от, получи,-- сказал он, подавая вынутый из шка фа семизарядный "смит-вессон" и коробку патронов.-- 150 Очень хорошая вещь. Такой в магазине не купишь. Всегда носи в кармане. Завтра получишь разрешение брать с собой при выезде в лес двух вооруженных лесников. Плаксин повеселел. Он не ожидал встретить в лице Пет -чера такого горячего защитника. "Пусть теперь попробуют сунуться,-- думал лесничий, кладя в карман револьвер.-- Умрут, наверное, от испуга, когда увидят, как скачут за мной вооруженные всадники!" От радости у него заблестели глаза. Вскочив на ноги, он догнал шагающего из угла в угол англичанина, схватил его руку и порывисто пожал ее.-- Благодарю вас, мистер, я никогда этого не забуду!.. Петчер, не торопясь, направился к столу. Усевшись в кресло, вопросительно посмотрел на лесничего. -- За прошедший месяц наши дивиденды увеличились до четырех тысяч,-- догадавшись, чего хочет от него управ ляющий, начал докладывать Плаксин.--- В этом месяце до ход оказался намного выше, чем был раньше. Англичанин сердито бросил на стол карандаш, замотал головой. -- Мало! Очень мало. Ну скажите, господин Плаксин, неужели у нас нет возможности лучше себя обеспечить? Вы сами прекрасно понимаете, что нам необходимо настойчивей добиваться своего. Я хочу знать, что вы. все-таки предполагаете делать? -- Уверяю вас, мистер, в этом месяце наши дивиденды снова возрастут. Пришло время вывозки дров; скоро начнут работать томильные печи; пойдет древесный уголь. Впереди большие доходы... -- Сколько вы надеетесь получить за этот месяц? -- Не меньше шести тысяч. -- О!--оживился Петчер.-- Это неплохой рост: если он и в дальнейшем будет таким -- через два-три месяца мы подойдем к намеченному плану. -- Приму все меры, мистер, чтобы выполнить ваше за дание... " Плаксин замер в угодливой позе. -- Хорошо, очень хорошо,-- согласился Петчер.-- По старайтесь. Я тоже в долгу не останусь. Обещаю увеличить вам отчисления. Их можно будет довести через два-три месяца до двенадцати рублей с каждой получаемой сотни дохода. Разумеется, если вы полностью выполните свои обязательства. , 151 Петчер подошел к лесничему, положил ему на плечо руку: -- Англичане, господин Плаксин, привыкли верить своим друзьям. Сами они тоже никогда не нарушают сло ва. При условии, конечно, если имеют дело с честным чело веком.-- Он снял руку с плеча лесничего, шагнул к столу, но тут же остановился. На лице застыла самодовольная улыбка.-- Не забывайте, господин Плаксин, где появляется англичанин, там вместе с ним появляется кул! тура, спра ведливость и благоденствие. Англичанин -- это дело и богат ство. Знайте, что до тех пор, пока вы будете держаться за меня, вы всегда будете крепко стоять на ногах и постепенно сделаетесь богатым человеком. А с нашими врагами,-- он угрожающе поднял кулак,-- мы еще рассчитаемся. Плаксин беспрестанно кланяясь, торопливо попятился к двери. Теперь Петчеру хотелось побыть наедине с самим собою, как следует все обдумать, чтобы потом еще раз переговорить с Плаксиным. Но конторщик доложил о приходе главного инженера. -- Вот еще. нелегкая принесла,-- разозлился Петчер, хотя сам вызывал инженера.--"Дурак решил умом хвалиться, а кто-то должен с ним возиться",-- вспомнил он дядюшкину поговорку.-- Ну, да ладно, зови... -- Очень, я очень рад вас видеть, господин Калашников,-- с радушной улыбкой сказал Петчер, подавая инженеру левую руку, как бы подчеркивая этим простоту и даже некоторую близость в отношениях с ним.-- Левая рука ближе к сердцу, и я подаю ее только близким друзьям. Калашников пожал протянутую руку и попросил разре-шения присесть. -- Садитесь, садитесь, Василий Дмитриевич, прошу вас!.. Будьте, как дома... Извините за беспокойство. Вы, наверное, догадываетесь, зачем я вас пригласил? Могу вам прямо сказать: я с удовольствием прочитал ваше письмо. Очень умно излагаете вы свои мысли, не каждый так мо жет. Чувствуется полет высокого ума и широкий размах. Очень, очень широкий... Несмотря на старание англичанина придать своей речи благодушность, Калашников сразу же почувствовал в каждом слове Петчера насмешку. -- Если разобраться,-- продолжал между тем англича нин,-- станет несомненным, что поставленные вами вопросы 152 могут принести обществу определенную пользу. Особенно, если принять во внимание длительную эксплуатацию завода. Я думаю, вы это и имели в виду, Василий Дмитриевич? -- Да. Вы правы. Я ставлю задачей добиться более ра ционального использования всех принадлежащих горному округу богатств. Я считаю, что после того, как была раз гадана система медных месторождений Соймановской доли ны, с ее железными "шляпами",-- с того времени и нача лась неправильная эксплуатация наших шахт. Петчер вопросительно посмотрел на инженера. -- В самом деле,-- хмурясь, продолжал Калашников.-- Можно ли вообще допускать в использовании природных богатств "метод" слизывания сливок? Я применяю здесь выражение нашего уважаемого маркшейдера господина Ге-верса. Скажите, разве такой "метод" не противоречит здра-Еому смыслу? По этой системе у нас используется только руда, содержащая свыше десяти процентов меди. Я полагаю, что такую систему мало считать нерациональной. Ее нужно назвать своим именем: системой ярко выраженного хищничества. -- Ну, вы, кажется, хватили через край, господин Ка-лашников, -- не выдержал Петчер. -- Вам следовало бы иметь в виду, что здесь нельзя подходить односторонне, то есть так, как подходите вы. Мы деловые люди и всякое дело должны рассматривать с точки зрения выгоды. Какой же дурак-будет работать себе в убыток? -- Нет, нет! Вы меня не поняли,-- вежливо возразил Калашников.-- В докладной записке-я привел исчерпывающие расчеты. Из них вы без труда можете увидеть, что переработка руды с содержанием меди в пять процентов вполне рентабельна. Нужно только принять во внимание мои рекомендации и одновременно с этим прекратить выброску дорогих компонентов. --' А заодно и отравление окружающей растительности?--- улыбнувшись, добавил Петчер. -- Почему только растительности? -- вспыхнул Калаш ников.-- Разве выбрасываемый заводом газ губит только растительность? А загазованные цехи? А постоянное от равление жителей? Ведь вы же прекрасно знаете, что тру бы нашего завода уничтожают не только растительность, но и все, что находится в радиусе сорока верст. Калашников замолчал. И Петчер -молчал. │-- Скажите,-- чувствуя враждебное настроение Петче- 153 pa, снова спросил Калашников,-- кто же должен, в конце концов, начать борьбу против этого варварства, если не мы, техники и руководители завода? Должен же быть положен когда-то конец этому безобразию? -- Да,-- ядовито усмехнувшись, неопределенно заметил Петчер.-- Слов нет, дело это большое и требует самого при-стального внимания. Поэтому-то я намерен сейчас же отправить ваше письмо в правление общества. -- Правление общества без вашего заключения решать этих вопросов не будет, господин управляющий,-- возразил Калашников.-- Поэтому мне хотелось бы знать, что скажете вы. Петчер с досадой посмотрел на собеседника; у него вдруг вспыхнуло желание подняться и выгнать из кабинета этого надоевшего русского инженера. Но он сдержался. -- Конечно, я согласен... С одной стороны, поставленные вами вопросы безусловно заслуживают самого внимательного рассмотрения, поскольку они касаются важных моментов работы нашего завода. Но мне кажется, что, с другой стороны, пропорционально глубине изучения этих вопросов будет нарастать и отрицательное к ним отношение. Дело в том, господин Калашников, что рекомендуемые вами мероприятия вызовут сокращение прибыли и потребуют больших капитальных затрат с длительным сроком их погашения. Поэтому ни одно из ваших предложений не может быть принято. -- Значит, существующее безобразное положение должно остаться навсегда? -- все еще сдерживаясь, спросил Ка-лашников. -- Вечного ничего не бывает,-- развел руками Петчер.-- Но в данном случае, я советую вам оставить эту ненужную затею. Поскольку она приносит временное сокращение прибылей, вас никто не поддержит. -- В том числе и вы? -- Да, в том числе и я,-- помолчав, холодно ответил "Петчер.-- Ваш проект годится только на будущее. А сейчас я не соглашусь тратить на предлагаемое вами дело ни одной копейки! -- Но вы губите людей, тысячи тонн меди, золота, платины, серебра и десятки тысяч десятин леса! Неужели вам всего этого не жалко? -- вскочив с места, почти закричал Калашников. -- Англия тем и сильна, господин Калашников, что в 154 ней все и всегда делается с расчетом... Следовательно, меня не могут интересовать даже и такие дорогие вещи, поскольку они не связаны с увеличением доходов. Лес, золото, платина, медь и все прочее прельщает нас постольку, поскольку они дают определенную прибыль. Во всех остальных случаях они не так уже интересны. Прибыль, господин главный инженер, как можно больше прибыли -- вот девиз современного человеческого общества! Каждый, кто об этом забывает, всегда остается в дураках. Петчер вздохнул и посмотрел на собеседника долгим холодным взглядом. -- Но я еще раз даю вам слово, господин Калашни ков,-- сказал он, вставая и теперь уже не скрывая враж дебности,-- что немедленно отправлю, это письмо в управ ление нашего общества. Пусть почитают. Калашников резко повернулся и, едва сдерживая ярость, направился к двери. Глава двадцать первая Осенью Карповы решили ехать на завод и попытаться устроиться там на работу. -- В медеплавильный, Михаил, просись,-- советовал по дороге дедушка.-- Там хоть и удушье, зато заработок хо роший. Потом, глядишь, освоишься -- ив мастера выйдешь. Да где там?--вдруг безнадежно махнул он рукой.-- Мы русские, а там все тальянцы, персы и немчура. Наше дело, знать, кайлом копать, дрова рубить да вагонетки катать, а распоряжаться и показывать другие будут.-- Дедушка тя жело вздохнул, горестно покачал головой.-- Замучились, бьемся, бьемся, как рыба об лед, а толку никакого. По смотришь на других; как-то живут люди, улыбается им счастье: у одних хлеба вырастут, как стена, другие золота самородок отхватят или еще чего, а у нас кругом одна нужда. Когда подъехали к заводу, дедушка снова стал советовать отцу Алеши проситься на работу в медеплавильный. -- Вот, внук,-- ласково улыбнувшись, сказал на про щание дедушка.-- Ты теперь совсем большой вырос, на за воде работать будешь. Смотри у меня, не подкачай. Рабо тай, как следует, отца с дедушкой на работе не конфузь. 155 С этими словами он молодецки прыгнул в телегу и повернул лошадь обратно. Отец долго смотрел вслед удалявшейся телеге. Потом вздохнул, повернулся к Алеше и сказал, чтобы он подождал его на улице, а сам пошел в контору. Низко опущенная голова и неуверенная поступь говорили о том, как ему тяжело. Оставшись один, Алеша сел на верхнюю ступеньку крыльца, положил около себя котомку и стал смотреть по сторонам. Как и в первый раз, когда он приходил сюда с лесорубами, многое для него было здесь ново. И этот большой каменный дом с высоким крыльцом, и дымящий в три трубы завод, и проходившие мимо люди, какие-то совсем не похожие на сельских жителей. Алеше стало грустно. Вспомнился дом, мать, бабушка, сестренки. Его охватило чувство одиночества. Хотелось плакать. Вспомнил прошедшее лето, мечту о школе. Он был уверен, что этой зимой обязательно будет учиться. Однако, когда дедушка привел его в школу, там сказали: -- Мал еще у тебя внучек. Пусть подрастет с годик, а там видно будет. Успеете. С таким делом торопиться некуда. . Алеша, может быть, и смирился бы с этим, если бы еще год назад не был принят в школу его ровесник Сенька Шувалов. "Счастья у меня нет, вот и все,-- решил он.-- Недаром бабушка говорит, что главное у человека--счастье. А потом богатые они, черти, эти Шуваловы. Овчинники, а теперь кожи еще начинают делать и хлебом торговать". Он тяжело вздохнул и посмотрел на жилистые, в мозолях руки. Так уж вошло у него в привычку при всех невзгодах сердиться на свои руки, как будто они действительно были виновниками его тяжелой жизни. В стороне со скрипом открылась дверь. Из конторы вышла группа пестро одетых людей. Увидев их, Алеша удивился. До этого он даже не мог себе представить, что люди могут так смешно одеваться. "Что твой петух!