ды прямо в трусах и майках ринулись в подъезд. К этому времени на площадке нашего этажа уже стояли и муж Анны Ильиничны с огромным сундуком, и дочка-десятиклассница с двумя корзинками. Наша Нелька испуганно выглядывала из-за двери. Я для смеха позвал ее тоже, но она, ничего не говоря, показала на свои пальцы: пианисты должны очень беречь свои пальцы, и поэтому не должны делать ими ничего такого, что делают все нормальные люди. Две волейбольные команды сразу превратились в команды носильщиков. Но только не всем, к сожалению, хватило вещей, разгорелся спор, кому нести, а кому нет, и некоторые даже обиделись. Еремкин, как дирижер, размахивал руками и руководил всем этим переселением: вот до чего испугался нашей детской комнаты! Но, конечно, он о ней ни разу вслух и не вспомнил, а все время делал вид, что заботится только об Анне Ильиничне. Когда мы перетащили все вещи на первый этаж, он сказал твоей маме: - Вот видите: у вас было пусто, все вещи в Заполярье уехали, а теперь, последние два дня до отъезда, вы как человек поживете - с мебелью. Мама не возражала. И сразу так получилось, что это лично он, Еремкин, и Анне Ильиничне помог, и маме твоей доставил удовольствие. Никто из ребят, кроме меня с Белкой, не знал, конечно, почему Еремкин так переменился, и про всю историю с детской комнатой никто ничего не знал, и поэтому ребята говорили между собой: "Мы-то думали, что Еремкин совсем не такой, а он-то, оказывается, во-он какой!.." Еремкин улыбался во весь рот: ему нравилось казаться очень хорошим человеком. И я даже про себя подумал, что он посмотрит-посмотрит, как это приятно, и, может быть, станет таким на самом деле. Вдруг, а?.. Все может случиться! А сегодня утром все мы, входя в школьную раздевалку, один за другим повторяли: "Поздравляем вас, Анна Ильинична, с новосельем!.." И Лева Звонцов даже к концу уроков выпустил "боевой листок" с огромным заголовком: "Анна Ильинична переехала!" И там нарисовали дружеский шарж, как ребята в трусиках и майках тащат по лестнице книжные шкафы, буфеты, телевизор и даже умывальник. Телевизора и умывальника у Анны Ильиничны, например, не было. Когда Леве сказали об этом, он объяснил: "Это не фотография, а рисунок! Художник имеет право на фантазию!" Никто, конеч- но, не стал возражать... Вот и все. Задание твое я выполнил. Коля Коля пишет Оле Сегодня, Оля, я подошел к Левиному "боевому листку": с заголовком "Анна Ильинична переехала!", и слышу, как наш школьный завхоз говорит: "Вовремя мы насчет ордера похлопотали. Выиграли сражение! Оперативность проявили!" Феликс стоял тут же, рядом, Я сразу к нему: - Как это, говорю, они "выиграли сражение"? А мы что же, выходит, зря старались? - И они тоже хлопотали, - ответил Феликс. - Да главное-то было в том, чтобы Еремкин не портил Анне Ильиничне нервы, чтобы он встретил ее, как самую дорогую гостью, прямо-таки с распростертыми объятиями. И вы этого добились! Значит, теперь, Оля, я, наверно, уже могу вскрыть твою посылку. Она лежит и лежит на одном месте без всякого дела. А так бы польза какая-ни- будь от нее была... Напиши: можно или нельзя? Лева Звонцов объявил конкурс:, кто придумает новую радиоигру. И я ему вот что предложил: крикнуть по радио, чтобы все мальчишки или дев- чонки, которые носят одно и то же имя (ну, например, Вани, или Пети, или Нины) быстро прибежали в какое-нибудь определенное место. Сразу будет видно, каких имен у нас больше всего, а каких меньше. И еще будет ясно, какой Ваня или какая Нина ловчее и быстрее всех своих тезок, то есть кто прибежит самым первым. Леве эта игра понравилась. И он предложил в мою честь собрать первыми на площадке, возле пожарного крана, всех наших школьных Николаев. Но я сказал, что все наши Коли на площадке просто не поместятся, и предложил, чтобы он для начала собрал лучше всех Тимофеев. Лева удивился: "Почему, - говорит, - тебе нравятся именно Тимофеи? Странно! Это имя не такое уж типичное для нашего времени. Но раз ты придумал эту игру, я пойду тебе навстречу!" И объявил по радио. На площадку к пожарному крану примчался только один семиклассник Тимофей, который по два года в одном классе сидит. И еще пришел истопник дядя Тимофей, который очень перепугался, потому что не понял, зачем его так срочно вызывают к пожарному крану: думал, загорелось что-нибудь. Это все я просто так сделал, ради интереса. А вообще-то какое мне дело, кого ты там очень любишь. Это твое дело, а не мое. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Спасибо тебе за Анну Ильиничну. Большое спасибо! Помнишь, Коля, у старого заветного дуба, когда Феликс давал нам задание переписываться, кто-то из ребят крикнул про тебя: "Да он же молчаливый, как сыч!" А Феликс ответил: "Вот, может, в письмах и разговорится!" Я вспомнила эти его слова, потому что они сбылись. Если бы не письма, я бы тебя так никогда и не узнала, всегда бы думала, что ты мрачный, злой, только с птицами умеешь быть ласковым. А ты, Колька, оказывается, очень веселый и остроумный... И выдумщик ты, оказывается! Изобретатель! Никто бы у нас в классе, я уверена, не смог так ловко вы- играть сражение с Еремкиными. Да, если бы не это испытание и не письма, я бы тебя никогда как следует не разглядела. А теперь я знаю, какой ты! И, вспоминая сейчас! о людях, к которым я когда-нибудь в жизни плохо относилась, я думаю: "А может быть, они были уж не такими плохими? Может, я просто не разглядела их как следует, не разобралась?" Я так и о Вовке Артамонове подумала, которого здесь все просто по фамилии называют - Артамонов. Он хвалится, что его ребята очень боятся. И правда боятся, потому что он выше всех в классе и всех сильнее. Его и уважают тоже: за то, что хороший спортсмен и всю футбольную команду нашей школы э 3 на матчах вывозит. Лучший вратарь! Но не любит его никто... Вот я и решила с Артамоновым по душам побеседовать. - Неужели, - стала я убеждать его,- это очень приятно, когда все тебя боятся? Разве не приятнее было бы, если б тебя все любили? А он мне в ответ: - Если захочу, то и полюбят! - Это как же так? По приказу, что ли? - Прикажу - и полюбят! - Как же, - спрашиваю, - ты прикажешь? "Любите меня все до одного, а то хуже будет!" - так, да? - А ты думала? Так и прикажу! Через полмесяца какой-то ответственный футбольный матч будет на кубок "Совета старых капитанов" (этот Совет шефствует над нашей школой), и вот Артамонов сказал мне вчера: - Хочешь, я тебя со своей парты в два счета выселю? - Это как же так? - спрашиваю. - А очень просто! Скажу всем ребятам, что у меня от сидения с тобой рядом нервы портятся, что ты мне мешаешь к матчу готовиться. Что я из-за тебя буду "не в форме". Вот и все! Тебе еще бойкот всей школой объявят, если останешься... Уходи лучше сама. А то хуже будет! Так что не на всех, Колька, беседы и письма действуют... Я, наверно, сумела бы поднять самых смелых ребят на бунт против Артамонова, но пока еще никого из них по-настоящему не узнала: в душе никак не могу расстаться со старыми друзьями, от которых уехала за тысячи километров. Между прочим, мне на миг показалось, что ты с Урала, опередив мой приезд, сумел созвониться с Артамоновым или даже послал ему телеграмму: он с первого же дня стал, как и ты, называть меня Вороной... Хотя моя фамилия сама могла накаркать ему про это прозвище. А посылку, Коля, пока вскрывать нельзя. Ты, конечно, очень хорошо выполнил мое задание. Даже слишком хорошо. И потому я хочу снова обратиться к тебе. Нет, уже не с заданием, а с одной просьбой. Очень большой... Я раньше даже и представить себе не могла, что когда-нибудь попрошу тебя об этом. Но теперь думаю, что лучше тебя, наверно, ее никто выполнить не сумеет. Только я еще немного должна подумать... А посылку пока не вскрывай. В ней самой ведь нет ничего особенного, она только должна указать тебе дорогу к большому сюрпризу. Если же ты поторопишься и откроешь ее раньше времени, она ничего тебе не укажет. Не понимаешь, да? Все поймешь, когда выполнишь еще и мою просьбу... Тогда уж ты наверняка заслужишь то, что тебя ожидает! И спор мы с тобой выиграем тоже наверняка. Подожди еще немного. Оля Коля пишет Оле Ничего я не понял. Как это посылка может "указать путь"? И как мы с тобой можем вместе выиграть спор, если я ни с кем не спорил? Скорей напиши про эту свою просьбу. А то я просто больше терпеть не могу! Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! В этом письме я подробно напишу тебе о своей просьбе... Но сначала скажу о другом.; Знаешь, я вдруг подумала, что твои последние письма совсем на письма не похожи. Если сложить все три письма, в которых ты рассказал мне про переселение Анны Ильиничны, то получится целая повесть. Я, по крайней мере, ждала каждого твоего письма с таким нетерпением, с каким ждут очередной номер журнала, когда печатается увлекательная повесть с продолжением, или, пожалуй, я ждала с еще большим нетерпением, потому что ты мне рассказывал не о выдуманных событиях, а о самых настоящих, которые только вчера на самом деле происходили, и о людях, которых я лично знаю. Сейчас, Коля, меня зовут на первый этаж, в рукавичную мастерскую, которую я сама организовала. Это как-то неожиданно произошло... Пришел к нам в класс старший вожатый, бравый такой паренек, и спрашивает: - А ты, новенькая, что умеешь?." Ответить нужно было, потому что на меня все уставились, и Артамонов уже стал потихоньку ухмыляться. Тогда я взяла и выпалила: - Вязать умею!.. Артамонов только этого и ждал. - Свяжи платок моей бабушке! - насмешливо пробурчал он. И многие его подпевалы загоготали. Тогда старший вожатый сказал: - Зачем платок бабушке? Может, лучше рукавицы рыбакам?, Он не случайно о рыбаках вспомнил: вся школа шефствует над рыбным портом. Мальчишки даже помогают бочки сколачивать, работают на консервном заводе, а драмкружок выступает с концертами в портовом клубе. А мы вот теперь будем вязать рукавицы для моряков, которые несут вахту прямо в открытом море. Море здесь, Коля, очень холодное... Ну, а для рыбаков будем шить непромокаемые брезентовые рукавицы. Только не простые, а немного утепленные. Девчонки так и рвутся в мастерскую. А один местный. Лева Звонцов (такие в каждой школе есть), уже и стихи сочинил: Попросим наших мастериц Связать побольше рукавиц, Рукавиц наивысшего сорта, Для нашего рыбного порта! Ты, Коля, знаешь наш уральский мороз - сухой, обжигающий. А тут еще холоднее... И воздух влажный, тяжелый какой-то от сырости. Так что наши рукавицы, я думаю, пригодятся! Оля Коля пишет не Оле Школа э 3. Шестой класс "В". Владимиру Артамонову (лично). Берегись, Артамонов! Наш всевидящий и всеслышащий "Отряд Справедливых" зорко следит за каждым твоим шагом. Хоть находимся мы на Урале, но и в вашем городе у нас всюду расставлены "Посты Справедливости". Знай это и трепещи мелкой дрожью! Нам известен каждый твой шаг. Хочешь проверить? Пожалуйста! Ты - самый длинный в классе. Самое любимое твое выражение: "А то хуже будет!" Ты считаешься лучшим вратарем в школе, потому что остальные вратари еще хуже тебя. Но знай, Артамонов, что, если ты еще хоть один раз назовешь свою соседку по парте Олю Воронец Вороной, мы дадим такой удар по твоим "воротам", что это уж будет верный гол! Знай, Артамонов, что мы все стоим за спиной у Оли Воронец, которая была нашим командиром. Мы все ее друзья и защитники! А за твоей спиной никто не стоит - тебя просто все боятся... С этого самого дня, с этого самого часа, с этой самой минуты ты, Артамонов, должен умолять Олю Воронец, чтобы она никогда не покидала твоей парты. И чтобы никогда не пересаживалась ближе к доске, где, как нам стало известно, тоже есть одно свободное место. И чтобы не вязала платок для твоей бабушки, а вязала рукавицы для рыбаков! Никто и никогда не должен знать об этом тайном письме. Разорви его немедленно. Или лучше сожги! Но сначала выучи наизусть! А если узнает о нем Оля Воронец, мы будем мстить тебе вечно! Берегись, Артамонов! Мы следим за тобой! Главный Штаб Наблюдения всевидящего и всеслышащего "Отряда Справедливых". Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Ты в последнем письме сперва пообещала рассказать о своей просьбе, а потом забыла. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Я ничего не забыла. Я просто решила еще немного подумать... Не торопи меня. Ладно? Оля Коля пишет Оле Я тебя, Оля, вовсе не тороплю. Просто мне жалко, что ты не пишешь о своей просьбе. Я бы прямо тут же стал ее выполнять! Я уже привык, что ты меня все время испытываешь, и даже скучно как-то без этих испытаний. И твоей Белке тоже не терпится. Вчера она подошла ко мне на перемене и спрашивает; "Неужели Оля не поручала тебе еще кого-нибудь переселить в новую квартиру?" - "Нет, не поручала..." - ответил я. "Давай тогда сами кого-нибудь переселим! Это потрясающе интересно!.." Ты, Оля, пишешь, что мои письма совсем не похожи на письма, а похожи на повесть с продолжением. Мне это было очень приятно прочитать, потому что я... Я сейчас, Оля, раскрою тебе один свой секрет (издалека, на бумаге, как-то легче раскрывать секреты, чем вслух). Я ведь раньше и правда мечтал сочинять рассказы. И даже не просто мечтал, а и сочинял их, и записывал в тетрадку. Однажды я прихожу домой - и вижу: Нелька сидит за столом и громко читает один мой рассказ, еще не совсем законченный. Читает, а сама над каждым словом ухмыляется, и отец с Еленой Станиславовной тоже слегка улыбаются. Я чувствую: они хотят сдержать свои усмешки, но не могут. Чем -то мой рассказ их развеселил, хотя он был очень грустным по содержанию. Когда они меня в дверях увидели, то сразу сделали серьезные и внимательные лица, будто увлеклись, слушая Нельку. Я вырвал свою тетрадь... А Елена Станиславовна покрылась розовыми пятнами и как-то очень тихо, медленно произнесла: - Разве Коля не разрешил тебе взять эту тетрадку? - Нет... Я сама...- промямлила Нелька. - А что тут особенного? Он же слушает, когда я играю на пианино. И никакого разрешения не спрашивает! - Это разные вещи, - медленно проговорила Елена Станиславовна. - Ты поступила нечестно... Ты должна попросить у Коли прощения. - Я? У него?! Никогда в жизни! - закричала Нелька. И побежала рыдать в соседнюю комнату. - Тогда я вынуждена это сделать за свою дочь, - сказала Елена Станиславовна. Она сказала так, но я чувствовал по ее тону, что не имею никакого права прощать или не прощать ее. И поэтому я ничего не ответил, а схватил тетрадку, убежал во двор и долго сидел там возле своего любимого зеленого холмика. Мне очень хотелось доказать им всем, что вовсе не обязательно смеяться над моими грустными рассказами. И я послал тетрадку в редакцию... В те дни, когда выходит "Пионерка", я первым бежал к почтовому ящику и прямо впивался глазами в каждую заметку. По заголовкам я бы, конечно, тоже мог определить, что рассказ мой не напечатан, но я думал, что в редакции могли заголовок изменить. Ведь, наверно, бывает так, что заго- ловок не нравится, а весь рассказ нравится. Я бегал к почтовому ящику в будние дни, когда выходит "Пионерка", а толстый заказной пакет на мое имя пришел как раз в воскресенье. И я тогда был во дворе. Его передала мне Елена Станиславовна. По толщине конверта она, конечно, поняла, что тетрадку с рассказом мне вернули обратно. Так что ничего я ей, отцу и Нельке не доказал. Не сумел я им ничего доказать... Письмо из редакции было очень коротенькое. Там писали, что как раз название рассказа "очень многообещающее", но сам рассказ "разочаровывает, потому что сюжет его выдуман, а не взят из жизни". Тогда я стал сочинять стихи. И их мне тоже возвращали обратно. Правда, конверты уже были тоненькие, и Елена Станиславовна с Нелькой не могли догадаться, хвалят меня в этих письмах или ругают. Меня не ругали, но писали, что я "не овладел стихотворной формой", и опять обвиняли в том, что "сюжеты вымученные и нежизненные". Мне казалось, что все мои домашние потихоньку торжествуют. И когда они начинали хвалить Нельку за ее способности и трудолюбие, мне всегда казалось, что они чего-то не договаривают, но сами в душе думают: "А у тебя никаких способностей нет. И трудолюбия хватает только на то, чтобы возиться со своими птицами!" И я так сильно захотел доказать им, что они неправы... Так сильно, что даже, помнишь, украл чужое стихотворение и хотел выдать его за свое. Я никогда не забуду тот родительский день и твое лицо, когда ты рвала на клочки чужое стихотворение, которое я подписал своей фамилией. Я давно хотел сказать тебе о том, что этого больше никогда не будет. И вот сейчас говорю... А если письма мои и правда хоть немножко похожи на рассказы или, там, на повесть, то это здорово. Это у меня как-то случайно, само собой получается... А может быть, потому, что в них сюжеты не выдуманные, как были в той моей тетрадке, а "взяты из жизни". Я очень хорошо запомнил слова, которые были в тех красивых конвертах, гладеньких и пахнувших клеем, которые мне присылали из редакции. Я теперь даже нарочно буду писать письма, как рассказы. Со всякими подробностями. Пусть у меня будет хоть один настоящий читатель: ты, Оля! Неужели Артамонов и сейчас продолжает выживать тебя со своей парты? И издеваться над твоей рукавичной мастерской? Напиши об этом. И попроси меня наконец выполнить твою просьбу... Очень прошу тебя. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Это испытание будет труднее первого... А может быть, и легче. Но, по крайней мере, оно будет тайное! О нем не напишешь в стенгазете или в "боевом листке"... Я расскажу тебе, Коля, о человеке, который там, на Урале, скучает обо мне сильнее всех. Другие, наверно, скоро меня забудут, а Тимофей не забудет... Я знаю это. Его фамилии нет в нашем классном журнале: он учится и живет далеко от нашей школы, на другом краю города. Впрочем, Тимофея можно вполне называть Тимошкой, потому что ему нету пока еще и девяти лет. Как раз скоро исполнится: двадцать девятого декабря... Но лучше все-таки говори ему "Тимофей". Я первая стала так называть его, и ему это очень нравится. Года два с половиной назад я заметила, что Тимошка все время толчется в штабе дружинников возле своего старшего брата, которого ты очень хорошо знаешь, - возле нашего Феликса... Феликс объяснил мне, что отец и мать их работают на руднике, в семидесяти километрах от города, домой приезжают только по воскресеньям и маленького Тимошку не с кем оставлять. Тогда-то мы с Тимошкой и подружились. Не сразу, конечно... Он долго меня не признавал и говорил брату: "Чего она пристает?" Я хорошо помню его стриженый, ершистый затылок, которым он всегда поворачивался ко мне. А потом уж я разглядела и его лицо: хмурое, насупленное, кажется, наполовину занятое очками. Он стесняется этих очков и, может быть, поэтому такой хмурый... Я научила Тимошку читать. Помню, приносила ему самые интересные книжки, такие, чтобы он никак не мог от них оторваться и один удрать на улицу. Тимошка перестал торчать в штабе: книги прямо-таки приковали его к дому" Потом Тимошка заболел. Это была неслучайная болезнь... Когда много лет назад, в Крыму, Феликс наткнулся на мину, неподалеку от него стоял годовалый Тимошка. Его отбросило в сторону взрывной волной, оглушило. А через пять лет после этого начались головные боли. Такие сильные, что Тимошка (а он очень терпеливый) плакал и кричал... Когда первый раз ему стало плохо, родители его были в отъезде. А Феликс как раз готовился к экзаменам в институте. Трудно было... Но я целыми днями сидела возле Ти- мошки, а мама моя его лечила. И в больницу мы его не отдали, сами выхо- дили. Мама сказала, что Тимошке надо побольше гулять, дышать свежим воз- духом. И мы с ним стали гулять. Я выдумывала разные истории, чтобы ему не было скучно: то мы с ним отправлялись в путешествие, то искали что-то. Он очень любит разные поиски и неожиданные находки. Но головные боли все равно возвращались. Они и сейчас еще мучают его. И я тут часто думаю об этом, потому что очень люблю Тимофея. Сперва я просто хотела помочь Феликсу, который один никак не мог с ним справиться, хотя Тимошка уважает старшего брата и даже гордится им. Но главное, Феликс мало видит Тимошку. Только рано утром да поздно вечером. Он ведь все время занят: то в школе у нас, то в штабе дружинников, то в библиотеке... Вот Тимошка и привязался ко мне. А я к нему. И так сильно мы с ним сдружились, что я даже не смогла сказать ему правду, когда уезжала из вашего города. Не смогла сказать, что уезжаю навсегда, просто не смогла. И пообещала, что скоро вернусь... Даже адреса не оставила: родители, мол, будут ездить с геологической партией где-то недалеко, по Уралу, - и я с ними. А потом, сказала, вернусь обратно... И Тимошка ждет, что я снова приду к нему, как бывало раньше. Каждый день ждет... Но вместо меня, Коля, должен прийти ты. И как-то занять мое место в Тимошкиной жизни. Понял? Тогда уж можно будет сказать, что я, наверно, не приду больше в двухэтажный домик на Зеленой улице. Там, в третьей квартире, ты должен подружиться с Тимошкой. Но сперва приди туда тайно от всех и даже от Феликса: может быть, он не захочет, чтобы кто-то еще вмешивался в их жизнь. Меня он сам просил помочь, а тебя не просил. Но уж когда ты станешь настоящим другом Тимошки, тогда Феликс обрадуется и тайна будет не нужна. Это и есть моя просьба. Тимошка днем всегда дома, ты легко застанешь его. Феликс пишет, что он даже на полчасика боится уйти куда-нибудь: а вдруг я приду! Принеси Тимошке интересные книги. Лучше всего Жюля Верна. Или что-нибудь про разведчиков. И не позволяй ему снимать очки. Скажи, что они ему к лицу, что он в них выглядит совсем взрослым. Скажи это как бы между прочим... И еще хочу тебе напомнить: он очень любит всякие поиски, неожиданные находки и таинственные истории. Придумай что-нибудь такое, чтобы увлечь его... Я хочу, чтобы ты полюбил Тимошку. Такого задания я дать не могу. Но хорошо было бы! Оля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Так, значит, Тимофей - это младший братишка Феликса? Вот здорово! А я думал, это какой-нибудь старшеклассник. Я еще ни разу не видел Тимошку, но уже немного его люблю. А как подружиться с ним, пока не знаю. Если придумаю, тут же напишу тебе. Что же ты мне сразу не сказала, что Тимофей - это просто Тимошка? Я бы не искал его по всей школе. Коля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! После того как пришло твое последнее письмо, я все время думаю: как мне начать разговор с Тимошкой? Я уже три раза внимательно слушал по радио передачи для родителей. И даже кое-что записал в тетрадку. Я сначала решил, что буду воспитывать Тимошку по всем правилам педагогической науки. Я даже составил и выучил наизусть текст своей первой педагогической беседы, где было много примеров из жизни, пословиц и поговорок. По радио говорили, что их язык "наиболее убедителен". В моей беседе были такие, например, места: - Я надеюсь, Тимоша, что мы с тобой станем закадычными друзьями, что нас с тобой, как говорится, водой не разольют! Знаешь, наверно, Тимоша, такую русскую поговорку: "Скажи мне, кто твой товарищ, и я скажу, кто ты!.." Ты дружил с Олей Воронец, а она настоящая пионерка - значит, и ты будущий настоящий пионер. Я верю в тебя! (По радио говорили, что очень важно верить в человека, которого собираешься воспитывать.) И еще, Тимоша, есть такой математический закон: "Две величины, порознь равные третьей, равны между собой!" Мы порознь были знакомы с Олей Воронец - значит, мы с тобой уже давно были как бы приятелями... Но когда я зубрил эту речь, мне вдруг стало как-то очень скучно. И тогда я подумал, что Тимошка может заснуть, пока я буду произносить все свои пословицы, поговорки и примеры из жизни" Особенно, если он любит Жюля Верна и книги о приключениях... Я долго думал - весь день и почти что всю ночь. И решил действовать без всяких бесед. А как именно - напишу в следующем письме, потому что как раз в эту минуту