Никите домой, - предложил Костя. - Он расскажет,
в чем дело, как.
     - Я - за! - поддержал Гоша.
     Сразу же после уроков Костя,  Аленка и  Гоша  пришли  к  Якишеву.
Стараясь  не  производить шума,  чтобы застать товарища врасплох,  они
разделись  и,  осторожно  ступая  по  мягким  половицам,  проникли   в
светелку.
     Никита сидел за столом,  подперев руками взлохмаченную голову,  и
не  мог представить себе,  о чем он должен говорить на совете дружины.
Мысли были заняты этим, казалось, неразрешимым вопросом.
     - Никитка, - окликнул Костя с порога. - Это мы!
     - Мы по делу,  - сказала Аленка. - Узнать хотим, почему на уроках
не был.
     - Про теплицу рассказывай, - напрямик заявил Гоша. - А то болтают
разное, до правды не доберешься.
     - Рассказывать не буду! - отрезал Никита.
     - Как  это?  -  Аленка удивленно вскинула брови.  - Тебя обзывают
вором, а отряд молчать должен? Нет! Ты председатель совета!
     Никита отнекивался,  но  в  конце  концов вынужден был уступить и
рассказал все без утайки.
     - На обложке тетради,  - заключил он,  - отпечатался след. Видели
мы его, Костик, в палисаднике, помнишь, когда в МТС к Илье Васильевичу
собирались? И на подоконнике в пионерской комнате.
     - Подковка и  пластинка?  -  встрепенулся  Костя.  -  Неужели?  А
Герасиму Сергеевичу про след говорили?
     - Говорить-то нечего...  Не знаю фамилии человека, не видел его в
лицо...  Один  глаз  только...  Разбирать  будут  меня сегодня в шесть
тридцать на совете дружины. Там расскажу.
     - На совет дружины вместе пойдем,  - заявила Аленка.  - Выступать
будем! Никитка, твой отец у директора был.
     - Был?
     - Не знаешь?  Я его видела в большую перемену.  Ты сказал ему про
теплицу?
     - Конечно! Я ему все рассказываю, что про меня...
     ...И вот  Никита  стоит  перед  советом дружины,  как подсудимый.
Стоит, сгорая от обиды и слушает гневные слова Герасима Сергеевича.
     - Не верится,  - закончил тот выступление, - что лучший активист,
отличник учебы способен на такие выходки.  Но факты говорят  обратное.
Надо разобраться.
     - Можно,  я скажу?  - поднялся Костя.  - Хоть я и не член  совета
дружины, но прошу, очень прошу дать слово! Можно?
     - Мы слушаем.
     - Герасим Сергеевич!  Да ведь нам кто-то давно вредит! Слово даю,
вредит!  Следит кто-то за нами!  Никита правду говорил. Он, тот самый,
который следит, к нему в окно глазом одним заглядывал... Стекло оттаял
и подсматривал!  Он за нами в МТС на лыжах тайком ходил, в окно к Илье
Васильевичу  смотрел,  чертежи  стащил  из  пионерской  комнаты  через
форточку и теперь в теплицу  залез,  навредил  и,  чтобы  на  него  не
думали, Никитину тетрадь подбросил! Это и проверять нечего: я Никиту с
детства знаю...  Чего вы смеетесь?  - обиделся он,  когда  собравшиеся
разразились  дружным  смехом.  -  Правильно говорю!  Раньше я по чужим
огородам лазил, а Никита - нет! Он, думаете, боялся? Никита - не трус,
не любит он это дело! Не Якишев лазил в теплицу!
     - Доказать еще надо! - заметил кто-то.
     - За Якишева отряд ручается! - выкрикнула Аленка.
     - Круговая порука? - заметил тот же голос.
     - Ты,  Соловьев,  помалкивай!  -  вспыхнула Аленка.  - Не виноват
Якишев!
     - Я  - член совета дружины и могу говорить,  - обиделся сухопарый
Соловьев. - Бывают случаи, когда из чувства ложного товарищества...
     - Ишь, начитался, - фыркнул Гоша. - Складно, да не ладно!
     - Прошу не перебивать!
     - О деле говори, а не доклады читай!
     - Я молчу,  - Соловьев поправил  очки  на  носу,  с  подчеркнутым
превосходством оглядел присутствующих и сел.
     - За Якишева все ручаются,  - сказал Илья Васильевич, обращаясь к
директору. - Я тоже за него ручаюсь, не такой он человек, Никита!
     Пионеры с уважением смотрели на Глухих.
     - И главное,  ребята,  - продолжал Илья Васильевич,  - Якишев сам
рассказал обо всем отцу. Это тоже честности требует.
     - Я так и говорил! - вырвалось у Кости.
     Никита тихо сказал, оглядывая всех.
     - Не лазил я...  В теплице был - верно,  а не лазил... Тетради не
терял... Доказать не могу.
     - Путаная история, - сказал директор.
     - Если бы я знал, кто, сказал бы! Сам бы его...
     - Не ссорился ли ты, Якишев, с кем-нибудь последнее время?
     - Нет!
     - Странно... Чертежи комбайна нашлись?
     - Нет. Клюев новые нарисовал.
     Дверь скрипнула,   приотворилась,   и   в  ней  показались  рыжие
взъерошенные волосы Демки. "Интересуется, выгнали Никиту из отряда или
нет,  -  с  неприязнью  подумал  Костя.  -  Ленька подослал..." Демка,
вопреки ожиданию,  не скрылся в коридоре, а вошел в пионерскую комнату
и, робея, спросил, обращаясь к Герасиму Сергеевичу:
     - Можно мне сказать?
     "Начнет сейчас  небылицы плести,  - опять подумал Костя.  - Хитер
этот Ленька".
     - Не дружу я с Никитой, - проговорил Демка. - Из-за одного дела с
ним разругался.  Но могу под салютом сказать,  что  не  он  в  теплицу
лазил...
     Костя вытаращил глаза.  Аленка порозовела и облегченно вздохнула.
Гоша, словно не веря своим ушам, привстал со скамьи.
     - Не знаю,  кто лазил, - закончил Демка, - но это не Якишев! - И,
круто повернувшись, при общем молчании вышел.
     Совет заседал  часа  полтора,  но  решения  так  и   не   принял.
Постановили   отложить   вопрос  до  выяснения  неизвестной  личности,
преследующей председателя совета отряда шестого "Б".  В заключительном
слове  Герасим  Сергеевич,  посоветовавшись  с  Ильей  Васильевичем  и
членами совета дружины, сказал:
     - Чтобы  возместить убытки сполна,  мы завтра из школьной теплицы
пересадим  в  колхозную   тридцать   растений   огурцов.   Это   будет
справедливо.  Если  вы,  я  говорю  это  пионерам  шестого класса "Б",
чувствуете,  что вам кто-то умышленно мешает,  тормозит  работу,  надо
бороться! Нужно вывести этого неизвестного на чистую воду, а не ждать,
когда он явится к вам с повинной.  Да и вряд ли это случится.  Сила на
вашей  стороне.  А  сильные  отличаются  тем,  что  борются  и  всегда
побеждают.
     Совет закончился.  Вдоль  деревни  они шагали вчетвером:  Аленка,
Никита, Костя и Гоша.
     Прощаясь, Костя вновь напомнил слова Герасима Сергеевича.
     - Пусть это будет нашим девизом,  - предложил  он.  -  Обещаем  в
любом деле бороться и всегда побеждать!
     - Давайте! - В один голос откликнулись ребята.

        ВО ИМЯ ДРУЖБЫ

     Время летело быстро.  Наступила весна.  Ручьи запели свои  песни.
Прилетели  скворцы.  Стало  радостнее,  светлее.  Снег  сошел,  и лишь
кое-где утрамбованные пешеходами тропки ребристыми линиями тянулись по
пустырям,  не желая поддаваться солнечным лучам. Началась пахота. День
и ночь за деревней на полях рокотали трактора,  вздымая широкие пласты
жирной  лоснящейся  земли.  Школьники тоже готовились к посевной:  они
вспахали  пришкольный  участок,  посадили  овощи,  окопали   фруктовые
деревья в саду.
     И все уже  давно  забыли  бы  про  странный  случай  в  колхозной
теплице,  если  бы  Ленька Колычев не распускал слухов среди учащихся.
Как только в коридоре,  во дворе школы или на улице он замечал  ребят,
подходил к ним и начинал вроде бы нейтральный разговор.
     - Играете?  Ну-ну...  Слыхали?  Сказывают,   ищейку   из   города
затребовали... Она-то найдет...
     - Кого?
     - Того, который теплицу очистил.
     - Сколько времени-то прошло.  Не  найдет  она!  Все  следы,  чай,
пропали.
     - Никитина тетрадка есть!  Понюхает она тетрадку и хвать  Якишева
за рукав... Ха-ха-ха!
     - Якишев не лазил в теплицу!
     - Все  так  думают,  а  получается другое.  - Ленька презрительно
щурил глаза и сплевывал сквозь зубы.  - Разбираться надо,  а не  ушами
хлопать.  Я-то  знаю,  как  было...  А  Никиту потому выгородили,  что
активист он,  отличник и председатель совета отряда.  Хитрый ход  это.
Попадись кто-нибудь из нас,  не поздоровилось бы...  Вот будет потеха,
когда сыскная собака его сцапает.
     Слухи не  на шутку встревожили всех.  К директору стали приходить
делегации.  Они  прямо-таки  осаждали   его   кабинет.   Уж   на   что
второклассники,  но  и  те сочли своей обязанностью послать к Герасиму
Сергеевичу парламентария. Все стояли за Никиту.
     Костя тоже отправился к директору.  В кабинет он вошел без стука.
Низко склонив голову,  он приблизился  к  письменному  столу.  Герасим
Сергеевич  привстал,  облокотился  на  зеленое сукно столешницы и стал
выжидательно рассматривать посетителя.
     - Во-первых,  здравствуй!  Во-вторых,  с чем пожаловал? - спросил
директор, заранее предугадывая, о ком зайдет речь.
     - Герасим  Сергеевич!  -  ожил  Костя.  - Правду говорят,  что из
города ищейку вызывают?
     - Какую ищейку?
     - Собаку, чтобы она вора, который в теплицу лазил, поймала?
     - Откуда ты это взял?
     - По всей школе слух идет...
     - Выдумываете вы разную чепуху,  - осуждающе и сердито проговорил
директор. - Сами себя взбудораживаете.
     - Так, значит, нет!
     - Разумеется.
     - До свидания! - Костя пулей вылетел из кабинета.
     - Враки это!  - торжествующе заявил  он  собравшимся  в  коридоре
пионерам. - Враки!
     - Не вызывают?!
     - Айда к Якишеву!
     Толпа с шумом двинулась к шестому "Б".
     Костя хотел  войти  в  класс,  но сзади раздался короткий возглас
Колычева.
     - Клюев!
     Прислонившись плечом к стенке и скрестив руки  на  груди,  Ленька
стоял у пионерской комнаты. По всей видимости, он скучал.
     - Костя, подойди на минуту, поговорить надо.
     Ничего не подозревая, Костя подошел к нему и спросил:
     - Ну?
     - Ближе подойди. Не укушу...
     - Кто тебя знает!  Может быть, ты та самая ищейка и есть, которую
вызывать думают.
     Ленька сделал шаг  навстречу  Косте,  ловко  зашел  со  спины  и,
захватив пальцами его уши, потянул за них вверх.
     - Москву видишь?  - со  смехом  спрашивал  он.  -  Может,  повыше
поднять?
     - Отпусти, больно! Отпусти!
     Из класса вылетел Никита.
     - Оставь! - крикнул он Леньке.
     - Ну, ты не больно командуй, - огрызнулся Ленька, выпуская Костю.
- Уши - не теплица...
     - Никита  и  не лазил в нее,  - хором заявили ребята,  окружившие
место происшествия.
     Раньше Никита и не подозревал даже,  что в школе у него так много
друзей. От этого дружеского возгласа у него защипало в горле...
     - Костя,  пошли в класс,  - проговорил он.  - А ты, Ленька, брось
свои шуточки!
     Возвратившись в класс, Никита возобновил разговор:
     - Значит,  в воскресенье  повезем  на  поле  к  Сухому  логу  все
удобрения,  которые  собрали.  Председатель  колхоза сказал,  что этот
участок нашим будет.
     В дверь постучались.
     - Можно, - сказал Никита.
     Вошли Илья  Васильевич  и  Иван  Полевой.  Пионеры встали.  Костя
выскочил из-за парты,  намереваясь отрапортовать,  но комбайнер махнул
рукой:
     - Не надо.  Встреча у нас,  брат, неофициальная. Садись, говорить
будем.
     В класс заглянул и моментально скрылся Демка.
     - На дворе-то,  ребята,  весна, - начал Илья Васильевич. - А, как
известно, это для нас, механизаторов, и вас, школьников, самое горячее
время. Мы весенне-полевые работы проводим, вы экзамены сдаете.
     - Кружки нам не помешают,  - сказал Костя, смекнув, к чему клонит
Илья Васильевич.
     - В этом я не сомневаюсь.  А вот мы с Иваном Терентьевичем просим
у  вас  отпуск  до  июня.  В  июне заниматься будем в лагере.  Ты мне,
староста,  говорил, что летом у вас пионерский лагерь свой собственный
будет.
     Но Костя  не  ответил  на  вопрос.  Взволнованный  событиями,  он
вскочил и, окинув призывным взглядом весь класс: "Поддержите, ребята!"
- затараторил:
     - Илья  Васильевич,  как  так  получается?  Не надо!  Мы учились,
учились и конец! Перерыв - плохо, забудем все. Да, ребята?
     - Плохо, значит, учились.
     - Не о том я...
     - Не волнуйся,  - перебил Илья Васильевич,  - в этом году занятия
кружков будут с перерывом,  а в будущем году  безо  всяких  антрактов.
Беседовал    я   с   вашим   директором,   чтобы   включить   изучение
сельскохозяйственных машин в учебную программу.  Он писал в  Москву  и
получил  разрешение.  С  будущего  года  у  вас  начнутся  специальные
занятия. - Илья Васильевич встал.
     - Моим трактористам передайте,  чтобы не унывали, - попросил Иван
Полевой. - Осенью трактор водить вместе будем.
     - А комбайн? - выкрикнул Костя.
     - Отличники,  пожалуй,  будут,  -   Глухих   улыбнулся.   -   Они
самостоятельно поведут комбайн. Практиковаться станут.
     В дверь снова заглянул Демка. Никита заметил его:
     - Заходи, Рябинин, - сказал он, - чего за дверями прячешься?
     Механизаторы попрощались и ушли.  А ребята долго еще  говорили  о
том,  как  осенью  поведут  они  самостоятельно  трактора  и комбайны.
Круглая луна заглянула в окно.  Настало время  расходиться  по  домам.
Никита предупредил, что завтра с утра все должны быть у Сухого лога.
     ...Костя Клюев стоял на посту.  Под ним бурливым весенним потоком
неслась  тихая  в летнюю пору речка Берестянка.  Щепки,  бревна,  кучи
мусора плыли по ней. Костя чуть не плакал.