--думал он, рассматривая задержавшихся на крыльце англичан.-- Чуя^аки самые настоящие... Лопочут, лопочут, а что? В жисть не поймешь". Заметив сидящего на крыльце мальчишку, один из англичан отделился от группы и быстро пошел в его сторону. Алеша насторожился: "Наверное, хочет прогнать меня 156 с крыльца... Лучше уйти подобру-поздорову. А то начнет еще за уши драть. Ну и пусть,-- вдруг передумал Алеша.-- Не пойду, будь что будет". -- Мальшик. Вы шего хочешь?-- с трудом подбирая русские слова, спросил англичанин.-- Работать нету, рус ский ленивый мальшик. Слово "ленивый" он заучил, как видно, хорошо и выговорил его без труда. -- Русс нужна дубинша? Да, мальшик? Иностранец был сух и высок, как жердь. На голове у него вместо фуражки было надето что-то похожее на тарелку. Глаза смотрели холодно. Алеша с недоумением, но без страха уставился на англи-чанина, не улавливая смысла в его словах. Однако, когда англичанин,повторил свои вопросы, он догадался. -- Сам ты ленивая дубинша,-- вскочив на ноги, неожи данно для себя выпалил Алеша.-- Разнарядился, как ин дюк, и думаешь, что не знай кто?.. С этими словами он схватил котомку, быстро сбежал с крыльца и направился к площади. Стоявшие в стороне англичане громко засмеялись. -- Ну как, Томми, посмотрел волчонку в зубы? -- Кусается, черт,-- весело ответил тот.-- Но это не беда. Мы его скоро приберем к рукам. Из конторы вышли Петчер и Темплер. Вся группа англичан уселась на пролетки и, громко переговариваясь, направилась к заводу. Как только англичане отъехали, Алеша вернулся на крыльцо, снял с плеч котомку и снова сел на ступеньку. Сейчас он досадовал на себя за неумение как следует поговорить с англичанином. "И чего я рассердился?--ругал себя Алеша.-- Чужак? Ну и черт с ним. Хозяева они. По-просить бы у него хорошей работы. Вот это бы дело. Что ему стоило направить меня в шахту коногоном? Ровным счетом ничего. А в шахте зимой тепло и заработок хоро- -ший -- четвертак в день": Так говорил ему один мальчишка, проработавший коногоном целую зиму. Громко хлопнули двери, из которых вышел отец. Вид у него был расстроенный. Надевая на плечи котомку, он угрюмо сказал: -- Опять не повезло нам с тобой, Алеша. О заводе и не заикайся. Там, говорят, и без нас людей девать некуда. Тебя совсем не берут, а меня согласились послать в шахту. 157 Тьфу, черт! Хоть с моста в воду...-- Он бевнадежне махнул рукой и медленно сошел с крыльца. С запиской из конторы Карповы пришли в барак бес-семейных шахтеров. Барак, размером в десять сажен длины и три с половиной ширины, был срублен из бревен. По бокам этого мрачного и неуютного помещения в два ряда стояли почерневшие от копоти и грязи нары. Посредине, загораживая проход, вросла в землю, большая полуразвалившаяся плита. Пола не было. Мох в стенах во многих местах вывалился, двери рассохлись. На весь барак было четыре небольших окна. Крыша, как видно, сильно протекала, отчего потолок был сплошь покрыт плесенью. От дыма, гнили и испарений от сохнувшей одежды в бараке стоял тяжелый смрад. Барачный сторож отвел вновь прибывшим место во втором ряду нар и назначил день, когда они должны заготовлять на весь барак дрова, носить воду, топить плиту и производить уборку. -- Да смотрите, делайте все, как следует,-- предупре дил сторож,-- чтобы все было честь честью, а то недолго и на улицу вылететь. Несмотря на усталость, Алеша долго не мог уснуть. Его заедали блохи. От их укусов огнем горело все тело. Когда вконец измучившийся мальчик начал плакать, отец поднялся, вынул из котомки бутылочку, заставил сына раздеться и натер все его тело керосином. Он советовал не ] вертеться с боку на бок, не чесаться, а лежать смирно. -- Притерпеться надо,-- говорил отец, укладывая в котомку оставшийся в бутылочке керосин.-- Это вначале, без привычки, блохи так больно кусают. А потом привык нешь-- и ничего... Алеша молча лег на нары, в голове роились тяжелые мысли. "Вот она какая, рабочая жизнь,-- думал Алеша. От нее и собака подохнет". Вспомнились разнаряженные, веселые, беззаботные англичане. Сердце словно кольнуло от обиды, из глаз мальчика полились горькие слезы. Глава двадцать вторая В глухом лесу на Большом Юрминском хребте, недалеко от Чертовых ворот, там, где проходит граница между Европой и Азией, с давних пор приютилась небольшая землянка, построенная подпольщиками. 158 Хотя в ясные дни со стороны юго-востока Юрма и вен-чающий ее хребет -- исполинские ворота видны за сто верст, все же пробраться туда трудно. Даже и на большой высоте гора изобилует ключами, речками и топями. Покрытая частым, трудно проходимым лесом, она встречает путника густыми туманами, мяуканьем рысей, а иногда и рявканьем медведей. Однако для подпольщиков это было одно из самых спокойных мест. По установленному, правилу члены комитета могли приходить сюда, лишь соблюдая все правила конспирации. Теперь здесь часто бывал Ершов. Помогая товарищам организовать партийную работу, он вынужден был скрываться в этом месте каждый раз, когда полицейские ищейки нападали на его след. Сегодня, в погожий осенний день, по запутанной, едва заметной тропинке к Чертовым воротам поднималось три охотника. На подходах к Юрме, на ее многоверстном подъем ме им часто встречались легкие, быстро убегающие дикие козы. Два раза за деревьями показывалась спина лося. Но охотники, не снимая с плеч ружей, продолжали свой путь к хребту. Во главе группы с берданкой за плечами крупно шагал Шапочкин. Мурлыча песенку или тихо насвистывая, он иногда останавливался, долго осматривал окружающие деревья и по одному ему известному признаку определял дальнейшее направление. За ним, на небольшом расстоянии, с такими же котомками за плечами, один за другим шли Папахин и Барклей. Не дойдя нескольких сот сажен до Чертовых ворот, группа круто свернула в сторону. Впереди показалась скала. Шапочкин остановился, приложил к губам пальцы и три раза коротко, затем один раз продолжительно свистнул. Откуда-то сверху послышался ответный свист. Шапочкин махнул рукой спутникам и снова двинулся вперед. Через несколько минут из-за скалы показался Ершов. Не скрывая радости, он быстро шел навстречу товарищам. В правой руке Захар Михайлович держал небольшую бере зовую палочку с обожженным и обуглившимся концом, от которого еще шел тонкий дымок. Встретившись с друзьями, он сердечно пожал им руки и, обнявшись с каждым, триж ды поцеловался.. " -- Легки, легки на помине! -- радостно говорил Ершов.-- Недаром я вас все утро вспоминал. 159 -- Воскресенье сегодня, Захар Михайлович. Погода как раз хорошая,-- как бы оправдываясь, ответил Шапочкин.-- А тут дело одно подвернулось, ну, мы и решили: ружья на плечи -- и пошли. -- Да, вид у вас, как у самых заправских охотников. Что-то добычи только не видать. -- Тяжело тащить было, домой услали добычу,-- шутливо ответил за всех Барклей. Ершова не покидало радостное возбуждение. Он то и дело шутил, смеялся и даже спел гостям песенку собственного сочинения о счастье занятого делом человека. Наблюдая за своим руководителем, товарищи догадывались, как трудно ему, энергичному, всегда занятому работой человеку, переносить вынужденное безделье. Убежище подпольщиков было построено в углублении круто обрывающейся скалы. Рядом с землянкой на боль- I шой каменной плите весело горел костер и не дальше, как в пяти шагах от огня, разбрызгивая капли воды, бурлил небольшой прозрачный ключ. Гости поставили в землянку ружья, сняли котомки. Каждый передал принесенные им припасы: хлеб, сухари, махорку, патроны. В заключение Барклей торжественно вручил Ершову искусно сделанную им трубку и огниво. Захар Михайлович радовался, как ребенок. -- Натащили! Вот натащили! На месяц хватит... Бур жуй я теперь. Самый настоящий буржуй! А трубка? Разве еще есть у кого такая трубка?! Он взял стоявший на камне большой чугунный котел и пошел к роднику. -- Времечко! Ох, и времечко стоит золотое,-- выполаскивая котел, говорил он подошедшему к нему Барклею. -- Пошел сегодня утром на охоту, козы от радости, как шальные, так и прыгают, так и прыгают. Поверите, стрелять было жалко. На озеро пришел -- рыбы полна мережа налезла. -- Значит, мясцом нас угощать собираешься и рыбкой?-- ломай сухие смолистые сучья, добродушно спросил Барклей. -- Охотники вы, как же вам без мяса и без рыбы? Не на сухарях же с водичкой сидеть, когда ружья за плечами. -- Ну, что ж, тоже не умерли бы, не привыкать зубами щелкать, коли давно приучены,-- отшутился Барклей.-- 160 Недаром нас уверяют, что "хлеб да вода -- рабочая еда". Лучшего вроде мы и желать не смеем, -- Ну, что вы говорите, сэр?--смеясь возразил Ер шов.-- Если верить руководителям английских социалистов, то рабочие Англии живут сейчас куда как богато. А вы го ворите: "хлеб да вода". Слишком обобщаете, мистер, или вы от жизни отстали? Барклей нахмурился. -- Подлецов и предателей везде хватает,-- сказал он сурово.-- Обидно, товарищ Ершов, не то, что подлецы есть на свете, а то, что их терпит наш брат, рабочий. Англия! Передовая страна и, как ни странно, именно в ней, в Анг лии, до сих пор терпят в рабочем руководстве предателей и обманщиков. К костру подошли Папахин и Шапочкин. Они с явным удовольствием растянулись около огня. -- Да,-- согласился Ершов,-- за последние десятилетия оппортунизм нигде не добился такой победы, как в Англии. Именно здесь нависла угроза появления рабочей аристократии. Впрочем, я не верю; чтобы эта зараза могла распространиться на весь рабочий класс... И мы не ошибемся, если будем считать, что недалеко то время, когда английский пролетариат найдет свое настоящее место. Проще говоря, там тоже должна победить революционная социал-демократия. А сейчас пока этого нет. Сейчас Англия, как смертоносную заразу, рассылает во все части света Петчеров, Геверсов и им подобных агентов и слуг буржуазии. -- Гвоздь империализма,-- вставил Папахин.-- На полмира узду накинула... Силится весь мир своими путами связать. И все это делается обдуманно, с далеким прицелом. Иногда с мелочи начинается. Вот, к примеру, к нам на центральную шахту техника из Англии недавно прислали. Трудно понять, с какой это целью сделано. Так, если посмотреть со стороны, можно подумать, что сильно занят работой, а фактически ни черта не делает, сует только всюду свой нос, да ко всему присматривается и прислушивается. Вчера, например, целый час расспрашивал у меня, как ему связаться с социал-демократами. Он, видите ли, сочувствует русским революционерам и желает с ними подружиться. Не верю я ему. Не знаю, что вы скажете, а я решил держаться от него подальше. После долгого молчания первым отозвался Ершов. 6 Н. Павлов 161 -- Вы правильно решили, Трофим Трофимович. В Англии есть, конечно, люди, которые действительно сочувствуют нашей революции, но там немало и предателей. Отсюда и вывод напрашивается сам собой: осторожность и еще раз осторожность. Я, например, советую поручить кому-либо из наших товарищей завязать с ним знакомство. Надо как следует присмотреться к этому типу, а потом и решить. -- Наперед могу вам сказать,-- заметил Барклей,-- приехали не те англичане, которых мы хотели бы видеть. -- Вы думаете?--настороженно спросил Папахин. -- Думаю и, наверное, не ошибаюсь. Можете не сомне-ваться. Когда англичане выезжают за границу, их не только проверяют, но дают им, как правило, определенные задания. Не случайно он хочет познакомиться с социал-демократами. Нет, не случайно... -- Вот нам и нужно проявить особую осторожность,-- снова и еще более настойчиво посоветовал Ершов.-- Главное, чтобы около него постоянно был наш человек... ^-- Предлагал... Не соглашается...-- хмурясь, неохотно ответил Папахин.