сский костюм. - И чего вскочил ни свет ни заря! Поди полежи еще!
     Васек  примерил рюкзак, осмотрел фляжку и лег, крепко зажмурив глаза от
солнца. Но спать было невозможно. Ему уже представлялись запутанные тропинки
в лесу;  знаки, тщательно  замаскированные; выложенные из  камешков  стрелы;
сломанные ветки...
     "Надо в оба смотреть... на деревьях, на земле, на кустах. А пропустим -
назад вернуться. Быстро, молча.  Болтать не позволю... Вперед пущу Одинцова,
Мазина и  Русакова. Булгаков со  мной  рядом пойдет...  Он слышал, что  Митя
сказал. Ну и вот...  Зорину со Степановой тоже вперед пущу. А  Малютин пусть
сзади идет. Он невоенный человек. Синицыну - в хвост, чтобы не болтала..."
     Васек  представил себе отряд,  движущийся в тишине леса. Себя  впереди,
Булгакова рядом... Командир и комиссар!
     Ему стало  жарко.  Откинув  ногами  одеяло, он вскочил,  отдал  кому-то
честь.
     Отец спал, отвернувшись к стене.
     На столик с маминой карточкой падало солнце.
     - Есть  поход! - неслышно пошевелил Васек губами, глядя в  лицо матери,
улыбавшейся ему с портрета знакомой, памятной улыбкой.
     -  Встаю,  встаю,  сынок!  -  забормотал  отец,  садясь  на  кровати  и
приглаживая рукой растрепанные волосы. - Ты что тут шебуршишься, сынок?
     - А ты забыл? - спросил, подбегая к нему, Васек. - У нас поход нынче.
     - Нет, как же  забыл! Ни  в  коем случае не забыл, -  заторопился Павел
Васильевич. - Сейчас, сейчас собираться будем!
     - Да погоди, еще восьми нет - ты, может, не выспался.
     - Ну,  выспался не выспался  - беда не велика! А ты вон погляди: я тебе
вчера топорик смастерил - может, понадобится в лесу.
     Он вытащил из-под кровати топорик с отточенным светлым лезвием.
     Васек схватил его и заткнул за трусики.
     - Себе-то живот не пропори, - засмеялся отец. В половине десятого Васек
вышел из дому. Он шел  не оглядываясь, но знал, что отец стоит на крыльце  и
смотрит ему вслед.


        Глава 38. ПОХОД

     Завидев Трубачева, ребята ахнули. Ремни от рюкзака оттягивали назад его
плечи, красный шелковый якорь блестел на рукаве, из-под  тюбетейки выбивался
на лоб рыжий завиток.
     - Вот командир так командир!
     Девочки сейчас же подбросили записку:
     "Трубачев, ты очень похорошел!"
     - В  общем  деле не может быть личных интересов! - вспомнив слова Мити,
важно сказал Васек, скомкал записку  и громко скомандовал: - Отряд, стройся!
Справа налево рассчитайсь!
     На школьном дворе стояли три отряда, готовые к походу. Васек осмотрел с
головы до ног каждого из своего отряда. Все были подтянуты, торжественны, не
размахивали руками и не болтали зря.
     Васек был доволен.

     * * *

     Три отряда стояли как вкопанные.
     Митя давал последние указания:
     -  Повторяю:  задача  каждого  отряда - раньше всех  прибыть  к костру,
местонахождение  которого  нужно будет  определить  в  пути  по указательным
знакам. Будьте внимательны! "Первый отряд  идет через  улицу  Чехова, шоссе.
Указатель на полкилометра от леса. Второй отряд..." - читал Митя.
     Васек ждал. Саша Булгаков стоял рядом с ним и не отрываясь смотрел Мите
в рот.
     -  "Третий отряд...  -  Митя повернулся  лицом  к ребятам  Трубачева: -
Черкасская улица, переход через шоссе.  Стрелка, показывающая направление на
первой тропинке, сворачивающей в лес". Понятно?
     - Понятно! - выпалили все три отряда.
     Митя махнул рукой:
     - Вперед!
     - Шагом марш! - скомандовал Васек Трубачев.
     Отряд вышел из школьных  ворот и зашагал по улице. Два других отряда со
своими командирами свернули в боковые переулки.
     - Скорей! Скорей! - заволновались девочки. - Перегонят!
     - Не бежать! - нахмурился Васек.
     - Бежать хуже. Прозеваем указатель и все спутаем, - сказала Лида.
     Шли ровным быстрым шагом. Дорога была всем знакома.
     - Красиво идем! - шептали девочки.
     - Ребята! По мостовой потише,  у меня тапочки новенькие, - беспокоилась
Синицына.
     - Повесь их себе на нос, твои тапочки!
     - Не из-за тапочек, а из-за Малютина потише надо. Здесь камни, и солнце
печет очень, - тихо сказала Валя Степанова, трогая рукой свою макушку.
     Васек оглянулся. Сева Малютин шел сзади. На спине у него был рюкзак, на
боку - полевая сумка.  На покрасневшее от  солнца лицо падала  тень от низко
надвинутой на лоб панамки.
     - Леня Белкин, возьми у Малютина рюкзак, - сказал Васек, - ему тяжело.
     - Есть! - бойко отозвался  Леня  Белкин, подождал Севу и, не слушая его
возражений, перекинул  через  плечо Севин рюкзак. -  Иди, иди! А то устанешь
сразу... А мне нипочем!
     Улица вдруг кончилась. За шоссе открывался зеленый ряд елок. Они стояли
как  нарисованные, а  за ними  живой стеной поднимались дубы, березы  и ели.
Пахло хвоей и нагретым листом. По небу плыли белые пушистые облака.
     Отряд остановился.
     - Здесь! - взволнованно сказал Васек.
     - Вот она,  вот!  - закричало сразу несколько голосов. На траве искусно
выложенная мелкими камешками стрелка указывала на тропинку.
     Ребята почувствовали важность этой минуты.
     - Начинается! Начинается! - зашептали они.
     - Пошли! - бодро крикнул Васек.
     Он  шел впереди, оглядывая  каждый кустик и чуть притоптанную траву  по
бокам тропинки. Ребята, затаив дыхание, гуськом шли за ним.
     - Сейчас тропинка сама ведет, а  как  выйдем  из елок, надо  смотреть в
оба, - уговаривались Одинцов и Саша.
     Елки  кончились. Тропинка,  сделав  полукруг,  сворачивала  обратно  на
шоссе. В лесу было  свежо и тенисто, в густой траве качались белые ромашки и
н.ежно-голубые колокольчики.
     Сквозь заросли крапивы пробивались кусты дикой малины.
     - Ищите здесь, -  сказал Васек. -  Далеко не отходить, кусты не ломать,
смотреть под ноги!
     Ребята, низко пригнувшись к земле, всматривались в каждый уголок.
     Девочки, заправив под панамки  непослушные  волосы  и  стараясь не мять
цветы,  продвигались  вперед на  цыпочках,  напряженно  и молча  оглядываясь
вокруг.  Мазин  и  Русаков держались вместе.  Все места  пригорода  были ими
исхожены зимой на лыжах.
     - Вот тут следы зайца были, помнишь? - припоминал Русаков.
     - Ладно, не болтай. Не до зайца сейчас, - хмуро останавливал его Мазин.
И тут же,  указывая на  молодую  белоствольную березу, опоясанную маленькими
окошечками, говорил: - Дятловы кольца. Березовым соком остроносый лакомился!
Я тоже пил. Эх, хорошо!
     - А помнишь, как мы... - оживлялся Петя.
     - Хватит, ищи стрелу! - сурово останавливал его Мазин.
     Васек подбежал к старому пню. Около  него валялись сломанные ветки  ел-
ки. Он присмотрелся к ним ближе. Елка была  так обломана,  что ствол с двумя
ветками напоминал стрелу.
     На земле были рассыпаны иглы, очевидно счищенные перочинным ножом.
     - Булгаков, Одинцов, сюда! - боясь ошибиться, позвал он товарищей.
     - Куда направление? Куда направление? - волнуясь, спрашивал Саша.
     - Да, направление в  лес! Ясно - это указатель, - сказал,  поднимаясь с
колен, Одинцов.
     - Вперед!
     Ребята весело двинулись в указанном направлении.
     Лес  становился  гуще. Валежник царапал коленки, цеплялся  за платье. В
тоненькие  пушистые волосы Вали Степановой вцепилась зеленая колючка. У Лиды
Зориной  через  всю коленку  тянулась красная полоса.  У многих  девочек  от
крапивы распухли руки, но  никто не жаловался.  Одна Синицына  тихо ворчала,
попадая то в крапивное место, то на острый сучок. Ее никто не слушал.
     Васек,  раскрасневшись от  напряжения,  старался  не  снижать  строгого
командирского тона, чтобы не  уронить дисциплину.  Сам он,  так же как и все
ребята, уже чувствовал тревогу. Всем казалось, что прошло  уже много времени
и другие отряды давно опередили их. Шли  молча. Вдруг Синицына нагнулась над
муравьиной кучей и, выхватив оттуда три палки, подняла их вверх.
     - Стрела, честное слово, стрела! - торжествующе крикнула она. - Вот так
лежала!
     - Положи! Положи! - в ужасе закричали ребята.
     - Трубачев, она подняла!
     - Она спутала направление!
     Синицына испуганными, круглыми глазами смотрела на подходившего Васька.
Он вырвал  у нее из  рук  палки и наклонился  над муравейником. Там  остался
глубоко вдавленный след, обозначавший стрелу. Васек выпрямился:
     - Указатель найден!.. Синицына, становись в задние ряды!
     У ребят отлегло от сердца.
     Пристыженная, Нюра Синицына пошла в задний ряд.
     Дальше стрелы стали попадаться чаще. Глаза, привыкшие нащупывать их, не
пропускали ничего.
     Васек шел  впереди. Найдя стрелу, он  молча  показывал  на нее  рукой и
торопился дальше.
     -  Давайте бегом!  Нас  же  много - авось  не пропустим,  -  предлагали
некоторые ребята.
     - На "авось" нельзя! - доказывала Лида Зорина.
     - Мы и так быстро идем! - утешал Саша Булгаков.
     Все шло благополучно. Последняя стрела,  вырезанная  на дереве перочин-
ным ножиком, вдруг указала  направление  в  такую  чащу,  где  колючие кусты
шиповника, сухие ветки и торчащие во все стороны сучья бурелома совер- шенно
загораживали дорогу. Впереди виднелся овраг. Может, не сюда?
     - Трубачев, верно мы идем? - заволновались ребята.
     -  Все в порядке. Вперед! - скомандовал  Трубачев,  медленно пробираясь
через чащу и защищая рукой лицо от колючих веток.
     Ребята беспрекословно двинулись за ним. Овраг был крутой. На дне бежала
лесная речушка, неширокая, но быстрая. В темной воде не было видно дна.
     - Брр... Тут глубоко, - неуверенно сказал кто-то.
     -  Смеряйте  глубину!  -  зашептали девочки. Коля  Одинцов  вытащил  из
хвороста  длинную  палку,  наклонился  и  стал  мерить  глубину.  Палка,  не
достигнув дна,  вырвалась у него из рук и  уплыла по  течению.  Он поднялся,
обескураженный.
     Валя Степанова заглянула в темную воду и сняла тапочки.
     - Надо так надо, - тихо сказала она, ожидая приказа.
     -  Обследовать берег!  - сказал Трубачев  и,  пройдя  несколько  шагов,
вытащил  из  земли  белую,  свежевыструганную  галочку.  Это  была   стрела,
воткнутая в землю.
     - Направление в землю, - недоумевающе сказал кто-то аа плечом Васька.
     - Трубачев, куда направление? - спросил, нахмурившись, Одинцов.
     Васек кусал губы, глядя на запачканную в земле стрелу.
     - Направление в землю, - сообщил он сгрудившимся вокруг ребятам.
     - Ничего особенного... Значит, что-то в земле, - заявила Зорина.
     Булгаков присел  на  корточки  и  стал разрывать  руками рыхлую  землю.
Вместе с комьями земли вылетела спичечная коробка.
     - Дай сюда! - протянул руку Васек.
     В  коробке  лежала записка -  приказ  по третьему отряду. Ниже  стояли:
точка-тире-точка-тире...
     - Что это? Что это? - заволновались ребята.
     - Морзе! - ахнул Саша.
     - Азбука Морзе! Азбука Морзе! - зашумели ребята.
     Васек растерялся. Точки и тире запрыгали у него перед глазами.
     - Ничего, сейчас разберем... -  неуверенно сказал Саша.  - Давай сигнал
для сбора!
     Васек свистнул. Отряд живо собрался вокруг своего командира.
     - Найдена записка. Азбука Морзе. У кого есть перевод?
     - У кого перевод? У кого есть перевод? - кричал Одинцов.
     Все молчали.
     - Что же вы? Мы время теряем! - торопил Саша, потрясая запиской.
     - У меня дома есть... - уныло сказал Белкин.
     - Ну и беги за ним домой! - оборвали его ребята. Мазин вытянул  голову,
хмуро посмотрел на записку и почесал затылок:
     - Эх, жизнь! Что же мы-то с тобой, Петька!
     - Вот так история! - развел руками Медведев.
     - Ребята, ну что же вы, ребята? - обращаясь то к  одному, то к другому,
умоляла Лида Зорина. - Неужели вы азбуки Морзе не знаете?
     - Сама попробуй прочти! - накинулась на нее Синицына.
     Васек не знал, на что решиться. Идти наугад? Искать следующий знак?
     - Смирно! - прикрикнул он, чтобы прекратить разгорающийся спор.
     Сева Малютин, осторожно прокладывая себе дорогу между ребятами, подошел
сбоку:
     - Трубачев, я немножко знаю. Можно посмотреть?
     Саша поспешно  протянул  ему  записку.  Малютин  раскрыл полевую сумку,
вытащил оттуда карандаш и записную книжку.
     - Пиши на моей спине, - предложил ему Одинцов.
     - Не надо, - сказал Сева. Он  внимательно  посмотрел  на записку, потом
заглянул в записную книжку, покусал губы и потер лоб.
     - Забыл! - насмешливо сказал Мазин.
     - Нет.  Сейчас!  -  просветлел  вдруг  Малютин.  -  Вот  первые  слова:
"Переправа на берегу..."
     - Ура! - подпрыгнули ребята.
     - Читай дальше! - нетерпеливо сказал Васек. Малютин пошевелил губами:
     - Дальше я не могу разобрать.
     - Хватит! Ищите  переправу! - закричал Васек  и,  пригнувшись,  побежал
вдоль берега.
     - Есть!  -  раздался  из кустов  голос  Русакова. Красными, обожженными
крапивой руками он  с торжеством  вытащил из-под валежника две крепко сбитые
доски.
     - Перекладины! Столбики с рогульками, живо! - командовал Васек.
     Но  ребята  уже и без  команды  яростно тащили сваленные в  кучу  сухие
жерди,  обтесанные  топорами  колья и в  жидкую  грязь на берегу вколачивали
столбики.
     - Готово! Цепью! За мной!
     Ребята один за другим перешли речку.
     Васек смерил глазами крутой подъем и тревожно оглянулся на Малютина.
     Мазин  поймал его  взгляд, вытащил из  кармана веревку,  закрутил  один
конец себе повыше локтя и подмигнул Ваську: "Поднимем... ничего!"
     Васек кивнул головой.
     - Ребята, держись за веревку!
     Все схватились за веревку. Сева Малютин оказался между Валей Степановой
и  Петей Русаковым.  Мазин крякнул, натянул  постромки  и  полез  по крутому
склону.
     - Малютин, держись  крепче, -  беспокоилась  Валя  Степанова,  глядя на
порозовевшее лицо Севы.
     - Малютин,  не трать  силы.  Ты только  ногами перебирай,  - озабоченно
советовал Петя Русаков.
     - Молодец, Малютин, всех выручил! - кричали сверху ребята.
     Сева,  крепко  держась  за  веревку, глядел  на  товарищей  счастливыми
глазами.
     - Ну, айда! Пошли! Пошли!  - натягивая изо всех сил  веревку и  набирая
высоту, кричал Мазин.
     Васек Трубачев, не  обращая  внимания на осыпавшуюся под ногами  землю,
цепляясь  за  кусты,  выскочил  из  оврага  первый.  Стоя  на  пригорке,  он
выпрямился и протянул вперед руку.
     Между деревьями  возвышалась куча хвороста, издали  похожая  на  шалаш.
Около нее мелькало что-то зеленое, как птица с зелеными перышками.
     - Костер! Митя!
     - Ура! Ура! - грянул подоспевший отряд.
     - Подойти в порядке! Построиться! - крикнул Васек.
     Но его уже никто не  слушал. Ребята бросились  врассыпную на  последний
знак - зеленую Митину тюбетейку.
     Отряд Трубачева пришел первым!

