ильный скачок на стыке рельсов -- и он полетит прямо в речную муть. Прошло еще некоторое время, и местность выравнялась, речка отодвинулась куда-то в сторону. Стало светлей. Впереди что-то замелькало. Вначале Машутка не 440 могла разобрать, что это такое, .но, присмотревшись, увидела бегущего вдоль опушки леса красавца лося. Лось бежал что было сил, подняв вверх голову. Бока и спина животного курились паром. Добежав до поляны, заставленной стогами сена, он, как бы одумавшись, блеснув лоснящейся спиной, скрылся в ельнике. Через минуту в вагоне потемнело, усилился стук колес, поезд вошел в гранитное ущелье. Машутка отошла от окна, легла на полку, закрыла глаза. ...Из тумана на маленькой лодке навстречу выплыл сме-ющийся Алексей. Обрадовавшись, Машутка протянула к нему руки. Но он ее не заметил. Перестав смеяться, Алексей напряженно смотрел на берег. На высокой скале на пляшущей лошади появился Зубов, рядом с ним Назаров. Оскалив рот, Зубов показал на Алексея. Назаров поднял винтовку, но Алексей мгновенно исчез в воде. Сверху одна за другой покатились гранаты. Поймав гранаты, Машутка хотела бросить их в Зубова, но она на берегу снова увидела Алексея. Теперь он шел прямо к ней. Машутка бросилась навстречу, стремясь опередить Зубова, но не успела и увидела, как в тело Алексея одна за другой стали впиваться пули. Машутка подняла гранату, но кто-то схватил ее за руку. Оглянувшись, она увидела улыбающееся бородатое лицо Егора Матвеевича. "Не тронь!--закричал Сумкин.-- Это наши защитники, бросай вон в того бандита". Разъяренная Машутка вцепилась Сумкину в волосы, и они покатились по грязной земле, все ближе и ближе к поднявшемуся выше гор Окровавленному Алексею... Машутка вскрикнула и проснулась. Долго вытирала намокшие от слез щеки, не стыдясь уставившихся на нее карих глаз Дины. -- Что тебе приснилось, Маша? Страшное что? -- свесив с полки голову, участливо спросила девушка. -- Кровь,-- растерянно и едва слышно ответила Машутка. -- Так это же хорошо! Машенька,-- спрыгивая с полки, весело затараторила Дина.-- Кровь, сказывала мамка, всегда снится к свиданию с родным человеком. Ну что бы мне такой сон... С самым родным, понимаешь? Машутка посмотрела на подругу, вздохнув, ответила сквозь слезы: -- Не знаю, Дина. Но вряд ли я его здесь увижу. Вздыхая в свою очередь, Дина с горечью сказала: 441 -- Эх! Едем не знай куда, не знай зачем. Жизнь на зывается. Нам бы замуж, детей нянчить. А мы...-- и, всхлипнув, отвернулась. Так вот и ехали эти две девушки, попавшие в страшный водоворот, вздыхая и оплакивая самих себя. Под вечер поезд остановился на небольшой станции. Кругом горы, лес, снег. Дальше двигаться некуда. Партизаны ночью снова взорвали только что восстановленный мост. Состав отвели на объездной путь к подножию горы. Зубов собрал офицеров, тыкая пальцами в карту, хрипел: -- Вот здесь район наших действий. Начинать надо с местных бандитов; Заставим их указать, где скрываются партизаны. Приказываю сейчас же освободить задний ва гон.-- Зубов обвел слушателей опухшими, налитыми кро вью глазами.-- Мы будем беспощадны. Я дал слово покон чить с партизанами за неделю, и я это сделаю. Глава двадцать восьмая Больше суток шли допросы. В поселках Станционном и Каменном Назаров арестовал тридцать шесть человек. Сведения о партизанах, полученные у арестованных и у местных колчаковцев, были очень разноречивы, и Зубов все еще не мог принять окончательного решения о порядке карательных действий отряда. Между тем партизаны в течение двух ночей три раза обстреляли состав. Зубову пришлось освободить еще один вагон для раненых. Несколько человек было убито. На третий день с соседней станции сообщили о прибытии отряда под командованием подполковника Юдина. А еще через два часа от Юдина прибыли для связи прапорщик и трое солдат. Остановив коня у заднего вагона, прапорщик спросил стоявшего в охране солдата, где ему найти капитана Зубова. -- Вон, господин прапорщик, в переднем вагоне,-- показывая вперед, ответил солдат. -- А здесь что, продовольствие охраняете?--снова спросил прапорщик, указывая на закрытый вагон. -- Не,-- закрутил головой солдат,-- арестованных. -- Все здесь или еще где прячете это добро?--усмехнулся прапорщик. -- Не... Все здесь. -- И много? 442 -- Да человек поди сорок будет. -- Ого! Капитан не спит,--- натягивая поводья, сказал прапорщик. Солдат снова покачал головой, и было непонятно, то ли он одобрял действия своего капитана, то ли нет. Прапорщик подскакал к штабному вагону, на ходу соскочил с коня и, бросив поводья солдату, вскочил на ступеньку вагона. -- Здравия желаю, господин капитан, -- вытянувшись перед сидящим у столика Зубовым, откозырял прапор щик.-- Передаю вам привет от подполковника Юдина. Я к вам от него. Зубов поморщился. -- Садитесь, прапорщик. Рад вас видеть. Передайте от меня привет подполковнику. Надеюсь, вы привезли хорошие вести. -- Господин подполковник очень желает встретиться с вами. Я приехал спросить, когда и где это можно сделать. Зубов нахмурился. "На черта мне нужен этот Юдин, я ему не подчинен,-- думал он, коСясь на прапорщика.-- Наверняка хочет, чтобы я сообщил ему собранные сведения о партизанах. Губа, видать, не дура. Да, так сейчас я и припас ему их". -- Не знаю, прапорщик, что вам ответить. Завтра мы выступаем на поимку партизан, а у меня еще очень много дел. Ночью я должен покончить с арестованными бандитами, а их сорок человек. Так что поехать к подполковнику я не смогу, как бы ни хотел этого. -- Хорошо, господин капитан,-- согласился прапорщик. -- Я так и доложу господину подполковнику. Может быть, он сам приедет к вам. -- Да, вот так и доложите, -- подтвердил Зубов, надеясь, что подполковник из самолюбия не приедет к нему.-- И добавьте, что как только позволит время, я не премину сейчас.же приехать к господину подполковнику. Стукнув каблуками, прапорщик быстро пошел к двери, не задевая ступенек, прыгнул на землю и.вскочив в седло, не оглядываясь, поскакал вместе с сопровождающими его солдатами к дороге. А в это время пришедшая со станции Машутка, поднималась на ступеньки вагона, мельком взглянула на стоящих около вагона трех всадников. Войдя в вагон, она подошла к окну и стала снова смотреть на солдат. Она увидела, как 443 к лошади подбежал прапорщик и, схватившись за луку, легко поднялся в седло. Увидев прапорщика, Машутка остолбенела. Судорожно вцепившись обеими руками в раму, она несколько секунд напряженным взглядом смотрела вслед скачущим всадникам, потом как-то вся обмякла и без сил упала на лавку. Так распластанной и застала ее пришедшая через некоторое время Дина. Напуганная Дина бросилась к Зубову. Выслушав сбивчивый рассказ девушки, Зубов сквозь сжатые зубы процедил: -- Сидели бы дома, так нет, лезут... -- потом, показав на стоящий на столике чайник, добавил: -- дайте ей по больше холодной воды, а ко мне не бегайте. Занят я. Зубову в самом деле было некогда. Пользуясь неогра-ниченными правами начальника карательного отряда, он писал приговор арестованным. Затем послал дежурного за Назаровым, а, сам, накинув на плечи меховую шинель, пошел на станцию прогуляться. Он приказал начальнику станции, чтобы тот предупреждал его о всех прибывающих эшелонах. Попутно спросил, не передавали ли чего с соседней станции от подполковника Юдина. Получив отрицательный ответ, Зубов успокоился и сейчас же пошел обратно. По дороге он увидел появившихся на опушке леса всадников. Наведя бинокль, без труда узнал в одном из них юдинского прапорщика, а затем увидел и самого подполковника. Войдя в вагон, Зубов собрал разбросанные по столу бумаги, сказал ожидающему его Назарову, чтобы он пошел в соседнее купе и, приняв независимый вид, стал ждать. В вагон вошли Юдин и прапорщик. Трое солдат, не слезая с лошадей, скаля над чем-то зубы, стояли в нескольких шагах от двери вагона. -- Разрешите, господин капитане -- шагнув в купе, спросил подполковник. --! Пожалуйста! Милости прошу,-- ответил Зубов, стараясь играть роль радушного хозяина. Усевшись напротив капитана, подполковник расправил пушистые усы и, улыбнувшись располагающей улыбкой, спросил: -- Мы вам не помешали, капитан? -- Да нет, что вы,-- любезно ответил Зубов. 444 -- Со вчерашнего дня мы ваши соседи и друзья по бу дущим делам,-- продолжал подполковник.-- А разве мож но быть.хорошим соседом без близкого знакомства. Вот мы и решили... "Заливает,-- подумал Зубов.-- На готовенькое целится. Да не на таковских напал". И с нескрываемым холодком ответил: -- Спасибо, господин подполковник, за внимание, хорошим соседям я всегда рад. -- Прапорщик передавал мне, господин капитан, что вы завтра начинаете операцию. Может быть, лучше бы провести ее совместно,--сказал подполковник. -- Но насколько я понимаю, ваш отряд к операции еще не подготовлен, для этого ведь потребуется время. -- Да,да. Это так, -- согласился подполковник. -- Но, может быть, мы все-таки договоримся. Я, собственно, за этим к вам и приехал. "Чужими руками хочет жар загребать, -- снова подумал Зубов, -- я буду партизан уничтожать, а он рапорты начальству писать. Не выйдет..." -- и совсем холодно ответил: --' Я не могу, господин подполковник, изменять намеченного плана операции. Да в этом нет и надобности. С той группой партизан, на которую мой отряд нацелился, мы справимся и одни. Подполковник вздохнул, давая этим понять, что он обес-куражен отказом капитана. Но уходить не собирался. -- Ну что ж, капитан, если вы не хотите моей помощи, я настаивать не буду. Вы равноправный командир отдель ного отряда, но давайте договоримся о совместных дей ствиях в будущем. Я все-таки придерживаюсь того правила, что семеро воюют, а один горюет". Но Зубов твердо решил отделаться от подполковника. Во всех его предложениях он не видел ничего, кроме желания присвоить себе успехи его отряда. -- Что ж? Вообще-то такой принцип не плох, -- смотря в окно, безразличным тоном ответил Зубов.-- Будем на деяться, что в будущем нам, действительно, удастся согласо вать свои операции, а сейчас в этом нет пока никакой на добности. Он хотел сказать еще что-то, но в это время залязгали буфера, вагон сильно качнуло. Самовольство железнодо-рожников привело Зубова в бешенство. Вскочив, он схва- 445 тил шинель и, ругаясь, побежал к выходу. Многозначительно переглянувшись, гости пошли за хозяином. Все это время Дина заботливо ухаживала за подругой. Она поила ее водой, накладывала на лоб компресс. Наконец ей удалось усадить Машутку к столу и дать ей в руки "Бову-королевича". -- Вот почитай, Маша, -- ласково говорила Дина, -- тут про любовь написано. И даже про очень хорошую. А я чаю вскипячу. Ужинать будем.-- И, захватив чайник, вышла в коридор. "Он здесь, с партизанами, -- оставшись одна, думала Машутка, немигающим взглядом уставившись в окно. -- Нужно немедленно ехать в лес. Ведь я за этим сюда и ехала. Но как его там найти? Разве Зубов и сами партизаны не убьют меня раньше, чем я его разыщу? Но и оставаться здесь я. не могу больше ни одной минуты". Девушка придвинулась к окну, прислонилась щекой к холодному стеклу- И вдруг она увидела, как Зубов, размахивая наганом, что-то кричал бежавшему впереди Назарову, а рядом торопливо садились на лошадей ее отец в форме подполковника белой армии и все в той же форме прапорщика -- Алексей. Вскочив в седло, Алексей выхватил шашку и с размаху ударил ею по обнаженной голове Зубова, потом, повернув лошадь, понесся догонять быстро удаляющуюся группу всадников. В это же время у поворота появился паровоз, увозивший вагон с арестованными. Как бы в ответ на происходящее, с горы затрещали вы-стрелы. По стенкам и крышам вагонов, как горох,защелкали пули. Началась паника. Ища спасения, люди выпрыгивали из вагонов, валились на землю, пряча головы за рельсы, за колеса вагонов. Машутка хотела выйти из купе -- что-то горячее ударило и обожгло ей руку. Повалившись на лавку, девушка потеряла сознание. Глава двадцать девятая Навалившись на стол, Илюшка Сумкин писал отцу письмо. "Здравствуй, дорогой мой родитель Егор Матвеевич, -- с трудом выводил Илюшка, -- посылаю тебе радостную весточку. Я теперь начальник карательного отряда. Знать-то, три месяца, которые я пробыл до этого взводным в кара-. 