отправляюсь к Тимошке: он, наверно, уже вернулся из школы. Коля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Вчера я познакомился с Тимошкой. Было это так. Я рассчитал, что Тимошкины окна должны быть крайними слева, на первом этаже. Потом пошел во двор, спрятался за углом дома и начал оттуда ухать по-совиному, будто условный сигнал подавать. Сова, знаешь, всегда неспокойно кричит, словно пожарную тревогу в лесу объявляет. Я даже, может быть, немного перестарался, потому что Тимошка сразу высунулся в окно и стал тревожно оглядываться по сторонам, Я вышел из-за угла и тихо, таинственно прикрыв рот рукою, спросил: - Ты Тимофей? - Да, я Тимофей! - ответил он. Я почувствовал, что ему приятно произносить это слово - "Тимофей", и решил, что всегда буду называть его так - уважительно, полным именем, Я повнимательней оглядел Тимошку и говорю: - Да, вроде, похож... по описанию совпадает... Тогда ты мне и нужен! И полез прямо в окно. Тимошка опомниться не успел, как я уже спрыгнул к нему в комнату. Он смотрел на меня исподлобья, недоверчиво и хмуро. - Ты кто? - спросил он. - Я из "Отряда Справедливых"! Нам с тобой поручена "Операция МИО"! - МИО?.. - переспросил он. - Это сокращенное слово. Оно обозначает: "Мы ищем Олю"! Понимаешь? Она же адрес переменила, и мы обязаны ее отыскать! - Мы с тобой?.. - Ну да! Ведь ты же был ее самым ближайшим другом! Так мне сказали... Тимошка с удовольствием подтвердил: - Да, я был другом! - Ты хочешь найти Олю? И тут я увидел, что Тимошка действительно очень скучает по тебе, что он даже, может быть, ничего другого и не хочет, как только найти тебя. Он повернулся ко мне тем самым ершистым затылком, про который ты писала, и полез согнутым указательным пальцем под очки... Потом он настороженно спросил: - И ты тоже... ее друг? Он, видно, не хочет, чтобы у тебя были на свете, кроме него, еще какие-нибудь друзья. И я ответил Тимошке: - Нет, я не очень уж близкий друг. Но мы учились с ней вместе. И поэтому мне поручили...в "Отряде Справедливых". - В отряде? - опять недоверчиво переспросил он. - А Феликс ничего про это не говорил... - Твой брат не должен знать об этом! Ни в коем случае! - полушепотом предупредил я. - Почему? - еще больше насторожился Тимошка. - Я ему все говорю... - А этого говорить нельзя! Понимаешь, мы должны сами, без помощи взрослых, найти Олю! Она уехала и не дает о себе знать. А мы должны отыскать ее. Так решил "Отряд Справедливых"., - Как же мы ее найдем? - Тут поможет одно мое свойство... ну, которое отличает меня от всех других людей! - Какое свойство? - Скоро узнаешь! - пообещал я. И шепнул ему в самое ухо, будто кто-то мог нас услышать: - Нам с тобой и срок дали: двадцать девятое декабря! Я закатил глаза так, чтобы одни только белки были видны (я умею это делать), потом таинственно покрутил руками в воздухе, подвигал ушами (я тоже умею) и добавил: - Кстати, как мне только что стало известно, двадцать девятое - это как раз день твоего рождения! - Откуда стало известно?.. - А я отгадываю на расстоянии!.. Это и есть мое особое свойство! Я слышал, что некоторые артисты дают "сеансы отгадывания мыслей на расстоянии", но тут это "расстояние" было ни к чему, и я стал объяснять: - Ведь день твоего рождения будет почти через месяц. Значит, этот день от нас на большом, так сказать, расстоянии. А я его отгадал... Значит, и получается: отгадывание на расстоянии. Понимаешь? Тимошка смотрел на меня уже с большим уважением. И потребовал: - Отгадай что-нибудь еще! - Я даю сеансы отгадывания только один раз в день, - устало сообщил я. - Потому что это требует большого напряжения нервной системы. Я вытер лоб рукавом. - А потом еще что-нибудь отгадаешь? - Обязательно отгадаю! - Мой Феликс тоже умеет показывать разные фокусы, - сказал Тимошка. Он сравнил меня со своим старшим братом, и я подумал, что это уже неплохо. Чтобы закрепить свой первый успех, я вдруг зачем-то пообещал: - Двадцать девятого я подарок тебе подарю! Ко дню рождения... Тимошка, видно, не очень ценил подарки. Он даже ничего мне не ответил. А я, чтобы выжать из него ответ, добавил: - Велосипед хочешь? Тимошка вновь промолчал. - Ты думаешь, что трехколесный, да? Нет, двухколесный, настоящий. Со звоночком! - продолжал настаивать я. Тимошка только пожал плечами. Мое умение отгадывать на расстоянии произвело на него большее впечатление, чем двухколесный велосипед. Я очень хотел еще больше завлечь Тимошку в нашу "Операцию МИО" и предупредил его: - Вызывать тебя буду условным знаком: каким-нибудь птичьим голосом. А ты так же точно будешь мне отвечать. Если ответишь - значит, никого дома нет и я могу смело лезть в окно! - Я по-птичьи не умею, - хмуро ответил Тимошка. - Как?! Ты не умеешь подражать птицам?! - Нет... - Ну, знаешь ли, Тимофей! Этого я никак не ожидал! Тогда я немедленно научу тебя. Без этого мы просто провалим все дело. Вот слушай... И повторяй. Я стал с посвистом прищелкивать, как самый настоящий дрозд, потом надрывно, тоскливо кричать, как чайка, потом несолидно тренькать, как синица... - Феликс тоже умеет свистеть по-всякому, - сказал Тимошка. И все же он смотрел на меня с восхищением. И даже начал сам потихонечку повторять за мной. А во дворе, под окнами, стали собираться ребята. Тогда мы прекратили наш первый урок. Напоследок я не только сказал Тимошке, что очки ему к лицу, но даже примерил их и сказал, что с удовольствием бы сам носил такие! Вот и все, Оля. Я, значит, начал выполнять твою просьбу. Коля Да, совсем забыл! Срочно расскажи мне о каких-нибудь Тимошкиных тайнах: ведь я должен что-то "отгадывать на расстоянии"! Коля пишет Оле Все эти дни, Оля, я думал о том, что бы мне еще отгадать на расстоянии, потому что это очень поразило Тимошку. Пока ты еще не успела рассказать мне о Тимошкиных тайнах, я решил отгадать что-нибудь сам, без твоей помощи. И заодно решил подсунуть Тимошке какую-нибудь неожиданную находку. Ты ведь писала, что он очень любит неожиданные находки. Я обыскал сарай во дворе, пошарил на черном ходу, но ничего интересного не нашел. Нельзя же было подсунуть Тимошке старый ржавый чайник без носика или сломанный стул без трех ножек! Тогда я поискал дома и тоже не нашел ничего подходящего. "А не подложить ли ему горшок с маленьким зеленым стебельком, который должен очень здорово разрастись?" - подумал я. Елена Станиславовна услышала недавно в одной лекции, что полезно выращивать дома разную зелень, особенно у нас в городе, где так сильно дымит огромный алюминиевый завод. И на следующий день она притащила десять цветочных горшков с маленькими стебельками. "Эти росточки, - сказала Елена Станиславовна, - превратят нашу квартиру в ботанический сад. И мы все будем вдыхать чистый кислород!" "Пусть и Тимошка немного подышит кислородом, - решил я. - Подсуну ему один цветочный горшок! Елена Станиславовна и не заметит". И вот сегодня, когда стало уже чуть-чуть темнеть, я взял один горшок и пошел на пустырь, который за Тимошкиным домом. Там я отыскал местечко потаинственней... На краю пустыря начали строить новый корпус, но пока успели построить только полтора этажа. В сумерках я представил себе, что это не этажи будущего дома, а неровные зубцы какой-то старой, полуразрушенной стены. Может быть, даже крепости... Стройка в этот час уже притихла. Я подтянулся на носках и достал до окна первого этажа. Потом я поставил свой горшок на кирпичи, которые скоро будут держать на себе оконную раму. А пока в окне не было еще ни рамы, ни стекла... Потом я побежал к Тимошкиному дому. Немного пощелкал из-за угла дроздом, раза три ухнул совой. Тимошка тоже ухнул мне в ответ: мол, все спокойно, дома никого нет. Тогда я забрался на подоконник, спрыгнул в комнату и говорю: - Тимошка! Слушай меня!.. Сейчас я буду снова отгадывать на расстоянии. Он прямо замер на месте. Я снова закатил глаза, таинственно покрутил руками, подвигал немножко ушами и объявил: - Тебя ждет одна неожиданная находка! - Где? - Ни о чем не спрашивай: ты можешь сбить меня со следа... - С какого следа? - Ну, со следа, который ведет к этой находке! - К какой находке? - Не задавай вопросов: не выводи меня из состояния... - Из какого состояния? - Из состояния отгадывания! Молча иди за мной! И Тимошка пошел за мной на пустырь. Время от времени я останавливался, смотрел на землю и даже принюхивался, будто искал след. Когда мы стали подходить к стройке, я зажмурил глаза и сказал: - Не смотрю, но вижу! Как это таинственно и загадочно: в доме еще никто не живет, а в окне уже стоит цветочный горшок! - В каком окне? - Ну, в самом первом от... угла. Тимошка подбежал поближе, обернулся ко мне и молча пожал плечами: ни- какого горшка в окне не было. - Не может быть! - воскликнул я. Приподнялся на цыпочках, дотянулся до окна и увидел несколько комочков земли на кирпиче. Это было все, что осталось от неожиданной находки. Кто-то нашел ее раньше нас. А вечером дома Елена Станиславовна подняла тревогу: "Где цветочный горшок?" - Может быть, он выпал из окна на улицу? - сказал я. - Но он же мог разбить кому-нибудь голову! Там, на тротуаре, должны были бы остаться черепки... - От головы? - Да нет, от горшка! Неуместные шутки. Выгляни, Коля! Внизу не валяются черепки? Я выглянул и сказал, что никаких черепков нету. - Наверно, дворник подметал тротуар, - предположил я. - Нельзя ли взять на полтона ниже. Вы мешаете мне заниматься! - крикнула Нелька из другой комнаты. Она разучивала какую-то новую музыкальную пьесу. - Ты могла бы попросить об этом вежливей, - так тихо прошептала Елена Станиславовна, что услышал ее только я, а Нелька не услышала. Я, Оля, не знал, писать ли тебе обо всем этом. Но потом подумал, что, если написать все, как было, получится как бы еще один невыдуманный рассказ. И я написал. А Тимошка стал, кажется, немного сомневаться, могу ли я отгадывать на расстоянии. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Моя мама говорит, что к каждому больному нужно подходить индивидуально, учитывая особенности его организма и характера. И к здоровому человеку, я думаю, надо подходить так же. Ты это учел, Коля, при первом разговоре с Тимошкой: он ведь обожает все необычайное и таинственное. И ты, мне кажется, любишь все это тоже. Но только очень прошу тебя: не увлекайся чересчур! А то вы все время так и будете говорить друг с другом шепотом да птичьими голосами. И не нужно пугать Тимошку совиным уханьем из-за угла и прочими такими вещами. Он ведь очень впечатлительный мальчишка. А нервничать ему, мама сказала, вредно. Писать длинные письма мне теперь уже просто некогда: девчонки так и рвутся в рукавичную мастерскую. Рукавицы, оказывается, не только руки согревают: из-за них все ребята в классе стали относиться ко мне как-то теплее. И даже Артамонов чуть-чуть изменился. Раньше он угрюмо подтрунивал надо мной: "Рукавиц, что ли, в городе не хватает? По две пары на руку не натянешь!" Девчонки отвечали ему, что наши рукавицы - домашней вязки: они мягче, нежнее и вообще, как подарок, приятнее для рыбаков. Он только ухмылялся. А теперь помалкивает, словно над чем-то призадумался... И, наконец, Коля, самое главное: о Тимошкиных "личных тайнах". Есть у него тайны, но я не могу о них рассказать, потому что он доверил их мне по секрету. А чужие секреты выдавать нельзя. Это будет нечестно и несправедливо. Я раскрою тебе что-нибудь самое незначительное, чего Тимошка и сам не таит. Ну вот, например, у Тимошки есть такая особенность: он обедает по своей собственной системе - сперва ест второе, а потом уже первое. Так, по-моему, на всем белом свете никто, кроме него, не обедает. И если ты это сам "угадаешь на расстоянии", будет очень здорово. Тимошка записывает в тетрадке, сколько раз он прочитал какую-нибудь особенно интересную книжку или посмотрел увлекательный фильм. Я запомнила, что "Гиперболоид инженера Гарина" он читал семь раз, а картину "Подвиг разведчика" смотрел раз одиннадцать или двенадцать. По-моему, все же