ый индеец-унтерменш не упустил случая попользоваться всем тем, что входило в даровой сервис: долил воды в радиатор, под самую пробку заполнил запасные водяные баки, подкачал воздух в нескольких скатах; компрессор работал не меньше десяти минут - опять же прямой убыток. - Мерзость, - энергично сказал герр оберст. - Чернозадые должны жить в резервациях! Немедленно свяжись с ближайшим постом жандармерии, скажи, что у сукиного сына не работает верхний сигнал правого поворота, пусть ему воткнут хороший штраф... Несколько минут он сидел молча, барабаня пальцами по столу нечто вроде Баденвейлеровского марша и уныло глядя в окно, из которого открывался тот же осточертевший вид: заправочные колонки - желтая "Шелл", зеленая "Тексако", голубая "ИПФ", пустынное шоссе, гнусная тропическая зелень. По шоссе на ржавом велосипеде с вихляющимся передним колесом медленно ехала толстая индианка с сигарой во рту и огромным тюком поклажи на голове. Герр оберст зажмурился от глубочайшего отвращения. - Непонятно, - сказал он Карльхену. - Какого черта притащилась сюда эта так называемая "экспедиция"? И, главное, что делает немка в столь омерзительной компании? Ты уверен, что это действительно немка? - Разумеется, герр оберст, я ведь с ней разговаривал. - И что выяснил? - Они тут что-то изучают. Народные обычаи, что ли, я не очень хорошо понял. А девушка - настоящая немка, герр оберст. Плохо скрытое воодушевление, прозвучавшее в последней фразе Карльхена, заставило Кнобльмайера поинтересоваться: - Хороша собой? - По-моему, да, герр оберст. Впрочем, после местных любая европейская женщина кажется нам красавицей, - рассудительно добавил молодой немец. - Ты прав! И заметь странную вещь: немка, которая родилась здесь, не идет ни в какое сравнение с уроженкой фатерланда. Во время войны я не понимал этого деления - "народные немцы", "имперские немцы", - какая разница, если те и другие принадлежат к одной расе? Разумеется, я имел в виду чистое потомство, не тех, кто смешал свою кровь с туземцами. Теперь вижу - ошибался. Возьми здешних немок, хотя бы в Колонии Гарай, - все они неполноценные, даже самые молоденькие. А ведь от хороших родителей! Помню, у нас дома девушка в шестнадцать-семнадцать лет - кровь с молоком, кругленькая вся, здоровая - не ущипнешь... А эти какие-то худосочные. Климат, надо полагать, или здешние продукты. Так эта, говоришь, хороша? Да, давно я не видел настоящей германской девушки - с хорошим цветом лица, с косами... - У этой, герр оберст, кос тоже нету. Прическа у нее короткая совсем, и еще очки. Кнобльмайер разочарованно фыркнул: - Ну какая же это немка - без кос! Проклятые янки со своими модами Добрались, видно, и до нашей молодежи, Граубе в прошлом году летал в Федеративную Республику - не узнать, говорит, старой доброй Германии, всюду кока-кола, гангстерские фильмы, молодежь одета, как цирковые обезьяны... Проклятое время! Ничего, человечество еще поймет, что оно потеряло, позволив жидам и большевикам раздавить нас, последний оплот европейской культуры... Карльхен, внимание, новый "бьюик", этот будет заправляться суперэкстрой... Низкая открытая машина величественно развернулась и замерла у колонки, качнувшись на рессорах. Карльхен кинулся к двери, надевая полосатое кепи с эмблемой "Эссо". - Прослушай мотор! - крикнул ему вслед Кнобльмайер. - Скажи, свечи ни к черту, нужно сменить как минимум половину! Карльхен вставил конец шланга в горловину бака и, пока урчащая помпа перекачивала высокооктановый бензин в ненасытную утробу трехсотсильного конвертибля, успел протереть замшей ветровое стекло и проверить давление во всех шинах, включая и запасную. Хозяин "бьюика" свечи менять не захотел, сказав, что нет времени, но согласился взять про запас и купил всю коробку - комплект восемь штук, самой дорогой марки "Чемпион". - Вот это клиент! - удовлетворенно сказал герр оберст, убирая выручку в кассу. - Надо полагать, из Азунциона. Машина стоит не меньше четырехсот тысяч. - Если не больше, по новому курсу. Доллар дошел уже до семидесяти гуарани*. А девочка с ним была ничего, правда, герр оберст? Ничего, хотя и метиска. ______________ * В данном случае - денежная единица в Парагвае. - От метисок меня уже с души воротит. Видеть не могу. Мерзость! Нужно будет, чтобы ты познакомил меня с этой немкой из экспедиции. Она молодая? - Лет двадцать, я думаю... - Да, мне уже не по зубам. Впрочем, не имел в виду ничего серьезного - просто поболтать с соотечественницей. Давно она из Германии? - Сразу после войны. Жила где-то не то в Голландии, не то в Бельгии, я не разобрал. Герр оберст, я, пожалуй, прокачаю тормоза в вашей машине - педаль начинает пружинить, мне это не нравится. - Согласен, можешь выполнять! Карл вышел и начал звать запропастившегося куда-то мальчишку-помощника. Герр Кнобльмайер, поигрывая сцепленными за спиной пальцами и выставив круглый живот, прошелся по комнатке, постоял перед рекламными плакатами, вдумчиво сравнивая двух голых красоток, блондинку и брюнетку, потом строго оглядел полку с расставленными Карльхеном банками. Вид строя ему чрезвычайно не понравился. Из парня никогда не будет толку - не умеет сделать даже такой простой вещи. Ведь сколько раз объяснял: банки должны стоять совершенно ровной шеренгой - ganz genau!* - и каждая повернута лицевой стороной вперед, дабы фирменная марка была видна точно на середине каждого цилиндра, подобно кокарде на лбу солдата. А это что такое? Невиданное свинство, просто невиданное! ______________ * Совершенно точно (нем.). Пыхтя от возмущения, герр оберст принялся поворачивать двигать банки, время от времени проверяя результат своих трудов при помощи деревянной рейки. Наконец банки выстроились как надо - положенная вплотную рейка прикасалась к каждой и была строго параллельна краю полки. И фирменные знаки с надписями тоже выровнялись в безукоризненную шеренгу: "ШЕЛЛ Мотор-Ойл", "ШЕЛЛ Мотор-Ойл", "ШЕЛЛ Мотор-Ойл"! ШЕЛЛ! Мотор-Ойл! Первый! Второй! Первый! Второй! Первый! Второй! Выставив обтянутый комбинезоном зад, полковник Кнобльмайер приложился щекой к полке и зажмурил левый глаз. Да, теперь строй был безупречен. Довольный собой, полковник еще раз строго оглядел банки и упругим строевым шагом, наигрывая губами Баденвейлер-марш, отправился распекать Карльхена. - "...Парагвай, таким образом, это единственная в Латинской Америке страна, где население говорит на двух языках. Хотя официальным является испанский, не менее восьмидесяти процентов парагвайцев пользуются в повседневной жизни мелодичным языком своих предков..." - Своих кого? - переспросила Астрид, не поднимая головы от машинки. - Предков, - повторил Филипп. - Не потомков же! Астрид допечатала слово и, повернувшись к Филиппу, пальцем поправила съехавшие на нос очки. - Откуда вы взяли этот процент - восемьдесят? - Неважно откуда. Дальше! Абзац. "Гуарани - язык со странной и трагической судьбой. Обязанный своим происхождением древнему праязыку тупи - этому санскриту Южной Америки..." Астрид, продолжая печатать, хихикнула и покрутила головой. - Что вам еще не нравится? - вздохнул Филипп. - Мэтр, я подавлена вашей эрудицией... И подумать, что все это надергано из путеводителей... "санскриту Южной Америки"... дальше? - Вы меня сбиваете с мысли, - сердито сказал Филипп. Он диктовал, расхаживая по комнате из угла в угол и то и дело поглядывая на дорожную маленькую "оливетти", которую Астрид по своему дурацкому обыкновению держала на коленях. Печатала она быстро, машинка стрекотала и раскачивалась, в конце каждой строчки выдвинувшаяся до отказа каретка перевешивала и кренила ее так, что Астрид всякий раз приходилось спасать равновесие, чуть приподнимая левое колено перед тем, как потянуть пальцем за рычажок интервала. - Послушайте, - сказал вдруг Филипп, - неужели нельзя держать машинку на столе, как делают нормальные люди? Астрид отрицательно мотнула головой. - Так удобнее, - сказала она. - На столе слишком высоко. "С середины тридцатых годов"... дальше? - "...Пьесы на гуарани прочно завоевывают себе место в репертуаре парагвайских театров. Наиболее интересным автором является, пожалуй, Хулио Корреа, глубокий знаток народного быта, как немногие понимающий душу простого парагвайца. Пьесы Корреа "Иби-Яра" ("Кровопийца) и "Карай Эулохио" ("Господин Эулохио) до сих пор исполняются бродячими труппами в самых глухих углах страны..." - Погодите, - сказала Астрид. - Я тут, кажется, что-то напутала... Пока она перечитывала лист, придерживая его за верхний край, Филипп задумчиво смотрел на ее колени. Конечно, вот что все время отвлекало его, а вовсе не машинка. Круглые и загорелые колени мадемуазель ван Стеенховен были первым интересным открытием, которое экспедиция сделала в этой стране. Филипп, например, раньше и не подозревал об их существовании, постоянно видя Астрид в одних и тех же вытертых до голубизны джинсах. Ее костюм никого не удивлял ни в Монтевидео, ни на аргентинском экскурсионном пароходике, где многие туристки тоже были в брюках. Но уже на пристани в Асунсьоне стало ясно, что переводчице придется срочно менять свой гардероб - на нее так глазели, что Филипп не знал куда деваться. Сама-то она, конечно, и ухом не повела - ну, смотрят и пускай смотрят. Может, аборигены просто в восторге? В гостинице разразился скандал. Портье сделал ей замечание, Астрид стала кричать, что не намерена жертвовать своими привычками в угоду провинциальному ханжеству, что весь цивилизованный мир давно носит джинсы и что у нее, наконец, просто нет ничего другого - в бикини, что ли, разгуливать! Решили поймать ее на слове. Дино, всегда хвалившийся безошибочным глазомером, побывал в магазине готового платья, и наутро, когда ничего не подозревавшая Астрид прошествовала по коридору в купальном халате, из ее номера были изъяты джинсы и заменены обновками. К сожалению, хваленый глазомер Дино оказался не таким уж точным. Когда Астрид вышла наконец к завтраку, члены экспедиции молча переглянулись. "Ты просто идиот, - сказал потом Филипп итальянцу, - где ты это покупал, в магазине "Все для малюток", что ли?" - "Э, какая разница, - отмахнулся тот, - зато ты видишь теперь, какие у нее ноги? Кто мог подумать, мамма миа..." - Да, - вздохнула Астрид, - тут и в самом деле пропущена часть фразы... Ну-ка, Филипп, попытайтесь вспомнить - насчет Роа Бастоса, я вам прочту начало... Филипп, вы слышите? - Что? Да-да, я слушаю, читайте... Они проработали еще с полчаса, пока наконец не дотянули очерк до нужного объема. "В нашем следующем "Письме из сельвы", - отстрекотала Астрид с пулеметной скоростью, - мы расскажем вам, дорогие читатели..." - Так о чем же мы будем рассказывать в следующем письме вашим легковерным тартаренам, мсье Маду? - спросила она. - Давайте про гигантских тарантулов! Вчера один сидел у меня на оконной сетке. Я прямо, как увидела... - Мы все-таки этнографы, а не энтомологи. Напишите... м-м-м, ну хотя бы... о ритуальных танцах племени тупиру. - А оно действительно существует? Потому что если вы имеете в виду тапиров, то это не совсем то, - ехидно сказала Астрид. - Идите к черту, - огрызнулся Филипп, но все же задумался. - Нет, мне где-то попадалось это название... именно "тупиру", не мог же я спутать? Но проверить не мешает, вы правы. Поезжайте-ка на следующей неделе в Асунсьон и побывайте в двух музеях: "Историко Насьональ", это в парке Кабальеро, и еще в "Сьенсиас Натуралес" - в Ботаническом саду. Возьмите с собой блокнот и подробно запишите все, что сможете узнать о местных племенах. - Чтоб мне лопнуть, - сказала Астрид. - Ничего себе задание! А может, нам съездить вместе? Мсье Маду, дама вас приглашает... - Нет, вы поедете сами, - непреклонно сказал Филипп. Надувшись, Астрид достучала одним пальцем заманчивое обещание рассказать о танцах тупиру, потом отпечатала подпись: "Ф.