     А можно   было  бы  и  заплакать.  Только  что  с  ним  стряслась
непоправимая беда.  Виноват во всем Ленька Колычев  и  его  закадычные
дружки.  И  еще виноват мост,  узкий деревянный мост с почерневшими на
солнце перилами и дощатым тротуаром в три доски...
     В воскресенье  Костя  проснулся  рано.  Сделав  зарядку,  наскоро
умылся,  сунул в карман кусок хлеба,  густо посыпанный солью, вышел во
двор.  У  забора  под небольшим навесом стояла приготовленная с вечера
железная двухколесная тележка с большим фанерным коробом,  наполненным
золой.  Отмахиваясь  от  наседавшего  Полкана,  Костя принес из амбара
консервную банку,  сплющенную с одного бока.  В банке хранился деготь.
Обильно  смазав оси,  Костя широко растворил ворота и,  объезжая лужи,
выбрался на дорогу.
     Хорошо катить  тележку по грунтовой дороге:  не подпрыгивает она,
не грохочет,  плавно идет,  ходко. А все потому, что земля влажная, не
жесткая.  Полкан  весело  бежал впереди,  помахивая хвостом.  Он всюду
совал свой нос.  Обнюхивал столбы,  заборы,  углы домов. Костя шагал и
смотрел  вокруг.  Под лучами теплого солнца от земли поднимался легкий
парок.  Высоко  в  синеве,  прямо  над  головой,  пел  жаворонок.   На
придорожных кустарниках уже набухли почки,  а из некоторых выставились
зеленые нежные язычки листиков.  Весна,  настоящая весна! Настроение у
Кости было преотличное.
     Он стал размышлять о пионерских делах. "Пожалуй, наш отряд первое
место  возьмет.  Удобрений  у  нас больше всех будет...  Если так,  то
завтра стенную газету с рисунками выпустим.  А  вдруг  у  шестого  "А"
больше золы? Все равно газету придется выпускать".
     Дорога шла под уклон.  У колхозного телятника Костя  остановился.
Взобрался  на  изгородь  и  долго  отыскивал глазами бычка Фомку,  над
которым шефствовал. Телята бегали по загону, играли.
     - Фомка, Фомка! - позвал Костя.
     Бурый бычок с белой звездочкой на лбу приблизился  к  изгороди  и
потянул к Косте лобастую голову.
     - На,  ешь!  Расти большим... Вечером загляну еще, а сейчас ехать
пора: удобрения везу.
     Бычок жевал краюшку и косил глазом на шефа. Костя потрепал его за
ухо и двинулся дальше.
     Дорога спускалась в овраг с глинистыми склонами,  сплошь изрытыми
ручьями, и, перескочив по узкому деревянному мостику Берестянку, круто
поднималась вверх, теряясь в полях.
     Ленька Колычев  еще издали заметил над оврагом фигуру,  в которой
сразу узнал Костю.  Отложив багор (он с приятелями заготовлял дрова  -
вылавливал  из  реки  бревна),  Ленька  подобрал  на берегу два камня,
железный гнутый прут и взбежал по насыпи  к  мосту.  Камни  положил  в
глубокие колеи,  выбитые колесами телег, а прутом прорыл ложные линии,
рассчитав  так,  чтобы  колеса  тележки,  наткнувшись  на   булыжники,
свернули в нужную ему сторону.  Проделав это, Ленька спустился к речке
и свистом подозвал Толю и Демку.
     - Цирк для вас устроил, - сказал он, посмеиваясь. - Потеха будет.
     - Что? - переспросил Толя.
     - Животы надорвете! Губошлепа видите? Вон он...
     Костя преспокойно   катил   тележку   с   горы.   Скорость    все
увеличивалась  и  увеличивалась.  "По мосту со стуком проеду,  - решил
Костя. - Сзади тележку толкать буду". Тележка помчалась, как настоящий
автомобиль.  И  вдруг  ни  с того ни с сего повернула круто в сторону,
подскочила на откосе и,  рассыпая  драгоценную  золу,  бултыхнулась  в
мутный  поток.  Костя  оторопело смотрел на пенистые волны Берестянки.
Откуда-то рядом появились Ленька,  Демка и  Толя.  Они  трясли  Костю,
притворно ахали, выпытывали подробности.
     - Красивое сальто, - проговорил Колычев и улыбнулся самодовольно.
     - Гм-м-м, - протянул Толя.
     - Вы постарались!..  Вы!.. Я знаю! - заговорил Костя, - Помешал я
вам?
     - Опять на нас сваливаешь?  - с  притворным  возмущением  спросил
Ленька. - Вы всегда так!
     - Кто булыжники в колею положил? Кто?
     - С неба свалились, - ответил Колычев. - Губошлепам для науки. Не
будут носы задирать и руками махать! Пошли, ребята!
     Колычевцы отправились, а Костя остался на мосту. Невдалеке пропел
автомобильный  гудок.  Полкан  с  лаем  бросился  навстречу.  Грузовик
проехал  по  мосту  и  остановился.  Из кабины выскочил Иван Полевой и
подошел к Косте.
     - Что, староста, случилось, - с тревогой спросил он. - Утоп кто?
     - Перевернул,  - тихо сказал Костя.  - Золу  в  речку  перевернул
вместе с тележкой.
     - Золу?  Невелика беда...  Я думал,  что серьезное...  Зачем зола
понадобилась?
     - Удобрение...  На поле вез к Сухому логу...  Всю зиму собирал, а
тут...
     - Не горюй,  - успокоил тракторист. - Золы насобирать можно! Да и
тележку достанешь.
     - Золу жаль...
     - К  Сухому  логу,  говоришь,  вез?  - уже из кабины спросил Иван
Полевой. - Это возле рощи?
     - Ага!..
     - Не унывай!
     Костя посмотрел вслед удаляющейся машине и облокотился на перила.
Услышав пронзительный скрип колес,  он взглянул на дорогу.  С  горы  к
мосту, по-смешному подскакивая на ходу, мчался Гоша Свиридов. Тележка,
которую он по всей вероятности забыл смазать,  визжала всеми  четырьмя
колесами.
     - Что остановился? - спросил Гоша. - Где тележка?
     - В речку перевернул...
     - Как?
     Выслушав короткий рассказ, Гоша почесал в затылке и протянул:
     - Дела-а-а...  Эй,  Демка!  -  крикнул  он,  заметив  на   берегу
Рябинина. - Дай багор!
     Перепачканная илом тележка была извлечена из потока.
     Никита встретил прибывших укором:
     - Дольше  всех  задержались.  Ты,  Костя,  сызнова   опаздываешь.
Плохо...
     - Он тележку с золой утопил в Берестянке,  - заступился  Гоша.  -
Вылавливать пришлось... Никита, пусть он мне помогает?
     - Давайте!
     Друзья взяли ведра и стали разносить золу по участкам. За работой
они и не заметили,  как со стороны  города  к  Сухому  логу  подкатила
полуторка.  Она  остановилась  на  дороге.  Незнакомый  шофер прямиком
направился к Никите и что-то у него спросил.
     - Костя! - позвал Никита.
     - Ты-ы!  - обрадовался водитель.  - Думал,  не разыщу.  Принимай,
друг, свою долю! Иван Полевой послал.
     Он повел пионеров к машине. Костя забрался на колесо и заглянул в
кузов, до краев наполненный превосходной золой.
     - На заводе у него дружок,  - пояснил шофер,  - экскаваторщик  на
отвалах.  Он и попросил у него:  сыпни, говорит, золы, пионерам нужно.
Вот он одну горсточку и сыпнул!
     Открыли борта,  и  на  черную  влажную  землю бесконечным потоком
хлынула зола. Ой, сколько ведер ее было в машине!
     - До  скорого!  -  простился шофер.  - Не робей,  ребята,  дружба
всегда выручит! - Он приветливо махнул рукой.
     Заревел мотор.  Дверцы  кабины  захлопнулись.  Машина  тронулась.
"Дружба... - размышлял Никита. - Я испытал ее на себе. Ведь и Костя во
имя  дружбы  ходил к Герасиму Сергеевичу,  и Гоша,  и Аленка...  Когда
много верных, настоящих друзей - ничего не страшно!"

        С ОТВАГОЙ В СЕРДЦЕ

     Июньское утро было солнечно и тихо.  В прозрачном воздухе носился
аромат  трав.  Солнце  смотрело  с  неба  такое яркое и огромное,  что
казалось,  будто совсем оно рядом.  Протяни руку,  возьмись покрепче и
тяни  его  к  себе на землю.  Деревня уже проснулась давным-давно.  По
широким травянистым улицам разгуливали козы,  стайками бродили куры. У
калиток  и палисадников играли маленькие ребятишки.  Изредка по дороге
торопливо проезжали повозки.  Они спешили в поля. Иногда, вздымая тучи
пыли,  к правлению колхоза подлетал председательский газик. Шофер Яша,
не вылезая из машины,  ждал своего "хозяина",  склонясь на баранку. Он
дремал.
     Ребята, веселые и нарядные,  шагали по  улицам,  поздравляя  друг
друга с успешным окончанием учебы.
     Рукоплескания вырывались из окон школы.  И люди останавливались и
смотрели  на  трехэтажное  здание,  утопающее в густой зелени тополей,
белоствольных высоких берез.
     Но вот  школьные  двери  со  стуком  распахнулись,  шумная ватага
детворы высыпала во двор, сразу же наполнив его гамом. Светлые рубашки
с красными галстуками,  майки,  легкие платьица всевозможных расцветок
замелькали среди кустов сирени и акаций.
     Пионерский отряд  шестого  класса  "Б" и подшефные второклассники
расположились в тени тополя. Никита говорил:
     - Построим   лагерь  на  Лысой  горе.  Не  найдешь  места  лучше.
Оборудуем спортивную площадку. Навес, конечно, для занятий, чтоб дождь
был нам не страшен. Весь день в лагере проводить станем...
     - Дома ругаться будут, - сказал Гоша.
     - Делать  по  дому  все  надо будет с утра.  Днем пообедать домой
придешь,  помочь тоже можно.  А так у нас дела много: животноводческая
ферма, звенья полеводов, овощеводов...
     - Интересно  будет,  -  мечтательно  протянул   Костя.   -   Надо
поторопиться.  Помните,  Иван  Васильич  сказал,  что занятия в лагере
начнутся.
     - Давайте сегодня! - предложила Аленка.
     - Конечно!  -  поддержал  Костя.  -  Начнем   занятия   поскорее,
смотришь,  к  уборке  хлебов  и  комбайны  да  трактора водить станем,
колхозу поможем урожай убрать.
     - Не  успеть,  -  засомневался кто-то.  - Молотилку изучаем,  а в
комбайне частей ой-ой-ой сколько!
     - Каждую гайку знать не обязательно!
     - А вот и обязательно!  Вдруг - поломка,  что делать?  Тык-мык  и
стой на месте! Нет, Гоша, не говори.
     - Где палатки достанем? - выкрикнул кто-то.
     - Мы,  ребята, из камыша понастроим шалашей, - предложил Костя. -
Возле озера много камыша-то.  В шалашах,  Никитка,  еще лучше: травами
пахнет. Лежи себе, вдыхай вольный воздух!..
     - Поставим мачту, - сказал Никита.
     - Флаг мы сошьем! - хором подхватили девочки.
     - А я на нем золотыми буквами напишу девиз,  - заключил Костя,  -
чтобы издали видели: "Бороться и побеждать!"
     В матросской  полосатой  тельняшке  и   черных   брюках-клеш,   в
сопровождении  верных  телохранителей  Толи Карелина и Демки Рябинина,
почтительно державшихся сзади,  во дворе появился  Ленька.  Он  увидел
Аленку.  Она стояла у куста акации,  не садилась потому, что не хотела
пачкать новое платье -  белое  с  огромными  красными  маками.  Ленька
тряхнул  кудрявым  чубом,  сплюнул  на  траву  подсолнечную  шелуху и,
высвободив руку из кармана, ущипнул девочку.
     - С обновкой!  Постой,  постой,  - притворно удивился он. - Я это
платье на Тоське видел. Ох и отругает она тебя, опять заумираешь.
     Чтобы угодить Леньке, Толя пропел фальшивым дискантом:
                    Завоет Тося волком,
                    И папа заревет,
                    Коль Хворова Аленка
                    От горестей умрет...
     Демка, как ни странно,  не поддержал  приятелей.  Он  смотрел  на
Никиту и почему-то виновато улыбался.
     Аленка покраснела.
     - Гоше  Свиридову наше почтенье!  - выкрикнул Колычев.  - Сколько
лет, сколько зим! Успел, Гошка, к Якишеву подлизаться?
     Гоша сорвался с места, но Никита придержал его, подошел к Леньке,
отвел в сторону и сказал:
     - Иди, откуда появился, коли жить с нами по-хорошему не хочешь.
     - Ты купил эту землю?
     - Смеяться  над  Аленкой  -  храбрость  не  нужна.  Посмейся надо
мной...
     - Придет время, свое возьмем.
     - На воде вилами писано.
     - Вилами не вилами,  а пестовские ребята просили привет передать.
Володька  сказал,  коли  встретишь  того  героя,  поклон  до  земли...
Синяки-то подлечили?
     Ленька напомнил Никите о неудавшемся походе,  который был  сорван
колычевцами.  Узнав,  что  второго  июня  пионерский  отряд  пойдет на
заготовку  ивняка  для  починки  плетня  у  свинофермы,  Ленька  решил
воспользоваться  этим.  Со  своими друзьями он немедленно отправился в
деревню Пестовку,  расположенную километрах  в  семи  от  Латрушей,  и
встретился с Володькой Великановым - вожаком пестовских ребят.
     - Верь,  что не желаю вам худа, - говорил Ленька, заискивая перед
Великановым.  - Якишев грозился осмотреть ваши снасти у Зеленого плеса
и забрать рыбу.  "Мы,  говорит,  жирную  ушицу  из  Володькиной  рыбки
сварим, а он пускай живот погладит! "
     - Треплешься, - усомнился Володька. - Никиту знаю, вроде не такой
он: на чужое добро не позарится.
     - Не зарится?  А кто  теплицу  колхозную  очистил?  Он!  Это  уже
доказано.  У  нас все знают,  что Никита залез огурцы воровать,  а как
прижали его,  распустил нюни.  Родители на  коленках  перед  Герасимом
Сергеевичем  ползали,  просили,  чтобы  сына  в  школе оставили.  А ты
говоришь...
     - Проверю.
     - Как  хочешь...  В  общем,  Володька,  дело  такое:  предупредил
хорошего друга, а там - тебе видней. Не мои снасти пострадают.
     И Великанов поверил.
     - Уж я их встречу...
     Шагая домой, Ленька сиял:
     - Видели,  как  я Великанова вокруг пальца обвел?  - хвастался он
перед приятелями. - Учитесь!.. Ну а теперь за мной, на Зеленый плес!