двенадцать! Угадай это "на расстоянии", - Тимошка очень удивится. Настольная его книжка - "Швамбрания". Или, вернее сказать, - "встольная": она всегда лежит у него в столе, слева. Он ее никому не показывает, чтобы не попросили почитать (это, кажется, единственное, чем он не хочет делиться!). А ты возьмешь и отгадаешь - опять, конечно, "на расстоянии": раскрой, мол, левый ящик стола, там у тебя "Швамбрания" спрятана! Он будет просто поражен. Раз уж сказал, что умеешь отгадывать, так отгадывай, а то он тебе ни в чем верить не будет. Сейчас, Коля, снова спешу в мастерскую: сегодня все девочки должны изъять дома у своих бабушек шерсть и принести ее в школу. А остальной материал нам в порту дадут. И вообще все, что нужно для работы... Ну, бегу! Оля Коля пишет Оле Сегодня, Оля, я опять попал в очень тяжелое положение... Потренькал я синицей из-за угла дома, Тимошка тоже ответил мне через окошко по-птичьи, а как только я спрыгнул с подоконника в комнату, он прямо с ходу потребовал: - Отгадай, где сейчас находится Оля. Если ты правда умеешь отгадывать. - Понимаешь, Тимошка, я не могу сосредоточиться на том человеке, которого здесь нет. - Но ты же говорил, что отгадываешь на расстоянии! - На расстоянии, - стал выкручиваться я, - находятся предметы и события, которые я отгадываю - ну, например, твой день рождения или какие-нибудь неожиданные находки, - но сам человек должен находиться здесь, рядом со мной. Я даже за руку должен взять этого человека! - А раньше ты меня за руку не брал. - Просто забыл. А сегодня обязательно возьму. И потом... Я не могу, видишь ли, отгадывать по чужому заказу, а только по своему собственному. - Почему? - удивился Тимошка. - А вот у нас в клубе один известный артист выступал, так ему прямо из зала разные вопросы задавали. И он тут же отгадывал. Только весь краснел и покрывался потом. Мне мама с папой рассказывали. - Ну, видишь ли, дорогой мой, это же настоящий артист. А я, можно сказать, из самодеятельности... Зато я не краснею и не потею! - А как же "Операция МИО"? - спросил Тимошка. - Начнется! Потерпи немного. Всему свое время. Я помогу тебе найти Олю, но, как бы это сказать... через тебя самого. - Через меня? - Ну да! Потому что ты-то здесь, со мной рядом, тебя-то я вижу и в любой момент могу схватить за руку. Понял? - Нет. - Потерпи немного: поймешь! - А ты дай сам себе какой-нибудь заказ, - попросил Тимошка. - Руку!.. - скомандовал я, закатывая глаза и одновременно шевеля ушами. Потом схватил Тимошкину руку, всю измазанную чернилами, и прошептал: - Ты, Тимофей, записываешь в особой тетрадке, какие книги прочитал и какие фильмы посмотрел. Тимошка от восторга протянул мне вторую руку. Я схватил ее тоже. Сеанс продолжался. - Ты, Тимофей, прочитал "Гиперболоид" целых семь раз! А фильм "Подвиг разведчика" смотрел одиннадцать... Нет, нет, погоди... Скажу точнее! Двенадцать раз! - Можно, я позову ребят со двора? - тихо попросил Тимошка. - А?.. Пусть они тоже услышат! - Нет, не надо. Это будет отвлекать меня. Я должен максимально сосредоточиться на главном объекте отгадывания, то есть в данном случае - на тебе. - Еще что-нибудь... - прошептал Тимошка. Я огляделся по сторонам, словно размышляя, что бы такое мне еще отгадать. - Только не подглядывай, - предупредил Тимошка. - Ты мне не доверяешь?! - громко обиделся я. - Хорошо. Тогда я сейчас разгляжу что-нибудь такое, чего не может быть видно, потому что этот предмет лежит в шкафу. Или, например, в письменном столе. Руку!.. Другую!.. Я снова схватил перепачканные чернилами Тимошкины руки, снова закатил глаза, подвигал ушами - и сделал очередное открытие. - В левом ящике письменного стола у тебя лежит "Швамбрания"! - Нет, - к моему величайшему удивлению, произнес Тимошка. - Она там все время лежала, но вчера вечером я ее читал и оставил под подушкой. - Запоздалая реакция! Вот видишь: это уже усталость. Я перенапрягся. На каждом сеансе надо отгадывать что-нибудь одно, - сказал я. И устало бухнулся на диван. Странную Тимошкину манеру обедать, начиная со второго блюда, я решил оставить на следующий сеанс. А то просто нечего будет отгадывать! - Не волнуйся, пожалуйста, - стал утешать меня Тимошка. - "Швамбрания" у меня всегда лежала в левом ящике. Так что можно считать, что ты отгадал. Не волнуйся! Мой сеанс, несмотря на последнюю осечку, покорил Тимофея. Я видел это и сделал еще одно предположение: - Не надо было хватать тебя сразу за обе руки. Это не по правилам. Полагается брать только одну руку. - Но ведь ты все равно отгадал, - продолжал утешать меня добрый Тимошка. И тихо попросил: - А какую-нибудь неожиданную находку ты не можешь найти? На улице или на пустыре... - Нет, сейчас не могу. Слишком большое переутомление! Ослабла чувствительность. Понимаешь? А в следующий раз я что-нибудь обязательно отыщу! Мы попрощались. И я выбрался через окно на улицу. То, что я входил и выходил через окно, очень нравилось Тимошке. И я решил вообще не пользоваться дверьми в его квартире. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Очень хорошо, что ты так энергично завоевываешь Тимошкино доверие. Я ведь и хочу, чтобы он сильно к тебе привязался и совсем не огорчился, когда потом узнает, что я уехала далеко, в Заполярье, и больше, наверно, не вернусь... Ты очень хорошо взялся за дело. Но остается ли у Тимошки время на уроки? Вот что меня волнует. Артамонов видит, что я получаю письма, и почему-то очень интересуется, от кого именно. Раз пять уже спрашивал... Оля Коля пишет Оле Ты, Оля, напрасно волнуешься о Тимошкиных уроках: я даже несколько раз проверял, как он выполняет домашние задания, и даже смог сделать ему кое-какие замечания. В этом, конечно, нет ничего удивительного: ведь он во втором классе, а я уже как-никак в шестом. И все-таки приятно чувствовать себя учителем... Я теперь все время буду его проверять. Тимошка сказал, что Феликс тоже частенько заглядывает к нему в тетрадки, а в дневник никогда не заглядывает (говорит, что хочет доверять младшему брату!). И еще он беседует с Тимошкой о том, что проходят в школе. И Тимошка уверяет, что слушать Феликса гораздо интереснее, чем читать учебники... Я, Оля, ни на один день не могу забыть о твоем втором задании, потому что часто перечитываю твои письма. Сперва я стал их перечитывать для того, чтобы научиться отвечать тебе: ведь я раньше никогда не писал писем и ни от кого их не получал. Иногда даже мне кажется, что я немного подражаю тебе: тоже стараюсь рассуждать, что-то вспоминать... Сначала я хотел исправлять эти места, чтобы писать по-своему, а потом решил ничего не исправлять: так писать интереснее. Вот видишь, опять занялся рассуждениями, когда надо рассказывать о самом главном. Чтобы Тимошка меня уважал, я не должен срываться. Это я понимаю. А с цветочным горшком у меня получился провал. И вот я решил преподнести Тимошке какую-нибудь другую неожиданную находку. Ведь он и сам просил меня об этом. Я надумал подарить ему свою деревянную клетку. Свою птичью лечебницу. Так называла ее мама... Я все равно ведь не могу пользоваться ею дома. У меня на столе стоят теперь два аквариума с водорослями, ракушками и речным песком на дне: рыбы молчат и не мешают Нельке играть на пианино. Перед тем как подсунуть Тимошке клетку, я решил ее немного отремонтировать, начал стучать молотком, скрести напильником. - Делать тебе нечего, что ли? - сказала Нелька: испугалась, что я снова открою свою птичью лечебницу, Елена Станиславовна стала на мою сторону и сделала Нельке замечание: - Надо уважать не только свои дела, Неля! Не только свои увлечения. Каждый делает то, что умеет: один играет на пианино, другой сочиняет стихи, а третий ремонтирует клетку... И все это для чего-нибудь нужно! Елена Станиславовна часто любит подчеркивать, что люди, у которых нет никаких особенных способностей (например, я), тоже имеют право на уважение и тоже могут приносить не вред, а даже кое-какую пользу. И тут она снова все поставила на свои места: одному - то есть Нельке - быть пианисткой, а другому - то есть мне - возиться с молотком и напильником. "Но на самом деле, - думал я, - от Нелькиной игры никому еще пользы не было, а моя клетка принесет Тимошке радость!" Ты, Оля, скажешь, что все нехорошо и нескромно с моей стороны. Но я зачеркивать эти строки все равно не буду: как написал, так и написал! Потому что нельзя же думать, что если человек не умеет играть на пианино и писать стихи, так он уж совсем ни на что не годится. Я решил, что мы с Тимошкой будем лечить птиц вместе у него дома. Но теперь уж я знал, что "находку" на пустыре должен кто-нибудь стеречь. А то пока я сбегаю за Тимошкой, ее могут унести, как тот цветочный горшок. Но кто же будет стеречь? И тут, Оля, мне пришлось немного нарушить твое предупреждение и рассказать про твою тайную просьбу Белке. У меня не было другого выхода, потому что нужна была Белкина помощь. Я думаю, Оля, ничего страшного в этом нет, потому что Белка была твоей лучшей подругой, и она поклялась мне, что никому ничего не скажет. А то ведь и правда Феликс, может быть, вовсе не хочет, чтобы все знали, как мы воспитываем его младшего брата. Сперва Белка, конечно, стала возмущаться: - Почему это Оля поручила такое дело тебе, а не мне лично?! Ведь воспитывать маленьких - это женское дело, а не мужское! И потом, тебя самого еще надо воспитывать и перевоспитывать! Почему она, такая справедливая, и вдруг так потрясающе несправедливо поступила? Мне пришлось немного приврать, чтобы как-то успокоить Белку. Я сказал: - Оля как раз и поручила тебе выполнить несколько самых ответственных дел, от которых на девяносто девять процентов зависит выполнение ее просьбы! Сегодня для начала ты должна посторожить клетку... Белка вздрогнула: - Клетку?! - Птичью, птичью!.. - успокоил я. - А зачем это нужно? - Пока не скажу. Но Оля очень тебя просила... Ты должна забраться в комнату одного недостроенного дома и тайно, не выдавая себя, последить оттуда за клеткой, которая будет стоять на окне. Пока я не приведу Тимошку. Вот, оказывается, Оля, какое дело ты поручила Белке! А ты и сама об этом не знала, да? Прости, пожалуйста. Коля Коля пишет Оле После школы мы с Белкой волокли мою клетку по улице, потом с трудом втиснулись в автобус: нести ее по улице было неудобно, она же очень большая. Все пассажиры ругали нас, потому что клетка мешала им входить и выходить на остановках. Мы пробрались на тот же пустырь, к дому, который вырос еще на пол-этажа, но все равно казался мне в сумерках полуразрушенной старой крепостью. Мы поставили клетку на то же самое место, откуда исчез мой цветочный горшок. Потом я подсадил Белку, и она влезла в комнату, в которой не было еще ни пола, ни дверей, ни оштукатуренных стен. А главное, не было света. - Ты должна закалять волю для выполнения следующих Олиных поручений, - сказал я. - Поэтому не бойся! Спрячься в углу и наблюдай за клеткой. Никому не позволяй ее унести... - А кто может ее унести? - перепуганным голосом спросила Белка. - Эх, ты! А еще член "Отряда Справедливых"! Сиди тихо и следи. Скоро мы с Тимошкой придем... А ты все равно не подавай голоса! Голос у Белки от страха вообще пропал, потому что она мне ничего не ответила. Вскоре мы с Тимошкой появились на пустыре. Я снова держал его за руку, снова принюхивался, чтобы найти путь к неожиданной находке. А вблизи от недостроенного дома опять зажмурился и сказал: - Не смотрю, но вижу! Как это загадочно: в доме еще никто не живет, а в окне уже стоит птичья клетка! Тимошка подбежал поближе. И присел на корточки от восторга и удивления. - Откуда она здесь? - Чего не бывает на свете!.. - ответил я. Чтобы Белка знала, что это мы стаскиваем клетку вниз, я громко произнес: - Вот мы с тобой, Тимошка, и нашли наконец неожиданную находку! Но в темном углу комнаты все равно что-то зашуршало. - Там кто-то прячется! - вскрикнул Тимошка. В эту минуту я должен был показать себя смельчаком. Поэтому я, не