сти собрался было за самогоном, но, увидев, что Алексей ранен, побежал за фельдшером. Глава восьмая Луганский узнал Алексея в тот момент, когда поднимал наган, чтобы выстрелить в него. Разгневанный неудачей, он решил, что во всем виноваты дружинники и приказал Назарову собрать их во двор. -- Распустились,-- взмахивая кулаком, кричал Луганский.-- Семеро одного бандита не удержали. Да знаете ли вы, какой это заядлый враг улизнул... Спустя рукава думаете воевать, разговорчиками разными заниматься, а службу за вас я буду нести. Забыли, что мы солдаты "Армии народной свободы" с грабителями боремся, с немецкими шпионами. Вы должны брать пример...-- он хотел сказать "со своих офицеров", но видя, что все они пьяны, ткнул кулаком в первого попавшего ему на глаза дружинника,-- вот с таких, преданных делу свободы, бойцов... 344 Лица многих солдат скривились, послышались смешки, недовольные выкрики. -- Значит, на пьяниц равняться? --│ Самогонщики лучше, чем мы. Луганский так и не догадался, что, не разобравшись, указал кулаком на пьяного дружинника. -- А, так! -- закричал Луганский.-- Вам это не нравится! Командир не указ, значит... Ну хорошо. Раз на то пошло, я это дело разберу до корня. Мне ведь дано право не только агитировать, но и расстреливать. Расходись! -- закричал Луганский и, повернувшись, нетвердым шагом прошел в кордон. За ним ушли Зубов и Назаров, только Чугунков остался во дворе. Стараясь успокоить недовольных дружинников, он говорил: -- Не расстраивайтесь, ребята. Незачем. Командир пьян немного. Проспится и все забудет. Луганский пропьянствовал до утра. Но едва хмель прошел, сейчас же принялся за дело. Первым допрашивали Тимошку. Догадавшись, к чему клонится дело, парень начал хитрить. -- Стою я это, значит, с винтовкой,-- усердно жестикулируя, говорил Тимошка,-- смотрю, как полагается часовому, вперед, а он подкрался сзади и хвать меня за шею. Ну я, конечно, не даюсь. Схватились и оба кубарем, под горку. Я даже нос вот себе разбил. Он все хочет винтовку у меня вырвать, но я не дурак, знаю, что значит оружие, не даю. Потом он чем-то меня ударил. Упал я и думаю, ну конец. А он бежать. Я выстрелил, да, знать, промахнулся. Так что я Действовал по всем правилам, господин капитан. -- А где были остальные? --не веря Тимошке, спросил Луганский.-- Почему они не помогли, вас ведь четверо. -*-- Их в это время не было. Купаться ходили... -- Что? -- переспросил Луганский.-- Купаться?.. Бросили пост. -- Купаться,-- подтвердил Тимошка.-- Жара была, как в пекле. Вызванные к капитану купальщики на все вопросы неизменно отвечали: -- Виноваты, господин капитан. -- Пост бросили, подлецы,-- хрипел Луганский,-- дисциплину нарушили, отряд и меня, командира, опозорили! -- Виноваты, господин капитан,-- понурив головы, отвечали отрядники. 345 -- Расстрелять мерзавцев, расстрелять всех троих,-- решил Луганский. │Дружинники побледнели. Боязливо озираясь, они ждали помощи от присутствующих на допросе Зубова и Назарова. Но те молчали. Неожиданно за товарищей заступился Тимошка. Взяв под козырек, он сказал: -- Очень жарко было, господин капитан, что тут осо бенного? Вы ведь тоже купались... Они разве знали... Луганский побагровел. Позабыв о дружинниках, бросивших сзой пост, он приказал им, которых он только что приговорил было к смерти, связать Тимошке руки. Через полчаса парня расстреляли. Луганский произнес после расстрела речь. Он назвал расстрелянного врагом свободы и демократии, шпионом и большевистским агентом. Призывал дружинников огнем выжигать из своих рядов подкидышей красной заразы. Решив во что бы то ни стало поймать Алексея, Луганский с десятком дружинников прискакал в Тютняры. Он надеялся, что Карпов вернется домой. В управе хозяйничал Абросим. Узнав, зачем приехал капитан, Абросим, как ужаленный, вскочил со стула. -- Прозевал, значит, есаул. Упустил. Знатье, так я бы сам его прикончил тогда... Луганский спросил: -- Что, здорово насолил он тебе?'* -- Если бы только мне? -- махнув рукой, простонал Абросим.-- Всех наших повыгонял. Как коршун вцепился. Спасибо болезнь помогла. А тут переворот подоспел... -- Но, может быть, он дома сейчас,-- спросил Луганский. -- Нет, где там... Следим мы... Я бы знал. Мать дома, это точно, а его нет. -- Жаль,-- с досадой протянул Луганский.;-- А все-таки надо обыскать. Часть этого разговора подслушал дежурный в управе, сидящий за дверью Фома. Сообщение о том, что Фома был убит на германской, оказалось неверным. Когда Фома понял, зачем приехал капитан, он осторожно вышел из управы, огородами добежал до дома Карповых, вызвал на крыльцо Марью, постукивая зубами, сказал: -- Беги, Марья Яковлевна. Белые приехали, обыск бу дет. Беги скорее. 346 Через несколько минут Фома, тяжело дыша, снова сидел в сенях управы, попыхивая в темноте цигаркой. А Марья, бросив все, гумнами уходила к Увильдам. А в управе все еще продолжался разговор: -- Потапыча надо вслед за Карповым взять,-- настаи вал Абросим.-- Этот старик вот уже несколько лет всю во лость мутит. Писал я об этом каторжнике, да там плохо чухаются. Старик, говорят, последние дни доживает. Оно, может, и так, а все же лучше его убрать совсем. Луганский не собирался заниматься в Тютнярах еще кем-либо, кроме Карпова. Но Абросим настаивал, и он согласился арестовать Потапыча и проверить дома тех, кто ушел с красными, Абросим доказывал, что некоторые вернулись, а некоторые партизанят и нередко по ночам появ-ляются в селе. Дворы Карпова и Потапыча оцепили на рассвете. На стук в дверь Потапыч сполз с кровати и, не спросив, кто стучит, снял дверной крючок. Разъяренный тем, что в доме Карповых не оказалось ни одной души, Луганский грубо спросил: -- Кто есть в доме, кроме тебя, старая крыса? Потапыч с презрением посмотрел на Луганского, потом на Абросима и, тяжело садясь на кровать, сказал: -- Крысы те, кто не спросясь, в чужой дом лезут. После обыска Абросим зло выругался, сказал с нескры ваемой злобой: --> Улизнул, стерва,-- и, дернув Потапыча за рукав, добавил: -- А ты, старик, давай-ка собирайся, с нами пойдешь. Потапыч едва поднялся, потухшим взором осмотрел избу. В одних кальсонах и ночной рубашке вышел во двор и молча пошел за ворота. Старик догадывался, куда его ведут, но на сердце было спокойно. Он чувствовал, что житй ему все равно осталось недолго. , Разгоралась утренняя заря. Она как бы торопилась еще раз порадовать старика тысячами красок. Потапыч всегда любил смотреть на утренние зори, каждый раз находя в них что-то новое. Из-за плетней то тут, то там показывались женские головы. Соседки смахивали слезы, прощально махали руками. В ответ Потапыч медленно наклонял голову. Наконец его вывели из села, за гумнами подвели к боль- 347 шой глубокой яме, из которой брали глину для побелки печей. -- Вот, вставай здесь,-- показывая на край ямы, ска зал Абросим.-- Кончилась твоя подлая жизнь. Потапыч подошел к обрыву, повернулся лицом в сторону зари. Луганский приказал дружинникам приготовиться. Но они не успели этого сделать. Качнувшись и оседая, старик скользнул в яму. --- Врешь, подлец,-- прохрипел Луганский,-- я заставлю тебя посмотреть в глаза смерти.-- И, показывая в яму дулом нагана, приказал: -- Вытащить! Два дружинника спрыгнули в яму, подошли к лежащему вверх лицом Потапычу, взяли за руки, но тут же отступили. Старик был мертв. В это же утро другая группа'дружинников под командо-ванием Зубова выловила и расстреляла двух вернувшихся домой красноармейцев. Глава девятая Вот уже несколько дней лежал Алексеи у Пустоваловых на полатях. Приведенный Сергеем фельдшер, перевязав рану, категорически потребовал: -- Сейчас же ложитесь в постель и без моего разреше ния не смейте вставать. Ведь у вас такое, брат, состояние, что краше в гроб кладут. Нужен отдых, иначе сорветесь. Вам тогда сам бог не поможет. Алексей пристально посмотрел на фельдшера и отрица-тельно покачал головой. -- Нет, товарищ фельдшер, я должен завтра же пойти к Малышеву. Говорят, он собирает все разрозненные кра-сноармейские и партизанские отряды. -- Ну что ж,-- рассердился фельдшер.-- Иди, коли так уже не терпится. Только там ведь бойцы нужны, а не инвалиды. Так что. лежи дней десять смирно без всяких разговоров. Алексею ничего не оставалось, как залезть на подати. В первые дни он только и делал, что спал, ел и опять спал. В доме стояла тишина. Рано утром Сергей вместе с женой уходили на завод. Возвращались они всегда поздно вечером, а иногда и ночью. С хозяйством управлялась дальняя 348 родственница хозяйки -- стройная девушка с румяными щеками и с шапкой пышных русых волос. На несколько педель раньше Алексея она приехала из деревни, чтобы помочь по хозяйству жене Сергея, мобилизованной на заводскую работу. Но получилось так, что мобилизацию продлили еще на два месяца, и Машутка осталась у Пусто-валовых. Разговоров с Алексеем она избегала, ограничиваясь лишь двумя словами: "Ешь!" и "Спи!". Так было несколько дней. Потом как-то, угощая Алексея топленым молоком, Машутка как бы невзначай обронила: -- Скучно здесь. У нас в деревне куда веселей. Алексей внимательно посмотрел на девушку, и ему стало жаль ее. "Ведь целыми днями не с кем словом перемолвиться,--подумал он,-- работа да забота". И, чтобы занять ее, решил поведать, как его маленького обманул англичанин. Потом раз за разом он стал рассказывать ей истории из жизни Захара Михайловича, Данилы Ивановича и других своих друзей. Машутка с завистью слушала Алексея. -- Вот это жизнь,--говорила ока.-- А я жила весь век в деревне и ничевошеньки не знала. ...Постепенно рана у Алексея заживала. Отдохнувший молодой организм наливался силой. Поднявшись с постели, Алексей сейчас же взялся за дело: он снял со стены ведро, вышел за ворота, достал из колодца бадью воды и, перелив ее в ведро, понес под сарай. В это же время к гнедому с охапкой сена подошла Машутка. Увидев Алексея, несущего воду, девушка нахмурилась, взяла у него из рук ведро и, показав на скамейку, сказала строго: -- Иди лучше посиди вон там. Здесь и без тебя упра вятся. --│ Да и я могу,'-- пытался отговориться Алексей.-- Хватит уж валяться, пора и за дело. В глазах девушки мелькнула едва заметная тепликка, но она строго сказала: -- Хватит или нет, это еще надо фельдшера спросить. Алексей перешел двор и смущенный обращением Ма- "шутки неохотно сел на ступеньку крыльца. Смущение Алексея обрадовало Машутку, и она, продолжая теперь уже нарочно хмуриться, повесила на кол пустое ведро, набрала из поленницы большую охапку дров и, 349 прихватив свободной рукой сушившийся на веревке половик, легко пошла в дом. Чтобы хоть чем-то помочь девушке, Алексей поднялся на крыльцо, стащил с другого конца веревки второй половик и, открыв Машутке двери, зашел в избу. Когда Ма-шутка положила к подпечку дрова, он подал ей принесенный половик и, улыбнувшись, спросил: -- Сильно я надоел тебе, Маша? Девушка вздрогнула и с удивлением ~ посмотрела на Алексея. -- Нет, нисколько, откуда ты это взял? -- Как откуда? Вижу, ты недовольна, сердишься... -- А тебя это очень трогает?--прищурив глаза, серьезно спросила Машутка. -- Конечно. Машутка взяла с полки подойник, накрыла его полотенцем и, проходя мимо Алексея, ответила: -- Выдумываешь ты, вот что. В сенях она встретилась с Сергеем, и Алексей услышал, как девушка возбужденно говорила: -- Ходит. Убираться мне помогал. Знаешь, Сергей, он такой добрый... Что сказала дальше Машутка, Алексей не слышал. Но и того, что он успел услышать, было 'достаточно, чтобы в груди у него радостно застучало. Женщины ушли готовить ужин, Алексей с Пустовало-вым задержались во дворе около гнедого. Похлопав лошадь по крупу, Пустовалов сказал: -- Хорош конь. Смотри, какая сильная грудь, какие су хие тонкие ноги. Быстрый, выносливый, видать, еще и ум ный. Недаром Машутка за ним так ухаживает. А может, ради хозяина,-- ухмыльнулся Пустовалов. Алексей смутился и ничего не сказал. - -- Да-а,-- продолжал Пустовалов.