     - Зачем? - в голос спросили Толя с Демкой: они еще не понимали, к
чему разыгрывал эту комедию вожак.
     - Сейчас   устроим  пестовцам  маленький  Карфаген!  Соображаете?
Вытащим пестовские снасти и вытрясем рыбу.  Рыбка  нам  пригодится.  А
завтра Володька с Никитой рассчитается сполна за наши грехи! Ха-ха-ха!
     Так оно и получилось.  Пестовцы,  обнаружив на берегу  рыболовные
снасти,  единодушно  решили,  что это сделал Никита.  Устроив засаду в
густых  зарослях  ивняка,  они  встретили  пионеров   градом   камней.
Завязался короткий,  но жаркий бой.  Пестовцы, приготовившиеся к битве
заранее, одержали полную победу.
     - О  пестовцах будет особый разговор,  - ответил на Ленькин намек
Никита. - Шагай теперь: мешаешь нам.
     - Ого!
     - До свидания, - повторил Никита таким тоном, что Ленька невольно
попятился. - Иди!
     Наградив Никиту  многообещающим  взглядом,  Ленька   двинулся   в
дальний угол двора. За ним поплелись Толя и Демка.
     - Задавала,  - сказала Аленка вслед обидчику.  - Демка с  Толькой
ползают за ним, будто слуги. Карелин - понятно, а вот Рябинин...
     - Пусть ходят, - откликнулся Костя.
     В той  стороне,  куда ушли колычевцы,  послышался шум,  раздались
голоса. Над кустами мелькнул козон. Костя встрепенулся, вскочил.
     - Никитка, в бабки играют! Пойдем?
     - Некогда.
     - Пойдем, Никитка! По разику сыграем!
     - Нет времени, говорю.
     - Тогда  дай  козонка.  Сыграю и верну,  - раскосые Костины глаза
умоляюще смотрели на друга.  Никита  не  устоял,  вытащил  из  кармана
заветный свинцовый козон и подал Косте.
     - Не потеряй.
     - Ручаюсь! - откликнулся Костя на бегу.
     Игра в бабки велась не парами,  как обычно,  а один на  один,  до
полной  победы  чемпиона.  Костя занял очередь и уселся на траву возле
забора.  К черте,  обозначающей линию огня,  подошел  Толя  Карелин  в
сиреневой  майке  с  белым  воротничком  и  подвернутыми  выше  локтей
рукавами.  Прежде чем ударить,  он тщательно и долго прицеливался,  не
спеша  отводил  руку  далеко  назад,  отчего  худые  лопатки  на спине
топорщились,  и, шагнув вперед, сильным броском посылал биту. Описав в
воздухе кривую, она со свистом врезалась в ряды бабок.
     - Тайфун! - определил кто-то из болельщиков.
     - Косой косит!
     - Покажи, Толька, этой мелюзге, где раки зимуют, - выпятив грудь,
подбадривал приятеля Ленька. - Пусть знают наших!
     И Толя старался.  Ребята проигрывали один за  другим,  и  очередь
подходила к Косте.  Привлеченные шумом, пионеры стекались на поляну со
всех сторон.
     - Кто там следующий? - расходился Толя, окрыленный успехом. Костя
встал. Ленька при виде его не удержался и съязвил:
     - Губошлеп, готовь контрибуцию: платить придется!
     - Еще неизвестно, кто кому.
     Расставили бабки.  Метнули  жребий.  Косте  выпало право начинать
игру.  Он отошел на линию огня и прицелился.  Толя,  заметив у него  в
руке "свинчатник" Никиты,  сразу померк.  Костя ударил.  Кона,  как не
бывало.  Болельщики  свистом  и  оглушительным  ревом   приветствовали
хорошее начало.
     - Ур-ра-а-а!
     - Ставь, Карелин, ставь!
     - Лупит, как снайпер!
     Ленька нахмурился,   замолчал.   Не  желая  смотреть  на  разгром
приятеля, он кивнул Демке и процедил:
     - Шагаем отсюда.
     Случается, говорят о каком-нибудь  человеке,  что  его  будто  бы
распирает  от  гордости.  Не верьте!  Если бы все было именно так,  то
Костя бы стал величиной с  Казбек,  Эльбрус  или  Эверест.  А  так  он
оставался  тем  же  розовощеким  коротышкой,  несмотря на то что очень
гордился победой.  Особенно приятно было смотреть,  как при каждом его
ударе  Карелин  боязливо  вздрагивает,  пряча  голову в плечи,  словно
свинцовый козон бьет  не  по  бабкам,  а  ему  по  голове.  Болельщики
охрипли. А Костя все бил, бил и бил без промаха.
     - Забирай, Костик, козон! Это за хорошую игру, - сказал Никита. -
Молодец!
     - Мне козон! Насовсем?!
     Громкий тревожный   крик,  прозвучавший  на  улице  за  воротами,
оборвал Костю на полуслове.
     - Пожа-ар! Пожа-а-а-ар!
     Все устремились со двора.
     За колхозным стадионом в небо тянулся высокий столб густого дыма.
Легкий ветерок  чуть  колыхал  его,  а  на  высоте  расстилал  черным,
зловещим знаменем.
     - За речкой  горит!  -  перескакивая  через  изгороди  и  плетни,
прямиком  по  огородам  бросились  ребята  к горящему дому.  Колычевцы
бежали первыми.
     - Весь  сгорит,  - говорил на бегу Ленька,  наблюдая,  как жадные
языки огня пляшут по деревянной крыше. - Вот пылает!
     Мимо, обжигая крапивой босые ноги,  промчалась Аленка Хворова. За
ней Костя,  Никита,  Гоша...  Аленка, не останавливаясь, проскочила во
двор горящего дома. Никита отдавал короткие распоряжения:
     - Открой,  Костик,  хлев: может, там скотина! Гоша! Ворота на всю
ширину, чтоб пожарники с ходу въехали.
     На глаза Якишеву попался Демка.
     - В  избу!  -  крикнул  он.  -  Забежишь,  хватай,  что  под руку
попадется, и выноси... Да не застревай, задохнешься! За мной!
     Густой едкий дым белесой пеленой застилал глаза,  вызывал слезы и
приступы кашля.  Ориентируясь по едва заметным в дыму окнам, Никита из
кухни пробрался в комнату и,  стащив с кровати одеяло, стал бросать на
него вещи.  Вдруг из соседней комнаты прозвучал слабый  голос.  Кто-то
звал на помощь.
     - Сюда! Сюда!
     - Аленка! - узнал Никита. - Где ты! Выходи, ко мне иди!
     Нашарив дверь,  Никита толкнул ее.  Дыму в соседней комнате  было
значительно  меньше.  В углу на стуле рядом с детской кроваткой сидела
Аленка,  обнимая обеими руками маленькую русоголовую девчушку в  белой
коротенькой рубашонке.
     - Беги на улицу! - скомандовал Никита. - Живо!
     - Ногу распорола.
     Из разбитого  колена  девочки  сочилась  кровь  и  алой  струйкой
сбегала  вниз.  В  комнату влетел Демка.  Молча выхватил из рук Аленки
малышку и скрылся в дыму.
     - Аленка, держись за меня, - приказал Никита. - Держись крепче!
     - Ой, Никитка, больно!
     - Потерпи. На улицу выскочим, перевяжем.
     Подкатили пожарные повозки.  От колодца быстро протянули  шланги,
заработали насосы.  Из брандспойтов вырвались упругие сверкающие струи
воды.  Пожарная команда пошла в наступление.  Зашипели, запотрескивали
успевшие уже обуглиться бревна,  доски.  Огонь умирал.  Совсем исчезли
яростно бушевавшие языки пламени, захлестываемые потоками воды.
     Ленька с  Толей,  устроившись  на  заборе,  следили  за тем,  как
пожарники ликвидируют последние очаги огня.
     - Демка, - крикнул Толя, - иди сюда!
     - Некогда! - отмахнулся тот.
     - Ленька зовет.
     - Видишь, делом занят!
     - К Никите перекинулся, - проговорил Ленька. - Ишь, старается.
     - Имущество спасают они,  - сказал Толя.  - Якишев не растерялся,
прямо в огонь бросился и ребят повел...
     - Тоже,  геройство.  Хочешь знать,  я в пламя  хоть  с  закрытыми
глазами.
     Постреливая мотором,  к  месту  пожара  подкатил  мотоцикл.  Илья
Васильевич выскочил из коляски и, кивнув ребятам, стал разговаривать с
начальником пожарной охраны.
     - Вовремя подоспели,  - похвалил он усталых,  перепачканных сажей
людей. - Дом почти целый, вещи спасли.
     - Ребятам  спасибо,  - ответил усатый пожарник.  Об имуществе они
позаботились...
     Илья Васильевич подошел к ребятам, отдыхающим на траве, поднял на
руки смущенную Аленку и поцеловал. Никите, Косте, Гоше, Демке и другим
крепко пожал руки.
     - Благодарю вас, дорогая пионерия, лихие мои комбайнеры.
     - Илья  Васильевич,  -  поднялся  Никита.  -  Просьба к вам есть.
Поранила Аленка ногу гвоздем. Довезите ее до дома.
     Глухих осмотрел рану,  которая оказалась глубокой, поднял девочку
и перенес в коляску.
     - Садись,  - приказал он Демке.  - Придерживать будешь. - Ваня, -
обратился он к Ивану Полевому.  - Доставь немедля в больницу.  Накажи,
чтобы перевязку сделали. Трогай!
     Мотоцикл заревел мотором и сорвался с места.  Демка  одной  рукой
уцепился за поручень возле заднего седла, а другой поддерживал Аленку.
     Пионеры дождались хозяев,  сдали им вещи и направились  в  школу.
Ленька  с  приятелем  поплелись  вслед  за ними.  Перепрыгивая канаву,
Колычев наступил на какой-то твердый предмет.  Острая  боль  пронизала
пятку. Ленька повалился на траву и выругался:
     - Черт! Никак на стекло напоролся!
     Осмотрел ногу  -  цела.  Взглянул  на  траву  -  свинцовый козон,
знаменитый якишевский "свинчатник" лежал перед ним.
     - Толька!
     - Никитин козон? Где взял?
     - Тут нашел.
     - Отдашь?
     - Дурак я,  что ли?  Он терять будет, а я находить и отдавать! Не
дождется!
     - Вообще-то   нужно,   пожалуй,   вернуть   козон,  -  неуверенно
проговорил Толя. - Никита на пожар торопился...
     - Хоть в Африку!  Другой раз пусть рот не разевает! Явится Никита
домой, хвать-похвать - нет козонка! Туда-сюда забегает, а козонок-то у
меня!
     С пригорка навстречу друзьям во весь дух  мчался  Демка  Рябинин.
Босые  ноги  его,  казалось,  не касаются земли.  Коричневая,  местами
вылинявшая рубашка выбилась  из-под  ремня  и,  наполненная  воздухом,
отдувалась на спине огромным пузырем.
     - Герой!  -  усмехнулся  Ленька,  пряча  в  карман   находку.   -
Укротитель огня и гроза пожаров.  Устряпался,  словно трубочист. Сотри
хоть сажу с лица!
     - Увез я в больницу Аленку!  - гордо сообщил Демка. - Здорово она
ногу поранила. Врач говорит, полежать придется... А мотоцикл у Глухих,
что ветер...
     - Ее повез, а нас бросил? - спросил Ленька.
     - Она в беду попала...
     - Друзья так не поступают.
     - Ленька,  - Демка нахмурился,  - я правильно сделал! И не говори
мне про это!
     - Ладно, ладно, - поспешно согласился вожак и перевел разговор на
другую тему:  - Айда купаться!  Позагораем.  Ты,  Демка,  на  речке  и
умоешься заодно.
     Ребята свернули в узкий переулок.  По обе  стороны  его  высились
плетеные  заборы,  бревенчатые  сараи.  За  околицей  пахло  цветами и
травами. На пригорках с пожелтевшей от солнца травой алела поспевающая
земляника. Вокруг стоял неумолчный птичий гомон.
     Толя выломал длинный ивовый прут и,  размахивая им,  как  шашкой,
рубил   головки   ромашек.   Демка,   взволнованный   событиями   дня,
рассказывал:
     - В избе дымина была... Задохся я, как вбежал! Никита передо мной
вошел.  Я в комнату за ним,  мимо горящей балки. За дверь схватился, а
угли как посыпались с потолка... Аленка - храбрая! Девчонку спасла!
     - Ты же вытащил ее, - вмешался Толя.
     - Это дело второе.  Не подоспей я, Аленка сама бы вынесла: она ее
на руках держала.
     - Подумаешь, - начал было Ленька.
     - Не тебе судить, - оборвал его Демка. - Ты на заборе просидел!
     - Сумел бы и я...
     - Мог, да не захотел! Так?
     - Демка! - вмешался Толя. - Ты не заметил, куда Никита ушел?
     - Лагерь строить на Лысую.
     - Сегодня?
     - Ну да! Забрали топоры, лопаты... Костя пилу достал.
     Впереди показалась  зеркальная  гладь  реки.  Узкая тропинка,  по
которой шагали ребята,  нырнула  в  густые  заросли  черемухи,  ольхи,
ивняка.   Деревья  росли  так  плотно,  что  ветви  их,  переплетаясь,
образовывали низкий туннель.  Согнувшись  в  три  погибели,  колычевцы
преодолели  несколько десятков метров болота и вышли на узкую песчаную
косу.  Нагретый песок был  горяч.  Под  раскидистой  ивой,  росшей  на
обрывистом   берегу,   ребята  разделись.  Ленька,  шлепая  по  бедрам
ладонями, подо шел к воде, сунул в нее руку и выкрикнул:
     - Чур, не я воду грею!
     - И не я! - откликнулся Толя.
     Демка почесал затылок,  отошел подальше от обрывистого бережка и,
разбежавшись,  бросился в омут.  Радужный фонтан  брызг  поднялся  над
водой.
     - Хорошо...  - Отфыркиваясь,  Демка широкими саженками  поплыл  к
противоположному,   заросшему   осокой  берегу.  -  Ныряйте  сразу,  -
приглашал он приятелей. - Лучше так-то!
     Толя забрел  в  реку  по  колени и стоял,  поеживаясь:  вода была
холодноватой. Ленька осторожно подкрался сзади и толкнул Толю в спину:
     - Поплыли! Ха-ха-ха!
     Толя окатил обидчика фонтаном воды.
     - Получай на чай!
     - Ах так?
     Громкие возгласы  разбудили сонную тишь реки.  Колычевцы играли в
пятнашки,  ныряли "кто дальше",  носились друг за другом по берегу  и,
утомившись, разлеглись на песке загорать.
     - За  день  Никите  лагерь  не  построить,   -   сказал   Ленька,
располагаясь  на  песке так,  чтобы солнечные лучи падали на грудь.  -
Силенок не хватит!
     - Они могут, - возразил Демка. - Их много.
     - А мачту? - вставил Толя.
     - Срубить сосенку, обтесать, выстругать - и мачта!
     - Тебе, Демка, в лагерь охота? - спросил Ленька.