     * * *

     - Ай да Мухомор! - любовно говорил Грозный, складывая у костра хворост.
- В самый раз поспел! Небось в хвост и в гриву погонял, а?
     - Да нет,  ничего, - рассеянно отвечал Васек, поглядывая в сторону, где
сидел Сергей Николаевич и о чем-то разговаривал с ребятами.
     Ваську очень хотелось подойти, но он боялся, что учитель подумает: "Вот
привел отряд первым и  ждет, чтобы его похвалили". И он, делая вид, что ищет
что-то в своем рюкзаке, отстал от ребят.
     Второй отряд уже показался на дороге. Ребята шли, размахивая панамами и
поднимая столб пыли.
     - Вторые! Вторые! - кричали им из отряда Трубачева.
     - Где проплутали? - крикнул Митя, идя навстречу задержавшемуся отряду.
     Командир отряда, долговязый парнишка,  снял  тюбетейку и вытер  ладонью
потный лоб.
     - Пропустили стрелу  - и  давай наугад шпарить. А  потом  - стоп! - ви-
дим, дело плохо. Назад вернулись.
     Ребята завистливо поглядывали на отряд Трубачева.
     -  Мы в  другой раз будем  знать, - смущенно сказал их командир. - А то
ребята все кричат: "Бегом, бегом!" Вот и пропустили.
     -  А  ты командир.  Надо дисциплину держать, -  строго  сказал  Митя  и
посмотрел на часы. - Где же первый отряд?
     - Загадочная картинка! - сострил Одинцов.
     Учитель улыбнулся и подозвал Трубачева.
     - Ну, командир, рассказывай, как шли.
     Он  подвинулся и  указал ему на место  около себя. Васек, покраснев  до
ушей, начал с  жаром  рассказывать.  Ребята  помогали  ему  припоминать  все
мелочи.
     - ...И вдруг письмо...
     Васек поискал глазами Малютина.
     - Кто же прочитал? - спросил учитель.
     - Все читали, жутко прямо! - сказала Синицына.
     - Неправда, неправда! - закричали ребята.
     - Никто не умел, - сказал Васек. - Вот он только... три слова разобрал.
- Васек кивнул на Малютина.
     Сева подошел к ним.
     - Ты знаком с азбукой Морзе? - спросил учитель.
     - Я немножко, чуть-чуть.
     - Это очень важно. А что было бы, если бы Малютин не сумел разобрать? -
спросил Сергей Николаевич.
     Васек почувствовал досаду, но поборол ее и обнял Севу за плечи.
     - Если бы он не прочел, мы могли бы опоздать, - честно сказал он.
     Ребята захлопали в ладоши:
     - Молодец! Молодец!
     - Молодец! - подтвердил учитель.

     * * *

     Митя  все еще ждал  первый  отряд. Грозный  хлопотал  по  хозяйству. Он
вместе  с ребятами приладил над  костром  котел  с картошкой.  Послал еще за
хворостом. Васек принес охапку сухих веток и, отряхивая костюм от приставших
к нему листьев, увидел, что разорвал штаны.
     - Разорвал, Трубачев! Эх, ты, новый костюм! - сочувствовали ему ребята.
     - Зашить надо, - сказал Митя. - У кого есть иголка с ниткой?
     Саша Булгаков отвернулся и стал ковырять носком ботинка сухую землю.
     - У Саши есть, - робко сказала Лида и прикусила язык.
     - Булгаков, ты, говорят, человек запасливый. Одолжи командиру иголку, -
пошутил Митя.
     Саша нашарил  иголку под воротником  своей куртки  и стал  раскручивать
длинную нитку.
     Васек быстро подошел к нему.
     - Булгаков, - сказал  он, заикаясь  и краснея до слез, -  не сердись на
меня больше... за то...
     -  Я - нет... что ты...  - пробормотал Саша, поднимая  на него  влажные
глаза. -  Я всегда...  На вот иголку,  - радостно  заторопился он, -  вместе
зашьем.
     - Трубачев, давай я! - вскочила Лида Зорина.
     - Нет, мы сами! - крикнул Васек, увлекая за собой Сашу.
     - Мы сами! - оглянувшись, с гордостью сказал Саша.
     Митя взглянул на учителя.  Сергей Николаевич  смотрел вслед обоим маль-
чикам.
     - Помирились,  вот  здорово! -  с восхищением шептал  Петя  Русаков.  -
Мазин, видал?
     - Вижу, - сказал  Мазин.  Он запрокинул голову, отпил несколько глотков
из своей фляжки и весело сказал: - Эх, жизнь!

     * * *

     Пламя костра поднималось все выше. Сухие  огненные елки трещали. Вокруг
стоял шум и смех.
     Командир  первого  отряда,   круглолицый   веселый  мальчуган,   сильно
жестикулируя, рассказывал:
     - Мы там все перепугались. Кто  туда тянет,  кто  сюда! Домой никому не
хочется  возвращаться. А указатель давно потеряли. Ну, значит, давай наобум!
Вдруг видим-дымок над лесом поднялся... Я влез на дерево: вижу - огонь!  Ну,
айда! Вот и нашли!
     Митя встал:
     -   Ребята!   В   этом   походе   только   один  отряд   показал   себя
дисциплинированным. И только  в одном  командире я  не  ошибся. Поговорим об
этом  особо.  А  теперь  от  имени  директора  нашей школы  объявляю  отряду
Трубачева премию за  отличную учебу, за дисциплину в походе. Эта премия... -
Митя остановился, обвел глазами ребят и торжественно  закончил: - поездка на
Украину, в колхоз "Червоны зирки"!
     Ребята зашумели, но Сергей Николаевич сделал им знак молчать.
     - Экскурсия состоится в начале июня. Поедет весь класс четвертый  "Б" с
Сергеем  Николаевичем, - Митя обернулся с улыбкой  в сторону учителя, - и со
мной!
     Последние слова были заглушены радостными криками ребят:
     - На Украину! Ура!
     - С Митей! С Сергеем Николаевичем!
     Девочки прыгали, обнимались, тормошили Лиду Зорину:
     - Всем классом! Всем классом!
     Васек обнял Одинцова и Сашу:
     - Поедем вместе! Поедем?
     - Еще бы! - сказал Одинцов. - А ты, Булгаков?
     - Куда вы - туда и я, - широко улыбнулся Саша.
     Солнце уже заходило.  За деревьями широкая  красная полоса  все сужива-
лась, и наконец от нее осталась только  розовая ленточка, низко протяну- тая
по  земле.  Деревья  сразу  почернели,   одни  березы  белели   в   темноте.
Раскрасневшись от костра и горячей картошки, ребята жадно слушали учителя.
     Сергей Николаевич, острым концом обструганной палочки доставая картошку
из котла и очищая ее, говорил:
     -  Украина - это моя родина. От  колхоза  "Червоны  зирки" километрах в
тридцати я родился, там живет моя  сестра...  У  нее в саду черешни, яблони,
груши, сливы... Вот куда мы с вами в гости поедем! Полакомимся...
     Костер  затянулся до позднего вечера. Домой шли кратчайшей  дорогой, по
шоссе.  Ярко светились окна домов. У Трубачевых дверь была не заперта. Васек
вихрем ворвался в комнату.
     - Папа, отряд Трубачева премирован поездкой на Украину! -  одним  духом
выпалил он.


        Глава 39. ПРОВОДЫ

     Быстрые и  ловкие,  с  тонкими  коричневыми  от  загара ногами,  ребята
заполнили весь перрон.
     -  Как  опята! Как опята из лесу выскочили! - сказала какая-то женщина,
указывая на сбившиеся в кучку панамки.
     Вокруг школьников столпилась вокзальная публика.
     Сквозь толпу с сияющими, размягченными лицами  пробирались матери, отцы
и хлопотливые, беспокойные бабушки.
     - Фляжку-то, фляжку, голубчик, не забудь!
     -   Открыточки  возьми!   Карандаш...  Там  на   какой-нибудь   станции
напишешь...
     - Ладно, ладно! Не беспокойся - напишу.
     Около сложенного горкой пионерского имущества  стоял Коля Одинцов и еще
несколько ребят.
     Тут же на чьем-то вещевом мешке сидела бабушка Одинцова:
     -  Ты гляди, Коленька, не растеряй все по дороге-то. Мало ли какие люди
в вагоне будут!
     - Да у нас свой вагон, бабушка! И учитель и Митя с нами.
     - Ишь ты,  весь  вагон  себе  закупили!  Миллионеры,  да  и  только,  -
улыбалась бабушка.
     - Не миллионеры, а пионеры! - шутил Одинцов.
     Митю и Сергея Николаевича со всех сторон  атаковали родители.  Сыпались
вопросы: какой  маршрут,  где будут ребят кормить, выедет  ли за  ними  кол-
хозная машина. Учитель объяснял, рассказывал, успокаивал. Митя, погляды- вая
через головы родителей на длинный состав поезда, нетерпеливо отвечал:
     - Все будет хорошо, товарищи родители! Просим не беспокоиться! Будет  и
кормежка, и машина, и  письма отправим, и  телеграммой сообщим о прибытии  -
все будет как надо!
     "Ох, уж эти мне  родители! -  думал про  себя Митя.  -  Хоть  бы скорей
погрузиться в вагон!"
     -  Митя, тебя твои папа с мамой ищут! - крикнула Валя  Степанова. - Вон
они!
     Митя  хлопнул  себя по щеке:  "И мои  старички прибыли!"  На  его живом
веснушчатом лице выразилось явное удовольствие.
     - Сюда, сюда! Мама! - замахал он рукой.
     Васек Трубачев крепко держал обеими руками большую  руку отца  и, глядя
ему в лицо сияющими глазами, торопливо говорил:
     - Я тебе, папка, каждый день писать буду! Каждый день!
     - Да врешь ты, Рыжик! Там тебе не до этого будет. И не обещай лучше, да
и  не  надо мне этого.  Как захочешь, так  и пиши, - любовно оглядывая сына,
говорил Павел Васильевич и, понизив голос, лукаво прибавил: -  Вот  тетке не
забывай приветы слать. Она, знаешь, обидчива у нас.
     Васек кивнул головой.
     - Ну,  а там и  опять вместе будем! - заранее радуясь встрече, улыбался
Павел Васильевич.
     - Трубачев, кто тебя провожает - папа? А меня мама! - радостно сообщила
Лида Зорина. - Хочешь твоего папу с моей мамой познакомить?
     -  А  мы  уже  и  без вас  познакомились, -  шутил,  здороваясь,  Павел
Васильевич.
     -  Да мы  постоянно  на родительских  собраниях  встречались  с вами, -
напомнила Лидина мама. - А вот  товарища твоего, Лидуша,  я давно не видела.
Настоящий командир он у вас!
     - Они все командиры дома! - подмигнул сыну польщенный Павел Васильевич.
- Вот посмотрим, как себя в самостоятельной жизни покажут.
     - А мы не будем в  самостоятельной жизни.  Мы с Сергеем  Николаевичем и
Митей! - весело сказала Лида. - Петя Русаков, иди сюда!
     - Я с матерью, - сказал Петя, держа  за руку  высокую  полную женщину с
серыми глазами и ясной улыбкой.
     Лида обхватила за шею свою мать и что-то оживленно зашептала ей на ухо.
     - Не шепчи, Лидочка, - неприлично, - делая строгие глаза и потирая ухо,
остановила ее мать.
     По перрону прошел Сева Малютин с худенькой,  бледной женщиной. Они тихо
разговаривали, не обращая внимания на общую сутолоку.
     - Я тебе, мама, разных-разных цветов насушу... Помнишь, когда  я болел,
ты приносила мне мяту. И руки у тебя пахли мятой... На даче, помнишь?
     - Помню. Только не вздумай привезти мне мяту, - засмеялась мама, - ее и
здесь  много. И по  сырым  местам  не  лазь,  Сева,  а то  промочишь  ноги и
заболеешь, а мамы  там не будет с тобой, - улыбнулась  она и  вдруг тревожно
поглядела в синие глаза  сына. - А может... не ехать тебе,  Севочка?  Еще не
поздно...
     - Ну, мамочка! -  засмеялся Сева. - Ну что ты, трусишка какая!  Я же не
один - со мной товарищи...
     Мимо, нагруженный всем дорожным снаряжением, прошагал Мазин.
     Рядом с ним семенила его мать - рыхлая, болезненная женщина.
     - Дай же  мне  что-нибудь,  Коленька,  ведь  я с пустыми руками  иду! -
уговаривала она сына.
     - Да  уже дошли. Стой тут,  я вещи сложу. Вот здесь, у  колонны, на эту
корзинку сядь, а  то  толкнет кто-нибудь,  - беспокоился  он, снимая  с плеч
вещевой  мешок.  - Я  сейчас... Эй,  Булгаков! Где Одинцов? -  закричал  он,
заметив на перроне Сашу Булгакова.
     -  Он около вещей!..  - крикнул  Саша,  разнимая сестренку  и братишку,
которые вдруг о чем-то сильно заспорили. - Ну что у вас тут?
     -  Саша, я  этого следопыта первая узнала,  а  он говорит -  он  первый
узнал.
     - Я первый его узнал! - толкая сестренку, сердился мальчик.
     - Тише, тише!  - погрозила им пальцем  мать.  - Что это вы брата  перед
всеми товарищами срамите!
     - Ничего, -  сказал Саша,  поднимая на руки толстого Валерку и глядя на
мать грустными глазами. - А тебе, мама, трудно с ними без меня будет...
     - Ну что ты,  Сашенька! Отдыхай от нас, голубчик, и  ничего такого даже
не думай. У отца отпуск скоро...
     - А у тебя, мама, когда отпуск? - вздохнул Саша.
     -  А куда же  я  денусь? Мне без них и дня  не прожить, Сашенька...  За
тебя-то все сердце изболит, сыночек...
     -  Граждане!  Граждане!  Приготовьтесь  к  посадке!  Через  две  минуты
подходит поезд, - громко объявили по радио.
     На перроне все задвигалось, зашумело.
     - Пионеры, к вагону стройся!
     - Родителей просим на минутку отойти! - пробегая, кричал Митя.
     - Ну,  ну,  - заторопились родители, наскоро  обнимая детей, -  бегите,
бегите!
     Черный массивный паровоз, тяжело ворочая колесами, подошел к перрону.
     За ним потянулись новенькие свежезеленые вагоны.
     Началась посадка.
     Через полчаса платформа вокзала опустела.
     Поезд медленно отходил.
     Из всех окон высовывались сияющие, взволнованные лица ребят.
     -  Мама,  подойди  сюда! Мамочка!  -  кричала  Лида,  посылая воздушные
поцелуи.
     - Лидок, не высовывайся, дорогуша...
     - Папка, пиши, слышишь? - кричал через головы товарищей Васек шагавшему
рядом с поездом отцу.
     - Петя, перейди на  нижнюю полку - ты  разбрасываешься во сне. Слышишь,
Петя!
     - Сергей  Николаевич, вы уж за  нашей Нюрочкой последите, пожалуйста, -
обмахиваясь платком, бежал за поездом отец Синицыной.
     - Мама, не скучай, мама! - просил Сева Малютин.
     - Валерка, до свиданья, расти большой... Маму слушайся! - кричал Саша.
     - Бабушка, не беги! - грозил из окна Одинцов.
     - Коленька! Да... ах, батюшки, пирожки-то остались!
     -  Мама, будь  здорова... Не плачь, ну, мама... Эх, жизнь!  - отходя от
окна, махнул рукой Мазин.
     Паровоз круто завернул и дал полный ход.
     - До свиданья, до свиданья!
     Замахали платки, панамы, галстуки.
     На вокзале остались осиротевшие родители.
     -  Ведь вот, как они дома  - и ругаем мы их, и надоедают они нам, а как
оторвутся  куда -  так и сердце за ними рвется,  - смеясь и  плача, говорила
чья-то мама.
     - Да  уж это вы,  женщины, чувствительный  народ,  -  шумно  сморкаясь,
говорил  чей-то папа. -  А в общем,  в  чем дело?  Великолепная экскурсия, с
вожатым, с учителем, все условия - о чем же тут слезы лить?
     - Верно,  верно!  - соглашались  с  ним  родители. - А  все-таки трудно
расставаться.
     - Ну, кому куда?  Кто со мной  по пути? Дальние проводы - лишние слезы.
Эдак  и заночевать  на  вокзале  можно! - шутил  Павел Васильевич. -  Пошли,
пошли, товарищи родители!