-- Не пойму, что с ней случилось. Раньше ни на минуту не умолкала, а теперь ее словно кто подменил. За две недели и десяти слов не сказала. Это ты ее, наверное, перепугал,-- и он шутливо погрозил Алексею пальцем. После ужина все вышли посидеть под окном. Из-за горы поднималось багровое зарево, пахло гарью, где-то горел лес. Поднимая пыль, по улице проскакал патруль, и на . сердце каждого, кто видел настороженные фигуры красноармейцев, стало тревожно. 350 Через несколько минут у школы послышались громкие голоса. Это расквартированные там красноармейцы, поужинав, высыпали на площадь. -- Васька! -- выделяясь из общего шума, послышал ся молодой звонкий голос.-- Васька! Сколько тебя еще ждать? Давай бегом,-- и потом тот же голос крикнул еще громче:--Тихо! Тихо, говорю!--Шум стал постепенно стихать, и, вдруг взметнувшись, зарокотал звучный бас. в Ревела буря, дождь шумел. Во мраке молнии блистали... Десятки голосов подхватили песню, и понеслась она мо-гучая, гордая по улицам и горам Златоуста. Прислушиваясь к песне, Алексей смотрел на сидящую рядом с ним Машутку. Казалось, она забыла об Алексее, обо всем, кроме песни. -- ...На подвиг и на бой зовущий,-- переливаясь звенел тенор, поднимаясь над десятками других голосов. Машутка, наконец, повернулась к Алексею. -- Вот это песня... Я никогда еще такой не слышала. Кончилась песня так же неожиданно, как и началась. Сергей поднялся со скамейки, вздохнул. -- Сидите, вам завтра не на работу, а я пойду. Когда Алексей и Машутка остались одни, она загово рила первой. -- Умеют же люди так хорошо петь. Мне кажется, все они такие славные, а им надо идти на войну. Там ведь убить могут.-- И она с тревогой посмотрела Алексею в глаза. -- Не только могут, но, наверное, многих убьют. На то и война, чтобы убивать,-- вздохнув, грубовато ответил Алексей. Машутка задумалась и долго сидела молча, потом снова повернулась лицом к Алексею и тихо продолжала: -- Вот и ты воевать идешь,-- и, зябко пожав плечами, добавила:--Страшно... Поедем лучше к нам в Гавриловну. -- Что же я там буду делать? -- удивленно спросил Алексей. │ ' -- Жить. Алексей рассмеялся. -- А кормить меня будешь? -- Сам будешь есть, не маленький,-- ответила Машутка и, нежно заглядывая ему в глаза, добавила,-- если пона- 351 добится, буду и кормить.-- А теперь пойдем, спать пора. Алексей поднялся, взял девушку за плечи и, притянув к себе, сказал: │-- Какая ты, Маша!.. -- Какая? -- волнуясь, переспросила Машутка. -- Хорошая! Но в Гавриловку я все равно ехать не могу,-- и, опуская руки, добавил:--Не сердись, Маша. Не то что не хочу, а не могу. Алексей видел,'как потемнело лицо Машутки, как дрогнули брови. Он хотел задержать ее, успокоить, рассказать, почему он так сказал, но она отвернулась и, не оглядываясь, медленно пошла во двор. В эту ночь Алексей долго лежал с открытыми глазами. "Ну почему-я не сказал ей, что люблю ее. Почему? --спрашивал он себя.-- А для чего? Завтра или послезавтра на войну, а там всяко бывает... Уж лучше пусть узнает об этом потом, когда вернусь,-- решил Алексей, но тут же за-колебался.--А что если... Если я с ней все-таки поговорю". Хозяева ушли на работу еще до восхода солнца. На заводе заканчивалось изготовление комплекта оружия. Рабочие работали от зари до зари. Нужно было торопиться. Враги окружали Златоуст с трех сторон, положение Советской власти на Урале ухудшалось с каждым днем. Умывшись, Алексей подложил в шумевший еще самовар углей, надел железную трубу и нерешительно открыл дверь в сени. Машутка спала, раскинув руки и шевеля пухлы-1 ми губами, чему-то улыбалась. Алексей долго стоял на пороге, не решаясь сделать еще одного шага. Решившись, наконец, он подошел к кровати, нагнулся и поцеловал Ма-шуткину руку. Открыв глаза, она быстро поднялась и, взглянув на стоящего около кровати Алексея, с укоризной спросила: -- Тебе не стыдно? "Ну вот и все,-- решил Алексей.-- Теперь ясно, что она меня не любит". Однако он не ушел, а присел на край постели, чтобы сказать ей, что сегодня уходит в штаб отряда. .Машутка сидела поджав ноги, глаза ее были опущены. -- Маша! -- сказал Алексей.-- Спасибо тебе за все, что ты для меня сделала... -- Ты уже уходишь,-- перебила его Машутка,-- неужели уходишь?! 352 Взглянув в ее глаза, Алексей понял: она не хочет с ним расставаться, он ей дорог. -- Вот видишь, Маша,-- радостно сказал Алексей,-- а я думал, что только я тебя люблю... -- Лешенька,-- зардевшись говорила Машутка,-- ведь я тебя с первого взгляда полюбила. Весь этот и следующий день Алексей и Машутка жили как во сне. Они то не переставая смеялись, говорили о самых незначительных мелочах, а то вдруг, усевшись на лавку и обнявшись, начинали разговор о том, как теперь им устраиваться. Где они будут жить и чем заниматься. В начале Машутка говорила, что им лучше уехать в Гаврилов-ку, но потом согласилась, что надо поселиться на большом заводе или в городе, где они смогут работать и учиться. На второй день вечером Пустовалоз вернулся с работы раньше обыкновенного. Остановившись на крыльце, он позвал к себе побежавшую было за водой Машутку. Она подошла к нему .возбужденная, до самых краев наполненная счастьем. Взглянув на девушку, Сергей осекся. Но выхода не было, и Пустовалов сквозь зубы сказал: -- Сейчас соседа вашего видел, Редькина Михаила. Он говорит, что отца твоего арестовали. -- Кто, белые?-- побледнев, спросила Машутка. -- Нет, свои. Красные. В город, говорит, угнали. Ведро с шумом покатилось по ступенькам крыльца. Закрыв лицо руками, девушка пошла в дом. Когда Алексей узнал, в чем дело, он подошел к кровати и, положив на лоб Машутки руку, сказал как можно спокойнее: -- Убиваться пока рано. Может быть, это недоразуме ние или ошибка. Завтра же садись на гнедого и скачи в Гавриловку. Лошадь справная, через три дня будешь дома и все сама узнаешь. Утром Машутка стала собираться в дорогу. Когда пришло время прощаться, она порывисто прижалась к Алексею и, обнимая его, спросила: -- Если наша разлука надолго, скажи, не разлюбишь? Крепко прижимая к себе девушку, Алексей ответил: -- Пока я буду жив, не разлюблю.-- И он долгим взглядом посмотрел ей в глаза. В ответ на этот взгляд Машутка подала ему свернутую 12 Н. Павлов 353 в небольшую трубочку бумажку с прядью своих волос. О дарении волос при разлуке она прочитала в книжке. Благодарный Алексей пошел зашивать подарок в подкладку гимнастерки, рядом с горстью окровавленной земли, взятой около шахты. Затем вывел гнедого из-под навеса. Застоявшийся конь грыз удила, бил ногой о землю. Алексей потрепал коню гриву, ласково сказал: -- Смотри, будь умницей, самое дорогое тебе доверяю. В ответ на ласку конь всхрапнул" и стал тереться голо вой о плечи Алексея. К удивлению Алексея, Машутка смело подошла к лошади и через какой-то миг была в седле. Простились они на перевале. Прислонившись к большой одинокой сосне, Алексей долго смотрел вслед удаляющейся девушке. Сердце у него сжалось. Глава десятая В Гавриловке Машутка не застала ни отца, ни матери. Взволнованная девушка кинулась в город. Она прежде всего направилась в тюрьму. Но там ей посоветовали пойти в особый отдел. -- Из Гавриловки, говоришь? -- с ехидной усмешкой спросил начальник отдела Тучкин. Из Гавриловки,-- словно стремясь что-то припомнить, процедил он сквозь зубы.-- А, знаю, знаю. Председатель Совета... Большевик. А ты его дочка? Так, так... Был он здесь, знаю. И жена с ним была арестована, тоже знаю. А вот где они сейчас, тебе, красавица, лучше не знать. А впрочем, сходи на Свалочную, сходи, разрешаю... А увидеть--вряд ли. Да ты кто им будешь? Коммунистам этим? Грабителям... Кто? -- Как кто? Я же сказала, что дочь. -- Вот возьми записочку и иди на Свалочную. Спроси там Пимена, пусть он покажет тебе вторую полусотню. А потом, если что непонятно, зайдешь, рад буду. Ну, ну. Иди, иди. Не на шутку встревоженная Машутка^ побежала на Свалочную улицу, там- ей показали на небольшую хибарку, одиноко, стоящую вдали от строений, у песочного карьера. На стук из двери вылез дряхлый старик со слезящимися 354 глазами, в армяке со множеством разноцветных заплат, в валяных опорках на босую ногу. С первых же слов Машутка поняла, что старик плохо слышит. Однако, когда она дважды повторила свою просьбу, старик сочувственно закивал косматой головой и, спотыкаясь, повел ее в карьер по утоптанной множеством ног широкой тропе. В стороне какие-то бледные, оборванные люди, охраняемые вооруженными солдатами, копали широ-кую яму. Старик подвел Машутку к серому песчаному бугру и, показывая суковатой палкой, сказал: -- Вот она, вторая полусотня, вся тута закопана. В испуге Машутка схватила старика за руку. -- Что? Что ты сказал, дедушка? -- Чаво говоришь?-- переспросил старик. -- Что ты сказал, что?-- закричала она в самое ухо. -- А то и говорю, дочка, что, мол, тута вторая полусот ня положена. А другие, вот они,--и он стал показывать палкой на такие же другие бугры. В глазах "МаШутки погас свет. После обморока девушка с трудом пришла в себя. Угасший взор ее бессмысленно бродил по сторонам. Потом, взмахнув руками, она горько заплакала. Опустив трясущуюся голову, старик что-то долго говорил, показывая батожком то на могилу, то на рыдающую Машутку, затем встал на колени и, перекрестившись на восход солнца, сказал: -- Господи!.. Если этим извергам ты простишь такое злодейство, то люди сами должны наказать их смертью.-- Тяжело поднявшись, он подошел к Машутке и. гладя шер шавой рукой волосы девушки, продолжал:--Полно, дочка, убиваться... Все равно их теперича не подымешь... Глотая слезы, Машутка, с трудом выговаривая слова, спросила: -- Дедушка! Но кто же, кто мог сделать это страшное дело? Старик безнадежно махнул рукой. --- Разве теперича узнаешь кто? Вчерась Васютка, внучек, ко мне прибегал. Байт, в городу-то сичас комитет какой-то хозяйничит. Красных-то всех, говорит, хватают, и того, значит, в кальер сюда ночью... А какой он масти, сам комитет, поди разбери. -- Но папу ведь красные арестовали, не комитет. 12* 355 -- Чаво? -- Красные, говорю, арестовали отца. -- Знамо красные, кто же больше. Они поди и орудуют в комитете в этом... А может, и другой кто. Рази разберешь. -- А когда это было, дедушка? -- Когда? -- старик долго шевелил сухими потрескав-шимися губами, что-то считал на пальцах и, ткнув батожком в землю, ответил: -- В среду, дочка. Пять дней, значит, назад. Провожая девушку до своей хибарки, старик говорил: -- Совсем озверел народ. Бьют людей ни за* что ни про что, как скотину. Кажний день нова яма, кажное утро -- бугор. Больно уж дружина лютует, господски сынки.-- Старик сделал отчаянный жест и, болезненно морщась, до бавил:-- Кажню ночь... Кажню ночь... Сил моих больше нет, человек я... Потрясенная зверской расправой над родителями, Ма-шутка решила разыскать палачей и отомстить им.'В голове один за другим возникали планы мести. Девушка была готова на все, лишь бы их осуществить. Она обратилась к Тучкину, чтоб он ей сказал, кто и за что погубил ее отца и мать. Тот сразу определил душевное- состояние девушки и начал играть с ней, как кошка с мышкой. Он ткнул пальцем в стул и, пододвинув к себе папку с бумагами, сказал: -- Я знаю, что твой отец был большевик, знаю, что по том он понял, что ошибается, и пошел против Советов. Ес ли бы не это, я велел бы тебя арестовать, как дочь красного бандита. Машутка непонимающе посмотрела на Тучкина. -- Какой же он красный, если они его сами арестовали?.. -- Знаю, знаю. Это тебя и спасает. Возможно, что ты нам не враг. Но это мы еще посмотрим... -- Я хочу отомстить за отца с матерью,-- вырвалось у Маши.--Скажите, кто их убил? Из-под нависшего лба на девушку смотрели злые зеленые глаза. Но заговорил Тучкин почти ласково: -- Я знаю, что их расстреляли красные. Вот послушай, что здесь написано.-- Он вытащил из папки первую попав шуюся в руки бумажку и, не глядя в нее, начал читать: "Доношу, что Мальцев Никита и его жена расстреляны 356 iso второй полусотне красными бандитами перед бегством из города. Все они погребены в песчаном карьере". Закончив чтение, он захлопнул папку и снова долгим, пронзительным взглядом посмотрел на вздрагивающую Машутку. -- Надеюсь, теперь тебе все ясно? -- Я хочу знать, кто их расстрелял!