     - Пока нет! В кружок комбайнеров я бы пошел...
     - За чем дело стало?
     - Вы не идете, - просто ответил Демка.
     Ленька просиял:  ответ пришелся ему по душе.  Чтобы удобней  было
разговаривать,  он  перевернулся  на живот,  нагреб под грудь побольше
песку, сделав из него что-то наподобие подушки, и сказал:
     - Я  предлагаю  устроить Никите настоящий Карфаген.  Дождемся мы,
когда якишевцы лагерь выстроят,  ночью подберемся к нему и  разбросаем
шалаши. Ха-ха-ха!
     - Зачем?  - удивился Демка.  - Шалаши нам  не  мешают.  Обозлятся
ребята. Ведь не один Никита шалаши-то строит.
     - Демка,  интересно же это!  Как разведчики на войне  действовать
будем.  Смелость,  конечно, в разведке требуется... - Ленька знал, как
разговаривать с Демкой,  чем увлечь его.  - Ловкость нужна... А ребята
не узнают,  кто лагерь вверх тормашками перевернул. Придут, а шалашики
в разобранном виде. Вот смехота!
     - Дознаются!
     - Расскажешь им,  что ли? Не будет же Никита на Лысой сторожей на
ночь оставлять. Надо им обязательно Карфаген устроить, обязательно!
     Колычев принялся со всеми подробностями  излагать  план  "штурма"
Лысой горы.  Очевидно,  еще раньше он думал о налете на лагерь, потому
что предусмотрел и учел мельчайшие  детали  предполагаемого  разгрома.
Для  убедительности  он  чертил  на  песке  план штурма,  намечал пути
возможного  отхода,  указывал  основные  пункты,  которые   предстояло
разрушить в первую очередь.
     - Мачту - по боку и на шалаши!  - с вдохновением закончил  он.  -
Карфаген будет взят!
     - Все это понятно,  - сказал Демка.  - Но лагерь-то зорить зачем?
Пускай стоит на здоровье: не жалко.
     - И то, - поддержал Толя.
     - Эх!  - Ленька отшвырнул прут в реку и поднялся. - Зачем римляне
после третьей Пунической войны дотла разрушили Карфаген? Ну?.. Историю
учил,  помнишь?  Затем,  чтобы  карфагенянам  неповадно было на других
нападать... Так и мы!
     - Якишев на нас не нападает, - заметил Демка.
     - Забыл?  Коротка у тебя память. Кто в огород к Емельянихе нас не
пустил?
     - Может быть, не они.
     - Как  не так!  Сам видел Никиту,  Костю и Гошу Свиридова.  Гошка
тебе, Демка, ножку-то подставил. Не я, схватили бы тебя и прописали...
     Демка умолк:  разве  с  Ленькой договоришься.  С некоторых пор он
стал подмечать в характере вожака нехорошие черты - жадность,  ячество
и  чрезмерное злорадство,  не говоря о хитрости (история с пестовскими
ребятами убедила Демку в этом).  И  в  то  же  время  Демка  не  хотел
отказываться от его замыслов:  тогда подумают,  что он,  Демка,  трус,
боится ребят.  Да Ленька постарается показать Демку в таком виде,  что
бараны и те засмеются.
     - Согласны? - спросил Ленька, нетерпеливо поглядывая на Демку.
     - На  лагерь,  так  на лагерь,  - с деланным равнодушием протянул
тот, - лишь бы интересно было.
     - Теперь я тебя, Демка, узнаю!
     - Будет Карфаген! - в тон вожаку выкрикнул Толя.
     - Поклянемся!  -  предложил  Ленька  и вскинул над головой сжатый
кулак. - Клянусь!
     Толя, а затем и Демка повторили его жест.  От поднятых кулаков на
песке распласталась зловещая тень.
     Выкупавшись, ребята    отправились    домой.    У   околицы   они
остановились. Колычев из-под ладони посмотрел на Лысую.
     - Сколько  их  там  набралось,  -  сказал он.  - Черно!  Стройте,
стройте.
     От озера  по  склонам  горы к вершине,  где топорщилась небольшая
группа  сосен  и  елей,  цепочкой  двигались  темные  точки:   пионеры
доставляли камыш для шалашей. Лагерь строился ударными темпами.

        ГЛУБОКАЯ РАЗВЕДКА

     Хорошо летом в бору,  особенно в сосновом. Воздух такой, что дыши
и,  кажется,  никогда не надышишься им вволю. Над головой в шелестящей
зелени лапчатых ветвей, что почти совсем не пропускают солнца, порхают
пичужки,  перестукиваются красноголовые дятлы,  прыгают озорные, юркие
белочки.
     Легко и свободно шагается по такому тенистому  лесу.  Под  ногами
приятно  похрустывает  жухлая  прошлогодняя  хвоя,  а  слева и справа,
впереди и сзади,  чуть ли не до  самого  синего  неба,  как  бронзовые
колонны,  высятся гигантские сосны,  впиваясь накрепко в рыхлый подзол
мощными узловатыми корнями-щупальцами.
     И странное дело: лес, будто густой, можно даже сказать, дремучий,
а чувствуется в нем почему-то раздолье и простор.
     Там, среди  корневищ,  приподняв желтые иголки,  которые,  словно
мякина на зернотоке,  устилают землю,  выглядывает белый груздь. Рядом
еще,  еще и еще... Ой, ой, ой, сколько их прямо под ногами! Пожалеешь,
если по неопытности возьмешь в  лес  маленькую  корзинку:  надо  брать
что-нибудь вместительное.
     Ленька, Толя  и  Демка  часа  за  три  наполнили  холщовые  мешки
отборными "пятаками" - так между собой они называли мелкие, без единой
червоточинки  ядреные  грибки,   предназначенные   исключительно   для
засолки, и, подыскав полянку, окруженную нарядными сосенками и залитую
солнцем,  расположились на отдых. Толя бережно опустил мешок на траву,
прислонил  его к дереву,  не спеша достал из-за пазухи сиреневой майки
сложенную вчетверо газету, развернул ее и расстелил на траве.
     - Поедим! - обрадовался Демка. - У меня в животе давно урчит.
     - Много исходили сегодня,  - сказал Толя. - Как гребенкой, лес-то
прочесали. Ленька, давай сумку!
     - Держи!
     Увесистая сумка-сеточка взлетела над Демкиной головой.  Толя, как
заправский вратарь,  поймал ее на лету  и,  положив  на  колени,  стал
доставать и раскладывать на газете хлеб,  пучки зеленого лука, вареную
в мундирах картошку,  соль. Хлеб он нарезал большими ломтями, стряхнул
со штанов крошки и пригласил:
     - Можно есть.
     Демка схватил большую картофелину,  наскоро очистил ее,  окунул в
соль и целиком отправил в рот. Щеки у него надулись, а лицо сморщилось
и перекосилось. На глазах показались слезы.
     - Ох и солоно!
     - Обдувай, - лаконично бросил Толя.
     - Поспешишь - людей насмешишь, - заметил Ленька.
     Ребята усердно  работали  челюстями.  В  тишине  было слышно лишь
аппетитное причмокивание.
     Наевшись, Ленька отошел в тень рябины,  единственного лиственного
дерева,  каким-то чудом занесенного сюда,  лег на траву  и,  пожевывая
травинку, как бы между прочим, проговорил:
     - Ведь я вас не зря  в  Темный  бор  привел.  Позавчера  довелось
услышать  разговор.  Никита  собирается  сюда.  Пусть являются теперь,
поищут грибочков,  а их тут - кот наплакал.  Смехота! Якишев лопнет от
злости.  Знаете,  что сказал он, когда мы у Сафоновых огород очистили?
"Прекратите, говорит, разбой. У Сафоновых восемь ребят и отец инвалид:
фашисты   грудь  прострелили  из  автомата!"  Вишь,  разбойниками  нас
выказывают, а много ли мы взяли-то!
     - Про Сафонова он верно сказал, - заметил Демка.
     - Верно! А ты почему лазил?
     - Не полезу больше.
     Ленька замолчал.  Он мечтательно смотрел в синеву неба и  чему-то
улыбался.
     Мечта -  великое  дело.  Она-то  и   делает   жизнь   интересной,
изобретает машины, находит новые металлы.
     Оказывается, и у Леньки имелась она, живая, лучезарная, дерзкая.
     Прочитав однажды  о  том,  что  есть  на  свете чудесное дерево -
артокарпус (на  нем  растут  плоды,  заменяющие  людям  хлеб),  Ленька
размечтался.  Он  не  думал  о том,  чтобы вырастить хлебные деревья у
себя,  нет!  Он мечтал сконструировать и построить новый,  совершенный
комбайн. По мысли изобретателя эта машина будет убирать, обмолачивать,
сушить и молоть зерно на муку прямо в поле.  И тут  же  в  поле,  если
нужно,  выдавать  людям  готовую продукцию:  хлеб,  баранки,  пряники,
макароны,  вермишель,  манную крупу...  "Тогда бы я пришел к Глухих, -
мечтал Колычев,  - и сказал:  "Дорогой Илья Васильевич! Дарю вам такой
самоходный комбайн,  какого еще ни в одной другой  стране  мира  нет!"
Хорошо было бы".
     - Хорошо, - повторил он вслух.
     - Чего хорошо? - удивился Толя.
     - Не поймешь ты... Не твоего ума дело.
     - Не  больно и надо!  - обиделся Толя,  стряхнул крошки с газеты,
свернул ее и спрятал за пазуху.
     Демка не  интересовался  разговором:  его волновало другое.  Сняв
рубашку,  он печально созерцал прореху.  И надо же было напороться  на
сучок  именно  рубашкой.  Руку  или  ногу  оцарапать - другое дело,  а
рубашку!..  "Мать задаст головомойку, - думал он, - на улицу, пожалуй,
не пустит, заставит дома сидеть или работу какую-нибудь найдет".
     - Толька, у тебя, случаем, нет иголки? - спросил он.
     Толя снял  фуражку,  вытащил  из подкладки толстую иглу с прочной
суровой ниткой и протянул товарищу. Демка принялся за работу. Стягивая
рваные края, он рассуждал:
     - Не ухватись ты,  Толька,  за сук вовремя, надвое распустил бы я
рубаху. Она почти новая была. Ох и будет от матери!
     - Третий год таскаешь, - скупо улыбнулся Толя.
     - Все равно!
     - Спина-то совсем выцвела.
     - Перекрасить можно.
     - Не переспорить тебя...
     Дружескую перепалку пресек Ленька.  Он подсел к ребятам и спросил
у Демки:
     - Ты вчера с Гошей Свиридовым разговаривал. Что-нибудь разузнал?
     - Нет,  - ответил Демка,  показывая всем своим  видом,  что  этот
разговор ему неприятен.  - Пропадают они на Лысой горе с утра до ночи.
Интересно у них там.  В лагерь не пробраться...  Слушай,  Ленька,  что
они, на хвост соли нам насыпали?
     - В лагерь носа не сунешь, - поддержал Толя.
     - Нюни-и-и,  -  Ленька  презрительно  поморщился.  - Легко было -
"ура" кричали,  руками размахивали.  Трудно стало - "караул" голосите!
Так настоящие люди не делают! Струсили вы.
     - Не страшен мне Якишев,  - угрюмо заметил Демка.  - Я  с  ним  в
любое  время  один  на  один  выйду.  А  в лагерь попробуй пробраться,
узнаешь... Привык чужими руками жар загребать...
     - Что-о-о?  -  задохнулся  от  возмущения Колычев.  - Да за такие
речи...  - Обида его была  так  велика,  что  он  не  мог  даже  слова
подобрать для достойного ответа: не шли на ум.
     - Изловят! - поддакнул Толя.
     - Постой,  постой,  -  нетерпеливо перебил Ленька.  - Я,  значит,
чужими руками жар загребаю? Загребаю, да?
     - Знамо дело, - спокойно продолжал Демка. - На прошлой неделе кто
в огороде у Зуйковых нас оставил? Кто? Ты! Убежал и не свистнул. Из-за
тебя   чуть  Тольку  не  сцапали...  Ты,  Ленька,  думаешь  так:  "Сам
вывернулся, а они - как знают".
     - Дольше возились бы.  Говорил, что в этом деле быстрота нужна, а
вы...
     - С быстротой-то и удул за овраг.  В три минуты полтора километра
отмахал, а нас бросил.
     - Вы   без   глаз?  Дорогу-то  знаете!  -  Ленька  отмахнулся  от
надоедливо жужжащего шмеля и ударил кулаком по колену.  -  Жар  чужими
руками не привык загребать, все сам делаю! А что вы трусите, я докажу!
Хотите знать,  завтра целый день в лагере пробуду и разведаю. От слова
не отступлюсь.
     - Хвалилась сорока теленка съесть...
     - Заткнись,  Демка! Проберусь! Вы виноваты. Сколько раз предлагал
устроить Карфаген?  Лагерь-то до сей поры целехонек!.. Месяц прошел!..
Разбросали бы шалаши,  сидели бы якишевцы по домам.  - Колычев тряхнул
чубатой головой, вскочил, сверкая глазами, и продекламировал:
                    Я не боюсь идти на бой.
                    Как Толька с Демкой, не дрожу я.
                    Схвачусь я с трудностью любой
                    И все, что надо, докажу я...
                    Неведом мне презренный страх,
                    Пойду к победе без измены,
                    Я лагерь весь развею в прах -
                    Пусть помнят камни Карфагена!
     Он ждал похвалы,  но ребята молчали. Толя вскинул на вожака глаза
и сказал виновато, будто извинялся:
     - Стерегут  они  лагерь,  каждую ночь дежурные остаются.  Поймать
могут...
     - Испугался?  Ха-ха-ха-ха!...  Сторожа-то,  как суслики по норам,
сидят в шалашах и выглянуть боятся! Вроде вас сторожа-то!
     - Ой  ли!  Один раз,  помнишь,  когда вы с Демкой на Зеленый плес
ходили искать пестовские мережи,  я хотел в лагерь  пробраться.  Ночью
полез,  не  вышло.  До  первого шалаша дополз и точка!  - Толя шмыгнул
носом и добавил:  - Гоша Свиридов  заметил.  Такой  свист  поднял,  аж
страшно стало.  Я думал,  схватят меня. Темень спасла. А Гошка чуть по
голове меня палкой не огрел...  Костин Полкан штанину мне порвал. Злой
он, страсть...
     - Шишку оттуда принес?
     - Нет, в погреб свалился. Мать попросила молока кринку достать, а
ступенька  у  лестницы  еще  в  прошлом  году   подгнила.   Ну   я   и
тарарахнулся...
     - Не болтаешь?
     - Истинная правда, Демка! Ей-ей...
     - Значит,  решили!  - перебил его Ленька.  - Я  завтра  в  лагерь
проберусь и разведаю. После Карфаген устроим. Только безо всяких яких,
назад не пятиться. Пошли домой!
