вал во многих городах, прежде чем добрался до Петрограда. Медикаментов в интендантстве ему не дали. Не оказалось в наличии. Утром, отправившись на продовольственный пункт, Алеша неожиданно столкнулся с группой сол- 294 дат, несших транспарант с надписью. "Вся власть Советам!" Слова эти так взволновали Алексея, что он и не заметил, как присоединился к солдатам и пошел вместе с ними в казармы. -- Долой временное буржуазное правительство! -- про возгласил идущий рядом с Алешей солдат.-- Долой прави тельство убийц!.. Голос был настолько знаком, что Алеша схватил солдата за руки, притянул к себе. -- Товарищ Мартынов! Нестер Петрович!--:радостно повторял Алеша.-- Вот где встретились?! Не думано, не гадано... -- Алексей! Алеша... Какими судьбами?--обрадовался Нестер.-- Как хорошо, что ты здесь! Идем... наш полк весь переходит на сторону Советов. -- Ура!--закричал Алеша.-- Ура! Долой правительство войны! По мере продвижения демонстрантов к казармам количество их все росло и росло... -- Довольно им продавать революцию,-- кричали солдаты пулеметного полка, в рядах которого находился сейчас Алексей. -- Подлецы! Сколько опять людей убили! Когда же будет конец предательству? Весь день полк бушевал, поднимая на демонстрацию и другие воинские части. Нестер безуспешно пытался удержать солдат от демонстрации. Слушая разговоры Нестера о" преждевременности выступления, Алеша злился. -- Сколько еще тянуть будем? Солдаты пра'вы. Надо подниматься и свергать временщиков. Пора!.. -- Нет, как видно, еще не пора,-- защищался Нестер. -- Да как же не пора? -- горячился Алеша.-- Смотрите, сколько народа против правительства. Надо ковать железо, пока горячо. Иначе опять нас на убой погонят. Чего еще ждать? И так видно, что ни земли, ни мира мы от них не получим. Обман был, обман и останется. Рано утром Нестер зашел за Алешей. В казармах не осталось ни одного солдата. Все как один вышли на улицу. Сотни тысяч людей двинулись по улицам Петрограда. Алеша шел рядом с Нестером, в первых рядах. Отовсюду неслись властные возгласы: 295 * -- Вся власть Советам! -- Долой правительство убийц! Алеша словно горел в радостном возбуждении: -- Вот оно, пришло, наконец-то! "Вся власть Советам!" Это нам, значит, рабочим и крестьянам.-- Все выше и вы ше поднимал он древко транспаранта и вместе со всеми пел первый гимн революции -- "Варшавянку". Выстрелов он не услышал, только почувствовал, как дернулось древко. Рядом, хватая ртом воздух, осел Нестер, заметались люди. Алеша бросился поднимать упавшего друга, но внезапно почувствовав острую боль, повалился на мостовую рядом с окровавленным, бездыханным Нестером. Через час его подобрали санитары военного госпиталя. Рана заживала медленно. Уединившись, Алеша любил помечтать. Не раз в эти дни он уносился мыслями в родное село, обнимал плачущую от радости мать, делил среди батраков и бедняков землю... А вот и завод. И там дела непочатый край. Все надо переделать. В госпитале то и дело проходили митинги и собрания. Приезжали представители разных партий. Горячие споры и дискуссии среди раненых не затихали ни на миг. В конце августа, перед самой корниловщиной, в госпиталь ожидали посланца из действующей армии. Алеша сидел за столом президиума, когда в зал вошел Федор Луганский. Поздоровавшись с собравшимися, он неприязненно посмотрел на Алешу и, не сказав ему ни слова, приступил к докладу. Вся речь Федора была сплошной угрозой по адресу большевиков. Закончив выступление, он сейчас же ушел, даже не ответив на заданные вопросы. Встреча с Федором вначале беспокоила Алексея, но прошло несколько дней, и постепенно он стал о ней забывать. "Все же совесть, как видно, не совсем еще потерял, да и за то заявление, которое написал тогда на меня, стыдно. Вот и молчит. Но ведь могло быть и хуже..." Через две недели Алешу выписали из госпиталя. Простившись с друзьями, он решил еще разок зайти в парк, посидеть на полюбившейся ему скамеечке. Тут его и арестовали. Арестован он был тем самым поручиком, который предъявил ему несколько месяцев назад обвинение в измене Родине. "Ловкач,-- глубоко вздохнув, с тоской подумал Але- 296 ша.-- Теперь обо мне никто и знать ничего не будет. Ай да Луганский!" На следующий день начался допрос. Склонив голову и постукивая по столу пальцем, следователь долго смотрел выцветшими глазами на вошедшего Алешу, затем, показывая на скамейку, сказал: -- Ну-с, молодой человек, извольте-ка садиться. Вот мы с вами и встретились снова. Напрасно вы тогда сбежали, напрасно. От нас убежать, молодой человек, нельзя. Мы из огня вытащим, из воды достанем. -- Достали бы, черта с два, если бы не эта меньшевистская сволочь,-- процедил сквозь зубы Алеша. -- Как вы изволили сказать? Сволочь? -- переспросил следователь.-- Слишком громко. Слишком громко сказано, молодой человек. Сразу видно, молодость сказывается, не-выдержанность. Язык мой -- враг мой. А ведь за разговоры-то эти вам, молодой человек, отвечать придется. -- Рот вы мне не заткнете. Говорить я все равно буду. -- Посмотрим, посмотрим, молодой человек, что получится. Вперед гадать не будем. Сначала соберем, по крупиночке. В одну кучку сложим, стеклышком накроем, тогда и увидим, что к чему. А так, впопыхах-то, мало ли что можно наговорить себе во вред? Следователь оказался до тошноты придирчивым человеком. Он интересовался каждой мелочью, каждым, даже самым незначительным фактом. Вначале Алеше казалось, что следователь задался целью произвести беспристрастное выяснение всех обстоятельств дела. Но вскоре он убедился, что следователь до самозабвения любит создавать громкие процессы. Желание следователя раздуть этот и без того с пристрастием подобранный материал натолкнуло А'Лешу на мысль попытаться запутать дело и этим затянуть следствие на возможно более долгий срок. Приняв такое решение, на следующем допросе Алеша сказал: -- Я малограмотный солдат. К каждому моему слову привязываться нечего. Теперь все кричат, и офицеры даже, что у нас свобода слова. Следователь снисходительно улыбнулся. -- Свобода свободой, а война войной, молодой человек. Немец -- каш враг, а вы что-то уж очень похожи на немецкого шпиона. -- Этого вы никогда не докажете. А что касается шпи- 297 " онства, так всем давно известно, что каждого, кто выступает против войны, вы непременно постараетесь сделать немецким шпионом. -- Честный человек не будет разваливать дисциплину и добиваться поражения своей армии. --i В части поражения спросите лучше своих правителей и союзников--это их рук дело. Мы, солдаты, хотим мира и земли. -- Так-с, молодой человек. Ясно. Но разрешите тогда узнать, какими путями и средствами вы предполагаете этого добиться? Восстание устраивать думаете?- -- Нет, мы хотим, чтобы солдаты знали правду. -- Значит?.. -- Значит, мы эту правду и разъясняем. На каждом новом допросе Алеша давал следователю самые пространные, путаные показания. В конце октября следствие все же было закончено и материал передан на рассмотрение суда. Теперь Алексею оставалось только ждать приговора. Он не сомневался, что суд применит к нему самую жесткую меру наказания. На прогулке один из недавно арестованных рабочих, поравнявшись с ним, сказал: -- Старайся отбиваться еще неделю. За это время они, наверняка, ноги протянут. Алеша замедлил шаг, в глазах блеснула надежда. -- Действуют наши? -- Еще как! На суд Алеша пришел спокойный, решив не уступать врагу. Когда председатель зачитал обвинительный акт, Алеша стал настаивать на дополнительном расследовании материалов, указывая на ряд неправильных заключений следователя. Однако все просьбы подсудимого председатель отверг. -- Если какой-то факт вы оспариваете,-- глядя куда-то в сторону, безразлично говорил председатель,-- мы можем не принимать его во внимание. Разберем лишь то, против чего вы не возражаете. Алексей понял, что суд имеет по делу определенное мнение и больше ничего уже не изменит. Убедившись в этом, он умолк. Все попытки суда заставить его отвечать на дальнейшие вопросы ни к чему не приводили. Он не только не отвечал, но, казалось, даже не слышал, о чем его спрашивали. 298 К утру суд объявил приговор: -- За нарушение воинской дисциплины и неоднократ ные призывы к солдатам об измене своему воинскому долгу приговорить к высшей мере наказания -- расстрелу. Когда его вывели из помещения суда, было на редкость ясное осеннее утро. Остановившись, Алеша долго смотрел на солнце. Зная, что следующего восхода ему не дождаться, конвойные терпеливо ждали. "Погодите, подавитесь нашей кровью!" -- вспомнил Алеша восклицание пехотного унтер-офицера, и ему захотелось закричать сейчас так, чтобы услышал весь Петроград, весь мир: -- Смотрите, товарищи, что делают с рабочим, который боролся за правое дело!.. В одиночке он старался ни о чем не думать, но это ему не удавалось. Тошнило. Мозг сверлила неотвязная мысль: сегодня ночью -- расстрел. Завтра меня уж не будет. А ведь я еще так молод и так хочется жить! Стараясь успокоиться, он стал вспоминать детство. Вот он стоит на полоусе и энергично размахивает руками, указывая путь голубям. Это была его первая, тогда еще бессознательная помощь'делу, которому он потом посвятил всю свою короткую жизнь. Потом вспомнилась нежная материнская ласка, когда он принес ночью Шапочкину револьвер. На мгновенье он даже ощутил тепло материнских рук, и его сердце наполнилось гнетущей жалостью. Если бы Алешу сейчас спросили, чего он хочет перед смертью, он попросил бы разрешения увидеть мать. Но спроси его, чем он будет заниматься дальше, если его не расстреляют и освободят, так же, не задумываясь, он ответил бы: --' Буду не на жизнь, а на смерть бороться за революцию. Постепенно Алеша потерял представление о времени. Вдруг у двери послышались шаги. Алеша торопливо встал и запахнул шинель. Он хотел сейчас только одного -- не проявить слабости и умереть как подобает революционеру-большевику. В двери показался подпоясанный широким кушаком, в высоких сапогах, с наганом в руке седоусый человек. -- Зй, хлопче!--оглушительно закричал он.-- Чего си дишь? Собирайся! Давай на улицу! Ничего не понимая, Алеша смотрел на вошедших людей. 299 -- Кто вы? --спросил он. -- Свои!.. Свои!.. -- кричали в коридоре.-- Выходи, ребята, не бойся! Красногвардейцы мы... Алеша обхватил седоусого за шею: -- А я думал, расстреливать пришли. Меня ведь вчера к расстрелу присудили. А это вы, товарищи. Отпустив седоусого, он стал обнимать всех стоявших в камере людей, в том числе и прижавшегося в угол надзирателя. Глядя на Алешу, счастливого, поверившего в свое осво-бождение, седоусый, стукнув винтовкой о пол, сказал взволнованно: -- В Петрограде восстание. Бери винтовку. Пришла по ра придушить гадину. Окончательно... В коридорах, в открытых камерах обнимались, смеялись, пели. Взяв у красногвардейца винтовку, Алеша вместе с Другими вышел на улицу восставшего Петрограда. За углом какой-то человек в офицерской форме, но без погон, строил красногвардейцев и освобожденных из тюрьмы в колонну. В потрепанной фронтовой шинели, одна нога в сапоге, другая в ботинке, с перевязанной головой, он сильно хромал, припадая на больную ногу. -- Наш контуженный генерал снова армию в поход со-бирает. -- Как фельдмаршал: одну крепость опрокинул с ходу, дальше спешит. Быстрота и натиск чтобы.... -- Гляди, гляди, как руками-то, руками-то размахивает, знать, нотацию кому-то читает,-- не скрывая уважения к своему командиру, шутили стоящие рядом с Алешей красногвардейцы. -- А ты думал, зря его санитары из-под земли откопали? Знали, что .наш будет. │-- Наш. Больше бы таких... Фигура офицера показалась Алеше знакомой, но он стоял далеко, а на улице все еще было темно. Трудно было разглядеть, кто этот полюбившийся красногвардейцам офицер. В это время из-за ограды выскочил матрос. Поравнявшись с командиром, он пристукнул каблуком и подал ему пакет. Офицер достал из кармана осколок стекла и, прикладывая его то к одному, то к другому глазу, долго читал полученное распоряжение. Потом, о чем-то переговорил с подо- 300 шедшим к нему седоусым, повернулся к красногвардейцам. -- Товарищи! -- зазвенел его голос в наступившей ти-шине.