и, стараясь не смотреть на стриженый затылок товарища, неудобно и напряженно повернул голову и смотрел вбок. Малютин спокойно сидел рядом с ним. Он не чувствовал ни страха, ни унижения, ни обиды, как будто не его, как котенка, швырнул вчера Трубачев на глазах всего класса. Малютин страдал за Васька. Васек Трубачев в его глазах всегда был честным, смелым товарищем, которого слушались и любили ребята. И вот теперь вместо этого честного и смелого товарища рядом с ним сидел дерзкий расшибака-парень, показывающий всем и каждому, что в любую минуту может пустить в ход кулаки. "Пусть только кто-нибудь пикнет!" - говорил весь облик Трубачева. Сева ясно видел, что класс осуждает Трубачева. И, чтобы заставить товарища перемениться, вернуть его в обычное состояние, Малютин изредка задавал ему простые вопросы: как он думает, будут ли у них экзамены и когда; останется ли с ними Сергей Николаевич и на следующий год? Васек удивлялся, что Сева как будто забыл про вчерашнее; он чувствовал к нему благодарность, жалел, что так обидел его, но, боясь показаться в глазах ребят трусом, который подлизывается к Малютину, чтобы уладить с ним отношения, отвечал Севе свысока, небрежно, чуть-чуть повернув в его сторону голову. На переменке к Трубачеву подошел Мазин. - Ну и поссорились, экая важность! - ни с того ни с сего сказал он. - Из каждой мухи слона делать - так это и жить нельзя. - Я и не делаю слона, - ответил ему Васек. - Я не про тебя - я про Булгакова. Что это он нюни распустил, от одного слова скис? - Он не скис! - рассердился Васек. - И нюни не распускал. Это не твое дело! Мазин наклонил голову и с любопытством посмотрел на Трубачева. - Вот оно что... - неопределенно протянул он и отошел к своей парте. - О чем ты с ним говорил? - спросил его Русаков. Но Мазин был поглощен своими мыслями. - Вот что... - чему-то удивляясь, снова повторил он. Лида Зорина избегала смотреть на Васька; она то и дело подходила к Саше и с глубоким сочувствием смотрела на Малютина. У Вали Степановой было строгое лицо, и другие девочки неодобрительно молчали. Хуже всего было Коле Одинцову. Он то сидел на парте рядом с Васьком, стараясь в чем-то убедить его, то отходил к Саше. И, недовольный своим поведением, думал: "Что это я от одного к другому бегаю!" Одинцов все еще надеялся помирить обоих товарищей. - Ты бы сказал ему, что виноват, ну и все! - уговаривал он Трубачева. Васек, разговаривая с Одинцовым, становился прежним Васьком. - А если по правде, по честности - я виноват, по-твоему? - спрашивал он товарища. - Виноват! - твердо отвечал Коля. - Не попрекай чем не надо. Ты против Саши барином живешь. - А он имел право мелом меня попрекать? Одинцов пожал плечами: - Не знаю... Если ты клал этот мел, то куда он делся? Разговоры не приводили ни к чему. Один раз Трубачев сказал: - С Булгаковым я дружил, а теперь он мой враг. И больше о нем не говори. Я к нему первый никогда не подойду. А ты с ним дружи. И со мной дружи. - Да ведь нас трое было. - А теперь ты у меня один остался, - решительно сказал Васек. К концу дня, видя, что ребята, как будто условившись между собой, не заговаривают о ссоре, Трубачев успокоился, принял свой прежний вид и даже сказал Малютину: - Я ведь тебя не хотел вчера... - Я знаю, я знаю! - поспешно и радостно перебил его Сева. - Дело не во мне, я другое хочу тебе рассказать... Только дай мне честное пионерское, что не рассердишься. - Я на тебя не рассержусь, говори. Сева быстро и взволнованно рассказал ему про мальчишку в Сашином дворе, как тот осыпал Сашу насмешками, когда Саша нес помои. Васек