     Вечерело. Притихший бор медленно погружался в сумерки. На западе,
чуть различимый сквозь ветви,  заревом пылал закат. От сосен падали на
землю  густые,  почти  черные  тени.  Сразу  стало прохладно,  слишком
прохладно, пахнуло сыростью. Птичьи голоса смолкли.
     - Тихо как,  - заметил Демка, прислушиваясь к таежному безмолвию.
- Будто вымерло все.
     С дальнего  луга  до  ребят  доносились  звон  кос,  частые удары
молотка - кто-то отбивал литовки,  джиканье оселков.  Высокий  девичий
голос завел песню, и она будто разлилась всюду, заполнила тишину.
     - Возле Коровьего брода косят,  - сказал Толя. - Маманина бригада
там. Это Сергеева поет.
     - Вечор пионеры туда воду и продукты возили,  - вставил Демка.  -
Помогали им. Целую делянку травы скосили.
     - Ну и что? - с вызовом спросил Ленька.
     - Заработали трудодней тридцать, а то и сорок.
     - Считал?
     - Люди говорят...
     Справа от дороги,  у корявой дуплистой лиственницы, возвышающейся
над остальными деревьями,  кто-то рассмеялся дико,  раскатисто. Ленька
присел.
     - Тс-с-с...
     - Филин, - сказал Толя. - Будет еще плакать, а потом визжать, как
поросенок.
     - Не про филина говорю. Смотрите...
     Но полянка,  заросшая кипреем, была пуста, и лишь вдалеке розовые
метелки соцветий колыхались, словно кто-то шел, раздвигая их.
     - Зверь, - определил Демка. - Спугнули.
     Дальше шли молча -  устали.  Возле  околицы  распростились  и  по
домам.
     С пастбища пригнали коров.  Они двигались  по  деревне,  запрудив
улицу,  и мычали.  Из калиток выбегали хозяйки, ребята. Со всех сторон
слышалось:
     - Буренка, Буренка!
     - Чернуха, Чернуха...
     - Милка!..
     Ленька с трудом пересек улицу в этом мычащем потоке. Вручив грибы
матери,  наспех  поужинал,  прихватил подушку и отправился на сеновал.
Оборудовал на душистом сене удобное мягкое ложе,  растянулся на нем  и
блаженно  закрыл глаза.  Он отдыхал.  Несмотря на усталость,  спать не
хотелось.  Леньку  беспокоила  предстоящая  разведка  в  глубокий  тыл
противника.  Он старался представить себе план действий,  но, прикинув
несколько вариантов, помрачнел.
     - Дернуло слово давать! Эх-х-х!
     Откинув одеяло, вскочил и, вытянув руки вперед, чтобы не набить в
темноте  себе  шишку,  пробрался  к слуховому окну.  Отсюда было видно
бездонное небо с яркими точками звезд. "Интересно, есть на них люди? -
подумал Ленька.  - Есть,  наверно". Свежий ветер доносил с полей запах
цветущей гречихи.  Он был так крепок,  что казалось, будто рядом стоит
раскрытая бочка с гречишным медом, хоть ложку запускай! Ленька вновь и
вновь строил в голове план разведки. Он должен действовать без осечки,
наверняка,  иначе  все  погибнет:  Толя  и  Демка  не  простят пустого
бахвальства. Затея с разведкой показалась теперь Леньке неосуществимой
мечтой.  "Поймают,  -  размышлял он.  - Тольку чуть не схватили.  Меня
изловят, потешаться станут, на всю деревню ославят..."
     Ленька перебирал   в   памяти   последние  встречи  с  пионерами,
строителями лагеря.  И ему вдруг припомнился разговор Кости  Клюева  с
группой  малышей,  пришедших  помогать пионерам.  Староста кружка юных
комбайнеров,  небрежно расстегнув ворот  синей  рубашки,  стоял  перед
просителями и, размахивая испачканными глиной руками, говорил:
     - Работать хотите? Дадим дело! Глину месить.
     - А другое, - попросил кто-то.
     - Я сам глину делаю,  - заявил Костя.  -  Закончите  эту  работу,
будете  яму камышом заваливать и заборчик вокруг нее строить!  Вопросы
есть?
     - Мы согласны!
     - Вопрос исчерпан,  - подражая Илье Васильевичу, отрезал Костя. -
Беритесь, засучив рукава!
     "В яме спрятаться можно,  - мелькнуло в сознании.  - Залезть  под
камыш,  и никто вовек не отыщет. И как это мне в голову не пришло? Вот
смехота!  Толян с Демкой, как узнают про разведку, охнут! Никита рвать
и  метать  будет!.."  От  этих  мыслей  ночь  показалась Леньке просто
прекрасной. Он лег и уснул крепким, глубоким сном.
     Разбудили его  яркие  лучи  утреннего солнца.  Они,  пробиваясь в
широкие щели крыши,  длинными светлыми полосами тянулись по  сеновалу,
золотыми веселыми зайчиками прыгала по доскам,  слепили глаза. Колычев
поспешно вскочил и,  выглянув  в  слуховое  окно,  ужаснулся:  деревня
давным-давно  проснулась.  Из  труб к небу шел дым.  Хозяйки с вилами,
граблями и косами на плечах спешили на сенокос. Взбивая колесами пыль,
мимо  прокатила  телега  с  бочкой.  На  ней  обнаженный  до  пояса  и
загорелый,  как  негр,  сверкая   белками   глаз   и   зубами,   сидел
взлохмаченный  Гоша  Свиридов  и,  отчаянно  раскручивая  над  головой
ременные вожжи, подгонял пегого коня.
     - Волчья  сыть,  травяной мешок!  - кричал Гоша,  улыбаясь во всю
физиономию. - Прибавь обороты, увеличь скорость!
     "Проспал, а  ведь  хотел  до  света подняться!" - подумал Ленька,
торопливо натянул брюки,  тельняшку,  спустился по шаткой лестнице  во
двор,  не  заглядывая домой,  огородами выбрался за околицу и нырнул в
густую пшеницу.
     Полям, казалось,   нет  конца.  Межа,  заросшая  васильками,  как
змейка,  вилась среди посевов.  Пробираясь по ней,  Ленька  с  горечью
размышлял  о  том,  что  за  последнее  время  Демка  Рябинин  здорово
изменился,  да и Толя Карелин не похож на себя!  "Хотят они  в  кружок
трактористов  или комбайнеров попасть.  Ничего,  вот нагряну в лагерь,
сделаю разведочку и  в  наступленье.  Берегись,  Никита!  Был  у  тебя
лагерь, не будет его! Уж я-то постараюсь... Толька и Демка по пятам за
мной,  как прежде,  ходить станут...  Не видать тебе их,  Никита,  как
своих ушей!.."
     Межа оборвалась.  Впереди расстилался луг.  Сочную траву  колыхал
ветер.   Кое-где   из  травы  как  острова  поднимались  пышные  шапки
кустарников. Ленька улегся и, раздвинув стебли, стал наблюдать за едва
приметной тропинкой,  ведущей на вершину Лысой горы. Ни души на тропе.
С  величайшими  предосторожностями  разведчик  перебежал   в   заросли
шиповника,  передохнул там,  нарвал побольше лопухов, замаскировался и
двинулся вверх  по  склону.  Полз  медленно,  сторожко.  Каждый  шорох
приводил его в трепет, прижимал к земле и заставлял пугливо озираться.
Долго ли,  коротко ли продолжался подъем,  Ленька,  даже если бы его и
спросили,  ответить  не  смог:  ему  казалось,  что  ползет  он  целую
вечность.  Но,  наконец,  вот она!  -  вершина.  Прильнув  к  плоскому
гранитному валуну, разукрашенному бархатными заплатками лишайников, он
вытер потное лицо, приподнялся на локтях и выглянул из-за укрытия.
     Пионерский лагерь   был   оборудован   на  славу.  От  квадратной
площадки,  в центре которой возвышалась мачта с  бьющимся  на  ветерке
красным  флагом,  звездообразно  разбегались  ровные  прямые  дорожки,
посыпанные крупитчатым озерным песком.  С обеих  сторон  располагались
шалаши,  вернее,  небольшие  домики  с  плетенными из камыша стенами и
плоскими покатыми крышами.  У каждого домика-шалаша над входом  висели
таблички  с  номерами  звеньев.  За  мачтой  в  дальнем  углу лагерной
площадки,  у лесочка,  как раз на том самом месте,  где  брала  начало
лыжня  к  большому  трамплину,  виднелся  навес  -  крыша  на  высоких
свежеотесанных столбах.  Под ним - скамейки,  самодельная доска, вроде
классной,  и  стенд  с  чертежами.  "Вот  где  у  них  занятия кружков
проходят,  - догадался Ленька.  -  Скамеечки,  чертежи,  доска...  Ну,
ничего..."  Он  вынырнул из убежища и пополз к яме.  Зеленый камышовый
заборчик был неподалеку.  Но Ленька  трусил.  Ему  казалось  -  любому
показалось  бы  это!  -  что  вот-вот из какого-нибудь шалаша появится
дежурный и - обязательно будет  так!  -  заметит  крадущегося  в  стан
противника.  Сердце то колотилось отчаянно,  то замирало, пот струился
по лицу. Из-под руки выпрыгнул кузнечик. Сухой треск крыльев прозвучал
для  разведчика  пулеметной очередью.  Совсем немного осталось до ямы,
шага три, четыре...
     - Костя-а-а! Костя-а-а!
     Никита был где-то рядом.  Ленька обомлел: "Все пропало! Заметили!
Сейчас поймают!"
     - Здесь я, Никитка! Иду-у-у!..
     - Опаздываешь опять?
     - Я не виноват,  - донеслось из-под горы.  - Никитка,  что я тебе
расскажу...
     Колычев начал быстро обдумывать  план  действий,  чтобы  избежать
позорного  плена.  Решение  надо  было  принимать  немедленно:  каждая
секунда задержки могла подвести  его.  "До  ямы  добраться  не  успею:
далековато и к тому же забор перепрыгивать надо.  За камень спрятаться
- Костя заметит..." Ленька привстал, как бегун перед стартом, прикинул
на  глазок  расстояние  до  первого шалаша и,  пригибаясь,  метнулся в
темный прямоугольник дверей.  Перескочив порог,  огляделся.  В  домике
было  прибрано.  На  стенах возле окон с марлевыми задергушками висели
таблицы,  расписание занятий кружков юных трактористов и комбайнеров и
какие-то   списки.   В   центре,  занимая  порядочную  площадь,  стоял
колченогий стол - деревянный щит,  сколоченный из гладко  выструганных
досок, прибитый к четырем кольям, врытым в землю. На столе - несколько
книжек,  раскрытая тетрадь,  чернильница с торчащей из нее  ручкой.  В
глубине домика вдоль стены - широкие нары, покрытые пестрым домотканым
половиком.
     - Иди быстрее, Костя! Застрял по дороге?
     Как затравленный  зверь,  Ленька  метался  по  шалашу.   За   эти
мгновения он, пожалуй, переволновался больше, чем за всю жизнь. Взгляд
упал на нары.  Не думая о последствиях, Ленька нырнул под них и замер.
Сделал он это вовремя.  Не успел расположиться поудобнее,  как в шалаш
вошли Никита и Костя.  Никита положил что-то на стол  и  опустился  на
нары. Пятки его босых ног чуть-чуть не коснулись Ленькиного носа.
     - Не нарушай, Костя, расписание. Скоро придет Гоша Свиридов, а ты
еще не приготовил ничего. Где у тебя лозунги и газета для фермы?
     - Да они,  Никитка,  еще  вчера  сделаны.  Вот  они.  Шумишь  без
причины. Я теперь что сказал, то сделал...
     - Если бы так...
     - Не  хвастаюсь!  Стенгазету  я  разрисовал  -  глаз  не оторвут:
смотреть будут.
     - Бахвалишься уже?
     - Точно! Сам скажешь, что я - молодец!
     Разведчик лежал  в  укрытии ни жив ни мертв.  Ему представлялось,
что  Костя  и  Никита  заметили  его  и  нарочно  тянут  время,  чтобы
поволновать,  что  вот  они уже перемигнулись и приготовились вытащить
его из-под нар, чтобы допытаться, зачем он сюда пожаловал. Не скажешь,
что  пришел погостить.  Леньку бросало то в жар,  то в холод.  Закусив
губу, он заставил себя прислушаться к разговору:
     - Спрашивали тебя, Костя, на ферме о чем-нибудь?
     - Записку прислали. На, читай! Отгадай, где я был?
     - Не мешай!
     - Отгадай, Никитка!
     - Не мешай, говорю!
     - Ладно! Когда допытываться будешь, не скажу и слова.
     - Рассказывай  теперь,  -  попросил  Никита,  очевидно,  прочитав
записку. - Не надувайся, не надувайся.
     - А думаешь, где?
     - Заходил в школу?
     - Там, сам знаешь, нет никого.
     - Бегал в МТС, к Илье Васильевичу насчет занятий?
     - Вот  и  нет!  Илья  Васильевич  на  полевом стане живет.  Тебе,
Никитка,  ни за что не догадаться!  У Аленки Хворовой я побывал,  вот!
Нежданно получилось.  С фермы домой забежал, кружку молока выпил, взял
тетрадку - и обратно. Только выскочил за ворота - Полкан за мной. Стал
его  во двор загонять.  Крикну - он в подворотню.  Чуть отойду - он за
мной.  Привязался,  хоть плачь!  Минут пять с ним провозился,  плюнул:
пускай, думаю, идет, коли охота! А тут как раз Тоська Хворова к нашему
колодцу по воду пришла.  Посмотрела на меня и  говорит:  "Что  же  вы,
друзья-товарищи,  про Аленку забыли, не навещаете? Выздоравливает она,
завтра в лагерь придет.  Зайди,  Костя,  проведай, расскажи, как у вас
дела  идут.  По  всей  деревне  разговор про лагерь,  а сестренке моей
неизвестно.  Ведь как-никак вместе в отряде  состоите,  в  огонь  тоже
вместе   шли".   У   Аленки  больше  часа  просидел,  про  лагерь  она
выспрашивала, вот и запоздал.
     - Значит,  Аленка  скоро  придет?  - сказал Никита.  - Сделали мы
большую промашку, что ни разу ее не навестили. Плохо это!
     - К  ней  не  шли,  а  она  о  нас думала,  - поддакнул Костя.  -
Занавески-то сделала она.  И еще четыре штуки прислала.  Она, Никитка,
говорила,  что  Лидия Ивановна Терских приходила благодарить за дочку,
которую Аленка из огня-то  вынесла.  Подарков  полные  руки  принесла.
Аленка не взяла их.
     - Правильно!  - воскликнул Никита.  - За спасение людей  подарков
брать нельзя. Храбрая Аленка и не жадная.
     - А Ленька над ней потешается, - вставил Костя. - Как это?
     К своему великому изумлению, Колычев услыхал в шалаше собственный
голос:
                    Завоет Тося волком,
                    И папа заревет,
                    Коль Хворова Аленка
                    От горестей умрет...
