пиных. Как так? - Что, мало героев? Ну, не таких, чтобы обязательно фамилия была Лапин, а людей таких, как Лапин! - Другое дело... Надо... - Чего спорить? - вмешался Юля. - Нашел ведь Тимка Лапика. Он зря не напишет. Ребята опять вспомнили о голубеграмме. Оживились, зашумели и потребовали зачитать депешу в "спокойной" обстановке. Прослушали и заговорили в один голос. Юля забегал по кругу. - Хватит ждать! - кипятился он. - Мы должны ехать, а не откладывать на потом... - Уже решено, - спокойно возразил Вася. - Тимка сам решил. Он пишет, чтобы не выезжали. Значит, не уверен... - "Не уверен"? - Юля подскочил к Васе. - Нет, уверен он! Обязательно уверен! Ведь он в Минск едет! В это время в дверях фабрики показался Семен. Заметив Юлю, он нахмурился, прошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу. - Болдырев в Урминске. А где Катаев? - В Малахите, - буркнул Юля, усиленно разглядывая что-то под ногами. - На сколько дней уехал? - На три или четыре. - Ох и заварили вы, друзья, кашу! Семен даже не поинтересовался письмами. Он задал Юле еще несколько вопросов, сказал, что завтра утреннюю зарядку будет проводить Вася, и ушел. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ВСТРЕЧИ Выпустив голубя с депешей, Тима посидел немного в станционном сквере, а затем, размахивая пустой клеткой и напевая любимую песню, вприпрыжку спустился с холма, на котором находился вокзал, в низину, где виднелись домики города. Времени у Тимы было хоть отбавляй, и он решил использовать его как можно лучше. Прежде всего звеньевой должен был посетить Урминский краеведческий музей и разузнать там все, что относится к полку "Стальной солдат революции" и Григорию Лапину. Все это, конечно, пригодится Тиме при встрече с Лапиным. Ведь наверняка разговор зайдет о боевых делах полка. По горбатому деревянному мостику Тима перебрался через мутную мелководную речонку Болотнянку с низкими илистыми берегами и вошел в улицу. Был жаркий полдень. Время самое бойкое для ребячьих игр, но, к удивлению Тимы, улица, по которой он шагал, была безлюдной. Низкие приземистые домики пустовали. Окна без рам и стекол черными проломами печально смотрели на пионера. С каждым шагом удивление и беспокойство нарастали. Тима оглядывался по сторонам, отыскивая признаки жизни. Наконец, ему посчастливилось. Из переулка вышел паренек в синей гимнастерке ученика ремесленного училища. На плече он нес большой деревянный чемодан. По раскрасневшемуся лицу паренька струился пот. Заметив Тиму, незнакомец остановился, поставил на траву чемодан и, окинув пионера любопытным взглядом живых темных глаз, спросил: - Ты чего здесь бродишь? - Здравствуйте, - сказал Тима, - мне бы в музей попасть надо. - Да музей-то в новом городе. Уже давно переехал. Сейчас Урминск не здесь. До города еще километров девять на автобусе ехать. - Как на автобусе! А станция Урминск? - И станция тоже скоро переедет. Новый вокзал выстроен! Не знаешь, что ли? - Нет, - чистосердечно признался Тима. - А почему Урминск переехал? Разве города переезжают с места на место? - Тут история долгая. А города переезжать могут, и даже очень просто! Знаешь ли, тут у болота для людей место неподходящее. Гниль, сырость, запах для здоровья вредный. Вот и решили перевезти город на хорошее место. Сейчас он на равнине у соснового леса. Как на курорте живем. Тима внимательно слушал рассказ нового знакомого. Когда-то давно, еще до революции, жадный заводчик поставил на Болотнянке завод для выплавки чугуна. Своих крепостных людей он тоже поселил на болоте. Ему-то что! Жил богач в Парижах разных и Ниццах, а крепостные ютились в лачугах на болоте, возле завода. Гнилой воздух вызывал эпидемии болезней, подрывал здоровье. И вот Советское правительство постановило осушить болото. Стали рыть канавы и обнаружили под слоем трясины богатые залежи железной руды. Тогда решили Урминск перенести в другое место, а болото осушить и построить железные рудники. - Мы все можем, - сказал паренек, вскидывая на плечо чемодан. - Пошли вместе. Я тоже в Урминск еду. Дома в отпуске был. Возле указателя, вырезанной из фанеры стрелы-надписи: "В новый город!", ребята присели на лужайку и стали ждать автобуса. Комфортабельный пассажирский автобус подошел скоро. Шофер гостеприимно распахнул красную лакированную дверку. Ребята устроились на мягких сиденьях, машина тронулась. Скрылся из глаз Старый Урминск, как назвал его Леша, новый знакомый Тимы. Бесконечной гладкой лоснящейся лентой вилась среди зелени посевов асфальтовая дорога. Она то взбиралась на отлогие холмы с кудрявыми кустарниками по склонам, то петляла, огибая овражки. Справа виднелась темно-зеленая полоса леса, слева - поля. - Ты первый раз здесь? - спросил Леша. - Наш новый город тебе обязательно понравится. Новый Урминск не сравнить со Старым. Заметил улицы в Старом? Ни развернуться на них, ни проехать! А дома! Лачуги, а не дома. Мы такие не строим. Все по последнему слову архитектуры! Чтоб дом, так дом! А улица, так улица. Есть у нас бригада строителей, Григорий Лапин в ней бригадир. Вот строят! - Григорий Лапин! - крикнул Тима так громко, что все, кто находился в автобусе, с удивлением посмотрели на него. - Да, Лапин. Я из его бригады. - Но я же нашел Лапина! Ведь есть уже Лапин, - Тима спохватился и прикусил язык. - Какой Лапин есть? Может быть, Василий? Так это брат его. Он штукатуром работает. Тоже хороший комсомолец. За один день он три нормы выполняет. - А они, эти Лапины, не партизаны? - спросил настороженно Тима. - Нет, они не воевали. Они еще, как мы, были. Ответ успокоил Тиму. Через несколько минут автобус остановился у четырехэтажного здания. Звеньевой и Леша вышли на площадь. - Пойдем со мной, - сказал Леша, тронув Тиму за рукав куртки, - я чемодан в общежитие отнесу, а потом посмотрим, как новую железнодорожную ветку открывать будут. Ладно? Они вошли в общежитие. В красном уголке, или, как назвал его Леша, в комнате отдыха, юноши и девушки разучивали песню. Веснушчатый русоволосый паренек со смешливым лицом играл на баяне. Высокий худощавый дирижер требовал внимания, стучал по спинке стула карандашом, который заменял ему дирижерскую палочку, и то и дело повторял: - Начали! На-ам откры-ты-ы пу-ути-и-и и дороги-и, Солнце све-етит для на-а-с горячей... Эй, то-ва-рищ, ша-гай без трево-ги По просторам Отчизны своей... Заметив вошедших, кто-то выкрикнул: - Лешка приехал! Все вскочили и бросились к прибывшему с приветствиями. Баянист заиграл марш. Дирижер замахал руками: - По местам! По местам! - Новое пополнение? - спросил кто-то, показывая на Тиму. - Нет, - ответил Леша, - это мой подшефный. - Ну, ну... Леша сбегал куда-то и возвратился без чемодана. - Двинулись, Тима, - позвал он. Ребята вышли на улицу. Вокруг кипела жизнь. Новые дома расходились звездообразно от центра, образуя кварталы, улицы, переулки. Не надо было смотреть на архитектурный план города, чтобы представить его целиком. Все было видно как на ладони. Улицы Нового Урминска не кончались там, где кончались готовые дома. Улицы бежали дальше недостроенными домами, многочисленными фундаментами, котлованами и просто расчищенными площадками. В одном месте шла закладка фундамента. В другом возводили стены. В третьем покрывали крышу... Всюду рокотали подъемники, плавно скользили ленты транспортеров. По улицам сновали полуторки, трехтонки, самосвалы с цементом, кирпичом, песком. Ребята шагали по широкой улице, по обе стороны которой стояли аккуратные домики за узорчатыми заборчиками. Домики выглядели нарядно и красиво. Леша рассказал, что эти дома привезли с завода в разобранном виде, а здесь их просто собрали, и все! К одному из домиков подъехал грузовик с домашней утварью. Леша помахал рукой рабочему, сидевшему в кузове. - Наш переезжает! Новоселье! У нас тут каждый день новоселье! Они обошли весь город. Побывали в музее, где Тима разузнал о том, что полк "Стальной солдат революции" разбил под Урминском большое воинское соединение белоказаков и интервентов и освободил из тюрьмы много политических заключенных, которых белогвардейцы хотели расстрелять. О Лапине узнать ничего не удалось. Потом друзья отправились на вокзал смотреть на открытие новой железнодорожной ветки. У нарядной, украшенной флагами и лозунгами арки было много народу. Цветы, говор, песни. - Смотри, - Леша толкнул Тиму, - сейчас товарищ Кузьмин будет ленту перерезать. Это наш секретарь горкома партии! Высокий черноволосый мужчина поднялся по ступеням к входу в вокзал, остановился у мраморного парапета и обратился к присутствующим с короткой речью. - Сегодня, - сказал он, - вступает в строй последнее звено нашего строительства. Старый Урминск ушел в далекое прошлое. Новый Урминск, наш советский Урминск, приветствует советские города! Под крики "ура!" товарищ Кузьмин ножницами перерезал алую ленту. С этого дня открывалось регулярное сообщение новой станции Урминск со всеми городами Советского Союза. Ребята осмотрели просторные комнаты и залы станционного здания и вышли на перрон. Новые, еще не обкатанные рельсы расчертили землю, от шпал пахло смолой. На путях стояло несколько дышащих паром локомотивов. Вдали показался дымок. Он приближался, рос на глазах. Радостный, заливистый гудок, приветствуя встречающих, прокатился над городом. И все ответили ему восторженными возгласами, мелькали платки, взлетали вверх шапки. Из окна паровозной будки выглянуло счастливое лицо машиниста. - Иван Звягинцев, - сообщил Леша, - лучший машинист дороги. Ему поручили почетное задание первому открыть новую ветку. Машинист отрапортовал Кузьмину о выполнении почетного поручения. - Теперь новые заводы нашего нового города, - заключил он, - будут получать машины и отправлять продукцию в срок! Тима распростился с Лешей только под вечер. До этого он познакомился с братьями Лапиными, побывал на строительстве жилого дома, где работала их бригада, пообедал с Лешей в рабочей столовой и поехал на старый вокзал. Несколько дней, по словам Леши, пассажирские поезда будут останавливаться и отправляться со старого вокзала, потому что по новой ветке к новому году начнут подвозить очень много оборудования для заводов и фабрик. На старом вокзале, сидя на скамейке в зале ожидания, Тима незаметно задремал. Много удивительного узнал он за этот день. Новый город. Новая железнодорожная ветка! Трое Лапиных! Двое из них, хотя и не герои войны, но тоже замечательные люди - герои труда. А вот Лапин из Белоруссии. Это уж - Тима ни на минуту не сомневался - обязательно герой-партизан. За час до отхода поезда открыли кассу. Сосед, предупрежденный о минском поезде, разбудил Тиму. Звеньевой, зажав в кулак деньги, устремился к окошечку. - Мне один до Минска. Самый дешевый, - попросил он. - Одиннадцать рублей пятьдесят четыре копейки, - ответили из окошечка. - Пожалуйста. - Что? - Тима даже присел. Денег на билет не хватало. Сунув в карман свои девять рублей безо всяких копеек - весь наличный капитал, - Тима вышел на улицу. Оглянулся и побрел в сторону, подальше от ярких фонарей кассового зала. Вот тебе и Лапин! Не ждите, ребята. На глаза невольно навернулись слезы. Мимо прошел маневровый паровоз "овечка". Даже на таком тихоходе согласился бы Тима ехать до Минска. "А что, если на паровозе?" - подумал он вдруг. Подумал и повеселел сразу. Насухо вытер ладонью щеки и направился в зал ожиданий. Рано утром Тима был уже в депо. Гулко стучали молоты, паровые прессы. На путях теснились паровозы всех марок. Под самым потолком двигался мостовой кран. На цепях покачивались огромные колеса. Тима остановился у ближайшего паровоза и взглянул на дверь будки. Он ждал, что из окошка выглянет машинист. Но паровоз неожиданно вздохнул, обдал его паром и покатился. - Под ноги смотри! - донеслось откуда-то снизу, с земли. Тима отскочил. Из-под паровоза "ФД" послышался смех. В прямоугольной яме, вырытой между рельсами, улыбались два железнодорожника. На их перепачканных мазутом лицах сверкали зубы да блестели белки глаз. Один дружелюбно махнул пионеру: - Не робей! Привыкай! Тима догадался, что яма предназначена для осмотра и ремонта локомотивов. Он смело подошел к ней и спросил у веселого паренька, где найти паровоз, который возит минский поезд. - "Сотый"? - железнодорожник обратился к товарищу. - Тарасыч, кто у нас "сотый" до Казани водит? Семериков? Шагай, пионер, вон туда. Видишь, красивый тепловоз стоит? У тепловоза Тима остановился: не шли ноги мимо такого красавца. Обтекаемой формы, блестевший лаковой краской, он выделялся на фоне грузных великанов-паровозов. "Тепловоз. Как он ходит? - размышлял Тима, осматривая машину. - Ни трубы нет, ни котла!" Он, признаться, ничего не знал о тепловозе. На "сотом" никого не было. Поджидая машиниста, с которым надо было договориться о поездке до Минска, Тима достал записную книжку и стал готовиться к серьезному разговору. Надо же рассказать машинисту, зачем Тиме срочно понадобилось в Минск. О Лапине рассказать надо, надпись, что на камне-игле сделана, тоже прочитать придется. И вдруг Тима беспокойно заерзал на месте. Он начал с лихорадочной быстротой перелистывать страницы. Строчки черными полосками мелькали перед глазами. Ага! Вот она, запись: "Пионер Григорий Лапин - Гришук. Село возле Минска. Учится". А тут? Эх, как же так! Как же он не вспомнил об этом раньше! Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Ошибка! Ошибка ведь. Что теперь? Ведь в восемнадцатом году пионеров еще не было. Пионерская организация была оформлена в октябре 1922 года, на Пятом съезде комсомола. Вечером Тима был на пути к дому. Из головы не выходила мысль о депеше, которая, быть может, уже заставила ребят выехать в Белоруссию. Ночь он не спал. Утром, побледневший от бессонницы и хмурый от сознания большой неудачи, Тима присел на откидной стул у окна в узеньком коридорчике вагона. Поезд остановился. Пассажиры с чайниками всех расцветок и размеров мчались к желтой будке с вывеской "Кипяток". Они толпились и у ларьков с булками, пирожками и прочей едой, и у лотков с мороженым, и просто гуляли вдоль состава, поглядывая на часы, что висели над входом в вокзал. "Вот уже и Горная, - с горечью думал Тима. - Через пять остановок - Новострой". Репродуктор, висевший на столбе напротив Тиминого вагона, неожиданно кашлянул и хрипловатым басом сообщил, что поезд номер двадцать, следующий от станции Новострой до станции Урминск, принимается на второй путь. Известив о своем прибытии долгим гудком, подошел поезд. Стало еще многолюднее. На перроне у ларька внимание Тимы привлек пассажир в синих спортивных брюках и майке-сеточке. Сделав несколько покупок, он безуспешно старался захватить их с прилавка сразу все одно рукой. Это развеселило Тиму. Он даже начал загадывать: "Заберет пассажир все сразу, не кладя на прилавок пакеты из левой руки, или нет. Булка выпадет!" И действительно булка шлепнулась на прилавок. "Теперь должны рассыпаться пирожки; они..." Тима вдруг вскочил, высунулся из окошка и замахал руками так отчаянно, будто схватился ими за раскаленную плиту и теперь охлаждает. - Семен! Семен! Семе-о-он!.. Тима вылетел в тамбур, скользнул по никелированным поручням и побежал к ларьку. - Тима! - покупки дождем посыпались из рук Семена. Семен обнял звеньевого и закружился по перрону. - Тимка! Тимоша! Тимоха! Ух ты-ы! Я же тебя искать еду. - Братишки встретились, - кивнула продавщица. У Тимы глаза сияли от счастья. Он раскраснелся. Воротник куртки расстегнулся. Тима так и сыпал вопросами: - Как ребята? Лагерь? Фабрика действует? Юлька что делает? Семен не успел ответить: главный кондуктор, старичок с прокуренными усами и крупным мясистым носом, вытащил из нагрудного кармана свисток на тонкой серебряной цепочке, и звонкая трель раскатилась по перрону. Отправление! - Забирай покупки и едем домой. Ты в котором вагоне? В четвертом? Шагаем в четвертый! - скомандовал Семен. Семен осуждал безрассудный поступок голубятников. По твердому взгляду и нахмуренным бровям было видно, что начальник лагеря сердится. Перед Новостроем Семен замолчал и насупился. Молчал он на станции, когда в потоке пассажиров шагали они к троллейбусной остановке, молчал и в троллейбусе, покачиваясь на мягком сиденье, а подъезжая к городу, еще суровее сдвинул густые черные брови. С трепетом вошел Тима во двор. Там было пусто. Торопливо подбежал к дверям фабрики и, отворив двери, предстал перед ребятами. Лицо его, до этого встревоженное, прояснилось, как у именинника, получившего хороший подарок. За Тимой, заслоняя широкими плечами проход, улыбался радостно и взволнованно начальник лагеря. - Тимка! Семен! Ур-а-а! Нашелся. Коля Хлебников бросился навстречу. Вася крикнул: "Смирно!", но в гаме команда затерялась... Тима отыскивал глазами скуластую физиономию друга, но его в штабе не было. - А Юлька где? Он дома? - Только что здесь был, - ответил Вася и огляделся. - Сейчас только рядом со мной стоял. Опять исчез. Опять элемент внезапности! Юлька! Люся, посмотри, где он скрывается. Ребята засыпали Тиму вопросами. Звеньевой едва поспевал отвечать на них. В штаб возвратилась Люся. Юлю она не нашла ни дома, ни в голубятне. - Убежал куда-то, - заявила она уверенно. И тут перед ребятами неожиданно появилась нескладная фигура. Веснушчатая физиономия сияла: - Что, нашли? Эх-х, вы... Тимка, а Мраморный-то погиб. Записку твою на Крутой нашли, у Иглы... А я ждал, ждал... Передумал разное... Волновался сильно... Ведь могло все случиться. Ну, рассказывай про Лапина. Как он? - Я, ребята, ошибся. Это не тот Лапин. - Как не тот? - испуганно спросил Коля Хлебников. Тима рассказал ребятам печальную историю с ошибкой. - Ты не огорчайся, - грустным голосом успокоил его Вася. - Мы без тебя три письма получили. Тоже нет. - Пионер Лапин? Награжден орденом Ленина! - Все равно не найдем, я же говорил, - сказал Коля. - Найдем! Пионер Лапин, как мы. Храбрый, как тот, наш, что на скале писал! - Этот тоже наш, - поправила Люся. - Опять ты против. Я говорю, который воевал у нас против колчаковцев. А этот пионер в Белоруссии - с фашистами. Вбежал Ванюшка. - Ребята, Сеня с Павликовым папой разговаривает, - сообщил он. Володя достал с полки чертеж ракеты и развернул его перед Тимой. - Как члена конструкторского бюро, - начал он торжественно, - я тебя, Тима, извещаю, что это, это и это, - он показал пальцем, - делаешь ты. Новая конструкция! Полетит обязательно! - Хвостатая? - Крылатая! Папа теперь помогает, уже лекция была. - Все это очень хорошо, - протянул Коля, - только вот с Лапиным... - А Павлик? - спросила Люся. - Он ведь в Малахите! А Малахит - второй город по списку из музея. - Да, Павка! Ведь Павка еще! А в это время Павлик подъезжал к Новострою. Только, подъезжал он не с запада, как Семен с Тимой, а с востока. Поезд покатился по предместьям города. Павка стоял в тамбуре и смотрел на белые корпуса гидростанции, на плотину, загородившую бетонной грудью путь бурному Варгану, на Крутую. Часто колотилось сердце. Вот ведь всегда волнуешься, когда приближаешься к родному городу. И знаешь, что не встретят тебя на вокзале без телеграммы, которую забыл отправить, а волнуешься все равно. Поезд подошел к перрону. Остановился. Шумной толпой хлынули к вагонам встречающие. В многоголосом гуле захлебнулся чей-то радостный крик. Поцелуи, взволнованные взгляды, рукопожатия. А Павка стоял одиноко в тамбуре, и хотелось ему, ой как хотелось, чтобы и его кто-нибудь встречал. Родные места!.. Хорошая остановка "Рабочий городок". Скамеечки у газона с цветами. Если ждешь трамвай - садись, отдохни. Приехал - иди в любую сторону вдоль газона, вдыхай аромат резеды, левкоев, душистого табака. Эти цветы посадили ребята из звена Лени Дерябина, пионеры лагеря, во дворе рабочего поселка. Павлик шагал по асфальту к воротам и смотрел на цветы, скамеечки, на прохожих. Подобрал с тротуара бумажку, бросил в урну и вошел в родной двор. Заметил на площадке ребят: Васю, Тиму, Юлю, Люсю, Володю, Нюшу... и подбежал к ним, легко переставляя чуть косолапые ноги. - Павка! - крикнул Юля. - Павка! Эх ты, толстяк! Ребята толпой устремились к Павлику. Окружили его и всего затискали в радостных объятиях. А возле мачты стоял радостный Семен. И хорошая счастливая улыбка расплывалась все шире и шире по его загорелому довольному лицу. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ПЕРЕД ЛИЦОМ ДРУЖИНЫ На другой день о возвращении путешественников говорил весь лагерь. Тима и Павлик были героями дня. Даже Коля Хлебников открыто восхвалял бесстрашие и решительность двух бывших заготовителей. Кто-то присочинил к Тиминому рассказу о пионере-партизане Лапине яркие эпизоды из боевой жизни и снабдил их такими правдивыми деталями, что Тима пришел в восторг. Из уст в уста передавалась еще одна версия. Ее от звеньевого скрывали. Кажется, Ванюшка, который теперь ни на минуту не отставал от Тимы, шепнул кому-то, что Тима нашел настоящего Лапина, недавно встречался с ним, разговаривал и жал герою руку, но все это скрывает. Тима, узнав об этом от Юли, слухов не подтвердил, но и не опроверг. Что ни говорите, а приятно быть в центре общего внимания. Тебя все расспрашивают, упрашивают поделиться дорожными впечатлениями, ходят за тобой по пятам, хвалят, ахают и охают... Правда, вот только Люся Волкова... Да что в конце концов, пусть думает что угодно! Звеньевого наперебой приглашали то спортсмены, то кружковцы "Умелые руки", то еще кто-нибудь. Коля Хлебников даже специально гонца прислал, чтобы пригласить Тиму для беседы с садоводами. Тима долго отказывался, но в конце концов согласился. Садоводы сидели в своей "классной комнате", на широкой солнечной полянке среди густых зарослей малины, усыпанной крупными, пахучими, алыми ягодами. Василий Тимофеевич Катаев только что проводил у ребят занятие, разъяснял правила прививки растений глазком. Несмотря на то что времени до начала основных работ по окулировке было много (июль только вступил в свои права, а прививка обычно делается в период второго сокодвижения, то есть в конце июля или начале августа), Василий Тимофеевич уже готовил к ней садоводов и показал, как следует определять зрелость побега. Он согнул между пальцами черенок яблони, и все уловили легкий треск. Это означало, что черенок вызрел, клетки растения одеревенели и почки хорошо развились. Василий Тимофеевич растолковал, что "спящий глазок" - это почка, из которой на следующий год после прививки разовьется побег. Тима явился к садоводам в конце беседы, немного подождал, пока Василий Тимофеевич давал указания Коле Хлебникову перед уходом домой, и, как только сталевар скрылся за калиткой, занял его место на перевернутом ведре, заменяющем стул. Важно выпятив грудь, звеньевой откашлялся и начал выкладывать историю поездки от начала до конца. К удивлению Тимы, никто из ребят не огорчился, узнав об его ошибке с Лапиным. Наоборот, сообщение о пионере-партизане было встречено бурными аплодисментами: - Пионер! Наш товарищ! Такой же, как мы! - Молодец, Тимка, - похвалил кто-то. - Молодец! В зарослях малины, рядом с собравшимися ребятами, послышался веселый смех. Тима замолчал и сразу поугрюмел. На поляну выбежала Люся. Заметив Тиму, она вскинула брови, потом презрительно поджала нижнюю губу, отвернулась и, словно Тима не существовал вовсе, обратилась к садоводам: - Ребята! Мы восемь гербариев подготовили к отправке. Замечательные получились. Идемте покажу! - Тут она решила заметить Тиму и повернулась к нему. Выражение, которое увидел Тима на Люсином лице, не предвещало ничего хорошего. Глаза девочки были прищурены, нос-пуговка воинственно вздернут, а яркий бант на голове трепетал. Ох, этот бант! - Рассказываешь? - спросила Люся. - О похождениях своих рассказываешь? Ты нам лучше расскажи, как вы с Павкой родителей обманули. - Но, но, - напыжился Тима, - полегче. Не оскорбляй. - Сам нас оскорбил! Обманул всех! "На рыба-а-ал-ку..." - Вот как! Интересно, чем же это я вас оскорбил? - Не знаешь? - Не догадываюсь. - А решение Большого совета не выполнил, не подчинился большинству и уехал! Но это еще не