--вне себя крикну-нула Машутка. -- Красные. -- Красных много, а мне нужно знать виновных. -- Все они виновны. Всех их нужно уничтожать беспо-щадно. Одни убили твоих родителей, другие убьют тебя, третьи -- меня и моих родственников. Не случайно твой отец пошел против них. Он был умным человеком. Я это знаю... -- Что же делать?-- словно в лихорадке спросила девушка. -- Что?--переспросил Тучкин.т--Ты все еще не знаешь, что делать? Убивай подряд всех красных. Ведь каждый еще не убитый красный бандит так или иначе виноват в их смерти. Если неон сам, то при его помощи другой стрелял в твоего отца с матерью. Иди, и если придется, смело убивай. Вот тебе и дело. Девушка вся дрожала от ненависти. Она, не помня себя, выкрикнула: -- Пощады им от меня не будет! Тучкин открыл стол, достал небольшой серебряный крест и, подавая его Машутке, строго сказал: -- Поклянись! Девушка перекрестилась, протянула дрожащую руку, глотая слезы и целуя крест, промолвила: -- Клянусь,- я не успокоюсь, пока не отомщу за своих родителей. Если же отступлюсь от клятвы, тогда пусть бог покарает меня... Глава одиннадцатая Дома Машутка нашла все в таком же порядке, как при жизни родителей. На окнах по-прежнему висели белые выглаженные занавески, цвела герань, распускалась китайская роза. Во дворе и под сараем чисто подметено, скотина и птица накормлены. 357 Осмотрев избу и двор, удивленная Машутка вышла в огород. И огород был обработан чьими-то заботливыми руками. Дойдя до бани, девушка увидела, наконец,.за предбанником свою соседку, Ашуркину Анисью, работающую у луковой грядки. Распрямившись и вытирая рукавом вспотевшее лицо, изрезанное преждевременными морщинами, Анисья приветливо закивала Машутке. -- Где они? Что ты узнала? Изменилась ты, Машень ка, ровно после хвори. Анисья была первым близким человеком, спросившим о несчастье. И девушка, не выдержав, зарыдала. Анисья кинулась за холодной водой. В огород побежали соседи. Вместе со всеми, запыхавшись, прибежал и Егор Матвеевич. А Машутка долго всхлипывала, несколько раз пила хо-лодную воду, а когда немного успокоилась, рассказала соб-равшимся о том, что узнала об отце с матерью. Эта весть, словно гром, потрясла Гавриловку. С Мальцевым было арестовано еще тринадцать человек. Значит, и они лежат теперь там, в песке. Не меньше других горевал и Егор Матвеевич. Он то и дело тер рукавом пиджака слезящиеся глаза, нервно сжи-. мал в кулак нечесаную бороду, а под конец разразился проклятиями: -- Будь она трижды проклята, коммуния. Сколько, ироды, невинных людей загубили. Сколько всем нам горя принесли?--и, взмахнув кулаком, с ожесточением доба вил:-- Теперь все! Пришел нашему терпению конец, всем миром пойдем уничтожать эту заразу. Запомнят они нас.-- Он подошел к Машутке, взял ее за плечи, снова вытер гла за и сказал:-- Не плачь, Маша, Пока я жив, ты сиротой не будешь. Забота Егора Матвеевича немного успокоила девушку. Потом она узнала, что это Сумкин после ареста родителей добровольно взял на себя присмотр за их хозяйством, поручив его своим батракам -- Калине и Анисье. Они и смотрели за мальцевским наделом, обрабатывали огород и вели остальное хозяйство. Вся Гавриловка удивлялась сумкинской доброте к дочери человека, который открыто называл его своим врагом, конфисковал дом, мельницу и хлеб. Только Калина, ухмыляясь, говорил об этом что-то ехидное и мало понятное. 358 К вечеру в селе собрали сход. Ораторствовал Егор Матвеевич. -- Нехристи! Грабители! Немецкие холуи! Вот она, Советская власть,-- кричал он, притопывая ногами.-- За полгода весь народ поразорили, половину в тюрьмы посажали. Главарь-то их, Ленин, говорят, из Неметчины заявился, хотя и врут некоторые, что будто бы он -- наш земляк. Не верьте, неправда это, таких фамилий раньше мы здесь никогда не слыхали. Допрежь находились у нас люди, верили им, тот же Никита, к примеру, сказать, сильно обманутый был. Но стоило ему сказать правду, они его разом на тот свет сбоярили, чтобы лишнего не сказал про них. Теперь видим, какую они линию гнули: решили часть людей обмануть и при их помощи начистую разорить справных мужиков. Ну, а помощников своих потом им ничего не стоило на тот свет отправить. Теперь нам понятно, куда такая власть ведет. Зубами рвать их будем. И не только самую красную сволочь, но и тех, кто о ней заикнется, пусть пощады не ждут. Вечером Машутка осталась одна. Только сейчас поняла она всю трагедию своего положения. Ведь она верила, что красные расстреляли ее родителей, и даже поклялась мстить им. А Алексей у красных. "Неужели мы теперь с ним тоже враги?--содрогаясь, спрашивала себя девушка.-- Надо сейчас же написать Алексею письмо, рассказать ему обо всем. Раскрыть глаза, как красные обманывали ее отца и как обманывают его. Он обязательно все поймет и приедет в Гавриловку". Девушка достала из отцовского сундучка бумагу, накрошила в пересохшую чернильницу грифель, развела водой и, расстегнув душивший ее ворот кофты, села за письмо. Писала она долго, стремясь выложить на бумаге свое горе, которое так неожиданно их постигло. Она так и писала "их", считая, что ее горе -- это горе и Алексея. "Ты умный, ты поймешь..." -- писала Машутка. "Ты любишь меня и обязательно приедешь",-- сообщая о своей клятве мстить красным, дописывала она и опять просила приехать и вместе с ней отомстить за ее отца и мать. Закончив письмо, Машутка написала адрес Сергея Пустовалова и сейчас же снесла на почту, надеясь, что связь со Златоустом теперь уже восстановлена. У Сумкиных Машутка узнала, что ночью в Гавриловку прибыл на пополнение потрепанный в боях с красными бе- 359 логвардейский отряд. Егор Матвеевич посоветовал ей перейти жить к нему, а свою избу отдать под постой отряд-никам. Девушка охотно согласилась. В доме Сумкина поселился командир отряда Луганский. Первые дни он не переставая пил самогон, в избытке при-готовленный Егором Матвеевичем. Заметив Машутку, Лу-ганский стал за ней ухаживать, но, получив резкий отпор, перенес свое внимание на сестру Сумкина, молодую вдову. Желающих идти добровольцами было немного, и по-полнение отряда затягивалось. Тогда в число добровольцев записали сына Егора Мат-веевича-- Илюшку. Это послужило поводом Сумкину при встречах с гавриловцами ставить его в пример. -- Вон Илья мой,-- беседуя с тем или другим вербуе мым, говорил Егор Матвеевич,-- записался. А как же ина че? Если мы эту рвань не порешим, она нас прикончит, Пятнадцать человек из нашего села угробили. Струсим, не пойдем -- остальным крышка будет. Кто живой останется, тому тоже не житье. Продразверстка, запрещение свобод ной торговли, одним словом, вечная кабала. А ведь добить- то их пустяки совсем. Бегут, как куяны, за Волгой уж пят ки сверкают. Еще нажим -- и Москва. Заживем тогда. Веч ными героями будете. Весь почет вам и уважение. Ты думаешь мой-то дурень Илюшка, зря записался? Нет, его на кривой кабыле запросто не объедешь. Чует, где у народа уважение можно завоевать... Во время одной из таких бесед в избу вошел взволнованный Чугунков. Еще с порога он закричал: -- Гнедой! Федор Кузьмич! Мой гнедой здесь, в Гав- риловке. Своими глазами сейчас видел. У бывшего предсе дателя совдепа под сараем стоит. Вот чертовщина. Егор Матвеевич сразу догадался, о каком гнедом идет речь. Насторожившись, он сейчас же послал за Машуткой. Ему ни за что не хотелось отдавать коня отрядникам. Он считал его своим. Узнав, в чем дело, Машутка вначале смутилась, но потом объяснила, что коня ей уступил красноармеец, стоявший на постое у ее родственников в Златоусте- В конце объяснения она решительно заявила, что никаких хозяев этого коня, кроме того красноармейца, она не признает. Заявление Машутки взбесило присутствовавшего при разговоре Зубова. Махнув искалеченной рукой и хватаясь за револьвер, он зло выпалил: 360 -- Прямая связь с красным бандитом. Грабеж. Что с ней чикаться? Бери, Чугунков, коня, а ее... -- Обожди, Зубов,--вмешался в разговор Луганский,-- здесь не фронт, можно обойтись и без этого. Учти, что у этой девушки. красные расстреляли отца с матерью и она ищет возможность им отомстить. -- Тогда другое дело,-- убирая с нагана руку, примири-тельно сказал Зубов.-- Можно и разобраться. -- А чего тут разбираться, когда и так все ясно,-- вос-кликнул Чугунков, которому Машутка понравилась с первого взгляда.-- Пусть садится на своего гнедого и с нами. Коня сохранит и краснопузым кишки поможет вытянуть. Егор Матвеевич как будто только этого и ждал. Встре-пенувшись, он засеменил к Машутке и, ласково заглядывая в глаза, сказал: -- Смотри, Маша, это твоя добрая воля. Никто тебя не неволит. Как хочешь, так и делай. Конечно, воевать де вушке не совсем сподручно, но воюет же вон Динка Соро кина из Ивановки. Третий месяц в войске служит, говорят, даже при начальстве состоит. Что касается меня, то могу сказать, если ты всерьез решила отомстить красным за от ца с матерью, то лучшей возможности не найдешь. Не за будь, Илюша с тобой рядом еще будет, тоже в обиду не . даст. О хозяйстве не беспокойся, ты мне теперь вроде доче ри стала, все сохранено будет. И урожай до единого зер нышка уберу, скотина, какая народится, тоже тебе достанет ся.---Сумкин помолчал, подумал, смерил девушку ястреби ным взглядом и добавил:--Ну, а если не одна вернешься, приглянется кто? Что ж, милости просим. Только бы крас ных доконать, чтобы опять зорить нас не стали. Вот тебе мое слово, Машенька, а дальше, как хочешь, так и решай са ма.-- И он снова ласково посмотрел ей в глаза. Машутка внимательно выслушала совет Егора-Матвеевича и решительно ответила: -- Спасибо за совет, Егор Матвеевич. Пусть пишут и меня. Поеду. Только в отношении "приглянется" забудьте. Этого не будет. Через несколько дней отряд "Народной свободы", по-полненный гавриловцами, с песнями и пьяными криками отправился на фронт. Позади Луганского, в качестве связного, ехала Машутка. Среди гавриловских добровольцев не было только Сум-ккна Илюшки. В этот день у него внезапно схватило живот, 361 и отрядный фельдшер, не просыхавший от самогона Егора Матвеевича, написал, чтобы он сутки лежал в постели. На следующий день все соседи видели, как он поехал догонять отряд. Правда, Калина говорил потом, что Илюшка не дурак, в отряд его и калачом не заманишь, да ведь мало ли что может сказать Калина. Он вообще в последнее время снова заметно изменился и стал часто поговаривать, что "мол красные-то, куда лучше этих были, да только мы дураками набитыми оказались..." Глава двенадцатая Уезжая с отрядом, Машутка просила Егора Матвеевича обязательно сообщить ей, если в Гавриловку приедет хозяин гнедого -- Алексей Карпов. И теперь во всех своих письмах домой постоянно спрашивала, не приезжал ли кто за гнедым. Но ответ получала один и тот же: "Нет, никого не было". Тоска по любимому человеку не давала покоя. Ночью, когда все спали, девушка выходила к гнедому, прижималась к его шее щекой и шептала: --│ Гнедушечка! Неужели мы так и не дождемся, когда прилетит к нам Алешенька?--И заливалась слезами. Иногда Машутке хотелось вскочить в седло и стремглав мчаться в Златоуст, разыскать там Алексея и привести с собой в отряд. А потом, когда кончится война, вернуться вместе с ним в Гавриловку и сказать Егору Матвеевичу, что во всем выполнила его наказ: отомстила за отца с матерью и привезла с собой приглянувшегося человека, о котором он намекал при проводах в отряд. Но Златоуст далеко, да и Алексея теперь там нет. Луганский говорит, что красные давно оттуда отступили. Машутка усердно выполняла нехитрые обязанности 'связного. Вначале Луганский ей не особенно доверял, но, убедившись, что она хорошо относится к делу, привык к ней и даже решил снова за ней поухаживать. Как-то лунной ночью, возвращаясь с проверки постов, он увидел, что в избе, где жила Машутка, все еще горит свет. Он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, потянул к себе ручку. На него пахнуло полем от стоящего на столе букета цветов. Машутка сидела у стола и писала 362 письмо; Покосившись на старенькую деревянную кровать, Луганский спросил: │-- Что ты так долго не спишь, Маша? Скоро светать будет. -- Не спится, Федор Кузьмич,-- вздохнув, ответила девушка,-- мне очень тяжко. -- Ну, что ты? Отчего это тебе тяжко?