Альфред Шклярский. Томек ищет снежного человека --------------------------------------------------------------- Alfred Szklarski, Томек Na Tropach Yeti Перевод с польского языка Шпак И.С. OCR: Wesha the Leopard ? http://wesha.lib.ru --------------------------------------------------------------- Alfred Szklarski, Томек Na Tropach Yeti. Альфред шклярский ТОМЕК ИЩЕТ СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА Издание III Перевод с польского языка Шпак И.С. Редактор русского издания Арцимович В.E. Художественное оформление всех книг о приключениях Томека Вильмовского выполнил Юзеф Марек (c) Copyright by Wydawnictwo "Slask" Katowice 1975 Printed in Poland ISBN 83-216-0580-X Пролог СЛЕДЫ СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА Лохматые, свинцово-серые тучи клубились на северо-западе, закрывая широким полукругом холодную голубизну неба. Высоко в горных ущельях резкие порывы ветра поднимали в воздух клубы солоноватого, сухого песка, а расположенные невдалеке огромные, круто вздымающиеся вершины и ледники гор Каракорум(*1) были окутаны пеленой снежной вьюги. По каменистой тропе, вьющейся вдоль крутого склона к видневшемуся вдали горному перевалу, тяжело взбирались четверо мужчин. Они с опаской поглядывали на темнеющий горизонт. Сильный ветер дул с севера и стремительно гнал на Тибетское нагорье(*2) снежную вьюгу. Три тибетца, взволнованные приближением бурана, то и дело погоняли яков(*3), подергивая за веревки, привязанные к кольцам, продетым сквозь ноздри животных. Несмотря на это, голодные, страдающие от жажды животные еле волочили ноги, низко опустив рогатые головы. Налитыми кровью, затуманенными от усталости глазами они понуро глядели на людей, ослабевших не меньше, чем они. Поверх мягкой, войлочной одежды тибетцы носили теплые безрукавки из шкур яков. Безрукавки надевались через голову, для чего посредине шкуры было проделано специальное отверстие. Мех закрывал спину и грудь, а несшитые по бокам концы стягивались в талии широким шелковым поясом. Из-под глубоко натянутых на головы конусообразных войлочных шляп на плечи погонщиков падали короткие черные косички. На ногах у тибетцев были валенки с высокими, до колен, голенищами. В такой обуви погонщики уверенно шагали по крутой тропе. Четвертый мужчина, закутанный в длинный бараний тулуп, в меховой шапке с наушниками, был, очевидно, европейцем. Несмотря на усталость, он внимательно наблюдал за поведением туземцев, идущих впереди. По-видимому, он не особенно им доверял, так как за поясом у него торчала рукоятка нагана(*4). Стоило погонщикам приостановиться, чтобы перевести дух, как мужчина хватался за револьвер. В мрачном молчании, украдкой поглядывая на белого путешественника, тибетцы тоже следили за его действиями. Вот уже две недели они ведут его по каменисто-песчаной пустыне в Кашмир(*5), граничащий с западными рубежами Тибета. Отправляясь со своими яками в путь, они и не думали уходить так далеко от своего родного кочевья. Ведь они подрядились провести белого путешественника всего на расстояние недели пути на запад. Но вот уже миновал пятнадцатый день трудной дороги. Неразговорчивый европеец категорически заявил проводникам, что сможет отпустить их только тогда, когда наймет новых. Ежедневно по утрам проводники упорно отказывались продолжать путешествие, и ежедневно, вопреки своему желанию, отправлялись в путь. Белый умел найти на них управу. В его глазах стального цвета не было и тени страха или колебания. Он отдавал приказания, красноречиво держась за рукоятку револьвера. Тибетцы были вооружены длинными старинными ружьями и охотничьими ножами, но они не решались пускать оружие в ход, так как знали, что белый путешественник отличается необыкновенным чутьем. Днем он шагал в самом конце небольшого каравана. Иногда садился на яка и закрывал усталые глаза, но стоило кому-нибудь из тибетцев взглянуть на него, как он тут же встречался с ответным, настороженным взглядом европейца. Во время остановок на ночлег путешественник отбирал у тибетцев оружие и прятал его в своей палатке. Проводники несколько раз пытались ночью подкрасться к нему, но из этого ничего не выходило. Достаточно было малейшего шороха, как путешественник открывал глаза, и тибетцы слышали щелчок револьверного курка. Суеверным тибетцам неутомимый путешественник представлялся могучим чародеем. Могли они противиться ему, если он постоянно бодрствовал, вооруженный скорострельным револьвером? На самом же деле белый путешественник давно уже выбился из сил. Во время длительного и утомительного марша он почти засыпал с открытыми глазами или впадал в оцепенение, похожее на летаргический сон. В такие минуты ему казалось, что он все еще шагает в Сибирь в толпе несчастных ссыльных(*6). Он машинально опускал голову, словно пытался уклониться от ударов казацких нагаек. Тихие стоны измученных яков превращались в его видениях в жалобы товарищей по несчастью. Иногда ему казалось, что он всего лишь несколько дней назад бежал из-под конвоя и все еще блуждает среди глухой тишины горных ущелий китайского Туркестана. Полузабытье путешественника было прервано каким-то подозрительным шорохом. Неужели это золотоискатели сговариваются отобрать у него сокровища? Путешественник невольно коснулся рукоятки револьвера. Вздрогнул, почувствовав прикосновение своей руки к холодной стали, и сразу пришел в себя. В полном сознании огляделся вокруг. Караван подошел к началу перевала. Тибетцы остановились и стали совещаться, оживленно жестикулируя руками. Белый путешественник подошел к ним. - За этими горами находится Лех(*7), - заявил ему один из проводников, указывая на юго-запад. - Сколько дней ходьбы? - отрывисто спросил белый на тибетском языке. - Три дня, а до Кими - два. За перевалом уже Кашмир. Ты можешь дойти сам. - Вы доведете меня до Кими, или вообще не вернетесь в свои фази(*8), - с угрозой в голосе заявил белый. - Видно, злой дух привел тебя к нам, - буркнул в ответ тибетец. - Злой он или добрый, но вам придется шагать вперед, - приказал белый, не выпуская из рук револьвера. Перевал был покрыт тонким слоем недавно выпавшего снега. Холодный ветер с удвоенной силой резвился в горах. И люди, и животные с трудом хватали разреженный воздух. Внезапно тибетец, возглавлявший караван, остановился и нагнулся, высматривая что-то на земле. Два его товарища поравнялись с ним и тоже замерли без движения. - А ну, пошли вперед! Вы, верно, не видите, что нас настигает буря?! - воскликнул белый мужчина. Но на этот раз проводники не обратили никакого внимания на гневный приказ путешественника. Они, словно в гипнозе, всматривались в землю. Белый ускорил шаги. Подошел к тибетцам и остановился в крайнем изумлении. На снегу виднелись свежие, широкие следы босых ног. По расположению на одной линии с незначительным отклонением ступней на обе стороны следы были очень похожи на человеческие. Ширина шага свидетельствовала, что незнакомец отличался очень высоким ростом. - Ми-го, зверь, который ходит как человек! - вполголоса сказал один из проводников. - Ми-те, человек-медведь... - добавил второй. - Я знал, сагиб(*9), что ты навлечешь на нас беду. - Если это следы человека, то это лучшее доказательство того, что где-то здесь, поблизости, есть человеческое поселение, - громко сказал путешественник. - Радуйтесь, скоро я разрешу вам вернуться домой. - До монастыря Кими отсюда два дня пути, и это ближайшее поселение, - ответил проводник. - Ни один человек не пошел бы в горы пешком так далеко. Кроме того, ты прекрасно знаешь, что тибетцы никогда не ходят босиком! Это следы Снежного Человека. Кто их увидит, должен погибнуть! Белый путешественник нахмурил брови. Во время многолетнего пребывания в Средней Азии ему не раз приходилось слышать рассказ о таинственных существах, обитающих в диких, высокогорных, глухих местах. Его знакомый, житель Непала, вместе с которым он в свое время занимался поисками золота в горах Алтынтаг(*10), говорил ему о незнакомых существах, которых зовут "Йети". Местное население верило, что встреча с этими существами обязательно приносит человеку смерть. Путешественник нагнулся над следами, резко выделявшимися на снегу. Уверенности в том, что следы оставлены именно человеком, а не каким-то неизвестным животным, не было. Свежесть следов свидетельствовала о том, что неизвестное существо проходило здесь недавно. Путешественник не знал чувства страха. Он не был также суеверным. Ни животное, ни неизвестное человеческое существо не представляли опасности для четырех вооруженных мужчин. - По-видимому, это следы медведя. Мне приходилось видеть похожие в горах Алтынтаг, - обратился к проводникам путешественник. - В путь! Если буря застигнет нас на такой высоте, открытой к тому же со всех сторон, нам в самом деле не поздоровится. - Мы дальше не пойдем! Следы Ми-те ведут вдоль перевала. Нам придется идти вслед за ним. Ми-те почувствует это и устроит на нас засаду! Путешественник отступил на два шага. Настороженно вперил взгляд в лица проводников. Нет, это не привычное упрямство с их стороны, которое он вынужден был ежедневно преодолевать. В глазах тибетцев отражался безумный, суеверный страх. Они и в самом деле верили, что одна лишь встреча с Ми-те обрекала их на смерть. Инстинкт подсказал путешественнику, что нельзя перетягивать струну и доводить проводников до крайности. Их можно вынудить идти вперед, пока им угрожает смерть от голода или жажды, но теперь, когда их охватил ужас при одной мысли о возможной встрече с легендарным существом, любое насилие грозило удесятерить их сопротивление. Теперь они отважились бы на неравную борьбу с хорошо вооруженным белым человеком. Кроме того, их трое против одного... Что с того, что у него скорострельный револьвер? Не дрогнет ли рука в решительный момент? Ведь он ослабел не только от голода и жажды, но и от постоянного бодрствования. - Мы возвращаемся, сагиб. Если ты ищешь смерти, можешь идти дальше один. Дай нам свою винтовку, а мы оставим тебе яка с твоими вещами, - сказал старший проводник. На этот раз в его голосе послышалась такая решительность, что путешественник отказался от угрозы применения силы. - Согласен, возьмите винтовку за яка, - ответил он, силясь сохранить спокойствие. - В какую сторону надо идти, чтобы попасть в Кими? - По этому перевалу ты дойдешь до склона, ведущего в долину. Через день пути на юг увидишь перед собой монастырь на скалах. Конечно, если не встретишь несчастья, или не заблудишься, - закончил проводник. С этими словами он отстегнул ружье, притороченное к вьюку яка, и передал путешественнику поводок, привязанный к кольцу в ноздрях животного. Из суеверного страха проводники упорно смотрели вниз, себе под ноги, чтобы не увидеть в глубине перевала прячущегося таинственного и грозного Снежного Человека. Заметив панический страх на лицах тибетцев, белый путешественник снисходительно улыбнулся. Левой рукой он подхватил конец поводка, а правую всадил за пазуху. Коснулся спрятанного на груди продолговатого, туго набитого мешочка. Он думал вознаградить проводников горстью золота, но оставил свое намерение, сообразив, что тибетцы, увидев у белого золотые самородки, могут его убить и ограбить. С тяжелым вздохом он вынул руку из-за пазухи и помахал ею на прощание быстро удалявшимся тибетцам. Путешественник остался один среди неприступных, покрытых вечными снегами, грозных горных вершин. Холодный порыв ветра ударил ему в лицо. Запрятав голову в ворот кожуха, он тронулся в путь по таинственным следам, черневшим на снегу, словно зерна громадных четок(*11). Дернул поводок яка, и тот тяжело поплелся за ним. Животное время от времени низко наклоняло голову и шероховатым языком жадно лизало снег, покрывавший землю. Ветер подул сильнее. Снежные хлопья кружились в сумасшедшем танце, землю окутал белый туман. Путешественник протирал руками уставшие глаза и, не обращая внимания на растущую слабость, ускорял шаги. Он хотел сойти в долину еще до наступления темноты. Тяжелое дыхание вырывалось из его груди. Путешественник с трудом хватал воздух открытым ртом, Через час утомительной ходьбы он добрался до конца перевала. Остановился, чтобы передохнуть. Воспаленными глазами