-- Я, говорит, сам все сделаю без вас. А вчера поймал около шахты сынишку Карпова, притащил в контору и потребовал, чтобы мальчика немедленно приняли на работу и передали в его распоряжение. Мальчишка, правда, бойкий, но какой из него помощник? Просто непонятно. -- Это какой? Сын Карпова Михаила? Тогда это хорошо. -- Да и отец рад, что мальчишка на работу устроился,-- согласился Папахин. Ершов снял с колышка деревянную ложку, морщась от дыма, помешал ею в кипящем котле. Потом он отгреб от костра груду тлеющих углей, поставил на них большую сковороду и, наложив в нее заранее очищенных карасей, стал собирать на стол. Гости молча наслаждались окружающей природой. Папахин, о чем-то задумавшись, смотрел на пламя костра. Барклей беззвучно шевелил губами и часто с досадой встряхивал головой. Шапочкин с присущим ему добродушием внимательно наблюдал, как Ершов резал вынутое из котла мясо. Когда Захар Михайлович пригласил гостей обедать, он поднялся первым, вошел в землянку и, вернувшись, поставил на скатерть стаканы и бутылку с водкой. 162 -- Ого! --удивился Ершов.--- Это ив какому случаю? Шапочкин вначале смутился, затем сделал несколько шагов к Ершову. -- Поздравьте меня, Захар Михайлович! Ершов недоумевающе посмотрел на друга. -- Мне сегодня двадцать семь исполнилось... -- Ну, брат, нет. Тогда обожди. Раз так, то давайте по всем правилам.-- Ершов откупорил бутылку, разлил водку и, высоко поднимая стакан, торжественно сказал:--Итак, за двадцатисемилетие нашего друга и товарища. Мы верим, Валентин Алексеевич, что еще наше поколение доживет до социализма, до тех времен, когда люди будут свободными и счастливыми. Но на пути к светлой мечте нас ожидает не мало невзгод и разочарований. Ждут нас еще тяжелые бит вы. Будут победы, будут и поражения. Найдутся в наших рядах и нытики и маловеры. Но мы уверены, что ты, Ва лентин, всегда будешь идти правильной большевистской дорогой и только вперед. Вот за это давайте мы сегодня и выпьем. Друзья чокнулись. Выпили. Ершов подошел к Валентину, крепко пожал ему руку и, притянув к себе, порывисто обнял. Лицо Валентина заалело. Празднуя день рождения в кругу своих близких друзей, Шапочкин чувствовал себя счастливым. Он любил этих людей, верил им и готов был пойти вместе с ними, куда угодно. Усевшись вокруг разложенной на траве скатерти, друзья принялись за обед. -- Счастливый ты, Валентин,-- в раздумье молвил Барк- лей.-- Мы только готовили революцию, а вам самое глав ное остается.-- А как ты думаешь, Захар Михайлович, где в первую очередь победит пролетариат -- у нас или там, на западе? -- Ленин надеется, что у нас,-- вспоминая свою встречу с Владимиром Ильичей, ответил Ершов. -- Тогда, пожалуй, и я доживу еще до решающей бит вы? Возможно, и мне, значит, удастся в ней участво вать? -- Удастся! -- уверенно сказал Папахин.-- Воевать только надо. Пора уж, кажется, от обороны к наступлению нам переходить. Рабочие совсем не те стали, какими три года назад были! Снова стали спину разгибать. "Все равно, говорят, без победы над буржуями нам жизни не будет. Надо снова подниматься". Такие разговоры теперь слышатся все 6* 163 чаще и чаще.-- И, помолчав, с гордостью добавил: -- А ведь это результат нашей работы, Захар Михайлович. Ершов подошел к роднику, напился холодной воды и, возвратившись на свое место, сказал: -- Через пару недель, друзья, я должен буду уехать в Екатеринбург. Не знаю, сколько я там пробуду и скоро ли мы снова увидимся. Возможно, что не скоро. Поэтому мне хотелось бы с вами обсудить некоторые вопросы нашей дальнейшей работы. Товарищ Папахин сейчас вот сказал, что пора нам от обороны переходить к наступлению. Я счи таю, что Трофим Трофимович трижды прав. Это, действи тельно, главное. Да, друзья, пришла пора начинать новую и последнюю битву. И начинать ее напористо, с утроенной энергией. Папахин взволнованно смотрел на Ершова. -- Сколько времени вас не будет, Захар Михайлович? -- Возможно, больше месяца. Все будет зависеть от того, приедет ли товарищ Семен... -- Тяжеленько нам без вас будет,-- вздохнул Трофим Трофимович.-- Снова ходят слухи о снижении расценок и уменьшении зарплаты. Здесь может завариться каша. -- Да, Калашников мне говорил. Официального указания пока еще нет, но приехавшие англичане уверяют, что такое распоряжение от Уркварта скоро последует. -- Не унимаются, хотят на своем поставить. -- Очевидно, так. Но это им теперь вряд ли удастся. Добившись победы, рабочие не захотят ее упустить. Да и мы не позволим. . -- Какую же линию занимать нам в этом вопросе? Что передать членам комитета?--живо спросил Папахин. -- Линию нужно занимать только наступательную,-- с твердостью ответил Ершов. Долго еще в этот день объяснял Захар Михайлович своим товарищам, как нужно на заре нового революционного подъема вести борьбу за большевистское руководство . пролетариатом. Прощаясь с Ершовым, Папахин сказал: -- Попрошу Карпова, чтобы к Гарольдову гробу мальчика прислал/Пусть проводит тебя до станции. -- Один дойду. Не первый раз. -- Нет! -- мягко, но решительно возразил Папахин.-- Если не мальчик, то кто-то другой будет. Без этого нельзя, Щ Боясь, как бы не опоздать, Алеша поднялся на рассвете. В одной руке у него был сосновый сук -- условный знак для Ершова, в другой--.небольшой холщовый мешочек. Провожая Алексея, отец положил ему краюху хлеба, оставшиеся от ужина три картофелины, щепотку соли и жестяную кружку. -- На день хватит, а к вечеру постарайся вернуться,-- напутствовал он сынишку.-- Не забудь, что я тебе наказывал. -- Не забуду,-- важно ответил Алеша, гордый тем, что ему поручили серьезное дело.-- Вот увидишь, все, как надо, сделаю. Вначале мальчику в лесу было не по себе. Превратившаяся в лед вечерняя роса сковала умолкший осенний лес и побуревшую землю. Но только лишь первые лучи солнца блеснули из-за перевала -- лес сразу преобразился, все в нем ожило, затрепетало. Алеша так был захвачен окружающей красотой, что даже перестал чувствовать боль в озябших ногах. Мальчик был бос. Отец давно собирался купить ему сапоги, но все не было денег, и покупка изо дня в день откладывалась. "Не я один,-- успокаивал себя Алеша, разглядывая шершавые ноги.-- Валенки у меня есть. Зимой в них ходить буду". Сзади за ним тянулись две дорожки. Иней рассыпался. Не таял, потому что ноги были почти так же холодны, как и сам иней. Подойдя к Гарольдову гробу, Алеша воткнул в землю сук, влез на дерево и стал ждать. В лесу неожиданно бухнул выстрел. Над головой пронеслась стая рябчиков. Меж деревьев долго, как безумный, метался русак. "Вот бы мне так быстро научиться бегать,-- подумал мальчик.-- Он вспомнил, как в сказке скороход за одну ночь по нескольку раз бегал из одного царства в другое.-- Обежал бы я все страны,-- рассуждал Алеша,-- и выбрал такую, где жить КОроЩО, бедняков туда всех бы перевел, а чужака, который там стреляет, сбросил бы в самую глубокую яму. И лесни-'н го Плаксина туда же, пусть подыхает". - Алексей!--послышалось сзади. Алеша испуганно обернулся. Внизу, помахивая суком, стоял бородатый чело-iiiK, пи ииду не то торгаш, не то псаломщик. "Он или не он?""-- думал Алеша, слезая с дерева. Борода- 165 тый подхватил его за ноги и бережно поставил на, землю. Нахмурившись, Алеша ждал. --│ Откуда будешь? -- притрагиваясь рукой к Алеши-ному плечу, спросил незнакомец. -- Здешний,-- все еще недоверчиво посматривая на бородатого, ответил Алеша. -- Ну и хорошо, что здешний,-- щелкнул пальцами и улыбнулся бородатый.-- Признаешь теперь? -- Теперь признаю. -- Пошли тогда. Не видел, кто здесь стрелял? -- Чужак. Кто же больше? Тут только он один стрелять может, остальным нельзя. -- Это почему же? -- Запретил чужак. Намедни сосед наш пошел, а ему лесники всю спину плетями исполосовали и ружье отняли. -- Что же, ему жалко, что ли? Урал велик. Алеша вздохнул. -- Хозяева они. Что хотят, то и делают. Боятся их. Залез я вот на сосну, а сам думаю, подойдет и спросит: "Зачем на мою сосну залез?" И потянет вниз головой, не то еще подстрелит. Не зря дедушка наш говорит: "От змеи на шаг, а от чужака на версту". Слушая мальчика, Ершов сосредоточенно смотрел вдаль, затем медленно перевел взгляд на своего провожатого, на его посиневшие от холода ноги и жилистые, огрубевшие руки. "Вот удел наших детей, -- размышлял Ершов, не прерывая речи своего маленького собеседника. -- Что ожидает его в жизни, если на земле ничто не изменится?" -- Сапоги бы тебе, Алеша, надо. Холодно. -- Конечно бы надо, -- по-взрослому, рассудительно ответил Алеша. -- У нас все так говорят: и мама, и дедушка с бабушкой, и отец тоже. Да где их взять-то? У меня ладно хоть армяк есть, а сестренки, те совсем нагишом. И у мамы обуток нет. Мальчик шел уверенной развалистой походкой. Иногда он заглядывал Ершову в лицо, потом взмахивал суком и продолжал снова: -- Теперь работать буду. С чужаком одним. Завтра вы ходить велели. Жить-то, может, легче станет... Как-никак два заработка... Деньги... Слова этого синеглазого паренька хватали за душу, сердце сжималось от боли и обиды. 166 -- А бабушка у нас хорошая, -- продолжал между тем Алеша. -- Но думает по-смешному. Мы, говорит, бога про гневили, вот он и разрешил чужакам кровь нашу пить. А мне непонятно. Как это можно кровь людей пить? Комары, и клопы, например, пьют. Но то насекомое, и им тоже до стается: хватишь пальцами или еще чем---и нет его... Он хотел сказать еще что-то, но, как видно, потеряв нить разговора, замолчал и, приоткрыв рот, стал снова смотреть на своего спутника. -- Ничего, Алеша, соберется трудовой народ с силами, да так стукнет, что и мокрого места не останется от мучителей. -- Пущай. Мне их не жалко, -- согласился мальчик. -- И правильно. Не жалеть их надо, а бить. Бить так, чтобы они никогда не поднялись. А у таких, как ты, сапоги чтобы были. Чтобы вы всегда были сыты. Школ понастроим. Учить вас грамоте будем. Инженерами сделаем. Врачами, учеными. Разговор продолжался всю дорогу. Говорил больше Ершов. Он подробно объяснил Алеше, почему у него нет сапог, почему им так трудно живется. Когда из-за деревьев показался вокзал, Ершов свернул С дорожки и, зайдя в густой ельник, сказал: -- Поезд еще не скоро будет. Мне лучше здесь побыть. А ты можешь сходить на станцию. Посмотри, много ли там народа? На вот пятак, купи себе хлеба. 11оложип котомку, Ершов лег и устало . закрыл глаза. И лесу было по-осеннему тихо и грустно. Вдали слышался стук дятла, да со станции доносились отдельные голоса. Но Ершов уже ничего этого не слышал, перед ним плыли люди, события... Вспомнилась молодость. Еще в гимназии он дал себе слово всю жизнь бороться за освобождение угнетенных. И он не нарушил этого слова. Не нарушил, несмотря на слезы матери и угрюмое молчание отца, не одобрившего решения сына. Ни постоянные лишения, ни аре-i ты, пи тюрьма -- ничто не сломило его духа. I 1еред глазами встал образ любимой -- Наташи. "Уви-и п. бы се, поговорить, но ведь она в тюрьме". Сколько лет инист он эту женщину, любит ее, живет думами о ней. I[редлагал обвенчаться, но она отказалась. В церковь не пойдем. Он и так прочен, наш союз... Гак и жили. Матери у нее не было, умерла. Отец, ссыльным политкаторжанин, как-то сказал: 167 -- Для порядка форму соблюсти не мешало бы, Впрочем, это ваше дело. Живите, как хотите, -- Вместо формы у нас есть совесть, отец. Наталья должна была стать матерью, когда арестовали Ершова. Затем арестовали и ее. В тюрьме родился сын. У нее исчезло молоко. Сын умер. Но и это испытание не сломило Наталью. С каждым годом им было все труднее и трудней создавать свое семейное счастье. -- Наташа,-- шутил иногда Ершов, -- ну, какие мы муж и жена, если я тебя даже не каждый год вижу? То ты в тюрьме, то куда-то уезжаешь, то, смотри, меня услали за тридевять земель. -- От этого мы делаемся только моложе!--также шутя отвечала Наталья. Нередко, чтобы увидеться с ним, она проходила пешком огромные расстояния, по несколько дней находясь в пути. На днях он получил от нее через освободившегося из тюрьмы товарища записку. "Рада за тебя, -- писала Наташа.