--улыбнулся Луганский, снова косясь на кровать. Луганский подошел ближе к столу, потрогал пальцами букет. -- Пусть другие горюют, а нам надо жить и веселить ся,-- он дунул на огонек. Потушив свет, Луганский шагнул к Машутке, но тут же увидел, как она выхватила из кобуры револьвер. По иска-женному лицу Машутки, по ее горящим глазам он понял: девушка не шутит. Отступая к двери, Луганский замахал руками: -- Что ты? Что ты, Маша? Я пошутил, неужели не видишь? -- Разве так шутят?--заикаясь от волнения, с гневом спросила Машутка. │-- Ей-богу, пошутил,-- оправдывался Луганский.-- Я зашел к тебе по важному делу, а это так, глупость. Машутка недоверчиво посмотрела на начальника и, убирая револьвер, показала на лавку на другой стороне стола. -- Если по делу, милости прошу, садитесь. -- Да, да. Нам нужно откровенно поговорить,-- зато-ропился Луганский и высказал первую попавшую ему в голову мысль.-- Я давно думал, да так как-то не решался. Теперь вижу, что ты серьезная девушка, и я хочу посоветовать тебе вступить в эсеровскую партию. Если согласна, могу дать рекомендацию. -- Я еще плохо в этом деле разбираюсь, Федор Кузьмич,-- помолчав, ответила Машутка.--Я должна сначала подумать. С этого времени Луганский стал относиться к ней со сдержанным вниманием. Отряд не переставая двигался вперед. Как только белые занимали село, местные кулаки волчьей стаей бросались ловить оставшихся красноармейцев и всех, кто сочувствовал или помогал советским властям. Они сами чинили над пленными расправу, лишь иногда приводили схваченных в штаб отряда. 363 Расправой над большевистскими комиссарами и комму-нистами в штабе ведал поручик Зубов. Помощником у него был Назаров. Пересчитав арестованных, Назаров обычно сейчас же шел к Зубову и задавал ему один и тот же вопрос: -- Господин поручик! Краснопузых сегодня набралось двадцать четыре, что прикажете делать? Всегда пьяный Зубов спрашивал: --- Вчера какого стреляли? -- Четного. -- Четного? Ну, а сегодня стреляй нечетного. Остальным по сорок шомполов. Если живы останутся, комиссаров и коммунистов пристрелить. Иди, выполняй.-- И снова брался за самогон. Иногда, не слушая, что говорит ему Назаров, он махал рукой и кричал: -- Всех! Сказал тебе, всех стрелять! Так гибли сотни ни в чем не повинных людей. Стоило какому-то кулаку указать на кого-то и сказать, что он большевик, и человека вели к поскотине на расстрел, а в лучшем случае в подвал или под сарай, и там до полусмерти избивали шомполами. Когда Маша видела это, она возмущалась, бежала к Зубову или к Назарову. Чтобы успокоить девушку, ей объясняли, что этих людей казнят за то, что они сами убили десятки и сотни невинных людей. Что убивают только тех, чья вина доказана тщательным расследованием. В первое время Машутка верила этому, но сегодня... ...В штабе с утра стоял невероятный шум. Пьяный поручик с четвертью самогона в руках ходил от стола к столу и угощал им всех подряд. -- Пей!--'размахивая бутылью, кричал Зубов. -- Не хватит--ведро принесу, ведра не хватит--бочку прикачу, здесь такого добра видимо-невидимо. Вошедший Назаров лихо стукнул каблуками, подмигнул Машутке и бодро доложил поручику: -- Восемнадцать человек, господин поручик, ждут ва шего решения, а девятнадцатый -- дурак... Зубов пьяными глазами тупо посмотрел на прапорщика, допил из стакана остатки самогона и накрыл им горлышко бутыли. -- Что за дурак? Откуда взялся?--тараща пьяные глаза, спросил Зубов. -- А черт его знает,-- неопределенно махнул рукой На- 364 заров,-- могу только сказать, что дурак, то дурак, да, знать, * очень хитрый, белых клянет во всю. -- Что?--прохрипел Зубов.-- Белых кля"ет, не нра вятся они ему? А ну, где он? Покажи...-- и, шатаясь, по шел во двор. Вместе с другими на крыльцо вышла и Машутка. Среди двора стояла цепочка оборванных, исхудалых людей. У всех у них были испитые лица, с провалившимися глазами. У одного пленного из раненой руки капала кровь, образуя на земле красную лужицу. Вдоль цепочки ходил высокий длинноволосый парень с грязными, босыми, потрескавшимися ногами, в лохмотьях вместо одежды. Увидев на крыльце людей, он уставился на них мутным взглядом, потом вдруг рассмеялся и, обращаясь к подошедшему Зубову, закричал: -- Красные петухи, белые дураки!-- и скороговоркой добавил:-- Беляк -- дурак, кулак -- дурак! Зубов вплотную подошел к парню. -- Как ты сказал? А ну, повтори! Парень взял под козырек и, поводя плечами, отчеканил: -- Царь -- дурак, беляк -- кулак, красный тоже так и сяк... -- Замолчи, сука!-- закричал Зубов и, размахнувшись, ударил по спине плетью. От неожиданности дурачок подпрыгнул. -- Ой! Больно! Я тебя, дяденька, вот самого...-- подни мая кулак, завизжал дурачок. Зубов снова взмахнул плетью, но дурак успел ударить его по носу. Растирая по лицу хльщувшую кровь, Зубов вытащил другой рукой из кобуры наган, взял его за дуло и, размахнувшись, изо всех сил ударил дурака по лбу. -- Дурачок он,-- закричали арестованные.-- Устин дурачок, не троньте, он сроду непонятливый, сызмальства урод... Окаменев от ужаса, Машутка смотрела, как Зубов топтал ногами распростертого на земле человека и, тяжело дыша, захлебываясь, кричал: -- Врете, сволочи! Я вам покажу дурака! Веди их всех к чертовой матери...-- приказал он Назарову и выстрелил в еще дергающееся тело. Выполняя приказ поручика, Назаров окружил арестованных конвоем и, матерясь, повел в ворота. Двое солдат, 365 размазывая по земле кровь, уволокли убитого под сарай. Ошеломленная, дрожащая Машутка кинулась в помещение, схватила стакан, налила самогона и силой заставила себя выпить. Через минуту у нее закружилась голова, и она, шатаясь, снова вышла на крыльцо. В это время во двор привели трех красноармейцев -- по-варов, по ошибке приехавших в село вместе с кухней. Они настороженно.смотрели на подошедшего к ним Зубова. -- Повара мы,-- слегка улыбнувшись, сказал стар ший.-- Безоружные. В свою роту ехали, да, знать, черт нас попутал, вишь, куда угодили. Отпустили бы нас, госпо дин офицер, может, еще успеем к обеду. Зубов зло захохотал. -- В самом деле, может отпустить?.. Рисовую, кашу, на-верное, везете краснопузым. Плохое они есть не будут. -- Не!-- качнул головой старший.-- Отруби. Круп у нас давно никаких нет. Два дня совсем не ели красноармейцы, хорошо, что давеча в разбитом вагоне три мешка отрубей нашли. Думали, накормим ребят, и вот, как на зло... -- Жалко тебе, что краснопузые голодные остались? -- Да как сказать? Знамо, жалко. Люди ведь. Свои то-варищи. -- И по белым хорошо стреляют,-- сдерживая ярость,' продолжал спрашивать Зубов. -- А что же сделаешь, если война?-- не подозревая беды, все так же простодушно говорил парень. -- Ты тоже стрелял? -- Бывало. Что греха таить. Когда туго приходилось, стреляли и мы. Зубов заскрипел зубами. -- А ну покажи, что у тебя на лбу? Парень с недоумением посмотрел на Зубова- -- Вот это что?-- тыча в звездочку на фуражке, закри чал Зубов. Красноармеец пожал плечами, с опаской посмотрел на свирепеющего офицера. -- Связать им руки, -- приказал Зубов,-- да покрепче. Дружинники бросились выполнять приказание началь ника. Несмотря на выпитый самогон, Машутка не могла забыться, не могла преодолеть жалости к попавшим в беду крас-ноармейцам. Каждому из них было не больше восемнадцати 366 лет, столько же, сколько ей самой. Она понимала, что ребята не сделали ничего плохого, и вся вина их заключалась лишь в том, что они служили в Красной Армии. Не разобрались ребята... Когда пленных связали, Зубов распорядился: -- Привязать к скамьям и всыпать по сто шомполов. А на лбах вырезать вот эти жидовские знаки,-- и он с не навистью ткнул в звездочку на красноармейской фуражке. Испуганная Машутка бросилась к Луганскому. Командир отряда сидел за столом в английской гимнастерке с расстегнутым воротом и мирно разговаривал с представителем местного кулачества. Когда девушка вошла в избу, за селом послышались один за другим три залпа. Мужик настороженно посмотрел на собеседника, Луганский спокойно улыбнулся. -- Это Зубов забавляется, "друзей" ваших на тот свет отправляет. Представитель ухмыльнулся в бороду, хотел что-то сказать, но его перебила Машутка. -- Федор Кузьмич! Ради бога... Они ни в чем не винова ты... Они повара. Скажите, чтобы не трогали их, отпустили. -- Кого это не трогать?-- недовольным тоном спросил Луганский. -- Красноармейцев. Троих красноармейцев поймали... Бьют шомполами, Зубов велел звезды на лбах им вырезать... Выслушав сообщение М'ашутки, мужик довольно хихикнул. Луганский вынул папиросу и неторопливо постукал мундштуком по крышке дорогого портсигара, и все тем же недовольным тоном сказал: -- Чего ты разволновалась? Зубов с красными за твоего отца с матерью рассчитывается. Спасибо ему сказать надо. -- И за нас! За нас тоже,-- спрыгнув с лавки, заверещал обиженный Советами.-- Натерпелись мы от них горя. Весь хлеб повыгребли, скотину позабирали, разорили, впору по миру идти-. Таким вот голодранцам раздавали!--тыча .кулаком в сторону, откуда неслись придушенные вопли, кричал раскрасневшийся мужик.-- Рады были чужому, а теперь кричат, не по нраву шомпола-то. Убивать их, грабителей, надо всех до единого. Машутка оттолкнула брызгающего слюной мужика к печи, вплотную подошла к Луганскому. -- Федор Кузьмич! Неужели на тебе креста нет? Там 367 людей убивают, не скот, как ты можешь допустить это? Луганский неохотно поднялся, надел фуражку, покосился на зеркало, неторопливо ответил: -- Ладно, пойдем. Может быть, еще застанем,-- и доба вил: -- А вообще ты зря за них заступаешься. Если не мы, так они нас на тот свет отправят. Вопрос ведь так и стоит -- кто кого.-. Других путей теперь нет... На место казни они пришли поздно. Трое дружинников забрасывали навозом еще вздрагивающих в предсмертных судорогах красноармейцев. Зубов с помощниками ушел до-пивать самогон. Остановившись среди двора, Луганский развел руками. -- Что я могу сделать? Война не тетка: или мы их, или они нас. Повторяю, других путей нет- -- Но для чего мы это делаем?--в отчаянии спросила девушка.