Маду, ваш специальный корреспондент в Южной Америке". Выдернув лист, она бросила его на стол, к уже отпечатанным, и сунула машинку в футляр. - Ну что ж, - сказал Филипп, пробегая глазами последнюю страницу очерка. - По-моему, на этот раз получилось вполне убедительно... Я сейчас посмотрю, готовы ли у Дино отпечатки, и вы тогда собирайтесь-ка сейчас на почту, хорошо? - Только если дадите джип, на велосипеде я туда больше не поеду... - Хорошо, поезжайте на джипе, - нехотя согласился Филипп. Этот старый вездеход, который они смогли взять напрокат благодаря щедрости доктора Морено, был теперь для него постоянным источником дополнительных забот и тревог. Особенно с тех пор, как выяснилось, что и у Астрид, как у Дино, тоже есть международные водительские права. Водила она хотя и довольно лихо, но как-то очень уж по-любительски. - И не забудьте переодеться, - добавил он. - Если я еще раз увижу, что вы пытаетесь вскарабкаться за руль в этой вашей юбчонке... - Великолепная мужская логика! - Астрид даже взвизгнула от восторга. - Насколько помню, наше прибытие сюда ознаменовалось великой Битвой за Джинсы, вы же сами тогда влетели ко мне в номер и закричали страшным голосом: "Как шеф экспедиции - я требую - чтобы вы, мадемуазель, - немедленно сняли эти проклятые штаны!" Я была ошеломлена, и не удивительно, мсье, поставьте себя на мое место! О нет, я не хочу сказать, что меня так уж шокировало само требование, поймите правильно, - но, думаю, боже мой, при чем тут "как шеф экспедиции"? Если бы... - Ну хватит, хватит, - прервал Филипп, - умерьте свою порочную фантазию, Астрид. Я вовсе не кричал на вас "страшным голосом". И уж, конечно, мое совершенно разумное требование уважать местные обычаи не могло быть выражено в такой... м-м-м... двусмысленной форме. - Двусмысленной!! Ничего себе! Ворваться к беззащитной девушке с криком "снимай штаны" - это, по-вашему, двусмысленность? - Мадемуазель, вы забываетесь, - сказал Филипп ледяным тоном. - С вами забудешься... - Астрид выразительно вздохнула. - Не тот случай, мсье! Ладно, идите готовьте пакет, я сейчас еду. На почте, как всегда, она провела много времени. Служащий за барьером долго разглядывал плотный конверт из желтой манильской бумаги, читал и перечитывал адрес, потом со старанием алхимика взвешивал пакет на старинных весах, при помощи пинцета уравновешивая его крохотными аптечными гирьками. Потом оклеивал со всех сторон дюжиной роскошных парагвайских марок, разглаживая каждую пальцем, чтобы ни один зубчик не отставал. Потом с грохотом колотил штемпелем на длинной деревянной ручке, похожим на томагавк. Потом еще выбирал из стоечки какие-то штампы, любовно дышал на них и прикладывал с торжественным видом канцлера, скрепляющего большой государственной печатью договор между двумя великими державами. Прошлый раз эта церемония довела Астрид чуть ли не до истерики, но сейчас торопиться было некуда, и она наблюдала за действиями почтового служащего даже с интересом. Сколько удовольствия можно, оказывается, извлекать из выполнения самых скромных обязанностей... Получив наконец свою квитанцию, Астрид не отошла от прилавка - благо больше в почтовой конторе никого не было. - Скажите, у вас можно купить столичные газеты? - спросила она. - Конечно, сеньорита, почему же нет. Если желаете, я могу оставлять для вас каждый день, все три. - Три, вы сказали? - Ну да, все - вот вам, пожалуйста, - почтмейстер выложил газеты на прилавок. - "Ла Трибуна", "Эль Паис", "Патриа". Аргентинских мы здесь, к сожалению, не получаем. Астрид подняла брови: в столице всего три газеты? В Монтевидео их выходит не меньше пятнадцати... шесть или семь вечерних, а утренних еще больше. Какая удивительная страна! - Как продвигается работа вашей ученой экспедиции? - осведомился почтмейстер. - Мы все здесь очень гордимся, сеньорита, что нас посетили такие почтенные и знаменитые люди науки, и еще из самой Европы... В голосе бедняги было столько самого искреннего почтения, что Астрид покраснела. - Сеньор, вы очень любезны, - пробормотала она, - я непременно передам ваши доброжелательные слова... тем, к кому они могут относиться. Потому что сама я, видите ли, не имею к науке никакого отношения. Это крайне любезно с вашей стороны, благодарю вас... В придачу к газетам она накупила еще кучу открыток с парагвайскими видами, плохо отпечатанных, в грубых, кричащих красках. Открытки были ей совершенно ни к чему, но она подумала, что этим доставит почтмейстеру удовольствие. За три недели, прожитых в Парагвае, она успела полюбить эту удивительную страну и этот еще более удивительный народ. Такой нищеты, как в Парагвае, Астрид не видела еще нигде и никогда; но здесь люди относились к ней как-то совершенно иначе, чем относятся к бедности жители более цивилизованных стран. Здесь она не принимала отталкивающих форм, не вызывала ни горечи, ни озлобления. Так, во всяком случае, это выглядело для постороннего наблюдателя... Вскарабкавшись в джип, она помахала вышедшему ее проводить почтмейстеру и выехала на дорогу - грунтовую, кирпично-красного цвета, изрытую глубокими колеями. Пыли не было, утром прошел небольшой дождь. Как выяснилось, в Парагвай они попали в самое удачное время: осенью и в начале зимы здесь стоит мягкая, теплая и очень ровная погода. Летом, надо полагать, в этих субтропиках им пришлось бы несладко, - даже местные жители жалуются на ливни и невыносимую жару в январе-феврале... А сейчас здесь было чудесно. В четырех километрах от почты начался лес диких апельсинов, - дорога вбежала в него, как в зеленый туннель. Впрочем, лес был не особенно густ, ничего похожего на южноамериканскую сельву, как ее обычно представляет себе европеец. Солнце пестрило красную дорогу, иногда по тонким ветвям проносился порыв легкого ветра, хорошо пахло свежестью и особым, терпким ароматом цитрусовых деревьев. Астрид совсем сбавила ход и теперь едва прикасалась к педали - только чтобы не заглох мотор. Джип лениво катился по дороге, поскрипывая и переваливаясь на рытвинах; это было похоже скорее на поездку в старом шарабане, чем на автомобильную езду. Обычно Астрид любила скорость, а сейчас именно такая неспешная езда по узкой лесной дороге доставляла ей особую, никогда не испытанную до сих пор радость. Все-таки удивительная страна, просто удивительная... Такая природа, и безлюдье, и полное отсутствие цивилизации - это же великолепно! И как сами парагвайцы этого не понимают? Асунсьон - единственная в мире столица, где нет ни канализации, ни водопровода; но это же прекрасно, где еще увидишь такое, чтобы в столичном отеле нужно было идти умываться в особую комнату, где тебя ждет служанка с тазом и кувшином воды, а ванну наполняют ведрами. И люди все такие ласковые, приветливые, добродушные... Мотор наконец заглох. Астрид уже потянулась к стартерной кнопке, но раздумала. Ехать дальше не хотелось. Она выпрыгнула из машины, подошла к молодому деревцу и тряхнула его. Несколько капель влаги, еще не просохшей после утреннего дождя, упали ей на запрокинутое лицо. Она рассмеялась и стала трясти тонкий стволик сильнее. Эти деревья совсем не походили на те, что она видела в апельсиновых садах Южной Италии. Там они невысокие, крепкие, густые, сплошь усыпанные золотыми плодами; здесь - какие-то растрепанные, беспорядочно разросшиеся, довольно редкие, апельсинов на них не так много. Лишь кое-где висят на длинных плодоножках большие желтовато-зеленые шары. Она увидела один под соседним деревом, подняла - оказался совсем крепкий, видно только что свалился. Запах был великолепный, но есть апельсин оказалось невозможно - горько-кислый, он сразу обжег ей губы едким соком. Астрид с сожалением выбросила несъедобное лакомство. Ей вдруг пришла в голову странная мысль: здесь, в Парагвае, она могла бы остаться надолго. Навсегда, может быть. Именно здесь - не в шумном, по-американски деловитом, громадном Буэнос-Айресе, не в уютном, кокетливо-вылощенном Монтевидео, а здесь. Не одной, конечно... Интересно, почувствовал ли Филипп это странное, необъяснимое очарование дикой страны? И тут же - как только она подумала о Филиппе - какая-то иголочка тревожно кольнула в сердце. Он, кажется, всерьез обиделся сегодня на нее за этот треп насчет джинсов. Но почему, скажите на милость, что такого она сказала? Нет, этот мсье Маду просто великолепен в своей гугенотской добродетели, - черт возьми, в каком веке он живет? Послушать бы ему разговорчики на любой студенческой вечеринке, в том же Брюсселе! В прошлом году они с рыжей ван Эйкенс с медицинского идут как-то по авеню де Насьон, а навстречу шаркает профессор Грооте, Клер и говорит: "Сейчас проверим, как у старика с миокардом", - и выдала ему анекдот - даже она, Астрид, не решилась бы рассказать такое среди подружек. И что бы вы думали? Старый козел мгновенно сориентировался - преподнес в ответ еще похлеще, подмигнул и поплелся себе как ни в чем не бывало. А ведь Филипп вдвое моложе Грооте. И такой ханжа! Она назвала Лагартиху Тартюфом, - какое там! Сравнить с Филиппом, так этот Лагартиха - Гелиогабал да и только. Вообще надо сказать, что со спутниками ей не очень повезло. Дино - отличный парень, но не вызывает ровно никаких эмоций. От Мишеля тянет таким холодком, что иной раз зуб на зуб не попадает. Филипп был бы, конечно, шикарным типом... если бы не эта его проклятая добродетель. Поистине, как говорил Лис Маленькому Принцу, нет в мире совершенства... А может быть, все дело просто в том, что он на нее не реагирует - так же, как она на Дино? Конечно, возможно и такое, в жизни обычно все получается шиворот-навыворот - если ты кого то хочешь, тебя не хотят. И наоборот. Побродив по лесу, Астрид уже возвращалась к дороге, когда до ее слуха донесся отдаленный шум мотора. Она остановилась, прислушалась - шум приближался. Когда она вышла к своему джипу, из-за поворота впереди показалась небольшая черная машина. Подъехав ближе, старый, довоенного выпуска "форд-8" резко затормозил. На дорогу вышли двое. Одного Астрид узнала сразу - молодой немец с заправочной станции, с которым она познакомилась несколько дней назад. - Фройляйн Армгард! - крикнул Карл. - Вы что тут делаете? У вас авария? - Добрый день, Карл, у меня все в порядке, спасибо. Я ездила на почту, просто остановилась подышать воздухом... - Фройляйн, это господин Кнобльмайер, владелец станции, я ему о вас говорил. Краснолицый толстяк с усиками а-ля Гитлер, только пшеничного цвета, приблизился к Астрид и щелкнул каблуками сапог. - Фройляйн! - рявкнул он квакающим прусским голосом. - Чрезвычайно рад! Увидеть соотечественницу здесь - гнуснейшие места, слово солдата, - неслыханная удача. Полковник Кнобльмайер, ваш слуга! Астрид, подавив улыбку, протянула ему руку и уже собралась было сделать добрый старогерманский книксен, но вовремя вспомнила о своем костюме. - Ах, mein lieber Oberst,* - пролепетала она, - после всех этих лет услышать настоящий берлинский акцент! Я удачливее вас, дорогой господин полковник. Ведь вы здесь не единственный немец, nicht wahr?