        Глава 40. УКРАИНА! УКРАИНА!

     Свежий ночной ветер врывался  в открытые окна вагонов. Он шевелил рыжий
чуб спящего Васька; обвевал прохладой спокойное лицо Мазина с упрямой нижней
губой и  по-детски пухлыми щеками;  трогал  длинные  ресницы Пети  Русакова,
разметавшегося  на  нижней  полке;  гладил доброе,  озабоченное  лицо  Саши,
заснувшего с мыслью о матери;  трепал светлые волосы Одинцова и заглядывал в
бледное лицо Малютина, а потом, шаловливо перебегая в соседнее купе, начинал
трепать выбившиеся прядки волос в  черных косичках Лиды Зориной, пробегал по
разрумянившемуся  во  сне   лицу  Синицыной  и  по  серьезному  личику  Вали
Степановой, сложившей под щекой ладони...
     Ребята крепко спали, утомленные сборами и прощанием  с родными. А поезд
мчался в  темноту  ночи;  черный  блестящий  паровоз по-хозяйски  отстукивал
километры, увлекая за собой длинную цепь вагонов.
     В отдельном купе  так  же  спокойно,  как ребята,  спал старик  -  отец
учителя. Сергей Николаевич стоял  у раскрытого окна. Митя,  свесив голову  с
верхней полки, смотрел на учителя.
     -  Вы  знаете, Митя, это изумительное чувство - ощущение своей  Родины!
Эта  непостижимая  любовь  человека  к  своей  земле!  И  как   это  хорошо,
взволнованно звучит:

     Как невесту, Родину мы любим,
     Бережем, как ласковую мать!

     Яркое, солнечное утро разбудило  ребят. Поезд мчался мимо золотых полей
пшеницы, мимо зеленых  лугов со стадами. Коровы, лежа в густой траве, лениво
жевали жвачку. Прыгали, высоко вскидывая задние ноги, молочно-желтые телята.
Пастушок, сдвинув на затылок картуз, щелкал длинным бичом.
     Цвела розовая гречиха, густел овес, сиреневые шарики клевера  сливались
в  один  пушистый  ковер.  Синел  лес,   под  мостом  покачивались  на  воде
кувшинки...
     Мелькали  железнодорожные  будки,  белые  хаты  с   густыми   вишневыми
садочками,  а на маленьких станциях врывались в окна свежие, задорные голоса
с мягким украинским выговором:
     - Черешен! Черешен!
     - Меду! Меду!
     - Ось кому молочка свеженького!
     - Ряженки!
     - Сюда,  сюда!  -  кричал  Митя,  принимая  из  загорелых рук босоногих
девчонок  крынки  с  молоком,  затянутые  густой  розовой  пенкой, лукошки с
черными, горячими от солнца черешнями и кувшины с медом.
     Ребята пригоршнями ели черешни, залетавшие  в вагон пчелы лезли к ним в
миски с медом.
     Украина! Украина!
     Это был июнь 1941 года.

     КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ



         * КНИГА ВТОРАЯ * 

        Глава 1. ВСТРЕЧА


     На  широкую  проезжую дорогу  смотрят  белые  хаты.  Окна  с расписными
наличниками прикрыты тонкими занавесками. Под окнами растут розовые  мальвы,
душистые вьюнки, в густой траве около перелазов краснеют маки, над  черными,
разогретыми  солнцем вишнями кричат и ссорятся воробьи. А позади белых  хат,
понизу за  огородами,  за цветистым  лугом,  кружит  быстрая речка. За рекой
синеют  густые леса.  На лугу  лениво пасутся колхозные коровы,  истомленные
жарой, сытной пищей и надоедными слепнями.  По другую сторону села - богатые
колхозные  поля.  Теплый ветер доносит оттуда  медовый запах цветущей гречи,
легкий шум дозревающей пшеницы.
     Солнце перевалило за  полдень. У  колхозного  сарая  девчата  и  хлопцы
складывают под навес  сено.  У плетня старые деды раскуривают трубки и мирно
беседуют меж собой:
     - В подбор сено идет...
     - Погода подходящая...
     - В самый раз для уборки.
     В волосах  у девчат путаются сухие  стебли,  забираются  за  воротники,
щекочут шеи.
     Председатель колхоза Степан Ильич мнет в  ладонях  душистый пучок сухой
травы и жадно вдыхает ее запах:
     - Богатые корма для скотины!
     По улице пробегают с граблями девчата.
     -  Эй,  девчата! - окликает их  Степан Ильич. - Повыше  от реки  скирды
складывайте, где я указал.
     - Добре! - звенят с улицы молодые голоса.
     Степан Ильич смотрит на небо, поглаживает широкой ладонью  бритые щеки.
Праздничная, расшитая васильками рубашка ловко сидит на его  статной фигуре;
воротник туго охватывает загорелую шею. Голубые глаза щурятся от солнца.
     - Разодела  тебя, Степан Ильич, жинка, как на свадьбу! - шутят над  ним
старики.
     Степан  Ильич смущенно  оглядывает себя,  осторожно  снимает с  рубашки
сухой стебелек и  улыбается  широкой, простодушной улыбкой, показывая ровные
белые зубы:
     - Верно, что разодела! К сенокосу и вышивала.
     Старики улыбаются:
     - Ребята наши москвичей  ждут - до свету встали да за Игнатом  в Ярыжки
бегали!
     - Ну, ясно, большой интерес для них!
     - Сейчас должны прибыть, - скручивая папиросу, говорит Степан Ильич.
     Во двор вбегает босоногий подросток:
     - Дядя Степан, вас до сельрады кличут!
     - Добре. Иду сейчас. - Степан Ильич крупно шагает к воротам.
     -  Степан  Ильич,  бригадир  спрашивает, какое ваше распоряжение  будет
насчет  луговины,  -  сегодня там починать  косить  или  завтра? -  окликает
председателя дивчина в красной косынке и синей подоткнутой юбке.
     - Сегодня, сегодня починайте, пока погода стоит!
     На улице, толкая друг дружку, скачут  ребятишки. Щупленький дед Михайло
суетливо пробегает мимо.
     Показываются возы, доверху нагруженные сеном.
     -   Стой!   Стой!   Заверни  один  воз  до  школы!..  Заверни,  говорю,
председатель приказал! - машет рукой дед Михайло.
     В колхозе "Червоны зирки" не до гостей.
     Стоят  горячие  дни  сенокоса. Люди чуть  свет  вышли на  работу,  село
опустело, и только из трубы председателевой хаты вьется дымок.
     Мать Степана  Ильича,  баба Ивга, вытаскивает из печи  дымящийся чугун,
вычерпывает  дуршлагом горячие  вареники. Темное, сухое  лицо  ее с  черными
бровями  раскраснелось.  Аккуратно  подобранные под  очипок гладкие  волосы,
подернутые сединой, блестят, как намазанные маслом.
     - А  где  ж  то  наш  Степан? И  весь  народ на  поле - некому  будет и
встретить  приезжих... - беспокоится  она.  -  Спасибо,  хоть  ты, Татьянка,
забежала! А ну, сходи, доню, за холодцом! Проголодаются диты с дороги!
     Татьяна,  председателева  жена,  хватает полотенце  и  бежит  в погреб.
Разогретая солнцем земля жарко припекает ее босые ноги.
     Степан Ильич быстрым шагом идет к своей хате.
     - Поторапливайся, жинка, поторапливайся! Время!
     На  широком лице Степана Ильича  блестят капельки пота, он расстегивает
воротник и вытирает платком шею.
     - Ой, Степа, так же некрасиво!
     Татьяна на ходу застегивает мужу воротник, оправляет ему рубашку.
     - Да  жарко же... - покорно говорит он, подхватывая на руки выбежавшего
из хаты маленького белобрысого хлопчика.  - А ну, Жорка, садись на плечи, да
пойдем до ворот, сынок! Глянем на дорогу - не едут ли гости из Москвы.

        x x x

     С  утра сидели у околицы колхозные пионеры, купая  в  пыли босые ноги и
прикрыв от солнца глаза. Трижды успели они сбегать к реке,  прежде чем ветер
донес  до  них  звонкую  песню  и  из-за леса  вынырнул  грузовик с  широким
полыхающим, как пламя, пионерским знаменем.
     - Едут! Едут!
     - Бежим на село!
     - Выходьте с хаты! - врываясь во двор Степана Ильича, кричали ребята. -
Живо! Бо воны вже туточки!
     - Встречают! Встречают! - волновались  в машине  приезжие.  - Митя! Нам
как, Митя?
     - Знамя выше!  Девочки, знамя  поднимайте! Ребята, подъезжаем! - кричал
Васек Трубачев, придерживая разлетающийся рыжий чуб. - Пойте громче!
     Сергей Николаевич  поднял  шляпу и,  стоя  в  машине,  замахал  ею  над
головой.
     - Ура! Ура! - дружно вырвалось за его спиной.
     На улице, у хаты председателя колхоза, быстро собрались встречающие.
     Грузовик остановился. Оттуда, как горох, посыпались ребята, хватаясь за
протянутые к ним руки.
     - Доехали!
     - Здоровеньки булы!
     - Доехали, голубята мои!
     Степан Ильич заторопился навстречу, но женщины опередили его.
     Высокая, прямая баба  Ивга быстро поправила на  голове нарядный очипок.
Татьяна засуетилась около грузовика.
     -  Здравствуйте, голубята  мои! - выступая вперед и  кланяясь,  сказала
баба Ивга. - С приездом вас, дорогие гости!
     - С приездом! С приездом! - весело кричали ребятишки, пропуская наконец
вперед Степана Ильича.
     - Здорово, здорово, дорогие гости! Окружили вас  со всех сторон,  никак
не дают человеку поздороваться! -  добродушно  смеялся Степан Ильич, пожимая
руку учителю.
     Николай Григорьевич растроганно говорил старикам:
     - Земляки мы... Вот добрался я до своей родины... Добрался все-таки...
     Ребята, сбившись  в кучу, весело оглядывались вокруг. Откуда-то сбоку с
громким барабанным боем неожиданно двинулся к ним отряд колхозных пионеров.
     - Здорово, товарищи! - оглушительно рявкнул из строя белоголовый Федька
Гузь.
     - Здорово! - прокатилось за ним.
     Барабанщик, стиснув зубы, яростно бил в барабан.
     -  Тихо, ты! -  крикнул на него  хлопчик в  пиджаке и  шапке-кубанке. -
Тихо, ты! Дай слово сказать!
     Игнат Тарасюк сдвинул на ухо кубанку и выступил вперед.
     - Построиться! - шепнул своим ребятам Трубачев.
     Ребята поспешно стали в строй.
     Все стихло...
     Васек вышел навстречу колхозным пионерам и отдал салют.
     - Привет от Москвы! - горячо и взволнованно крикнул он.
     -  Привет от колхоза "Червоны зирки"!  - отдавая  салют, с достоинством
ответил ему Игнат Тарасюк.
     Ребята пожали друг другу руки.
     - Будем  знакомы!  -  важно сказал Игнат,  поднимая  густые,  сросшиеся
брови, оглядел  Васька и вдруг, не удержавшись, с  удовольствием шлепнул его
по спине крепкой ладонью: - Бачь, який ты! Московский!
     Отряды  зашумели,  смешались.  Ребята быстро  знакомились,  не  обращая
внимания на взрослых.
     Решено было двинуться к школе, выгрузить вещи, привести себя в порядок.
     - Девочки,  девочки, как тут хорошо! - радовалась Нюра Синицына. - Я ни
за что отсюда не уеду, ни за что! Хоть насильно меня тащи!
     Ребята направились к школе.
     Валя  Степанова  шла  по  краю  дороги,  срывала  ромашки  и  о  чем-то
расспрашивала колхозных пионеров. Лида Зорина,  подпрыгивая, убежала вперед.
Мальчики старались держаться солидно: Одинцов с кем-то спорил, что-то горячо
доказывая, а Петька Русаков с любопытством оглядывал желтое поле подсолнухов
и тихонько толкал Мазина:
     - Подсолнухов-то, подсолнухов! Вот где полакомимся!
     - Ладно  уж, - ворчал на  него Мазин. - Что за характер у тебя, Петька!
Ведь в гости приехали. Сдерживайся все-таки.
     Трубачев и Булгаков разговаривали с Игнатом.
     -  Вот  где  будете жить!  - гордо сказал Игнат, снимая  с головы  свою
кубанку. - Смотрите - это наша школа!