водил по не очень крутому склону. Нагнулся и заглянул в каменную пропасть. Чтобы лучше видеть, прикрыл ладонью глаза. В глубокой долине, лежавшей у его ног, почти в самом конце тропинки, вьющейся по склону горы, спускалось вниз странное, рыжеватое существо, напоминавшее голого человека. Путешественник протер глаза. Уж не привиделось ли ему это? Однако странное существо не исчезало. Слегка сгорбившись, оно проворно шло вниз по склону. На момент оно скрылось за обломком скалы, потом снова показалось на тропинке. Путешественник выхватил из-за пояса тяжелый наган и выстрелил в воздух. Услышав выстрел, отозвавшийся в горах гулким эхом, странное существо на момент приостановилось, повернуло к путешественнику узкую, покрытую волосами голову. Потом побежало вниз к долине и исчезло в снежной мгле. Белый человек спрятал револьвер и долго стоял без движения. Он почувствовал себя совершенно одиноким и слабым. Голод, жажда, и, в особенности, длительное отсутствие сна сказывались теперь с удвоенной силой. Присутствие трех тибетцев вынуждало его к бодрствованию для самообороны. Теперь, когда они ушли, воля и энергия ослабли, уступив место необыкновенной слабости. В глазах стоял красноватый туман. Из последних сил путешественник пытался бороться с угрожавшей ему со всех сторон смертельной опасностью. Он чувствовал, что если сразу же не подкрепится сном, то погибнет в пути. Усилием воли он еще раз преодолел слабость. Неуверенными шагами направился вниз по склону, увлекая за собой спотыкающегося яка. Тучи уже закрыли весь небосклон. Густые хлопья снега, гонимые ветром, окутали землю белым саваном. Прежде чем на землю спустилась ночь, путешественник добрался до дна долины. Як тяжело плелся вслед за ним. Измученное животное вывалило язык, но уже не имело сил лизать влажный снег. Як несколько раз споткнулся, и в конце тяжело упал на передние колени. Путешественник пытался помочь ему подняться на ноги. Он ухватился обеими руками за рога животного, но сам упал на землю. Тяжело застонав, як повалился на бок. Путешественник долго лежал рядом с подыхающим животным, положив голову на его стынущее тело. Страшная усталость брала верх над инстинктом самосохранения, который требовал немедленно встать и идти дальше. Глаза невольно смыкались. Путешественник впадал в полулетаргическое состояние. Голова его в бессилии осунулась с яка на землю. Холодный вихрь, словно устыдившись столь легкой победы, немедленно бросил ему в лицо горсть снега. Путешественник еще раз открыл глаза и поднял голову. Ноги яка уже начинало заносить снегом. В глазах человека мелькнул ужас. С огромным трудом путешественник привстал на четвереньки, потом, опираясь рукой о тело животного, поднялся на ноги. Окоченевшими пальцами принялся развязывать свои вьюки. Снял бамбуковой шест, достал брезентовую палатку. Целый час молотком вбивал железные стержни в мерзлую землю. С большим трудом стал натягивать и привязывать ремешки. Сильный ветер безжалостно рвал из его рук брезентовое полотнище палатки, переворачивал шест. Полузамерзший человек вытянул из вьюка меховой спальный мешок. Вполз с ним под брезент. Единственным его желанием было отогреть руки. Тогда бы ему удалось закончить разбивку палатки. Спокойный сон вернул бы ему утерянные силы. А днем он без труда доберется до монастыря в Кими. Ободренный этой надеждой, путешественник всадил в спальный мешок голову и плечи. Закрыл глаза, ожидая, когда отогреются окоченевшие руки, и начал медленно терять чувство времени. Блаженная слабость охватила его. На одном из железных стержней развязался узелок. Под порывом ветра брезент захлопал, как флаг, и открыл ноги путешественника, торчавшие из мешка. Над горной долиной распростерлась ночь. Вьюга усилилась. Снег покрывал мертвого яка и умирающего от усталости человека, полуприкрытого палаткой. Ветер победно выл, взметая в воздух снежные облака. Перед самым рассветом, как это обычно случается в здешней местности, вьюга стала утихать. Вдали послышался тоскливый звук длинных медных труб, которыми ламы испокон веков объявляли миру приход нового дня. Именно в это время в долину въехал одинокий всадник. Услышав звуки труб, он подстегнул лошадь. Снег заглушал стук копыт. Вдруг лошадь подняла голову, застригла ушами, тихо заржала и отпрянула в сторону. Всадник схватился за луку седла. Он уже собирался ударить лошадь арканом, как вдруг увидел торчащий из-под снега рог яка. Всадник внимательно осмотрелся вокруг. В сугробе торчал бамбуковый шест. После некоторого колебания всадник спешился. Подошел к сугробу. Разгреб руками снег. Коснулся брезента. Теперь уже поспешно стал раскапывать сугроб. Увидел ноги, обутые в валенки. Наклонился и вытянул из спального мешка совсем окоченевшего человека. Рукой коснулся его лица. Оно было еще теплое. Быстро расстегнул меховую шубу, чтобы проверить, бьется ли сердце в груди человека. Слабые его удары не сулили ничего хорошего. Всадник задумался, что ему делать, как вдруг на груди человека заметил туго набитый мешочек. Пощупал его и хищным движением развязал. В лучах восходящего солнца блеснуло золото. Всадник схватил было нож, чтобы перерезать ремень, на котором висел мешочек, но за его спиной послышался скрип снега. Всадник оглянулся и быстро прикрыл отворотами тулупа грудь замерзающего человека. С униженной и хитрой улыбкой на устах он приветствовал ламу из монастыря в Кими и его двух служителей. Лама ответил небрежным кивком головы. Ни на минуту не переставая перебирать четки, он взглядом отдал приказ служителям. Они спешились. Молча расчистили снежный сугроб. Один из служителей влил в рот замерзающему несколько капель какой-то жидкости, и стал осторожно растирать снегом его лицо. Прошло какое-то время, и путешественник приоткрыл глаза. Сначала он увидел склонившееся над ним широкое лицо всадника, обезображенное глубоким шрамом, потом увидел ламу, шепчущего молитвы, и его двух служителей. Путешественник пытался что-то сказать, но снова потерял сознание. Не повышая голоса, лама что-то приказал служителям. Один из служителей и всадник со шрамом на щеке осторожно положили путешественника на хребет осла и быстро направились к монастырю. x x x Несчастный путешественник медленно приходил в себя. Он с трудом приподнял веки, скользнул взглядом по белому потолку, повернул глаза и увидел серьезные, озабоченные лица монахов. Среди них стоял человек с широким шрамом на лице. Путешественник с усилием прошептал: - Буду ли я... жить? - Это зависит только от судьбы. Если тебе суждено жить, то будешь жить, - с философским спокойствием ответил один из лам. - Где я? - В монастыре Кими. В глазах полуживого человека блеснула радость. - Слава богу, я как раз хотел попасть сюда... - прошептал он. - Кто стремится в святое место, может всегда рассчитывать на милость Будды(*12). Почувствовав ужасную боль, путешественник сжал зубы. - К нему возвращаются чувства, это хороший знак, - сказал один из монахов. - Надо немедленно принять решение... - Не лучше ли ему умереть, чем жить калекой?! - воскликнул человек со шрамом на лице. - Не мы ему дали жизнь, и нет у нас права приговорить его к смерти. Что кому предназначено, должно исполниться, - ответил лама, и снова влил несколько капель живительной влаги в рот человека, потерявшего сознание. Путешественник вновь открыл глаза. - Мне нужно уведомить брата... я должен выслать письмо. Письмо надо написать по-английски, - шепнул он. - Кто это сделает? - Успокойся, сагиб, я умею писать по-английски. Я живу в Лех и отправлю оттуда твое письмо. Я первый тебя нашел в снежном сугробе, - торопливо воскликнул человек со шрамом. - Я тебе хорошо заплачу... Путешественник пошарил рукой на груди. И только теперь заметил, что он раздет и лежит на циновке, прикрытый одеялом. Ламы заметили его беспокойство. Один из них сказал: - Мы сохраним твое сокровище. Теперь ни о чем не думай. Когда придешь в себя, мы сделаем все, что захочешь. - Мне необходимо написать брату... - прошептал путешественник. От приступа ужасной боли он опять стал терять сознание. Ламы обменялись взглядами. Один из них влил больному в рот снотворное средство. Путешественник тяжело вздохнул. Он медленно погружался в сон. Ламы сняли с него одеяло и наклонились над отмороженными иссиня-белыми ногами несчастного... I ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ НА ЛИЦЕ К востоку от корабля "Звезда Юга", на горизонте, среди изумрудных волн Арабского моря виднелась синеватая полоска суши. Спустя месяц после выхода из Гамбурга(*13), корабль подошел к Бомбею(*14), который считается воротами западной части Индийского полуострова(*15). Большинство пассажиров готовились к выходу на берег, поэтому на опустевших палубах находились только несколько человек, если, конечно, не считать матросов. В шезлонге на верхней палубе полулежал Томек Вильмовский, зверолов и охотник. Он задумчиво смотрел на юго-западное побережье полуострова. Через некоторое время на палубе появился широкоплечий великан. Он осмотрелся вокруг, будто кого-то искал, и, увидев Томека, подошел к нему быстрыми и легкими шагами, фамильярно похлопал по спине и спросил: - На что это ты засмотрелся, браток? Ничего здесь не высмотришь, потому что Индию открыли уже до тебя. - Да ну вас, боцман, вы прямо-таки ясновидящий! Вы отгадали мои мысли! Я как раз думал об одном интересном случае из истории географических открытий, связанных с Индией, - ответил Томек, бросая на своего друга, боцмана Тадеуша Новицкого, веселый взгляд. - Не нужно быть ясновидящим, чтобы угадать о чем ты думаешь. Ты, браток, весь в своего отца. Он тоже постоянно водит носом по книгам, чтобы узнать, кто первый открыл какое-то болото или гору, или какие дикие звери живут в разных странах. - Эй, боцман! Вы насмехаетесь над нами, а сами интересуетесь этими делами не меньше, чем мы, - ответил Томек. - С кем поведешься, от того и наберешься. Раз уж судьба свела меня с такими книгоедами, как вы, то выкладывай, о чем ты думал. - Я попытался представить себе XV век, когда португальский мореплаватель Васко да Гама(*16), первый из европейцев, дошел до Индии морским путем и остановился у порта Каликут(*17). - Старая это история, известная любому матросу, - сказал боцман, пожимая плечами. - Почему как раз теперь ты об этом вспомнил? Ведь Каликут расположен южнее, у подножия Западных Гат(*18). Мы не увидим этот порт даже издали! - Вы правы! История открытия морского пути в Индию известна всем, но знаете ли вы, что в день исторического прибытия Васко да Гамы в Каликут в свите туземного царька, приветствовавшего путешественника в порту, был выходец из Польши, который, как из этого следует, оказался там значительно раньше, чем португалец? - Эй, браток, ты это серьезно? - Конечно, мой дорогой боцман. - Ну, ну, я и в самом деле ничего подобного не слышал. Кто же это был? - Один польский еврей из Познани. - Ах, черт бы его побрал! Вот ловкий парень! Как же он туда угодил? - Вот об этом я и думаю, потому что знаю только то, что с ним произошло позже. Васко да Гама не сумел завоевать расположения туземцев, и, разгневавшись, ушел из города, а "на прощание" обстрелял его из пушек и захватил с собой индийских заложников. Среди них находился и наш познанец. Приехав в Португалию, он изменил фамилию и стал зваться Гаспаром да Гама или Гаспаром да Индия, и как человек, прекрасно знающий Индию, сыграл потом известную роль в завоевании этой страны европейцами(*19). Внимательно выслушав Томека, боцман сказал: - Ты, браток, всюду найдешь поляка, даже в стоге сена. Но нам сейчас не до веселья. Я все думаю, застанем ли мы нашего друга, Смугу, целым и невредимым. - Мы с папой тоже беспокоимся о нем. Телеграмма, полученная нами пять недель назад, слишком лаконична, и заставляет о многом призадуматься. Томек достал из бумажника телеграмму. Они склонились над ней и стали читать: "Андрей - немедленно приезжай с Томеком и боцманом в Индию. Встретимся в Бомбее. Известие в конторе Восточных линий дальнего плавания. Необходима Ваша помощь - Смуга" - Плохи дела у Смуги - буркнул боцман. - Такой смельчак, как Смуга, не стал бы нас беспокоить по пустякам. - Верно, боцман. Видимо, папа тоже так думал, если