-- Владимир Ильич предлагает нам немедленно идти к Зимнему дворцу. Там сейчас решается судьба революции и Советской власти. -- Он! Он! Василий Дмитриевич! -- узнав, наконец, Калашникова, радостно воскликнул Алеша. Седоусый крикнул что-то красногвардейцам, шагнув к колонне. -- Ура! На Зимний! Ура!.. -- загремели красногвар дейцы. Калашников и седоусый вышли вперед. Прозвучала команда, и отряд отправился выполнять приказ Ленина. Глава сорок девятая Алеша считал себя счастливым от того, что находился в рядах Красной гвардии под командованием Василия Дмитриевича. Напрягая все силы, он еще долгое время бы\ активным участником "красногвардейской атаки на капитал". Читая письма матери с просьбой навестить ее хотя на недельку, Алеша с болью вспоминал о доме, но всегда отвечал одно и то же: "Сейчас, мама, некогда, душим гадину". И только в день подписания мира с Германией сдал винтовку и, простившись с товарищами, пошел на вокзал. Владимир Ильич Ленин призывал народ перейти от разрушения старого к строительству нового. Приступить к организационному закреплению одержанных побед, к стро-ительству советского народного хозяйства, и Алеша, не за-думываясь ни одной минуты, ринулся на это новое, никем еще не испытанное дело. В Екатеринбурге он встретился с Маркиным. Данило Иванович работал в Ревкоме. Алешу встретил, как родного сына. От радости в этот же день потащил его в музей. Показывая громадные зубы мамонта и возбужденно размахивая жилистыми кулаками, говорил: -- Вот смотри, тысячи лет прошли. Целехоньки. Не то что козявки, к примеру. Мелочь разная. Где они? Исчезли, не найдешь. А это сила, еж тя заешь. Вот такое хозяйство строить будем. Но это потом, конечно, а сейчас другое, учет. ' 301 До зарезу нужен учет. Миллионы хозяйчиков. Где, что делается, не знаем. Мелкобуржуазная стихия. Спекулируют, наживаются, а народу от этого одна беда.-- Маркин вздохнул.-- Эх, Захара бы сюда. Те, что здесь, не то... Заболел, говорят, старик. Может, еще выходят. А Папахин --- калека. Завалило в руднике. Вряд ли жив будет. Шапочкина совсем не слышно... Пропал. Поезжай, Алексей, домой поезжай. Там все решаться будет, внизу. Кулаки землю захватывать начали, хлеб продавать отказываются. Обуздать надо. Бедноту организовать. Устроишься -- людей пришли. Оружие получите. Без этого сейчас нельзя. В селе, действительно, было неспокойно. В Совете большинство -- богачи. Спорили, надо или не надо закрывать базар. Стоит ли продолжать признавать Советскую власть? Собирали по этому вопросу собрание. Постановили продолжать признавать, но продажу хлеба по твердым ценам пока не производить. Засилье кулаков ощущалось всюду. Бывшая в селе социал-демократическая организация за войну оказалась почти полностью разгромлена. Отдельные ее члены только что возвращались из армии. Беднота волновалась, искала помощи у фронтовиков. В церквах каждый день шло богослужение. Молились о даровании победы над басурманами и еретиками. Вздымая вверх руки, попы раздирающими душу криками угрожали вторым пришествием. Во всем черном, с растрепанными волосами, с горящими глазами Прасковья Маиха ходила по дворам. -- Пришла пора. Покайтесь, грешники. Покайтесь, пока не поздно. Через семь дней снизойдет на землю кромешная тьма. Начнется светопреставление. Враг господа нашего Иисуса Христа сошел на землю. Когда собиралась группа людей, Прасковья снимала с себя черный платок, расстилала на видном месте и клала на него пятнадцать спичек. -- Сказано в священном писании,-- поднимая три паль ца, продолжала Маиха.-- Брат пойдет на брата, отец на сына, сын на отца. То ли еще не дожили мы до этой напа сти? Антихрист под знаком 666 идет по грешной земле и клеймит нечестивых своей проклятой печатью. Вот пусть поглядят те, кто сомневается. Маиха брала пятнадцать спичек и выкладывала из них цифру 666. Затем из этих же пятнадцати спичек делала пятиконечную звезду. 302 -- Разве это не есть клеймо дьявола? Люди начинали удивляться. Бабы всплескивали руками. -- Родимые. Ведь и правда. Глядите-ка. Прямо на лбы приклеивает! Кулаки подзадоривали: -- Что тут глядеть, жидовская печать. Ясно,.. Жидам веру православную продали. Забыв постоянную вражду, Журавлиха смиренно подходила к Маихе и, кланяясь, просила: -- Прасковьюшка. Ты уж до конца вразуми нас, греш ных... Вымолви имя посланника сатаны.' Прасковья так же, как это делали в церкви попы, вздымала вверх руки, потом падала на колени и плачущим голосом говорила: -- Плачьте, безумцы, перед судом всевышнего. Смири тесь и, пока не поздно, отвергните слугу дьявола. Затем брала те же пятнадцать спичек и торжественно выкладывала: Ленин. Плача, бабы бежали к избам. Тащили за руки ребятишек и поспешно прибирали пожитки, боясь, как бы в темноте чего не растерять. Алеша пришел к председателю Совета. Абросим подстриг бороду, лихо по-кавалерийски закрутил усы. Одевался он теперь в худенький пиджачок, но в кресле сидел важно, как будто бы только и знал, что всю жизнь председательствовать. Карпова Абросим встретил ласково: протягивая руку, встал. Говорить старался замысловато. -- Летят соколы. Летят. Домой собираются. По друго му дело пойдет теперь. А то что? Опереться не на кого. Ка кой вопрос не поставишь, обязательно провалят. Не при выкли еще. По-старому думают. У меня вот кожевня была, знаешь?.. Маялся я с ней. Закрыл теперь. Хватит. По-ново му жить хочу. Выслушав председателя, Алеша заметил: -- Попов очень уж распустили. Черт знает какую ерунду мелят, поприжать бы надо. -- Правильно. Я тоже говорил. Да ведь знаешь? Свобода, говорят, слова. А потом они от государства отделены... к ним теперь вроде и подступиться нельзя. -- Значит, что хотят, то и делают. Контрреволюцию разводить могут? -- вспылил Алеша. -- Обсудить надо, поговорить надо, возможно, что- 303 пибудь и придумаем. Приходи завтра. Совет соберу. Может, с докладом выступить хочешь? -- Ну, что ж? Можно и с докладом. У меня поручение Ревкома есть. Комитет бедноты создать надо. -- Это для чего же? -- насторожившись, спросил Аб-росим. -- Как для чего?--прищурившись", в упор посмотрел Алеша на председателя.-- Помощь чтобы у Совета была, опора. Сам говоришь, проваливают тебя советчики. Значит, нужно стойких людей привлекать к управлению. А потом пора кулаков за шиворот взять. "Заставить хлеб государству продавать по твердым ценам. -- Ну, что ж? Давайте обсудим и о комитете. Раз надо, значит надо.-- В глазах Абросима мелькнула ироническая усмешка.-- Только бы народ против себя не поставить. Ос-торожно нужно. Люди у нас, знаешь, какие?.. На следующий день подавляющим большинством голосов Совет отклонил поддержанное Абросимом предложение Алеши о создании комбеда. Что касается поповской агитации, было постановлено: "Поскольку религия является ядом, запретить членам Совета и их семьям ходить в церковь и справлять религиозные обряды". Предложение Алеши об организации антирелигиозного диспута и другой массовой работы было отвергнуто. Алеша понял, что пока в Совете будет сидеть Абросим, там всегда будут брать верх кулаки. Договорившись с беднотой и фронтовиками, он на первом же собрании поставил вопрос о довыборах Совета и выводе из его состава пассивных и не заслуживающих доверия лиц. Как ни старались кулаки, но Совет был почти полностью переизбран. Теперь в Совете руководили большевики. Алеша был утвержден председателем комбеда, но работать ему там не пришлось. Вот уже несколько дней он чувствовал боль во всем теле. Особенно сильно ломило поясницу. К вечеру, после собрания, поднялась температура, а еще через пять дней Алеша потерял сознание. Испуганная мать привезла Белькейкика. -- Пиявки нужно ставить. Пиявки,-- предложил было фельдшер. Потом, подумав, добавил:--Лучше, пожалуй, свезти в заводскую больницу. Хотя тамошние доктора про тив меня и пешки, но зато у них уход и медикаменты раз- 304 ные, а у меня что? Пластырь, йод и валерианка. Тиф ими не очень-то вылечишь. , Посоветовавшись с теткой Аксиньей, Марья уложила сына на телегу и чуть свет повезла в больницу. Неожиданно за околицей ей встретился Абросим. По подтянутым у лошади бокам, по толстому слою пыли на сапогах было видно, что он проделал длинную дорогу. Тем не менее Абросим был весел. Увидев Марью, он снял обеими руками картуз и, как только мог, низко поклонился. --г Доброго здоровья, Марья Яковлевна. Куда так раненько? Марья с недоверием посмотрела на Абросима. Его появ-ление на уставшей лошади в такой ранний час показалось ей подозрительным. -- В больницу еду. Алексея вот везу,-- ответила она неохотно. -- Что так. Зачем? -- Тифом заболел. Хочу попросить, чтобы на койку по-ложили. -- Эко ведь горе какое,-- с сожалением покачал головой Абросим.-- Только приехал парень и на тебе -- тиф. Жаль, жаль. Ну, что ж, вези с богом. Может, и обойдется. В этот же день к вечеру стало известно о восстании че-хословацкого корпуса и захвате им Челябинска. Рабочие Южного Урала создавали красногвардейские отряды. У Надырова моста, у Селезней и у станции Аргаяш завязались первые бои с белобандитами. Слабо вооруженные, не имеющие военного опыта, разрозненные отряды рабочих под напором регулярных чехословацких частей и казаков постепенно откатывались в центр Урала. На востоке начиналось одно из главных сражений простого народа за Советскую власть, за свою свободу. В борьбу вступали главные силы революции и контрреволюции. Глава пятидесятая После декрета Советской власти о Конфискации про-мышленных предприятий англичане уехали с завода. Прощаясь с Рихтером, Петчер заметно волновался: -- Завод, господин Рихтер, я поручаю вам. Знайте, что декрет о конфискации -- это не что иное, как миф. Больше- 305 вики продержатся у власти недолго. Сейчас среди русских я не вижу ни одного серьезного специалиста, который мог бы управлять заводом. Ясно, что фактическим хозяином предприятия пока будете вы. Кстати, могу вас порадовать,-- недвусмысленно улыбаясь, продолжал Петчер,-- на днях здесь инкогнито был Темплер. Он советует мне укрыться на время в Сибири. Все говорит за то, что, если большевики не откажутся от власти сами. Сибирь дохнет на них могилой. Дядя сообщает, что он тоже готовится ехать в Сибирь. Русские, конечно, догадываются, что Уркварт по пустякам в Сибирь не приедет.-- Петчер зловеще рассмеялся.--Нет. Вы не знаете Темплера. Это исключительный, необыкновенно дальновидный человек. Еще несколько лет назад он говорил мне, что придет и такое время, когда мы заставим русских убивать друг друга. Сейчас это время пришло. -- Я хотел бы знать, сколько придется ждать вашего возвращения?