все. Смотри, что получается? - Люся поднесла к Тиминому носу загорелую, смуглую руку и принялась отсчитывать, загибая тонкие пальцы. - Родителей ты обманул. Нас обманул. Свой пост в лагере бросил: нарушил дисциплину! Я, как звеньевая, буду требовать, чтобы вас разобрали на совете. Подумаешь, героизм! Обманули всех и гордятся еще. Пойдемте, ребята, гербарий смотреть... Девочка демонстративно повернулась к Тиме спиной и направилась к калитке. Несколько человек пошло вслед за ней. Тима молча проводил взглядом стройную фигурку в легком платьице, которое долго голубело среди зелени ветвей. - Ну вот, - тяжело вздохнул он, - получил благодарность. - Люся верно говорила, - сказал кто-то. Тима сидел, опустив голову. Ребята понемногу разбрелись. У каждого сразу нашлось неотложное дело. Тима даже не заметил, что поляна опустела и он остался совсем один. Он думал о том, что Люся, конечно, была права. Это же самое говорил ему начальник лагеря. Хотел Тима сделать лучше, а получилось у него плохо, очень плохо! И Лапина не нашел, и уважение товарищей потерял. Теперь Тима почувствовал безрассудность своего поступка. Правильно решил Большой совет. Разве объедешь все города, в которых побывал полк "Стальной солдат революции"? Разве обойдешь все местечки, где был Григорий Лапин? А письма? Письма доберутся куда угодно. Правду говорят, что одна ложь тянет за собой другую. Тима сейчас это испытывал на себе. Не успел порога перешагнуть, а отец уже уловом интересуется. Что ответишь? Пришлось сказать, что из рыбы варили уху. Мама расспрашивает о дедушке. Лгать? Говорить про здоровье дедушки, про его работу. Мама будет слушать, радоваться... Нет! И Тима решил, что, если сразу не оборвать эту нитку, будет еще хуже. Он встал и пошел разыскивать Павку. У баскетбольной площадки Тима столкнулся с Васей. - Куда? - спросил тот, придерживая шаг и стараясь ступать в ногу с Тимой. - От садоводов? - Про Урминск и Лапина им рассказывал. - А-а-а... Делился впечатлениями? - улыбнулся председатель лагерного совета. - Вася! - Тима остановился и открыто взглянул на товарища. - Скажи, Вася, почему ты улыбаешься, почему Семен тоже улыбается и ничего не говорит нам с Павкой? - А что вам говорить? - Ну, отругать нас за то, что мы обманули всех и уехали. Ведь надо же? А то улыбаетесь, и все. Вчера я рассказывал ребятам про партизана. Семен подошел, чуть-чуть послушал и улыбнулся. Так же, как ты, он улыбнулся. Мне сразу почему-то неудобно-неудобно стало. Так, Вася, неудобно, будто я виноват перед Семеном. - Ты, Тимка, перед всеми виноват, - сказал Вася, - сам подумай. На этом разговор оборвался. Вася направился к штабу, а Тима - искать друга. Павлик одиноко сидел в голубятне. Вид у него был убитый. Соскабливая ногтем ржавчину с жестянки, лежащей на коленях, Павлик даже не смотрел на плоды своего труда, глаза блуждали по сторонам. Тиму он встретил вздохом и грустным взглядом. - Ты что? - тревожно спросил Тима. - Заболел? - Наврал я дома, - глухо ответил Павлик, - про рыбу, про озеро и про все. Зря мы так. Надо было дома правду сказать и с ребятами посоветоваться. Они даже и не вспоминают про то... - Про что не вспоминают? - Ну, про Можайского. Про то, как ругались мы. - Да, Павка, плохо у нас получилось. Правильно ребята решили, что разыскивать Лапина надо через переписку. Я вот в Урминске только побывал, а и то нашел сразу двоих Лапиных. Двоих сам видел, а про пионера Григория Лапина, который живет под Минском, мне партизан рассказал. В других городах наверняка тоже Лапины есть. - В Малахите есть, - подтвердил Павка. - Один - заслуженный учитель РСФСР Степан Антонович Лапин, и еще знатный машинист электровоза. Мне про них Славка - мой новый дружок - говорил. И еще Иван Ефремович Коршунов - Славкин дедушка - рассказывал про Лапина. Комбригом он был. Когда Малахит от колчаковцев освобождали, этого Лапина из пулемета ранили тяжело... Лапиных много, запутаться можно... Конечно, Вася правильно решил с письмами. А мы все расстроили. Постановил Большой совет - надо выполнять. Ведь мы против не выступали? - А почему мне ничего не говорили перед отъездом? - вспыхнул Тима. - Я теперь виноват! Один?! - Мы все виноваты, - сказал Павка. - Никто на тебя и не перекладывает всю вину. Даже при поездке надо было правду сказать, куда мы едем и зачем... Отпустили бы! - Это правильно. - Слушай, Тимка, - сказал Павлик после непродолжительного молчания. - Давай сегодня на вечерней линейке выйдем из строя и все расскажем ребятам. Пусть они не считают нас за обманщиков и плохое не думают. - Давай! Вечер был замечательный, теплый и тихий. Высоко в безоблачном небе мелькали стремительные ласточки. Стоят, не шелохнутся кудрявые клены и тополя. Цветы на клумбах разливают нежный аромат. Лучи заходящего солнца румянят белые стены корпусов, серебрят крыши. Стекла окон отливают закатным багрянцем, и поэтому кажется, что в комнатах горит свет. Во дворе чувствовалось оживление. Давно пришли с работы родители. Скамеечки в их уголке были заполнены целиком. Сорок пионеров выстроились у лагерной мачты. Чуть колыхалось алое полотнище флага. К линейке подошел сталевар Катаев. Белая рубашка с расстегнутым вышитым воротом от заката казалась розовой. Разгладив пышные усы, Василий Тимофеевич кивнул ребятам и незаметно обменялся взглядом с Семеном. Лица ребят были обращены к мачте, где Вася Зимин, вскинув руку над головой, сдавал рапорт начальнику лагеря: - На вечерней линейке дружина присутствует в полном составе! За этот день фабрика "Пионер" выпустила восемь гербариев. Садоводы утром сходили на экскурсию в плодово-ягодный питомник. Для малышей поставлены две новые песочницы. Кружок "Умелые руки" приступил к изготовлению основных частей хвостатой ракеты... Василий Тимофеевич подошел поближе к мачте. - Наша сборная команда волейболистов в игре с городским лагерем номер три потерпела поражение. Наши проиграли. Из поездки в город Урминск возвратился вожатый первого звена Болдырев. Из поездки в город Малахит вернулся пионер Катаев! Рапорт сдан. - Рапорт принят! - Дружина, вольно! Ребята шумно вздохнули. Вася опустил руку и вслед за Семеном пошел по песчаной дорожке вдоль шеренги. Павка прикоснулся к Тиминому локтю. "Пора!" Среди наступившей тишины, такой, что Тима и Павлик слышали биение своих собственных сердец, друзья четким шагом вышли из строя, повернулись на месте кругом и замерли. Семен остановился. - Ребята! - Тима запнулся. - Ребята, я... Мы нарушили пионерскую дисциплину... От шеренги отделился еще один пионер. За его спиной послышался сдержанный шепоток: "Вернись, Юлька, Юлька, назад!" Но Юля примкнул к товарищам и твердо сказал: - Я виноват тоже. Мы вместе. В это время Павлик увидел отца. Но лицо его было добрым, глаза смотрели ободряюще: "Так-так, правильно действуешь, сынок". Честный поступок Юли воодушевил друзей. Голос у Тимы сразу окреп и зазвучал убедительнее: - Мы трое нарушили дисциплину. Обманули и вас, и родителей. Родителям мы не сказали, что едем разыскивать Лапина. Мы отпросились рыбачить в Малую Падь. Мы не выполнили решения Большого совета... Вот и все! Тима потупился и замолчал. - Дома мы скажем правду, - добавил Павка. Ребята не знали, о чем думал в этот момент сталевар Катаев, которому Семен давно рассказал о "путешественниках". А думал сталевар о том, что вырастут из ребят настоящие советские люди, честные и сильные духом. Тима, Павлик и Юля видели, с каким сочувствием смотрят на них товарищи по дружине, и испытывали необыкновенную радость. Им казалось, что сейчас, вот здесь, на лагерной линейке, они нашли Лапина, будто смотрит Лапин на них глазами товарищей-пионеров и говорит: "Вы поступили так, как нужно!" ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ КРЫЛАТАЯ ГЛИНА Со дня возвращения путешественников в лагерь прошла целая неделя. Тима назвал ее "неделей выдающихся событий". На самом деле, разве не выдающееся событие - признать перед всей дружиной свою вину? А сделать с безукоризненной точностью крылья и носовую часть хвостатой ракеты? Сколько бумаги на одни чертежи ушло! Сколько книг перечитано было! Но уже зато никто не мог упрекнуть теперь в нерадивости бывших заготовителей. Чтобы Павка и Юля не сидели без дела, Тима привлек их к работе. Павка засел за изучение литературы о ракетах и скоро стал незаменимым в этом вопросе. Юля так набил руку на чертежах, что даже сам Володя Сохатов был восхищен его мастерством. Когда детали, порученные заготовителям, были готовы и сданы, Петр Алексеевич перед строем дружины вынес им благодарность: изделия принимались без единой поправки. И еще - это, пожалуй, самое выдающееся событие - Семен и Вася, ознакомившись с картой открытий, сделанных первым звеном во время "заготовки растений", решением совета дружины назначили бывших заготовителей разведчиками земных недр. Это ли не победа! Теперь Волкова будет сидеть, прикусив язык, который у нее острее бритвы. Вот какая "неделя выдающихся событий"! Конечно, были в ней не особенно выдающиеся дни. Например, тот день, когда друзья объясняли родителям свой безрассудный поступок - поездку в Малахит и Урминск. Тиме отец сказал всего несколько слов. Он посмотрел на сына твердым испытующим взглядом и спросил: - Ты это прочувствовал? Звеньевой наклонил голову и притих. - Подобного быть не должно! - сказал отец. - Не будет, папа, такого больше! И отец знал, что сын сдержит свое слово. У Павки объяснение протекало иначе. Начало разговору положил Василий Тимофеевич. Сталевар взял в сильные большие руки хрупкий синий глобус - подарок звеньевого - и попросил: - Прочти-ка, что здесь написано? - "Будь смелым, - глухо читал Павлик, - будь честным..." - Правильно написано. Честность - первое дело! - "...будь мужественным, будь самым полезным человеком для Родины. Тогда ты, Павка, будешь..." - Хватит! - сказал отец. - Запомни это, сын, и не роняй свою честь. Иди, друзья тебя ждут! Очень тяжело было ребятам вести эти разговоры. Но ни Тима, ни Павлик, ни Юля ни разу не раскаялись в том, что признались публично в своем проступке. Признание своей вины перед товарищами - это единственно верный путь к ее исправлению. Труден этот путь: самолюбие, тщеславие и ложная гордость, а может быть, ничтожная мелкая трусость тянут назад, нашептывая: "Молчи! Забудется все! Молчи! Не узнает никто. Не говори ни слова. Скрой, чтобы не было хуже для тебя". Вот тут-то и не робей! Отбрось от себя все ложное, пустое, не твое. Взгляни честно товарищам в глаза и признайся. Они тебе помогут и никогда не оттолкнут от себя. Тима, Павка и Юля поступили именно так. После этого не стыдно было перед ребятами. Не стыдно было смотреть им в глаза при разговорах. А разговаривать и спорить приходилось много: началась сборка межпланетного корабля. Володя Сохатов заявил конструкторскому бюро, что в построение корабля вкралась величайшая ошибка, которую необходимо исправить. На вопрос Тимы, что это за ошибка, староста кружка "Умелые руки" не ответил, а, забрав почти готовую модель ракеты, пытался улизнуть домой. Тима задержал его, отобрал ракету и до прихода главного конструктора или его заместителя - Семена - оставил ее в голубятне под охраной Павки и Юли. Но охранники зазевались (они читали интересную книгу вслух), и Володя, пробравшись в голубятню, похитил ракету. По дороге к дому Володя натолкнулся на Тиму. Началась погоня. Звеньевой чуть-чуть было не схватил беглеца с драгоценной ношей. Володя успел увернуться. Звонко хлопнула дверь подъезда. Тима бросился вслед за похитителем. Как пулеметные выстрелы, защелкали по ступенькам каблуки четырех ботинок: "Тук-тук-тук-тук",- гремело где-то вверху. "Тук-тук-тук-тук", - доносилось снизу. В это время Вася направился из дому на фабрику. Спускаясь по лестнице, он увидел Володю. Изобретатель мчался вихрем. Волосы его растрепались и прилипли к потному лбу, майка выбилась из-под трусов и почти совсем закрыла их. Можно было подумать, что Володя нарядился в короткое сиреневое платьице. Председатель лагерного совета