446 тельном отряде, для меня даром не пропали. Меня в Омск вызвали к самому генералу. А он поспрашивал меня, по-спрашивал, да и говорит: "Слышал я, как ты с красными расправляешься. Молодец! Я, говорит, надеюсь, что дальше ты еще злее будешь"- И бумагу мне в руки. Прочитал я эту бумагу и чуть не в слезы. От радости, конечно. В подпоручики меня произвели. Десять волостей под полную власть отдали. Теперь ни одна красная сволочь у меня не спасется. Так что краснопузые нашу мельницу и конфискованный дом будут помнить. А так остальное все по-старому". Илюшка подточил крошечным ножичком карандаш и стал думать, что бы ему написать еще, но помешал вошедший отрядник. -- Господин подпоручик, -- вытянувшись, откозырял отрядник. -- Мы красного типа поймали. У псаломщика прячется... -- Как прячется? Кто такой? -- сердито, как будто бы во всем был виноват отрядник, закричал Илюшка. -- Не говорит, язви его в шары. Видать, из коопера-тивников. Когда в зубы заехали, так зарычал паскуда... -- Ах, вот как! Зарычал, говоришь? Из кооперативни-ков? Ах, сволочь! Иди и сейчас же всыпьте ему двадцать пять плетей. Потом снова спросите, кто такой. Скажет... Отрядник ушел, а Илюшка опять стал думать, что бы ему написать отцу еще. "Народ здесь, дорогой отец, прямо скажу, сволочь на сволочи. Уж, кажется, от такой взбучки, какую мы им задаем, сидеть бы да помалкивать, так нет, куды там... Вчера ночью двух наших самых лучших отрядников пристрелили. Листовки, подлецы, разбрасывают, мне грозят. Пишут, что я изверг и кровопийца. А сами дезертиров укрывают, подати не платят, партизанам подмогу дают. За что же я буду тердеть такое оскорбление, когда они сами во всем виноваты. Сейчас пока выборочно расправляемся, но вот еще немного подожду, не образумятся, начну всех подряд пороть. В части Машки одобряю... Эх, если бы она сейчас попалась. Показал бы пальцем на нее, и все хозяйство наше. Будем надеяться, что и там ей пулька найдется. А теперь, дорогой родитель, жди. Скоро пришлю к тебе человека, мы здесь тоже не зеваем. Увидишь барахлишко, не обидишься". Илюшка снова подумал, макнул карандаш в блюдце с водой и добавил: "Генерал-то говорил мне еще, что за 447 такую службу нам после войны поместье дадут. Буду стараться, чтобы первым получить". Закончив письмо, Илюшка положил его в карман гимна-стерки, надел шинель, взял плеть и, насвистывая, вышел на улицу. От церкви навстречу ему бежал только что ушедший отрядник. -- Господин поручик! --захлебываясь, прерывающимся голосом закричал отрядник.-- Это, оказывается, не тип, а мериканец. Машинами торговать приехал? -- Как американец? Кто тебе сказал? -- Сам он говорит. -- Но вы его не пороли еще? -- Какой там, не пороли,-- безнадежно махнул рукой отрядник,-- всыпали полностью все двадцать пять. Сумкин присел от испуга. За американца ему могут самому голову оторвать. -- Сволочи!--закричал Илюшка, наступая на отряд-ника.-- Кто же вам велел американца пороть? Вы что, очумели?.. -- А рази мы знали, -- отступая от Илюшки, оправдывался отрядник. -- Орет и орет, а что? Мы потом только поняли, когда выпороли. И то спасибо, псаломщик подошел. -- Ах, мерзавцы! Вот наделали делов. Что теперь будет? ---царапая затылок, стонал перепуганный Илюшка.-- Отвечай вот за вас, за балбесов. Ну что ты стоишь, дурья голова! -- прикрикнул он на отрядника. -- Беги к прапорщику, скажи: завтра утром в соседнюю волость переезжать будем. Да американца чтобы с собой захватил. Дорогой подумаем, как с ним быть. Жаловаться негодяй, будет... Вернувшись в избу, Илюшка долго ходил из угла в угол, потом позвал хозяина. Сизый, как селезень, с деревяшкой вместо ноги, с огромными руками хозяин искоса посмотрел на Илюшку. -- Разрешите Дуню позвать, господин подпоручик,-- прищурившись, махнул головой хозяин. Илюшка потер руки, самодовольно улыбнулся. -- Да, да. Скажите, сам мол подпоручик Сумкин тобой интересуется. --- Самогоночки тоже велеть? -- Пусть несут. Как же без самогонки. Через несколько минут вместе с хозяином в избу вошла бойкая румяная женщина с высокой прической. На столе появилась бутыль с самогоном, хлеб, грузди, лук. 448 После двух стаканов первача Илюшка пустился объяснять своим собутыльникам, кто он такой есть. -- Если хорошо разобраться, -- не переставая толкать в рот грузди и лук, говорил Илюшка, -- то я у верховного правителя нашего наипервейший помощник. Он на фронте командует, а я здесь. И дуем мы с ним в одну дудку. По тому у нас интересы одинаковые. Я сын богача, за богатство дерусь. Он адмирал, за чины воюет. Ну скажите, на кой черт нам эти Советы? Разве мы найдем лучше, чем было при старом режиме? Нет, конечно, не найдем, и не надо.г. Дуня налила Илюшке стакан самогона, пододвинула грузди. -- Пей, Илья Егорыч, и еще расскажи, очень инте ресно... Илюшка расплылся в улыбке, двумя глотками осушил стакан, довольно крякнул. -- Если хотите слушать, не откажу. Рассказывать мне есть что. Взять хоть бы отца... "Богач на весь уезд. Почет во всей губернии. Умнейшая голова. Сейчас, говорят, в управе всеми делами ворочает и представьте один, без карательного отряда обходится. Верно, там фронт, и без карательного прихлопнут в случае чего, но все-таки так мо жет только один он. А я! -- хлопнув пустым стаканом, в который Дуня сейчас же налила самогона, продолжал Илюша.-- Знаете, кто я? Не знаете? Так вот, я гимназии окончил, аттестаты разные не один десяток имею. Дом, три отруба земли, работников целая дюжина. По заслугам мне бы полковником быть пора. Не знают меня только в прави тельстве, вот.беда... Илюшка выпил еще стакан самогона, съел последнюю луковицу, выпил из-под груздей рассол и, как видно, позабыв, что он только что говорил, продолжал: -- Было время, когда меня хотели добровольцем на фронт записать, да я не дурак... В город улизнул. Барах лишком там вначале кое-каким торговал. А потом, когда деньжата завелись, в отряд пролез, в карательный. Три ме сяца выслуживался. А. теперь вот кто я... Сам генерал со мной разговаривал. Направление мне такое дал, что я буду теперь в кулаке всех держать. \ ' -- А если безвинные?--спросила Дуня, снова наливая ему полон стакан самогона. -- Без вины? Невинный теперь только ангел, да и тот 15 Н. Павлов 449 на небе. Да и возиться мне с этим некогда. Не с нами, -- значит, бери его в шоры. Мне, главное, поместье отхватить, а там пускай разбираются. Я гимназию кончил. Сам верховный правитель спасибо мне скоро скажет. Вот, скажет, Илья так Илья. С такими, скажет, мы всех под дуло подведем... Я гимназии кончил... Илюшка уронил голову на стол и тут же захрапел. Он не видел, как выскользнула в дверь Дуня, как потом вошли в избу вооруженные люди- Не сопротивлялся, когда его понесли в сени, а затем во двор. Он только не мог никак понять, почему вместо кровати его кладут в холодные сани... Глава тридцатая Перепуганный, протрезвевшийся Илюшка стоит перед Алексеем и его товарищами. Лица партизан сосредоточены, строги. Все они сосут козьи ножки, многие простуженно кашляют. Допрос ведет Алексей. -- Сколько времени вы командуете карательным отря-дом?-- спрашивает он Илюшку. -- Скоро месяц, ваше... ваше... -- Да не "ваше",-- сверкнув глазами, поправляет Илюшку Редькин,-- а гражданин начальник. Илюшка тупо посмотрел на говорящего и снова повернул голову к командиру. -- Около месяца, господин... то есть, гражданин начальник. -- А сколько человек за это время вы убили и сколько подвергли телесному наказанию? -- продолжает спрашивать Алексей. Илюшка обливается холодным потом. Он напряженно смотрит в окно и не видит разлившегося там голубого лунного света, стеной стоящих деревьев, блестящей белизны снега. Вместо окна ему мерещится черная яма. Не добившись ответа, Алексей переходит к главной цели допроса. Партизаны хотят знать доносчиков. Теперь Илюшка заговорил. -- Так вот, значится, как мы это в волость заезжаем,-- начал свой рассказ Илюшка,-- то сразу к председателю управы. Потом вызываем туда попа и начальника милиции. Составляем все вместе список и тут же я ставлю значки. Крест -- это значит расстрелять, два креста -- по- 450 4| весить, кавычку с цифрой -- это плетями аЛи шомполами. То есть, нет, нет... Как это я сказал,-- захныкал Илюшка, догадавшись, что проговорился.-- Кресты -- это не я, и кавычки тоже. Они говорят, кому крест, кому кавычку, а я только ставлю. У меня такой приказ, ставить кресты и кавычки там, где они скажут. А сам я никогда бы ни одного креста не поставил... У меня отец, вся родня -- бедняки... Разве бы я... И в армию меня тоже силой загнали... -- Ну ладно, ладно,-- стараясь сохранить хладнокровие, перебил Алексей Илюшку.-- Вы лучше скажите, а сами вы списков не составляете? Дружинники без чужой указки людей не хватают? -- Что вы! Что вы! -- застонал Илюшка.-- Как можно самим, али списки? Боже сохрани... Только председатель и поп... -- Значит, ты не виноват? Тогда скажи, как нам с тобой быть? Расстрелять или шомполами?--устремив на карателя горящий взор, спросил Алексей. -- Боже! Боже! За что?--завопил Илюшка, повалившись на пол.-- Пустите, век буду за вас бога молить. Граждане! Невиновный я, невиновный!.. На следующий день по соседним волостям на имя пред-седателя, попа и начальника милиции партизаны послали письмо. "Слышали мы,-- писали партизаны,-- что вы составля- ~ ете для карателей списки на неугодных вам людей. Предупреждаем вас, если в вашей волости будет убит хотя бы один человек, добра не ждите. Мотаться вам тогда на голых осинах". Письмо было подписано штабом партизанского отряда "Мститель". Чтобы придать письму больше веса и показать, что с партизанами шутки плохи, Алексей в тот же день вернулся со своим отрядом в село, собрал народ и велел привести в помещение управы арестованных еще с вечера председателя, начальника так называемой милиции и дополнительно арестовать попа. Здесь, на глазах у собравшегося народа, партизаны при-ступили к допросу арестованных. Первым допрашивали попа. Высокий, сутулый, с заплывшим лицом, noTi вначале то и дело размашисто крестился, закатывал глаза к потолку, вздыхал и, чтобы вызвать сочувствие селян, даже плакал. 15* 451 На вопрос Алексея, сколько было убито и наказано ка-рателями по его подсказке, поп с негодованием ответил: -- Не наводите, гражданин начальник, поклеп на служителя божьего храма. Господь бог и святая церковь знают, что я призван служить добру, правде и всевышнему богу нашему. Не мое дело заниматься богомерзкими делами. -- Почему же вы тогда требовали расстрела бывшему своему работнику Щербе? -- спросил Алексей.-- Вы знаете, что его вчера расстреляли? -- Нет, не знаю,-- с заметным беспокойством ответил поп.-- Мне сейчас не до мирских дел. Молитва господу за грехи других -- вот что занимало меня все это время. Я священник, в моем сердце нет и не может быть зла к ближнему своему. -- Это ты, батя, врешь,-- не стерпел Редькин,-- ягненочка из себя хочешь представить, а клыки-то волчьи куда денешь? Как ни старайся, а они выпирают. Типичный . контрреволюционер... Из глаз попа покатились слезы. Он несколько раз пе-рекрестился, потом вскинул голову и воскликнул: -- Слуги сатаны! Хулители истины! Вы можете меня -распять, но тень убийцы все равно не накинете. Сам бог видит мою невиновность. -- Хорошо, посмотрим,-- сдерживаясь, ответил Алексей,-- боюсь только, как бы на вас эту тень не накинули ваши же друзья. От правды ведь не уйдешь. Даже бог в таком деле не поможет. А сейчас давайте спросим у начальника милиции, может быть, он скажет, кто помогал ему составлять для карателей списки. Сидевший рядом с попом черноусый маленький человек по-военному вытянулся и, заикаясь, сказал, что он никаких списков не составлял и ничего об этом не знает. -- Ас начальником карательного отряда Сумкиным вы встречались? Говорили с ним?