** Я хочу сказать - вы и господин Карл, вы ведь здесь не одни? Я слышала, в этих местах живет много немцев. ______________ * Мой милый полковник (нем.). ** Не правда ли? (нем.). - О, да! Разумеется! Есть целая колония - изгнанники - старые бойцы - чрезвычайно печальная судьба! - Увы, господин Кнобльмайер, я ведь тоже изгнанница. Разумеется, я не хочу сравнивать... вы понимаете... ваше изгнание можно считать своего рода почетным, - во всяком случае могу утверждать, что именно так о вас вспоминают в фатерланде... Эти ее слова произвели действие самое неожиданное: сжатые губы толстяка оберста под пшеничными усиками вдруг стали как-то странно кривиться, а лицо покраснело еще больше. Быстро заморгав, Кнобльмайер выхватил из кармана бриджей платок и промокнул один глаз, потом другой. - Прошу прощения! Мы, немцы, чувствительны - национальная слабость, если о таковой можно говорить. К тому же нервы - три года на Восточном фронте - до самого конца - кончил воевать на Эльбе, едва прорвался к американцам с остатками своего батальона - прошу прощения! - Ах, что вы, это я виновата, я не должна была вызывать эти тяжелые воспоминания, - право, я такая бестактная... Но вы должны извинить меня, милый господин полковник, - когда девушка так долго живет среди всяких иностранцев, это не может не сказаться на ее воспитании... также и на акценте. Вы ведь заметили, как ужасно я говорю? - Нисколько! Нисколько! Чувствуется, правда, влияние нижнерейнского диалекта - у меня были солдаты из округа Клеве, - но, за исключением этого, с языком у вас все в порядке, фройляйн! Вы, я слышал, после войны жили в Голландии? - В Бельгии, господин полковник. Ужасная страна! Понимаете, мой отец пропал без вести на Западном фронте... в конце войны, - печально сказала Астрид. - Я поехала, надеясь что-нибудь узнать... и застряла. Знаете, все эти оккупационные власти... - Она сделала паузу, пытаясь вспомнить, что рассказывала Карльхену неделю назад, - черт побери, с этим бесконечным враньем запутаешься в два счета. - Какое-то разрешение оказалось просроченным или выданным не по форме, я уже не помню. Так я и застряла в Антверпене... - И ничего не узнали про отца? - сочувственно поинтересовался Кнобльмайер. - Ничего совершенно. Собственно, в эту экспедицию я поступила только для того, чтобы получить возможность поездить по странам, где много немецких эмигрантов. - Астрид почувствовала настоящее вдохновение, врать так врать! - Вдруг, подумала, встречу случайно кого-нибудь из папиных сослуживцев... - Разумно, - одобрил полковник. - Весьма разумно! Экспедиция пробудет здесь еще долго? - Трудно сказать, господин Кнобльмайер, это ведь зависит от шефа. - Если не ошибаюсь, француз? - Увы! Впрочем, - добавила Астрид, решив не переигрывать, - он вполне приличный человек... как ни странно. - Ха-ха-ха, - благодушно проквакал Кнобльмайер. - Это действительно странно, вы правы! Более чем странно! Чем, собственно, они вообще занимаются? - Ах, боже мой, вы просто не поверите - такими глупостями! - Астрид сделала пренебрежительную гримаску. - Фотографируют разных дикарей, записывают их пение... Не понимаю, кому это надо - изучать этих унтерменшей. - Таким же унтерменшам и надо, ха-ха-ха! Что касается вашего отца, фройляйн... прошу прощения... - Армгард, - представилась она, на этот раз не удержавшись от книксена. - Армгард фон Штейнхауфен, к вашим услугам. - Что касается вашего отца, фройляйн Армгард, то мы наведем справки, - здесь, в Южной Америке, у нас есть связь друг с другом. Но я хотел бы познакомить вас с соотечественниками, представить вас некоторым господам из нашей местной колонии. Избранный круг - за это вы можете быть абсолютно спокойны - только избранный! - Такая честь для меня, милый господин полковник, я ее, конечно, не заслуживаю, но возможность познакомиться с соотечественниками на чужбине - слишком большая радость, чтобы я могла отказаться. А сейчас мне придется вас покинуть, тем более что одета я совершенно неприлично, за это вы тоже должны меня простить, - я понимаю, германские девушки так не одеваются, но я ведь на работе, а в этой машине нельзя ездить иначе как в брюках... - Ни слова больше - какие могут быть извинения? Дорогая фройляйн Армгард, на станции всегда кто-то есть - либо Карльхен, либо я сам. Приезжайте в любой момент или хотя бы просто пришлите записочку, я всегда к вашим услугам. Фройляйн Армгард - честь имею! - До свиданья, мой милый полковник, - проворковала она, забираясь в джип. Остаток пути Астрид гнала на полном газу, сбавила скорость только подъезжая к остерии, чтобы не рассердить Филиппа еще и этим. - Послушайте! - закричала она, влетая в комнату. - Вы не поверите, какая у меня удача! Помещение, которое занимали мужчины, было типичным для этих старых построек колониальной эпохи - пол из красных выщербленных плиток, небольшие зарешеченные окошки в нишах необычайной глубины (глинобитные стены были толщиной в метр), источенный термитами дощатый потолок, с которого сыпалась какая-то труха. Три казарменные койки, покосившийся шкаф и стол посредине составляли всю обстановку, если не считать нескольких стульев с плетенными из камыша сиденьями. В углу громоздился экспедиционный багаж, лежали запасные покрышки к джипу и висели три карабина в промасленных брезентовых чехлах. Филипп лежал на своей койке, читая путеводитель. Когда влетела Астрид, он сбросил ноги на пол и сел. Полунин, который работал за столом, отложил паяльник, взял с пепельницы дымящуюся сигарету и тоже вопросительно посмотрел на девушку. - А где Дино? - спросила Астрид. - Пошел рыбачить. Что у вас случилось? - О, Филипп, вы должны меня поцеловать, честное слово! Сами увидите, я это заслужила. Я сейчас познакомилась с одним мофом* и так его очаровала, что он собирается ввести меня в избранный круг изгнанников. Ничего не выдумываю, повторяю его собственные слова. Слушайте, но какой я оказалась актрисой! Мишель, если бы вы меня видели, - что там ваш хваленый Большой театр! ______________ * Презрительная кличка немцев во Фландрии во время войны. - Я всегда отдавал должное вашим талантам, - сказал Полунин и снова взялся за паяльник. - Рассказывайте скорее, рассказывайте, - нетерпеливо перебил Филипп. Астрид передала весь разговор с Кнобльмайером, стараясь не пропустить ни одной детали. Оживленно рассказывая, она расхаживала по комнате, жестикулировала, потом как бы невзначай очутилась возле койки Филиппа и села рядом с ним. - ...Ну, и после этого я уехала, - закончила Астрид. - И помчалась прямо сюда. Что скажете? Мсье, я жду награды... - Она прижалась к нему плечом и, закрыв глаза, подставила щеку. - Целуйте хоть сюда, на большее не рассчитываю... Филипп засмеялся, шутливо обнял ее и, поцеловав в щеку, встал. - Браво, Астрид, вы действительно молодец... "Чего никак нельзя сказать о вас", - со вздохом подумала она и от души пожелала недогадливому Мишелю провалиться как можно глубже со своим паяльником и своей вонючей канифолью. Работал бы, черт побери, где-нибудь под навесом, на свежем воздухе! - Ладно, и на том спасибо, - Астрид встала. - Пойду тогда мыться и переодеваться, я вся пропылилась. Обед скоро? - Узнайте, пожалуйста, у хозяйки. Дино, наверное, сейчас придет. Когда Астрид удалилась с разочарованным видом, Полунин выдернул вилку паяльника из висящей над столом розетки и стал собирать свое хозяйство в большую коробку из-под сигар. - А ты ведь, пожалуй, был прав тогда, - сказал он задумчиво. - Как ни странно, она и в самом деле может оказаться полезной... - Что? - переспросил Филипп. Сказанного приятелем он не расслышал - мысли его, точнее ощущения, были заняты другим. На его губах держался еще вкус этого шутливого поцелуя, мимолетного прикосновения теплой упругой щеки, от которой пахло солнцем, дорожной пылью и немного бензином. Этакий неугомонный чертенок... И ведь, в сущности, хорошенькая - если приглядеться. А распущенность, которой она так щеголяет, это наполовину напускное... как у всей этой послевоенной молодежи. Во что бы то ни стало хотят выглядеть хуже, чем есть на самом деле. Но странно, почему он не пригляделся раньше... - Я говорю, это ее знакомство, - продолжал Полунин, - может, и в самом деле как-то использовать? - А как ты его используешь... - Ну, если он действительно пригласил ее в местную колонию. - Ты считаешь, ей следует поехать? - спросил Филипп. - Ехать-то, может, и не следует, но... Но Филипп уже увлекся идеей. - А, собственно, почему бы и нет? По-немецки она шпарит так, что ее и в самом деле не заподозришь, а легенда насчет пропавшего папочки вполне правдоподобна и многое объясняет. И более того! - Филипп щелкнул пальцами. - Эта легенда рассчитана именно на немецкую сентиментальность! Они не смогут не расчувствоваться, ты понимаешь? Черт побери, молоденькая соотечественница, дочь солдата... - Понимаю, - сказал после паузы Полунин. - Это-то мне как раз не очень нравится... - Но почему, старина? - изумленно спросил Филипп. - Не знаю, как-то это... Что-то в этом есть не очень хорошее Спекуляция на таких вещах... - Да брось ты, в самом деле! В данном случае цель оправдывает средства, мы ведь не ради личной выгоды. Нет, это ты зря, Мишель. - Может быть, - неуверенно согласился Полунин. - Вообще-то, конечно, мысль неплохая... Надо только хорошо все взвесить. Тут ведь может оказаться и так, что немцы затеяли это приглашение, чтобы выведать о нас... Справится ли Астрид? Вдруг еще ляпнет что-нибудь. Ладно, придет Дино, посоветуемся. Конечно, если бы ей удалось разыскать хотя бы одного из служивших с Дитмаром... - Еще бы! - подхватил Филипп. - В том-то и дело! Ей нужно только назвать номер дивизии, - у этих бошей культ "фронтового товарищества", ты же знаешь, все сослуживцы держатся друг друга. Тут только зацепить, найти хотя бы одного человека, а дальше ниточка потянется... ГЛАВА ШЕСТАЯ Кнобльмайер приехал за Астрид в субботу перед вечером Филипп и Дино как раз в это время вышли покурить на воздух и стояли на веранде, когда надраенный до зеркального блеска "форд-8" подкатил к остерии и замер точно напротив крыльца. Молодой светловолосый водитель выскочил из-за руля и распахнул заднюю дверцу, откуда не спеша появился и ступил на землю высокий немецкий офицерский сапог - такой же блестящий, как вся машина, - и следом за сапогом выбрался его обладатель. Поднявшись на крыльцо, Кнобльмайер сдержанно поздоровался, сказал что-то насчет жаркой погоды. - Армгард сейчас выйдет, - сказал Филипп, - вероятно, еще одевается. - Спасибо, я подожду, - отрывисто буркнул немец. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии итальянца и француза - постоял в нерешительности, потом сцепил пальцы за спиной и принялся вышагивать по веранде взад и вперед. На нем были бриджи офицерского покроя, сшитые из тропикаля песочного цвета, того же материала пиджак с узенькой черно-бело-красной ленточкой "Железного креста" в петлице, галстук бабочкой и темно-зеленая тирольская шляпа с узкими полями, украшенная фазаньим перышком. Астрид тем временем получала в своей комнате последний инструктаж. - Предположим, - говорил Полунин, - вас спросят: откуда вы знаете, что ваш отец был в Нормандии летом сорок четвертого года? - Как это откуда! Из писем, последнее было отправлено из Руана. - Опять ошибка. На письмах полевой почты обратный адрес не указывался, а все географические названия в тексте вымарывала цензура. Дислокацию части вы могли узнать из письма только в том случае, если оно было доставлено не по почте. Понимаете? Это очень важная деталь. Ну, скажем, кто-то ехал в отпуск - ваш отец мог попросить зайти, передать посылочку, письмо... - Это вариант правдоподобный? - Вполне. Так делали многие, и, если человек доверял посланцу, он мог писать совершенно откровенно. - Ладно, так и скажу - приезжал кто-то из папиных сослуживцев. - Номер дивизии хорошо помните? - Так точно, Семьсот девятая пехотная! - отчеканила Астрид. - Верно. Воинское звание отца? - Увы, всего-навсего лейтенант. Повыше нельзя? - Нет, не нужно. Лейтенанту легче было пройти незамеченным. Бывают ведь самые нелепые случайности - вдруг вы там же нарветесь на кого-нибудь, кто служил в этой именно дивизии? Полковники, майоры - они все-таки больше на виду, даже капитаны, - а лейтенанты на передовой менялись так часто, что теперь уже никто и не вспомнит, действительно ли был там этот Штейнхауфен, или такого в списках не значилось. Тем более что ни номера батальона, ни даже номера полка вы не знаете, а дивизия - хозяйство обширное, там за каждым не уследишь. - Ну хорошо. Предположим, мне назовут кого-нибудь, кто там служил? - Вы очень обрадуетесь, запишете адрес и скажете, что непременно с ним повидаетесь или спишетесь, чтобы расспросить о судьбе отца. - И больше ничего? - Больше ничего. А вообще держите глаза и уши хорошо открытыми. Если зайдет разговор о других колониях - постарайтесь запомнить, где они расположены. - Ну, если полагаться на мою память... - Астрид еще раз внимательно оглядела себя в зеркале, взялась было за губную помаду. - Черт! Совсем забыла, что скромной германской девушке краситься не пристало... Слушайте, Мишель, а если потихоньку записывать на салфетке? - Вы с ума сошли. - Шучу, шучу. Не такая уж я дура, в самом деле! Как мой туалет? - Сойдет, по-моему. - Нет, все-таки вы, русские, потрясающая нация - даже комплимента сделать не умеете... Ну, я побежала. Благословите меня, падре! В самом деле, я уже почти слышу голоса: "Ступай, дочь моя, тебя ждет великая миссия..." Хоть я по некоторым параметрам явно не подхожу к роли Орлеанской девственницы, сделаю что могу. - Желаю успеха, Астрид. Главное, не волнуйтесь и держите себя