        x x x

     В середине села, на высоком пригорке, неподвижно стоят строгие,  прямые
тополя.  Под ними  краснеет  черепичная  крыша новой, выкрашенной  в голубую
краску школы.
     На  собрании  колхозников  решено было покрасить школу веселым  цветом,
чтоб "дитя до ней бигло краще, як до дому". И теперь школа была видна далеко
с дороги.
     "Як  дивчина на празднике", - шутили колхозники и, объясняя кому-нибудь
дорогу, говорили:
     "Як дойдете до школы..."
     Или:
     "Як минуете школу..."
     Сторожем при школе поставили деда Михайла. Там он и жил со своим внуком
Генкой в маленькой белой мазанке.
     Этим  летом  привезли в  школу  столы  и парты. Из  района  ждали новых
учителей. А прошлые зимы ребята из колхоза "Червоны зирки" бегали учиться  в
соседнее село Ярыжки, к учительнице Марине Ивановне.
     - В Ярыжках школа  четырехклассная, а это семилетка, понятно? И участок
нам отвели при школе. Будем свой сад сажать, - объяснял Игнат.
     Дед  Михайло  отворил  ворота.  Ребята  с  шумом  вбежали  на  широкое,
гостеприимное  крыльцо школы.  В  классах  было светло  и  прохладно,  пахло
краской и свежим тесом, на полу лежало душистое сено.
     -  Ребята, занимайте себе  класс! Чур, это наш!  Смотрите -  пятый! Это
наш! - кричали девочки.
     Мальчики осматривали сложенные в углу парты. Игнат, присев на корточки,
прижимал ладонь к крашеному полу и с гордостью говорил:
     - Вот краска!  Только  недавно  покрасили,  а ничуть  не  прилипает!  И
блестит, как зеркало!
     - Живо, живо, ребята! Нас хозяева с обедом ждут. Потом все разглядим, -
торопил Митя.
     Наскоро  умывшись   и  пригладив  волосы,  ребята  вернулись   во  двор
председателя  колхоза.  Под  тенью  деревьев уже был поставлен длинный стол,
покрытый  чистым, выбеленным  холстом.  Чашки  с  синими ободками, расписные
глиняные  миски и  тугие  букеты  цветов украшали стол. От чугуна  с красным
украинским   борщом  поднимался   душистый  пар.  Из-под  вышитых  полотенец
виднелись румяные перепички и  паляныци; на варениках,  величиною  с  добрый
кулак, таял сахарный песок. Хлопотливые  пчелы кружились над  кушаньями. Под
столом, сладко  зевая в  ожидании  пиршества,  улеглись сбежавшиеся отовсюду
псы. Они  шевелили холст, высовывали  из-под стола  черные носы,  беспокойно
принюхивались к запахам. Колхозные ребятишки отгоняли их длинными ветками:
     - А куды! А куды!
     Ребята шумно  и  весело размещались  за столом вперемешку с  колхозными
пионерами.
     - Сюда,  сюда, Василь!  Около меня  садись! - тянул Трубачева  Игнат. -
Садись, садись!
     Сева Малютин очутился рядом с барабанщиком.
     - Девочки, девочки! Идите к нам! - звали Лида и Валя новых подружек.
     - Да вы ж гости... мы после...
     - Нет, вместе, вместе!
     Федька Гузь  таращил серые  глаза на  Мазина и,  согнув в  локте  руку,
показывал ему свои мускулы:
     - А ну, потрогай! Бачишь? Як камень!
     Мазин крепко сжимал Федькины мускулы.
     - Стой, стой! Ух, и сила ж в тебе! - искренне восхищался Федька.
     Баба Ивга весело и радушно угощала ребят:
     - Ешьте, ешьте, мои голубята! Ешьте на доброе здоровьичко!
     Сергей Николаевич  и  Митя  сидели на  другом  конце стола  и оживленно
беседовали с председателем. Татьяна налила им меду. Сергей Николаевич встал,
поднял кружку и что-то  сказал.  Ребята  в  шуме не расслышали его  слов, но
громко захлопали. Тогда Степан Ильич вышел из-за стола, пригладил усы и тоже
поднял свою кружку:
     - А ну, выпьем  за  московских пионеров!  Чтоб росли да поднимались, як
дубы  могучи,  як  соколы вольны,  комсомолу  на  подмогу, нам на радость! -
Степан  Ильич засмеялся.  -  Вот  какую я  вам  речь  сказал!  А  теперь  вы
отвечайте... Налейте-ка им медку, мамо!
     Баба Ивга налила ребятам меду. Ребята встали, смутились:
     - Трубачев, выступи! Выступи!
     - Одинцов, Булгаков, что же вы? - зашептали девочки. - Отвечайте же!
     - Митя! - пискнул кто-то.
     Сергей Николаевич улыбнулся. Митя кивал ребятам:
     - Ну, отвечайте! Что же вы? Трубачев!
     У Васька  загорелись уши. Он взмахнул кружкой, мед  плеснулся на голову
Мазина. Мазин вытер ладонью мокрые волосы и сердито сказал:
     - Да говори, что ли, а то обливаешь только людей!
     Общий хохот заглушил его слова.
     Трубачев тоже засмеялся и уже без смущения громко сказал:
     -  Обещаем  вам  вырасти  хорошими  людьми,  хорошо  учиться,  помогать
взрослым и... - Он запнулся и горячо закончил: - Спасибо вам за все!
     Все захлопали, зашумели.
     Степан Ильич вдруг взглянул на небо и заспешил:
     -  Как  бы  туча  не  набежала...  Ну,  дорогие  гости,  пейте,  ешьте,
веселитесь!  А  мы  пошли.  Время  горячее -  сенокос  идет.  Еще  успеем  и
повидаться  и наговориться... Угощайте ребят, мамо, а  мы с Татьяной  на луг
пойдем...
     Веселье продолжалось еще долго.
     С  песнями  и шутками  до  самой школы провожали  своих гостей сельские
пионеры.

        Глава 2. НА НОВОСЕЛЬЕ


     Утром, плотно позавтракав, девочки принялись устраиваться на новоселье.
     - Ребята, разгружайте коридор! Мы свое уже все убрали.
     Тащите мешки! - командовала Лида  Зорина, заправляя  под косынку мокрые
косички. Они с Нюрой Синицыной уже успели сбегать на речку и выкупаться.
     -  А, хитрюшки!  Вы  уже  выкупались,  а нас  работать  заставляете!  -
кричали, бегая по двору, мальчики. - Мы тоже хотим купаться!
     Леня Белкин  схватил  ведро и,  зачерпнув  кружкой  воду,  погнался  за
товарищами:
     - Кто хочет купаться? Подставляй голову!
     - Мазину жарко!
     - Нет, Одинцову! Петьке!
     Белкин наскочил с ведром на Мазина. Оба упали, вода пролилась, ведро  с
грохотом покатилось по ступенькам.
     На шум выскочила Нюра Синицына:
     -  Бессовестные! Что  вы  делаете?  Нам новое  ведро дали, а вы  его по
ступенькам катаете!
     Она подняла ведро и стала разглядывать его на свет.
     Белкин, хромая, поднялся на ноги:
     - Тебе ведро жалко, а человека не жалко!
     - Хватит баловаться!  Пошли в класс  порядок наводить!  - крикнул  Саша
Булгаков.
     В классе лежало не убранное с ночи сено. Петька Русаков уже сгреб его в
кучу и развалился наверху.
     Мазин с размаху шлепнулся ему на спину:
     - Мала куча! Мала куча!
     Ребята  навалились друг  на друга. Сено полетело во  все  стороны. Леня
Белкин стал на четвереньки и с целой копной на спине вылез в коридор.
     - Вам что, сено на один раз дали, что ли? - напали на ребят девочки.
     - Убирайтесь отсюда сейчас же!  - размахивая  полотенцем,  кричала Лида
Зорина.
     - Как не стыдно! Ведь этим коров кормят, а вы ногами топчете!
     - Уходите отсюда!
     - А вы не командуйте здесь! Какие командирши приехали!
     - Повязали себе косыночки и воображают!
     - Ребята, Сергей Николаевич идет! - крикнул Одинцов.
     - Собирайте сено!
     - Ага, испугались! Вот вам будет сейчас! - поддразнили их девочки.
     Сергей Николаевич вошел в класс.
     - Что тут у вас происходит?
     - Да ничего... Работаем, Сергей Николаевич! - скромно отозвался  Мазин,
как ни в чем не бывало собирая в охапку сено.
     - Ой, работают! - всплеснула руками Синицына.
     -  Что,  попадает  вам от девочек? -  усмехнулся  Сергей Николаевич  и,
подойдя  к  куче сена, с  удовольствием  уселся на нее. - Хорошо! Люблю я на
сене поваляться! Удивительно пахучие здесь травы! Мне  всю ночь  снился мед.
Интересно, от каких это цветов пахнет медом?.. А ну-ка попробуем разобраться
в этом гербарии!  -  Он  положил  на  колени пучок сухой травы  и  осторожно
отделил сморщенный сиреневый цветок. - Вот это, например...
     Ребята со всех сторон полезли смотреть:
     - Это клевер! Клевер!
     -  А  вот  полевая гвоздика...  и мелкая  ромашка...  Смотрите,  Сергей
Николаевич, ромашка!
     - А вот это - травка "степное сердце", она может всю зиму стоять.
     - А вот мята. Я мяту нашел. Эх, и пахнет! Понюхайте, Сергей Николаевич!
-  протягивая  засохший стебель мяты  учителю, радовался Малютин.  - Мята на
сырых местах растет, - это, верно, около реки косили траву.
     Все по очереди понюхали мяту, разглядели выгоревший от  солнца василек,
сморщенные копытки, увядший цветочек смолки.
     В коридоре послышались шаги Мити.
     - Что это так тихо у вас? Я думал -  все купаться  ушли, - сказал Митя,
заглядывая в комнату.
     - Какое купанье!  Мы еще не убрались. Везде  беспорядок. А что у  ребят
делается!
     - Что у нас делается? Ничего не делается! - запротестовали ребята.
     - Вот в том-то и дело, что ничего не делается! - засмеялся учитель. - У
нас  с  вами,  Митя,  тоже  еще  никакого  уюта  нет.  Придется  вступить  в
соревнование с мальчиками.
     Трубачев вскочил:
     - Ребята, на соревнование с Сергеем Николаевичем и Митей!
     - А с нами? Сергей Николаевич, с нами! - запрыгали девочки.
     - Ну, с вами мы не беремся! Мы уж с мальчиками лучше... Как вы думаете,
Митя, а? - спросил учитель.
     - Да  уж  с девочками насчет уюта лучше не спорить,  Сергей Николаевич.
Обязательно проиграем!
     Девочки лукаво поглядывали на них:
     - Да мы вам все сами сделаем, только вы лучше уйдите пока куда-нибудь.
     - Ну нет!  Это не  годится,  - запротестовал Сергей Николаевич. - У вас
свои дела, а у нас свои.
     Все принялись за работу.
     Прежде всего девочки устроили  уголок для отца учителя. Они подружились
с  ним еще в поезде  и,  бегая  по всему  вагону,  часто заглядывали в  купе
учителя.
     Николай Григорьевич играл с ребятами  в шахматы и радовался,  выигрывая
партию. Один раз, когда выиграл Мазин, старик очень огорчился:
     "Эх, разбил ты меня... Старость не радость".
     Ребята напали на Мазина:
     "Ты что, не мог проиграть? Как тебе не стыдно! Не маленький, кажется".
     Мазин, почесывая затылок, недовольно сопел:
     "Он тоже не маленький..."
     В  школе  девочки  выбрали  для  Николая Григорьевича солнечный  класс,
перенесли туда его вещи, поставили букетик цветов.
     У  себя  в  классе  они  расположились  совсем по-домашнему:  откуда-то
появились  у  них стенное зеркальце, корзинка  с  иголками и нитками и  даже
занавеска.
     У мальчиков  в углу валялись  удочки,  сетки, футбольный мяч  и вещевые
мешки.  Эти вещи  они  перетаскивали  с  места  на место, пока не  вмешались
девочки и не помогли им привести все в порядок. Школа ожила.
     Во  дворе вертелись  колхозные ребята,  спрашивали,  не  надо ли  чего.
Пятилетний Жорка прыгал на одной ножке и кувыркался на траве.
     После обеда мальчики натягивали волейбольную сетку, Федька  Гузь вместе
с Мазиным надували футбольный мяч, девочки сбегали на луг и притащили пышные
букеты цветов,  кто-то разбирал рыболовные  снасти, а Игнат Тарасюк деловито
расхаживал  по двору, давал советы, а потом,  засучив рукава, мастерил около
крыльца скамейку.
     -  А ну, сядем все разом! Выдержит она  нас или нет?  А то я еще  колья
забью. Садись, хлопцы! - приглашал он улыбаясь.
     Улыбка у Игната  была очень добрая и сразу  смягчала строгое  выражение
лица, которое придавали ему густые, сросшиеся брови.
     После трудового,  хлопотливого дня, когда все ребята собрались во дворе
школы, на крыльцо, прихрамывая и держась за перила, вышел отец учителя.
     - Эх, хорошо вечерком посидеть на  крылечке! -  сказал он, присаживаясь
на  ступеньки и  глядя вокруг.  - Славные места...  Молодость  вспоминается.
Много  тут дорожек было нами  исхожено... Много и  крови пролито...  Славный
вояка был  мой  Матвеич,  да и я  на силу не жаловался:  одной рукой подкову
гнул. Эх, Матвеич! Товарищ мой!  Тяжко пострадал  он в гражданскую. В голову
ранен был... Два дня мы с ним в болоте скрывались...
     - А что, дедушка  Николай Григорьевич, не  наш ли это Иван Матвеич, что
пасекой колхозной заведует? - с интересом спросил Игнат.
     - Он, он! - оживился Николай Григорьевич. - Вот я к нему и  поеду...  А
далеко ли до пасеки?
     - Далеко. Отсюда не увидишь. Если по шоссе идти - километров двенадцать
будет, а как снимут пшеницу, так напрямки, полем, - поменьше. Красивые места
эти...  Таких мест  нигде  нету...  Пасека  над  рекой  стоит, вся  вишеньем
поросла. Зайдешь весной к Ивану Матвеичу - и уходить не хочется... Падают на
плечи белые квитки,  поют  пчелы, а река - плеск-плеск!  - рыбку  за  рыбкой
подгоняет...
     Ребята слушали Игната не  прерывая. Сергей Николаевич и Митя подсели на
крыльцо.
     Мягкие сумерки уже давно окутали село, и в хатах горели огоньки.