--покорно спросил Рихтер. -- Полагаю, совсем недолго. Темплер уверяет, что со-ответствующие воинские части подготовлены и должны вы-садиться во Владивостоке. Японцы уже там... Рихтер недолюбливал Петчера. Однако не заводить же ему дружбу с большевиками. Со своими они могут поступить, как хотят, это их дело, но конфисковать предприятия подданных иностранных государств -- это уже слишком. Рихтер разделял мнение Петчера. Такие долго у власти не продержатся. Значит, нужно выполнять все, что сказал управляющий. И он выполнял его распоряжения, стараясь сохранить оборудование и материалы, не проявляя никакой заботы о продукции. Будучи человеком осторожным, Рихтер решил завести себе как можно больше друзей в среде русских. Когда все станет на место, эти люди будут ему нужны не меньше, чем Петчер. В его квартире проживали сейчас Хальников и Якушев. Он укрыл их до поры до времени. Было бы неправильно,-- думал Рихтер,-- отказать им в помощи в течение одного или двух месяцев, чтобы потерять возможность потом годами пользоваться их услугами. Он держал также крепкую связь с местными купцами и попом, а через него познакомился с председателем совдепа соседнего села Абро-симом. Это, казалось ему, был удивительный человек. Он 306 ненавидел Советскую власть, но служил ей и даже старался ладить с большевиками. Над силовой станцией в установленное время по-прежнему гудели гудки, но работа шла из рук вон плохо. То и дело возникали митинги, собрания, диспуты. Казалось, что, изголодавшись по свободному слову, люди могли без конца говорить и слушать один другого. На заводе усиливалась разруха, не хватало продуктов. Но это давало только дополнительную пищу для споров. Вот, например, какую резолюцию приняли на последнем собрании: "Учитывая окончательную победу пролетарской рево-люции, собрание полностью убеждено в скором наступлении порядка, таящегося в недрах пролетарского самосознания. Что касается продовольствия, принять к сведению существующие затруднения". Приняв такую, ни к чему не обязывающую резолюцию, собрание перешло к другим вопросам. Слушало доклады о текущем моменте, о вреде религии и о том, как устроена вселенная. По всем этим вопросам происходили длинные споры и принимались не менее длинные резолюции. Возвращаясь с такого собрания, Феклистов ворчал: -- Точь-в-точь как выздоравливающий после тяжелой болезни -- радуется, смеется, не думает, что малейшая не взгода может снова свалить его с ног. "Почему луна не дает тепла?", "Есть ли на Марсе люди?" Настоящие дети. По думали бы лучше, где взять медикаменты. Простыни тоже все износились.-- Феклистов обратил внимание на подъ ехавшую к больнице телегу. "Еще больной, а класть неку да",--подумал он. Доктор узнал Карпову и спросил: -- Кто у вас болен? Марья схватила его за руку. -- Алексей. Алеша наш... Помните его, доктор? │. Но Феклистов уже заторопился к телеге. Больной был в тяжелом состоянии, и Андрей Иванович распорядился, чтобы его скорей несли в больницу. К удивлению служащих, он накричал на фельдшера, напомнившего ему, что в больнице нет ни одного свободного места. -- Как это нет? Больница здесь или игорный дом? По-ложить пока в моем кабинете. Я здоров, слава богу, и могу обойтись,, без кабинета. -- Оно конечно,-- согласился фельдшер.-- Дезинфек- 307 цию только потом сделать придется. Вон как высыпало... Алеша метался, бредил, не узнавал окружающих, не по-нимал, где он, и то рвался домой, то на фронт, к товарищам. Приходилось применять силу, чтоб удержать его на кровати. Наконец кризис прошел, и Алеша стал постепенно по-правляться. Как-то под вечер в палату зашел Феклистов и, наклонившись к самому уху Алеши, сообщил: -- Власть-то Советскую свергли... -- Где свергли, здесь, на заводе?--цепляясь за это, как за спасительную надежду, спросил Алеша. -- Нет. В Самаре, в Челябинске, в Сибири и в других местах. -- Это ненадолго,-- сказал Алеша,-- Возьмем опять! Доктор подолгу сидел возле его кровати, с удивлением слушая рассказы Алеши о том, что пережил он за последние пять лет. -- Да ты богатырь настоящий,-- взволнованно говорил Андрей Иванович.-- Вот она, жизнь-то. А мы что? Сидели, помалкивали. Ничего не видели, ничего не слышали... -- И он сам приносил для больного бульон, сам подавал ему ле карство. Однажды к больнице на паре взмыленных жеребцов подкатил Абросим. Справившись, лежит ли здесь Алексей Карпов, Абросим подошел к Феклистову. -- Доброго здоровья, Андрей Иванович,-- приветствовал он доктора как старого знакомого.-- Мне хотелось бы узнать о состоянии здоровья Карпова Алексея. Мать просила заехать. Тревожится... -- Ему сейчас лучше. Ходит. Но пока еще очень слаб. -- Так, так,-- сочувственно проговорил Абросим.-- Давно мучается парень. Но теперь, надо полагать, скоро поправится? -- Да, если все будет благополучно, недели через две мы его выпишем. -- А раньше?--с какой-то непонятной тревогой спросил Абросим.--Раньше не выпишите? -- Ни в коем случае. Удовлетворенный ответом, Абросим прямо из больницы поехал к Рихтеру. Там он застал Якушева и Хальникова. -- Ну, ну? -- брезгливо протягивая руку, спросил Яку шев.-- Видел ли есаула? 308 -- Видел, видел,-- расплываясь в улыбке, ответил Аб-росим.-- Разговаривал с ним лично. Просил передать вам привет. Спрашивал о здоровье. -- Так, так. Когда же обещался к нам пожаловать? -- Вначале было отказался. Мне, говорит, некогда мелочью заниматься. А потом спросил, сколько человек мы сможем подготовить. Я обещал сто человек. Он согласился. Но сказал, что прибудет к господину Рихтеру, и то на два дня. Якушев крякнул и недовольно покосился на немца. --│ Будет здесь, договоримся. Согласится есаулишка. Рихтер вопросительно посмотрел на Абросима: -- Сто человек? Но где же их взять? У нас на заводе столько коммунистов сейчас не найдется. -- Эге, батенька,-- вмешался в разговор молчавший до сих пор Хальников.-- Больше найдешь. Разве только одних коммунистов надо? А кто им сочувствовал, их куда? А красногвардейцы? -- Убежали они или попрятались,-- вздохнув, с сожалением сообщил Рихтер, но после некоторого раздумья весело стукнул ладонью по столу.-- Есть выход! Нужно написать объявление. Обещать, что им все будет прощено. Есаул явится только через десять дней. До тех пор мы их всех выманим. -- Хитро придумано, хитро! -- весело засмеялся Якушев.--Выйдет,, понимаете. Некоторые бойцы, не успевшие отступить с Красной гвардией, и рабочие, стоявшие на стороне Советской власти, действительно поверили обращению Рихтера, перестали прятаться и один за другим явились на работу. Андрей Иванович сообщил Алеше все новости; рассказал ему, как хорошо обошлась администрация с бывшими красногвардейцами и сочувствующими. -- Да, между прочим,-- вспомнил он,-- я не говорил тебе, что заезжал Абросим и очень беспокоился о твоем здоровье, говорит, твоя мать его прислала. -- О матери это он врет,-- угрюмо сказал Алеша. -- Что же ему нужно? -- Не знаю. Наверняка, какую-нибудь подлость 'затевает. А вот скажите мне, Андрей Иванович, вы воззванию этому верите? -- Даже не знаю, что сказать. Рихтеру верить трудно... -- Я считаю, что мне больше оставаться здесь нельзя. 309 -- Что же ты думаешь делать?--с тревогой спросил Феклистов.--Слаб ты еще очень. Алексей ответил так, словно ему было совестно перед доктором: -- Что же я должен делать? Конечно, пробираться туда, где положено сейчас быть каждому честному человеку. -- Да... Но перейти у тебя не хватит сил. Я тебя и не выпишу раньше, чем через неделю.. Алексей с благодарностью посмотрел на доктора и, про-тягивая руку, сказал: -- Большое вам спасибо, доктор. Не совсем я выздоро вел. Это верно. Но ходить могу. Уйду пока в лес, поживу там с недельку, окрепну и двинусь. Феклистов вздохнул. Ои полностью разделял опасения Алеши. -- Сегодня ночью перейдешь ко мне. Думаю, что в мой дом они не придут. Обсуждая этот вопрос, доктор и Алеша не знали, что уйти с завода было уже невозможно. Глава пятьдесят первая Вечером на квартире Рихтера собрались: купец Баранов, священник Авдей и еще прикативший днем кулак Абросим. Сошлись, чтобы подготовить расправу с большевиками и людьми, которые шли с ними. Усадив гостей за стол, Рихтер предложил приступить к составлению списка красных. Первый вопрос хозяину задал поп Авдей: -- Будем ли включать в списки тех, кто хулил право-славную веру? -- Я полагаю, что нужно обязательно включить,-- твердо ответил Рихтер.-- Противники православной веры (сам он был протестант) -- самые злобные враги доброго русского порядка. Пришло наше время, и мы должны уничтожить этих крамольников начистую. И он со злорадством назвал несколько фамилий крас-ногвардейцев, которые пришли на работу после его прово-кационного объявления. Священник разгладил пушистую бороду и тоже назвал до десятка фамилий. 310 -- Богохулители! Клятвопреступники!.. -- со злобой го ворил Авдей.-- Христос простит тем, кто уничтожит семя фараоново... Фамилии подлежащих аресту стал называть Баранов. Он свирепо двигал челюстями и после каждой фамилии прижимал ноготь к столу. -- Раздавить! Раздавить негодяев!.. Кооператив захо тели?! Государственную торговлю?.. Тестя моего аресто вали! Наибольшее количество фамилий назвал Рихтер. Он готов был записать каждого, кто хотя бы раз выступал на собрании или митинге. Когда решили, что записаны все, кого можно было записать, слова попросил Абросим. -- Есть тут, господа, еще один человек, которого мы упустили. Не здешний он, не заводской. Нашенский. Но если правду сказать, так это не чета тем, кого мы записали, а всем большевикам большевик! Он, кажется, здесь когда-то мальчишкой с отцом работал. Карпов Алексей... Рихтер изумился: -- Что вы говорите? Не может быть?! Это тот, что Жульбертона предал?.. -- Да... Да... Самый этот!.. -- Где же он? Где?!--с волнением спросил Рихтер. -- У доктора у вашего живет. В больнице был, а теперь доктор его у себя на дому держит. --- У Феклистова?--удивился Рихтер.-- Смотрите, какой подлец! Я считаю, господа, что Феклистова следовало бы самого включить в список. По-моему, он вполне заслуживает этого... -- Но ведь Феклистов -- тесть моего племянника, гос подин Рихтер! Разве вы об этом забыли? -- возразил Ба ранов. Рихтер недовольно посмотрел на купца, но, подумав, решил уступить. Зато Карпова записали первым. Передавая список приехавшему ночью начальнику кара-тельного отряда, Рихтер говорил: -- Мы подходили, господин есаул, очень осторожно. Здесь записаны только большевики. При составлении спи ска присутствовал священник. Алексея арестовали первым. Трое полицейских привели его к есаулу со связанными руками. Увидев обрубленную руку есаула, Алеша понял, где он. 311 -- Ну, большевик!.. -- закричал есаул.-- Попался? --│ Да,-- не скрывая негодования, ответил Алексей.-- Попался. Только не знаю, за что. Ваши люди ведут себя, как бандиты. Они за это ответят... -- Ах вот как!.. -- злобно выругался есаул.-- Молодой, да ранний?! Ну, что ж... Мы и не с такими справлялись. Он махнул рукой казакам и взял бутылку самогона. Полицейские били связанного Алешу до тех пор, пока он не потерял сознания. После допроса Алешу бросили в полуподвал. Придя в себя, он с глухим стоном отполз к стенке, лег вниз лицом на избитые руки и стиснул чудом уцелевшие зубы. Снова, уже в который раз, смерть грозила ему. Алексей знал, что есаул не выпустит его живым. Нужно было или готовиться к смерти, или искать пути к спасению. Кругом стонали избитые люди, но каждый раз, когда дверь открывалась, в нее вталкивали все новых и новых арестованных. Новички, увидев избитых людей, жались в дальний угол и, чтобы успокоить себя, переговаривались. -- Отпустят. Поиздеваются и отпустят... -- Ясно, отпустят. Разве мы виноваты?.. -- Отпустят, только куда? -- Ловко надул нас чужак. "Возвращайтесь, вам не бу- . дет сделано никакого зла". Сволочь!.. -- Эх!--вздыхали в другом углу.-- Жена дома, двое ребят. За что, спрашивается? -- А у меня отец, семьдесят ему. "Ты, говорит, Миша, смотри, не нюнь. Веди себя по-рабочему". А сам плачет... На третий день, когда все арестованные были избиты до полусмерти, Алешу снова вызвали на допрос. -- Вцеплюсь в горло и не отпущу,-- решил Алеша.-- Все равно умирать... Но его повели не туда, где производился допрос, а к Рихтеру на квартиру. В прихожей указали ему в угол, на .стул. За дверью громко говорили. Кроме есаула, там были иностранцы. Алеша прислушался: -- Директория не может обеспечить настоящей борьбы с Советами,-- говорил один из иностранцев.-- Скоро в Си бири будет организовано новое правительство. Оно и на значит верховного правителя. Генерал Нокс и мой дядя Лесли Уркварт будут представлять Англию. Они уже здесь, в России. 312 -- Петчер -- догадался Алеша. -- Племянник Урквар-та!.. -- Кого же намечают верховным правителем?--спросил кто-то заискивающим тоном. --г- Что же намечать,-- ответил Петчер.-- Адмирал Колчак только что был в Англии, а затем и в Америке. Вопрос решен окончательно. Разговоры за дверью на некоторое время прекратились. Звенела посуда. Там, как видно, пили. . -- Итак, господин есаул,-- снова послышался голос Пет-чера,-- значит, завод наш вы почистили?.. -- Да. Собрал по списку всех. Полностью!.. -- Что же вы думаете делать с ними дальше? -- Десятка полтора-два расстреляем, а остальные и от того, что получили, будут годика два бока чесать. Снова зазвенели стаканы. -- Конечно,-- продолжал Петчер.