схватил Володю за руку повыше локтя: - Стой! Куда спешишь? - А-а-а... Вася! Я, видишь ли, тороплюсь... - Кто это за тобой бежит? - Это, Вася, Тимка бежит... Он мне совершенно работать не дает... Володя дернулся, надеясь улизнуть, но Вася попридержал его: - Нет. Ты подожди. Как раз подоспел Тима. Прежде всего он цепко ухватился за ракету и с ожесточением потянул ее к себе. - Не думай! Не получишь! Ясно? - Пасмурно, - сказал без улыбки Вася. - В чем дело? - Ты знаешь, чего он захотел? - возмущался Тима. - Он придумал жаронепроницаемые перегородки в ракете сейчас ставить. Я не давал. Он забрал ее потихоньку и домой. Все равно не дам! - В общих же интересах... - В общих? Ты, Володька, самоуправством не занимайся, - вступился Вася. - Опять ошибок в конструкции наляпаешь. А мы на что. Есть конструкторское бюро? Есть! Почему не советуешься? - Ты не разрешишь - я к Семену пойду! - Иди. Он тебе то же скажет. Вася взял у Володи ракету. Тима успокоился и примирительно заметил: - Сейчас, Володька, нельзя. Корабль к пуску готов, а ты за перегородки. Значит, разбирать надо. Твой отец сказал же, что все расчеты верны и сборку ведем правильно. - Пойми, что корпус будет нагреваться в полете, - убеждал Володя. - Все живое внутри умрет. Изжарится просто. Папа не учел этого. Ведь после модели мы будем строить настоящий корабль! Папа приедет из командировки и подтвердит, что я прав. Все-таки я пойду к Семену... - Можешь не торопиться, - посоветовал Вася. - Скоро соберется совет дружины. Там скажешь. Споря, они вышли во двор. Помещение фабрики было подготовлено к совету. Вдоль стен стояли импровизированные скамейки - ящики, покрытые досками. На досках лежали снятые с веревок прессы. От них пахло травами. Земляной пол был чисто подметен, окно протерто. За столом уже сидел Семен и ждал, когда подойдут члены совета. На поспешное и категорическое заявление Володи он ответил кивком головы, что значило садиться и подождать. Ровно в час открылся совет. Командный состав дружины заполнил скамейки, расположился на подоконнике, на пороге. Мимо распахнутых дверей фабрики с деловым видом прогуливались взволнованные ребята. Даже садоводы ни с того ни с сего проявили желание полить из "дождемета" лужайку перед самым входом. План на август совет принял и утвердил быстро. Но вот речь зашла о Лапине, и начались споры. Многие теперь были убеждены, что дальнейшие розыски не принесут успешных результатов. Даже Тима относился к розыскам скептически. Безнадежно махнув рукой, он во всеуслышание сказал: - Не найти. Не узнать нам, ребята, ничего. В ответ кто-то заметил: - Отступление начинается! Тимка сдается! - Я не сдаюсь! Мы запутались. Уже сорок Лапиных разыскали, и ни одного, который бы на Крутой побывал! - Тайна осталась тайной, - подтвердил Павка. - А письма? - Семен поднялся из-за стола, прошелся по фабрике и остановился, опершись руками о спинку Васиного стула. - Письма все о "Стальном солдате". Есть они и о Лапиных, только других, - сказал Коля Хлебников, упрямо склонив голову. - Я, ребята, этакого слабоволия не ждал, - сказал Семен, - я думал, что у вас воля к достижению поставленной цели есть. По-моему, с тех пор как мы обнаружили надпись на скале, каждый из нас узнал много нового и очень полезного. Я предлагаю провести сбор дружины. Назвать его "Тайна горы Крутой". - Тайна горы Крутой? - бант на Люсиной голове встрепенулся и взмахнул ярко-красными петельками, как мотылек. - Мы расскажем на сборе о "Стальном солдате революции", о Лапиных, которых много в нашей стране... - Но главного-то Лапина - нет, - возразил Тима. - Кто расскажет о надписи? - Ты ничего не понимаешь! Звеньевой кисло поморщился: "Опять Волкова против". Он отвернулся, потом вдруг вскочил и решительно рубанул ладонью воздух: - Я считаю, что сбора не надо! До тех пор пока мы не найдем Лапина, говорить не о чем. Волкова это предлагает, чтобы только поспорить. - А я заявляю, что нужно! Если вы не хотите, мы сами его проведем! - Песенки петь будете? Девчонок одних соберете? Вася стукнул по столу карандашом. - Сбор провести надо, - поддержал Волкову Володя. - Рассказать можно об Урминске. Тима, ведь ты там был. О Малахите пусть говорит Павлик... - Там у меня друг есть, Славка. Хорошие стихи пишет, - вспомнил Павлик, - про водопад и про тайгу. Он мне одно место показал. Ох там и клюет, поспевай закидывай. Я выловил язя килограмма на два... - Врешь, - усомнился Коля Хлебников. - Честное слово! Вот такого поймал, - Павлик развел руками, показывая, какого размера был язь. "Ладно, - подумал Тима, - раз все согласились, буду готовиться к сбору". - Что у тебя, Николай, с письмами получилось? - спросил Семен и взглянул на Колю. Все притихли. О стекло билась желтая оса. Она жужжала невидимыми крыльями. Люся то и дело отмахивалась от нее рукой. Коля встал. - Ошибки? Торопился... Тима тряхнул каштановыми волосами и пылко сказал: - Не оправдывайся лучше! Это, Колька, позор - ошибки в родном языке. У меня по русскому всегда четверки! - А по физике? - вставила Люся. Тима растерялся от столь каверзного вопроса и несколько раз беззвучно глотнул ртом воздух. - То-то, - погрозила Люся и засмеялась. - Физика не русский, - наконец нашелся Тима, - задачами и формулами письма не пишут и не рассылают их по всему Союзу. А заниматься - я занимаюсь уже давно. Тройки у меня не будет. - Я два раза в неделю занимаюсь с Колей, - сказал Юля. - Мы уже много прошли. - Надо подождать. У нас всего месяц и десять дней осталось. Только я не про ошибки спросил. Кто сделал приписки о Лапине в гербарных письмах? Надо было разъяснить, какого Лапина мы ищем. - Приписок о Лапине в гербариях я, ребята, не делал. Честное пионерское, - заявил Коля. Дверь фабрики тонко скрипнула. Послышался тяжелый вздох... Семен посмотрел на дверь и улыбнулся. С первых слов Коли он угадал виновника. Ведь подчиненным Хлебникова был Ванюшка Бобров. Ребята тоже начали догадываться, и поэтому появление на пороге фабричных ворот квадратной фигурки малыша не было ни для кого неожиданностью. Семен махнул Ванюшке рукой и весело сказал: - Все ясно! Можно закрывать совет. Вася, построй первое, второе и третье звенья: отправляемся на бокситовый рудник. На бокситовый рудник, которым руководил брат Павлика, Сергей Васильевич Катаев, ребята приехали в автобусе. Сергей Васильевич, заранее предупрежденный Семеном, провел пионеров к многоэтажному зданию управления. Возле управления на путях стояли вагоны, груженные какими-то бурыми, темно-бурыми, красными комьями, похожими на засохшую глину. Тима толкнул Юлю. - Смотри, какая глина: точь-в-точь, как пятна на Крутой. Спросим? Сергей Васильевич подошел к открытой платформе, взял в руку небольшой камень и показал пионерам. - Это, ребята, минерал. Называется он бокситом. Хотите прослушать историю о том, как было открыто наше месторождение? - Очень!!! -дружным хором ответили экскурсанты. - Это было давно, - начал Сергей Васильевич. - На месте рудника и города Новостроя шумела тайга. Вокруг на тысячи километров нельзя было встретить человеческого жилья: безлюдье. И вот однажды забрел на Варган старатель. Искал он золото, а нашел вот такие странные камни. "Что это такое?" - подумал старатель. Взял он один камень, отломил от него кусочек и попробовал мять, как глину. Не мнется. На вес - тяжелый. "Железо", - решил старатель. Слух о том, что на Варгане обнаружены богатые залежи железной руды, быстро распространился по Уралу. Бросились на Варган жадные горнозаводчики, но железа в странных камнях оказалось мало. Значит, и барыша тоже немного. Забросили промышленники находку старателя и забыли о ней. Через много лет, в наше советское время, пришли на Варган геологи. Они определили, что бурые камни - это первоклассные бокситы. И среди тайги вырос рудник, город с заводами. Как из бокситов получают алюминий, мы сегодня увидим. Пионеры осмотрели рудник, побеседовали с лучшим проходчиком. Жаль, что не разрешили ребятам спуститься под землю. А там, говорят, целый подземный завод с машинами, транспортерами, электровозами... После обеда в уютной и чистой рабочей столовой экскурсанты сели в автобус и поехали на алюминиевый завод, расположенный неподалеку от рудника. Вот где чудеса! В первом же цехе, куда попали ребята, было множество гигантских машин, по сравнению с которыми люди выглядели карликами. Все эти машины грохотали, и казалось, что вместе с ними грохочет, вращается, двигается сам цех. Было даже чуточку страшновато смотреть на стальные "чудовища". - Мы - в глиноземном цехе, - объяснил Сергей Васильевич. - Перед нами печи-барабаны и мельницы-дробилки. Бокситы, добытые на нашем руднике, попадают прежде всего сюда - в глиноземный цех. Здесь их сушат, дробят в порошок. Для этого, как вы, очевидно, догадались, предназначены печи-барабаны и мельницы-дробилки. Затем бокситы смешивают с раствором каустической соды... Как химики называют каустическую соду? - Едким натром, - ответил за всех Семен и, заметив укоризненный взгляд инженера, направленный на ребят, добавил: - Они, Сергей Васильевич, еще не изучают химию. - Прошу прощения, - пошутил инженер. - Трогаемся дальше. Из цеха в цех шли по заводу пионеры. Вслед за ними по различным машинам, трубам и аппаратам двигалась смесь бокситов и каустической соды. В одном цехе она попала в автоклавы - огромные закрытые котлы с толстыми прочными стенками. - В этих котлах, - сказал инженер, - находится пар под давлением. Как только смесь попадает сюда, каустическая сода растворяет окись алюминия, содержащуюся в бокситах. Различные примеси, которых в бокситах тоже порядочно, остаются нерастворенными. А что такое окись? - спросил Сергей Васильевич у Семена. - Окисью называется металл, соединенный с кислородом, - четко ответил начальник лагеря. - Правильно! Ребята узнали, что из автоклавов смесь (масса) попадает в фильтр-прессы. По названию любой догадается, для чего предназначаются эти машины. Фильтр - фильтрует, то есть очищает. Пресс - прессует, уплотняет. Так оно и есть: в фильтр-прессах отделяется красный шлак. Но, пожалуй, самый интересный процесс происходит в баках, куда масса попадает из фильтр-прессов. Сергей Васильевич объяснил его так: - Когда вы будете изучать химию, - сказал он,- вам наверняка покажут опыт такого порядка. В насыщенный поваренной солью раствор, то есть очень сильно посоленную воду, бросят еще несколько крупинок соли... и что, вы думаете, будет с этими крупинками?.. - Растают они в воде, - сказал Коля Хлебников. - Конечно, растают, - поддержал его еще кто-то. - Нет, ребята, - возразил Сергей Васильевич, - эти крупинки не растворятся, а, наоборот, будут постепенно обрастать кристалликами. Понятно? То же самое получается и с растворенной окисью алюминия. В баки с насыщенным раствором окиси алюминия вводят с водой еще некоторое количество окиси этого же металла и перемешивают. Начинается... Что? - Обрастание их кристалликами, - высказала предположение Люся. - В принципе правильно, но в нашем производстве это называется выделением твердых частиц. Эти-то частицы из баков и попадают вот в такие печи, вернее, электропечи... - А крутятся они зачем? - спросил Ванюшка. - Вращающиеся электропечи служат для просушки. Вода, содержащаяся в массе, испаряется, и остается белый крупитчатый порошок - глинозем - окись алюминия. Из него-то и получают металл алюминий. А печи вращаются для того, чтобы масса быстрее просыхала, - ответил Сергей Васильевич. - Понятно, - авторитетно сказал Ванюшка. - Сушится песок. - Порошок, - поправил его Коля Хлебников. В электролизном цехе ребята осмотрели большие металлические ящики, расставленные длинными ровными рядами. Это были электролизные ванны, выложенные внутри огнеупорным кирпичом и угольными плитами. Глинозем, растворенный в особом химическом веществе - криолите, засыпают в эти ванны. Под действием тока глинозем разлагается на чистый алюминий и кислород. - И мы получили алюминий. Вот он! - Сергей Васильевич поднял над головой продолговатый брусок серебристого цвета. Каждый из пионеров подержал в руках новорожденный металл. - Вот это да! - восхищался Юля, когда ребята вышли с завода. - А я думал, что эти камни просто глина, и все! - Очень похожи, - согласилась Нюша. - В обычной глине тоже есть алюминий, - сказал Семен, - только добыть его оттуда трудно. А вообще в земной коре алюминия в два раза больше, чем железа. - Мы должны обязательно научиться из глины его добывать. Хорошо будет. Тогда назовут глину "крылатой". Ясно? - Во второй раз за день "ясно" сказал, - отметил Вася. - Один раз на лестнице, когда догонял Володю. У тебя, Тимка, прогресс - отвыкаешь. - Тут "ясно" на месте. Крылатая глина! Эх-х и хорошо же! ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ АЗИМУТАЛЬНЫЙ ВЕЕР Если день занят интересными делами, никогда не заметишь, как подкрадывается ночь. А интересных дел в лагере было много. Времени совсем не хватало. Только возьмешься за что-нибудь, смотришь, уже за тобой идут, чтобы увести домой силой. Ранним утром одного из таких интересных дней Семен объявил, что межпланетный корабль готов к испытаниям. На линейке был зачитан приказ ведущего конструктора, который в категорической форме предлагал: "Провести испытания "хвостатой ракеты" в 17 часов 00 минут по новостроевскому времени 16 июля в районе горы Крутой. Межпланетный корабль "Григорий Лапин" должен быть готов к 12 часам 00 минутам". Все волновались, ожидая знаменательной минуты. Только Коля Хлебников и Юля внешне казались спокойными. С утра ходили они друг за другом по лагерю, а в двенадцать часов уединились в штабе и занялись делом. Коля писал диктант. Делал он это по всем правилам: внимательно выслушивал фразу, сосредоточенно морща лоб и устремив светлые глаза в одну точку, обдумывая каждое слово, а когда Юля повторял предложение второй раз, макал перо в круглую чернильницу-непроливашку, приютившуюся на краю самодельного тесового стола, и не спеша записывал. Юля с глубоко ученым видом, который никак не вязался с его скуластым улыбающимся лицом, ходил взад и вперед по голубятне и, шурша страницами тетради, диктовал. Он то и дело искоса поглядывал на распахнутые двери, через которые в "класс" долетали звонкие голоса ребят, смех и свистки судейской сирены. Юля тяжело вздыхал, смотрел на Колю и тоскливо спрашивал: - Ну, написал? - Подожди. Еще подумаю. - Торопись. Так мы до вечера сидеть будем. В "классе", недавно оборудованном в голубятне, было чисто прибрано. Исчезла знаменитая куча хлама, пропали со стен ржавые керосинки, мотки проволоки, тряпки. Стало светлее. На стене у окна с настоящей рамой - предметом гордости кружка "Умелые руки", - кроме картины с девизом, нескольких турнирных таблиц и стенной газеты висел порядочных размеров лист бумаги. Заголовок на нем был написан красными печатными буквами: "Лапины". Во множестве аккуратных клеточек, покрывавших лист густой сеткой, можно было прочесть короткие непонятные записи: "Владивосток - двое. Капитан дальнего плавания Г. Е. Лапин и токарь-скоростник П. П. Лапин"; "Муром - один. Герой Социалистического Труда Ф. А. Лапин"; "Фрунзе - один. Профессор А. Д. Лапин"; "Петропавловск-Камчатский - двое; секретарь районного комитета Коммунистической партии Советского Союза М. И. Лапин и кузнец К. Н. Лапин"; "Баку - одна Герой Социалистического Труда Д. А. Лапина..." Всего на листе было уже около девятисот фамилий знатных Лапиных. Когда стали поступать письма о Лапиных (по Ванюшкиной вине - это он сделал приписку в каждом гербарном письме - их приходило с каждым днем все больше и больше), Семен предложил ребятам сделать лист-разведчик и отмечать Лапиных на нем. Вести записи поручили Володе Сохатову. Получив известие о каком-нибудь Лапине, Володя старательно заполнял новую клетку. Все пионеры лагеря считали своим долгом заглянуть в голубятню утром и вечером, чтобы узнать, нет ли на листе-разведчике долгожданной отметки. Но верхняя сквозная линейка - "Григорий Лапин из отряда (полка) "Стальной солдат революции" - оставалась свободной. Юля, продиктовав предложение вторично, задержался возле листа-разведчика и начал читать свежие записи. "Алтай, Железногорск - один. Директор металлургического комбината, участник гражданской войны Г. С. Лапин". Это ему позавчера Тима, Павка и Юля отправили авиапочтой письмо. Может быть, этот Лапин, командовавший во время гражданской войны кавалерийской бригадой, знает про того Лапина - Григория, который служил в "Стальном солдате революции"? Громкие крики во дворе, известившие о конце волейбольных соревнований, оторвали Юлю от размышлений. - Наши, наверно, проиграли, - сказал Коля, тревожно посматривая на двери. - Пиши, пиши! - Я пишу! Коле очень хотелось узнать результаты игры. Так и подмывало выскочить во двор, но разве Юлька даст нарушить дисциплину! Нет, уж если назначил он Коле по вторникам, четвергам и субботам заниматься по два часа русским языком, то никакое, даже сверхмощное, землетрясение не вытряхнет Юлю, а следовательно, и его ученика из голубятни. Пусть что угодно, а с двенадцати до двух Юля будет диктовать Коле упражнения, разбирать ошибки, повторять правила. В этом Коля Хлебников и не сомневался даже. Юля всегда давал Коле трудные диктанты. Но все предыдущие нельзя сравнить с этим. Диктант сегодня был на "особенности употребления в речи и правописании предлога "в" со словами "течение, продолжение, заключение и следствие". Коля хорошо выучил правило и фразу: "В течение реки построенной плотиной внесено большое изменение" написал без ошибок. Предлог "в" - отдельно. На конце "коварного" слова - "е". Узнать проще простого. Стоит только прикинуть в уме, на какой вопрос отвечает слово. Если на "что? куда?", значит, член предложения - дополнение. Часть речи - существительное с предлогом в винительном падеже. Все хорошо! Так нет же, Юля преподнес еще точно такую же фразу. Теперь и подумай, как ее написать! Коля, покусывая кончик ручки, склонился над тетрадью. В двери заглянул Ванюшка. Шепотком, чтобы не мешать, высыпал целый ворох новостей: - Юля, мы у лагеря третьего выиграли два - один. А Сеня с Васей утром ушли искать место, где ракету пустить. Только они не пришли еще, а Володю Сохатова прислали с запиской. Она у Тимы. Он прочитал и не говорит. Папа Володин по телефону сказал, что сейчас приедет, и мы пойдем ракету пускать... Коля жадно ловил горячий шепоток малыша. - Диктую дальше, - сказал Юля. - Подожди немножко, - Коля зашевелил беззвучно губами. - Вопросы: где? в чем? Член предложения - обстоятельство места. Часть речи - существительное с предлогом в предложном падеже. Все понятно! Он старательно вывел: "В течении - теперь здесь было "и" - реки за последние годы произошли большие изменения". Коля поставил точку, облегченно вздохнул и с видом победителя откинулся на спинку стула. Пока в голубятне шли занятия, на баскетбольной площадке собирались ребята. Они осматривали ракету. "Межпланетный" корабль стоял на специальном пусковом приспособлении. Тима с красной повязкой на рукаве охранял корабль. - Рукам воли не давать! - сурово говорил он. - Отойдите! Павлик и Ванюшка Бобров наседали на звеньевого с двух сторон. Павка хмурился, надувал губы, просил: - Скажи, что в записке Семен пишет? Ванюшка тонким голоском поддерживал его: - Скажи, Тима, скажи. Никому не расскажем. Скажи! - Сказал, что нет - все! - упорствовал звеньевой. - Значит, не скажешь? - вызывающе переспросил Павка. - Павка, ты пойми, что не могу. Семен просит, чтобы я держал это в секрете. Придем - узнаешь. - Мне, значит, нельзя? - Если я тебе покажу, то другие обидятся... В записке ничего особенного. Сказано куда идти - и все! - Это такая ракета?! - прозвучал звонкий голосок. - Смешная какая, на веретено похожа! Тима отмахнулся от Павки и круто повернулся на голос. Рядом стояла Люся. Она смотрела не на ракету, а на Тиму. Лицо ее на этот раз было приветливое, и звеньевому даже показалось, это эта девочка в темно-синей юбочке и белой кофточке никогда не ссорилась с ним, и что яркий бант очень идет ей, и что нос-пуговка нисколечко не воинственный, а, наоборот, очень симпатичный. - Крылья у ракеты, как у стрекозы, - сказала Люся, протягивая руку к межпланетному кораблю. - Не трогай, - предупредил Тима. - А что ты мне сделаешь? - Не трогай, говорю! - Вот и трону! И трону... В это время на площадке показались Петр Алексеевич Сохатов и Володя. Главный конструктор обошел вокруг ракеты и спросил: - Кто ведет дружину? - Я! - откликнулся Тима. - Постройте отряды! Ракету пусть несут старшие ребята. - Есть! Ванюшка ударил в рельс. Без сутолоки и толчеи пионеры выстроились на линейке. Из голубятни прибежал Коля, за ним Юля. Он протянул Тиме голубя, которого прихватил в "классной комнате". - На, Тимка, возьми! Не забудь сообщить сразу. Футляр у Черного на ноге, бумага и карандаш вот! Звеньевой расстегнул ворот клетчатой рубашки и сунул голубя за пазуху. - Ладно! Сообщу сразу! Юля проводил дружину до ворот и долго смотрел вслед колонне. Юле и на этот раз не посчастливилось. В день испытаний ракеты подошла его очередь дежурить по лагерю. Все ушли, а он оставайся! Но ведь дисциплина - закон! Юля приосанился и зашагал по аллее к участку садоводов - глаз дежурного там необходим. Мало ли желающих полакомиться сочной малиной и душистой смородиной! Юля нес службу, а мысли его были с колонной, которую вел Тима. По шоссе дружина вышла за город. У старой развесистой березы с черной корявой корой и глубоким дуплом Тима достал записку начальника лагеря, взглянул на компас и свернул в сторону леса. - Туда ли? - спросил Петр Алексеевич. - В записке дан азимут сто градусов, - ответил Тима. Колонна миновала редколесье и вышла на большую лесную поляну. Как из-под земли перед ними появились Семен с Васей. Они лежали в траве, и Тима чуть-чуть не наступил на Семена. - Молодец! - похвалил Семен. - Азимут держишь точно! Садитесь, ребята! Отдыхайте! Начальник лагеря с Петром Алексеевичем выбрали на поляне ровную площадку, очистили ее от порыжелой высохшей травы и, установив пусковой желоб, укрепили его железными штырями. Семен проверил заряд, прочистил дюзу и положил ракету на желоб. Теперь заостренный продолговатый нос корабля смотрел в синее небо. Поблескивали жестью узкие, оттянутые назад крылья. Рубином горела на них гордая надпись: "Григорий Лапин". Петр Алексеевич вытер платком потное лицо, присел у шнура, ведущего к заряду, и чиркнул спичку: - По нашим расчетам ракета должна подняться на восемьсот метров. Упадет она, очевидно, на той стороне поляны. Прошу отойти. Следите за полетом. Итак, третий закон механики действует! Радостно щебетали птицы. Плавно колыхалась высокая трава. За кудрявой березовой рощицей протяжно перекликались заводские гудки. Пять часов. Ребята следили, как бледный на солнце язычок пламени с тихим шипением и потрескиванием бежал по шнуру к дюзе. Вот он описал дугу, вот юркнул в ямку со свежими комьями земли по краям, вот подобрался к щитку... Яркий и громкий взрыв! Со свистом мелькнула ракета и, оставляя дымный след, ушла в прозрачное небо. И сразу - шум, гам, крики. - Полетела! Вот это скорость! Высоко над поляной цветастым грибом вспыхнул парашют. - Автомат работает! Парашют открылся! - закричала Люся. - Спускается! Расчет на высоту подтвердился. Вперегонки ребята устремились к лесу, где быстро снижался под тугим куполом парашюта "межпланетный", теперь уже испытанный корабль. Трава путалась в ногах, хлестала по голым коленкам. Почти у самой земли ракету подхватило ветром и понесло к лесу, темнеющему за поляной. Семен остановился, засек по компасу направление и пошел шагом. - Теперь хоть на Луну! - догнал начальника лагеря сияющий Володя. - Сначала найти ее нужно, - заметил сыну Петр Алексеевич. - Вероятно, ракета повиснет на дереве. Но возможно также, что соскользнет на землю. - По-моему, Петр Алексеевич, нам надо разбиться на группы, - сказал Семен. - Мы разойдемся веером в том направлении, где она упала. Компасы у нас есть. Каждая группа пойдет по определенному