--спросил Алексей. -- Сумкина я видел, но он ко мне ни за какими списками не обращался. -- Значит, тоже ничего не знаете. Так, так,-- проговорил сквозь зубы Алексей,-- тогда, может быть, председатель скажет, кто составил списки. Плутоватые глазки председателя забегали из угла в угол, потом полезли вверх, левая рука вцепилась в трехярусный подбородок, ноги сделали едва заметное движение вперед. │ . . 452 -- Граждане! Гражданин начальник! -- вытягивая вперед руки, сказал председатель.-- Я развяжу грех. Эти списки составил самолично начальник отряда Сумкин. Это я знаю точно. Он еще накануне говорил мне об этом. А нас вы зря на подозрение берете. Как вы можете подумать, чтобы я, член партии эсеров, защитник трудового народа с самого пятого года, стал составлять для карателей списки. Прямо скажу, грешно так обо мне думать. -- Ну что ж,-- улыбнулся Алексей,-- так й запишем: я не я, и кобыла не моя. А потом попробуем все-таки докопаться, чья же это коняка. Пойди, Михаил, приведи главного карателя. Появление Илюшки ошеломило арестованных. Ведь все были уверены, что партизаны прикончили Сумкина и они могут все свалить на него. Теперь же, когда сгорбленный, с трясущимися руками начальник карательного отряда встал рядом, они поняли, что их козыри биты. -- Гражданин Сумкин,-- обратился Алексей к Илюшке,-- мы хотим знать правду о том, кто составил вам список для ареста людей? Скажите об этом откровенно при всем народе. -- Список для ареста составили вот эти три человека,-- сказал Илюшка.-- Они и указали, кого как казнить. Среди присутствующих крестьян поднялся ропот. Кто-то крикнул: -- Иуды, предатели! -- Душегубцы. А мы их за людей считали. -- Не верьте! Не верьте, православные,-- махая ши-роченными рукавами, забасил поп.-- Его языком говорит Вельзевул, отродие сатаны. Это он, исчадие антихриста, свою вину на нас, на безвинных, хочет свалить. -- Ну ты, батя, мели, мели, да конец знай,-- огрызнулся Илюшка.-- А вот этому, Щербе, работнику твоему, который три десятины твоей земли засеял, я ведь только кавычку поставил, плетями али шомполами, а ты кавычку зачеркнул и два крестика своей рукой написал. Повесить, значит, чтобы... Уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Половина списка по твоей указке была написана. Думаешь, я буду скрывать? Перепуганный поп только крестился и шептал молитву. А когда среди мужиков поднялась ругань, встал на колени и признался во всех своих грехах. Он просил только одного, чтобы ему дали возможность отмолить их. Примеру попа 45? последовал и председатель. После того, как поп повинился, запираться дальше было бессмысленно. Начальник милиции тоже во всем сознался, но на колени не встал. Перечислив фамилии, которые были занесены в список по его указанию, он объяснил: -- Такие у моего отца усадьбу сожгли, землю и весь инвентарь отобрали, но все равно убивать их я не думал и не просил. Я хотел только их изолировать на время, чтобы не мутили народ там, где я отвечаю за порядок. -- Хороша сволочь, порядки строил,-- не стерпел сидящий рядом с Алексеем пожилой партизан-башкирин.-- Такой порядка тюрьма мала. Поднимаясь с лавки, Алексей спросил у присутствующих селян. -- Все ли, товарищи, ясно? --- Ясно! Ясно!--закричали со всех сторон.-- Кровопийцы, что еще разговаривать... -- Если ясно, тогда будем решать, что с ними делать. Беззаконничать нам не след, простить им все это тоже нель зя. Давайте создадим трибунал, пусть он рассудит, как с ними быть. Мужики пошумели и выбрали в трибунал двух партизан и трех мужиков. Через два часа трибунал вынес приговор. "Именем народа, революционный трибунал партизанского отряда "Мститель" совместно с представителями крестьян разобрал дело четырех бандитов, организовавших убийство в нашем селе одиннадцати человек крестьян, и в два раза большему количеству людей начисто содрали кожу со спины. Значит, сделали их калеками. Именем народного закона трибунал приговаривает: 1- Начальника колчаковского карательного отряда Сум-кина, попа Предькина, председателя колчаковской управы Телегина и начальника милиции Стаканова -- к смерти через расстрел. 2. Просить командира партизанского отряда немедленно выполнить постановление трибунала, чтобы всей другой белогвардейской сволочи было неповадно убивать мирных людей. В этот же день несколько десятков мужиков подали за-явление о вступлении в отряд. Они поняли, на чьей стороне правда и сознательно пошли защищать ее. -- Ничаво,-- прощаясь с мужиками, сказал пожилой 454 башкирин,-- не тужи, ребята, еще мало-мало терпи. Скоро колчаковский могилка всем аулом осиновый кол колотить будем. Глава тридцать первая Окруженные со всех сторон врагами, рабочие Миньяра, Сима, Златоуста и многих других заводов Южного Урала с трудом отбивали усиливающиеся атаки белогвардейцев. Не переставая наращивать силы, колчаковцы стремились зажать партизан в кольцо, чтобы потом, сжимая это кольцо, уничтожить их. По предложению Карпова партийная организация решила готовить отряд к прорыву и переходу через горы на соединение с Красной Армией. В два конца вышли разведчики. Одну группу возглавлял Редькин, вторую -- Карпов. Нужно было нащупать слабое место для прорыва. В эту же ночь группа Карпова пробралась в ближайший заводской поселок и, благодаря тому, что один разведчик был жителем этого поселка, благополучно укрылась в двух домах. Утром Алексей в волчьем тулупе, в расшитых красной шерстью пимах, в меховой шапке ходил по базару и под видом не то представителя военного ведомства, не то просто купца, выспрашивал, у кого он может купить партию пароконных саней. Торговцы разводили руками. -- Вот поди ты,-- размахивая большими рукавицами из косматой собачьей шкуры, говорил широкобородый, с заплывшими глазами на мясистом лице торговец.-- Кто думал, что пароконные потребуются. Знатье, так я такие бы и заказал Якову Степановичу. Да ведь черт вас знает, сегодня вам одно подай, завтра другое поднеси. Если повременишь, я покалякаю с ним, может, и сделает. Да сколько тебе их надо-то? -- Сотен семь, даже восемь. -- Ишь ты, сколько... Делами, вижу, не малыми ворочаешь. Кому же такая прорва понадобилась? -- Ну это, брат, секрет. Торговцы загалдели, и все, как один, предлагали ехать к Якову Степановичу. Широкобородый схватил Алексея за руку. 455 -- Ну так и быть, едем. Сам повезу. Пусть знает, ка кого покупателя я ему приискал. Не успел Алексей еще как следует поговорить с другими купцами, как был усажен в санки и вместе с широкоборо-дым уже катил по поселку. Хозяина дома не оказалось, и Алексей согласился поехать за пять верст в лес в мастерские... Он рассчитывал в беседе с торговцами выведать нужные ему сведения о колчаковцах. Вышедший навстречу приехавшим толстенький старичок с розовым личиком оказался тем самым человеком, чье имя с таким уважением произносили местные торговцы. -- Вот, Яков Степанович,-- залебезил торговец,-- опто вого покупателя приволок. Целая прорва саней ему нужна пароконных,-- и, заискивающе улыбнувшись, добавил: -- Видишь, не даром кредит у тебя получаю. К Митрю Мит- ричу не повез ведь его. Розовое личико хозяина расплылось в улыбке, неожиданно он заговорил густым басом: -- Милости прошу в горницу. Чайку попьем, там и по калякаем. j Алексей вошел в помещение, снял тулуп, но снимать борчатку отказался. -- Нездоровится мне что-то,-- сказал он озадаченному хозяину.-- Согреюсь потом разве. Вместо чая пили самогон. Яков Степанович наливал его прямо в чайные стаканы. Видя, как пьянеет гость, хотя и пил он немного, хозяин и торговец добросовестно поддерживали компанию. Сделка на сани была заключена после долгих споров. Яков Степанович заломил тройную цену. Алексей стал давать половину. -- Бога побойся, Яков Степанович,-- убеждал он ста-рика,-- разве можно с военного ведомства такую цену брать? -- Молодой еще ты, видать, без опыта,-- басил Яков Степанович,-- с кого же брать, как не с казны. Тут разуметь надо. Одно дело, скажем, частное лицо. С ним баловаться не смей. Веди дело честно. Потому что это частная собственность. Святая святых. Совсем другое дело казна. Здеся и хапнуть не зазорно, потому она вроде придорожной яблони с созревшими плодами: ты не возьмешь-- 456 другие заберут. Мое предложение такое: сделку подпишем по сорок рубликов на штуку, а заплатишь по тридцать. Вот нам обоим и будет хорошо. А казна что? Казна стерпит. Поторговавшись еще немного для приличия, Алексей согласился купить восемьсот саней на условиях Якова Сте-пановича. Срок изготовления тоже был указан Яковом Степановичем. Но когда дело дошло до задатка, Алексей уперся и больше половины запрошенной суммы давать отказался. На этот раз уступил хозяин. Он понял, что сибиряк знает свое дело крепко, деньгами зря не бросается, поэтому и спорить дальше не стал. После заключения сделки разговор перешел на другие дела. Алексей посетовал на то, что война затянулась. Яков Степанович лукаво улыбнулся. -- Пусть воюют. Нам от этого одна польза. Вот партизаны только, подлые, мешают. -- Не понимаю, почему вы их не уничтожите,-- удивился Алексей.-- У нас в Сибири с ними не церемонятся. Чуть что, к стенке. В Омске восстание хотели сделать, так верховный велел всех расстрелять. Рука у адмирала твердая... -- А у нас, думаешь, не так?--мотая головой после очередной порции самогона, ответил порядком опьяневший хозяин.-- Тем, которые попадут, пощады тоже нет, "да много их, сволочей, всех не перебьешь. -- У вас что, солдат не хватает? -- Вроде бы хватает, не мало их. У нас только две роты стоят, да в соседних селах по роте. Выходит на волость немало. -- Боятся, значит, вот так и получается... -- Нет, не боятся. Кто попался, всем каюк. -- Не верится что-то,-- пристукнув стаканом, сказал Алексей. -- Зря не веришь. Оставайся ночевать, увидишь. Алексей непонимающе посмотрел на хозяина- -- Туда всех их водят... Сегодня тоже вот-вот привезут, а ночью прихлопнут. Вон, кажись, едут, легки на помине,-- показывая в окно, сказал хозяин. Алексей не торопясь подошел к окну. Во дворе оста-новились пятеро саней. Из них вытащили одиннадцать изу-родованных человек. Солдаты прикладами столкнули,а не-' которых просто сбросили в подвал, заперли дверь на замок и, оставив пять человек охраны, засобирались обратно. Руководивший всем этим делом офицер что-то долго 457 говорил оставшимся в охране солдатам, потом накричал на уезжающий обратно конвой и в конце концов, сделав знак своему кучеру, чтобы подождал, пошел в горницу. Яков Степанович познакомил офицера с представителем белой армии и один.за другим налил ему два стакана - самогона. Потом, продолжая выпивать, все трое с удовольствием слушали рассказ Алексея о благородных качествах адмирала Колчака, о его твердости при подавлении восстаний и больших полководческих способностях. Когда Алексей снова рассказал, как жестоко было подавлено восстание в Омске, офицер шумно вздохнул и, как бы оправдываясь, сказал: -- Молодцы! А у нас не получалось- Руки твердой не было. Каждый в свою сторону тянул, да теперь, слава бо гу, кончилось это. Через несколько дней решительное на ступление будет. Подошел бандитам конец. Яков Степанович ехидно улыбнулся. -- Не первый раз наступаете, может, и опять не последний. Кто знает, как потянет дело. Вдруг так же, как раньше... -- Нет, Яков Степанович, теперь наверняка,-- ответил захмелевший офицер.-- Сила собралась во какая... Наш ба-тальон только в заграждении, и то ему отводят всего три версты, а там, где наступать будут, у Златоуста, говорят, больше четырех тысяч. -- Наступают четыре, а их может быть пять, что тогда? Опять провал? -- не унимался Яков Степанович. -- Их осталось всего несколько сот человек. -- Кто их считал,-- недовольно проворчал хозяин.-- Сегодня несколько сот, завтра несколько тысяч. Разве так не было. Офицер засмеялся пьяным смехом. Стукнул кулаком по столу. -- Вон тех, что в подвале, думаете, мы зря пытаем? -- Они вам так правду и сказали,-- ввязался в разговор молчавший до сих пор торговец.