естественно. Пить, надеюсь, не будете? - Ах, что вы, - пролепетала Астрид, - ну разве что глоточек доброго старого рейнвейна... На веранде ей вдруг стало страшно - когда она небрежным кивком простилась с Филиппом и Фалаччи и в сопровождении восторженно пыхтящего Кнобльмайера направилась к машине. Отвыкнув от высоких стилетных каблуков, она шла мелкими неуверенными шажками, покачивая шуршащими фалдами широкой юбки из тафты, и мысли ее были так же нетверды. Собственно, она сваляла дурака, согласившись ехать к этим мофам. Тоже, разведчица нашлась, так все спокойно было в Монтевидео - черт ее понес... Ей хотелось оглянуться, хотя бы мельком увидеть еще раз стоящего на веранде Филиппа, но Кнобльмайер уже распахнул перед ней дверцу, и она не могла теперь позволить себе ни единого жеста, выпадавшего из роли. "Форд" бесшумно тронулся. Астрид сидела рядом с толстым оберстом, что-то говорила, отвечала на какие-то вопросы, и страх овладевал ею все сильнее. А вдруг это просто ловушка? Похищали же так нацисты своих политических противников... вот и ее решили похитить, очень просто. Схватят, бросят в подвал, будут стегать плеткой - "рассказывай, что это у вас тут за экспедиция!" Она представила себе Кнобльмайера с плеткой, и тут ей стало страшно до дурноты, она готова была уже крикнуть шоферу, чтобы тот остановился немедленно, ей нужно выйти, - как вдруг страх так же внезапно сменился стыдом. Не далее как вчера Филипп предсказывал именно это - что у нее не хватит духу разыграть фридолинов, - и она обиделась, накричала на него, заявила, что это просто непорядочно - подозревать в трусости человека только потому, что он принадлежит к другому полу... И теперь так осрамиться? Филипп и без того не принимает ее всерьез. Как и все остальные, впрочем. Конечно! Единственный, кто ее принимал всерьез и кому она действительно была нужна, - это Лагартиха, бедный, брошенный ею Лагартиха. А этим конспираторам она не нужна нисколько. Впрочем, на тех двоих она не в претензии: Дино каждую неделю получает нежные письма от своей женушки и так же регулярно изменяет ей с любой более или менее смазливой девчонкой, а у Мишеля - кто бы подумал! - есть какая-то аргентинка. От нее тоже пришло письмо. И какое! Узкий жемчужно-серый конверт, стилизованный под готику почерк, весь какой-то ломаный, с хвостами и росчерками, как на актах шестнадцатого века, - противно взять в руки, так и представляешь себе эту претенциозную дуру. Но почему Филипп? В Монтевидео, судя по всему, жил монах монахом, здесь и подавно, - не евнух же он в самом деле! Непонятно, совершенно непонятно. Для нее, в конце концов, это уже вопрос чести, но что делать? Еще и эта проклятая остерия! Будь у них у каждого своя комната - о-ля-ля, уж она бы пробралась к нему не через дверь, так через окно... никакие бы решетки не помешали, ventre de Sainct-Gris, как говаривал галантный король Наварры. Да нет, Филиппа нужно завоевывать иначе... - Что это вы, Армгард, так притихли? - спросил Кнобльмайер. - Плохое настроение? - Ах, я такая дурочка, - вздохнула она. - Вспомнила вдруг наш старый Рейн... как в нем отражается звездное небо... Вы помните это, - она доверительно положила руку на рукав оберста и пропела тихонько: - "Твои, о Родина, звезды..." - Ничего... ничего, - успокаивающе запыхтел толстяк. - Мы их еще увидим, слово солдата... Пока не потеряно мужество - ничто не потеряно! Когда они приехали в Колонию Гарай, страхи Астрид улетучились без остатка - так хорошо прошел ее первый выход на сцену. Войдя в зал, она сразу почувствовала себя предметом общего любопытства, но это не испугало ее теперь, а словно подхлестнуло. И она повела свою роль уверенно и спокойно, тем более что ничего зловещего не оказалось в окружающей ее обстановке. Никто не произносил речей о реванше, никто не хвастал числом повешенных собственноручно партизан; в общем разговоре то и дело проскальзывали воспоминания военных лет, но скорее анекдотического плана - как некий Гельмут, раненный в неудобосказуемое место, пытался приударить за сестрицей в фельдлазарете, как толстяк Фритци, получив отпуск, вез домой запретного поросенка, или как один полоумный зондерфюрер добивался приема у рейхсмаршала, уверяя, что изобрел новое оружие колоссальной мощи. Словом, обычные немецкие застольные разговоры, каких она немало наслушалась на семейных приемах за последний год своей жизни в Германии. Хорошо было и то, что ее не особенно мучили расспросами. Во всяком случае, за столом Астрид уже не была центром внимания, - с нею иногда заговаривали то справа, то слева, как с любой из присутствующих здесь дам, нисколько не выделяя из других. Она позволила сидящему рядом Кнобльмайеру налить ей второй фужер сухого аргентинского вина, сказав в свое оправдание, что оно так похоже на иоханнисбергер... и тут же спохватилась: скромной, истинно германской девушке не очень-то пристало разбираться в винах, - ей показалось даже, что "милый господин полковник" как-то странно глянул на нее своими рачьими голубыми глазами. Она уже спешно стала придумывать спасительный рассказ о фамильных виноградниках, но тут Кнобльмайера позвали с другого конца стола. Полковник извинился и встал. Человек, позвавший Кнобльмайера, с самого начала ужина обратил на себя внимание Астрид. Он был несколько старше остальных и отличался надменным выражением лица и свисающими, как у старого бульдога, щеками; возможно, это и в самом деле был какой-нибудь экс-генерал, потому что долгая привычка приказывать сказывалась у него даже здесь, за столом. Вот и сейчас он негромко говорил что-то, едва повернув голову к левому плечу, за которым в почтительном полупоклоне стоял Кнобльмайер. Какое-то шестое чувство подсказало Астрид, что получаемые полковником инструкции касаются ее. Обе догадки немедленно подтвердились, как только Кнобльмайер вернулся на свое место. Господин генерал, сказал он, хотел бы поговорить с фройляйн, - попозже, когда встанут из-за стола, не сможет ли она присоединиться к мужчинам в курительной комнате? - Ну разумеется, милый господин полковник, - улыбнулась Астрид, - буду рада. Я ведь вам говорила однажды - помните? - мне хотелось бы посоветоваться по одному важному для меня делу... Теперь она с трудом могла дождаться этого разговора. Она понимала, что ее ждет экзамен, но страха не испытывала, чувствуя себя во власти спортивного азарта. Ужин наконец кончился, хозяйка объявила, что кофе будет подан на террасе, вставшие из-за стола начали разбиваться на группки. В курительной комнате, куда Кнобльмайер привел Астрид, собралось человек шесть - около половины сидевших за столом мужчин. - Милая э-э... Армгард, - сказал генерал-бульдог, усадив ее на диванчик рядом с собой. - Вы не сердитесь, что мы вас оторвали от более молодого общества? - Ах нет, что вы, - возразила Астрид, потупив глаза. - Ну, прекрасно. Есть один вопрос, по поводу которого господа хотели бы услышать ваше мнение, но предварительно я просил бы вас удовлетворить мое персональное любопытство. Мое хобби, знаете ли, это генеалогия... германская, естественно. И мне не совсем ясно, к какой ветви фон Штейнхауфенов вы принадлежите? Потому что есть одни в Вестфалии, имение у них, если не ошибаюсь, недалеко от Падерборна, и есть другие - франконские фон Штейнхауфены, которые... Говорил он не спеша и довольно тихо, в манере человека, привыкшего к тому, что ему не нужно повышать голос: и так не ослушаются А может быть, подумалось Астрид, это он нарочно так мямлит и тянет слова, желая ее помучить. Наверное ведь, уже по ее виду все поняли, что она засыпалась... - Боюсь, я тут ничем не могу вам помочь, - призналась она с растерянным видом выслушав обстоятельную характеристику своих родственников из Франконии. - Обстоятельства моего детства... Бульдог слегка задрал левую бровь. - Понимаю, дорогое дитя, но... что-то вы должны же были знать о своей семье? - О родственниках моего отца, хотите вы сказать? - Ну, да. Астрид помолчала, пытаясь нащупать точку опоры. - Видите ли... насколько мне известно, отец не ладил с родственниками, - сказала она неуверенно. - Из-за своей женитьбы, вы понимаете. Это был в некотором роде мезальянс, и... - Ах, так. Что ж, это бывает. Иными словами, родственные отношения не поддерживались? - Нет, насколько мне известно. Впрочем, я же говорю... меня просто не посвящали в эти дела. Возможно, тема считалась как бы запретной в нашем доме, - волнуясь, продолжала Астрид. - Будь я немного старше, мама, вероятно, сочла бы нужным посвятить меня... в историю этой фамильной распри, но мне было всего девять лет, когда от папы пришло последнее письмо. Откуда-то из Франции, кажется... - Скажите, моя милая Армгард, а где служил ваш отец? - после недолгой паузы спросил бульдог. - Он... он служил в Семьсот девятой пехотной дивизии, в чине обер-лейтенанта, - быстро ответила Астрид. Бульдог повернулся к одному из присутствующих при допросе: - Семьсот девятая пехотная? - Семьдесят четвертый армейский корпус генерала Маркса, - почтительно ответил спрошенный. - А-а. Тот что был дислоцирован в Нормандии? - Так точно, экселенц! - Припоминаю, припоминаю... - Бульдог снова поглядел на Астрид, на этот раз с подобием улыбки. - Что ж, дитя мое, я рад, что вы запомнили хоть это. Что вам известно о судьбе отца? - Ничего, экселенц, абсолютно ничего, - заторопилась Астрид, - я уже говорила господину Кнобльмайеру, может быть, удалось бы разыскать кого-либо из его сослуживцев... - Печальный случай, - сказал бульдог, - но, увы, не единичный... далеко не единичный. Корпус Маркса был в тяжелых оборонительных боях с первого дня вторжения и, естественно, потери... вы сами понимаете. Теперь другой вопрос, э-э... более актуального характера. Что это за экспедиция, Армгард, с которой вы сюда прибыли? Астрид снова почувствовала опасность. Но, если пронесло с генеалогией... Помолчав, словно собираясь с мыслями, она повторила то же, что уже рассказывала Кнобльмайеру, но только более подробно. Сейчас ей важно было выиграть время. Инквизиторы слушали внимательно, не задавая вопросов. - Ну, ясно, - сказал генерал, когда она замолчала. - Дело в следующем, Армгард... Экспедиция сама по себе нас нисколько не интересует, вы должны понимать. Настораживают лишь два момента. Первое - ее состав: француз, русский, итальянец - странный какой-то э-э... конгломерат. Но и не это главное. Важнее второе, Армгард. Вы прибыли в страну через Асунсьон, не так ли? - Да, мы ехали пароходом, - настороженно ответила Астрид - Из Монтевидео, с пересадкой в Буэнос-Айресе. - Это неважно, - генерал сделал отстраняющий жест. - Важно то, что в Асунсьоне, - он произносил это слово как "Азунцион", - на второй день после прибытия, если не ошибаюсь, шеф вашей экспедиции - господин Маду, не так ли? - в одном из пивных локалей расспрашивал случайного собеседника о состоянии дорог в Парагвае, специально интересуясь несколькими определенными районами. Любопытно то, моя милая... э-э... Армгард, что все интересующие господина Маду населенные пункты являются центрами сосредоточения немецких колонистов... Идиот, подумала Астрид. Боже, какой идиот! Все время твердить об осторожности - и сделать такой ляп! Ну, мсье Филипп... - Это я виновата, экселенц, - сказала она быстро. - Я только сейчас с ужасом поняла, насколько была неосторожна, но... Она беспомощно пожала плечами и посмотрела на генерала умоляюще. Тот ответил ей взглядом недоуменным. - Не понимаю, - сказал он. - Вы работаете у них переводчицей, разве в ваши обязанности входит разработка маршрута? - Нет, разумеется, но просто Маду со мной советовался, еще в Монтевидео, и я нарочно назвала эти районы. Конечно, я заслуживаю наказания, экселенц, но вы тоже должны понять - где, если не в наших колониях, могла я надеяться разыскать хоть какой-то след? - Это было неосторожно, Армгард, - помолчав, строго изрек генерал. - Крайне неосторожно. - Я чувствую себя бесконечно виноватой! - воскликнула Астрид. - Вы должны были бы и сами сообразить, что... Армгард, слушайте меня внимательно. - Да, экселенц? - Мы постараемся оказать посильную помощь в розысках вашего отца. Не обещаю ничего конкретного, но некоторые возможности