стукнул кулаком по парте: - И ты не выскочил и не дал ему хорошенько? Эх, я бы на твоем месте... - Я вышел потом... Но это не то, я другое хотел сказать. Они посмотрели друг другу в глаза. Васек потемнел. - Ты что же... меня к тому хулигану приравнял? - тихо, с угрозой спросил он. - Тот хулиган не был Сашиным товарищем, - ответил ему Сева. Глава 23. СТАТЬЯ ОДИНЦОВА Одинцов писал статью. Он описывал все происшедшее в классе так, как оно было. Но каждый раз на фамилии Трубачева он останавливался и долго сидел, опустив голову. Потом снова брал перо. "А теперь ты у меня один остался", - сказал ему Васек. "Но ведь я в глаза говорил ему, что он виноват. И завтра сам скажу, что статью написал. Как пионеру скажу... Он поймет, что иначе нельзя мне", - волновался Одинцов. Уже несколько ребят спросили его в классе, какую статью он даст в стенгазету. - Правду напишешь? - Как всегда. Одинцов вспомнил, что, ответив так ребятам, он перестал колебаться, но после этого никак не мог подойти к Трубачеву и ушел домой, не попрощавшись с ним. И всю дорогу в мыслях его что-то двоилось, путалось. Трубачев стоял по одну сторону, а он, Коля Одинцов, - по другую. Ребята ждали от Одинцова правды и справедливости. "Я спрошу его, как бы поступил он на моем месте, - волнуясь, думал Коля. - Он ведь тоже пионер, он не захочет, чтобы я из-за него пионерскую честь свою запятнал". Одинцов снова брался за перо: "...Когда Трубачев выходил, к нему бросился Малютин и сказал: "Трубачев, ты виноват". Трубачев схватил Малютина за плечо и сильно толкнул его..." Подумав, Одинцов зачеркнул слова "схватил" и "сильно". Вышло так: "Трубачев взял Малютина за плечо и оттолкнул его..." - Почти одно и то же... - прошептал Одинцов и перешел к следующему происшествию: "...А потом Мазин за что-то ударил Русакова, и оба спокойно вышли из класса. Редакция надеется, что Трубачев, как пионер и товарищ, поймет, что он сделал нехорошо, и как-нибудь помирится с Булгаковым". * * * Васек притих. Он вдруг понял, что всех обидел: и тетку, и Сашу, и Севу Малютина, - что он перед всеми виноват. От этого на душе у него было тоскливо, и даже приезд отца не обещал ему радости. Случай на Сашином дворе не выходил у него из памяти. Он думал о Саше. Вспомнил, как они с Одинцовым звали его на каток, а он не мог пойти. - "А ведь Сашке, конечно, трудно, а я еще попрекнул его. Он, верно, сразу того хулигана вспомнил... Такую обиду Саша не простит. Тетка тоже не простит. Она так заботилась обо мне, а я назвал ее ведьмой... Сева простил. Почему простил Сева - непонятно. Но Малютин вообще непонятный. Может, он трус и не хочет ссориться со мной? Нет, он не трус! Он даже, наоборот, как-то..." Но как это "наоборот" - Васек не додумал. Была суббота. После обеда собиралась редколлегия, вчера ребята давали заметки. Интересно, что написал Одинцов? Вчера из самолюбия Васек не спросил его об этом, хотя сам Одинцов все время начинал с ним разговор о стенгазете. Видно, не знал, как писать, и хотел посоветоваться. "Наверно, написал просто, что куда-то делся мел и дежурные поспорили между собой", - спокойно подумал Васек. - Тетя Дуня, мне в школу на собрание нужно. Тетка молча накрыла на стол. Она все делала теперь молча. Васек слы- шал, как вчера вечером она сказала Тане: - Он меня обидел, и я все ему буду делать официально. Васек вздохнул: "Ну что ж, я тоже официально буду..." Глава 24. В ЗЕМЛЯНКЕ Мазин перестал ходить на занятия к Трубачеву. С одной стороны, его мучила история с мелом и он чувствовал себя виноватым перед Васьком. С другой стороны, после