сразу же вызвал меня из Лондона, хотя до конца учебного года осталось еще несколько недель, - ответил Томек. - Ну, что ж, мы сделали все, что от нас зависело, чтобы как можно скорее очутиться рядом с нашим товарищем. Смотри, браток! Перед нами Бомбей, как на ладони. Пойдем-ка поможем твоему папаше собрать вещи, - предложил боцман. Три путешественника прямо из порта, находящегося в европейском районе, на двухколесных рикшах, которые тянули босоногие кули, направились в ближайшую гостиницу. Они с интересом рассматривали город. Бомбей - это один из главных торговых центров Индии. Европейский район, застроенный в основном англичанами, состоял из великолепных современных зданий. Здесь находились правления английских промышленных предприятий, богатые банки, а витрины фешенебельных магазинов привлекали покупателей различными предметами роскоши. По широким улицам, развалясь в белых рикшах, ездили спесивые англичане или их жены, разодетые в шуршащие шелком платья. В этом районе Бомбея также и туземцы - мужчины, работники английских предприятий, забросили свое национальное одеяние, сменив его на европейские костюмы. Только женщины-туземки продолжали носить красочные сари(*20). Блестевшие на солнце купола индийских храмов и минареты мусульманских мечетей несколько нарушали европейский облик города. Босоногие индийские служители бесшумно понесли багаж наших путешественников в снятые ими номера. Путешественники быстро переоделись и вышли на улицу, залитую лучами тропического солнца. Рядом с гостиницей находилась просторная вилла, в которой помещался клуб, предназначенный исключительно для европейцев. Закрытые шторами окна клуба как бы приглашали отдохнуть от жары в удобных, прохладных помещениях. Однако это не соблазнило путешественников, встревоженных судьбой друга. Они наняли рикши и приказали ехать в контору Восточных линий дальнего плавания. Несмотря на раннюю послеобеденную пору, в конторе царила оживленная сутолока. Томек нетерпеливо огляделся вокруг, надеясь увидеть Смугу в толпе посетителей, но отец потянул его за рукав, и они вместе подошли к столику с надписью "Справки". Сидящий за столом смуглый мужчина с иссиня-черными волосами любезно обратился к ним: - Чем могу служить, милостивые государи? - Наш друг, Ян Смуга, обещал оставить в вашей конторе известие для нас, - ответил Вильмовский. - Вы можете сказать, к кому нам обратиться по этому вопросу? - Надеюсь, я имею честь говорить с сагибом Вильмовским? - спросил служащий, испытующе глядя на путешественников. - Я - Андрей Вильмовский, это мой сын Томаш и боцман Тадеуш Новицкий. - Прошу меня извинить, милостивые государи, но я вынужден просить вас показать документы для того, чтобы убедиться в том, что вы действительно друзья сагиба Смуги, - сказал служащий. - Пожалуйста, вот наши паспорта, - ответил Вильмовский. Служащий тщательно изучил документы, после чего встал со стула и поклонился: - Я рад познакомиться с вами, милостивые государи. Моя фамилия Аббас. Это у меня сагиб Смуга оставил письмо и ценный депозит для вас. - Очень приятно, - ответил Вильмовский, пожимая служащему руку. - Наш друг обещал, что будет ждать нас в Бомбее. Вы вероятно, знаете его адрес? - Сагиба Смуги сейчас нет в Бомбее. Из письма вы узнаете все. - Пожалуйста, дайте это письмо. - К сожалению, у меня нет его с собой. Письмо и ценный депозит я храню у себя на квартире. - Что это за депозит оставил нам Смуга? - с любопытством спросил Томек. Служащий подозрительно оглянулся вокруг. Убедившись, что их никто не может подслушать, он наклонился к путешественникам и шепотом сказал: - Это мешочек с золотом. Однако здесь лучше об этом не говорить. С тех пор, как сагиб Смуга оставил у меня депозит, мне все время кажется, что кто-то за мной следит. Даже на моей квартире кто-то уже побывал. К счастью, слуга вспугнул непрошенного гостя. Через три часа я кончаю работу. Буду ждать вас у себя. Вот мой адрес. Путешественники, заинтересованные словами служащего, вышли из конторы. Воспользовавшись свободным временем, зашли в ресторан пообедать. - Вот это да! Сдается мне, что Смуга влез в опасное дело, - заметил боцман, когда они уселись за стол. - Наверно, ему грозит опасность. Ведь в телеграмме он написал, что нуждается в нашей помощи, - тихо добавил Томек. - Вскоре мы узнаем, в чем дело. Теперь не стоит строить догадки по поводу того, чего не знаем, - сказал Вильмовский. - Если во время обеда мы займемся только едой, то делу этим не повредим. Бывает, что и стены имеют уши. - Правильно, папа. Мы должны помнить о том, что нам сказал Аббас, - добавил Томек. - Боцман, оружие при вас? - спросил Вильмовский. - Будь спокоен, Андрей. Пушка, как всегда, покоится в боцманском кармане. - У меня тоже с собой револьвер, папа, - вмешался Томек. - Прекрасно. Давайте обедать. Около девяти часов вечера путешественники на рикшах поехали по указанному Аббасом адресу. Рикши с трудом пробивали себе путь в индийский район. Путешественники могли воочию убедиться, что Индия - страна величайших контрастов. Почти на каждом шагу они поражались своеобразным обычаям жителей. Современный центр города не мог дать понятия об облике настоящей Индии. Но, когда они въехали в древний туземный район, картина коренным образом изменилась. Они очутились в лабиринте крутых и узких улочек. Каменные дома с потрескавшимися стенами были обрамлены галереями, нависшими прямо над тротуарами. Фешенебельные магазины исчезли. Вместо них появились лавки, палатки и просто лотки. Не видно было людей в европейской одежде. Несмотря на вечер, улицы были переполнены людьми, одетыми по старому, индийскому обычаю. У многих из них не было где преклонить голову. Они рождались, жили и умирали прямо на улице. Торговцы раскладывали перед домами товары. Тут продавали одежду, посуду, сладости, фрукты, мясные обрезки и овощи. Зубные врачи под сенью черных зонтов вырывали зубы своим пациентам, парикмахеры брили и стригли клиентов. Ремесленники работали в своих мастерских, расположенных на галереях домов. Рикши показывали чудеса ловкости, лавируя в толпе торговцев и пешеходов. Заметив заклинателя змей, Томек высунулся из рикши, чтобы присмотреться к нему. Старый индиец, окруженный толпой зевак, играл на флейте, а рядом с ним, в такт монотонной мелодии, колыхалась ядовитая кобра(*21). Чуть дальше какой-то религиозный фанатик, которого единоверцы считали святым, стоял на голове, неподвижно выпрямив ноги. Проходящие женщины несли на головах жбаны с водой либо с оливковым маслом, и корзины с различными продуктами, Множество нищих, нередко с лицами, обезображенными проказой(*22), протягивали худые руки с настойчивой просьбой о подаянии. В толпе людей бродили коровы, безнаказанно хватавшие зеленые стебли с лотков овощных лавок, а кое-где, в тени домов, спали бездомные дети, или одетые в рубища - кули. Томек с любопытством глядел на странную, шумную, разноцветную толпу жителей индийского города. Вскоре рикши остановились у крыльца трехэтажного, узкого здания. На первом этаже была небольшая лавка. Через дверной проем, не закрытый циновкой, виден был прорицатель с хитрым, "всеведущим" выражением на лице. Тихим голосом он предсказывал будущее присевшей рядом с ним молодой девушке. Когда рикши остановились у дома, из-за ширмы за плечами прорицателя выглянула голова, украшенная большой чалмой. Черные, как уголь, глаза вперились в белых путешественников, после чего лицо с глубоким шрамом вновь скрылось за ширмой. Вильмовский первым вошел в полутемный коридор. Кругом чувствовался сильный запах пригоревшего оливкового масла. - Стряпают ужин, - буркнул боцман, споткнувшись о ступеньку. - Это, пожалуй, здесь, - сказал Вильмовский. Он остановился у двери. Достал коробок спичек. Осветил надпись на визитной карточке и постучал. Дверь открыл индийский слуга. - Господин Аббас дома? - спросил Вильмовский. - Добрый вечер, милостивые господа, - приветствовал путешественников Аббас, появившись в прихожей вслед за слугой. - Входите, пожалуйста, я сам только что вернулся домой. Хозяин ввел их в хорошо обставленную комнату. Оба окна, из которых одно выходило на улицу, а второе, наверное, на задний двор, были завешены легкими, цветными циновками. В углу на треноге горела масляная лампа. Тусклый свет едва касался стен и почти не освещал скрытого в полумраке потолка комнаты. - Пожалуйста, будьте любезны присесть, - пригласил Аббас. Он подвинул к маленькому столику низкие табуретки, а сам уселся в плетеное кресло за письменным столом. Боцман закурил трубку. Вильмовский и Аббас затянулись папиросами. - Прежде всего я должен объяснить вам, милостивые господа, почему я, говоря о делах сагиба Смуги, предпринимаю меры предосторожности, - начал беседу Аббас. - Дело в том, что мой знакомый, досточтимый Пандит Давасарман, просил меня от имени сагиба Смуги сохранить для его друзей письмо и ценный депозит. Обстоятельства сложились так, что еще до вашего приезда сагиб Смуга вынужден был уехать на север. Меня предупредили о необыкновенной ценности депозита, поэтому я и храню его в сейфе на своей квартире. Вскоре я стал замечать, что за мной следит какой-то человек, тщательно скрывающий свое лицо. Это встревожило меня, и я принял меры предосторожности, причем однажды чуть не поймал моего преследователя. К сожалению, несмотря на, казалось бы, слабое телосложение, он был значительно сильнее меня. Свалил меня одним ударом кулака. И все же во время этой борьбы мне удалось сорвать с его головы капюшон бурнуса(*2Э). Я увидел лицо с глубоким и широким шрамом. Как я уже сказал, ему удалось бежать. Вечером того же дня он вломился в мою комнату, но, к счастью, его вспугнул слуга. Правда, с тех пор я его больше не видел, но меня постоянно преследует ощущение, что он находится где-то вблизи. - Значит вы считаете, что за вами следят из-за этого депозита? - спросил Вильмовский. - Я веду спокойную жизнь, никогда ни с кем ни о чем не спорил. Все мои заботы начались после того, как я взял этот депозит на сохранение. Кроме того, мой слуга считает, что взломщик искал в квартире что-то определенное. Расскажи сам господам, как это было. Последние слова Аббаса были обращены к слуге, разливавшему чай с молоком в чашки. Слуга поставил чайник на поднос и сказал: - Это правда, милостивые государи. У меня нет сомнения, что он искал сейф. Некоторое время я наблюдал за ним из-за портьеры, потом поднял тревогу. Вор сразу же бросился бежать. - Ну, если так обстоят дела, то вы вернете себе покой, когда мы возьмем у вас столь неудобный депозит, - сказал Вильмовский. - А где сейчас господин Смуга? Вы ему сообщили о таинственном преследователе со шрамом на лице? - Я не знаю, где сейчас находится сагиб Смуга. Знаю лишь то, что он вместе с досточтимым Пандитом Давасарманом поехал на север страны. Поэтому я не мог ему ничего сообщить. - А кто такой Пандит Давасарман? - полюбопытствовал Томек. - Это очень ученый и богатый человек. Он родственник магараджи(*24) Алвара(*25), - ответил Аббас. - Я полагаю, в письме вы найдете все необходимые данные. - В таком случае, будьте любезны, дайте нам письмо и депозит. Аббас согласно кивнул головой. Он встал с кресла и подошел к стене, покрытой деревянной панелью с искусной резьбой. Рукой он нажал на барельефе голову какого-то мифического(*26) чудовища. По-видимому, под ней был рычаг скрытого механизма, потому что сразу же часть панели отодвинулась от стены, и за ней показались дверки небольшого стального несгораемого шкафа. Аббас достал из кармана связку ключей, открыл шкаф, и вскоре положил на письменный стол конверт с сургучными печатями и плотно набитый кожаный мешочек. - Вот письмо и депозит, - торжественно произнес он. - Я искренне рад, что с успехом выполнил поручение досточтимого Пандита Давасармана. Будьте любезны, милостивые государи, распишитесь в получении депозита. Говоря это, Аббас подал Вильмовскому вырванный из записной книжки листок. Вильмовский взял ручку, опустил ее в чернильницу. Четверо мужчин так низко склонились над письменным столом, что не заметили смуглую руку с туго зажатой, свернутой в шар лентой чалмы. Рука эта вдруг появилась из-за циновки, которой было завешено окно, выходящее во