у нас есть. Вы же должны обещать мне самым определенным образом, что маршрут экспедиции будет изменен... - Да, но если с моим мнением не... - Один момент! - Бульдог уставился на нее еще строже. - Неприлично возражать старшим, Армгард. А перебивать их - тем более. Итак, я повторяю. Экспедиция, маршрут которой был, как вы сами признали, составлен при вашем участии и даже по вашим указаниям, должна от этого маршрута отказаться. Немедленно. Вы меня поняли? - Так точно, экселенц... - Вот и хорошо. Индейцев в Парагвае значительно больше, чем наших соотечественников, и господин Маду может записывать их песни и снимать их танцы где угодно, но только не у нас под носом. Вы сейчас присоединитесь к остальным гостям, Армгард, а мы тут подумаем, что можно сделать в смысле розысков вашего отца... Астрид немедленно поднялась. - Я вам буду так благодарна! - Не за что, это долг каждого немца. Словом, мы еще поговорим сегодня до вашего отъезда, и я составлю для вас перечень населенных пунктов, а также некоторых зон, впредь строжайше запретных для этого любопытного французского господина. Когда гости начали разъезжаться, генерал вручил Астрид листок с выписанными в столбик географическими названиями. - Вот пункты, где мы не хотели бы видеть экспедицию. Что касается вашего отца, то здесь, кажется, есть один офицер из Семьсот девятой, мы уточним этот вопрос в ближайшие дни. Кнобльмайер передаст вам адрес, вы сможете съездить туда и поговорить с этим человеком. Возможно, он что-либо знает. И помните о нашей договоренности, Армгард, - он отечески потрепал ее по щечке. - Желаю успеха, моя милая... Она вернулась в остерию во втором часу ночи. В комнате мужчин, несмотря на раскрытые окна, было накурено до синевы, на столе валялись разбросанные карты. Все трое встретили девушку вопросительными взглядами. - Хороши, - сказала Астрид. - Отправили беззащитное создание в львиную яму, а сами предаются разгулу. Тоже мне, сильный пол! Фил, дайте мне коньяку, я его честно заработала... - Дадим, вы только скажите, как дела. - Плохо! Экспедицию придется свернуть. - Что, серьезно? - помолчав, спросил Филипп. - Ja, ja, - сказала Астрид. - Фи есть польшой турак, герр Мату. Какого тшорта фи распускаль в Азунцион сфой тлинный болтливый язык? Надо было поменьше делать бла-бла-бла... Дайте же мне коньяку, черт возьми, я должна смыть с языка этот проклятый акцент! Мужчины ошеломленно переглянулись. Полунин встал, подошел к шкафу и достал бутылку. Астрид залпом выпила полстаканчика и, откинувшись на спинку стула, блаженно закрыла глаза. - Послушайте, Ри, - сказал Филипп. - Они что, и в самом деле что-то пронюхали? - Не буду же я вас разыгрывать! Я вам говорю: тот человек в Асунсьоне, которого вы расспрашивали о дорогах, обо всем сообщил куда надо. Правда, я по этому поводу сочинила целую историю, но все равно дела уже не поправишь. Из Парагвая нужно сматываться, тем более что список мест расселения немцев я получила. Насколько я понимаю, это именно то, чего вы добивались... - Не совсем, - сказал Полунин. - Хорошо, расскажите все по порядку. Астрид стала рассказывать. Рассказывала она долго, время от времени подбадривая себя коньяком, так что под конец у нее даже стал заплетаться язык. - Вот и все, более... более-менее... - Она сделала не совсем удачную попытку встать из-за стола. - Может, завтра еще вспомню. А сейчас я хочу спать. Guten Nacht meine Herrschaften*. Фил, проводите меня, иначе я ошибусь номером и еще... чего доброго... окажусь в чужой постели, этого я бы не пережила, сами понимаете... ______________ * Господа, доброй ночи (нем.). Филипп проводил ее. У себя в комнате Астрид лихо зашвырнула туфли - одну в угол, другую на шкаф, - потом повернулась спиной к Филиппу и подняла руки: - Расстегните эти проклятые молнии и помогите снять платье, мне самой не справиться... Филипп исполнил и эту просьбу. - Как у вас ловко получилось, - одобрила Астрид, выпутывая руки из шуршащей тафты. - Валяйте дальше. - Простите? - Я что, по-вашему, должна спать во всей этой сбруе? - Ну зачем же. Переоденьтесь в пижаму, так будет удобнее. Покойной ночи, Ри. - Скажите, мсье Маду, - светским тоном спросила Астрид, отстегивая чулок, - ваши предки были, по всей вероятности, гугенотами? - Понятия не имею, а что? - Да нет, просто я начинаю понимать Гизов. Проваливайте, пока я вам тут не устроила Варфоломеевскую ночь... На следующее утро Астрид встала поздно, когда мужчины уже кончали завтракать. Хозяйка принесла второй кофейник, поставила перед ней глиняное блюдо "чипа" - местных лепешек из сыра и маниоковой муки. - Смотри, девочка, чтобы ничего не осталось. - Куда мне столько, - ужаснулась Астрид, - я безобразно растолстею тут у вас, нья Поча... - Тебе и надо толстеть, - сказала хозяйка, наливая ей кофе. - А то ведь мужчины любят, чтобы было за что взяться. Я вон в твоем возрасте на стуле не помещалась, так ни один не мог мимо пройти. - Ах, сеньора, вам повезло - вокруг вас были мужчины, - сказала Астрид. - У меня, насколько я понимаю, тоже есть за что взяться... по европейским стандартам, во всяком случае. Так что проблема вовсе не в этом. - Ну ничего, - засмеялась нья Поча. - У тебя еще много времени впереди! - Только эта мысль меня и поддерживает. Допив кофе, Полунин и Фалаччи взяли удочки и отправились рыбачить. Филипп остался сидеть за столом, и его молчание не сулило ничего доброго. - Давайте, давайте, - пробормотала Астрид с набитым ртом. - Я уже знаю, что вы хотите сказать. - Тем лучше. Тогда я ограничусь тем, что попрошу вас впредь вести себя приличнее. - Успокойтесь, мсье Маду, я и не думала покушаться на вашу невинность. Или вас обидело упоминание о гугенотах? - При чем тут гугеноты, я говорю не о вчерашней сцене в вашей комнате... не считайте меня настолько уж лишенным чувства юмора. Я говорю о том, что вы болтали сейчас, здесь. Я принял вас в экспедицию, мадемуазель, и я не хочу краснеть за вас перед моими друзьями... - Да пошли вы все! - крикнула Астрид, вскакивая из-за стола. - В жизни не видела худшего сборища зануд, чем эта ваша богом проклятая экспедиция! Промчавшись по коридору и едва не сбив с ног испуганно ахнувшую хозяйку, она заперлась у себя в комнате, выкурила сигарету и, немного успокоившись, вышла в сад и устроилась в гамаке. В саду было тихо, только шелестела под легким ветром жесткая листва апельсиновых деревьев и резкими скрипучими голосами перекликались вдали какие-то местные пичуги. Потом послышался глухой ритмичный перестук деревянного песта - служанка на кухне принялась толочь в ступе маис. Пришел Филипп, которому понадобился полученный от генерала список мест расселения немцев. Астрид молча выбралась из гамака, пошла в свою комнату и, достав из сумки листок, протянула шефу. - Все еще дуетесь? - спросил тот. - Да нет, в общем, - Астрид пожала плечами. - Наверное, вы и в самом деле правы... просто я не люблю, когда мне читают нотации. - Не давайте к ним повода, - посоветовал Филипп. "Нет, его действительно ничем не проймешь", - подумала Астрид. - Главный моф требует, чтобы наш новый маршрут не затрагивал ни одного из этих районов, - сказала она, заглядывая в список из-за плеча Филиппа. - По-моему, это наглость. Вы думаете, нам следует подчиниться? - Я думаю, нам не стоит вступать с ними в лишние конфликты В конце концов, от намеченного маршрута можно потом и отойти... если понадобится. - Филипп спрятал листок в карман и подмигнул, давая понять, что мир окончательно восстановлен. В понедельник они вчетвером обложились путеводителями и крупномасштабными картами северной части Парагвая и, просидев над ними полдня, наметили несколько не вызывающих подозрения и относительно доступных районов вдоль бразильской границы - по верхнему течению Рио-Парагуай, на восточной окраине лесного массива Чако и, наконец, в предгорьях - там, где протянувшийся вдоль двадцать четвертой параллели хребет Маракаю под углом сворачивает на север, смыкаясь с горной цепью Сьерра-де-Амамбаи. - Придется поездить для отвода глаз, - сказал Филипп. - В общем-то, страну посмотреть стоит, раз уж мы здесь. Вряд ли придется еще когда-нибудь побывать в этих краях... Слова эти ужасно расстроили Астрид. Вечером она раньше обычного ушла в свою комнату, попыталась почитать, но купленная в Асунсьоне книжка Саган показалась ей ужасно нудной. Из попытки заснуть тоже ничего не вышло, спать совершенно не хотелось. Чего по-настоящему хотелось, так это поплакать, но плакать было глупо, плакать Астрид считала ниже своего достоинства, и вообще - из-за чего, скажите на милость? "Вряд ли придется еще побывать в этих краях". Ну и что? Естественно - все в жизни рано или поздно кончается. Кончится и эта экспедиция, Дино улетит в Милан, отдыхать от побед над американками в добродетельных объятиях истомившейся донны Маддалены, Мишель вернется в Буэнос-Айрес, где его тоже ждет не дождется эта аргентинка, такая же выломанная и фальшивая, надо полагать, как ее почерк на шикарных конвертах. И Филипп тоже уедет. Если экспедиция наделает шуму, мсье Маду - "герой сельвы" - станет знаменит, и тогда уж его не упустит взять на абордаж какая-нибудь арлезианка... Да черт с ним, пусть хоть гарем себе заведет - ей-то что? Не хватает, чтобы она портила себе нервы из-за человека, который не обращает на нее внимания. Ну и прекрасно, что не обращает! Очень он ей нужен! И вообще, на кой ей все эти охотники за сенсациями? Она свое дело сделала, с нее хватит. Они хотели использовать ее в роли немки, в чем и преуспели, раздобыв с ее помощью список районов, где прячутся недобитые наци. Так что цель достигнута, и если им хочется еще сидеть здесь, чтобы не вызвать подозрения поспешным отъездом, то ее это ни в коей мере не касается. Она может хоть завтра распрощаться со всей бандой и уехать в Асунсьон. Через три дня будет в Буэнос-Айресе, а еще через день - в Монтевидео. Лагартихе, по крайней мере, она действительно была нужна! Как человек, как женщина, а не как марионетка, которую можно использовать только в политических целях... Астрид представила себе, как завтра начнет собирать свои пожитки, потом вспомнила, как они в Асунсьоне ходили по магазинам, покупая карты и путеводители, и от этого воспоминания ей стало так больно, что она вдруг и в самом деле разревелась - да как! Хорошо еще, успела вовремя сунуться лицом в подушку, иначе услышали бы в соседней комнате. Несмотря на циклопическую толщину стен, внутренние перегородки в остерии были совсем тонкими. Наутро она уже собралась с духом, чтобы сообщить о своем отъезде, но тут ей принесли записочку от Кнобльмайера - оказывается, когда она еще спала, приезжал Карльхен. В записке было приглашение побывать сегодня на станции в любое удобное для нее время. "Ладно, - подумала Астрид, - съезжу сразу после завтрака, а потом скажу..." Отсрочка порадовала ее немного. - Что вы сегодня такая? - спросил за завтраком Филипп. - Можно подумать, получили дурные известия. - Просто так, - не сразу отозвалась Астрид. - Плохо спала, и вообще... - Так не езжайте тогда к своему фридолину. Съездите вечером, а можно и завтра, - время терпит, нечего вам лететь по первому требованию. - Нет, я уж съезжу. - По-моему, нам давно пора встряхнуться, - предложил Дино. - Давайте-ка закатимся денька на два в Асунсьон, поселимся в хорошем отеле, посидим вечерок в баре, потанцуем. Э, Астрид? Тряхнем стариной? - Не хочу я ни в какие бары, - отозвалась она сдавленным голосом, еще ниже наклоняясь над тарелкой. Кнобльмайер встретил ее очень любезно и тоже спросил, что с ней такое - бледная, под глазами синяки и вообще вид нехороший. - Этот ужасный климат, - пожаловалась Астрид, - я просто не могу больше. Вам удалось что-нибудь узнать, господин полковник? - Разумеется, разумеется - всегда держим слово! - торжественно объявил тот. - Сейчас расскажу, но пока не забыл - господин генерал просил узнать, как с маршрутом? - С чем? - Астрид подняла брови. - А-а, с маршрутом экспедиции! Да, все улажено. Кстати, я привезла план - можете показать генералу, здесь не затронут ни один из названных им районов... Кнобльмайер стал внимательно изучать вырванную из путеводителя дорожную схему Парагвая, на которой синим карандашом были заштрихованы намеченные для исследования зоны. - Так... так, - бормотал он, водя пальцем. - Куругуати... Ипе-Ю... Капитан Бадо... да, здесь можно. Пуэрто Пинаско - Рохас Сильва... хорошо, правильно. Пуэрто Гуарани - форт Генераль Диас... это все можно. Это хорошо, я скажу его превосходительству, что новый маршрут вполне чист. Как они к этому отнеслись? - К изменению маршрута? Нормально, - Астрид пожала плечами. - Им-то все равно... тем более, я сказала, что здесь лучше дороги и вообще эти места в этнографическом отношении более интересны. - Прекрасно, прекрасно, - одобрил герр Кнобльмайер. - Известная доля нордической хитрости вполне допустима, если имеешь дело с врагом. Итак, фройляйн Армгард, мы нашли одного из сослуживцев вашего отца. К сожалению, он живет далеко - в Чако Бореаль, труднодоступная зона, но на вашем вездеходе добраться можно... Астрид открыла уже рот, чтобы поблагодарить и сказать, что едва ли сможет туда поехать, так как климат ее совершенно измотал и она вынуждена вернуться в Европу, но вовремя сообразила, что сказать так - значило бы подтвердить возможные подозрения на свой счет и поставить под удар остающуюся экспедицию. Нет, видно, ей пока не суждено было уехать. - ...