-- Кто нам дал право убивать безвинных людей? Луганский покосился на уходящих из пригона, запачканных в крови и навозе дружинников, швырнул мешавшую ему под ногами гальку, раздраженно заговорил: -- Большевики ненавидят нас. Они хотят обобрать нас. Они решили навязать нашему народу свой порядок. Но этим они только обозлили всех. И народ решил уничтожить их. И хотим мы этого или не хотим, будем принимать в этом участие или нет, их судьба не изменится. Луганский говорил что-то еще, но девушка его не слушала. Она думала об Алексее. Он тоже большевик. Возвратившись в избу, Машутка впервые задала себе вопрос: зачем белым нужно так зверски уничтожать своих противников? И почему в селах, только что оставленных красными, она не видела ничего подобного. Вспомнились рассказы Алексея о себе, о своих товарищах, слова "пред-ставителя" в разговоре с Луганским о том, что красные хлеб беднякам раздавали. И впервые зашевелились сомнения. Войска красных перешли в наступление. Отряд Луганского за несколько часов боя потерял значительную часть своего состава и, оказавшись в тяжелом положении, начал отступать. Машутка была послана Луганским на соседний хутор к Чугункову с приказом во что бы то ни стало задержать противника, дать возможность эвакуировать штаб и обоз. 368 Однако, прискакав на хутор, она обнаружила, что дружинников там уже нет, и сейчас же повернула обратно. Миновав огороды, Машутка ужаснулась, увидев впереди, в ка- . ких-то двухстах шагах, остановившуюся пулеметную тачанку красных. Заметив всадницу, у пулемета засуетился человек в кожаной фуражке. Потом этот человек резко отпрянул от пулемета и, замахав руками, начал что-то кричать. Но она не слышала этого крика. Понукая и без того мчавшегося во всю силу гнедого, она стремилась скорее скрыться за бугор, пока не заговорил пулемет. Глава тринадцатая Алексей, командуя батареей, за два месяца проделал не-легкий путь отступления от Златоуста до Волги. Окруженный врагами, Златоуст продержался недолго. Захватив Челябинск, а потом и Уфу, белочехи вместе с белогвардейцами стремились как можно скорее оттеснить красноармейские части со всей линии сибирской магистрали. По бездорожью, в обстановке кулацких восстаний, отступали советские войска на запад. Подавленный тяжестью постоянного отступления, Алексей напрягал все силы, чтобы сохранить спокойствие. Но это ему плохо удавалось. Много думал о Машутке. В первые дни разлуки с ней он утешал себя надеждой на скорое свидание. Но когда Златоуст остался позади, эта надежда исчезла. Руки Алексея часто сами по себе тянулись к месту в гим-настерке, где были зашиты Машуткины волосы, и ему при-ходила мысль бросить все и поехать на поиски девушки. Но эти же руки рядом с Машуткин'ыми волосами нащупывали ссохшийся, пропитанный кровью комок земли... Совсем неожиданно Карпова вызвали в штаб полка и предложили ехать на курсы краскомов. Но в этот день, когда должны были начаться занятия, их пригласили к начальнику училища. В большом давно не ремонтированном зале собралось около сотни людей -- от безусых юнцов до поседевших, видавших виды воинов. Хотя людей собралось сравнительно немного, в помещении было шумно. -- Ванюха! Ванюха!--кричал черноусый рябой мужчина лет сорока.-- И ты здесь? Давно ли? :-- Здесь, дядя Проня, здесь!-- отвечал с другой сторо- 369 ны белоголовый, курносый парень.-- А где же мне еще быть как не здесь. -- Молодец! Молодец!-- встряхивая шапкой длинных волос, продолжал дядя Проня.-- Заходи вечером, погово рим... Рядом с Алексеем два парня спорили, нужна или не нужна родразверстка. -- Ты ничего не понимаешь,-- говорил тот, что был повыше ростом,-- без разверстки пропадем как мухи. Какая война без хлеба? Да и рабочим тоже хлеб нужен. -- Так ведь и торговать можно, обмен на товары делать. Куда бы лучше...-- возражал низенький, очень живой паренек.-- Недовольства-то и меньше бы было. -- Значит, и товаришки какие есть кулакам отдать. Хлеб .у них, и товары им. А шиш они не хотят? -- Ты все кулаки да кулаки,-- махнул рукой парень поменьше.-- Разверстку-то и со средняков берут. А они многие без хлеба сидят, разуты, раздеты... -- Тут ты прав, со средняков это зря,-- согласился парень повыше ростом.-- А кулаков защищать нечего... -- А я и не защищаю. На черта они мне сдались... В этот момент из боковой двери вышли два человека. Один немолодой, с желтым, морщинистым лицом, шел впереди. За ним двигался такой же высокий, но еще молодой и статный мужчина. Первый оказался начальником училища, второй был из губкома. Поздоровавшись, начальник училища несколько раз постучал по столу пальцами и, когда в зале установилась полная тишина, сказал: -- Я должен объявить вам, товарищи, о том, что начало занятий на курсах придется отложить.-- Он поднял голову, развел руки.-- Не съехались курсанты. Да и здесь, в учили ще, не все еще готово. Ну, а чтобы даром время не терять, мы решили послать вас на село. Будете разъяснять политику Советской власти в деревне. Сейчас это нужно до зарезу. Даже больше, чем с белогвардейцами драться. А то что же получается? С одной стороны, мы белогвардейцев бьем, а с другой им же своими' ошибками помогаем.-- И, как бы из виняясь за то, что занятия откладываются, добавил: -- Ничего не поделаешь, товарищи, надо ехать дней так, при мерно, на десяток, не больше. Ну о чем там говорить, что делать и как себя вести -- вам сейчас расскажет представи тель губкома.. 370 Представитель прочитал обращение Владимира Ильича Ленина. В нем говорилось: "Товарищи рабочие! Идем в последний решительный бой!" Затем он осторожно свернул его, бережно разгладил широкими, жесткими ладонями и продолжал: -- Вот оно, оказывается, в чем дело, товарищи! Врас плох хотели застать нас иностранные захватчики, да не вышло у них. На внутреннего врага нашего надеются, но и это не получится. Теперь-то мы знаем, что надо делать, ви дим, кто нам враг и кто друг. Вы в деревню едете... Бедно та, батраки -- это и есть Советская власть в деревне. Но тот, кто трогает середняка, он или ничего не понимающий дурак, или враг. Ну, а с кулаками разговор короткий. Их сопротивление нужно раздавить. Это они, пользуясь темно той крестьян, натравливают середняков на Советскую власть, это они хотят уморить нас и деревенскую бедноту голодом. Спекулянты... Дают середнякам на сотенку, а сами гребут тысячи. Натравливают их против власти, которая дала крестьянам землю, втрое повысила закупочные цены на хлеб, считает их своими союзниками. Говорите прямо, если кулаки возьмут в деревне верх, бедноте и середнякам будет крышка. Добра им от кулацкой власти не ждать, землю назад отдавать придется... Их друзья не кулаки и помещики, а рабочие и беднота. Пусть подумают над этим как следует. Ну, а если обнаружите там обидчиков серед няков, тех, кто не понимает советской политики в деревне, не стесняйтесь, дайте им по зубам, да покрепче. Чтобы дру гим неповадно было. Запомните, товарищи, если мы вос становим доверие к Советской власти в деревне, тогда на верняка побьем белогвардейцев. Не восстановим -- побьют нас. Так что вы не гулять едете, а воевать. ...На первое собрание в небольшом поселке Алексей пришел с представителем местной ячейки. Несмотря на позднее время, в школе застали человек тридцать спорящих мужиков. Когда входили в помещение, разговор вел бородатый рыжий мужик с черной повязкой на глазу, в грязной холщовой рубахе. Он энергично размахивал кулаками и говорил, как видно, давно и трудно, его волосы и лицо были . мокры от пота. -- До какой поры это будет?--с озлоблением выкрики вал одноглазый.-- Гляди, до чего дожили.-- Он ткнул ку лаком в стоявший на столе глиняный черепок, на котором 371 * N. мигало крошечное пламя светильника.-- Керосина для лампы и то нет. Чаю месяцами не видим. А им давай и давай! У Проки вчерась все имущество забрали- Нашли кулака. Мне грозить начинают. Иди, говорят, в коммунию, а то плохо будет... А я не хочу. На черта мне та коммуния сдалась?--- Увидев стоящего в дверях Алексея, оратор запнулся, неловко прокашлялся, но тут же оправился и грубо спросил:--Кто такой будешь? Поди новый налог привез?.. Алексей подошел к столу. Поздоровавшись, сел на та-буретку. Одноглазый смерил его недоверчивым взглядом и бочком отодвинулся в темноту. В комнате на минуту воцарилась неловкая тишина. Алексей поднялся, всмотрелся в лица мужиков. Все они показались ему одинаково мрачными. " -- Я из города, товарищи,-- как мог спокойно сказал Алексей.-- Поговорить с вами приехал. -- Видим! О налоге, значит. Мало еще грабите,-- по-слышалось из угла. -- И о налоге, и о другом,-- спокойно ответил Алексей,-- а главное, о том, чтобы вы поняли политику Советской власти в деревне. -- Давно поняли, давно! -- послышалось сразу несколько недружелюбных голосов. . -- Скоро совсем без штанов оставите. -- Говорите одно, а делаете по-другому. -- На черта с ним толковать, выпроводить его отсюда! Крики все усиливались, некоторые вскочили, затопали ногами, кто-то поднял костыль. Алексей вынул кисет, положил на стол и спокойно, по-хозяйски, уселся на табуретку. Но когда начали кричать, что его надо выбросить в окно и выгнать из поселка, он снова поднялся и громко сказал: -- Товарищи! Я уполномоченный губкома партии, при ехал к вам обсудить обращение товарища Ленина. Услышав о Ленине, собравшиеся стали сбавлять тон. Крики постепенно затихли, вскочившие на ноги стали садиться на свои места. Но один голос продолжал: -- Ленин-то говорит одно, а вы делаете другое. На сло вах вроде за середняка, а на деле шкуру с него сдираете... . -- Нет, товарищи,-- выждав, когда говоривший умолк, громко сказал Алексей.-- Это не мы так делаем, а вы сами. -- Эва, хватил! Да что мы дураки, себе хуже делать? 372 -- Вот не дураки, а так получается,-- ответил Алек сей,-- давайте-ка разбираться. Тогда и установим, кто прав, а кто виноват. Собравшиеся приутихли. Алексей продолжал: -- Укажите мне хотя один закон или распоряжение Со-ветского правительства, которое было бы направлено в обиду середнякам. Нет таких законов и распоряжений тоже нет. -- А Проню! Проню-то обобрали как липку,--крикнул одноглазый мужик.-- Вот тебе и закон... -- О Проне я вам вот что скажу. Если он не кулак... -- Какой там кулак!--закричало сразу несколько голосов так сильно, что фитилек в черепке замигал, как будто бы его вынесли на ветер.-- Своим трудом живет, батраков сроду у него не было. Самый настоящий трудовик! -- Так вот, если он не кулак,-- продолжал Алексей,-- даю вам слово, что завтра же ему вернут все до единой нитки. Извинятся перед ним, а виновных еще строго накажем. Накажем и тех, кто в коммуну силком гонит. За такое дело судить будем. -- Во!--крикнул одноглазый.-- Это другой коленкор. Давно бы так надо, а то что это такое в самом деле... К столу подошел невысокий в рваном зипуне, в стоптанных солдатских ботинках мужичок. Погладив редкую бородку, он погрозил сидящим пальцем и не торопясь заговорил: -- А я вам что говорил? Не может Советская власть супротив середняков пойти. Они ей не враги. Товарищ из города правильно говорит "сами виноваты". Это ведь ме стные власти куролесят. А кто их выбрал? Мы же сами власть им над собой дали. Нам их и к порядку призвать положено, а не огулом на Советскую власть лаять.--Он стукнул в грудь кулаком,-повысил голос:--Мы своей кро вью эту власть добывали- Она нам землю дала. А кто спра ведливые цены установил? Кулаков слушаем. А им Совет ская власть нож в горло. Пользуются нашим ротозейством. Вот, значится, сами и виноваты... Алексей качнул головой в сторону говорившего мужика и, извинившись перед ним за то, что перебивает, сказал: -- Правильно говорит товарищ. Не может Советская власть середнякам вред делать. Не может! Рабочие, бат раки, бедняки -- союзники середнякам. Они должны не оби жать, а помогать им. И будут помогать. А середняки долж- 373 │ ны Советскую власть поддерживать и защищать. Это на- -ша народная власть. Отдельные ошибки отдельных людей -- дело поправимое. Только зевать не надо, а вовремя пресекать их. Если кулаки возьмут в деревне верх, то не только бедноте, но. и середнякам не поздоровится. Землю придется отдать, и снова золотопогонников на шею себе посадить. Выбирайте, кто вам дороже--помещики и кулаки, или свой брат трудовой народ? Подумайте как следует-К столу снова подошел -одноглазый мужик. -- А что тут больно думать? -- сказал он, широко раз водя руки.-- Мы не супротив Советской власти, а супротив безалаберщины. Делайте вот так, как сейчас говорили, и мы встанем за вас горой. Кулаки, конечно, каждую щелку видят, куда клин можно вбить. Неграмотностью нашей пользуются. Почаще бы вот так-то приезжали к нам, оно, глядишь, и подружнее бы дело-то пошло.-- И он подал Алексею жилистую, корявую руку.-- Спасибо за добрые слова. И за Проню спасибо... Когда Алексей прочитал обращение Ленина, в помещении снова поднялся шум, но теперь в голосах слышалась не озлобленность, а удовлетворение. Кто-то предложил послать Ленину телеграмму. Это предложение было принято единогласно. День за днем Алексей все больше и больше убеждался в великой силе ленинского обращения. Каждый раз, когда он зачитывал его на собраниях и митингах, он видел, как большинство горячо одобряет ленинское обращение и как яростно встречают обращение те, кто видел в нем свой не-минуемый конец. Уезжая, Алексей радовался успехам своей работы в деревне. Теперь он понял, как правы были начальник училища и человек из губкома. Да, это была война за одного из главных союзников -- за середняка. За мудрую ленинскую политику в деревне. Окончить курсы краскомов Алексею так и не удалось. Однажды вечером их по тревоге вызвали к начальнику училища. Поджидая курсантов, начальник молча ходил около стола. Алексею казалось, что за последние дни он еще больше осунулся, постарел. Когда курсанты собрались, начальник остановился, поднял руку, долго молча смотрел на курсантов, потом вздохнув, сказал: -- Кончилась ваша учеба, товарищи. Курсы придется 374 закрыть. Завтра же разъезжайтесь по своим частям.