-- Сам надыся рассказывал про еврея. Офицер выпил стакан самогона, дважды крякнул и, за-куривая, продолжал: -- Не все такие, как этот подлюга Исаак Шнеерзон. Еврей тут один,-- пояснил он Алексею,-- буфетчик с со седней станции. Мы его давно караулили, а потом цап и в амбар. Стал я его допрашивать, добром вначале, плачет, 458 как ребенок, но не признается- Ну, думаю, погоди, если ты от простого допроса трясешься, то посмотрим, что от тебя будет, когда шомпола в ход пойдут? -- Вот как можно в человеке ошибиться, так и не заговорил ведь,-- вставил Яков Степанович. -- Нет! Так и молчит, стерва. На спине сплошное мясо, волос ни одного, глаз вытек, все равно стоит на своем: "ничего не знаю", как окаменел... -- Что ж! Не пойман -- не вор,-- допивая самогон, сказал Алексей.-- Побьетесь, да и отпустите. Может быть, он и в самом деле ничего не знает. Офицер снова хлебнул самогона, криво улыбаясь, сказал: -- Отпустим сегодня ночью. Уйдет и больше никогда не вернется. Алексей поднялся из-за стола. -- Ну, хозяин, пора сделку завершать. -- Дело за тобой, выкладывай задаток и кончено. -- С собой казенных денег не вожу,-- чуть качнувшись, сказал Алексей.--- Давай лошадь,через час денежки будут здесь- -- Со мной поедешь,-- предложил совсем опьяневший офицер,-- я довезу. -- У вас ведь дело здесь,-- заметил Яков Степанович офицеру. -- Дело не сейчас. Командир на именинах сегодня. Приедем поздно вечером. -- Я приеду скоро и вас здесь подожду,-- с трудом оде-ваясь, сказал Алексей,-- хочется посмотреть, как вы с ними расправляетесь. А заодно с Яковом Степановичем трахнем еще на похмелье. -- Ты только приезжай скорее и денежки вези, а это будет...-- Яков Степанович взялся за бутыль. -- Давайте тяпнем на дорожку. За скорую встречу и за помин тех,-- и офицер качнул пьяной головой в сторону подвала. * Глава тридцать вторая Карпов сдержал слово. Меньше чем через два часа, когда рабочие мастерских разошлись по домам, он вернулся на двух подводах с охраной в шесть человек- Рассчитавшись с подводчиками и выпроводив их за во- 459 рота, он допросил у Якова Степановича разрешения поместить свою охрану в том помещении, где находились свободные от караула солдаты. Унтер-офицер пытался было возражать, но Яков Степанович только махнул рукой. -- Ладно! Здесь тепло. Хватит места всем.-- И, не раз говаривая больше, пошел к себе. Как только хозяин скрылся за дверью, Карпов сбросил тулуп, подошел к сидящим за чаем солдатам и, распахнув борчатку, выхватил из кармана револьвер: -- А ну, подымай руки! -- скомандовал он колчаков цам, взмахнув револьвером. Под дулами еще шести наганов солдаты вытянули руки вверх и, не сопротивляясь, дали себя связать веревками. Связывая солдат, Карпов предупредил: -- Смотрите, если пикните, сейчас же пулю в лоб. Бу дете молчать, не тронем. Растерявшимся колчаковцам было не до крика. Покончив с первой частью дела, Карпов подошел к окну и, прицелившись, сквозь стекла выстрелил в стоявшего на посту часового. Потом связали ничего не понимающих, трясущихся Якова Степановича и сторожа. Их заперли в одной комнате с солдатами. -- Это тебе вместо задатка,-- не скрывая ярости, ска зал Алексей, показывая на веревки. Спустившись в подвал, Алексей стал поздравлять аре-стованных со спасением от казни. Но они не верили. И только после того, когда их вывели из подвала и показали связанных белогвардейцев, они со слезами на глазах начали обнимать своих спасителей. Двое из арестованных, пожилой Пирсон и еще изможденный немолодой буфетчик Шнеерзон, остались лежать в подвале. Пытки окончательно надломили их здоровье. Избитые, истерзанные, они не могли подняться с грязного пола. С часу на час могли появиться белогвардейцы. Карпов спешил. Надо было как можно дальше уйти в лес, пока кол-чаковцы еще не обнаружили своего промаха. Некоторое время переговаривались о том, что делать с изувеченными людьми. Устроить носилки и нести их, проваливаясь по колено, а местами по пояс в снег, было не под силу. Но и оставить еще живых товарищей на растерзание белогвардейцев было невозможно. 460 По предложению Алексея решили взять с собой подводу. Вытащили из-под навеса сани, вывели из стойла хозяйского рысака и, положив больных в сани, стали собираться в путь. -- Повезем,-- укрывая стариков тулупом, сказал Алексей.-- Таких не бросают. На сани положили отобранные у солдат пять винтовок, собрали все, что было съестного, захватили несколько топоров, две пилы, лопаты и целиной двинулись в лес. Подъем на первую гору преодолели успешно, хотя и очень медленно. Спустились с горы тоже благополучно, но тут выяснилось, что освобожденные из белогвардейских лап люди не могут двигаться дальше без еды и отдыха. Но все понимали, что спасение только в движении вперед. Решили посадить особенно уставших в сани. В помощь лошади впряглись те, кто имел еще силы. Ровный с виду покров снега на самом деле был далеко не одинаковым. На горах, особенно на вершинах, снега было мало. Тащить воз было трудно. Вязья саней то и дело упирались в камни, пни и валежины. Зато в межгорьях и лощинах снега было навалено так много, что надо было прорывать дорогу лопатами и протаптывать ногами и только потом двигаться. Все это тормозило движение, изматывало людей и коня. К полудню лошадь совершенно выбилась из сил. Ее пришлось бросить. Теперь сани тащили на себе. Хорошо, что немного отдохнувшие больные поднялись на ноги. Идти им было трудно, подкашивались ноги, перед глазами расплывались красные круги, но все же они потихоньку двигались вперед. Преодолев подъем на очередную гору, Карпов решил сделать привал. Усевшись на валежину, люди с жадностью набросились на еду. Потом не менее жадно затягивались махоркой. В глазах у каждого искрилась надежда: может быть, колчаковцы не организовали погони, и отряд доберется до партизанского лагеря. Однако не успели двинуться, как на противоположной горе, где они были два часа назад, появились три белогвардейца. Заметив отдыхающих людей, белогвардейцы повернули обратно, очевидно, стремясь как можно скорее предупредить командира своего отряда о близости противника. С этого момента между отрядами началась напряженная борьба за выигрыш каждой сажени. 461 Группе Карпова нужно было во что бы то ни стало не допустить сближения, по крайней мере еще в течение четырех или пяти часов до наступления ночи. Отряду белогвардейцев, наоборот, за это время нужно было во что бы то ни стало нагнать противника и уничтожить его. Командир колчаковцев понимал, что с наступлением темноты его отряд теряет преимущество и может быть уничтожен. - Отложить преследование до следующего дня тоже нельзя было. За ночь противник уйдет в контролируемую партизанами зону. Соваться туда с тридцатью бойцами, вооруженными одними винтовками, было бессмысленно. Пока колчаковцы преодолевали гору, на которой их авангард заметил противника, партизаны спустились в лощину, пересекли речку и начали подниматься на следующий перевал-До вершины перевала было не менее четырех верст. Хотя гора и была пологой, но лес и большое количество буреломов сильно затрудняли движение. Идущим впереди бойцам становилось все труднее отыскивать проходимые места в хаосе камней и бурелома. Так в мучительно медленном движении прошло еще два часа. За это время белогвардейцы перевалили гору и прошли еще половину пути отряда, поднимающегося на перевал. Теперь расстояние между противниками не превышало нескольких сот сажен. Останавливаясь, колчаковцы то и дело обстреливали карповскйй отряд. Пули все чаще и чаще щелкали по деревьям, хотя вреда пока не приносили. Алексей видел, что белогвардейцы настигнут его отряд раньше, чем он дойдет до перевала и раньше, чем наступит ночь. Понимали это и колчаковцы. Чтобы не упустить противника, они перестали тратить время на стрельбу и шли . теперь не останавливаясь, стремясь сблизиться на такое расстояние, когда дальнейший отход преследуемых будет ' невозможен. Подходило время решительных действий, и Алексей принял решение. Он подозвал к себе трех бойцов, приказал им взять винтовки, сблизиться с белогвардейцами и открыть по ним стрельбу. Этим он хотел внести в ряды колчаковцев замешательство и на какое-то время затормозить их движение. Замаскировавшись за камнями, бойцы приготовились встрече. Ждать пришлось недолго- Через несколько минут из ельника показались два белогвардейца. Несколько мет- 462 ких пуль из засады, и солдаты повалились в снег. Колча-ковский офицер решил, что преследуемый отряд остановился, чтобы дать бой. Он знал, что у противника только пять винтовок и столько же револьверов. Имея больше чем тройное превосходство, командир повел колчаковцев в атаку. Когда послышались крики наступающих, Алексей оста-новил отряд. Двигаться дальше было нельзя. Это видели все. Сгрудившись около командира, люди тревожно прислу-шивались к стрельбе. -- Товарищи! -- обратился Алексей к уставшим дру зьям. -- Нам нужно еще тридцать или сорок минут. У нас пять винтовок. Пусть выйдут вперед самые смелые. Пусть они преградят врагу дорогу. -- Алексей умолк, медленно обвел взглядом окруживших его товарищей. Он ждал ответа. Ждал, что скажут стоящие на краю могилы люди. И вот с саней поднялись Пирсон и Шнеерзон. -- Это должны сделать мы, товарищ командир, -- едва удерживаясь на ногах, сказал Шнеерзон, показывая на Пир сона. -- Они не пройдут, идите, мы останемся. Напрасно протестовал Алексей и возражали другие*члены отряда, решение стариков было непреклонным. Видя, что ему не уговорить людей, решившихся на смерть ради спасения товарищей, Алексей дал им винтовки, укрыл их за двумя камнями, сзади расположил трех только что отступивших бойцов и, горячо распростившись с остающимися, повел передохнувших людей к перевалу. Колчаковцы были совсем рядом. Увидев ,что отряд снова двинулся в гору, они бросились вперед. Но под ноги атакующих полетели гранаты, защелкали выстрелы. Загорелся неравный бой между несколькими десятками белогвардейцев и горсткой красных бойцов, решивших закрыть своими телами дорогу к перевалу. Руки Пирсона умело держали винтовку. Он не торопился, стрелял редко, но без промахов. В свое время Пирсон был солдатом. Служил в колониальных войсках, его заставляли стрелять в людей, ничего худого не сделавших его родине. Потом он понял это и отказался стрелять. Тогда у него отобрали винтовку и посадили в тюрьму- Там нашлись люди, которые сумели объяснить ему многое из того, что он раньше не понимал. Освободившись из тюрьмы, Пирсон ездил в Америку, был в Канаде, потом приехал в Россию. Здесь стал социалистом и вместе с русскими 463 рабочими вел революционную работу. И вот' он в бою. Хорошо, что ему не изменяют глаза и умело действуют руки. Из-за сосны показался белогвардейский офицер. Пирсон нажал курок, и белогвардеец повалился навзничь. Но вскоре вражеская пуля сразила старого коммуниста. Шнеерзону никогда не приходилось стрелять, но сейчас он стрелял. Перед затуманенными глазами старика пробежали наиболее запомнившиеся картины жизни, беспросветной нужды, непосильного труда, лишений и издевательств. Почти ребенком начал он работать подмастерьем у сапожника. Его били, морили голодом, но Исаак был молод и не унывал. С большим трудом он все-таки скопил немного денег и купил домишко. Потом женился, а через год родился сын. В дом пришло счастье, добытое ценой молодости. Но оно оказалось настолько кратковременным, что он не успел даже к нему привыкнуть. В девятьсот шестом году, весной, вернувшись из города, Шнеерзон не нашел ни дома, ни семьи. В соседнем дворе под окровавленной рогожей лежали его жена и сын, убитые черносотенцами. С тех пор он метался по необъятной России, ища выхода из тупика, в который загнала его проклятая жизнь. А она все больше и больше издевалась над ним, душила его и каждый день сталкивала с новыми обидчиками. Не скоро понял Исаак Шнеерзон, кто был действительно виновник всех его несчастий, но поняв, твердо встал на путь борьбы за справедливость. И вот он бьется с врагом, готовый умереть в неравном сражении. Со всех сторон с блестящими штыками, со стреляющими винтовками на него лезут те же палачи, что отняли у него жену и сына. Их осталось небольшая кучка, но они совсем рядом. У Шнеерзона нет больше патронов, он вылез на камень. Враги рядом. ...