служил в Семьсот девятой дивизии в чине гауптмана, - говорил Кнобльмайер. - К сожалению, как я слышал, сейчас сильно пьет, естественно - шесть лет войны, поражение, изгнание - не всякий выдержит. Но вы все-таки поезжайте, поговорите с ним. Достаньте еще раз свою карту... Смотрите, это примерно здесь - нужно ехать до Марискаль Эстигарривиа, а оттуда пробираться через джунгли на северо-восток. До этих вот пор - видите - дорога есть, дальше будет труднее. Возьмите с собой своих иностранцев, скажите им, что в Чако много интересного... - Конечно, одной ведь мне не добраться, - сказала Астрид и спросила: - Но для них этот район не запретен? - Нет, нет, можете ехать спокойно. Там нет наших соотечественников, кроме менонитов. Но те не в счет - старожилы, давно опарагваились, многие женаты на туземках - мерзость. Что касается гауптмана Лернера, он служит на одной из лесоразработок компании "Ла Форесталь Нороэсте". Астрид задумалась, приложив палец к подбородку. - Господин Кнобльмайер, а станет ли он вообще со мной разговаривать? Я ведь так мало знаю о своем отце... боюсь, мне трудно будет убедить его, что у меня нет никаких тайных целей. Вы сами говорили, что живущие здесь немцы довольно подозрительно относятся ко всяким расспросам... - Правильно! Разумная мысль, фройляйн Армгард, весьма разумная. Я поговорю с господином генералом - надеюсь, он не откажет - небольшое рекомендательное письмо - Лернеру будет достаточно. - О, я была бы вам так благодарна... - Не за что, не за что. Я повидаю его сегодня. Когда вы думаете ехать? - Ну, мне еще надо уговорить своих спутников. - Да, без спутников вам ехать нельзя, и я боюсь, что тут мы ничем не можем помочь. Люди все заняты - работа - не так просто вырваться. А поездка займет не менее десяти дней. - Нет-нет, господин Кнобльмайер, я уверена, что смогу упросить господина Маду. Это действительно плохие места? - Чако Бореаль? Гнуснейшие! Джунгли и безводная пустыня - нелепое сочетание - возможно лишь в этой мерзкой стране. Нужно везти с собой все - запас воды, продовольствие, инструменты, запчасти. Если машина выйдет из строя, помочь некому. Словом, вот адрес - если это можно назвать адресом, ха-ха-ха! - и желаю успеха. Завтра, я думаю, Карльхен привезет вам письмо для гауптмана Лернера... ГЛАВА СЕДЬМАЯ Погода начала портиться, едва они отъехали от Марискаля. Барометр угрожающе быстро падал уже с утра, но дорога была пока вполне приличной, и джип с подключенным передним мостом довольно уверенно преодолевал подъем за подъемом; поэтому первые капли дождя никого не испугали. Тем более что возвращаться и пережидать непогоду было бессмысленно: никто не знал, сколько она может продлиться. Полунин и Филипп спрыгнули со своих мест на груде уложенного сзади багажа, быстро подняли тент и полезли обратно, успев уже порядочно промокнуть - дождь, начинавшийся довольно нерешительно, хлынул вдруг настоящим тропическим ливнем. - Это ненадолго, - со своим всегдашним оптимизмом объявил Дино, лихо втыкая скорость. - В низких широтах темперамент распространяется даже на атмосферные явления... бам, бам - и готово! - Ради вашей мамы, держитесь вы за руль хотя бы одной рукой! - взмолилась сидящая рядом с ним Астрид. - Э, при чем руки! Не видишь - я его придерживаю коленом? Вопреки предсказанию Дино, ливень и не думал стихать. Небо, насколько можно было видеть, когда джип выезжал на более открытые места, сплошь затянулось низкими тучами; тусклая завеса дождя, мешаясь с парным туманом, скоро ограничила видимость несколькими метрами, а дорога между тем становилась все хуже и хуже. В сущности, это была теперь извилистая и полузаросшая тропа, по которой джип буквально продирался, ломая еще ниже пригнувшиеся под ливнем ветви и обрывая лианы. Дино то и дело посматривал то на часы, то на счетчик спидометра, ругаясь все более трагическим шепотом, - за час они не проехали и десять миль; весь экипаж джипа успел уже вымокнуть от залетавших под брезент водяных брызг. Тент, самого простого устройства, как и все в этой предельно утилитарной машине, не имел боковых полотнищ, а отсутствие дверок - их заменяли полукруглые вырезы в бортах - делало особенно неуютным положение водителя; что касается Астрид, то она давно уже перебралась со своего промокшего сиденья в задний отсек и устроилась на тюке со спальными мешками. - Слушай, Дино! - крикнул Полунин, пытаясь перекричать рев ливня и надсадный вой задыхающегося мотора. - Бросай к черту ставить рекорды! Это же бессмысленно, - переждем, пока стихнет! - Я уж и сам думал! - отозвался Фалаччи. - Сейчас, только найду место повыше! Вскарабкавшись на очередной увал, он вывернул джип под какое-то растение вроде высокого банана, широкие пальмовые листья которого представляли некоторую защиту от низвергающихся сверху водопадов. Когда умолк мотор, ураганный шум дождя показался еще более устрашающим. Дино перелез через спинку своего сиденья и принялся вместе с Филиппом устраивать дополнительные боковые прикрытия из чехлов и палаток. Когда задняя часть машины превратилась в подобие цыганской кибитки, путешественники почувствовали себя лучше. Астрид разрыла багаж и извлекла термос с кофе и запаянную жестянку сигарет. - Все-таки пригодилась тропическая упаковка, - сказал Филипп, вскрывая банку. - Помните, парни, мы такое впервые увидели у американцев в сорок четвертом... еще удивлялись - консервированное курево! Оказывается, это делали для Тихоокеанского фронта. - Гнусная штука тропики, - заметил Дино. - Человек чувствует себя ничтожеством, самой последней из букашек... - Правда? - подхватила Астрид. - У меня еще вчера появилось это ощущение. По-моему тоже, в тропической природе есть что-то подавляющее... Я теперь понимаю, почему служащие колониальной администрации в конце концов спиваются, рано или поздно. - Есть еще и такая штука, как ностальгия, - заметил Полунин. - А, глупости! - возразила Астрид. - Никогда не испытывала этой дурацкой ностальгии, да и не видела, чтобы другие от нее страдали. Сколько англичан живет в Уругвае, - англичан, французов, испанцев, кого угодно... И никакой ностальгии не испытывают! А посадите любого из них куда-нибудь в Суринам или на Борнео - сопьется в два счета. И ведь не от одиночества - европейцы в колониях обычно живут сеттльментами, денег куча, так что в любой момент можно слетать в гости хоть на другое полушарие... Нет, это тропики. Особый тропический психоз, мне рассказывали. Я знала одного парня, голландца, он долго служил в Индонезии. А теперь и сама вижу, что это такое... Она задумалась, держа в ладонях пластмассовую кружку с кофе и глядя на дорогу - кипящий под ливнем глинистого цвета ручей, по которому неслись сломанные ветки и листья. - Вообще, мы сделали ужасную глупость, что потащились к этому пьянице Лернеру, - добавила Астрид. - Действительно, ничего глупее нельзя было придумать! Дино и Филипп молча курили, Полунин пытался настроить коротковолновый приемник, но не мог извлечь из него ничего, кроме свиста и треска. Астрид допила свой кофе и тоже потянулась за сигаретой. Ливень, казалось, начал немного стихать. - Как это мы, в самом деле, не додумались, - продолжала Астрид, прикурив от сигареты Филиппа. - Можно ведь было мне заболеть, тем более что в последний раз Кнобльмайер сам спросил, почему я так плохо выгляжу... Заболела бы, а Лернеру послала письмо - и могла бы уехать со спокойной совестью, никого не подводя... А теперь изволь таскаться по этому проклятому Чако Бореаль только для того, чтобы приехать и услышать "нет, не знаю"! - А если приедете и услышите "да, знаю"? - усмехнувшись, спросил Филипп. Астрид уставилась на него изумленно: - Что вы хотите сказать? - То, что свидание с Лернером может оказаться вовсе не таким уж пустым, как вам кажется. - Великолепно! - Астрид рассмеялась. - Слушайте, Фил, вы мне напоминаете лжеца из восточной притчи, который надул сам себя. Не знаете эту историю? Тогда я вам расскажу. У нас был студент-пакистанец, я от него и услышала. Когда-то в одном восточном городе жил лжец; и это был такой гнусный лжец - да не помилует его аллах! - что он не мог прожить дня без того, чтобы кого-нибудь не обмануть. Однажды негодяй сидел на кровле своего дома и увидел проходящего по улице соседа. "Сосед! - закричал лжец. - Ты разве не слышал новый фирман нашего повелителя? Отныне каждую пятницу на площади перед медресе будут бесплатно раздавать кускус всем, кто пожелает, нужно только явиться туда до полудня". А это как раз была пятница, и сосед забежал к себе домой, схватил блюдо и помчался к медресе, а за ним поспешил и сосед соседа, и еще другие соседи, и все бежали с блюдами и кричали каждому встречному, что на площади всем правоверным раздают сочный и ароматный кускус и не берут за это ни сантима, - в общем, началось черт знает что. А негодяй смотрел с кровли своего дома и посмеивался, потом задумался, потом стал беспокоиться; а кончилось тем, что лжец - да осквернят дикие ослы могилу его деда - тоже схватил блюдо и помчался за даровым кускусом... Все посмеялись. - Так же будет и с вами, - продолжала Астрид, - скоро вы и сами поверите в то, что меня зовут Армгард фон Штейнхауфен и что я разыскиваю своего бедного пропавшего без вести фатти... Полунин обернулся к Филиппу: - Ты ей разве еще не рассказал? - Нет еще, - сказал Филипп. - О чем? - удивленно спросила Астрид, посмотрев на одного и на другого. - Этот Филиппо - осторожный человек, - подмигнул Дино. - Я давно говорил, что тебя нужно посвятить во все, но у него свои соображения... - Брось трепаться, - резко перебил Филипп. - До сих пор мы считали, что рассказывать Астрид обо всем пока ни к чему, а рассказать решили только перед самым отъездом. Ну а тут как-то не получилось еще... Астрид, ничего не понимая, кроме того, что от нее что-то скрывали и продолжают скрывать, пожала плечами. - Пожалуйста, - обиженно сказала она, - не думайте, что я так уж рвусь проникнуть в ваши... элевзинские таинства. Мне давно ясно, что вы посвящаете меня в свои дела лишь постольку, поскольку это нужно для успеха очередного задания, которое мне предстоит выполнить... - Не нужно обижаться, Ри, - сказал Филипп, - это ведь закон конспирации. Когда мы были в маки, никто из нас не знал того, что знало руководство, и для нас это было благом. А вы сейчас вместе с нами тоже занимаетесь конспиративными делами, и делами довольно опасными, так что обиды здесь неуместны. Очень может быть, вы потому и сумели так естественно провести свою роль в этой немецкой колонии, что не знали главного. Понимаете... знай вы все - вы бы неизбежно нервничали, боялись. А когда человек боится, ему куда труднее владеть собой. Я это по собственному опыту знаю, - в маки, вы думаете, нам не случалось трусить? Поэтому главного вам и не сказали. - Спасибо, - насмешливо сказала Астрид, - я понимаю, вы заботились обо мне... - Мы заботились о том, чтоб вы не провалились сами и не провалили порученного вам дела. А сейчас вам поручается другое: побывать у капитана Лернера и выяснить, не известно ли ему теперешнее местопребывание одного из его сослуживцев по Семьсот девятой дивизии, обер-лейтенанта... - Фон Штейнхауфена, знаю, моего бедного папочки. - Нет, обер-лейтенанта Густава Дитмара. - Кого? - изумленно спросила Астрид, поворачиваясь к Филиппу. - Что это еще за Густав Дитмар? - А это тот самый человек, ради которого мы и таскаемся по Южной Америке, - объяснил Филипп. - Человек, которого нам нужно выследить и взять живым. С минуту Астрид молчала, потом глянула поочередно на каждого из своих спутников, открыла уже рот, чтобы что-то сказать, и снова умолкла. - Ну знаете! - объявила она наконец. - Это уж слишком! Да пошли вы все к черту с вашими тайными судилищами и вашими беглыми кригсфербрехерами!