азимуту. - Это разумно, - согласился ведущий конструктор. Начались поиски. Ванюшка пошел в паре с Тимой. Они медленно брели меж древесных стволов, подпирающих сплошную зеленую шапку тайги. Азимут восемьдесят градусов Тима выдерживал точно, "тянул нитку". От дерева к дереву вела ребят нитка азимута. Справа и слева слышались голоса соседей. Скоро их заглушил шум леса: веер развернулся. Малыш не отставал от своего ведущего. Он легко и бесшумно следовал за Тимой по пятам. За последнее время Ванюшка привязался к звеньевому. После поездки в Урминск, честного признания своей вины и успешной работы по разведке полезных ископаемых, о которой известила пионеров стенная газета, Тима неизмеримо вырос в глазах Ванюшки. Если раньше малыш копировал только голос Тимы, то теперь подражал и походке его, и решительным движениям, и рассуждениям. - Тима, мы найдем ведь ракету? - спросил Ванюшка, изучая неглубокую впадину, поросшую чахлой бледно-зеленой травой. - Конечно. Только внимательнее будь. Сосновый бор сменился мелким густым ельником. Приходилось с трудом пробираться сквозь цепкие заросли. Ребята вброд по каменистому дну перешли ручей, быстрый и холодный, как родник, попетляли по болоту и повернули обратно. - Теперь, Ванюшка, ты смотри на землю, а я на деревья. Тима сосредоточил внимание на вершинах, под ноги смотрел редко и поэтому часто спотыкался. Голубь за пазухой ворочался и даже раза два щипнул Тиму. Вдруг Ванюшка заметил, как в густой траве за поваленной елью что-то блеснуло. Он бросился туда, но громкий треск за спиной и короткий испуганный возглас Тимы задержали его. Малыш обернулся и стал удивленно озираться по сторонам. Тима, который только что был на поляне, исчез. - Тима! Ты куда спрятался? Тима! В ответ откуда-то из-под земли донесся глухой голос. Испуганный Ванюшка выбежал на поляну. Там, где раньше лежала куча гнилого хвороста, зияло темное отверстие. - Тима! Тима! - Осторожней! Ребят кричи. Но малыш так перепугался, что голос у него охрип, и вместо ожидаемых громогласных звуков из груди вырывался сиплый писк. - Я не могу, Тима! - Отойди дальше, - последовало короткое распоряжение. В темном провале возник шум. Ванюшка вздрогнул. Из-под земли перед самым носом малыша, часто хлопая крыльями, взвился голубь. "Свечой" поднялся он над лесом, мелькнул в просвете меж вершинами сосен и скрылся. Ванюшка лег на живот и осторожно подполз к яме. Цепляясь руками за траву, он заглянул в темноту. В лицо пахнула сыростью. Тимина темница представляла из себя вертикальный колодец метра в три глубиной. Глинистые стены его потрескались, осыпались. Из земли тонкими нитями свисали корни, острыми ребрами выставлялись мокрые, поблескивающие в темноте камни. Из такой ловушки выбраться без посторонней помощи было невозможно: стены круты и глинисты. Тима сидел на куче валежника и смотрел наверх. - Семе-о-он! - изо всех сил затянул малыш. - Семен! Вася-я-я! Сюда идите-е! Тима в яме застрял. Он гикал, аукал на разные голоса, а Тима сидел в яме и размышлял: "Ну как я мог забыть предупреждение, что по дороге могут встретиться шурфы. Хорошо, что этот еще не особенно глубокий, а у Крутой есть метров на десять. Ухнешь в такой - и костей не соберешь". Над ямой снова появилась голова с оттопыренными ушами. - Мне страшно. Я кричу, а они молчат. Можно, я к тебе спрыгну? - Что ты! Убьешься! И сыро тут. - А мне тут страшно! Тихо вон как! - Давай тогда песни петь? Ты запевай, а я подпевать буду, - предложил Тима. Ванюшка запел: Если нам с тобой. Друг мой дорогой, Вновь придется с боем Встать за край родной, Ты со мною вместе Сядешь на коня. Сабля засверкает, Звякнут стремена... Ванюшка пел неуверенно, то и дело оглядывался по сторонам. Тима стал шарить в темноте рукой. Под валежником, на котором он сидел, были жидкая, холодная грязь. Пальцы нащупывали камни, гнилые сучья. Браться за них было неприятно и даже противно: скользкий холодный сучок похож на тело змеи. Тима стал ощупывать стены колодца: может быть, удастся выбраться. Из глины выставлялся какой-то плоский предмет, похожий на крохотную ступеньку. Тима надавил на него ладонью. Кусок отвалился, Тима взял его в руку, поднес к глазам и чуть не вскрикнул: это была обойма винтовочных патронов. Забыв, в каком положении он находится, звеньевой начал тщательно исследовать стены своей темницы. Он ощупывал каждый камень, шарил в жидкой грязи, а Ванюша сидел у ямы и хныкал: - Тима! Тима! Ты не молчи там. Тима, будем петь... - Ты чего хнычешь? - вдруг раздалось за спиной малыша. Раздвинув нарядные елочки-малолетки, на поляну вышла Люся. - Кричал, Ванюшка? - Тима в яму упал, - протянул жалобно Ванюшка и начал размазывать рукавом слезы по лицу. - Провалился-а. - Тима! - охнула Люся. - Ты живой? Тима... - Девочка заглянула в яму. - Тима, ну скажи мне скорее! - в голосе ее слышались слезы. - Все хорошо, Люся! - отозвался Тима. - В ямы падать хорошо? - у Люси сразу изменился голос. - Ходишь, под ноги не смотришь. Как вот тебя вытаскивать? Се-ме-о-о-н! Семе-о-он!.. - Ау-у-у! Иду! Иду! - откликнулся где-то совсем рядом начальник лагеря. Семен принес сухой суковатый ствол и спустил его одним концом в шурф. Как по лестнице, выбрался Тима по стволу из темницы. Перепачканный глиной с ног до головы, звеньевой улыбался. - Рад? - спросил Семен. - А если бы один был? - Сеня, знаешь, что я в шурфе нашел? Смотри. - Тима разжал пальцы. На ладони лежала обойма. - В шурфе? Патроны! - Ага, они в глине засели! Три обоймы! Больше ничего нет! Семен вертел в руках медные позеленевшие патроны. Ванюшка, привстав на цыпочки, тоже тянулся посмотреть их. Тима сковырнул с капсюля на одном патроне зелень. - Смотрите! Что-то написано! Буквы не наши! Слова какие-то. - Дай-ка! - Люся в свою очередь рассмотрела надпись на донышке. - Это не немецкие слова. - Это написано по-английски, - сказал Семен. - "Made in USA". В переводе на наш язык значит: "Сделано в Соединенных Штатах Америки"! Вот откуда эти патроны! - Да, американские. - Как они сюда попали? Ох и далеко же! Тут что-то такое... Надо разобраться! - Все и так ясно! - ответил Тиме начальник лагеря. - Пошли, ребята нас ждут давно. И ракету давно нашли. Вдали звонко и тревожно запел горн. Это Юля, получив сообщение о катастрофе по азимуту "80 градусов, ориентир - пусковой желоб", прибежал из лагеря и скликал ребят. Но Тима был уже спасен. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ ТАЙНА ГОРЫ КРУТОЙ Жаль, что нет подходящего слова для обозначения такого дня. Скажешь "ясно", но ведь это только о солнце, "безоблачно" - о небе. А вот как сказать, чтобы и солнечный свет, и легкий, прохладный ветерок, и яркие цветы в городских скверах, и нарядные по-праздничному люди - все было отражено в одном слове. Ликующим было это воскресенье. В саду, у озера гремел оркестр. На улицах слышались песни. Автобусы непрерывной вереницей двигались за город, к парку. С утра в лагере рабочего городка чувствовалось оживление. Ребята готовились к сбору. В полдень дружина в полном составе, со знаменем, барабаном и горном вышла из ворот городка, с песнями прошла по главной улице и растянулась цепочкой по "Тропе славы". По склону Крутой пионеры поднялись до площадки, к трем кумачовым пятнам и уселись на валунах, выступах и обломках гранита. Семен открыл сбор. Он не стал говорить пышных речей. Он просто сказал, что сбор "Тайна горы Крутой" открывается рассказом председателя лагерного совета Васи Зимина. Вася вытащил из полевой сумки тетрадь в пестрой обложке, откашлялся и начал: - Многое мы, ребята, узнали, разыскивая партизана Григория Лапина, который выбил на камне-игле надпись. Кто такой Лапин, мы пока еще не узнали. Нам известно, что Григорий Лапин дрался против белогвардейцев вместе с героями из рабочего отряда "Стальной солдат революции". Вот об этом отряде, который стал потом полком, я вам и расскажу. 25 июля 1918 года отряд рабочих-красногвардейцев прорвал кольцо колчаковцев и ушел из Кедровска в тайгу. Жаркий был бой за город. Белые, которых было во много раз больше, чем наших, смяли заставу у моста, подошли вплотную к окопам и открыли сильный огонь. Но сломить наших им не удалось. Тогда они вызвали на помощь два бронепоезда. Орудийный огонь обрушили они на позиции рабочего отряда. Тяжелые снаряды огненными смерчами рвали на клочья землю, засыпали окопы, косили осколками деревья. Но день, ночь и еще день "Стальной солдат революции" не подпускал врага к Кедровску. 25 июля командир отряда Степан Петрович Бояршинов дал приказ пробиться к тайге. Рабочие штыками расчистили себе дорогу. Перед уходом на улицах родного города наши расклеили листовки. "Мы еще вернемся!" - писали они в этих листовках. Отряд "Стальной солдат революции" стал с боями отходить на запад. У наших не хватало оружия, патронов, одежды, а у колчаковцев было все. Заграничные капиталисты снабжали белогвардейцев очень хорошо. Англия дала Колчаку деньги - сто тысяч рублей золотом, сто самолетов, много пулеметов и обмундирование. Американцы и французы "подарили" адмиралу сто самолетов, двести автомобилей, девятьсот пулеметов и много-много тысяч патронов. - Вот патрончики-то откуда пожаловали, - заметил Коля Хлебников, - понятно теперь, кто их растерял. - Капиталистам очень хотелось, чтобы Колчак победил, - продолжал Вася. - Они даже поторопились назначить Колчака "верховным правителем России". Наши хоть и отступали, однако били беляков крепко. Ведь отступали наши временно, сил набирали. В самую первую годовщину Октябрьской революции рабочий отряд за доблесть и геройство получил Боевое Красное знамя и стал полком - регулярной частью Красной Армии. В декабре 1918 года белые взяли Пермь. Они хотели через Пермь и Вятку соединиться с американскими и английскими интервентами, которые были на севере нашей страны, возле Архангельска. Нам было в то время очень трудно. Но в самый трудный момент на Восточный фронт приехали посланцы Владимира Ильича Ленина. В боевых условиях прямо на фронте разработали они план разгрома Колчака. 1 июля 1919 года Красная Армия перешла в наступление. Город за городом отбивали наши у белогвардейцев. В Иркутске был взят в плен Колчак. Его судили и расстреляли. Вместе с Красной Армией громил белогвардейцев и полк "Стальной солдат революции", в рядах которого сражался Григорий Лапин. Вася замолчал и оглядел ребят. Юля полулежал на покатом гранитном валуне и смотрел в землю перед собой. Люся задумчиво перебирала камешки у ног сидевшей рядом Нюши. Потом Павка рассказал ребятам о подпольщиках, о геройском захвате комбригом Лапиным эшелона с оружием и о том, как полк "Стальной солдат революции" брал Малахит. Семен развернул лист-разведчик и поднялся: - Мы, ребята, узнали, что в нашей стране есть тысячи Лапиных. Все они настоящие советские люди. Василий Петрович Лапин - герой битвы на Волге. Семен Афанасьевич Лапин - сталевар, лауреат Ленинской премии. Мария Федоровна Лапина - доярка, Герой Социалистического Труда. Они прославили своим трудом нашу страну. И вот за это, за то, чтобы наша Родина стала счастливой, свободной и могучей, боролись и погибли тысячи замечательных людей, таких, как Семен Лоскутов, Илья Федоров и Александр Тимофеев, имена которых выбиты на камне-игле. Они знали, что дело их не умрет. Его будут продолжать другие. Мы живем с вами, ребята, в прекрасном городе. Вырос он совсем недавно среди глухой тайги. О нашем городе думали партизаны, сражаясь с белыми в годы гражданской войны. Мы, ребята, учимся в школах, отдыхаем в лагерях, не знаем ни нужды, ни горя. За это тоже боролись партизаны. Мы нашли с вами, ребята, очень много Лапиных, знатных людей, героев труда. И за это боролись партизаны. Они бились насмерть с врагом в те далекие годы за то, чтобы человек был человеком, а не рабом. А сколько в Советском Союзе Ивановых, Кряжинцевых, Петровых, Болдыревых и других! Все они учатся жить, работать и бороться у тех, кто, не щадя своей жизни, завоевал нам свободу и счастье! Семен взглядом встретился с Тимой и кивнул ему: - Говори! Тима