двор. Шар, брошенный ловкой рукой, попал прямо на горевший в углу масляный светильник. Вильмовский как раз подписывал квитанцию, когда раздался предостерегающий крик слуги. В комнате воцарилась полная темнота. Вильмовский схватил со стола конверт с печатями и почувствовал на столе еще чью-то руку. - Свет! Зажгите спичку! - воскликнул он. В темноте послышался шум борьбы, прерывистое дыхание и звук бьющихся чашек. Блеснул желтоватый огонек. Удерживая в пальцах горящую спичку, боцман увидел клубок из тел троих человек. Это Аббас и его слуга пытались задержать мужчину, лицо которого было прикрыто маской. Но прежде, чем горевшая несколько мгновений спичка погасла, мужчина воспользовался случаем и сильным ударом кулака в подбородок свалил храброго слугу на землю. В темноте послышался сдавленный крик боли. На пол упало что-то тяжелое. Боцман бросился на помощь Аббасу. Он с кем-то столкнулся, и сразу же схватил его руками, как клещами. - Боцман, ко мне! - раздался крик Томека. - Ах, чтоб вас черти подрали! - выругался моряк, сообразив, что держит в объятиях своего молодого друга, который, подобно ему, спешил на помощь Аббасу. Кто-то сорвал циновку с окна, выходящего во двор. Лунный свет ворвался в темную комнату. На фоне светлого проема окна показался силуэт мужчины. Выпустив Томека из железных объятий, боцман ногой оттолкнул столик, преграждавший ему путь, и одним прыжком бросился к окну. Таинственный мужчина прыгнул из окна вниз. Как тигр, боцман бросился за ним. Всей тяжестью своего огромного тела он грохнулся на крышу какой-то пристройки. Гнилая доска крыши проломилась, и боцман левой ногой застрял в дыре. Несмотря на это, он успел схватить мужчину за руку. Тот застонал от боли. Моментально обернулся. В лунном свете показалось лицо с широким шрамом. В руке мужчины блеснул кинжал. Нога, застрявшая в дыре, не позволила боцману отбить удар. Острое лезвие впилось ему в руку, и боцман, почувствовав сильную боль, непроизвольно выпустил преступника. Тот быстро спрыгнул с крыши на землю, перескочил через забор и исчез в темном переулке. В конце концов, боцману удалось вырвать ногу из предательской ловушки. Когда он сходил с крыши пристройки на землю, во двор выскочил Томек с револьвером в руке. - Не так быстро, браток, не так быстро. Птичка упорхнула из клетки. Гнаться за ним по этим закоулкам - все равно, что искать ветра в поле, - вполголоса сказал боцман. - С вами ничего не случилось? - тревожно спросил Томек. - А что могло случиться? Ребенок я, что ли? Я поймал бы эту проклятую крысу, если бы не то, что нога попала в дыру на крыше. Скажи лучше, все ли в порядке там, наверху? - Аббас ранен. Не знаю, серьезно ли. Когда зажгли светильник, я убедился, что вор стащил наше золото, и сразу же бросился вслед за вами, чтобы помочь поймать вора. Не говоря больше ни слова, боцман подтолкнул Томека к двери дома. В комнате Аббаса они застали Вильмовского и индийского слугу, склонившихся над распростертым на циновке Аббасом. - Надо немедленно вызвать врача, - быстро сказал Вильмовский, увидев входящих. Боцман наклонился над Аббасом. Левой рукой приподнял окровавленный платок, которым слуга пытался остановить кровотечение из раны. Одного взгляда на узкое отверстие, оставленное острием кинжала, было достаточно, чтобы определить опасность раны. Рана была смертельной. - Да, да, необходимо немедленно вызвать врача и уведомить семью, - пробурчал боцман, поднимаясь. Аббас медленно приоткрыл веки. Затуманенными глазами взглянул на своих белых гостей и с огромным трудом прошептал: - Сообщите... моему брату... слуга знает... - Пойдем вдвоем, - сказал боцман побледневшему слуге. - Есть ли где-нибудь поблизости врач? - В соседнем доме, сагиб... - ответил слуга. - Побежим за доктором, а потом - к брату. Томек, держи револьвер в руке и стреляй, если бандит осмелится сюда вернуться. Но врачебная помощь не принесла облегчения несчастному Аббасу. Он умер на рассвете, не приходя больше в сознание. Сразу после короткого допроса, учиненного полицейским, брат умершего начал готовить погребальный обряд. Братья были парсами(*27), поэтому погребальное шествие направилось к знаменитым башням молчания, построенным за городом среди болот. По обычаю последователей зороастризма, парсы оставляли своих мертвых хищным птицам на растерзание. Жуткий погребальный обряд произвел на Томека весьма неприятное впечатление. Стаи прожорливых птиц кружили в воздухе над башнями молчания. По обычаю парсов, погребальные процессии подходили к странным сооружениям, напоминающим круглые, широкие башни, ежедневно в одну и ту же пору дня. Члены семейств покойников не допускались в мрачные кладбища. Они передавали тела умерших у ворот, так называемым Перевозчикам Смерти, ибо только им дано было право переступать порог башен молчания. Тела детей они ставили на самом низком этаже, на среднем - тела женщин, а на самом высоком - мужчин. Как только "гробовщики" уходили из башни, хищные птицы немедленно бросались внутрь, чтобы начать жуткий пир. Вскоре в башне оставались лишь обглоданные человеческие скелеты. Конечно, под влиянием атмосферных условий кости быстро превращались в прах. Тогда Перевозчики Смерти сбрасывали их остатки в колодец, расположенный в центре башни, освобождая таким образом место для других тел. Только после полудня путешественникам удалось вернуться в гостиницу, где они оставили свой багаж. Подавленные трагическими событиями, они уселись в удобные кресла на тенистой веранде. Боцман приказал официанту подать бутылку рома и охлажденные фруктовые соки. - Плохи наши дела. В первый же день нас встретили здесь убийством и грабежом, - сказал боцман, когда официант ушел, бросив взгляд на свою правую руку, перевязанную бинтом. - Бедный Аббас! Я все время думаю, почему этот тип со шрамом на щеке решился на убийство? Неужели только ради золота?! - Кто знает? Если судить по размерам мешочка, золота там было порядочно, - сказал Вильмовский. - Смуга лично передал депозит в руки Аббаса. Как же мог убийца знать, что было в мешочке? - вмешался Томек. - Наверно, Смуга не сумел сохранить нужную в таком случае осторожность, - пробурчал боцман. - Возможно и ему грозит серьезная опасность, - взволнованно воскликнул Томек. - Нам необходимо как можно скорее найти его! - Клянусь, ты прав, браток, - согласился моряк. - Хорошо, что хоть письмо не попало в руки таинственного убийцы. Андрей, прочти нам его еще раз. Вильмовский достал из кармана письмо и стал читать вполголоса: "Дорогие друзья! Я обещал, что буду ждать Вас в Бомбее, но к моему искреннему сожалению, я должен выехать отсюда еще до Вашего прибытия. Я опасаюсь сообщать в письме слишком подробно, почему просил Вас немедленно приехать в Индию. Для всех нас будет лучше, если я сделаю это лично. Скажу только, что я планирую длительное и довольно рискованное путешествие. В Бомбее я хлопотал о получении от английских властей разрешения на свободное передвижение в пограничной полосе. Только лишь прибыв сюда, я узнал, что лицо, от которого зависит окончательное согласие, находится теперь в Дели, в северной части страны. Поэтому я вынужден ехать туда, оставив это письмо и депозит у Аббаса, для передачи Вам. Пользуйтесь содержимым мешочка по своему усмотрению и прежде всего возместите все расходы по путешествию. Очень Вас прошу - приезжайте как можно скорее в Алвар, расположенный неподалеку от Дели и узнайте обо мне у магараджи этого княжества. С нетерпением жду Вашего приезда. Крепко Вас обнимаю и заранее благодарю за скорое выполнение моей просьбы. Ваш старый друг, Ян Смуга". - Я ничего не понимаю, - вздохнул боцман. - Интересно, где Смуга раздобыл это золото? - заметил Томек. - Может быть, это плата за выполнение какого-то опасного поручения? - Самим нам эту загадку не разгадать, мои друзья, - сказал Вильмовский. - Все дело и впрямь выглядит довольно таинственно, и лучше всего мы поступим, если завтра отправимся в Алвар. - Ты прав, папа! Смуга нам все объяснит, - согласился Томек. II ШЕСТВИЕ СЛОНОВ Было раннее утро. Вильмовский и боцман еще спали на нижних полках, расположенных по обеим сторонам четырехместного купе вагона. Они лежали с закрытыми глазами, а их груди размеренно поднимались и опускались от тяжелого дыхания. Томек лежал на одной из двух верхних полок. Лежа на боку, почти на самом краю полки, он подпер голову левой рукой, а правой обмахивался бумажным веером. Время от времени он задумчиво поглядывал в окно вагона. Тропическая жара проникала в купе через проволочную сетку, закрывавшую окно, которая должна была защищать пассажиров от укусов опасных насекомых. Раздвинутые занавески позволяли видеть светлую голубизну неба. Утренняя тишина, стоявшая в вагоне первого класса, местами в котором пользуются в Индии только белые путешественники, способствовала размышлениям о необыкновенной поездке в страну вечных тайн. Трагические события, которые произошли в Бомбее, отодвигали все другие впечатления на второй план. Поэтому только теперь, во время долгих часов путешествия поездом на север, Томек мысленно приводил в порядок все наблюдения, сделанные раньше. Томек отлично изучил географию и многое узнал об Индийском полуострове, одном из крупнейших на земном шаре(*28). Уже одно географическое положение Индии делало из этой страны область удивительных контрастов. Южный край Индии достигал экватора, центральные районы находились в умеренной зоне и представляли собой страну огромных рек и плодородных долин, но одновременно также огромных пустынь, а на севере вздымались самые высокие на земном шаре горные вершины, покрытые вечными снегами и льдами. Томек знал, что Индия - необыкновенная страна, где живут народы почти всех рас земного шара. Ему также приходилось слышать о легендарном богатстве индийских магараджей, о религиозных распрях; однако он никогда не предполагал, что прославившаяся своей роскошью Индия - это одновременно страна безнадежной нищеты и голода(*29). Какими же непонятными казались ему индийцы! Они гордились древнейшей культурой, и в то же время верили в волшебства, суеверия, были подвержены социальным предрассудкам, которые обрекали на нищету и гнет огромные слои населения, молились чудовищным богам, вытесанным из камня. Наряду с богатством и плодородием, сколько же было в этой стране человеческого унижения, несправедливости и нищеты! Время быстро проходило в размышлениях и беседах с товарищами о тайне Яна Смуги. Некоторое разнообразие представляли обеды в поезде, потому что по обычаям, господствующим в Индии, получить обед в пути было довольно сложно. Это вызывало протесты со стороны боцмана Новицкого. Ведь он любил есть часто и плотно. А здесь для того, чтобы получить обед, необходимо было заказать его у босоногого официанта, который собирал заказы во время стоянки на одной из станций. Этот обед приносили в купе только на следующей станции, а посуду забирали на третьей. Поэтому боцман утверждал, что во время путешествия поездом по "такой несуразной стране" он не умер с голоду лишь благодаря крикливым торговцам вкусными, сочными плодами, продававшимися на всех остановках. Поезд мчался на север. Томек записывал в свою записную книжку названия важнейших городов: Бомбей, Сурат, Барода, Ахмадабад и Джайпур(*30). Сегодня утром он записал название станции "Бандикуи". В полдень они должны были приехать в город Алвар. Это была цель их путешествия. x x x Поезд уменьшал ход. Томек вплотную приник к оконной сетке. Вдали, посреди тропической зелени, виднелись купола дворцов и храмов, возвышавшихся над крепостными стенами, которыми был окружен индийский городок. Боцман достал из кармана часы и, бросив на них взгляд, сказал: - Сдается мне, Андрей, что мы, наконец, подходим к порту. По расписанию мы должны скоро сойти на берег в Алваре. - Совершенно верно, дружище, если, конечно, учесть, что поезд - это не корабль, а город Алвар, расположенный в самом центре Индии, не порт, - ответил Вильмовский, посмеиваясь над добродушием моряка, который даже на суше часто употреблял морские выражения. Боцман нетерпеливо махнул забинтованной рукой и грубовато проворчал: - Не цепляйся, дружище, к каждому слову, потому что мне совсем не до шуток. Поезд