        Глава 3. КОСТЕР


     На  другой  день  вместе  с колхозными ребятами  было  решено  устроить
пионерский костер.
     - Мы расскажем  им о нашей жизни, а  они нам о своей, - говорил Митя. -
Найдется много интересного и у них и у нас.
     Ребята заволновались:
     - Трубачев, подготовься хорошенько! Не подведи!
     - Это не шутка, - мрачно сказал Мазин. - У них тут работы много. Как бы
они нас не перетянули. Ты смотри обдумай, что будешь говорить.
     -  Ты как-нибудь красиво расскажи: ну там...  то, другое... -  скашивая
глаза на Митю, заметил Петька.
     -  Иди  ты  еще!  -  рассердился Одинцов.  - "То,  другое" Надо  честно
говорить, напрямки!
     - А вдруг у них лучше окажется? Ведь мы свою школу подведем!
     - Надо было  раньше думать! - отрезала  Синицына.  -А  то  как дошло до
дела, так испугались!
     - Кто испугался? Кто  испугался?  -  напали  на нее ребята. -  Сама  ты
испугалась!
     Лида Зорина вместе с Валей Степановой спешно вспоминали все, что делало
их звено, как они работали в кружках, как ходили на лыжах.
     -  Они у  нас что-нибудь переймут,  а мы - у них, вот и будет хорошо, -
серьезно сказал Сева.
     Васек, окруженный  со всех сторон, молча хмурил брови. Потом решительно
сказал:
     - Как было, так и расскажу!
     Ребята успокоились:
     - Ничего, Трубачев не подведет!
     Мазин покусал нижнюю  губу, посчитал что-то  по  пальцам и  внушительно
посоветовал:
     - Начинай  с  маленького,  с мизинчика. Понял? А  самый козырь на конец
прибереги. Понял?
     Леня Белкин припомнил, как Мазин, получив плохую отметку, пошел в буфет
и сразу десять котлет съел.
     - Это ты на конец прибереги, Трубачев! - хохотали ребята. - Вот и будет
у нас козырь!
     Мазин махнул рукой:
     - Эх, жизнь! Съел человек от огорчения, а они смеются!
     - Ну,  что вы  там  расшумелись? - прикрикнул  издали Митя.  - Желающие
выступать в самодеятельности - записывайтесь заранее!
     Ребята начали записываться.
     Девочки  обещали сплясать  русскую;  набралось много желающих  прочесть
стихи;  Одинцов вызвался  рассказать  про  деда Щукаря -  отрывок  из  книги
"Поднятая целина". Программа оказалась большой.
     - Ну, вот и набралось кое-что. А еще и хозяева нас чем-нибудь порадуют,
- говорил Митя, пряча в карман записную книжку.
     Митя вообще чувствовал себя хорошо. Все его радовало:  здоровый, бодрый
вид ребят, новые места, гостеприимные колхозники. Радовался Митя и тому, что
за дорогу он как-то незаметно сдружился с Сергеем Николаевичем, и тому,  что
уже сделано  главное - всем  родителям разосланы телеграммы о  благополучном
прибытии  на место,  а  в школу отправлено  коллективное письмо  с описанием
встречи с колхозниками "Червоны зирки".
     Впереди  ожидало много  интересного:  веселый  отдых,  работа  вместе с
колхозниками. Но это был  большой  план  на  будущее, а  пока они  с Сергеем
Николаевичем решили  дать  ребятам хорошенько оглядеться,  познакомить  их с
колхозом и устроить поход с ночевкой в лесу.
     "В общем, все будет хорошо! Просто замечательно!" - радовался Митя.
     До вечера ребята бегали, советовались, репетировали.
     У Синицыной горели щеки. Она подходила то к одному, то к другому:
     -  Девочки, только бы не осрамиться, только бы не осрамиться! Пойте изо
всех сил!
     - Как  это  - изо всех  сил?  Не  придумывай! Пой  как  надо! -  строго
говорила Валя.
     - Конечно. А то затянем козлиными голосами...
     - Всю Москву осрамим!
     -  Только ты, Мазин, не  пой, пожалуйста!  У тебя очень плохой голос, -
предупреждала Лида Зорина.
     - Спою! - заупрямился Мазин. - В хоре не слышно будет, кто как поет.
     Игнат Тарасюк тоже собрал свой отряд и вывел его в рощу,  чтоб подальше
от москвичей, на свободе, прорепетировать.
     - А может, они наши песни не понимают? - беспокоился Федька Гузь.
     - А  что тут понимать? Песня, она  и без  слов - песня... А ну, ребята,
зачинайте легонько ту, что в школе разучивали... Федька! Чего шею вытя- нул,
как тот гусак... Кому говорю - легонько зачинай!
     Игнат  поднял  вверх тоненький  прутик. Ребята, не  сводя с  него глаз,
затянули песню.
     Игнат   вдохновенно  раскачивался,  водил  по  воздуху  прутиком,   как
дирижерской палочкой:
     -  А  теперь  поднимайте голос... А ну,  а ну!..  Павло, давай втору...
Вступай, вступай...

        x x x

     Когда  стемнело, на лужке за школой собралось все село. Вылезли из  хат
старики и старухи, не усидели и молодицы - вышли с грудными детьми на руках.
Принарядились   девчата   и  хлопцы.  Из  села  Ярыжки  пришла   молоденькая
учительница Марина Ивановна.
     - Сюда, сюда, Марина Ивановна! Ближе садитесь, тут местечко вам есть! -
крикнул Игнат, подвигая к костру бревно.
     Учительница села. Колхозные ребята со всех сторон тесно облепили ее.
     -  Хорошая  у  них  учительница!  - прошептала Валя  Степанова  на  ухо
Синицыной.
     Мазин, услышав ее шепот, недовольно пробурчал:
     - Ничего особенного. Наш Сергей Николаевич лучше. - И, растолкав ребят,
освободил место рядом с Мариной Ивановной для учителя.
     Из темноты послышался голос Степана Ильича:
     - Ого! Да тут все товарищество собралось! Вот мы сейчас  и познакомимся
получше  и  повеселимся  вместе. -  Он бросил на  траву  свой пиджак, уселся
поудобнее  и, взглянув на Марину Ивановну, усмехнулся. - А около учительницы
никогда пусто место не бывает: где учительница - там и школа!
     - А где колхоз - там и председатель! - засмеялась Марина Ивановна.
     -  А  мы тоже  около  Сергея  Николаевича всегда!  У  нас тоже школа! -
закричали приезжие.
     Пионерский костер начался торжественно.
     Оба отряда построились в линейки.
     - Костер посвящается  первому  знакомству  и  дружбе пионеров  Москвы с
пионерами колхоза "Червоны зирки"! - громко объявил Митя.
     Честь зажигать  костер выпала  на  долю Саши Булгакова.  Он с волнением
поднес спичку к сухой елке. По желтым иглам пробежал быстрый огонек,  и елка
вспыхнула, с треском рассыпая вокруг золотые искры.
     - "Широка страна моя родная..." - дружно запели ребята.
     Взрослые  весело  подхватили  знакомую песню.  Когда все смолкло,  Митя
сказал короткое приветствие. Закончил он его так:
     - Широка наша страна родная, а куда ни поедешь - везде ты свой человек.
Вот мы к вам приехали, а уже вроде как дома или у родных...
     - А  я ведь тут рос. И все мне тут дорого. И язык  украинский, и воздух
вот  этот  с  полей...  Что  значит  родина!..  -  задумчиво  сказал  Сергей
Николаевич.
     Завязалась беседа. Колхозники наперебой расспрашивали о Москве.
     -  Москва  наша с каждым  днем  растет и  украшается, -  сказал  Сергей
Николаевич. - Иногда проходишь по  улице и видишь - забор стоит какой-то. За
забором  экскаваторы  работают,  грузовики рычат, растет  этаж за этажом.  А
снимут забор - и ахнешь! Стоит  перед тобой  дворец - глаз не отвести! Как в
сказке!
     -  А мы  под  самой  Москвой  живем,  на  электричке  туда  ездим...  -
мечтательно сказала Лида.
     - У нас городок тоже хороший! У нас и  театр свой,  и кино,  и школы! -
зашумели ребята.
     - Расскажите про нашу школу! - неожиданно попросил учителя Мазин.
     - Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите.
     Ребята зашевелились, зашептались:
     - Одинцов, Одинцов!.. Нет, Зорина! Лида Зорина, расскажи!
     Лида Зорина встала.
     - У нас очень хорошая школа... - бойко начала она.
     -  Самая лучшая! Замечательная школа!.. У  нас все  учителя  хорошие  и
директор хороший! - перебивая Зорину, закричали ребята.
     Мазин подбросил в костер ветку и встал:
     - Наша школа на весь Советский Союз, может  быть, одна...  У нас знаете
как учат  -  ого!  Чего  не  знаешь,  так  хоть в  класс не  ходи! Например,
географию...
     - Из нашей школы уже герои вышли! - крикнула Синицына.
     - У нас второгодников почти нет!
     Марина Ивановна  крепко пожала  руку Сергею Николаевичу, глаза  ее  при
ярком свете костра влажно блестели.
     - Школа, которую так любят ребята, - хорошая школа! Нам всем  это очень
радостно слышать!
     Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:
     - Оно, конечно, каждому  свое... Я скажу,  что наша  школа лучше, а  вы
будете говорить, что ваша  лучше... Ну, так это может и ссора получиться.  А
так как вы у нас гости, то все ж таки неудобно будет...
     Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было
на коленях матери, вдруг вскочил:
     - Гармонь! Гармонь идет!
     Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша  подбросили в костер сухих
веток.  В  отблесках пламени нежно зарумянились  березы,  высоко  взлетевшие
искры осветили кудрявую листву дуба.
     Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:
     - Играй, Степа! Нехай гости нашу музыку послушают.
     Степан Ильич  встал, широко развернул  гармонь, склонил набок  голову и
пробежал пальцами по желтым, истертым ладам.
     Гармонь тихо,  протяжно вздохнула,  запела что-то грустное  и нежное...
Пела  для  всех,  а  слышалось  каждому,  что  поет  она  только  для  него.
Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, свое...
     Лида  Зорина молча прижималась  к  плечу новой подружки. Васек вспомнил
вдруг отцовский  галстук, съезжавший на сторону,  теплые  большие руки отца.
Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери,
как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени
толстого  хлопчика,  гладил его  по  голове  и шептал  ему  на ухо,  пытаясь
говорить по-украински:
     - А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.
     В  глубокой, темной вышине ярко светились звезды. В ответ на  гармонь в
лесу тихо защелкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошел ветер.
     Степан Ильич взглянул на лица, освещенные пламенем костра, усмехнулся и
заиграл гопак.
     Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.
     Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.
     - Татьяна! Татьяна! - вызывали развеселившиеся колхозники.
     - Да не буду я, нехай кто другой спляшет! - смеясь, упиралась Татьяна.
     Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене:
     - Выходи, Татьянка!
     Татьяна  вдруг сорвалась  с  места,  ударила в  ладоши и пошла  в пляс.
Отсвет от костра  играл на  ее оживленном лице, под черными круглыми бровями
задорно блестели глаза.
     - "Гоп, кума,  не журися, туды-сюды  повернися!" - подпевала она в такт
музыке.
     Татьяне  хлопали долго,  вызывали  ее еще, но она, смеясь, схватила  на
руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо.
     - Она больше не  будет плясать, - обнимая мать, объявил Жорка.  - Ось я
зараз!   -   Он  вырвался  из  рук  матери  и  под  бойкий  плясовой  мотив,
кувыркнувшись в траве,  болтнул в воздухе  босыми пятками. - Эй, московские,
дывиться! От як  я можу! Гоп,  гоп, гоп! -  Он  высоко  подпрыгнул и упал на
траву. - Эй, московские!..
     Кто-то  из  женщин дал  ему легонько  шлепка. Ребята хохотали до  слез.
Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил  рассказами, Белкин показывал
фокусы.
     Учительница  Марина Ивановна  подсела поближе  к  костру, протянула над
огнем руки и задушевно, тихо запела:

     ...Полюшко-поле,
     Полюшко, широко поле...

     Ребята дружно подхватили припев знакомой песни:

     Ехали да по полю герои,
     Эх, да Красной Армии герои...

     Наконец, усталые и довольные, все разошлись.
     В ушах у ребят долго еще звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика:
"Эй, московские!.. От як я можу! Гоп, гоп, гоп!"

        Глава 4. ДНЕВНИК ОДИНЦОВА


     Жизнь нашего отряда
     19 июня 1941 г.
     Засекаю время - 21 ч. 05 м.