-- Гуманность-- это большое дело. Но сейчас, господин есаул, мне кажется, она, кроме вреда, ничего принести не может. - -- К черту гуманность! -- прохрипел пьяный есаул.-- Я никогда не был гуманным... -- Ну, раз так,-- обрадовался Петчер,-- значит, вы н решение свое об этих бандитах должны изменить и всех их одной меркой смерить. -- Расстрелять!--рявкнул есаул.-- Если хотите, велю всех расстрелять. -- Нет... Нет! Что вы? Так нельзя,-- засмеялся Петчер.-- Без надобности компрометировать себя и нас не следует. Тем более, что у вас есть и другие возможности. -- Правильно,-- поддержал предложение Петчера кто-то.-- Ни в коем случае никто не должен знать, что мы принимаем в этом деле какое-то участие. Расстрелять их здесь, это было бы очень опрометчиво. -- В особенности сейчас, когда Англия решительно встает на защиту русского народа,-- добавил Петчер. -- Куда же их тогда к черту девать?--грубо спросил есаул. -- Мой совет таков,-- ответил Петчер.-- Увести их по направлению, скажем, к Андреевску. Это будут видеть все жители завода. Ну, а Тургоякский прииск пустой, шахты заброшены. Если там их оставить, то, пожалуй, об этом никто и знать не будет. 313 -- Ну, что же! Хорошо. Так и сделаем. Не возражаю. Ну, а с этим как? С Карповым?.. -- Его бы первым сбросить в шахту,-- сказал Петчер.--│ Однако прежде чем умереть, он должен сделать публичное заявление о том, что Жульбертон и Геверс не принимали участия во взрыве шахты, что это было сделано Барклеем и Папахиным. Сейчас такое заявление очень важно. Мы должны во что бы то ни стало поднять престиж англичан в глазах русских. -- Только вряд ли он с этим согласится,-- заметил есаул. -- Согласится,-- уверенно заявил Петчер.-- Обещаем ему полную свободу, а там... Конечно... -- Ясно,-- снова стукнул пустым стаканом есаул.-- Ос-тавлю вам двух казаков, они его и прихлопнут. -- Скажите им, чтобы его тоже туда... Мысли Алексея сменяли одна другую. "Дать согласие, оттянуть? Может, удастся еще выбраться? Но, что же тогда скажут товарищи? Подумают, что я предатель? Нет... Нет! Этого не будет. При всех обстоятельствах я должен быть с ними..." -- Карпов!--позвал есаул.-- Иди-ка сюда... Алеша не ошибся: за столом сидел Петчер. А тот, второй?.. Рихтер. Лицо Алеши, по-видимому, было так изуродовано, что Петчер долго смотрел на него, не узнавая. -- Алексей Карпов? -- спросил Петчер, вставая из-за стола.-- Это вы работали помощником у Жульбертона? -- Я... -- Знаете ли вы, что вас ожидает смерть? Алексей презрительно посмотрел на Петчера. -- Я вторично спрашиваю,-- повышая голос, продол жал Петчер.-- Знаете ли вы, что по приказу директории такие убежденные большевики, как вы, подлежат рас стрелу? И снова Алексей не ответил. -- Отвечайте... -- Придет время, и ты сдохнешь... Сволочь! -- О! Как это нехорошо сказано,-- обиженно воскликнул Петчер.-- Вы, конечно, не понимаете, что я хочу сделать вам добро. Да... Не удивляйтесь, англичане всегда делают русским добро. Плохо только, что русские этого иногда не понимают. Вот вы -- преступник, но стоит вам только сказать, что взрыв в шахте был произведен Барклеем и Па- 314 пахиным, и вас сегодня же освободят. Идите тогда, куда хотите. Надеюсь... вы согласитесь?.. Алексей схватил стул и бросился на англичанина. Рихтер и есаул не успели удержать его, и он обрушил стул на голову Петчера. Вбежали казаки, схватили Алексея сзади за локти и, скрутив руки, поволокли на улицу. Глава пятьдесят вторая ...Дорога пролегала по редкому сосновому лесу. Местами встречались и лиственные деревья. Потом их стало больше.; лес погустел. Алеша пересчитал арестованных -- девяносто семь. Конвойных было тоже не меньше. Кроме пешего конвоя сзади и спереди с винтовками наизготовку ехали конные. "Если броситься всем врассыпную,-- думал Алеша,--' возможно, кое-кто и спасется. Но бежать одному или нескольким -- бесполезно". Впереди Алеши шагал Федор Павлович Пыхтин. Шел он своей особой походкой, не сгибая колен, гордо подняв голову. Рядом с Алешей, с трудом переставляя ноги, двигался молодой паренек. Он был года на три, а то и на четыре моложе Алеши. Из разбитой головы у Сашеньки сочилась кровь. Он или плакал или вдруг начинал улыбаться, видимо, вспоминая свое детство. "Неужели это пройдет им так? -- со жгучей горечью спрашивал себя Алеша, вглядываясь вперед затуманенными глазами.-- Данило Иванович в Екатеринбурге. Конечно, он узнает об этом. Где* же теперь Захар Михайлович и Трофим Трофимович? Живы ли? Скорее всего за нас расплатится Маркин. Жаль только, что Данило Иванович не будет знать, что главными виновниками были чужаки --Петчер и Рихтер. Их он, пожалуй, не найдет". Глаза Алеши еще больше потускнели. На сердце навалилась тяжесть. Но вот он поднял голову и так же, как это случалось с ним в детстве, когда нужно было решать какой-то важный вопрос, чуть приоткрыл рот. "Но почему же? -- подумал Алеша.-- Данило Иванович? Ленин! Красная Армия! Вот кто должен отомстить за нас. От них не ускользнут и чужаки". От этой мысли ему стало легче. Теперь он не сомневался, что бандиты не уйдут от расплаты. 315 Раздумье Алеши прервал окрик есаула: -- Эй! Поворачивай!.. В стороне виднелась разрушенная шахта. "Вот она, смерть",-- подумал Алеша и торопливо, чтобы никто не заметил, смахнул слезы. Арестованных остановили в десяти шагах от шахты. Есаул и два урядника подошли к шахте и стали о чем-то совещаться. Затем, по приказу есаула, в стороне разостлали попону, принесли три бочонка с самогоном. Отрядники подходили по двое. Урядники наливали самогон в большие кружки. Опорожнив кружку, многие протягивали ее вторично и даже в третий раз. Отказа не было. Пока казаки пили самогон из кружек, есаул тянул из фляги. Покончив с самогоном, он вынул из ножен саблю. -- Станичники! -- захрипел есаул. -- Именем присвоен ной мне власти я приговариваю этих людей к смерти. Он покачнулся, бросил в сторону флягу и добавил: -- Казнить их буду я сам, своими руками. Подводить по одному... Среди арестованных послышались крики, стоны, протесты. Заглушая все крики, прозвучал громкий голос Алеши: -- Товарищи! Мы погибаем за свободу. Так пусть эти бандиты не увидят наших слез и не заставят нас стать на колени. Товарищ Ленин не простит им этого! Они еще будут плакать кровавыми слезами и сами проклинать себя за свои подлые дела... -- Что?! Молчать!.. -- заорал есаул и, выхватив наган, выстрелил прямо в толпу. К ногам Алеши, свернувшись клубком, упал Сашенька. Были ранены еще два арестованных и убит один казак. Подбежавшие урядники схватили первого попавшегося арестованного и потащили к стволу, есаул ударил его саблей, и тот скрылся в шахте. Остальные застыли в ужасе. Зарубленных одного за другим сбрасывали в шахту. Алеша вместе со всеми продвигался вперед. Но с каждым шагом, приближавшим его к смерти, в нем все настойчивее и сильнее росла жажда жизни, ненависть к убийцам. Видя, что ему живым все равно уже не уйти, Алексей все мысли сосредоточил на том, как бы отомстить главарю этой банды. Стиснув зуфы и до боли сжав кулаки, он следил за каждым движением есаула. Вот к шахте потащили Федора Павловича. Подходила очередь Алексея... Пыхтин рванулся назад. Чтобы помочь урядникам сбро- 316 сить в шахту Пыхтина, есаул толкал его в спину. -- Бандит! -- закричал Алеша и с разбегу прыгнул ему на плечи. Так вместе со своим смертельным врагом, он и скрылся в шахте. Растерявшись, казаки прекратили казнь. Нужно было узнать, жив ли есаул. Лестница была частично разрушена. Пока собирали ремни и веревки и делали из них самодельную лестницу, прошла половина дня. В шахту спустился на канате казак, он сообщил, что все, кто там был, в том числе и есаул Мертвы. Вытащив наверх есаула, бандиты продолжали расправу. Теперь людей убивали там, где они стояли, а потом сбрасывали в* шахту. Видя, что пощады ждать нечего, многие арестованные прыгали в шахту сами. Некоторые пытались прорваться сквозь кольцо конвоя, но были тут же заколоты или застрелены. Расправившись с арестованными, убийцы допили самогон и стали решать, что им делать дальше. Было решено ехать в Андреевск и там похоронить погибших за "отечество и православную веру" есаула и казака. Алеша отлетел в штрек. Придя в себя, он долго не мог понять, что же произошло? Он ничего не видел, слыша л. только, как вокруг копошились, стонали, кричали люди. От страха и боли он снова потерял сознание. Наконец Алеша поднялся на колени и, заметив впереди что-то похожее на свет, пополз по телам мертвых и еще ше-велившихся людей. Когда Алеша увидел в вышине дневной свет, он понял, что находится в шахте, и в его мозгу мгновенно восстановилась вся пережитая трагедия. Превозмогая боль, он поднялся на ноги. Осмотрев лестницу и убедившись, что она местами разрушена, он пал духом. "Неужели,-- думал Алеша,--- я все-таки должен умереть? Нет... нет, нужно осмотреться, подумать... Может, еще найдется способ выбраться из этой могилы?" Но осматриваться было уже поздно. И тот слабый свет, который проникал на дно шахты, быстро угасал. "Вечер,-- решил Алеша.-- Я нахожусь здесь несколько часов". Он не мог себе представить, что находится в шахте уже более двух суток. Стонали умирающие. У Алеши была разбита голова, ушиблены ноги и руки. Никогда в жизни не казалась ему такой длинной и мучительной ночь... -Когда стало рассветать, ему удалось обнаружить груду 317 железа в небольшой нише. Здесь же оказались строительные скобы, употребляемые для крепления. "А что, если?.."---мелькнула у Алеши мысль, заставившая его вздрогнуть. Он взял несколько скоб и пошел с ними к стволу. Подобрав подходящий камень, он забил скобу в крепь. Скоба хорошо держалась. Прочно. "Если, забивая скобы, постепенно подниматься, то можно будет добраться до самого верха",-- решил Алеша. Он перенес к стволу все скобы, их оказалось сорок штук. Алеша снова присмотрелся к лестнице. Она была разрушена частично. Следовательно, эти места он и должен преодолеть при помощи скоб. Расчет оказался правильным, через некоторое время он заполнил пустые места лестницы вбитыми в стену скобами и добрался до самого верха. Потом он снова опустился вниз. "Может быть, удастся еще кого-либо спасти?" -- думал он, переползая от одного трупа к другому. Но поиски оказались тщетными, живых было только трое, да и они находились в бессознательном состоянии и доживали последние минуты. Ползая по трупам, Алексей нашел в темноте сумку с продовольствием, в ней оказался и наган, который мог принадлежать только есаулу. Она, по-видимому, попала в шахту во время его падения. Оглянувшись еще раз на погибших товарищей, он стал карабкаться вверх. Поднявшись на поверхность, Алеша увидел у ствола шахты все еще алеющую кровь. - Он точно окаменелый стоял, ничего не видя, кроме этих застывших красных кругов. Вместо радости от спасения на сердце легла глубокая тоска. Он не чувствовал, как по щекам текли слезы, и не думал о том, что враги могут появиться с минуты на минуту. Теперь в руках у него был наган, и он готов был встретить врагов... Встав на колени и опустив голову, он долго молчал. Перед глазами стояли образы погибших товарищей, вина которых была в одном: они были честны, любили правду и свободу. -- Спите спокойно, дорогие братья,-- прошептал Алексей.