Прошитый несколькими пулями, Шнеерзон, падая, схватился за гранату. Грохнул взрыв. , Оставшиеся в живых белогзардейцы отпрянули от него. А он лежал, навалившись всем телом на мертвого Пирсона, как бы закрывая его от врагов. Трое других продолжали стрелять из-за камня повыше. Больше половины белогвардейцев были убиты, а дорога, за которую они бились с горсткой смельчаков, все еще была закрыта. Медленно наступала ночь. На западе потухала вечерняя 464 заря. На верхушках деревьев меркли ее последние блики, уступая место ползущей снизу темноте. ...Через сутки разведчики вернулись на свою базу и стали готовиться к переходу на соединение с Красной Армией. Алексей поехал в соседний отряд, который решил само-распуститься и разойтись по домам. Выслушав Алексея, командир отряда долго молчал. Встряхивая огненным чубом, сердито кашлял. Потом еще раз сильно встряхнув чубом, сказал: -- Надо собрать бойцов. Пусть решат. -- Но командир вы, -- строго сказал Алексей. -- Да,но у нас в отряде другие порядки и законы, чем у вас, -- эсеровские. Алексей понял, что говорить по этому вопросу с отрядом, где преобладало влияние эсеров и анархистов, бесполезно. Члены отряда, по разным причинам не соглашающиеся с колчаковцами, еще больше не хотели пойти к красным. Когда люди собрались, Алексей стал просить, чтобы отряд передал им все, что он вынужден будет бросить. Вперед вышел человек с густыми косматыми бровями. Сняв с рук варежки, он сунул их под мышку, разгладил бороду и, обращаясь к своему командиру, спросил: -- Скажи прямо: мы будем возвращаться сюда али нет? Командир нехотя посмотрел в сторону спрашивающего и также нехотя ответил: -- Может, будем, а может, и нет- Смотря как потянет. --│ С красными нам тоже не па пути, -- послышалось из круга,-- продразверстку-то, говорят, до сей поры не отменили. -- Колчак -- монархист, нам он тоже не товарищ, -- пробасил простуженный голос,-- воевать все равно придется. -- Ну это мы еще посмотрим, -- махнул рукой командир. -- Давайте ближе к делу. -- И вот ведь как получилось, -- заговорил бровастый, по-видимому, твердо решивший, что возвращаться они больше не будут, -- я вот давно кумекаю, куда девать муку и мясо. Позавчера наши фуражиры наперли. Али кошмы? Вон их сколько. А вам сгодятся. Кошмы укатанные, валенки на дорогу подошьете. Зима, а до красных-то черт-те знает сколь... -- Погоди болтать за всех, -- сердито одернул командир своего завхоза. -- Пусть и другие скажут. 465 Но другие, видя, что им попользоваться чем-либо нельзя, тоже не возражали. Вернувшись в отряд, Алексей собрал бойцов. Сообщил, что дают им соседи, и установил срок для сборов- За эти два дня нужно было сделать многое: подшить валенки и отремонтировать одежду, напечь хлеба и насушить сухарей, проверить и распределить оружие. Глава тридцать третья Наконец, все сборы закончены. Карпов с Мальцевым последний раз обходят партизан. Больший отряд под коман-дованием Карпова после прорыва окружения пойдет через самые трудно проходимые места на соединение с Красной Армией. Второй -- около ста человек --- под командованием Мальцева, выйдя из окружения, соединится с отрядом Шапочкина, останется пока в тылу врага и будет продолжать борьбу с колчаковцами здесь. Пока Карпов с Мальцевым дают последние указания младшим командирам, партизаны с сожалением смотрят на оставляемый лагерь. Эти шалаши и землянки их надежно укрывали в непогоду. Вот на этих обрубках из сухостоя они сидели вокруг костров. В этих корытах, выдолбленных из толстых деревьев, носили воду. В этой большой землянке мылись, называя ее "царицей бань". Все здесь было сделано собственными руками и верно служило в трудной партизанской жизни. Труден сейчас путь через леса и горы. Но пройдет еще немного времени, и он станет в стократ труднее. Под воз-действием весенних солнечных лучей снег начнет постепенно оседать. Внизу будет все больше и больше собираться полая вода. Потому в одну из ночей с юга или востока налетит теплый ветер, и тогда под снегом возникнут тысячи маленьких ручейков. Вскроются реки. Они, клокоча и пенясь, начнут свой бешеный бег в низины. Никто из знающих Урал не решится пойти во время таяния снегов в горы. Никто не пожелает даже своему недругу оказаться в это время в горах. Но вот раздается команда, и отряды начинают вытягиваться в цепочку по одному человеку. Впереди первого отряда, с трудом шагая, идет Алексей. В руках у него винтовка, на поясе наган, за спиной мешок. Чтобы снег не сыпался за голенища, брюки, так же как и у остальных бой- 466 цов, натянуты на валенки. Через некоторое время Алексей делает два шага в сторону, пропускает отряды и пристраивается в конец цепочки. Теперь впереди идет Редькин, но и он через какие-то сто сажен сходит с дороги и, выждав, когда все пройдут, пристраивается за Алексеем. Так и шли, то и дело сменяя тех, кто протоптал свою долю дороги. К утру бойцы без шума захватили на кордоне колчаков-ский пост и подошли к железнодорожному разъезду, разведанному группой Редькина. Здесь находилось одно из звеньев так называемого большого кольца, окружившего несколько партизанских отрядов. В этом месте партизаны должны разорвать окружение и, если удастся, запастись продовольствием и оружием. Зная расположение белогвардейцев, командиры разделили свои отряды на несколько групп и одновременно напали на колчаковцев в нескольких местах. Бой был скоротечным, партизаны действовали настойчиво. Только немногим колчаковцам удалось, побросав оружие, убежать в лес. К концу боя Алексей с Редькиным и несколькими бойцами поспешили в помещение разъезда. Они торопились предупредить работников разъезда, чтобы те не передавали на соседние станции сведений о нападении партизан. Заняв помещение, Алексей вышел на платформу встретить показавшийся у семафора товарный поезд, идущий на восток. Приближаясь к разъезду, поезд сократил ход, но не останавливаясь, медленно полз. Внимание партизан привлекли два пассажирских вагона, это были санитарные вагоны, до отказа набитые больными и ранеными. Вглядываясь в окна проползающих вагонов, Алексей вдруг вскрикнул, взмахнул руками и, сделав стремительный прыжок, бросился к заднему вагону. Редькин тоже увидел в одном из окон этого вагона знакомое бледное женское лицо с большими глазами. -- Маша! Маша! Ма-а-а-ша! -- кричал Алексей, стремясь не отстать от вагона.- Машутка тоже что-то кричала и не отрывала глаз от Алексея. Потеряв шапку, Алексей продолжал бежать около вагона. Но вот паровоз увеличил скорость. Отойдя в сторону, Алексей долго стоял как вкопанный, не отрывая взгляда от уходящего поезда. Подошедший к Алексею Редькин хотел было отдать ему подобранную шапку, но, увидев лицо друга, потупился и стал молча месить валенком снег. 467 Заметив Редькина, Алексей выпрямил спину и, все еще смотря вслед идущему в гору поезду, сказал: -- Ты не представляешь, Миша, как я рад, что увидел ее живую. Слушая друга, Михаил сердито тряхнул головой и, погрозив кулаком уходящему поезду, сказал: -- С точки зрения... я бы ей, холере, все глаза выцарапал. Ты не видишь, как она тебя позорит... -- Нет, нет! Не говори так,-- запротестовал Алексей.-- Мы пока еще не знаем, почему она там. Она не враг нам, не враг... -- Может, оно и так, -- согласился Михаил, --но если она мне попадется, то так и знай, порки ей не миновать. -- А если невиновна? -- Все равно всыплю. -- За что же тогда? Михаил погрозил снова кулаком: -- За тебя, -- и, помолчав, добавил: -- И за Никиту- Алексей вздохнул, взял из рук Михаила шапку, нахло бучил на лоб и, направляясь к разъезду, сказал: -- Посмотрим, Михаил, может, и без порки обойдется. К полудню отряды разрушили два железнодорожных" моста, взорвали насыпь, поломали несколько стрелок. Потом распределили между собой отобранное у белогвардейцев оружие и припасы, провели с жителями митинг, скупили в поселке печеный хлеб, сколько могли запаслись мукой и, тепло распростившись, ушли по разным направлениям в горы. Тяжелый путь выпал на долю карповского отряда. Маршрут был выбран по самым трудным безлюдным местам, чтобы избежать столкновения с колчаковцами до перехода линии фронта. Хорошо, что отряд шел налегке. Среди партизан не было тяжело раненых и больных. Каждый боец нес личное оружие и запас продовольствия. В отряде было несколько десятков лыж. Они облегчали разведчикам путь, на лыжах везли небольшой неприкосновенный запас. Отряд состоял в основном из рабочих Южного Урала. В отряде были русские, украинцы, белорусы, татары, башкиры, марийцы, чуваши, два китайца и один поляк. Все они были горячо преданы делу революции. Опасаясь преследования, Алексей вел отряд без остановки целые сутки. Привал был сделан лишь на второй 468 день на вершине высокой скалистой горы- В первую ночь не было разрешено зажигать костров, и партизаны, спасаясь от холода, устраивались кто как мог, под защитой наспех сплетенных плетней, снежных пещер, за выступами камней. Подстилкой служили ветви деревьев. Мурлыча "во саду ли, в огороде", Редькин суетился около каменного зубца. Он несколько дней назад познакомился с пришедшим из другого отряда партизаном по имени Ли Чун, и сейчас вместе с ним устраивался на ночлег. Коренастый, широколобый Ли Чун понравился Михаилу с первого взгляда. В его непринужденной развалистой походке, в постоянном стремлении что-то делать и делать основательно, в смеющемся взгляде глубоких глаз Михаил видел человека большой простоты и трудолюбия. Михаил с первого же дня стал звать его Ленькой. И, как ни странно, скоро в отряде и даже в официальных документах и обращениях стали называть его этим именем. Пока Михаил расчищал площадку и устилал ее ветвями с подветренной стороны, Ленька смастерил из сучьев четыре щита. Два щита были поставлены по бокам, третьим покрыли верх и все это завалили снегом. Четвертый щит служил дверью. Получился утепленный шалаш. Закончив работу, Ленька сказал: -- Хорошо! Лучше, чем в Шанхае. Там я жил на улице. Михаил улыбнулся- -- Ты же говорил, что в Шанхае тепло... -- Тепло, но не всем. Мне было холодно. Буржуям тепло. -- Здесь тоже морозом пахнет, -- показывая на шалаш, сказал Михаил. -- У меня на родине есть пословица: "Если у человека тепло на сердце, он не замерзнет от холода". А тепло на сердце бывает там, где есть хорошее дело, хорошие друзья. -- Значит, тебе такая жизнь нравится? -- спросил Михаил. -- Я китайский рабочий. Мне нравится все, что нравится русскому рабочему. -- Ленька блеснул белыми зубами.-- Кончим буржуев у вас -- за наших возьмемся. Так и будем воевать, пока люди в России и Китае не будут свободными-Мы вам помогаем, вы поможете нам, разве от этого не станет тепло на сердце. Михаил долго думал, потом со вздохом ответил: -- Далеко до вас. Но раз дело связано с мировой рево- 469 люцией, мы обязательно поможем. Ты смело можешь написать об этом своим товарищам. Так и скажи, что красный боец Редькин Михаил берет на себя пролетарское обязательство искоренить мировую гидру во всем Китае. Я так скажу, что эту идею коммунизма обязательно поддержит товарищ Ленин. Друзья съели по куску хлеба и, поговорив еще о делах мировой революции, полезли в шалаш. Там они, плотно прижавшись друг к другу, вскоре уснули. Утром отряд нагнали бойцы, оставленные Алексеем для наблюдения за противником. Они пробыли у разъезда около суток. Оставшихся в живых колчаковцев погнали на восстановление железной дороги. В этот день с Михаилом случилась история, чуть было не стоившая ему жизни. В середине дня отряд подошел к ущелью, заканчивающемуся крутой гранитной стеной. Преодолев снежные завалы, передовые бойцы отряда вплотную подошли к тупику. Первым на стену полез Михаил, за ним Ленька. До верха осталось совсем немного, когда небольшой каменный уступ обломился под ногой Михаила, и он, обрывая на руках ногти, заскользил вниз. Ленька мгновенно подставил падающему плечо. На этой опоре Михаил задержался какую-то долю секунды и снова скользнул вниз. Но Ленька успел схватить друга за воротник полушубка и громаднейшим напряжением удержал его. Так они и повисли на десятисаженной высоте. На небольшом уступчике Ленька, в руках у него без всякой опоры Михаил. Прошла минута, и у Леньки начали дрожать ноги, неметь руки. Потом ноги стали предательски подгибаться, в глазах потемнело. Казалось, пройдет еще немного времени и Ленька должен будет или выпустить из рук друга, или лететь вместе с ним. Так думали смотрящие на них снизу. Спас их Алексей. Подобравшись снизу, Алексей подпер ноги Редькина плечом, затем взобравшийся на стену второй боец бросил Михаилу веревку. ...