     Вчера Митя сказал,  что пора  начинать вести дневник, только теперь  он
будет называться не "Жизнь нашего класса", как было в школе, а "Жизнь нашего
отряда", а если  жизнь - значит, все, что  есть, то и  писать. Нам  всем это
очень понравилось, и мы сначала решили писать по очереди, а потом все ребята
сказали,  чтобы  писал я  один.  "Одинцов,  -  говорят,  - лучше  всех умеет
писать".  Я, конечно, говорил:  "Нет, нет, все умеют!" А Нюра Синицына и тут
выскочила: "Конечно, все умеют, почему один Коля  Одинцов?" Подумаешь, какое
ее дело во все вмешиваться! Все равно ребята меня назначили.
     Вообще лучше бы  Нюрка  поменьше  воображала,  а то как приехали, так и
пошла командовать. Вчера собрала все тапочки и  спрятала. "Можно, - говорит,
-  и босиком  ходить,  тут  тепло!"  Подумаешь!  Нам родители  купили, а она
распоряжается. Я раньше и сам хотел босиком бегать, а тут назло ей взял да и
надел. Теперь из-за нее ногам жарко.
     Больше с ней ни в какую республику не поеду!
     А здорово  тут гостить! Наша  жизнь идет  хорошо. Три  дня мы только  и
делали,  что  веселились.   По-украински   это  называется  "гуляли".  Вчера
выступали у  костра, никто не боялся,  и все  сошло хорошо. Ребята довольны.
Митя - тоже. А Сергей Николаевич ходит с нами купаться, шутит - говорит, что
здесь уж, так и быть, он нам волю даст, а в школе подтянет.
     А  сегодня  мы  ходили  в  село Ярыжки.  Было жарко,  девчонки  немного
раскисли. Ярыжки все-таки далеко: туда ребята из нашего колхоза зимой бегают
в  школу по  реке.  В  Ярыжках хороший клуб  -  его  построили  комсомольцы.
Заведующий клубом тоже комсомолец. Его фамилия  Коноплянко. Он  такой тихий,
сутулый,  лицо бледное, а  глаза  голубые-голубые. Митя взял да подарил  ему
свою самопишущую ручку. Чудной... Сам ее на дорогу купил и  в вагоне все нам
показывал.
     Марина  Ивановна тоже  комсомолка.  Игнат  говорит,  что она еще почище
нашего учителя: кого хочет - того и подтянет.
     А когда  мы шли по селу,  нам показали старую, сгоревшую конюшню. А дед
Михайло  и  рассказал,  что  в прошлом году весной ударила молния  в  дуб  и
загорелась  конюшня,  а старшие все на  поле были.  Так  его внук Гена  всех
лошадей вывел, а одного жеребца сильно опалило, и Гена за ним ухаживал.
     Вот так Гена! Сейчас этого Гену послали на МТС зачем-то.
     А Игнат сам из Ярыжек. У него там родители.
     Мы в клубе всем пионерам подарки раздавали: книжки, шелковые галстуки и
Севину  картину им  подарили. А они посмотрели и говорят: "Хорошая  картина,
про героев". И Севу похвалили.
     Комсомольцы  из  Ярыжек все  на лесозаготовки уехали,  остались  только
Коноплянко да учительница.  Они  с Митей  и с Сергеем Николаевичем составили
какой-то обоюдный  план. Завтра на сборе будем обсуждать. Петька Русаков уже
все подглядел - говорит: "Сначала в поход пойдем, а потом будем  вместе с их
пионерами помогать во всяких работах".
     Сегодня  Мазин поймал  рогатого  жука,  привязал  его  на  веревочку  и
забросил в окошко  к девочкам. Девочки такой  визг подняли,  что мы думали -
нам попадет из-за них. А  потом Сева этого  жука взял  у  Мазина  для  своей
коллекции. Сева  все с альбомом  ходит, рисует и  ловит всяких жуков. Даже к
обеду сегодня опоздал!
     А  дедушка Николай  Григорьевич торопится на пасеку: там  у него верный
товарищ живет - тоже,  безусловно, старый. А еще мы пойдем в гости  к сестре
учителя, Оксане Николаевне, в другой колхоз.
     Так и будем все гулять да гулять. Как-то потом за парты сядем?
     Дядя Степан нам всем очень нравится. Он очень партийный председатель, и
колхоз  у него богатый -  скот  такой,  что  когда  идет по улице, так земля
дрожит. А  баба Ивга - мать Степана Ильича - какая-то и ласковая и  строгая,
ее  все слушаются. Дядя  Степан без ее совета ничего не делает.  А что ж тут
такого? Она ему  мать.  Татьяна у него тоже  хорошая, веселая. А  лучше всех
Жорка. Вот боевой парень! Да смешной!  Баба Ивга сшила ему  длинные штаны на
помочах и  застегивает  на одну  пуговицу на животе. Так он  пришел к  нам и
говорит: "Я  бабины тии  штаны  на  огороди закопаю,  бо  воны мини на пятки
наступають!"
     Сейчас свой дневник кончаю, а то уже поздно. Митя стучит в стенку, чтоб
ложились.

        Глава 5. НОВОЕ ЗНАКОМСТВО


     - Ну и чего?
     - Ну и ничего! Тогда побачишь!
     - Чудак ты!
     Васек засмеялся, соскочил  с гнедого жеребца и бросил поводья сердитому
мальчишке в засученных выше колен штанах и в вышитой рубашке.
     - Получай своего  коня! Да брось злиться! А славный жеребец! - с  видом
знатока добавил  он,  поглаживая  золотистую  челку  лошади. - Молодой  еще.
Сколько ему?
     -  Сколько  б  ни было, так, без разрешенья, не  имеешь  права брать! -
отрезал хлопчик, вскидывая  одну  бровь и глядя на Васька  все еще сердитыми
глазами. - Я его воспитываю, понял?
     -  Понял,  -  озадаченно протянул Васек,  помогая  хлопчику вытащить из
хвоста лошади колючки. - Да ты,  может  быть,  Михайлов внук,  Гена? - вдруг
догадался он.
     - Может быть, и Гена. Ну и чего?
     -  Да ничего. Я про  тебя слышал...  Так  это ты его из конюшни  вывел,
когда пожар был? - с живостью спросил  Васек, окидывая взглядом крепкую, как
лесной  орех, голову Генки с темными завитками на ушах, тонкую загорелую шею
и босые ноги. - Так это ты?
     - Я.
     - Молодец!
     Генка усмехнулся, прищурил глаз и миролюбиво спросил:
     - А ты що, московский?
     - Да, мы живем недалеко от Москвы... Мы к вам в гости приехали. В школе
остановились... А ты что же... где живешь?
     Генка поднял голову и задумчиво поглядел на верхушки деревьев:
     - А я так... где пошлют... А сейчас до деда вертаюсь.
     - А у тебя, кроме деда, никого нет?
     - Никого.
     Васек глубоко вздохнул:
     - У меня тоже матери нет.
     - То, мабуть, плохо, - равнодушно сказал Генка, погладил лошадь и вдруг
весело улыбнулся: - У меня дед бедовый!
     Оба помолчали.
     - Ты мне вот что скажи, - неожиданно обратился к Ваську Генка, - был ты
на Красной площади в праздник?
     Васек стал с  жаром,  рассказывать, как в праздник  проходит по Красной
площади демонстрация и как он однажды прошел близко-близко от трибуны.
     Это была мечта. На демонстрации в Москве Трубачевы были только один раз
и шли  в колонне  железнодорожников  довольно далеко от  трибуны. Но  Васек,
увлекшись, повторял:
     - Совсем-совсем близко, ну прямо вот так...
     Он  протягивал   руку,  касаясь  Генкиной  рубашки,  А  Генка  жадно  и
завистливо слушал его, кивая головой и радостно вскидывая бровями.
     - Ну, слухай...  А трибуна?  То ж высоко, мабуть? -  неожиданно спросил
он, что-то соображая.
     - Ну да! Это, конечно, высоко все-таки... - покраснел Васек. - Я так, к
примеру, ведь  рассказываю... Мы же не одни были... Там народу тьма-тьмущая.
Все хотят поближе пройти!
     -  Это верно... Каждому  хочется...  Из всех республик  идут  и едут...
Только я еще и одного разу не ездил! - с огорчением сказал Генка.
     - Поедешь еще, - утешил его Васек.
     - Это верно, что поеду,  -  вздохнул" Генка, снимая с жеребца уздечку и
разглаживая на его лбу челку. - Сяду на Гнедка и геть!
     Он  засмеялся  н,  пригнув  морду коня, прижался  к ней  щекой. Жеребец
тихонько заржал, черными губами пощекотал Генкину шею и шумно вздохнул ему в
ухо.
     Васек протянул руку и погладил Гнедого.
     -  Ох  ты  хороший!  Глазищи-то  какие!  -  с  восторгом  сказал  он и,
нагнувшись, сорвал пучок свежей травы. - На, ешь!
     Жеребец, лениво выбирая, понюхал траву.
     -  Баловной!  -  сказал  Генка  с гордостью. -  Ишь,  перебирает! -  Он
легонько шлепнул жеребца по спине: - Ну, скачи в луговину!
     Конь понятливо тряхнул гривой и, обмахиваясь хвостом, пошел прочь.
     Генка  сел на траву, обхватил руками  коленки и, покусывая  травинку, о
чем-то задумался. Васек опустился рядом и, опираясь на локоть, смотрел вслед
коню.
     Гнедой шел, раздвигая  высокую, густую  траву, иногда останавливаясь  и
поворачивая назад свою умную, красивую голову.
     В зеленых берегах плескалась река.  Над головами  мальчиков  с шумом  и
писком пролетали птицы.
     Васек  опрокинулся на  спину и  глядел,  как  по  небу плывут  и плывут
куда-то пушистые белые облака.
     - Ты вот чего... Слухай! Возьми меня в Москву, а? - тихонько тронул его
за плечо Генка.
     Васек растерянно пригладил свой чуб и сел. Глаза у Генки заблестели, он
облизнул языком сухие, темные губы.
     - Чуешь? У  меня одна думка  есть. Хочется мне до Москвы дойти и  всему
поучиться там. Я  бы  всю мичуринскую науку  перенял... Земля меня  любит, и
рука у меня на работу легкая. - Генка вскочил, вытащил из-за пояса аккуратно
обернутую газетой книжку, послюнил палец  и торопливо стал листать страницы.
-  Вот, смотри, что люди делают. Дывись!  Это что, по-твоему?..  Слива? Нет,
хлопче, то вишня! А черемуху розовую пробовал? Нет?
     - Черную ел... - припомнил Васек.
     - Черную? Ту, что рот вяжет... верно? А то розовая,  гибридная. - Генка
провел  пальцем по строчке: - Читай! "Дает... замечательно  красивые розовые
сладкие ягоды... годные для варений... и конди... тер... ских,."
     - Кондитерских изделий, - подсказал Васек.
     - Кондитерских-то нехай. То хто як хоче... Тут самое главное что? А то,
что  человек до такого  дела додумался!  Вот  где работа  так работа!  -  Он
любовно  погладил книжку, заткнул  ее за пояс и  торжествующе  сказал: - Вот
туда меня и пошлют учиться!.. - Генка вдруг понизил голос: - Только тут одна
загвоздка есть. Я кончил четыре класса в этом году, понял?
     - А нужно семилетку, понял? Иначе меня не примут.
     Васек покачал головой:
     -  Верно, без семилетки у нас  никуда не назначают.  Ни одного человека
теперь нет, чтобы школу не кончил!
     Генка хлопнул по траве рукой  и отвернулся. Васек придвинулся  к нему и
обнял его за плечи:
     - А ты чего же так спешишь? Учись!
     -  Эге!  Здорово,  кума!  Стара  песня!  -  сердито  усмехнулся  Генка,
стряхивая с плеча руку Васька. - Ты что думаешь, это ты  первый мне  сказал?
Эге! Уж до тебя и Марина Ивановна то самое говорила и дядя Степан: учись, да
и все!  Я  же с  тобой, как  с  человеком,  говорю!  Мне практика  нужна.  Я
арифметику и так пойму. Я способный, как черт! И упрямство у меня такое, что
никто меня переупрямить не может. Что задумал, то сделаю! А другой раз и сам
своему упрямству не рад. - Генка вдруг что-то вспомнил и нахмурился. - В эту
зиму захотел я на лыжах научиться. А у нас мало кто ходит, больше на коньках
бегаем. Ну, раз так мне в голову пришло, я съездил в район, достал себе лыжи
и двинул с  ними  на речку. Ан, смотрю, не так-то  просто научиться! То одна
лыжа на  другую наедет, то обе в сугроб врежутся. Нет, думаю себе, не пойдет
так мое дело! Встал  утром, взял кусок хлеба с салом, лыжи под мышку, да и в
поле! А с поля - в лес! Заночевал на хуторе - и опять за свое. Два дня домой
не заявлялся! Ходил,  ходил... То  мокрый  стану, то  обмерзну  весь,  а все
хожу... - Генка ударил кулаком по коленке. - Аж пока не выучился!
     - Два дня? Ого! А дома-то не искали тебя?
     -  Как  - не  искали! Целая история была! -  Генка легонько свистнул. -
Марина Ивановна всех ребят подняла. Сама ходила меня искать, дядя  Степан на
Гнедом ездил по лесу. Один дед дома сидел. Дед хитрый! Он мою  натуру знает.
Зато  когда  я пришел, вызвали нас с дедом и говорят ему: "Стыдно тебе, дед,
что хлопец у тебя такой самовольный растет! Мы его, как сироту, жалели, а он
всех на ноги поднял да школу два дня пропустил..." Чуть не заплакал мой дед!
     - Ну, а ты что?
     - А я что? Я знал, зачем ходил... - Генка  выплюнул  изо рта травинку и
засмеялся. Смех у него был чистый, звонкий, заливчатый.
     - Ну тебя! - невольно  улыбнулся Васек, не видя ничего смешного во всей
этой истории.
     -  Нет, ты слухай... Вот пришли  мы  с дедом до дому, он мне и говорит:
"Ты упрямый, но  я тоже упрямый. Я, каже, в бога  не  верую,  но який-нибудь
черт  обязательно  есть.  Вот  он в  тебе  и сидит!" Дывлюсь: взял  мой  дед
веревку, накрутил ее на руку да подступает ко мне...
     - Ну?
     - Ну що... Вдарил меня один раз, а у самого руки трясутся, аж жалко мне
его стало. На  що,  кажу, диду,  вы себя перетомляете,  вы ж, кажу,  старый.
Мне-то ничего, а с вас может и дух вон!"
     Васек встал:
     - Да ты что же, издеваешься тут над всеми, что ли?
     - Ни, я не издеваюсь! Я ничуть не издеваюсь! - запротестовал Генка.
     - Да с тебя бы за это надо галстук снять! - твердо сказал Васек.
     - Галстук снять? - Генка перестал смеяться, пристально поглядел в глаза
Трубачеву,  потом  скучно улыбнулся.  -  Догадливый ты... Может,  что другое
придумал бы... А галстук с меня и без тебя сняли... за мою дисциплину...
     Васек мащинально погладил на груди свой галстук.
     - Надо заслужить, - сказал он, уже с сочувствием глядя на Генку.
     Но  Генка  молча  приклеивал  листы  подорожника  к  своим  коричневым,
блестящим от загара ногам.
     - Эй, слухай!  -  вдруг подмигнул он Ваську и, оглянувшись, зашептал: -
Что-то один ваш хлопчик с какой-то жестянкой лазит и срисовывает все?
     - Срисовывает? Малютин, верно. Какой он из себя?
     -  Да такой  какой-то... - Генка  вытянул  шею,  широко раскрыл  глаза,
устремил их вдаль и стал что-то быстро-быстро рисовать пальцем на ладони.
     Васек подпрыгнул и хлопнул себя по коленкам.
     - Малютин!  Малютин! Вот здорово! - Он поперхнулся  от смеха.  - Ой, не
могу! Малютин!
     - Да стой!  Тихо! Ты  мне скажи: а  чего  он  такой?  Просто интересный
хлопец. Очень он мне понравился!
     - Ну еще бы... Он у нас художник! - похвалился Васек.
     - А-а, - вскидывая брови, протянул Генка. - Художник! Я тоже за ним это
заметил. А еще... Он каждую малую травку разглядывает, каждого жучка он  так
легонько берет да распрямляет его... - Генка подул на руку и нежно сказал: -
А ведь оно живое... Хиба ж ты ему крылья звяжешь, як воно летыть..
     Генка старался говорить по-русски, но незаметно для себя пересыпал свою
речь певучими украинскими словами. Васек с интересом слушал его.
     - Воно  ж живое, - повторил Генка. Глаза у него посветлели, он все  еще
держал протянутой свою ладонь и улыбался.
     В кустах громко заржал Гнедой. Мальчики оглянулись.
     Жеребец лег на спину и стал кататься по траве.
     - На дождь, - пояснил Генка, щуря на солнце глаза.
     - Плохо, - с сожалением сказал Васек. - Я дождь не люблю.
     - А то наплевать, что ты не любишь. Дождя треба. Нехай отавы растут. Мы
траву по  два раза  косим. У  нас земля... - Генка нагнулся, вырвал с корнем
пучок травы, растер на ладони комочек  черной земли, - як  масло! Дывись, чи
такая у вас земля, як у нас?
     Васек внимательно посмотрел на Генкину ладонь, силясь припомнить, какая
земля  под  Москвой.   Но  в   памяти   его  почему-то   вставали  аккуратно
подстриженные городские клумбы.
     - Такой земли, як у нас, нигде не найдешь!
     Генка  выпрямился, медленно повернул голову, окинул  взглядом цветистый
луг, речку, далекое желтеющее поле, лес и с гордостью сказал:
     - Вот она, наша земля!