-- Клянусь, что мы отомстим за вас. Рано или поздно бандиты будут уничтожены, пощады им не будет. А вам-- j вечная память и вечная слава. Алексей оторвал от изодранной рубахи лоскут, завязал в нее комок окровавленной земли, поднялся на ноги и за шагал в лес. " Глава первая Вернувшись из экспедиционной поездки, командир вновь формируемой английской дивизии генерал Альфред Нокс уныло стоял у овального зеркала. Втянув голову в плечи, генерал внимательно рассматривал худое, покрытое преждевременными морщинами лицо и тронутые серебром поредевшие волосы. Пытаясь сгладить морщины, он несколько раз надувал щеки, однако, исчезая на щеках, морщины еще в большем количестве появлялись на лбу и на переносице. Это уже совсем было плохо. Генерал выдернул седой волос, стряхнул его с ладони, пересек комнату и приоткрыл окно. С улицы дохнуло холодом, к ногам бесшумно упало несколько почерневших листьев, запахло морем. Набрав в легкие воздуха, Нокс шумно выдохнул его, затем закрыл окно и, задумавшись, зашагал по обширной гостиной. В голову лезли невеселые думы. Если не считать при-умноженного в несколько раз богатства, служба за морем оказалась напрасной. За много лет только того и добился, что заслужил кличку "душитель индусов" да оставил там многочисленное, совершенно чуждое ему потомство. "Что же дальше?"--думал генерал. Готовится новое наступление. Дивизию скоро отправят на фронт, хотя она еще далеко не укомплектована. Нужны солдаты, а где их брать. Русские больше воевать не хотят... Большевики каждый день загадывают новые и новые загадки. Там творится что-то невероятное... Черт бы их побрал... Неужели так уж и нельзя будет призвать их к порядку..." На столике затрещал телефон, генерал неохотно подошел, снял трубку. Звонили из военного министерства. После короткого разговора Нокс пошел одеваться. Его вызывали к министру. Перед входом в приемную министра генерала вежливо предупредили: 320 -- Господин министр задерживается на совещании представителей Антанты, придется подождать.-- На над менном лице Нокса мелькнула улыбка. Если министр ре шил разговаривать с ним сейчас же после такого важного совещания, значит, предстоит что-то большое. В приемной Нокс неожиданно встретил своего давниш- -него знакомого, полковника Темплера, "знатока русских дел", так называли его в официальных кругах. Потому Нокс и не удивился, когда тот с живостью, не присущей ему, сообщил, что ему повезло, что он снова едет в Россию. И тут же спросил, знает ли генерал последние новости, касающиеся его лично. Нокс отрицательно покачал головой. Он только что вернулся в Лондон и никаких новостей не знал. -- Тогда разрешите, генерал, познакомить вас с моими друзьями и вашими будущими помощниками,-- сказал Темплер и повел его к огромному дивану. Навстречу под нялись два немолодых человека. Мужчина с огромной шапкой черных волос, с погонами строевого офицера сказал: -- Полковник. Джон Уорд. Командир Хейшширского полка. Второй, тяжело, передвинув ноги и болезненно сморщив при этом желтый выпуклый лоб, отрекомендовался: -- Барон Лесли Уркварт. Промышленник. Нокс пожал новым знакомым руки, и, все еще не понимая в чем дело, вопросительно посмотрел на Темплера. Но полковник не торопился. Он несколько раз посмотрел на дверь, потом подошел к висевшей на стене карте и показал на восточную часть России. -- Вот земля, генерал, где нам предстоит большая и очень важная работа, а потом мы двинемся вот сюда,-- и Темплер провел черту до Москвы. -- Я не понимаю, полковник, о чем вы говорите,-- пожимая плечами, сказал Нокс,--- нельзя ли яснее... Но в это время их пригласили в кабинет министра. Министр встретил вошедших сдержанным наклоном головы, улыбнувшись, показал на массивные кресла, стоящие около круглого стола из красного дерева. -- Господа,-- положив на стол сжатые в кулаки руки и направляя прищуренный взгляд то на того, то на друго го, начал он, когда все вошедшие сели.-- Я думаю, нет И Н. Павлов 321 надобности объяснять вам существо происшедших за последние месяцы событий. Каждый видит, как они необычны и как настойчиво требуют больших и срочных мер. Хочу лишь сообщить вам, что сегодня представители держав согласия обсуждали одну из этих мер, причем, пожа-луй> самую важную и, несомненно, самую трудную,-- министр взял со стола телеграмму. --- Теперь нет никакого сомнения,-- доносил английский посол из Москвы,-- что Ленин продал Россию Германии. Русская армия умышленно разваливается, и немцы беспре-пятственно захватывают колоссальный людской и эконо-мический резерв. Наш союзник на Востоке превращается в открытого врага. Нужны срочные меры. Большинство активных представителей России на стороне союзников, они ждут нашей помощи. Лицо министра скривилось, он рывком схватил стакан с водой и резко сказал: -- Это верх предательства! Удар в спину! С захватом немцами России навсегда уходит наша победа над врагом. Хватит церемониться, мы должны заставить русских воевать. Заставить всей имеющейся у нас силой. Советы должны быть свергнуты.-- Немного успокоившись, он продолжил: -- Мы только что обсудили, господа, вопрос о Дальнем Востоке России. Нельзя не видеть возможности организовать отпор немцам именно там, на Урале и в Сибири. Там же должна решиться и судьба большевистской революции. " Сразу же поднялся Темплер. Сквозь непомерно большие в золотой оправе очки -- умные, немигающие глаза. -- Значит, война, господин министр. Антанта решилась наконец. -- Нет, нет. Что вы, полковник,-- после небольшой за минки ответил министр.-- Объявлять войну Советам -- это слишком. Такой акт может вызвать недовольство со сто роны отдельных слоев английского населения. Лучше, если это будет называться просто нашей помощью той части рус ского народа, которая остается верной союзническому долгу.--Он снова обвел прищуренным взглядом присутст вующих и, вздохнув, добавил:--Как бы не было трудно сейчас, господа, наше положение, все равно мы должны и в этих условиях пойти на любые жертвы, лишь бы спасти Россию от поражения и позора, от большевиков и их Со ветов... Я хочу еще сказать,-- продолжал министр,-- что вы 322. ие должны забывать, господа, что правительство Великобритании не может упустить сложившейся благоприятной обстановки, чтобы не осуществить свои экономические намерения в отношении Сибири и Урала, конечно, для выполнения этих планов нужно как можно шире использовать самих русских. Цель ясна: ликвидировать большевистские Советы и создать там подходящее для нас правительство с тем, чтобы наши позиции в России были такими прочными как никогда. Итак, для осуществления этой цели правительство утвердило генерала Нокса главой военной миссии на Востоке России. Полковника Темплера -- его первым политическим советником. Барона Уркварта -- советником по экономическим вопросам. Полковника Уорда -- командующим экспедиционными войсками. Обращаясь к Ноксу, министр продолжал: -- Я не помню, господин Нокс, когда и кому из наших генералов поручалась бы такая исключительная миссия. По моему глубокому убеждению, это назначение дает вам возможность удвоить могущество Великобритании. Это большая честь, генерал, и я надеюсь, вы будете доро жить ею. Польщенный вниманием и пожеланиями министра, Нокс ответил: -- Я отлично понимаю, господин министр, что значит для Англии Россия. Мне ясна и задача, которую вы передо мною ставите. Я сделаю все, чтобы осуществить ваши пла ны. Пламя русской революции, раздутое большевиками, должно в конце концов сжечь их самих. Лишь после этого мы возвратимся в Англию. Под конец беседы министр вручил Ноксу секретную инструкцию. --│ Не церемоньтесь, господин генерал,-- пожимая Ноксу руку, напутствовал он,-- если плохо будет помогать дипломатия, нажимайте на пушки и пулеметы, их у вас будет достаточно. Не хватит наших -- пошлет Америка. Возвращаясь домой, Нокс рассеянно смотрел на тысячи мерцающих в тумане огней лондонских улиц, не видя их и не слыша вечернего уличного шума. Мысли генерала бродили в далекой России. В стране, где ему поручено организовать победу над большевиками и их умным, как он неоднократно слышал, энергичным Лениным. И* 323 Глава вторая Через день, после ухода из Карабаша карательного отряда, Рихтер вызвал к себе Кучеренко. -- Ну как, кооператор, что будем делать с твоей орга низацией дальше? Нужна ли она теперь? --с веселой улыб кой спросил Рихтер. , Вопрос был неожиданным. -- Да как вам сказать, господин Рихтер,--уклончиво ответил Кучеренко.--Наше общество и при царском режиме было, оно и сейчас никому не мешает. Так что я думаю, лучше его оставить. Конечно, если новая власть не будет против... --: Про власть я не знаю, ее у нас пока еще нет,-- все так же весело продолжал Рихтер.-- А вот Баранов категорически против. Он говорит, что , кооперация -- это не только ненужная затея, но и осиное гнездо, из которого то и дело вылетает большевистский душок. -- Это неправда, господин Рихтер,-- осторожно возра зил Кучеренко.-- Баранов -- купец, мы ему мешаем торго вать. А власть любая на нас в обиде не будет. --; А вы не мешайте,-- уже строго сказал Рихтер.-- Баранов--предприимчивый человек. Опора всякой порядочной власти. -- Но и я должен что-то делать, господин Рихтер, нельзя же выкинуть человека на улицу,-- взмолился Ку черенко. Рихтер понял, куда клонит собеседник. Поднимаясь со стула, сказал: --- Вы напрасно беспокоитесь, господин Кучеренко, мы не думаем вас обижать, а, наоборот, хотим назначить председателем управы. Всем Карабашом руководить будете. -- На лице Кучеренко мелькнула беспокойная улыбка. --│ А вдруг не выберут?--с тревогой спросил Кучеренко. Рихтер весело рассмеялся, плотно, по-хозяйски, уселся на стул и уверенно сказал: -- Выберут. Завтра соберем десятка два нужных людей и решим. Хозяева теперь мы. -- А как же быть с кооперативом? -- все еще настороженно спросил Кучеренко. -- Да вот так и будет. Запрещать не будем и помогать не подумаем. Вы уйдете. Нового председателя выбирать не разрешим. Так он постепенно и развалится... 324 -- Ну что ж,-- махнул рукой Кучеренко.-- Если так, я согласен. Рихтер подошел к окну, показал на запад. -- Главное пустить на полную силу предприятие. Заставить их,-- он потыкал большим пальцем в сторону рабочего поселка,-- возместить хозяину понесенные убытки, и мы снова заживем. Вы только не забывайте этого, господин будущий председатель. -- Да нет, что вы, господин Рихтер,-- заторопился Ку-черенко,-- разве я позволю... Хозяин хозяином и остается, а наше дело исполнять... Через несколько дней председатель только что созданной управы созвал к себе всех известных ему противников Советской власти. В первую очередь были приглашены Хальников и Якушев, пересидевшие трудное время у Рихтера. Они с часу на час ожидали известий об освобождении их владений от Советов. Якушев опять помахивал своим постоянным спутником -- хлыстом и снова посасывал леденец. -- Сколько раз толковал вам,-- высокомерно посмат ривая на Хальникова, говорил Якушев,-- беритесь за кнут покрепче. Не слушали, вот и доигрались. Задали они нам перцу. Хорошо, что чехи умнее оказались. А то бы петли не миновать. Правильно брат мой говорит--"заграница для нас все: и деньги, и пушки, и свобода разная. Вот как... Понимаете... -- Оно, вроде, и так, Илья Ильич,--ерзая на стуле, ответил Хальников.-- Я тоже не против заграницы. Но у меня завод, конкуренция... -- За-во-од,-- брезгливо косясь на Хальникова, протянул Якушев. -- Вот эти заводы ваши большевиков нам и наплодили. А они хвать за горло и давай душить. Поместье-то мое и сейчас под их лапой, понимаете, а он мне про заводы дурацкие, про конкуренцию сказки рассказывает. Эх вы, тюти... Хальников старался избегать споров с помещиком. Го-ворили, что брат Якушева вот-вот снова начнет ворочать делами. "Эх и везет же дуракам,-- думал Хальников, украдкой бросая на помещика злобные взгляды.-- Дубиной был, ею и остался, а вот что ты сделаешь, опять приходится угождать этому идиоту". Рихтер пришел в управу, почерневший от злобы. Ночью .325 вспыхнул пожар на лесном и дровяном складах. Завод остался без дров, без крепежного материала. -- Они! Все это их рук дело,-- бросая на председателя злые взгляды, говорил Рихтер.-- Склады подожгли сразу в нескольких местах. Остались, значит, большевики, не всех собрал есаул. Церемонимся, а они вон что делают. По са мому больному месту ударили. У Кучеренко тряслись руки, лицо позеленело, однако, стараясь успокоить Рихтера, он неуверенно-сказал: -- Может, это случайно. От неосторожности загорелось... Большевиков в Карабаше сейчас как будто бы не видно. -- Не говорите, чего не знаете,-- оборвал его Рихтер.