     - Не дадим ее больше в обиду,  Костик, не дадим. Вот мое слово, -
сказал Никита.  - Драться мне с Ленькой нет охоты, но если он дразнить
ее будет, подерусь и накостыляю.
     - Никита!  - в шалаш,  как определил по голосу  Ленька,  ворвался
Гоша Свиридов. - Все для фермы сделали?
     - Готово.
     - Фу-у!  - передохнул Свиридов. - А я боялся. Вечером унесу. Да в
Темный бор идти незачем.  Вчера я  на  покос  ходил,  бруски  носил  и
встретил в бору Леньку с ребятами. Все хорошие грибы повыбрали!
     - Опередил нас,  - сказал с сожалением  Якишев.  -  Но  поход  за
грибами отменять не будем. Другое место найдем, получше. Гоша, как они
узнают про то, что мы делать собираемся?
     - Шпионят! - убежденно заявил Костя.
     - От  Колычева  все  можно  ожидать,  -  отозвался  Гоша.  -   Ты
предупредил   его,  чтобы  по  садам  и  огородам  не  лазили,  а  вот
посмотришь, осенью они устроят кое-что.
     - Охранять станем, - сказал Никита.
     - Илья Васильевич приехал! - раздалось на улице. - Ура-а-а!
     Лагерь зашумел. Кто-то горнил сбор. По песчаным дорожкам забегали
пионеры, под горой слышался громкий треск мотоцикла.
     - Пойдем, ребята. - Никита встал.
     - Подождите.  -  Костя  заходил  по  шалашу.  -  Тетрадь  куда-то
запропастилась.
     - На столе нет ли, - сказал Гоша.
     - Нету, и на нарах не видно...
     Ленька обмер:  "Началось.  Как только заглянут под нары, выскочу.
Выскочу,  раскидаю всех и напролом..." Он подогнул ноги,  уперся ими в
стену,  чтобы одним рывком выброситься из убежища.  Но  все  обошлось:
Костя обнаружил тетрадь в кармане.
     - Опять рассеянность,  - рассмеялся Никита.  - Ты,  Костик,  и на
самом деле - личность!
     Ленька был  спасен.  Из-под  нар  проследил,   как   босые   ноги
переступили  порог  и  скрылись,  а  потом  с  удовольствием распрямил
затекшие руки.
     - Здравствуйте,  комбайнеры!  -  раздался  неподалеку  голос Ильи
Васильевича.  - Прибыл точно к началу занятий.  Беру пример  с  нашего
старосты, дал слово - держу!
     - Не опаздываю я теперь,  - начал оправдываться Костя,  - хоть  у
Якишева спросите.
     - Знаю,  знаю,  - Глухих добродушно рассмеялся.  - Время и труд -
все  перетрут.  Будешь  за  собой следить и держать в обеих руках свое
хочу - не хочу,  чтобы распоряжаться ими по своему усмотрению, - всего
достигнешь! Так какую же часть комбайна сегодня изучать будем?
     - Транспортеры хедера!
     - Что такое хедер, кто напомнит?
     - Жатвенная часть комбайна!
     "Гошка Свиридов  отличается.  Не  терпится  себя показать.  Умный
какой",  - подумал Ленька и стал осторожно вылезать  из-под  нар.  Ему
сильно  хотелось  пить.  От пережитого волнения во рту горело,  словно
язык и небо натерли горькой полынью.  "Хорошо бы выпить полный  ковшик
холодной  воды,  да  где  ее  взять".  Разведчик  вспомнил про огурцы,
которые прихватил по пути из чужого парника,  достал один из-за пазухи
и стал с жадностью поглощать сочную хрустящую мякоть.  Подойдя к окну,
отогнул краешек занавески и выглянул.  Поблизости  -  никого.  Пионеры
собрались  под  навесом  "классной комнаты".  Среди них Ленька узнавал
недавних друзей,  и усмешка кровно обиженного человека  искривила  его
тонкие губы. "Да, были деньки, хорошие деньки. Тогда эти ребята - Гоша
Свиридов,  Витька Подоксенов, Костя Клюев и даже Никита Якишев уважали
Леньку".  Колычев пригладил непокорный свой чуб и вздохнул. Как же так
получилось,  что все отвернулись от него?  Может быть, он в чем-нибудь
виноват? В меру своих сил старался увлечь товарищей... Огороды и сады?
Так это же интересно!.. Да и не всегда занимался он, Ленька, огородами
и садами.  Были игры,  рыбалки,  походы...  Он вновь посмотрел в окно.
Пионеры  внимательно  слушали  Илью  Васильевича.  Комбайнер  в  синем
комбинезоне ходил возле стенда с чертежами,  что-то рассказывая. Время
от времени он брал со  стола  длинную  камышовую  указку  и  водил  по
чертежам.
     Ленька окончательно  успокоился,  присел  на  нары   и   принялся
обдумывать создавшееся положение.
     Ясно было одно,  что на глазах у  ребят  из  шалаша  не  выйдешь.
Разобрать заднюю стенку? Но, во-первых, она сплетена крепко и вдобавок
замазана глиной,  а,  во-вторых,  на эту операцию  потребуется  время.
Остается только одно - ждать,  пока стемнеет.  Под покровом ночи можно
выбраться из лагеря незаметно.  Решение  принято.  Таблицы  и  списки,
висящие  на  стене,  привлекли  внимание  Леньки.  Он  поднялся и стал
рассматривать их.  Ура!  Наконец-то обнаружено то,  что нужно:  список
дежурных,  остающихся на ночь в лагере. Вырвав из тетради, лежавшей на
столе,  чистый  листок,  Колычев   старательно   переписал   дежурных.
Теперь-то можно будет действовать смело, а не на ощупь.
     С улицы  донеслись  громкие  голоса.  Они  приближались.   Ленька
выглянул   из-за   занавески.   Ребята,   окружив   Илью  Васильевича,
направлялись прямехонько к шалашу.
     - К  нам  в  штаб,  -  приглашал  знатного  комбайнера  Костя.  -
Пойдемте. Вот он - штаб-то!
     "Так вот,  оказывается,  куда я попал, - сообразил разведчик, - в
Никитин штаб занесло.  Это - не фунт малины! Сказать Тольке с Демкой -
не поверят!"
     Ленька юркнул под нары и стал терпеливо ждать.
     - В шалаше нам, брат, не уместиться, - ответил Илья Васильевич. -
Сядем на лужайке и по душам  поговорим.  Вот  видите,  как  удобно.  А
теперь  меня  интересует  один вопрос:  чем нанимаетесь в лагере,  как
отдыхаете?  Я,  ребята,  люблю  вольную  лагерную  жизнь.  Правда,   в
молодости  побывать  в  пионерских лагерях не довелось,  а в армейских
был.  Жили  в  палатках,  учились  бить  врага,  вырабатывали  в  себе
выносливость,  ловкость.  Да  и  сейчас у нас на полевом стане,  как в
лагере. Ну, кто же расскажет о вашем житье-бытье?
     - Никитка!
     - Пусть он говорит: он - начальник лагеря!
     - Начинай, Никитка!
     Наступило короткое затишье, потом Ленька услыхал голос Якишева:
     - Живем мы,  Илья Васильевич, хорошо. Бываем в походах. Ходили на
озеро Щелкун,  ночевали там три ночи. Провели соревнования спортивные.
Рыбачим,  игры устраиваем.  Скоро военная игра с пестовскими пионерами
будет:  уже договорились.  В кружках  занимаемся,  за  садом  школьным
ухаживаем...
     - Сено косили у Коровьего брода! - выкрикнул кто-то. - Шестьдесят
трудодней заработали!..
     - На ферме помогаем.  Я сегодня десять бочек  воды  туда  привез.
Встал пораньше и успел, - сказал Гоша.
     - Наше звено на прополку овощей ходило!
     - Организовали   мы  специальные  звенья,  -  уточнил  Никита,  -
животноводов,  полеводов и овощеводов.  Каждый член звена изучает свою
специальность.
     - Затея хорошая, - похвалил Илья Васильевич. - Вам все надо знать
о сельском хозяйстве.  А то есть в деревнях такие люди, которые корову
от лошади только по рогам отличают.
     - По  хвосту  можно,  -  пошутил  Гоша Свиридов:  - Из лошадиного
хвоста лески плетут, а из коровьего - нет.
     Все засмеялись.
     - Есть у меня одно предложение,  - начал Глухих,  переждав  смех,
вызванный Гошиными словами.  - Или,  как говорят,  дело первостепенной
важности.  Я расскажу про него,  а вы подумайте и решайте...  На  этот
случай и документация припасена. Сбегайте-ка к мотоциклу. На багажнике
сверток ремешками привязан. Сюда его надо!
     - Славка!  -  скомандовал Костя сидящему рядом с ним пареньку.  -
Одна нога здесь,  другая - там!  С горы шагом спускайся,  а то,  как в
прошлый раз, на носу проедешься.
     - Я тихо!
     - Надо быстро, но осторожно!
     - Так вот,  ребята, - продолжал комбайнер, - вчера было заседание
правления  колхоза.  Обсуждали  разные  дела.  Говорили  и  о  лагере.
Правление решило доверить нам серьезное дело...
     - Какое?
     - Знает ли кто-нибудь из вас, что такое патруль?
     На лужайке стало тихо. Ленька, которому было слышно каждое слово,
тоже ломал голову, стараясь припомнить, что такое патруль.
     - Патруль - это военный термин,  то есть военное слово, - пояснил
Глухих.  - Так называется группа вооруженных людей,  которым  поручено
охранять завод,  склад,  целый город или что-нибудь другое.  Правление
колхоза решило поручить вам охрану посевов.  Понимаете?  Всех посевов!
Будете охранять колхозные поля от вредителей...
     - Вооружение дадут? - полюбопытствовал кто-то.
     - У деда Ксенофонта берданку возьмешь! - ввернул Костя.
     - Я по правде.  Как охранять поля без оружия станем.  Ночью  враг
нападет,  а ты...  У него, может, пистолет имеется или граната. Оружие
нужно!
     - Илья Васильевич, неужто поля от диверсантов оборонять?
     - Не оборонять, а охранять - разница!
     - Все едино!
     - Нет, разница!
     - Отвечу,  отвечу  на  все  вопросы.  Посевы  надо  сохранять  от
нападения самых настоящих вредителей,  а если хотите,  и  диверсантов.
Есть такие жучки-червячки,  на вид безобидные и красивые,  а на деле -
страшнее врагов не найдешь.  Нападут жучки-червячки на посевы пшеницы,
ржи,  ячменя,  гречи,  налетят на капусту,  свеклу, картофель, лук и -
прощай богатый урожай!  Вы станете бороться с врагами урожая, следить,
чтобы  не  появлялись  они  на  колхозных  полях.  И оружие будет.  Не
пулеметы,  конечно,  не пушки и винтовки,  а  знания.  Наука  -  очень
могучее  вооружение.  Договоримся о патрулировании,  наметим участки и
пригласим  агронома  в  лагерь.  Пусть  вам  расскажет,  как  находить
вредителей и как уничтожать их.
     - Дядя Илья,  вот сверток-то!  - сказал подоспевший Славка.  -  Я
тоже против врагов пойду!
     Ленька услыхал шелест бумаги: комбайнер разворачивал схему.
     - Все  поля нашего колхоза обозначены на этом плане.  Надо только
разбить их на участки и выделить на каждый по два-три человека.
     - У  Гнилой  балки  я  охранять буду!  - выкрикнул кто-то.  - Там
капуста посажена! Отвечаю за целость!
     - Мы  с  Гошей Свиридовым у мыса за капустой наблюдать станем!  У
нас получится, вдвоем-то!
     - Мы с Подоксеновым - за пшеницей, что у Коровьего брода посеяна!
Витька, ты со мной согласен?!
     - Буду!
     - Меня гречу охранять пошлите!
     - Ячмень! Ячмень! Никитка, назначь на ячмень!
     - И меня тоже!
     - А нас на картошку!
     - Лиха беда - начало,  - весело  рассмеялся  Илья  Васильевич.  -
Теперь  сами разрабатывайте план.  Охотников,  я вижу,  хоть отбавляй,
удача обеспечена.  Желаю успехов!  И еще,  пока не забыл. Иван Полевой
будет заниматься со своим кружком на той неделе.  Дальше. Уполномочила
меня первая бригада механизаторов напомнить вам,  что завтра к  вечеру
ждут  вас  на  полевом  стане.  Посмотрим,  какая  в пионерском лагере
самодеятельность,  какие артисты и музыканты.  Сами объявление вешали,
так не подведите!
     - Уже все готово, - ответил Никита. - Написать частушки осталось.
     - Поэты есть?
     - Нет.  Идти к Колычеву придется: он хорошо сочиняет. Напишет, не
откажется.
     "Так и разбегусь,  - подумал Ленька.  -  Хоть  лбы  поразбивайте,
писать для вас не стану. Что? Туго без меня?"
     - До свиданья, товарищи комбайнеры! - простился Илья Васильевич.
     Пионеры, проводив гостя,  до темноты спорили, распределяя участки
патрулирования и отбирая номера  для  выступления  на  полевом  стане.
Ленька,  голодный как волк, лежал под нарами не в состоянии пошевелить
затекшими,  будто налитыми свинцом,  ногами.  Ночью,  когда  в  лагере
остались  одни  дежурные,  он  еле-еле  выбрался из шалаша,  перебежал
поляну и, кубарем скатившись по склону, растворился в густой темноте.

        ЛЕНЬКА ДАЕТ СОГЛАСИЕ

     - Лео-о-онька-а! Лео-о-о-онька-а-а!
     Окно распахнулось.   Показался   Ленька.   Он   перегнулся  через
подоконник и с обычной усмешкой отозвался:
     - Пришли жар чужими руками загребать? Идите, я не гордый! Шагайте
к воротам, калитку открою.
     Ленькина издевка подействовала на ребят,  как ушат холодной воды.
Торопились, беспокоились за него и вот - нате!
     Скрипнул засов, калитка приоткрылась.
     - Проходите во двор!
     - Цепняк не тронет?
     - Ты, Толька, и собак боишься? Попал бы в такой переплет, в каком
я вчера побывал, умер бы с перепугу. Не бойся, пса отец с собой взял.
     Ленька протолкнул друзей во  двор,  запер  калитку  на  засов  и,
ударив кулаком в грудь, показал оттопыренный кверху большой палец.
     - Во! Разведочка была правильная...
     - Неужто в лагерь пробрался? - с неподдельным восхищением спросил
Толя.
     - До полночи у Никиты гостевал, - самодовольно проговорил Ленька.
- Я слов на ветер не кидаю, не отказываюсь ни от чего!
     - Расскажи!
     - Расскажи!
     - Да интересно ль?
     Демка смотрел на вожака и думал:  "Чего ломается?  У самого язык,
поди, чешется от нетерпения".
     - Не томи, - приставал Толя.