ползет, как черепаха, а ведь это таинственное дело Смуги за сто миль смердит китом, выброшенным на мель! - Все наши догадки на эту тему ничего не дадут. Поэтому лучше, пожалуй, подождать, пока сам Смуга не расскажет нам обо всем. По-видимому, речь идет о чем-то важном, - ответил Вильмовский и, обращаясь к сыну, который посматривал через окно, добавил: - Томек, пора собирать вещи. Мы подъезжаем к Алвару. - Да, папа, уже видны строения города, а боцман опять начинает жаловаться. В Гамбурге он жаловался, что чувствует себя в городе, как соленая селедка в бочке. Теперь его раздражает слишком длительное путешествие поездом... - Эй, браток, не вводи меня во искушение, а то я тебя заставлю прикусить язык, - пробурчал боцман, пасмурно глядя на молодого друга. - Под носом у тебя не усы, а только место для них, но ты все чаще начинаешь брыкаться, хотя перед тобой старшие! Томек улыбнулся; подошел к моряку и заглянул ему в глаза, говоря: - А вы своими непрерывными жалобами не пытайтесь скрыть беспокойства за судьбу Смуги. Мы ведь тоже боимся за него. - А ты откуда знаешь, что я беспокоюсь о Смуге? - спросил боцман. - Наша бойкая приятельница, Салли, которая пережила с нами немало необыкновенных приключений(*31), сказала бы, что ваше лицо подобно страницам открытой книги. Смущенный боцман кашлянул, чтобы выиграть время. Однако вскоре он овладел собой и нашел способ отплатить другу той же монетой. - Это даже красиво с твоей стороны, что ты почти каждый день вспоминаешь эту милую голубку Салли, - начал боцман якобы с одобрением. - Я думаю, что ты предпочитал бы теперь сидеть рядом с ней и помогать ей учить уроки. Но мне все же кажется, что тебе было бы лучше не так часто вспоминать о ней. - Не понимаю, о чем вы говорите, - буркнул Томек, невольно краснея. - Да так, ничего особенного! Говорят, что когда вспоминают отсутствующего, тот начинает икать, а ведь это может помешать нашей голубке учить уроки. Ты, пожалуй, не хотел бы, чтобы твоя невеста стала второгодницей? - Я вас тысячу раз просил не называть Салли "голубкой". Кроме того, кто вам сказал, что она моя невеста? - возмутился Томек. - Ах вот как, изменник!? - не на шутку осерчал боцман. - Ты обижаешь девушку, несмотря на то, что мы рисковали жизнью для ее спасения?! Говори что хочешь, но я и так знаю все. Будь я на твоем месте, я бы не стерпел, чтобы какой-нибудь хлыст с прилизанными волосиками на затылке начал ухаживать за ней! - О ком вы, собственно, говорите? - встревоженно спросил Томек, забывая о своем возмущении. - Уж не о двоюродном ли братце Салли, который поглядывает на нее, как кот на сало? - Ага, не нравится тебе этот братец, ты, обманщик? - с триумфом ответил боцман. - Ну, да шут с ним. Но, по-моему, ты бы мог взять да и садануть ему в ухо! Правда, я не дивлюсь ни тебе, ни этой английской тычке, потому что и сам я, будь чуть-чуть помоложе, пялил бы на Салли глаза... Девушка - молодец, и при том товарищ что надо! Как она себя геройски вела, когда индейцы в Америке взяли ее в плен! - В Мексике вы набрасывались на вождя Черную Молнию за то, что он сватал вам индианку, а теперь сами стали сватом, - возмущался Томек. - Вы меня дразните, а я... - Довольно ссориться, мои дорогие, пора выходить, мы приехали, - сказал Вильмовский, прекратив стычку друзей. Поезд приближался к перрону небольшой станции. Томек и боцман сразу же забыли о своей ссоре. В полном согласии они свернули дорожные одеяла, положили их в специальные корзины и, как только поезд остановился, бросились выносить багаж на перрон. Привычные к длительным путешествиям, они сделали это очень быстро. Прежде чем поезд отправился в дальнейший путь, Томек сумел проверить, все ли вещи они вынесли из вагона, не забыли ли футляры с оружием, и только после этого оглянулся вокруг. Одинокое здание вокзала в Алваре напоминало большой деревянный сарай. С перрона виднелась дорога, вьющаяся среди обработанных полей и рощ. Она вела к городу, окруженному старинными крепостными стенами. На перроне не было никого, кроме нескольких полуодетых подростков. Они с любопытством разглядывали чужих, белых путешественников. Дружеским жестом руки Вильмовский подозвал к себе мальчиков и обратился к ним по-английски: - Вы знаете, где находится дворец магараджи Алвара? - Ах, белый сагиб, кто же может перечислить все дворцы нашего великого магараджи! - тоже по-английски ответил бойкий паренек. - У него их, пожалуй, столько, сколько звезд на небе. Я знаю только три из них, но кто-нибудь из старших может указать и больше. Один дворец находится в самом Алваре, второй - за городом, в огромном парке на краю джунглей, а третий в священном городе Бенаресе(*32), куда магараджа каждый год ездит молиться. - А теперь магараджа в Алваре? - продолжал спрашивать Вильмовский. - У нас каждый ребенок знает, что в пору охоты на тигров наш магараджа живет в своем дворце рядом с джунглями. Я слышал, что сегодня остальные слоны выйдут из Алвара в охотничий дворец на большую охоту, - пояснил паренек, изумленный невежеством белых сагибов, которые обычно все знают. - Благодарю тебя за столь исчерпывающие сведения, - с улыбкой ответил Вильмовский. - Мы теперь знаем, где найти магараджу. Можешь ли ты нам сказать, как удобнее всего добраться с нашим багажом в этот дворец? - Нет ничего легче, сагиб, У подъезда вокзала стоит тика гари(*33). Кучер за несколько аннов(*34) довезет вас прямо до дворцовых ворот, - посоветовал мальчик. - Ну так помогите нам отнести наш багаж, - предложил Вильмовский. - Мы охотно поможем, великодушный сагиб! Я думаю, что ты дашь нам за это по одному анну, - охотно воскликнул паренек, хватая большой чемодан. - Хорошо, я вам дам по одному анну, - согласился Вильмовский и многозначительно подмигнул чумазым шалунам. Все вместе они вышли к подъезду. Как и говорил паренек, тика гари стояла у входа в здание вокзала. Это была телега без рессор, по виду напоминающая дилижанс. Внутри, с обеих сторон, находились скамьи для пассажиров, закрытые от солнца оригинальным балдахином из джутовых мешков, прикрепленных к бамбуковым жердям, установленным по четырем углам телеги. В телегу были впряжены две небольшие, тощие лошади. Вильмовский быстро сторговался с кучером, одетым в длинные, широкие штаны, с выпущенной поверх них рубашкой без воротника, и в небольшую чалму на голове. Потом он расплатился с мальчуганами, которые с писком и гамом, толкая друг друга, уместили багаж между скамьями дилижанса. Белые путешественники уселись в примитивной повозке. Кучер не спеша сел на толстое дышло между лошадьми, и, не переставая жевать бетель(*35), крикнул: - Хонг, хай, хай!(*36) Исхудалые клячи тронулись с места и поплелись по направлению к Алвару. На некотором расстоянии от вокзала дорога, посыпанная мелким гравием, стала подниматься в гору. Вдоль дороги, среди окруженных кустами алоэ и довольно чистых двориков, стояли деревенские домишки, сплетенные из бамбука. Почти перед каждым из них росло банановое дерево(*37). Наблюдательный Томек обратил на это внимание и поделился своим наблюдением с товарищами. Вильмовский, будучи превосходным географом, знал обычаи народов разных стран, и объяснил, что отдельные деревья банана не случайно растут рядом с хижинами индийских крестьян. По местному обычаю, каждый индиец в день свадьбы сажает во дворе своего дома банановое дерево, чтобы питательные плоды уберегли семью от голода. Перед хижинами, в тени рододендронов, усыпанных красными цветами, видны были женщины и группки детей. Крестьянки были одеты в платья из двух кусков цветистой ткани, большей частью в красно-желтую клетку. Один кусок ткани покрывал стройные бедра, второй - плечи и грудь. Молодые женщины носили на руках и ногах браслеты, а в мочках ушей - огромные серьги. Замужние женщины носили, кроме того, в левой ноздре серповидную серьгу с рубином или алмазом, в зависимости от богатства. Одни из женщин сидя на корточках, готовили обед для мужчин, работавших в поле, другие толкли в больших каменных ступах рисовые зерна, пользуясь при этом длинными, тяжелыми деревянными пестиками. Только старухи праздно и с философским спокойствием людей, исполнивших свой жизненный долг, курили трубки или кальян, называемый иначе наргиле(*38), и наблюдали за работой младших хозяек. Дети со смуглыми, блестящими телами, намащенными кокосовым маслом, чтобы предохранить от печальных последствий жгучих солнечных лучей, бегали почти голышом. Часто вся одежда ребенка состояла только из амулета(*39), висящего на шее. Увидев белых путешественников, молодые женщины закрывали лица платками. Матери набрасывали платки детям на головы. Как только дилижанс удалялся, они немедленно доставали скорлупу кокосового ореха, наполненную тушью, и кисточкой наносили на нижние веки детей широкие черные мазки. По индийскому поверью, это могло предохранить их потомство от злого глаза чужестранца. У самой дороги буйно росли бамбуковые и миндальные рощи, стояли отдельные пинии. Под их тенью спокойно паслись косули, гордо прогуливались павлины, широко раскинув веера своих разноцветных хвостов; иногда с ветвей доносился крик небольших зеленых попугаев, раздраженных подвижностью обезьян, выглядывавших из-за стволов миндальных деревьев. Вильмовские с любопытством разглядывали окружающий пейзаж, но боцман, хотя он обычно интересовался новыми странами, в которых ему приходилось бывать, на этот раз сидел насупленный и, что-то бурча себе под нос, возмущался излишней медлительностью "индийских кляч". Однако уже вскоре терпению добродушного великана предстояло более тяжелое испытание. Впереди, на расстоянии всего нескольких метров, на дороге появилась большая и тощая белая корова. Она вышла из придорожной рощи и, воспользовавшись тенью раскидистых ветвей платана(*40), улеглась прямо посреди дороги. Когда дилижанс приблизился к беззаботно отдыхающему животному, кучер, не имея возможности объехать корову, задержал лошадей, соскочил с места, на котором сидел, и с набожным почтением стал рассматривать медленно пережевывающую жвачку корову. Потеряв терпение и возмущенный длительным простоем, боцман Новицкий встал со скамьи и крикнул: - Эй, ты, добрый человек, ты что, никогда в жизни коровы не видел, что смотришь на нее, как на какое-то чудо? Скорее прогони скотину и двигайся в путь. Кучер не обратил ни малейшего внимания на слова боцмана. Благоговейным движением он наклонился к корове, коснулся указательным пальцем ее головы, после чего набожно приложил палец к своему лбу. - Видно, с ума сошел парень, - возмутился боцман. - Наверно, от этой жары у него перемешались в голове все клепки. Эй, кучер, гони ее ко всем чертям... - Ты лучше молчи, боцман, если не хочешь причинить нам серьезные неприятности, - гневно воскликнул по-польски Вильмовский. Боцман остановился на полуслове, пораженный категорическим тоном друга, которого он всегда уважал и ценил за его большие знания и ум. А Вильмовский продолжал: - Путешествия по целому свету - великолепная школа для каждого человека, поэтому сиди спокойно, смутьян, и заруби себе на носу своеобразные обычаи жителей этой страны. - Правильно, Андрей, если человек держит язык за зубами, то избегает ненужных хлопот, - сконфуженно ответил моряк. - Но я чуть было из собственной шкуры не выскочил, когда размазня-кучер вместо того, чтобы стегануть корову кнутом, только постучал ей пальцем по голове. Если так будет и дальше, то мы и за год не доедем до Смуги. - Бывают случаи, когда надо мириться с фактами, - сказал Вильмовский. - Прежде всего помни, боцман, что для жителей Востока всякая спешка - признак невоспитанности. Поэтому, если хочешь, чтобы тебя здесь уважали, держись степенно и солидно. Имей также в виду, что наш кучер стукал корову пальцем по голове вовсе не для того, чтобы согнать ее с дороги, а совершал обязательный у индийцев церемониал, и нет такой силы в мире, которая могла бы вынудить его нарушить покой животного. - Вот это да! - воскликнул боцман, весело смеясь. - У нас в деревне любой пацан стегает коров кнутом по спине, как только заметит, что они лезут в потраву. А здесь взрослый мужик боится спокойного животного. Однако раз так заведено, то мне придется самому заняться этой