задумываясь, забрался на окно, спрыгнул в комнату и крикнул: - А ну, кто здесь есть? Выходи! Никто не вышел. Белка притаилась в углу. Я даже не почувствовал ее дыхания. - Показалось!.. - сообщил я Тимошке, спрыгивая на землю. - Какая клетка! - восторгался он, открывая дверку. - Целый птичий домик! Я таких не видал... - Она самодельная, - объяснил я. - Таких в магазинах не продают. - Хоро-ошая! Мой Феликс тоже умеет разные вещи из дерева делать. Послушать его, так Феликс вообще умеет все на свете: и отгадывать на расстоянии, и по-птичьи разговаривать, и клетки делать. И всегда Тимошка говорит не просто "Феликс", а "мой Феликс"... - Мы найдем с тобой какую-нибудь больную птицу и будем ее лечить, - сказал я. - Прямо у тебя дома. - Нет, лучше у нас в школе, - неожиданно возразил Тимошка. - У нас там есть живой уголок. Принеси клетку прямо туда. Сейчас забери, а потом принеси. - Мне самому принести? - Да, самому, - тихо сказал Тимошка. - Если тебе нетрудно... Там ведь у нас живой уголок. Я удивился его просьбе. Но делать было нечего: пришлось тащить клетку обратно домой. А завтра я понесу ее к Тимошке в школу уже без Белкиной помощи, сам понесу. Раз уж он так просил. Коля Оля пишет Коле Я, Коля, столько раз перечитываю каждое твое письмо, что Артамонов сказал: "Наизусть, что ли, учишь?" Хочу и я сообщить тебе об одной неожиданной новости. О самой неожиданной! Артамонов стал чуть ли не моим закадычным другом. И объясняет это знаешь чем? Тем, что я организовала рукавичную мастерскую. Он меня, дескать, за это стал очень уважать. Мы, между прочим, решили вязать для рыбаков и теплые фуфайки тоже. Это нелегко, но мы научимся. К нам в мастерскую приходили моряки из порта, чтобы "одобрить инициативу". И Артамонов трубит об этом на всю школу. Он стал совсем не похож на себя и даже причесывается на пробор, чего, говорят, раньше никогда не делал. Он уступил мне свое место возле окна, потому что оттуда видно море. Я теперь на уроке поглядываю в сторону порта и вижу корабли под разными флагами, и рыболовецкие траулеры. А когда весною окно раскроют, тогда, наверно, и запах моря будет долетать до меня... Когда Артамонов узнал, что я по вечерам буду задерживаться в мастерской, он сказал, что будет заходить за мной, дескать, я живу на окраине города и одна обязательно заблужусь... Хотя живу я вовсе не на окраине и вполне могу дойти сама. Но я не хочу его обижать: пусть провожает. Мой портфель в его руках кажется совсем маленьким, каким-то игрушечным. Сам-то он ходит в школу с такой толстой брезентовой сумкой, что в ней помещаются даже его футбольные бутсы. Когда мы шли в первый вечер, он очень смущался и никак не мог найти тему для разговора. Тогда я попросила его: "Расскажи что-нибудь о футболе!" Он очень обрадовался, что я помогла ему, и не закрывал рот до самого дома. Представь себе, он знает наизусть фамилии вратарей всех команд, которые играют по классу "А" и даже по классу "Б". И помнит, кто из них сколько пропустил мячей в прошедшем сезоне. Я ему сказала: - А если бы ты свою память на что-нибудь серьезное употребил... А? Был бы замечательный результат! Он не обиделся. Артамонов пригласил меня в будущее воскресенье покататься по морю на катере. Я пока еще не согласилась. Но, честно говоря, он не такой уж плохой парень. Мне сперва показалось, что он похож на нашего Рудика Горлова. А теперь я вижу, что совсем не похож... Оля Коля пишет не Оле Школа э 3. Шестой класс "В". Владимиру Артамонову (лично). Молодец, Артамонов! Мы продолжаем следить за каждым твоим шагом. Ты правильно сделал, что пересадил Олю Воронец поближе к морю. И хорошо делаешь, что хвалишь ее на всю школу. Но провожать ее до дому тебе никто не поручал! И менять прическу тоже не обязательно. Учти это! Продолжаем наблюдение. И не вздумай показать ей это письмо. А то, как ты сам говоришь, "хуже будет"! Главный Штаб Наблюдения "Отряда Справедливых" Коле пишет не Оля Школа э 1. Шестой класс "А". Коле Незлобину (лично). Слушай, ты, "Главный Штаб Наблюдения"! Не подумай, что я испугался твоих угроз. Получи свои письма обратно. А с Анной Ильиничной и Тимошкой у тебя хорошо выходит. Оля мне рассказала. Защищать Олю не надо: она в этом не нуждается. Все. Артамонов Коля пишет Оле Я, Оля, только и делаю, что таскаю свою клетку туда-сюда. А ведь она большая и тяжелая. Ты сама видела. Сегодня притащил ее к Тимошке в школу. Там уж я понял, что дело не только в живом уголке, а в том, что Тимошка очень хочет показать меня своим приятелям. - Они говорят, что Оле надоело со мной дружить... И не верят, что она уехала. Вот и пусть знают, что у меня есть новый товарищ! Тимошка первый раз назвал меня своим товарищем. Он нарочно долго ходил со мной по школьному коридору и всем представлял: - Это Коля Незлобин, мой товарищ. Он учится в шестом классе. И почему Тимошка так горд дружбой со мною? Он хотел, чтобы я подольше не уходил из школы и все успели меня увидеть. Поэтому он долго держал меня в живом уголке: знакомил с ежами, рыбами, белыми крысами, черепахой и сонным ужом. Ни одна клетка в живом уголке не пустовала, кроме моей, самодельной. Я решил, что нужно обязательно найти какую-нибудь птицу и открыть новую птичью лечебницу у Тимошки в школе. Из школы мы шли вместе с Тимошкой. Он все время задавал мне разные вопросы, чтобы все видели, что у нас идет серьезный мужской разговор. По-моему, Тимошка уже начинает понемножку ко мне привязываться. И я к нему тоже. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Я рада, что Тимошка уже назвал тебя своим товарищем. Он ведь очень сдержанный и не бросается такими словами. Ты не понимаешь, почему Тимошка гордится дружбой с тобой? Да потому, что каждый мальчишка, мне кажется, мечтает дружить с тем, кто хоть чуть-чуть старше его по возрасту. Разве ты не хотел бы быть близким товарищем Феликса? Тимошка огорчается, что родился посреди зимы и из-за этого пошел в школу не в семь лет, а почти что в восемь. Я утешала Тимошку тем, что когда-то давно, в первом классе, пропустила из-за болезни целый учебный год и сейчас тоже старше почти всех своих одноклассников. И тебя, Коля, тоже... Ты не забыл, что у Тимошки 29-го декабря день рождения? Сделай так, чтобы в этот день ему было очень хорошо и очень весело. Отметь где-нибудь на календаре: двадцать девятое декабря. Оля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Наш рыбный порт досрочно выполнил годовой план! У всех в городе большое торжество, потому что ведь это только так просто пишется: "Выполнил план". А за этими словами очень трудная работа, и непогода, и холод, и шторм... Но я думаю, что когда успехи легко достаются, их не особенно ценят, а когда трудно - тогда они очень и очень дороги. И весь наш город выглядит поэтому именинником. Пришел праздник и к нам в школу. Представь себе, дали премии всем ребятам, которые особенно активно шефствовали над портом. Эти премии положили в пионерскую копилку. И моя премия тоже легла в копилку. Наши ребята вносят туда все, что получают за сбор металлолома и бумаги, чтобы летом поехать в Ленинград, как они говорят, за свой счет. Я бы, конечно, с радостью снова приехала к нам в "Сосновый бор", где знаю каждую тропиночку, каждую ложбинку... Но, уж наверно, не придется мне там побывать. И переписку нашу с тобой будут проверять у старого дуба уже без меня. Ты покажешь все письма, которые получил... Читать их, я думаю, не будут, а только сосчитают - и тогда убедятся, что я выполнила поручение. А я твои письма не пришлю: они всегда будут храниться у меня. Я просто пришлю нашему Феликсу справку о том, что ты "перевыполнил задание" и вместо трех писем в месяц писал иногда гораздо больше. Пусть и дальше так будет. Оля Коля пишет Оле Поздравляю тебя, Оля, с премией! Меня еще никогда ни за что не премировали. Но главное, что ты поедешь в Ленинград. Счастливая! Прочитать - это, конечно, совсем не то, что увидеть своими собственными глазами, но ты мне все-таки расскажешь потом в письме о своей поездке. Ладно? А я перескажу твое письмо ребятам. Я вообще рассказываю им о тебе все, что не касается твоих заданий. Как мы тогда у дуба договорились, помнишь?.. Вчера так получилось, что я у Тимошки во дворе прямо столкнулся с Феликсом. Он возвращался домой. Феликс совсем не удивился, что встретил меня: - Когда Тимошка сказал мне, что у него появился какой-то новый товарищ, я сразу понял, что это ты. - Почему? - Так ведь ты же помогаешь Оле выиграть спор! - Какой спор? Феликс ничего не ответил. Он вдруг притянул меня к себе: не то обнял, не то хотел со мной в шутку побороться. Я так и не понял. Коля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Мне в самом деле кажется, что мы с Тимошкой уже чуть-чуть привязались друг к другу. У нас ведь с ним сейчас очень много общего: он ждет сюрприза от меня (я должен помочь ему отыскать его Олю), а я жду какого-то сюрприза от тебя. Хотя я иногда забываю об этом сюрпризе, просто мне стало самому интересно с Тимошкой. Сегодня мы пошли на улицу искать будущего обитателя моей деревянной клетки. Мы делаем это уже не в первый раз и никак не можем найти. Тимошка обязательно хочет отыскать больную птичку, чтобы можно было ее лечить, а весной отпустить на волю. У нас, Оля, уже наступила зима. Мороз хорошо отдохнул и соскучился по своей работе: осень как-то сразу перешла в студеную зиму, без всяких там постепенных переходов. У нас во дворе даже лопнуло одно дерево. И лежит на снегу расколотое пополам, будто у него случился разрыв сердца. Мы с Тимошкой шли по заснеженной улице, лепили белые холодные комочки и швыряли их перед собой: кто дальше. Дальше все время бросал я. Но Тимошка сказал, что Феликс своей левой рукой может закинуть снежок так далеко, что его и найти не смогут. И еще, оказывается, у Феликса летом камешки скачут по воде столько раз, сколько у меня никогда скакать не будут. Я согласился с Тимошкой... Но птичку мы так и не нашли. - Неужели ни одна не обморозилась? - горевал Тимошка. - Так это же хорошо! - воскликнул я. - Значит, все они живы-здоровы! И пусть наша лечебница подольше пустует. Знаешь, как было бы хорошо, ес- ли бы все больницы и поликлиники пустовали! Но его это, кажется, не очень утешило. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Помнишь, как ты вначале присылал мне письма в полторы строчки? А сейчас пишешь чаще, чем я. И это вовсе не удивительно. Ведь выполнять задания гораздо труднее, чем давать их, поэтому тебе есть о чем рассказать мне и о чем посоветоваться. Артамонов сидит со мной рядом и передает тебе привет. Я давно рассказала ему о нашей переписке. И он немного завидует: тоже хочет с кем-нибудь переписываться. Я часто думаю: почему он так переменился? Просто, наверно, девчонка, которая живет в Заполярье и о которой помнят на Урале, по его мнению, заслуживает уважения. И еще из-за рукавичной мастерской... Так я по крайней мере думаю. Конечно, хотелось бы, чтоб он и тех, о ком на Урале не заботятся, тоже уважал. Я ему как-нибудь скажу об этом. С нетерпением жду твоих писем. Скоро ты получишь мой заветный сюрприз. Если все доведешь до конца!.. Оля Коля пишет Оле Я, Оля, и правда стал перевыполнять задание нашей лагерной дружины: пишу тебе чаще, чем ты мне. Елена Станиславовна думает, что это я уроки стал так аккуратно готовить, и даже несколько раз поставила меня в пример Нельке: "Видишь, как Коля старается. Ему, может быть, учеба и нелегко дается, а он старается..." И откуда она взяла, что мне учеба трудно дается? Но, по правде сказать, я из-за этих писем иногда не успеваю приготовить уроки. Когда сажусь за письмо, то всегда думаю, что напишу коротко, а потом хочется рассказать тебе и про то, и про это, и мысли всякие высказать. Вот и получаются длинные письма. Нелька однажды спросила меня: - По какому это предмету ты так много пишешь? - По литературе, - ответил я ей. - Домашнее сочинение! - И что ж, вам так часто задают эти сочинения?.. - Да, так часто. Вот перейдешь из своего пятого класса в шестой, тогда узнаешь! В шестом классе нужно не просто арифметические задачки решать или что-нибудь там зубрить, а нужно уже самостоятельно мыслить, сочинять!.. Сейчас пишу тебе на уроке: не терпится сообщить одну новость. Вчера я поссорился с Нелькой... Из-за твоих писем. Я раньше всегда успевал вынимать их из ящика утром, до школы, вместе с газетами. А вчера я проспал, и Нелька сама полезла в почтовый ящик. Она мне целый день не отдавала твое письмо, а отдала только вечером, когда отца и Елены Станиславовны не было дома. Я спрашиваю у Нельки: - Ты почему его целый день с собой таскала? А она мне в ответ: - Думала, что тебе неудобно будет при взрослых. И такую при этом физиономию скорчила, что я не выдержал и спросил у нее: - Ты что себе вообразила, а? - Да так, - отвечает, - ничего особенного! Просто понимаю теперь, почему ты стал таким нервным... Села на свой круглый, вертящийся стул и стала потихоньку наигрывать арию герцога - "Сердце красавицы...". Я подошел и захлопнул крышку пианино. Сказал, что если мои птицы мешали ей играть, то она мешает мне делать уроки. - Опять будешь домашнее сочинение писать? - спросила Нелька. Я ей не стал объяснять, что нам с тобой поручили переписываться возле того старого дуба. Но и писать тебе письмо я тоже уже не мог, а начал нарочно громко учить английский язык... Прощай, меня вызывают к доске. Не поминай лихом! Коля Коля пишет Оле Вчера у Тимошки, мне кажется, сильно болела голова. Он ничего не сказал мне об этом. Очень терпеливый... Но я, как только пришел к нему, сразу заметил, что он бледный и грустный. А на столе лежало мокрое полотенце: наверно, он им голову обвязывал. Ты писала, что ему надо побольше гулять. И я сказал: - Пойдем еще разок поищем птицу!.. И мы пошли. Но как-то так получилось, что мы птицу почти и не искали, а разглядывали город, который носит придуманное тобой, Оля, имя: Крылатый!.. Мы разглядывали улицы, которых еще недавно не было, и новые высокие дома, которых не было и подавно, и корпуса нашего алюминиевого завода. А один корпус еще только начинает строиться. Он стоит как какой-нибудь металлический скелет и понемножку обрастает кирпичами... Когда я смотрю, как растут дома или корпуса заводов, я всегда думаю о людях, которые умеют эти здания строить. Я не знаю, как это у них так здорово получается, и они поэтому кажутся мне волшебниками. А когда я говорю об этом кому-нибудь, то в ответ часто смеются: "Подумаешь! Самая обыкновенная работа... Вот корабли запускать в космос-это другое дело!" Но я не согласен. И новые города тоже, мне кажется, строят волшебники. Только они очень скромные, простые и сами не знают, что они волшебники. Может быть, мне все это кажется потому, что я сам еще ничего не умею - ни строить домов, ни запускать кораблей. Может быть... Но когда буду уметь, я все равно буду так думать. Я уверен! Ты сейчас улыбаешься и думаешь: "Размечтался! Тоже еще философ!" Да?.. Я и правда, Оля, часто мечтаю. Вот вчера мы с Тимошкой увидели, как везли в огромном "МАЗе" алюминиевые чушки - серебристые, переливающиеся на солнце. И на каждой было написано: "Крылатый". Я сразу подумал, что ты очень здорово подобрала это название: ведь серебристые чушки скоро взлетят в воздух, потому что из алюминия делают разные воздушные корабли. Слово "Крылатый" уже не будет видно, оно расплавится, но оно не пропадет: оно будет где-то там, внутри самолетов и кораблей... - А знаешь, как много понастроили таких же вот новых городов, как наш! - сказал я Тимошке. - И как интересно было бы переписываться с кем-нибудь из другого нового города! Который, например, где-нибудь в Заполярье... - И давай переписываться! - подхватил Тимошка. - Ну, для этого нужно, чтобы там жил какой-нибудь близкий нам человек. - А некоторые и с незнакомыми переписываются. Я читал в "Пионерке"! - Но это совсем не то... Не так интересно. А вот если бы далеко-далеко в Заполярье жил какой-нибудь наш с тобой друг! Или подруга... Я уже не первый раз объяснял Тимошке, как это великолепно иметь друзей в Заполярье и переписываться с ними. А ты, Оля, заметила, что на Зеленой улице, где Тимошка живет, нет никакой зелени и ни одного деревца? Другая улица называется Театральной, а театра на ней нету. Я думаю, это потому, что им такие люди придумывали имена, которые уже видят наши улицы красивыми и зелеными. И театр видят, и стадион, и Дворец культуры... По радио, в передаче для родителей, говорили, что все дети Тимошкиного возраста - это обязательно "маленькие почемучки" и что они очень любят задавать разные вопросы. Но Тимошка никаких вопросов о нашем городе не задавал. Мы просто ходили и молчали. А иногда разговаривали о нашем городе. И о тебе, Оля, тоже... Я сказал Тимошке, что, может быть, через много-много лет на том месте, где сейчас еще стоят деревянные бараки строителей, будет широкая улица, вся в деревьях, может быть, даже в соснах. Ведь растет же вокруг нас сосновый бор! И этой улице, может быть, дадут твое имя. За то, что ты придумала название нашему городу. И будет написано: "Улица Оли Воронец". На длинной белой табличке... Когда я сказал об этом Тимошке, то он со мной вполне согласился, и по его голосу я почувствовал, что он даже не стал бы ждать, а прямо сегодня, не задумываясь, присвоил какой-нибудь улице твое имя. - А где же твоя "Операция МИО"? - спросил вдруг Тимошка. - Ты ведь обещал найти Олю!.. Помнишь? В этот миг мне в голову пришел гениальный план! Я схватил Тимошку за руку, закатил глаза и воскликнул: - Погоди, Тимофей! Погоди!.. Ни слова!.. Пришла пора начать нашу операцию. Я чувствую на расстоянии, что тебя ждет встреча с Олиным посланцем. Или с "посланкой"! Потому что это женщина. Или, точнее сказать, девчонка!.. - Какая девчонка? - Не знаю. Но видишь, я начинаю искать Олю как бы... через тебя: ведь эта "посланка" хочет с тобой встретиться! - А где она? - всполошился Тимошка. - Пока еще не знаю. Но через несколько дней я напрягусь и отгадаю это на расстоянии. Так я сказал Тимошке, потому что мне нужно время, чтобы выполнить свой замечательный план. То есть он будет замечательным, если из него что-нибудь выйдет. Коля Коля пишет Оле А дальше, Оля, было так. Я изложил Белке свой план и сказал ей: - Ты снова должна помочь мне. Ты должна разыграть роль... как бы это сказать... Олиного посланца. Или, вернее, "посланки"... Хотя такого слова, кажется, нету. Я решил, что обстановка, в которой мы с Тимошкой встретимся с твоей, Оля, "посланкой", должна быть очень необычной. Я сказал Белке, что мы встретим ее на берегу реки, там, где за городом сразу же начинается лес. Я сказал, что она должна выйти к нам прямо из вечернего леса... Белка предлагала другие необычные места: нашу центральную площадь, вестибюль школы, клуб. Я чувствовал, что она просто боится выходить из леса или, вернее сказать, боится входить туда, чтобы потом выходить обратно. И тогда я сказал: - Боишься, да? Опять боишься! А ты преодолей свою трусость. Думаешь, мне легко выполнять Олины задания? Но я же выполняю! Борюсь сам с собой. И выполняю. Вот и ты поборись! - Хорошо. Я выйду из леса точно в назначенный час. Только напиши об этом Оле, ладно? И вот я пишу. Белка действительно преодолела свой страх, и, когда мы с Тимошкой, перейдя через мост, спустились на берег реки, она вдруг показалась меж сосен... Белка показалась очень быстро, потому что боялась стоять в зимнем лесу одна. Я попросил ее одеться для этого случая как-нибудь необычно, и она нацепила на голову мамину шляпу, а перед собой выставила нераскрытый мамин зонтик, будто тонкую шпагу. Ее таинственный вид, однако, ничуть не подействовал на Тимошку, хотя он, как ты писала, очень впечатлительный ребенок. Он сразу весело заорал: - Это же Олина Белка! Я ее знаю!.. - Сейчас она не Белка... - прошептал я ему в самое ухо. - И если ты будешь орать, мы ничего от нее не узнаем. "Посланка" остановилась чуть-чуть в отдалении от нас и голосом, совсем непохожим на свой собственный, спросила: - Кто из вас Тимофей? Это я научил ее называть Тимошку полным взрослым именем. - Да что ты, Белка? Ты же меня знаешь!.. - не удержался Тимошка. - Вот именно! - шепнул я ему. -Тебя знает Белка. А сейчас перед нами фактически другой человек. Запомни это! И не задавай ей лишних вопросов. А только слушай и запоминай! - Слушай и запоминай! - вслед за мной повторила Белка. - В день своего рождения ты, Тимофей, найдешь самую неожиданную находку. Это будет Олин подарок! - Где найду? - не удержался Тимошка. - Там, куда слетаются вести со всех концов света! - А куда они слетаются? - Сами догадайтесь! Я исчезаю... С этими словами твоя "посланка", Оля, дрожа от страха (хоть этого, конечно, не было видно), скрылась в лесу. - Давай догоним ее, а? - торопливо предложил Тимошка. -И заставим сказать, где сейчас Оля! Ведь она должна знать, если она от Оли пришла... - Как это "заставим"? Пытать ты ее будешь, что ли? - Я девчонок не бью, - ответил Тимошка. И тут же вновь оживился: - А давай проследим, куда она пойдет, а? Будем тайком идти по ее следу... Давай! Может, она прямо отсюда к Оле отправится? А мы - за ней! - Следить? Подглядывать? Как тебе не стыдно, Тимофей! Я просто не узнаю тебя!.. Он махнул рукой и мрачно направился к мосту... Но когда мы были уже на середине моста, вдруг весело сказал: - Сколько у меня будет подарков ко дню рождения! И от Оли... И двухколесный велосипед! Я прямо остановился как вкопанный. Значит, он не забыл о моем обещании. И зачем я брякнул тогда, в первый день нашего знакомства, насчет этого велосипеда? Зачем?! Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Я еще не поняла, в чем именно заключается твой замечательный план. Буду с нетерпением ждать писем. А двухколесный велосипед ты должен подарить Тимошке обязательно. Он не забудет про твое обещание, не надейся на это. Обманывать его нельзя, иначе он ни в чем не будет тебе верить. Я уже писала об этом, но хочу еще раз напомнить. Оля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Послушай, что было дальше. Я еще в тот самый первый день знакомства с Тимошкой заметил, что он довольно-таки скрытный парень. Вот, например, старается мне не показать, что как-нибудь особенно сильно по тебе скучает, сдерживается, а у него то и дело эта самая тоска наружу прорывается. На следующий день после встречи с твоей "посланкой" я пришел к Тимошке и вижу, что учебники у него раскрыты и тетрадки тоже, но он в них не смотрит. А лицо грустное-грустное. Он на меня так пристально взглянул и вдруг спрашивает: - А может быть, вы меня обманываете? - Как это обманываем, Тимофей! В чем? - Может быть, Оля вовсе никуда не уехала? Может быть, она просто не хочет больше дружить со мной, а сама преспокойно сидит дома? - Ну, ты, Тимофей, просто того... перезанимался немного. Я сам был бы рад, если бы она никуда не уехала. И другие ребята были бы рады. Но она уехала... - А как же она тогда свой подарок передаст? И где Белка ее видела? Может быть, она все-таки никуда не уезжала, а? Ну, скажи мне, Коля! Очень прошу тебя! И смотрит на меня так внимательно. И отворачивается, чтобы согнутым указательным пальцем под очки слазить, словно у него глаза чешутся. Я стал утешать его: - Не расстраивайся, Тимофей! Насчет "посланки" я тебе точно сказать не могу. Но Оля уехала... Это я точно знаю. - Нет, не верю, не верю. - Ну ладно! - не выдержал я. - Идем тогда прямо к ней домой. Вернее сказать, туда, где раньше был ее дом. И там все проверим. Ты знаешь, где Оля жила? - Нет, не знаю. А то бы я уже давно проверил! Она сама всегда ко мне приходила. И в школе у меня часто бывала. Мне ребята наши даже завидовали... - А вот я знаю, где она жила. В моем подъезде. На первом этаже, как и вы с Феликсом... Идем туда! Мы пошли. В вестибюле нашего дома я подвел Тимошку к списку жильцов и сказал: - Во-он, смотри! В самом верху написано: "Воронец Н. К." Видишь? "Н. К." - это как раз Олин