Много трудностей пришлось преодолеть партизанскому отряду, прежде чем он пересек Уральские горы. Но ни трудные подъемы и спуски, ни снежные завалы, ни голод, ни холод не остановили бойцов отряда. Они настойчиво двигались навстречу новым, еще более трудным боям с противником. 470 Глава тридцать четвертая Линию фронта отряд пересекал туманной мартовской ночью. Продвигаясь в авангарде отряда, Редькин с группой бойцов неожиданно наткнулся на вражескую батарею и захватил ее- Не ожидавшие нападения с тыла колчаковцы до того растерялись, что не сделали даже ружейного выстрела. Нащупав при помощи пленных артиллеристов проход, Редькин забрал орудийные замки и провел отряд без единого выстрела до самой реки. Только когда партизаны спустились на почерневший от весеннего ветра лед, колчаковцы открыли стрельбу, но, не зная толком, куда стрелять, не нанесли партизанам никакого вреда. Первым советским бойцом, на которого наткнулись Михаил с Ленькой, оказался чех Вальдек из интернациональной пулеметной роты. Он возвращался из разведки как раз в тот момент, когда белые открыли стрельбу по партизанам. Одна из пуль ранила Вальдека в ногу. Добравшись до своего берега, он сел за камнем и стал делать перевязку. Увидев вынырнувших из тумана партизан, Вальдек схватился было за оружие, но два штыка заставили его поднять руки. Не зная, с кем они имеют дело, Михаил спросил: -- Кто такой? Какой части? Вальдек зло посмотрел на Редькина и ничего не сказал. Он выжидал удобный момент, чтобы выхватить из кармана гранату. Догадавшись о намерении Вальдека, Михаил схватил его за руку и тут увидел на шапке крошечную звездочку. -- Мы партизаны, -- сказал тогда Михаил, -- идем на соединение с Красной Армией. Помогите нам связаться с кем-либо из командиров. Вальдек еще раз осмотрел партизан и заметно успокоился. -- Сколько вас? -- спросил он у Михаила. -- Двести человек. -- А-а-а, -- неопределенно протянул Вальдек. -- Проведите нас к своему командиру, -- повторил Редькин. -- Двоих проведу, двести нет, -- потупившись в землю, ответил Вальдек. 471 -- Конечно, двоих, -- обрадовался Редькин, -- зачем же двести, двести потом. Вальдек сел на пенек, ребята помогли перевязать ему ногу. Потом они с Михаилом пошли вперед, а Ленька вернулся с докладом к Алексею. Командир роты Ревес встретил сообщение Михаила с недоверием. Откуда партизаны. Он ничего не слышал о них Почему они вышли на его участке, а не в другом месте? После долгих расспросов, Ревес разрешил прийти к нему только одному командиру, остальные должны оставаться за селом. В огородах Ревес расположил все свои пулеметы. -- Чем вы докажете, что вы партизаны? -- спросил он пришедшего к нему Алексея. -- Я могу это легко доказать, если вы свяжете меня с командиром дивизии Калашниковым или комиссаром Мар-киным. Ведь в вашем селе есть телеграф... -- Маркиным, с Калашниковым?--переспросил Ревес.-- Но они сейчас в штабе армии, едемте, я попытаюсь связать вас с ними через штаб дивизии. Лишь при содействии особого отдела дивизии Ревесу удалось связаться с армией. Обрадованный Данила Иванович после переговоров с Алексеем предложил Ревесу помочь партизанам устроиться на отдых. Алексею было приказано после отдыха явиться в штаб армии. Отряд разместился в нескольких верстах от линии фронта в большом чувашском селе. Весь первый день бойцы приводили себя в порядок. Стирали белье, чинили обувь и одежду, мылись в банях. Ленька исхлестал два березовых веника, задыхаясь, не-сколько раз выбегал в предбанник, а Михаил все просил "вдарить еще разок". -- Леня! Милый, -- который уж раз окатываясь холод ной водой, просил Михаил,-- ну еще одну запалку. Вдарь как полагается, чтобы тово... пролетарское сердце от радос ти замерло. И Ленька, внимая мольбам друга, обжигая руки, еще и еще раз принимался бить его горячим, как кипяток, веником. Подставляя под веник то спину, то ноги, то бока, Михаил стонал от удовольствия. Вечером к Алексею пришел Ревес. Веселый, но озабоченный, он спросил, может ли он поговорить откровенно... 472 --│ Конечно, конечно,--│ заулыбался Алексей, довольный приходом Ревеса. -- Вы партизаны, -- начал Ревес без всяких обиня ков, -- самые стойкие бойцы. Вы едете в штаб армии, и я решил кое-что вам сказать. Почему отдельные командиры полка ведут переговоры с врагом? Почему в полку нет дис циплины? Я, как командир боевой единицы, веду разведку, достаю важные сведения, а штаб полка говорит: не нужно... Сами знаем. Враг будет скоро наступать, мы не готовы. Как можно воевать при таком командовании полка? Пропадет полк, пропадут люди. Враг много выиграет. Алексей слушал Ревеса с большим вниманием, беспокойство командира роты за судьбу полка невольно передавались и ему. "По-видимому, в полку что-то неладно,-- думал Алексей,-- иначе Ревес не стал бы говорить так". -- В вашем распоряжении есть телеграф. Доложите командиру дивизии, -- посоветовал Алексей. -- Что телеграф, -- возразил Ревес, -- разве живой человек хуже? Я хочу, чтобы вы сказали об этом там в армии. В полку измена, как вы не понимаете? -- Товарищ Ревес, но вы тоже должны понять: мне могут не поверить. Ведь я здесь всего один день. Ревес стоял возбужденный. -- Но это важное дело, его так оставлять нельзя. Изме на на фронте, вы понимаете? --│ Понимаю и даю вам слово, что передам наш разговор там, в армии. -- Маркину передайте, говорят, он политкаторжанин, одной со мной партии. Я ему верю. Такие, как он, не подведут. -- Хорошо, я передам лично Маркину. Ревес достал кисет с махоркой, предложил Алексею закурить, -- Скажите ему, белые совсем скоро перейдут в наступ-ление. У них постоянная связь с начальником штаба полка Грабским. Царский офицер, надо было расстрелять, а ему перебежчику от белых, доверили штаб полка. 1 еперь это штаб измены. Командир первого батальона Курочка предлагал мне начать бунт. Он хочет быть командиром полка, потом дивизии. Тогда, говорит, у нас будет полная свобода. Анархист -- ему все равно, что белые, что красные. -- Знает ли об этом командир полка? -- спросил Алексей. 473 -- Не знаю. Может, он и хорош, но он всегда пьяный. --- Что же сказали Курочке вы? -- Что я сказал? Я сказал, что если будет бунт, то мои шесть пулеметов расстреляют батальон. Я коммунист, верю Ленину, Маркину тоже, Курочке нет. -- А как красноармейцы? -- снова спросил Алексей. Ревес погасил Догоравший окурок, пристально посмот рел на Алексея. -- Красноармейцы так, как везде. У меня в роте семь национальностей, все они рабочие, все будут умирать за Советскую власть. Алексей поднялся, протянул руку. -- Мне нужно сейчас же ехать. -- Да, да. Именно сейчас, -- заторопился Ревес. -- Я помогу. В роте есть пара хороших запасных коней. Завтра будете там, у Маркина. Передайте ему: интернациональная рота будет до конца стоять за Советскую власть. Алексей позвал Редькина, познакомил с Ревесом. -- Мне приказано срочно быть у товарища Маркина. Ты остаешься командиром отряда. Приказываю держать отряд в боевой готовности. Редькин вытянул руки по швам. -- Есть держать отряд в боевой готовности. -- И еще одно условие, Михаил: без меня ты не выполняешь никаких указаний, идущих от командования полка. Глава тридцать пятая ~ В штабе армии Алексей пробыл недолго. Дело, о котором просил его Ревес, приняло неожиданный оборот. Выслушав доклад Алексея, Калашников поблагодарил его за проведенные партизанами операции. -- Ничего другого не скажешь, молодцы,-- пожимая ему руку, говорил командарм, ласково смотря в лицо.-- Все, что вами сделано, заслуживает похвалы. Я лично считаю результаты операции отличными. Да, да, очень хо роши. Я так и доложу... -- Командарм помолчал и доба вил:-- Конечно, вам следовало бы отдохнуть. Если бы не эта проклятая кутерьма... -- и замолчал, что-то обдумывая. Алексей забеспокоился. Калашников может на этом разговор закончить, а он еще ничего не сказал о просьбе Ре-веса. И, воспользовавшись паузой, Алексей сказал: 474 --- Товарищ командир армии, я обязан сообщить вам очень важный разговор с командиром интернациональной роты -- Ревесом. Калашников поднял утомленные глаза, закинул за ухо упрямую прядь волос. -- Говорите, я слушаю., -- Ревес уверяет, что начальник штаба третьего полка; Грабский -- изменник, что он самостоятельно ведет с белыми переговоры и передает им важные сведения. Командир первого батальона Курочка предлагает ему начать бунт, что... Командарм властно махнул рукой, и Алексей умолк на полуслове, решив, что его не хотят слушать. -- Знаю, знаю. Жаль, что вы опоздали с сообщением. Беспорядки там начались несколько часов назад. Теперь дело не в сообщениях, а в том, как исправить положение. В кабинет вошел Маркин, поздоровавшись с командармом, он сел около стола. -- Слышали, товарищ комиссар, про третий полк? -- спросил командарм Маркина. -- Да. Вот только сейчас узнал. Калашников сдвинул брови и зашагал по дорожке. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Алексей решил, что сейчас разразится буря. Но услышал ровный, спокойный голос: │-- Пришла пора проверить работу особых отделов. Я прошу вас, Данила Иванович, заняться этим делом немедленно. Они или спят, или делают не то, что нужно,-- и вдруг кулаком по столу.-- Потерять целый полк без единого выстрела, это черт знает что такое... Как бы продолжая мысль командарма, Маркин сказал: -- Просмотрели. Я сегодня же займусь вашим поруче нием. А сейчас мне хотелось бы посоветоваться, как спа сти полк. Командарм подошел к столу, что-то написал на листе бумаги, но тут же зачеркнул, снова написал и снова зачеркнул. Потом, повернувшись к комиссару, сказал: -- Я прикажу комиссару дивизии организовать отряд из коммунистов. Комдиву приказано быть в первой бригаде, возможно, потребуется сила. -- Я думаю, что мы должны использовать в первую очередь то, что есть на месте.-- смотря на Калашникова, сказал Маркин. 4*5 -- Да, да. Вы правы,-- согласился Калашников,-- я как раз об этом сейчас и размышлял, но не успел еще сказать.-- Он на какую-то минуту запнулся, внимательно посмотрел на Алексея и, как видно, окончательно решившись, объявил тоном приказа:--Одной из самых лучших мер, мне кажется, будет решение утвердить командиром третьего полка товарища Карпова, а начальником штаба товарища Ревеса. Партизаны и интернациональная рота -- вот кто должен помочь нам ликвидировать мятеж.-- Он снова ,подошел к Алексею и, положив ему руку на плечо, продолжал:-- Я распоряжусь, чтобы к утру вас доставили в полк. Есть ли у вас вопросы? -- Все ясно, товарищ командарм,-- ответил Карпов твердым голосом.-- Разрешите заявить, что мной будет сделано все, чтобы полк смыл свой позор боевыми делами.-- И, взглянув еще раз в сторону повеселевшего комиссара, сказал, что он готов немедленно ехать на место. -- Я полечу сейчас же,--поднимаясь, сказал Маркин, обращаясь к командарму.-- Карпов приедет утром. Командарм пожал Маркину руку. -- Правильно, Данила Иванович, летите... Штаб взбунтовавшегося полка размещался в большом торговом селе. На площади, между двумя рядами магазинов, второй день шел митинг. Больше двух тысяч бойцов, побросав позиции, собрались в селе, говорили о международном положении и о том, почему мало дают хлеба, о военном коммунизме и плохих ботинках, о продразверстке и о не полученной вчера бойцами махорке. Так прошла первая половина дня. Мобилизовав все силы, коммунисты отбивали яростные нападки эсеров, анархистов и других белогвардейских агентов. -- Кому верите? На кого руку поднимаете? --спрашивали они у бойцов.