-- Верю, что теперь уже скоро". * * ' Когда Алеша приближался к станции, у вокзала остановились три кавалериста. Алеше показалось, что одного . из них, в форме офицера, он видел где-то раньше. -- Казаки! Казаки!--шептали сидящие на перроне пассажиры. -- Каратели... Алеша вошел в вокзал. У буфета стоял офицер и тянул из граненого стакана водку. Казаки сидели на скамейке и тоже пили. "Где же я видел его? -- думал Алеша. -- Вот, анафемская душа, никак не вспомню! А водку хлещет, будто лошадь воду. Здоров, видать дьявол". -- Господин офицер! Ваше благородие, -- услышал Алеша. -- Я не на свои торгую, у меня семья. За себя хоть заплатите... Казакам я жертвую... -- чуть не плача, упра шивал офицера буфетчик, пожилой взломхмаченный еврей. --│ Неужели нужно платить? Не знал и удивляюсь...-- холодно улыбаясь и блестя наглыми глазами, говорил офицер, снова возвращаясь к буфету. -- Тогда налей еще и закуски дай. 168 -- Пожалуйста! Пожалуйста! --залебезил буфетчик.-- Вот водочка, огурчик, вот грибочки. -- Давай! Все давай!--согласился офицер. -- Казакам тоже. -- Вы же заплатите, господин офицер? И казаки меня не обидят? О! Это такой народ. Такой народ, я вам скажу,-- обращаясь к публике и чувствуя недоброе, бормотал буфетчик. -- Не верьте, когда говорят, что казаки не платят. Они всегда и всем платят. Грабят, говорите? Ну что ж, и грабят, но за то и платят. -- Что? Что ты сказал, сволочь такая? -- стукнув стаканом по столу, спросил офицер. -- Ваше благородие! Господин офицер, -- совсем пере-пугавшись, залепетал буфетчик. -- Они говорят -- платят, я говорю--грабят... Нет! Нет! Я грабят, они платят... Я говорю... Офицер ткнул в сторону буфетчика плетью. --│' Митрофан! Ну-ка... За "прилавок не торопясь зашел один из казаков, взял буфетчика за ворот и поволок к офицеру. В воздухе взметнулась плеть. Буфетчик закричал и упал на колени; После нескольких ударов плеть отлетела от черенка. Офицер схватил буфетчика за шиворот и, приподняв, начал тыкать ему в грудь, в шею, в лицо культяпкой левой руки. Когда замелькала рука без кисти, Алеша вспомнил станицу и прибежавшего с площади перепуганного хозяина: "Есаул, было, вмешался, и тому руку отрубили". "Он! Тот самый на крыльце тогда стоял. Эх! Только и знает, что людей бить". Хотя Алеша весь дрожал и сердце его замирало, он не побежал сразу, как тогда с площади, а надвинув на лоб фу-ражку, медленно пошел к двери. Алеше до слез было жалко безвинного старика. Выйдя из вокзала, он пустился во весь опор к ельнику. -- Пьяные, говоришь? -- переспросил Ершов, выслушав сообщение Алеши. -- Пьяные в стельку. -- Ну, это полбеды, теперь каратели в каждом поезде сдут. Лучше уж с этими пьяными. Ершов тепло распрощался с Алешей. -- Ну, сынок, может, и не придется нам увидеться, только помни и верь: придет свобода. Не будет тогда на нашей земле ни чужаков, ни своих кровососов... 169 ' Ееаул и еще какой-то в штатском оказались в том же вагоне, что и Ершов. Ночью есаул проснулся. Поднявшись, он долго возился и, как видно, обращаясь к кому-то из сво-* их, сказал: -- Чертовски болит голова, опохмелиться бы, что ли? -- Если хочешь, у меня есть,-- ответил сосед есаула. -- А ты будешь? -- Нет. -- Зря. -- Зря делаешь ты, а не я. -- Обо мне не говори. Я должен пить. -- Я тоже пил, а теперь вот только иногда... Немного... -- Сравнил божий дар с яичницей. Кто ты, а кто я? -- Какая разница? Тебе тоже пора за хозяйство браться. Затем за перегородкой замолчали. Что-то булькнуло. Есаул, как видно, тянул водку прямо из горлышка. Потом сказал: -- Жаль только, что спят кругом. А то бы я целый час хохотал... Скажи, кто же тогда, по-твоему, евреев и комму нистов на тот свет отправлять будет? Уж не ты ли? -- Нет, я таким делом заниматься не буду. -- То-то же. А я чувствую, что теперь буду заниматься им всегда. Без этого и интересу нет в жизни. -- Звериный инстинкт. -- Не знаю. Но стрелять и карать я готов по двадцать часов в сутки. Я ведь давно начал... Сразу, как только почувствовал, что они до нашей земли добираются, закипело во мне все. Перевернулось. -- Есаул скрипнул зубами. Стукнув пустой бутылкой, продолжал: -- Бросил я тогда все и в карательный подался... Ко-мандиром меня скоро назначили... И не ошиблись... Поработал на славу... Рука не дрожала... -- Знаю. Гремел на всю округу. -- Да! Гремел. Не одну тысячу перепорол, немало в тюрьмы, кое-кого' и подальше отправил. И сейчас еще неплохие дела делаем. Многим не поздоровится. -- А толку-то, их не меньше, а все больше становится... -- С этими тоже справимся. Да! Да! Справимся. Обожди, не такое еще сделаем. А ты говоришь: хозяйством... Ершову не спалось. Он поднялся. В окнах замелькали огни. Вдруг вагон сильно качнулся, дернулся, запрыгал по шпалам и быстро повалился набок. 170 Очнулся Ершов в незнакомом помещении. Голова и левая рука были забинтованы. В углу, рассматривая в книге картинки, сидел жандарм. Заметив, что Ершов пришел в чувство, он лениво поднялся и, как давнему знакомому, сказал: -- Ну, вот и порядок. Повезло тебе, можно сказать. Благодари бога, что борода отклеилась. Иначе бы в боль ницу так скоро не попал. Кровью истечь бы мог. А впро чем,-- добавил он с усмешкой,-- тебе ведь все равно. Так и так -- крышка. Глава двадцать третья -- Вы не можете себе представить, мистер Темплер, как трудно здесь работать. Нет, мы еще не знаем этих русских. Не знаем, -- с явным оттенком досады повторил Петчер, и голос его задрожал. -- Это какие-то особые люди. Они сов сем не похожи на жителей наших колоний. Если там для порядка требуется только плеть, то здесь, кроме плети, нужна еще и винтовка. Да, да, винтовка и... беспощадное сердце. Вот непременное условие, при *котором мы можем достичь в России своей цели. Темплер по-прежнему молчал. -- Я редко соприкасаюсь с этими свиньями, -- брезгли во морщась, продолжал Петчер. -- Но там, где необходи мость заставляет это делать, я всегда чувствую, как глубо ко они нас ненавидят. Ненависть этих варваров проявляет ся везде, даже в покорности отдельных лиц. В Лондоне этого, конечно, не замечают, -- с огорчением вздохнул Пет чер. -- Поэтому там многого и не понимают. Даже дядя мой, и тот снова требует снижения расценок, восстановлен ных мною под страхом смерти. Я прямо говорю вам, что боюсь это сделать... Чтобы не сказать лишнего малознакомому человеку, Петчер замолчал и стал ждать, что скажет Темплер. Но тот, насупившись, продолжал молча ходить по кабинету. Каза-. лось, к затеянному разговору он не проявляет никакого интереса и озабочен чем-то совсем другим. Такое безразличие к столь важному вопросу Петчеру не нравилось. Но соблюдая вежливость, он ничем не проявил своего недовольства и после минутного молчания продолжал: -- Хорошо еще, что здешнее правительство во всем 171 идет нам навстречу. Иначе, уверяю вас, любезный Темплер,-русские рабочие давно бы выгнали нас отсюда. Стоит только послушать, что говорят вожаки здешних бунтовщиков. Петчер вздохнул, поднялся на ноги и, стараясь усилить смысл сказанного, продолжал: -- Сейчас Россия представляет собой что-то вроде на гревающегося парового котла. И мне ясно, что если кочегар не сумеет своевременно дать пару выход, котел взорвется и вдребезги разнесет своих хозяев, а заодно и нас. Только теперь, после этих слов, Темплер замедлил шаг, тяжело опустился на диван, неуклюже подобрал ноги, постучал пальцем по боковой стенке дивана и недовольно посмотрел на собеседника: -- Вы меня удивляете, мистер Петчер, -- возразил на- " конец Темплер. -- Ваша жалоба на Россию и на русских необоснованна. В России, позвольте доложить, существует самодержавие и его опора -- помещики и капиталисты. Этот строй дает нам полную гарантию того, что можно добиться здесь своих целей, так как в наше дело втягивается все больше и больше важных русских лиц, в том числе и особ царской фамилии. Наши планы, должен вам сказать, в отношении России реализуются вполне успешно. Даже лучше, чем в некоторых британских колониях. -- Но я боюсь, мистер Темплер, что вы не учитываете опасности со стороны русских революционеров. -- Позвольте доложить вам, -- раздраженно ответил Темплер, -- что нами все это учтено. Мы принимаем сейчас меры, чтобы помочь русским властям перейти от массовых репрессий к полной ликвидации революционеров. -- Все это, мистер Темплер, прекрасно! -- вскакивая, воскликнул Петчер.--- Если хотите, даже больше, чем пре-красно. Но когда же это будет? -- Не торопитесь, -- стремясь успокоить собеседника, тихо продолжал Темплер.-- Всему свое время. Это не мяч, который одним ударом можно выбросить с поля, это сложная война умов. Нет сомнения, что английский ум окажется более гибким, и мы, в конце концов, станем полными хозяевами всего, что здесь есть. -- Так и должно быть! Однако, черт их знает, этих русских. От них можно ожидать всего. Когда я ехал на Урал, у меня были прекрасные планы. Казалось, все учтено, все предусмотрено. Но случилось так, что даже небольшая группа здешних крикунов неожиданно расстроила все. И 172 представьте себе, эти мерзавцы до сих пор остались безна-казанными. -- Это ваша вина. При умелом подходе вы несомненно могли бы не только наказать, но и уничтожить большин ство своих противников. Управляющий недоуменно посмотрел на гостя, а тот, что-то припоминая, глядел на стоящий на столе графин с искрящимся в нем коньяком. -- Я очень прошу вас, дорогой Темплер, не откажите в совете... Скажите, как это можно сделать? Я ведь совсем не имею в таких делах опыта. Темплер деланно рассмеялся: -- Но я надеюсь, что этот опыт к вам со временем придет. А пока я могу, пожалуй, поделиться своим. Кстати, -- он понизил голос, -- разве вы сами не знаете, что бывают, например, случаи, когда неожиданно взрывается динамит, лопаются паровые котлы, рвутся канаты, сходят с рельс и падают под откос поезда, стреляют невидимые револьверы. Да мало ли что бывает, -- он загадочно улыбнулся. -- Для этого нужны только хорошие помощники. Об этом я как раз и позаботился и привез вам десять человек. Это вполне надежные парни. -- В самом деле! Ведь это так просто. Главное, бунтовщики даже не будут знать, кто их убивает. Действительно, отличная идея и отличный совет! По такому случаю, дорогой мистер Темплер, нам не грех и выпить по стакану русского коньяка. -- Он наполнил стаканы и громко, как будто их было не двое, а человек двадцать, воскликнул:--- Да здравствует самая могучая и всепобеждающая английская нация! Гость поднял стакан: -- За ваши успехи, мистер! Вы тайный уполномоченный нашего правительства на Урале и в Сибири. Цените это доверие и никогда не забывайте о намерениях Англии до бесконечности увеличивать здесь свои приобретения. Знай те,-- добавил он наставническим тоном, -- что Урал и Си бирь -- это русский золотой сундук, и ключи от него долж ны быть в наших руках. Завтра я уезжаю, -- он опасливо посмотрел на дверь, -- поэтому мне хотелось бы, мистер Петчер, обсудить с вами еще один важный вопрос... Хозяин молчал, внимательно слушал собеседника. -- Руководители английской политики считают,-- все тем же сухим и холодным полушепотом продолжал Темп- 173 лер, -- что назревание и подготввка большой европейской войны подходит к концу. Нет никакого сомнения, что нашими главными врагами на этот раз будут немцы. Естественно, мы хотим, чтобы Россия воевала на нашей стороне и несла на себе основную тяжесть предстоящей войны. Стремясь к полной победе над Германией, -мы будем вместе с тем добиваться максимального истощения России. Такова наша главная цель, о которой нельзя забывать. Петчер пододвинул Темплеру наполненный стакан; ему все больше и больше нравился этот угрюмый, но энергичный представитель английской разведки. В его планах отражались многие думы самого Петчера. Оба они стремились обеспечить за Англией полное господство над этими, как они выражались, полудикарями -- русскими, обладающими несметными природными богатствами. Поднимая стакан, Петчер вопросительно посмотрел на своего собеседника. -- Что же могу сделать я, дорогой Темплер? -- Очень многое, -- после молчания ответил тот.