        x x x

     - А я с Генкой познакомился! - сказал за обедом Васек. - Чудной парень.
Просто особенный какой-то! Ему наш Малютин понравился.
     - Я? - удивился Сева. - Почему это? Да я его и не видел.
     - Зато он видел! Как ты рисуешь  и как  жуков разглядываешь. Здорово он
тебя передразнивает!
     - Передразнивает? - Сева нахмурился.
     - Нет, ты  не думай!  Он  не в плохом смысле. Он по-хорошему! Это такой
парень...
     Васек рассказал про свою встречу с Генкой.
     Ребята слушали с любопытством.
     -  Да  вот он придет  скоро,  сами  увидите. Эх,  такой парень - и  без
галстука! - с огорчением вздохнул Васек.
     -  Значит,  провинился!  -  с уверенностью сказал Одинцов. -  Иначе  не
наказали бы. Тут все хорошие!
     Мазин сморщил лоб и недовольно засопел:
     - Эх, вы! Чуть что - галстук снимать с человека!
     -  А ты как думаешь? Дисциплина так  дисциплина,  а  то всех распустить
можно! Заслужит Генка - вернут ему галстук.
     Саша покачал головой:
     - Надо разобраться. У Генки ни отца, ни матери нет. Может, его обижают?
     - Ну нет!  Кто его обижает? Наоборот. Игнат говорил, что его избаловали
все, и  дядя Степан даже. А конюх ему Гнедого в любое время дает, уж об этом
на собрании один раз ставили вопрос. Кто его обидит! - с жаром сказал Васек.
     - Игнат еще говорил,  что Генке всякие поручения доверяют,  и на работу
он  мастер, руки  у  него  золотые. Галстук  он  свой заслужит,  как  только
начнется работа  в огороде или в поле. Я у Игната все  расспросил! - сообщил
Петька Русаков.
     Ребята долго не могли уснуть после обеда. Они вскакивали, заглядывали в
окно - не пришел ли Михайлов внук. Но на школьном дворе было тихо.
     Из окна была видна хата деда Михайла.
     Дед  Михайло  обычно  спал на  свежем воздухе  под  навесом,  варил  на
железной печке обед и, сидя перед огнем на скамеечке, сапожничал.
     Рядом с навесом низкая  дверь вела  в  хату-мазанку  с глиняным, крепко
убитым  полом  и  с  русской  печью.  Под  окошком  стояли  стол  и  скамья,
выкрашенные  в коричневую  краску. Новая кепка  и школьная сумка с тетрадями
висели  в  углу,   рядом  с   расшитым  полотенцем.  На  подоконнике  стояла
чернильница. Над ней жужжали  и бились  мухи, падали в  чернила и, отяжелев,
ползли по стеклу, оставляя за собой черный след.
     Днем Михайло суетился по двору: что-то прибирал, приколачивал,  вступал
в  разговоры с  ребятами и, подняв острую  бородку, разглядывал  их  живыми,
веселыми глазами. Потом вдруг, словно что-то вспомнив, мелкими шажками бежал
под  свой  навес  и, не  добежав до него,  останавливался посреди  двора,  к
чему-то  прислушиваясь. Видимо, он  привык к неожиданным  появлениям внука и
всегда ждал его.
     Теперь Михайло  сидел перед печкой и чистил картошку,  сбрасывая на пол
кожуру.
     - Может, Генка своего  Гнедого потерял  да ищет в лесу,  - поглядывая в
окошко, гадали ребята.

        Глава 6. В КОЛХОЗЕ


     -  Пшеница у  нас уродилась -  чистое  золото! - Степан Ильич осторожно
срывал  колос,  большими темными пальцами вылущивал  желтые  крупные зерна и
клал  их  на  широкую  ладонь.  -  Вот   посмотрите...  Это  новый  сорт   -
"кооператорка". Мы с ней опыт делали - из озимой в яровую переводили. Может,
слыхали про это?
     Ребята лезли со всех сторон  - посмотреть на сорванный колос, на тучные
зерна пшеницы.
     -  Ого!  Вот  она  как,  булка-то, растет! -  просунув голову, серьезно
сказал Мазин.
     - А Мазин не видал, только едал, - сострил Одинцов.
     - У вас все кругом пшеница? - оглядывая поле, спросила Валя.
     -  А вот подождите, пойдем и на гречу... А там далее овес начнется,  до
самого леса... Мне как раз туда заглянуть надо...
     Степан Ильич шагал по дороге, вел ребят по узеньким стежкам. Освещенные
солнцем, желтели  поля пшеницы,  розовела греча,  и  отливали  сизым  цветом
густые  овсы.  Вдалеке  по лугу без  устали ходила сенокосилка,  оставляя за
собой  ровные ряды срезанной травы. Люди казались издали маленькими. Цветные
платки и вышитые рубашки мелькали пестрыми пятнышками; под  умелыми, ловкими
руками колхозников росли огромные, как дома, стога. Где-то слышалась дружная
песня, красиво выделялась втора,  и  девичий голос,  заканчивающий  песню на
высокой ноте, долго звенел в чистом летнем воздухе...
     - Здорово, ребята, правда? - ахнула Нюра Синицына.
     - А работают как... ого! - восхищались ребята.
     - А у нас  иначе нельзя. Выдалась погода, начался покос - все на луг! А
то  как  пойдут дожди - беда! Сопреет сено и  погибнет  -  чем тогда скотину
кормить? - пояснил Степан Ильич.
     - А когда же они обедают? Так целый день без еды и работают? - спросила
Надя Глушкова.
     - Как -  без еды?  У нас на стану поварихи  для всех  обед варят. Там и
пообедают, там и отдохнут в холодке, там и газету почитают.
     -  Добрый  вечер!  -  пробегая  мимо с  граблями  на  плече,  торопливо
здоровались колхозницы. Лица у них были потные и горячие от  солнца, руки до
локтей исколоты сеном.
     - Эй,  дивчина!  - окликнул одну из них Степан Ильич. - Скажи там, чтоб
вечерком  кузнец  ко  мне  зашел, чуешь?..  А вот  интересно вам  еще  новую
молотилку  нашу посмотреть,  -  снова  обратился  он к ребятам.  -  Я ее  на
Сельскохозяйственной  выставке облюбовал. Она у  меня тоже москвичка,  можно
сказать...
     Он начал рассказывать, как работает молотилка.
     - Пойдемте на молотилку! - просили ребята.
     - Молотилку  я  вам потом  покажу,  а сейчас на  скотный  двор заглянем
мимоходом.
     На скотном дворе их  встретила доярка Христина; она была в белом халате
и показалась ребятам докторшей. Доярка что-то шепнула  Степану  Ильичу, и он
сразу пошел за ней, махнув рукой Мите, чтоб ребята подождали на дворе.
     -  Она  ему  сказала,  что  корова  Горлинка  отелилась  и  что  у  нее
хорошенький бычок родился! Я слышала! - запрыгала Лида Зорина.
     - Митя! Сергей Николаевич! Пойдемте смотреть! - пристали ребята.
     Но Сергей Николаевич остановил их:
     -  Тише!  Тише!  Во-первых,   тут  шуметь  не  разрешается,  а   насчет
новорожденного -  это как хозяева хотят.  У них тут  свои правила.  Подождем
Степана  Ильича и разглядим пока постройки. Видите, какие у  них хоромы  для
коров настроены!
     Скотный двор  был  огорожен высоким забором. Посередине  стояло длинное
кирпичное здание с маленькими окошками и большой дверью. Ребята  заглянули в
окно; внутри помещение было разделено  перегородками. В каждом стойле лежала
свежая подстилка из  соломы. Наверху на дощечках  были написаны имена коров:
"Волюшка", "Буренка", "Беляночка"...
     - Подождите! Ну, чего все вместе лезете! - ворчал Мазин, отгоняя ребят.
- Пустят нас - тогда и посмотрим.
     Степан Ильич, весело улыбаясь, выглянул из коровника.
     - Оставил я вас... Доярка меня вызвала - теленочка посмотреть, - сказал
он, широко  открывая  дверь  и  проходя  вперед.  -  Ну  вот,  здесь  у  нас
высокоудойные  коровы помещаются.  Сейчас они,  конечно, на пастбище...  Вот
посмотрите,  тут  у  каждой свой график есть: сколько она дает молока, какой
жирности.
     - А теленочка покажете? - забегая вперед, спросила Надя Глушкова.
     - Теленочка, теленочка, Степан Ильич! - запросили ребята.
     - Все, все  покажем, хоть и не полагается у нас новорожденных смотреть.
Ну,  да  что с  вами делать! Раз так интересуетесь -  пойдем. Малыши у нас в
изоляторе помещаются.
     Он  повел  ребят  в небольшую  светлую пристройку.  Она была похожа  на
первое  здание,  только меньше,  и  казалась  уютным домиком. У двери лежало
грубое рядно и стоял веник. Ребята вытерли ноги и вошли в коридор.
     - Христина Семеновна! - громким шепотом позвал Степан Ильич.
     Доярка в белом халате приоткрыла дверь большой, светлой комнаты.
     - Вот теленочком  интересуются  ребята,  - как бы оправдываясь,  сказал
Степан Ильич. - Они на минуточку, поглядят - и готово!
     Доярка ласково кивнула ребятам и озабоченно сказала:
     - Только что облизала его мать... Сейчас принесут... Пойдем - поглядите
пока других. Только уж руками не трогайте - они еще маленькие.
     - Нет, нет! - зашептали  ребята, на цыпочках проходя вслед за Христиной
Семеновной.
     Телята лежали  в отдельных клетках на сухих соломенных подстилках.  Они
поднимали большеглазые  теплые, словно  обшитые  мехом, мордочки и удивленно
глядели вокруг. Вместо рогов у них были смешные крутые бугорки.
     - Ой, ой, какие хорошенькие! Какие маленькие! - зашептали девочки.
     - Смотрите,  смотрите - встает один!  -  присев  на  корточки,  говорил
Мазин. - Встает, честное слово!
     "Му-у... Му-у..."  -  пытаясь  встать, мычал  рыжий теленок,  вытягивая
голову с белой звездочкой на лбу.
     - Он по маме своей скучает, маленький еще, - сказала Лида Зорина.
     Сергей Николаевич  подозвал  ребят  к  табличке,  висевшей на одной  из
клеток:
     - А ну-ка, почитаем, как эти малыши поправляются. Вот видите, здесь все
написано: и как зовут, и сколько времени, и как он прибавил в весе.
     Две дивчины в белых фартуках внесли в ящике новорожденного теленка.  Он
был  желтенький,  с большими  удивленными  глазами.  Шерстка его,  тщательно
облизанная  матерью, блестела. Весь мокрый,  он казался худеньким  и дрожал.
Христина Семеновна прикрыла его старым байковым одеяльцем.
     Ребята издали глядели на теленка с восторгом и нежностью.
     - Тетя Христиночка, как его назвали? Как назвали?
     - А вот и придумайте ему имя!  Можно сказать, при  вас родился. Сделаем
вас шефами, - сказал, улыбаясь, Степан Ильич.
     Ребята стали наперебой предлагать имена:
     - Стрелок!
     - Богатырь!
     - Колокольчик! - громко прошептала Зорина.
     - Следопыт! - выкрикнул вдруг Петька.
     - Шш... шш... Тише ты! -  зашикали на него  ребята. - Тут детская, а он
орет!
     Телята  вдруг  забеспокоились,  тоненько  замычал новорожденный. Доярка
озабоченно взглянула на ребят.
     - Пойдемте,  пойдемте!  -  заторопился Сергей  Николаевич, выпроваживая
всех за дверь. - Потом придумаем!
     - Тетя Христина, пусть будет Колокольчиком! - не стерпев, крикнула Лида
Зорина со двора.
     - А теперь пойдем на птичник, - сказал Степан Ильич.
     На птичнике ребята  видели белых,  как снег, гусей  и  уток,  крошечных
желтых  цыплят,  только  что  выпущенных  на травку. В  свинарнике  смотрели
бело-розовых поросят  с  тоненькими,  закрученными  в  колечки  хвостиками и
больших, жирных свиней, которые уже не могли  ходить и только, лениво подняв
свои мокрые пятачки, глядели на ребят маленькими глазками.
     Но больше всего  ребятам  полюбились телятки, и долго еще  в ушах у них
звучало тоненькое мычание новорожденного и голос доярки: "Руками не трогайте
- они еще маленькие!"
     А Степан Ильич  все шагал да шагал. Свежий  ветер раздувал его  вышитую
рубашку, шевелил мягкие волосы...
     Ребята старались не отставать от могучего шага председателя, но усталые
ноги уже не слушались их. Поля пшеницы и гречи, густые  овсы и заливные луга
все плыли и плыли перед их глазами.
     - Ну как, ребята?  Может,  устали?  Домой  вернемся? - спрашивал Сергей
Николаевич.
     -  Нет, нет! Еще посмотрим! Не  устали!  - дружно  откликались ребята и
снова бежали за председателем, окружая его тесной толпой.
     - Ну значит,  нашу скотину вы видели, хлеба наши тоже, а другим разом я
вам покажу новую мельницу. А старая вот тут, за леском...
     Степан  Ильич стал рассказывать,  как  на  этой  мельнице  давным-давно
удавился старый пан.
     - Деды рассказывали - злой был, как собака, людей забивал до смерти.
     Ребята слушали, раскрыв рты.
     Сумерки уже легли  на село, когда Сергей Николаевич решительно повернул
назад:
     - Ну, Степан Ильич, ваши богатства за один день все равно не осмотришь,
а ребята у нас еле плетутся...
     -  Да нет,  Сергей Николаевич, мы ничего!  Пойдемте, пойдемте к  старой
мельнице!
     - К молотилке пойдемте!
     - Сергей Николаевич, да они совсем не устали, - уверял Митя.
     Степан  Ильич смущенно улыбался, поглядывая то на  ребят, то  на Сергея
Николаевича:
     -  Нет,  видно,  другим  разом, а  то они, конечно,  непривычны к нашей
ходьбе.
     Степан Ильич  зашагал к школе. На  лужайке около  школьных ворот сидели
Коноплянко, Марина Ивановна и Игнат со своим отрядом.
     Ребята бросились к ним:
     - Где мы были! Что мы видели!
     - Где же вы были? - удивилась Марина Ивановна.
     - На скотном дворе были! И на грече, и на пшенице...
     Марина Ивановна, подняв вверх голову и обхватив руками колени, смотрела
на ребят лучистыми  серыми глазами и улыбалась. На щеке ее темнело маленькое
родимое пятнышко.
     - Что же вам больше всего понравилось у нас?
     - Нам телятки понравились!.. - закричала Лида Зорина.
     Подошли Степан Ильич, Сергей Николаевич и Митя. Они, видимо, продолжали
начатый разговор.
     -  Ну,  значит,  так и  порешим, -  усаживаясь на  траву, сказал Степан
Ильич.  - Сенокос  сейчас идет  хорошо.  Погода стоит добрая,  залежей  нет.
Помощь  ваша нам  тут не  требуется...  Отдохните,  оглядитесь хорошенько, а
тогда пожалуйста! Вот жнива  будет - так тут  уж весь  народ на поле,  никто
дома не усидит. Игнат  знает. У нас ни один колосок  не  заваляется!  Это уж
дело  ребят.  Вся ихняя бригада  выходит.  Вот  и  вы  поможете  тогда... Ну
конечно, есть для вас и огородные работы, можно и на фермах поработать.
     Игнат Тарасюк предложил посылать  на работы его отряд вместе с ребятами
Трубачева.
     - Вместе будем работать! Вот и хорошо! - обрадовался Васек.
     - А у нас в Ярыжках свой  клуб  есть, - сказал Коноплянко.- Будем театр
устраивать. На  сцене  и  темный  бор  вырастет,  и река побежит,  и  солнце
взойдет, и ясный месяц засветит. Как нам нужно, так мы и сделаем...
     Коноплянко говорил очень  тихо и  ровно,  не повышая  голоса, но ребята
слушали его  с большим вниманием. Митя приготовил к концу разговора какой-то
сюрприз. Губы у него разъезжались в улыбке, серьезный  тон не  удавался.  Он
сказал, что вполне полагается  на ребят Трубачева и Тарасюка и что если  они
пообещали выполнить план летних работ, то выполнят и перевыполнят его.
     - Верно! Верно! - кричали ребята. - Выполним!
     - А пока спешных  работ в колхозе нет, мы с Сергеем Николаевичем решили
организовать  большой  поход,  километров этак  за сорок... познакомиться  с
окрестностями... побывать  в тех  местах,  где в гражданскую войну сражались
наши  бойцы. И мы надеемся,  что с  нами  отправится Иван Матвеич - участник
этих  боев.  Вот  Сергей  Николаевич обещает  по  пути заехать  на  пасеку и
попросить Ивана Матвеича об этом лично...
     Мите не дали договорить,  заглушая его голос радостными криками. Сергей
Николаевич водворил тишину:
     - Ивана Матвеича я попрошу. Надеюсь, он нам не откажет. А пока вот  что
я хочу сказать.  Двинуться в большой поход  без  предварительной  подготовки
нельзя. Поэтому с завтрашнего дня начнем готовиться. Соберем продовольствие,
посмотрим походное снаряжение, назначим ответственных ребят... Может, и твои
ребята с нами пойдут? Как думаешь, Игнат?
     - Конечно! Пойдем с нами! -  дружно закричали  москвичи. Игнат и Федька
Гузь нерешительно посмотрели на Марину Ивановну.
     - Ну что  ж, -  улыбнулась учительница,  - если уж  вам  очень хочется,
идите вместе с новыми товарищами.
     - Хочется-то хочется, -  задумчиво  сказал Игнат, -  только У нас  свой
план есть. Мы  его  срывать не  можем.  У нас  агитбригада работает - пьеску
готовим. Уже программу отпечатали... Другим разом вместе пойдем.
     - Конечно, - сказал Сергей Николаевич. - У них свои планы,  нарушать их
не следует. А наш отряд должен готовиться...
     -  Есть  готовиться!  Трубачев,  готовиться!  Ура!  -  вырвались  снова
радостные голоса.
     Ребята расшумелись. Белкин прошелся колесом по траве. Мазин набросил на
Петьку свой вещевой мешок и, натягивая ремни, кричал:
     - Тпру! Но-оо!
     Марина Ивановна засмеялась и весело сказала:
     - Сборы уже начались!