-- К Колчаку хотите- -- А продразверстка зачем? -- спрашивали люди.-- Ботинки худые, хлеба по куску дают. --│ Продразверстка -- мера временная, вынужденная. Сами говорите, что хлеба мало дают, а где его взять, если кулаки не хотят его продавать. Голодом думают уморить и нас, и рабочих. Неужели не понимаете? Под напором коммунистов бойцы начали сдаваться. Но в спор вступали явные белогвардейцы. Они ставили вопрос по-другому. -- Не хотим Советской власти, к черту. Это не свобо- 476 да, а грабеж. У меня отца посадили, весь хлеб выгребли. И споры разгорались с новой силой. Видя, что в споре с коммунистами им не добиться перевеса, заводилы бунтовщиков решили действовать более решительно. После обеда они потребовали, чтобы выступил молчавший до этого командир полка. На мост вылез шатающийся от только что выпитого са-могона Звякин. Погрозив собравшимся кулаком, он сипло закричал: -- Армия! Это называется армия? Позицию бросили, негодяи. Кто разрешил? Площадь взорвалась руганью. -- Пьяная сволочь, махорку куда девал? Почему вчера махорки не дали? -- Дома с отцов, а здесь с нас кровь пьете, гады!.. Пьяный командир полка все еще не видел надвинувшейся опасности. Он считал, что ему удасться унять расшумевшийся полк криком и угрозами., . -- Расходись! Сейчас же расходись на свои позиции,-- снова загремел Звякин, грозно топнув по помосту ногой. Вы что думаете, я буду с вами церемониться... Позорить меня, члена партии левых эсеров, решили? Разойдись, расстреляю сукиных детей!.. -- Врешь! -- завизжал стоящий рядом с помостом Курочка, уловив условный знак Грабского.--Руки коротки! -- Мы сукины дети, а ты кто? --закричали со всех сторон. -- Заткните ему глотку! К помосту бросилось несколько вооруженных человек. Почуяв опасность, Звякин схватился за наган, но вскочивший на помост Курочка, взмахнул блеснувшей на солнце шашкой, и командир полка, выронив наган, покатился с помоста. -- Вот она, свобода! -- закричал Курочка, подняв вверх окровавленную шашку. -- Вяжи коммунистов! Бей больше вистских приспешников! Коммунистов .арестовали, но. убили только комиссара полка. Остальных заперли в подвал и стали спорить, как с ними быть. В полку было немало людей, не одобрявших мятежа. Да и среди самих мятежников оказались люди, понимающие, что за это придется рассчитываться. Спорили до самого вечера, но так ничего и не решили. А утром около поселка приземлился самолет. 477 Первым к дому, где остановился комиссар, прискакал командир первого батальона. Привязав лошадь за тополь, Курочка пошел в помещение. -- А, комиссар? --отрыгивая перегаром самогона, про-хрипел Курочка, перешагнув порог.-- О командире полка вопрос решать приехали? Что же, давайте потолкуем... -- Может быть, вы сначала про беспорядки в полку ска-жете,-- смотря на Курочку загоревшимся взглядом, спросил Маркин. -- А потом уж о командире полка толковать будем... --│ Нет! Я ставлю вопрос так, как его ставит каждая свободная личность. Полк хочет быть по-настоящему свободен. Я вам заявляю прямо: или вы утвердите меня командиром полка, или мы решим этот вопрос без вас. -- Ну что ж? Попробуйте решить. А мы не утвердим,-- спокойно и совершенно твердо заявил Маркин. -- Утвердишь,-- засмеялся Курочка,-- винтовки и пу-леметы у нас в руках. Заставим... Комиссар медленно поднялся на ноги. Показал пальцем на стол: -- Клади оружие! В трибунале будем разговаривать! -- Ах, вот как! -- хватаясь за шашку, закричал Курочка, шагнув к столу. Прозвучал выстрел. Роняя шашку, Курочка схватился за грудь и, оседая, упал головой к двери. Выйдя за ворота, Маркин отвязал от тополя лошадь, вскочил в седло и поскакал в роту Реверса, к партизанам. Когда мятежники узнали о смерти Курочки, на площади снова начался митинг. Руководители мятежа поняли: медлить больше нельзя. Или они выиграют и поведут за собой полк, дивизию, армию, или проиграют и тогда дорога к белым на положении перебежчиков, без солдат. Позор... До последнего момента Грабский держался в тени, стремясь представить себя беспристрастным Человеком, молча наблюдающим за хоДом событий. Он видел, что у Курочки, очень много говорившего, сторонников от этого не прибывало. И он терпеливо ожидал, когда тот окончательно надоест солдатам. Теперь Курочки нет. Перед Грабским встала задача открыть карты. Анархисты готовили новую кандидатуру. Нужно было торопиться. И вот, махая маленькими кулачками, он как юла, завер- 478 телся на небольшом помосте. Колкие зеленые глаза Граб-ского скользили по лицам людей. -- Дорогие товарищи, -- то приседая, то подскакивая, говорил Грабский,-- кто больше меня знает ваши нужды? Не я ли всегда грудью защищал солдатские интересы. Не пора ли подумать, ради чего мы проливаем свою кровь? За что убиваем таких же трудовиков, как и сами? Неужели мы.все еще не поняли, что кровь льется ради тех, кто из дает грабительские законы, за диктаторов. За тех, кто при помощи продразверстки и военного коммунизма грабит на ших отцов и братьев? С чего ради мы должны за это вое вать?-- Грабский подбоченился и картинно положил руку на эфес шашки.-- Если вы мне верите, вставайте под мое ко мандование, и я завтра же объявляю об отмене на террито рии нашего полка всех советских законов. Долой военный коммунизм! -- взмахнув кулачком, закричал Грабский.-- Долой продразверстку! Завтра же к нам присоединятся все соседние полки, а потом дивизии и армии. Я уверяю, что наши сегодняшние враги окажутся нашими лучшими друзь ями. Грабский набрал в легкие воздуха, поднял вверх обе руки и хотел что-то еще добавить, но неожиданно услышал: -- Хватит болтать! Кончайте разговоры! Грабский с недоумением взглянул в сторону. Рядом на подмостках стоял высокий, с развевающимися на ветру волосами, молодой человек. Взгляд незнакомца был настолько решителен, что Грабский невольно отступил в сторону и визгливо крикнул: -- Кто ты такой? Кто разрешил тебе здесь появляться? -- Молчать! -- шагнув в сторону Грабского, прикрикнул незнакомец.-- Я-- командир полка, приказываю вам немедленно сойти с помоста. Не ожидавший ничего подобного, Грабский растерялся, и то вопросительно смотрел на незнакомца, то на море крас-ноармейских голов. А тысячеголовая возбужденная толпа, жадная до всего нового, с недоумением и интересом смотрела на две фигуры, стоящие на помосте, ожидая, что. скажет неизвестный человек. Грабский решил во что бы то ни стало настроить полк про-тив появившегося конкурента. Выскочив вперед, он громко закричал, показывая на незнакомца: 479 -- Граждане! Это коммунист, присланный сверху. Он пришел уговаривать нас, чтобы мы снова подчинились Сов депу. Долой обманщика, самозванца! Да здравствует отме на продразверстки! Долой...-- Но сделав еще шаг вперед, он оступился и повалился с помоста. Незнакомец быстрым движением руки хотел удержать Грабского, но не успел. Падая, тот попал ногой в щель между двух досок. Изрытая ругательства, кляня все на свете, Грабский висел между помостом и землей, прося, чтобы ему помогли опуститься на землю. Но площадь ревела хохотом, и никто снимать его не спешил. Так бы и висел он еще неизвестно сколько времени, если бы не оторвался не выдержавший груза каблук сапога. Теперь, устремив взгляд в толпу, на помосте стоял один незнакомец. Вот он поднял руку, и все снова услышали его голос. -- Товарищи! Разрешите прочитать телеграммы от ва ших же товарищей,-- он вынул из кармана гимнастерки две бумажки.-- Вот телеграмма от первой бригады нашей дивизии. Послушайте, что нам пишут. "Товарищи красно армейцы третьего полка нашей дивизии! Мы требуем, чтобы вы немедленно прекратили бунт и выдали преступни ков. Иначе мы уничтожим вас, как изменников и предате лей пролетарского государства". А вот телеграмма четвер того полка. "Прекратите бунт или наши орудия, пулеметы и винтовки будут направлены на вас". Чтобы не было не нужной крови, я и пришел сказать вам, что вы играете с ог нем. А теперь посмотрите вокруг себя. Это тоже ваши то варищи.-- Он поднял руку и стал показывать по сторонам. За рукой машинально потянулись взоры красноармейцев, до сих пор не обращавших внимания на то, что делается на соседних улицах. И везде, куда показывал оратор, они ви дели дула пулеметов и винтовок. Площадь была окружена партизанами и пулеметной ротой Ревеса. Это подействовало на мятежников отрезвляюще. А тут еще Маркин с группой партизан открыл железную дверь поповского подвала, и оттуда хлынули освобожденные коммунисты. Не раздумывая, они пошли на площадь, прямо в красноармейскую массу. -- Здорово, ребята! Здорово... Здорово.-.-- слышалось по всей площади. -- Ну что, товарищи, отдохнули маленько? -- виновато 480 спрашивали красноармейцы людей, с которыми они долгое время делили трудности войны. -- Да вот, по вашей милости... -- Разве это мы?--опуская глаза, оправдывались красноармейцы.-- Что мы белены объелись, что ли? Это вон те...-- со злостью показывали они на стоящую около трибуны группу зачинщиков во главе с Грабским. Оглядывая притихшую площадь, Алексей понял, что в настроении красноармейцев произошел перелом. Но перед ним, перед командиром, стояла задача не только заглушить мятеж, но и добиться, чтобы полк снова занял свои позиции и снова превратился в боевую единицу Красной Армии- Выждав, когда освобожденные из-под ареста коммунисты переговорили с красноармейцами, Алексей подошел к краю помоста, окинул быстрым взглядом площадь. -- Прежде всего, товарищи, давайте познакомимся. Моя фамилия Карпов. Вчера командарм назначил меня командиром вашего полка. -- Ого! Здорово! -- Молодой, да, видать, ранний. * -- Не надо! --закричали в группе Грабского.-- К чер ту, мы своего выберем. Теперь свобода... Но на него не обращали внимания. Люди были довольны наступившей развязкой. Они с интересом слушали каждое слово нового командира, следили за каждым его движением. Чувствуя это, Алексей перешел в наступление. -- Я хочу заручиться вашим согласием, товарищи, чтобы поблагодарить первую бригаду и четвертый полк за товарищеское предупреждение и сказать им спасибо за под-держку в тяжелое время нашего шатания. Разрешите заверить их, что мы поняли свою ошибку и сделаем все, чтобы загладить ее боевыми делами. -- Правильно! -- раздалось со всех сторон. -- Посылайте! Согласны! -- Командарму тоже пошлите. -- На позицию! -- кричало множество голосов. -- Хватит позориться, к чертовой матери! -- В подвал! Грабского в подвал! Грабский бросился было бежать, но его окружили, обе-зоружили и повели к поповскому дому. И никто, даже близкие помощники, не ударили палец о палец, чтобы защитить его от ареста. 16 Н. Павлов 481 На трибуну поднялся Ленька. Глаза как иглы, движения порывистые, энергичные. -- Товарищи!--закричал он, с трудом выговаривая слова.-- Китайский рабочий, русский рабочий -- друзья. Китайский буржуй, русский буржуй -- сволочь. Ленин за рабочих -- хорошо. Колчак за буржуев -- плохо. Китайский рабочий вам друг, колчаковцам враг. Колчаковцы должны положить оружие. Русских рабочих, китайских рабочих не победит никто. -- Правильно, Ленька!--закричал Редькин.-- Вот, черт, давно бы так, мировой революционный пролетариат-.. На помост поднималось еще несколько человек. Все они осуждали мятеж, клялись, что своей кровью смоют с полка позор, требовали расстрела Грабского. Так закончился мятеж полка, который стал потом одной из самых боевых, самых стойких единиц на Восточном фронте. К вечеру полк снова занял брошенные позиции, а через два дня белые перешли в наступление. Колчак рвался к Москве, к столице Советского государства. Рвался туда, где он видел себя диктатором России и верным холопом Антанты. Шла трудная весна 1919 года. Глава тридцать шестая К утру в лесу затрещал мороз. Казалось, что пройдет еще несколько часов, и все живое зароется в сугробы, уйдет в землю или попрячется. по другим теплым местам. Однако кто же не знает, что март это не январь, что пройдет совсем немного времени, и брызнувшие солнечные лучи заставят мороз отступить. Недаром вон тот маленький зверек то и дело высовывает из норы свою серую мордочку и, поводя усиками, щурит глазки, как бы смеясь над бессильной яростью, отживающего свои дни деда Мороза. Или вот эта схваченная утренником береза, разве она не протягивает окоченевшие ветви навстречу живительным лучам встающего на горизонте весеннего солнца. Потирая обжигаемые морозом щеки, командир первого батальона Михаил Р.