-- Первая ваша обязанность -- внимательно следить за ходом военных действий. В том случае, когда дела русских будут плохи на фронте, вы должны помогать им всеми имеющимися у нас средствами, поднимая при этом большой шум. И, наоборот, если их дела пойдут успешно, нужно всеми мерами тайно способствовать поражению русской армии. Учтите, я говорю с вами от имени и по поручению влиятельных лиц Англии, и это указание должно являться для вас законом. -- Не беспокойтесь, сэр, -- потирая руки и не скрывая волнения, ответил Петчер. -- Такие указания полностью совпадают с моими желаниями, и они будут выполнены. Темплер порылся в кармане. -- Вот вам инструкция вашего дядюшки. -- Он подал Петчеру аккуратно сложенную бумажку. -- На жертвы и затраты не скупитесь. Они будут оплачены. Вам следует только вести их учет. Петчер поднялся. -- Разрешите считать, дорогой Темплер, наш официаль ный разговор на том законченным. Сегодня проживающие здесь англичане должны хорошо, по-русски, выпить. Отны не начинается период ускоренного превращения Урала и Сибири в источник нового вбогащения Британской импе рии. 174 -- А вы, мистер Петчер, -- перебил его Темплер, -- являетесь руководителем битвы за полное завоевание этих богатств. Собеседники весело рассмеялись и, покачиваясь от выпитого коньяка, прошли в столовую. Там уже собирались живущие на заводе англичане. Глава двадцать четвертая После беседы с Темплером Петчер на второй же день принялся оформлять покупку Ургинского урочища. Согла-сившись на продажу участка, министерство хотело соблюсти еще кое-какие формальности в Уфалейском лесничестве и из-за этого задерживало документы. Чтобы ускорить дело, Петчер решил послать в Уфалей главного инженера. Вручая Калашникову билет, начальник станции, как бы между прочим, сообщил, что вместе с ним, в этом же вагоне, едут помещик Якушев и заводчик Хальников. Хальников приехал за пять минут до прибытия поезда. Справившись, где останавливается вагон, он сразу же пошел к месту посадки и, как только поезд остановился, первым шагнул на ступеньку вагона. В это же время во вторую дверь вагона начали грузить багаж Якушева. Четыре носильщика вытаскивали чемоданы и баулы на перрон и передавали в вагон слуге. Слуга начальственно по-крикивал: -- Говорю, вот тот, красный, давай, кожей обшитый. Фибровый, тебе говорю! Фибровый и подавай. Калашников стоял у окна и с интересом смотрел на эту возню с багажом помещика. В дверь то и дело вталкивались ..всевозможных видов и размеров чемоданы. Время, положенное для стоянки поезда, прошло, а погрузка багажа помещика была еще только в разгаре. -- Давай паштеты!--кричал слуга, и в дверь вталки валась громаднейшая корзина.-- Потроха с яблоками и грушами тащи! -- Ив дверь лезли сразу две корзины. А по перрону в это время метался начальник станции, поминутно озираясь на станционную дверь. Прошло еще немало времени, прежде чем оттуда показался виновник этого волнения. Собственно, сначала в двери появился слуга, йотом расцвеченный пестрой одеждой дворецкий, затем 175 выскочили четыре собаки, и только после этого показалась тучная фигура Якушева. Проходя мимо начальника станции, помещик помахал хлыстом и, склонив голову, молча прошел к вагону. Как бы в ответ на это приветствие, начальник вытянулся, взмахнул рукой и что есть силы закричал: -- Отправляю! Вслед за пронзительным свистом раздался протяжный гудок паровоза. К начальнику станции подбежал дворецкий, рядом за-прыгали с хриплым лаем четыре собаки. -- Останови! Останови! Обалдел, что ли, мошенник? Останови, тебе говорю! Багаж! Весь багаж оставили. Но остановить поезд начальник ста'нции теперь, если бы даже хотел, все равно не мог. Лязгнув буферами, вагоны дернулись и все быстрей и быстрей покатились вперед. -- Стой! Стой!--высунувшись в окно и размахивая руками, кричал перепуганный слуга. -- Стой! Выхватив из груды багажа какую-то корзину, один из грузчиков бросился было догонять вагон, но, не догнав, ос-тановился у конца перрона и, не зная, что делать, растерянно проговорил: -- А я B"aM толковал, что не успеем? Так оно вот, значит, и получилось. Железка, она и есть железка. Свистнула, брякнула, и нет ее. -- Видели, что мерзавцы делают!--втискиваясь в вагон, захрипел Якушев, показывая хлыстом через плечо. -- Погрузиться даже не дали. Сесть, как следует, не успел, и поехали. Почти весь багаж на станции остался. Ну, что это такое, я вас спрашиваю? -- Таков порядок, Илья Ильич. Он не виноват-с, -- кланяясь и как бы извиняясь за начильника станции, ответил вышедший из купе Хальников. -- График-с. Пришло время, значит, нужно отправлять, иначе с работы долой. ***" Якушев остановился, зло посмотрел на Хальникова, затем на Калашникова, вытянул губы трубкой и, надувшись, фыркнул. г-- Вот как, понимаете, -- он бросал уничтожающие взгляды то в сторону Хальникова, то в сторону Калашникова.-- Порядок, значит, график дурацкий! А туалет, и покушать человеку в дороге, это что же, ненужное дело, что ли? Развели эту мерзость и сами, понимаете, мучимся. То ли дело -- лошади. Куда хочу, понимаете, туда и еду. Как 176 хочу, так и двигаюсь, что хочу, то и везу. Без этих дурацких свистков и графиков, понимаете. -- Нельзя, Илья Ильич, -- с трудом пробираясь вдоль коридора, заваленного корзинами, говорил Хальников. -- За границей теперь на лошадях совсем мало ездят. Техни-*Ка... Быстрота... -- И чего только люди не выдумают, понимаете, чтобы себе хуже сделать, -- продолжал возмущаться Якушев. -- Техника? А кушать нечего, все на. станции осталось, это что же, по-вашему, пустяки? Разве на лошадях так было бы? Все бы взяли. Все уложили и потом тихонько, помаленечку поехали бы. А заграницей вы глаза мне не тычьте. Я ее давно знаю и учиться к ним не поеду. Да и никто из порядочных людей не поедет. Это ихнее дело к нам ездить. Вот как, понимаете... Издав опять какой-то неопределенный звук, Якушев вошел в купе, и на некоторое время в вагоне воцарилось молчание. Только слуга, стараясь освободить заваленный проход, разбирал багаж и что-то ворчал себе под нос. Усталый Калашников растянулся на диване. Его угнетала мысль, что едет с таким противным поручением. Возможность перехода Ургинского урочища в руки иностранных хозяев еще раз показывала всю нелепость русской политики в деле охраны своих природных богатств. "Настоящие грабители,-- устало думал Калашников.-- Хватают все. самое лучшее. Прибыли им... Прибыли! Поме-шались на прибылях". В дверь постучали. Калашников неохотно поднялся. Вежливо кланяясь, слуга сообщил, что барин просит господина инженера на стакан чаю. Василий Дмитриевич не раз встречался с Якушевым, и ему не очень хотелось идти к этому высокомерному тупому человеку, но отказываться от приглашения было неучтиво, и он пошел. Хальников пришел раньше. Он сидел против Якушева и то и дело почтительно наклонял голову в такт размашистым жестам помещика. -- Ая вам что говорю, понимаете?--Кивком головы Якушев указал Калашникову на свободное за столиком место.-- Как же мы можем без Америки или, скажем, без Англии? У нас серп только один, ну, положим, топор еще можно купить, а плуг железный -- это уж к немцу надо обращаться. Самосброска -- Диринг. Сноповязалка -- Мак- 177 Кормик. Молотилка хорошая--. тоже американская. Все самое хитроумное у них делается. А нам без этого тоже вроде нельзя. Вот и приходится за иностранцами обеими руками держаться. А как же иначе? Ведь если разобраться, то ихние-то машины для каждого самостоятельного хозяина самые что ни на есть настоящие спасители будут. Не захочет, скажем, к примеру, мужик работать за положенную ему плату, ну и не надо. Машина одна за двадцать таких дармоедов сделает. А он походит, походит, голубчик, понимаете, увидит, что без него обходятся -- и на колени. О цене уж и не поминает. Что дам, за то и работает. Вот как, понимаете, получается. -- Везде, везде так, Илья Ильич,-- расстегивая ниж нюю пуговицу жилета, поддакнул Хальников. -- И на за водах то же самое. Без заграницы ничем порядочным не обзаведешься. Свои-то тебе или дрянь какую-либо подсунут, или вовсе надуют. Я на своей шкуре это знаю. Были слу чаи, и меня надували. Куда только ни посмотришь -- у нас везде плохо. Уж если прямо говорить, -- косясь на Калаш никова, продолжал Хальников, -- из наших-то инженер хо роший тоже редкость. Кто теперь не знает, что если немец или англичанин управляющим в хозяйстве или на заводе -- так это все равно, что каменная стена. При таком управля ющем сиди себе спокойно. Все, что надо, сам сде лает. А главное, спуску никому не дает. Не то, что наши тюхи. Калашников молчал. Он не хотел вступать в бесполезный спор. -- Культура! Дальновидность! -- расстегивая еще одну пуговицу, продолжал Хальников. -- А главное -- капитал. Бери и бери, сколько тебе надо. Если бы я был министром, так всем иностранцам так и сказал бы: приезжайте, дорогие братья, все, сколько вас там есть, только золота побольше везите, а остальное все наше. -- Брат мой так и делает, понимаете. Нам, говорит, без заграницы никак нельзя. Тоже про капиталы толкует, про заводы разные, про фабрики. А я спрашиваю, на черта нам эта копоть? Пусть у себя делают, а нам готовенькое завозят. Куда лучше, купил себе, что надо, а там и трава не расти. И хорошо и спокойно. Хальников удивленно взглянул на помещика и сказал тихо: -- Я чго-тв не понимаю вас, Илья Ильич, то вы говори- 1Т8 те, что иностранцы наши благодетели, то их вроде уж и не надо. -- Это кто вам сказал, что не надо?---звякнув стаканом, сердито спросил Якушев.-- Уж не я ли, понимаете? -- Извините, ваше превосходительство, -- кланяясь, по-чтительно залепетал Хальников. -- Может быть, я вас не-правильно понял? Якушев насупился. Ввязавшись в этот щекотливый разговор, он и сам видел, что не может связать концы с концами, но уступать "япошке" все же не хотел. Обращаясь к одному Калашникову, он сказал важно: -- Скажите, пожалуйста, что выдумал? Да какой дурак будет возражать против своей же собственной пользы? Уж если на то пошло, то по мне пусть все сюда едут. Земли у нас хватит. Я только, понимаете, насчет того, что они, мол, грязь разную разводят и могильщиков плодят. Так это, господин инженер, или не так? Видя, что ему все равно не отмолчаться, и вместе с тем не желая вступать в длинный разговор, Калашников ответил: -- Я считаю, что мы должны стремиться к своей собст-венной независимости, господин Якушев. -- Как это понимать прикажете? В каком это, понимаете, отношении? -- Да во всех отношениях, во всех без исключения. Мы всегда должны рассчитывать только на себя и на свой на-, род. -- Нет, уж извините, -- рывком расстегивая на жилете последнюю пуговицу, не стерпел Хальников. -- В эту ловушку нас теперь не затянешь. Рассчитывать на народ-- это уж" пожалуйста, увольте. Я лучше положусь на иностранного предпринимателя, потому что знаю: он не только примет протянутую руку, но и пожмет ее. А народ у нас вот где сидит, -- он похлопал себя по затылку. -- Видели мы ег.о и на заводах и в деревнях. Хватит с нас! -- Да, понимаете, -- перебил Хальникова вспотевший от выпитого чая помещик. -- Ив деревне то же самое. Шумят, бунтуют. То им подавай, то поднеси. Правда, за последнее время немного потише стали, плеть, видать, не очень по душе. Но ведь все равно, понимаете, живешь, а рядом вроде бочка с порохом. Того и гляди, разнесет... А иностранцы что? Если разобраться, то это наши самые лучшие помощники. 179 -- Правильно, Илья Ильич, правильно!--услужливо подхватил Хальников. -- Всегда помогут и деньгами, и умом, и другим, чем надо. Вот, например, совсем еще недавно зашумели у меня на заводе могильщики, а полиции мало, не справляются. Так что вы думаете? Узнал об этом Петчер и сейчас же на своих лошадях отряд жандармов к нам доставил. Вот тебе и иностранец. Разве я это забуду ? -- Что и говорить? Они куда лучше нас умеют с мо-гильщиками справляться. Давно с ними возятся. Привыкли, можно сказать. Учиться у них надо, понимаете. -- Да еще как! -- подтвердил Хальников.