* Что это такое, в конце-то концов? Сначала меня приглашают на работу в мирную этнографическую экспедицию; тут же выясняется, что вся эта этнография - липа высочайшей пробы и господа ученые интересуются мофами, а вовсе никакими не индейцами; потом из меня спешно делают шпионку... ______________ * Der Kriegsverbrecher - военный преступник (нем.). - Простите - разведчицу, - поправил Филипп. - ...а теперь я, ни больше ни меньше, должна еще принимать участие в людокрадстве! - продолжала кричать Астрид. - Да вы что, в самом деле, взбесились? Не знаю, как тут, а в Штатах за такие штучки сажают на электрический стул, - так я на нем сидеть не желаю, понятно вам? Не желаю! Отвезите меня обратно в Марискаль, оттуда я уж как-нибудь выберусь без вашей помощи, а сами можете и дальше гоняться за своими лернерами и дитмарами! И счастливой вам охоты! - Тише, тише, - сказал Полунин. - Астрид, вас никто ни к чему не принуждает. Если хотите, мы вас отвезем не только в Марискаль, а прямо в Асунсьон и посадим на первый же аргентинский пароход. Но только после того, как вы побываете у Лернера. - Я сказала - не поеду! Хватит с меня! - Э, послушай, - примирительно сказал Дино, - не нужно сейчас спорить, у тебя истерика, нервы. Подожди, дождь скоро кончится и все тебе покажется в другом свете... - Да при чем тут ваш чертов дождь! - Ри, послушайте, - сказал Филипп. - Мишель прав, мы не собираемся вас удерживать, если вы решите уехать. Но сейчас это сделать просто нельзя. Кто, кроме вас, может поговорить с Лернером? В конце концов, согласитесь, вы ведь нас тоже отчасти подвели: откажись вы сразу, мы бы придумали какой-нибудь другой вариант, а теперь выходит ерунда - то вы едете, то бросаете все на полпути... - Но вы мне ничего не говорили о похищении! - Минутку. Во-первых, еще неизвестно, придется ли нам кого-то похищать. Во-вторых, даже если и придется, вы в этом участвовать не будете. Не такие уж мы идиоты, в самом деле. От вас сейчас требуется одно: поговорить с Лернером и выяснить, что он знает. Очень может быть, что он не знает ровно ничего; в таком случае мы будем продолжать поиски - с вами или без вас, это уж как вы сами решите. Поймите только одно: ваше участие предусматривалось только в этой, предварительной фазе операции. С остальным мы уж как-нибудь и сами справимся. Как там, кофе еще остался? Астрид молча разлила по кружкам остатки из термоса. Ливень действительно шел на убыль, теперь это уже был обычный сильный дождь, какие бывают и в Европе. Кругом посветлело. Пока допили полуостывший кофе, совсем распогодилось, только запоздалые капли скатывались еще с широких пальмовидных листьев приютившего их дерева. Дино с Полуниным принялись разбирать брезентовую кибитку. - Ладно, - объявила вдруг Астрид, - Лернера я беру на себя, черт с ним. Но только договоримся сразу! Или вы мне доверяете во всем, или я в игре не участвую, - следовательно, чтобы никаких больше секретов. Принято? - Принято, - ответил Филипп. - Еще бы вам не принять, ха-ха. Вы, милые мои джентльмены удачи, у меня теперь все вот здесь! - Астрид показала сжатый кулак и обвела своих спутников торжествующим взглядом. - Вздумайте только пикнуть. И вообще, это сафари с нынешнего дня получает кодовое наименование "Операция Южный Крест". - Какой еще крест, - испуганно закричал Дино, - ты что, хочешь погубить нас всех?! - Успокойтесь, синьор Фалаччи, я имею в виду созвездие! Дино, уже нацелившийся в нее рогами из пальцев, тут же успокоился. - Созвездие - это ничего, - признал он. - Но вообще с такими вещами лучше не шутить. - А я и не думаю шутить. Вы поняли, почему я выбрала именно Южный Крест? Там четыре звезды - одна наверху и три пониже. Улавливаете аллегорию? - Я думаю, - сказал Филипп, - никто из нас не откажется уступить пальму первенства представительнице прекрасного пола. - Вот вам типичный француз, - вздохнула Астрид. - Комплименты выскакивают мгновенно, как шоколадки из автомата. И так же равнодушно. А вот наш Великий Молчальник опять чем-то недоволен. Что, не нравится название? - Да нет, почему же, - отозвался Полунин. - Как кодовое - сойдет. Даже остроумно, в вашем истолковании. Просто мне само это созвездие не очень по душе. - А, ну еще бы! Вам подавай Медведиц, да побольше... Подождав еще с полчаса, чтобы иссяк текущий по дороге ручей, они собрались уже трогаться дальше, как вдруг Дино насторожился и стал прислушиваться. - По-моему, собаки где-то лают... Остальные тоже услышали в отдалении собачий лай. - Это жилье, - сказал Дино. - Надо сходить узнать, что-то я не уверен в этой дороге, очень уж она выглядит заброшенной. Может, сходим, Микеле? По-моему, тут недалеко. - Куда вы потащитесь через мокрые заросли? - возразила Астрид. - Поедем дальше, куда-то эта дорога нас приведет. - Она может привести в такое место, откуда потом не выберешься, - сказал Полунин. - Что ж, давай сходим, вымокнуть мы уж и так вымокли. Ты тогда оставайся здесь с Астрид, Филипп, там все равно понадобится знание испанского. - Э, хотел бы я быть в этом уверен, - с сомнением сказал Дино. - Местные индейцы, по-моему, говорят только на гуарани. Однако попытаться стоит, ничего не поделаешь. Филипп, достань там пару мачете! Филипп попросил Астрид пересесть и, отвалив в сторону тюк со спальными мешками, вытащил два длинных тесака со слегка изогнутым" лезвиями. Без этого универсального орудия, заменяющего жителю Южной Америки косу и топор, в сельве нельзя сделать ни шагу; не говоря уже о необходимости прорубать себе дорогу в густом подлеске и рассекать то и дело преграждающие путь лианы, именно мачете с его острым и тяжелым клинком шириной в три и длиной в двадцать дюймов наиболее удобен как надежное оружие против змей - главной опасности этих мест. Едва Дино и Полунин успели скрыться в зарослях, как проглянуло солнце. Мокрая зелень ослепительно засверкала, туман стал подниматься от быстро просыхающей земли; воздух, ненадолго очищенный ливнем, снова насыщался тяжелыми гнилостными испарениями. - Проклятый климат, - упавшим голосом сказала Астрид, - настоящая турецкая баня. Фил, можно попросить вас исчезнуть минут на десять... - Исчезаю, - кивнул Филипп и спрыгнул в грязь. - Я отойду, а вы посигнальте, когда будете готовы. Переодевшись во все сухое, Астрид почувствовала себя лучше - но только физически. Ей было стыдно за недавнюю истерику. Что он теперь о ней подумает? Взбалмошная девчонка, дура, и к тому же трусиха. То говорила, как ненавидит нацистов, а то вдруг впадает в панику оттого только, что ее попросили помочь обезвредить одного из них. Должна бы радоваться, что ей дали возможность сделать в жизни хоть что-то полезное. Вдоволь натерзавшись такими мыслями, она нерешительно выглянула из-под брезента Филипп стоял на дороге метрах в сорока от джипа, запрокинув голову, и разглядывал что-то 6 ветвях. Астрид выбралась наружу и пошла к Филиппу, с трудом вытаскивая из грязи резиновые сапоги. - Что вы там увидели, Фил? - крикнула она, подойдя ближе. - Гнездо какое-нибудь? Филипп обернулся. - Обезьяны, - сказал он негромко. - Идите скорее, их тут целый выводок... - Где, где? - заторопилась Астрид. - Покажите! - Смотрите вон туда, вон, где толстая лиана, видите? Чуть выше и левее... Он полуобнял ее и нагнулся к ее щеке, показывая на какой-то просвет в мокрой зелени. Астрид честно попыталась что-то разглядеть, но оказалась так близко от Филиппа, что ей уже было не до обезьян. Постояв так с неистово колотящимся сердцем, она закусила губы и отодвинулась. - Действительно, очень интересно, - сказала она светским тоном. - Видели, да? По-моему, это ревуны... черт, хорошо бы их сейчас телеобъективом... - Принести камеру? - Не надо, чувствительности пленки все равно не хватит. Там слишком темно. Бедняги, они совсем мокрые... - Фил, - сказала Астрид. - Да? - Раз уж я остаюсь с вами, расскажите мне про этого немца, которого вы ловите. - Да в общем, в этой истории нет ничего исключительного. В начале сорок четвертого года у нас в отряде появился перебежчик. Ну, естественно, полного доверия к нему сначала не было... но со временем он прошел все проверки и стал полноправным бойцом. Он по-настоящему дрался, этот Дитмар, никогда не отказывался от опасных заданий, словом придраться было не к чему. А потом выдал всю сеть. Не только отрядные базы, но вообще все решительно - все, что успел выведать, вплоть до системы явок среди гражданского населения... - Кошмар... - прошептала Астрид. - Так он был специально заслан? - Разумеется. Дино утверждал это с самого начала - ему не верили... Нельзя же, мол, подозревать человека только потому, что он родился в Германии! А как же тогда Тельман, Буш и другие? Да он и в самом деле не давал поводов для подозрений... пока не оказалось слишком поздно. Что ж, надо признать - сработал он ловко. Правда, ядро отряда пострадало не так уж сильно, но вся наша гражданская сеть погибла... связные, система явок... В общем, в результате этого предательства немцы расстреляли в Руане и его окрестностях около ста человек. К тому же Дитмару удалось провести свою операцию таким образом, что в предательстве был заподозрен мэр одного из маленьких городков... человек, который сделал для Резистанса больше, чем любой из нас. И улики были настолько серьезны, что этот человек так и умер под подозрением, не сумев оправдаться в глазах всех окружающих. Точнее, он покончил с собой... вскоре после войны. Именно из-за этого. Астрид долго молчала. - Действительно, ужасная история, - сказала она наконец. - Но, Фил, я не совсем понимаю... если даже после войны улики против этого мэра не были опровергнуты - откуда же вы знаете, что... - Что он не был виновен? Потому что Фонтену я верил, как самому себе. Это был мой учитель, Ри, и я просто знаю, что он не был способен на предательство. Кроме того, его дочь слышала разговор с Дитмаром - последний их разговор, это было как раз накануне разгрома, - из которого поняла, что отец раскусил немца. Ну, свидетельству дочери значения не придали... это тоже в какой-то степени было понятно, особенно в то время... - А сам Дитмар? - А Дитмара один наш бывший макизар видел уже год спустя, весной сорок пятого. Этот тип спокойно жил в лагере для пленных немецких офицеров, причем даже фамилию не потрудился изменить. Наш парень поднял шум, начал требовать у американцев, чтобы того передали французским властям, но американцы с такими делами спешить не любили. Пока все это ходило по инстанциям - Дитмара в лагере не оказалось. То ли бежал, то ли был куда-то переведен, никто этого не знал. - Да-а, - протянула Астрид. - Действительно, история... Но показания этого человека, который его видел, - почему их не приняли во внимание? Ведь если Дитмар после всей этой истории оставался в вермахте - значит, он никак не мог быть настоящим перебежчиком... - Как сказать - не приняли, - Филипп пожал плечами. - Фонтен не был ведь осужден формально, и именно потому, что прямых доказательств его измены все-таки не нашлось... но и оправдать его не оправдали. Дело было прекращено за недостатком улик, а это, в общем, формулировка страшная своей двусмысленностью. Она-то Фонтена и убила. А насчет встречи в Мюлузе... ну, многие склонны были считать, что парень просто ошибся. Прояснить всю эту историю могло только появление в зале суда самого Дитмара, но Дитмар-то как раз и