-- Он снова помолчал, подумал, махнул рукой.-- Нет у нас времени учиться. Враги лезут со всех сторон. Сейчас на фронте дорог каждый боец. Вот разобьем белогвардейцев, тогда и за учебу. А теперь до свидания, желаю вам всего хорошего. И вот прохладным осенним утром Алексей снова возвращается на родную батарею. В степи, всюду куда доставал глаз, заканчивали уборку урожая, молотили хлеба, сеяли озимые. Алексею то и дело встречались подводы со снопами, с зерном, с соломой. Громко звенели девичьи песни. В ответ на приветствие Алексея крестьяне стаскивали картузы, приветливо махали руками. На развилке Алексей остановил шедшего за возом мужика в домотканной косоворотке с обветренным, широким лицом, обрамленным курчавой бородой. Поздоровавшись, Алексей спросил, как ему пройти к Михайловской роще. Мужик окинул Алексея суровым взглядом, недоверчиво пожал плечами и, помолчав, переспросил: -- Тебе к Михайловской, или к Михайловской? Алексей вынул блокнот, перечитал запись. --У меня записано к Михайловской. -- А ты посмотри еще раз,-- настаивал мужик. Алексей развернул планшетку и снова сказал, что по всем данным ему нужно к Михайловской. В глазах мужика сверкнуло презрение, он недовольно кашлянул и с укором сказал: -- Ежели комиссары к белым бегут, тогда о чем и говорить? -- Как это к белым? -- насторожился Алексей.-- Я иду в свою красноармейскую часть. Откуда ты взял такую чушь? Лицо мужика расплылось в улыбке. -- Вот так бы и говорил сразу, что к красным идешь. А то заладил себе в Михайловку да в Михайловку. Поди тут с тобой разберись. Хутор Михайловский вон там, семь верст отсюда.--И он показал рукой вперед.--А Михай ловский за бугром вот, верста поди не больше. Ну а рощи, так они, как полагается, около обоих хуторов есть. Только тут стоят свои, красные, а там беляки, будь они трижды прокляты. Чтобы им ни дна ни покрышки, паразитам.-- Мужик вздохнул, с укором посмотрел на Алексея, как буд то он был виновен в том, что в Михайловском стоят белые, 375 и добавил:--Их, и изголяются над народом... Страсть... Особо офицеры отличаются. Ну и свои, богатеи, тоже из кожи лезут... Вот и мучают народ ни за што ни про што. -- Я слышал, что в вашем селе красных тоже недолюб-ливали. Теперь передумали, значит? -- улыбаясь, спросил Алексей. -- Это кто как,--резонно ответил мужик.--Многие передумали. Смекнули, что к чему. Ну, а кто потуже на ум, те еще думают. Про толстосумов я не говорю, те -- враги. Распростившись с крестьянином, Алексей зашагал дал-ше. Теперь его радовало все: и опутанное сплошной паутиной жнивье, и светящее по-осеннему, но еще ласковое солн' це, и неумолчный гвалт большой стаи грачей и галок, тучей летящих со стороны села. На батарее было оживленно. Ожидали полковое начальство. Красноармейцы чистили орудия, чистили лошадей, приводили в порядок потрепанную одежду, некоторые стригли волосы, брились. Начальство приехало под вечер. Выстроив личный состав на лесной поляне, Алексей взял под козырек, а второй рукой поддерживая шашку, пошел навстречу к прибывшим. Однако, не дойдя несколько шагов до сошедшего с коня командира, он остановился и, удивленно взмахнув руками, побежал обратно к бойцам. -- Товарищи!--обрадованно закричал Алексей.-- Да ведь это же приехал товарищ Калашников, Василий Дмит риевич. Наш человек, до самых костей наш,-- волнуясь, он сделал полный поворот и хотел было отдать командиру полка рапорт, но, открыв рот, теперь уже растерялся окон чательно. Рядом с Василием Дмитриевичем стоял комиссар полка Данила Иванович Маркин. Улыбаясь, приставив руку к козырьку, Маркин выжидающе смотрел на командира батареи. И тогда Алексей молодцевато щелкнул каблуками и, вскинув руку, начал рапорт. После осмотра батареи, Калашников попросил собрать бойцов, чтобы поговорить с ними. Как всегда посыпались вопросы. -- Товарищ командир полка, скажите, бежать долго еще будем? Зайцы, и те побегут-побегут, да и сядут, а мы без передышки жарим. -- На черта наша батарея, если снарядов нет? 376 -- Ботинки совсем изорвались. Нельзя ли заменить? -- О хлебе надо бы подумать. Ноги скоро таскать не будем... Отвечая на вопросы, Калашников обещал прислать снаряды и обмундирование. В отношении отступления сказал, что это будет зависеть от самих красноармейцев и от общего положения на фронте. Однако добавил, что обстановка сейчас значительно изменилась и надо ожидать серьезных перемен к лучшему. Потом выступил Маркин. -- Положение, товарищи, у нас на сегодняшний день очень трудное,-- вздохнув, сказал-он.-- По Уралу, по Сиби ри, по Дальнему Востоку черными тучами ползут полчища врагов Советской власти. Купленные и обманутые белоче- хи, японцы, болтающие о свободе и демократии и под шу мок убивающие тысячи советских людей, американцы, анг личане, французы и не мало других интервентов идут на нас походом.-- Маркин помолчал, обвел взглядом бойцов и, видя, с каким серьезным вниманием они прислушивают ся к его словам, решил рассказать им подробно о положе нии Советской республики и о силах ее врагов.-- Не в меньшей мере,--продолжал Маркин,--поднялась на нас и внутренняя контрреволюция. Под защитой иностранных штыков, как грибы, растут враждебные нам правительства. Вот здесь бесчинствует белогвардейско-эсеровский Комуч. В Омске -- Западно-Сибирское сборище. В Екатеринбур ге -- областное правительство Урала. Во Владивостоке -- автономное правительство Сибири.-- Маркин достал из-под лафета чайник, налил в жестяную кружку воды, с жадно стью выпил ее и, возвратившись на свое место, продол жал:-- И вот, товарищи, врагам удалось занять наш Даль ний Восток, Сибирь, Урал и часть Поволжья. А что делают интервенты? Они захватывают Мурманск, Баку, наступа ют в Туркестане, осаждают Царицын, орудуют на Север ном Кавказе. Кроме того, мы не должны забывать, что на западе на нас наступают немецкие орды. Вот как, това рищи, повернулось дело. Вот в каком тяжелом, страшно тяжелом положении мы находимся.--Он снова умолк, сно ва пристально посмотрел на бойцов. Хотя их лица были и пасмурны, но спокойны. "Пусть знают всю правду,-- думал Маркин.-- Это поможет им. Трусов отбросит, смелых и пре данных закалит". И он продолжал: -- Но главное, товарищи, из всего, что я сказал, это 377 Восточный фронт. Здесь у нас будет решаться судьба ре-волюции. Нам с вами досталась почетная задача отбить самого сильного и самого подлого врага.--Маркин взмахнул кулаком.-- И мы сделаем это, товарищи. Сделаем с помощью тех, которые тысячами спешат к нам на помощь из центральной России. И еще я хочу вам сказать, что по указанию Ленина у нас началась перестройка боевых единиц. Теперь из отдельных, плохо организованных отрядов создаются роты, из рот батальоны, полки, дивизии и армии. Большевики зовут народ и армию в наступление на рвущегося к Москве врага. И я уверен, что вы пойдете в это наступление. -- Пойдем! Не уступим! Все равно свернем им шею!-- откликнулось сразу несколько голосов.-- Только снарядов побольше давайте! Хлебца подкиньте немного! Когда голоса стихли, Маркин еще несколько минут про-должал свою речь. Чем дольше он говорил, тем больше светлели лица бойцов. Они видели, что в армии наводится порядок, что во главе их полка стоят знающие дело люди. Им особенно понравились последние слова Маркина. -- Главное, товарищи, не вешать головы. Помнить, что за нами весь рабочий класс и Владимир Ильич Ленин. Мы воюем за народную правду. Мы боремся за великое дело, о котором мечтали наши отцы, деды и прадеды. Нас прок лянут наши же дети, если мы после всего, что было сделано, уступим врагу и дадим ему возможность снова посадить на шею народа захребетников и кровососов. Но этого не бу дет, товарищи, мы обязательно победим. В войне побеж дает тот, кто сильнее духом. А какая же сила духа у наших врагов, если там все построено на насилии и обмане. На такой гнилой телеге далеко не уедут. Она обязательно сломается. А у нас с вами, у людей, борющихся за народ, за правду, за счастье своих детей, хватит и силы, и воли, чтобы по мочь эту гнилую телегу поскорее сломать. Всыпали мы Кор нилову, Алексееву , и еще многим генералам, всыпем и Комучу, да так, что от него и мокрого места не оста нется. Провожая командира и комиссара в соседнюю часть, Алексей узнал от них о подготовке большого наступления и о подвозе в связи с этим на батарею большой партии снарядов. Батарея никогда не получала и десятой доли того, что ему сейчас обещали. Когда Алексей рассказал, что с ним случилось после отъ- 378 езда из Екатеринбурга, Маркин долго и горячо жал ему руку. --, Вот что делают, подлецы. Ну хорошо же, мы им и это припомним. А тебе советую почаще рассказывать об этом красноармейцам. Пусть они знают, что такое белогвардейцы. Потом он стал говорить, как лучше организовать поли-тическую работу на батарее и пообещал Карпову подобрать хорошего помощника.. Прощаясь, Алексей сказал: -- Вот бы теперь сюда еще Захара Михайловича. Улыбаясь, Маркин ответил: -- Могу тебя порадовать. Товарищ Ершов в штабе на шего фронта. Если не возражаешь, передам ему от тебя поклон. Старина будет рад. Глаза Алексея заблестели от радости. Пожимая Маркину руку, он воскликнул: -- Теперь все пойдет по-иному. Такие люди собирают ся- сюда не зря. Глава четырнадцатая Вернувшись на батарею, Алексей пригласил к себе ко-мандиров орудий и, угощая их полученными на курсах па-пиросами, стал рассказывать о командире и комиссаре. -- Эти нас не подведут,-- заканчивая беседу, говорил Алексей.-- Товарищ Калашников образованный человек. Главный инженер Карабашского завода. Он всегда близко стоял к нашему брату, к рабочим. В войну он офицером был. Я с ним служил три года. Вместе мы в Петрограде и буржуйскую власть свергали. Вот он какой офицер. С та кими не пропадешь. Теперь все пойдет по-иному. Короче говоря, он наш до мозга костей. Ну, а про Маркина и гово рить нечего. Двадцать лет за трудовую власть борется. В тюрьме много лет сидел. Потом в ссылке был. Для этих людей Советская власть дороже всего на свете. --- Давно бы их к нам надо,-- сказал один из командиров орудий--Тогда, может быть, и не драпали бы... -- Посмотрим еще, какие из них командиры полу чатся,-- добавил другой,-- война-то -- штука хитрая. Но уже и то хорошо, что свои... Закончив беседу, Алексей заторопился в соседнее село. 379 Там ему нужно было встретиться с местными властями и договориться о покупке фуража. Кроме этого, Маркин просил передать председателю совдепа, чтобы он подготовил на завтра митинг.-- комиссар собирался выступить с докладом/ Рассказ Карпова произвел на командиров орудий большое впечатление, и они решили собрать бойцов батареи, чтобы поведать им то, о чем они сами только что услышали. Выступить на митинге поручили Редькину. Михаил ушел в кусты, разостлал перед собой лоскут бумаги и стал готовить речь. Еще два года назад Редькин не мог связать и нескольких слов. До армии он никогда не произносил речей и не думал, что ему придется этим заниматься. Но когда грянула революция, и среди солдат начались митинги, он стал, как зачарованный, слушать ораторов. Его почему-то больше всего" привлекали такие слова, каких он раньше не слышал: гегемон, гидра, колонизатор, солидарность, империализм... Использование этих незнакомых, малопонятных слов он считал вершиной ораторского искусства. А потом в своих выступлениях он, как горохом, сыпал такими словами, применяя их к месту и не к месту- Михаил полагал, что, применяя такие слова, он говорит как настоящий оратор. Вот такую, как он считал, умную речь он решил произнести и сегодня, выступая перед бойцами батареи. -- Если в оценке персональных личностей,-- расчесывая пальцами длинные, спутавшиеся волосы и то и дело запинаясь, начал свое выступление Редькин,-- мы будем упоминать нашего комиссара и командира полка, то получается налицо вожаки революции и всего прочего коммунизма. Наш комиссар и еще более наш командир полка, это самые настоящие...