злополучного урока он решил подтянуть Русакова и сам превратился в учителя, пригрозив Петьке, что будет считать его последним человеком в Советском Союзе, если он не научится отличать подлежащее от сказуемого и глагол от имени существительного. Русаков сам понял, что ему никуда не деться от грамматики, и согласился заниматься. Он хорошо знал, что если Мазин за что-нибудь берется, то "дело будет". Занимались в землянке. Пообедав, порознь выходили из дому и окольными путями шли к пруду. Ноги проваливались В глубокий, рыхлый снег, вода доходила до щиколотки, пробираться к старой ели было трудно, но зато в землянке было сухо и уютно. Мальчики отгребли от входа снег и прорыли вокруг глубокие канавы, чтобы дать сток воде. Усевшись поудобнее на мешке, они зажигали коптилку и начинали заниматься. Еще до урока Петя успевал рассказать товарищу тысячу новостей. Уже две недели в их доме жила молодая женщина, которую он называл мачехой. Мачеха пугала и интересовала Петю. Он всегда ждал от нее каких-нибудь неприятностей и рассказывал Мазину: - Такую пыль в доме подняла! Всю мою кровать вверх тормашками перевернула. И чего ей там нужно было? - Клопов, - изрекал Мазин. - Может, конечно... А потом, смотрю, на мой стол чернильницу отцовскую поставила, ручку у отца сперла. - Это что еще за слово у тебя? Говори по-русски. - Ну, стащила... - Смотри у меня! А то подумают - я тебя научил, - выговаривал Мазин. - Ладно, - соглашался Русаков, - пускай стащила... Она вообще нас с отцом не различает: что ему, то и мне! - вдруг похвалился он. - Различит, когда за ремень возьмется, - поддразнил его Мазин. - Она сама не возьмется. Отца подучать будет... Она мне вот что один раз говорит: "Петя, может, ты за хлебом сегодня сходишь?" Видал? Думает прислужку из меня сделать! - А ты хлеб ешь? - Ем. - Не ешь, - серьезно сказал Мазин. - Почему это? - Потому что она подумает, что ты из нее прислужку хочешь сделать. Петя засмеялся. - Ты всегда придумаешь чего-нибудь... А мне бы только одно наверняка знать: добрая она или злая? - задумчиво сказал он. - Почему это нельзя сразу человека узнать? - Узнать, пожалуй, можно, - протянул Мазин. - А как? - заинтересовался Русаков. - Принеси ей дохлую кошку. - Совсем дохлую? - Не совсем... наполовину... чтоб еще мяукала... Или собаку. Одно из двух. - И что? - И посмотри: выкинет она ее или накормит. Кто любит животных, тот добрый человек, а кто их не жалеет, тот сам дрянь! - объяснил Мазин. - Это верно... А где же мне эту самую дохлую кошку взять? Если поймать да заморить какую-нибудь? - сморщившись, сказал Петя. - Ну, и будешь сам дрянь, - отрезал Мазин. - Ну вот... а говоришь... Легче уж совсем дохлую достать, так ту и жалеть нечего, раз она уже все равно скончалась... А так... все кошки толстые, - припоминая всех знакомых кошек, говорил Русаков. - Ну ладно! Выбрось все это из головы. Садись. Говори честно: чего знаешь и чего не знаешь? - Что ты не знаешь, то и я не знаю, - расхрабрился Русаков. - Ну-ну! Я не знаю - так догадаюсь, - важно сказал Мазин. - Тебе со мной не равняться. А по правде, обоим подтягиваться нужно. Скоро экзамен. Придется как-никак поработать. Ребята взялись за учебу. Положив на колени учебник, Мазин экзаменовал Русакова, тут же проверяя и свои знания. Когда оба начинали скучать, Мазин говорил: - Последнее предложение: "Коля стукнул Петю по шее". Разбирай. - Нет, ты разбирай: "Русаков положил Мазина на обе лопатки". - Раньше положи, - говорил Мазин, обхватывая товарища поперек туловища. Начиналась борьба. Со стен летели пугачи и рогатки, мешок с