исчез. Исчез и пропадал до тех пор, пока Мишель не обнаружил, что он перебрался в Аргентину... - Каким образом? - Да просто случайно: в старом журнале увидел снимок группы только что прибывших из Европы иммигрантов и там красовался наш Дитмар. У него характерная морда - со шрамом во всю щеку. - Нет, но какое совпадение! Просто чудо... Продолжая разговаривать, они вернулись к машине. Филипп опустил тент и перегнал джип на открытое место, чтобы солнце высушило сиденья. Прошел уже почти час, как ушли Дино с Полуниным. - Пора бы им возвращаться, - заметил Филипп, посмотрев на часы. - Неизвестно, сколько еще ехать... боюсь, нам сегодня придется спать в палатках. - Это даже интересно, - сказала Астрид. - Ночлег в палатке в глубине парагвайской сельвы - такое не часто бывает. - Лиха беда началом... Хорошо, если Лернер знает что-нибудь о Дитмаре, а если нет - ума не приложу, где его еще искать. - Должен знать, вероятно, - сказала Астрид. - Наверное, после той истории он стал известной фигурой, по крайней мере среди сослуживцев. - На это-то мы и рассчитываем. Но захочет ли Лернер сказать, вот вопрос... Было уже около полудня, тяжелый влажный зной становился нестерпимым. Вокруг стояла особенная тишина сельвы, наполненная - если прислушаться - мириадами звуков, в большинстве своем совершенно непонятных, загадочных и поэтому пугающих. Астрид испытывала какое-то странное беспокойство, настроение ее становилось все более подавленным - и не только из-за этой рассказанной Филиппом истории с предательством. Скорее, дело было в самом Филиппе, - у Астрид была достаточно трезвая голова, чтобы безошибочно разбираться в причинах своих настроений. Как жаль, подумалось ей, вот уж об этой причине было бы куда приятнее не догадываться... Как просто и хорошо чувствовала она себя с Филиппом еще две-три недели назад! Тогда это была просто привычная и забавляющая ее игра, старая как свет, игра в соблазнительницу и соблазняемого; игра, в которую - сознательно или бессознательно - спокон веку играет всякая молодая и свободная женщина, заполучив более или менее подходящего партнера Астрид всегда считала, что в этом вопросе она ничуть не лучше и не хуже других, и вела себя так, как было принято в ее кругу Впрочем, некоторых вещей она себе никогда не позволяла: например, отбить друга у приятельницы или соблазнить женатого приятеля. Секс был для нее спортом, и она придерживалась правил честной игры - развлекайся сколько угодно, но не порти жизнь другим. Взять, например, ее последний роман - с Лагартихой Они чудесно провели время, целое лето прожили почти как муж и жена, разве что на разных квартирах, и расстались вполне мирно. Ну, конечно, Освальдо устроил сцену, на то он и аргентинец: тряс ее за плечи, швырнул на постель, угрожал громадным пистолетом - все это ей очень понравилось, она впервые испытывала на себе знаменитые южноамериканские страсти; впрочем, отвергнутый любовник скоро успокоился, пистолет спрятал, а ее попросил перепечатать в пяти экземплярах полученное из Буэнос-Айреса циркулярное письмо. Примерно так же представлялся ей с самого начала и будущий роман с шефом. То, что Филипп был явно не бабник, делало предстоящий матч еще более интересным; невелика заслуга, скажем, забраться в постель к тому же Дино - тот и сам не пропускает ни одной юбки. Филипп же был дичью, достойной охотника. Так что игра обещала быть интересной. Но игры не получилось, получилось что-то совсем другое. Насколько другое - Астрид предпочитала не думать, несмотря на всю трезвость своего ума. Пока еще это ей удавалось. Но с Филиппом ей теперь было трудно. Она могла навязаться в любовницы - это было привычно, забавно; навязываться же в любимые ей до сих пор просто не приходилось, и она меньше всего хотела учиться этому теперь. - О чем задумались, Ри? - спросил Филипп. - Да так... просто, - Астрид вздохнула. - Обо всей этой истории, что вы рассказали. Вообще, конечно, гнусная штука... Хорошо бы вы сумели разыскать этого Дитмана. - Дитмар, а не Дитман. Не ошибитесь, когда будете говорить с Лернером. - Нет, я запомню... Фил, а как вам удалось организовать экспедицию? Ведь это, наверное, не так просто было - достать деньги, разрешения... - Случай помог. Я когда приехал в Ним, "Эко де Прованс" была при последнем издыхании - штат бездарный, подписчиков с каждым месяцем все меньше и меньше, в редакции сонная одурь... Ну, я, как человек новый, пытался там что-то сделать, частично мы дела поправили, но нужен был какой-то гвоздь, понимаете? Мы с главным ломали голову и так и сяк, а тут вдруг приходит это письмо от Мишеля. Я тут же позвонил Дино, он приехал. Обсудили мы это дело, видим - нужно ехать. А на какие средства? Дино говорит: "Я на первое время могу кое-что подкинуть, но все равно - нужна прочная финансовая основа..." - Фалаччи состоятельный человек? - спросила Астрид. - Я бы не сказал. У него маленькая рекламная фирма - сводит концы с концами, не больше. Мы тогда так ничего и не придумали, а на другой день он мне звонит: "Слушай, у меня идея: попробуй заинтересовать свою газету мыслью об экспедиции, по-моему, это единственный выход и для нее, и для нас". Представляете? Странно, что мне, журналисту, не пришло это в голову. Я поговорил с главным, потом с издателем, они в принципе заинтересовались Начали рекламную кампанию. "Эко де Прованс" посылает собственную экспедицию в глубину южноамериканской сельвы! Тайны погибших цивилизаций! Загадка гибели полковника Фосетта! Кровавые обряды древних жрецов! Читайте в ближайшее время леденящие душу сообщения нашего специального корреспондента" - ну и так далее, в том же роде. Вы вот смеетесь, а ведь число подписчиков сразу увеличилось... - Еще бы, - кивнула Астрид. - Можно представить, как заволновались местные тартарены! Ним, кстати, это недалеко от Тараскона? - Да, в тех краях... - Филипп поднял голову и прислушался. - Кажется, наконец возвращаются. Словом, вот так и родилась наша экспедиция. - Синьор Фалаччи, оказывается, умеет не только бегать за женщинами... - Что вы! Дино производит обманчивое впечатление. Это человек умный. Я вам говорил - первым Дитмара раскусил именно он. С самого начала утверждал, что его к нам заслали. Из зарослей выбрался Фалаччи, за ним Полунин. Мокрые с головы до ног, обсыпанные зеленым крошевом, в изодранных колючками штормовках, они подошли к джипу и стали жадно пить. - Видели кого-нибудь? - спросил Филипп. - Да, все в порядке, - тяжело переводя дыхание, сказал Полунин. - Дорога правильная, а ехать еще часов двенадцать - так они говорят. - Мамма миа! - Дино врубил свой мачете в искривленный ствол жакаранды. - Да я согласен не вылезать из-за руля все двадцать, только бы не таскаться пешком по этой сельве. Хуже, чем в Африке! Микеле, сколько мы прошли в один конец - километра три, не больше? Я под Тобруком так не уставал, а мы там однажды делали марш-бросок в полном снаряжении, э! Сорок километров, и я был как огурчик. А сорок километров по пустыне - это, знаете... - Сидел бы дома, легионер, - подмигнул Филипп. - Чего тебя туда носило - не давали покоя лавры Сципиона Африканского? - Это все Бенито, - не обижаясь, объяснил Дино и озабоченно потрогал свежий волдырь на ладони. - Это ему, рогоносцу, не давали покоя лавры цезарей. Слушайте, сейчас уже третий час - может, сразу и пообедаем, чтобы потом не останавливаться? Пообедаем и тронемся... - Можно, - согласился Полунин. - Заодно попросим Астрид вооружиться иголкой и немного привести нас в порядок, - он показал выдранный колючкой треугольный клок рукава штормовки. - Чтобы не являться к Лернеру бродягами. - Да уж вижу, - сказала Астрид. - Шить, готовить, на что еще годится прекрасный пол. Фил, помогите мне достать плитку и продовольственный ящик - опять их засунули куда-то к черту под самый низ... Через час, после стандартного обеда из консервов, они снова погрузили в машину свои пожитки и двинулись дальше. На десятом километре сельва кончилась сразу, словно обрезанная ножом; дорога, проложенная, видимо, во время парагвайско-боливийской войны, шла дальше по невысокой насыпи, слева и справа раскинулись огромные пустые пространства, залитые водой, с торчащими тут и там редкими одиночными пальмами. Потом, ближе к вечеру, местность начала подниматься, пошли пологие песчаные холмы. Начиналась пустынная часть Чако. Уже в темноте, выбрав при свете фар подходящее для ночлега место, они остановились и принялись готовить ужин и разбивать палатки. Ночью было очень холодно, Астрид даже закоченела в своем спальном мешке. Фактория "Ла Форесталь Нороэсте", до которой они добрались уже после полудня, состояла из нескольких бараков, крытых изъеденным ржавчиной гофрированным железом, длинного навеса - цеха, где были установлены пилорамы, и сборного из щитов домика конторы. Здесь кругом опять были заросли - теперь уже в основном "железного дерева", кебрачо. Джип въехал во двор, покрытый многолетним слоем слежавшихся опилок. Стояла тишина - фактория была явно недействующей, и давно, судя по всему. Полунин пошел выяснять обстановку. В одном из бараков, оказавшемся кухней, нашелся старый полуглухой индеец; кое-как они объяснились. Индеец сказал, что фактория и в самом деле не работает, - весной, может быть, начнут снова валить лес, но пока не валят. Рабочие отсюда ушли, остались только трое, если не считать его, повара, и еще управляющий, сеньор Алеман. - Алеман? - переспросил Полунин. - Разве управляющего зовут не Лернер? - Да, да, - закивал индеец. - Лерна, да Алеман*. ______________ * Aleman - немец (исп.). - А, ну конечно! - Он только сейчас сообразил, что "фамилия" управляющего означает просто его национальность. - Так где же он, этот сеньор? - Спит, - объявил индеец. - Сеньор пить много чича. - Пожалуй, придется его разбудить. Старик отрицательно покачал головой. - Разбудить, когда солнце там, - он показал скрюченным пальцем на верхушку высокой араукарии. - Сейчас будить нельзя. - А вы все-таки попробуйте! Скажите, к нему приехала гостья, сеньорита алемана. Индеец подумал и нерешительно направился к хижине Из джипа выбралась Астрид, подошла к Полунину. - Похоже, мы приехали напрасно? - Нет, почему, ваш Лернер здесь. Отсыпается после попойки, старик попробует его разбудить... Через несколько минут индеец вышел и сказал, что сеньор уже встал. - Ну, желаю удачи, - сказал Полунин. - Нам, пожалуй, представляться ему не нужно, разве что сам захочет. Вы поняли, как с ним говорить? - Я все запомнила. Сначала спрошу насчет "отца", - Астрид начала загибать пальцы, - потом он, вероятно, спросит, не знаю ли я кого-нибудь еще из этой дивизии, кто служил с ним вместе, и тогда я назову Дитмара. Скажу, что отец однажды о нем писал и мне запомнилась фамилия. - Правильно. Действуйте, Астрид, - Полунин потрепал ее по локтю и пошел к джипу. Оглянувшись на полпути, он увидел, как на крыльце конторы показалась живописная бородатая фигура в шортах и расстегнутой до пупа рубахе. Сеньор алеман был взъерошен, как дикобраз, но поклонился Астрид не без ловкости и даже, кажется, попытался щелкнуть босыми пятками - за неимением подкованных каблуков. Филипп отогнал джип под навес пилорамы, они вылезли, разостлали на опилках брезент и улеглись, приготовившись к долгому ожиданию. - По-моему, ни черта не выйдет, - заметил Дино. - Увидим, - отозвался Филипп. - Может, что и получится. - Вряд ли, - с сомнением сказал Полунин. - Похоже этот тип спился до потери человеческого облика... Не прошло и получаса, как из конторы вышла Астрид. Она огляделась, заслоняя глаза от солнца, и вприпрыжку побежала к навесу. Филипп вскочил на ноги. - Ну, что? - крикнул он. Астрид молча показала поднятый большой палец. - Неужели узнали что-нибудь? - спросил Филипп, когда она подбежала ближе. Астрид бросилась на брезент и закрыла глаза с блаженным видом. - Мальчики, это потрясающе, - сказала она и поболтала в воздухе ногами. - Такое везение бывает только в сказках... - Она запустила руку в карман и вытащила смятый грязный конверт. - Держите крепче, дарю вам вашего Дитмара! Фил, я уж и не знаю, чем вы теперь со мной будете расплачиваться. Во всяком случае, поцелуем в щечку не отделаетесь. - На