папа. Запомнил номер квартиры? Ну, вот и идем. Проверим. Сейчас убедишься! Мы подошли к твоей бывшей квартире, я совсем забыл, что Белка предупреждала меня нажимать на кнопку два раза, если я хочу, чтобы Еремкины открыли. Я нажал один раз, а они все равно открыли дверь. Точнее сказать, он сам открыл - Еремкин. На один звонок! Представляешь себе? На один! Но сейчас ты еще больше удивишься: Еремкин мне обрадовался, будто давно уже ждал меня в гости. - Навестить нас решил? Очень приятно. Да вас двое? Заходите, пожалуйста! Мы зашли... И вот тут ты, Оля, так удивишься, что даже не поверишь мне! На диване у Еремкиных я увидел двойняшек Анны Ильиничны, которые уже не баюкали шепотом своих кукол, а прямо ногами, в ботиночках, прыгали по дивану. И Еремкиным это, представь себе, очень нравилось! - В них столько энергии! Столько энергии! - восклицали они. Я подумал, что, если в двойняшках и дальше будет столько энергии, Еремкиным скоро придется покупать новый диван. Я так был поражен всем этим, что забыл даже, для чего пришел. Но Еремкина сама мне напомнила. - Детям простор нужен, - сказала она. - Да ты сам знаешь, раз у тебя младший братишка есть, - и указала на Тимофея. Еремкины стали хвастаться, что девочки знают наизусть очень много стихотворений. Двойняшки стали читать сразу в два голоса, а Еремкины шевелили губами, беззвучно повторяя те же самые строчки, словно боялись, что девочки забудут, запнутся. Но они не запинались. И я вспомнил, что так же вот беззвучно, очень волнуясь, мама подсказывала мне стихи, когда я однажды выступал на утреннике у нее в детском саду. Потом уже я никогда больше на утренниках не выступал... Двойняшки еще и пели разные песенки тоже. А Еремкины на всякий случай беззвучно им подпевали. Только уходя, уже в дверях, я подмигнул Тимошке и громко сказал: - А Оля, значит, уехала? - Да, уехала! - ответил Еремкин. - И такую нам, знаете, приятную замену вместо себя оставила... Я поскорее простился, потому что боялся, как бы Тимошка не спросил, куда именно уехала Оля. На следующий день, в школе, я заговорил с Анной Ильиничной о Еремкиных. И она мне сказала: - Сама даже не заметила, как это случилось: полюбили они моих девочек. А что ж, дети могут любому сердце смягчить. Это она верно сказала: я чувствую, как Тимошка тоже немного меня смягчает. Но не в этом дело... С Анной Ильиничной-то я уже на другой день говорил. А сразу после этого, как мы ушли от Еремкиных, случились еще очень важные события. Я о них в следующем письме расскажу. Коля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Я должен рассказать тебе, что еще случилось, когда мы вышли от Еремкиных. На улице я взглянул на Тимошку, который от смущения не проронил у Еремкиных ни одного слова (и очень хорошо, что не проронил), и говорю ему: - Что, убедился? Он печально кивнул головой. И тут нас сзади догнал противный, шепелявый голос Рудика Горлова: - Ну как. Свистун, не скучаешь ли по Вороне? Ты ведь птиц любишь! Помню, как она тут перед тобой на коленках стояла... - Какая ворона? - тихо спросил меня Тимошка. Но Рудик услышал его вопрос. - А ты, дитя неразумное, не знал Ворону? Была у нас такая, Оля Воронец... Все справедливую из себя строила! А потом каркнула, крыльями взмахнула и улетела... Рудик собирался еще что-то сказать - наверно, про нашу с тобой переписку. Но Тимошка вдруг стянул с носа свои очки и сунул их мне: - Подержи, Коля, одну минуточку. А то разобьются... И я еще даже ничего не успел сообразить, как он, маленький и худенький, подошел к долговязому Рудику, приподнялся на цыпочки и влепил ему звонкую затрещину. Рудик в драку не полез: или стыдно было отвечать Тимошке, который еле доставал ему до плеча, или меня боялся. Он стоял на месте, без толку размахивал руками и кричал: - А ну еще попробуй! Еще хоть один разок!.. Тимошка вновь деловито приподнялся на носках и еще раз звонко стукнул Рудика. Тот продолжал вопить: - А ну еще попробуй!.. Но Тимошка больше пробовать не стал. Он, на оглядываясь, ушел со двора. Я догнал его и пошел рядом. Мы до самого Тимошкиного дома не разговаривали. Потому что оба были очень растерянны. И я до самого дома так и держал в руках его очки... В Тимошкином дворе мы стали прощаться. Тимошка натянул на нос свои очки, И тут вдруг что-то камушком упало с дерева., Мы увидели в снегу маленький, взъерошенный комочек сероватого цвета. - Воробушек, - сказал я. - Замерзнет... Тимошка, словно "скорая помощь", бросился к маленькой птичке. Он бережно положил ее на ладонь, будто на носилки, осторожно прикрыл другой ладошкой. Воробушек еле дышал... Тогда Тимошка опустил его в свою меховую рукавицу. Воробушек там вполне уместился. Я смотрел на доброго, ласкового Тимошку, и мне как-то не верилось, что это он пятнадцать минут назад зло и решительно ударил два раза Рудика Горлова. Как-то даже не верилось... Вот и снова начнет работать птичья лечебница! Но главным врачом теперь будет Тимошка, а я - вроде бы "научным консультантом". Коля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Просто не знаю, что делать с этим двухколесным велосипедом! И зачем я пообещал купить его? Если бы еще был трехколесный, я бы целый месяц не ходил в кино, не завтракал бы в школе и скопил Деньги, а на двухколесный мне не скопить. Странно даже: два колеса стоят почему-то дороже, чем три! У отца я просить деньги на велосипед не хочу: он ведь только недавно купил мне два аквариума, чтобы я больше не занимался птицами. И потом, он стал чаще задыхаться по ночам, и врачи посоветовали ему поехать в санаторий на целых два месяца. Отец сказал, что на месяц ему дадут бесплатную путевку. А на второй? И еще дорога туда и обратно... Я очень волнуюсь, Оля. И не хочу сейчас ничего просить у отца... Тимошка сейчас возится со своей птичьей лечебницей. А в день рождения он получит от твоего имени подарок, которого больше всего ждет... Скоро ты узнаешь, что это за подарок. Может быть, он на радостях и забудет об этом велосипеде, а? Как ты думаешь? Может, отменить этот велосипед? Коля ТЕЛЕГРАММА Коле Незлобину (лично). Ничего не отменяй. Деньги высылаю. Оля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Сегодня я выслала тебе по почте деньги. На двухколесный велосипед вполне хватит. Забрала их из "пионерской копилки". Ничего, поеду в Ленинград как-нибудь в другой раз... Ведь это я втянула тебя во все свои "задания". Значит, я и должна прийти тебе сейчас на помощь. В письмах я все больше узнаю тебя, Коля! А раньше я тебя совсем не знала. И не ценила. Ты всегда был таким молчаливым... Теперь мне кажется, что ты сберегал слова для своих писем. Я их часто перечитываю, и передо мной встает совсем другой Колька, которого никак не назовешь Колькой Свистуном, а которого я хочу назвать совсем по-другому: Колькой-другом. Но хватит об этом. Я уверена, что когда расскажу нашим ребятам, почему передумала ехать в Ленинград, они меня поймут. А мой сосед Артамонов уже понял (я ему показала твои последние письма). Он передает тебе привет и говорит, что, если бы ты жил у нас в Заполярье, он бы с тобой дружил! Расскажи, как Тимошка первый раз сядет на свой собственный двухколесный велосипед. И что за подарок вы ему готовите от моего имени? Жду писем! Оля Коля пишет Оле Дорогая Оля! Я получил все, что ты мне послала! Спасибо! С твоим денежным переводом сперва получилась целая история. Почтальонша не хотела выдавать мне деньги, потому что у меня нет никаких документов, "удостоверяющих личность получателя". Я принес ей свой школьный дневник, а она говорит: - Это не документ. Здесь нет карточки и печати!.. Я ей говорю: - Хотите, все соседи подтвердят, что я и есть Коля Незлобии? А она мне отвечает: - Я их подтверждение к бланку не приколю. Тут номер паспорта нужно проставить и отделение милиции, где получали! Я ей говорю: - Но я его еще вообще не получал... Нет у меня паспорта! Тогда она вдруг спрашивает: - А к кому вы вписаны? И оказалось, представь себе, что каждый из нас вписан к кому-нибудь в паспорт: к отцу или к матери. Я этого раньше не знал. Я теперь, значит, вписан к отцу. А раньше, наверно, был у мамы... Я позвал отца, и он доказал, что я действительно вписан. Я даже заглянул к нему в паспорт, и оказалось, что я умещаюсь там, внутри, всего на одной строчке. Но зато уж и отец, и Елена Станиславовна, и даже Нелька успели заглянуть в твой перевод. И все трое очень удивились. Взрослые удивились молча, про себя, а Нелька сразу же вслух: - Тебе гонорар за какой-нибудь рассказ прислали? - Да, прислали... Представь себе! - ответил я. - Ближе, чем в Заполярье, его напечатать не могли? - Ты, Неля, нехорошо говоришь, - остановила ее Елена Станиславовна. - Ведь он уважает твое творческое призвание... Я спорить не стал: пусть думают, что уважаю. Но я чувствовал, что Елена Станиславовна не зря вдруг стала меня защищать, что она хочет подступиться ко мне с каким-то вопросом. В комнате она тихо, чтобы Нелька не слышала, спросила: - От кого эти деньги, Коля? - Там написано, - ответил я. - От одного друга! - Для чего они тебе? И на что ты собираешься их тратить? - Это мое дело! Тут вмешался отец: - Как ты смог убедиться сегодня, Николай, ты еще не вполне самостоятелен. Ты вписан в мой паспорт, и я, стало быть, отвечаю за твои поступки. - Тебе не придется за них отвечать. Я ничего плохого делать не собираюсь. - Почему же ты не можешь нам прямо сказать? Отец волновался. И, как всегда в таких случаях, у него начался кашель. И стал он сразу каким-то беспомощным: полез искать в карманах платок, не нашел его и прикрыл рот рукой, словно извиняясь за свой кашель. Мне показалось, что это я виноват в том, что бронхиальная астма стала душить отца. И я, чтобы он больше не волновался, сказал все, как есть на самом деле: - Я должен купить подарок одному маленькому мальчику. Честное слово! Можете проверить. - Мы не собираемся тебя проверять! Мы тебе верим... - сказала вдруг Елена Станиславовна. Может быть, она сказала это для того, чтобы успокоить отца. Или в самом деле поверила... Прости, Оля, что из-за меня не сможешь поехать в Ленинград. Передай привет Артамонову, раз он хотел бы со мной дружить, если бы я жил в Заполярье. Спасибо, Оля. Коля Коля пишет Оле Дорогая Оля! Сегодня день рождения Тимошки. В газетах часто попадаются такие фразы: "В день шестидесятилетия... В день восьмидесятилетия..." Но о мальчишках так никогда не пишут и не говорят. А я свое обращение к Тимошке так прямо и начал: - В день твоего девятилетия ты, Тимофей, вполне заслужил два сюрприза, которые в общем-то нельзя назвать сюрпризами, потому что ты их очень давно ждал!.. Еще за неделю до этого я спросил у Тимошки: - Ты к кому вписан: к маме или к папе? - Как это - вписан? - не понял Тимошка. Ну, я ему тоже объяснил, что каждый из нас обязательно к кому-нибудь вписан. И потребовал, чтобы он в воскресенье, когда приедут родители, выяснил этот вопрос. И еще, чтобы он попросил на одну недельку оставить дома тот паспорт, в который при рождении его вписали. - Они не оставят, - сказал Тимошка. - Тогда надо что-нибудь присочинить. В этом не будет ничего страшного, потому что потом ты расскажешь родителям и Феликсу всю правду. - Какую правду? Я сам ничего не знаю. - Не торопись. В день своего девятилетия все узнаешь! - Мне паспорт не оставят, - упрямо твердил в тот день, неделю назад, Тимошка. - А ты скажи, что в школе хотят устроить проверку: кто к кому вписан. Понятно? Для этого и нужен паспорт. А мы потом все объясним. Когда Тимошка стал в воскресенье все это растолковывать своим родителям, в комнату неожиданно вошел Феликс. Он-то прекрасно знал, что в школах ничего такого не проверяют. Но промолчал. И только на следующий день, когда родители уехали к себе на рудник, сказал Тимошке: - Ну-ка, расскажи мне, что ты затеял. Для чего тебе нужен был мамин паспорт? - Я тебе в день рождения расскажу, -пообещал Тимошка. - Тут мне хотят какие-то подарки сделать... - Что, подарки