-- Редькин умолк, подумал и выпалил,-- гегемоны свободы. Наш красный командир, товарищ Карпов, говорил нам сегодня, что дорогой товарищ Маркин есть и остается навеки политический каторжан. И вот, дорогие товарищи, можек ли мы не доверять своему красному командиру и многократно красному комиссару, если они испокон веков, денно и ношно уничтожают белогвардейскую и мировую гидру.-- Редькин подумал и, как видно, решив перей-ти к более близким делам, продолжал:--Теперь до беляков подкрадывается неминуемый конец, а на нашу улицу -- 380 катится масленица. Наш красный командир говорит, что товарищ Калашников сызмальства уничтожает колонилиз-му и буржуйскую прихвость. А про комиссара и пропагандировать нечего. Он, говорят, теперь день и ночь ревтрибуналом закручивает. Если ты, скажем, буржуй или беляк, дзинь!.. и нет тебя. Дезертир или перебежчик какой -- к стенке и никаких разговоров- Ну, а если, скажем, был ты или сейчас есть из кулацких или эсеровских помощников, то расстрел тебе неминуемый.-- Осмотрев притихших слушателей, Редькин решил, что говорит он хорошо, иначе люди не стали бы слушать его так внимательно, поэтому, поставив перед лицом ребро ладони, он бодро закончил.:-- Вот принцип наших новых командиров, дорогие товарищи. Теперь, значит, только держись. Полетят во все стороны искры и пламя и тому подобная революционная идея... В эту же ночь из батареи сбежало шесть бойцов, доб-ровольно вступивших в ряды Красной Армии в последние дни. Когда стали выяснять причину их бегства, выяснилось, что Редькин, кроме произнесенной им речи, в частной беседе с бойцами добавил еще, что командир и комиссар полка, наверное, сейчас же начнут ворошить личные дела каждого бойца, чтобы воздействовать ревтрибуналом, и что теперь многим не поздоровится. Как потом рассказал Алексею один из бойцов, тоже со-биравшийся было бежать и отставший от товарищей лишь из-за приступа аппендицита, люди, не знавшие Редькина, были настолько сбиты с толку, что решили немедленно бежать. По этому случаю Михаила вызвали в политотдел. Беседуя с заместителем начальника отдела, он заявил, что "хотел путем революционного воздействия на несознательный и отсталый элемент поднять авторитет дорогих товарищей командира и комиссара". -- Понимаете ли вы,-- спросил заместитель начальника отдела,-- что такой метод воздействия на бойцов равно силен провокации? │-- Прекрасно понимаю, то есть... Что касается прово-кации,-- Михаил запнулся, ему так хотелось запомнить и применить в разговоре это новое, замысловатое "слово, что он даже забыл, о чем с ним говорили.--Я как коммунист и большевик... -- Да какой ты, к черту, большевик,-- вспылил замести тель начальника политотдела,-- провокатор ты, вот кто. 381 Хватит с тобой болтать. Как только приедет комиссар, будем обсуждать твое персональное дело. На следующий день перед разбором дела Михаилу дали заполнить анкету. Дойдя до вопроса "К какой партии Вы принадлежите", Редькин написал: "К Российской Ком-мунистической партии (большевиков)", потом задумался и тут же добавил: "а вот в части провокатора не пойму". Присутствующий на заседании Маркин попросил Михаила разъяснить, что это значит. Редькин смутился, по-чесал затылок, но и тут остался верен своей привязанности к непонятным ему словам и начал плести несуразицу. Чтобы выручить товарища, слово взял Алексей. Он об-рисовал Редькина, как честного человека, стойкого и бес-страшного бойца, преданного Советской власти, но мало-грамотного и любящего много поговорить высокопарным стилем. Тогда, обращаясь к Михаилу, комиссар спросил: -- Скажите, товарищ Редькин, вы помните, как говорили, у вас мать с отцом? , -- Чево же не помню. Мама у меня и сейчас жива. -- Так что же, они плохо говорили? -- Нет, чего же, даже очень хорошо. -- Тогда почему бы и тебе не говорить так же просто, как говорили твои родители. А то говоришь, сам не зная что. Компрометируешь и себя и нас.-- В заключение комиссар предложил послать его на политкурсы. Потом разъяснил Редькину, что такое провокатор. По дороге на батарею Михаил долго молчал, потом все же не стерпел, спросил: -- Как ты думаешь, товарищ командир, в отношении полемики комиссара с моими революционными речами? Неужели я, сознательный боец Красной Армии, в самом деле должен говорить на простом деревенском языке? Кто те тогда будет меня слушать? -- Вот слушаешь же ты Маркина. А разве он не на простом языке разговаривает с нами?-- вместо ответа спросил Алексей. Редькин по привычке почесал затылок и, все еще стремясь найти какое-то оправдание, ответил: -- Так то комиссар. Башка... Он, может, конечно, и просто, а я совсем другое дело. -- Ну, если комиссар тебе не пример, тогда на това- 382 рища Ленина посмотри, как он запросто с народом разговаривает. И его все понимают. Редькин вздохнул, возражать против Ленина он не мог. Снова почесав затылок, ответил: -- Вот поеду на курсы и там постараюсь все понять, и тогда послушаешь, какие я буду речи закатывать. Но обстоятельства сложились так, что поехать на курсы Редькину удалось не скоро. Начались осенние наступательные бои красноармейских частей Восточного фронта. Белые упорно сопротивлялись, и батарея не раз ураганным огнем прокладывала дорогу наступающему полку. Вначале враг часто переходил в контратаки, и опять батарее приходилось помогать пехоте отбивать белогвардейцев. О курсах Михаил не хотел и слушать. -- Наступать и без курсов хорошо, до затишья не пое-^ ду,-- ответил он на предложение командира батареи. А когда пришло предложение из полка, даже рассердился. -- Нема дураков ерундой заниматься, когда стрелять нужно. Поеду в следующий набор, а сейчас и не подумаю. Маркин не настаивал. Первые же дни наступательных боев показали, что когда есть снаряды, советские артиллеристы стреляют не хуже белогвардейских. В артиллерийских дуэлях с карповской батареей хваленые английские пушки, как правило, или летели вверх колесами, или их поспешно увозили в тыл. Осенью 1918 года на Восточном фронте наступил тот период, когда все время наступающая сторона исчерпывает, наконец, свои возможности и, теряя былое преимущество, начинает терпеть поражение. К этому времени в деревне произошло много перемен. Основная масса мужиков, поддерживающая вооруженные отряды "Народной свободы" и белочехов, начала поворачиваться в сторону Советов, отказывая Комучу в доверии и помощи. Советские войска заняли Казань, Симбирск. Чувствуя неизбежную гибель, руководители контрреволюции бросились искать выход. Застучали телеграфные аппараты, заструились тонкие накрапленные ленты, помчались для личных свиданий делегаты высших и низших рангов. Собравшись, они спорили, угрожали, доказывали. Но договориться ни до чего не могли до тех пор, пока эсеры не нашли, наконец, спасительное предложение: "Директория!!!" Это слово Редькин впервые прочитал в армейской газе- 383 те перед очередным боем. В газете о ней было написано "белогвардейский ублюдок". > На просьбу бойцов, прочитавших газету, разъяснить, что такое директория, Михаил не задумываясь сказал: I -- Вы знаете, что такое в городе дом с красным фона рем у двери? Красноармейцы отрицательно замотали головами. -- Не знаете?--удивился Редькин.-- Да это же самая бесстыдная окова капитализма и всего прочего. Одним ело- I вом, дорогие товарищи,-- закончил он назидательно,-- ди ректория -- это всем сволочам сволочь. Через несколько минут, начиная пристрелку, Михаил сам посмотрел, как поставлена дистанционная трубка, сам проверил наводку и, убедившись, что все сделано так, как передал с наблюдательного пункта командир, поднял вверх руку. -- По белогвардейской рвани,-- торжественно закричал Редькин,-- и по всем сволочам, а ну, старушка, ахни!--он махнул рукой, первый номер дернул шнур ударника, и "старушка" с шестидюймовым ртом ахнула. Теперь ждали, что скажет командир. Какие будут даны поправки. Но Алексей почему-то медлил. В ответ на выстрел начала действовать вражеская батарея. Первый фонтан земли взвился саженях в ста пятидесяти справа, потом снаряды стали ложиться слева и сзади. Бойцы забеспокоились, полезли в окопчики, стали при-жиматься к щитам орудий. Самое страшное в такое время для бойца -- безделье. Если бы орудие стреляло, была бы надежда, что их снаряды попадут в неприятеля раньше, чем прилетит вражеский снаряд. Притом во время стрельбы людям нужно внимательно слушать команду, подносить снаряды, прицеливаться. Теперь же все мысли бойцов сводились только к одному: попадет следующий снаряд в батарею или пролетит мимо? Только один командир орудия невозмутимо сидел на пеньке, и Михаил, не отходя от телефона, доедал оставленный от обеда кусок хлеба, запивая водой из горлышка железного чайника. Вскоре поступила команда с уточненным прицелом, и после второго пристрелочного выстрела, батарея один за другим сделала несколько залпов. Теперь неприятельские пушки больше не стреляли, и батарея перенесла огонь на живую силу противника. 384 Через некоторое время послышалось красноармейское ура. Пошла в атаку красная пехота. Белые покатились назад. Но много еще тяжелых боев предстояло красным бойцам. После того, как директория была заменена Колча--ком, им пришлось еще раз отступать почти до самой Волги. Враг был силен. Он опирался на активную помощь мировой буржуазии и многочисленные контрреволюционные силы ннутри России. Не раз еще бросались белогвардейцы в яростные атаки, надеясь разгромить Красную Армию. Но то, что произошло на Восточном фронте осенью 1918 года, не могло уже быть ликвидировано никакими усилиями. Глава пятнадцатая Еще в Революционно-военном Совете республики Ершова предупредили о трудностях с продвижением поездов. Теперь он убедился в этом на практике. Хотя он и ехал в скором поезде особого назначения, но так же, как и все поезда, он шел с бесконечным числом больших и малых остановок. Стояли на станциях, на разъездах и на перегонах. То были неисправны пути, то в тендере не оказывалось угля или воды, то не хватало какого-то сигнала будочника, ушедшего со своего поста, а иногда стояли вообще неизвестно почему. -- Контры! Будь они прокляты. В Чеку их надо, подле цов, всех!--кричали железнодорожники из состава брига ды поезда.-- Сколько доказывали, не доедем до станции. Да разве их перекричишь? "Доедете! Хватит разговари вать, езжайте и все". Вот те и доехали. Часто на станциях заявляли: -- Этот поезд отменен, вылезайте. -- Почему отменен? Кем отменен? --Добиться ответа было невозможно. Отменили и баста. Ершов вместе с ехавшей с ним группой военных не раз пытался ускорить продвижение, но это ему почти не удавалось. В начале он ходил к железнодорожным начальникам, требовал, уговаривал, доказывал. Потом стал вызывать их к себе. Но чем дальше, тем больше убеждался, что уговорами поправить дело нельзя, что среди железнодорожного начальства засели саботажники и явные предатели. На одном из крупных железнодорожных узлов.Ершов, 13 Н. Павлов 385 пригласив с собой ехавшего в соседнем купе чекиста, пошел с ним в депо, чтобы переговорить с рабочими-железнодо-рожниками. Еще два дня назад, беседуя с чекистом, Ершов обратил внимание на его лцеку, затянутую широким синим рубцом и на вытекший левый глаз. Разговаривая с чекистом, Ершов вспомнил рассказ Алешиного дедушки, видевшего в казачьей станице, около Челябинска, самосуд местных заправил над тремя станичниками и двумя рабочими. Решив проверить свое предположение, Ершов спросил: -- Скажите, вы не из-под Челябинска родом? -- Да. Из-под Челябинска. -- Не вас ли в девятьсот пятом казачьи старшины на площади нагайками угощали? -- Меня. А вы что, видели?