     - Разведку я произвел по всем правилам военного устава,  - Ленька
горделиво выпятил грудь,  обтянутую неизменной  тельняшкой,  поддернул
штаны-клеш  и гоголем прошелся по двору,  будоража куриный выводок.  -
Мое слово - алмаз! - Жирный боров, спрятавшийся от зноя в тени плетня,
приподнял  вислоухую  тупорылую  морду с заплывшими сонными глазками и
хрюкнул.  - Вот и Князь  подтверждает,  что  правдивые  слова  говорю.
Только  вы  думаете,  что я жар чужими руками загребаю.  Коротки у вас
руки,  чтобы ими жар грести. В разведку-то я ходил, а не вы. Медвежьей
болезнью  боитесь  занемочь.  Мне  отец  говорил,  что,  коли напугать
медведя, заболевает он, понос его прошибает до смерти...
     - Мы  ведь  и  уйти  можем,  -  сказал Демка.  - Твое бахвальство
слушать неинтересно!
     - Не серчайте! Я против вас никогда...
     - О разведке давай, - еще раз попросил Толя.
     - Трудненько  было,  - возобновил рассказ Ленька.  - Подобрался к
лагерю,  залег возле валуна.  Лежу, смотрю преспокойно вокруг и думаю:
"В каждом лагере штаб имеется,  наверняка и у них есть. Найду-ка штаб,
залезу в него:  лучшего места для разведки не сыскать!" Разузнал,  где
шалаш,  в котором Никита расположился, забрался под нары и слушал все,
что говорили...
     - В лагере кто-нибудь был? - спросил Демка.
     - Все ребята ихние были! И Гошка, и Костя, и Витька Подоксенов, и
Никита...
     - Костиного Полкана не было?
     - Нет.
     - Повезло.  Он бы  живо  тебя  из-под  нар  выволок.  Значит,  не
заметили?
     - Куда им...  Секрет один знаю,  чтобы никто не  видел.  На  меня
смотреть будут и не увидят!..
     - Со своим секретом ты уже раз попался, - сказал Демка.
     Ленька вскипел.
     - Почему на Лысую не пошел?  - надвинулся он на Демку.  - Трусил?
Точно говорю, трусил!
     - Незачем было...
     - А   Карфаген?   От   этого   тоже  отказываешься?  Может,  дома
отсидишься, а мы с Толькой одни пойдем? Вот оно, доказательство, что в
шалаше штабном был! На, читай!
     Демка подобрал брошенную к ногам бумажку, развернул и прочел:
     - "Двадцать  пятого июля в ночное дежурство по лагерю назначаются
из первого звена К. Клюев и Г. Свиридов..."
     - Веришь теперь?  Я список в штабе раздобыл! Гоша с Костей завтра
в ночь дежурят. Вот их и накроем! Завтра проведем операцию "Карфаген".
Ждать  нельзя  дольше.  Кроме списков еще кое-что имеется.  Знаю,  что
сегодня к нам Никита придет и просить будет,  чтоб  я  стихи  написал!
Сами увидите.
     - И вправду под нарами хоронился?  Вот это  да-а-а!  -  Толя  был
восхищен неустрашимостью и ловкостью вожака.- Смелый!
     - Знаю, не новость! Слушайте!
     Ленька нарисовал  приятелям картину беспросветной лагерной жизни.
Он говорил о кружках трактористов  и  комбайнеров,  о  звеньях  помощи
животноводам,  полеводам и овощеводам, о покосе, о создании пионерских
патрулей, которые будут оберегать посевы от вредителей, о концерте.
     - Дела у них по горло,- заключил он.  - Работают день и ночь, как
трактора на пахоте.  До того  дошло,  что  и  поспать  некогда.  Гошку
Свиридова  вчера  среди ночи с постели стянули,  чтобы воду на скотный
двор возил.  Десять бочек доставил,  а ему говорят:  еще давай - мало.
Запарился Гошка...
     - Силком заставили? - спросил Толя.
     - Известное дело!
     - Врешь!  Гошке и всем другим  за  работу  трудодни  начислят,  -
вмешался Демка.
     - Держи карман шире...
     - Ты, Ленька, злой, как цепняк ваш. На всех бросаешься.
     - Хочешь знать,  Гоша при мне Илье Васильевичу жаловался, что сил
у него больше нет работать, с ног валится.
     - Опять врешь!  Гошка  не  дурак  Герою  Социалистического  Труда
говорить, что работать лень.
     - Думаешь?
     - Каждому ясно!
     - Проверить хочешь? Хорошо, я тебе, Демка, докажу...
     Настойчивый стук  в  калитку  оборвал  спор на полуслове.  Ленька
сделал рукой презрительный жест,  показывая им, что ни в грош не ценит
рассуждения   приятеля,   и   заспешил   к  воротам.  Открыв  калитку,
растерялся:  перед ним стоял Никита. На бронзовом, загорелом скуластом
лице  его  играла улыбка,  серые глаза смотрели миролюбиво.  Из-за его
спины выглядывала чуть побледневшая и  осунувшаяся  за  время  болезни
Аленка Хворова.  Несмотря на то что колычевцы ждали гостей,  появление
их вызвало некоторое замешательство.  Ленька не знал,  как  ему  вести
себя.  Толя и Демка разом вскочили с крылечка и вытянули руки по швам,
словно солдаты при встрече с генералом.
     - Здравствуй, Ленька! Мы по делу к тебе, - сказал Никита.
     - Пройти можно? - спросила Аленка.
     - Заходите.
     - Выручи,  - продолжал  Никита,  -  сегодня  идем  художественную
самодеятельность   показывать   механизаторам   первой   бригады.  Все
приготовили, а частушек нет! Старые-то есть, да надо бы новые сочинить
про людей из бригады. Понимаешь?
     Колычев незаметно  переглянулся  с  приятелями,  как  бы  говоря:
"Видите? А что я говорил?"
     - Поможешь? - еще раз спросил Никита.
     И Ленька  вдруг  почувствовал,  что не может отказаться.  Все его
существо было против,  а сознание подсказывало обратное. Ведь это дело
не одних только пионеров, но и взрослых, механизаторов первой бригады.
     - Выручить товарищей не отказываюсь. Можно и сочинить.
     - Никита, покажи ему, про кого писать, - сказала Аленка.
     Никита протянул тетрадь, ту самую, из которой Колычев вырвал лист
бумаги, когда переписывал дежурных.
     - Тут - записи и о хороших работниках бригады,  и о  плохих.  Что
еще понадобится, расскажу.
     "Кабинет" для поэта  оборудовали  в  два  счета.  Демка  прикатил
деревянную   кадушку,  поставил  ее  на  "попа",  и  получился  вполне
приличный круглый стол.  Толя вытащил из  поленницы  березовую  чурку,
удобную для сидения.
     - Кресло, - сказал он, - настоящее. Спинки, жаль, нету.
     По тому,  как заботились о "кабинете" ребята, было видно, что они
очень довольны решением своего вожака:  хватит в конце концов ругаться
и враждовать. Это согласие они восприняли как первый шаг к примирению,
а его ждали оба. Кружки, звенья помощи, патрули - пусть и высмеивал их
Ленька - притягивали ребят, как магнит железо.
     Чтобы не мешать поэту,  Никита,  Демка,  Аленка и Толя уселись на
крылечко. Ленька принес из дома карандаш, сосредоточился и притих.
     - Леня,  - предупредила его Аленка,  - ты стихи на мотив сочиняй,
чтобы петь можно было.
     Нежное обращение удивило и тронуло Леньку.  Он вскинул на девочку
черные глаза и, убедившись, что та не шутит, кивнул чубатой головой.
     - Напиши про хорошую работу первой бригады, - сказал Никита.
     Колычев, схватив  его мысль,  лихорадочно заводил карандашом.  Он
писал, зачеркивал, снова писал и, наконец, прочел:
                    Не сложить такой частушки.
                    Чтоб воспеть, как надо,
                    Честный труд, геройский труд
                    Первой мехбригады!..
     - Начало есть! - обрадованно воскликнул Никита.
     - Петь можно, - поддакнул Демка.
     На смуглых  щеках  поэта  выступил румянец.  Одобрение вдохновило
его.  Бегло пробежав заметки в тетради,  он моментально сочинил вторую
частушку:
                    Смотрит рожь на тракториста
                    С гордостью и вызовом:
                    "Лень отбросив, потрудись ты -
                    Выше леса вызрею!"
     - Это - да-а-а, - восхитился Демка. - Это - клас-с-с!
     - Можно я пропою? - попросила Аленка. - Дай?!
     - Подожди,  -  остановил  ее  Никита.  -  У  него  сейчас  хорошо
получается,  а мы разговорами сбиваем.  Про тракториста Ивана Полевого
напиши.  Он больше  всех  горючего  сберег.  Про  него  надо  сочинить
обязательно: Илья Васильевич просил.
     Ленька прикусил зубами кончик карандаша  и,  уставившись  в  одну
точку,  беззвучно зашевелил губами. Иногда, очевидно, подыскав удачную
рифму,  поэт  удовлетворенно  кивал  головой,  отчего   кудрявый   чуб
колыхался. Колычеву и самому понравилась новая частушка. Он записал ее
на отдельном листке и подал Аленке, спросив:
     - Подойдет?
     - Ой, как хорошо! - девочка вскочила. - Послушайте, ребята! - Она
подбоченилась и, словно это было на клубной сцене, прошлась по двору:
                    У Ивана Полевого
                    Трактор ходит, как часы!
                    Он бензина сэкономил -
                    Не поместишь на весы!..
     - Здорово! - За калиткой кто-то захлопал в ладоши. - Сильно!
     - Костя! - узнал Никита. - Иди, Костя, сюда!
     Клюев появился во дворе, поздоровался и сел рядом о Демкой.
     - Мешать  не  буду,  -  сказал он,  поправляя на голове кепку.  -
Сочиняй,  Ленька...  - И,  сняв кепку,  положил на колени  так,  чтобы
ребята обратили на нее внимание.
     - Где  раздобыл  такое  чудо?  -  спросил   Никита,   разглядывая
промасленную до черноты серую кепку с прожженным козырьком.
     Круглое, розовощекое  лицо  старосты  кружка   юных   комбайнеров
расплылось в улыбке, карие раскосые глаза плутовски прищурились.
     - Кепку?  - как бы не понимая,  переспросил  он,  хотя  прекрасно
знал,  о  чем идет речь.  - Ее мне механизатор подарил,  тракторист...
Почти новая кепочка-то.
     - Угу, - сдерживая смех, согласился Никита. - Только кто-то успел
твоей кепкой мазут почерпать.
     - Мазут, мазут! Подкладка новая. Глянь...
     - Кто подарил-то?
     - Говорю,  тракторист!  Отдал мне кепку и сказал: "Носи на полное
здоровье,  если нравится.  Не  жалко  убора.  Только  учти,  под  этой
заслуженной кепкой голова должна работать точнее секундомера".  Я ее и
взял.
     Аленка сначала   прыснула   в   кулак,   а  затем,  не  выдержав,
разразилась громким смехом.  Ее поддержали Демка с Толей  и  Ленька  с
Никитой.
     - Смешно? - надулся Костя. - Я пойду, пожалуй...
     - Брось ерепениться! Помогай стихи сочинять!
     Дело обратили в шутку, и Костя успокоился.
     На сочинение   частушек  ребята  потратили  часа  полтора.  Время
клонилось к обеду, а предстояло сделать еще многое. Главное - разучить
новые частушки.
     Никита поторапливал.  Чтобы не возвращаться в деревню дважды,  он
попросил   Демку  сходить  вместе  с  Костей  в  клуб  и  забрать  все
необходимое.
     - Не  давай  ему  по сторонам зевать,  - предупредил он Демку.  -
Костя любит ворон считать и природой интересоваться. Подгоняй его.
     - Идем, Костя, - сказал Демка, польщенный доверием.
     Костя приложил руку к козырьку чудо-кепки и круто  повернулся  на
пятках.
     Аленка, прихватив тетрадь,  побежала в лагерь  проводить  спевку.
Толя  направился  домой  переодеваться.  Во  дворе  остались  Никита и
Ленька.  О многом хотелось Никите поговорить со своим  соперником,  но
все как-то не представлялось возможности.  "Теперь,  - думал Никита, -
вроде бы  и  откровенно  потолкуем.  Раз  Ленька  согласился  частушки
сочинять,  значит, пойдет на мировую". Он не боялся Ленькиных происков
и доказал это на деле,  предупреждая его набеги  на  сады  и  огороды,
срывая  их.  Сколько  ребят  добровольно  перешло на Никитину сторону,
разочаровавшись в Леньке,  не счесть!  Теперь  Никита  решил  добиться
самого заветного.  Он хотел,  чтобы Ленька сам осознал неблаговидность
поступков,  совершаемых его друзьями,  понял и постарался исправиться.
Конечно,  трудностей будет много:  дурная слава, что смола - прилипает
быстро, а отмывается не сразу.
     - Ленька, - сказал Никита. - Делить нам вроде нечего... Приходите
в лагерь.
     Ленька потупился.  Признаться,  он  ожидал  этого  приглашения  и
заранее готовился ответить  решительным  отказом,  но  искренность,  с
какой говорил Никита, обезоружила его, он растерялся.
     - Согласен? - переспросил Никита.
     - Попробуем, - ответил Ленька, слабо пожимая протянутую руку.
     - Иди на Лысую, а я домой забегу: кое-что взять надо. До встречи!
     Только успел  Никита  скрыться  за калиткой,  как пришла Аграфена
Петровна.  Заметив,  что сын достал  из  сундука  бархатную  куртку  с
"молнией" и новые брюки, она сурово спросила:
     - Куда собираешься?  Не думай,  трепать новое не дам. По огородам
лазить  и  в старом сойдет.  И что мне,  горюшко мое,  с тобой делать?
Вечор опять плакались на тебя.  Что, у Меланьи в огороде морковь слаще
нашей? И в кого ты такой уродился! Зачем вас туда черт занес?
     Ленька слушал причитания матери и молча одевался.
     - Сымай,  -  решительно  заявила  Аграфена Петровна,  подступая к
сыну.  - Не дозволю новое трепать!  Был бы ты путный, как остальные...
Говорят,   Якишев-то  Никитка  лагерь  для  ребят  построил,  помогает
колхозу. А ты?
     - Мам, не ругайся... Видишь, дело какое... Нужно получше одеться.
Мы сегодня всем лагерем  на  полевом  стана  у  механизаторов  концерт
ставить будем.
     - В лагерь ходишь? - недоверчиво спросила мать.
     - К Никите, - подтвердил Ленька.
     Все еще с недоверием поглядывая на сына,  Аграфена  Петровна  уже
мягче проговорила:
     - Наконец-то за ум взялся... По всей деревне о лагере добрый слух
идет. Скинь-ка брюки: подглажу.
     Ленька раньше никогда не  думал,  что  только  одна  фраза  может
изменить  отношение  к человеку.  Мать,  которую он считал сварливой и
придирчивой,  преобразилась на глазах,  когда узнала,  что он, Ленька,
будет  ходить в лагерь.  Если прежде он постоянно выслушивал от матери
многочисленные упреки, то теперь сразу почувствовал ее заботу.