        x x x

     Степан Ильич  пришел домой  поздно. Стоя у  перелаза,  он вдруг  что-то
вспомнил и потер ладонью вспотевший лоб.
     -  Ох, я ж им еще новую молотилку не показал! - с  сожалением сказал он
Татьяне, открывая дверь в свою хату.
     - Та будет тебе, Степан! Они ж совсем утомилися... Я через окно бачила,
як у  них ноги заплетаются. Разве ж так можно! - укоряла  его Татьяна. - Они
же дети!..
     Но Степан не слушал ее. Он выложил на стол сорванные колосья:
     - Жнива, жнива на носу, Татьяна.

        Глава 7. ДЕД И ВНУК


     На рассвете село разбудила песня.
     Сонно закричали петухи, всполошились на насестах куры, замычали коровы,
захлопали ставни.  Весело  загавкали псы.  Звонкий  мальчишеский голос будил
спящую улицу:

     Роспрягайте, хлопци, кони
     Тай лягайте опочивать...

     Генка въезжал  в село. Гнедой жеребец важно переставлял  стройные ноги,
осторожно  опуская  в  прохладную пыль  подкованные  копыта. На  спине  его,
небрежно покачиваясь и  сжимая пятками гладкие бока, сидел Генка. Надвинутый
на лоб картуз, околышем назад, и брошенный через плечи армяк были влажны  от
ночной сырости.
     На свежем, загорелом  лице Генки задорно блестели карие глаза  и белые,
как сахар, зубы.

     А я выйду в сад зеленый,
     В сад крыныченьку копать... -

     лихо выводил Генка высоким, чистым голосом.
     Колхозницы, на ходу повязывая косынки, выбегали на крыльцо, старые деды
высовывали в окна головы с седыми, спутавшимися за ночь волосами.
     - Эге-ге! Михайлов хлопец спивае!
     - А, чтоб тебе, дурной хлопец! Молчи, а  то детей побудишь!  -  кричали
из-за плетней бабы. - Носит тебя по селу ни свет ни заря!
     - И чего это конюх жеребца ему дает!
     К воротам бежал дед Михайло с радостной улыбкой; пальцы старика на ходу
застегивали ворот рубашки, не попадая в петли.

     Копав, копав крыныченьку
     Раным-рано поутру...

     - Чую, чую! До дому вертаетесь! - кричал дед, подбегая к внуку.
     Генка не спеша соскочил с коня и с ласковой усмешкой глянул на деда:
     - А то куда ж?
     Михайло хлопнул  себя по коленке и заглянул в  лицо внука сияющими, как
светлячки, глазами:
     - А что ж? Погулял бы! Дед подождет! Правление тоже с  деда не спросит,
де внук гуляе, де песни спивае, - насмешливо начал он.
     Генка снял с коня  уздечку, осмотрел новенькие подковы и, отойдя на два
шага, сказал:
     - Нигде такого коня нету, как наш!..
     - Эге! Нигде нету! Значит, далеконько ты побывал, -  подхватил Михайло.
- А я  ж себе думаю: где-то мой внук пропал? И день ожидаю, и два,  и три...
Может,  думаю, Гнедко захромал или в обратную  сторону  повез. Тебя ж на МТС
посылали...
     Но Генка перебил его:
     - Есть хочется, диду!
     - Есть хочется?
     Старик побежал под навес и  засуетился. Генка привязал к забору коня  и
пошел за дедом.
     Через  минуту  он  сидел  на  нарах,  поджав  под  себя босые  ноги,  и
рассказывал:
     - Поручение дяди Степана я выполнил. В воскресенье механик тут будет...
Я  там  людям  в ремонтной  помогал... Так  директор  Мирон Дмитриевич мне и
говорит: "Оставайся на МТС, доброго тракториста из тебя сделаем".
     - Ну, а ты чего?
     - Как - чего?
     - Чего  на МТС не остался,  я спрашиваю? Или люди не такие  или  Гнедка
погано принимали? -  наливая  в  кружку холодное  молоко, лукаво допытывался
дед. - Чего не остался, а?
     - А того не остался, что тебе скучно, - разжевывая крепкими зубами хлеб
и прихлебывая молоко, сказал Генка.
     - Эге! Мне скучно? А тебе? - склонив набок голову и подергивая бородку,
подскочил дед. - А тебе?
     - Мне  тоже  скучно,  - засмеялся Генка и,  обхватив  старика  за  шею,
притянул его к себе.
     Дед неловко, боком присел на нары и замер, боясь пошевелиться.
     - Вот как  ты уже помрешь, то я  тебя и не  побачу больше,  - задумчиво
сказал Генка, вытирая о плечо деда нос.
     - А  ну да, не побачишь! Где ж  ты меня  тогда  побачишь? Нигде ты меня
тогда не побачишь, - глядя ему в лицо сияющими глазами, усмехнулся дед.
     - А сколько тебе годов, диду?
     - Сколько б ни было, а еще поживу! Еще и тебя воспитаю! -  расхрабрился
дед.
     - Нет, ты меня не  воспитаешь, -  отрезая  ножом хлеб,  серьезно сказал
Генка.
     - Как это так - не воспитаю? - всполошился старик.
     - Я  сам  тебя воспитаю... А  что, диду,  московские в классах живут? -
переменил разговор Генка.
     Дед наклонился к нему и стал рассказывать о приезжих.
     Генка слушал, сморщив лоб и  думая о чем-то другом. Потом вытащил из-за
пояса книжку, аккуратно разгладил ее и положил на стол:
     - Спрячь, диду.
     Глаза его слипались. Михайло принес из хаты рядно и подушку:
     - Ложись спать, я сам Гнедка конюху сдам.
     Генка лег,  но дед  вдруг  вспомнил что-то, посчитал по пальцам и снова
подсел к нему.
     - Эй, слухай!  Так где  ж ты был?  Ты же в пятницу  еще уехал. На твоей
чертяке можно было  два раза  на  МТС побывать,  -  пощипывая  свою бородку,
сварливо сказал он. - Где ж ты был, я тебя спрашиваю? - Михайло дернул внука
за штаны и выпрямился. - Где ты был, а?
     Генка  приподнял  голову с  подушки, натянул на  себя  рядно  и  нехотя
сказал:
     - Не морочь голову!
     - Что? "Не морочь голову"? Как это "не морочь голову"? - петушился дед.
     - А так. Я у агронома был.
     Дед заморгал глазами и плюнул:
     - Тьфу! Черт в тебе сидит! Ей-бо, черт!
     - Может, и черт, - согласился Генка.
     Дед  склонил  набок голову, развел руками. Генка  повернулся  на спину,
высунул из-под рядна босые ноги и громко захрапел. Зеленая муха загудела под
навесом. Михайло схватил полотенце и с озабоченным лицом замахал над Генкой:
     - Ш-ш, ты, проклятая! Куды залетела? Мало тебе места, дура!

        Глава 8. ДНЕВНИК ОДИНЦОВА


     Жизнь нашего отряда
     20 июня

     Завтра поход! Сегодня мы все укладывали, приготавливали. Нести придется
всем  по  очереди,  только Севу Митя освободил, а Севка, глупый, надулся  на
него. А потом познакомился с Михайловым внуком и развеселился.  Все какие-то
жестянки ему показывал и альбом. А  Михайлов внук - это тот самый  Генка,  с
которым  разговаривал Васек. Лошадка  у него хорошая, он  ее чистит щеткой и
гриву ей  расчесывает. Этот  Гнедко на Генкин свист бежит, где бы он ни был.
Генка говорит: "Я его для Красной  Армии готовлю, да  еще  не  всякому бойцу
дам!" Сначала  у нас  с этим  Генкой все хорошо было,  а  потом вдруг  ссора
получилась. Вот из-за чего.
     Мы  себе  около школы волейбольную  площадку сделали, а  Генка  увидел,
покраснел весь  и говорит: "Здесь пришкольный  участок  будет,  что вы землю
топчете!" -  и давай расшатывать  столбы.  А Мазин ему говорит: "Ты здесь не
хозяин. Уходи!" Ребята тоже  напали на  Генку.  Он  разозлился,  подскочил к
Мазину и  кричит: "В своем  колхозе  каждый  хозяин!  Это  ты уходи!"  Ну  и
сцепились  они. Крик такой подняли, что Митя прибежал.  Мы  Мите ни в чем не
сознались.  Мазин говорит:  "Девочки лягушки  испугались". А Митя  начал нас
ругать, что мы к походу не готовимся, а все какими-то глупостями занимаемся.
А  за ужином мы еще с Лидой Зориной  из-за Генки  поссорились.  Он сидит  со
своим  дедом  у себя  под  навесом и  поет как  ни в чем  не бывало. А Лидка
слушала, слушала и говорит: "Ни у кого из вас такого голоса нет! И потом, он
самый храбрый из всех!"
     Подумаешь, какой  храбрец! Васек  решил сам с  ним  подраться.  А Митя,
оказывается, уже  все понял, что творится, и давай над нами смеяться. Так мы
с Генкой и не подрались.
     А потом Митя  устроил игру в "лошадей и всадников". И мы начали играть,
а  когда разыгрались,  Митя позвал Генку. Генка  сначала не хотел,  а  потом
согласился.
     Мазин говорит, что, несмотря на ссору, Генка ему все-таки нравится.
     Ну ладно! У меня еще мешок не сложен, а мы завтра рано-рано, чуть свет,
выйдем.

        Глава 9. В ПОХОД


     С реки поднимался легкий пар и мягко стелился по  огородам;  на  дороге
крепко прибитая росой пыль еще хранила вчерашние следы; кое-где над колодцем
поднимался  журавель;  изредка слышался скрип  ворот.  После  трудового  дня
колхозники крепко спали, чтобы с солнышком дружно подняться на работу.
     Ребята шли молча. Туго набитые  вещевые мешки оттягивали ремнями плечи.
У Белкина над головой торчали удочки. Мягко поскрипывала телега,  в  которой
сидел отец учителя.
     Шли  тихо, чтобы  не  разбудить  спящее  село.  Было прохладно.  Ребята
поеживались. Девочки, подпрыгивая, побежали вперед, стараясь согреться.
     - Что, холодно? Холодок пробирает? - посмеивался Николай Григорьевич. -
Подождите, еще жара припечет!
     На шоссе все оживились.
     Получив  разрешение  гром