-- Одна Лена чего стоит? Больше полтысячи бунтовщиков в один раз ухлопали. На всю Россию показали, как нужно головомойки-то устраивать. -- Но ведь и рабочие в долгу не остаются, тоже на всю Россию отпор дают, -- заметил Калашников. -- Ну так что же? Это еще раз и подтверждает, что мы должны как можно крепче за иностранцев держаться. -- Вот и брат мой тоже так рассуждает. Чем, говорит, больше будет у нас иностранных капиталистов, тем мы спо-койней спать будем. Если чего, так они и пушки к нам пришлют. Это, говорит, и есть наша большая русская политика... Калашников весь кипел от этих речей, но спорить не стал. Он знал, что все его доводы, какими бы неоспоримыми они ни были, ни к чему не приведут. Дальнейшее пребывание в этом обществе было для Ка-лашникова нестерпимым, и он обрадовался, услышав, что поезд приближается к Уфалею. Сердито посапывая, Хальников сунул ему короткую пухлую руку и молча отвернулся к окну. А Якушев не отказал себе в удовольствии произнести на прощанье назидательную речь: -- Вы, господин инженер, должны серьезно подумать над тем, что я говорил вам сегодня. Это дело государственное, понимаете. Рассчитывать на народ теперь могут только дураки. Ну, а мы, как вам известно, к таким не относимся. Вот как... Куда ни пойдешь, куда ни посмотришь, как ни прикинешь, все равно выходит, что нам с любой стороны сподручней с Урквартом. Эти бунтовать не будут, потому у нас с ними дорожка одна. Понимаете? 180 Глава двадцать пятая Петчер долго совещался со становым приставом. Он еще и еще раз уточнял "черный список", в который собственноручно заносил смутьянов и зачинщиков. -- Плохо вы знаете эту мразь, -- упрекал он пристава. -- Мал список, многих, видимо, пропустили. -- Позвольте... Здесь больше ста человек. В список внесены все, кто хотя бы в малейшей степени проявил себя как революционер. Скрывать я их не буду. На что они мне? -- А почему в списке нет Гандарина Еремея? Почему? -- У нас нет данных, чтобы считать Гандарина рево-люционером. -- Как? -- вскакивая, возмутился англичанин. -- У вас нет данных? Да этот мерзавец нагрубил мне в первый же день моего приезда. Во время забастовки вел себя, как разбойник. А вы говорите, что это не революционер? Да он во сто раз хуже революционера! Просто вы этих негодяев не знаете. Пристав взял ручку: -- Если хотите, можно записать и Гандарина, но он у нас не числится. -- Если не числится, надо зачислить. Этот забастовщик должен быть в списках первым. Мы никого не должны про-пустить. А Папахин? Я имею, например, сведения, что начальник центральной шахты тоже сочувствует настроениям этих идиотов. -- Да, ходят такие слухи, -- поспешно согласился при-став.-- Разрешите тогда и его записать?.. -- Нет, нет, -- запротестовал Петчер. -- В список вносить его не нужно. Здесь мы придумаем что-либо пооригинальнее... Управляющий позвонил и передал список конторщику. -- Вызовите начальников этих рабочих, -- приказал он. -- Предупредите их, что завтра все эти лица будут уволены. -- Прикажете приготовить расчет? -- спросил конторщик. -- Да, приготовьте всем, кроме работающих на Смир-новской шахте. Их пока не предупреждайте. Конторщик поспешно скрылся за дверью. -- А вам, господин Ручкин, надо завтра быть начеку. Прибывший вчера взвод черкесов вместе с урядником 1.81 пошлите в контору. Остальных людей держите наготове. Возможно, понадобятся. А это возьмите себе... Он сунул полицейскому пачку кредитных билетов. Пристав лихо откозырял: -- Все будет исполнено, господин управляющий... Рады стараться! * * * Через три дня после увольнения ста шести рабочих уп-равляющий вызвал к себе Папахина и без всяких предисловий предложил снова принять всех уволенных на Смирновскую шахту. -- Возьмите, пусть работают. Черт с ними. Не хотелось, да ладно. Папахин знал, что среди уволенных, в основном, были социал-демократы и сочувствующие им рабочие. Он был рад, что они возвращаются на работу, но не мог понять, почему Петчер решил всех их направить на Смирновскую шахту. Он попытался выяснить истинную причину такого решения. -- Мне хотелось бы узнать, господин Петчер, что за ставляет вас принять этих людей на работу? Ведь вы их только что уволили..Не лучше ли этого не делать? Англичанин развел руками: -- Теперь не могу. Я дал обещание Жульбертону. Анг-личане не могут нарушать своего слова. -- Простите, не пойму: причем тут Жульбертон и ваше слово? Петчер старался не смотреть на собеседника. -- Вы говорите, господин Папахин, что вам непонятно, почему я это делаю? Значит, придется объяснить вам, что значит данное мною мистеру Жульбертону слово. Он поудобнее уселся в кресло, закурил сигару: -- Томас Жульбертон принадлежит к революционно настроенным людям Англии. Сам он выходец из шахтеров и, как видно, поэтому страстно болеет за рабочих. Вот и те перь, узнав об увольнении, Томас сейчас же начал настаи вать, чтобы я снова вернул шахтеров на работу. Вначале я не соглашался, но его поддержали приехавшие с ним англи чане, и мне пришлось согласиться.. Правда, это не вяжется с интересами хозяев завода, но что же делать? В жизни бывает всякое. Пусть будет так, как пожелали мои сооте чественники. Томас считает возможным снять запрещение 182 на преизведетво работ на третьем горизонте Смирновской шахты. По его мнению, опасность там миновала. А поскольку рабочие третьего горизонта были распределены по другим участкам, он предлагает направить туда всех уволенных... -- Такое решение будет совершенно правильным,-- со-гласился Папахин.-- На третьем горизонте никакой опасности для рабочих не было. О неверном решении мистера Жульбертона я вам докладывал. К сожалению, вы со мной не согласились. -- Не будем об этом спорить,-- примирательным тоном предложил англичанин. -- Осторожность никогда не мешает. Я не хочу, чтобы в наших шахтах убивало людей. Если вы считаете, что на третьем горизонте и тогда не было опасности, то сейчас мы гарантированы дважды. Я верю этому. "Черт его знает, -- уходя из конторы, думал Папахин.-- Или он пронюхал о готовящейся забастовке протеста или, действительно, послушался Жульбертона? Возможно, и то и другое... Неужели у Жульбертона это искренне? Что будешь делать, не нравится он мне -- и баста. Даже и сейчас не могу решиться поговорить с ним откровенно". Задумавшись, Папахин не заметил вышедшего из-за скальГ Шапочкина. -- Что, добрый молодец, не весел, что буйну головушку повесил?! -- весело приветствовал товарища Валентин. Трофим крепко пожал протянутую руку. -- Извини, замечтался трохи. Слона, и того не заметил. -- А я тебя еще вон откуда высмотрел, -- он показал на дальний пригорок. -- Как кстати ты подвернулся. Пойдем, провожу. Важные новости есть. Вчера в клубе собрание было,-- шагая рядом с Трофимом, рассказывал Шапоч-кин.-- Меньшевики собрались, обсуждали вопрос о роспуске партийной организации. Послушал бы ты, что только они говорили. Ох и мерзавцы! -- А из наших кто был на собрании? -- с тревогой в голосе спросил Трофим Трофимович. -- Я с Виктором и еще несколько человек. Случайно по-пали. Они ведь собирали только тех, кто им нужен был. --│ Как и полагается делать предателям и раскольникам. Это даже и не удивительно. Сволочи!--выругался Папахин. -- Вначале, для отвода глаз, хотели обсуждать вопрос 183 о привлечении в партию рабочих, а на самом деле начали нам косточки перемывать. Большевики, кричат, оторвавшись от народа, замкнулись в своей скорлупе, а рабочих, мол, бросили на произвол судьбы. Девятьсот пятый год вспоминают. Хватит, говорят, держаться за ноги покойника. Пора приспосабливаться к новым условиям. -- Вот-вот,--- зло усмехнулся Папахин.-- Это у них и есть главное. Ликвидировать партию и приспособиться к бур жуазии и царскому правительству. Больше им ничего и не надо. Троцкий, Дан, Аксельрод. Это их песни. Небось о по ложении уволенных рабочих не говорили? -- Говорили только мы с Виктором, а их это вроде и не ка сается. Это, говорят, совсем другое дело. Его, мол, нужно обсудить отдельно. А председатель даже пытался лишить нас слова. Вы, кричит, не сбивайте нас: мы хотим решить вопрос об организации массовой трудовой партии... А вы размениваетесь на мелочь. -- Кажется, и не много их, а вредят на каждом шагу. Собрание надо провести и всыпать им так, чтобы чертям тошно стало. На развилке дорог, идущих на шахту и к рабочим баракам, друзья остановились. Трофим Трофимович рассказал Валентину о намерениях Петчера направить к нему уволенных. -- Ты ведь тоже из таких, значит, и тебя туда, -- пошутил Папахин. -- Как будто это и хорошо, а на сердце -- словно кошки скребут. -- Ну, это ты, пожалуй, зря. Я, например, ничего особенного тут не вижу. Просто англичанин передумал. Временная уступка. Вот и все. Папахин упрямо покачал головой. -- Хорошо, если это так. Дай боже. Но я не верю ни одному его слову. Глава двадцать шестая Маркшейдер Геверс приехал на Смирновскую в начале второй смены. Ничего не сказав Папахину, он вместе с Жульбертоном спустился на третий горизонт. Никогда не отстающий от Жульбертона Алеша, освещая дорогу, вни-мательно прислушивался к разговору англичан. За месяц работы с Жульбертоном он запомнил лишь несколько анг- 184 лийских слов. По привычке относиться ко всему со вниманием, он прислушивался к их разговору. Англичане осмотрели все выработки третьего горизонта и вернулись в штрек северного направления, самый большой На этом горизонте. Здесь Геверс произвел наметку забоев. Несмотря на тесноту в забое, он решил вести работы в две смены -- так, чтобы все сто двадцать человек были со-средоточены именно здесь. Конечно, это затруднит уборку руды и породы и подвозку крепежного материала. Но англичанина это не беспокоило. Закончив наметку, Геверс занес схему забоев в свою за-писную книжку и, бормоча что-то себе под нос, направился к выходу. --│ Самое подходящее место -- вот здесь, -- не дойдя метров десять до крестов спряжения полевого штрека, кивком головы указал Геверс. -- Да, пожалуй, -- согласился Жульбертон. -- Сколько, вы считаете, нужно скважин? -- Лучше будет пять. Нет, шесть,-- оглянувшись на Алешу, поправился Геверс. С этими словами он указал на две точки в потолочине и по две точки по бокам.-- Кладите патронов сто... -- Не беда, если я добавлю еще столько же. Для такого дела не жалко и двухсот. -- Нельзя, -- холодно возразил Геверс. -- Вы разрушите двор и выведете из строя весь горизонт. Жульбертон настаивал на своем. Геверс не уступал. Между англичанами начался спор. -- Чего их черт берет? -- поднимая вверх лампу и за глядывая в глаза спорящим, спрашивал себя Алеша. -- Рас- квакались, как селезни, того и гляди, подерутся. Втайне Алеша был уверен, что Жулик -- так он сокращенно называл своего начальника -- непременно опять взрывать хочет. "Шибко грохотать любит,-- ухмылялся Алеша,-- хлебом не корми!" Но и сам он больше всего на свете любил этот грохот взрывов. Каждый раз по приходе на шахту они шли к за-пальщику, брали у него тридцать, сорок, а иногда и больше патронов динамита, капсюли, шнур и спускались в шахту. Делалось это в ночную смену, когда работы в шахте не производились. В одном из заброшенных забоев у Жульбертона была 185 своя кладовая. Алеша не маг п©нять, для чего англичанин оставлял здесь часть динамита, капсюлей и шнура. Еще днем в пустых, не забитых породой забоях они бурили несколько скважин. Алеше очень хотелось узнать секрет зарядки этих скважин. Подавая патроны, он всегда обнаруживал, что Жулик каждую скважину заряжает по-разному, в зависимости от ее глубины и положения. В одну скважину клал динамита больше, в другую -- меньше. В одной скважине патроны были перемешаны с капсюлями, в другой нет. -- Эксперимент, -- поднимая вверх указательный палец, объяснял Жульбертон удивленному и недовольному Папахину. -- Мы добьемся, что выработанные забои будут забиваться породой посредством взрывов. -- А кому это нужно и для чего? -- возмущался Папа-хин. -- О, -- еще выше поднимая указательный палец, тянул англичанин. -- Вы не понимаете. Это очень важное дело. Проблема науки. Слушая такие доводы, Папахин возмущался и старался доказать англичанину, что это совершенно ненужное и на практике неприменимое дело; Но тот упрямо стоял на своем и, несмотря на протесты, ежедневно производил в шахте взрывы. Папахин решил пожаловаться Геверсу и Петчеру, но те отнеслись к экспериментам Жульбертона благожелательно. -- Да это же противоречит правилам ведения подземных работ! -- горячился Папахин. -- Я не успеваю укреплять и затрамбовывать взорванные участки. Такими экспериментами он скоро выведет шахту из строя. А сколько ненужных расходов? Это какой-то злой умысел, мистер Петчер. -- Не.