сеном трещал по всем швам. Ужинали порознь. Каждый у себя дома. Последнее время Петя стал разборчив в еде. Ворону пришлось выбросить, мороженую рыбу пустили в пруд на съедение ракам. - Знаешь, Мазин, это кушанье как-то не по мне, - сознался товарищу Петя. - А какие еще фрикадельки тебе нужны? - ворчал Мазин, очищая котелок от вороньих перьев. Ложась спать, Мазин размышлял о жизни: "Учиться хорошо можно. В конце концов это не такое трудное дело. Отвиливать, пожалуй, труднее". И он сразу решил за себя и за Русакова - хорошо подготовиться к экзаменам. История с мелом тоже повлияла на Мазина. "В общем, все из-за одного лодыря вышло. Знай Петька грамматику - я бы не стащил мел. Не стащи я мел - Трубачев не поссорился бы с Булгаковым, вот и все... А какие товарищи были Васек и Саша! Трубачев и сейчас за Булгакова вступился, когда я сказал, что Сашка нюни распустил... Гм... А в общем, какая это дружба! Из-за одного куска мела все вдребезги! Я бы так Петьку не бросил. Эх, жизнь!" Мазин был благодарен Трубачеву за помощь по географии. Бывая у Васька в доме, он сблизился с ним и привык к нему, а поэтому всю вину перекладывал на Сашу, да еще в самой глубине сердца сознавал и свою вину, которую, в свою очередь, перекладывал на Русакова, и, не в силах разобраться в этой путанице, засыпая, говорил: - Эх, жизнь! Глава 25. "СОВЕРШЕННО ТОЧНО" Васек торопился. На втором этаже школы, в пионерской комнате, окна были освещены. "Работают уже!.. Скорей надо! Сегодня Белкин переписывает, наверно". - Иван Васильевич, Митя пришел? - спросил он, пробегая мимо Грозного. - Нет еще... Сергей Николаевич в учительской, - сообщил Грозный. "Эх, а я опоздал!" - подумал Васек и, пробежав быстро по коридору, открыл дверь в пионерскую комнату. Одинцов стоял посреди комнаты, держа в руках аккуратно исписанный листок. Ребята окружали его тесным кольцом. Увидев Васька, кто-то тихо сказал: - Трубачев! Все лица повернулись к Трубачеву. Одинцов тоже обернулся и машинально спрятал за спину листок. Трубачев посмотрел ему прямо в глаза. Потом медленно протянул руку: - Это про меня? Дай! Одинцов, бледный, но спокойный, передал ему листок. - Я не мог иначе... - сказал он. Васек пробежал глазами статью. Она пестрела его фамилией. - Совершенно точно, - сказал он, криво усмехаясь и возвращая листок. - Совершенно точно... - повторил он и при общем молчании вышел из комнаты. - Трубачев! - упавшим голосом позвал Одинцов. - Ребята, что же вы! Остановите его! - Трубачев! Трубачев! - понеслось по коридору. - Митя! Где Митя? - волновались ребята. Саша Булгаков подошел к Одинцову и сел рядом с ним. - Ты не из-за меня написал? - спросил он, моргая ресницами. - Нет, я просто правду написал! - Одинцов поднялся. - Белкин, переписывай! Ребята зашевелились, задвигались, горячо обсуждая случившееся. Мнения разделились: одни обвиняли Одинцова и говорили, что он не должен был подводить товарища; другие защищали Одинцова. - Он не имел права иначе! Он поступил честно! - кричали они. В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич. Он просмотрел стенгазету и прочел статью Одинцова. Ребята стояли понурившись, работа шла вяло. Все ждали, что скажет учитель. Сергей Николаевич подозвал Одинцова: - Это с Трубачевым ты просил посадить вас вместе? - Да, с Трубачевым и Булгаковым. - Закадычные друзья? А кто же больше друг - Булгаков или Трубачев? - спросил учитель, не глядя на Одинцова. - Оба, - сказал Коля, мучительно краснея. Сергей Николаевич положил руку на его плечо: - Бывают, Одинцов, трудные положения у человека. Но если справедли- вость