уже стали по паспортам выдавать? Хорошо, договорились. Подожду до двадцать девятого. Только смотри не потеряй! - А куда мы понесем мамин паспорт? - спросил меня Тимошка в то утро, когда я поздравил его с девятилетием. - Туда, куда слетаются вести с разных концов света... Помнишь, что сказала Олина "посланка"? - А куда они слетаются? - Это я сейчас должен угадать на расстоянии! Раз неожиданная находка ждет тебя, дай мне руку!.. Это будет самое трудное отгадывание за всю мою жизнь. Учти и не дыши! Тимошка затаил дыхание, а я закатил глаза так сильно, как еще никогда не закатывал, и говорю: - Так! Все ясно... Скорей на главную почту! Именно туда слетаются вести с разных концов света: письма, газеты, телеграммы! Тимошка оглядывал улицы, будто хотел запомнить дорогу, по которой мы бежали. - А что там будет? Какой подарок? - спрашивал он меня на бегу. - Не знаю. Этого я не отгадывал... Наконец мы добрались до главной почты. Подошли к стеклянному окошку, где выдают письма до востребования. И я сказал Тимошке: - Давай мамин паспорт! Он протянул его мне, а я - девушке, сидевшей за стеклом. - Вот здесь, видите, написано: "Тимофей. Сын..." Ему письмо должно быть, этому "сыну Тимофею". Девушка стала быстро-быстро перебирать пальцами толстую пачку писем, открыток и извещений. Вытащила одно письмо и стала перебирать дальше. - Дальше не ищите, - посоветовал я. - Ему пока только одно письмо прислали... - Откуда вы знаете? - пожала плечами девушка. И перебрала пальцами всю пачку до конца. А потом протянула мне письмо и паспорт Тимошкиной мамы. Я думал, что девушка высунется из окошка, оглядит "сына Тимофея", удивится, что он уже получает письма до востребования, но она не удивилась и не стала выглядывать: ко всему уже привыкла. Я торжественно вручил письмо Тимошке: - На, возьми. Это первый подарок ко дню рождения. Ты его заслужил! - Прочти... - сказал оробевший Тимошка. - Нет, ты уж сам читай. На конверте же написано: "Тимофею". Значит, ты сам должен вскрыть и прочитать. Тимошка осторожно, чтобы не задеть лежавшее внутри письмо, надорвал конверт. И вытащил белый листок, на котором был написан твой, Оля, адрес. Всего полторы строчки... Но Тимошка очень долго изучал белый листок. Это письмо до востребования я послал три дня назад. Конечно, я мог бы просто сказать Тимошке, где ты сейчас живешь. Но мне показалось, что так интересней: Тимошка в день рождения получает письмо и твой долгожданный адрес прямо по почте, из стеклянного окошка, откуда еще никогда в жизни писем не получал! - "Операция МИО" завершена! - торжественно воскликнул я. - Мы нашли Олю. - Она долго будет там? - спросил Тимошка. - Много лет... Но это же замечательно! Мы ведь мечтали, чтобы в Заполярье жил какой-нибудь наш знакомый. И чтобы мы с ним переписывались! - Мы будем с ней переписываться? - обрадовался он. В общем, Тимошка нашел, как и обещала ему "посланка", самую дорогую для него находку: тебя, Оля! Хороший подарок ко дню рождения, правда? И он, мне кажется, не огорчился, что ты живешь сейчас в Заполярье. Не веришь, да? Но, честное слово, он не огорчился! Даже радостно так сказал: - Теперь я буду получать письма из Заполярья! У нас в классе никто не получает, Оля будет писать мне!.. Он не сказал, что будет посылать тебе письма в ответ, потому что, наверно, как и я до минувшей осени, никому еще писем не посылал. - Дай мне адрес, а то потеряешь, - предложил я. - Нет, - коротко ответил Тимошка. И засунул письмо глубоко под пальто, в какой-то свой заветный карман. И мы пошли в магазин покупать двухколесный велосипед. Ребята всегда очень долго выбирают себе подарки, а Тимошка прямо ткнул пальцем в первый попавшийся велосипед и сказал: - Этот! - Может быть, взять другого цвета? - спросил я. - А какая разница? - по-взрослому, деловито ответил Тимошка. Когда велосипед был куплен, я сказал: - Это второй подарок от Оли! - От Оли?! - не понял Тимошка. - Она прислала деньги. Вот и все, - объяснил я. И мне показалось, что подарок стал для Тимошки гораздо дороже. Он сам вынес его на улицу... Но рассказать тебе, Оля, как Тимошка впервые сел и поехал на велосипеде, я не смогу, потому что он еще не поехал. В магазине негде было кататься, и на заснеженной улице тоже. Это было немного странно: мы несли по зимнему городу велосипед. Должно быть, люди так же удивленно оборачивались бы на нас, если б мы летом, в жаркий день, несли по улице зимние санки. Кажется, просьбу твою, Оля, я тоже выполнил. Я не занял твое место в Тимошкиной жизни. А просто там хватило места для двоих - и для тебя, и для меня. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Теперь ты можешь открыть мою посылку. Я, конечно, хорошо знаю, что именно там находится, но ты все-таки подробно опиши мне, как ты открыл ее, что там нашел и какое у тебя было в тот момент настроение. Мне это очень интересно узнать. Посылка укажет тебе путь к сюрпризу, который ты заслужил! Оля Ты пишешь, что Тимошка совсем не огорчился, когда узнал, что я уехала в Заполярье. Я думаю, что ты просто не заметил, не разглядел. Он ведь очень скрытный мальчишка. Не может быть, чтобы он совсем не огорчился... Коля пишет Оле Дорогая Оля! Только что я открыл маленький ящичек, который ты мне прислала. Я его раньше запрятал подальше, чтобы как-нибудь случайно не открыть раньше времени. Мне все эти месяцы очень не терпелось узнать, что там, внутри! И вот я узнал... Я очень осторожно взял в руки красный треугольный вымпел, который лежал сверху. На нем вышито золотом всего три слова: "Справедливость. Честность. Смелость". А на дне ящичка я нашел твою записку. И в ней написано, что я должен взять вымпел и отправиться с ним к Феликсу. И вот я иду к нему. Коля Коля пишет Оле Пишу тебе, Оля, сегодня второе письмо, потому что должен сразу, сейчас же рассказать о том, что случилось. Я даже телеграмму хотел послать, но подумал, что в трех словах ничего не объяснишь. Меня выбрали командиром "Отряда Справедливых"! Я отказывался, говорил, что еще никогда никем не командовал. Но Феликс сказал, что раз я пришел к нему с красным вымпелом, значит, "лучшей кандидатуры не подберешь". Почему он так сказал? Честное слово, он так прямо всем ребятам и заявил: "Не подберешь!" И все подняли руки. Объясни мне, что это значит. Коля Оля пишет Коле А это значит, Коля, что все сбылось: моя посылка указала тебе путь в штаб дружинников, к Феликсу, а там тебя ждал сюрприз! Хоть ты, кажется, ему и не очень рад... Ты просишь меня все объяснить. Сейчас я постараюсь. Перед моим отъездом Феликс сказал, чтоб я выбрала из наших ребят нового командира "Отряда Справедливых". Вместо самой себя, понимаешь? Он сказал, что я организовала этот отряд и поэтому заслужила право выбрать себе замену. Но выбрать мне было очень трудно. Я смотрела на каждого из наших ребят так пристально, что Лева Звонцов даже сказал мне: "Ты хочешь на прощание запомнить все наши лица? Чтобы сохранить их в памяти на всю жизнь, да? Может быть, дать тебе фотографию всего нашего класса? Есть у меня такая: мы однажды для стенгазеты снимали". Я взяла фотографию и стала дома еще пристальнее разглядывать всех своих товарищей, вспоминать их заслуги и всякие проступки тоже. Я даже вспоминала, кто из них как выступал на собраниях ^-справедливо или несправедливо, и какие писал заметки в стенгазету - справедливые, честные или не очень. Я собиралась порекомендовать и свою Белку, и Любу Янкевич, которая серьезней всех в нашем классе. И еще кое-кого из ребят... А потом я решила назвать твое имя. Знаешь, когда я это решила? В тот день, когда встретила тебя во дворе, возле зеленого холмика. Ты рассказал мне о своей умершей птице, о своей птичьей лечебнице, показал свою самодельную клетку, которая вроде и не клетка, потому что в ней очень просторно. И тогда я впервые хорошенько разглядела твои глаза. И увидела, что они очень добрые. А командир "Отряда Справедливых" обязательно должен быть добрым человеком. И ты всегда будь таким: добрым и справедливым. Ребята, конечно, очень удивились, когда я назвала твое имя. Потому что они не знали тебя таким, какой ты есть на самом деле. Ты ведь молчал о себе. А мы с тобой ни разу и заговорить-то по-настоящему не пытались. Ничего никогда не поручали: не доверяли почему-то... Ну, и ты нам поэтому не доверял. Ни мыслей своих не доверял, ни поступков, ни даже добрых слов. - Видишь, ребята против, - сказал мне Феликс. - А ведь им голосовать! - Давай поспорим, что Колька докажет, на что он способен! - крикнула я. - И что вы все за него проголосуете!.. Феликс протянул мне руку: должно быть, тоже не верил в тебя. И мы поспорили! Еще раньше Феликс просил меня придумать девиз нашего "Отряда Справедливых" и вышить его золотом на красной материи. Я не успела этого сделать. И сказала, что пришлю вымпел с девизом из Заполярья. - Передай его, как эстафету, тому, кого выберешь в командиры, - сказал Феликс. И вот, Коля, я прислала вымпел тебе. У тебя теперь очень высокая должность: ты должен быть самым справедливым из справедливых! Оля Оля пишет не Коле Дорогой Феликс! Я победила в нашем споре! Колька доказал, "на что он способен". Я не только могу поручиться за него, но могу твердо сказать, что он подходит для командира гораздо больше, чем я: он находчивее меня, и упорнее, и смелее! Обо всей моей теперешней жизни вы знаете от Коли. Правда, Белка пишет, что ребята обижаются на него за то, что мало обо мне рассказывает. Но разве он виноват, что я в своих письмах все больше не о себе писала, а об этих самых заданиях, которые он выполнял. Теперь я чаще буду рассказывать вам о школе, в которой учусь, и о ребятах, к которым понемножку уже привыкаю. И о нашем Заполярье, которое, видишь, уже стала называть "нашим". Привет всем ребятам. И поцелуй Тимошку. Пусть он меня не забывает. Оля Оле пишет не Коля Дорогая Оля! Я очень рад, что проиграл пари. Спасибо, что помогла Коле доказать, "на что он способен". Для этого я и спорил! Феликс Оля пишет не Коле Уважаемая Елена Станиславовна и отец Коли (не знаем, к сожалению, вашего имени-отчества)! Даже сюда, до самого Заполярья, докатились слухи о вашем замечательном сыне Коле Незлобине! Мы гордимся Колей и хотим подражать ему, потому что он очень способный, находчивый и смелый. Но главное - очень способный! Нам стало известно, что его выбрали командиром "Отряда Справедливых", хотя он по скромности может вам об этом даже и не рассказать. Его решили выбрать за то, что он образцово выполнил важные и ответственные задания. И поэтому мы считаем его очень способным! Мы уже писали об этом, но хотим подчеркнуть еще раз. Он ведь и рассказы хорошо пишет, и стихи. Только он вам их не показывает, потому что он очень скромный. Мы дружим с уральскими ребятами и знаем, что они тоже гордятся или, по крайней мере, скоро будут гордиться вашим сыном Колей Незлобиным. Мы хотим, чтобы и вы им гордились! Конечно, в душе... А виду можно особенно и не подавать. И, уж конечно, не говорите ему об этом нашем письме, потому что он очень рассердится, расстроится, а ему сейчас нужны крепкие нервы, чтобы командовать "Отрядом Справедливых". Если вы не поверите, что письмо это и правда пришло из Заполярья, посмотрите на почтовый штемпель - и сразу убедитесь! Завидуем, что у вас такой замечательный сын! От имени заполярных пионеров Ольга Воронец Владимир Артамонов. Коля пишет Оле Дорогая Оля! Вчера Елена Станиславовна сама накормила моих рыб. В обоих аквариумах... Когда я вошел в комнату, отец держал в руках тарелку с хлебными крошками, а она сыпала крошки в воду и при этом почему-то приговаривала: "Цып-цып-цып..." Как будто в аквариумах плавали цыплята. Наверно, она кормила рыб первый раз в жизни. Я до того удивился, что даже не поблагодарил их. А Елена Станиславовна сказала, что "рацион у рыб должен быть разнообразнее", что она возьмет у одного инженера в их проектной конторе книгу Брема и узнает точно, чем "следует кормить". Что с ними обоими случилось - и