ваше дело, -- заявил, наконец, Папахину рассер-женный управляющий. -- Я считаю такие эксперименты нужными, и они будут проводиться до полного изучения этого вопроса. -- Никакого вопроса здесь нет, -- решительно заявил Папахин. -- Обыкновенная неграмотность, а проще говоря, глупость. Что касается Алеши, то его интересовала только одна сторона этого дела: момент запала и грохот взрыва. Во что бы то ни стало ему хотелось попробовать поджечь шнур са- 186 мому, но Жулик этого не разрешал, чем каждый раз до глубины души огорчал своего маленького помощника. -- Все сам, черт полосатый, -- ворчал Алеша. -- Дал бы мне хоть раз грохнуть. Иногда ему казалось, будто англичанин ведет себя здесь по-хозяйски потому, что умеет приводить в движение эти грохочущие силы. Стоит Алеше самому сделать несколько таких взрывов, как о нем сейчас же с завистью заговорят все рабочие: "Вон смотрите, это он грохочет на всю шахту". Поджигая запальный шнур, Жулик каждый раз громко кричал: -- Беги! Вытянув вперед руки с лампами, спотыкаясь и падая, они бежали в другой отдаленный штрек. До взрыва, как правило, проходило еще много времени, и Алеше всегда казалось, что взрыва не будет. Поэтому шум и грохот подземелий каждый раз заставал его врасплох, и Алеша нервно вздрагивал. Заслышав этот грохот, Алеша снова стремглав бежал к месту, где только что поджигали шнур. Убедившись, что взрыв, действительно, произошел, он сейчас же терял к этому интерес и продолжал безучастно исполнять свои обязанности, помогая Жулику исследовать разрушенную породу. Алеша замечал, как с каждым взрывом забои все плотнее и плотнее забивались отброшенной породой. -- Хорошо, --│ с довольной миной показывая на заби тый забой, говорил Жульбертон.-- Ошень хорошо. Отмечая в записной книжке место взрыва, Геверс мимоходом заметил: -- Барклей тоже должен быть здесь. Жульбертон тревожно посмотрел на Геверса. -- Это приказ управляющего, -- подтвердил Геверс. -- Но ведь Барклей -- англичанин! -- Какая разница, -- махнул рукой Геверс. -- Он такой же социалист, как и эти. Поднявшись наверх и распростившись с маркшейдером, Жульбертон сказал, чтобы Алеша днем на работу не приходил. -- Ношью, ношью ходи, -- показывая куда-то вверх, приказывал Жульбертон. Отоспавшись за день, Алеша пришел на шахту еще засветло. В проходной он справился, не приходил ли англичанин, потом зашел в контору, где неожиданно встретил 187 Федьо Зуева. Оказывается, нх с отцом тоже прислали на Смирновскую. Федю зачислили на ту самую должность, о которой в свое время мечтал Алеша -- коногоном. Договорившись в первое же воскресенье поиграть в бабки, друзья разошлись: надо было торопиться каждому на свой участок. Сегодня Алеша с Жуликом напряженно работали всю ночь. На третий горизонт только иногда заходил дежурный насосной станции. Больше там никого не было, и их никто не видел. К утру, когда все скважины были готовы, Жуль-бертон пошел в кладовую и притащил весь накопленный запас взрывчатых материалов. Алеша никогда еще не видел таких зарядов. На этот раз все шесть скважин были наполнены ими. Соединив шнуры, Жульбертон тщательно запрятал их за крепь, а оставшиеся для запала кончики замазал глиной. Чтобы не потерять заряды, он сделал на стойках затесы и начал обучать Алешу находить шнуры без света. Для этой цели он уводил его во двор и без лампы посылал разыскивать шнуры. Убедившись, что тот безошибочно определяет места зарядов, Жульбертон заставил мальчика еще раз произвести уборку и не торопясь направился к выходу. Алеша подумал, что Жулик забыл главное, и показал ему спички, но англичанин сердито замахал рукой: -- Нет! Сейчас не нужно, не нужно, -- зашептал он, от-талкивая от себя коробку. Поднявшись наверх, Жульбертон усадил Алешу в поданную кошевку и увез его с собой на охоту. Глава двадцать седьмая Здание кордона, где останавливались выезжавшие на охоту англичане, стояло на высоком обрыве у Золотого камня. С трех сторон кордона шумел могучий сосновый лес; с четвертой к нему"прилегало красивое прозрачное озеро. Под окнами кордона берег обрывался крутой, багряного гранита стеной, образуя миниатюрную тихую бухту. Озеро здесь достигало большой глубины, почти двадцати сажен. Впереди, в нескольких верстах от кордона, из воды поднималась группа небольших каменистых островов, заросших высоким и густым лесом. Летом эти острова кишели змеями, поэто- 188 му охотники, несмотря на манящую зелень и чудесный воздух, высаживались там редко. Сейчас, занесенные снегом, эти острова блестели на зимнем солнце, как сахарные утесы. В первый же день охоты с Жульбертоном случилась не-приятная история, испортившая ему настроение. Он отправился на лыжах с дробовиком за плечами поохотиться на рябчиков, но совсем недалеко от кордона неожиданно встретил стаю волков. Было время течки. Волки в это время были особенно опасны. Вначале Жульбертон до того растерялся, что не мог двинуться с места, но вскоре чувство самосохранения взяло верх, и он, боязливо оглядываясь, кинулся бежать в противоположную сторону. Старая волчица сделала по его следам несколько прыжков, но потом села на снег и громко заскулила. Вся стая уселась полукругом и, задрав вверх длинные морды, протяжно и страшно завыла. Подстегиваемый волчьим воем, Жульбертон стремглав бежал до самого кордона. После встречи с волками Жульбертон уже не отваживался уходить в лес; вместе с кордонщиком он целыми днями сидел около проруби и терпеливо удил знаменитых уральских окуней. Об охоте он больше не хотел и слышать. Через неделю Петчер прислал посыльного. В записке на имя Жульбертона сообщалось, что Смирновской шахте грозит серьезный обвал. На следующий день, за несколько минут до второй смены, Алеша с Жульбертоном сразу же, как только сошли с кошевки, пешком спустились на третий горизонт. С Жульбертоном творилось что-то неладное. "Хватил, наверное, через край", -- рассуждал Алеша, наблюдая, как у Жулика трясутся руки. Всегда бледное лицо англичанина пылало. Пряча белесые глаза, он беспрестанно бормотал что-то на своем языке. Когда сошли с лестницы, Жульбертон увел мальчика в западный штрек, потушил свет и приказал молчать. В темноте Алеша не видел, как в северный прошла вторая смена. Когда смена скрылась в штреке, Жульбертон взял Але-. шу за руку, вложил в нее спички и, сбиваясь и путаясь, сказал: -- Нужно, Леша, мальшик, бегом сашигайт фютель. Скоро, скоро, беги темная сторона. Увидайть не надо. Алеша понял: наконец-то ему разрешают поджечь шнуры. Крепко сжав в руках спички, Алеша выскочил в руд- 189 ный двор и по темной стороне быстро побежал к северному штреку. Близко никого не было, его никто не видел. Отлепив глину, Алеша чиркнул спичку и поднес ее к шнурам. На концах засверкали искры. "Теперь бежать!" -- подумал Алеша и что было сил опять по той же неосвещенной стороне бросился назад. Англичанин схватил Алешу за руку и, весь дергаясь, закричал: , -- Сашег? Пых?!. -- Да, да,-- подтвердил Алеша,-- зажег, вот погоди, сейчас ахнет. В это время в северном штреке раздался страшной силы взрыв. Все дрогнуло и загрохотало. Сильная волна воздуха чуть не свалила Алешу на землю. На голову посыпалась порода; Алеша в ужасе взглянул на Жульбертона. Мальчик понял, что произошло. -- Дяденька! -- закричал он.-- Так там же могут быть люди?! Жульбертон поднял руку -- и что-то тяжелое и жгучее обрушилось на Алешу. Почва под ним поплыла, и он стре-мительно полетел в бездну. Глава двадцать восьмая Вторая смена, как всегда, спустилась на пять минут раньше второго гудка. Принять работу, закурить и перекинуться несколькими фразами с уходящей сменой -- вот для чего были нужны эти пять минут. А потом шли девять часов изнурительной работы, в полумраке, под холодным, как лед, подземным капежем. Карпов вместе с Пыхтиным, Федором и Спиридоном работали в одном забое. Закуривая, люди неторопливо пе-реговаривались. -- Сомневается хозяин-то наш, думает, не лишку ли зарабатываем? Разжиреем еще,-- подтрунивал Карпов над коренастым, сгорбленным крепильщиком. -- А как же, конечно, много,-- отшучиваясь, согласился крепильщик.-- Неспроста же Уркварт опять расценки снижать вздумал. -- Страсть, говорят, боится хозяин, как бы рабочие, чего доброго, досыта не наелись. -- И сейчас в кармане вошь на аркане, а прижмут еще, 190 глядишь, и она подохнет. Шесть рублей за полмесяца, через пять лет ревматизм, через десять -- инвалид. Вот она, жизнь-то, какая! -- Не жизнь, а малина. -- Еще какая,-- поднимая с земли .топор, угрюмо про-ворчал крепильщик.-- Умереть бы лучше, а вон поди ты, живем.-- Он махнул рукой и тяжелой поступью пошел из забоя. Полминутой раньше к выходу прошел Барклей. Указав бурильщикам, где и как готовить скважины, старик положил сумку в свободный забой и пошел на рудный двор. Оставшиеся взялись за работу. А через минуту раздался взрыв. В забое все задрожало, сверху посыпалась порода. Лампы сильно замигали и погасли. Чиркнув спичкой, Михаил тревожно посмотрел на това-рищей: -- Что такое? Во время смены? -- Чего они рвут при людях? С ума спятили,-- торопливым полушепотом спрашивал Федор,-- никогда этого не было. У входа в штрек послышались испуганные голоса: -- Ой, что делают, душегубы? Людей перекалечили! Издалека раздался крик о помощи: -- Спасите, братцы, убили! Ах, убили, братцы... -- Федя, где Федя? -- спохватился Спиридон. Схватив лампу, он бросился в штрек. За ним побежали остальные. В забоях началась паника. Люди метались из стороны в сторону, не зная толком, что случилось и что им делать. Спиридон бросался от одного убитого к другому. Наконец он нашел Федю, навзничь лежавшего на руде. Тут же валялись обе лошади. Ноги у Спиридоиа подкосились. -- Сынок! Федя, родной мой...-- падая на лежавшего около вагонетки мальчика, рыдая, закричал он. Федю перенесли в забой, положили на куртку Спири-дона. Михаил начал искать рану, будто это имело какое-то значение. Совсем обезумев, Спиридон бросался из угла в угол и не переставая кричал: -- Сынок!.. Федя, Феденька!.. Сынок! После долгих поисков Михаил, наконец, обнаружил' на затылке сильную опухоль. -- Вот сюда его и трахнуло,-- решил Михаил и неиз вестно для чего начал сильно трясти Федину голову. Вскоре 191 ему показалось, что мальчик тихо застонал, тогда он припал к опухшим губам ухом и стал напряженно слушать. -- Тише! -- вдруг закричал он на Спиридона.-- Тише! Дышит, Жив он, дышит... Через некоторое время паника в штреке и в забоях по-степенно улеглась. Шесть человек раненых, кроме Феди, были уложены в одном месте. Возле них хлопотала группа шахтеров. Раненые нуждались в перевязке, но делать ее было нечем. Тогда трое товарищей сняли нательные рубахи, разорвали их и, как могли, перевязали раны. В другом забое уложили убитых, их было пятеро. Среди убитых был и шахтер, который лишь несколько минут тому назад удивлялся, что при таких тяжелых условиях он все еще живет. Крепильщик лежал скрюченный, с разбитым черепом, лицо было залито кровью. Окровавленные руки вцепились в топорище так крепко, что товарищи едва смогли вынуть из них топор... Еремей и Шапочкин встретились около завала. Валентин тревожно смотрел вверх на забитый породой штрек. Губы его что-то шептали, пальцы правой руки нервно теребили кромку капюшона. -- Работа чистая. Ни дохнуть, ни выдохнуть,-- произнес, наконец, Валентин, заметив Еремея.