едькин вместе с командиром интер-национальной роты, своим другом Ленькой, спрятавшись за сугроб, пристально смотрели на противоположный берег 482 реки. Наблюдатели еще вчера сообщили о необычных при-готовлениях противника. И действительно, за береговым валом белогвардейцы вырыли за ночь несколько снежных траншей, накопали с десяток ходов сообщения. Для обороны такого количества сооружений не требовалось. Опустив бинокль, Михаил хлопнул друга по плечу. -- Ну, Ленька, держись! Беляки накапливаются для атаки. Предупреди бойцов, ставь ближе К берегу пулеме ты. Я побегу во вторую роту. -- Михаил озабоченно посмот рел другу в глаза. -- Смотри не торопись, бей наверняка. Ленька поправил на плече ремень, нахмурил брови и, стараясь не выдать волнения, ответил: -- Шесть пулеметов, сто винтовок, большой огонь-.. Здесь колчаковцам дороги нет.-- И, надвинув на лоб шап ку, пошел отдавать распоряжения. Предупрежденный разведчиками о готовящемся наступлении белых, Алексей сообщил об этом комбатам, а к рассвету вместе с Ревесом перебрался на наблюдательный пункт. Белые пошли в наступление вскоре после восхода солнца. Они безмолвно поднялись из снежных траншей, кубарем скатились с берегового обрыва на лед и, согнувшись, с винтовками наперевес побежали к противоположному берегу. За первой цепью появилась вторая, потом третья. Советский берег ответил винтовочными выстрелами, длинными очередями пулеметов. Колчаковцы повели главное наступление на позиции третьего полка.t Они знали по рассказам перебежавших к ним изменников о мятеже в полку. Но они не учли, что за прошедшие двое суток новый командир совместно с партийной организацией очистили полк от белогвардейских приспешников, укрепили его за счет партизанского отряда и провели несколько митингов и бесед, на которых разъясняли политику партии в крестьянском вопросе. За эти дни Алексей успел выступить перед всеми бойцами. Его рассказы о зверствах белогвардейцев, которые он видел, находясь в партизанском отряде, и об убийстве карабашских рабочих, неизменно вызывали среди бойцов бурю негодования. Красноармейцы клялись, что они отомстят колчаковцам за муки советских людей. Первая цепь белых была скошена ружейным и пуле-метным огнем. Вторая и третья, потеряв до половины состава, вынуждены были вернуться. Так еще несколько дней 16* 483 назад бунтовавший полк ответил тем, кто рассчитывал на его поддержку- Потерпев поражение при наступлении на позиции третьего полка, белые перенесли свои усилия на правый фланг и вскоре добились там успеха. Врезавшись в оборону соседнего полка, они вынудили один из его батальонов к отходу, а затем принудили к отступлению весь полк. К половине дня положение осложнилось еще больше. Теперь и на левом фланге началось отступление красноармейских частей. Прошло еще немного времени, и полк оказался почти в полном окружении. Карпов послал во все роты людей с заданием объяснить людям, что полк окружен и отступать ему некуда и, если будет допущен прорыв противника хотя бы в одном месте обороны, то это повлечет за собой неизбежную гибель всего полка. -- Скажите, -- посылая людей, говорил Алексей,--что наше спасение в наступлении. Пусть не шарахаются от сло ва "окружение", а дерутся. Партизаны всегда окружены, но побеждают, победим и мы- Партизанская жизнь научила Алексея сохранять хлад-нокровие в самые критические моменты. Когда круг обороны был замкнут, Ревес спросил: -- Скажите, товарищ командир полка, сколько времени вы предполагаете оставаться в окружении и на что вы, в конце концов, рассчитываете? Показывая рукой на запад, Алексей ответил: -- Чтобы удержать нас в окружении, колчаковцам нуж на по крайней мере дивизия. Это не шутка. Пока они воз мещают ударную силу этой дивизии, наши тоже что-то сде лают. А бить врага мы можем и здесь, было бы желание.-- И вдруг неожиданно:-- Идите, товарищ Ревес, в оркестр и скажите, чтобы исполнили "Интернационал". Спокойствие и решительность командира постепенно пе-редавались окружающим его людям, а через них -- в окопы, к насторожившимся бойцам. Едва успели посланные в роты агитаторы закончить беседы, как морозный воздух разорвали звуки полкового оркестра. Они все громче и настойчивее звали бойцов на решительный бой. Звуки гимна будоражили кровь и мысли людей, на долю которых выпала задача сражаться и умирать, защищая советскую отчизну. Вечером белые сделали попытку смять оборону полка с левого фланга. В атаку пошел резервный сибирский полк. 484 Колчаковцы считали, что они без особого труда разобьют остатки разгромленной ими дивизии и пошли в наступление. Белогвардейцы не знали, что они наткнутся на невиданную еще ими стойкость и отвагу командиров и бойцов первого батальона и интернациональной пулеметной роты, защищающих левый; фланг полка. В интернациональной роте было не малое для того вре- мени количество пулеметов и нигде не виданный еще состав расчетов. Первый расчет русские, второй -- китайцы, потом венгры, латыши, чехословаки, поляки- Были сербы, австрийцы, татары и башкиры. Все они, собравшиеся под красным знаменем революции, беззаветно боролись за одно общее и всем им родное дело-- за трудовую Советскую республику. -- За мировую коммунию,-- закричал подошедший к одному из пулеметов Михаил Редькин, отстегивая гранату, когда белые показались на опушке леса. -- Ленин, республика!--ответил Ленька от соседнего пулемета. -- Ленин! Большевики, Ленин! -- закричали у других пулеметов. Ураган пулеметного и ружейного огня прижал колчаковцев к земле, и они стали продвигаться короткими перебежками. А Переползая от пулемета к пулемету, Ленька.стремился воодушевить своих бойцов, а там, где нужно, подослать помощь. Все его мысли сейчас были сосредоточены на одном: не отступать ни на шаг, драться до последнего вздоха. Получив два ранения, он не покинул своей роты, а продолжал, насколько это было возможно, руководить боем. -- Революция! Советы! Ленин!--кричал Ленька, появляясь у того или иного пулемета. -- Советы! Республика! Ленин! -- отвечали бойцы, про-должая отбивать атаку белогвардейцев. Но вот у одного из пулеметов остался только Вальдек. Кровь заливала ему лицо и глаза. Рядом в цепи были убитые или тяжелораненые. -- Лента! Лента!--кричал Вальдек, показывая на умолкший пулемет, размазывая по лицу сочившуюся из головы кровь. У Леньки две гранаты, наган. Он еще может сдерживать колчаковцев, у пулеметчика пустые руки. Ленька ложится за щиток пулемета, отстегивает гранаты. Вальдек ползет на- 485 зад за пулеметными лентами. Из рукава у Леньки течет кровь, разбегаясь по пальцам, капает на землю. В глазах плывут красные круги. Он хочет спать. Но нельзя: из-за куста к пулемету ползут враги, Ленька поднимается на колени и бросает навстречу колчаковцам гранату, потом вторую. Он не видит, как оставшиеся в живых враги бегут назад, а слышит только взрывы. В нагане нет больше ни одного патрона, но Вальдек вернулся, пулемет заговорил снова. На следующий день колчаковцы попытались сломить оборону окруженного полка с правого фланга и с тыла. Но окрыленные успехом, на левом фланге, красноармейцы не уступили врагу ни шага. ...На командном пункте полка собрались командиры батальонов. Начальник штаба докладывает план прорыва окружения и соединения с отступающими частями Красной Армии. Но не успел еще Ревес закончить доклад, как к Карпову прибежал командир роты Пустовалов. Он доложил, что к ним перебежал белый солдат, который просит, чтобы его немедленно отвели к старшему начальнику. Перебежчиком оказался бывший сосед Михаила, Калина Прохоров. Мобилизованный в колчаковскую армию, он давно искал случая перейти на сторону красных. Ему удалось связаться с группой, работающей в белогвардейских войсках в пользу Красной Армии, и вот ему дано поручение пойти в штаб окруженных советских войск и передать очень важные сведения. Перебежчику не потребовалось особых доказательств искренности его намерений. -- Калина -- наш человек, не обманет, -- заявил Ми хаил, хлопая его по плечу. -- Давай рассказывай, что ты нам хорошего принес. , Обрадованный Калина облегченно вздохнул, вытер грязным рукавом шинели слезящиеся глаза и, усевшись на подставленный ему Михаилом обрубок дерева, рассказал: -- Мне велели передать, чтобы вы вправо не ходили, красные там отступили далеко и колчаковцев в этой стороне много. А влево до своих каких-нибудь тридцать верст. Бои там идут сильные, красные не уступают. Так что, если утром выйдете, то вечером будете там. Потом еще велели сказать, что в Двиновке, это вот здесь, за рекой верст десять, обоз стоит. Ежели вам оружие или провиант какой нужен, може- 486 те взять запросто. Охрана там пустяшная, пужанете немного, она тово... смотается. -- Так, так. Хорошо, товарищ Прохоров. Большое тебе спасибо за сообщение, -- поблагодарил Алексей Калину, -- а если мы все же пойдем направо, тогда что? Калина с недоумением посмотрел на Алексея. Он не догадался, что командир решил проверить его и с этой целью стал задавать вопросы. -- Ну и дураки будете, -- искренне заявил Калина, -- вам помогают, а вы по глупости себе хуже сделать хотите. -- А может быть и не хуже, --возразил Алексей. Калина вскочил на ноги, загорячился. -- Ты пойми, голова, у нас в штабе свой человек есть. Он говорит, чтобы вы вот в эту сторону постреляли, покри чали и назад- Для близира, значит, чтобы им рассудок вроде застить. Они вас там и начнут ловить. А вы тем вре менем вот сюда, кругом и к своим. -- А не обманываешь? -- опросил Алексей напрямик. Калина от неожиданности даже присел. -- Ена, куда ты, оказывается, воротишь? Не веришь? Своим не веришь? Да ты что, белены, что ли, объелся? Я, можно сказать.на смерть шел, помочь чтобы... А тут, нако- ся, не верит... Предатель вроде... Да как же это, братцы,-- обводя взглядом присутствующих, недоумевал Калина. Алексей улыбнулся- -- Ладно, товарищ Прохоров, не горячись. Я только попытать хотел, удостовериться... -- Фу, черт, -- устало садясь на обрубок, выдохнул Калина, -- аж в пот вогнал. Вместе с Калиной облегченно вздохнул и Михаил. Его больше всего интересовал обоз, вывоз раненых. --- Эх, Ленька, Ленька! Четыре дыры сразу,--│ вздыхал " Михаил. -- Хорошо хотя в памяти теперь, черт полосатый. Ну да ладно, не горюй. Перевезем к своим, тогда кого-кого, а интернационального бойца за мировую коммунию вылечим. Пока мировая контра жива, тебе, Ленечка, умирать никак нельзя- Глава тридцать седьмая После подавления кулацкого восстания Ершов, прини-мавший участие в его подавлении, ехал в штаб южной группы фронта. Ночью у него болела спина, ломило руки, ноги. 487 Каторга не прошла для него даром. Когда он проснулся, поезд стоял на небольшом разъезде, очертания которого лишь угадывались за густой сеткой дождя- Захар Михайлович еще не поднялся с постели, когда в дверь громко постучали и простуженный голос объявил, что состав скоро прибудет на конечную станцию. Но пассажиры не торопились собираться. Все знали, что это "скоро" может произойти через час, через пять часов, а то и больше. Итак, поезд продолжал стоять и у Захара Михайловича было достаточно времени, чтобы подумать над своим положением. Дело было в том, что дождь застал Ершова в шубе и валенках. А все потому, что не послушал уговоров Наталии Дмитриевны, звонившей ему из политуправления. Она дважды просила заехать домой помыться и переодеться. Но для этого нужно было потерять два или три дня, и Ершов, . решил ехать прямо в Самару. И вот, выспавшись после- многих бессонных ночей, он угрюмо смотрел то на расплывшиеся за окном лужи мутной воды, то на стоящие на полу армейские валенки. Правда, можно было попытаться позвонить и попросить