-- Не видно... А мне сегодня сказали, что Папахин в Кара баше появился. Это что, не большевик. Кучеренко на миг замер, потом схватился за голову. -- Папахин? Да откуда он взялся? Вот еще беда на на шу голову. И когда только мы от них отмучаемся. То Ершов мутил всех, теперь -- Папахин появился. Сидевший у стола Якушев ехидно захихикал. -- А я что толковал вам. Сами расплодили... Растут могильщики, понимаете... Вот сегодня склады сожгли, а завтра до завода доберутся, нас прикончат. Спровадили несколько человек и думаете все... Без зеленой улицы все равно не обойтись, вот как, понимаете... -- Папахина надо найти,-- предложил Хальников.-- Поймать и голову набок свернуть. -- Найти бы не плохо,-- согласился Кучеренко,-- да вот как? -- Как, как?-- передразнил председателя Якушев.-- Выпорить каждого десятого, скажут. На следующий день в Карабаше снова начались аресты. Опять пошли в ход кулаки, загуляла нагайка. Новая власть утверждала "демократию". Но Папахина найти так и не удалось. Карабашцы или молчали, или твердили: "Не знаем, не слыхали..." Глава третья Гроза разразилась с заходом солнца. От оглушающих, почти беспрерывных ударов вздрагивала земля, глухо ше лестели листвой тысячи деревьев, попрятались птицы и звери. х 326 Нужно было искать укрытия, и Алексей выбрал место под выступом скалы. Оно было прикрыто нависшей каменной громадой, а собранные сухие листья оказались хорошей подстилкой. Дождь подошел плотной косой стеной. Отодвинувшись поглубже в укрытие, Алексей накрыл шинелью ноющие ноги и, сомкнув уставшие глаза, пытался оторваться от тяготивших его дум. Это ему долго не удавалось. Но вот в голове все перепуталось, и Алексей увидел приближающуюся к нему мать. Потом она исчезла и появилась вновь. Так повторилось много раз. Обрадовавшись, Алексей хотел взять ее за руку, но она сделала знак, чтобы он лежал. У матери совсем седые волосы, резкие морщины на лбу и около рта. Нагнувшись к Алексею и гневно блеснув глазами, она глухо заговорила. Мать говорила, перемешивая речь с рыданиями и проклятиями. Но Алексей понял ее слова: "Это они виноваты, чужаки. Это их рук дело. Отомсти им, Алеша". Мать тревожно обернулась, потом радостно заулыбалась подошедшему Даниле Ивановичу. Маркин с благодарностью пожал Марье руку, ласково погладил Алексея по волосам и, поправив на голове потрепанный картуз, сказал: -- Она права. Полчища чужаков хлынули на нашу землю. К ним офицерье, буржуазия, кулачье потянулось. Снова хотят кровь сосать из нас. На вот винтовку. Я тоже с тобой пойду. Раз подниматься, значит всей силой навалить ся надо, раздавить эту подлую гадину. Данила Иванович хотел сказать еще что-то, но между ним и Алексеем встал Захар Михайлович. "Значит, жив он,-- обрадовался Алексей,--тоже, наверное, за винтовку возьмется. Теперь не пропадем". Но Ершов тут же исчез. На место матери и Маркина сейчас же встал Петчер и есаул. -- Он отобрал у меня землю, а самого столкнул в шахту,-- показывая на Алексея, жаловался есаул.-- Что я должен с ним делать? -- Таких нужно уничтожать, всех до одного,-- прохрипел Петчер,-- превратить в навоз. Есаул недовольно хмыкнул, со злобой посмотрел на Петчера. -- Это только легко сказать. Я давно занимаюсь унич тожением большевиков, а их становится все больше и больше. 327 -- Но теперь им пришел конец,-- продолжал Петчер.-- Мы завалим вас оружием и золотом. Вы должны или уме реть, или уничтожить их. Этого убей сейчас же, ведь он один из главных наших врагов. Есаул выхватил из ножен красную от крови шашку, на Алексея дохнул противный, горячий запах. -- Он уже мертвый,-- крикнул есаул, взмахивая шаш кой. Алексей вскочил в испуге. Перед глазами оскаленная морда зверя. Испугавшись, волчица неуклюже повернулась и, взвыв, наметом пошла на бугор. Алексей схватился за наган, но стрелять не стал. Погрозив кулаком убегающему зверю, радостно крикнул: │ -- Дура! Жив я, жив! Дура! Гроза прошла. Наступило ясное летнее утро. Щебетали птицы, хлопотливо постукивали дятлы. Тихо шелестел обмытый дождем лес. Алексей встал, внимательно осмотрелся и только потом подошел к ручью умыться. Затем пошел едва заметной тропинкой. Глава четвертая К самому обеду в Гавриловку приехало пятеро воору-женных людей. Кликнув ребятишек, игравших в бабки около церковной ограды, один из приезжих спросил: -- А ну, огольцы, покажите, где у вас тут Совдеп. Самый старший, мазнув пальцем под носом и оттолк нув подбежавших товарищей, крикнул: -- А вон, дяденька, там. В поповом дому. Подводчик свернул за угол и, не выезжая на дорогу, стороной подъехал к большому, крытому железом дому. Тот же из приехавших, кто спрашивал про Совдеп, вытащил из голенища блокнот и, пососав огрызок карандаша, написал подводчику расписку. Потом прибывшие взяли из телеги оружие и, громко переговариваясь, ватагой пошли в ворота. В Совете кроме председателя Никиты Мальцева, попыхивая самосадом, сидели постоянные обитатели его -- Михаил Редькин и Семен Пронин. Завидя идущих по двору людей, Редькин качнул растрепанной рыжей головой и, обращаясь к рассматривающему небольшую серую бумагу председателю, скороговоркой выпалил: 328 -- Гляди! Микита! С ружьями к нам кто-то. Уж не из коммунии ли? Вот бы хорошо. Никита торопливо сунул бумажку в стол, спрятал в карман лежащий среди- стола холщовый кисет и, отодвинув черепок с чернилами, одернул длинную рубаху. -- Далась тебе эта коммуния, Михаил, как попу обедня. -- А ты слышал, как вчерась аратель из города баял про коммунию~то. Это, брат, не жизнь, а масленица... Мальцев отмахнулся. -- Хватит, хватит, Михаил, потом,-- и снова одернул рубаху. Поздоровавшись с председателем, старший группы при-ехавших важно оправил висевший на ремне наган и, подавая ему небольшую бумажку, отрекомендовался: -- Командир пятой группы продотряда Харин. За хлеб цем к вам, товарищ председатель, приехали! Городу хлеб нужен. Продразверстку будем проводить... Мальцев скосил прищуренные глаза на гостей, скользнул пальцем по пушистым усам и, не торопясь, ответил: -- Ну что ж? Милости просим. Мы вас давненько под-жидаем. Толковали даже не раз об этогл. Да не так это просто. Мужики товаров просят, за деньги продавать не хотят хлеб. -- Керосинчику бы, соли, ситчику, если можно,-- вставил Семен. Харин согласно качнул головой. -- Оно, конечно, не плохо бы товарообмен. J\a сами по нимаете, где их взять, товаров-то, если заводы стоят. Не хо тят рабочие без хлеба работать. Хоть убей, не хотят. На голодуху, говорят, заводы не пустишь. Пронин поскреб щетинистую щеку. -- Хм! Не хотят? А мужик, значит, давай и давай. Как дойная корова... -- Что же делать, надо,-- хмуро ответил Харин. -- Оно, может, и надо,--не унимался Семен,-- да мужики-то тоже себе на уме. Без ситца, скажут, и зерна не дадим. Харин резко повернулся к Семену, взмахнув кулаком, отрезал: -- Хватит болтать! Ишь чего захотел! Я не шутить при ехал. Вот он, ситец,--- показал он на поставленные в угол продотрядниками винтовки,-- если кто больно заупрямит- 329 ся, этим ситцем наделять будем. Контрреволюцию разводить не позволим... Узнав, кто приехал, Редькин поднялся и хотел было пойти. Он вспомнил, что забыл напоить Савраску, но когда Харин заговорил с Семеном о продразверстке и контрреволюции, решил, что Савраску вполне может напоить Лукерья. Послушать от незнакомых людей замысловатые слова для Редькина было настоящим наслаждением. Пододвинувшись к столу, он вступил с Хариным в разговор. -- А мы, дорогой товарищ из городу, эту самую контру с Микитой давно всю порешили. Я даже хоромы ее самолично Тоське косой под медики сдал. Ей-богу... -- Не вмешивайся, гражданин, не в свое дело,--зыкнул на Редькина Харин.-- Иди-ка │ лучше домой. Нам делом заниматься нужно. Но Редькин и не подумал уходить. Он только отодвинулся и как ни в чем не бывало полез в карман за кисетом. Между тем Харин вытащил записную книжку и, пододвинув к себе черепок с чернилами, попросил, чтобы председатель сказал, у кого в Гавриловке есть излишки хлеба. .Не задумываясь Мальцев назвал фамилии двенадцати гавриловских кулаков во главе с Егором Матвеевичем Сум-киным. Лучший из двух домов Сумкина недавно был кон-фискован вместе с мельницей и передан под аптеку. Об этом только что и упомянул Михаил Редькин. Ни с кем не посоветовавшись, Харин предложил обложить каждого кулака по 50 пудов пшеницы и завтра же заставить их свезти ее в город. --- Да это им раз плюнуть,-- усмехнувшись, сказал Мальцев.-- Уж если брать, так брать, чтобы было из-за чего связываться.-- И он предложил обложить всех по двести пудов, а с Сумкина взять четыреста, но Харин с этим предложением не согласился. -- Пока хватит,-- как-то неопределенно заявил он,-- а потом посмотрим. На следующий день обоз в двадцать подвод был отправлен под охраной продотрядников в город. Но через три дня Харин снова вернулся в Гавриловку. В этот же день он вызвал в Совет всех кулаков и предложил им добровольно сдать еще по двести пудов хлеба. Выслушав предложение продотрядника, Егор Матвеевич с ехидной улыбочкой подошел поближе к столу и, показывая на односельчан, развязно заявил: 330 -- Не знаю, как у остальных, а у меня был хлебец-то, да теперь весь вышел. И то опять надо сказать: с одного вола семь шкур не дерут. Надо бы, дорогие товарищи, и к другим в амбары заглянуть. Нужен советской власти хлеб, нужен, кто будет спорить? Поэтому-то, товарищ Мальцев, и непонятно ваше укрывательство от городских товарищей тех, у кого большие излишки хлеба есть. Вот ты на меня все пальцем тычешь, а у меня и сеять нечем. Выходит, что ты за Советскую власть вроде, а дело с хлебом нарошно впустую ведешь. Мальцев рванулся было со стула, но сдержался, сказал спокойно: -- А где у тебя хлеб, который мы видели при конфискации мельницы? Его ведь не меньше двух тысяч пудов было. Думаешь, мы забыли? -- Эва! Хватил! А чем я тебе за прошлый год налоги платил? Ты на меня столько навалил их, пришлось весь хлеб продать. --- Врешь! Хлеба ты не продавал. -- Иди поищи, тогда увидишь сам, продавал или нет. -- Не беспокойся,-когда потребуется, поищем и заставим все излишки сдать. -- Излишки,--рассмеялся Сумкин,-- жрать нечего, а он излишки. Иди, иди, ищи. Вслед за Егором Матвеевичем и остальные кулаки, как один, заявили, что не только излишков, но даже для семян зерна у них нет. И сразу все загалдели, настаивая, чтобы хлеб взяли у тех, у кого он есть, кого Мальцев скрывает. С их слов Харин записал тридцать два таких хозяйства. Обыск, произведенный у кулаков продотрядниками, ничего не дал. У них оказалась только мука, а зерна почти не было. Излишнюю муку Харин приказал забрать, но ее набралось всего несколько десятков пудов. К вечеру собрался актив. Харин заявил, что по расчетам начальника продотряда в Гавриловке нужно взять еще не менее двух тысяч пудов хлеба и предложил взять этот хлеб у тридцати двух хозяйств, на которые указали ему люди, сдавшие излишки. Начались прения. Первым взял слово Мальцев. │-- Нечего сказать, дожили. За середняков взялись, да еще за таких, как Ашуркин Иван. Не знаю-, как мы у них хлеб будем продразверсткой брать. Что они скажут тогда о Советской власти? Грабителями нас сочтут. Я пред- 331 лагаю нажать на кулаков, арестовать их, заставить указать, куда хле;б спрятали. Есть у них хлеб. Это я знаю. Чтобы не брать у середняков хлеб с Мальцевым согласились все, но на счет ареста кулаков промолчали, предлагая, еще раз провести тщательный обыск. Высказал свое мнение и Редькин. Прежде чем начать говорить, он торопливо расчесал пальцами косматые волосы, подергал веснушчатым носом и сказал: -- Надо, товарищи, вдарить и тех и этих. На всю ком-мунию, да ежели городских сюда прибавить, две тыщи пудов не шибко богато. Что тут больно калякать? Мишка Редькин за социализму всегда горой. Это ведь я самолично Егора Матвеевича крестовик под медики Тоське-лекарке отдал. А хлеб что? Это дело вполне нажитое. Отдать и баста. Пусть по Гавриловке равняется вся прочая беднота. Протарьят мы, вот что. А ежели что касается контры разной... царской гидры... и тому подобное, али мировой Антанты, экс... экс...