требует, то... ничего не поделаешь... - он улыбнулся, - надо себя преодолеть! В комнату вошел Митя. - Вы давно здесь? - спросил он, вытирая платком мокрые волосы. - Какая-то труха с неба сыплется... Ну как? Познакомились с материалом? - Познакомился, - сказал учитель, подвигая ему статью. - Тут много интересного. Митя быстро пробежал глазами статью. - Ого! Одинцов пишет про Трубачева! Это новость! - Он вскинул на учителя глаза. - Д-да... Не ожидал от Трубачева. Ведь он председатель совета отряда. Придется поговорить. Сергей Николаевич кивнул головой: - Обязательно! - О чем они? - шепотом спросил у Одинцова Саша. Он чувствовал себя неловко и, когда Сергей Николаевич смотрел в его сторону, готов был провалиться сквозь землю. - Не знаю, они между собой говорят... Им тоже неприятно все это. Когда Сергей Николаевич вышел, ребята бросились к Мите и, перебивая друг друга, стали рассказывать, что Трубачев прочитал статью и ушел. - Экий недисциплинированный парень! Никакой выдержки нет. Придется с ним поговорить по-серьезному. - Ну что ты, Митя, он же председатель совета отряда! - Тем более должен знать дисциплину! - нахмурился Митя, подвигая к себе статью и перечитывая ее снова. Читая, он вскидывал вверх брови, всей пятерней расчесывал волосы и задумчиво глядел куда-то вбок. Потом щелкнул пальцами по столу и весело, по-мальчишески спросил: - А куда же делся мел? * * * Васек не шел, а бежал, натягивая на ходу пальто. На крыльце он чуть не сбил с ног Грозного и далеко за собой оставил его окрик: - Эй ты, Мухомор, куда? Пробежав школьную улицу, он наугад свернул в первый попавшийся переулок и оглянулся. Кончено.... Кончено... Одинцов не товарищ... Одинцов осрамил его перед учителем, перед Митей... Одинцов не подумал, что Васек - председатель совета отряда, не пожалел товарища... Васек покачал головой: "Теперь у меня никого нет... ни Одинцова, ни Саши..." Он вспомнил Малютина, Медведева, Белкина и других учеников своего класса. Никогда не заменят они ему прежних товарищей. На всю жизнь теперь он, Васек Трубачев, остался один. Мягкий снег сеялся сверху на серые лужи, на черные островки сырой земли, на Васька Трубачева. А он все шел и шел, низко наклонив голову, как человек, который что-то потерял и безнадежно ищет. * * * О заметке Одинцова и о том, что Трубачев сам не свой выбежал из пионерской комнаты, Мазин узнал от Нюры Синицыной. Она встретила его с Русаковым на улице и спросила: - Не видели Трубачева? - Нет. А зачем тебе? - поинтересовался Мазин. - Он, наверно, на редколлегии, - сказал Русаков. - В том-то и дело, что он сейчас выскочил оттуда как угорелый. Ой, что было! Одинцов нам статью читал, а Трубачев вдруг вошел! - Какую статью? - насторожился Мазин. Нюра, захлебываясь, стала рассказывать. - Когда это было? - схватил ее за руку Мазин. - Да вот, вот... сейчас! Я за ним, а его уже нет. Я звала, звала... прямо чуть не плакала... Мазин повернулся к Русакову: - Иди домой. - Я с тобой, - бросился за ним Петя. - Кому я сказал! - прикрикнул на него Мазин и быстрым шагом пошел к дому Трубачева. В голове у него зрело какое-то решение, но какое - Мазин еще не мог сообразить. Он знал только одно: наступило время действовать. А как? Сознаться в том, что он утащил мел? Этого Мазину не очень-то хотелось. Он надувал свои толстые щеки, изо всех сил стараясь придумать что-нибудь такое, чтобы самому выйти сухим из воды и выручить Трубачева. Голова работала плохо. Мазин хмурил лоб и размахивал руками. Потолкавшись на улице около дома Васька, он заглянул в окно. В кухне Трубачевых горел