     - Долго  на поле-то пробудете?  - суетилась Аграфена Петровна.  -
Сунь-ка в карман, - она подала сверток.
     - Не надо!..
     - Бери, с устатку поешь!
     Ленька не стал перечить и сунул сверток в карман.

        КОНЦЕРТ

     Лагерь был похож на готовый к отъезду цыганский табор. На вершине
Лысой не осталось ни одного человека - все собрались у самого озера на
небольшой  поляне  с  редкой  низкорослой травой.  Хор под управлением
Аленки усердно разучивал частушки.  На берегу мастера  художественного
слова  декламировали  друг  другу  стихи,  то  и дело вступая в жаркие
перепалки  с  дирижером  струнного  оркестра  (оркестр  мешал   чтецам
отрабатывать  дикцию).  Но  подчиненные  Гоши  Свиридова  не  обращали
никакого внимания на слезные просьбы и лихо наигрывали "Барыню".
     Дежурный по лагерю, сухопарый и длинноногий, как журавль, метался
по лужайке и кричал во весь голос:
     - Кончайте репетировать! Стройтесь!
     Появление Леньки не вызвало ни насмешек, ни ехидных замечаний, ни
обидных  шуток.  И  все же Ленька чувствовал себя неважно.  Отвечая на
вопросы,  а их было много,  он то краснел,  то бледнел и часто говорил
невпопад.
     Подбежал Гоша Свиридов.  Ни слова  не  говоря,  сунул  ему  руку,
стиснул  его ладонь крепкими пальцами и помчался к струнному оркестру,
который в полном составе шел в решительное наступление на чтецов.
     - Прекратить свалку! Витька! Витька, балалайку разобьешь...
     Леньку окружили хористы.  Они наперебой расхваливали частушки,  а
одна девочка пропела:
                    Плачет Зверев: - Я страдаю,
                    Хворь меня давно грызет...
                    Знать, картошку утром рано
                    Он на рынок повезет!
     - Разозлится он, как услышит, - сказал дежурный по лагерю.
     - Для  того  и сочинено,  - заметил подоспевший Гоша Свиридов.  -
Ленька, ты знаешь, что мы охрану полей наладили, патрулируем. Завтра к
нам  агроном  придет,  лекцию про вредителей читать будет.  Сегодня из
правления   плакат   принесли.   На   этом   плакате    все    вредные
букашки-таракашки нарисованы! Все, как есть!..
     - Вы с Костей у мыса капусту охраняете,  - начал было Ленька,  но
вовремя спохватился и умолк.
     - Откуда знаешь? - удивился Гоша.
     - Слыхал...
     - Станови-и-ись!  -  крикнул  дежурный,  заметив   приближающихся
Никиту, Демку, Толю и Костю.
     И вот колонна тронулась.  Обогнув  озеро,  она  вышла  на  лесную
опушку.
     Приятно идти такой  вот  проселочной  дорогой:  с  одной  стороны
зеленый лес, а с другой - бескрайние поля золотистых хлебов. И дышится
легко,  и ноги сами несут тебя вперед,  и хочется  песню  запеть,  так
запеть, чтобы разнеслась она далеко-далеко по всему белому свету.
     - Девочки, - крикнула Аленка, - споем!
     - И мы не хуже вас! - звонко возразил Гоша Свиридов и затянул:
                    Солнечные дали, вольные просторы,
                    Нет конца, нет края у родной земли.
     Подхватили ребята песню,  и зазвенели над лесом и  полями  чистые
голоса. Ленька, Толя и Демка пели вместе со всеми.
     - Спасайся!  - тревожно вспыхнуло где-то в  середине  колонны.  -
Дождик начинается! Дождик!..
     Откуда он мог взяться - дождик?  Над головой синее  небо,  солнце
светит  и  -  на  тебе!  -  проливной.  Как в сказке,  право.  Неужели
крохотные,  словно клочочки ваты,  облака могут вылить на землю  такое
большое  количество  воды?  Прозрачные  упругие струи ударяли в траву,
шелестели по хвое сосен и елей,  сгибали хлеба.  Выбоины на дорогах  и
колея заполнились мутной водой.
     - Грибной! Грибной поливает!
     Спасаясь от ливня, колонна пионеров разбилась на две группы. Одна
спряталась под  деревьями,  другая,  во  главе  с  Ленькой  Колычевым,
стремглав  бросилась  к огромному деревянному сараю,  который стоял на
краю поля у дороги.  Дождь безжалостно стегал  беглецов  и,  пока  они
добирались  до сарая,  вымочил до пят.  Ребята будто похудели:  мокрые
рубашки и брюки обвисли, прилипли к телу.
     В сарае  было  пусто.  Земляной пол устилали остатки прошлогодней
соломы.  Ленька стащил через  голову  бархатную  куртку,  огляделся  и
скомандовал:
     - Раздевайтесь!  Девчат в нашей группе нет - будем воду выжимать!
Костя,  держи!  - Он протянул Клюеву конец свернутой жгутом куртки.  -
Тянем-потянем...
     - Не порвется?
     - Знай тяни!
     - Ишь, воды-то сколько впиталось...
     - Смотри, почти сухая стала... Теперь штаны!
     Соблюдая очередность,   все  выжали  одежду,  сели  на  солому  и
заговорили, пережидая дождь.
     - Достанется тем,  кто под деревьями спрятался, - высказал кто-то
предположение. - Насквозь промокнут!
     - Точно!  -  поддакнул  Костя,  снял  кепку  и,  проведя рукой по
белокурым вихрам, изумился: - Волосы-то сухие? Пощупайте! Вот, какая у
меня кепочка...
     - Зато остальное прополоскало.
     - Голова - самое важное...
     - Предложение есть!  -  перебил  Костю  Гоша  Свиридов.  -  Будем
рассказывать истории всякие,  пока дождь не кончится.  Согласны? Тогда
пойдем по кругу. Начинай, Ленька.
     - Про что?
     - Сам придумывай. Ты ведь много сказок знаешь.
     Ленька посмотрел на дорогу, перевел взгляд на поля. Хлеб наклонил
смоченные дождем колосья и,  как будто  ровные  водяные  валы,  покрыл
поле.
     - Знаете,  - проговорил он,  - есть на  свете  страны,  где  хлеб
растет  прямо  на  деревьях.  Честное слово!  Называются такие деревья
артокарпус, по-нашему - хлебное дерево...
     - Как? - полюбопытствовал Костя.
     - Артокарпус.  Плоды на  нем  большие,  что  тыква.  До  двадцати
килограммов  тянут.  Растут  они  и  на ветках,  и на стволе,  и возле
корней.  Девять месяцев в году без перерыва растут.  Их рвут,  а новые
вырастают.  Хлебное дерево дает плоды без отдыха лет семьдесят подряд.
Жители собирают плоды,  толкут в ступках и делают тесто для запаса.  А
если  есть  охота,  нарежут  и  пекут на углях.  Получается хлеб,  как
пшеничный.
     - А где такие деревья?
     - На островах. В Тихом и Индийском океанах.
     - Не знаешь, какие они на вид?
     - Вроде дуба.
     - На  те  острова  надо  письмо  написать,  - предложил Костя.  -
Попросим,  чтобы семян прислали.  В школьном саду вырастим эти  самые,
как их...
     - Артокарпусы!
     - Вот-вот.  А потом везде понасадим.  Хорошо было бы!  Иди,  куда
глаза глядят,  и ничего в дорогу не бери.  Захотел поесть -  сорвал  с
дерева плод побольше, нажарил кусочков, подзаправился и дальше...
     - Да бы-ы-ы...
     - Никак дождь-то перестал, - заметил Гоша. - Выходи!
     Сухая, потрескавшаяся земля быстро впитала влагу.  Грязи почти не
было,  и  лишь  кое-где  в  глубоких  дорожных ухабах,  будто зеркала,
мерцали лужи.  Пионеры гуськом двигались по  тропке.  Косте  наскучило
созерцать спину идущего впереди Гоши, и он придумал забаву. Как только
кто-нибудь проходил под деревом,  Костя палкой  ударял  по  стволу.  С
ветвей  на  зазевавшегося  нерасторопного  пешехода низвергался каскад
воды. Костина "жертва" или приседала от неожиданности, или, взвизгнув,
устремлялась прочь, накликая на голову обидчика все имеющиеся кары.
     - Не балуй, Костя, - предупредил друга Никита.
     - Пока  до стана доберемся,  просохнут,  - похохатывал староста и
намечал новую "жертву".
     Демка и  Никита  переглянулись  и,  перемигнувшись,  бросились на
Костю.  Схватив его на руки,  они выбрали густой куст и понесли к нему
барахтающегося озорника.
     - Мы тебя в са-а-амую середину куста посадим,  - успокаивали  они
старосту.
     - Не буду! Отпустите!
     - Ну нет! Терпи.
     Костя очутился в гуще ветвей,  которые  покрыли  его  с  головой.
Раздвигая  листья и тем самым вызывая новые ливни,  староста выполз на
тропу в самом жалком виде.
     - А   голова-то   сухая,   -   желая   хоть  чем-нибудь  досадить
торжествующим победителям,  громко провозгласил он, снимая чудо-кепку.
- Прошу пощупать, если не верите!
     - Дойдем до места, остальное просохнет, - сказал Никита.
     Вдали над  кудрявой  и  после дождя очень зеленой березовой рощей
вился дымок.  Он был еле  заметен  на  фоне  прикрытых  сизой  пеленой
лесистых гор. Отряд подходил к полевому стану. После ливня ветер утих.
Не шумел ветвями сосновый бор.  Приклонив  колосья  к  земле,  замерла
безмолвная золотая рожь.
     - Аленка,  как до  поворота  дойдем,  песню  начнешь!  -  крикнул
Никита. - Про комбайнеров!
     - Запою! - охотно откликнулась Аленка.
     Вот и  поворот.  Скоро  покажутся домики полевого стана.  Пионеры
притихли. Аленка завела песню:
                    Дорогая земля без конца и без края,
                    Принимай капитанов степных кораблей!
                    Принимай сыновей - мастеров урожая,
                    Что росли под заботливой лаской твоей...
     Первая бригада механизаторов встречала гостей в полном составе.
     - Молодому  поколению  комбайнеров   и   трактористов   пламенный
комсомольский привет!  - выкрикнул,  сияя ослепительной улыбкой,  Иван
Полевой,  широкоплечий  тракторист  в  аккуратно  пригнанной   военной
гимнастерке.  Он  сорвал  с  головы замасленную фуражку,  подбросил ее
вверх и громко добавил: - Ура-а-а!
     - Ура-а-! - прокатилось над станом.
     - Заметь кепочку,  - сказал Костя Демке Рябинину.  -  Точь-в-точь
моя. А он - лучший тракторист Зареченской МТС.
     - Про него Ленька частушку сочинил?
     - Заслуженный...
     К ребятам подошел Илья Васильевич,  шутливо поклонился пионерам и
спросил:
     - Ну,  дорогие артисты! Голоса в дороге не отсырели? Нет? Хорошо!
Просим быть, как дома. Познакомьтесь с нашим городом. На картах он еще
не отмечен, но, как видите, стоит на земле прочно!
     Гости группами  и  поодиночке  разбрелись  по городку.  В сборных
легких домиках было уютно и светло.  На свежевымытых  полах  -  чистые
половики.  Широкие окна занавешены марлей - защита от комаров и мошек.
Кровати заправлены по-военному - одеяла и подушки  в  одну  линию.  На
тумбочках - книги, тетради. У березовой рощи, шагах в сорока от реки -
тесовый навес.  Под  ним  -  готовые  к  уборочным  работам  трактора,
комбайны,  жнейки...  Чуть  поодаль,  на  отшибе  у холма - землянка с
табличкой над входом.  На табличке строгая надпись:  "Брось  папиросу!
Курить нельзя!" И рядом вторая, крупная: "Бензин! "
     "Дон-н-н... Дон-н-н... Дон-н-н..." - прозвучал сигнал.
     - Обед! - крикнул кто-то. - На обед идите!
     Вместе со   взрослыми   пионеры   уселись   за   длинные   столы,
разоставленные прямо под открытым небом,  с аппетитом поели жирных щей
с бараниной,  гречневой каши с  молоком,  выпили  до  кружке  кофе  и,
немного  отдохнув,  стали  готовиться  к  выступлению.  Иван  Полевой,
отобрав  несколько  комсомольцев,   оборудовал   сцену.   Механизаторы
принесли и растянули на лужайке перед кухней новый брезент,  поставили
стулья для оркестра. Один за другим со всех сторон к театру собирались
зрители  и  рассаживались  прямо  на  траве.  Концерт самодеятельности
начался. Косте было поручено вести программу.
     Вспотевшие от смущения музыканты,  налетая друг на друга, кое-как
вышли на сцену, сели, пошептались и взялись за инструменты. Играли они
неплохо,  а  поборов смущение,  так разошлись,  так разохотились,  что
вместо трех исполнили пять песен.
     - Теперь послушайте пение, - возвестил Костя. - Выступает хор под
руководством Аленки... Алены Хворовой!
     Певцы стали полукругом.  Аленка вышла вперед, огляделась и совсем
было собралась заводить частушки,  да вдруг заволновалась. Конферансье
выслушал ее шепот и забегал: оказывается, не было баяниста.
     - Как получилось такое...  - ахал Костя.  - Что делать-то  будем?
Отменять номер?
     - Обеспечьте немедленно, - наступала девочка. - Хоть из-под земли
доставайте баяниста!
     - Не умею я  играть,  -  отрезал  Никита,  когда  раскрасневшаяся
хористка напустилась на него. - Пусть играет струнный!
     - Баян для хора нужен!
     Зрители зашумели. Смятение артистов породило массу веселых шуток.
Многие механизаторы закурили. Над поляной повисли нити табачного дыма.
И  тут  на  глаза  Аленке  попался  Демка  Рябинин.  Она обрадовалась,
схватила его за рукав и без лишних слов потащила на сцену.
     - Куда тянешь? - слабо сопротивлялся Демка.
     - На баяне будешь играть! Говорю, что будешь!..
     - Не выйдет...
     - На школьном вечере играл? Играл! Будешь и здесь!..
     - Демка, выручай, - шепнул ему на ухо подоспевший Костя. - Конфуз
получается: люди ждут, а мы тянем.
     И Демка  повиновался.  Он  вышел  на  сцену,  взял со стула баян,
привычно перекинул через плечо ремень,  легко развел меха,  и плавные,
мелодичные  звуки  полились.  Баян то грустил о чем-то,  то безудержно
веселился,  позабыв тоску. Аленка расправила складки белого с красными
маками  праздничного  платья,  подбоченилась  и,  взмахнув над головой
яркой газовой косынкой, поплыла по кругу.
     Все следили  за  стройной  гибкой  фигуркой танцовщицы,  время от
времени подбадривая ее короткими возгласами:
     - Это - по нашему!
     - Балет!
     А баян  ударил  дробную  плясовую,  замер  на  миг  и  рассыпался
замысловатым переб