--Михаил сморщился, покрутил головой, стараясь припомнить замысловатое слово, но оно, как на грех, не приходило ему в голову. От досады он постукал себя пальцем по лбу и, махнув рукой, выругался,-- забыл, язви ее в душу, на уме вертится, холера, а выговорить не могу... Воспользовавшись заминкой, Мальцев предложил пре-кратить совещание и пойти искать спрятанный кулаками хлеб. Но поиски проводились вяло. Осматривали пустые амбары, заглядывали в подполья, в дровяники, там ничего не было. Только Мальцев с Редькиным обнаружили на общественном гумне под соломой> четыре воза неизвестно чьей " пшеницы, перемешанной с рожью. Утром Харин решил начать разговоры о сдаче излиш- , ков хлеба с середняками. Мальцев послал телеграмму с протестом на действия продотрядников в уезд. Харина и Мальцева вызвали для переговоров к прямому проводу. Говорил заместитель пред-седателя исполкома Звякин, закоренелый эсер. Слушая разговор, Мальцев понял, что Харин тоже эсер. После доклада Харина Звякин рассердился и предложил не церемониться, а доставать хлеб самыми энергичными способами. Напоследок он добавил, что тяжесть продразверстки нужно рас- . кладывать равномерно на всех,' у кого есть излишки хлеба. 332 Целые сутки спорил Харин с середняками. Но те сдавать хлеб по продразверстке категорически отказывались. На второй день продотрядники приступили к принудительному изъятию. В это безмятежное весеннее утро маленький, худенький одноглазый мужик Иван Ашуркин, затесывая березовые колья, вел разговор с лежащим на завалинке косматым псом Ардашкой. -- Лежишь, лентяй,-- укоризненно качнув головой, го ворил Иван, отставляя в угол двора затесанный с трех сто рон кол,--позавтракал, обеда ждешь теперь. Нет, чтобы делом заняться. В лес бы сбегал, что ли? Зайца догнав бы,-- и, поплевав в руки, продолжал:--Да где тебе ло дырю, за зайцами гоняться. Привык на чужом горбу ехать. Ардашка поерзал мордой по доске, похлопал хвостом по непросохшей еще земле и, как бы извиняясь за свое безделье, тихонько взвизгнул. Иван рассмеялся. -- Стыдно все-таки тебе, значит. Скулишь, сукин сын. А вон есть ведь и такие, ком,у чужое все равно, что свое, хотя оно и горбом нажито. Вот, брат Ардашка, какие дела- то. Смекай... В это время к воротам подъехали на двух подводах продотрядники. Спрыгнув с телеги, Харин открыл калитку и, увидев Ивана, громко поздоровался: -- Доброе утро, хозяин! -- Доброе, если не обманываешь,-- насторожился Иван. -- Мы к тебе в гости, товарищ Ашуркин, за хлебцем приехали, давай открывай ворота. Иван воткнул топор в чурбак, стряхнул с солдатских сапог щепки и, покосившись на продотрядника, взявшегося за засов, чтобы открыть большие ворота, недружелюбно ответил:--Чума бы на таких гостей, чтобы вам всем передохнуть,--и, обращаясь к Мальцеву и понятым, добавил:--Эх .вы, властители. Чем только думаете, не знай... Ну откуда у меня хлеб? Забыли, что ли, что семена-то для посева я у Сумкина занял. Не ладное вы задумали, не ладное... Выдернув засов, продотрядник начал открывать ворота, на него с лаем накинулся Ардашка, но получив сильный пинок в бок, с визгом скрылся под крыльцом. Отрядник подвел к амбару подводы и попросил Ивана дать ключ. 333 Побелевший, с налившимся кровью глазом Ашуркии показал кулак. -- Нет у меня хлеба,-- и, ругаясь матерно, пошел в сени. К Харину подошел Мальцев, сдерживая дрожь, сказал: -- Еще раз прошу тебя, товарищ Харин, подумай, что делаешь. Ведь это наш актив. Обошлись же соседи в Ива новке, говорят, перевыполнили разверстку и ни одного се редняка не тронули. А мы что делаем? Мне стыдно перед ними,-- и он показал рукой в сторону собиравшейся во дворе и около ворот толпы. Харин поправил на ремне наган и, подойдя к амбару, скомандовал: -- Хватит демагогию слушать. Ломай замок! Продотрядник заложил под замок ломик и одним нажимом вырвал из двери кольцо. Харин, Мальцев и еще несколько человек вошли в амбар. В нос ударило плесенью и запахом мышиного помета; в дверь с мяуканьем прыгнула пестрая кошка. Понятые осмотрели сусеки и пришли к заключению, что общее наличие зерна, занятого Ашуркиным у кулака Сумкина, с трудом покроет потребность хозяйства в семенах и в продовольствии до нового урожая. Не только излишков, но и для скотины зерна не было. Мальцев посмотрел на Харина. -- Ну, что ты скажешь теперь? -- Ничего, возьму половину, вот и все. -- Да ты с ума сошел... -- Пока не собирался. -- Ну смотри. А я в таком деле тебе не помощник,--и не говоря больше ни слова, пошел в ворота. Харин погрозил ушедшему Мальцеву кулаком. -- Погоди. Запоешь ты у меня петухом,--и предложил отрядникам нагребать в мешки зерно. В толпе зашумели. -- Это не власть, а грабители! -- Вот они, Советы, своих по миру пускают. Дожили.... Когда Харин вышел из амбара, к нему подскочил Прохоров Калина. Стащив с плешивой сивой головы облезлую шапку и размахивая ею, визгливо кричал: --;, Своих, товарищ дорогой, грабишь, своих! -- Я не граблю, а закон "о продразверстке выполняю. Государству хлеб "ужен. А ты нам этот хлеб давал? Давал, я тебя спраши ваю?--наступал Калина. Он распахнул засаленный полу- 334 шубок и, показывая на болтающиеся на теле тряпки, завизжал еще сильнее:--Погляди, шкура! С таких тебе продразверстку брать велели? На мне рубахи нет, детишки нагишом, а ты излишки. А нет таво, чтобы населению товары послать... -- Эва саданул, товары?-- засмеялись в толпе.--Они и сами рады бы поглядеть на них. Да где они, товары-то эти... Спичек нет, соли два месяца не видим, не то, чтобы литов ку али серп купить. Дохозяйничались правители... В разговор вмешался Редькин: --│ Чаво арете? Раз нет, значит, нет. Понимать надо, если мировая гидра капитализма к нам свой хвост сунула и начисто все смахнула. Подождем, значит, не горит, поди... Правильно аратель из города тогда баял. Имеперизьма... Калина полез на Редькина с кулаками: -- Замолчи, балаболка! Хватит молоть! Нам ждать, а им вынь да положь. Нет нашего согласия хлеб задаром да вать. К черту. В это время два продотрядника вынесли из амбара мешок с зерном и, разостлав полог, стали высыпать зерно в телегу. В сенях послышался отчаянный голос хозяйки: -- Ваня! Не надо! Не надо! Ваня! Что ты! Одумайся! Появившись на крыльце с повисшей на плече плачущей Анисьей, Иван, заикаясь от волнения, крикнул в сторону Харина: -- Нетронь! Последний раз говорю тебе! Харин перешел на другую сторону телеги, вынул из кобуры блеснувший вороненой сталью наган: -- А я говорю уйди, или я тебя арестую и заберу весь хлеб до последнего фунта. -- Ах так! -- закричал не своим голосом Ашуркин и, отбросив висевшую на плече Анисью, как кошка прыгнул к чурбаку, схватил торчащий в нем топор и, взмахнув им, двинулся к амбару. Дорогу Ивану преградил штык. Снова взмахнув топором, Иван отбил штык и, размахнувшись, ударил обухом по голове отрядника. Затем он дико взвизгнул и, бросившись вперед, согнулся за винтовкой, выпавшей из рук убитого. В это время Харин выстрелил, пуля просверлила Ашуркину голову. Первым к выпавшему из рук Ашуркина топору бросился Калина, другие начали хватать колья. Видя, что ему не 335 сдобровать, Харкн перепрыгнул через забор и огородом по-бежал на другую улицу. Спасаясь от преследования, он вскочил в телегу к ехавшему по улице мальчишке, вырвал у него вожжи и что было сил погнал лошадь в город. Во дворе началось избиение оставшихся продотряд-ников. И не миновать бы им смерти* если бы не прибежал, услышав выстрел, Мальцев. С большим трудом Мальцеву, Редькину и другим активистам удалось успокоить разъяренных людей и увезти на телеге окровавленных отрядников. На следующий день в Гавриловку прибыл с вооруженным отрядом Звякин. В селе арестовали четырнадцать человек, в том числе и Мальцева. В течение нескольких дней из Гавриловки было взято в порядке продразверстки около трех тысяч пудов хлеба. Глава пятая После неудачи контрреволюционного восстания Корнилова раненый Федор Луганский долгое время находился в госпитале. После выхода оттуда он уже не ратовал за победу над Германией, а наоборот, везде говорил, что Россию могут спасти только немецкие пушки, но когда убедился в их бессилии, запил. И вот теперь он связался с группой таких же, как и сам он, дезертиров. Сговорившись, они захватили вагон-салон и силой оружия заставили железнодорожников прицепить его к идущему на восток поезду. Теперь они называли себя офице-рами-"беженцами".~ И вот он едет, не зная куда, лишь бы подальше от этого проклятого Петрограда. Один из спутников Луганского -- здоровенный фельдфебель Красноперов -- прибил в коридоре вагона сорванный им где-то лозунг: "Все для борьбы за чистую демократию! Да здравствует народная власть!" Прочтя вслух лозунг, он пояснил пассажирам: -- Россия -- страна крестьянская. Мужикам теперь и вожжи в руки надо дать. Пусть управляют. Деревня с боль шевиками не пойдет. Задвигав реденькими усами, из-за стола поднялся офицер без погон. -- Врешь! Пойдет! Кто же, по-твоему, жжет сейчас по мещичьи имения? Кто уничтожает культуру в деревне? 336 -- Не все! Это голытьба разгулялась, а я о самостоя тельных говорю,-- пояснил фельдфебель,-- есть же у нас в деревне столб, за который мы можем ухватиться. Тут только правильный глазомер нужно иметь. Вот что... Одобрительно кивнув, офицер неизвестного чина протянул: -- Понимаю, понимаю. Эти еще туда-сюда,-- и, снова усевшись к столу, отвернулся к окну. В разговор вмешался небольшого роста, вертлявый с серыми продолговатыми глазами подпоручик Грабский. Во время разговора он то и дело хватался то за наган, то за шашку. -- Хорошо, милейший, пз'сть будет так,-- косясь в сто рону офицера без погон, но обращаясь к Красноперову, заговорил Грабский.-- Давайте на какое-то время создадим мужицкое правительство. Сейчас можно согласиться и с этим. Чем черт не шутит, пока бог спит. Но его, милейший, никто ведь не признает. Заграницу я имею в виду. Да и свои, что со знанием и опытом, тоже в сторону пойдут. Как тогда? Ты об этом подумал? Красиоперов презрительно скосил глаза, покраснел: -- Тогда, значит, у Советов в пристяжке бегать будем. Помогать им зорить, все рушить,-- и вдруг со злобой: -- Хватит крутить! Знаем мы этих ваших со знанием и опы том. Докрутились до ручки. Болтают только, мнят из себя черт знает кого, а толку ни на грош. Нам нужно прави тельство, во... силу... Тогда-то Федор и увидел впервые человека с завитушками редких волос на висках, выходца из Карабаша, бывшего бухгалтера, а теперь прапорщика -- Курочку. Выдвинувшись из коридора, Курочка, прищурив взгляд, укоризненно покачал головой: -- Смотрю я на вас, соколики, смотрю, вроде люди, а разобраться так...-- он презрительно махнул рукой и энер гично плюнул.--: Ночи не спите, поесть вам некогда, только и думаете, как бы кого на шею себе посадить"да кнут похлеще в руки дать. Скучно соколикам без кнута, не привыкли. По-вашему выходит, что если погонялки не будет, так, зна чит, и жить нельзя.-- Он зло рассмеялся, выкинул вперед кулак и выкрикнул: -- К черту! Хватит! На кой нам эти нахлебники, погоняльщики, живодеры. Давайте лучше сами собой управлять будем. Скажите, умрем без них? Ничего подобного. Только тогда и жизнь настоящая начнется. 337 Свобода свобод! Гармония никем не угнетаемой личности... По столу грохнули кулаки офицера неизвестного чина. -- Подавись ты ею, своей свободой свобод, и уходи отсюда ко всем чертям. Наелись мы этих свобод. Хватит' Эх, вы! Пустозвоны треклятые! -- И он снова ударил кулаком по столу. -- Друзья! А не лучше ли нам прекратить эти бесполезные споры,-- вмешался в разговор молчавший до сих пор чернобровый красавец, подпрапорщик Чугунков.-- Не все ли равно, какой черт будет нами управлять? Любая власть -- гадость. Так пусть спорят о ней те, кому это еще не надоело, ну их к дьяволу, а мы давайте лучше в очко сгоняем.