-- Поймали нас в ловушку. Крепко... -- Копать надо. Чего время терять?--отозвался Еремей.-- Знамо, ловушка. Динамита, наверное, пуд не пожалели. Решили крепко забить гроб-то. -- Сколько нас здесь человек? -- спросил Валентин. -- Сколько? Да поди сто. Не меньше. -- Много. -- Конечно, немало. Но это к лучшему. На народе и смерть красна. -- Много,-- снова подтвердил Валентин.-- Скоро за-дохнемся... -- Ясно, задохнемся, коли сидеть будем,-- согласился Еремей. -- Вот что, Еремей, положение у нас тяжелое, но мы можем еще вырваться, если только проявим настойчивость. -- В народе, что ли, сумлеваешься?--спросил Еремей. -- Я не сомневаюсь,-- ответил Валентин.-- Не в этом дело. Нужно, чтобы с первого же часа порядок был и дис-циплина. Вот о чем я думаю. Сам видишь, какая обстановка-то, всего можно ожидать. 192 -- Сходку крикнуть надо. Решить, и чтобы больше ни каких,-- предложил Еремей. --- Это правильно. С этого давай и начнем,-- согласился Шапочкин. -- Тогда пошли к забоям, сейчас же людей собирать буду. Вскоре в штреке загудел голос Еремея: -- На сходку! Эй! На сходку выходи, чего по углам забились, как мыши? Угрюмые, с поникшими головами, собирались шахтеры около Шапочкина и Гандарина. Люди были ошеломлены и подавлены случившимся. А это было самое опасное. Шапочкин с тревогой смотрел на собравшихся товарищей. Когда шахтеры собрались, Валентин поднял над головой лампу. --> Мы должны обсудить свое положение, товарищи,-- всматриваясь в бледные лица шахтеров, как только мог спокойно сказал Шапочкин.-- Да и решить, что нужно делать дальше. -- А что еще делать? --послышался густой простуженный голос.-- Отроют поди, што ли? Ждать надо... -- Нет, ждать нам нельзя^-- мягко возразил Валентин.-- Неизвестно, когда нас отроют, у них там не горит. А у нас продуктов нет. Вода затапливать начнет, и дышать скоро нечем будет. -- На дядю надейся, а сам не плошай,-- вмешался Ере-мей.-- Чего сидеть будем сложа руки? У нас такие же обушки и лопаты, как и у них там. Действовать надо, нечего зря время терять. -- Знамо, надо,-- послышалось из толпы.-- Муторно сидеть-то будет, лучше работать давайте. -- Конечно, работать, а я что, против, што ли?--снова заговорил тот же простуженный голос.-- Я только про них. Рыть, мол, поди будут. Шапочкин опять поднял лампу: -- С нами никого из начальства нет,-- продолжал он обводя шахтеров лихорадочно блестящими глазами.-- А распоряжаться кому-то надо. Без этого нельзя. При таком положении нужна особая дисциплина, чтобы все делалось без отговорки. -- Так ты, Валька, скажи, что надо. Не супротив мы. Сделаем. 7 Н. Павлов -|93 J -- Я советую избрать тройку,-- предложил Валентин,-- Пусть она за все отвечает и как следует командует. Шахтеры согласились. В тройку вошли Гандарин, Ша-почкин и Карпов. Старшим был избран Шапочкин. Члены тройки тщательно обследовали завал. Вести работу по уборке обрушенной породы было опасно. Взорваны самые крестцы. Верх будет угрожать работающим постоянными обвалами. Посоветовавшись, решили начать пробивку ходка по направлению к соседнему штреку. Это значительно удлиняло работу, но давало хоть какую-то уверенность в благополучном исходе. Чтобы ускорить дело, договорились заменять работающих через каждый час. Карпова прикрепили для постоянного руководства работами на проходке. Гандарин отобрал себе трех человек, дал им топоры, складные ножи и лампу, затем показал на убитых лошадей. -- Освежуйте и мясо разделите на сто три одинаковых части,-- приказал он. -- А где же варить? И солить чем будем? -- озадаченно спрашивали шахтеры. -- Языком посолишь, чем же еще больше? -- сердито ответил Еремей.-- При нашем положении и это хорошо. А вариться в брюхе будет. Еремей устроил себе в одном из забоев что-то вроде навеса и, найдя карандаш, начал регистрацию. -- Подходи,-- подзывал он шахтеров.-- Фамилия как? Имя? --И тут же ставил в списке против фамилии палочку. -- Да неужто забыл, Еремей Петрович? -- Ничего не забыл. Знаю, Сидоркин Прокопий, по прозвищу Рыжий,-- стараясь развеселить приунывших то-варищей, шутил Еремей.-- А спрашиваю для формы. Так всегда в порядочных местах полагается. Провиант какой есть? Выкладывай! -- Да какой же, Еремей Петрович? Вот хлеб и картошка. -- Клади сюда,-- строго приказал Еремей, показывая на накрытый брезентовым плащом небольшой каменный настил. -- Да как же, Еремей Петрович! Я ведь не обедал. Тогда Еремей еще строже спрашивал: -- Ты меня выбирал?--Шахтер подтверждал, что, дей ствительно, выбирал.-- Так что же ты, голова садовая? -- Ш . " напирал Еремей.-- Ты думаешь, нас для чего выбирали? Клади, говорю, не наводи на грех. Припертый к стене шахтер сдавался, лез за пазуху, вы-таскивал оттуда узелок с продуктами и со вздохом клал на указанное место. -- Не горюй,-- забывая строгость, успокаивал Еремей шахтера.-- Свою долю получишь. Мяса еще свежего доба вим, а лампу загаси и ставь вот здесь. Пока общим светом будешь пользоваться. На трое суток командир огня натя нуть велел, а я что? Сказано, значит, надо сделать. ' В это время Шапочкин устраивал раненых. В одном из забоев для них соорудили подвесные полки. Так начиналась эта суровая борьба за жизнь... Глава двадцать девятая Слухи о взрыве в Смирновской шахте облетели завод и окрестные поселки. К шахте отовсюду бежали и ехали люди. Толпа росла с каждой минутой. Среди собравшихся было много родственников заваленных взрывом людей. Первыми из шахты были подняты Жульбертони Алеша. -- Кровищи сколько, бабоньки,-- довольная тем, что ей первой удалось увидеть поднятых из шахты людей, визжала жена сторожа Анфиса.-- Англичанин чисто весь в крови, схватил парнишку и вот так крепко держит. А кровь так и хлещет, так и хлещет! -- Господи, да нешто так можно! Заговорили бы, что ли, кровь-то,-- послышался тревожный голос. --- Да ведь англичанин. Кто же нерусскую кровь заго-варивает? Аль очумела? -- А парнишка-то русский. У него хотя бы заговорили,-- настаивал тот же тревожный голос. -- А как же с нашими-то? Наши-то где? Тоже, наверное, кровью исходят?--кричали в толпе.-- Ну чего мы тут стоим, глаза пучим? В шахту айда, бабы! -- Не подходить! Не подходить!--размахивая плетью и поддерживая другой рукой саблю, предупреждал Руч-кин.-- Мертвых там, говорят, только двое. Остальные будто бы живы. Не подходить, говорю, не разрешено! Среди плачущей и стонущей толпы была и Марья. Она еще накануне привезла своим хлеба. Зная, что Алеша уехал с англичанином на Золотой камень, Марья тревожилась 7* 195 только за мужа. Но когда услышала, что из шахты подняты англичанин с парнишкой, она, как подкошенная повалилась на груду кирпичей. -- Дохтур!.. Дохтура пропустите!--закричали в толпе. Доктор Феклистов был немолод и тучен. Бежать или быстро ходить он уже не мог. Своей лошади у него не было, а послать за ним, как видно, не догадались. Поэтому он прибыл на шахту почти последним. Его сейчас же пропустили. Около раненых возился прибежавший немного раньше фельдшер. Феклистова поразило обилие крови на англичанине. Кровь виднелась всюду. Она была на руках, на ногах, на груди и даже на спине. Особенно сильно было вымазано его лицо. -- Что, у него так много ранений? --не осмотревшись как следует в темном помещении, спросил Феклистов фельдшера. -- Больной в обморочном состоянии,-- нерешительно ответил фельдшер.-- Возможно, от большой потери крови. А рана на левой руке, и мне кажется, что... Фельдшер замолчал и, сделав какой-то неопределенный жест, многозначительно посмотрел на Феклистова. --- Хорошо, хорошо, потом посмотрим,-- сказал доктор и стал торопливо протискиваться к раненым. Алешу Феклистов осматривал сам. Закончив осмотр, он скупо объяснил интересовавшемуся его состоянием Калаш-никову: -- Мальчик получил удар в голову, сильно поврежден череп. Сотрясение мозга. Положение?..-- Доктор покачал головой.-^-Тяжелое и... нужна срочная операция. Из шахты подняли еще двух раненых и двух убитых. В момент взрыва они находились на рудном дворе третьего горизонта. Получив сведения, что все остальные шахтеры завалены и судьба их неизвестна, толпа испуганно завыла, заметалась. -- Душегубы проклятые! Живьем всех схоронили. Теперь опять на рабочих всю вину сваливать будете! -- Довольно! Пора их, подлецов, к ответу притянуть! -- Знамо, хватит! Сколько еще будут над нами измываться? Волнуясь, толпа настойчиво напирала на полицейских. ---│ Тише, сказано вам, не орите!--стараясь сдержать толпу, во все горло кричал Ручкин.-- Это еще выяснить на- 196 до. Сейчас я сам в шахту полезу, а вы пока домой идите... Вам потом скажут. -- Ах вот ты как, шкура продажная! -- выскочив из толпы, закричала Марья.-- Домой стараешься нас прово дить, а мужей и детей наших без нас хоронить будешь. При хлебатели проклятые, подлецы! В крови нашей купаетесь и захлебнуться не можете. Звери! На нас только и знаешь орать, а чужакам небось ручки лижешь. Да неужто,^-- ры дала Марья,-- у нас никогда не будет таких правителей, которые защищали бы нас, бедных людей? Толпа притихла. Марья вся содрогалась от душивших ее рыданий, по лицу текли обильные слезы. -- Шутка ли сказать,-- вздыхали в толпе -- у нее, у сердешной, двое пропали: муж и сынишка. Небось так каждый заревет. -- Ой!.. Миша, Алешенька!--еще громче закричала Марья. Вдруг, увидев Алешу, она бросилась на Ручкина. Пристав боязливо посторонился. -- Вот чертово отродье,-- сказал он, пропуская Марью. Бесчувственного Алешу укладывали на носилки, чтобы .вместе с англичанином отправить в больницу. Сжавшись, как приготовившаяся к прыжку кошка, Марья не двигалась несколько секунд. Вдруг она с криком вцепилась англичанину в горло и стала тащить его с носилок. Находившийся до этого в обморочном состоянии Жуль-бертон открыл глаза и, схватив Марьины руки, попытался оторвать их от горла. Подбежавшие стражники выволокли рыдающую Марью на улицу. Англичанин жалобно застонал и снова потерял сознание. -- Какая ужасная несправедливость! -- возмутился при сутствующий в помещении Геверс.--. Спасая своего мало летнего помощника, мистер Жульбертон проявил настоящее геройство. Вы все видели, что, будучи серьезно ранен, он не бросил его, и даже когда потерял сознание, продолжал прижимать мальчика к груди. Так ценится наше великоду шие? Нет, это ужасно! --i Господин Геверс прав,-- вмешался в разговор штейгер Смирновской шахты перс Мустафа.-- Мы действительно нашли их в ходовом отделении. Мистер Жульбертон был без памяти, но крепко держал мальчишку, он, как видно, хотел вынести его с третьего горизонта наверх. 197 -- Вот видите, господа,-- снова с укором обратился Геверс к присутствующим.-- Как несправедливо относятся иногда ваши соотечественники к своим самым лучшим, са мым заботливым друзьям. ^ :}: :{: К шахте постепенно прибыла вся администрация. Ждали только Петчера. Однако вскоре было получено сообщение, что управляющий болен и приехать не может. -- Буду ждать вас у себя,-- передал он по телефону Калашникову.-- Надеюсь, что больше ничего серьезного не обнаружится и катастрофа будет быстро ликвидирована. При обсуждении плана спасательных работ между руко-водителями возник спор. Калашников и Папахин настаивали на прекращении в шахте всех работ с тем, чтобы сейчас же начать спасение шахтеров. Но Геверс и Рихтер с этим не соглашались. Они считали, что начинать спасательные работы без соответствующей подготовки и хорошо продуманного плана вообще нельзя. -- Прошло более двух часов,-- волнуясь, говорил Па-пахин,-- а мы еще ничего не сделали. Там больше ста человек похоронено. Разве можно к этому так относиться? Это преступление! -- Оно удвоится, если мы допустим еще вторую глупость,-- упрямо настаивал Геверс.-- Только по одному тому, что там у нас похоронено сто с лишним человек, мы обязаны все делать осторожно. Я предлагаю,-- заявил он с холодным высокомерием,-- разработать продуманный, технически обоснованный план и после утверждения его управляющим приступить к работе. Только при этом условии можно рассчитывать на успех спасательных работ. От всего другого мы дол