коровой, потому что у меня нет никакого желания торчать на дороге ради ее удовольствия. Говоря это, боцман опять встал со скамьи, намереваясь сойти с дилижанса. Как вдруг Томек нетерпеливо обратился к нему: - Вы, боцман, как всегда, порете горячку. Лучше сидите и слушайте! - А тебе что от меня нужно? - возмутился моряк. - Если бы вы не перебивали отца, то узнали бы нечто очень интересное. - Я отнюдь не возражаю против того, что твой уважаемый папаша - ходячая энциклопедия, - поспешно сказал боцман. - Что же еще интересного мог бы я узнать об обыкновенной корове? Не начнешь же ты мне объяснять, что у нее есть вымя для доения и рога, чтобы бодаться, потому что я давно это знаю. - Не много же вы знаете, боцман, - язвительно заметил Томек. - Неужели вы никогда не слышали об индуизме? - При чем же тут религия, мудрец? - спросил боцман, пожимая плечами. - А вот и при том! Сначала ответьте на мой вопрос! Боцман подозрительно взглянул на Томека. Он не был уверен, не разыгрывает ли его друг. Но, не заметив на лице Томека хитрости, некоторое время думал, а потом неуверенно ответил: - Гм, это, по-видимому, здешняя религия... - Совсем неплохо, и даже очень хорошо, - поощрил боцмана Томек. - Теперь подумайте еще немного. Вдруг боцман хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул: - Ах, пусть меня дохлый кит проглотит за мою подлую память! Ведь ты еще в Бомбее твердил мне, что индийцы помешаны на коровах! - Браво, боцман, а я уж думал, что Томек загнал тебя в тупик, похвалил Вильмовский. - Однако, ты не ошибся! Индуизм, или иначе брахманизм - это религия, которую исповедуют большинство индийцев. Последователи этой религии обязаны придерживаться кастовой(*41) системы, верить в святость брахманов, или индийских жрецов, верить в святость коровы и в переселение душ. Вот поэтому-то белые коровы и волы считаются в Индии священными животными. - Чего они так привязались к этим коровам? Ведь на свете сколько угодно другой скотины? - удивлялся боцман, сопровождая свои слова смешными ужимками. - Этому есть простое объяснение, - ответил Вильмовский. - Коровы приносили древним арийцам огромную пользу, давая им пищу, шкуры, кизяк; на коровах арийцы пахали землю, запрягали их в телеги. Столь многосторонняя польза, приносимая коровами, облегчила брахманам внедрение среди их последователей понятия о священности этого животного. По их мнению, все, что происходит от коровы, носит символическое, религиозное значение. К примеру, так называемые "пять продуктов коровы": масло, молоко, сметана, навоз и даже моча будто бы способны обратить милостивое внимание неба на молящегося, если он пожертвует эти продукты богам у алтаря храма. Коровий хвост считался символом власти и служил амулетом, способным отогнать злых духов, поэтому в старину его носили над головой царя. Даже еще и теперь, давая присягу, индиец льет на коровий хвост воду, взятую из "священного Ганга". Некоторые индийцы верят, что если вложить в руки умирающего коровий хвост, то это облегчит ему переход через порог жизни и смерти. Боцман так хохотал, что из глаз его лились слезы, а тем временем Вильмовский продолжал: - Индийцы окружают религиозным почитанием не только коров, хотя эти последние считаются самыми святыми животными. Кроме них, окружены религиозными почестями змеи, крысы, попугаи, обезьяны, слоны, тигры, гуси, быки и множество других животных, причем с любыми из них связаны мифы и предания религиозного содержания. Ну, боцман, перестаньте смеяться. Помните, что индийцы считают тяжелым грехом не только убой коров, но даже "оскорбление" их. - А ну их всех, с их суеверьями, но все же ты был прав, говоря, что путешествие по свету учит человека. Я теперь понял, почему горсточка английских хитрецов правит здесь целой страной и чувствует себя, как дома, - сказал боцман, вытирая носовым платком глаза. - До некоторой степени ты прав, - признал Вильмовский. - Но надо помнить, что индийская культура, которую можно сравнить, пожалуй, лишь с культурой греков и римлян, принадлежит к числу древнейших на земном шаре. Архитектура их великолепных храмов и дворцов ничуть не уступает архитектуре других древних народов. Индийцы, кроме того, прекрасно овладели системой ирригации полей и с успехом занимаются животноводством. - Слишком это для меня умно! - возразил боцман. - Скажи-ка мне лучше, Андрей, какое наказание грозит здесь человеку за пинок корове в зад, а то у меня нога чешется? - Бывает, что за это можно сложить голову или оказаться приговоренным к мучениям куда более тяжелым, чем смерть. Во всяком случае, если индиец случайно убьет корову, то он бывает обязан совершить паломничество в один из священных городов, и все время нести над головой шест с привязанным к нему коровьим хвостом в знак того, что он идет на покаяние. Последние 10 миль, остающиеся до цели паломничества, ему приходится измерять собственным телом, то есть падать на землю с вытянутыми как можно дальше руками, потом вставать, совершать молитвы, и опять падать, вставать, молиться, и все это до тех пор, пока кающийся не очутится на месте. Прибыв в священный город, индиец должен "очиститься", то есть выпить и съесть пять жертвенных "продуктов коровы", что, пожалуй, не очень приятно. - Ах, папа, ведь это отвратительно! - с недоверием в голосе воскликнул Томек. - Таков здесь обычай, - заверил сына Вильмовский. - Довольно, Андрей, а то у меня что-то к горлу подкатывает, и скоро мне придется выставить голову за борт дилижанса, а ведь жалко завтрака, съеденного в поезде, - сказал боцман, кривясь. - Правда, я не индиец, но ты правильно сделал, удержав меня от оскорбления этой коровы, черт ее побери! - Как видно, урок пошел тебе впрок, - весело сказал Вильмовский. - Нам придется познакомиться еще со многими непонятными обычаями, если, конечно, мы останемся здесь на длительное время. Поэтому не будем жалеть потерянного времени, так как встреча со священной коровой стала для нас поучительным предостережением. - Внимание! Кажется, мы сейчас поедем дальше, - заметил Томек. Как раз в этот момент корова, словно не желая злоупотреблять терпением белых сагибов, медленно встала с земли. Отгоняя хвостом рой насекомых, она скрылась в роще у дороги. Кучер не спеша уселся на дышло между лошадьми. Вскоре он крикнул: "Хонг, хай, хай!" Тика гари тронулась в дальнейший путь. Телега въехала на мост, переброшенный через крепостной ров у стен города, и миновала каменные ворота. Домики Алвара скрывались среди деревьев, покрытых светло-коралловыми цветами. Эти домики были украшены кокетливо полуоткрытыми окнами, огромным числом ажурных беседок, галерей, эккеров, балконов, и вьющейся зеленью. Великолепные дворцы и старинные храмы придавали городу своеобразную красоту. В районе бедноты, где повсюду чувствовался запах пригоревшего оливкового масла, мужчины работали в галереях домов. Одни из них занимались резьбой по слоновой кости, изготовляя искусные украшения, другие вытачивали из мрамора или алебастра изваяния богов, а ткачи сушили только что покрашенный муслин, излюбленную ткань индийских щеголих. Кучер направлял дилижанс к северным воротам города, намереваясь выехать на дорогу, ведущую в охотничий замок магараджи. Проезжая через город, путешественники очутились на площади, на которой в это время происходила ярмарка. По обычаю, повсеместно господствующему в Индии, купцы, продающие одинаковый товар, собирались в одно место и сидели рядом друг с другом. Так же поступали ремесленные цехи. В ларьках, наскоро сколоченных из бамбуковых жердей, можно было видеть красные стручки перца, небольшие луковицы, имбирь, и другие пряности, которые охотно употребляются в качестве приправы к рису, повседневной пище индийцев. На разноцветных платках, расстеленных прямо на земле, громоздились кучи дынь, гранатов, арбузов, персиков, бананов, манговых плодов, кокосовых орехов, ананасов, апельсинов, фиг, дактилей, земляных орехов и сладких пататов. Рядом пекари продавали лепешки, сделанные из яиц с красным перцем и луком, завернутые в банановые листья, пирожные и пончики с начинкой из острых пряностей. Мясники расхваливали баранье и козье мясо, и одновременно внимательно следили за парящими в воздухе хищными орлами-стервятниками и ястребами, которые могли, воспользовавшись минутной невнимательностью продавца, камнем ринуться вниз и схватить кусок мяса. Между лотками, на которых продавались овощи, бродила священная корова. Ей никто не мешал тянуть из корзин самые лучшие куски. Торговцы не отгоняли корову, веря, что жертва в пользу священного животного принесет им милость богов. Дальше находились места, занятые продавцами козьих, бараньих, леопардовых и других шкур. Тут же, невдалеке, другие торговцы расхваливали перед публикой действие амулетов различного рода или искушали женщин блестящими украшениями. Наши путешественники проезжали по краю ярмарки. Боцман то и дело бросал взгляды на лотки, откуда неслись вкусные запахи. Он уже собрался было остановиться, чтобы купить съестного, как вдруг вокруг воцарилось необыкновенное оживление. Торговцы принялись быстро собирать свои товары. Кучер дилижанса остановил лошадей, вскочил на сидение, чтобы лучше видеть. - В чем дело? - воскликнул боцман, вставая со скамьи. Вильмовский тревожно смотрел на угол улицы, выходящей на рынок. Вблизи виднелись купола индийского храма. С той стороны приближался усиливающийся крик людей. Вильмовский знал, что в Индии на религиозной почве часто происходили кровавые бои между последователями индуизма и магометанства, потому что обе группы фанатиков враждовали между собой. Индуисты, к примеру, во время шествий приказывали своим музыкантам громко играть вблизи мусульманских мечетей, именно потому, что пророк запрещал последователям ислама музыку. В отместку магометане, как правило, резали коров вблизи индийских храмов, что по верованиям индийцев было страшным преступлением. Но на этот раз опасения Вильмовского оказались излишними. На торговую площадь медленно входило странное шествие. Один за другим шли огромные слоны. На спине каждого из них сидел махут(*42), который управлял животным с помощью ударов бамбуковой колотушки. Махуты криками на языке хинди(*43) разгоняли людей, упрекая их в медлительности, а слоны двигали ушами, как веерами, и бесстрашно врезались в толпу, расступающуюся перед ними. Слоны топтали лотки, но, несмотря на это, не раздавалось ни одного слова протеста. Словно из-под земли, появлялись мальчики с большими, круглыми корзинами. Как только какой-нибудь из слонов приостанавливался по своей нужде, мальчики немедленно подставляли ему свою корзину. Видя это, боцман хлопнул себя рукой по колену и воскликнул: - Ах, чтоб их кит проглотил! Я никогда не думал, что индийцы такие чистоплотные, если дело касается слонов. Посмотрите только, им ничуть не мешает, что мухи, словно летающий изюм, обсели все пирожные на лотках, а вот за каждым слоном бегает парень с переносным туалетом. Томек и Вильмовский расхохотались, услышав это замечание. - Дорогой боцман, эти парни собирают навоз, так как он весьма ценится в Индии, - пояснил Вильмовский. - Поэтому шествие слонов через город - немалое событие для населения. Видишь, слон за один раз наполняет корзину до самого верха. Пятнадцать больших слонов величественно шествовали через торговую площадь. Когда они поравнялись с дилижансом, Вильмовский обратился к кучеру: - Кому принадлежат эти слоны, которым разрешают безнаказанно уничтожать имущество людей? - Слоны принадлежат нашему магарадже, сагиб. Здесь все принадлежит ему, - ответил кучер. - Они идут на большую охоту на тигров. - Поэтому мы воспользуемся случаем и поедем за ними, пока путь свободен, - приказал Вильмовский. - Ведь мы тоже едем на встречу с вашим магараджей. - Хонг, хай, хай! - крикнул кучер. III ДОМИК В ДЖУНГЛЯХ Дилижанс ехал по шоссе на небольшом расстоянии за шествием слонов. На горизонте все яснее стала выделяться черная линия джунглей. Пройдя несколько километров от города, слоны повернули на дорогу, обсаженную высокими деревьями, которая вела прямо к охотничьему дворцу магараджи Алвара. Доступ к строениям дворца преграждали большие, деревянные, искусно украшенные резьбой ворота. У