-- И в его руках зашелестела колода карт. Несколько человек стали подсаживаться к столу. Споры стихли. Так в картежной игре, в бегании на больших станциях за довольствием и в горячих спорах не заметили, как Добрались до Самары. Здесь состав был расформирован, и люди в военной форме предложили пассажирам от имени белогвардейско-эсеровского комитета освободить вагоны. -- Наша власть распространяется пока только на Са мару, дальше поездов мы не пропускаем. Расходись, кто "куда знает,-- выслушав протесты пассажиров, заявил стар ший группы военных. _ . Обрадовавшись, Луганский отправился в город и на другой же день получил от комитета поручение сформировать боевой отряд. -- Мы начинаем всенародную борьбу с узурпатора ми,-- сказали ему в комитете.-- Ты будешь действовать от лица народа, это дает тебе неограниченное право военного времени. Встретившись на следующий день с Чугунковым, Луганский предложил ему записаться в отряд. Покосившись на новые сапоги Федора, Чугунков спросил: -- А как обеспечиваться будем? -- Полное офицерское довольствие и верное повышение. Ни о чем больше не спрашивая, Чугунков сказал: -- Пиши, деваться больше некуда. Служили царю, слу жили временному, теперь придется служить комитету. Третьим в отряд записался офицер неизвестного чина. 338 ' , *- Это был жандармский поручик Зубов. Тот самый офицер, что приезжал вместе.с Греем в Карабаш для ликвидации забастовки. Глава шестая Первую вербовку добровольцев Луганский решил провести среди железнодорожников. На собранном для этой цели митинге он долго говорил о чистой демократии и абсолютной свободе, клеймил большевиков, называл их узурпаторами и предателями родины. Призывая к вооруженной борьбе с ними, он в конце своей речи предлагал записываться в отряд "Народная свобода". По словам Луганского, отряд должен в скором будущем разрастись в великую армию спасения родины от коммунистов. Однако, когда дело дошло до записи, охотников не оказалось. -- Пусть другие записываются, а мы подождем,-- заявил Луганскому хмурый, с замасленными руками слесарь депо. -- И думать нечего,-- отрезал высокий сутулый машинист.-- Пошли они к черту со своей демократией. Знаем мы, что это за демократия за такая... Обескураженный Луганский хотел было уже уходить, но тут к столу подошел высокий здоровенный парень в суконной поддевке, в больших яловых сапогах. Положив на стол тяжелые в рукавицах руки, он попросил, чтобы его записали в отряд каптенармусом. -- Почему каптенармусом?--удивился Луганский. -- Говорят, паря, эта должность больно хорошая. Дядя у меня в царской каптенармусом был. Шибко хвалил. А так, на другую я не согласен... Луганский подумал и решил, что для начала можно записать и каптенармусом. Вертя карандаш, он, как бы про себя,сказал: -- Каптенармус есть, а вот где бойцы? -- Фу, о чем тужит,-- рассмеялся каптенармус, назвав себя Назаровым Гаврилой.-- Этого добра, паря, сколько хочешь сейчас можно набрать, только не здесь, а в селе. Поедем, я тебе три отряда там насшибаю. В селе, куда их привел Назаров, собрали сход. И снова Луганский говорил, теперь уже перед мужиками, о демократии, об абсолютной свободе, об Учредительном собра- 339 нии. Снова клеймил большевиков. Снова называл их не- -мецкими шпионами. Всячески восхваляя партию эсеров, доказывал, что она защищает интересы крестьян. Его слушали внимательно, но записываться в отряд не * спешили. Бедняки постепенно уходили с собрания. Тогда взял слово Назаров. Надвинув на лоб большую с жестким козырьком фуражку, он сердито посмотрел на Луганского и, взмахнув кулаком, закричал простуженным голосом: -- Нам про шпиенов рассказывать, паря, нечего. Здеся их нету. У нас свои антересы есть. Кровные наши. Мужицкие. Долой продразверстку! Вот чаво нам надо. К черту продотряды! Даешь свободную торговлю! Ясно я говорю? -- Ясно! -- закричали со всех сторон.-- Правильно! -- Раз ясно, то о чем и говорить тогда,-- заключил На-заров.-- Сказывают, опять будто бы продотряд к нам хотят прислать. Но мы его и к поскотине не пустим. Хватит нас грабить. Записываться надо в отряд и винтовки в руки. Пугнуть, чтобы их было чем. Вон в Гавриловке-то как властители мужиков ограбили. Слышали поди. -- Слышали! Слышали! Продотрядники проклятые! шкуродеры! -- Вот и хорошо, что слышали, и, значит, знаете, что мужиков без хлеба оставили. Хошь сегодня пропади, хошь завтра. Коммунистам до этого дела нет. Бить их за это, подлецов, надо, а тут нам про шпиенов толкуют... Ясно я говорю? -- Ясно! Правильно! -- снова подтвердили десятки голосов, и обиженные кулаки тут же стали записываться в отряд. Теперь Луганский знал, чем нужно начинать и кончать свои речи на деревенских митингах. Это помогло ему за каких-то десять дней завербовать в свой отряд свыше двухсот человек. ...В Гавриловку Луганский приехал в сумерках. Остано-вившись около Сумкинского дома, он заметил проходящего мимо Калину. -- Эй, человек! -- крикнул Луганский.-- Поди-ка сюда. Калина подошел, взглянул на плечи офицера, невольно поежился. "Значит, и к нам золотопогонники пожалова- . ли,-- подумал он.-- Ну теперь хорошего не жди..." 340 Дождавшись, когда подъехали все отрядники, Луганский спросил: -- Где у вас Совет помещается? Калина вспомнил про Редькина, неофициально исполняющего обязанности председателя, и сказал: -- У нас нет Совета. -- Как нет? --удивился-Луганский. -- Красные созетчиков арестовали. -- Врешь! -- Если я вру, тогда спроси вон у него,-- и он показал рукой на отворявшего ворота Егора Матвеевича. Через несколько минут Калина огородами прибежал к дому Редькина, перешагнул Через прясло и торопливо постучал в сенную дверь. -- Беги скорее!--│ зашептал он показавшемуся в двери Михаилу.-- Приехали человек сорок. Редькин ни о чем не спрашивал. Белых ждали с часа на час. Вскинув, на плечо винтовку, он неуверенно посмотрел на Калину. -- Ну, а ты как думаешь? С нами или здесь хотишь при-обыкнуть? -- Я-то?--переспросил Калина.-- Я пока думаю остаться. -- Смотри, не прошиби. Контрреволюция -- это тебе не фунт изюму. Загорчиться можешь и ноги протянуть. Сум-кин тебе не товарищ. Калина потянул Редькина за рукав: -- Ну, ты торопись, а то сцапать могут. А я еще поду маю, посмотрю. Ивана Ашуркина не Сумкин, а красные кокнули. Это как, по-твоему?.. В полночь восемь человек во главе с Редькиным вышли из заброшенного овина и, озираясь, торопливо пошли к чернеющему лесу. У самой опушки Редькин остановился и, оглядев хмурые лица товарищей, сказал: .-- В Самаре белые, в Уфе тоже. Придется к пролетариату на Урал пробираться. Если у кого сомнения какие есть, али духа не хватает, лучше воротиться. Мировой революции трусы не нужны. -- Чего зря говоришь,-- огрызнулся Пронин.-- Пошли, тайга-матушка не выдаст. Мужики покурили, оглянулись на мерцавшие во тьме огоньки родной Гавриловки и один за другим потянулись в дремучую чащу. 341 Глава седьмая Луганский с небольшой группой проверял насколько хорошо охраняются дороги и тропы на занятом его отрядом участке. Рядом на гнедом белоногом мерине, с крутым, лоснящимся задом ехал Чугунков. Только что полученный чин прапорщика и новенькое с иголочки обмундирование радовали Чугункова. Его настроению как нельзя лучше гармонировало радостное летнее утро. Кругом, куда ни посмотришь, до самого горизонта стоял зеленый, шумящий, как море, лес. Пахло смолой и цветами. Дышалось легко и свободно. Ехавший впереди группы прапорщик Чугунков, мурлыча веселую песенку, рисовал себе заманчивую перспективу. Вот он выиграет несколько больших сражений и непременно станет прославленным командиром. А как его будут любить женщины! Потом он стал размышлять о том, удастся ли ему сегодня вечером сыграть в очко или хотя бы в муху, и как отнесется к игре Луганский. Примерно о том же думал и командир отряда. Всего за несколько недель он продвинулся от подпоручика до капитана. Если дело и дальше пойдет так, то он вполне может за два или три года дослужиться до генерала. По обе стороны Луганского ехали его главные помощ- а ники: начхоз Назаров и Кузьма Зубов. На кордоне, куда всадники сейчас подъезжали, было безлюдно. Только привязанная лошадь, да стоящая у окон телега указывали, что здесь кто-то есть. Весело переговариваясь, , всадники медленно подъехали к частоколу и, спрыгнув с коней, привязали их между баней и воротами. В это время на крыльцо кордона выскочил отрядник. Он был явно смущен и на приветствие Луганского закричал, что было силы: -- Здрая жалая! Господин капитан! На шум из сеней выбежал еще один отрядник. Поздо-ровавшись с приехавшими, он подошел к Назарову. Начхоз расправил белесые усы. -- Ну, как у вас тут? -- Ничего, течет,-- и, покрутив головой, добавил: -- Да такая чертяка, аж дух вышибает. -- Ой врешь поди, паря? 342 -- Боже меня спаси врать вам, господин подпрапор щик,-- обиделся отрядник.-- Идите, сами испытайте. Хо рошая удалась, как огнем палит, стерва. В сенях на треноге булькал большой черный котел, плотно закрытый деревянным кругом. Из медной трубки, пропущенной через деревянное корыто, в другой котелок стекала грязноватая жижа. Нестерпимо пахло гарью. Луганский поморщился и, обращаясь к сидевшему около треноги отрядиику, спросил: -- Это что же у вас здесь такое? *' Вместо отрядника ему ответил Чугунков: -- Самогон гонят, Федор Кузьмич. Давайте сегодня трахнем как следует. В бой ведь скоро нам... Луганский подумал и, махнув рукой, весело крикнул: -- Давай! Чего добру пропадать... Сидевший у котла отрядник начал подбрасывать под котел сухие смолистые сучья. В котле еще сильней заклокотало. Второй отрядник схватил ведро и побежал к колодцу за холодной водой. Назаров с Зубовым взялись разбирать привезенную провизию, а Луганский с Чугунковым пошли проверять посты. Вернулись они-часа через два, вы- │ купавшись в горной речке, еще более веселые и довольные. По примеру начальства отрядники двух передовых постов, проводив на кордон офицеров, тоже пошли купаться, оставив на посту для охраны оружия молодого неопытного бойца Тимошку. Бойцы третьего поста, стоявшего на самом перевале, зная, что впереди их стоит охрана, разостлали шинели и беззаботно забавлялись бельчонком, заставляя его прыгать с руки на руку. В это время и подошел к передовому посту Алексей. Он заметил Тимошку, лишь когда с ним поравнялся. Карпов бросился бежать. Когда опомнившийся Тимошка выстрелил, Алексей достиг уже третьего поста. Дружинники бросились было к оружию, но двумя выстрелами из нагана Алексей одного из них убил, а двоих обратил в бегство. Впереди -- кордон и привязанные у частокола лошади, сзади -- враги. Оценив обстановку, Алексей схватил форменную фуражку убитого отрядника и, нахлобучив ее на голову, побежал к кордону. Луганский только что опрокинул вместе со всеми стакан жгучего первача и, мотая головой, делал усилие, чтобы вздохнуть, когда послышались выстрелы. Отдышавшись, 343 он вместе с Зубовым и Чугунковым выбежал на крыльцо и там увидел подбежавшего к лошади .человека в фуражке бойца отряда. Вначале он не мог понять, что же произошло. И только когда подбежавший к изгороди человек, торопливо развязав повод лошади Чугункова, прыгнул в седло, а с горы послышались крики дружинников, понял, что это не отрядник, и рванул из кобуры наган. Алексей поскакал вперед. Поравнявшись с крыльцом, он выстрелил. Скользнув по нагану Луганского, пуля, срикошетив, впилась в руку Зубова, целившегося в голову гнедого. Позади остались колодец, лошади, поленница дров, заросли молодого сосняка. Карпов уже приближался к опушке леса, когда почувствовал жгучую боль в руке. На миг потемнело в глазах, и он схватился здоровой рукой за гриву лошади. Выбравшись на большую дорогу и проскакав по ней версты две или три, Алексей подъехал к ручью, остановил гнедого, привязал к дереву. Потом оторвал листья репейника, приложил их к ране и перевязал руку лоскутом разорванной рубашки. Опасаясь погони, Карпов галопом поскакал по направлению к Златоусту. Там жил его сослуживец по германской войне. ...Пустовалов встретил друга с распростертыми объятиями. От радо