подошел к скале, на гладкой поверхности которой сияли кумачовые пятна, достал из кармана тужурки конверт и поднял его над головой. Юля с Павкой переглянулись: они знали содержание письма, полученного Тимой несколько дней назад из Железногорска, с Алтая, от Григория Сергеевича Лапина. Тима выдержал паузу. Лицо звеньевого стало строгим. Он взволнованно заговорил: - Я вам расскажу, что было на горе Крутой. Это, ребята, правда. В восемнадцатом году, так и на скале написано, здесь у Крутой отбивались от колчаковских банд четыре разведчика-партизана из полка "Стальной солдат революции". Несли они в штаб своей армии секретный пакет. Шли партизаны таежными тропами, обходили рудники и поселки, ночевали в тайге без костров (огонь жечь было нельзя, могли заметить). Десять дней пробирались наши по тайге и совсем уже были у цели - три дня оставалось до Кедровска,- но кто-то выдал их. Нашелся предатель, который сообщил колчаковцам о том, что четыре партизана несут в Кедровск секретный пакет. Вот тогда-то и устроили белогвардейцы у Крутой засаду, стиснули они партизан в полукольце и прижали к северному склону горы. А северный склон в то время был самым крутым и обрывистым. Видят наши, что деваться некуда, за спиной неприступные скалы, впереди - колчаковцы. А белогвардейцы уже радуются: - Отдайте нам скорее секретный пакет! - кричат они. - Мы вас тогда помилуем. Жить будете! А не отдадите - страшными муками казнить вас будем! Подумайте тридцать минут и отвечайте. Посмотрели наши друг на друга, и без слов было ясно: не дождутся враги мольбы о помиловании. И тогда старший сказал: - Эта гора, как крепость. Будем драться. Только, товарищи мои дорогие, умирать всем нам сейчас никак нельзя. Секретный пакет обязательно надо в штаб доставить. В нем сказано, сколько силы у Колчака и как его лучше разбить. Снял он сумку, которую хранил на груди, и протянул ее самому молодому партизану: - На, Григорий. Здесь лежит пакет. Мы втроем будем биться с белыми, а ты иди через гору, во что бы то ни стало доставь пакет. Пополз Григорий вверх по отвесным скалам. За выступы и камни прятался, чтобы не заметили враги. До половины взобрался, а внизу уже заговорили винтовки, застучали пулеметы - это белогвардейцы на штурм пошли. Посмотрел Григорий вниз, а оттуда поднимается по склону сизый пороховой дым и щиплет глаза. Долго бились три разведчика против колчаковцев - не подпускали их к горе. Но кончились патроны и стали наши отходить к вершине. Поднялись партизаны до того места, где Григорию дымом глаза щипало, смотрят, над ними скала. Огромная, тяжелая, нависла она над узенькой площадкой, вот-вот рухнет. Остановились партизаны и на глазах у белогвардейцев бросили пустые винтовки. - Ага! Сдаетесь - закричали те. - Взять их живьем! Отобрать секретный пакет! - приказал белогвардейцам офицер. Кинулись колчаковцы к горе. Карабкаются на нее, как муравьи, весь склон покрыли черные мундиры, доползли до площадки, руки тянут, чтобы схватить наших. Тогда старший сказал: - Долг мы свой выполнили до конца. Григорий уже далеко. Теперь расплатимся с этими. Кивнул он товарищам и бросил под скалу связку гранат. Раздался взрыв, накренилась скала, стала падать. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Заметили бандиты, да поздно. Рухнула каменная глыба и раздавила их. За глыбой другие камни с вершины покатились. Ни один колчаковец живым не ушел. Три героя тоже погибли. Когда прибыл к горе Григорий со своим кавалерийским отрядом, то увидел на граните у подножия черные пятна. А выше на плоской скале горели, как золотые звезды, три ярко-красных кумачовых пятна... Володя говорит, что это простые бокситы. Нет, это не бокситы! Это геройская кровь. Поэтому не смывает ее дождями и не заносит снегом... Поднялся на вершину Григорий Лапин и выбил надпись. Позже Григорий Сергеевич Лапин стал командиром кавалерийской бригады и отомстил за своих боевых друзей. Как огня боялись его белобандиты. Все смотрели на камень-иглу. В закатных лучах солнца скала сияла, как бронзовый обелиск. Семен отдал салют. И вся дружина тоже отдала салют героям. Кто-то из ребят высоким голосом запел песню о друзьях, ее подхватили. По склонам гор, по тайге, по всей уральской стороне, как клятву, стократное эхо повторило слова припева: Знай, что будем биться Мы в одном строю... Из дневника дружины О том, что было в пионерском лагере после сбора у горы Крутой, о чем думали ребята и какие планы были у них на дальнейшее, можно узнать из дневника дружины, который добросовестно вел и ведет лагерный летописец Володя Сохатов. Большой совет лагеря разрешил опубликовать часть этих записей. 20 августа. Сегодня мы решили, что в будущем году пригласим Григория Сергеевича в Новострой погостить, а потом всей дружиной пойдем в поход по следам полка "Стальной солдат революции". Мы соберем для музея историю полка, описание боев и подвигов наших земляков в годы гражданской войны. Павка получил от Григория Сергеевича Лапина большое спасибо за то, что в музее города Малахит нашел его саблю. 29 августа. Отправили последние гербарии. Фабрика приостановила работу до лета. Люся предлагает на будущий год выпускать коллекции камней. Хорошо придумала. Согласны все. 6 сентября. Получили письмо из Малахита. Слава, Павкин знакомый и друг, пишет, что они согласны вместе с нами идти в поход по следам отряда "Стальной солдат революции". 12 сентября. Мы подарили сегодня физическому кабинету наш "межпланетный" корабль для иллюстрации третьего закона механики. Двадцать пять папок с гербариями передали в ботанический кабинет. 15 октября. В школе мы готовим сбор дружины. Называется он "Тайна горы Крутой". Проведем сбор в годовщину Октябрьской революции. КАРФАГЕНА НЕ БУДЕТ СХВАТКА Потирая ушибленный бок, Костя поднялся с пола, юркнул в постель и зажмурился: не удастся ли досмотреть чудесный сон до конца? А сон-таки был удивительный, из ряда вон выходящий. Будто из ученика шестого класса "Б" Латрушинской семилетней школы превратился Костя Клюев в знаменитейшего человека - Героя Социалистического Труда, вроде знатного комбайнера Зареченской МТС Ильи Васильевича Глухих. Подошел Костя к зеркалу, глянул - стоит перед ним красавец. От веснушек на лице и следа не осталось, глаза не раскосые, губы, как у всех людей, нормальные, брови - не пучки белесых волосков, а густые, темные, вразлет. На Косте новая кепка-восьмиклинка, белая шелковая сорочка с голубыми васильками по вороту, темно-синий костюм и желтые кожаные штиблеты с фасонным узором. Одернул герой пиджак и с достоинством зашагал по улицам родной деревни Латруши. Заметив его, молодые и старые высыпали из домов, шумят, переговариваются: - Костя! Костя-то Клюев!.. Неужели это он? - Герой! - Константин Георгич, заверни на часок, сделай милость! Пирог мясной на столе. - На блины прошу! - Уважь, Константин Георгич, зайди медку душистого отведать. С колхозной нашей пасеки медок-то! Илья Васильевич Глухих, приехавший в колхоз по делу, прищурил карие глаза, улыбнулся обветренными губами, подошел к Косте запросто и взял под руку. - Георгич! Покатим ко мне в МТС? Ушицей из свежих окуньков накормлю. Скажу откровенно - ушица, брат, отменная! Посмотрел Костя на Илью Васильевича и ответил, ответил громко, чтобы и другим было слышно: - Не время мне, Васильич, ушицей баловаться. Комбайн к уборке готовлю. И вдруг появился откуда-то Никита Якишев в гимнастерке и синих галифе с красными кантиками, увидел героя и замер, понять ничего не может. "Что такое? Клюев это или нет? Вместе учились, на ферме работали, в бабки играли, рыбачили, и на тебе - герой!" Растерялся Якишев, стоит и робко с ноги на ногу переступает. Костя - пусть знают все, что помнит герой старую дружбу! - первым протянул руку. - Здравствуй! Не признал? Ну, как живешь? Дела в пионерском отряде хорошо ли идут? Колычев утихомирился? А Никита молчал-молчал и вдруг, набравшись храбрости, выдернул из кармана руку и протянул герою на ладони свинцовый козон для игры в бабки: - На, развлекайся! - И поправился: - Возьмите, Константин Георгиевич! В деревне ни у кого из ребят лучшего нет. Отдаю насовсем! Обрадовался Костя подарку, зажал козон в кулаке и думает, куда бы спрятать его понадежнее. Догадался: на глазах у односельчан расстегнул вышитый ворот белоснежной шелковой рубашки, сунул козон за пазуху. Стыд!.. Костя беспокойно заворочался в кровати. "Нет, не придется, видно, досмотреть чудесной истории". Из репродуктора, установленного на резной полочке, полились бодрые звуки марша, и знакомый всем радиослушателям голос произнес: - С добрым утром, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику. Пересилив дремотную лень, Костя откинул ватное, сшитое из разноцветных лоскутков одеяло, вскочил и первым делом распахнул форточку. Свежий морозный воздух ворвался в нее белым клубом пара, обжег тело, "бр-р-р!" Шлепая ладонями по обнаженной груди, Клюев стал готовиться к зарядке: вытащил на середину комнаты коврик, рядом на всякий случай поставил два стула и, дожидаясь команды, посмотрел на себя в зеркало. "Во сне был человек человеком, а тут и смотреть тошно", - подумал он с грустью. Розовощекий веснушчатый паренек с черными раскосыми глазами и белокурым завитком на лбу глядел на него из трюмо. Пухлые, ярко-вишневого цвета губы словно тянулись к чему-то и никак не могли дотянуться. Из-за губ Ленька Колычев дал Косте прозвище и сочинил обидные стихи. Природа подшутила над Костей. Ну кто позавидует его узким покатым плечам? А росту? Как-никак образование у Кости солидное - шесть классов нынче будет, - а любой второклассник выше его на полголовы. Зарядка кончалась. Надо было приступить к водным процедурам. Костя перекинул через плечо полотенце и прошел на кухню. В темном углу за русской печкой долго брякал умывальником, обтираясь до пояса холодной водой. Чудесный сон и горькая действительность испортили настроение. - Уж не хвороба ли напала? - спросила мать, обеспокоенная хмурым видом сына. - Хрип у меня под ложечкой, - наобум сказал Костя. - Простыл. - Дома сидеть надо... Мать вытащила из печи чугунную сковородку с шипящим в масле картофелем и налила из кринки молока. - Чаем с малиной напоить тебя надо, - сказала она. - Пропотеешь - хворь разом снимет. - У меня уже прошло. Хоть послушай, нет хрипа! - Чего же баламутишь? - рассердилась мать. - Ну, коли здоров, после завтрака во дворе снег уберешь. Сугробы намело страх какие огромные. Затопит весной-то. Опасаясь, как бы его все-таки не засадили дома, Костя поспешно натянул пальто, нахлобучил шапку и вышел. Островерхие сугробы, как горные хребты, высились у забора, возле ворот, громоздились на плоской крыше сарая. От ночной метели остались только снежные заносы. Ветер совсем ослаб. Солнце, круглое и яркое, щедро одаряло землю теплом. И хотя повсюду белел снег, чувствовалась весна. Кто знает, откуда принес ветерок пьянящие запахи цветущих трав. Может быть, с раздольных равнин юга, а может быть, весна рядом, вон за теми притаившимися в сиреневой дымке грядами лесистых гор. Огромная, свесившаяся с крыши сосулина бросала на гулкое днище перевернутой железной бочки частую капель. У хлева в навозной куче копошились повеселевшие воробьи, непрестанно чирикая: "Скоро весна, скоро весна, скоро весна!" Костя рассмеялся, подпрыгнул, надеясь обломить сосулину, убедился, что это пустая затея, сдвинул на затылок меховой треух, снял рукавицу, сунул в рот два пальца и призывно свистнул. Из конуры, спрятанной для тепла в сугробе, появился черный и лохматый, как вывернутый наизнанку старый полушубок, пес Полкан. Он весело засуетился вокруг хозяина и - вот собачья душа! - все норовил лизнуть его в губы. - Но-о-о!.. Пше-о-ол! Всю дорогу от крыльца до хлева пришлось отбиваться от назойливого дружка. Отомкнув громоздкий, покрытый ржавчиной висячий замок, Костя приоткрыл дверь и протиснулся боком в темную щель. От крепкого запаха навоза, прелой соломы и сена засвербило в носу, перехватило дыхание. - А-а-а-а-пчхи!.. А-а-а-а-пчхи!.. Круторогий