ворот стояли часовые из личной охраны магараджи. Низкорослые, жилистые солдаты были одеты в тесные белые куртки, застегнутые спереди на большие пуговицы, и штаны того же цвета, стянутые обмотками над босыми ступнями. На головах солдаты носили чалмы лимонного цвета, а в талии были опоясаны шарфами того же оттенка; к шарфам были прикреплены патронташи. Часовые пропустили слонов через ворота, но, как только к воротам подъехал дилижанс, два солдата скрестили ружья с насаженными на них длинными, широкими штыками и преградили путь. - Ты куда едешь, глупец?! Разве ты не знаешь, что на охотничьи угодья его высочества въезд запрещен? - на английском языке обратился к кучеру солдат, притворяясь, что не видит белых путешественников, сидящих в дилижансе. - Я везу белых сагибов к его высочеству магарадже Алвара, - с униженным поклоном ответил кучер, сойдя со своего места. Потом обратился к нашим путешественникам и вежливо заявил: - Мы уже находимся у ворот дворца магараджи. Я дальше ехать не могу, так как солдаты его высочества никого туда не пускают. - Вызови ко мне командира стражи, - кратко распорядился Вильмовский, не трогаясь с места. Кучер сложил руки на груди, с почтением поклонился и подошел к солдатам, заступившим дорогу. При этом он подумал, что белые сагибы, по-видимому, могущественные англичане, раз они не хотят разговаривать с обыкновенными солдатами. Памятуя предыдущие замечания Вильмовского на счет "достойного" поведения, боцман Новицкий состроил серьезную мину, словно он был по крайней мере капитаном военного корабля, и удобно расселся на скамье. Томек нетерпеливо ожидал дальнейших событий, весело поглядывая на своего друга. Вероятно, слова Вильмовского возымели нужное действие, потому что почти сразу же появился командир стражи с тростниковым стэком в руках. Он вежливо отдал честь и сказал: - Я командую личной охраной его высочества магараджи Алвара. Что изволят благородные сагибы? - Я прошу отдать магарадже мое письмо. Мы здесь подождем ответа, - заявил Вильмовский. Он достал из портфеля письменный прибор, чтобы написать несколько слов: "Ваше Высочество! Мы приехали в Индию из Европы по вызову нашего друга Яна Смуги, который приказал нам явиться к магарадже Алвара. Мы ждем Вашего ответа у ворот дворца. Примите выражения нашего почтения, - Андрей Вильмовский". Вильмовский запечатал письмо в конверт и подал солдату, который немедленно исчез в воротах. Прошло довольно много времени, прежде чем командир стражи вернулся в обществе пожилого индийца. Увидев богатую одежду индийца, боцман шепнул товарищам: - Черт возьми, неужели сам магараджа вышел нас встретить? - Сиди тихо, боцман, мы сейчас узнаем, кто это, - шепотом ответил Вильмовский. Индиец подошел к дилижансу, наклонил голову и, сложив на груди руки, словно для молитвы, низким голосом сказал: - От имени его высочества, магараджи Алвара, приветствую друзей великого шикарра(*44), сагиба Смуги. Магараджа сейчас занят выдачей распоряжений об охоте на тигров, которая состоится послезавтра на рассвете, но, несмотря на это, приказал мне заявить милостивым сагибам, что завтра утром он примет их на специальной аудиенции, чтобы лично познакомиться с хорошо ему известными по рассказам сагиба Смуги знаменитыми польскими звероловами... Услышав столь вежливую речь, боцман даже покраснел от удовольствия. Столь же довольный Томек благожелательно поглядывал на индийца, но Вильмовский, который ни на минуту не забывал о тревожном призыве Смуги, нетерпеливо ждал окончания длинного приветствия. А индиец продолжал: - Его высочество магараджа не желает затруднять дорогих гостей дворцовым этикетом, поэтому отдает в распоряжение сагибов свой охотничий павильон в парке. В качестве великого раджпута(*45) магараджи, прошу вас чувствовать себя там, как дома. - Будьте любезны, поблагодарите от нашего имени его высочество магаражду за столь радушный прием, - ответил Вильмовский. - Но, так как мы совершили далекое путешествие для того, чтобы увидеться с сагибом Смугой, я хотел бы узнать, гостит ли у магараджи наш друг. - Шикарр Смуга покинул нас месяц назад. Я не знаю, где он сейчас. Об этом, вы милостивые сагибы, конечно, узнаете от его высочества магараджи, - пояснил индиец. Великий раджпут хлопнул в ладоши. По этому знаку солдаты широко отворили ворота. Несколько босоногих служителей подбежали к дилижансу, чтобы взять вещи. Раджпут небрежно бросил к ногам кучера десять рупий и обратился к путешественникам: - Если сагибы желают, я сейчас их проведу в охотничий павильон. - Пожалуйста, мы готовы, - сказал Вильмовский, вручая условленную плату согнувшемуся в глубоком поклоне кучеру. Раджпут был молчаливым человеком, поэтому наши путешественники шли за ним, думая о том, почему Смуги нет в Алваре. - В чем дело, Андрей? - говорил боцман. - В Бомбее вместо Смуги мы встретили убийцу. Теперь опять, из слов этой индийской мумии можно заключить, что Смуга уехал из Алвара уже месяц назад, тогда как он должен был в Дели хлопотать о получении разрешения на поездку в пограничный пояс. Попробуй-ка разберись во всем этом! Зовет нас на помощь, а сам все время куда-то исчезает. - Вы боитесь, что индийцы не говорят нам правды? - встревоженно спросил Томек. - Надо терпеливо ждать до завтра. Я полагаю, что магараджа даст всему объяснение, - сказал Вильмовский друзьям. - В письме Смуга писал так: "Спросите обо мне у магараджи Алвара". "Спросите обо мне" - ведь это еще не значит "жду вас в Алваре". Я не вижу никакого повода для подозрений. Может быть, у него встретились трудности с получением разрешения. Смуга - человек опытный. Если бы не предательское убийство Аббаса, я бы вообще о нем не беспокоился. - Ты прав, Андрей, и это меня несколько успокоило, - согласился боцман. - У нас есть прямое доказательство, что Смуга здесь был, потому что здешние индийцы знают нас по его рассказам. Это хорошо, что он не забывает друзей. Обмениваясь взаимными утешениями, путешественники миновали обширный парк и очутились около довольно большого одноэтажного дома, построенного из толстых бревен. Это и был упомянутый раджпутом охотничий павильон. Маленькие окна массивного строения, помещенные высоко над землей, были затянуты плотной сеткой. В дом вела лишь одна дверь, к которой можно было подойти через открытую веранду. Удивленные, белые путешественники остановились у павильона. Боцман прищурил глаза и пробурчал: - Ах, чтоб их тайфун унес, эта хата очень смахивает на тюрьму! - Я тоже хотел это сказать. Нам надо быть здесь настороже, - шепнул Томек. Словно в ответ на тихие замечания путешественников, сделанные на польском языке, великий раджпут пояснил: - Никакая опасность не грозит сагибам в этом доме даже ночью, если только дверь будет заперта изнутри на засов. Большое отверстие для вентиляции находится на плоской крыше. Отверстие это можно оставить открытым. Тигры часто приходят сюда с наступлением темноты, но ни один из них не сможет попасть на крышу. Томек и боцман многозначительно переглянулись. Ага, охотничий домик построен так, чтобы предохранить его жителей от нападения хищных животных. Объяснение раджпута весьма логично. Как раз в этом месте огромный парк переходил в джунгли, за которыми вдали, на самой линии горизонта, виднелись горы. Хищники могли без всяких препятствий подходить к охотничьему павильону. В доме оказались две удобные, хорошо обставленные комнаты, отгороженные друг от друга шелковой портьерой, и уборная с большой медной ванной. В отдельной пристройке была кухня. Несколько индийских служителей подогревали в печи воду для купанья и готовили ужин. Раджпут сообщил, что завтра около полудня он придет за сагибами, чтобы провести их на аудиенцию к магарадже, а потом, пожелав им спокойной ночи, удалился. Друзья выкупались, переоделись и перешли в столовую. По всему дому распространились приятные для путешественников запахи кушаний. В центре столовой стоял круглый стол, чуть-чуть возвышающийся над полом, покрытый белоснежной скатертью. Наши путешественники, уже знакомые с некоторыми обычаями жителей Индии, подвинули к столу низенькие табуретки и уселись на них, подвернув под себя ноги. Прежде чем удовлетворить первый голод, боцман глазами знатока рассмотрел блюда, расставленные на столе. В центре его, в большой серебряной вазе, стояло индийское национальное блюдо из риса, рыб, овощей и баранины, приправленных жгучими пряностями; рядом, на блестящем подносе, возвышалась гора вареного риса, окруженная венком из специальных блюдечек, с разными к нему приправами. Кроме того, к столу были поданы вареная и жареная рыба, баранина, козлятина и сыры. Хватало также помидоров, лука и зеленых стручков перца для закуски после различных блюд. Вместо хлеба им подали лепешки "чапати". На отдельных подносах лежали фрукты: ананасы, манго, апельсины, финики, бананы, инжир, и разнообразные восточные сладости. Сервировку стола дополняли серебряные жбаны с пивом, сервиз, в котором на севере полуострова пьют чай с небольшим количеством молока, и несколько графинов с холодной водой. - Ну-ну, ничего себе ужин! Я вижу, что мы не пойдем спать на голодный желудок, - похвалил боцман, удовлетворенный тем, что увидел на столе. - Так давайте же приступим к трапезе, потому что я порядком проголодался, - сказал Вильмовский. Томек и его отец ели довольно умеренно, но боцман Новицкий набирал себе на тарелку огромные порции каждого блюда, и поэтому вскоре потянулся за графином с водой, так как блюда с острыми приправами возбудили у него жажду. - Боцман, не пей сырую воду, - предупредил Вильмовский, - потому что в ней есть микроорганизмы, вызывающие у европейцев расстройство желудка. Я же предупреждал тебя об этом еще во время путешествия поездом. Боцман поставил графин на место, но недоверчиво сказал: - Как же это так, ведь индийцы всякое блюдо запивают водой, и ничего с ними не случается? - Индийцы пьют эту воду уже многие сотни лет и приспособились к микроорганизмам. Безвредные для них амебы, находящиеся в сырой воде, весьма опасны для европейцев, приезжающих в Индию. Пей лучше пиво или чай, - посоветовал Вильмовский. - Ну, если так, то я волью в свой живот солидную порцию пива, потому что эти пряности жгут его так, будто черти варят меня в котле с кипящей смолой. Теперь я вижу, насколько печальна судьба грешника в аду. Послушай Томек, достань-ка из моего чемодана бутылку ямайского рома. Он лучше всего утоляет жажду и предотвращает всякую заразу. Ночная темнота, быстро наступающая в Индии, застала путешественников у стола. Зажженные служителями масляные светильники уже бросали на стены комнаты колеблющиеся тени, когда Томек, закончив обильный пир, взялся за сочные фрукты. Сначала он решил попробовать неизвестный ему до сих пор плод манго, о котором он уже слышал множество странных рассказов. Ему, например, говорили, что среди манговых деревьев есть такие виды, которые дают плоды размерами от яблока до тыквы, причем некоторые из них вызывают "манговое бешенство". У людей, привыкших потреблять в пищу вредные плоды манго, уже от одного вида этого плода и его острого, похожего на скипидарный, запаха расширяются ноздри, глаза вылазят из орбит, а язык прилипает к небу. Томек взял один из плодов размером не больше крупного яблока. Бархатная, твердоватая, зеленая скорлупа плотно прилегала к желтой, как шафран, сочной мякоти, которая, в свою очередь, плотно приставала к крупной косточке. Но как только Томек вбил в кожицу плода острие ножа, липкий сок брызнул ему в лицо и на сорочку. - Лучше иди в ванную с этим индийским фруктом. При случае сможешь там постирать свою рубашку перед завтрашним визитом у магараджи, - насмешливо посоветовал боцман. - Меня уже от самого запаха этого плода порядком тошнит. - И неудивительно, ведь вы за ужином съели столько, что и кит, которого вы так часто вспоминаете, не постыдился бы, - отрезал Томек, вставая из-за стола. - Не обижайся, браток! Скажи спасибо этому фрукту-брандспойту за предупреждение. Ведь ты мог приохотиться к манго, а я слышал, что многие умирают, съев незрелый плод. Томек умылся и, последовав совету боцмана, выстирал свою сорочку. Когда он вышел из ванной комнаты, отец, удобно растянувшись на