--удивился чекист. --i Нет, не видел, но слышал. Сколько человек тогда судили?--снова спросил Ершов, стремясь проверить, нет ли тут ошибки. -- Нас пятеро было. Три казака и двое из Челябин ска,-- ответил чекист и стал рассказывать, как это прои зошло. Ершов убедился, что перед ним тот самый молодой казак с сабельным рубцом на щеке, о котором говорил Карпов. И он в свою очередь рассказал чекисту, откуда он это знает. Обходя состав стоящих на путях вагонов, Ершов неожи-данно столкнулся с вынырнувшим из-под буферов железно-дорожником. Решив спросить, как лучше пройти в депо, Ершов сказал: -- Здравствуйте, товарищ! Скажите, как прямее пройти в депо? -- Здравствуйте, если не шутите,-- показывая блестящие зубы, ответил железнодорожник, всматриваясь в звездочки на фуражках собеседников.-- Из начальства будете? -- Да, вроде бы так. Но почему вы считаете, что мы шутим? -- удивившись ответу железнодорожника, спросил Ершов. -- Да, так,-- ухмыльнувшись, уклончиво ответил желез-нодорожник. -- А все-таки?--беря железнодорожника за рукав, дружелюбно спросил Ершов. -- Да потому и спрашиваю, что уж больно их много развелось нонче, шутников-то этих. И каждый по-своему шутит. Вон начальник наш, к примеру взять, такие шуточки 386 пыкидывает, .что прямо диву даешься... Вон видите,-- пока-зывая на дальний тупик, сказал железнодорожник.-- Видите, пять вагонов стоят. -- Вижу, ну и что?-- не понимая, в чем дело, спросил Ершов. -- Да ничего. Говорит, негодные. Велел в тупик загнать. А в них снаряды... -- Как снаряды? -- Да так, очень просто. А вон подальше, видите? Те тоже "негодные"-- с патронами. А вон там,-- показывая рукой в самый конец тупика, продолжал железнодорожник,-- с обмундированием. И эти вот отцепляю, тоже негодные, а в них винтовки, а может, и пулеметы. -- Давно они здесь стоят? -- Да уж порядочно. Некоторые десять дней. -- Ну и как вы думаете? Для чего их там ставят? -- продолжал спрашивать Ершоз, хотя он уже догадывался, почему их туда ставят. -- Хм, для чего? Друзей своих ждут, колчаковцев. По- │ дарок готовят. -- А что же ты молчал до сих пор? Что дорпрофсож ваш делает? Уполномоченный ВЧК, партийная организация? Они что смотрят? -- Не знают они,-- махнул рукой железнодорожник.-- Я ведь тоже случайно сегодня узнал. Сосед по секрету сказал. Он вроде и за их и за нас. Не поймешь, какому богу молится. -- Ну спасибо,-- пожимая руку железнодорожнику, сказал Ершов.--Спасибо. -- Спасибо вроде не за что,-- спокойно ответил желез-нодорожник и снова нырнул под вагон. Начальник станции встретил Ершова предупредительной улыбкой. -- Чем могу служить вам, товарищ комиссар?.. -- Я хочу узнать, когда вы отправите наш поезд? -- Пассажирский? Думаю, что к вечеру отправим. -- А вагоны со снарядами и с патронами? -- Не понимаю, о чем вы изволите говорить. Какие вагоны? -- Не понимаешь? А вон те, что в тупике стоят, как негодные, десять дней... -- Этого не может быть. Я... Я... ничего об этом не 1наю. 13* 387 -- Врешь! -- вынимая наган, вскипел Ершов. -- Говори, подлец, или я тебя сейчас же пристрелю. -- Товарищ комиссар! Товарищ комиссар,--поднимая в испуге руки, залепетал начальник.-- Я ничего не знаю. Это, наверное, мой заместитель. -- Заместитель? Покажи, где он?.. -- Вот напротив, в кабинете. Ершов мотнул головой чекисту. -- Ведите его в вагон,-- обращаясь к побледневшему начальнику, приказал он:--А вы пойдете со мной. -- Нет, как же, что вы? Я не могу, я на службе, товарищ комиссар... Ершов хлопнул свободной рукой по столу- -- На службе. Вот там о служебных делах и поговорим. Стиснув зубы и еще больше побледнев, начальник под нялся и, как пьяный, пошел в дверь. В этот же вечер по решению местного ревтрибунала были расстреляны начальник станции, его заместитель и еще два человека. За связь и прямую помощь колчаковщине. Захар Михайлович передал решение трибунала всем начальникам прифронтовых станций, дорпрофсожам, упол- │ номоченным ВЧК и председателем трибуналов. От себя написал, что требует применять такие меры немедленно ко всем засевшим в учреждениях железных дорог контрреволюционерам, саботажникам и не спускать просто нерадивым работникам. Через несколько дней Ершов собрал железнодорожный актив, пригласил работников ВЧК и дорпрофсожей. Первым был вопрос о том, что больше всего мешает работе транспорта. Выступающие говорили о том, что общая разруха серьезно влияет на работу железных дорог, но главное не это, а работа врагов. -- Я ему говорю, начальнику своему,-- жаловался с трибуны один из участников совещания,-- надо пушки от править. Их на фронте ждут. А он говорит: нет шпал. Не отправим шпалы -- поезда не пойдут совсем, и отвечать за это будешь ты. Вот поди и разберись тут. А потом я решил проверить. И что вы думаете? Этот участок просил не шпа лы, а рельсы. --' Ну и что вы сделали?;--перебив выступающего, спросил Ершов. , 388 -- Да что? Как получили вашу телеграмму, сразу его в трибунал. А пушки отправили. Заканчивая совещание, Ершов сказал: --- Врагов нужно уничтожать и немедленно. Нужно всеми мерами пресечь разгильдяйство и пьянство. Нужно внушить рабочим, что без хорошей работы железных дорог победы на фронте не будет. Железнодорожники -- это те же фронтовики. Мы пошлем вам в помощь несколько десятков товарищей. Но спросим в первую очередь с вас, не забудьте этого. Прошло немного времени, и военные грузы стали доста-вляться в несколько раз быстрее, чем это было раньше. Армия вздохнула свободнее. Через несколько дней после приезда на место, к Ершову зашел знакомый чекист. Разговорившись, он сказал, что не знает, что делать с прибывшей из оставленных врагу районов партией арестованных, с которыми нет никаких документов. -- Вот делай теперь с ними что хочешь,-- вздыхая, жа ловался чекист.-- Правда, начальник конвоя говорит, что при передачи ему арестованных кто-то сказал, что это заяд лые контрреволюционеры, убийцы многих советских людей. Но ведь слова к делу не пришьешь.-- И он снова повто рил: -- Вот теперь и делай с ними что хочешь! Выслушав чекиста, Ершов решил лично познакомиться с арестованными. Ершов приехал к ним вместе с чекистом и начальником караула. Осмотревшись, прошел на середину барака и, поздоровавшись, сказал, что хочет выяснить, за что арестованы находящиеся здесь люди. -- А ты кто? Что за птица?-- послышалось сзади. Ершов объяснил, кто он и с какой целью пришел. Раздвинув столпившихся людей, к нему подошел Мальцев. Да, это был Никита Мальцев,, отец Машутки. Здесь же, у самой двери, понурив голову, сидела и ее мать. В тот момент, когда она, добившись свидания, разговаривала с мужем, в тюрьму прибыл конвой. Советские войска поспешно оставляли город, конвой должен был сопровождать арестованных в тыл. При выходе из тюрьмы мать и задержали. У ней не оказалось при себе никаких документов. Начальник конвоя решил, что разобраться можно будет и потом, и приказал включить ее в состав арестованных. 389 Так отец и мать Машутки были увезены в глубь страны, как враги Советской власти. Чтобы показать Ершову, с кем он имеет дело, Никита вынул из нагрудного кармана газету, развернул ее и подал Ершову удостоверение председателя сельского Совета. Он считал, что это удостоверение дает ему право говорить с представителем власти как выборному лицу. -- Вы можете мне верить или нет, это ваше дело,-- ко сясь на чекиста, но обращаясь только к Ершову, сказал Мальцев.-- Я знаю многих из этих людей, все они жертвы пробравшихся к власти преступников. Ершов нахмурился. -- Сказать можно что угодно. Вы это лучше докажите. -- Доказывать можно тому, кто понимает. Мы доказывали, за это нас и тиранят. Кулаками рассуждают начальники наши, а не разумом. Вот беда... -- Не спорю. Может быть, и так,-- согласился Ершов, садясь на подставленную ему кем-то скамейку. -- Что ж, если начальники ошиблись, давайте разберемся. Со всех сторон послышались одобряющие возгласы: -- Дело говорит! -- Знамо, самим лучше разобраться. -- Эсеры, сволочи, мутят все... Прислушиваясь к выкрикам, Ершов искал в них нить для дальнейших разговоров. У него складывалось мнение, что часть арестованных простые, кем-то не понятые люди. -- Хорошо, граждане, давайте будем разбираться. С кого начнем? -- С Мальцева,-- предложил Пронин.-- Пусть он за всех рассказывает. -- Конечно, с него, председатель он... -- Ну что ж, давайте тогда, Мальцев, рассказывайте, как вы сюда попали?---предложил Ершов. Волнуясь, Никита шаг за шагом рассказал историю своего ареста. Его рассказ Подтвердили все гаври-ловцы. -- Здесь из Гавриловки нас тринадцать человек,-- зак лючая показания, говорил Пронин,-- до революции у нас у всех было три лошади и шесть коров. У кулаков батрачили- А теперь, смотрите, нас эта погань, Харин, самих в кулаки произвел. Даже не спросил, успели ли мы досыта хлеба наесться. А поди-ка, в активе числились, за Советскую Эласть стояли, считали, что наша она,-- и, взмахнув кула- 390 ком выкрикнул: -- Убить надо было гада! Зря упустили. Тогда хотя знали бы, за что страдаем. После двухчасовой беседы с арестованными, Ершов пришел к заключению, что большинство из них арестованы не-правильно. Такого же мнения был и чекист. И вот, руковод-ствуясь принципом: лучше освободить пятерых виновных, чем оставить в тюрьме одного невиновного, они решили всех их освободить. Сообщая об этом, Ершов сказал: -- Ну вот, кажется, и разобрались. Насколько мы правы, вы докажите своими поступками.-- Он обвел вниматель ным взглядом посветлевшие лица окружающих его людей и добавил: -- Завтра все идите в баню. Там вам дадут бе лье, а кому нужно и верхнюю одежду. Вымоетесь, отдох нете и вечером зайдите к нам: вместе подумаем, что делать дальше.-- Он дал им адрес, куда прийти и велел началь нику караула снять охрану. На следующий день к Ершову пришел один Мальцев. На немой вопрос Захара Михайловича "Неужели один?", он вынул из кармана список и положил его перед Ершовым. -- Все кроме двоих,-- улыбаясь, сообщил Мальцев,-- поручили мне просить вас зачислить добровольцами в Красную Армию. -- Вы думаете, будут воевать?-- не скрывая радости, спросил Ершов. -- Думаю, что будут,-- твердо ответил Мальцев,-- народ наш, советский. Зря вот только их обидели. Ну, да они не сердятся. Согласились, что произошла ошибка. "Исправлять,-- говорят,-- будем так, как комиссар сказал, вместе". Ершов пожал Мальцеву руку, он был явно взволнован решением освобожденных из-под ареста людей. "Уж если такие добровольцами идут в Красную Армию,-- думал Ершов,--значит, Советская власть засела в умах простых людей крепко". --- Что бы вы предложили сделать? -- обращаясь к Мальцеву, спросил Ершов.-- Как снова укрепить авторитет советских органов в деревне? Мальцев не задумываясь ответил: -- Надо покрепче нажимать на кулаков и не трогать середняков. Ершов согласно кивнул головой. Беседуя с Мальцевым, Захар Михайлович подробно рассказал о курсе партии в деревне, о том что надо делать сейчас там практическим ра- 391 ботникам, как бороться с перегибами и эсерствующими эле-ментами, потом перевел разговор на военное положение. Уходя от Ершова, Мальцев почувствовал себя, наконец, свободным, равноправным человеком. Отправив жену к двоюродной сестре, что жила недалеко от Самары, Никита вместе с Семеном Прониным пошел в казарму. Бывшим пулеметчикам германской войны дали "Максима". Не мешкая, друзья оборудовали на дрожках площадку, устроили на ней два сиденья, установили пулемет, да так ловко, что он вращался по всему кругу и при надобности легко снимался на землю. Там, где находился пулемет Мальцева, противнику при-ходилось туго. Уже на второй день наступления, когда не-приятель был сбит с занимаемых позиций, но отступал еще организованно, огрызаясь в каждом удобном пункте, Мальцев после успешного боя показал Семену на едва заметную полевую дорожку и, усаживаясь на свою скамейку, сказал: -- Давай, Семен, махнем верст пяток вперед, посмот рим, что у них