красавец баран Яшка, устремившийся было на свет, отпрянул испуганно в темный угол. Низкорослая корова шумно вздохнула, повернула к дверям большелобую ушастую голову. - Ешь, Чернуха, ешь, - потирая переносье, великодушно разрешил Костя, милостиво хлопнул рукавицей по коровьей хребтине и чихнул еще раз. - Поправляйся, Чернуха! Сено - лучшего не сыщешь: сам косил. Баран Яшка, топая копытами по деревянному настилу и грозно выставив рога, ринулся в наступление. Но хозяин был настороже. Он схватил грабли и многообещающе проговорил: - Подойди-ка, подойди! Баран почуял нависшую над ним угрозу и нехотя убрался восвояси. За гирляндой березовых веников, развешанных вдоль стены, Костя нашарил метлу и лопату, вытащил их, запер сарай и взялся за работу. Комья снега, ломаясь в воздухе, один за другим перелетали редкий ивовый плетень и плюхались на грядки. Было приятно следить за тем, как исчезает островерхий сугроб, грозивший при первой дружной оттепели затопить двор, превратив его в жидкое непроходимое болото. Полкан скучал, очень хотелось порезвиться, а хозяин, как видно, и не думал об этом. Пес покрутился возле и нерешительно тявкнул. Безрезультатно. Тявкнул еще раз, погромче. Костя распрямился, метнул в снег лопату, подобрал сосновую палку. - А ну, отбери, отбери! Полкан припал к земле и притворно зарычал, обнажая белые острые клыки. - Налетай! Налетай! Вот она - палка-то! Пес гигантским прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от хозяина, и впился зубами в палку. Началась борьба. Полкан тянул добычу в свою сторону, Костя - в свою. И, пожалуй, победа была бы на стороне собаки, но противник схитрил: сделал вид, что выпускает палку из рук, а затем ловким рывком высвободил ее из пасти Полкана. За воротами раздались звонкие голоса. Костя прислушался, воспользовавшись этим, пес подхватил добычу и, опасаясь преследования, скрылся за сараем. Вдоль дороги, что тянулась через всю деревню, двигался отряд человек в десять, и все из шестого "Б". И все на лыжах. Во главе, ловко переставляя легкие бамбуковые палки, шагал высокий смуглый паренек. Коричневая фуфайка плотно облегала мускулистую грудь. Синие, очевидно, новые спортивные брюки выгодно отличали его от других ребят. На голове красовалась серая барашковая шапка-кубанка с верхом из малинового бархата. Над выпуклым лбом вился темно-каштановый чуб. "Ленька Колычев ребят куда-то повел", - моментально сообразил Костя, вышел на дорогу и поднял руку: - Стой! Ленька придержал шаг, тоже вскинул над головой руку и выкрикнул: - Губошлепику великое почтение! Физкульт-ура! - Ура-а-а! - подхватили лыжники. - Куда поехали? - спросил Костя, не обращая внимания на смех, вызванный столь необычным приветствием. - На Лысую, - щурясь, словно сытый кот, ответил за всех Ленька. - А сбор?.. На сегодня сбор отряда назначен! Сегодня - девятое марта. - Отменен сбор, - ухмыльнулся Ленька. - Ты что, начальником стал? Заместитель Никиты? - Я, Ленька, о сборе говорю. Срываете вы его! - Без тебя как-нибудь разберемся. Помалкивай. - Зачем ребят сманиваешь? - Говорю, что сбор отменен! - Кто отменял? - Я! - Ленька подбоченился и, кривляясь, пропел: Мы, спортсмены, как всегда, Время не теряем! Ваши сборы - ерунда, Мы их отменяем!.. Частушка не удивила Костю. Он знал, да и всем школьникам было известно, что Ленька сочиняет стихи экспромтом и на любую тему. - Поворачивайте! На сбор пойдемте, - загородив лыжню, твердо сказал Костя. - Задержать думаешь? - Ленька презрительно смерил его взглядом и подмигнул приятелям, дескать, смотрите, какую штуку я выкину. - Храбрый ты! - он дал знак соседу, мальчугану в красноармейском шлеме с зеленой матерчатой звездой. - Молодец, Костя! Уважаю таких. Давай дружить! - С тобой дружбу водить? - Гордый какой! Я не хуже Никиты. Ленька Колычев занимал Костю разговорами, а паренек в красноармейском шлеме тем временем зашел с тыла, снял лыжи, подобрался к нему вплотную и опустился на четвереньки. - А ну, держись! - выкрикнул Ленька и, выбросив руку, легонько толкнул Костю в грудь. Тот попятился, наткнулся на мальчугана в шлеме и, неловко всплеснув руками, опрокинулся в снег. Меховой треух отлетел далеко в сугроб. Мелкий колючий снег моментально набился в рукава, за воротник, запорошил лицо. - Выплывай, выплывай! - кричали лыжники. - Держись за воздух! Ленька, донельзя довольный удавшейся шуткой, приподнял кубанку и церемонно поклонился: - Всего хорошенького! Отдыхайте! Сил набирайтесь!.. Позабавили нас от души... Благодарим! Вперед, ребята! - Подождите! - Костя сел и, растопырив по сторонам облепленные снегом руки, сквозь слезы взглянул на Леньку. - Плохо будет, если со сбора уйдете. - Не пугай. Отряд тронулся. Костя вскочил. Из подворотни вынырнул Полкан с палкой в зубах. Хозяин потрепал его по лохматой голове и вздохнул: - Опоздал, Полкашка. Опоздал! Пес подпрыгнул, уперся передними лапами ему в грудь и лизнул в мокрую от слез и снега щеку. - Опоздал, - еще раз повторил Костя. - Придется нам с тобой к Никите наведаться. Нахлобучив треух, он решительно зашагал к деревянному горбатому мостику, в ту сторону, где, вырисовываясь на синем небе, возвышалась круглая силосная башня. КОГДА СМЕЛО СМОТРИШЬ ВПЕРЕД Никита Якишев, председатель пионерского отряда шестого класса "Б", относился к числу людей, которые не любят сидеть без дела. Дома, выучив уроки, Никита брал молоток, пилу-ножовку, насыпал в карманы неизменной ватной телогрейки разнокалиберных гвоздей и обходил двор. Подгнившую доску в заборе заменял новой, заделывал щели в крыше сарая. Любовь к труду он воспитывал и у пионеров своего отряда. Два раза в неделю шестиклассники ходили на подшефную животноводческую ферму, помогали там убирать навоз, подвозили на кормокухню силос, ездили за сеном и топливом. Этот выходной день Никита посвятил заготовке дров. С утра, вооружившись лучковой пилой, он с жаром взялся за работу. "Чжик-чжик-чжик" - выговаривала пила, рассыпая по снегу золотистые, пахнущие смолой опилки. Не успел Никита допилить первое полено, как тесовая калитка со стуком распахнулась, и появился Костя Клюев. Можно было сразу определить - принес он какое-то неприятное известие. - Случилось что? - с тревогой спросил Никита. - Еще бы! - Костя передохнул, провел языком по пересохшим губам и выпалил скороговоркой: - Ты дома сидишь, а Ленька не зевает! Ребят сманил на Лысую, на лыжах! От волнения и быстрого бега лицо у Кости было красным, как переспевшая клюква. Из-под мехового треуха, сползающего на глаза, выставлялись спутанные белокурые волосы. Расстегнув пальто, он ослабил на шее красный шарф и снял рукавицы. Ему было жарко. - Застегнись, - спокойно сказал Никита. - Простынешь. - Ничего... Костя поспешно выполнил приказ. - А теперь рассказывай сызнова и помедленнее, а то тарахтишь, как молотилка. - Ленька сказал, что наши сборы - ерунда! С ним на Лысую Толька Карелин ушел, Витька Подоксенов, Гоша Свиридов... Десять человек. Не мог задержать их! Ленька помешал. Он Толяна Карелина подговорил меня в снегу вывалять. Костя обиженно замолчал. Никита сел на бревно и, насупив густые брови, принялся ковырять щепкой снег. Надо было принимать экстренные меры. Но какие? Полкан крутился возле ребят, скулил и тыкался влажным носом в руку хозяина. - Не мешай! - отмахнулся от него Костя. - Что, Никита, делать станем? Неужто сбор отменять? - И не подумаем! Ленька тогда решит, что взял верх, победа его. На Лысую, значит, ехать придется. - Вдвоем? Последнее время Ленька Колычев вел себя по меньшей мере странно. Удивительнее всего то, что Никита с ним не ссорился, не ругался и даже старался заинтересовать работой в отряде, но Колычев избегал поручений, сторонился пионеров. Разлад начался в сентябре, когда в пионерских отрядах проводились отчетные сборы. Ученики шестого "Б" разделились тогда на две группы. Одна предлагала выбрать председателем совета Никиту Якишева, другая - Леньку Колычева, два года подряд возглавлявшего пионерский отряд. Большинство клонилось на сторону Колычева. И тут выступила звеньевая Аленка Хворова. Решительно тряхнув льняными косичками, она заявила: - За Колычева наше звено голосовать отказывается! Нельзя выбирать зазнавал и хулиганов председателями. В прошлом году что было? Мы головы ломали над планом летнего отдыха, спорили, переругались, а Колычев сорвал его! Все знают... Не работу в отряде он проводил, а с дружками по садам и огородам лазил. - Ловила бы. Но Алена и не взглянула в его сторону. - Предлагаю выбрать в председатели совета отряда нашего Никиту Якишева! - Леньку! - потребовали с задней парты. - Он смелый! - Никиту! Никита не зазнается! - Якишева, - повторила Аленка. - Колычев о себе только заботится! - Хочешь, чтобы за тобой по пятам ходил! - ввернул Толя Карелин. - На ручках носить и Якишев не будет. Барыня какая нашлась. Проголосуем за Леньку! - За Никиту! Вожатая, присутствовавшая на сборе, поддержала кандидатуру Якишева. Она убедительно доказала, что Колычев не справился с поручением в прошлом году. Пионеры выбрали Никиту. Ленька вида не подал, что огорчен отставкой, но в душе поклялся во что бы то ни стало отомстить Никите за "позор". "Не радуйся,- думал он, пожирая глазами вновь избранного председателя совета отряда. - Я еще докажу, кто лучше, за кем ребята пойдут!" Плохой характер был у Леньки, завистливый. Успехи других не радовали его. "Выше меня хочет подняться, - думал он о ком-либо из одноклассников. - Не выйдет!" - И всеми силами старался унизить соперника. Так получилось с Димкой Лаврентьевым. Димка на конкурсе юных математиков первым решил задачу, но Ленька - он шел в конкурсе вторым - подбросил к нему в парту шпаргалку и позаботился о том, чтобы слух о "нечестном поступке" Лаврентьева стал известен членам жюри, Премию вместо Димки присудили Леньке. Так было и со звеньевой Аленкой Хворовой. Аленка всегда говорила Леньке правду в глаза. На пионерских сборах она со свойственной ей прямотой бесстрашно разоблачала бездеятельность председателя совета отряда, его леность и нечестность. Ленька невзлюбил Аленку и, чтобы подорвать ее авторитет, пустил в ход излюбленное оружие - насмешку. Он подослал к девочке своего дружка - пронырливого непоседу Демку Рябинина и через него разведал, что после жестоких споров с Тосей, старшей сестрой, Аленка в кругу подружек льет слезы и желает немедленно умереть, чтобы этим досадить несговорчивой сестре. - Умерла бы я, - печально и тихо-тихо говорила в таких случаях Аленка. - Мама бы заплакала, папа тоже. И Тоська заревела бы! Покаялась бы, что не дала мне поносить пуховую шаль... Ленька не замедлил воспользоваться этим и сочинил стихи. На другой день школьники при встрече с Аленкой изображали на физиономиях безграничную скорбь и, закатывая глаза, распевали: Завоет Тося волком, И папа заревет, Коль Хворова Аленка От горестей умрет. Заплачет мама громко, Подружки и друзья: - Не умирай, Аленка!.. Нельзя! Нельзя! Нельзя! И вот, когда председателем совета стал Никита, Ленька уговорил некоторых ребят не подчиняться ему. "Пусть Якишев девчонками да мальками командует, - торжествовал он. - С Аленкой пусть носится! Никто вас за это ругать не будет: всем, да и вожатой известно, что вы за него не голосовали. Мы и сами с усами, одни проживем!" Никита затянул покрепче лыжные крепления, прокатился для пробы от крыльца до поленницы и, убедившись, что лыжи скользят хорошо, тронулся в путь. - Ты что долго? - спросил Костя, встречая друга в условленном месте. - Я продрог уже. - Пилу сломал. Так на две половинки и разлетелась. Новую ленту ставить придется. - Это из-за Леньки! - Сам виноват: нажал сильно. - Не говори, знаю, что из-за Колычева. У меня примета есть: встречу утром Леньку, завсегда тройку получаю. Проверено! - Вчера тоже его встречал? - Нет. - А по арифметике тройку заработал. Не сваливай-ка! Остались позади приземистые домики птицефермы, березовая роща, овощехранилище и колхозная водокачка. Обогнув зимний выгон для овец, друзья свернули в поле. Справа из-за частог