циновке, уже спал, а боцман, тоже лежа, дымил короткой трубкой. Томек принялся искать, на чем бы ему повесить влажную сорочку. Увидев Томека, моряк улыбнулся и посоветовал: - Над плоской крышей нашего дома свисают ветви деревьев. Ты, браток, повесь рубашку на одну из них. Лучшего чердака для сушки белья не найти. Рубашка мигом высохнет. Дверь я уже запер. Часовых выставлять не будем, потому что разве что какой-нибудь дух сможет влезть к нам через зарешеченные окна. Жарища, как в бане! - Ужасно жарко, - согласился Томек. - Умоешься - и полотенца не надо, потому что вода моментально высыхает. Спокойной ночи, боцман. Я тоже сейчас ложусь. - Спокойной ночи, браток, - ответил моряк, широко зевнув. Отложив трубку в сторону, он повернулся лицом к стене, и через минуту уже храпел. Томек отодвинул портьеру. Вошел в соседнюю комнату. Прислонил к стене бамбуковую лестницу и вылез на плоскую крышу охотничьего павильона. Сквозь ветви раскидистого платана, росшего рядом с павильоном, на небе были видны ясные звезды. Влажный, жаркий ветерок веял из недалеких джунглей, принося с собой запах гниющих растений. Раздался пронзительный крик попугая, которого вспугнул какой-то ночной хищник. Томек замер и стал прислушиваться. Ему казалось, что он слышит шорох шагов, дикое, глухое ворчание, от которого мороз пробирал по коже, и звуки, похожие на тяжелые вздохи. Таинственные голоса, доносящиеся из глубины джунглей, живо напомнили ему экспедицию на границу Буганды и Конго в Африке, где они в свое время искали легендарное животное, известное под названием "окапи"(*46). Томек печально улыбнулся, потому что вспомнил, как во время охоты на окапи участвовал в настоящей битве с преступными людьми-леопардами. Воспоминание было не из приятных, хотя его товарищи по охоте как раз после этого события стали относиться к нему как к настоящему мужчине. Со времени той охоты в Африке прошло уже довольно много времени. Томеку потом не раз приходилось биться с людьми. Не раз он хватался за оружие в защиту свою или друзей, но всякое кровопролитие, даже совершенно неизбежное, вызывало у него грусть и печаль. Томек повесил сорочку на первую попавшуюся ветку и вернулся в комнату. Лег на циновку рядом со спутниками и, по своему твердому обычаю, всунул под подушку револьвер. Потом закрыл глаза и стал думать о Смуге. Томек искренне беспокоился о нем. Где теперь его друг? Когда отец и боцман занимались организацией зоологического сада в Гамбурге, Смуга уехал из Европы в самостоятельную экспедицию, и на долгие месяцы о нем пропал всякий слух. И только несколько недель тому назад его друзья из краткой телеграммы узнали, что он ждет их в Индии. Почему он звал их на помощь? Неужели ему грозила серьезная опасность? Друзья Смуги знали о нем не слишком много. Он не любил распространяться о своих переживаниях в прошлом. Кто такой, в самом деле, Смуга? Весь мир он знал так же хорошо, как собственный карман. Куда бы не направлялась экспедиция, оказывалось, что Смуга в этих местах уже когда-то бывал. Он был знаком с самыми отдаленными, дикими уголками земли. Знал тайны различных народов, но говорил об этом только лишь в случае крайней необходимости, причем говорил ровно столько, сколько требовалось в данном положении. Томек часто задумывался, что скрывалось за определением "беспокойный дух", которое часто употреблял отец, говоря об отсутствующем Смуге. Завтра они узнают, что случилось со Смугой. Но что делать, если магараджа Алвара не захочет сказать им правду? Размышляя так, Томек ворочался с боку на бок и долго не мог заснуть. Иногда мысли о Смуге переплетались с воспоминаниями о Салли. Насмешливое замечание боцмана об ухаживании за ней ее двоюродного брата не давало Томеку спокойно заснуть. "Гм, возможно, боцман прав, и мне следует отвадить этого братца от Салли", - думал Томек и, пожалуй, последовал бы этому совету, окажись вежливый англичанин сейчас неподалеку. Но, к счастью для него, он находился за тысячи километров от Томека. Поэтому все размышления Томека закончились тем, что он решил расправиться с двоюродным братом Салли сразу же после возвращения из Индии. Успокоившись на этом, Томек заснул. Внезапно он проснулся. Сначала не мог сообразить, долго ли он спал. В комнате царил ночной мрак, только в соседнем помещении, за портьерой, слабо мигал масляный светильник. Лежа с открытыми глазами, Томек стал прислушиваться. Боцман сквозь сон тихо постанывал. Прислушавшись, Томек понял, что кто-то ходит по крыше. В ночной тишине ясно были слышны шаги босых ног. Томек осторожно приподнялся, опираясь на локоть. Боцман и отец спали на своих циновках. Кто же в таком случае ходит по крыше, если единственная дверь заперта изнутри на засов? Томек вспомнил растущий рядом с домом раскидистый платан, ветви которого нависали над крышей. Осторожные шаги напомнили ему об убийце из Бомбея, о человеке со шрамом на лице. Томек вытащил из-под подушки револьвер. Встал с постели. На цыпочках подошел к портьере, разделявшей комнату. Светильник освещал лишь один угол столовой колеблющимся красноватым светом. Томек внимательно осмотрел комнату. Нет, внутри дома никого не было. Но на крыше все отчетливее раздавались шаги босых ног. Томек осторожно подошел к бамбуковой лестнице. Медленно, ступенька за ступенькой, поднимался вверх, держа револьвер в правой руке. Черное отверстие в потолке приблизилось. Наконец Томек остановился на предпоследней ступени. Незаметно высунул голову через отверстие и выглянул наружу. Он сразу же заметил темную фигуру, присевшую на корточках над чем-то белым, лежавшим на крыше. Тут же зашелестели ветви платана. Вторая странная фигура бросилась прямо на спину наклонившегося сообщника. Раздался гневный писк. Началась рукопашная схватка. Когда Вильмовский и боцман, услышав шум, выскочили на крышу, то увидели, как Томек отбирал свою сорочку у обезумевших от гнева больших обезьян. Моряк сразу же бросился на помощь приятелю. Мощным пинком он завершил битву. Одна из обезьян, проделав в воздухе большую дугу, исчезла в темноте ночи, а вторая, оторвав кусок сорочки, сделала великолепный прыжок прямо на свисающие ветви платана. - Чего ж ты стоишь, как соляной столб, словно жена Лота(*47)? - спросил боцман и принялся осматривать Томека: не ранен ли он в битве с обезьянами. - Я послушался вашего совета и повесил сорочку сохнуть на ветви дерева. Вот все, что от нее осталось, - сказал Томек, показывая кусок оторванного рукава. - Действительно, не много, - согласился моряк. - Но радуйся, браток, ведь одну из воровок-обезьян я так угостил ногой пониже спины, что она век будет обо мне помнить... - Твое счастье, боцман, что мы здесь одни, - вмешался Вильмовский. - Если бы кто-нибудь из индийцев видел твой поступок, нам грозили бы крупные неприятности. - Неужели это опять были какие-то боги?! - Мне кажется, что это были два гульмана(*48), которых последователи индуизма считают священными обезьянами. В этот момент под ноги беседующих мужчин упал толстый сук. - Идем к себе, а то еще получим по башке от разгневанных святых, - пробормотал боцман, быстро спускаясь по лестнице через проем в крыше. Вернувшись в комнату, путешественники закрыли проем бамбуковой решеткой, чтобы предотвратить возможное посещение непрошенных гостей. Забавное приключение отогнало от них сон, поэтому они какое-то время беседовали о суевериях, распространенных среди последователей индуизма. - Многие храмы в Индии посвящены обезьянам, которые часто обитают в священных фиговых рощах вокруг храмов, - пояснил Вильмовский. - Как раз гульманы окружены особым вниманием жрецов. Эти обезьяны так привыкли к виду людей, что совсем не боялись Томека. По индийской мифологии, обезьяна-бог, Гануман, помог Раме, одному из воплощений бога Вишну победить ужасного великана, похитившего у него жену Ситу. Как видите, у обезьян есть свой заслуженный представитель в пантеоне индийских богов. - На мой взгляд, здесь слишком много святых людей и священных животных, - буркнул боцман. - Сколько же у них, в конце концов этих божеств? - Согласно Ведам - священному писанию индийцев, которое считается древнейшим в мире(*49), первопричиной всего существующего был бог Брам или Браман. Благодаря ему возникли боги: Брама, Вишну и Шива. Последние два стали главными богами двух индийских культов Вишну и Шивы. Жена Шивы принадлежит к сонму важнейших богинь и носит множество имен. Ее зовут: Ума, Гаймавати, то есть дочь Гималаев, Дурга, Кали, или Черная, и Бхаивари, то есть Ужасная. У всех богов есть свои аватари, то есть воплощения, через которые они прошли в разное время. Итак, к примеру, Вишну был: рыбой, черепахой, медведем, полульвом и получеловеком, прекрасным Рамой, Кришной и Буддой, причем в своем последнем воплощении он должен явиться только лишь в конце нынешней эры(*50). Кроме упомянутых трех богов, в разных местах почитают еще и других богов и богинь, которые так или иначе состоят в родстве с главными богами. Среди них есть и чудовища, такие как Гануман - бог обезьян, или Гханеш, божество с головой слона. Но и этого мало. Кроме этой плеяды существует целый сонм божеств природы, демоны, русалки и джины. - Вот так семейка, ничего не скажешь, - изумился боцман. - Неужели каждый из этих идолов имеет своего зверька? Если да, то наверное и мухи здесь бывают святые. - Ты недалек от истины, боцман, - сказал Вильмовский. - Многие звери и птицы стали героями различных индийских мифов и легенд. Например, бык - одно из воплощений Шивы, гусь - это птица Брамы, опаснейшая кобра почитается особо, потому что по преданию когда-то своим распростертым щитком заслонила от лучей солнца бога Вишну; тигр - любимое животное Кали, попугай, в свою очередь, - птица богини любви Камы. На слоне ездит бог Индра, тогда как Гханеш с этой целью употребляет крысу, а жена Брамы, Сарасати, ездит верхом на павлине. Если добавить, что все брамины считаются полубогами, то ты легко поймешь, какое множество богов и святых животных насчитывается у индийцев. - Ого, наберется, пожалуй, парочка миллионов, - заметил боцман. - Ну, да черт с ними. К чему, однако, они этим божкам доделывают головы животных? Когда я смотрю на это, мне делается смешно! - По-моему, ты не прав, высмеивая религию, созданную браминами. Они отлично умеют приспособить ее к нуждам жителей этой страны. Индуизм - это смесь многих верований, мифов, суеверий, культа животных и сил природы, собрание заповедей и запретов по многим основным вопросам жизни. - Согласен с тобой, папа, хотя и боцман по-своему прав. Все это действительно смешно, - вмешался Томек. - Меня интересует, почему, например, бог Гханеш всегда изображается с головой слона? - Могу вам это объяснить, - ответил Вильмовский. - Гханеш был сыном бога Шивы и богини Кали. По преданию, Шива разгневался как-то на сына и отрубил ему голову, но не желая опечалить мать, приказал служителям отрубить голову первому попавшемуся живому созданию и приложить ее к туловищу Гханеша. Усердный слуга встретил слона и немедленно выполнил приказание бога. Сын-чудовище с головой слона не принес утешения богине Кали, поэтому Шива, желая вознаградить Гханеша за неприятный вид, подарил ему необыкновенные способности и ум. Таким образом, Гханеш стал богом мудрости и теперь является патроном всех ученых и купцов. - Ах, нетрудно сообразить, что все эти суеверия приносят пользу только браминам, которые выглядят, как пончики с повидлом, - сказал боцман и зевнул. - Ну, хватит уже ночной беседы. Скоро рассветет, надо немного и отдохнуть, - закончил Вильмовский, видя, что головы собеседников клонятся ко сну. IV МАГАРАДЖА АЛВАРА На рассвете путешественников разбудил пронзительный вой, который постепенно повышался с самых низких до высоких нот. Вой этот подействовал как звонок будильника. Это был адский концерт обезьян гулоков(*51), обитающих в чаще лесов Индостана. Нечего было и думать, не только о сне, но и о простой дремоте. Томек выбежал в парк, чтобы ознакомиться с окружением домика. Среди зеленой чащи он вскоре обнаружил широкую тропинку, ведущую прямо в джунгли. Вокруг слышалось неумолкаемое пение цикад(*52), разбуженных жаркими утренними лучами. Томек внимательно разглядывал ветви дер